РассказыоМАШолохове

Автор и составитель настоящей книги – Рычнев
Григорий Фёдорович, член Союза писателей России, в
прошлом – журналист-районщик, научный сотрудник
Государственного музея-заповедника М. А. Шолохова.
Более тридцати лет он записывает воспоминания своих
земляков о Михаиле Александровиче Шолохове, они и
составили основу настоящего издания. В «неотредакти-
рованных» просторечных рассказах выражена народ-
ная любовь к своему великому русскому писателю от
его рождения до последних дней жизни.
     В книге использованы фотографии В. Н. Потапова,
а также некоторые материалы из госархивов и фондов
музея-заповедника М. А. Шолохова.


По Шолоховским местам

    Для тех, кто ещё ни разу не бывал в Вёшенской, моё
краткое вступление об интересных уголках Шолоховской земли…
    В первую очередь гости спешат посмотреть, где жил Михаил Александрович Шолохов, затем – где он
родился, где написал свои первые рассказы. Но я бы
посоветовал также, чтобы ближе прикоснуться к истории края, побывать в степи, когда цветут лазоревые
цветы под станицей Каргинской, на лебяженском яру
или у нас в Ушаковке в так называемых Дурных логах. А ещё бы я посоветовал побывать в хуторах Калининского сельского поселения, остановиться в Базках, где жил
один из прототипов Григория Мелехова – Харлампий
Ермаков, и суметь представить хутор Татарский из «Ти-
хого Дона»…
    Надо непременно побывать за станицей Вёшен-
ской, где из глубин донской земли бьёт родник, именуе-
мый Отрогом. С давних времён станичники относились
к источнику с почтением: на Вознесение к ключу еже-
годно от Троицкой церкви совершался крестный ход
народа и духовенства. Рассказывали, что родник был
ещё более мощным, чем теперь, что любознательные
казаки опускали в него веревку с пудовой гирей и не
доставали дна источника, что когда-то из ключевой во-
ронки были выброшены корабельная доска с медными
гвоздями и дубовое бревно с просверленными отвер-
стиями.
    На роднике казак Каргин содержал водяную мель-
ницу о двух поставах, имел там же на подворье пчель-
ник до четырёхсот колод.
Верно. Близ Отрога с давних времён селились
люди. На крутояре краеведом Алексеем Петровичем
Грибановым, рассказывал он «по секрету», ещё в 70-е
годы прошлого столетия была обнаружена им стоянка
древнего человека…

      Уж сколько веков пульсирует родник, уж сколько десятилетий он обеспечивает станицу ключевой водой, питает из подземного моря 50-километровую (а теперь уже больше) водопроводную систему, но и по сей день коренные жители и гости восхищаются его неистощимостью.
         На север от Вёшенской, возле старой дороги на
Черновку, на берегу речки Дубровой, что пробивается
по музгам и мочежинам через Гороховку, растёт много-
вековой дуб-великан. Вправо и влево по ручью был ху-
тор Рокачёв с водяной мельницей казака Грачёва. По
одной из легенд, закопал атаман в песках казну, а для
приметы срубил шашкой у молодого дубка верхушку. С
приходом весны поплакало деревце рыжей сукровью
сока на месте раны и выбросило из спящих почек два
упругих зелёных побега – на запад и на восток.
…Шли годы. До развилки ветвей мог дотянуться
лишь всадник с седла лошади.
    Со временем, говорят, разгулялся злой ветер над
степью и год от года сыпал он песчаные барханы на де-
рево, грозил сломать его, засыпать.
   Но выстояло дерево, крепче оно корнями уцепи-
лось за землю, а песок так и остался лежать по самую
рогатку стволов.
     Сейчас дубу-великану, как установили учёные, не
меньше 350 лет. Шутка ли, три взрослых человека надо,
чтобы, взявшись за руки, обхватить ствол дерева. Дол-
гожитель вёшенских лесов взят под охрану государства
как памятник природы.
    Многие старожилые казаки рассказывали мне леген-
ды о битве близ речки Чёрной. Возможно, в памяти на-
родной остались воспоминания о восстании казаков под
водительством Кондратия Булавина и его сподвижников.
    На Чёрных (так звучало в речи коренных жителей
название хутора) бытовало убеждение: не ходить по
местам битвы – «к крови», где в песчаных дюнах холм
из красного ноздреватого камня-железняка. От него до
самой Дубровки простиралась песчаная равнина, и за-
канчивалась она Кузькиным кладбищем напротив озе-
ра Ячменьша. Никто уж не помнит: кто этот Кузька и ког-
да похоронен. Но говорят, что на поле битвы путники
находили наконечники стрел и сулиц, нательные кре-
сты и походные иконки… а в ендовах (островки леса в
песках вокруг озёр) в стволах ольх и берёз – вросшие
наконечники копий.
    Образование красного холма учёные объясняют
по-иному. И всё же, неподалёку от речки Чёрной в 1708
году в бою с царскими войсками действительно погиб
четырёхтысячный отряд булавинца Никиты Голого из
Донецкого городка.
… Возможно, близ речки Чёрной могли произойти
сражения с кочевниками в более ранние эпохи, вплоть
до времён, описанных в «Слове о полку Игореве».
     На Верхнем Дону (областное – Г.Р.) каких-то три-
четыре столетия назад жизнь не была тихой, а потому
один задиристый городок получил название Вёшки,
означающее во множественном числе приготовленные
сигнальные костры. Такие костры из сложенных хлы-
стов и сейчас можно встретить в хуторах на подворьях,
как пример бережного отношения к заготовленному
лесу. А на сторожевых возвышенностях, курганах такие
вёшки ставили не одну.
      Покажутся в пределах городка разбойные кочев-
ники – вспыхнет костёр, оповещая об этом соседние
сторОжи. Толстые брёвна чаще всего полностью не сго-
рали и подолгу стояли на курганах обугленными голо-
вЁшками. И всякий путник по кострищам мог судить о
недавнем неприятельском набеге. Вёшки, сложенные
костром из цельных лесиняк, могли стоять наготове
на подступах к старому городку, на высоком песчаном
берегу реки, где несла службу в дозоре и пограничных
разъездах конная станица. «Вещий», «Верховой» и дру-
гие названия городку не привились, зато вёшки вся-
кому путнику оставались в памяти. «Это где, на Дону?»
– «Где вёшки стоят». Так нарицательное имя стало именем собственным. Сначала городок Вёшки, а позже
– станица, по принадлежности к образу жизни, к воин-
скому стану.
Казаки сторожевые костры охраняли и «блюли» в
готовности так же, как и порох; их назначение – стоять
на юру, вспыхнуть в любую погоду и время, оповестить
об опасности близлежащие городки.
… А вёхи из колышков ставили по шляху через за-
снеженную степь, по сыпучим пескам, по льду через
реку.
     Название «Вёшки» – из древнерусского, общесла-
вянского наречия. «…А сгорит костёр – останутся…
голо-вёшки…». Дровяные костры – из длинномерных
жердей, положением «торчмя», комелем вниз, напоми-
нающие юрту с острым верхом и, может быть, с дубовой
ветвью наверху и трепещущим на ветру червонным ли-
стом. Это как знак, исторический символ, который мо-
жет украсить герб станицы.
Краеведческие записки, предания и легенды о дав-
но прошедшем жители окрестных станиц и хуторов
теперь дополняют невыдуманными рассказами о Шо-
лохове. Воспоминания передаются из поколения в по-
коление. В них народная любовь к великому писателю
земли донской: жизнь и деятельность Михаила Алек-
сандровича Шолохова в рассказах земляков – живая
быль и правда.
… Я по праву считаю себя современником Шолохо-
ва. Где бы ни был, люди, узнав, что я из Вёшенской, зада-
вали вопросы: «А ты Шолохова видел?», «А ты с Шолохо-
вым встречался?». – «Да, видел, встречался». – «А какой
он был? Расскажи…» Вот я и решил рассказать, каким
был Шолохов, приглашая в соавторы своих земляков,
родственников писателя, его товарищей, а иногда про-
сто знакомых, кто знал Михаила Александровича не
понаслышке. И очень благодарен в первую очередь ве-
теранам, старожилам, которые поделились своими вос-
поминаниями в интересах любознательных читателей и
поклонников творчества лауреата Ленинской и Нобе-
левской премий Михаила Александровича Шолохова.


В КРУЖИЛИНЕ. КОРНИ


…И снова я стою у ворот знакомого казачьего
дома, где родился наш писатель, патриот и гражданин
Дона, России Михаил Александрович Шолохов. Ворота
из выструганных и хорошо подогнанных одна к другой
досок с двускатным водоотливом-козырьком, какие в
центральных областях мужики по деревням делают,
штакетник со сверлёными в головках отверстиями; над
камышовой крышей дома-куреня, вывершенной к тру-
бе соломой, лопочут листвой тополя.
    Дом рублен из деревянных пластин, на высоком
фундаменте, обмазан глиной и побелен. Традиционный
карниз, ставни…
    Широкий двор служил его хозяину ссыпкой, зерно-
вым точком, а каменный сарай – хранилищем. Сад вот
он, каретник… за ним в глубь двора – русская баня, что
в казаках было редкостью.
На хуторской майдан распахнула двери и блесте-
ла оконцем торговая лавка отца писателя, Александра
Михайловича, – и всё это с любовью восстановлено,
реставрировано и сохраняется сотрудниками Государ-
ственного музея-заповедника М. А. Шолохова.
    Дом сейчас стоит на самой окраине, на въезде
в Кружилин, а тогда, в девятисотые годы, здесь был
центр, и шолоховский курень смотрел окнами на цен-
тральную площадь, где стояла церковь, а от неё расхо-
дились дороги на хутор Каргин, на Миллерово, Облив-
скую и дальше – в сторону Новочеркасска, в столицу
Области Войска Донского.

      В одном ряду с домом Шолоховых стояли курени
торгового люда, ремесленников. В праздники устраива-
лись в хуторе многолюдные ярмарки, по канонам цер-
ковной службы далеко окрест была слышна мелодия
колокольного перезвона…
      Центр хутора, или «станичка», как его называли, в
гражданскую войну был выжжен преданными делу ре-
волюции братьями Лучинкиными, действия которых,
читая роман «Тихий Дон», мы угадываем в образе Ко-
шевого. В огне пропали прекрасные жилые дома, ма-
газины не только купцов Обоймаковых, Хренниковых,
Елецковых, но и курени, хаты простых казаков, ремес-
ленников. А дом Шолоховых чудом уцелел: ветер дул не  в его сторону.
      В тридцатые годы безбожники сломали в Кружили-
не Николаевскую церковь. На распаханном пустыре о
ней напоминает лишь холмик, рядом с которым как-то
по весне мне случайно удалось среди битого разноц-
ветного стекла и каменной крошки найти двухкило-
граммовый язык одного из колоколов, который служил
людям «во дни торжеств и бед народных» с 1872 года,
со времени освящения и начала её службы.
     Когда родился Михаил Александрович Шолохов (24
мая 1905 года), хутору Кружилину перевалило уже за
сотню лет. Первыми его поселенцами были казаки бра-
тья Кружилины, в их честь и дано название.
Как-то на праздник Красная Горка пошёл я на ху-
торское кладбище. Был поминальный день. Женщины,
старики угощали меня конфетами, пряниками, печёны-
ми «орехами» за упокой умерших, убиенных.
     Я ходил, осторожно ступая меж заковыленных хол-
миков, вглядывался в старые кресты и читал на них
фамилии тех, кто жил ещё в прошлом веке: Кружили-
ны, Чукарины, Бочаровы, Богатырёвы… И я всем им
мысленно кланялся: это они, кружилинцы, эта степь с
запахом чабреца и полыни, с колючками татарника и
пшеничными полями под высоким пепельно-голубым
небом дали миру гения.
      Поминали кружилинцы и Тимофея Мальчикова, и моего однофамильца Леонида Рычнева, Анатолия Чурина и Алексея Швыдкова, погибших от рук казаков, взбунтовавшихся против «чрезвычаек» Советской власти.
    В 1923 году в центре хутора «активным борцам за
новую жизнь» земляки установили памятник, но в кон-
це тридцатых годов он был разрушен, и никто его уже
не восстанавливал (тогда в хуторе развернулись при-
мерно те же события, что и в «Поднятой целине»). И вот  теперь, читая произведения М. А. Шолохова, мне угадываются и этот хутор, и эти камыши, и брод на речке, и  курганы, «стерегущие зарытую казачью славу».
      Всё это мне дорого, любо: родился я и вырос на
шолоховской земле и род свой продолжаю от потом-
ственных служилых и трудовых казаков. Мой прадед
был выходцем из хутора Чукарина, поэтому беседы со
старожилами всегда интересны и познавательны, тем
более, если они рассказывают о Шолохове, о прототи-
пах его литературных героев и вообще о прошлом.
Воспоминания собираю с 1984 года. Имел при-
вычку всегда и всюду носить с собой листки бумаги и
авторучку, записывал наскоро рассказы стариков, где
придётся: в автобусе, в очереди за молоком, ездил в
выходные дни по хуторам в поисках долгожителей, ко-
торые видели Шолохова, встречались с ним; работал
научным сотрудником литературного музея М. А. Шоло-
хова, записывал воспоминания в экспедиционных по-
ездках по соседним районам, работал в архивах.
      Первый маршрут по шолоховским местам – хутор
Кружилин, или, как его теперь по-административному
называют, Кружилинский (так «расказачили» исконные
названия многих хуторов ). Встретился я с Еленой Гри-
горьевной Деменок, историком по образованию, одной
из первых авторов экспозиции дома-музея М. А. Шоло-
хова на его родине. Она сумела воссоздать обстановку

родительского дома писателя, разыскала чудом сохра-
нившийся диван начала века, весы тарелочные, при-
надлежащие ещё деду Михаила Александровича.
Инициатива восстановления домика Шолоховых
в Кружилине принадлежала Новочеркасскому Музею
истории донского казачества ещё при жизни писателя.
Эту идею поддержал тогдашний руководитель района
Николай Александрович Булавин.
      Дом воссоздали по имеющемуся образцу, по фото-
графиям, воспоминаниям старожилов.
... Итак, я в гостях у первого научного сотрудника
дома-музея М. А. Шолохова, первого его экскурсовода.
Елена Григорьевна села поудобней к столу, разгладила
ладонями у себя на коленях полотенце, вспоминала о
том, как она, кубанская казачка, впервые приехала на
Дон, в хутор Кружилин с направлением в школу в каче-
стве учителя истории. Первое, что она почувствовала,
выйдя из автобуса, – степной запах полыни, «духмяный»
аромат Шолоховской степи…
– Ну, что я тебе расскажу, дорогой ты мой сынок? У
старожилов я давно интересовалась жизнью Шолохо-
вых в нашем хуторе, и это очень пригодилось мне по-
том, когда к семидесятипятилетию Михаила Алексан-
дровича было решено открыть музей.
      В Кружилине Шолоховы поселились в конце про-
шлого века. Дом, говорят, был куплен у местного дьяч-
ка. Дед писателя, Михаил Михайлович, открыл на под-
ворье мануфактурную лавку, а приказчиком определил
в неё сына Александра, будущего отца писателя.
Записывал, сравнивал с прочитанным у других ав-
торов по данной теме. К тому же стали появляться но-
вые документальные источники о первых Шолоховых
на Дону – всё это приводило к мысли, что дед писателя,
Михаил Михайлович, был шурином известного на Верх-
нем Дону зарайского купца Капитона Мохова. За Миха-
илом, зарайским земляком, была замужем сестра Мохо-
ва. В семье Шолоховых было восемь детей: Прасковья,
Александр, Пётр, Капитолина, Николай, Михаил, Анна и
Ольга.
       Первой выдали замуж Прасковью. Взял её в Кар-
гинский хутор купец Озеров, а в скором времени к
Прасковье стали прибиваться братья Пётр, Михаил.
Оставил дом со всей обстановкой в хуторе Кружилине
и Александр Михайлович. Говорили станичники, что
Шолоховы продали дом в долг «коробошнику» Степа-
ну Шутову. (В «Шолоховской энциклопедии» – М., 2012.
С. 346 «... дом продан купчихе Шутовой.»)
Хутор Кружилин назван по фамилии первых по-
селенцев, в 1900 году в нем насчитывалось свыше 80
дворов. На площади, рядом с церковью, – детская кару-
сель.
       Если идти из Кружилина на запад – прямо попа-
дёшь в Ясеновку, в бывшее имение Евграфа Попова.
Рядом с его деревянным особняком жили крестьяне,
все до одного иногородние, бывшие крепостные, а в их
числе был и Данила Черников, выходец из Чернигов-
ской губернии. У Данилы росла дочь Настя, она ещё де-
вочкой пошла работать на «пана» горничной.
Александр Михайлович Шолохов одно время рабо-
тал у Попова скупщиком скота, водил гурты до станции
Чертково. Там, в Ясеновке, он и познакомился с Ана-
стасией Черниковой. А её родители были против этого
знакомства. И вскоре для Анастасии подыскали жениха,
просватали за урядника Стефана Кузнецова в станицу
Еланскую. А в скором времени она становится вдовой.
Возможно, Стефан погиб в войну с Японией 1904–1905
годов.
     В Кружилине приказчик магазина Александр Шо-
лохов принял Анастасию к себе в дом как экономку,
которая помогала ему по хозяйству, а вскоре у них ро-
дился сын Миша. Кружилинский священник отец Евге-
ний окрестил его по «святцам». Анастасия Даниловна
и Александр Михайлович до 1913 года жили невенчан-
ными, и соседские казачата дразнили Мишатку наха-
лёнком, что нередко кончалось потасовками. Но обиды
быстро проходили, и Миша угощал ребят конфетами,
носил из лавки куриные яйца «на карусель». Вспомним
один из первых рассказов «Нахалёнок». Он в какой-то
мере автобиографичен.
       Отец не обращал внимания на слёзы сына, когда
он забегал к нему, отмерял покупателям ситец, самую
прочную ткань «Тавричанка», предлагал женщинам
платки поплиновые, кашемировые, турецкие, взвеши-
вал на весах сахар, шёл отпускать покупателям коло-
мазь, гас, как называли казаки керосин.
В ответ на доброту и отзывчивость Михалыча кру-
жилинцы отзывались тем же: весной помогали хлеб се-
ять, летом – убирали урожай, веяли зерно и отвозили в
хутор Базки на ссыпку.
        «Михалыч хоть и приезжий, из мужиков оттуда, а
наш человек», – говорили о нём казаки. Только вот каза-
чата, мальчишки из соседних дворов, нередко обижали
Миньку.
         Александра Михалыча беспокоила судьба сына,
надо уж было готовить его в школу. Вот он с Анастаси-
ей Даниловной и решил переехать в хутор Каргин: там
родственники жили, там была известная на всю округу
школа.
        Август. По проулкам Кружилина засохшие трактор-
ные колеи, по обочинам зеленеет невесть откуда заве-
зённая с широким листом лебеда. Кое-где надо пере-
прыгивать кочки, перешагивать канавы.
От старой станички уцелел, если не считать дома
Шолохова, лишь курень Калмыкова. (А сейчас и его уже
нет).
         Возле сельповского магазина мне подсказали:
– У нас тут живёт ещё Хрестя, так у неё дом тоже с
энтой поры.
        Язык, говорят, до Киева доведёт. Догадался, куда
примерно идти – и вот он, с белёными стенами дом, с
раздёрганной камышовой крышей так, что стропила
видно. «Наверно, этот». Остановился, смотрю на ого-
род: трава под окнами выкошена, а по картошке – сор-
няки по пояс, и из них поднялась голова старухи в се-
реньком платочке.
– Я и есть Хрестя Назарова, – и пошла ко мне, удер-
живая в руке завеску, как мешок под завязку пригото-
вила. – И-и… да так и живу. Вон крыша текеть, а крыль-
щиков теперь не найдёшь. Так я в Совет ходила, чтобы
мне помогли человека найтить или чё-нибудь ишо сде-
лать, крышу перекрыть… И-и… и вот так всё лето никто
не идёт. А ить дом-то не простой, в нём Шолохов родил-
ся… Ну, ды пошли в хату, я тебе сейчас всё расскажу. –
Открыла дверь в сени, быстро повернулась ко мне, по-
серьёзнела:
– Постой, а хто ты такой? А-а…
      В комнате ничего лишнего: русская печь, самодель-
ный деревянный стол без скатерти, железная кровать,
сундук, в переднем углу большая икона, а на земляном
полу стояли тазы и кастрюли на случай дождя.
Хозяйка подала мне шаткий табурет.
– Извините, как правильно ваше имя, отчество?
– Христиния Филипповна Назарова. Христиния Фи-
липповна Назарова. Христиния, а не Хритиния. А мою
бабушку звали Агафьей, а по-улишному – Гашкой. Она
жила в этом же доме, где теперь и я, по соседству с Шо-
лоховыми. Бабушка тоже была Филипповна и считалась
хорошей повитухой. Со всех сторон ехали к ней: бабчи-
ла она.
      Один раз пришла она, Анастасия Даниловна, после
полудня, часа в три, и говорит: «Бабуня, что-то живот
болит…». – «Ложись, я погляжу». Глядь, а у неё роды на-
чинаются. «Он у тебя, бабуня, помрёт, неживой будет»,
– это она говорит. «Не помрёт, он ещё большим началь-
ником будет», – сказала бабка.

– Извините, что сказала бабка? – переспросил я .
– Не помрёт, он ещё большим начальником будет! –
и продолжала: – Потом приехал на дрожках Александр
Михайлович, с подушками и одеялом, и забрал Анаста-
сию Даниловну с дитём.
    А после спрашивали у Филипповны: «Как ты угада-
ла, что из Мишки такой человек выйдет?».
От Назаровой я пошёл к Дмитрию Ивановичу Кал-
мыкову. При встрече он сообщил, что страдает одыш-
кой и быстро ходить не может, а вот память сохра-
нилась у него отменная. Он положил свои огромные
ладони на колени, по его глазам было видно, что он
вспоминал о чем-то далёком:
– В 1910 году Шолоховы уехали из хутора, и хотя я
поблизости тут жил с ними, тут же на плацу, в центре, –
Шолоховых знал мало. А вот их торговую лавку как сей-
час вижу: шесть-семь метров в длину, четырехскатная,
дверь на площадь…
     На плацу тут было 37 домов. Елецков Дмитрий жил,
магазин тоже имел, дом Бурухина Петра стоял напротив
усадьбы Шолоховых, чуть в стороне – подворье Чесали-
на Михаила, у которого тоже магазин имелся.
Александр Михайлович продавал в своей лавке
метровой материал, а также кожевенный, сахар голов-
ной (конусы 35–40 сантиметров высотой), сахар-песок в
ящиках деревянных, сахар пилёный, пряники ржаные,
коньком печёные…
      Продавались ткани поплиновые, шёлковые, шер-
стяные, платки ковровые, шалевые белые, казачьи фу-
ражки, папахи. И ещё товар был (шесть копеек аршин)
назывался «Тавричанка». Рубахи нам из него шили. На
колах висели, а не рвались они у нас. Во! – и поднял
указательный палец.
      Возле кружилинского магазина в ожидании хлеба
стояли старики, и я подошёл к одному из них, с тростью
в руке. Он мне показался старше других. Это был Пётр
Терентьевич Исаев – рослый, крепкий ещё пожилой че-
ловек.
     Говорил он живо, и я едва успевал записывать:
– Чесалин Михаил привозил товар из Германии.
Привезёт – распродаст, – в рассрочку продавал всё.
У Шолоховых тоже лавка была. Двери двойные, рас-
творчатые, железная запорка. Лавчонка, бывало, и но-
чью не закрывалась, и никто сроду ничего не трогал. И
даже голод был – не воровали.
      А потом Александр Михайлович уехал в Каргин, но
в девятнадцатом году мы сызнова встретились, в вос-
стание, в хуторе Волоховском. И Михаил Шолохов там
был. Я 1903 года рождения, он помладше. Ды вот Хре-
стя Назарова, у её бабки Анастасия Даниловна родила
Михаила. Бабке платок подарила и хлеб за помощь.
А в Волоховском побирались вместе. В леваде под
огромным дубом жили с неделю, там всё какая-то ста-
руха ходила с бутылкой в руках, а в ней было полно
денег-екатериновок. А Шолохов тогда обыкновенный
мальчишка был.
      В Плешаках у отца Шолохова была мельница. При
Советской власти мельницу ту разорили, на быках пе-
ревезли в Вёшки, мост построили из неё и дом. Мост
бомбами разбило, а дом сгорел, когда немцы подошли
к переправе.
     А атаманский дом и поныне стоит, у базара вон там,
зелёный. Атаманская насека стояла в углу, и мы её сто-
рожили.
Вот тут, в Кружилине, лавка у Шолоховых была из
камня. На входе выварка стояла с керосином. Как-то мы
шли с кладбища, жара стояла, а племянница вскочила,
две кружки керосина выпила и чуть не умерла. Это в
восьмом или десятом году было, я ещё в школу не хо-
дил.
     Ну, вот и всё. Может, Василий Григорьевич Швыд-
ков что-то расскажет? Сходи к нему. Его отец в молодо-

сти зарезался косой. Стерёг, стерёг скотину, а мало за-
работал, голод был… И остались трое детей и жена…
Всё, пошёл я в магазин, а то хлеба не достанется.
Инспектор Вёшенского районо Александр Рома-
нович Ерохин в 1963 году поехал в Кружилинский, и
старожил хутора Михаил Кузьмич Карпов рассказывал
ему, что мальчишки с неохотой принимали маленько-
го Мишу в свою компанию. «Вот что, Мишка, – говори-
ли они ему, – если хочешь играть с нами, принеси из
отцовской лавки лампасеев (так называли конфеты-
ледянки монпансье), а то мы прогоним тебя». – «А они
меня ругать будут», – чуть не плача, отвечал Миша,
имея в виду родителей. «Ну тогда как знаешь, выбирай
что-либо одно».
     Миша шёл домой, вскоре выбегал со двора радост-
ный, с оттопыренными кармашками штанишек: «Вот,
принёс вам конфет – берите», – и мальчик вытаскивал
из карманов «лампасеи».
      Кто-нибудь из ребят спрашивал: «Мишка, а как же
ты ухитрился набрать конфет, украл, наверное, и никто
тебя не увидал». – «Нет», – резко, с обидой в голосе го-
ворил Миша, – конфеты я не воровал, а рассказал всё
маме, и она сама насыпала их мне в карман».
      Александра Романовича каждый день можно было
видеть на улицах станицы. Отличить его от других не
составляло «задачку»: внешне суховат, как и все интел-
лигенты в пожилом возрасте, – в очках и нетороплив
в шаге; издали угадаешь: идёт Александр Романович,
чиркает галошами по асфальтированной дорожке.
Это был очень добрый, скромный человек, которо-
го все, кто его знал, приветствовали по имени-отчеству.
В хуторе Черновском я с детства был знаком с Ма-
рией Ильиничной Бирюлиной, и вдруг она вот о чём
поведала:
– Моя мать Марфа Ефимовна была родом из Ясе-
новки. Она хорошо знала Шолоховых, когда они жили в
Кружилине, и нянчила самого Мишу.
    Была у Марфы белая корова, и она обучила её хо-
дить в упряжке. На этой корове она ездила в тридцатые
годы в Вёшки и всегда к Михаилу Александровичу захо-
дила: то груш, то яблок, бывало, повезёт в подарок.
«Ну, приехала на коне», – шутил Михаил Алексан-
дрович. (Это когда они в 1926 году на квартире жили,
а потом купили дом Каргина, с низами, что теперь по
улице Шолохова, 103). Марфа Ефимовна говорила: «Я ж
тебя нянчила, моя хороша». Он в ответ: «Большое спа-
сибо. Я вон какой большой теперь вырос», – и обнимет
старуху, поцелует.
      Они, Шолоховы, всегда, бывало, покормят мать,
хлеба с собою дадут…
       А ещё рассказывала мать, что один раз, в Кружили-
не дело было, Мишка ведро какой-то с водой разлил,
сам взял тряпку и начал ей возить по полу, а оно не по-
лучается, и он как заревёт!
      Говорила, как один раз яйца куриные потолок в ве-
дре, вымазался весь и смеялся…
      Чё ж, дитё есть дитё.
       А вот Кружилина Анна Пантелеевна, одна из тех,
кто продолжает род первопоселенцев Кружилиных,
вспоминает по сей день рассказ своей бабушки:
«Играли дети на плацу. Миша Шолохов к ним вы-
шел. Девочка одна и говорит: «Вот, погляди, на тебе но-
вые ботиночки, а я – разувши... у нас не за что купить...»
Миша тут же снял с себя ботинки и сказал: «На, возьми
мои».
       В музее хранятся воспоминания Александры Васи-
льевны Богатырёвой. Ей рассказывала мать, что Алек-
сандр Михайлович на своей усадьбе закладывал сад, а
за саженцами ездил с дедом Богатырёвой в питомник.

      Об отце Михаила Алексанровича до нас дошли ску-
пые сведения, а подчас и противоречивые. Как-то так
уж получилось, что никто из исследователей его био-
графией глубоко не занимался, а сам Михаил Алексан-
дрович по своей скромности говорил о родителе мало.
Между тем Александр Михайлович оказал большое
влияние на воспитание сына и развитие его природно-
го дарования. Это был человек незаурядный, настоя-
щий сельский интеллигент в самом широком смысле
этого слова, который старался дать сыну хорошее обра-
зование.
       В автобиографии Михаил Шолохов писал: «Отец
смолоду работал по найму… Недвижимой собственно-
сти не имел и, меняя профессию, менял и место житель-
ства. Революция 1917 года застала его на должности
управляющего паровой мельницы в хуторе Плешакове
Еланской станицы…».
       А вот анкета продработника А. М. Шолохова, за-
полненная его рукой 12 июня 1921 года. В графе «во-
просы», «ответы» записано: «Какой губернии, уезда, во-
лости?» – «Рязанской губернии, Зарайского уезда», «Чем занимался до революции?» – «Заведующий вальцовой мельницей», «Специальность?» – «Приказчик и зав. магазином», «Национальность?» – «Русский», «Был ли в рядах Красной Армии?» – «Нет», «Когда начал работать в продорганах вообще и когда в Верхне-Донском округе?
     Если комаНдированы, когда и каким учреждением?» – «В 1920, в статистическом бюро, в 1921 – зав. райприёмпунктом ст. Каргинской», «Должность?» – «Заведующий», - «Ваша  партийность» - «Беспартийный», «Образование» – «Приходское училище», «Виды на урожай вашей волости» – «Очень плохие», «Сенокосы и его виды
на урожай» – «То же», «Как проходит развёрстка на яйцо и масло?» – «Очень плохо до 12 июня».
       Эта анкета хранится в Шахтинском филиале Го-
сударственного архива Ростовской области. Там же
удалось обнаружить личную карточку брата Алексан-
дра Михайловича – Петра Михайловича Шолохова.
Он работал в Каргинской заготконторе помощником
делопроизводителя. В его карточке говорится, что он
окончил три класса реального училища, от призыва на
военную службу освобождается по возрасту.
Далее, в следующей графе, записано: родился в
Донской области. Поступил в советскую заготовитель-
ную контору 12 июня 1921 года.
     Анкеты братьев я привожу для сравнения. Обратим
внимание на тот факт, что Александр Михайлович вы-
ходец из Рязанской губернии Зарайского уезда, а Пётр
Михайлович об этом в своей анкете не пишет: «родился
в Донской области» – и только. Это даёт основание по-
лагать, что Александр Михайлович ребёнком приехал с
родителями в Вёшенскую.
      И тут возникает другой вопрос: какого года рожде-
ния был отец писателя? На это мы имели до недавнего
времени две спорные даты: 1859 год, встречающийся
во многих работах исследователей, и 1850 – дата, кото-
рая выбита на могильной плите.
     Заведующим Каргинским домом – музеем П. Я. Дон-
сковым найдена новая дата рождения отца писателя:
1865. Какой же из них верить? Конечно же последней,
потому что она обнаружена в церковной «Записи», а
стало быть – самая достоверная.
      Но давайте прочитаем этот документ вместе, и мы
узнаем много нового:
       «Метрическая книга бракосочетания в 1913 году»
церкви хутора Каргина. Под порядковым номером 51
в графе «месяц и день» отмечено: «июль, 29». В следующей колонке сведения о женихе: «Мещанин Рязанской губернии города Зарайска Александр Михайлович Шолохов, православного исповедания, первым браком». Далее: «Лет жениху: 48».
   О невесте такая запись: «Еланской станицы (хуто-
ра Каргина, вдова казака Анастасия Даниловна Кузне-

цова, православного исповедания, вторым браком.      Лет невесте: 42.»
       Обряд совершали священник Емельян Борисов и
псаломщик Яков Проторчин в присутствии поручите-
лей: от жениха – «мещанин Иван Сергеев Левочкин и
мещанин Пётр Михайлов Шолохов», от невесты – кре-
стьянин Тамбовской губернии Шацкого уезда Атиев-
ской волости Козьма Кондрашов и мещанин Воро-
нежской губернии города Острогожского Владимир
Николаев Шерстюков».
     Внизу подписи: «Священник Емельян Георгиев Бо-
рисов и псаломщик Яков Проторчин».
     Так что слова из автобиографии писателя «…отец
мой, Шолохов, меня усыновил» как раз относятся к это-
му времени, и Миша Шолохов стал числиться сыном
мещанина.
      Итак, Александр Михайлович был 1865 года рожде-
ния, до Анастасии Даниловны ни на ком не был женат.
И ещё. В 1880 году Александр Михайлович не мог
жить в хуторе Кружилине самостоятельно, так как к
этому времени ему исполнилось 15 лет. Если так, тогда
в хуторе Кружилине жила вся семья Шолоховых, зарай-
ских переселенцев. Но по воспоминаниям сына писате-
ля Михаила Михайловича Шолохова, дед его, тоже Ми-
хаил Михайлович, жил в Вёшенской с сыном Николаем,
который был увлечён книгами, много читал и имел до-
машнюю библиотеку.
         Сохранились воспоминания, что с Александром
Михайловичем в разное время жили брат Пётр, сестра
Ольга с детьми. А Александра Егоровна Рыжова, старо-
жил хутора, рассказывала о том, что она со своей се-
строй с 1907 года по 1910 нанималась к родителям
Шолохова для работы по двору и потому хорошо знала
деда писателя. Когда вся семья собиралась за столом,
он шутил: ему взвар приходится мутить, а остальным –
только гущу подхватывать.
       И не без оснований можно утверждать, что от ху-
тора Кружилина Шолоховы далеко не отрывались. В
соседний хутор Каргин была выдана замуж старшая се-
стра Прасковья. Там же приказчиками работали Пётр,
Михаил, а потом и Александр.
      Вёшенским краеведом Т. А. Зеленковым в Государ-
ственном архиве обнаружен журнал генеральной про-
верки торговых предприятий станицы Вёшенской за
1890 год. В нём есть такая запись: «1 – мануфактурная
лавка в хуторе Кружилином мещанина Михаила Ми-
хайловича Шолохова. Заведует сам, приказчиком – сын
Александр Шолохов», 2 – «торговый погреб – их тоже».
Проверяли: «станичный атаман урядник Солдатов,
депутаты торгового общества Капитон Мохов, Алексей
Обоймаков».
      Так вот, был ли Михаил Михайлович зятем купца
Мохова, если иметь в виду, что одни авторы «дочь куп-
ца» называют Марией Васильевной, другие – Алексан-
дрой? Ведь её отчество не совпадает с именем отца…
В журнале проверки торговых заведений станицы
Вёшенской записан и Мохов Капитон Васильевич, (он
же депутат торгового общества), который был родным
братом Марии Васильевны Шолоховой, жены Михаила
Михайловича.
       Кроме этого, Мохов был тоже зарайским мещани-
ном, вместе они и приехали на Дон, в Область Войска
Донского.
         В станичной мануфактурной лавке Мохов прода-
вал по патенту табачные изделия, а приказчиком у него
был сын Владимир. Помните по «Тихому Дону» купцов
Моховых? Но, как заверяют старожилы, писатель заим-
ствовал от них только фамилию.
     Так что Михаил Михайлович, дед писателя, «дово-
дился» Капитону Мохову не зятем в прямом смысле
слова, а свояком, шурином.
М. М. Шолохов в торговом обществе был видным
лицом. В 1890 году за ним было три мануфактурных

лавки: в хуторе Кружилине, в Вёшенской, где торговал
старший сын Николай, и в хуторе Верхне-Дударевском
содержал лавку Шолоховых доверенный крестьянин
Иван Бирюков.
     У деда писателя торговые дела складывались более
успешно, а вот Александру Михайловичу чаще прихо-
дилось занимать или брать в кредит деньги, товары у
своих удачливых соседей. Поэтому отец писателя, что-
бы как-то повысить материальный достаток, брался за
«шабашку»: закупал зерно у казаков, веял, отправлял на
железнодорожную станцию и дальше – зарайским род-
ственникам, которые имели мельницу.
       Попутно Александр Михайлович занимался скуп-
кой скота у населения, сеял хлеб на арендованной зем-
ле. Но это – временные занятия. Главное же своё дело
– торговлю – не оставлял: она и обеспечивала средним
достатком.
      В 1910 году, переехав в хутор Каргин, Александр Ми-
хайлович определился приказчиком к купцу Озерову.
      Из города Зарайска (теперь Московская обл. – Г.Р.)
в Государственный – музей заповедник М. А. Шолохова
прислал письмо журналист, краевед, заслуженный ра-
ботник культуры РСФСР Владимир Иванович Полянчев.
Он сообщил: «Предки Михаила Алексадровича
     Шолохова действительно проживали в Зарайске. По
старинным платёжным, ревизским, писцовым и пере-
писным книгам установлено, что генеалогическое дре-
во летописца советской эпохи своими корнями уходит
в многовековую глубину нашего края. В документах за
1715 год литературоведом В. И. Стариковым обнаруже-
ны упоминания о первых Шолоховых. Дальний предок
писателя прапрапрадед Фирс Шолохов уже тогда обжи-
вал окраинную Пушкарскую слободу. Зарайские пуш-
кари появились в петровскую эпоху или вскоре после
замечательной победы над шведами в Полтавском сра-
жении 1709 года, или незадолго до неё.
      Здесь жили Сергей Фирсович Шолохов, прапрадед
Иван Сергеевич, прадед Михаил Иванович. В домах №
8 и № 10 по улице Красноармейской продолжал торго-
вые традиции своих пращуров и дед писателя Михаил
Михайлович Шолохов. Отсюда со своими сыновьями
Николаем и Александром он уехал на Дон. Михаил Ми-
хайлович Шолохов известен был в Зарайске большим
книгочеем, взял с собой и богатейшую библиотеку.
На перекрёстке улиц Гуляева и Красноармейской
долгое время сохранялись останки так называемой
«шолоховской» мельницы….
      И не случайно, за шесть лет до смерти Михаил
Александрович прислал в наш город «Тихий Дон» с ав-
тографом: «Зарайским землякам с добрыми пожелания-
ми. М. Шолохов. 19 июня 1978 г.».
       С новыми материалами об отце М. А. Шолохова я
познакомил сына писателя – Михаила Михайловича. Он
подтвердил, что в Вёшенской действительно жил Нико-
лай Михайлович, родной брат его деда, и у него была
личная библиотека, доступ к которой имели не только
родственники, но и простые казаки-станичники. Конеч-
но же, книгами из библиотеки своего дяди пользовался
и юный Миша Шолохов

