Первая любовь или последняя тренировка

      
 Генка Хренов, тринадцатилетний мальчишка, после двух Блокадных и двух детдомовских лет, уже вторую зиму жил в семье родственников, в недалёком от Ленинграда селе. Прошлую зиму, почти всю, его люто трепала малярия, подло проявившаяся в эшелоне при реэвакуации. Из-за неё, снятый с поезда он отстал от сверстников, которые по прибытии в Ленинград распределялись по ПТУ и ремесленным училищам, как бедующий трудовой потенциал города.
За лето перед шестым классом Генка заметно окреп и подрос. И когда в начале учебного года в школе появился военрук, демобилизованный сержант с нашивками за ранения и контузию, то при стрельбе по мишеням из мелкокалиберной винтовки, паренёк показал устойчивую меткость и был зачислен в школьную команду. Из семи её членов, двое были девчонками. При этом, семиклассница Римма Жукова стреляла метче всех.
      Смуглая, тёмноволосая, бойкая и озорная, она всё больше и больше нравилась Генке.
И он неумело и настырно стал проявлять к ней своё внимание. Девочки взрослеют скорее пацанов, к тому же, она была старше на целый класс. Внимание Генки ей было не только не интересным, но даже раздражало временами.
Во время очередных тренировочных стрельб, проводимых в лесу, недалеко от школы. У горки из выкопанного грунта от бывшего барского пруда, на которой располагались мишени, Генка довёл Римму. То толкнёт её. То снежком кинется. Отстань прилипала, вспылила она. А не то вот прострелю твою шуцкоровку. Мелкашка была у неё в руках, ибо девочка только что отстрелялась. Шуцкоровка – это трофейная военная финская кожаная шапка, с помпоном на макушке.  И девочка начала целиться. Не смей этого никогда делать, пытался издали образумить снайпершу военрук.  Да она не заряжена, откликнулась Римма и нажала на курок. Раздался выстрел и томпон головного убора очутился в сугробе далеко за спиной побледневшего ухажера. Вскоре после случившегося, военрук нашёл работу на железной дороге. Винтовки вернули в райком Комсомола, а Генка не только мгновенно «разлюбил» Римму, но ещё ряд лет сторонился всех юных представительниц прекрасного пола.
Через десятилетия, уже седым и обрюзгшим, вспоминая тот давний эпизод, Геннадий Евгеньевич нередко жалел о том, что не сумел ни в детстве, ни в юности сделать правильного философского вывода о скрытой сути женской натуры.

                * * *