Купи соседа

   «Прежде, чем покупать себе дом -  купи соседа». (Народная мудрость)

     Лавочка жалобно скрипнула под тяжестью человеческого тела: «Это же, сколько ей лет? – подумала баба Варя, удобнее усаживаясь на привычное место. И сама себе ответила: " Много уже. Её, ведь, мой покойный Митя мастерил, Царствие ему небесное. Уже пятнадцать лет, как он помер, а я вот всё ещё скриплю, как эта скамейка, пора и моим косточкам на покой».
Баба Варя посмотрела по сторонам, словно прощаясь с привычными глазу предметами. А посмотреть ей было на что. В Азии весна приходит рано и бурно.  Идет вторая половина апреля, солнышко пригревает, от цветущих деревьев вся улица, как невеста в белом платье. Цветут: тёрн, сливы, начинает распускаться вишня, вон и на яблоне скоро цвет появится! Красота! Из-за штакетника свесились тонкие ветви вишни, слегка  касаясь головы бабы Вари. Она, скосив глаза, увидела снующих по цветам пчёл, умилилась: «Трудяги! Это же надо цельный день снуют туда-сюда без отдыха! А люди потом их медком и пользуются, выходит, что они не столько на себя, сколько на нас работают. Человек – он, кого хочет, того и  обманет».
    Баба Варя втянула ноздрями ароматный воздух: похоже, что умирать ей в такую пору уже расхотелось. Она поправила на голове платок и выжидательно глянула на противоположную сторону улицы, где стояла землянка её приятельницы Семёновны, но, не увидев во дворе соседей никакого движения, разочарованно вздохнула. Семёновна - ровесница бабы Вари, вот только судьбы сложились у них по-разному, ей, Варваре, жилось куда легче. Живёт Семёновна с дочерью и тремя внуками. Муж дочери, стало быть, отец её внуков, отсутствует уже более двух лет: уехал за большими деньгами на какую-то стройку, лучшей доли искать, да и сгинул где-то.  Ни слуху, ни духу от него нет. И помощи, соответственно, тоже никакой. Вот бабы с этой тройкой и колотятся день и ночь: дочка на заводе, а бабка на кухне!
Баба Варя подхватила соскользнувший платок и туже затянула его концы под подбородком: "Плывёт, как кисель, с головы! Это всё Дарья командывает:  "Одевайте,  мама, шёлковый платок, когда на улицу гулять идёте. А то, что про нас люди подумают?" А что им думать? Ситцевый платочек он сподручнее, делов-то с того, что старенький! Зато на голове держится, платок чистый, простиранный, что, спрашивается, ещё нужно?"
   Баба Варя считала, что в жизни ей повезло куда больше, чем Семёновне: жизнь у неё спокойнее. Живёт она с дочерью и зятем, оба работают, семья хоть и небольшая, но дружная. Внуки уже взрослые, живут отдельно от родителей, самостоятельные, стало быть. Старший из детей, Николай, рыбалит где-то на океане, жена, двое детей, - всё по-людски, хорошо у него. Старший внук - предмет гордости бабы Вари. А вот о внучке говорить она не любит и вспоминает о ней с неохотой, да оно и есть за что! Ветреная получилась девка, не чета брату, самовольная, что в голову взбредёт, то и сотворит. Вот и специальность себе выбрала мужицкую - геолог. Что в том хорошего? Лазит по горам, курит, ругается, как мужик, и когда ни посмотри на неё, всё в брюках. Она и замуж сходила за такого же, как и сама, беспутного, да и с этим что-то не ужилась.
Скорёхонько разбежались. Родителям сказала, что характером не сошлись, мол, шибко  разные.
 Уж, если с этим, геологом, разные, с каким тогда одинаковые будут? Хорошо хоть дитя не нажили, а то, где же его держать, в палатке холщовой? Сюда бы и притащила, к родителям!"