.
В ЗАРАЙСКЕ

     Зарайск приветствовал теплым солнечным днём,
куда я приехал накануне 85-летия со дня рождения
М. А. Шолохова. С высокого холма, на котором располо-
жился древний русский город Рязанского княжества,
передо мной раскрылись необъятные просторы Боль-
шого поля с извивом пролёгшей по нему реки Осётр, с
прибрежными кучерявистыми вербами и талами.
Великое поле… глазом не охватить голубоватую
равнину с разбросанными по ней деревнями. Здесь со-
бирал войско русское Евпатий Коловрат, отсюда пошёл
он вслед за Батыем. Тут же, по преданию, скликал вой-
ско Дмитрий Донской, прежде чем идти на Куликово
поле. Воевода Пожарский со своим ополчением тоже
вышел с зарайской земли.
      Город предстал своей будничностью: рядом с авто-
вокзалом в то майское утро на прилавках рынка жен-
щины в пестрых платьях, сарафанах продавали рассаду,
цветы, саженцы фруктовых деревьев.
Подошёл к мужчине, поинтересовался:
– А что, нет ли старинных сортов яблонь, груш?..
Тот прижал плечи к голове, растопырил руки:
– Вот и всё … мичуринские… А в селе тут один, го-
ворят, занимается, нашенские зарайские яблони разво-
дить взялся.
– Хорошо-о… Ну, а Шолоховы у вас тут живут?
– Это какие-то Шолоховы? Шолоховых тут много.
– Да хоть с кем-нибудь встретиться бы .
– Так это туда, на Стрелецкую, Пушкарскую иди…
Пока я шёл до улицы Благоева, чтобы найти адрес
Полянчева, рассматривал старинные деревянные дома
с резными широкими карнизами, шелёванными стена-
ми, ставнями на окнах. Город напоминал мне донскую
станицу, в которой когда-то буйно шумела жизнь. Ведь
что говорить, о «старине» мы так мало заботимся, что и
сегодня готовы рушить и рвать непреходящие ценно-
сти, связанные с историей и культурой русского наро-
да. И рвём и рушим, а не реставрируем и восстанавли-
ваем. И об этом я тоже думал, когда видел забитые окна
добротных деревянных особняков, построенных ещё в
прошлом веке.
      Мой заочный приятель Владимир Иванович По-
лянчев оказался человеком пенсионного возраста, но
удивительно подвижный, работоспособный. Он пишет
в газеты о своих славных земляках, работает над эн-
циклопедией города Зарайска, принимает самое ак-
тивное участие в сохранении памятников истории и
культуры, устанавливает памятные доски, скульптуры
видным зарайцам. Вот и в последнем письме в музей М.
А. Шолохова он просил выслать ходатайство о сохране-
нии домов по улице Красноармейской, где было одно
из шолоховских «гнёзд».
     Полянчев так быстро повёл меня по городу, что я
не успевал за ним не только идти, но и запоминать рас-
сказываемое; чуть не за каждым углом Владимир Ива-
нович останавливался и сообщал что-нибудь важное,
примечательное для Зарайска. Мы побывали у Белого
колодца, который связан именно с тем местом, где в
1225 году «Астафий передал чудотворную икону Ни-
колы Корсунского-Зарайского из преславного города
Херсонеса» князю Фёдору Юрьевичу, чтобы «и чудеса
творить, и место то прославить». Зарайск и стал местом
вдохновения для выдающегося писателя русского сред-
невековья Евстафия, создавшего в Никольской церкви
знаменитую «Повесть о разорении Рязани Батыем».
Рядом с Белым колодцем сохранились валы старо-
го города. Археологи подтвердили существование упо-
минаемого в Никоновской летописи «града Осетра»,
как называли тогда Зарайск.
       По окраинам Рязанского княжества много было
городищ, воины которых несли службу. Большую роль
играл в защите Московского государства славный го-
род Осётр, или Красный, Никола Зарайский со своим
мощным острогом, водными преградами, а с 1531 года
– с каменным кремлём.
…Здесь, на зарайской земле, и корни пушкарей
Шолоховых, которые несли пограничную службу. Здесь
живут потомки Евпраксии, которая, узнав о гибели
мужа и о приближении ордынцев, выбросилась из вы-
сокого терема с малолетним Иваном и зараз разби-
лась… не желая своего посрамления.
Обо всём этом рассказывал мне Полянчев, и мы,
обогнув мощные стены кремля, перешли ручеёк быв-

шей речки Монастырки и пошли по 1-й Стрелецкой, где
когда-то была Пушкарская слобода.
     Дома одноэтажные, деревенского типа, но уже ред-
ко увидишь бревенчатую избу. Ни заборов тебе тут, ни
калиток, у многих жителей из сеней, из коридора избы
двери открываются сразу на улицу. Дом к дому стоит,
двор ко двору прижимается, а со стороны поля – огоро-
ды картофельные; некоторые жители занимаются также
огуречным бизнесом в плёночных теплицах.
На грани между городом и Пушкарской слободой
растёт двухсотлетний дуб-великан. Под его кроной про-
шло немало людей, в том числе не одно поколение Шо-
лоховых.
– А вот Валерий Шолохов тут живет, почтальон
наш… – показала нам женщина на флигель.
К сожалению, Валерия не оказалось дома. Мы по-
знакомились с его женой, Надеждой Ивановной, и она
посоветовала:
– Есть ещё Новопушкарская улица, там тоже много
живёт Шолоховых.
     На Новопушкарской встретились с Юрием Фёдо-
ровичем Шолоховым. Небольшого роста, коренастый,
под густыми седыми бровями – серые, глубоко запав-
шие глаза, на лице, прожжённом морозами, ветрами –
сеточка застоялой крови от светло-красного до синего
цвета.
– Я Юрий Фёдорович… Шолоховых? Ну, я Шоло-
хов… 1926 года рождения, участник Великой Отече-
ственной войны, сорок третьего года призыва, воевал в
Маньчжурии. Теперь тут живу. Тридцать лет. Дед Фёдор
у меня был, отец – Фёдор Фёдорович. Моя родня была
по прозвищу Овсянники. В царское время торговали
они. Куда-то далеко ездили они за овсом, скупали его
там и сюда везли, торговали. А ещё Соколовы, Рогож-
кины тут у нас живут, они из Чирьякова. Шолохов Иван
Егорович и его брат Сергей Егорович умерли… А вот
помню Тоню Шолохову… Аркадий Матвеевич и Пётр
Матвеевич… тоже братья Шолоховы, это другие. Они
сами Карманские. Шолоховы все были крепкие, все до
85 лет доживали. А больше я нигде не встречал Шоло-
ховых. Писатель Михаил Александрович – и у того дед,
отец были зарайские, може и мне родня какая. Правда,
на фронте мне попадалась фамилия Шалахова – из Си-
бири они были. Э-э… помирать уж подходит… Пере-
стройка эта, перестройка… закормили народ, да ещё
обижаются на жизнь… Вон, Евпраксия в окно выбро-
силась, а врагам не далася, а теперь кой-каким бабам
молодым одни деньги давай, а нас, стариков, на свалку.
Закормили, закормили… да ещё обижаются…
Старик помолчал и оживился:
– Чуть чё, Владимир Иванович, придём к вам в ре-
дакцию жалица, – говорил сидящий на лавке в тени де-
рева Николай Иванович Зорин и указывал пальцем на
свой дом: – 1888 года – и ничё, стоит…
Юрий Фёдорович продолжал:
– Отец у меня был резак хороший. Свиней бил. По
обделке, по резке был первый. Тут вот колодец, вода
вольная, суда ему и возили свиней на обделку.
Такое вот у меня было знакомство с зарайцами, и
мы пошли на улицу Красноармейскую, к домам № 8 и
№ 10, где жили предки Михаила Александровича Шоло-
хова. ( К сожалению, как мне сообщили недавно, дома
эти сгорели… не уберегли…)
     Один из них был с полуподвальным этажом, то есть
по-донскому – « с низами».
      Стены домов  шелёваны доской и покрашены,
крыша – покрыта жестью. На улицу смотрели из-под
карниза высокие окна, какие делали раньше в школах,
государственных конторах.
      В 20-е годы в этом здании размещалось (одно из
первых в России) лётное училище. Отсюда вышло более
ста штурманов.

     Второй дом с мансардой в виде балкончика. Как
утверждали старожилы и знатоки старины, Шолохов
Михаил Михайлович уехал именно из этого дома в ста-
ницу Вёшенскую.
       Что ж, не всё удаётся сохранить для истории, но
«шолоховские» дома всё-таки жалко.
С В. И. Полянчевым мы осмотрели с улицы Ильин-
скую церковь, где был приход Шолоховых, прошли
мимо здания приходской школы, где мог учиться отец
писателя.


ЯСЕНОВКА 


       Мать Шолохова, Анастасия Даниловна Черникова,
была родом из хутора Ясеновка. Сейчас этого селения
нет. Оно распалось окончательно после коллективиза-
ции. И всё же, что осталось на его месте? Бугорки гли-
ны, где стояли дома, ямы провалившихся погребов,
заросшие степной травой, колючим татарником, сер-
дечным пустырником… А по балке – заброшенные ле-
вады и сады.
     С московским литератором Виктором Левченко мы
побывали на том месте, где стоял дом «пана» Попова.
(Да-да, тот самый Листницкий по роману Шолохова.)
У Попова в прислуге работала в молодости Ана-
стасия Даниловна. На бывшей усадьбе был летний ла-
герь для скота, а теперь пустырь. От сада мало уже чего
осталось, но кое-где можно приметить вишневое дере-
во, тёрен, грушу.
    В тридцатые годы всех до одного ясеновцев рас-
кулачили, посослали кого-куда, а кто уцелел – разъеха-
лись по ближним хуторам, станицам.
Одного из них я разыскал в Вёшках: Соколов Павел
Иванович, 1906 года рождения.
    При знакомстве у меня сразу возникла мысль: нет ли
здесь какой связи с героем рассказа «Судьба человека»?
Попросил фотографию как можно позднего времени.
– Фронтовая карточка есть, а больше я не фотогра-
фировался, – говорил Павел Иванович, выкладывая на
стол альбом.
     Вот она, фронтовая карточка… Павел Иванович си-
дит слева внизу, в шапке ушанке со звездочкой, справа
– два его товарища в «будёновках». Павел Иванович по-
хож тут на Сергея Бондарчука!..
– Это нас снимали на фронте в сорок первом или
сорок втором… – пояснил Соколов, и мы засиделись за
столом над альбомом: – Ясеновка… Ясеновка была из
крепостных крестьян. У нас были и русские, и украин-
цы, и татары, и калмыки.
     Жили осёдло. Работали у помещика. Его паном на-
зывали.
         Рассказывали, будто военно-полевой суд был в
Усть-Медведицкой станице, панского сына судили. А
отец поехал и взял его на поруки.
У пана было два сына. Один был революционер, вот
его судили. А отец поехал, взял документы у попа, будто
он умер… А он жил тут, в Ясеновке. И ещё у них было
две дочери. А жена у пана по матери была полячкой,
она мужа называла «пан».
     А в семнадцатом году был Ленина указ: спихнуть
помещиков, оружие забрать, лошадей – для армии.
И вот в первозимье приезжает сорок ребят, обстре-
ляли дом и пошли в него. А наши крестьяне побегли –
не трогайте, а то вы уедете, а нас порубят.
Двадцать первый год. Хотели забрать панское иму-
щество, дом, а наши сказали: нехай учат наших детей. А
в доме мать жила и девки с ней. Мария Александровна
– мать, а девки Анастасия Дмитриевна и Ольга Дмитри-
евна и братья: Илья и Евгений. Они в гражданскую не
вернулись.

     Поповы до двадцать восьмого года жили в хуторе,
до колхозов жили в этом же доме.
     Дочь вышла замуж за агронома Кулебаба (приез-
жий, в Вёшках работал в земотделе). А вторая, младшая,
домой принимала Вальтера Христофоровича Фельдма-
на. После революции он тут в Вёшках появился. В Чука-
рине его назначили председателем кредитного товари-
щества. А потом их, по-моему, лишили права голоса на
собраниях, и они быстро продали всё: дом, амбары, ко-
нюшни… Даже сад продавали на дрова (наши покупа-
ли, приезжали желающие с Топкой балки). Дом купило
Каргиновское потребительское общество. И вроде как
сестры остановились в Ростове. Кто из них остался – я
не знаю. У Фельдмана был сын Борис, но он, говорили,
пропал в войну.
     До революции у нас была сестра двоюродная, она
у панов жила, Аксинья Дмитриевна Новикова. Она при-
жила со старшим сыном Поповых девочку, и когда они
уходили – забрали девочку, не отдали её Аксинье.
В Ясеновке жили два брата и племянники Анаста-
сии Даниловны. Братов её я знал: Герасим Данилович и
Гаврил Данилович. Дома у них были в основном саман-
ные.
      Анастасию Даниловну я узнал в революцию. Одну
зиму она с Михаилом у нас зимовала, в двадцатом году,
в доме Волоховых, одну комнату снимали (а Александра
Михайловича я не видал), они вдвоём жили с матерью.
Раз я Мишу Шолохова видал вот как: за хутором с
собаками шёл; а второй раз видал – через двор прохо-
дил у Поповых, звала его старшая дочь, какая учила нас
грамоте в школе.
      Мой отец хорошо знал Шолоховых, бывал у них в
Каргине. С двадцать шестого по тридцатый год приез-
жал Шолохов к нам в Ясеновку с Марией Петровной, с
тестем Петром Яковлевичем Громославским. По стре-
петкам ездили. Громославский стрельнет – полетел
стрепеток живой и невредимый, а Шолохов стрельнет,
так без промаха.
Как-то говорю: «Должно быть, клубника поспела», –
и мы поехали, лазили по траве, ели ягоду. С ними какая-
то вторая белая женщина была, не знаю, кто такая.
… Последний раз я был у Шолохова в тридцать тре-
тьем году. У меня брат Андрей Иванович Соколов был,
жил он во Фроловке, он тоже знал Шолохова; был на
фронте, ранетый под Сталинградом.
– Когда вы были у Шолохова? – переспрашиваю я и
держу наготове шариковую авторучку.
– И последний раз я был у него в тридцать третьем
году. У меня осудили отца на два года за невыполнение
хлебопоставки. У Шолохова в это время сидел мужчина
лет пятидесяти и говорил, чё в Вёшках делается. А по-
том он мне: «Бери выписку из приговора и подавай в
кассацию». Я так и сделал, и отца освободили.
А потом как-то увидал я Шолохова, а он мне и по-
жалился: «У меня сена для коровы нет». Ну, я ему воз на-
клал и отвёз, а он мне деньги хорошие за это заплатил.
Хорошо, конечно, в гостях быть, тем более гово-
рить с интересным собеседником, но пора и честь
знать, и мы расстались с таким уговором: встретиться
как-нибудь в другой раз и продолжить разговор о Ясе-
новке.
     На улице я раскрыл записную книжку и сделал для
себя пометку: «улица Есенина, 13, дом с голубым дере-
вянным карнизом, стены обложены белым кирпичом,
ворота – железные»
    Говорят теперь старики, что если бы сейчас пришли
к власти большевики, то они б кулачили всех подряд...
На ловца, говорят, и зверь бежит. Поехал я в хутор
Колундаевский, рассказал о своих поисках старому учи-
телю Владимиру Васильевичу Солдатову. Тот долго смо-
трел куда-то в сторону, катал между пальцев сигарету, а
потом чиркнул спичкой.

– Григорий, дуй к Лапченкову Стефану Ванифатье-
вичу, а в другой раз и я тебе о встрече с Шолоховым
расскажу.
     Домик Стефана Ванифатьевича – на левой стороне
речки Зимовной, у самой горы.
     Был уже вечер, когда я постучал в дверь и вошёл в
комнату: передо мной встал небольшого роста сухонь-
кий старичок с впалыми щеками и совершенно белым,
коротко стриженным на голове волосом.
     Хозяин поставил мне стул рядом с русской печью,
где под загнеткой стояли чугуны, и рядом с ними лежа-
ла разрезанная надвое тыква.
     Стефан Ванифатьевич подвинулся к столу, локтем
упёрся в крышку, а ладонью – в щеку:
– Я Вёшенской станицы рожак. При Советской вла-
сти сразу пошёл сидельцем в ревком, – бумаги разно-
сил. Потом всю жизнь бухгалтером работал.
Когда в Вёшках в 1921 году случился пожар, – в мае
месяце, на Троицу где-то – выгорело триста дворов, то
нам, погорельцам, дали квартиру на бывшем поместье
пана Попова, и вселилась наша семья в пустовавший
там флигель.
      До нас на усадьбе жил казак Тихон, он больше на
конюшне находился. Как я его припоминаю, – рыжева-
тый, выше среднего роста.
       В революцию дочери Попова, говорили тогда, уез-
жали в Усть-Медведицкую, а когда фронт ушёл к морю,
– вернулись в своё имение, распродали всё и куда-то
уехали. Но это уже было ближе сюда к коллективиза-
ции.
    Анастасия Даниловна, мать Шолохова, начинала ра-
ботать у Поповых горничной. Это верно.
Отца её я хорошо знал. Он был из крестьян. Мне за-
помнился его украинский говор.
    Я видел молодого Михаила Александровича Шо-
лохова у дочерей помещика, которого ясеновцы на-
зывали паном. Так вот, Шолохов приезжал на усадьбу
и дарил сестрам Поповым свои первые книжки: «Наха-
лёнок», «Бахчевник». Эти книжки одна из сестёр, Настя,
давала читать и мне.
     В 1985 году я лег в больницу, чтобы подлечиться.
Напротив меня лежал на кровати старик с бородой,
Время от времени он вставал, вспоминая что-нибудь из
своей прошлой жизни, философствовал о житье-бытье,
как будто размышлял вслух.
       Деда звали Иван Матвеевич Чукарин (ему было 83
года, как я узнал позже). Когда приносили на обед пер-
ловку, он ковырялся в ней ложкой и всякий раз приго-
варивал:
– Каша – мать наша: думами нас кормит и в походы
с нами ходит…
У нас полхутора Чукарины. И хутор у нас называет-
ся Чукарин, а выше туда, в степь, Ясеновка была.
В другой раз он встал и спросил:
– Такое вот стихотворение не слыхали? – и он про-
читал четверостишие какого-то жестокого романса и
продолжал дальше: – Да, в Ясеновке жил Дмитрий Ев-
графович Попов. У него было два сына и две дочери. А
жена у пана была приветливая.
     Пан был хороший, уважительный…
Из Ясеновки была родом мать Шолохова. Она у
пана в прислугах работала.
    Михаила Шолохова я знал. На охоте встречался с
ним. С Чукариным Прокофием Нефёдовичем пошли мы
в буерак Келья, глядим – машина стоит в степи. По ку-
ропаткам тогда охотились мы. Ну, машина и машина, а
потом видим – Шолохов к нам идёт. А он тоже охотил-
ся дюже. У нас насчёт пороху мало было… а он стрелял
ой-ёй… без промаха.
     Михаил Александрович расспросил нас обо всём.
Мы пожалились, что пороху нет, а он достал патронташ
зарядов на сто и сказал: «Берите». Мы и поделили па-
троны.

     Пошёл Шолохов к машине, потом вернулся и уго-
стил нас огромным арбузом. Мы тут же сели с Прокофи-
ем и съели его.
     У нас были ружья двадцатого калибра, шомполов-
ки, а патроны оказались двенадцатого. Мы разрядили
дома патроны, пересыпали порох в свои гильзы.
Отец мой умер в 18-м году. Тифом заболел и умер.
Пятеро нас было в семье…
    Ясеновка ещё до войны разошлась. Расходиться
хутор стал при колхозах. Большинство в хуторе богато
жили, всех и раскулачили…
     Имение у пана было ишо на Кардаиле (это там,
идей-то на Хопре). Дед или прадед был жалован землёй за геройство в войне 1812 года.
Дом у Попова – деревянный, под жестью. Хозяин
коней хороших держал – рысаков.
    В нашем хуторе пан Попов построил церковь, а в
1934 году коммунисты сломали её. (Путёвая жена по-
строит дом, а непутёвая развратит… Поп перевенчает,
а чёрт развенчает. Всякое бывает в жизни…).
Вот на мне сапоги: один из них давит. А мастер хо-
роший шил! Какой сапог давит? Вы не знаете, а я знаю.
Вот так и в семейной жизни.
– А Харлампия Ермакова вы знали? – спросил я,
имея в виду прототипа Григория Мелехова из романа
«Тихий Дон».
– Служил я у него. Во время революции, в восста-
ние девятнадцатого года. Мне шестнадцать лет было.
Если бы не пошёл – голову бы отрубили. А банды сколь-
ко миру побили?..
   Иван Матвеевич помолчал и добавил:
– Бабушка, ты купи мне очки… – говорит внук. «Ку-
плю», – отвечает, и купила ему букварь… – смеялся и
поглаживал бороду дед. И тут же начинал о другом:
– Да чё там говорить, не пошла она, жизня, поначалу у
Анастасии Даниловны… Чужая семья – потёмки. Так-то.
И Мишка родился не в этом доме, где она жила с Алек-
сандром Михайловичем в Кружилине. Вот приезжай –
укажу. (Позже я узнал, что Иван Матвеевич собирался
показать мне дом Хрести Назаровой.)
       Телицыну Клавдию Степановну трудно застать
дома. Несмотря на свой преклонный возраст, она по-
стоянно занята общественной работой. Но вот наша
встреча состоялась.
– В 1909 году отец Михаила Александровича Шо-
лохова предложил моему папе Степану Шутову купить
у него в долг дом, а то, мол, из казаков купцов не на-
ходится. Им такая маленькая усадьба не нужна (а мы ж
иногородние были, по квартирам ходили. Сразу купить
дом не могли.)
        Перед отъездом Шолоховых в хутор Каргинский
(позже его переименовали в станицу) я познакомилась
с Мишей. Мне тогда было четыре года. Мишу запомнила
в коротких штанишках, в рубашке с матросским ворот-
ничком. Я подошла к нему, взяла его игрушки, а он их
стал отнимать. Тут я расплакалась: считала, что игруш-
ки теперь мои. Подошла к нам его мама, Анастасия Да-
ниловна, тихо сказала, чтобы он отдал мне игрушки. И
Миша тут же исполнил её просьбу.
Клавдия Степановна пошла в сарай и вытащила
откуда-то два рогожных мешка, сплетённых из липовой
коры.
– Вот это из Шолоховской лавки. Я их всю жизнь
хранила. Возьми, в музей сдашь.


ПАМЯТЬ СТАНИЦЫ


     Сентябрь. Станица Каргинская. Отсюда начинал
свой творческий путь Михаил Александрович Шолохов.
Здесь каждый проулок, каждый дом, кажется, дышат да-
лёкой, но ещё близкой стариной.

     Невольно вглядываешься в лица: те и уж не те кар-
гиновцы, что описаны в произведениях писателя. Да и
одежда местных старожилов, их детей и внуков как буд-
то бы та, да не та: нет былого колорита. Но прислуша-
ешься к говору станичников, послушаешь их песни, по-
смотришь на пляски танцоров – и убедишься: нет, жива
ещё казачья народная душа.
     Как что-то самое дорогое – старинные дома-курени
на высоких фундаментах с деревянными карнизами,
как и в Зарайске. Такие дома помнят казачьи «приви-
легии», за которые платили службой Отечеству, а чаще
своей буйной головушкой….
     Новое поколение теперь живёт в станице. Но па-
мять трудового казачества хранит в сердцах любовь к
тем, кто в суровые дни испытаний с оружием в руках от-
стаивал нынешнюю жизнь. Не зря ведь всё лето, из года  в год на братской могиле героев Великой Отечественной войны растут цветы, а в памятные даты молодожёны, школьники кладут нетленные венки…
      Тополя, как солдаты в почётном карауле, роняют по
улицам первую осеннюю листву…
      Осенью в Каргинской – пора свадеб. В выходные
дни легковые машины в разноцветных лентах, сигналя
прохожим, катят по улицам. Остановка у обелиска…
Память. Она будет жить в нас вечно. Без неё мы –
никто.
      А ещё всегда будем помнить: здесь, в хуторе Кар-
гинском (переименован в станицу в 1918 году), таким
же тёплым сентябрьским днём переступил порог шко-
лы будущий писатель с мировым именем Михаил Шо-
лохов. Отсюда же увезёт его отец, Александр Михайло-
вич, в подготовительный класс московской гимназии, а
в 1915 – в гимназию города Богучара Воронежской гу-
бернии.
     О том, с чего начинались школьные годы Миши Шо-
лохова, рассказывала Надежда Тимофеевна Кузнецо-
ва, о которой мне тоже хотелось бы сказать несколько
слов: общительная, с доброй душой и проницательным
взглядом, не теряющая в нужную минуту чувства юмо-
ра. Она всю свою жизнь посвятила преподавательской
работе, в совершенстве владела английским языком,
что давало ей возможность часто бывать в доме Шо-
лоховых – переводить тексты или встречать гостей
в роли переводчика, а с 1984 года работала в музее-
заповеднике научным сотрудником.
    О Шолохове она вспоминала с особым чувством,
будто заново переживала минуты встреч и общений:
– Мой папа, Тимофей Тимофеевич Мрыхин, был
первым учителем Шолохова. И началось знакомство
вот с чего: Александр Михайлович как-то пожаловался
моему папе: «На речку Минька повадился ходить. Ку-
сок хлеба возьмёт и уходит рыбалить. Давай его как-то
отучим от этого… Переключим с рыбалки на науку». И
отец согласился давать ему уроки на дому. Так малень-
кий Миша за шесть-семь месяцев освоил письмо и счёт
и в семь лет пошёл сразу во второй класс приходской
школы. И когда у Миши спрашивали, кем он хочет быть,
– отвечал: «Военным». Но мой отец не хотел в нём это
поддерживать и говорил Александру Михайловичу:
«Нет, у него склонности к гуманитарным наукам», – и
всячески старался развивать его способности».
Как-то с Виктором Потаповым (у него был хороший
фотоаппарат) мы выбрали свободный денёк и поехали
в станицу Каргинскую. Задумка была такая: сфотографи-
ровать места, где бывал Шолохов, записать воспомина-
ния старых казаков.
       Прибыв в станицу, мы сфотографировали дом-
музей писателя, школу, где он учился, старую мельницу
Донпродкома, Шевцову яму, куда ходил юный Шолохов
на рыбалку, а потом отправились в хутор Латышев к
Александру Ивановичу Поволоцкову, одногодку Миши
Шолохова.
Александр Иванович копал на огороде картошку.
Это был высокого роста и крепкого телосложения муж-

чина. Осенний загар румянил его морщинистый лоб и
плитняки щёк с мелкими ниточками красных вен.
    Хозяин был одет в полосатую линялую рубашку. Вы-
слушав нас, он степенно прошёл к колченогому столу,
что стоял в саду, не торопясь сел на скамейку и поло-
жил перед собой клешневатые ладони, на тыльной сто-
роне которых выпирали из-под кожи струны сухожилий
и голубые напруженные вены.
– Я сам плотник, сапожник, гармонист… В войну про-
шёл от Сталинграда до Берлина. Воевал в инженерно-
технических войсках. Поганец Гитлер, сколько миру
перевёл… Нас сколько погибло да ихних…
    Да, я в первый класс ходил в Каргин и точно пом-
ню, что учился с Мишей Шолоховым. Но только один
год, а потом я не знаю куда он делся. Ага, поп Омельян
преподавал у нас закон Божий. Учили русский язык, ма-
тематику… дробь простая, десятичная… На парте по
три человека сидели. И по четыре – тоже такие парты
были. Много поступало учеников. Наша церковно-
приходская, пять классов было, а во второй школе,
приходской, – три класса. Человек сто нас училось…
Помню, дед у нас на перемене всегда стоял с кнутом:
побегут какие по партам, а он кое-кого и потянет через
всю спину… И Шолохов тоже развитой был, и ему, бы-
вало, попадало.
    Шолохова отец вроде бахчевником работал у нас в
Латышах. На квартире жил и бахчевником работал. Вот
у Михаила потом и рассказ появился: «Бахчевник».
В двадцатые годы у нас в хуторе в кулацком доме
был ликбез, молодой Шолохов преподавал. А потом
этот дом сгорел.
    В слободке, под Каргиным, жила тётка Шолохова, и
он её часто навещал. Муж её, Платон, тут у нас бывал и
хвалился: «...Михаил Шолохов приезжал…»
    Время так быстро летит, что синица из руки. Нет
уже тех людей, которые жили рядом с Шолоховыми в
Каргине. И оставалось только сожалеть.
     Правда, называли нам другие фамилии старожилов,
но они нам ничего нового о Шолохове не могли расска-
зать.
Известно, до 1917 года Шолоховы жили в стани-
це Каргинской. Крытый жестью дом стоял в центре. Во
время игры на соломе Миша поранил глаза, и отец от-
вёз его в Москву в глазную больницу, а после выздо-
ровления определил в подготовительный класс гимна-
зии.
    Очередная моя поездка была в составе экспедици-
онной группы музея-заповедника М. А. Шолохова в го-
род Богучар.


ГОРОД БОГУЧАР

     В «Дозорной книге» первые упоминания об этом
городке относятся к 1615 году. Первыми его поселенца-
ми были казаки. После Булавинского восстания, в 1717
году, на месте нынешнего Богучара была основана сло-
бода, а в 1779, в связи с образованием уезда, она пере-
именована в город.
     До Великой Октябрьской социалистической рево-
люции Богучар слыл бедным провинциальным поселе-
нием, но в то же время и самым крупным культурным
центром юга Воронежской губернии.
     В 1909 году в Богучаре открылась гимназия. Три
года провёл в этом учебном заведении (1915–1918)
Миша Шолохов, переведенный из Москвы. И мы, участ-
ники экспедиции, по предложению энтузиаста – шоло-
ховеда А. В. Кандарюк, побывали в классе, в котором
учился юный Шолохов, посетили актовый зал, предна-
значенный в то время для уроков Закона Божьего.
В «Адрес-календаре Воронежской губернии на
1917 год», изданном статистическим комитетом, го-
ворится, что инспектором Богучарской гимназии был

действительный статский советник Г. А. Новочадов,
законоучителем – священник Д. И. Тишанский, рус-
ский язык и литературу преподавали Г. И. Карманов и
О. П. Страхова, математику и физику – А. Р. Слапчинский
и Н. Л. Хохряков, древние языки – И. И. Сийлит, историю
– П. П. Новицкий и В. С. Клепчиков, французский язык
– О. И. Вольская, немецкий – Н. П. Овчаренко, природо-
ведение и географию – И. Н. Морозов, законоведение
– Заборовский, гимнастику – А. В. Олейников, чисто-
писание, рисование и лепку – М. Я. Разиньков, пение –
П. М. Копасов.
     Отец устроил Мишу Шолохова на квартиру к свя-
щеннику Дмитрию Ивановичу Тишанскому, о котором
все отзывались как о человеке степенном, культурном.
За успехи в народном образовании в духе православ-
ной церкви ему была «дарована» серебряная медаль.
Дом священника сохранился до наших дней, и мы
побывали именно в той комнате, в которой жил гимна-
зист Миша.
– У Тишанских, где теперь я живу, была отдельная
комната, – рассказывала хозяйка квартиры ветеран
труда А. И. Клюйкова и показывала: – Вот тут два окна
помню, в углу умывальник стоял, тут письменный стол,
библиотека…
     Жена Дмитрия Ивановича, Софья Викторовна, ра-
ботала в женской гимназии надзирательницей, или, как
говорили гимназистки, «классной дамой». У Тишанских
было пять детей. С одним из них, Алексеем, учился Шо-
лохов.
    По-разному сложилась судьба Тишанских. В граж-
данскую войну они вынуждены были покинуть город.
Кто-то оказался в Ростове, кто-то – на Украине, а вот
Алексей Дмитриевич Тишанский, майор Красной Ар-
мии, в Великую Отечественную войну навсегда остал-
ся в Венгрии при освобождении города Мишкольц. За
проявленный героизм майору Тишанскому был уста-
новлен памятник.
     Сейчас в бывшей гимназии – школа-интернат. В
своём музее, как бесценную реликвию, хранят ребята
письмо Михаила Александровича.
     Вот оно:
«Дорогие ребята! Учился я в Богучарской гимназии с
осени 1915 г по весну 1918. Никакой комнаты, по-моему,
«оформлять» не надо, а вот что касается приезда к
вам – как только выберу свободное время – непременно
приеду.
Желаю всем вам успешно учиться.
19. 1 . 65 г. М. Шолохов».
    Но ввиду болезни Михаил Александрович так и не
смог побывать в Богучаре.
     В городе именем писателя названа улица.
Ребята из группы «Поиск» сообщили мне, что на их
школе и доме, где учился и жил М. А. Шолохов, вывеше-
ны мемориальные доски.
     Нам было интересно познакомиться с однокласс-
ником М. А. Шолохова по Богучарской гимназии Георги-
ем Константиновичем Подтыкайло:
– Как сейчас помню: идёт письменная работа по
русскому языку и литературе. Учитель раздаёт нам кар-
тинки, и мы пишем сочинение по ним. И вот врезалось
в память: на другой день учитель принёс тетради и про-
читал нам сочинение Миши Шолохова, как лучшее.
Георгий Константинович всю жизнь работал
врачом-терапевтом. В конце беседы фотографируемся
с ним, желаем ему в жизни всего самого хорошего.
Андрей Петрович Денисенко, участник граждан-
ской войны на Дону, работал в партийных и советских
органах власти.
– В 1927 году я окончил заочную юридическую шко-
лу. Мне предложили держать экзамен в Миллерово.
Сдал. После направили в станицу Казанскую на шесть
месяцев.

      В августе приезжал в станицу на мотоцикле Шоло-
хов, квартиру он снимал у Ульяны Ивановны (фамилию
забыл).
      И вот вызывают меня в милицию: «Доверяем вам
охрану Шолохова. Вы богучарец, он учился у вас…
Даём двух милиционеров».
    Заступил на дежурство. Сидел, сидел на порожках, а
потом спрашиваю хозяйку: «Когда Шолохов придёт?». –
«Он уже пришёл», – отвечает.
     Захожу в комнату. Михаил Александрович любезно
принял, стал спрашивать о Лелёхине, Подтыкайло…
Потом он взял гитару и долго пел «яблочку».
Прошли годы. В 1964 по решению власти наш рай-
он стали соединять с Кантемировским. Районный центр
тоже собрались переводить из Богучар в Кантемиров-
ку. Люди были недовольны этим, и я решил съездить
за советом к депутату Верховного Совета СССР Михаи-
лу Александровичу Шолохову. Принял он меня, вни-
мательно выслушал и сказал: «Центр останется в Бо-
гучаре». Так и вышло. И все жители города мне потом
благодарность высказывали. А что я? Шолохову спаси-
бо. Принял. Выслушал мнение народа. Помог.
      В станице Казанской я встречался со многими ста-
рожилами, пытался уточнить, кто такая была Ульяна
Ивановна? Никто из стариков из-за своей «молодости»
такую женщину не вспомнил. Однако, спустя несколь-
ко лет, мне довелось познакомиться с историей здра-
воохранения в Верхне – Донском районе, и вот что я
узнал: в станице Казанской в первые годы Советской
власти в фельдшерском пункте работала, стояла у ис-
токов строительства советского здравоохранения и
всей разветвлённой сети медицинских учреждений в
станице и в районе, Ульяна Ивановна Улитина. Надо
полагать, что она была уже в преклонном возрасте, из
коренных жителей (Улитины – казанская фамилия),
пользовалась авторитетом у районного руководства и
силовых структур, была одним из свидетелей восстания
1919 года. И вероятнее всего, семья Шолоховых была
знакома с Ульяной Ивановной с тех пор, когда Миша
учился в Богучарской гимназии.
      Красив Богучар в утренние часы: из-за Дона всхо-
дит солнце, играют в окнах домов золотистые зайчики,
голубеет даль поймы Дона и окрестных степей.
От центральной площади улицы взбегают на вер-
шину горы, к церкви с красно-кирпичными стенами и
серыми куполами, а вправо от неё – белые многоэтаж-
ки новостройки.
      Вспоминаются открытки с видами города на начало
века: улицы с маленькими домиками, торговыми лавка-
ми, кузнями и среди них , как корабль у причала, трёхэ-
тажное здание гимназии, построенное в классическом
стиле .
      Фотографируемся возле памятника погибшим вои-
нам и идём в редакцию районной газеты. В отделе пар-
тийной жизни мне подсказали новый адрес: идти вот
туда и туда, спросите, мол, Фирскину Антонину Алек-
сандровну, 1902 года рождения, работала корректором
в «районке».
… Когда я вошёл во двор, то увидел, вопреки моему
ожиданию, не старческого возраста женщину, а доволь-
но крепкую и энергичную хозяйку. Выражение её лица
было каким-то недоверчивым, но постепенно Антонина
Александровна разговорилась:
– В Богучарской мужской и женской гимназиях
училось до революции много ребят и девчат из Ка-
занской, Мигулинской, Вёшенской станиц. Мальчики-
гимназисты носили серую форму, она у них как будто
мукой была присыпана, и потому их дразнили мукомо-
лами.
    В мужской гимназии преподавал Закон Божий Дми-
трий Иванович Тишанский. Его звали отец Дмитрий. Он

держал у себя на квартире за небольшую плату ребят. У
него, знаю, жил и Миша Шолохов.
Я держала экзамен в женскую гимназию в 1914
году. Изучали мы Пушкина и Толстого, Лермонтова и Го-
голя.
С Тишанским все здоровались с почтением: уважа-
ли его за ум, порядочность, скромность. В его присут-
ствии никто из детей не позволял шалостей.
    А в нашей гимназии преподавал Закон Божий отец
Павел. Он с попадьёй, бывало, едет на одноконке, ку-
чер впереди правит, а ребята-гимназисты бегут следом
и кричат: «Жижа, Жижа, Красногоровку спалил…»
«Жижа» – прозвище кучера, и он этого не любил.
Едет, едет… остановит лошадь, отдаст вожжи отцу Пав-
лу и бежит с кнутом за ребятами, разгоняет их, а тем ве-
село, мчатся врассыпную…
     Зимой гимназисты выкатывали сани-козырьки на
гору, подвязывали оглобли, наваливались в короб ку-
чей и мчались вихрем вниз к речке…
    Летом дети ходили купаться в устье, где Богучарка
впадает в Дон.
     Наш городок тогда был небольшой, все забавы
и игры детей были на виду. И гимназист Шолохов был
этому не только свидетель , но и участник». 


НА ДОНУ


     В 1918 году началась гражданская война, и Миша
Шолохов оставил Богучарскую гимназию, приехал в ху-
тор Плешаков к родителям, в дом Дроздовых, который
стоял крыльцом на север, в сторону Дона, с резными
стойками и навесом, покрытым жестью.
      За хутором – горькая полынь-трава, лысая, обве-
тренная меловая гора, по дороге – белесая, перегорев-
шая под солнцем в древесную золу пыль. Жара стоит
над Доном. По хутору словно мор прошёл – ни души не
видать. Но ребятам всё нипочём. Кровянистая вишня
вызрела – пошли по садам. Николай Королёв, Алексей
Дергачёв, Игнат и Иван Мельниковы – товарищи Миши
Шолохова.
      Во дворах у каждого своих фруктов и ягод хватает,
ан нет – на огородах у товарищей и у соседей всё сла-
ще. Набегаются, подразнят своими набегами старых
ворчливых бабок, и всё – пропало настроение.
Бредут мальчишки по пыльной дороге. Впереди
идёт теперь Шолохов.
– Пойдём к отцу камни колоть… – предлагает он.
Ребята соглашаются с радостью и направляются на
мельницу.
Александр Михайлович любил детей, умел пошу-
тить с ними, поговорить. Вот и на этот раз он принял их
добродушно и, выслушав, сказал сыну:
– Вы, Мишка, не будете колоть.
– Будем, – настаивал Михаил, и отцу ничего не
оставалось, как разрешить мальчишкам поработать на
строительстве ямы под нефть.
Невелика помощь ребят… но Александр Михайло-
вич всегда поддерживал в детях самостоятельность и
после работы каждому из мальчишек давал по монете,
а они бежали за конфетами в лавку.
     Такие вот воспоминания сохранились в памяти о
детстве Миши Шолохова у Ивана Андреевича Мельни-
кова, одного из немногих свидетелей юности писателя.
       С осени 1918 года Миша Шолохов несколько ме-
сяцев учился в Вёшенской гимназии, где в настоящее
время размещается литературная выставка. А весной
Вёшенская стала центром восстания казаков в ответ на
директиву о «расказачивании».
      Об учёбе Шолохова в Вёшенской гимназии мне рас-
сказывал Евгений Акимович Щетников, одногодок пи-
сателя:
46 47
– В 1917 году была организована Вёшенская гимна-
зия. Первым директором её был Какурин Андрей Артё-
мович из станицы Мигулинской. Но скоро его избрали в
казачий Круг в Новочеркасске, а вместо него прислали
Кашменского Фёдора Гавриловича.
Класс, где я учился и Шолохов, был четвёртым. Пом-
ню, как Мишу привели к нам. Вошёл он, всех оглядел
смело так . «Вот, ребята, вам новый ученик, переведён-
ный из Богучарской гимназии», – по обычаю представи-
ли ученика.
      Шолохов был небольшого роста, полненький, в
форме гимназиста.
     Запомнил я его ещё по рисунку. А было так: учите-
лем пения был у нас Ефим Иванович (дети дразнили его
«сапог»), он со скрипкой не расставался – в лес ходил с
ней, по станице, а одевался бедно… Михаил всё это за
ним подметил, взял и нарисовал в перемену на доске
сапог и к этому сапогу пририсовал скрипку.
    Вошёл Ефим Иванович – обомлел. Нас стали тягать
в учительскую. Но его никто не выдавал. А он сам встал
и сказал: «Я нарисовал».
    Думали – исключат его. Нет, оставили. Посчитали за
баловство.
    Нас было восемнадцать или двадцать два ученика в
классе. С нами учились Мирошников Тимофей, Бандур-
кин Сергей. Постарше классом, кажись, учился в гимна-
зии Чепуркин Николай, он всё писал революционные
стихи и подписывался обратными буквами своей фами-
лии.
     У гимназистов фуражки были синие, с белым кан-
том и черным козырьком, и спереди над кокардой
было три буквы «ВСГ» – ( Вёшенская смешанная гимна-
зия).
      Помню, на пении начинали мы гимн: «Всколых-
нулся, взволновался православный тихий Дон… и по-
слушно отозвался на призыв монарха он…» Директор
запретил нам так петь, заменил одно слово: « … на при-
зыв свободы он…».
     В 1919 году, во время восстания, нам дали закон-
чить гимназию, и уже в конце мая дарили друг другу
книги: «Свидетельствую на добрую долгую память уче-
нику такому-то от учащихся 4 класса Вёшенской сме-
шанной гимназии …». И на первом листе каждый рас-
писывался.
     Долгое время у меня хранилась эта книга. В ней
была роспись и Михаила Александровича Шолохова.
     В 1920 году вместе с Шолоховым принимал участие
в ликвидации неграмотности среди населения. Мы с
ним виделись на совещании учителей. Два-три раза в
год собирались в Вёшенской, и каждый делился опытом
своей работы.
    Позже я встречался с Шолоховым ещё пять-шесть
раз. (Когда-то он в Дударевку приезжал, а я там рабо-
тал). И всегда он здоровался со мной, угадывал меня
как соклассника.   


