Сам по себе. Сто восемьдесят пять дней спустя

                Сто восемьдесят пять дней спустя.
Трамваи в часы пик никого не могут вдохновлять на стихи и даже прозу, вот ежели только на ненормативную лексику. Некоторых людей эта толчея возмущает, некоторых возбуждает, другие прочие относятся к ней как к данности и реагируют вполне спокойно – через несколько остановок она должна непременно кончиться.

    Сергей влез в переполненный трамвай, повис на ступеньке первой двери, прекрасно понимая, что на каждой остановке ему придется выпускать выходящих пассажиров. В обычные дни он никогда не претендовал на дверь для инвалидов и матерей с детьми, но сегодня ему нездоровилось и он не стал играть в интеллигента, желая побыстрей попасть домой и рухнуть в кровать.
    На остановке «Педуниверситет» он услышал над головой голос:
- Вы нас выпустите?
-
- Конечно, - ответил он автоматически и поднял глаза.
На верхней ступеньке с ребенком на руках стояла Леся. Он спрыгнул на землю и подал ей руку, она неловко соскочила на снег, но руки не приняла. Трамвай отъехал, они двое остались на посадочной площадке. Надо было что-то говорить, и он сказал:
- Здравствуй!
- Здравствуйте, Сергей Николаевич, - нехотя ответила она, покрываясь от волнения красными пятнами.
- Вас проводить? – Сергей тянул время, чтобы побыть около нее хоть пару минут.
-
Он подхватил Саньку на руки, малыш удивленно моргал глазенками, рот и нос завязаны шарфом – на улице было холодно.
- Как мой сынок подрос! – произнес он, делая ударение на слове «мой», - А не отметить ли нам нашу встречу? Ты же можешь отложить свои дела?
- Нет, - ответила Леся, но он не услышал ее отказа, потому что поднимался в вагон подошедшего трамвая.
-
Он даже не оглянулся. Поезд тронулся, увозя бывшего, не знаю кого, оставив рыдающую мамочку на пустой темной  остановке. Она знала куда идти, она знала, что Санька в надежных руках, но горечь полугодичной давности поднялась со дна души и обволокла сердце; а она-то, наивная чукотская девочка, думала, что победила  эту горечь, преодолела эту боль и была уверена, что никогда более в ее душе не дрогнет ни одна струночка при встрече с этим моральным уродом, с этим, не подберу нужного слова, кем.

      Люди, сведущие в изотерике, говорят, что карму надо отрабатывать, в просторечье это сформулировано несколько иначе: « Судьбу и на поганой козе не объедешь».
      А что, хоть и несколько грубовато, но верно: если судьба не в первый раз сводит тебя с определенным человеком, то это может значить только одно – то, что ты снова неверно решил проблему. Леся не знала, как можно решить проблему с Сережей, вроде судьба сама уже расставила все точки над и, Сергей ушел к другой женщине. Она не стала возражать, потому что никаких прав у нее на него не было, а он не давал никаких обязательств и обещаний по отношению к ней и Саньке.

     Наконец, она замерзла, стоя на двадцатиградусном морозе и села в подошедший трамвай, на третьей остановке сошла и медленно побрела к нужному дому, во дворе остановилась и долго смотрела на освещенные окна второго этажа. Всего несколько месяцев назад она называла эти окна – мой дом, теперь это казалось далеким воспоминанием, хотя и одним из лучших в ее жизни.

    Дверь оказалась незапертой – ее ждали. Сергей хлопотал на кухне.  По тому, что у него тряслись руки, Леся поняла, что он сильно волнуется, но она не поспешила к нему на помощь, ни с моральной поддержкой, ни с сервировкой стола, раз так решил, пусть все делает сам. Она спросила:
- Санька где?
- Уснул! – буркнул Сергей.
- Упадет! – забеспокоилась женщина.
- Я его в кроватку положил, - бросил через плечо «папочка».
«Значит, у него есть маленький ребенок» - подумала молодая женщина, - иначе, зачем ему кроватка!»