  Баба Варя ещё бы долго размышляла в таком духе, если бы не почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.  В это же время кто-то опустился рядом с ней на лавочку. Баба Варя быстро обернулась в надежде, что это Семёновна, наконец-то, вышла к ней на лавочку, но встретилась глазами с незнакомым мужчиной:
- Здорово живёшь, бабуся! – голос незнакомца окончательно вернул бабу Варю к действительности.
-Здоров будь, - ответила она  незнакомцу, оправляя бумазейную юбку, - ищешь кого, али просто отдохнуть присел?
Незнакомец не ответил, он хитро сощурил глаза и улыбнулся: « Мужик, а двоедушный какой-то, - про себя отметила баба Варя, - глаза пустые, а губы вроде как улыбаются!»
-Я вот к дому вашего соседа присматриваюсь, может и куплю его. Хочу с вами поговорить, с глазу на глаз, так сказать, можно мне с вами посекретничать немножко?
- Дом? Это у Ивана что ли? Так покупай, коли нравится! Какие меж нами могут быть секреты?  Я тебе не шпион, какой, чтобы сведения передавать! – сказав это, баба Варя обиженно отвернулась.
-Вы меня неправильно поняли, бабуся! Я ведь только хотел спросить у вас, какие рядом соседи: мирные, скандальные, может, выпивохи, какие. А то купишь жилье  рядом с непутёвым человеком и рад ничему не будешь: ни дому, ни саду:
-Оно-то так, - баба Варя заметно подобрела, - вот, что я тебе скажу, коли дом по нраву, то бери не сумлевайся! С соседями Иван живёт душа в душу, они почитай, как братья, хотя Иван и старше Генки будет годков на десять. Они и на рыбалку вместе и в праздники тоже, у них и жёны меж собой ладят, а это, как ни крути, главное, чтобы бабы мирно жили. А, что им делить?  Ивану и переезжать не шибко хочется, да куда же денешься: дочка у них овдовела, с двумя детишками осталась одна, вот и просит родителей к ней приехать жить, насовсем, так сказать.
Незнакомец слушал рассуждения бабы Вари, кивал головой в знак согласия, а затем, ни слова не говоря, поднялся и, не прощаясь, пошёл восвояси. Ошеломлённая баба Варя долго смотрела ему вслед, пока  коренастая фигура не скрылась за поворотом: «Как есть двоедушный,  - пробормотала она, - хотя бы не купил у Ивана дом: наплачется от него Генкина семья!»
    Но пожелания  бабы Вари не сбылись.  Уже через месяц новый жилец хозяйничал в бывшем Ивановом доме. Вначале всё было, как обычно: чистили-блистили, по-своему подгоняли, на свой вкус переделывали. Баба Варя зорко отслеживала каждый шаг нового хозяина: не лёг он ей на душу с первой встречи, вот она и пыталась обнаружить в нём ту червоточину, которая не видна была другим. А что она была, старушка и не сомневалась:
-Попомни моё слово Семёновна, - делилась с подругой баба Варя, - этот гусь лапчатый себя ещё покажет! Он ещё создаст скандальную ситуацию.
- Чего это ты, подруга, так на него озлобилась? Живёт себе человек, ничего худого никому не делает, вот и пусть живёт, - возражала бабе Варе Семёновна.
-А ты что же, плохо видеть стала? Он же всё только под себя гребёт: твоё-моё и ваше-наше! Ты понаблюдай за ним, погляди лучше, вот и увидишь! – баба Варя  победно глянула на подругу,- он даже свой мусор под чужой забор норовит свалить.
- Когда же мне за другими следить? Иной раз и голову причесать некогда, тут бы себе ума дать, а уж, потом людей судить, - Семёновна обидчиво поджала губы.