ХУТОР ПЛЕШАКОВ

    В хуторе Плешакове Еланского юрта в царское вре-
мя проживало более 800 душ. Через станицу проходил
скотопрогонный тракт с юга на север. Берега реки со-
единял мост, который ежегодно перестилали после ве-
сеннего половодья.
     Еланская станица славилась в начале прошлого
века торговлей, купеческими лавками, хлебными ссып-
ками.
   Но Плешаков жил будто бы своей обособленной
жизнью. На хуторе содержались станичные конюшни,
казаки отбывали при них службу отарщиками. Как и в
Еланской, тут была «паровая» мельница в два этажа. Из

окрестных хуторов правобережья сюда везли казаки
зерно молоть на муку.
      По воспоминаниям уроженца и старожила хутора
Плешакова Ивана Григорьевича Мельникова, 1903 года
рождения, отец Шолохова, Александр Михайлович, по-
селился тут в 1917 году, летом, стал работать заведую-
щим на мельнице, которая принадлежала ранее купцу
Симонову…
     А впрочем, послушаем Ивана Григорьевича сами:
– Мои родители жили в дому напротив мельницы.
Семья была большая – пятнадцать человек.
Чуть пониже, рядом со своей усадьбой, мой дед
Трофим Мельников построил второй дом, покрыл же-
стью и в 1916 году продал его машинисту мельницы
Ивану Алексеевичу Сердинову.
     В начале лета 1917 года в хутор приехал Александр
Михайлович Шолохов и стал работать управляющим
паровой мельницы. Первую зиму Шолоховы зимовали у
нас, а на вторую перешли к соседям Дроздовым, у них
свободнее было.
      Александр Михайлович состоял в торговой компа-
нии. Эта компания и купила мельницу у купца Симоно-
ва, который незадолгим уехал, говорили тогда, в Усть-
Медведицкую.
      Мельница у Симонова не была огорожена, а Шо-
лохов огородил её ольховым штакетником, порядок во
дворе навёл, расширил постройки хозяйственные.
Во дворе мельницы Шолоховы держали гусей, ин-
дюшек, свиней. Помогать по двору приезжали из Ясе-
новки время от времени обедневшие родственники
    Анастасии Даниловны: немой мужчина, вдовая женщи-
на и девушка.
     Все они часто заходили к деду посидеть, погово-
рить.
    Александр Михайлович построил во дворе мельни-
цы круглый дом 12х11 метров, покрыл его жестью. Дом
этот должен был служить конторой, а часть его, навер-
но, думал отделать себе под жильё.
    В конце 19-го года Шолохов оставил работу и уехал
вместе с семьёй. Мельница уже больше не работала,
дом позже снесли под школу.
    Мой дед до революции был хуторским атаманом, а
потом его избрали председателем Совета. Но внезапно
появился Степан Кочетов, забрал ключи у деда, назна-
чил себе секретаря из местных мальчишек и стал рабо-
тать, как Кошевой в «Тихом Доне».
      Иван Григорьевич был глуховат и потому разго-
варивал со мной громко, часто повторяя вопросы. И
оставалось только удивляться его памятью, на что он
отвечал улыбкой и подтверждал, что к старости он стал
хорошо вспоминать годы своей юности.
Как-то на Базковской автостанции я дожидался ав-
тобуса. Ко мне подсел старичок с сумкой на костыле,
который он держал через плечо. Кирзовые сапоги на
нём, какой-то полувоенный пиджак.
– Дедушка, куда едете? – спрашиваю.
– На Семёновский, а теперь он Калининский назы-
вается… Шолохова? Ну, как же не знал? Я Игнат Алек-
сандрович Мельников, из Плешакова родом. Помню то
время, когда работал Александр Михайлович.
     Анастасия Даниловна, как приезжал Михаил на кани-
кулы, ходила по дворам, покупала ему сметану, молоко.
На мельнице работал дворником Вася немой. Всё,
помню, скворечники делал и на жердях выставлял их
над мельницей, и мы, ребята, в том числе и я, любили
Васю, крутились возле него.
    На мельнице яму строили под нефть, и ребята, ка-
кие постарше меня, кололи камень на щебень. И Миха-
ил с хуторскими казачатами играл, хотя, правда, мало.
Шолоховы жили на квартире у Дроздовых. Подска-
жу тебе: у них было три сына и пять дочерей. Дроздиху
звали Агриппиной. Сад у них располагался к ключу. В
верху яра был родник, назывался Большой Колодец.

     Подъехал автобус и Игнат Александрович с косты-
лем и узелком через плечо поехал в свой Семёновский.
Мельникова Ивана Андреевича, 1908 года рожде-
ния, уроженца хутора Плешакова я разыскал в станице
Вёшенской.
– Нас много Мельниковых жило в хуторе. Так вот,
в детстве за вишней лазили на деревья вместе с Шоло-
ховым. Бывало, мы вишню рвём, а Михаила ставили на
караул.
    В нашей компании были Николай Королёв, Алексей
Дергачёв , Игнат Мельников…
    На охоту с тенётами ходили на зайца: сеть в верху
яра ставили и нагоняли.
    Набегаемся, надразнимся собак и старух, а потом
Мишка говорит: «Пойдём к отцу камень колоть на ще-
бень».
    Приходим. Отец говорит: «Вы, Мишка, не будете ко-
лоть…».
      Мы кололи камень, и нам по 20 копеек каждому
отец его давал, мы шли в лавку конфеты покупали у купцов.
     На мельнице было штук семь дворняжек, мы ходи-
ли с ними поднимать зайцев.
     Александр Михайлович был простой, любил детей,
шутил всегда с ними. Последний раз он приезжал в ху-
тор в сером комбинезоне, прошёл по старикам, попро-
щался.
     В 1919 году, в восстание, Сердобский полк перешёл
на сторону мятежников, а наших коммунистов пригна-
ли в казармы, где раньше отарщики жили.
      Ивана Алексеевича Сердинова отпускали к жене
обмыться, потом утром привели…
     Из наших, помню, среди арестованных были Евге-
ний Петрович Оводов, Степан Фёдорович Полянский,
Дмитрий Алексеевич Наумов, однофамилец Мельников
и Иван Алексеевич Сердинов.
     И вот выводят их по одному на допрос: «Как уби-
вал?», «Где убивал, кого?». Кое-кого вдарил Микиша-
ра (у него два сына были за красных, а два – за белых).
Здоро-овый такой…
    Допрашивали по одному и спрашивали: «Где казна-
чейские деньги?» Кое на кого говорили: «Оставить». И
оставили Полянского, Мельникова, Оводова, а осталь-
ных погнали в Еланскую.
    У ворот казармы Мария Дроздова, жена Павла, уби-
ла из винтовки Ивана Алексеевича Сердинова, а Матрё-
на Парамонова добила его мотыкой.
    Одного мальчишку убили тогда же в хуторе. Подво-
ды шли с хлебом. Мужчину взяли в плен, а мальчишка
побег, и ему вслед стрельнули…
    Когда-то до войны было. На всеобуч собирали нас.
Шёл я с ребятами мимо нынешнего дома по улице Шо-
лохова, 103. Анастасия Даниловна на скамейке: «Вы
чё, я пойду Мише скажу, может, у нас перебудете в ни-
зах…» – И оставила на ночлег.
    В 1936 году я был заведующим переправой в Вёш-
ках, и ездили мы с Шолоховым рыбалить. (Он жил ещё
в том дому, старом). Резучими стерлядей ловили. Тогда
этой рыбы много было, запретов на неё не было.
       Дергачёв Павел Ефимович, 1903 года рождения,
уроженец хутора Плешакова:
– У отца Шолохова на мельнице работал вальцов-
щиком Давыд Бабичев, машинистом – Иван Сердинов,
весовщиком – Христиан Платонович Кочетов. А в завоз-
щиской жил сторож.
Дом Дроздовых был крыт камышом, с крыльцом на
север, со столбами вычурными – доски с вырезами, ви-
люшками; а сверху крыльца – жесть.
Я думал сначала, что Шолохов списал всё с плеша-
ковцев, потом понял, что не всё от них взято. Самого
Дроздова старого я не помню, но говорили: прихрамы-
вал он на ногу.

     Зимой мы в шара играли… Клюшки, шар… Играли
ещё в городки. Костяшки всяк себе собирал – свиные,
говяжьи. Выставляли их на лёд и сбивали плиткой же-
лезной. Если все шашечки плиткой собьёшь – штрафа
не будет.
    Играем. Глядим – Мишка пошёл. Вперёд из Елани,
бывало, пойдёт – не догоним, отстал – не догоняет нас.
Не дюже липучий был.
В станице Вёшенской по улице Советской живут
     Валентина Ивановна и Михаил Александрович Желез-
няковы. И вот однажды они звонят мне и сообщают, что
жива дочь Михаила Дроздова. Но живёт она далеко, аж
во Фролово Волгоградской области.
    Немедленно я отправился к Железняковым. Ока-
залось, что Валентина Ивановна – внучка Дроздовых, а
поэтому я и попросил её рассказать хоть что-нибудь из
жизни этой семьи.
– Алексей и Павел Дроздовы были красивые ребя-
та, но настырные, как говорили старые люди. Отец коня
не разрешал брать, а Павел, бывало, всё равно уедет.
Михаил победней жил. Как ушёл на первую миро-
вую войну, так и не вернулся. И осталось у него три до-
чери и два сына. Ну, всё я тебе не смогу рассказать, это
надо ехать во Фролово к Татьяне Михайловне.
    Через неделю за мной заехал на «луазе» Михаил
Александрович, и мы отправились степными дорогами
на Слащёвскую, Кумылженскую и дальше – за реку Мед-
ведицу.
     Татьяна Михайловна жила с дочерью Натальей Ива-
новной Мельниковой на улице Пушкинской, 32. Ма-
ленький флигелёк огорожен ветхой изгородью. В ком-
нате – табуретки, дешёвые матерчатые коврики. Под
низким потолком в самом углу – иконы. Старушка сидит
на сундуке, лицо её исполосовано морщинами, а вы-
цветшие глаза её уже какие-то безучастные к жизни и
безразличны своим спокойствием к нашему визиту. Но
слово за слово – разговор пошёл, и я в своей тетради
сделал запись: Бесхлебнова (Дроздова) Татьяна Михай-
ловна, дочь Михаила Дроздова, 1901 года рождения,
проживающая по адресу…» (ум. 23 декабря 1986 г., по-
хоронена в г. Михайловка – Г.Р.).
– Михаила Шолохова я помню – на мельнице играл.
Мать у него спокойная была. Бывало, скажет: «Миша». А
он не дюже подчинялся…
Александр Михайлович не богатый был, но всё
ж-таки у мельницы. Люди его уважали.
В семье Дроздовых было восемь детей: Анна, Миха-
ил, Кулина, Павло, Дашка, Фёкла, Дашка малая и Алек-
сей.
    Дед Григорий умер рано, когда отцу было 16 лет.
Отец Михаил был отделённый, но тут же жил, в Плеша-
ках.
     Павел и Алексей жили в отцовском дому. Павел был
офицер. Один раз у нас был в хуторе слёт казаков. Это
19-й год.
     А потом говорили: «Красные едут». Павел с хутор-
ными против них и пошёл. Под Матвеевским хутором в
яру их и побили.
     Сердинов в соседях жил. Он был в красных. Коман-
довал. А когда наших побили, потом его взяли в плен,
пригнали в казарму. Бабы стали бить пленных, у каких
мужей побили…
     Дроздовы занимались хлебопашеством, жили сво-
им трудом. После восстания Алексей отступил на Ку-
бань. Потом вернулся с другой женой, с лошадьми. А
тут коллективизация. Лошадей он отдал в колхоз, а сам
пошёл работать в заготзерно.
Детей у Алексея не было.
     Шолоховы, когда жили у нас, пользовались на-
шей обстановкой. Все дела с ними решала бабка наша,
Агриппина Марковна, а мы , девки, как-то мало вникали
в разговоры взрослых.

     Я доглядела Агриппину, бабушку свою. Дом стоял
дедовский до послевоенных лет, потом его продали,
свезли на другое место.
    Миша Шолохов, помню, ходил зимой в зипуне с по-
лами ниже колен. Кушаком его мать подвязывала, а он
не хотел ходить в нём; зипун* был домотканный, плохой
вид имел, но шерстяной, тёплый, а Мишка не любил его,
жарко в нём было бегать. Наиграется, возьмёт зипун за
рукав и тянет за собой, когда домой идёт.
     Татьяна Михайловна была неграмотна. Я попросил
её расписаться под записанным мною текстом. Она взя-
ла авторучку иссушенными пальцами, вместо росписи
поставила крестик.
      Итак, у Агриппины Марковны и Григория Дроздо-
вых было восемь детей. Самой старшей была Анна, её
мужа звали Степан Нестерович. Вторым в семье был
отец нашей собеседницы, третьей – Акулина, четвёр-
тым – Павел (у него была жена Мария с хутора Рубёж-
ного), пятой – Дарья, шестой – Фёкла (по мужу Самой-
лова), седьмой – вторая Дарья, её звали в семье «малой
Дашкой», муж у неё был Василий Лащёнов, и самым
младшим у Дроздовых был сын Алексей, (первую жену
Марию брал из хутора Максаевского, а в 1919 году от-
ступил на Кубань и привёз оттуда вторую жену, которую
тоже звали Мария). В Великую Отечественную войну
Алексей пропал без вести, но старожилы говорят, что
он эмигрировал за границу, и вестей от него никаких не
было.
       По воспоминаниям Татьяны Михайловны, у Дроз-
довых дом делился на две половины. Это был типич-
ный казачий курень. В половине, где жила Агриппина
Марковна, пол – земляной, деревянная кровать стояла,
а под ней печь-грубка, под иконами в переднем углу
– стол и лавки во всю стену. И в этой же комнате, слу-
жившей кухней, – русская печь. Как и во всех казачьих
куренях, в кухне, называемой «старой хатой», стены
* Зипун – тёплый зимний пиджак на меху из овечьей шерсти.
не мазались глиной, они были из деревянных пластин
строго подогнаны одна к другой, как в кадушке досточ-
ки, лезвие подсунуть меж них невозможно. А потолок в
«старой хате» лежал на балке, которую называли «пото-
лочной маткой».
     Вторую половину дома занимали Шолоховы. В гор-
нице и спальне стены белили, а в старой хате – пластин-
ные – каждый год мыли с золой.
Дроздовы предоставили квартирантам свою ме-
бель: стол с деревянными лавками, посудный шкаф с
застеклёнными дверцами, деревянные кровати, сундук
– вот и вся нехитрая обстановка.
      Дом был на высоком фундаменте, с низами, кото-
рые использовались под ледник. Во дворе стояла лет-
няя стряпка, или кухня, сложенная из мела и крытая
соломой, катухи для скота, дровяная вёшка, или костёр;
усадьба была огорожена стенкой из камня-плитняка.
А вот что сказала о Дроздовых-Мелеховых Анисья
Михайловна Королёва, проживающая тоже в Плешакове.
– Дроздовы небогато жили, дом под камышом у них
был. Алексей, какой больше на Гришку Мелехова по-
хож, извозчиком работал. Купцы нанимали его на лоша-
дях возить товары в магазины.
     В кумовьях у Дроздовых был Иван Алексеевич Сер-
динов (моего отца сестра была выдана за него замуж).
Родом он был из хутора Еланского; грамотный, интелли-
гентный был Сердинов, хотя и происходил из трудовых
казаков.
      Из потомков Дроздовых-Мелеховых в Плешакове
живёт ветеран труда Антонина Семеновна Виноградо-
ва. Её дед, Василий Иванович Лащёнов, был женат на
младшей Дарье Дроздовой, но пожили они недолго:
– По-женскому Дарья хворала, – рассказывала Ви-
ноградова, – пошла в холод бродить, рыбалить бред-
нем, и после умерла. От неё остались Наталья, моя
мама и Мария.

    Иван Алексеевич Сердинов - первый председатель
Еланского ревкома. С установлением Советской власти
плешаковским казакам предложили сложить оружие.
Но многие не сделали этого, а примкнули к восставшим.
Не принял Советскую власть и Павел Дроздов. В
бою за хутором Плешаковым, на склоне Кизилова и
Вилтова буераков, он был убит. В овраге схоронил Па-
вел свои офицерские погоны, белый полушубок и на-
ган.
     Михаил Александрович был свидетелем того, как
привезли в родительский дом Дроздовых Павла убито-
го, и он лежал какое-то время на полу возле пылающей
печки на разостланной соломе.
    Доктору филологических наук Константину Ивано-
вичу Прийме писатель рассказывал: «…для изображе-
ния портрета Григория кое-что взял от Алексея Дроздо-
ва, для Петра – внешний облик и его смерть – от Павла
Дроздова…».
    Сердобский полк перешёл на сторону повстанцев.
Коммунистов Еланской станицы, входивших в него,
пригнали в Плешаков, в казарму, где жили раньше отар-
щики. Среди арестованных был и Иван Алексеевич Сер-
динов – Котляров. Утром следующего дня измученных,
оборванных пленных повстанцы выводили по одному
на допрос:
– Помнишь Кизилов, Вилтов яр?
– Кого убивал?
     Вытолкали из казармы Сердинова. В воротах под
шум собравшейся толпы на него накинулась Мария
Дроздова, жена Павла:
– Расскажи-ка, родненький куманёк, как ты кума
своего убивал-казнил?
     Кто-то подсунул Марии винтовку, и та ударила ею
Сердинова, а затем выстрелила в него...
     В Государственный музей-заповедник М. А. Шоло-
хова передан архив сына Ивана Алексеевича, в кото-
ром есть воспоминания Ота Гинца, опубликованные к
50-летию со дня рождения М. А. Шолохова в одной из
центральных газет Чехословакии. Сын Сердинова по-
сылал запрос с целью разыскать автора, но поиски не
увенчались успехом. Правда, Союз журналистов Чехос-
ловакии подтвердил, что такая статья была напечатана
в 1955 году, и журналисты прислали её текст в русском
переводе.
      Привожу воспоминания в полном объёме: 


С молодым Шолоховым
Воспоминания по случаю 50-й годовщины со
дня рождения писателя


     Михаил Шолохов и его творчество для меня значат
больше, чем для остальных читателей. Шолохов напо-
минает мне о давних временах, обаяние которых я по-
нял лишь значительно позднее. Годы моей молодости
оживают под пером моих душевных взглядов при чте-
нии «Тихого Дона», в острых чертах и красочно высту-
пают передо мной эти края, о которых у меня сохра-
нились уже только выцветшие воспоминания. Я снова
вижу себя в центре событий, значение которых я понял
лишь значительно позднее.
      Только по прочтении «Тихого Дона» в подлинни-
ке передо мной появился совершенно оживший Дон
со своими хуторами, я видел себя окруженным моими
друзьями – донскими казаками, слушал их речь, видел
перед собой своего юного друга Михаила Шолохова.
Во время Первой мировой войны я был солдатом
австрийской армии. Русские взяли меня в плен, я попал
в Сибирь, оттуда – на юг России. Среди донских казаков
я «переждал» правительство Керенского, среди них я
прожил Великую Октябрьскую социалистическую ре-
волюцию и период после нее. Я жил в местах, где про-
исходили центральные события «Тихого Дона», в семье
Михаила Шолохова.
58 59
    Это были счастливые времена. Родители Шолохо-
ва относились ко мне как к собственному сыну, а три-
надцатилетний Миша стал вскоре моим верным юным
другом. В дружеских отношениях я был и с одним из
его учителей новочеркасской гимназии, Степаном Бог-
дановым. Мне льстило, что Александр Михайлович
Шолохов, отец Миши, образованный и добродушный
человек, считал меня исключительно эрудированным
человеком. Я был исполнен гордости, когда он хвалил
меня и представлял своим знакомым, как «сына чеш-
ского народа, первого народа в Австрии», и я очень же-
лал встретиться с его сыном у нас дома. Отец говорил,
что пошлет его учиться в Прагу.
     Русский язык я изучил еще будучи малым подрост-
ком, но мне нужно было еще очень и очень шлифовать
его, благо случай представился. В этом большая заслуга
Михаила Шолохова. В особенности я вспоминаю, как он
часто поправлял мне ударение. Меня всегда интересо-
вала литература, и у Шолоховых мне довелось познако-
миться прежде всего с русскими авторами. У них была
большая библиотека, и я нашел в ней кое-что из того,
что знал очень мало или с чем встречался впервые. Но
я был слишком молод, чтобы обладать большими зна-
ниями. И все же я стал советником молодого Шолохова
в разных областях. Мы гуляли вместе и подолгу беседо-
вали о всевозможных проблемах. Рад признаться, что
на некоторые из вопросов сметливого мальчонки я не
находил ответа.
      Хотя с тех пор прошло уже столько лет, я всегда
снова и снова краснею, вспоминая о том, какой урок я
преподал Михаилу Шолохову, когда он однажды при-
шел ко мне с каким-то переводом Джека Лондона в
руках. Он хотел услышать мой отзыв о нем. Я бегло за-
глянул в книжку, махнул презрительно рукой: «Какой-
то приключенческий рассказ, яйца выеденного не сто-
ит!» Джека Лондона у нас до Первой мировой войны не
очень знали. До этого времени на чешском языке выш-
ли в свет только два его произведения: «Белый клык» и
«На суше и на море».
     Мельница, о которой Шолохов упоминает в «Тихом
Доне», это было место моей работы. Я был там вместе с
Иваном Алексеевичем, которому Шолохов отвел столь
значительную роль. Давыдка и Захарка, о которых там
тоже речь, были мои друзья. Давыдку и его брата Вась-
ку я обучил латинскому шрифту и радовался, как у них
спорилось дело. О своем пребывании в России я вел
дневник, который у меня до сих пор. Это толстая книж-
ка, почти 300 страниц, очень изношенная, и кое-где уже
трудно прочитать текст. В ней я нарисовал кое-как ту
мельницу. Но и без этого примечания она стоит у меня
перед глазами. Точно так, как описывает ее Шолохов в
«Тихом Доне»: в одном углу кузница, нефтяной бак и на-
против – машинное отделение, а вокруг – большой баз.
Сколько дней и ночей провел я в машинном отделении!
     Машина не могла отказать. Баз был полон помоль-
щиков. Они заглядывали ко мне, шутили и с удовлетво-
рением наблюдали, как машина ритмично отдувается. Я
не оставлял свой пост, хотя иногда и приходилось без
смены проработать целые сутки.
    Так я приобрел среди казаков с далекой округи
много друзей. Меня знали из Плешакова, из Еланской,
из Вешенской, из Сетракова, из Каргина, Мигулинской,
из Сингина. Короче говоря, из всех казачьих станиц
и хуторов вокруг, вплоть до далекой железнодорож-
ной станции Миллерово. Не раз они доказывали мне
свою дружбу. Мы вместе переживали волнующие со-
бытия, грустные и веселые истории. О некоторых я лю-
блю вспоминать. До того, как поступить на мельницу, я
научился у них даже ездить верхом. Одно время я пас
с молодыми казаками лошадей в степи. Как прекрасны
были эти ночи у горящего костра, когда молодежь пела
прекрасные казачьи песни, одну за другой. Однажды
казаки в степи предложили мне покушать из ночного
горшка, и я рассказал об этом Михаилу Шолохову. Ну и

смеялся же я, найдя позднее в «Тихом Доне» упомина-
ние о подобном случае. Правды ради, нужно добавить,
что посудину эту они, вероятно, употребляли всегда
только для приготовления пищи. Их радовало, какая у
них удобная кастрюля с ручкой.
     На мельнице я несколько раз видел и атамана
Верхне-Донского округа генерала Алферова, но тот
никогда не изъявлял желания поближе познакомиться
со мной, подсобным машинистом. Я знал и других лиц,
которые появляются на страницах «Тихого Дона». Неко-
торым из них Шолохов поменял фамилии, но читателям
этого произведения, по-видимому, ясно, что это люди,
которые жили или еще живут, и что там описываются
события, которые в большинстве своем действительно
произошли. В своем дневнике я нахожу заметку о том,
что после моего прибытия в эти места обо мне позабо-
тился какой-то слесарь, сознательный и прогрессивный
человек. Он щедро угостил меня, и я многое от него
узнал. Вероятно, это был слесарь, которому в «Тихом
Доне» Шолохов дал имя Штокман.
      Читая «Тихий Дон», я снова переживаю эти волную-
щие дни, когда казаки, подстрекаемые реакционны-
ми элементами, шли в бой за чужие им цели. Участник
одного из этих походов, мой друг Ларион Герасимович
Чекунков из хутора Боков, по возвращении зашел ко
мне, и я тогда одолжил ему несколько книг из своей би-
блиотечки. С трудом я ее собирал в России. У Чекункова
уже не было случая вернуть мне книги, и мне немно-
го жаль было, но затем я понял, что позднее все равно
книг мне не сохранить.
       О некоторых своих приключениях я рассказывал
маленькому Шолохову, а он потом включил их в «Тихий
Дон». Это доказательство его необычайной памяти. Его
живое описание умеет вызвать правдивое представле-
ние тех событий, и если их сравнить непроизвольно с
моими отрывочными записями, будь то дела серьезные
или мелкие, весь мой дневник кажется мне тем серее.
      Правда, мы тогда не понимали того, что происходи-
ло во всей России. Ведь мы не знали даже как следует,
что происходит в недалекой округе. И когда мы иногда,
спустя долгое время, получали газеты, напечатанные,
как правило, на грубой оберточной бумаге, мы глотали
каждое слово, но не могли эти сообщения упорядочить
в голове, привести их во взаимосвязь и понять значе-
ние тех событий. Спустя продолжительное время и,
очевидно, после глубоких исследований и тщательно-
го подбора всех фактов, это прекрасно сделал Михаил
Шолохов. Его «Тихий Дон» представляет собой правди-
вую и неоценимую историю тех времен.
     Я вспоминаю те времена с волнением, а Шолохо-
ва и его семью с любовью. Его мать, которая часто за-
ботилась обо мне и с участием расспрашивала про мою
семью дома; Александра Михайловича, с которым мы
водили долгие беседы за чаем. Ради меня он часто про-
сил приготовить кофе. А как можно забыть моего юного
друга Михаила Александровича Шолохова, нынешнего
великого писателя! Я нахожу запись: «Шолоховы отно-
сятся ко мне так же хорошо. Сегодня пришел Миша и
принес мне в постель кофе с пирожками. Я не привык
пить кофе в постели, но Миша настаивает». Михаил Шо-
лохов написал мне однажды: «Вспоминаете ли, как я
Вас угощал кофе со сливками? Надеюсь, когда я буду в
Праге, Вы вспомните, что Вам нужно отплатить за тог-
дашнее гостеприимство и что Вы уважите меня чашкой
кофе. И мы будем, оба уже старички, вспоминать давно
минувшие времена».
     В конце 1919 года Плешаковская мельница была
закрыта. Новой подходящей должности Александру
Михайловичу не нашлось, и он в поисках работы пере-
езжает с семьей в хутор Рубежный, а затем вновь в Кар-
гинскую и поступает в статистическое бюро советской
заготовительной конторы, а потом назначается ее руко-
водителем.

     Здание мельницы в начале 30-х годов было разо-
брано. Двигатель увезли в Миллерово для освещения
города, вальцы и другие пригодные механизмы исполь-
зовались для ремонта действующих мельниц.
Дома Дроздовых, Сердинова, Мельникова тоже
не сохранились, но в будущем, по генеральному пла-
ну развития Государственного музея-заповедника
М.А. Шолохова, в Плешакове предстоит воссоздать дом
литературного героя. В хутор, который связан с дет-
ством писателя, откуда начал пробиваться родничок
творчества великого летописца, намечается проложить
для туристов маршруты.


В РУБ;ЖНОМ

     Много мы говорим об одном из прототипов Григо-
рия Мелехова – Харлампии Ермакове, о том, что Шоло-
хов использовал его служивскую биографию. Но ведь
Ермаков не был в банде. Может, как уверял краевед
И.И. Федоров, есть третий прототип Григория? Матве-
евские старожилы, плешаковцы помнят отважного ка-
зака, в прошлом потешника – конокрада, Василия Фе-
дорова. Ему пришлось, как и Григорию, послужить и у
красных и у белых – и всеми он был недоволен, и всюду
видел «неправильный жизни ход». А кончил тем, что с
остатками банды Фомина скрывался в лесу недалеко от
хутора Рубежного, По воспоминаниям старожилов, в
конце 1919 года Шолоховы переехали из Плешакова
в это придонское поселение.
     Здесь, в Рубежном, Миша впервые услышал о жи-
теле хутора Якове Фомине, в прошлом красном коман-
дире, а затем перешедшем на открытый бандитизм. Тут
все знали Попова Филиппа Андреяновича, который
руководил сотней рубеженских повстанцев, и впослед-
ствии писатель, несомненно, многое заимствовал из
его рассказов для создания образа Григория Мелехова.
Это он, Попов Филипп, скакал на коне в Плешаков, что-
бы удержать сестру, Марию Дроздову, от самосуда над
Сердиновым и его товарищами.
     Переезд к Поповым ничего хорошего не обещал,
поэтому Шолоховы переходят на квартиру к Максиму
Воробьеву, семья которого не принимала участия в мя-
теже.
      Дом Воробьевых стоял почти на краю хутора.
Именно тут и запомнился Мише Шолохову крутой
«восьмисаженный» спуск к Дону.
Старинный казачий хутор Рубежный расположен
на грани двух станиц, оттого, наверное, и название его
пошло. С юга он защищен крутой возвышенностью, пе-
реходящей в степь, с запада – высокой Шутовой горой,
с востока – меловым увалом Венцы, а на севере, сразу
за обрывом, – стремя Дона.
      Александр Михайлович давно заезжал в хутор к
Попову Филиппу Андреяновичу, еще когда жил в Кру-
жилине и в Каргине. Нередко брал он с собой и Мишу,
который вскоре познакомился со своими сверстника-
ми: Павлом Кузнецовым, Василием Ивановым, Матвеем
и Николаем Поповыми, Стефаном Воробьевым.
     В хуторе Калининском уже несколько лет дружил с
краеведом Иваном Ивановичем Федоровым и попро-
сил его записать для музея воспоминания рубеженских
старожилов; вот теперь, с его разрешения, предлагаю их:
      Попов Николай Данилович, 1906 года рождения,
житель хутора Рубежного:
– 1919 год. Верхнедонской мятеж. В это смутное
время и переехали к нам в Рубежный Шолоховы. Спер-
ва прибыл к моему дяде Попову Филиппу Андреяно-
вичу один Миша, пожил немного и перешел с согла-
сия старших к Воробьеву Максиму Ивановичу. Вскоре
Александр Михайлович с Анастасией Даниловной тоже
переехали к Воробьевым и перевезли кое-что из иму-
щества. В основном то, что было дорого Александру

Михайловичу: на удивление всем, привез он 116 лохмо-
ногих кур и около сотни бисерных цесарок и оберегал
их так, что готов был заплатить соседу за петуха, чтоб
он не залетал к его курам. «Ты убери его, – говорил он, –
а то он мне чистопородность кур испортит».
Мишиных сверстников у нас в хуторе было много:
Павел Кузнецов, Василий Иванов, Стефан Воробьев, Фи-
липп Кузнецов да мы с братом Матвеем. Дружили мы
еще до этого, когда Шолоховы приезжали в Рубежный
в гости или на рыбалку. А иногда Миша приезжал один.
Помню, приехал он как-то попутно с казаками,
остался порыбалить, а вечером ему надо было ехать
домой. Но пошел сильный дождь, и я поленился его
везти.
«Бери, – говорю, – старую кобылу и езжай, а там
уздечку сымешь и пустишь. Она сама домой придет».
Домой-то лошадь ходила, но имела дурную при-
вычку: как зайдет, бывало, в воду, так и ложится на бок.
А я забыл предупредить его об этом.
Прошло полчаса, как Миша уехал. Смотрим – идет
кобыла вся мокрая и с уздечкой. Испугались мы, осед-
лали лошадей с отцом и поехали седока искать.
…Подскакали к Кривому логу, а вода гудит в нем,
как весной. Смотрим, идет Миша уже из леса – весь
слипся, в тине. Посадили мы его на коня и повезли к
себе домой.
   Обмыли, обстирали, и только тогда он рассказал
нам: «Подъехал к Кривому и хотел уже возвращаться –
поток был слишком сильный, – но лошадь сама пошла
в воду. А как только дошла до середины, – так и легла».
Лошадь-то после вскочила, а Мишу покатил поток
до самого леса. Только там он ухватился за кустарник и
вылез из воды.
    После этого случая, когда мне приходилось бывать
у Шолоховых в Плешаках (я часто ездил к ним на мель-
ницу за дегтем, а Шолоховы жили у моей тетки Марии
Андреяновны Дроздовой), я все избегал встречи с Ми-
шей: думал, обиделся. Но он не упрекнул никогда, толь-
ко спросит, бывало: «Ты не на той кобыле приехал? А то
дай, я поведу ее напою».
    Кто из родственников принимал участие в мятеже?
Все! Павел Дроздов, муж моей родной тетки, коман-
довал повстанцами в Плешаках, но не долго. Его сразу
убили в Вилтовом буераке. Дядя, Филипп Андреянович,
– в Рубежном. Тогда-то командиров не назначали, а вы-
бирал народ. А дядя был уважаемым в хуторе челове-
ком. Тетка Мария Андреяновна убила Сердинова, когда
узнала, что он убил ее мужа Павла Дроздова. Отец тоже
был в восставших. Так что перечислять не стоит. Троц-
кий приказал всех нас уничтожить как класс, – все и
пошли в восставшие.
    Я всю жизнь удивляюсь: как могло случиться, что
Сердинов Иван и Дроздов Павло – соседи, кумовья,
– ранее жившие за одну семью, вдруг стали врагами и
уничтожили друг друга.
    Страшное дело – смута простого народа.
Расстегаев Виктор Степанович, 1927 года рожде-
ния, проживающий в хуторе Рыбном:
– Мой дед по материнской линии, Попов Филипп
Андреянович, был коренной житель хутора Рубежного,
1876 года рождения. Дожил он до 78 лет и погиб в до-
рожной катастрофе.
До революции дед имел какой-то чин и награды, но
никогда не рассказывал об этом.
     Александр Михайлович Шолохов издавна дружил
с Филиппом Андреяновичем. У деда Шолоховы бывали
часто всей семьей, приежали из Кружилина по делам, а
в мятежный 1919 год жили первое время у него в доме.
Дед после возвращения с действительной службы
занимался сельским хозяйством. Был он хорошим сто-
ляром, кузнецом, бондарем, слесарем, потому и обра-
щался к нему Александр Михайлович за помощью по
ремонту мельницы.

     Голубева Ксения Даниловна, 1902 года, х. Лебяжен-
ский:
– Жила я до 18 лет в Рубежном, а потом меня замуж
выдали. Помню, Шолоховы не долго жили у Стефана
Максимовича Воробьева. Дом-то у него стоял под же-
стью. В семье, значит, было две бабки, жена Стефана,
Феврония Филипповна и сын. И все в доме размеща-
лись.
     Рядом стояла старая связь – в ней и жили Шолохо-
вы.
     Воробьева Ульяна Максимовна, 1914 года рожде-
ния:
– Те годы, когда у нас жили Шолоховы, помню смут-
но, по рассказам родных тоже могу о них сказать. Прав-
да, в старину, с нами, с бабами, разговаривали мало –
не доверяли.
     Хоть мне и было пять лет, помню отца Воробьева
Максима Ивановича, помню брата отца Воробьева Ти-
мофея Ивановича – Щукаря шолоховского.
Мой брат Воробьев Стефан Максимович дружил с
Михаилом Александровичем, но его давно уж нет…
Жили у нас в 19-м году Миша Шолохов и моя двою-
родная сестра Фекла Васильевна Куликова.
    Потом приехали к нам и Мишины родители и при-
везли с собой породистых кур и цесарок.
    Из хутора Волоховского к Воробьевым приезжал
брат Максима Ивановича – Тимофей Иванович, по про-
звищу Чибис, пустобрех. И когда он начинал свой оче-
редной рассказ, то не только ребята, но и взрослые слу-
шали его байки.
     Рассказывал Тимошка и о том, как он попался деду
Гераське на крючок, после чего волоховского чудака
стали звать еще Щукарём.
Потому старожилы и поныне утверждают, что про-
тотипом Щукаря из «Поднятой целины» был именно Ти-
мошка Воробьев.
       В автобиографии 28 февраля 1940 года Михаил
Александрович Шолохов писал: «С 1918 по начало 1920
года находился на территории, занятой белыми. Жил
с родителями в ст. Еланской и Каргинской В-Донского
округа».
     Чем занимались в это время Шолоховы? Это было
время страха и ожидания мирных дней. Это было вре-
мя, когда на глазах будущего писателя рождались из
простых казаков Мелеховы, а из бывших красных ко-
мандиров, как рубеженский Яков Фомин, – бандиты.
    События Вешенского восстания проходили на гла-
зах Шолохова. Но тогда он еще не знал, что перегибы по
отношению к казакам-середнякам со всеми вытекаю-
щими из этого последствиями были спровоцированы
директивой о поголовном истреблении казачества как
класса, что виновники в разжигании «борьбы с Доном»
– Лев Троцкий и Яков Свердлов при поддержке нашего
дорогого Владимира Ильича Ленина. 