      Она встала и пошла посмотреть, как спит ее чадо, да заодно оценить, как живет ее некогда любимый Сереженька. Все было по-старому, за исключением уже упомянутой кроватки, что показалось женщине донельзя странным, следов семейной жизни не наблюдалось, хотя такой вариант тоже был возможен, если у его избранницы была своя собственная квартира.

    Она наклонилась над кроваткой, убирая из-под Санькиной щечки пустышку, ребенок вздохнул и перевернулся на бочок, тут за ее спиной возник Сергей, его массивная фигура загородила свет, полосой пробивающийся из коридора, он потянул ее за руку, приглашая следовать за ним. Леся руку выдернула, но на кухню пошла – будить ребенка было неумно – Санька всегда капризничал, когда не высыпался.

    Стол был накрыт, даже в хрустальных бокалах налито вино, то самое, что любила она. Не надо было быть очень догадливым человеком, чтобы сообразить, что все эти деликатесы Сергей приготовил на Новый год, какие-то три дня остались до праздника, может,  на работе давали какой - нибудь продуктовый набор.

    Леся с высоты прожитых шести месяцев рассматривала Сергея, не исподволь и осторожно, а прямо и откровенно. Она пыталась понять, как такой мужчина сумел создать вокруг себя абсолютный вакуум. Она не нашла никаких изменений – все тот же Симаков – рост без малого метр девяносто, коренастая, несколько сутуловатая фигура. Сутулой она кажется, наверное, потому, что верхняя часть туловища непропорционально развита из-за больших физических нагрузок. Глаза шоколадные, прозрачного карего цвета, но густые брови, почти сросшиеся на переносице, и мимические складки в наружных уголках глаз делают их настороженными и сердитыми. Но он не сердит, он замкнут, и отмыкаться ни для кого не желает. Ко всему прочему Симаков носит густую кудрявую шевелюру, что не красит его нисколько, а по логике вещей именно такая прическа свидетельствует о некоторой романтичности натуры ее владельца. «Вот уж, что не романтик, то не романтик!» - вынесла про себя вердикт гостья, усаживаясь за стол.

    Сережа выглядел смущенным и предложил тост:
- За встречу!
- За тебя! – не согласилась Леся.
- За нас! – поправил Сережа.
       Выпили, хотя Леся прокомментировала про себя, что этих «нас» давно не существует, если вообще когда-либо существовало. Сережа всегда четко проводил границу своей личности и не подпускал ни на миллиметр ближе определенного им рубежа.

    Очень трудное это испытание, встречаться с бывшими любимыми, если тебе не по силам прикрыть смущение бравадой, дескать, мне давно все равно.  Чувство, что этот человек тебя знает и снаружи, и изнутри, что он понимает тебя всю, может спрогнозировать твои действия, предугадать мысли, предвосхитить желания создаёт паническое ощущение дискомфорта. Что ни говори, ничего нет хуже, чем все бывшее – отжившее. Нет, это чудесно, если отжившее и отболевшее, а если эта рана только сверху затянулась, а снизу полна боли?

      Это был именно этот случай, когда в одностороннем порядке мужчина разорвал отношения, но не пожелал «сжигать за собой мосты», и не осталось в душе женщины уверенности в том, что его решение окончательное, а осталась надежда, что все еще можно вернуть. И она каленым железом выжигает эту последнюю надежду, желая расстаться с прошлым и уйти в пустое «никуда», потому что не была столь мудра и хитра и не приготовила заранее так называемый «запасной аэродром».

      Ох, уж эти «запасные аэродромы»! Знаю довольно много женщин, которые предусмотрительно приготовили для себя такой путь к отступлению. Что Вы, что Вы, - они вполне респектабельные замужние женщины, матери семейств, хорошо ладящие с мужьями и не помышляющие о разводе, но … имеющие на примете некого Ваню, Колю, Петю.

      Моя знакомая, разругавшись и разодравшись с мужем, полная праведного, по ее мнению, гнева, бежала по проселочной дороге и лихорадочно думала, кто из знакомых мужчин ее примет. Она правильно высчитала, проанализировала полунамеки и полувзгляды и поняла, что он, только он, может ее приютить, обогреть и обласкать. Вот это и называется идеальный вариант «запасного  аэродрома». С точки зрения этой женщины. Для мужчины этот приход перевернул всю жизнь – она, оказалось, просто решила попугать мужа и жить с Ильей не собиралась, причем не испытывала от такого разоблачения ни укора совести, ни тени стыда. Она свою позицию сформулировала так: «А куда мне было больше идти, на улицу что ли?»

