Глава 5. Княгиня Мещерская

Глава 5.     Княгиня Мещерская.

Александр был значительно крупнее и своих братьев и сверстников – он был выше и шире, настоящий богатырь, но из-за своих крупных габаритов он не играл с детьми в подвижные игры, а его некоторая неуклюжесть отбивала у него охоту танцевать. Он комплексовал и  избегал, если это было возможно, балы,   маскарады и танцы, боясь свой неповоротливостью вызвать насмешки окружающих. В женском обществе он терялся, предпочитал молчать и часто просто не знал, о чем можно с ними разговаривать. До 19 лет у него не было ни одного романа, он даже не пытался слегка пофлиртовать. Весной 1864 г, когда Ники впервые приехал в Копенгаген, 19-летний Александр обратил   внимание на стройную 20-летнюю княжну Марию, вероятнее всего, она сама уличила момент и подошла к нему, отметив про себя его застенчивость. О своей встречи с Марией он сразу сообщил матери, императрица была в восторге, - наконец-то у Саши появилась девушка. То, что княжна Мария  была не из царского рода, ее это не пугало. Она понимала, что все это лишь юношеские увлечения, они проходят. Скандалы, вызванные беременностью той или другой фрейлины от великих князей, всегда удавалось улаживать, а жизнь шла своим чередом. Юноши становятся мужчинами, девушки – женщинами. В начале июня Александр с некоторой гордостью сообщал матери о встречах с Марией (М.Э.): «Ездили с обществом в Павловск на ферму и пили там чай. М.Э. ездила с нами также верхом и часто бывала с нами в Павловске; она оставалась в Царском до сегодняшнего дня, потому что княгиня Чернышева все откладывала свой отъезд в Париж по разным причинам. Мы, конечно, об этом не жалели».
Отец Марии, князь Элим Петрович Мещерский, служил при дипломатической миссии  в Турине, а затем в Париже, - человек светский, образованный, поэт, писал стихи по-французски. Мать,  Варвара Степановна, урожденная Жихарева, была  из старого, но небогатого дворянского рода. Отец умер рано, тридцатишестилетним, в 1844 году, когда дочери Марии еще не было и года. Мать умерла, когда Марии исполнилось пятнадцать, и княжну взяла под свое покровительство богатая тетка княгиня Елизавета Александровна Барятинская (урожденная Чернышева). В восемнадцать лет Мария Мещерская стала фрейлиной императрицы Марии Александровны и стала появляться при дворе.   
Встречались Мария и Александр случайно во время  прогулок в Царском и Петергофе или  за карточным столиком на вечерах императрицы. В зимний сезон 1865 г. на балах Александр, преодолевая себя, выходил в центр зала.  Как и полагается по этикету, у него были разные партнерши. Самой желанной  была  Мария, с ней он танцевал кадриль на балу в Зимнем, котильон -  в Эрмитаже, кадриль  - в Дворянском собрании.  Им удавалось переброситься парой фраз, она улыбалась,  и он  был счастлив.  Он уже не мог ждать случая встречи, а сам поджидал момент, когда она  появится в саду. Им удавалось выкроить время, договориться о встрече и наговориться вволю. Общение с ней становилось потребностью его молодой жизни.
После смерти Ники и объявления его наследником,  жизнь Александра изменилась, - у него появилась масса новых обязательств, как у цесаревича. Кроме этого возник вопрос: «как быть  с Дагмар?» Родители были настроены видеть ее в качестве невестки. Он отгонял мысли, связанные с этой новой обязанностью, надеясь, что все уладиться и что Дагмар не согласиться выйти за него замуж. Она была очарована его старшим братом, Ники, а ему до него далеко, и она, наверняка, это почувствовала там, в Ницце.   Он  постоянно думал  о княжне, чувства его принимали характер серьезного увлечения. 7 июня записал в дневнике: «Каждый день то же самое, было бы невыносимо, если бы не М..»*).
(*Дневник цесаревича Александра и в дальнейшем цитируется по книге профессора - историка А. Н. Боханова «Император Александр Третий». М. Изд . Дом «Русское Слово». 2001 г. - С. М.)