И снова Каргинская


     Юность Шолохова… В 1920 году он работает учите-
лем по ликвидации неграмотности, служащим Каргин-
ского станичного совета, потом вновь учителем в низ-
шей школе, станичным статистиком стола погашения
налогов, о чем свидетельствует вот этот документ: «Зав.
заготконторой № 32 тов. Мельникову заведующий сто-
лом погашения Каргин Т.И.
    Вашим распоряжением я назначен зав. столом по-
гашения…
   Предлагаю назначить сотрудников в штат по ни-
жеследующему списку: 1. Лосев Сергей Сергеевич, х.
Латыши, хлебороб, зав. столом погашения. 2. Мрыхин
Тимофей Тимофеевич, Каргинская, школьный работник,

счетчик стола погашения. 3. Попов Андрей Тимофеевич,
Каргинская, школьный работник, счетчик стола погаше-
ния. 4. Рычнев Платон Никитович, Н-Грачевский, школь-
ный работник, счетчик стола погашения ст. Боковской.
5. Боков Андрей Анисимович, Федоровский школьный
работник, счетчик стола погашения Боковской станицы.
6. Шолохов Михаил Александрович, Каргинская, школь-
ный работник, справочное бюро при столе погаше-
ния. 7. Козин Виссарион Константинович, х. Латышов,
школьный работник, счетчик стола погашения ст. Усть-
Хоперской. 8. Шумнов, х. Вислогузовский, школьный
работник, счетчик стола погашения ст. Усть-Хоперской.
9. Демин Алексей Андреевич, школьный работник, сче-
товод стола погашения х. В-Грушинский. 10. Лучинкин
Сергей Григорьевич, продработник, справочное бюро
стола погашения…
    Прошу утвердить выше представленных лиц в штат
стола погашения налогов. Прошу назначить зав. столом
вместо меня тов. Лосева, как более сведущего и сильно-
го канцеляриста. Причем ставлю в известность, что при
организации стола погашения ощущается недостаток
по числу сотрудников столов, стульев, скамеек, каран-
дашей, ручек, перьев, чернильниц и ламп, ибо без это-
го работа не может проходить планомерно. Зав. столом
погашения Каргин. 16-XI-21 г.».
    Так М.А. Шолохов был привлечен для работы в про-
довольственных органах. А какое же это было время
на Дону? В докладе окрпродкомиссара т. Богданова об-
ластному комитету РКП(б) сообщалось следующее: «В
октябре и ноябре… 1921 года подготавливалось вос-
стание в округе. Банда Фомина в количестве до 200
сабель в течение года оперировала… и не давала пла-
номерно провести налоговую кампанию… убито на
продработе 14 человек, не считая красноармейцев, ми-
лиционеров, хуторских работников и граждан».
     Однако, несмотря на обострение внутренних
трудностей, связанных с неурожаем и выступлением
«контрреволюционных элементов», в стране уже шел
необратимый процесс налаживания экономических
отношений между рабочим классом и крестьянством.
Этому послужила замена продразверстки продоволь-
ственным налогом в марте 1921 года. Большинство на-
селения Верхне-Донского округа горячо одобрило но-
вую экономическую политику и включилось в борьбу
за ее выполнение, оказывая стойкое сопротивление
«кулацкому бандитизму».
    Семья Шолоховых живет в это время в станице Кар-
гинской. В личной карточке продработника Шолохова
Александра Михайловича записано: «Выходец из Рязан-
ской губернии Зарайского уезда, до революции – заве-
дующий вальцовой мельницы, специальность – при-
казчик, зав. магазином, русский, начал работать в 1920
году в статистическом бюро, в 1921 году – зав. райпри-
емпунктом ст. Каргинской, образование – приходское
училище». В личной карточке, заполненной рукой отца
Шолохова, напротив графы «когда поступил» заведую-
щим Каргинской заготконторы отмечено: 12 июня 1921
года. Более четырех месяцев работает в этой долж-
ности Александр Михайлович. За это время, несмотря
на постоянно ухудшающееся состояние здоровья, он
принимает решительные меры в налаживании работы
заготконторы. В одном из заявлений А.М. Шолохов за-
прашивает в окружном продовольственном комитете
т. Бабичева как специалиста по вальцовым мельницам,
в другом сообщает о нарушении трудовой дисциплины
одним из своих подчиненных. Кроме того, А.М. Шоло-
хов проявляет заботу о подборе и расстановке кадров
во вверенном ему коллективе. Не случайно он пред-
лагает конторщику управления садами станицы Меш-
ковской т. Загвоскому, полагаясь на его опыт и знания,
перейти в Каргинскую заготконтору на освободившую-
ся должность старшего бухгалтера. «Настоящую долж-
ность я теперь же оставлю, о чем подано заявление,
– сообщил Шолохову Загвоский в письме от 6 августа

1921 года, – и прошу Вашего разрешения о высылке до-
кументов и 2-х подвод для переправки семьи и вещей, а
также, как Вы и пишете, подготовить квартиру».
A.M. Шолохов приводит в порядок документацию
заготконторы, налаживает работу отделов. Приведем
примеры некоторых его распоряжений: «Приказ №
227. Прошу приказом зачислить в списки вверенной
мне конторы конторщика Козырина Андрея Ивано-
вича, согласно его заявления с 13 июня с. г.». Этого же
числа Шолохов пишет окрпродкому заявление следую-
щего содержания: «Завхоза вверенной мне конторы
тов. Филатова Филимона прошу приказом исключить
из списков конторы как перешедшего на выборную
должность… Вместо тов. Филатова, для пользы служ-
бы, прошу утвердить тов. Козырина Андрея Ивановича
(конторщика конторы), как соответствующего назначе-
нию». На место Козырина А.М. Шолохов рассчитывает
поставить опытного бухгалтера, знакомого ему по про-
довольственному комитету, Л.А. Загвоского, но этому не
суждено было сбыться… Что же случилось?
С целью устройства на работу по новому месту
жительства Загвоский выезжает в станицу Каргинскую
и получает от заведующего заготконторой удостове-
рение, что он действительно принят старшим бухгал-
тером заготконторы № 32. 11 сентября Загвоский от-
правляется в Мешковскую за семьей, а 13 сентября
Наполовский хутисполком сообщает в Каргинскую:
«…11 сего сентября, вечером, неизвестными вооружен-
ными кавалеристами был зарублен т. Загвоский». Полу-
чив это известие, Шолохов пишет Мешковскому стани-
сполкому: «Контора просит объявить семье бывшего
заведующего садами Льва Александровича Загвоского,
что он 11 сентября по дороге из Каргинской в Мешков-
скую неизвестными вооруженными кавалеристами за-
рублен в х. Б. Наполовский Мигулинской станицы, где и
похоронен местной властью».
    Сохранился и такой документ: «Окрпродкомисса-
ру… 17 сентября 1921 года. Рапорт. Вчера, 16 – IX, в 12
часов дня налетела на Каргиновскую банда Фомина,
около ста сабель, которую местная власть не сразу за-
метила и не успела боевую часть собрать для отраже-
ния… Отряд Беловодского совместно с Московским от-
рядом сбежались в церковную ограду.
…Банда окружила станицу со всех сторон. За-
меститель т. Меньков и помощник т. Бредюк приня-
ли командование, «потанцевали» с ограды отбивать-
ся от бандитов, и в результате за два часа выбили их,
убив таковых 5 человек. И с нашей стороны погибли
заведвоен-отделом заготконторы Козырин и агроном.
Бандиты сейчас находятся на хут. Яблоновском, а
наши отряды вызываются в округ… без них работа бес-
цельна. Старший инспектор Мироненко».
     Энергичные меры по организации советской за-
готовительной конторы, каждодневные потери това-
рищей ухудшили и без того расстроенное здоровье
Александра Михайловича. По списку сотрудников за-
готконторы А.М. Шолохов записан в число выбывших
28 октября 1921 года. В округе не спешили с назначени-
ем нового заведующего, который под стать Шолохову
смог бы успешно продолжить его работу. И только спу-
стя месяц со дня обострения болезни у Александра Ми-
хайловича продком принимает решение о назначении
другого руководителя.
     Сложная обстановка на Дону, но ничто не страшит
юного Шолохова. Второго декабря он приходит в за-
готконтору с заявлением «гражданина ст. Каргинской»:
«Заведующему… Прошу Вас зачислить меня на какую-
нибудь вакантную должность…» В верхнем левом углу
листа резолюция: «Зачислить 2.12.21 г. помощником
бухгалтера». Спустя месяц в книге приказов Верхне-
Донского продовольственного комиссара от 10 ян-
варя 1922 года за § 7 будет издан следующий приказ:
«Конторщик заготконторы № 32 тов. Шолохов Михаил

Александрович переводится в инспекторское бюро вы-
шеупомянутой заготконторы на должность делопроиз-
водителя со 2 января с. г.».
      Новой своей должности Михаил Шолохов отдает
себя без остатка. В списке инспектуры окрпродкома за
порядковым № 17 появляется его фамилия, а в графе,
«как оценивается», короткая запись карандашом: «Тео-
ретический, хороший работник».
     В январе – феврале 1922 года обстановка в округе
продолжала оставаться напряжённой. В продком по-
ступали сообщения о гибели сотрудников от рук бан-
дитов. «Станичный налоговый инспектор тов. Власов
Иван… зарублен бандой Фомина в хуторе Н. Кривском
20 февраля с. г.» – это сообщил Еланский станичный ис-
полком от 21 февраля. Власов Иван… ведь он только
11 февраля был назначен в станицу продинспектором.
23 февраля Михаил Шолохов в составе группы луч-
ших продработников округа, согласно циркулярно-
му распоряжению Доноблпродкома от 8 февраля с. г.,
№ 1852, «…командируется в гор. Ростов в Доноблпрод-
ком на продкурсы». 4 мая, пройдя специальный курс
обучения, он получает на руки документ следующего
содержания: «Мандат. Дан сей Донским областным про-
довольственным комитетом тов. Шолохову М.А. в том,
что он командируется в ст. Вешенскую в распоряжение
окружпродкомиссара в качестве налогоинспектора…
Все учреждения, как гражданские, так и военные, обя-
заны оказывать тов. Шолохову М.А. всемерное содей-
ствие к исполнению возложенных на него обязанно-
стей. Лица, не выполнившие его законных требований,
будут привлечены к судебной ответственности. Дон-
продкомиссар. Начальник административного управле-
ния. За секретаря».
     С обратной стороны мандата: «Выбыл из ДПК (Дон-
ского продовольственного комитета. – Г. Р.) 5.05.22 г. №
2804. Делопроизводитель (подпись)». «Прибыл в окр-
продком 12 мая 1922 года. Делопроизводитель Кондра-
шова. 14.5.1922 года».
      Вместе с Шолоховым окончили продкурсы и полу-
чили на руки мандаты одинакового образца на право
проезда до ст. Вешенской Мазанов И.Г., Семянников
И.А., Мигинев Д.В., Кочетов С.Я., Кондратюк Г.Е., Козинов
Г.И. и другие. Всего в Верхнедонской окрпродком на-
правлялось 18 человек. Среди них была и такая фами-
лия: Тесленко В.А. Несомненно, что впоследствии Ми-
хаил Шолохов в рассказе «Продкомиссар» использовал
фамилию своего товарища.
      Кто же они были, товарищи по учебе? Большин-
ство из них – сверстники Шолохова, выходцы из бед-
ных казачьих семей, малограмотные молодые люди,
прибывшие на продовольственную работу из самых
отдаленных уголков России. Чугунников Николай, на-
пример, был уроженцем Забайкальской области, Са-
фонова Прасковья – из Новочеркасска, Мазанов Иван
– из Кубанской области Ейского округа. Среди личных
карточек работников продкома есть и с таким текстом:
«Савочкин Андрей… образование – не имеет… продот-
дел заготовок… бондарь… на службе в продкомитете
с 1 октября 1920 года». Помните, в «Продкомиссаре»:
«Председатель трибунала, бывший бондарь…»?
       Каргин Андрей Андреевич:
– Я родился в хуторе Климовском Грачевского сель-
совета, но с 1917-го по 1922 год жил в станице Каргин-
ской, в семье Ковалева Алексея Петровича, у родной
тетки. Это по соседству с Шолоховыми.
С 1921-го по весну 1922 года служил посыльным в
заготконторе, которой заведовал отец Михаила Алек-
сандровича.
В доме Шолоховых я бывал часто, когда учился и
когда работал в заготконторе.
Александр Михайлович был образованный, интел-
лигентный человек. У него была большая библиотека, и

я у Шолоховых впервые брал и читал некоторые произ-
ведения Л.Н. Толстого, И.А. Гончарова, А.М. Горького.
В доме Шолоховых часто бывал и Алексей Петро-
вич Ковалев. Они с Александром Михайловичем были
большие рассказчики веселых историй. От них мы
услышали о драке казаков с «хохлами» на Каргинов-
ской мельнице, которая потом будет описана в «Тихом
Доне». Причем прототипом Алексея Шамиля послужил
Ковалев Алексей (у него в молодости была отнята кисть
руки).
      В 1920 году Михаил Шолохов был организатором
художественной самодеятельности в станице. В на-
родном доме часто ставились спектакли и комические
пьески, написанные им, Шолоховым, и мне часто дове-
рялась почетная роль – открывать и закрывать занавес.
Большими друзьями по самодеятельности были у
Шолохова два Алексея – Триполев и Сивоволов.
Первыми коммунистами станицы Каргинской я
знал Бредюка Михаила Капитоновича – военного ко-
миссара и председателя станичного Совета Козырина,
зарубленного бандой Фомина. А первым организато-
ром комсомольской ячейки в станице был Покусаев
Александр.
     Я расстался с Михаилом Шолоховым весной 1922
года: он после курсов налоговых инспекторов уехал в
Букановскую станицу, а я – в Климовку.
В конце 1924 года меня направили в Вешенскую,
где с 1926 года по декабрь 1927-го работал секретарем
райкома комсомола.
       Летом, в двадцать седьмом, посетил райком, уже
будучи писателем, Михаил Александрович Шолохов. Он
просил принять его в комсомол, но в то время по поста-
новлению «О регулировании роста комсомола» разре-
шалось принимать только рабочих, батраков и бедня-
ков.
     За несколько месяцев (июнь – июль) Шолохов мно-
го раз посетил райком. Вместе с членами бюро Дмитри-
ем Телицыным и Валентиной Лапченковой читал нам в
рукописи первые главы романа «Тихий Дон».
    С 1930-го по 1935 год было у меня еще две встречи
с Шолоховым. В 1932-м я уже работал в зерносовхозе
«Красная заря». Шолохов ехал с Александром Серафи-
мовичем через наше хозяйство на Миллерово. Встреча
была очень короткой. Помню только, что Серафимович
спросил меня: «Вы верите в то, что Шолохов написал
роман, используя чужое произведение?» Я ответил: «Я
бы поверил, если бы не знал Шолохова. В романе все
шолоховское».
     Вторая встреча была тоже в зерносовхозе. Зимой
1933 года писатель возвращался домой из поездки в
Ленинград. Он сказал мне, что в прошлом, 1932 году,
принят в члены партии, ведет большую ответственную
работу, а в Ленинграде впервые поставили его «Подня-
тую целину», где артисты играли… в украинских костю-
мах.
      И ещё о родителях Михаила Александровича.
Отца Шолохова я хорошо знал не только в годы
моей службы в заготконторе, но и слышал о нем еще в
раннем детстве от своего деда Афанасия Григорьевича
Каргина, который нанимался к купцу Озерову косить
сено. Александр Михайлович работал тогда приказчи-
ком и часто бывал в поле, и дед, припоминая, говорил о
нем: «Ить не казак, а до чего ж умный и говорит шутей-
но, все с присказкой».
На сенокосных отводах, у табунщиков, Александр
Михайлович бывал с сыном Мишей. Это было еще до
империалистической войны. Об этом я слышал от род-
ного дяди, служившего пастухом.
Анастасию Даниловну, мать Шолохова, я помню
всегда занятой домашними делами. Она была хлебо-
сольной и очень доброй. Я никогда не уходил из дома
без ее угощении, ведь она знала, что нас после смерти
родителей осталось сиротами восемь детей.

     Впервые у Анастасии Даниловны я пробовал утку с
яблоками и пироги с капустой.
Грустной мне не приходилось видеть мать Шолохо-
ва, чуть слышно она напевала для себя украинские пес-
ни: «Реве та стогне..», «Ой, у лузи…», «А Василько сино
косе…»!
     Добрые воспоминания о Шолоховых остались в
моей памяти навсегда.
       Пескова (Дедякина) Зоя Андреевна:
– Мы жили в Каргинской напротив Шолоховых.
Мать мою звали Елизаветой Ивановной. Нас было в се-
мье семь сестер: Клава, Зоя, Варя, Нюся, Шура, Юля, я и
еще был брат Петя. Миша Шолохов дружил с Клавой. Он
часто приходил к нам. Помню, зашел как-то, попросил:
«У вас тыквы вкусные, испеките нам, пожалуйста».
А потом Миша куда-то пропал. «Куда же Миша уе-
хал?» – спрашивали мы у Анастасии Даниловны. Она
отвечала: «Уехал искать работу. Он чего же, последний
отцовский пиджачок донашивает».
     В 1938 году я стала жить в городе Миллерово. Раз
стою на рынке. Одна женщина козлят продавала. И
тут вот он – Шолохов. Эта женщина и пристала к нему:
возьми да возьми козлят. «Мне одного», – согласился
наконец Михаил Александрович. Хозяйка: «Да что ж
одного – бери двух».
     Махнул рукой Шолохов, сразу двух козлят купил,
вместе с кошелками.   


Станица Букановская

      Верхнедонской продовольственный комитет. Книга
Приказов:
«12 мая 1922 г. «Прибывших из Ростова с продоволь-
ственных курсов (перечисляются пофамильно, в том
числе Михаил Шолохов. – Г. Р.) зачислить на все виды
натурпродовольствия с 1 апреля с. г. и на денежное до-
вольствие с 1 мая с. г.».
   Этот приказ подписал окрпродкомиссар тов. Богда-
нов и отбыл в распоряжение Доноблпродкома, и на его
место заступил тов. Шаповалов, который на следующий
день, 13 мая, издает новый приказ, относящийся к про-
дработникам, прибывшим с продкурсов. «Всю инспек-
туру Верхнедонского округа ввиду начала работы по
проведению налоговой кампании за 1922 год распре-
деляю и назначаю в нижеследующем порядке: станич-
ным налоговым инспектором… назначаю… по станице
Букановской тов. Шолохова».
    Немедленно отправится Михаил Шолохов в Бука-
новскую. Два дня будет добираться молодой продин-
спектор к своему месту работы. Здесь Шолохов встре-
тится с новыми преданными делу революции людьми,
здесь он за три месяца работы почерпнет богатейший
материал горькой правды жизни, здесь он встретит-
ся с учительницей Марией Петровной Громославской,
которая станет его верной спутницей, помощником
в нелегкой, беспокойной писательской жизни. С тех
пор полюбятся Шолохову река Хопер, простые казаки-
труженики, а многие жители станицы Букановской ста-
нут героями романа «Тихий Дон».
     Окружным налоговым инспектором в то время ра-
ботал тов. Топилин. Окружной конференции РКП(б) он
докладывал: «Инспектура подобрана качественно, про-
пущена через довольно хорошие двухмесячные кур-
сы. В преподавательский состав входили лучшие силы
продработников и профессоров. В 14 преподаваемых
предметов входили, наряду с практическими, чисто
продовольственные и общие науки, как политическая
экономия, новая экономическая политика, экономи-
ческая география, государственное право, а главное
– статистика и арифметика, что дало возможность ин-
спекторам с более твердой уверенностью подойти к
сложной задаче проведения налога.
      Всю тяжесть возложили на местные станичные
силы… При невероятно громадных усилиях, затратах
максимума сил случались от истощения и перенапря-
жения обмороки. Например, председатель хутора По-
пова станицы Федосеевской свалился прямо в исполко-
ме».
     В последующих докладах окрпродинспектор сооб-
щал и такое: «Перераспределена частично инспектура,
причем один из инспекторов отдан под суд и один уво-
лен… Остро стоит вопрос об обмундировании. Инспек-
торы совершенно разуты…»
     Спустя месяц со дня приезда в Букановскую продин-
спектор Михаил Шолохов будет писать окрпродкомис-
сару Верхнедонского округа тов. Шаповалову: «Доклад о
ходе работы по станице Букановской от 17 мая с. г. по 17
июня.
     С момента назначения меня букановским станнало-
говым инспектором и с приездом своим к месту служ-
бы, мною был немедленно, в 2-х дневный срок, созван
съезд хуторских Советов совместно с мобилизованны-
ми к тому времени статистиками, на котором были вы-
яснены взаимоотношения между статистиками и хут.
Советами и те обязанности, кои возлагаются как на тех,
так и на других. На следующий же день по всем хуторам
станицы Букановской уже шла работа по проведению
обложения объектов. С самого начала работы твер-
до помня то, что все действия хут. Советов и статисти-
ков должны проходить под неусыпным наблюдением
и контролем инспектора, я немедленно отправился по
своему району, собирая собрания граждан по хуторам,
разъясняя сущность единого налога и убеждая таковых
давать правдивые и точные показания. Во избежание
того, чтобы не было злонамеренных укрытий, постоян-
но следил за тем, чтобы для записи в поселенные спи-
ски статистик находился обязательно в хут. Совете в
присутствии хут. председателя и членов Совета и чтоб
домохозяева являлись для дачи сведений не поодиноч-
ке, а группами по десять человек и давали сведения за
круговой порукой.
     Работа под моим наблюдением и контролем была
налажена и пошла быстрым ходом. К 26 мая, т. е. через
пять дней, работа была окончена. За это время я про-
ехал хутора своей станицы два раза. После того, как
были представлены списки, пересмотрев их совместно
с станисполкомом, выяснилось, что, несмотря на все
ранее принятые меры, граждане чуть ли не поголовно
скрыли посев, работа, уже оконченная, шла насмарку.
Из окрпродкома не было решительно никаких распоря-
жений, бумаги, посланные оттуда, доходят самое мень-
шее в две или полторы недели. Приходилось под свою
личную ответственность принимать какие-либо реши-
тельные меры по борьбе с массовым укрытием посева.
До получения Вашего распоряжения организации ста-
ничной проверочной комиссии – комиссия уже была
мною организована, в состав которой вошли предста-
нисполкома, станинспектор, зав. станземотделом и чле-
ном станисполкома.
       27 мая я с остальными членами комиссии вновь
выехал по всем хуторам своего района. Работа по про-
верке объектов обложения и точного установления
действительного посева продолжалась до 7 июня. При-
ходилось прибегать к различным мерам и применять
самые разнообразные подходы для того, чтобы устано-
вить правильное количество засева. Скрытие наблюда-
лось исключительно в посеве, в скоте были лишь еди-
ничные случаи. Путём агитации в одном случае, путём
обмера – в другом, и, наконец, путём показаний и опро-
са… местный хуторской пролетариат сопротивлялся
с более зажиточным классом посевщиков… по окон-

чании проверки результаты были получены более чем
блестящие. Количество фактического сева увеличилось
чуть ли не в два раза против прежнего. Встречались
такие случаи, когда после проведения собрания и вну-
шения гражданам, что укрытый соседом посев ложится
не на кого иного, как на вас же, под давлением соседей
и сородичей гражданин вместо показанных 2 десятин
исправлял на 12 десятин и т. д. Из общего количества
домохозяев исправили цифру посева приблизительно
97 %.
     Прежде сделанные списки пришлось переделывать
вновь. С получением Вашего распоряжения об органи-
зации стан. проверочных комиссий работа таковой уже
подходила к концу. С 7-го июня по 14 – лишь частичные
случаи обмера пашни, окончательно проверены по-
лученные данные и составлены списки. Теперь я могу
с твердой уверенностью сказать, что в моей станице
укрытого посева нет, а если и есть, в таком минималь-
ном размере, что не поддается учету. Если же циф-
ра задания обязательного посева на ст. Букановскую
слишком резко расходится с настоящим фактическим
посевом, то на это можно сказать только одно: ст. Бука-
новская по сравнению с другими стоит самой послед-
ней. Семена на посев никем не получались, а прошло-
годний урожай, как это нам известно, был выжженным:
песчаные степи.
    В настоящее время смертность на почве голода, по
станице и хуторам, особенно пораженных прошлогод-
ним недородом, доходит до колоссальных размеров.
Ежедневно умирают десятки людей. Съедены все коре-
нья, а единственным предметом питания является тра-
ва и древесная кора. Вот та причина, из-за которой за-
дание не сходится с цифрой фактического посева.
Списки на временный налог окончены без особых
затруднений, так как сокрытие молочного скота было
лишь в единичных случаях, которые моментально об-
наруживались.
     Все имеющиеся промышленные предприятия мною
обследованы и взяты на учет, составлены надлежащие
акты технического обследования на предмет обложе-
ния промысловым сбором.
     Заканчивая свой доклад, добавлю, что единствен-
ным тормозом в работе является несвоевременное
поступление Ваших распоряжений и распоряжений за-
готконторы № 14. Все бумаги слишком задерживаются
в пути, приходят с сильным запозданием, что впослед-
ствии может повлечь за собой какое-либо недоразуме-
ние, единственной причиной которого будет только
лишь вышеизложенное.
     Букановский станичный налоговый инспектор.
17 июня 1922 г., станица Букановская. М. Шолохов».
Доклад с первых строк дышит бескомпромиссной
правдивостью, смелостью. Так мог писать только Шоло-
хов.
    Нет, Михаил Шолохов был не только свидетелем ре-
волюционных преобразований на Дону, но и активным
участником в борьбе за построение новой жизни. Едва
17 лет исполнилось ему, а он уже отдавал распоряже-
ния, которые приравнивались к боевым.
     В 1922 году М.А. Шолохов в станице Букановской
познакомился с учительницей Марией Петровной Гро-
мославской, с ее семьей, о которой как нигде полно
сказал писатель в автобиографии, написанной в 1937
году и хранящейся в военном архиве.
      Текст ее привожу полностью:
                АВТОБИОГРАФИЯ
     Родился 11-го мая (по старому стилю. – Г. Р.) 1905 г.
в хуторе Кружилинском станицы Вешенской б. Донской
области, окончил 4 класса гимназии. До Октябрьской
революции отец был торговослужащим, жил в 1917
году в х. Плешаковом Еланской станицы, будучи управ-
ляющим на паровой мельнице. Умер в 1925 г. в ст. Кар-

гинской. Мать до настоящего времени живет у меня в
ст. Вешенской. Братьев и сестер не имею и не имел.
Отец жены – Громославский П.Я. до Октябрьской
революции был станичным атаманом ст. Букановской
Хоперского округа, затем почтарем. В 1919 году во
время Верхне-Донского восстания против Советской
власти со своим старшим сыном добровольно вступил
в красную Слащевско-Кумылженскую дружину, летом
в этом же году был захвачен в плен белыми, предан
военно-полевому суду и приговорен к 8 годам каторги,
которую отбывал в Новочеркасской тюрьме вплоть до
занятия его в начале 1920 г. красными войсками. С 1920
года по 1924 был заведующим станичным земотделом,
а затем псаломщиком в течение, кажется, 2 лет. Судил-
ся за невыполнение с/х налога, получил 3 года прину-
дработ, но досрочно был освобожден и восстановлен в
избирательных правах. Сейчас живет в ст. Вешенской и
находится на моем иждивении.
     Старший брат жены – Громославский Василий до
Октябрьской революции был псаломщиком. Сейчас ра-
ботает в совхозе.
      Младший брат до 1917 года учился, с 1920 был со-
вслужащим, сейчас учительствует в начальной школе в
х. Черновском Вешенского района.
     Сестры жены до 1917 года учились, после учитель-
ствовали. В настоящее время две из них – домашние
хозяйки, а третья, и последняя, – работает в Ростове-на-
Дону в музее революции.
     В Октябрьской революции я участия не принимал.
В белой армии не служил, не был и в Красной Армии.
    В партию вступал я в 1930 году кандидатом. В чле-
ны партии переведен в октябре 1932 г. В других парти-
ях не состоял.
     4 марта 1937
                Шолохов Михаил Александрович».
      Эта автобиография опровергает небылицы о Петре
Яковлевиче Громославском. И уж тут никак не могли от-
ступать в одном обозе каторжник и уходивший с белой
армией писатель Федор Крюков, который якобы имел
таинственный сундучок…
    Грязная возня вокруг великого Шолохова началась
ещё в 1928 году, и группа московских писателей высту-
пила в защиту Михаила Александровича в газете «Прав-
да» 29 марта 1929 года.


ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ

    В связи с тем заслуженным успехом, который по-
лучил роман пролетарского писателя Шолохова «Тихий
Дон», врагами пролетарской диктатуры распространя-
ется злостная клевета, что роман Шолохова является
якобы плагиатом с чужой рукописи, что материалы об
этом имеются якобы в ЦК ВКП(б) или в прокуратуре (на-
зываются также редакции газет и журналов).
    Мелкая клевета эта сама по себе не нуждается в
опровержении. Всякий, даже не искушённый в литера-
туре писатель, знающий изданные ранее произведения
Шолохова, может без труда заметить общие для тех его
ранних произведений и для «Тихого Дона» стилистиче-
ские особенности, манеру письма, подход к изображе-
нию людей.
    Пролетарские писатели , работающие не один год с
т. Шолоховым, знают весь его творческий путь, его ра-
боту в течение нескольких лет над «Тихим Доном», ма-
териалы, которые он собирал и изучал, работая над ро-
маном, черновики его рукописей.
Никаких материалов, порочащих работу т. Шолохо-
ва, нет и не может быть в указанных выше учреждени-
ях. Их не может быть и ни в каких других учреждениях,
потому что материалов таких не существует в природе.

     Однако мы считаем необходимым выступить с на-
стоящим письмом, поскольку сплетни, аналогичные
этой, приобретают систематический характер, сопрово-
ждая выдвижение почти каждого нового талантливого
пролетарского писателя.
     Обывательская клевета, сплетня являются старым
и испытанным средством борьбы наших классовых
противников. Видимо, пролетарская литература ста-
ла силой, видимо, пролетарская литература стала дей-
ственным оружием в руках рабочего класса, если вра-
ги принуждены бороться с ней при помощи злобной и
мелкой клеветы.
     Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам,
мы просим литературную и советскую общественность
помочь нам в выявлении «конкретных носителей зла»
для привлечения их к судебной ответственности.
      По поручению секретариата Российской ассоциа-
ции пролетарских писателей:
А. Серафимович, Л. Авербах, В. Киршон,
А. Фадеев, В. Ставский.
    В 1966 году из города Киева на имя Михаила Алек-
сандровича Шолохова прислала письмо Феоктиста
Прокофьевна Морозова. Её воспоминания тоже отно-
сятся к букановскому периоду, когда писатель работал
продинспектором.
     В письме такие строки: «Мы жили в станице Бука-
новской у Бочаровых (отец мой Никулин Прокофий Ма-
кеевич, фельдшер, он вас лечил). Соседом у нас был Ва-
силий, а его жену звали Софья.
    Помню, однажды мы с матерью вышли в огород по-
лоть морковь, лук. Через некоторое время сосед, по-
ложив локти на плетень между кольями, позвал мать и
что-то тихо ей говорил.
     А потом мать надвинула на глаза платок и быстро
пошла в дом – и не посмотрела в мою сторону, спешила
в комнату, где отец принимал больных.
     Много лет спустя я напомнила своей матери о том
загадочном разговоре с соседом, и она рассказала вот
что: вы с Алексеем Березневым, племянником моей ма-
тери, участвовали в борьбе по ликвидации многочис-
ленных банд. Как-то вы были на Зимниках, за Хопром,
зашли к знакомому старику то ли отдохнуть, то ли по-
есть и сели на лавки к столу, напротив окон.
     В это время к дому подошли бандиты, и среди них
был сосед Василий. Василий хорошо знал Вас и Алёшу
и убить вас пожалел, пожалел молодость. А утром он
пришёл в станицу, сказал матери, чтобы вас туда боль-
ше не пускали…
    А потом Василия и его жену Софью бандиты звер-
ски убили в балке между хуторами Митькиным и Ожо-
гиным.
      И теперь, когда слышу по радио, читаю в газетах
Вашу фамилию, то каждый раз с благодарностью вспо-
минаю Василия…
       По словам Марии Петровны Шолоховой, такой слу-
чай действительно был.
      Букановский период в жизни М. А. Шолохова насы-
щен событиями, многие из которых отражены писате-
лем в «Донских рассказах» и «Тихом Доне».Многие ре-
альные лица станицы стали героями его произведений.
Например, Шолохов знал из рассказов казаков о комис-
саре Малкине, дружил с «чекистом» Михеем Нестерови-
чем Павловым, который участвовал в ликвидации бан-
ды Фомина.
      В станицу, где Шолохов работал продинспектором,
музей тоже снарядил экспедицию. Дорога лежала вниз по
Дону через станицу Еланскую. Стоял жаркий июль 1985
года. На песках цвёл чабрец, на бахчах спели арбузы.
Приехали в Букановку к полудню и пошли по дво-
рам, представляясь жителям и объясняя наши дела и
86 87
задачи. Нас гостеприимно приветствовали, сразу же по-
казали дом Павловой Розы Михеевны.
     В блокноте я сделал следующую запись: «Павлова
Роза Михеевна, 1928 года рождения, сообщила вот что:
«Мой отец Павлов Михей Нестерович работал предсе-
дателем Букановского Совета. Михаил Александрович
ценил его, потому что всю гражданскую войну он был
красным партизаном, встречался с Лениным.
Вся станица из нашего колодца воду брала, и семья
Громославских к нам по воду ходила…
     Отец мой познакомил Шолохова, когда он работал
продинспектором, с Громославскими девчатами…
Комиссар Малкин останавливался на квартире у
будущего тестя Шолохова. Звали его Пётр Яковлевич. И
вот прибегает мать, старуха ихняя: «Михей Нестерович,
нашего хозяина посадили! Поговори с Малкиным…»
     Отец пошёл, а тот своё: «Я решаю так: всю семью
расстрелять». Михей Нестерович говорит: «Нельзя так.
Это будущие строители коммунизма». – «Нет, завтра
надо выводить в хворост». Да уж кое-как и уговорил
Малкина не трогать Громославских.
Была у Шолоховых я в Вёшках. Он говорил своим
детям: «Вот умру я, а вы эту женщину берегите, прини-
майте; её отец нам жизнь построил».
     За стол меня посадили, и Михаил Александрович
сказал: «У Шолохова была, а не покормили; вот, Мария
Петровна, и покорми».
     На улице я увидел сидящим на табурете возле сво-
ей калитки девяностолетнего Игната Кузьмича Камы-
шова. Все, кто проходил мимо него, приветствовали его
по имени – отчеству, а он слепо, недвижимыми глазами
смотрел куда-то к горизонту, подставив солнцу белую
бороду, похожую на пышный, с кучерявинкой, прося-
ной веник.
– Какого же вы года рождения, дедушка?
– Тыща восемьсот девяносто пятого… Букановский
я рожак. В двадцатые годы у нас было три высоких ве-
тряных мельницы, и три ещё поменьше. И вот мне при-
шлось у мельника Сенчука смолоть ведро-два зерна. И
Шолохов там был. Вот я его первый раз и увидал…
Обходился Шолохов с людьми очень хорошо, а буд-
то говорили о нём – сын купца…
     Если бы у нас был другой продинспектор, а не Шо-
лохов, нас бы поели…
– А вот тут жил карлик по фамилии Ходунов, – го-
ворили мне прохожие, прерывая нашу беседу, и я фото-
графировал и деда, и улицу, и плац с рядом магазинов,
и старый кирпичный лабаз дореволюционных «купече-
ских» времён, в котором хранились соления-копчения,
а теперь он, с перекошенными дверями, был пуст и за-
брошен.
   Тут же узнаю, что дом Громославских теперь
перестроен в колхозную столовую. К сожале-
нию, атаманский дом не сохранился, а столовая те-
перь выглядела обычной кирпичной постройкой
шестидесятых-семидесятых годов, когда строили и пе-
рестраивали с учётом на вместимость и необходимость
обслуживания прикомандированных, студенческих
бригад и шефов из города.
    Мы обрадовались, когда узнали, что на западной
окраине станицы сохранился дом Василия Михайлови-
ча Малахова, у которого жил на квартире продинспек-
тор Шолохов. Скорей, идём туда. В домике временно
никто не проживает. Кто-то из соседей отмыкает нам на
дверях замок, нам приятно посидеть во второй комна-
те за деревянным самодельным столиком в прохладе и
тишине. Меня интересуют какие-то бумаги на чердаке:
а вдруг автограф самого квартиранта окружной инспек-
туры?