       Ужин продолжался необыкновенно долго, бутылка казалась бездонной, но разговор  как-то не клеился, не могли найти подходящую тему. Леся несколько раз смотрела, спит ли ребенок, и ближе к девяти вечера поняла, что ребенок «ушел в ночь», то есть просыпаться не собирается.
- Нам надо идти домой! – на часах было ровно девять.
- Малыш спит, неужели будить станешь? – Сергей напрягся.
- Да нет, так одену, может, обойдется! – беспечно ответила Леся и начала надевать кофту и носки.
-
Сергей подошел вплотную, поднял ее лицо за подбородок и попросил:
- Останься! Пусть он поспит, он же дома!
- Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, я и так сижу, как на иголках, вдруг кто придет!
- Кто придет? Я один живу! – не понял Сергей.
- А твоя женщина? Ну, та, к которой… - она замолчала, увидев реакцию Сергея – лицо его побагровело и покрылось испариной.
- У меня нет и не было никакой женщины! – выговорил он по слогам, но глаза отвел.
- Я почему-то именно так и думала, что ты придумал эту женщину, чтобы был повод нас выгнать, - Леся сделала упор на слово нас, чтобы уесть Симакова побольнее, он считал себя едва ли не героем, усыновив Саньку.
- Я вас не выгонял, ты сама так решила!
-
Он повернулся и ушел в спальню, Леся слышала, как скрипнули пружины бабушкиной старой кровати. Она знала эту  «позу обиженного гиббона» - ссутулившаяся фигура лицом к стене, полусогнутые ноги и кисти рук, зажатые между коленей - встречалась с  таким протестом за три месяца несколько раз, знала по опыту, что надо идти мириться, иначе противостояние затянется на неделю.

     Где-то в глубине души Леся понимала, что Сережа думает как-то иначе, не так, как она, как многие другие, что его правда заключается в чем-то другом, и что он, в конце концов, помог ей в самые тяжелые минуты ее жизни, когда от нее отказались самые близкие и родные. Помог всем, что у него было – вниманием, финансами, жильем. И она чувствовала за собой некий должок.