- А ты меня не кори, не кори! – вспыхнула баба Варя, - я не меньше твоего в этой жизни горбатилась! А, что сейчас у меня жизнь лучше, чем твоя, - баба Варя хотела сказать, что  Семёновна сама в том виновата, но во время спохватилась и закончила фразу более миролюбиво, - так на то Божья воля значит, судьба тебе такая выпала, подруга.
Семёновна, зная взрывной характер Варвары, поспешила согласно кивнуть головой. Так уж сложилось между ними, что негласное лидерство в их дружбе всегда принадлежало Варваре: она с успехом руководила и своим Митей, и детьми. Вот только внучка оказалась паршивой овцой (так считала баба Варя), но что поделаешь - и такое случается. Семёновне было хорошо известно, что Варваре легче уступить, чем потом с нею мириться, обиды та помнила долго: «Вот и сейчас, озлобилась на нового соседа, Илью, а с чего  бы, спрашивается? Не поздоровался да не простился с ней, так это же ему и минус в жизни! Бога, видишь ли, поминает, а сама того не знает, что Бог наказал не судить людей, сказал не судите, коли не хотите, чтобы и вас судили. Вот так-то! Так и выходит, что она Илью невзлюбила, а ждёт от него почтения к себе. С чего же ему приветливым быть?»
Из размышлений Семёновну вывел голос бабы Вари:
- Чего замолчала? Обиделась, поди? – баба Варя шутливо толкнула локтем в бок Семёновне, - на сердитых воду возят, подружка!
-Это точно, - в тон ей ответила Семёновна, - пойду я, Варя, ноги что-то заныли, прилягу, полежу маленько.
-Ну, иди, иди, коли гулять надоело. Ноги они, конечно, отдыха требуют, - напутствовала подругу баба Варя, а про себя  добавила, - как же, належишь ты со своей ордой!
Семёновна ушла, а баба Варя ещё долго вела внутренний диалог с подругой, доказывая ей свою правоту.

     Незаметно прошло лето, наступил сентябрь. Баба Варя всё так же сидела на своём посту и зорко следила за всем происходящим на их улице. Ей было известно всё: кто куда идёт или что купил, что ел на завтрак и чем потчевал гостей. Как ей это удавалось? Этого не могла бы объяснить и она сама. Недаром сельчане между собой прозвали бабу Варю «комендантом», и разница между ними была только в том, что, в отличие от коменданта, бабуся исполняла своё призвание истово и добровольно, не требуя никакой платы, лишь бы накормить досыта собственное любопытство да привлечь к себе чьё-то внимание.
      Новый сосед, проходя мимо, кивал ей головой, едва слышное: «Здравствуйте», - роняла его жена, лишь только дети приветствовали бабу Варю по всем правилам: «Здравствуйте, бабушка!» Сколько раз пыталась баба Варя остановить детей двоедушного, когда они возвращались из школы, но они не откликались на её призыв. И только однажды, младший из Илюхиных сыновей сказал, отводя взгляд в сторону: «Не, не буду вам ничего говорить, а то папа ругать будет». Чем вызвал со стороны бабы Вари нешуточное негодование. А на прошлой неделе бабе Варе несказанно повезло: ей удалось заманить к себе на лавочку жену Геннадия - Наталью. Она шла из магазина, в каждой руке женщины было по тяжелой сумке, на предложение бабы Вари «отдохнуть»,  охотно согласилась:
- Отдохну возле вас чуток, да и домой, сентябрь месяц, а жара такая, что и в августе такой не было, - посетовала Наталья, усаживаясь рядом с бабой Варей.
-Чем хорошим разжилась в магазине? –  полюбопытствовала баба Варя, пытаясь заглянуть в сумки.
- Да чем, - простодушно ответила Наталья, - соль, сахар, рис, - вот всего помаленьку, а две сумки нагрузила. Вон, даже бумаги туалетной не забыла! Раньше газета устраивала, а сейчас культурные стали, особую бумагу подавай! -  Наталья вздохнула и посмотрела в сторону своего дома.