    В сопровождающие берём старожила станицы Фё-
дора Яковлевича Журавлёва. Через скошенный луг
едем к Хопру, где любил отдыхать Шолохов.
     Пока ехали, наш проводник рассказывал:
– Как-то шёл над Хопром после половодья – палаш
лежит, из земли вымыло. Хотел его взять, а он – рассы-
пался. И подумал я: с каких же пор лежишь ты тут? Мне
вот 92 года, и то я на ногах ещё…
    В 22-м году, в клубе, я встречался с Шолоховым Ми-
хаилом (он тогда продинспектором у нас работал). Стою
я , в карман за кисетом полез, а он мне: «Угощайся моим
табачком».
    Стояли мы с ним, курили… В клубе тогда собира-
лась художественная самодеятельность…
Бахлин Александр Семёнович, старожил станицы,
тоже поделился своими воспоминаниями:
– Где сейчас Букановская школа стоит, тут хотел по-
селиться Шолохов. Но ему не нарезали усадьбу, а те-
перь вот старики погорёвывают… Промахнулись!
     В 1931 году в Букановке показывали немой фильм
«Тихий Дон». Стали крутить кино, и нашлись нехорошие
люди, устроили в клубе скандал, сорвали экран. А тут
он вскоре ба-ах! – «Поднятую целину».
      Мы едем к Хопру через луг, по извилистой дороге
меж копен свежего сена:
– Вот тут его дорога, – утверждал наш старый друг. –
Шолохова дорога, он её проложил; он тут не только ры-
балил, но и работал, писал… Приедет, удочки закинет и
сидит пишет.
(Берег реки. Лодка на песчаной косе. На той сторо-
не – обрыв к реке, яр к Хопру.)
    Напротив косы Шолохов ловил лещей, а ниже, у
верб, стерлядей. Вечерами у костра пелись песни. Там,
на крутом берегу Хопра, стоял шалаш Михаила Алек-
сандровича.
    «Ой, зоренька-зарница…», – запевал Шолохов, а по-
вариха Нюра подхватывала, и плыли над рекой голоса.
В хуторе Андреяновском мы встретились с Васили-
ем Семёновичем Митрофановым, 1903 года рождения:
– До войны с мужем сестры поехали мы бредень
потаскать в Хопре. Подъезжаем к берегу и видим каких-
то людей. Я сразу угадал – кто такие, а свояк натянул
вожжи, остановил лошадей и говорит: «А-а-ах… Шоло-
хов…». Я ему: «Ну и что ж, что Шолохов. Он же тоже че-
ловек. Не прогонит.»
     Михаил Александрович сидел на берегу с удочка-
ми. Лодка рядом стояла на приколе, какие-то товари-
щи ещё с ним рядом были. Мы поздоровались. Михаил
Александрович улыбнулся и сказал: «Вот, это я пони-
маю: казаки – с бреднем приехали! А ну, налейте им по
стакану водки». Мы выпили (как же – Шолохов угоща-
ет!). Потом я стал рассказывать, что раньше Хопёр про-
текал у хутора Лапинского, а затем прорезался ближе к
Букановке.
     По просьбе Михаила Александровича я тогда спел
какую-то старинную казачью песню. Он слушал меня, и
всё записывал в блокнот.
     Рассказал я Шолохову и о том, что наш хуторной на-
шёл где-то в обрыве скелет человека в доспехах (при
нём шашка была, а на груди – панцирь). По этому делу
учёные приезжали и сказали, что этой находке – семь-
сот лет, и всё увезли куда-то в музей.
Поговорив с нами, Михаил Александрович пожелал
нам удачи, сел с товарищами в лодку , и они поплыли на
противоположную сторону реки.
Шульженко Михаил Иванович, 1907 года рождения,
житель станицы Букановской:
– С Михаилом Александровичем мы рыбалили и
ночевали вместе на Хопре. Парень он хороший, привет-
ствовал всех, кто к нему ни зайдёт.
90 91
    Ездил в Вёшки до войны. В колхозе я тогда работал
бригадиром, завхозом… И вот в колхозе не стало соли.
Поехал к нашему дорогому земляку на одноконке и
привёз целый мешок! Шолохов помог.
… Шолохов дружил и с моим отцом. Его звали Иван
Пантелеевич, он был горшечником, на всю округу сла-
вился. Михаил Александрович заходил к нему: придёт,
сядет в сторонке и слушает про жизнь в старину.
Рогачёв Иван Данилович, 1892 года рождения, ко-
ренной житель этой же станицы:
– Один раз, помню, до войны дело было, Шолохов
со своим тестем шёл с охоты мимо нашего двора. «Ну
чё, – говорю, – набили дичи?» – «Ничего», – отвечают. «А
вон там утята плавают», – сказал я и показал куда идти.
Через некоторое время гляжу – назад идут. «Пойди
покажи», – говорят.
Я бросил всё, пошёл с ними, подвёл к озеру и ушёл.
… И вот опять идёт Шолохов со своим тестем мимо
моего двора. Набили они диких утей, все обвешены
ими. У ворот остановились, и Шолохов говорит тестю:
«Дай ему пару утят». – «Хо, какой ты простак», – отвеча-
ет тот. А Шолохов опять: «Жалко, что ли? Мы оторвали
человека от дела. Люди вон луг косят. Как же ты дума-
ешь?».
     Шолохов взял и отцепил от своей связки пару утят.
Выбирал долго, какая лучше, и дал ещё в придачу три
рубля.
      Вторая встреча. До войны было. Матери в доме
нету, детишек одевать нечем. Пойду, думаю, к Шолохо-
ву…
     Пришёл в Вёшки. У Михаила Александровича наш
друг конюхом работал. Увидал я его, поздоровался.
«Чё пришёл?» – спрашивает. «Материя, говорят,
есть у вас». – «Иди туда», – говорит товарищ.
     Шолохов вызвал меня в верхи. «Помнишь, утят ука-
зывал?» – спрашиваю у него. «Помню». – «Обносились
мы, материю поможешь достать?»
Шолохов написал мне бумажку и говорит: «Иди и
неси записку в магазин. Там много народу, а ты скажи:
пропустите, я от Михаила Александровича…»
Перед этим я продал корову, набрал на эти деньги
одёжи и был этим очень доволен.
     Говорят: не было бы счастья, да несчастье помог-
ло… И кто его знает, как бы сложилась дальнейшая
судьба Шолохова, если бы его не отдали под суд «за
превышение власти», а точнее – «за исправление в по-
селённых списках в сторону уменьшения», как сообща-
ли тогда делопроизводители окружного продкома.
Шолохов 19 августа отстранён от работы, позже
«тройка» вынесла приговор: один год условно, приняв
во внимание, надо полагать, малолетство подсудимого.
Долгое время я разыскивал очевидцев, которые
могли б хоть что-то рассказать об этом случае.
И вот целое событие: в Москве 29 июля 1990 года
на Учредительном съезде Союза казаков случайно по-
знакомился с Анатолием Даниловичем Солдатовым,
уроженцем станицы Букановской. Это был небольшого
роста старичок, с блескучей тросточкой в руке.
– Так я ж вместе с Шолоховым работал в Буканов-
ском станисполкоме, – сказал он, переходя на шёпот.
– Я про это одному Анатолию Калинину рассказывал,
а вот тебе – второму… раз ты в музее Михаила Алек-
сандровича работаешь. Исправили цифры посева всяк
себе исполкомовские работники. Шолохов по своим
обязанностям должен был не допустить этого, но по-
имел душу, а на него взяли и написали в окрпродком.
Приехали люди из округа и весь наш станисполком
арестовали. Это было 19 августа 1922 года, с нас взяли
подписку о невыезде, а потом суд был в конце февраля
– начале марта 1923 года. Шолохов всё это время жил
в Каргине, у своих родителей. Особая сессия народного
суда заседала в Вёшках под председательством одно-
фамильца Солдатова и четырёх судей из других воло-
стей (станицы тогда переименовали в волости). Всех
нас свезли в Вёшки: председателя Журавлёва Георгия
Семёновича, заведующего военным отделом Шашло-
ва, делопроизводителя Малахова Ивана Спиридонови-
ча, Хвастунова Ивана Ермиловича… Березнев Алексей
жил на квартире у фельдшера Никулина, вот он и ис-
правил Никулину за проживание цифру посева.
– Кто вам исправил? – спрашивал судья у Никулина.
– Не знаю.
Судья опять:
– Ну, так кому в этом был интерес?
– Вот вам крест – не знаю, – отвечал Березнев, и
ему поверили…
    Громославский Иван тоже кому-то переправил . Хо-
дил слух, будто сама Мария Петровна подавала на Шо-
лохова в суд, и он говорил: «Ну, я этим Громославским
сделаю…». И сделал: через год женился на Марии Пе-
тровне!
    С 1924 года молодая супружеская чета Шолоховых
попеременно живёт в станице Каргинской, в Москве, в
Букановской и в 1927 году окончательно определяются
с местом жительства: Вёшенская. В это время молодой
писатель напряжённо работает над рассказами, счи-
тая литературу, писательство своим основным заня-
тием. В связи с этим Мария Петровна вспоминала, что
Александр Михайлович тревожился за судьбу сына,
не верил в его литературную одарённость, а когда по-
знакомился с отзывом А. С. Серафимовича на «Донские
рассказы», молвил сыну: «Вот теперь я могу спокойно
умереть… Теперь я уверен, что у тебя и дальше всё хо-
рошо пойдёт».
Так, по сути дела, отец незадолго до смерти благо-
словил сына на литературный труд.
В В;ШКАХ И ДАЛЬШЕ
Крамсков Михаил Дмитриевич, 1910 года рожде-
ния, житель станицы Вёшенской:
– Моего отца звали Дмитрий Сергеевич…У нас
были быки. И вот где-то в сентябре 1927 года я с ним
поехал на пристань за досками (у нас потолков в гор-
нице не было). Приехали на пристань, отложили доски,
оплатили. Подходит молодой человек, спрашивает:
– Куда поедете?
Мы сказали.
– А вы мне возьмёте пять досок на лодку?
Мы положили его доски, сели втроём на ход и пое-
хали.
Этот молодой человек оказался Шолоховым Миха-
илом, он жил тогда недалеко от нас, в доме, где раньше
было мельуправление (сейчас ул. Ленина, 109 - Г.Р.).
Когда сняли доски Шолохову, он спросил:
– А вы где живёте?
Отец махнул рукой на край станицы.
– Ну, и я теперь поеду и помогу вам.
До этого мы не знали Михаила Александровича, по-
том уж нам рассказали о нём, что, мол, у него и книжки
есть.
С тех пор Михаил Александрович стал у нас частым
гостем.
Как-то подарил отцу трубку (такую же он и сам ку-
рил). Придёт, бывало, сядет отец с ним, и они курят, раз-
говаривают…
Отец в кузне работал ковалём. Шолохов, когда при-
ходил, помогал дуть мех, рубил железо.
94 95
Дмитрий Сергеевич был малограмотный, но наход-
чивый, трудолюбивый человек. Он слыл хорошим рас-
сказчиком.
Свиря Кот и отец мой из простых людей, но самые
ближние к Шолохову. Они играли в карты, ездили на
охоту, на рыбалку. Однажды отец даже из машины вы-
скочил в погоне за зайцем.
Отец хорошо знал «Тихий Дон» и «Поднятую цели-
ну» и говорил, что многое для кузнеца Шалого взято от
него, он послужил прототипом.
В 1942 году я работал в политотделе Дударевской
МТС. Лето было. Немцы подошли к Дону, бомбят.
Однажды еду по полю и вижу: красноармейцы едут
в бричке на паре лошадей, и один конь, - угадал я , - Шо-
лохова.
– Чей конь? – спрашиваю.
– Приблудный, – отвечают.
Я отдал своего коня, политотдельского, красноар-
мейцам , а они мне выпрягли шолоховского.
В Дударевке вызвал председателя колхоза «Новый
путь» Николая Васильева, сказал: «Сохраняй его. Это
конь Шолохова». Но шла война, и его так и не сберегли.
После войны я работал заведующим отделом куль-
туры при райисполкоме. И вот когда зашёл разговор о
переселении в нынешний новый дом, Мария Петровна
спросила у Михаила Александровича:
– Миша, а куда мы телка денем?
В одной из комнат у Шолоховых содержался ново-
рожденный телёнок.
– Не знаю «куда», – отвечает, и вдруг ко мне: – Миха-
ил, у тебя есть корова?
– Есть.
– Доится?
– Доится.
– Ну, Миша, забери его, – сказал Шолохов.
Я пошёл к тётке Наталье, она взяла телёнка, вырас-
тила и потом уже взрослого бычка сдала в колхоз.
Шевцова Елена Матвеевна, её отец занимался ко-
жевенным ремеслом, у него была своя мастерская по
выделке шкур домашних животных, для пошива обу-
ви и одежды. В 1930 году отца Матвея Петровича рас-
кулачили, и пять его детей разъехались кто куда. Елена
Матвеевна оказалась в Киргизии, а в 90-е годы возвра-
тилась на родину уже в преклонном возрасте, и вот что
она вспоминала:
– В 1925 году, весной, сестра Наталья вышла замуж
за Шишкарёва Михаила Ивановича. Он был столяр, и
они поселились на квартиру в доме «мельуправления».
Было уже тепло. Мать напекла пирожков и сказала:
– Пойди пригласи Наталью…
Я пошла, захожу в коридор, кричу:
– Чё ты спишь до сих пор, иди домой, мама пирож-
ков напекла…
Дверь их была с левой солнечной стороны. Наталья
высунулась – и на меня:
– Чё орёшь? Миша спит. Он всю ночь писал, а ты
орёшь…
Тут я и узнала, что Шолохов с Марией поселились
тут же недавно. Они занимали две комнаты с северной
стороны.
Токина Полина Николаевна, 1902 года рождения:
– Я сама вёшенская. Рядом со мной жила по улице
Ленина, 109 Резцова Груня. Сын у неё работал в сбер-
кассе, проштрафился он , и его осудили. А мать пожила-
пожила одна и умерла. После неё тут поселился Шоло-
хов. Весь дом занял, а к нам поставил он на квартиру
своих тестя с тёщей, поэтому он часто у нас бывал. (Гро-
мославские года два жили у нас на квартире).
Михаил Александрович хорошо знал и дружил с
моим отцом Родиным Николаем Ивановичем. Когда го-
лод был, писатель помогал нам пшеном, пшеницей.
96 97
Шолоховы жили с матерью его, Анастасией Дани-
ловной, потом перешли на другую квартиру, а в этом
доме разместилась контора мельуправления.
Редакция вёшенской районной газеты «Больше-
вистский Дон» и типография в тридцатые годы распола-
галась напротив усадьбы Шолохова. Молодой писатель
часто бывал в гостях у местных журналистов, читал им
свои главы из «Тихого Дона» и «Поднятой целины», а
некоторые отрывки предлагал впервые напечатать в
«районке». Поэтому Шолохова в редакции считали за
своего человека. Не случайно, в 1930 году он был при-
нят кандидатом в члены партии именно в коллективе
редакции и типографии с рекомендациями старейших
работников.
Тесная дружба с коллективом редакции продол-
жалась и в 1931 году. Шолохов тогда возглавил литера-
турный кружок, вёл занятия с селькорами и молодыми
сотрудниками. На встречах шёл разговор о творчестве
местных авторов, которые приносили первые свои
очерки, фельетоны, стихи.
Одним из таких молодых авторов, сотрудников
редакции, была поэтесса Елена Ширман, прибывшая
по направлению на работу в газету из области. Она в
одной из своих публикаций того времени (Новочер-
касск. «Знамя коммуны» – Г.Р.) вспоминала следующее:
«Михаил Александрович поставил работу кружка
не стандартно. Ему хотелось тесно связать теорию и
практику беседы о мастерстве кружковцев.
Вспоминаю его доклад о Чехове, как о мастере но-
веллы. Это был скорее не доклад, а душевная беседа о
любимом писателе.
Михаил Александрович делился с нами своими
мыслями о величайшем русском новеллисте, советовал
учиться чеховской краткости, меткости изложения, бле-
стящей динамике сюжета.
После этой беседы Шолохов дал нам задание – на-
писать новеллу по типу чеховского «Хамелеона», но
только на сегодняшнем материале. Вот уж когда пора-
ботали селькоровские перья…
Нам всем доставалось изрядно. Михаил Алексан-
дрович никого не щадил – ругал и за отсутствие выдум-
ки, и за корявость языка.
Но он от души радовался каждому успеху, каждому
меткому слову, найденному кем-либо из нас.
Помнится мне ещё одна своеобразная беседа о ста-
ринной восточной поэзии, о мудрости древнеарабских
афоризмов, о необходимости научиться ощущать вкус
литератур всех наций.
– Нельзя замыкаться в рамках только своей куль-
туры, только своего века, – примерно так говорил Ми-
хаил Александрович. – Надо быть неутомимо любоз-
нательным. Надо интересоваться Индией, Византией,
Южной Америкой…Чем больше будете любопытство-
вать, тем глубже и яснее поймёте вы место своего наро-
да, своей эпохи в ходе мировой истории.
Один из вёшенских жителей рассказал не то быль,
не то легенду:
«Вызывают раз Шолохова в Москву, к писательско-
му начальству, и говорят ему: «Чего ты, Михаил Алек-
сандрович, всемирный писатель, живёшь в каких-то
Вёшках, у чёрта на загривке... 150 километров от паро-
возного гудка, на самых песках да перекатах. Переез-
жай к нам, в Москву. Мы тебе тут и квартиру и дачу да-
дим, и машину первейшей марки… Переезжай!»
Призадумался Михайло Лександрович и ответ
держал такой: «Невозможно мне будет переехать, то-
варищи. Нельзя мне от казачества оторваться. Врос я
корнями в землю донскую целинную. Оборвутся кор-
ни – кровью изойду, строчки не напишу. Здесь я возрос,
здесь меня каждый куст знает… Нет уж, никуда я из Вё-
шек не тронусь».
98 99
Кочетов Дмитрий Корнеевич, 1906 года рождения:
– В 21-м году вступил я в комсомол, а в 1930-м меня
приняли в партию, работал председателем Совета и
председателем колхоза в станице Базковской.
А Михаила Александровича Шолохова, помню, при-
нимали в партию в ноябре 1932 года, на общем район-
ном собрании. И мне запомнились его слова: «Товари-
щи, мы строим великое здание социализма, в нём есть
и мой кирпичик, омытый кровью и потом».
Все проголосовали за Михаила Александровича –
«единогласно».
В 82-м году, 23 ноября, я был у Шолохова, поздрав-
лял его с 50-летием пребывания в партии, и сказал ему:
– А я помню, как вас принимали в партию.
Он посмотрел на меня, и я прочитал ему по памя-
ти запомнившиеся слова и закончил так: «Но ваш труд
– это не один кирпичик, а целая стена!».
Шолохов прослезился.
Зимовнов Иван Митрофанович, 1906 года рожде-
ния, житель хутора Черновского:
– Я с хуторянами с Ващаевской мельницы ехал к
себе в Черновку на лошадях. Курево у нас было, а спи-
чек – ни у кого… А курить-то хочется, едем, покрякива-
ем…
К соснам подъехали, что выше хутора. Глядим –
машина едет. «Эй, стой!» – махаем руками. Ближе – Шо-
лохов! «Спички есть?» – спрашиваем. «Что, уши попух-
ли?» – улыбнулся Михаил Александрович и отдал нам
свою коробку спичек.
Подкурили мы, а потом долго вспоминали об этой
встрече.
Было это до войны, Шолохов тогда много по колхо-
зам мотался, «Поднятую целину» писал.
Мельников Фёдор Никитович, 1914 года рождения,
учитель-пенсионер, селькор районной газеты «Совет-
ский Дон»:
– Шолохов часто приезжал к нам в Черновку к брату
жены, а по-нашенски – к шурину, Ивану Петровичу Гро-
мославскому, с ним ездили на грузовой машине на охоту.
Мы ещё подростками были, шли мимо школы…
Шолохов подъехал, спрашивает из кабины: «Ну, ребята,
вас прокатить?». Мы, конечно, с радостью, раз-два – и в
кузове. А потом гордились: Шолохов прокатил!
От Черновки в двенадцати километрах на восток у
истоков Зимовной речки, с красноглинистыми ярами
и байрачными дубравами – хутор Ушаков. В доме Али-
заровых жил теперь старый казак, заядлый лошадник
Сырников Михаил Севостьянович, 1915 года рождения.
Я вспоминаю его в хромовых сапогах, в галифе с вши-
тым красным кантом по бокам. И гимнастёрка без погон
времён Великой Отечественной…
Михаил Севостьянович оставался одним из старо-
жилых ушаковцев. Я всегда, когда проходил мимо по
проулку, любовался домом «Ализаровых» с богатым
карнизом, а теперь его хозяином был Михаил Севостья-
нович, и я у него – в гостях :
– 1933-й год. У нас в хуторе Ушаковском была пар-
тячейка, секретарём её был Колесниченко Герасим. Вот
он берёт меня конюхом. Пара лошадей у меня. В ноябре
было… Я уже шубку надевал. Да… едем в ночь в Вёшки.
Привожу Колесниченко к Шолохову (Михаил Алек-
сандрович жил тогда в том доме, с низами). Въезжаем
во двор, встречает нас конюх Лосев Егор (он сейчас в
Солдатовском хуторе живёт).
Колесниченко рассказывал мне, что он с Шоло-
ховым сидел за одной партой и поддражнивали его
Мишка-медведь.
Рассказывал ещё, что он был очень памятливый,
уроки отвечал назубок. Сидит, сидит, а спросят его – всё
ответит, повторит следом за учителем.
Ага, ночь была, Колесниченко к Шолохову в дом по-
шёл, а я остался с Лосевым в низах.
100 101
Мне неизвестным остался разговор Колесниченко
с Шолоховым. Рано утром мы встали и уехали в свой
колхоз имени Шолохова.
Когда первый раз я увидел его? Заболел, значит, и
меня направили в Вёшки. Там в больнице прописали
лекарства, а денег нет. А мне одна: «Пойди к Шолохову».
Я и пошёл.
Встретил меня сам Михаил Александрович: «Что,
мальчик, хотел?» – «Мне написали лекарство купить, а у
меня денег нет, и я к вам обращаюсь».
Он написал записку в аптеку, я пошёл и получил ле-
карство. Это было в 28-м году…
Колхоз наш был передовой, конеферма наша сла-
вилась тогда, вот и назвали мы его именем Шолохова. В
колхоз входили весь хутор Ушаковский и Ващаевский.
После войны мы делали встречу Михаилу Алек-
сандровичу, он к нам в колхоз приезжал. Надевали ка-
зачью форму и на лошадях встречали его три кавале-
риста.
Декабрь месяц был. Он подъехал на машине к Уша-
ковскому старому клубу. Людей много было. Шолохов
выступил на собрании, мол, разгромили немца, начался
восстановительный период, давайте поднимать разру-
шенное войной хозяйство.
Народ очень хорошо встретил его. Потом Михаил
Александрович пригласил отличившихся в войне на
вечер встречи. Проходил он тут же, рядом с клубом, в
Ушаковской начальной школе.
Из хутора Ушакова еду на хутор Солдатов к Лосеву
Георгию Антиповичу, он 1912 года рождения:
– Я у Шолоховых жил с 31 по 32-й год. С нашего ху-
тора Тимофей Иванович Зотьев у него работал и меня
порекомендовал. В 31-м хорошо было, паёк на батра-
ков давали. Да и все Шолоховы относились ко мне как
к своему. Дети у них Светлана и Алик были. С рук они у
меня не сходили…
Вырвемся когда с Шолоховым на охоту – шутит,
смеётся.
Был такой случай… Михаил Александрович уехал
в Москву по делам, Мария Петровна стоит у окна, пла-
чет… Я спрашиваю: «Что с вами?». А она: «Ёра, война,
похоже…» А он вроде поехал в Москву восстание при-
тушить.
После гражданской войны нас пятеро осталось…
тяжело было. А потом голод был, и люди шли к нему,
знакомые и незнакомые. Всем он помогал. «Нехай баб-
ка покормит», – скажет.
Когда я стал уходить от Михаила Александровича,
он говорил: «Оставайся. Поездишь с Никитой Устинови-
чем Кривошлыковым и станешь у меня шофёром».
А я говорю: «Домой надо». – «Я тебе вот что под-
скажу: ты не старайся в правление конюхом, а просись
в прицепщики, а потом трактористом станешь, зараба-
тывать будешь. Скоро тракторов много будет у нас». И
я пошёл в Колундаевскую МТС (машинно-тракторная
станция. – Г. Р.).
Подошло время – на фронт. Воевал в тяжёлой ар-
тиллерии, всегда вспоминал Михаила Александровича
по-доброму, что моя профессия пригодилась в защите
Родины. Прошёл войну от Сталинграда до Эльбы. Читал
на фронте «Они сражались за Родину»…
После войны товарищи послали меня к Михаилу
Александровичу (плохое питание в тракторном отряде
было), и я пошёл. Принял он меня. Сразу обнял, начал
расспрашивать, как война обошлась. «Мария Петровна,
погляди, ить пришёл!».
Обед собрали мне, а я говорю: «В отряде плохо…».
Он в ответ мне: «Время такое… А как всходы, озимые
как?».
Пятиков Иван Иванович, 1909 года рождения, ста-
ница Вёшенская:
– На протяжении двадцати лет я с Шолоховым был
постоянно на бюро райкома партии. Знали один друго-
102 103
го как пять пальцев. Не прошло ни весеннего, ни осен-
него сева, чтобы, бывало, Шолохов не приехал.
Перед войной наш колхоз имени Будённого был на
ВДНХ по виноградарству и садоводству.
По инициативе Шолохова завозили английскую по-
роду свиней, сеяли многие культуры, сеяли даже рис и
получали по шестнадцать центнеров с гектара.
С обувкой плохо было. Воробьёв Тимофей Ивано-
вич из Волоховского повёз дрова Шолохову и порвал
сапоги. Михаил Александрович сказал, чтобы он послал
письмо на обувную фабрику в Ростов. И вот в скором
времени приходят сапоги Воробьёву. И побеспокоился
о них тогда, конечно же, Шолохов.
…Однажды Тимофей Иванович у Шолохова за сто-
лом ложку за пазуху спрятал. Ложка красивая, соблаз-
нительная… И вот стали расходиться. Дед к порогу –
кобель рычит, не пускает. «Ты ничего не взял, Тимофей
Иваныч?» – спросил Шолохов. «Нет, моя хороша», – от-
вечает тот.
Отвернулся Шолохов, будто своим каким-то делом
занялся. Тимофей Иванович покрутился-покрутился, и
раз – ложку на стол. Собака его и выпустила из дома, да
и Шолохов будто ничего не заметил.
…При моём бригадирстве Шолохов помогал наше-
му колхозу. А как-то на поле огрех увидел – заставил со-
рвать.
Перед уборкой ещё дело было. (Засуха стояла.)
Приехал Шолохов в колхоз «Большевистский Дон»: «Садись, веди на самый хороший участок и на самый пло-
хой». Поехали. Надёргали пшеницы в снопы. «Вот что, я
еду завтра в Москву», – сказал мне.
Хлебозаготовки с нас сняли потом… С Вёшенского
района и Верхнедонского…
«Сколько хлеба дали колхозникам?» – звонит уже
как-то позже Шолохов. «По килограмму на трудодень.
Спасибо вам от всех колхозников», – говорю. А засуха…
съела бы она нас. Люди прямо-таки молили Бога за Шо-
лохова.
Самойлова Наталья Григорьевна, 1904 года рожде-
ния, станица Вёшенская:
– Вёшенская смешанная гимназия имени Борцов
просуществовала недолго, с 1917 по 1919 год. В ней
учились кроме вёшенцев каргинские и кружилинские
ребята. Через них я познакомилась с Шолоховым. Дер-
жались всегда вместе Митя Кружилин, Даша Макухина,
Оля Рогозина, Катя Чукарина, Федя Макухин и Миша
Шолохов, у которого товарищем из девочек была Катя.
Из Кружилина учились ещё Лапченковы и Еланки-
ны ребята, Шолохов и с ними дружил.
Помню, идёт молитва, а Шолохов стоит сзади и дёр-
гает девчонок за косы; все мы тогда были одинаковые,
шустрые, любили попроказничать…
Но были в нашей среде, в среде гимназистов, и ре-
волюционные настроения. На этой основе все мы объе-
динялись вокруг Чепуркина Николая. Он писал статьи,
в которых выступал за Советскую власть. Рукописные
тексты распространялись по станице с подписью «Ни-
крупеч», что значило наоборот «Чепуркин». И вот тебе
восстание… Мы были на занятиях. На площади рубят,
бьют красноармейцев, подвалы гимназии забили плен-
ными… Страшное творилось. Сколько людей погиб-
ло…
Вскочили в гимназию восставшие казаки: «Где Че-
пуркин?». А мы его, как только на площади резня по-
шла, на верёвке спустили по водосточной трубе к Дону.
… В 1936 году открылся театр колхозной казачьей
молодёжи. В первых числах апреля начались экзамены
по приёму в театр. Из двухсот человек где-то шестьде-
сят осталось, прошло конкурс. И уже двадцатого апре-
ля началась работа. Ставили «Грозу» Островского. Шо-
лохов запротестовал: «Только «Поднятую целину».
104 105
Шолохов всем костюмы доставал. На открытие теа-
тра – 12 декабря 1936 года – положил он три тысячи ру-
блей.
В первой постановке художественным чтецом была
Покровская, а когда она уехала - читать стала я.
…Раз на порожках сидели, пришли на репетицию.
Напротив театра – магазин. Глядим – Тимофей Ивано-
вич идёт, и сразу без очереди лезет к прилавку. Его не
пускают, а он кричит: «Девки, да помогите мне портки
купить. Мотня разорвалась, бабка латала-латала – нит-
ки не берут. Мы шумим: «Бабы, да отпустите деда, это же
самый и есть Щукарь».
Шолохов простой был. Я часто ходила к нему с
друзьями. Мать его, Анастасия Даниловна, говорила:
«Пришли… небось попрошайничать…»
Шолохов выйдет, скажет: «Мама, сколько раз я тебя
просил: кто придёт – не задерживай».
Придёт Шолохов на репетицию, спросит: «Наташа,
покуриваешь?» А я и правда курила…
Как сейчас вижу первую постановку «Поднятой
целины»: открывается занавес, снежок сыплется, и я, в
роли художественного чтеца, говорю: «Ночь… далеко-
далеко за увалами… столица Советского Союза…». По-
ловцев на коне въезжает на сцену…
Помогал Шолохов мне, подсказывал, как правильно
говорить, подолгу беседовали. « Я хочу, – говорил он,
чтобы ты стала артисткой, ты – талант».
Встану рано утром, иду по набережной, а Шолохов
уже у Дона.
– Чё ты рано встал? – спрашиваю у него.
– Я утром долго не сплю.
Никогда не было, чтобы он прошёл, не поздоровал-
ся, не поговорил.
Позже я работала заведующей общим отделом Вё-
шенского райисполкома, потом секретарём в нарсуде,
а художественным руководителем Дома культуры – до
выхода на пенсию. Мне уже исполнилось восемьдесят
два года, я листаю книгу своей жизни…
Сафонов Алексей Терентьевич, 1904 года рожде-
ния, станица Вёшенская:
– Я тогда возил главврача района. Один раз с дру-
зьями выпить захотели, пошёл к нему и говорю: «Разо-
брал вот динамо… не работает… промыть надо чем-
нибудь. Боюсь, как бы бензин не разъел». – «Спиртом
можно? Сколько надо?». – «Ватки кусочек намочить…».
Врач тут же дал распоряжение отпустить спирт, ватку
намочить… Ну, я пошёл, взял большой клок этой самой
ваты, намочил её хорошо в спирту, а потом пришёл в га-
раж и отжал… с пол-литра…
Это дело дошло до главврача, а потом и до Шолохо-
ва…
Как-то поехали на Хопёр рыбалить, Михаил Алек-
сандрович вызывает в шалаш к себе и говорит: «Терен-
тич, расскажи, как ты Костю мог обмануть?». А мне так
стыдно стало… А Шолохов смеётся…
…Однажды сидел я на понтоне моста. Шолохов
едет (Сергей шофёром был у него). Останавливается на-
против меня машина, и Михаил Александрович спра-
шивает:
– Терентич, клюёт?
– Нет, – говорю.
– Вот тебе… – протягивает руку Шолохов, – двад-
цать пять рублей, сходи на базар и купи сазана.
Такой был Михаил Александрович. Я-то его хорошо
знал.
Зеленков Тихон Антонович, один из старейших вете-
ранов партии и комсомола, краевед и селькор районки:
– В 1933 году я работал председателем колхоза в
хуторе Дударевском. Приезжает ко мне из райзо (рай-
онное заготовительное общество) Александров Андрей
с проверкой. Я оставил его ночевать у себя. Смотрю, у
106 107
него книга «Поднятая целина». А он говорит мне: «Шо-
лохов подарил». Я взял её и за ночь прочитал. Очень
мне потом помогла книга Михаила Александровича в
организации колхоза.
В одну из поездок в Москву Шолохов брал с собой
Александрова. И мы думали , что Александрова он воз-
ил с собой как одного из прототипов Размётнова, ведь
он работал в Базках председателем Совета в самом на-
чале тридцатых годов.
Деревянченко Петр Трофимович, 1912 года рожде-
ния, откормсовхоз «Киевский», Таловерово, Кашарского
района:
– В 1934 году я возил хлеб для посева из Базков к
себе в Шалаевскую МТС Кашарского района. Выехал с
Грачей на гору и дывлюсь: на горе грязь, на обочине ма-
шина легковая ГАЗ-А (колёса у неё со спицами, как у ве-
лосипеда). Два человека – шофёр и пассажир – выходят,
махают – « остановись, возьми до Базков». «Садиться
вдвоём нельзя, – говорю я, – накажут». – «Ничего, мож-
но». – «Тогда на вас пенять буду». Тесно в кабине «полу-
торки», но поместились, тронулись в путь. Дорога пло-
хая пошла, кручу баранку туда-сюда – не до разговоров.
… Наконец приехали в Базки, остановился возле
столовой (она была над Доном, рядом с элеватором),
попутчики деньги стали давать, но я не взял. Тогда они
пригласили меня в столовую, заказали обед. И все мы
сели за один стол.
Я сказал, что надо загрузиться зерном, и это тиль-
ки завтра будет, а ехать далеко… Один из них спросил
мою фамилию и заверил: «Ничего, сегодня загрузишь-
ся».
Я подъехал к элеватору, стал в очередь, а мне кри-
чат: «Кто Деревянченко? Заезжай!».
Потом мне сказали, что вёз я на своей полуторке
Шолохова!
Было это весной, в гараж приехал после полудня, и
у меня все спрашивали: «Почему так рано?» Я отвечал с
гордостью: «Шолохов загрузил!..»
Попов Дмитрий Фомич, 1904 года рождения, хутор
Нижний Ермаков, переименованный в 60-е годы сто-
ронниками продолжения «расказачивания» в близле-
жащий Антиповский. (Он же, хутор Ермаков, в прошлом
Решетов городок, разрушенный в Булавинское восста-
ние (1708), который по сей день разыскивают историки
и археологи почему-то в пойме Дона, а не на протоке
Решетовки. – Г. Р.). Так вот, высокий и крепкий ещё на
руку Дмитрий Фомич, рассказывал мне о своей дружбе
с Шолоховым:
– Приезжает к нашему двору какой-то человек, спра-
шивает у моей бабушки Евдокии Алексевны: «Хороший
стрелок есть, Митя Попов, тут он живёт?» – «Тут». – « Ба-
бушка, а ты о Шолохове слышала?» – «Слышала». – «Вот
я и есть».
Я тогда колхозником работал, действительно охо-
той увлекался, у меня ружьё – шомполовка была. И
хотя у меня левый глаз незрячий, я всегда стрелял без
промаха; для охоты оно, конечно, хорошо: глаз не надо
прижмурять, когда стреляешь…
Пришёл я с работы тогда, а Шолохов меня дожида-
ется, и предложил он мне с ружьём побродить. С тех
пор мы часто с ним ездили на охоту в Луку за утками.
Изо всей Антиповки он со мной одним дружил. Въедет,
бывало, во двор, сам же за рулём…
Мундштук курил Шолохов. Набьёт в трубку табаку,
курит с прижмуркой… Мне предлагал, а я же сроду не
курил и ему хотел сказать: «Брось», но неудобно было
учить.
Шолохов тоже хорошо стрелял из ружья, боже упа-
си… стрельнет, так утка падает с лёта.
Один раз, боже упаси, нашёл я в соснах волчат, ре-
шил их Шолохову показать. Пришёл ночью в Вёшки. Нёс
108 109
я волчат и страшно мне было: могла настигнуть волчи-
ца. Шолохов и вся его семья на ноги поднялась, и вдруг
Михаил Александрович мне говорит: «Отнеси их, Митя,
опять в лес». Я подумал и решил: перестарался.
А вот, боже упаси, один раз такое случилось: с Ми-
хаилом Щебуняевым охотились мы по речке, а кто-то
донёс на нас, что мы у одного хуторянина хозяйских
утей, мол, постреляли.
Приезжает милиция, забирает у меня ружьё, и – до
суда дело. «Ну, – думаю, – пропаду ни за что». Куда идти?
К Шолохову. При мне же он позвонил и сказал: «Бери
иди ружьё, потом ко мне зайдёшь».
В начале лета 1941 года я был у Шолохова послед-
ний раз. Пришёл к нему со своей собакой по кличке
Лебедь. Высокий гончий кобель был – хоть зайца брал,
хоть лису, хоть волка. И вот я показал его Шолохову.
Лебедь мой через забор у Михаила Александровича
запросто перепрыгивал. С места перепрыгивал забор.
Правда, огорожка тогда у Шолохова была старенькая,
пониже.
Шолохов долго любовался моей собакой, и мы ре-
шили: пойдём осенью на зайца. И тут вскорости вой-
на… Не удалось…
После войны не до охоты уж было.
Макаровский Анатолий Алексеевич, 1914 года рож-
дения, учитель-пенсионер:
– Я один раз побывал в доме Михаила Алексан-
дровича. Вот это как было: в станице до войны с кни-
гами плохо, и библиотекарь Федя Кубышкин сказал
мне: «Пройдите по Вёшкам, соберите пожертвования
на книги».
Прошли мы с товарищем всю станицу и решились
зайти к Шолохову. Встретила нас тогда Мария Петровна,
мы ей и говорим: «Пришли к вам, чтобы вы пожертво-
вали на районную библиотеку». И она дала нам пять ру-
блей, а потом Михаил Александрович вышел и сказал:
«А ещё я подберу книги и пришлю вам».
Как-то мы целым коллективом музейных работ-
ников поехали старым Гетманским шляхом по правой
стороне Дона в город Серафимович. Бывшая Усть-
Медведицкая станица в прошлом столетии при Войске
Донском была нашей окружной станицей, администра-
тивным центром. Мы объехали и обошли все досто-
примечательности, побывали у стен разрушенного мо-
настыря, в здании епархиального училища, а по пути я
знакомился с пожилыми людьми, и даже записал одно
воспоминание от Калмыковой Анны Филипповны, 1923
года рождения:
– Всю жизнь я работала фельдшером в родном го-
роде, имею четыре правительственные награды…
Да, мне посчастливилось видеть Александра Се-
рафимовича и Михаила Шолохова. Это было в 1939
году. Помню, мы, школьники, шли колонной в пионер-
ский лагерь. Глядим, наш Серафимович идёт в чёрной
рубашке с белым воротничком и в галстуке (он всегда
ходил в галстуке), а рядом с ним – Шолохов (я его тогда
уже знала, видела на фотографиях). Они шли к Дону, и
Шолохов нёс удочки на плече.
И Серафимович, и Шолохов поприветствовали нас,
и мы их тоже. Потом шли и разговаривали: вон, мол,
наш Серафимович с Шолоховым.
Сухарев Василий Афанасьевич, учитель-пенсионер:
– В довоенные и послевоенные годы в Вёшенском
районе передовой была Еланская средняя школа име-
ни М. А. Шолохова. Тогда в начальных классах стало
уменьшаться число учеников, возник вопрос о закры-
тии школы. Я работал директором, и весь учительский
состав перевели в Колундаевскую школу, где была соз-
дана зона райкома, секретарём которого был друг Ми-
хаила Александровича Семён Александрович Никулин.
110 111
Когда школа стала распадаться, я решился сходить
к Шолохову. Прихожу в его дом. Мария Петровна встре-
чает и говорит: «Миша, твой директор пришёл». А шко-
ла до этого гремела на всю область, и огромный вклад
в дело её организации и строительства внёс до меня
Владимир Александрович Шолохов, близкий товарищ,
однофамилец Михаила Александровича.
Первыми мы заимели автомашину, построили ве-
тряную электростанцию всем на диво… А тут школа
стала не добирать учеников – трёх учащихся не хватало
до комплекта.
Всё это я рассказал Шолохову, он поднял телефон-
ную трубку: «Дайте Ростоблисполком»… Моя школа
распадается… Нужны средства.» Вызвал Никулина: «Не
сокращайте педколлектив в Еланской школе».
Приехал домой – телефонограмма на столе. Бюд-
жет нам дали – и станичники, и учителя, и дети были
тогда очень довольны. Так мы и прожили два года:
1955-й и 1956-й.
Приходит новое постановление: где зона МТС – там
должна быть школа.
Второй приём у писателя:
– Михаил Александрович, школу закрывают… – со-
общаю.
Он внимательно выслушал и сказал:
– Вы знаете постановление партии и правитель-
ства? Ну, ничего, перейдёте в Колундаевку всем педкол-
лективом.
И он доказал мне, что так нужно…
Попова Степанида Ивановна, 1903 года рождения,
хутор Колундаевский:
– Мы жили в хуторе Андроповском. С нами были
мать, моя сестра Евдокия Ивановна с мужем Давыдом
Фёдоровичем Козловым, и я со своим Семёном Алек-
сеевичем.
Давыд до этого жил в Отроге. Там была водяная
мельница, и он на ней работал. К Давыду часто ездил
Шолохов, как к хорошему рыбаку, охотнику и рассказ-
чику.
«Давыд, – говорил Шолохов, – из-за того, что ты мне
хороший друг, я своего героя в «Поднятой целине» на-
звал твоим именем, а по озеру Островному – Якова
Островнова. И Островное для рыбака хитрое озеро, и
Яков хитёр».
В войну, когда началась эвакуация, Шолоховы всей
семьёй приехали сначала к нам. Приехали днём на лег-
ковой машине. Мой муж отворил плетень, и Шолохов –
прямо в сад на машине (тут как раз немецкий самолёт
налетел).
После этого Шолоховы стали собираться дальше
ехать, а книг в машине – полно. Михаил Александрович
моего мужа просил: «Сохрани книги». Семён сложил их
в мешки и пошёл прятать где-то там в сарае.
Проходят дни. Наши отступают. «Дайте закурить, бу-
мага нужна…», – просили красноармейцы, и муж давал
военным на цыгарки книги Шолохова. Бывало, солдаты
враз разделят книгу и сидят курят.
Раненых у нас в саду много лежало, им тоже давал
книги на самокрутки. Ну, просят же до слёз… «Дай, – го-
ворят, – последний раз покурить перед смертью…».
За розданные книги муж потом говорил Шолохо-
ву: «Михаил Александрович, не соблюл, курить нечего
было людям». Тот сказал: «Хорошо, что ты их людям от-
дал».
Коровин Виктор Антонович, 1911 года рождения,
станица Вёшенская:
– Это было в 1942 году, в апреле. Я был мобилизо-
ван в казачий кавалерийский полк, который стоял на
формировании в городе Николаевске на Волге, против
Камышина.
112 113
В это время семья Шолоховых находилась в эвакуа-
ции. Среди населения и бойцов (полк был раскварти-
рован) шли разговоры, что в городе находится и семья
Михаила Александровича. У меня, как у вёшенца, това-
рищи расспрашивали о нашем писателе, и я решил его
навестить, узнав предварительно улицу и дом, где он
живет.
Нашёл. Михаил Александрович в честь моего при-
бытия устроил обед, интересовался жизнью в станице,
организацией обороны, эвакуацией. Которой я непо-
средственно занимался при отступлении жителей Лу-
ганской и Донецкой областей. После этого Шолохов со-
бирался ехать в Вёшенскую, так как там оставалась его
мать, и он о ней беспокоился.
Я попросил Михаила Александровича передать
гражданскую одежду, в которой ушёл на фронт, моей
семье. Мою просьбу, как я потом узнал, Шолохов вы-
полнил. А кто я тогда был? Простой, можно сказать, сол-
дат.
Солдатов Владимир Васильевич, учитель-
пенсионер, старейший селькор районной газеты, его
«заметки натуралиста» часто публиковались в цен-
тральных и областных газетах. Он был фронтовик, рас-
сказывал мне не раз о войне, о Шолохове:
– В послевоенный год, это истинная правда, весна
на Верхнем Дону выдалась ранней и дружной. Широко
разлился наш славный тихий Дон.
В один из таких солнечных дней я решил навестить
в станице Базковской близкого друга, бывшего фронто-
вика. Взошёл на паром. Осмотрелся. Позади грузовика
почти впритирку стоял «газик». Как только паром отча-
лил, из легковой машины выбрался статный, жизнера-
достный мужчина в сером плаще нараспашку. Это был
Михаил Александрович Шолохов. Он быстро подошёл к
тросу, взялся за него и с натугой потянул.
– Глянь-ка, сам Шолохов тянет трос, – услышал я
удивлённый женский голос. – Расскажи кому-нибудь –
сроду не поверят…
Весть об этом мигом облетела паром. Ярко свети-
ло солнце. Лёгкий ветерок поднимал мелкую рябь на
полноводной реке. На медленно отходящем пароме
произошло непонятное с первого взгляда оживление.
Пожилой казак в поношенной армейской фуражке
сновал между людьми и что-то тихо говорил им. Через
две-три минуты в передней части парома собралась
группа мужчин. Тут к ним присоединились четыре жен-
щины. Казак в армейской фуражке встал перед груп-
пой, взмахнул руками и неожиданно мужественный ба-
совитый голос повёл:
Конь боевой с походным вьюком