19 июня 1865 г, как обычно, цесаревич увиделся с Марией на живописной, так называемой «Английской» дороге, ведущей из Царского села в Павловск. Он был верхом, она ехала в экипаже, с попутчицей – гувернанткой. Разговор вели на русском, чтобы не поняла старая мисс. Из записи в дневнике цесаревича следует, что решительное объяснение состоялось во время внезапного ливня, под деревом, где они решили укрыться, прекратив прогулку. «Я сказал ей, что мы больше не можем оставаться в таких отношениях, как были раньше, что во время вечерних собраний мы не можем сидеть вместе, потому что это только дает повод к разным нелепым толкам и сплетням. Княжна сказала, что совершенно с тем согласна, что она в отчаянии, и не знает, что делать!»*) Александр с горечью повествовал далее: «Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился. Вообще, в обществе будем редко говорить с нею, а если придется, то – о погоде или каких–нибудь предметах более или менее неинтересных. Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто, без свидетелей, то будем всегда откровенны»*).
27 июня цесаревич увиделся с княжной  на обедне в дворцовой церкви, а затем – на завтраке у императрицы. По окончании трапезы Мария улучила удобный момент и подарила Александру небольшую фотографию в серебряном квадрате паспарту, где она была изображена в экипаже вместе с подругой, Сашей Жуковской. На  фото была надпись: «В воспоминание последнего дня в милом Царском»! Наследник спрятал фото, а в дневнике записал: «В девять с четвертью был вечер у МамА, все почти играли в карты, я сочинял стихи и страшно скучал и грустил по М.Э., которая не была приглашена»*).
18 сентября 1865 г. цесаревич записал  «Сегодня опять несчастный день, не виделся совсем с М.Э» *).. По Марии тосковал, а увидев, вспыхивал и радостно только любовался, так как встречи происходили больше на людях и  в молчании.
9 ноября 1865 г. запись в дневнике: «Опять пошли неприятности. М.Э. мне сказала, что к ней пристают, зачем она садится возле меня так часто? Но это не она, а я сажусь возле нее. Снова придется сидеть Бог знает где, и премило скучать на собраниях. О.глупый, глупый свет со своими причудами!»*). Но несмотря на кривотолки, они продолжали встречаться  на вечерах у императрицы и на катке. Там можно было вести себя более свободно, раскованно.
Обер – гофмейстерина, графиня Екатерина Федоровна Тизенгаузен, сделала выговор княжне Марии,  обвинив ее в том, что она ведет себя крайне неприлично, едва ли не открыто «бегает» за наследником, и ставит в совершенно неловкое положение не только себя, но и его. Она  потребовала от княжны прекратить встречи с цесаревичем. Александр на следующее утро записал: «Опять начались сплетни. Проклятый свет не может никого оставить в покое. Даже из таких пустяков поднимают истории. Черт бы всех этих дураков побрал!!!. Даже самые невинные удовольствия непозволительны, где же после этого жизнь, когда даже повеселиться нельзя! Сами делают черт знает что, а другим не позволяют даже видеться, двух слов сказать»*).
28 ноября 1865 г. его  вызвал к себе отец и передал фотографию датской принцессы Дагмар и прочел несколько строк из ее письма, где она сердечно благодарила цесаревича за  давний любезный ответ. Отец настоятельно попросил сына написать Дагмар хотя бы несколько слов. 11 января  1866 г. состоялся разговор императорской четы относительно женитьбы Александра на Дагмар,  наследнику было указано, почти в приказном порядке, что он должен отправиться  в Копенгаген и сделать ей предложение. В случае согласия Дагмар и ее родителей он должен вручить невесте небольшую коллекцию драгоценностей в качестве подарка. Александр безропотно принял указание, надеясь, что Бог все уладит. В этот день цесаревич подробно описал произошедшее в  дневник, закончив фразой: «Если Бог даст, она [княжна} будет моей женой».
16 февраля 1866 г. княжне  Марии  исполнилось двадцать два года. Александр послал ей в подарок свою фотографию, букет, и передал поздравления. В нем уже происходили перемены, чувство очарования княжной перешло в любовь, ему искренне хотелось ощущать  ее рядом, продолжать эти столь приятные беседы с ней не от случая к случаю, а каждый день,  не таясь от людских глаз.