Баба Варя поёрзала на лавочке, и наконец-то решилась задать Наталье вопрос, мучивший её уже давно:
- Ну, как вам новый соседушка? Нравится? – баба Варя ожидала, что Наталья тот же момент начнёт жаловаться на Илью и его семью, но та ответила односложно:
- А что сосед? Живёт, работает – он себе, мы – себе. Вот так и существуем.
- Поди, не Ванька, нет уже той дружбы? – осторожно тянула за ниточку баба Варя, надеясь распутать весь клубок.
- Не, не Иван, конечно. Иван против этого сущий клад! А этот всё сапком да молчком. Вот вчера… - Наталья осеклась на половине фразы, очевидно, решив не говорить бабке лишнего. Но она плохо знала силу  бабкиного любопытства и не оценила его как должно:
- Что, что, - зачастила баба Варя, чтобы не дать Наталье опомниться, - подливает вам за ворот холодной водицы? Я его тот час раскусила, как он только здесь появился! Так чего же он вам натворил? - баба Варя вся превратилась вслух:"Вот оно!Наконец-то, началось!"
- Да пока ничего он особенного не натворил. Забор он начал делать, чтобы от нас отгородиться, а где проходит межа, кто точно знает? Мы ведь с Иваном так жили, что одна собака на два двора была. – Наталья глубоко вздохнула, вспомнив о своих соседях.
- Ну, так и чего с межой-то? – подтолкнула её к продолжению разговора баба Варя, - как дело-то порешили?
- Так и порешили. Привёл землемера, всё до сантиметра промеряли, определили, где проходит граница. А тут новая напасть: в конце огородов у нас орешина растёт, она две семьи каждый год орехами снабжает, так вот, она и оказалась на границе наших участков. Поди, узнай, чья она? Илья к моему Генке с вопросом: чья, мол, орешина? А мой возьми, да и брякни: общая! А тот решил, раз она общая, значит, и он может решать, что с этим деревом делать. Генка мой опешил, что тут решать, так и будем ею пользоваться, как раньше: тень от орешины пополам, но и орехи тоже. Кому орешина мешает в конце участка? А Илья упёрся, говорит рубить её нужно, иначе целостности забора не будет:  «Ваша собака будет шляться в моём огороде, зачем мне такой коммунизм?»
- Так прямо и сказал!? - ахнула баба Варя, - чем же ему окаянному коммунизм плохой? Вот распустился народ до чего! Раньше бы и рта не раскрыли, а сейчас ничего не боятся, прямо-таки стыд потеряли! – баба Варя, прикрыв концом платка рот, изобразила на лице страх.
Наталья, усмехнувшись уголками губ, пояснила бабусе:
- Да он хотел сказать, что общее владение его не устраивает, главное, чтобы бы его всё удовлетворяло, а о других людях и речи нет. Единоличник он.
- В-о-о-т! – радостно подхватила баба Варя,  - а я, что говорю? Теперь и вам видно стало, как он с людьми считается?! Приехал, ни входины не сделал, даже во двор ни к кому  не зашёл!
Наталья ничего не ответила, только устало махнула рукой, поднялась, собираясь уходить:
- Пойду, заждались меня мои-то. Ужин готовить нужно, скоро сам с работы придёт.
- Так, что же с орешиной решили? – уже вдогонку ей спросила баба Варя.
- А я почём знаю? – с досадой отмахнулась от неё Наталья, и пошла, не оглядываясь, в направлении дома.
   А баба Варя сидела, предвкушая, какое впечатление произведёт это известие на Семёновну: хватит ли у неё желания  оправдывать двоедушного и дальше?

    Спустя два дня случилось то, что долго не могли забыть жители всего посёлка. Да что там посёлка – всего района! В то утро баба Варя проснулась, как говорится ни свет, ни заря, а причиной столь раннего пробуждения был какой-то мерный звук, доносившийся с противоположной стороны улицы: «Кажись, дерево кто-то рубит, - сразу же определила баба Варя, - не будет ему дня, окаянному, нужно весь посёлок на ноги поднять!»