У церкви ржёт, кого-то ждёт…
Весь только что организованный хор дружно под-
хватил. Высоко взлетел удивительный по чистоте жен-
ский голос:
А из дверей святого храма
Казак с доспехом боевым…
Михаил Александрович, отпустив трос, повернулся
к песенникам и весь как бы обратился в слух. Не шелох-
нувшись, сложив руки на груди, он смотрел куда-то по-
верх голов поющих, и светлая, с грустинкой улыбка не
сходила с его одухотворённого лица.
Песня смолкла, Михаил Александрович подошёл к
песенникам, поблагодарил их, а самодеятельного дири-
жёра похлопал по плечу и трижды расцеловал.
Мельникова Пелагея Федосеевна, жительница ху-
тора Черновка:
– Работала я вместе с мужем (1948 или 1949 год): он
комбайнером, а я штурвальным. В хуторе Зубковском
мы убирали хлеб. И вот приезжает Шолохов прямо в
поле. Мы приостановились, а он у меня и спрашивает:
– Ну, скажи, как кормят вас?
114 115
А я ему и говорю:
– Плохо, Михаил Александрович, – и всё рассказа-
ла, как нас похлёбкой на кульстане потчуют.
На другой день питание комбайнёров и всех, кто в
поле работал, улучшилось: в столовой мясо, крупы по-
явились.
Вот так мне лично пришлось встретиться с Михаи-
лом Александровичем.
Завирюхин Анатолий Иосифович, бывший заме-
ститель председателя, затем председатель Вёшенского
райисполкома:
– В Вёшенской начали строительство первого тро-
туара по улице Шолохова. В 1958 году. Затем проложи-
ли тротуар по переулку Розы Люксембург вдоль забора
усадьбы Михаила Александровича.
Вдруг он пригласил к себе первого секретаря РК
КПСС Сетракова и меня и говорит: «Вы что же, ребята,
вокруг меня асфальт прокладываете? А про улицу Лени-
на забыли? Давайте эту улицу приводить в порядок».
Зенков Василий Фёдорович, 1903 года рождения,
станица Вёшенская:
– С 1946 по 1963 год я работал на переправе. Вес-
ной как-то возили на пароме Шолохова по его просьбе
до хутора Еланского. Это во время разлива; день туда
плывём, а день – оттуда.
До хутора Плешакова подплываем, и Шолохов го-
ворит: «А вот гора, откуда я на салазках катался… Слу-
чай был ещё такой: купались мы летом, и я говорю ре-
бятам: «Свяжите мне руки». Связали. Я ныряю, как ни в
чём не бывало. Разошёлся. «А ну, – говорю, – свяжите
мне ноги». Связали. Я нырнул и чуть не утоп. Ребята по-
могли, вытянули из воды».
С Москвы как-то ехал… На паром зашла машина, и
он ко мне: « Закурить есть?» – «Самосад». А он: «Давай!».
Э-э… сколько таких встреч было за семнадцать лет…
работы паромщиком. Он меня при встрече, бывало, и
целовал. Наскучает вдалеке, приедет, увидит меня пер-
вого и рад без памяти. Во какой он был к нашему брату.
Бирюлин Фирс Семёнович, ветеран Великой Отече-
ственной войны, кавалер двух орденов Славы, станица
Вёшенская:
– Женин (то есть «жены» – Г. Р.) отец в 1958 году ко-
нюхом работал в мельуправлении. И вот тебе раз! – по-
садили его, якобы он муку развозил, продавал.
Проходит месяц, два… Тёща, Агафоновна, просит:
«Сходи к Шолохову».
Прихожу. Внизу Шолохов сидел, в кабинете. Встре-
тил он, спросил, по какому вопросу, я стал рассказы-
вать всё, как было.
– Ну и что, ты за правдой ко мне пришёл? – так
это Шолохов. – Её долго ещё не будет. То, что ты рас-
сказал – безобразие, и если это верно, через две неде-
ли отец будет дома».
Михаил Александрович позвонил в Прокурату-
ру СССР. Приехали оттуда следователи, разобрались и
отца освободили.
Слесарев Тимофей Яковлевич, ветеран Великой От-
ечественной войны, бывший работник лесхоза:
– Это было в 49-м году, в половодье. Собрались Гро-
мославский Иван, Душко Александр и Шолохов на ры-
балку. Лодку верхом загрузили: харчи, тёплые вещи…
Поплыли они по Мигулянке (залив так стали называть),
а сосед наш один и говорит: «Ой, какие-то поехали к пе-
ребойне… перетопнут».
Я в лесхозе в тот день работал. Слышим – стрельба,
крики. Думаем, кто это орёт несуразным голосом?
А дело было так: Шолохов поплыл с товарищами на
лодке к перебойне, место такое кручёное, вода в узкой
протоке в половодье коловертью идёт. Никто туда не
плавал, а Шолохов поплыл. И вот, значит, лодку их вы-
116 117
бросило на деревья и опрокинуло. Душко и Громослав-
ский за ветки похватались, а Михаила Александровича
на какой-то островок вынесло, стоит по грудь в воде с
ружьём. Что делать? Он и давай стрелять. А Душко и Гро-
мославский орут дурным голосом: «Караул! Спасите!».
…Глядим потом – заходит Шолохов в одном за-
бродском сапоге к нам в контору, мокрый весь, течёт с
него, и смеётся: «Раньше казаки с пиками Дон переплы-
вали, а мы, казачишки, на лодке топнем…».
…Как-то зимой пошли ишо на охоту, в сторону Во-
лоховского. Нас несколько человек было – и Шолохов с
нами.
Идём. Поднял я одного зайца и подстрелил его. По-
том дальше иду – заяц сидит в кустах. Я прикладываюсь
– бах! А он сидит. Я второй раз – бах! Сидит. Подхожу, а
он в чьём-то оселке и уже замёрз.
Собрались мы в кучу. «А где же Шолохов?» – спох-
ватились мы. А он уже домой уехал. Конюх его где-то
ждал.
Утром Михаил Александрович звонит мне в лесхоз:
«Как дела, охотник? Говорят, ты привязанных зайцев на-
стрелял…».
Мельников Антон Григорьевич пятнадцать после-
военных лет работал агентом по госпоставкам, а затем
– в райфо, председателем Колундаевского сельсовета,
заведующим почтой.
Однажды случай свёл его и с М. А. Шолоховым. Кто-
то внёс фамилию писателя в список налогоплательщи-
ков. Тогдашний руководитель от «минзага» (министер-
ство заготовок) Павел Иванович Зайцев сказал: «Иди с
извещением ты, Антон. Хочешь, пригласи с собой кого-
нибудь из конторских». Я подумал и позвал сослуживца
Федунова.
Зашли во двор к Михаилу Александровичу, под-
нялись на второй этаж отремонтированного дома, по-
страдавшего в войну от бомбёжек и артобстрелов. Хо-
зяин встречал сам. Здоровался за руку.
Антон отчеканил:
– По поручению Павла Ивановича Зайцева мы
пришли вручить вам извещение на поставку сельхоз-
продуктов… У вас числятся две коровы, птица…
– Фронтовик? – спросил Шолохов.
– Так точно.
– Вижу-вижу, умеешь докладывать.
Шолохов расписался в получении извещения.
Агенты собрались уходить. Шолохов остановил:
– Подождите, я вас желаю угостить за нашу Побе-
ду в войне, – и пригласил к столу, налил по стаканчику
водки.
– А что же вы себе не налили? - спросил Антон.
– Нет-нет, ребятки, мне нельзя. А поставки сельхоз-
продуктов государству с моего подворья будут выпол-
нены. Спасибо, что не обошли стороной, – говорил пи-
сатель, депутат Верховного Совета СССР.
Козин Василий Васильевич, пенсионер, бывший со-
трудник районного ОВД:
– Двадцать четыре года я работал в Вёшенской ми-
лиции, и всё время ходил на охрану дома Шолохова.
Там у нас был пост №1.
Михаил Александрович был отзывчивый, гостепри-
имный, уважительный, любил пошутить с нами.
Ездил я с Шолоховым на Урал. По пути в степи но-
чевали. Остановимся. Сейчас яму выкопаем, дрова у
нас с собой, кастрюлю ставим на огонь. «А ну, – говорит,
– давай кулеш варить». Это вода, пшено и сало крупно
нарезанное). Я не знаю, почему Шолохов простую кре-
стьянскую, «полевую» (польскУю) кашу называл «ку-
леш», только все мы ели её с удовольствием.
Ермаков Василий Иванович, пенсионер, бывший
сотрудник милиции:
118 119
– Я тоже дежурил при доме Михаила Александро-
вича. Гости у него были часто: школьники, рабочие…
Бывало, стоишь в наряде, просят: «Как бы нам встре-
титься с Михаилом Александровичем? Пожалуйста…».
Я иду, сообщаю. «Скажите, что я сейчас выйду. Пусть за-
ходят дети». Всегда школьников принимал. «Ну, как вы
учитесь? – станет Шолохов расспрашивать. – Чьи вы
будете?». Один ученик, помню, сказал: «Учусь на пятёр-
ки». Михаил Александрович пошутил: «У-у… ты что ж,
хочешь стать, как Шолохов?». Все засмеялись.
…Огород Шолоховы имели во дворе и в поле. И
Михаил Александрович и Мария Петровна ездили на
прополку. «Ну, Васятка,знаешь, сейчас хорошо. Ого-
роды есть, а дальше – побросают люди их. И от коров
станут отказываться… И тогда всё хуже и хуже будет.
Но всё равно найдётся человек. Поднимет страну. Спад
пойдёт с семидесятых годов. Вот, увидите». Это ещё в
шестидесятые годы говорил Шолохов.
Зотов Пётр Иванович, шофёр колхоза им. Шолохо-
ва, слесарь, жил в хуторе Алимовском:
– Я работал последние годы слесарем мехдойки
на нашей ферме. Напротив мэтэфэ (молочнотоварной
фермы – Г. Р.) – Алимовский пруд. Колхоз запустил в
него рыбу, а в семьдесят втором году, под осень, Шоло-
хов стал приезжать на рыбалку.
Один раз пришёл я на берег. Шолохов вышел из
машины, кто-то из сопровождающих взял его под руки,
кто-то нёс стул. Специально для Шолохова мы сделали
мостушку. А он её уступил Марии Петровне.
Два раза пробивалась к Шолохову бабка – Татьяна
Солдатова. «Не мешай, пожалуйста, отдыхать Шолохову.
– просили её шофёр и секретарь. Но бабка настойчиво
требовала встречи. И вот однажды выследила, когда
рядом с Шолоховым никого не было, прорвалась и ска-
зала: «Михаил Александрович, я старая, прибаливаю,
сын на фронте погиб, а мне молока в совхозе (колхоз к
этому времени стал совхозом – Г. Р.) не выписывают. По-
моги, ради Христа».
Шолохов написал на листке бумаги: «Директору со-
вхоза… Гражданке Т. Солдатовой прошу посмертно (так
сказал рассказчик – Г. Р.) выписывать молоко по дей-
ствующим расценкам. М. Шолохов.»
После этого пенсионерка Солдатова каждое утро
получала порцию своего молока.
Когда Шолохов приезжал на пруд, работники фер-
мы, хуторяне шли просто посмотреть на него, на боль-
ного, издали, а кто понаглее – пробивались поближе.
Мария Петровна в таких случаях говорила: «Ну, что
вы… живого человека не видали?». – «Так это же Шоло-
хов!», – отвечали ей.
Мельников Никита Денисович, участник первого
казачьего колхозного хора имени Шолохова:
– В 1935-м году Михаил Александрович пригласил
с хуторов всех песенников, и был организован казачий
хор, а потом и театр колхозной молодёжи.
Я участвовал в хоре, и мы даже ездили выступать в
Москву.
…У Шолохова были любимые песни, он их вместе с
нами пел, когда была такая возможность. Три их у него
было любимых: «На заре было, на зореньке, на восходе
солнца красного…», потом «Конь боевой с походным
вьюком…» и вот эта:
Разродимая моя сторонка,
Не увижу больше я тебя.
Не увижу, не услышу звук
На зорьке, в саду соловья…
Сердинов Иван Григорьевич, житель станицы Вё-
шенской:
– Кончилась гражданская война, пришёл тут наш
один красноармеец домой… Ага… Читает Шолохова
120 121
рассказ, и в нём будто бы отец Микишара убивает крас-
ноармейца, своего сына Данилу.
Ему, Даниле, говорят: «О, а Шолохов пишет, что тебя
отец убил…». Схватился тут Данил – и к Шолохову: «Чё
набрехал? Я-то живой…Измени!».
Плоткин Андрей Аронович, двадцатипятитысячник,
бывший председатель колхоза в хуторе Лебяжьем, по-
следние годы жизни проживал в г. Видное под Москвой.
И вот я у него в гостях:
– Однажды мы на машине кружили по степи и, на-
конец, увидели несколько дудаков (дроф). Охотничий
азарт захватил всех. Осторожно подбирались мы на
«фордике» к табуну птиц, которые, казалось, спокойно
пасутся на прошлогодней траве. И вот тут, как на грех,
машина застряла. Уж как мы бились все, чтобы выру-
чить машину (ещё бы, дудаки ж улетят!). Все жутко пере-
мазались, особенно Шолохов, – руками выгребал грязь
из-под колёс, изо всей силы толкал машину.
Наконец, вытащили, подъехали ближе, Шолохов за-
лёг в траву, пополз, изготовился: приклад к плечу, при-
жмурился в оптический прицел… и с досадой плюнул.
Поднялся и зашагал к машине.
Оказалось, даль обманула нас: вместо дудаков в
степи белели обветренные бычиные кости.
Деньги для колхоза
Муки, сала, мяса в кладовых было в достатке, а вот
крупу, сахар, селёдку – не за что купить в сельпо: кол-
хозная касса пуста.
И мне лебяженцы посоветовали: «Да ты сходи к Шо-
лохову, он человек простой, последним поделится». И я
после долгих колебаний решился.
Жил Шолохов в то время в «круглом доме» под же-
стяной крышей. Он вышел мне навстречу, тогда ещё мо-
лодой человек, роста среднего, но стройный, какой-то
по-военному ладный, с развернутыми плечами и широ-
кой выпуклой грудью.
Познакомились. Он как-то сразу расположил к
себе, и я коротко рассказал о цели своего приезда: «Вы
уж меня извините, надо кое-что из продуктов купить,
улучшить колхозное общественное питание, а денег
нету. Говорят, что у вас можно подзанять. Как только
начнём молотить и сдавать хлеб – непременно долг
верну». – «Ну что ж, пожалуйста», – и Михаил Алексан-
дрович, достав деньги из ящика стола, подал их мне.
Я поблагодарил его и попросил листок бумаги и
чернил. «Зачем тебе?» – спросил писатель, переходя
на ты. «Расписку надо написать…» – «Да ну, зачем, и так
поверю», – остановил Шолохов.
«А знаете, Михаил Александрович, как мне труд-
но было заставить себя пойти к вам с этой просьбой,
– признался я по-товарищески и пошутил: – Подумать
надо, социалистический сектор идёт за денежной по-
мощью к частно-капиталистическому». – «Это я-то капи-
талистический?.. Ах, ты, пролетариат!» – и Шолохов ве-
село рассмеялся.
Два письма
Михаил Александрович переписывался с Плотки-
ным, как с товарищем и бывшим председателем кол-
хоза им. Будённого. Это было известно, и я попросил
Андрея Ароновича рассказать о прототипах романа
«Поднятая целина», о тех, кто мог послужить прообра-
зами героев этой крестьянской эпопеи.
Он ответил: «О прототипах Нагульнова, Размётнова
и других… нет, не знал таких, да их и не было, ведь Шо-
122 123
лохов писал свои картины «по частям» с живых людей,
и по этому поводу он мне сообщал: «…в тебе и у тебя
есть частица моего Давыдова». Ведь даже волоховского
деда Тимофея Ивановича Воробьёва по кличке Чибис
(всем доподлинный Щукарь: и конюхом у меня рабо-
тал в правлении колхоза , и бедный был, и краснобай) –
нельзя в полном смысле назвать прототипом шолохов-
ского «юмориста». Интересно: ни одной байки, похожей
на «щукарские», от него, Воробьёва, никогда не слышал,
а уж мне-то во время наших поездок он поведал не-
мало, и Тимофей Иванович был «самый щукаристый из
всех Щукарей», по словам Шолохова.
Из красноармейцев был у нас заврайзо Иван Ко-
решков. По внешности – плечистый, высокий. Со скоп-
цеватым носом, по-мужски красивый, бывший коман-
дир эскадрона, с орденом Красного Знамени на груди,
и жена у него была Лушка. Ну, чем не Нагульнов? Но вот
такая неувязка: был он не казак, а хохол, не был колхоз-
ным секретарём, и жена у него была скромная, простая,
а вот Иван был похож на нагульновскую распутницу.
В одном из своих писем (1933) Шолохов писал мне:
«Иван Корешков по-прежнему любит двух жён и гово-
рит, что это здорово получается». Вот вам и прототип!
По революционной фанатичности и преданности
Нагульнов похож на моего друга, молодого еринского
казака Гаврилу Бокова». Но он был председателем Ле-
бяженского Совета в 1932 году, когда первая книга уже
была написана.
В 1965, в декабре, Шолохов писал мне: «Слишком
долго шли мы с тобой рядом в одном взводе нашей
партии, слишком много перестреляли на наших глазах
наших товарищей (Ивана Корешкова, Гаврилу Бокова,
Слабченко) , чтобы на старости лет по пустякам растра-
чивать дружбу».
Знал я немало казаков, которых можно было отне-
сти и к портретам Майданникова, Любишкина и других.
Писатель хорошо знал и любил свой народ. И ему было
достаточно материала людского, из которого он созда-
вал свои литературные образы.
Многие ищут «живых» прототипов. Не было их. Был
народ, простые трудовые люди, поверившие партии и
взявшиеся поломать старый уклад крестьянской жизни.
Плоткин А.А. 1986 г.»
О Тихоне Пузанове я узнал от старейшего журна-
листа станицы Базковской Рассказова Алексея Михай-
ловича. Тихон был участником коллективизации, жил в
хуторе Громковском, писал дневники из дня в день, во
время Великой Отечественной войны погиб на фронте,
но родственники сохранили его тетради, с которыми я
познакомился и подготовил публикацию для областной
газеты «Молот» «Жатва 33-го года» 22.4.1989 г.» .
29 апреля 1933 года автор сделал такую запись:
«По хутору пронеслась интересная для нас всех но-
вость: в этом месяце известный писатель Дона Шолохов
ездил с докладом в Москву, к самому Сталину, выложил
ему все вершившиеся у нас события , связанные с так
называемым саботажем. Будто бы Шолохов сообщил,
что в нашем районе в среднем за день умирает от голо-
да сорок человек. И Сталин распорядился всем колхоз-
никам дать в месяц по пуду хлеба.
Сначала к новости отнеслись спокойно: верили и
не верили. Сомнений не стало после того, как на Баз-
ковское заготзерно от государства поступил наряд на
выдачу хлеба колхозам района.
Наш колхоз хлеб выполучил, но его не дают, гово-
рят, будто бы на торжества майские…
На полях всё то же : быки положились, работать не-
кому…».
И я вспомнил ещё один рассказ А. А. Плоткина:
– В 1933 году Вёшенский район шёл к посевной
без хлеба, без семян, с измученной тягловой силой. С
дезорганизованными, разогнанными руководящими
кадрами. Вот тогда-то Шолохов обратился с письмом к
124 125
Сталину. Я видел его, читал. На девятнадцати страницах
было написано. В нём Михаил Александрович расска-
зывал о положении , просил вмешательства ЦК.
Прошло не более 6-7 дней, и вдруг правительствен-
ная телеграмма: «Почему поздно сообщили? Назовите
цифру необходимой помощи».
На следующий день Шолохов отправил второе
письмо в ЦК, уже поменьше объёмом, на пяти страни-
цах. Просил помощи и одновременно присылки пред-
ставителя для расследования обстановки. «Но только
прошу Вас: не присылайте, пожалуйста, подхалима…
пришлите настоящего большевика-ленинца».
И эта просьба была уважена, в первых числах апре-
ля ЦК направил в район М. Ф. Шкирятова.
Мне пришлось присутствовать при разборе одного
дела, и надо было слышать, с каким презрением гово-
рил работник ЦК о коммунистах-перегибщиках.
Выездная парттройка и выездная сессия крайсуда,
действовавшие в районе, были высланы. Райпрокурор
Кузнецов, начальник милиции, начальник отделения
ГПУ – все были сняты с работы.
В тот год благодаря Шолохову район получил 120
тысяч пудов хлеба в помощь. После этого всё круто из-
менилось: прекратилась смертность, не стало опухших
от голода людей, на полях работа пошла веселее».
Мне подсказывали старые люди, что в Вёшках жи-
вёт сестра Гаврилы Бокова – Дёмина Александра Ан-
дреевна. Что она мне рассказывала?
– Мой брат Боков Гаврил Андреевич родился в
1906 году в хуторе Еринском. Мать воспитывала нас
троих одна (отец погиб в гражданскую войну). Гаврил
был старший из детей, поэтому в семье он считался за
хозяина.
В наш хутор (это поблизости с Лебяженским, где
была центральная усадьба колхоза им. Будённого) не-
редко заезжал к брату Михаил Александрович с пред-
седателем Плоткиным. И у нас на Ерике бывал на ры-
балке Михаил Александрович. Ребята, как увидят его,
говорили: «Шолохов приехал, пойдём у него папирос
попросим». Пойдут, он им – пачку, и они рады.
Брат был большого роста, подтянутый. Любил по-
шутить, потанцевать на празднике, но не выпивал он,
мог веселиться без водки.
Одевался Гаврил просто: носил галифе с красными
кантами, простую рубашку, пиджак, всегда ходил в са-
погах, которые и шил сам.
Женился брат на Евдокии из хутора Сингиновского.
Она гуляла от него, детей не имела; словом, была похо-
жа на Лушку из «Поднятой целины»…
По характеру брат был гордый, но милостивый,
строгий, но не злой.
Мой муж говорил: «Вроде бы гордый Гаврил, а
Дуську всё не бросит. Я бы её сразу выгнал». А мать
упрашивала: «Не расходись». Брат отвечал: «Ну, значит,
ещё поживём…», «Ну, вот, доживу до Троицы – и рас-
считаюсь…».
Брат первый сдал на общий баз быков, корову, и
моей семье он сразу же предлагал вступить в колхоз (я
в 1927 году вышла замуж). Он вверился в новую жизнь,
горой стал за неё. «Черти вы бестолковые, ничего не
понимаете», – говорил братушка на наш отказ. А потом
пришёл как-то и сказал: «Завтра и вы корову ведите».
Мы ему: «Да ты чё, у своей сестры забирать?».
На другой день утром прислал Гаврил людей к нам
за коровой, а она ночью телка привела… Но по хуто-
ру уже слух пошёл: «Как сестра, так у неё и корову не
взял».
В 1937 году брата арестовали. И он не вернулся.
Впоследствии-то его оправдали и матери начислили за
сына пенсию.
126 127
Знала Тимофея Ивановича Воробьёва по прозвищу
Чибис. Ему шил жёлтую собачью шапку наш хуторной
Михаил Калинин.
Воробьёв рохманно (бедно) одевался, ходил… На
гумно заедет на лошадях, куда солома и сено на зиму
свозится, и точает басенки конюхам, а Плоткин ему:
«Кончай, ребятам лошадей убирать надо». И вот за-
помнилась с тех пор его одна байка: «Марлю я раз ку-
пил, - щукарил Воробьёв. - Бабка, говорю, сшей штаны».
Сшила. Приезжаю на кульстан, а женщины хохотом по-
катываются. Глянул я на свои штаны, а всю казённую
часть видно. Назад домой: «Бабка, шей марлю вдвое…»
Вот и смеялись все…
Воспоминания А. А. Плоткина и А. А. Дёминой (Бо-
ковой) дополняют научные исследования о реальной
основе и художественном вымысле в романе М. А. Шо-
лохова «Поднятая целина».
А вот письма самого Михаила Александровича,
адресованные Плоткину. В них прослеживается пози-
ция автора к последующим событиям коллективизации,
его боль и страдания за судьбы крестьянства, с кото-
рым он жил и каждую весну ожидал лучших перемен.
«Андрей, гр-ка эта – колхозница твоего к-за. Муж
её – Кривошлыков А. Л. – принят в к-хоз недавно: до
этого был единоличником, работает он один, а семья,
кроме него, пять человек, бабка 80 лет, жена и трое де-
тей, старшему из которых 5 лет. Совершенно ясно, что
все они не могут прокормиться хлебом единственно-
го работника. Детей в ясли не принимают. Мать не мо-
жет идти в поле, т. к. бабка очень ветхая и за детьми не
углядит. Им надо помочь хлебом. Будет преступлением,
если сейчас кто-либо из этой семьи умрёт от голода.
Надо поддержать. Рассмотри это дело.
У них взята корова за невыполнение семзасыпки.
Нельзя ли вернуть корову? т. Шкирятов говорил, что
тем, кто добросовестно и честно работает, надо вер-
нуть коров. Узнай, проверь, как работает Кривошлы-
ков?
Как у тебя дела? Когда же ты, рыбий глаз, кончишь
колосовые? Ведь это же позор! 23\5, а ты молчишь. Ну,
желаю успешно сеять. Жму руку.
23\5.33 г. М. Шолохов.
Письмо второе:
«Дорогой Андрей!
Был в Москве, был на юге, черт знает где не был.
Месяц назад вернулся, по вчерашнее число работал со-
вместно с кинорежиссёром над сценарием по «Подня-
той целине» – вот причина моего глубокого молчания.
Твоим письмам сердечно рад и всячески привет-
ствую то, что получил повышение в чинах и бросил сле-
сарное дело. Ну, какой из тебя снабженец? Где это вида-
но, чтобы евреи торговали или снабжали? Ты бы, сукин
кот, хоть года два после председательствования в кол-
хозе поработал физически! А то нарастишь себе пузо и
уж тогда без пенсне тебе шагу нельзя будет ступить.
Дела в районе текут и меняются: нынче плохо, зав-
тра хорошо. Всё идёт как в сказке про белого бычка.
Вертится этакое колесо, на одной половине надпись
«хорошо», на другой – «плохо». Неизвестно, когда коле-
со остановится и на какой надписи. Словом, как в дет-
ском стишке:
«А может, у чижа болит голова?
А может, чижу тесно?»
И дальше наступает с глубоким философским со-
держанием ответ: «Никому ничего неизвестно».
Так и в Вёшках: «Никому и ничего». В том числе и в
твоей вотчине дела непонятны. Зажиточная жизнь не
удалась в этом году. Я, признаться, сомневаюсь в том,
что она придёт в следующем. Но этак годика через три-
четыре придёт непременно. Верую!
У меня уж колхозники допытывались: «А что, в этом
году будут ломать саботаж или нет?» Я отвечал так: «Нет,
не будут: Плоткину сейчас некогда. Он снабжает Украи-
128 129
ну, в том числе и Киев с окрестностями. А вот когда ему
это дело надоест, – тогда он снова приедет сажать вас
на горячую лежанку и разговаривать про саботаж».
Люди радуются. А некоторые, особо осторожные,
поговаривают о том, что надо, дескать, стряпаться на
дворе, а лежанки и печи поразваливать заранее. По-
моему, эти люди глупы. Как будто нельзя вместо лежан-
ки сажать на горящий примус? Или просто «вострый»
кол?
Петро Кузьмич наш накручивает. Немного опоздал
он… пометёт по району и сейчас. Зяби наворочали
меньше, чем в прошлом году или столько же.
Ребята здравствуют. Петро Красюков из лесхоза
перебрался в РИК. Корешков по-прежнему любит двух
жён и говорит, что это очень здорово получается. Сле-
дует и тебе попробовать, хотя и без этого в Еринском,
Лебяженском родятся сейчас диковинные детишки:
один, по слухам, родился прямо в пенсне, другой – как
предсказывает одна старушка – непременно будет ра-
ботать по снабжению, (разумеется, когда вырастет).
Я собираюсь на днях ехать в Москву. По возвраще-
нии сяду дописывать «Тихий Дон». Книги мои переводят
за границей, хвалят и там, но я не горжусь и не расту от
этого.
Осенью убил ещё одного дудака. Десятка три пере-
вёл вальдшнепов. Жду весну. Всю жизнь все мы чего-то
ждём. Да так и умираем. Не дождавшись самого главно-
го. А может, умирание и есть «самое главное»?
Пиши. У меня к тебе в целости сохранились самые
тёплые, самые сердечные чувства. Обнимаю тебя и же-
лаю всего, всего лучшего.
Привет твоей Дуняшке. Мария Петровна привет-
ствует вас обоих.
Твой М. Шолохов».
(ноябрь 1933 – Г.Р.)
Хутор Гремячий, станицы Слащёвская и Кумылжен-
ская.
В Алексеевском районе Волгоградской области,
что граничит теперь с Шолоховским районом, был до
недавних пор старинный степной хутор Гремячий. Рас-
полагался он в самом верховье лога, откуда берёт нача-
ло безымянная речка, приток Песковатки, впадающей в
Дон.
Старики рассказывали: в логу близ хутора был гре-
мучий родник, аж камни выбрасывал из-под земли, и по
нему хутор назвали Гремячим.
До коллективизации в хуторе было около двухсот
домов, а в девяностые прошлого столетия оставалось
не больше двух десятков, да и те кособокие; дома с про-
висшими карнизами сиротливо горбились по буграм
вдоль балки, прижимались к недородным вишнёвым
садам; некоторые из них всё ещё крыты соломой, камы-
шом, а стены теперь никто из баб не белил по немочи и
старости; чёрный толь и шифер с прозеленью мха – на
крышах и на стенах старых построек, уцелевших в трид-
цатые годы, когда раскулачивали.
Возле завалинки одного дома увидел я сидящим на
табуретке старичка. Загутарили с Епифаном Степанови-
чем Ермиловым о коллективизации, о раскулачивании,
и он говорил:
– Длинноязыких выселяли, кто против колхозов
был… Топольскова тут поднялась… не так хозяйствуе-
те… Раскулачили! Ходили хлеб искали, сорок две семьи
раскулачили, куда-то в Котлас выселяли, а там коми за-
сады делали, собаками травили, топорами рубили…
оттуда вышло мало… – он поднял заскорузлый негну-
щийся палец и показал на появившуюся под тучей ра-
дугу: – Во-он там берёт воду радуга… А насчёт Шоло-
хова сходи к Сухорукову Фёдору Фёдоровичу, он с ним
встревалси…
Фёдор Фёдорович только что приехал на парокон-
ной бричке с поля. Распряг лошадей, привязал их к ар-
130 131
бёнке, дал им сена и только после этого присел на сту-
пеньку крыльца, закурил с задумчивостью, на небритых
запылённых щеках запали ямки, и глаза затеплились,
заискрились доброй улыбкой:
– Да, здесь тоже нередко бывал Шолохов, когда пи-
сал «Поднятую целину»…
Ды я если бы раз встревался с Шолоховым… Я
бригадиром работал (кульстан был у балки Крутень-
кой), сестра в отряде кашеваркой была. Михаил Алек-
сандрович приезжает: «Ну, хто тут из живых есть?» Я
вышел навстречу. «Вы что же так поздно трактористам
обед готовите?» – «Да готовим… на собрании поста-
новили из расчёта продуктов». – «Ну, садись, поехали
в контору». А у нас председатель был Яков Яковлевич
Гвоздёв – ломливый был… «Здравствуйте», – Шолохов
ему. «Здравствуйте», – Гвоздёв отвечает и задом к Шо-
лохову. «Вы задом не отворачивайтесь… – и книжечку
показал: – «Вы в поле бываете?» – «Ды, бываем…» –
быстро так ему. «А чё у вас в кладовой? Пошли погля-
дим». Зашли в кладовку, а там курдюки бараньи висели,
пшано было… Четыре новых ведра стояло на полке, а
трактористы воду в радиаторы заливали кастрюлями и
в них же еду варили. «Посуду не даёте, а четыре ведра
в кладовой…». Шолохов черк курдюк – и мне в ведро:
«Вот вам, будете кормить людей… – И председателю: –
Где у вас семенное зерно? Запрягайте лошадей и везите
на мельницу в Ушаковку. Людей кормить надо, а потом
спрашивать». Привёз он меня на кульстан и спрашивает
у кашеварки: «А как вы созываете трактористов, когда
обед готов?» – «А палку высокую, на неё куфайку – все
видят издалека».
Потом собрались трактористы, и он тут. «Ну, ребята,
как обед?» – «Хороший, Михаил Александрович, вы по-
чаще приезжайте».
Это было в 46-м году, а в 64-м я с Алексеем Михай-
ловичем Дацуновым взялся скотником работать. И вот
пасём раз гурт. Глядим – машина остановилась, и че-
ловек нам навстречу идёт. (А это Шолохов). И разгово-
рились. Корреспонденты с ним: щёлк-щёлк… Михаил
Александрович : «Ну вы чё ж, таких два лба стеречь взя-
лись?» – «Ды мы по хлебу хорошо, а по мясу отстаём…»
А я ж в понтонно-подрывной части в войну был, крым и
рым прошёл.
Как-то едет Шолохов, остановился и спрашивает: «А
где у вас тут дудаки?». Я показал, и он поехал с охотни-
ками.
Другой раз собаку у меня увидал – продай да про-
дай… Взял у меня кнут: «Это кто такие плетёт?» – и стал
разглядывать. Мой напарник указывает: «Ды вот, Фё-
дор Фёдорович…». Какой-то корреспондент был, он
и сфотографировал Михаила Александровича с моим
кнутом. Долго Шолохов мой кнут разглядывал… А я ж
смальства в шорной мастерской работал.
А однажды нам по рюмочке налил. Вечером скот в
хутор гоним, жены встречают, а мы с песнями: «Ой, да
ты, орёлик, сизокрылый…»
Да рази упомнишь сколько раз встревались?..
Шишаев Георгий Константинович, житель хутора
Колундаевского:
– Моего отца раскулачили неправильно, и он ска-
зал мне, чтобы я в Вёшки шёл к Шолохову. (У нас ото-
брали корову, а семья была большая).
Так вот, прихожу к Шолохову, встречает меня пова-
риха: «Есть хочешь?». До сих пор помню, как накормила
она меня пышками с мёдом. Потом я немного посидел
во дворе. И выходит Михаил Александрович: «Ну, как
пышки?» – «Вкусно», – говорю и рассказал ему, как нас
мучили. Шолохов всё выслушал и обещал помочь… И
правда, корову вернули, она нам к Пасхе тёлочку при-
несла.
Шолохов был таким же крестьянином, как и мы:
песни пел и выпить любил, как все – чего греха таить?
Вот за эту простоту его и любили.
132 133
Да, а пышки с мёдом я запомнил на всю жизнь…
Мелехова Аксинья Петровна, ст. Вёшенская:
– В 37-м моего мужа, где-то в мае, арестовали, а в
августе сообщили: умер. А я-то знала, что его в Милле-
рово расстреляли ни за что ни про что. И вот тебе раз
– детей в школу не стали принимать…
Я – к Шолохову, и он похлопотал, чтобы их приняли
учиться. Вот за это я ему и благодарна.
Князев Михаил Филиппович, житель станицы Сла-
щёвской:
– Шёл 51-й год. Хутор Филинский. Приехал Шоло-
хов в тракторный отряд. Там сидели ребята – прицеп-
щики, а трактористов – никого. А дело к уборке под-
ходило… время было уж часов десять, а в поле ещё
не выехали. «Почему не работаете?» – спросил Михаил
Александрович и попросил воды. Ему в ответ: «Воды
нет… У нас, дядя, по бутылке молока есть, будешь
пить?»
Шолохов – в контору колхоза. Разгон в правлении
как дал – всё в бригаде появилось: воду привезли, ста-
ли варить, поехали пахать…
Гурова Раиса Ивановна:
– Под Слащёвской станицей в хуторе Самойлов-
ском Березнев Василий и с ним ещё молодые ночью на-
воровали арбузов. И ребят отдали под суд.
Родители обратились к Шолохову, и он на суд при-
ехал и защищал их всех. «Да я и сам не могу проехать
мимо бахчи, чтобы не сорвать арбуз собственными
руками. Мы должны воспитывать ребят, а не сажать в
тюрьму, – говорил Михаил Александрович и просил
суд: – Давайте простим и поверим им: не будет больше
такого».
И ребят освободили. Это было им уроком на всю
жизнь.
Был ещё такой случай: у подруги родился сын, и
ей хотелось с почестями доставить дитя домой. Узнала
она, что Шолохов тут, и меня послала к нему. Вот Миха-
ил Александрович выходит из райкома, а я ему и гово-
рю: «Михаил Александрович, родился казак, надо его
доставить в Шакин. Нельзя ли у вас попросить маши-
ну?». – «Да пожалуйста!».
Подходит подружка, сели с малышом и поехали. В
Шакине стали давать шофёру деньги, а он нам: «Да вы
что, Михаил Александрович дал машину, а я буду день-
ги брать?! У меня задание доставить казака домой. Вот я
его и доставил!»
Сидим в гостях у слащёвской учительницы где-то
в палисаднике. Под горой плещется быстрый Хопёр. В
станице от меловой пыли всё вокруг подкрашено бе-
лизной: заборы, деревья и даже небо, которое в лет-
нюю пору кажется каким-то линялым. Но меня больше
интересует река, понтонный мост, по которому пред-
стоит ехать на левый берег в станицу Кумылженскую.
(А в разговорной речи просто «Кумылга»). Говорят, что
это название пришло из тюркских языков, что означает
«вода в песках».
Хопёр в Слащёвской станице, конечно, не сравнить
с Доном, но в весеннее половодье река так широко раз-
ливается, что не видно противоположного берега, и
всякому путнику раньше приходилось подолгу ожидать
утлую лодку или паром, чтобы переправиться.
А вниз по реке , у самого устья, станица Буканов-
ская…
Но пока мы любовались на высоком меловом юру
станицей Слащёвской, поймой реки с раскидистыми
вербами, Раиса Ивановна вспомнила ещё один эпизод:
– У нас в хуторе тут проживал Матвей Никифоро-
вич – бедный, забитый такой… Пешком с Круглякова
пошёл в Вёшки. А после увидала я его и спросила: «Схо-
дил?».
134 135
– Чё ж, – побирнуться ходил… И ведь подмог он:
одежонку дал, деньжонки…
Видите, на какое-то время человек поправил своё
положение. Чем мог, Шолохов всем помогал.
…Ещё записывай: отец Громославский не хотел вы-
давать Марию Петровну за Шолохова. «Ты погляди ка-
кой он плохонький, скудненький… чё тебе – человек не
найдётся?». Она отвечала: «Он пойдёт в морю, и я сле-
дом за ним в морю. Я от него – никуда».
Никитин Никита Михайлович, житель станицы Ку-
мылженской:
– Я лесником работал. Охота уж открылась. Идей-
то в 33-ем или 34-ом году, под вечер, я по одну сторону
озера иду, а они – двое – по другую, и трафарет висит:
«Курить воспрещается». А эти двое идут и курят. Я и го-
ворю первому: «Вы человек грамотный?» Один сразу за-
тушил сигарету. «А ты кто такой?». Я сказал. А он мне: «А
я Шолохов. Ну, как тут дичь?». Так я познакомился с Ми-
хаилом Александровичем.
А в Пустовском хуторе друг был у Шолохова Косов
Данил Родионович. На колхозном собрании он встал и
сказал: «Давайте колхоз именем Шолохова назовём».
Назвали, а потом от Михаила Александровича нагоняй
получили, почему, мол, у него не спросились?
Чумаков Василий Ильич, ветеран Великой Отече-
ственной войны, заслуженный работник культуры,
фотокорреспондент районной газеты «Тихий Дон», бо-
лее двадцати лет собирал уникальные кадры о жизни и
творчестве своего земляка М. А. Шолохова:
– Отличительной чертой характера Михаила Алек-
сандровича было то, что он не разделял людей на «про-
стых» и «высоких». Посещала его, помню, американская
писательница Ольга Феррер. Шолохов встретил её на
пороге и позвал к себе в дом: «Пойдём, пойдём, расска-
жешь, как вы там негров эксплуатируете».
…Один рыбак стал рассказывать Шолохову, что он
недавно поймал вот такую (!) щуку, – лодку перевернула.
Михаил Александрович сразу смекнул: рыбак , как
водится, преувеличивал, и ответил ему: «Раз у нас такой
случай был: с парома щука хвостом комбайн снесла, и
он утонул».
Все присутствующие при этом дружно засмеялись.
Я давно знал Михаила Власовича Коньшина, по-
следнего секретаря и помощника М. А. Шолохова,
нередко слушал его короткие, но очень ёмкие по со-
держанию воспоминания. Планировал с ним встречу,
думалось « успею», он рядом… но не успел…
А так бы хотелось от него услышать заново:
– Ни одно письмо у Михаила Александровича не
оставалось без ответа. Много писем приходило от за-
ключённых. Он им старался хоть чем-то помочь. Но сра-
зу сказал: «Власыч, письма, в которых просят помощи
люди, осуждённые за убийство, изнасилование, на хо-
датайство не приноси, за них стараться не буду».
Когда Шолохов получал письма, в которых сообща-
лось, что его просьба удовлетворялась, то был очень
доволен и говорил: «Сделали ещё одно доброе дело».
Шолохова Светлана Михайловна, старшая дочь пи-
сателя:
– Однажды к Михаилу Александровичу пришёл свя-
щенник Вёшенской церкви с необычной просьбой – «за-
ступиться» за одного из инструкторов Вёшенского рай-
кома партии. Дело оказалось в том, что, возвращаясь из
поездки по колхозам, инструктор увидел бредущего по
раскалённой солнцем дороге старика. Он попросил шо-
фёра притормозить и предложил старику подвезти его
до станицы. Уставший, разомлевший от жары пассажир
стал рассказывать, что вот пришлось идти в хутор Чер-
новский. Отпевать усопшего. Не мог отказать человеку
в его последней просьбе. Довёз священника до стани-
цы. А на другой день вызвал его секретарь райкома и
136 137
учинил разнос. Да ещё с «выводами»: как посмел ком-
мунист катать на райкомовской машине попа?!
Теперь батюшка счёл своим долгом походотайство-
вать за коммуниста перед депутатом Веховного Сове-
та…
Михаил Александрович успокоил ходатая, обе-
щал поговорить с секретарём райкома и всё уладить…
А священник этот служил в Вёшенской не так давно, и
Михаил Александрович стал расспрашивать его: откуда
он прибыл? Какая семья? Как живёт? Год был трудный,
послевоенный, всем несладко жилось… И тут старый
священник разволновался, глаза наполнились слеза-
ми… «Как живу? Живу одними молитвами за всех сво-
их семерых сыновей, что погибли в эту войну. Какая это
жизнь? Одни со старухой на всём белом свете…».
Отец проводил старика до порога и тут же позво-
нил секретарю райкома. Разговор был не из приятных,
а смысл его сводился к тому, что коммунист не должен
быть барином, который лихо проносится на машине,
обдавая пылью идущих пешком, тем более старых лю-
дей! (Сам Шолохов никогда не мог проехать мимо иду-
щих из хуторов в станицу, чтобы не остановиться, не
подвезти).
«Какой же ты секретарь, если не знаешь, кто живёт
с тобой рядом, ведь дом священника всего-то через
дорогу от тебя! Таким, как этот старик, помогать надо
всем, чем можешь, и уважать их старость. Так-то!».
В одну из очередных встреч в доме-музее Светлана
Михайловна рассказала о таком случае:
– После смерти папы из Москвы приехал Беляев,
замминистра культуры. С ним двое крепких парней, по-
хожих на кэгэбэшников. Они попросили открыть стол
папы. Якобы там должна быть копия какого-то письма,
и её надо изъять, чтобы оно не скомпрометировало
писателя. В столе ничего не оказалось. И тогда они ста-
ли требовать: «Где копия письма? У него должна была
остаться копия письма , которое он посылал в ЦК». Бе-
ляев уже на приступ пошёл: «Где копия? Кто ему это
письмо писал, Семанов?» – « Да ни о каком письме мы
ничего не знаем. Отец для истории никогда ничего не
хранил. И потом, он что, секретарь ЦК, чтобы ему пись-
ма кто-то писал? Письма он всегда сам писал».
Да, отец нередко получал послания, в которых го-
ворилось о засилии евреев. Его просили выступить на
этот счёт, но он в работниках культуры, какой бы нацио-
нальности они не были, видел прежде всего художника.
И если этот художник был действительно талантливый,
хоть даже и еврейской национальности, то поддержи-
вал его. Вот, например, отец дружил с Мазрухо…
Я не знаю, что могло быть компрометирующего в
письме отца, которое требовали Беляев со товарища-
ми. Не найдя ничего в столе, они потребовали вообще
все письма, адресованные отцу.
Михаил Михайлович (сын писателя – Г. Р.) был тоже
тут, и он возразил: «Нет, писем мы вам не дадим. Они
были адресованы отцу, и какое право мы теперь име-
ем разглашать тайну переписки? Если вы считаете, что
эти письма могут скомпрометировать отца, если вы уж
так беспокоитесь, то давайте я их сожгу. Но передавать
чужие письма я вам не могу». И тут же, на глазах не-
жданных гостей, сжёг часть писем. «Что это вы, – гово-
рил Михаил Михайлович, – настоящий обыск устроили.
Это же станица. Завтра же все будут говорить, что у Шо-
лоховых обыск делали. У нас в семье траур, горе , а вы
обыск какой-то устраиваете…»
В марте 1992 года я побывал в городе Шахты у
двоюродной сестры М. А. Шолохова Марии Петровны
Бабанской. Мне открыла дверь маленькая старушка
с белым личиком в морщинах и абсолютно седой при-
чёской на голове. Она была рада гостю из Вёшенской,
усадила меня за стол. За чашкой чая, то и дело подвигая
мне блюдца, вспоминала:

– Какого я года? 1906-го. Родилась в хуторе Плеша-
кове. Училась в Каргинской церковно-приходской шко-
ле, а потом года четыре-пять в Усть-Медведицкой гим-
назии, жила там на квартире у родственников.
С Мишей я была в большой дружбе. Он, бывало, без
меня никуда. Любил он очень меня. Вместе ходили в
школу, на речку. Вместе участвовали в драмкружке, ко-
торым руководил учитель Мрыхин. Я была за главную
артистку, и Миша играл вместе со мной.
У Михаила Михайловича, моего дяди, в граждан-
скую зарубили сына , а он после этого помешался.
Из Каргина в гражданскую отступали в Вёшки, а по-
том в хутор Дубовской. Папа закопал в хуторе вещи. А
вернулись назад – ничего не осталось.
Ольга сбежала с мужем… избивали их…
Николая, другого дядю своего, я ни разу не видела.
Он, говорили, пил много…
Из Каргина я вышла замуж в Голодаевку, затем жила
с мужем в совхозе «Красная заря».

ВТОРЫЕ РОДИТЕЛИ
Коньшин Василий Григорьевич:
– Я поступил на работу к Шолохову по собственно-
му желанию в начале 1955 года и рассчитался в конце
1965. Работал в качестве кочегара, а впоследствии под
моим присмотром была вся усадьба и дом. И Шолохов в
шутку называл меня «домоуправом».
Михаил Александрович был для меня вторым ро-
дителем. Всё, бывало, расскажет: куда уезжали, с кем
встречались…
Когда уезжали все Шолоховы, то я со своей женой
Марией Павловной оставался в их доме за хозяина. По
два-три месяца жили одни…
Возвращаются Шолоховы из поездки – ставят нас
в известность. Мы ждём. И Шолоховы всегда были до-
вольны. Расставались и встречались как родные, как
родители с детьми.
Когда я строился, Шолохов дал мне 600 рублей без-
возвратно как за «сверхурочную» работу.
Ездил я с ним на охоту, на рыбалку… Как-то приез-
жал американец, он спросил у него: «Почему рабочие с
вами за одним столом?» Он ответил через переводчика:
«Которые люди у меня работают, я их ценю, они должны
быть со мной за одним столом».
Вся семья очень хорошая. Сын Миша последним ку-
ском готов поделиться… Он особенно угодлив, добр.
Всё во дворе было за мной. И Шолохов учитывал
это, благодарил меня, помогал по возможности. Цар-
ство ему небесное, как говорят у нас.
Бывало, интересные письма придут, читает и нам…
Часто уезжали Шолоховы, на нас всё оставляли,
и мы, не спросясь, сроду копейки не взяли. «Под мою
марку чтобы ничего не делали. Надо – я позвоню, опла-
чу, что надо выпишу», – говорил Шолохов.
Когда я уходил, рассчитывался с работы, Шолохов
говорил: «Спасибо за службу. Мы очень довольны. В
чем нужда будет – не стесняйся, заходи, помогу». И по-
могал. Сын получил квартиру в Аксае. Он с женой в ми-
лиции работает. И сейчас он в этой квартире живет.
Был такой случай: на рыбалке сазан большой взял-
ся, Шолохова чуть в воду не стянул. Скользко было на
берегу. Михаил Александрович по колено в воду ска-
тился и кричит: «Василий, сазан попался, спасай!» Я – к
нему. Вытащили вместе сазана.
Вспоминаю о нём... и грустно становится… Нет сре-
ди нас Шолохова… А я не верю. Нет, всё-таки он с нами.
140 141
При нас он писал вторую книгу «Поднятой целины»,
«Судьбу человека». Соберет нас, бывало, прочтет нам,
что написал. Спокойно читает. Остановится: «Может,
с вашей стороны чё удалить?» Мы отвечаем: «Вам вид-
нее…»
С таким человеком пожить – большое счастье в
жизни. Он всегда был доволен нашей работой. Нами ни-
кто не командовал. Я сам знал, чтобы всё хорошо было
сделано.
Один год Шолоховы посадили во дворе картош-
ку, она у них плохо росла. Я стал ухаживать за ней – и
к осени огромные клубни наросли. Шолоховы удивля-
лись и 15 ведер картошки дали мне. «Это за твой труд»,
– сказал Шолохов.
Хорошая была мать у Марии Петровны. Работаем
во дворе, а она зовет: «Хватит. Давай пообедаем».
Однажды осенью Шолохов увидал в окно, что чело-
век у забора стоит и поглядывает во двор. «Вася, пой-
ди, человек с восточной стороны заглядывает, может,
ко мне хочет?» – Шолохов так. Я пошел. Этот человек,
оказалось, десять лет отсидел в тюрьме, жена помогла
ему в этом, заимев ухажера. Шолохов выслушал это-
го тюремщика, дал ему 10 рублей: «Пойди, побрейся и
иди в гостиницу. Отдохни. Завтра придёшь. Вот тебе все
новое. Переоденешься. А с себя все снимешь тюрем-
ное – и в Дон. И когда тот пришел на следующий день
– чистый, нарядный, выбритый – Шолохов заплакал. Тю-
ремного было не узнать. Сидел с ним долго, беседовал.
Потом его провожали. Шолохов: «Напиши мне письмо,
когда придешь домой. Там тебя примут». И дал ему 50
рублей. И до Миллерово бесплатно отвез. Ой, да сколь-
ко таких случаев было…
Дошло до Шолохова: лес для шахты нужен. Его не
отгружали. И вот один бригадир взял и дал телеграмму
Шолохову. Михаил Александрович куда-то позвонил,
или тоже телеграмму дал. Как повалили лес на шахту –
его девать стало некуда.
Приехал как-то Шолохов из Германии, звезду на
ленте перед нами надевал: «Поглядите, что мне подари-
ли…»
Мантию надевал. Начальство было. Смеялись: «Ну,
кадило вам ещё в руку – и поп настоящий».
Приезжали из-за границы люди, удивлялись: в доме
у Шолохова все простое.
Шолохов шутил: «Пусть глядят, у меня никакого зо-
лота нет».
Первые годы у Шолохова не было секретаря. Сам
всё разбирал. Горы писем приходили. Из Китая один
студент писал: «Михаил Александрович, обращаюсь с
просьбой: я глухой, а у вас в стране есть слуховые ап-
параты – пришлите, я всё оплачу. Выслал Шолохов ему
аппарат, и все об этом нам рассказывал.
Мы теперь часто с семьей заходим на могилку Ми-
хаила Александровича и Марии Петровны. Постоим,
повспоминаем, как будто в гости к живым сходили…


ПРО КОММУНИЗМ И ШТАНЫ

Коньшин Николай Филиппович:
– В 1939 году это было. Шли мы из школы станицы
Еланской. Со мной Миша Коньшин, будущий секре-
тарь Шолохова и Митя Батальщиков. Мы уже прошли
хворост. Услышали сигнал машины. Уступили дорогу,
но легковая остановилась рядом с нами. Открывается
правая дверца, и кто-то машет нам рукой: ;Садитесь!;
Мы с радостью великой сели в машину и притихли: на
заднем сиденье сидел человек с огромной собакой. Че-
ловек, который нам махал, сказал: ;Не бойтесь, не бой-
тесь!; Этот человек курил, а когда мы уселись – сразу
выбил трубку, поинтересовался: ;Откуда же вы бежи-
те?; – ;Мы из школы;. – ;Куда?; – ;Хутор Краснояров-
ский; – ;А кто же у вас директор?; – ;Учительница н
Нестерук Валентина Михайловна, а директор Шолохов
Владимир Александрович; – ;А чьи же вы будете?; –
расспрашивал человек, сидящий рядом с шофером.
– ;А учитесь как?; Мы ответили один за другим: ;Хоро-
шо!; А Батальщиков смеялся: ;А я на тройки…;.
Начали мы вылезать из машины. Я зацепился сум-
кой за дверцу – и с меня упали штаны – пуговицы ото-
рвались. Человек, что с нами говорил, вышел из ма-
шины, смеётся. А я подхватил штаны двумя руками,
поднимаю их вверх. Этот начальник подсказывал: ;Не
так бери штаны – в чуб, одной рукой. Вот так. А в другую
– портфель… и дойдешь. Дойдешь!;
Утром пришел к матери бригадир делать наказ –
куда идти работать, – и всё рассказал: ;Шолохов под-
возил вчера вашего сына, и у него пуговицы оторва-
лись;.
…Мой сват Петр Иванович часто ходил ко мне на
костылях. Как-то он сказал: ;Я тебе сейчас скажу та-
кое, что ты не поверишь… – Сел на стул и начал: – Я у
Шолохова тогда во дворе работал. Подходит ко мне
милиционер Фролов Юрка, спрашивает: ;Как дела?; –
;Да ездил вчера на свою родину, в хутор Андроповка,
встретил друга Софина: ;Петр Иванович, как жизнь?;
А он: ;При колхозах жили, при совхозах – тоже жили…
Ды, дождаться бы, какая жизнь будет при коммунизме?;
Этот Юрка – милиционер все рассказал Шолохову. Ми-
хаил Александрович сам подошел к Петру Ивановичу:
;Ну, чё там земляк Софин рассказывал?; Ды говорил:
;При царской жизни жили, при колхозах – жили, вот
при коммунизме пожить бы…;
Шолохов покуривал, посматривал задумчиво. А по-
том он Петру Ивановичу и говорит: ;А его, коммунизма,
не будет… его сами коммунисты не захотят там;, – и
поднял указательный палец вверх, пошел по ступень-
кам на второй этаж…
Это уж к семидесятым годам дело шло.
… Да, проходит много лет, уже после войны, я ра-
ботал тогда шофером у прокурора Куликова Ивана Ан-
дреевича. Он вызвал меня и приказал: ;Езжай на аэро-
дром, Шолохов прилетает;.
Я поехал. Стою. А машин много всяких: райкомов-
ские, райисполкомовские. Самолет уже прилетел. Вот
Шолохов идёт, прошел мимо всех машин, моя крайняя
– и ко мне в салон садится, а следом женщина привя-
залась, плачет и говорит Шолохову: ;Спасибо вам, Ми-
хаил Александрович, я три дня не могла улететь, а вы
меня взяли. Великое вам спасибо;. А он отвечает: ;А вы
знаете с каким трудом мне достался этот самолет? Пока
кулаком не вдарил по столу в Миллеровском аэро-
порту…;. А была метель, непогода. Женщина: ;Михаил
Александрович, ды за вашу жизнь боялись…; – ;Ха, в
войну немецкие летчики летали и не в такую погоду. А
наши-то лучше!;
Поговорил с женщиной и сразу ко мне: ;Ну, как, пу-
говкин, дела? Мать пришила пуговицы? Дошел тогда?
Мать крепко пришила пуговицы? Ты где же сейчас? Ка-
кая же твоя в дальнейшем судьба?; Я стал быстро рас-
сказывать: ;У Жукова был. Первый Белорусский фронт,
2-я гвардейская танковая армия, командующий дваж-
ды Герой Советского Союза Богданов Семён Ильич, 9-й
гвардейский танковый корпус;. Меня поразило вот что:
сколько времени прошло, война отполыхала, а Шоло-
хов помнил про случай с моими штанами…
ДОРОГАМИ ШОЛОХОВСКИХ ГЕРОЕВ
Кочетов Георгий Иванович, инвалид Великой Оте-
чественной войны, многие годы работал главным агро-
номом в колхозах Вёшенского района, в девяностые
годы – член правления и Совета стариков возрождён-
ного Вёшенского юртового казачьего общества.
144 145
Свой рассказ Георгий Иванович начал вот с чего:
– Эта встреча с Михаилом Александровичем Шоло-
ховым состоялась 7 ноября 1957 года в доме первого
секретаря райкома партии Сетракова Василия Алексе-
евича. ( Я тогда работал в Дударевской МТС). Мы были
двое приглашены: я и директор Колундаевской МТС
Ломакин, остальные – секретари райкома, в том числе
Крамсков, Зайцев, Аухимович.
Я не знал, что на вечере будет присутствовать Шо-
лохов, и когда он пришёл, все заметили, что писатель
был в хорошем настроении, как потом выяснилось, по
случаю выхода в свет фильма ;Тихий Дон;. Ему хоте-
лось узнать мнение об этом фильме от нас, простых.
Шолохов сказал за столом: ;Давайте с вами обме-
ниваться мнениями о картине ;Тихий Дон;. Говорить
давайте так, чтобы слова летали через стол, как мячи-
ки;.
Затем Шолохов продолжал:
– Когда вышел фильм ;Чапаев;, он превзошёл кни-
гу. И мне хотелось бы знать: как нынешний фильм ;Ти-
хий Дон; воспринят вами.
– Вы знаете, – стали говорить многие, – смотрели
старые казаки – плакали.
Шолохов:
– Что вы, старые казаки увидят лампасы – и слёзы
у них идут… Я же скажу: многие артисты играли хоро-
шо, а некоторые детали плохо получились. Кошевой
как плывёт? Он стал на лодку и справа и слева гребёт и
кружится на одном месте. А настоящий казак по струн-
ке переплывёт Дон.
Видно было, что Шолохов остался доволен Глебо-
вым, а за Аксинью – ничего не сказал.
Любовь Ермолаевна, жена Крамскова, встала и
спросила: ;Михаил Александрович, как называть ваш
роман: ;Поднятая целина; или ;ПоднЯтая…; ( в смысле
на каком слоге делать ударение).
Шолохов с шуткой сказал:
– Как хочешь, так и поднимай.
Я с Михаилом Александровичем сидел рядом. Взял
он меня за рубашку, спросил:
– Сколько стоит?
– Ездил в Рябовку и отдал тридцать рублей.
– Вот видите, а в Скандинавии она нипочём, а водку
не укупишь. Вот они и говорят: у нас спиртное дешёвое.
Вы спаиваете свой народ.
Шолохов вспоминал о возвращении людей из фа-
шистского плена, о без вести пропавших во время
войны солдатах, о людях, потерявших свою Родину. И
особенно запомнился такой его рассказ: ;Когда я воз-
вращался из поездки по скандинавским странам, рано-
рано утром , на рассвете, я стоял на палубе нашего ко-
рабля. Очень много народа пришло провожать нас. И
вот ко мне подошёл парень, – я вижу: это русак, наш
парень, он хочет что-то сказать, и не говорит. Хочет по-
жать руку, но не подаёт. И я понял, что он из России, у
него такая тоска… Но я не подал ему руку, и он не по-
смел, совести не хватило, наверно… А вижу: свой…;.
С Михаилом Александровичем я познакомился
давно, в 1934 году, когда ездил в хутор Островной к се-
стре Козловой Матрёне Ивановне, муж у неё был Давыд
Фёдорович, у него и останавливался Шолохов.
;Ну что, рыбачок, поймаем рыбки, как думаешь?..
Ну, а я поеду в Садовое;, – сказал мне Михаил Алексан-
дрович.
В Островном жил ещё Рябчиков. Он был в банде
Фомина. Его звали Ефим. Могучий человек, в бою попо-
лам человека разрубал шашкой.
Слово ;факт; очень часто использовал в разговоре
Плоткин, председатель Лебяженского колхоза. Он лю-
бил ездить на жеребце и без слов ;фактически;, ;факт;
не мог обходиться.
Табунщиков Тимофей Андреевич (он на один глаз
косой был), середняк, детей четверо или пятеро, сам
146 147
работал бригадиром в хуторе Андроповском. Вот он и
послужил прототипом Майданникова.
Шолохов, можно сказать, спас мне жизнь. С Великой
Отечественной войны я пришёл инвалидом, без руки.
Вернулся домой в июле 1944 года , стал работать, а сил
не было, пожелтел, начались сердечные приступы.
Я обратился с письмом к писателю и попросил его
помочь приобрести путёвку в санаторий. Через три дня
он прислал мне ответ, в котором сообщал, что путёвку
достанем. И действительно, в скором времени я полу-
чил путёвку в Кисловодск. После лечения я почувство-
вал себя лучше и живу по сей день. Словом, Михаил
Александрович помог мне обрести вторую жизнь.
Немало легенд ходит в народе о шолоховских ге-
роях, прототипах. Выходцы из хутора Волоховского
особенно часто вспоминают о Тимофее Ивановиче Во-
робьёве, как о ;настоящем; деде Щукаре, хотя сам Шо-
лохов и отрицал это, называя Тимофея Ивановича са-
мым ;щукаристым; в районе.
Вот что рассказала об известном на всю округу
;Щукаре; Татьяна Фёдоровна Белова:
– Воробьёв Тимофей Иванович жил в Волоховском.
Дон он никогда не видал. Когда организовали колхозы,
он всё продал, подпоясался кнутом и пришёл. И в Дону
его никто не ловил, всё это придумал Шолохов из поба-
сенок.
В комсоде (комитете содействия) был Воробьёв,
ходил потом по дворам: искали хлеб. Моя сестра Ира
спрашивала: ;Честные вы все работаете? Тогда записы-
вайте и меня;. Судья Разувайлов Федя тогда в районе
был. Приехал , собрал весь комсод и спрашивает: ;При-
знавайтесь, у кого припрятан хлеб?;. А дед: ;Ай, милый
мой, я не знаю, побегу узнаю;. Прибегает: ;Есть, милый
мой, хоронили. Привезу и сдам;. И у других нашёлся
хлеб. Вот сестра моя и говорит: ;Что же вы делаете? У
меня мешок хлеба забрали, а у вас ходА закопаны;.
Воробьёв всю жизнь в колхозе проработал, дюже
не перерабатывал, языком больше трепал.
В войну было. Сестра моя воду несёт, а он военным:
;Вот видите, видите, за губу меня ловили;. Сестра: ;Ты
чё брешешь людям, дед? Ты его и Дон-то не видал;. Во-
робьёв в ответ: ;Доченька, какая тебе разница, брехня
или нет? Брехеньки помогают маленьки;.
Косили как-то на лугу. Дед говорит: ;Привяжите
меня, как кобеля, за ход. Я буду бечь и гавкать;. А на-
против люди несли кубышки с ежевикой. Людям этим
кричат: ;Осторожней, у нас вот человек с ума сошёл,
осторожней…;. Деда привязали за шею и он стал гав-
кать по-кобелиному, на ошейнике бежит. Глаза выпучил,
слюни в разные стороны, как на самом деле бешеный,
кинулся на людей, побежали те врассыпную, бросили
кубышки.
Дед к ходу был привязан верёвкой, лошади тоже
испугались деда, захрапели, в дыбки встали и понес-
лись галопом. Тянулся, тянулся дед, уж пена пошла изо
рта на самом деле. Спасибо, ребята успели, лошадей
остановили и еле откачали деда. А потом он рассказы-
вал: ;Огонь большой получился и яма. Я будто пячусь
назад, а меня в яму тянет, в глаза огонь пылает;.
Люди ежевику побросали, деда стали отпечаливать,
а он отдышался и говорит дальше: ;Побросали жевику?
Ну, пойдём вареников наварим и будем исть;.
Плохо жили тогда. На себе таскали зерно из Базков
и сеяли. По пуду насыпали и носили. Господи, что тво-
рилось: из хат выгоняли, барахло забирали, нас кула-
чили, хоть и работников не было. Комсод всё на месте
творил, а когда Плоткин заступил – вернули всё нам: ко-
рову, кровать, стулья… Из хаты нашу семью выгоняли.
Свои работали так: Пятиков Алексей Иванович, Норшев
(заезжий какой-то). Вот они и творили чудеса.
К Шолохову Воробьёв часто бегал, продукты Миха-
ил Александрович часто ему выписывал…
148 149
Да… в дворах тогда всё выгребали. Пусто у всех
было, хоть шаром покати. Чем могли, тем и питались:
травой, кореньями… С себя всё поснимали , поехали в
город, продали, что было доброго, купили чечевицы и
кое-как дожили до урожая.
Плоткин приехал как-то и говорит: ;Кто позволил
деда трогать?; Это он о моём отце говорил. И как на
хутор приезжает Плоткин, так сажает на линейку деда
моего. И повёз по полям. ;Надо сеять?; – ;Да нет, рано-
вато…;. Так вот, советовался он всегда с моим преста-
релым отцом, а потом на собрании заступался за него:
;Как вы смели деда трогать? Вот Фёдор Васильевич
Овчелупов, Евграф Григорьевич – это же золотые люди.
Мы им обязаны;.
Петреченко – склочник был. Плоткин на него: ;Дай-
те ему воды, а то у него во рту пересохло;. Это на со-
брании было. Против колхозов Петреченко выступал.
А Плоткин хороший был, он сделал нам колхоз, хозяин
был дорогой.
Баюков немного работал председателем после
Плоткина. Его сняли вскорости и куда-то проводили
ещё. Колхозных свиней поморозили. Он приказал вы-
чистить базы в свинарнике и присыпать песком. Мо-
розы были, поросята и помёрзли. Может, и на пакость
кто такое посоветовал. Плоткин-то к старикам придер-
живался, а Баюков сам хозяйничал, ничьих советов не
принимал.
Я прочитал Татьяне Фёдоровне вот эту запись и по-
просил её расписаться. Она взяла ручку и машинально
оставила свой автограф: ;Верна записана. Белова. 23
апреля 1986 года;. Но дня через три-четыре Татьяна
Фёдоровна с испуганным лицом прибежала в музей и
стала требовать, чтобы я вернул ей воспоминания:
– Ради Бога, а то я своей смертью не помру… А не
дай Бог, опять за язык сажать начнут. Ой, Господи, да я
ночами не сплю…да зачем уж я всё это рассказывала…
Кое-как уговорил оставить воспоминания, но на
обратной стороне листа она замалевала написанное
своей рукой ;верна записана; и вывела следующее:
;Всё, что рассказала, слышала от людей. Факты точно не
знаю. Записал Рычнев;.
Я облегчённо вздохнул и проводил старушку до по-
рога.
– Рожак я Лебяженский, воспитывался у одного бо-
гатого деда: пас скот, на базу работал, – начал свой рас-
сказ Николай Никитович Кривоносов, проживающий
в ту пору в Вёшенской, – один из немногих, кто остал-
ся в живых из довоенного хутора. – Мать запостилась
в 1921-м году и умерла. Пять нас детей осталось. Всех
люди поразобрали. Восьми лет пришёл я к деду Васи-
лию Петровичу Кружилину…
Осенью 1929 года в Лебяжьем начали организовы-
вать колхоз: у кого забирали скотину, кто добром её от-
водил на общественный баз…
Плоткин стал председателем, быков согнали на об-
щественный баз. Тут и пошло дело…
Помню собрание первое… Пошёл на него и я.
– Ты чё пришёл? – спрашивают у меня.
– На собрание.
– Нехай дед идёт.
В колхозе я начал на лошадях работать. Бывало, но-
чами пахали. Я работал в третьей бригаде. У нас было
четыре плуга. По восемь быков на плуг, а всего в брига-
де было где-то сорок быков и два с половиной десятка
лошадей.
Как организовали колхоз, сделали общественный
ток, при обмолоте хлеба катки катали лошадьми.
Локомобиль позже купил колхоз, стоял он на току.
Паровой. Топили паровик соломой. Это была первая
машина. А потом уж пошли комбайн, ручные веялки…
Заготзерно в хуторе было большое. Из Рябовско-
го, Вязовского, из Нехаевского района возили хлеб на
150 151
лошадях. По десять-пятнадцать пар лошадей ходило в
вАлке.
Сафонов при Плоткине завхозом работал, а потом
в 1937-м году пошёл шофёром. Две машины прислали в
колхоз. Получили первый трактор СТЗ. МТС – в Колун-
даевке. Быков стали ликвидировать. ; А на чём же воду
возить? На такой махине?..;, – спрашивали казаки.
Я года два возил на лошадях председателя Плотки-
на, ездил с ним к Шолохову. Приедем, я остаюсь с ко-
нюхами, а он идёт в дом. А у Шолохова красивый тогда
конь был, серый рысак.
С Плоткиным был такой случай. Мы в поле работа-
ли, а бугалтерские затеялись выпивать у Павла Нечаева
– встречали одного из тюрьмы.
Плоткин приехал, засученные рукава у него… Вот
он как начал вышвыривать конторских из хаты…
– Ты, еврей! – начал грозить председателю вернув-
шийся из тюрьмы.
Плоткин кинулся на него щукой, побил его, а потом
позвонил в милицию Тимченко: ;Я побил человека;.
Плоткину тогда год условно дали. Послали в Милле-
рово работать.
А ещё припоминается такой случай: буря началась,
работу приостановили. Бригадир Никифор Митрофано-
вич Гаранин прилёг на землю, а тут Плоткин подскаки-
вает и плёткой его – щёлк! Тот вскакивает и кулаком его
– раз! Плоткин и полетел в солому, побарахтался в ней,
вскочил и руку подаёт:
– Давай руку, мирись. Пошли к колхозникам. Нас
никто не видал?
Вот такие истории приключались с прототипом Да-
выдова.
Татьяна Никитична Лапченкова всю жизнь работала
учителем. Она учила ещё моего отца в Ушаковской на-
чальной школе, преподавательскую деятельность нача-
ла в 1929 году. Коренная казачка. До революции её отец
работал завмагом и продавцом швейных машинок не-
мецкой компании ;Зингер;.
– В 19-м году мой отец Никита Васильевич Лапчен-
ков отступил до моря, а потом очутился в Болгарии.
После войны отец стал проситься домой. (Это Ста-
лина уже не стало). Я пошла с Варлашкиной Анной Сте-
пановной (наши отцы были троюродные братья) к Шо-
лохову.
– Вы чё, девки, пришли? – спросил он.
Мы рассказали.
– Нехай он едет к Югову, скажет, что он станичник
Шолохова… Ну, погодите, я вам напишу к Югову.
Послали письмо в Болгарию, а Югов и держать не
стал. В 1957 году отец вернулся домой к нам и пожил
ещё семнадцать лет.
Константин Прийма встречался с отцом, расспра-
шивал у него за Кудинова.
Гаврил Петрович Ващаев и Осип Мельников, из
Ушаковки, вернулись из отступления до Великой Оте-
чественной войны, а в 37-м их забрали и отправили в
Улан-Удэ. Когда забирали – чтобы ничего не было с со-
бой. А потом они прислали письмо: пришлите посыл-
ку… голодаем… тяжело заболели… Так они там и по-
мерли. А за что? Простые, неграмотные казаки были…
Итак, в нужде прожили, жизнь прошла, и ничего хо-
рошего не видали…
Александра Семёновна Стерлядникова:
– Раз я шла с харчами из Безбородовского в Вёшки.
Шолохов на машине ехал и остановился: ;Садись;. Села
и думаю: ;Что за человек? Завезёт куда-нибудь…; При-
ехали в Вёшки, и я спросила: ;Чем же платить вам?; А
он ничего не взял. Я ему только и сказала: ;Спаси, Хри-
стос;.
А потом-то мне сказали, что это был Шолохов.
152 153
В станице Мигулинской мне представился случай
познакомиться с Петром Порфирьевичем Бочаровым,
1903 года рождения. Он рассказывал:
– У нас на Тихой речке в двадцатом году объявил-
ся бандит Федька Мелехов и с ним человек сто казаков.
Здоровый, говорят, Федька-то был, сроду ничего не
боялся. Нападал на хлебные обозы, убивал со своими
дружками наших коммунистов, комсомольцев.
Ну, собрали нас, молодёжь, давай Хведькю, мол,
уничтожать-ловить. И я пошёл добровольцем в отряд.
Долго мы гонялись за бандой. И вот один раз ночью у
хутора Калиновского окружили мы остатки банды. Ме-
лехов не давался – и ночью стрелял он без промаха. Но
всё ж-таки и мы его подранили…
В округе, говорили, долго его держали живым, что-
бы всю его шайку-лейку распутать. А Хведя-то связь
имел, мужчин в женщин переодевал…
К чему я это говорю? Был такой Мелехов. У Мамон-
това он служил, а потом на бандитство перешёл. И Шо-
лохов, конечно, знал про него и дал, наверно, своему
Гришке фамилию Мелехова.
Откуда был родом Мелехов? Да вот тут недалеко, с
хутора Бирюковского.
Неоценимый вклад в краеведение внёс житель
станицы Вёшенской полковник в отставке, ветеран
гражданской и Великой Отечественной войн Грибанов
Алексей Петрович. В одной из своих рукописных книг
;Гражданская война на вёшенской земле. О событиях,
описанных М. А. Шолоховым в романе ;Тихий Дон;;, в
главе ;Бандитизм; он пишет о последних днях банды
Мелехова, которая по численности и дерзости значи-
лась третьей после Фомина и Кондратьева:
;Сам Мелехов (Фёдор – Г.Р.) был уроженец с Тихой
речки. Это был красивый казак могучего телосложения
и страшной силы.
К первому мая 1921-го года была объявлена ам-
нистия всем добровольно сдавшимся бандитам. До-
ведённая до крайности постоянным преследованием
эскадроном Дончека и отрядом конной милиции, меле-
ховская банда решила добровольно сдаться. Для пере-
говоров об условиях сдачи Мелехов прислал в Вёшки
своего представителя. Начальник политбюро Верхне-
Донского округа Дегтяревский решил сам поехать в
банду для личных переговоров с главарём банды. С со-
бой Дегтяревский взял милиционера Блохина Ивана
Михайловича.
Вот что рассказал мне Иван Блохин об этой поезд-
ке: посланец Мелехова привёл их в заболоченный лес
за Решетовской речкой у границы Вёшенской и Мигу-
линской станиц, где их встретил выставленный дозор
и проводил на место встречи. Здесь в густом лесу в на-
скоро поставленных шалашах жило около тридцати
грязных, с заросшими лицами, завшивевших и одичав-
ших бандитов разного возраста.
После взаимного знакомства и недолгих разгово-
ров на расстеленных попонах гости выложили баклагу
спирта и закуску, папиросы. За выпивкой окончательно
договорились о порядке следования в Вёшки. Потом
после недолгих сборов Мелехов подал команду на по-
строение и банда в полном порядке при полном воору-
жении во главе с Дегтяревским и замыкающим Иваном
Блохиным направилась в Вёшенскую, и после некото-
рой политической и организационной работы банда
Мелехова превратилась в кавалерийский взвод красно-
армейцев во главе с комвзвода Мелеховым.
При очередном отправлении из Вёшек работников
учреждений, прикомандированных из области, доку-
ментов и материальных ценностей, мелеховский взвод
был назначен сопровождать эту ;оказию; из десятка
подвод и несколько десятков людей. За хутором Гра-
чёвским на ;оказию; налетела банда Фомина численно-
стью в сотню конных. Мелеховский взвод с успехом
бил налёт многочисленной банды и даже нанёс ей урон
в живой силе. Эта стычка в какой-то степени явилась
проверкой надёжности бывших бандитов и послужила
как бы реабилитацией их.
Взвод Мелехова вошёл в состав эскадрона Донче-
ка под командой Лодашко. В составе этого эскадрона
взвод Мелехова весной 1922 года принимал участие в
окончательном разгроме банды Фомина.
Уже по слабому весеннему льду эскадрон Дончека
переходил Дон по доскам от разобранного хлебного
амбара. Благополучно преодолев Дон по ненадёжной
переправе, эскадрон вытянулся в походную колонну
по земляной дамбе, идущей тогда по правому берегу от
переправы до хутора Базковского. Эта насыпная дамба
имела боковые стены каменной кладки и три моста на
дубовых сваях для прохода весенних паводковых вод.
Эскадрон прошёл по дамбе примерно с полкилометра,
когда едущий впереди командир эскадрона Лодашко
вызвал к себе командира взвода Мелехова. Пропустив
Мелехова вперед, Лодашко выстрелил ему из нагана в
спину. Медленно повернувшись в седле в сторону стре-
лявшего, он матерно выругался: ;…и убить-то как сле-
дует не умеешь;. После второго выстрела Мелехов стал
валиться влево и мягко упал на дорогу. Мелехов был за-
стрелен по постановлению политбюро ;чека; за маро-
дёрство. После спада весенней воды долго лежал под
стеной дамбы страшно раздувшийся труп Мелехова,
покрытый плёнкой ила, оставленного мутными водами
половодья.
Банда Шибалка. Основу составляли отец и четыре
сына казачьей семьи Макаровых с хутора Вязовского
Еланской станицы. Формально банду возглавлял глава
семейства Данила с огромной бородой в виде лопаты.
Когда-то хуторяне наградили его кличкой Шибалок.
Однако главарём был старший сын Шибалка - Максим.
Младшие сыновья Данилы – Василий, Иван, Егор.
Эта банда втихую промышляла по вёшенским и
еланским хуторам, убивая советских работников. За всё
время её существования она ни разу не подвергалась
разгрому в бою.
Конец банды. Сам Шибалок был кем-то подстрелен
ночью на Зимовной речке хутора Ушаковского и там же
умер на базу одной казачки, где ещё с осени 1921 года
были сделаны под землей и замаскированы жилые зем-
лянки.
По делу этой зимовки было привлечено к ответу
несколько ушаковских казачек. Всех их присудили к
расстрелу в краснотале за Вёшками. Одна из женщин с
места казни сбежала, но утром милиционеры задержа-
ли её в хуторе Черновка, привезли в Вёшенскую и при-
говор суда привели в исполнение.
Два младших Макаровых в разное время были об-
наружены убитыми. Максим был схвачен эскадроном
чека на хуторе Вязовском. Главаря банды привели в ст.
Еланскую. Здесь его с хомутом на шее провели по ули-
цам станицы и зарубили на станичной площади.
Василия убил товарищ из той же банды и явился с
повинной в политбюро.
Так весной 1922-го года закончились дни банды
Шибалка, прозвище которого было использовано М. А.
Шолоховым в известном рассказе.
К воспоминаниям А. П. Грибанова остается лишь
добавить, что в речи верхнедонцев слово ;шибалОк;
имело и нарицательное значение; ;шибалками; назы-
вали невоспитанных людей, хулиганов, отступников от
сложившихся норм поведения и морали.