      Леся присела на край кровати, погладила его по спине, он не шелохнулся. Она легла рядом, теперь их спины соприкасались. Ее попытки увенчались успехом, он повернулся и произнес ей в ухо:
- Я тебе наврал.
- Я не замечала за тобой таких пороков! – Леся едва заметно усмехнулась.
- А что ты вообще замечала? Ты была влюблена в меня, как кошка! – женщина сделала попытку  встать, но он предвидел это и удержал за руку.
- Пусти! Мне больно! – хрупкая Леся доставала ему только до плеча.
- Не пущу! Я всегда этого боялся, я знал, что ты уйдешь сразу, как только я заговорю об этом, я решил тебя прогнать сам, чтобы мне было не так обидно! – в ярости прошептал мужчина.
- Чего боялся? Что предвидел? – она   заливалась слезами.
-
- Моя бабушка говорила мне, что если Господь создал меня таким, то он позаботился о паре для меня, что где-то на свете есть женщина, которая предназначена только мне, и что я сразу почувствую ее, сразу пойму, что это МОЯ пара. И так у каждого человека. И у тебя тоже. Пройдет время, и ты встретишь своего принца, и ты его сразу узнаешь. Я не имею права ошибаться. Ты – не моя женщина, если бы это было не так, я бы знал.
-
- Ты это сразу понял, как только меня встретил? – Леся хотела понять, почему же она так долго заблуждалась, полагая, что Сережа ее любит.
- Я понял это полгода назад.
- И как это происходит? – настаивала женщина.
- Не знаю! Ты ушла,   и я был рад, что, наконец, это произошло!
-
      Железная хватка симаковских рук ослабла и Леся встала. Окно ярким желтым квадратом выделялось на фоне стены – во дворе горел фонарь.
      Леся долго смотрела в темное окно на ярко освещенный дворик и думала, что в песенке поется правильно: «Мы выбираем, нас выбирают. Как это часто не совпадает!»
        Сережа стоял за ее спиной и тоже смотрел на этот же заснеженный дворик, но мысли у него были несколько другие, и он их оречевил:
- Леся, а как ты представляешь себе своего избранника?
- Я его никак не представляю. А у тебя есть какой-то образ? Она непременно должна…. быть твоей сестрой во Христе? – Леся впервые затронула религиозные убеждения Сергея. Он нахмурился:
-
- Я не фанатик. Это необязательно. Я о внешнем виде. Она должна быть высокой и крупной женщиной. Я хочу, чтобы мы были красивой парой, чтобы на нас оглядывались…
- Оглядываются только тогда, когда что-то не так, на красивую пару люди полюбуются и пройдут мимо.
- А когда мы с тобой гуляли, на нас всегда оглядывались! – Сергей хмыкнул, - Сразу замечали, что мы не пара?
- Ты уже это мне не раз говорил! У нас разница в возрасте заметная, вот и оглядывались! И лицо у тебя было счастливое, когда ты с коляской гулял, вот люди и завидовали тебе, они же не знали, что ты не отец и не муж, и не мужчина! Да это и не важно уже!
-
- А что важно? – Сергей не почувствовал никакого подвоха в словах Леси и просто задал дежурный вопрос.
- А важно то, что твоя бабушка была права, потому что ты – не мой мужчина. Я встретила того, кто меня любит, кто любит Саньку. Ты же не будешь возражать, если мой  будущий муж усыновит мальчика? – Леся говорила тихо и невыразительно, без пафоса и надрыва.
- Нет, не буду, если ты не будешь препятствовать нашему с сыном  общению.
- Я препятствовать не буду, если ты будешь приезжать на Камчатку, мой кавалер – военный,  и после регистрации мы уедем.
Сережа молчал, видимо до него только сейчас дошел смысл сказанного – он теряет Лесю с Санькой навсегда! Он присел на стул, почувствовав слабость в ногах.
   
     Некоторое время они сидели молча, каждый думал о своем. Леся ждала, что Сережа начнет отговаривать ее от скоропалительного брака и предложит руку и сердце, так, по крайней мере, поступил бы герой любого любовного романа, таких романов Леся прочитала достаточно много, и они служили для нее эталоном отношений между мужчиной и женщиной. В наше время так бывает довольно часто.

       К слову сказать так было и два, и три века назад, когда барышни обчитавшись французских любовных романов, ждали своего рыцаря на белом коне. Так бывает и сейчас, если девочка воспитывалась в «пуританской» семье, где строгие нравы, и о половых взаимоотношениях родителей можно догадаться, имея только буйную эротическую фантазию. К сожалению, или к счастью, Леся Коваль таковой не имела, а потому все проявления секса в обыденной жизни: взгляды, анекдоты, сальные шуточки и разговоры «об этом» не понимала, вернее не видела в картинках, а просто воспринимала, как некоторую информацию.

    Она училась уже на третьем курсе педуниверситета, но в бытовом плане была «неполноценная», в том смысле, что о многих очевидных вещах не знала и не догадывалась. Она была той чистой душой, что изредка встречаются еще на просторах нашей необъятной Родины, и  которых битые жизнью люди называют «святая простота», и добавляют, - «что хуже воровства». А она именно так воспринимала мир – как бы в одной плоскости, без подтекста, у нее черное было черным, а белое белым – и это была данность, не подлежащая обсуждению.

        Вот и сейчас она молча выслушала Сергея, готового признать ее право на брак и беспрепятственно позволявшего усыновить его ребенка, и у нее не возникло ни тени сомнения в том, что Сергей говорит  то, что думает, и что нет никакого  шанса изменить его решение.
       Они попрощались, Сергей Николаевич вызвался проводить Лесю, но она отказалась, идти было недалеко, просто Симаков не знал, где она  теперь живет, и, кстати, не поинтересовался.