«Что бы я дал за один поцелуй от нее. Были минуты, когда было недалеко до этого, но все-таки было нельзя, потому что или А.В. (Жуковская), или Владимир (брат) были там, хотя и не видели и не слышали, что мы делали. Когда мы христосовались, то эта минута была для меня каким-то сном, когда я прикасался губами к ее губам, почти к самым губам». *)
15 марта 1866 г. Александр записал решительно: «Я ее не на шутку люблю, и если бы был свободным человеком, то непременно бы женился, и уверен, что она была бы совершенно согласна. Как хорошо простым смертным: они принадлежат сами себе, они могут вести угодную себе жизнь, строить ее, исходя из личных пристрастий и желаний!»*)
23 марта 1866 г. в дневнике появляется запись: «Теперь настанет совсем другое время, серьезное, я должен думать о женитьбе и, дай Бог, найти мне в жене моей друга и помощника в моей незавидной доле. Прощаюсь с М.Э., которую любил, как никого еще не любил, и благодарен ей за все, что она мне сделала, и хорошего и дурного. Не знаю наверное, любила ли она меня или нет, но все – таки она со мною быдла милее, чем с кем – либо. Сколько разговоров между нами было, которые так и останутся между нами. Были неприятности и мне, за нашу любовь. Сколько раз я хотел отстать от этой любви, и иногда удавалось на несколько времени, но потом опять сойдемся и снова мы в тех же отношениях.. Но, слава богу, что удалось преодолеть себя и М.Э в радостном и счастливом прошлом, а вся душа моя устремлена в будущее.. Меж нами теперь все точь – в точь, как у Лермонтова:
В толпе друг друга мы узнали;
Сошлись и разойдемся вновь.
Была без радости любовь,
Разлука будет без печали.
(Договор.)»
Им казалось, что эти строки  о них: «Пускай толпа клеймит презреньем наш неразгаданный союз»
В апреле 1866 г в одной французской газете появилась статья, в которой сообщалось, что наследник русской короны увлечен княжной Мещерской и  отказывается от брака с датскою принцессою. Вся императорская семья  пришла в смятенье, теперь Дагмар может отказать Александру,  и столь обаятельная и умная девушка, которая была бы главным помощником  Александра, выйдет замуж за другого. Цесаревич Александр проклинал весь мир: «За себя мне все равно, но бедная, бедная М.Э.! Вот до чего я ее довел – что о ней печатают в газетах! Вот он, мир то! Вот – люди!»*)
Оказавшись в таком странном положении, Александр все время думал, как ему поступить, какое выбрать правильное решение.  Он не хотел огорчать родителей, а следовать указаниям своего предназначения, и как военный человек строго выполнять предписание. Но  расстаться с княжной не хватало сил. Приходили разные сумасбродные мысли, но самой реальной, казалось, была связана с отказом  от поездки в Копенгаген.    Он записал:   «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М.Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Дагмар, которую я не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но, может быть, и удастся. Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я слишком мало ценю людей, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены, как М.Э.. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться и, может быть, я буду счастлив с Дусенькой и буду иметь детей. Вот мысли, которые меня все больше занимают, и все, что я желаю. Несносно, что поездка в Данию на носу и преследует меня, как кошмар!»*)
17 мая 1866 г. еще одна запись: «Я каждый вечер молю горячо бога, чтобы он помог мне отказаться от престола, если возможно, и устроить счастье мое с милой Дусенькой. Меня мучит одно, это то, что я боюсь очень за М.Э., что когда наступит решительная минута, она откажется от меня и тогда все пропало. Я непременно должен с ней переговорить об этом и как можно скорее, чтобы ее не застали врасплох.  Хотя я уверен, что она готова за меня выйти замуж, но Бог один знает, что у нее на сердце; но не хочу больше об этом»*). Он откладывал время поездки в Данию и минуту решительного объяснения.