Она прислушалась: удары доносились со стороны Генкиной усадьбы: «Вот, значит, как спор разрешили – рубит-таки орешину изверг! Помешала она ему» - последние слова адресовались, конечно же, Илье.
Удары прекратились: «Умаялся, поди, отдыхает» - баба Варя не успела закончить начатую фразу, как чей-то нечеловеческий крик потряс округу. Из домов стали выбегать люди, кто одевался на ходу, а кто-то, бежал в чём был. Все пытались определить: откуда донесся этот душераздирающий вопль? Вскоре к Генкиному дому подъехала машина «Скорой помощи», около дома, где жила семья Геннадия стал собираться народ. Все ахнули, когда из ворот дома двое санитаров почти вынесли окровавленного Генку. Одна рука у него была замотана в целую простыню, но было видно, как кровавое пятно ширится и набухает прямо на глазах.
«Скорая помощь» умчалась, издавая тревожный сигнал, который предупреждал, что везут кого-то, чья жизнь висит на волоске, и, что очень многое сейчас зависит от скорости.
   Соседи бросились расспрашивать плачущую Наталью, что произошло с её мужем, но она сквозь причитания и слёзы отвечала однозначно:
- Не знаю я, говорю же вам, сама не знаю! В огород пошёл, а вернулся весь в крови… Там, Илья общую орешину рубит!
Несколько мужчин пошли на огород Геннадия, чтобы узнать, в чём тут дело. После того, что они увидели, всё встало на свои места. На краю участка, возле полу срубленной орешины сидел сосед Геннадия - Илья, а возле него окровавленный топор всё вокруг: земля, ствол орешины и сам Илья – было забрызгано кровью, человеческой кровью! Илья пытался прикурить папиросу, но спички ломались в его трясущихся руках. Мужики угрожающе придвинулись к нему, требуя объяснения. А он только и смог прошептать непослушными губами:
- Нечаянно, мужики, клянусь вам, нечаянно, - он с трудом взял себя в руки и пояснил, - я орешину рубить стал, она не даёт мне забор ровно поставить. Думаю, начну пораньше, чтобы до работы управиться, половину только и успел. А тут Генка, выбегает из дома, в одних трусах, и ко мне, не дам, мол, орешину губить! Ну и матом на меня, конечно. Подскочил ко мне и рукой закрыл сруб, а я  как раз размахнулся, ну и рубанул ему по руке.
Илья собачьими глазами смотрел на собравшихся мужчин и повторял  одно и то же:
- Мужики, поверьте, не хотел я, не хотел, так оно само вышло…
     Руку Генке спасти не смогли: пришлось ампутировать всю кисть. Он долго пролежал в районной больнице, а когда выписался, стало понятно, что весёлый и жизнерадостный мужчина остался где-то там, в прошлом, а здесь сидел угрюмый, смятый горем, на глазах постаревший человек. Он стыдился своей культи и постоянно прятал опустевший рукав в карман, а ещё, привыкал держать ложку левой рукой и примерял к себе новое определение: «инвалид». И всё это в сорок, с небольшим, лет!
    Илью в тот же злополучный день арестовала милиция: продержали три дня в камере, а затем выпустили, заменив меру пресечения  на « подписку о не выезде». Да и куда ему было бежать? От себя ведь убежать невозможно.
Когда за Ильёй приехали из милиции, баба Варя, присутствующая при этой церемонии, громко, чтобы слышал Илья, сказала сидящей рядом с ней Семёновне:
-Вот и купил себе соседа!
Илья метнул в бабку испепеляющий взгляд, но сдержался. Когда машина с арестованным отъехала, Семёновна указала подруге на ворота Ильи, где мелом было написано всего одно слово: «Продаётся».