18 мая 1866 г.  цесаревича  вызвал к себе отец – император. Он сообщил ему, что в датских газетах, как точно теперь известно, перепечатана скандальная статья о нем и княжне, и что король Христиан, отец Дагмар, всерьез обеспокоенный, прислал письмо, в котором просил вести ясность в создавшейся ситуации. Александр собрался силами и заявил, что любит княжну Марию, что не хочет ехать в Копенгаген  свататься, так как не имеет желания жениться на датской принцессе. Отец был ошеломлен и тихо спросил сына: «А что же переговоры с датскими послами, переписка с королем, все это нами велось впустую?! Как можно столь несерьезно подходить к щекотливому и деликатному вопросу, ведь это не игры детей, а судьба юной девушки, судьба целого государства!» Александр продолжал настаивать на своем и в качестве аргумента заявил, что отказывается от престола, «так как считает себя неспособным». Император в гневе выпалил: «Что же ты думаешь, я по доброй воле на своем месте?! Разве так ты должен смотреть на свое призвание? Знай, что я сначала говорил с тобою, как с другом, а теперь я тебе просто приказываю ехать в Данию и просить руки бедной Дагмар, и ты поедешь, а княжну Мещерскую я тотчас отошлю!» Александр никак не ожидал, что дело примет такой оборот. Это было крушение всех его надежд, мечтаний. Он попытался вступиться за княжну, говоря, что сам во всем виноват, что она ничего не знает, и, умоляя отца, быть к ней снисходительным.
На следующий день Александр в письме к любимой рассказал в общих словах о происшедшем, и посоветовал, если  будут спрашивать, - все отрицать, не давать никаких его писем и записок, а лучше, все, что у нее есть – спрятать или сжечь. Он понимал, что должен нести свалившийся на него крест и что должен повиноваться решению семьи и что ему придется расстаться с любимой Марией. Вечером они встретились в парке. Александр произнес столь долгожданную для девушки фразу, что любит ее, но, к своему горькому сожалению, теперь, после того как умер Ники, он не принадлежит себе – он должен ехать в Данию, так требует его семья. Выслушав признание в любви, молча со слезами на глазах, Мария сказала, что не подозревала насколько глубоки и серьезны его чувства к ней.
Поздно вечером  императрица  сообщила сыну, что княгиня Чернышева  отправляется на лечение во Францию на несколько месяцев вместе со своей  внучкой Марией. Уже выписана подорожная. Александр успокоился, гнев отца прошел стороной, его возлюбленную не оправляют в Сибирь или в захудалую провинцию. Она будет жить в Париже вместе с богатой бабушкой. В последующие дни он ее видел мельком несколько раз,  она кивала ему головой, улыбаясь.
На 29 мая 1866 г.   императорская яхта « Штандарт» с цесаревичем на борту  должна была отправиться в Данию. За несколько часов до отплытия Александр встретился с княжной во дворике Большого Царскосельского дворца. Мария бросилась на шею, и губы их слились в поцелуе. Она перекрестила его и призналась, что любила все это время только его, никого другого. Она все понимает, ни в чем его не винит. На прощание они еще раз поцеловались со слезами на глазах и разошлись – он в Кронштадт, на яхту, она -  к ожидавшей карете.
Цесаревич встретился с Марией через год, в 1867 г., в Париже, куда приехал с отцом по приглашению императора Франции Наполеона III. В доме княгини Чернышевой,  богатой тетушки его милой Марии, он узнал, что княжна  помолвлена и  выходит замуж за Павла Павловича Демидова, русского промышленника и богача. Цесаревич от души поздравил княжну, пожелал ей счастья, которое в жизни Марии оказалось таким недолгим. Вечером 28 мая он записал в дневник: «Узнал вчера новость, которая меня очень обрадовала, а именно, что М.Э. Мещерская выходит замуж за Демидова, сына M - me Карамзин.  Дай Бог ей всякого счастья,  я это ей желаю от всего сердца; она заслуживает это».*) Летом 1868 г. Мария Элимовна Мещерская – Демидова умерла в тяжелейших муках на следующий день после появления на свет сына Элима. Ей было всего двадцать четыре года. «Она вышла замуж за великосветского савраса и была глубоко несчастна, - вспоминал граф С.Д. Шереметев. - До меня дошла позднее такая выходка ее мужа: уже беременная поехала она в театр, кажется в Вене, когда муж е внезапно выстрелил из пистолета в ее ложе, в виде шутки, чтобы ее напугать». Перед смертью она призналась верной подруге, Александре Васильевне Жуковской, что всю жизнь любила искренне и горячо только одного человека –  великого князя Александра Александровича. Она поняла, как сильно любит ее цесаревич тогда, когда узнала о его решении отказаться  ради нее  от своего предназначения, и за эти чувства она ему безмерно благодарна. Она счастлива, что любила и была любима.