Кочетов Николай Семёнович, житель станицы Вё-
шенской:
– Родился я в хуторе Терновском Еланской станицы
пятого мая 1904 года. Семья у нас была большая: отец,
мать, три брата женатых… и все жили в одном доме,
один другого почитали, не ругались…Да чего там го-
156 157
ворить, слова дурного никто ни от кого не слыхал. А те-
перь глядишь, поженились, а завтра разошлись…
В четырнадцатом году – хоп! – война. Старшего бра-
та Василия на фронт забрали. Тут уж никуда не денешь-
ся: Россию надо защищать, Отечество. Потом слышим:
царя скинули. Одна революция, вторая… а мы как жили
на хуторе, так и живём: пашем, сеем, скотину водим… И
дожились: пришли в восемнадцатом году красные, во-
енные порядки начали устанавливать, а оно у нас и до
этого неплохо жилось: кто работал, не ленился – у того
всё было.
Неплохо жила и наша семья.
Потом казаки верховых станиц восстали против
красных. Я мальчишкой тогда был, в боевых действиях
не участвовал, но от людей слыхал: нельзя красных вол-
ков на Дон пускать, они бьют и стреляют кого поподя.
В девятнадцатом году всё это началось, весной, и
до самого лета наши казаки держали оборону. А потом
красные из Воронежской губернии, с Хопра стали тес-
нить. И все наши хуторные – и мы с ними – пошли в от-
ступление. У хутора Рубёжного Дон вброд переходили:
лошадей, обозы переправляли, овец перегоняли – и
кой-какие топли.
Дошли мы в первое отступление до Боковской ста-
ницы. И почти всё лето жили в степи.
К осени красных отогнали назад, и мы вернулись
по своим местам. В хуторе старые люди оставались, а
большинство наших хуторных бросали всё на произвол
судьбы.
Ну, вернулись, а в декабре стали наши казаки отсту-
пать повторно. Дон у Рубёжного переходили с лошадь-
ми по льду. Дня три жили в этом хуторе у нашей тетки
Хритинии Мартыновны Бесхлебновой. С Рубёжного
пристали к обозу и поехали: Боковская, Краснокутская,
Рубашкин (Немецкая колония была в этом хуторе. Они
не отступали, а мы отступали и не знали , где красные).
Дальше пошли на Обливскую, Морозовскую, ишо
дальше – Хомутец, Елсуб, Маныч, Тимашевская станица.
В Тимашевской начались болезни, тиф, воши.
Страшно гибли люди. Тут мы похоронили хуторных
Овчарова Петра Аникеевича (из полка прибыл в обоз),
Клягина Ивана Климановича и Летнева Герасима Игна-
тьевича (парень иш неженатый), закатали в одну бурку,
без гробов троих в одной яме схоронили…
При обозе мы шли, девятнадцатый или тридцать
третий полк, точно не помню. Отец был повар хороший,
и он поступил на кухню варить.
Помню, из полка казаки приезжали, с фронта и го-
ворили: ;Ермаков Харлампий бой ведёт, он должен по-
дойти;. Слышал о нём часто, а какую роль он играл – не
знал тогда.
На лошадях верхами едем… Под Краснодаром сби-
лось много народа. Мы тут с отцом сразу разбились, и
мне сказали, что его там убило.
А брат Яков с казаками с самого начала вперёд нас
пробились до Боковской, и их там красные застали.
Они в одних штанах убегали. Паника была, был такой
настрой. Ага, пришли они назад в Елань, а там уже Со-
ветская власть. ;Чё?;, – спрашивают. ;Ды отступали…;.
– ;Идите домой да работайте;, – сказали им красноар-
мейцы.
Георгафинская станица. Я продал коня за красные
;колокола;, взял триста рублей (донские деньги были
тогда такие).
Новороссийск. Числа 19-20 марта 1920 года тут на-
билось наших много. Особенно еланских, вёшенских…
А с Елани все ж купцы… Парамонов предоставил куп-
цам еланским свой пароход и без горя все погрузились.
Последний наш станичный атаман Атланов отступил,
дьякон Орлов, дьякон Зайцев, купцы Обоймаковы,
Хренниковы, Юрий Яковлевич Оплётов – хозяин Елан-
ской мельницы, ;американка; у него была. (Ну, вот, в
Ващаевке на мельнице стоял швейцарский двигатель,
158 159
а в Елани – американский). Грошевы (семья офицеров),
Гуляевы (под Безбородовским у них была мельница во-
дяная) – тоже на пароход сели.
Вот тебе в Новороссийске корабли отошли от бере-
га, а красные по ним начали стрелять. Там здание на бе-
регу было, таможня, што ли… флаг красный выкинули,
из неё стрелять начали. А с кораблей как дали - всё раз-
били. Там ить на кораблях такие орудия стояли…
А у нас Василий Фёдорович Кочетов, родственник,
воюет с красными вместе, а его братья Алексей Фроло-
вич и Иван Фролович отступают на стороне белых (род-
ственники наши далёкие по деду).
Я и ишо там со мной хуторные собирались уезжать
в Грецию, Болгарию… Скорей в Болгарию! А родствен-
ники Алексей и Иван: ;Куда ты? Держись при нас. Васи-
лий наш в красных служит, он поможет нам;. И они при-
остановили мои намерения.
Ага, остаёмся мы, красные всю нашу шайку каза-
ков 20–25 тыщ вывели из города, разоружили у кого чё
было – и на Ростов пешим порядком в распоряжение
коменданта.
Человек пятнадцать сопровождало нас. Мы, моло-
дёжь, не выдержали, сбежали, голод-то страшный был –
мы и удрали ночью.
Тут вот ещё что было. Когда мы подходили к реке Про-
токе, я встретил Панфилова Дмитрия, он знал нас хорошо.
Я, значит, ему: ;Отца убило под Краснодаром;. – ;Ды отку-
да?! Неправда! Тут он!;. И мы стали ходить с ним и кри-
чать во всю глотку: ;Кочетов! Кочетов! Алё!;.
Встретили Выпряжкина Михаила Герасимовича (из
Терновского тоже был): ;Да это подо мной коня уби-
ло…;.
…И нашёл – таки отца. Встретились с отцом, обня-
лись: ;Ну, теперь давай не разбиваться;. А тут отца за-
гнали в бригаду баржу тянуть по Протоке. Мост ремон-
тировать. Протока нас и разделила опять.
Мост на реке разбитый был, мы ночью пеши пе-
решли по нему. А он в воде лежал. Перелезли на другой
берег, прицепились к поезду, доехали до Кущёвки, и тут
нас ссадили, повели. Глядим, таран-баня стоит (бочка
железная, костёр вокруг горит); помыли нас, обмунди-
рование дают, записывают кто такой, откуда – в армию,
значит, нас.
Через несколько дней всю нашу колонну, из какой
я сбежал, в Кущёвку пригнали… Глядь – отец идёт. (Его
звали Семёном Фёдоровичем, 1872 года рождения он
был). И опять мы встретились.
Из Кущёвки старые пошли на Ростов, а из молодых
сформировали рабочий полк в составе 8-й армии. В
апреле винтовки повыдали, погрузили в эшелоны и по-
тянули назад, повезли в Грозный, а он весь сгорел - и
станция сама.
Становимся в казарму, ловим бандитов, контрабан-
ду, мародёров. А утром приходят рабочие, разбирают
нас кого куда. Мне припадало всё время на железной
дороге работать. ;Ну, мы тебя на инженера пошлём
учиться;, - шутили рабочие. Чё ж, здоровый был, в ра-
боте горячий.
И тут смотр. Приезжал, наверно, сам Тухачевский. В
белом кителе, на машине…
Выстроили нас. Скомандовали: ;Командный со-
став – десять шагов вперёд! – И нам: – У кого какие пре-
тензии – выходите вперёд!;. А мне с дома справку при-
слали, какого я года рождения, отдал я её начальникам.
Комиссия там была, я ей всё рассказал, что я несовер-
шеннолетний.
Потом вызывают в штаб: сдавай всё и отправляй-
ся по месту жительства. Денег дали в батальоне, билет
дали, еду на поезде. Остановка моя – станция Милле-
рово.
Вечером поезд был. Через Ростов ехал. Ды уснул
так в поезде, что проехал Миллерово, в Чертково меня
разбудили.
26 октября 1920-го года было, пошёл пеши домой,
через Дёгтево, Сетраково… День шёл, и останавливают
меня какие-то военные, поглядели документы, и заби-
рают меня. Везут назад в Чертково – и в подвал кинули.
Ночью, к утру, как поднялась стрельба пулемёт-
ная… Потом всё стихло, кто-то сбил замок на дверях,
вывели меня во двор другие уже военные. Все в чёрных
шинелях, с винтовками. Тут же походная кухня стоит,
готовится обед. Спрашивают у меня: ;Знаешь, кто тебя
освободил?; – ;Не знаю, кто меня посадил и кто осво-
бодил;. – ;Тебя освободила межрайонная милиция Ка-
занская и Вёшенская. А то была махновская банда;.
А на мне английская форма, обмотки… Милицио-
нер Иван Михайлович Блохин накормил меня и сказал:
;Ты Антиповку обходи, там банда Мити Шибалка: Мак-
сим, Васька, Иван – сыновья с ним;.
…И вот подошёл к Дону. Деньги были, а плавать не
мог. Пошёл по берегу. Лодка на верёвке. Отвязал её, на
рассвете переплыл реку и пошёл лесами до самого Сол-
датовского хутора. Переночевал. И вот на другой день
вхожу в Терновской… Старухи стояли в проулке, а я
им: ;Скажите, как на Слащёвскую пройти?; – ;А вот, на
Малахову гору;. И ни одна из них не признала меня…
Встречаюсь с женщиной, чьёго мужа хоронил…
Прихожу домой. Отец сидит – чирики шьёт, Яков –
хлеб в поле косит. А Митя Шибалок узнал, что я красный
– и прибыл. А отец служил при дворце его величества.
Прискакал Митя ночью. Как начали греметь в
дверь!.. Отец выходит. ;У тебя сын пришёл?; – ;При-
шёл;. – ;О-о…у тебя овцы есть…;. Бабку подняли:
;Вари мясо!;. И ко мне: ;Ты коммунист?; – ;Ды нет,
нет…;. – ;Семён (это он отцу), гляди, если он коммунист,
повешу тебя первого;.
А мой отец и Митя в Еланской станице водили попа
под руки на ердань в Крещение. Ердань – прорубь во
льду вырубали на Дону, попа под руки вели, а он крест
на голове нёс. Много народа сходилось. Бывало, и лёд
проваливался.
Потом я служил действительную. Редко у нас кого
брали тогда на службу. А меня взяли. Из армии пришёл
в двадцать восьмом, в партию вступил (а кандидатом
меня приняли на службе).
Ишо чё? В колхоз подали заявление в тридцать вто-
ром году. И тут незадолгим отца вызывают в комсод –
посадили. На тринадцатый день умер в Вёшках. Крема-
ция – в Дон, под лёд. В тридцать втором, в марте было…
В Лебяжий на ссыпку я пошёл, зерно там есть разреша-
ли, а с собой нельзя… А народ голодал тогда страш-
но…
И вот посылают меня, как коммуниста, председа-
телем колхоза, туда – за Дон. Просо посеяли и хотели
оставить на семена. А нельзя было. Проверка в колхоз
приехала, и один такой, Водолазкин по фамилии, зало-
жил меня.
И вот бюро. Надо мной посмеиваются уже: дадут
все три тяги. А это значило: исключить из партии, снять
с работы, отдать под суд. Две тяги принял: исключили
из партии, сняли с работы.
Незадолгим наш колхоз дожился, нас выгнали из
собственного дома и продали в Вёшки лесхозу, и в нём
теперь Кобылецкий живёт. Ходил я тогда в контрольную
комиссию к Стельмашевскому, да толку-то…
Да, а восстание в девятнадцатом году с Фомина по-
шло. ;Ха, я воюю за Советскую власть, а у моей матери
хлеб забрали;, – и повернул против красных. За ним по-
вернули все.
Фомин большую роль сыграл в восстании, и Шоло-
хов о нём тоже написал в ;Тихом Доне;.
Началась Великая Отечественная война. Опять я
попадаю в Новороссийск, опять через тот же тоннель
везут нас. Потом на Одессу направили в составе Перво-
го морского полка. И всю войну, до победы был на пе-
редовой – и ничто меня не брало: ни пуля, ни бомбы.

… Ну, вот и вся жизнь. Все тяги принял, и ещё ни-
чего, жив, слава Богу, только вот пенсию получаю ма-
ленькую. А беда в этом одна: рано родился… Шутка ли,
пять перестроек пережил, а на что они были мне нуж-
ны? Жили б мы все там, в Терновском, хлеб растили, и
не было бы у нас теперь заброшенных хуторов.
Вот о чём я теперь думаю…
«ПОСЛЕДНИЙ НОНЕШНИЙ ДЕН;ЧЕК…»
Эти слова из старинной казачьей песни: ;Послед-
ний нонешний денёчек гуляю с вами я друзья… А
мне служба, служба предстояла – спешу я коника сед-
лать…;. Я бы сказал, что художественный образ этих
строк целиком и полностью можно примерить к судьбе
Шолохова-бойца. Он остаётся с нами и для нас на бес-
срочной службе.
И когда мы это с прошествием времени начинаем
осознавать и понимать, то каждое слово о последних
минутах жизни дорогого нам человека становится на
вес золота.
Борщёва Валентина Ивановна, дежурная медсе-
стра, которая работала в доме М. А. Шолохова в послед-
ние годы его жизни:
– Помню, это было 16 марта 1981 года. Мне дове-
рили подменить человека, который дежурил до этого у
Михаила Александровича Шолохова. И когда я узнала,
что именно мне идти, то я не могла после этого долго
успокоиться: сохло во рту, места себе не находила.
И вот первый раз пошла в дом к Шолоховым. Встре-
тила меня Мария Петровна, проводила наверх. Михаил
Александрович сидел в кресле. Посмотрел и сказал:
– Здорово.
Я поприветствовала его.
– А зачем же ты губы накрасила? – спросил Шоло-
хов.
Ответила уж и не помню как, а он снова:
– Сколько же у тебя детей?
– Двое.
– Маловато…
Работала я дежурной медсестрой у Шолохова три
года. Каждое утро Михаил Александрович просыпался
в одно и то же время, умывался, завтракал и садился за
рабочий стол.
Михаил Александрович был очень честный, возле
себя он не позволял плохого, что-нибудь скрыть от него
тоже нельзя было. И когда он уже был в тяжёлом состо-
янии, то мы, медсёстры, даже не верили, что он очень
болен – ведь и вида не подавал: был разговорчив, шу-
тил.
…До последнего читал он Жукова и Рокоссовского.
Слёзы, бывало, текли у него из глаз, и он говорил: -По-
глядите, девчата, целая дивизия погибла…;.
Я счастлива, что мне довелось быть рядом с таким
человеком в последние минуты его жизни. Стремлюсь в
своих детях воспитывать всё хорошее: мужество, чест-
ность, трудолюбие, любовь к людям и нашей Родине.
Карноушенко Владимир Трофимович, врач
кардиолог, кандидат медицинских наук:
– Я был лечащим врачом Михаила Александрови-
ча… В 1982 году его положили в Кремлёвскую больни-
цу. Через некоторое время поехал я навестить его…
Захожу в палату. Он увидел меня, обрадовался. Даже
слёзы на глазах появились. Обнял меня:
– Ну, как там, в Вёшках?
Я ответил:
– Да Вёшки стоят на месте… Вы-то как, Михаил
Александрович?
– Как… Погляди в окно…
164 165
Я посмотрел и ничего особенного не увидел. С эта-
жа только и видно: сосны, ели стоят сплошной стеной.
А он снова:
– Ну, что увидал?
– Да как будто ничего особенного… – говорю.
– Да лес же…и я в нём как волк… Нет, всё решено,
через два дня едем в Вёшки.
Рядом с Михаилом Александровичем находилась
Мария Петровна, она высказала своё мнение:
– Ещё чего не хватало… Вот что врач скажет, то и
будет.
Но Шолохова в московской больнице уже ничто не
могло удержать…
С 20 на 21 февраля, около полуночи, мне позвонил
из дома Шолохова врач, присланный из Ростова (мы с
ним дежурили по очереди). В трубке услышал его голос:
;С Шолоховым плохо. Приходите;. Я – мигом на усадьбу.
Михаил Александрович лежал на кровати. Рядом с ним
– Мария Петровна. Пощупал пульс – едва-едва билось
сердце. Тут же была дочь Шолоховых Светлана Михай-
ловна и медсестра Таисия Сидорова. Я сказал ей, что
надо сделать укол сульфокамфокаина.
Она сообщила:
– Михаил Александрович категорически отказыва-
ется от всяких уколов.
Я настоял:
– Делай укол, надо поддержать работу сердца.
Она при мне сделала инъекцию внутримышечно.
Больной словно проснулся:
– Что вы мне сделали?
– Михаил Александрович, сульфокамфокаин, сер-
дечко поддержать надо.
– Да зачем это надо… лишних два часа… буду… –
с юмором, как всегда, ответил Шолохов и взял в свою
руку ладонь Марии Петровны.
А через пятнадцать минут он умер в присутствии
меня, Светланы Михайловны и медсестры Сидоровой.
На часах было 1.40 ночи 21 февраля 1984 года.
ОН НАЗЫВАЛ ЕГО АТАМАНОМ
В приемной комиссии Ростовского инженерно-
строительного института задавали вопросы:
– Булавин?.. Откуда вы у нас?
– Зимовниковский конный завод. Родился в селе
Сандаты, Сальского района.
– Вы закончили школу с медалью?
– Да.
– Прекрасно... Нам такие нужны. Допиши, пожалуй-
ста, место работы отца, занимаемая должность, – и сек-
ретарь приёмной комиссии с любопытством смотрела
на ладно скроенного, загорелого парня: громкая, из-
вестная донская фамилия…
;Отец: бригадир конезавода;, – макая перо в чер-
нильницу, написал Николай, а перед глазами вставали
родимые степи с колышущимися гривами рыжего ко-
выля в восходящих лучах солнца, плывущие в бескрай-
нем степном море табуны лошадей, шум веялок на току,
лязг и скрип грузовиков, доверху заполненных отбор-
ным зерном нового урожая и… он – Николай Булавин
– рабочий тока, весовщик и заведующий в одном лице,
щелкал бегунком весов, выписывал шоферам транс-
портные накладные. Вот, как раз тогда, на току, прояви-
лись организаторские способности юноши, ковался ха-
рактер лидера.
Николай с пятого класса помогал отцу (кроме него
в семье было ещё шесть братьев и сестер).
И вот он уже студент. Но вскоре началось разоча-
рование. Поспешил Николай с выбором профессии.
По натуре он был не строитель, а хлебороб. Он вырос
166 167
на земле, среди простых людей и этим простым лю-
дям хотелось посвятить свою жизнь. И Булавин броса-
ет институт ;городской;, едет в Персиановку, в Азово-
Черноморский, на агрономический факультет.
Появились новые друзья, и среди них – Валя-
Валюша-Валентина. И он и она – отличники в учёбе. По-
знакомились, и вскоре сыграли свадьбу.
В 1957 году молодая семья Булавиных, Николай
Александрович и Валентина
Константиновна, получив дипломы ученых агро-
номов, с двухлетним сыном Александром приезжают
по направлению в Кружилинский овцесовхоз. Николай
Александрович получает должность главного агроно-
ма, а его жена – агронома-семеновода.
Шел скоротечный май. ... А ровно через пять лет
уходит на пенсию директор совхоза Терентий Тихоно-
вич Зимин и вместо себя рекомендует Николая Алек-
сандровича Булавина. И с приходом молодого дирек-
тора хозяйство крепнет. К Булавину уже едут за опытом
соседи, его фамилию ставят в пример. Многое зависело
от специалистов высшего и среднего звена. С ними ди-
ректор нашел общий язык. До сих пор ветераны труда
помнят Булавина, как своего родного. Бывало, ;отчих-
востит;, а в конце концов скажет: ;Ладно, давай думать
вместе;. Или строго: ;Приступай к выполнению зада-
ния;.
Вот он, костяк специалистов хозяйства, с которыми
работал Булавин: Евгений Сергеевич Балашов – глав-
ный инженер, Владимир Иванович Шарганов – ветврач,
Виктор Митрофанович Беланов – главный зоотехник,
Алексей Иванович Каргин – заведующий мастерской,
Александр Антонович Волошенко – главный бухгалтер,
Александра Ивановна Лиховидова – экономист, Екате-
рина Никитична Горина – прораб, Валентин Андреевич
Софин – агроном отделения, а затем главный агроном.
Булавин переживал за общественное производ-
ство, как за свое собственное. Лидером он был с дет-
ства, а сельскую жизнь знал не только по книжкам. А
Валентина Константиновна вела в хозяйстве семено-
водство, да плюс за ней была овощная плантация.
Жили Булавины, работали, отдавая всю душу и вре-
мя своей профессии, не задумывась, что жили рядом с
Шолоховым. Но однажды Булавин пришел домой и чуть
ли не шепотом протянул: ;Шолохов завтра приедет...; А
предлогом были эдильбаевские овцы, привезенные по
предложению писателя из Казахстана. Их недавно раз-
местили на втором отделении. Что будет интересовать
Шолохова – кормление, содержание? Булавин волно-
вался, морально готовил себя к этой встрече.
Вместе с Михаилом Александровичем Шолоховым
приехали в совхоз первый секретарь Вёшенского РК
КПСС Петр Иванович Маяцкий и начальник управления
сельского хозяйства Геннадий Андреевич Самойленко.
Из конторы – к кошарам. Отара как раз была на пастби-
ще. Машины остановились в степи. Шолохов был спо-
коен, нетороплив. Курил, задавал вопросы: ;А как вы
думаете, приживутся овцы на донской земле? А что ду-
мает директор совхоза?;. Булавин отвечал: ;Эдильбаи
чувствуют себя прекрасно. Степь – вот она вся;. Шо-
лохов посматривал на Булавина: крепкая у него кость,
знает производство.
Булавин тогда впервые видел Шолохова, не зная
еще, что судьба сведет их на многие годы; встреча в сте-
пи положит начало крепкой мужской дружбе.
И уже в конце 1969 года Николай Александрович
становится председателем Вешенского райисполкома
(А если по-казачьи – юртовым атаманом). Секретарь
Шолохова И.Погорелов уступает Булавину свою кварти-
ру возле пристани.
Как-то в начале лета 1970 года Валентине Констан-
тиновне Булавиной позвонила жена Петра Ивановича
Маяцкого, Мария Даниловна: ;Валентина, дуй ко мне, у
нас впервые будет обедать с семьей Михаил Алексан-
дрович. Поможешь накрыть стол;.
168 169
В дом к Маяцкому к назначенному времени приш-
ли Михаил Александрович с женой Марией Петровной,
Иван Петрович Громославский с женой Евдокией Се-
меновной, Лидия Петровна, с мужем Кирилловым, сын
Шолохова Михаил Михайлович.... На стол подавали уху
из свежей рыбы хозяйка квартиры и жена Булавина.
Все было просто и буднично. Доволен был хозяин Петр
Иванович Маяцкий, довольны были гости. Шолохов на
этот раз не отличался разговорчивостью. Запомнился
лишь Валентине Константиновне комплимент Шолохо-
ва: ;Ну, Валентина, умеешь подавать...;
Гости уходили с благодарными улыбками, а Миха-
ил Александрович, похвалив хозяина за недавно про-
веденный ремонт дома, предложил в очередной раз
отведать ухи за его столом. Но осталась какая-то невы-
сказанность. Районное начальство ожидало каких-то
перемен. Что-то знал Шолохов, но умел до определен-
ного времени молчать. А перемены назревали вот ка-
кие: предстояла ;дележка; Вешенского района: на его
базе создавался новый Боковский район. ;Кого туда на-
значат первым?; – возникал не праздный вопрос.
В начале декабря этого же года Шолохов снова
пригласил к себе первых руководителей района: Маяц-
кого и Булавина. ;Ну что, ребята, давайте, как в семье:
когда младший сын женится – старшего отделяют;, –
подытоживал встречу бессменный депутат Верховного
Совета СССР. Старшим был, конечно, Петр Иванович.
Ему, стало быть, принимать руководство в новом Боков-
ском районе.
17 декабря Булавин освобождается с должности
председателя Вешенского райисполкома и в этот же
день избирается первым секретарем РК КПСС. Булавин
с семьей переселился в тот самый дом, в котором жил
Маяцкий. В этом доме, что на углу ул. Шолохова и пер.
Розы Люксембург, жили почти все секретари Вешенско-
го района. Булавин – последним. Он был вхожим в дом
Шолоховых в любое время суток. Бывало, с Шолоховым
Николай Александрович разговаривал по телефону или
встречался лично по нескольку раз в день. И это были
не просто встречи, а деловые беседы. Чаще всего за со-
ветом обращался к Шолохову партийный секретарь Бу-
лавин.
Если Петру Ивановичу Маяцкому выпала честь за-
кладывать основу производственных мощностей в
районе, то Булавину пришлось воплощать в жизнь мно-
гие проекты, согласуя их в первую очередь с депутатом
Верховного Совета СССР, писателем М. А. Шолоховым.
Было о чем докладывать: строился санаторий, затем
аэропорт, мост через реку. И не только это. Булавин
разворачивался в отдаленных хозяйствах. По его ини-
циативе строились механизированные комплексы в ху-
торах Андроповском, Калиновском.
Булавин стремился улучшить жизнь людей в ;не-
перспективных; хуторах через организацию новых со-
вхозов. Строились не только комплексы, но и жилье,
дороги, и в этом ему огромной поддержкой был Шо-
лохов. Сколько было послано писем, просьб за подпи-
сью депутата: ;Ходатайствуем...;, ;Просим включить в
план...;.
Николай Александрович спешил строить дороги с
твердым покрытием. При нем все центральные усадьбы
хозяйств были соединены со станицей асфальтирован-
ным полотном.
Булавин был самым близким к Шолохову. И тот по-
отечески уважал его, принимал за родного сына, на-
зывал иногда атаманом. Пожалуй, писатель не ошибал-
ся: было в характере партийного лидера настойчивое
желание трудиться с пользой для народа. Живчиком
гуляла в нем кровь на созидание. Не строил он себе
;хоромы;, а довольствовался предоставленной квар-
тирой. Был строг к подчиненным, но мог и поговорить
по душам, по-человечески. По ночам читал о новинках
сельскохозяйственного производства. Однажды в пур-
гу весь вечер не находил себе места: в Моховском гурт
170 171
нетелей стоял под открытым небом, и воспринимал это
как свой просчет. А утром спозаранку размашистым
шагом спешил в райком. И не было у него, как говорит-
ся, ни выходных, ни проходных. А если и случались сво-
бодные часы, то занимался подворьем: полол на своих
грядках сорную траву, поливал свои помидоры, земля-
нику, сам чистил с Валентиной Константиновной курят-
ник. А все остальное время, как выразился однажды Бу-
лавин, ;бежал в белый свет;. Он стремился этот белый
свет изменить к лучшему. Он продолжал шолоховское
горение за правду жизни – и сжег, спалил себя пре-
ждевременно.
Булавин не раз вспоминал о последних встречах с
Шолоховым. Особенно запомнилось сопровождение
писателя из московской больницы. Спецрейс в Вёшен-
скую, на борту самолета был уже безнадёжно больной
Шолохов. У постели, рядом с Марией Петровной, сидел
Булавин. Михаил Александрович не говорил, но глаза
его были живы, и они многое еще могли рассказать. На
этот раз Булавин прочитал в них просьбу: сделать над
Вёшенской прощальный круг. Пожелание больного
передал пилоту, и тот пропустил посадочную полосу
под самолетом, пошел по кругу над разродимой шоло-
ховской сторонкой, дважды пересекли стремя тихого
Дона, охваченного зимней стужей, качнули крылами
над березовыми колками ендов, промчались в вышине
над зелеными квадратами молодых сосен, над станич-
ной площадью, мимо заскучавшего двухэтажного дома
писателя, мимо станичной церкви и, развернувшись
где-то под Дубровкой, самолет, наконец, пошел на по-
садку. Тогда Булавин еще не знал, что он отметит в сво-
ем календаре скорбным днем 21 февраля...
Булавин... Он сделал для Шолохова все, что мог. Он
еще при жизни писателя восстановил его родительский
дом, негласно поставил охрану. Более 15 лет работал
Булавин рядом с Шолоховым. Он был его правой рукой.
После смерти М.А. Шолохова Булавину было предложе-
но возглавить Государственный музей-заповедник. 12
сентября 1984 года он официально вступил в эту долж-
ность. Надо было начинать всё с нуля. В зиму разверну-
ли реставрационные работы в бывшем Доме пионеров.
Здесь запланировали открыть литературную выставку.
За новое дело Николай Александрович взялся с усер-
дием. Он сразу начал закладывать фундамент музея-
заповедника. Из Москвы финансировали скупо, но и то,
что выделялось, надо было умело осваивать. Возможно,
кому-то Булавин не нравился, кому-то не угодил. Ска-
зать следует вот о чём: он был личностью своего време-
ни. Сказано – сделано, и в этих двух словах, возможно,
был весь Булавин. Он оставался самим собой даже тог-
да, когда инфаркт свалил его на больничную койку. На
второй же день ходил по этажам, планируя, какой бы он
сделал ремонт. Но ходить нельзя было... Врачи запре-
щали. И 7 ноября 1987 года в 1 час 30 минут (в это же
время умер и Шолохов) вешенцев, да и все шолохове-
дение, постигло еще одно горе...
По инициативе сотрудников Государственного
музея-заповедника именем Булавина названа одна из
улиц станицы. И Шолохов, и Булавин отдали свои серд-
ца народу без остатка.
... Вспоминаю Николая Александровича незадолго
до смерти. Он широко вышагивал взад-вперед в при-
хожей литературной выставки. Левую руку держал в
брючном кармане, а правой будто что-то раскладывал
по полочкам: ;Вот учтите: мы уже жили при коммуниз-
ме, только никто этого не заметил...;
В стране назревали крутые перемены…

В;ШЕНСКИЙ КОЛОКОЛ

21 февраля – день памяти М. А. Шолохова
Нежданно-вешний ветер гривами косячных лоша-
дей треплет и плещет донскую волну. Дикие утки, об-
любовав стремнину реки напротив Дома-музея М. А.
Шолохова, качаются поплавками, что-то выхватывают
клювами в коловерти, где, по преданию, живет и манит
всякого к себе белорыбица... На эту быстрину с разбегу
натыкается в жемчуге брызг ветер и тает в протоке мел-
кой рябью.
Шолоховский Дон. Пасмурно. Зябко. Сурова и угрю-
ма река в эти февральские дни. Всю зиму не было на-
стоящего ледостава. Чуть забелелся ледок – вновь за-
вихрила сиверка*, неокреплый ледок ломает течение,
тараня крыгами** лесистый крутой берег, выступающий
черным клином перед входом в залив Мигулянка, из-
вестного в прошлом как Садовое озеро древнего го-
родка Вёшки.
Вот тут, на этом берегу, очарованно смотрел на
реку, слушал стоны и песни станичников Михаил Шоло-
хов. Судьба не раз окатывала волнами невзгод дорогую
и милую сердцу землю, и на изломе времен по-сыновьи
чутко прислушивался он к жизни и кистью художника,
страстным голосом певца и поэта указывал путь к вос-
крешению через ад и чистилище.
... И слышен был на Дону дальний выстрел с Чер-
ной речки... И пришло время, что некому, казалось,
заступиться на Руси за веру, за землю. Бежал на Дон в
поисках правды и защиты великий старец и граф с про-
поведью ;Не убий;. И некому уже, казалось, подавать
надежду на жизнь.
* Сиверка – непогода.
** Крыгами – льдинами.
Страна-победительница, взорванная изнутри вра-
гами и предателями, в сатанинской пляске шла на са-
моуничтожение, к обрыву. Но явлены были Руси новые
силы Дома Пресвятой Богородицы, и с Черной речки,
притока Чира, было послано вновь рожденное имя Ми-
хаил – Воина и Архистратига.
70 лет молчал колокол Вёшенской церкви, но слы-
шен был в народе голос Шолохова...
Говорят, Михаил Александрович мечтал проехать
по новому мосту через Дон, а тогда, мол, и умирать
можно. Мост через реку, вместо старого понтонного, –
последний депутатский наказ земляков.
Не услышал Шолохов возрожденного колокольно-
го звона православного храма. Что сказал бы на это?
Как оценил бы сегодняшние перемены? Строго спросил
бы с нас?
… На берегу Дона давно установлена стела: ;стани-
ца Вёшенская;, а в нижней ее части – слова нашего ве-
ликого земляка: ;Милая светлая Родина! Вся наша без-
граничная, сыновья любовь – тебе, все наши помыслы
с тобой...;
Таким он и был в жизни.
... Медленно, неспешно поднимается рассвет. Чу! –
вновь тревожный звон колоколов плывет над станицей,
над Доном. Это начинается служба в Вёшенской Свято-
Михайло-Архангельской церкви. Имя своё храм носит
почти три столетия…
А на усадьбе, на могильных холмиках Михаила
Александровича и Марии Петровны – тишина, покой.
Живые розы в букетах алеют живыми сердцами. Гово-
рят, Шолохов просил посадить на могиле степную по-
лынь… которая пахнет горечью.
По-русскому обычаю снимаю шапку, перекрещива-
юсь по-православному, с поклоном: вечная память, веч-
ный покой... и кладу на заснеженный бугорок букетик
звенящих в руке лилово-фиолетовых, собранных летом
на скрайке полей и неба, цветов бессмертника.

ИЗ СТАРОГО БЛОКНОТА
Когда сборник был уже свёрстан, я обнаружил в
своём столе ещё одну старую записную книжку с вос-
поминаниями земляков о Шолохове. Долгое время она
значилась у меня утерянной, а теперь с радостью пред-
лагаю читателям открыть новую страницу.
Забралов Пётр Андреевич, 1926 г. р., д. Новый Пись-
мирь, Мелекешского района, Ульяновской области,
ветеран Великой Отечественной войны, переводчик
китайского языка, с 1963 по 1982 год работал сначала
заместителем военкома, а затем военным комиссаром в
Вёшенском районе:
– 4 января 1964 года, когда я служил заместителем
комиссара Вёшенского райвоенкомата, около девяти
часов вечера звонит мне Димитров Андрей, начальник
милиции: ;Собирайся, тебя вызывает дед;. А я уже знал,
что в Вёшках ;дедом; звали Шолохова. И тут же вскоре
приезжает за мной шофёр Михаила Александровича –
Николай Володин.
Приезжаем на усадьбу, я докладываю по-военному:
;Товарищ полковник, по вашей просьбе такой-то при-
был…;. А он: ;А ты откуда рожак?;. Я рассказал коротко
о себе: в войну готовился как переводчик с китайского
языка, получил из округа назначение в райвоенкомат.
Пять лет работал офицером в военкомате станицы Ка-
гальницкой, пять – замом военкома в станице Казан-
ской, и вот теперь получил назначение в Вёшенскую.
Шолохов пригласил к столу:
– Ну, смотрите, мы живём по старой вере…
Рядом с Михаилом Александровичем был его се-
кретарь Андрей Афанасьевич Зимовнов и начальник
милиции Андрей Дмитриевич Димитров, и мы просиде-
ли за разговорами до шести часов утра. С тех пор 9-го
Мая мы каждый год ходили поздравлять Шолохова с
Днём Победы. Часто меня приглашали принимать го-
стей в официальной делегации. И вот что я заметил: го-
сти всегда чувствовали какую-то скованность при пер-
вом знакомстве с Шолоховым, но через две-три минуты
наступало взаимопонимание; Шолохов располагал к
себе своим добрым словом, нередко подкреплённым
шуткой.
А однажды он задал мне вопрос: ;А почему ты у
меня ничего не просишь?;. Я ответил: ;Михаил Алек-
сандрович, а у меня всё есть;.
К чему он это спросил? Потому что от ;просителей;
не было отбоя. Но если раньше люди обращались к Шо-
лохову по жизненно важным делам, то теперь просили
ковры, машины… От таких запросов Шолохову неред-
ко становилось грустно.
Максаев Степан Павлович, житель станицы Вёшен-
ской:
;С 1954 года по 1974 год я жил рядом с переправой.
Работал в заготзерно, а последнее время перед уходом
на пенсию – начальником переправы. В зимнюю пору
часто приходилось переправлять Михаила Алексан-
дровича. Обычно он звонил: ;Еду, ребята;. Мы стара-
лись подогнать паром к этому берегу вовремя. Но когда
шла шуга по реке – переправа осложнялась. Паром мы
не могли подогнать вплотную к берегу, так как лёд со-
бирался, громоздился льдинами – и ни к тому берегу не
пристать, ни к этому.
Чаще всего такое было весной, в ледоход.
Как-то Шолохову потребовалось на Базки ехать.
Приехал, а мы паром изо льда вырубаем. Люди нас
ждут, мёрзнут на холоде, машины длинной очередью
по Мостовому переулку вытянулись. Шолохов посидел-
посидел в машине, выходит к людям и говорит: ;Чем
мёрзнуть, давайте споём, станцуем;.
Козлов Иван Георгиевич, 1936 года рождения, ху-
тор Андроповский , сторож совхоза ;Поднятая целина;:

;В 1958 году, весной, 25 марта, был сезон открытия
охоты на перелётную птицу. Ну, у нас там есть озеро
Фроловы Осинки. Я пошёл туда за день вперёд, сделал
скрадок и сидел газетку читал. Вообщем, замаскировал-
ся. Вдруг слышу – машина. Ну, думаю, попался: мили-
ция. (Открытие 25-го, а я 24-го… на мне ружьё, патрон-
таш…).
Мне было деваться некуда. Гляжу – Михаил Алек-
сандрович Шолохов. Он подзывает меня: ;Ну что, охо-
тимся?;. Я говорю: ;Готовлюсь к завтраму;. – ;Есть чё?;.
– ;Да так, налетают чирки;.
Он расспросил – кто я, что и пригласил на охоту.
Мы поехали на Галицины балки, к Севостьяновскому
туда. Уток много было по лощинам. Мы подстрелили
штук восемь уток: я две и он шесть.
Обратно ехали ночью. Довёз он меня почти до
дома. Я тогда жил в Верхне-Андроповском. Остано-
вил машину: ;Ну, не боишься, не заблудишь?; – ;Да вы
что?!;.
Шолохов был на вездеходе защитного цвета. За ру-
лём сидел шофёр и, наверно, его секретарь в сопрово-
ждающих.
Это была единственная встреча с Шолоховым, и за-
помнил я её на всю жизнь;.
Грачёв Пётр Матвеевич, 1909 года рождения, хутор
Калиновский, брат писателя-дальневосточника Алек-
сандра Матвеевича Грачёва:
;В 1938 году я ловил рыбу в Старом Дону. Стоял
август. Где-то в полдень дело было. Сижу я у берега на
лодке. Гляжу – подходит ко мне человек. Я сразу при-
знал в нём Шолохова, но вида не подал. А он поздоро-
вался со мной и говорит: ;Помоги моей беде;. – ;А ты
кто такой?; – спрашиваю. ;Я , – говорит, – Михаил Алек-
сандрович, а тебя как зовут?; – ;Я – Грачёв Пётр, из
Меркуловского…;. Шолохов смотрит на меня испытую-
ще, интересуется: ;Кем тебе доводится Александр Гра-
чёв?;. Я отвечаю: ;Брат родной;.
Потом Шолохов рассказал о своей беде: крючком
зацепил за корягу и ему жалко было рвать леску.
;Может, ты поможешь? – просил Михаил Алексан-
дрович. – Заплывёшь на лодке и отцепишь.; – ;А коль-
цо есть железное?; – Спрашиваю. ;Нет;, – говорит. Тог-
да я из хвороста сплетаю кольцо, привязываю к нему
груз, заплываю к тому месту, где Шолохов рыбалил,
беру удочку, пропускаю удильник через кольцо и бро-
саю его по леске. Груз дёрнул вниз леску и отцепил
крючок от коряги.
;Ну что ж, приезжай к нам на уху, – сказал Шолохов.
– Мы с Марией Петровной пари заключили: кто первый
сазана поймает – тому приз. Так что ждём.;
Мария Петровна тогда первой поймала огромного
сазана. Но я из-за скромности на уху не пошёл;.
Рыбин Никифор Филиппович, 1914 года рождения,
уроженец хутора Захаровского, бывший бригадир трак-
торной бригады Колундаевской МТС Терновского кол-
хоза:
;Примерно в 53–54-х годах я был на полевом ста-
не, – он возле речки стоял на горе. Подъезжает машина
легковая, бежит от неё человек: ;Иде кого найти, чтобы
перетянули машину через речку? Шолохова надо пере-
тянуть через речку, трактор есть?; (Это было весной, в
начале половодья.) Я бегу на загонку, – как раз сев шёл,
– все трактора в поле были рядом с культстаном. Я оста-
навливаю трактор гусеничный, отцепливаю сцепку, са-
жусь сам за рычаги и перетягиваю через речку Еланку
машину Шолохова на тросу. На другом берегу вылазит
из машины Шолохов, и я подхожу к нему. Он говорит:
;Большое спасибо. Полшестого, около пяти, смотри, ни-
куда не уходи, я буду ехать обратно;.
Шолохов говорил, что едет на Хопёр по делам.
178 179
Так не один год приходилось перетягивать через
Еланку машину Шолохова в пору разлива. Потом мы по-
строили мост через речку и Михаил Александрович в
любую погоду мог переезжать.
Шолохов при каждой встрече интересовался дела-
ми бригады. Я рассказывал: ;Михаил Александрович,
неполадки бывают: то зерно не подвезут, то трактор
поломался…;. Шолохов в фуфайке, запомнилось мне,
руки в карманах держал… Поглядел он по сторонам,
небо глазами обвёл… (птички поют, зеленью пахнет) и
говорит он: ;Всякую беду можно пережить, а одну – не
переживёшь;. – ;Это какую же?; – спрашиваю я. Он по-
смеялся, и я вместе с ним, а он сел в машину и уехал,
сказав на прощание: ;Ну, что, быстрый бригадир, наду-
маешь, какую беду нельзя пережить, а потом мне ска-
жешь;.
Не знаю, почему Шолохов называл меня ;быстрым
бригадиром;. Наверно, потому, что я быстро органи-
зовывал переправу через речку. Бегом всегда бегал за
трактором.
Макаров Григорий Григорьевич, 1918 года рожде-
ния, житель хутора Ушаковского, участник Великой От-
ечественной войны, работал в колхозе им. М. А. Шоло-
хова кассиром, секретарём:
;Ушаковцы одними из первых организовали колхоз
и назвали его именем Михаила Александровича Шоло-
хова. В него входили все хутора, примыкающие к хутору
Колундаевскому. Первоначально центральную усадьбу
колхоза намечали строить в хуторе Ващаевском между
Скородной балкой и Зимовной речкой. Строили правле-
ние, амбары, ток… Но вскоре произошло разъединение.
В Колундаевке и в Кобызёвке были созданы самостоя-
тельные колхозы, а наши хутора – Ушаковка и Ващаевка
– остались колхозом им. Шолохова.
Старики рассказывали, что Шолохов до войны ча-
сто бывал в колхозе, интересовался нашими делами. 27
семей у нас не вступили в колхоз… раскулачили их…
Были у нас свои Нагульновы, Размётновы… были и
так называемые бедняки, которые раскулачивали, вы-
гребали последнее из сундуков…
Раза четыре и мне пришлось видеть и слушать Шо-
лохова. После войны он приезжал к нам в старый клуб,
где проходило общеколхозное собрание. Дело было
уже осенью… Михаил Александрович прошёл, сел в
президиум – и все захлопали ему в ладоши. И сразу же
дали ему слово. А он встал и говорил: ;Закончилась тя-
желейшая война с фашизмом… Немцы в очередной
раз рвались нас покорить, но обломали зубы. Мы побе-
дили потому, что у нас был прочный тыл. Победу кова-
ли женщины, старики и даже дети – в поле , у станков, в
шахтах. Низкий поклон труженикам тыла…;.
Колхоз наш славился конефермой, была своя ма-
стерская по пошиву обуви для колхозников, день и
ночь работала Ващаевская мельница.
После войны колхозы вновь объединили и центр
перевели в Колундаевку, и мы гордимся, что колхоз, а
теперь наш сельхозкооператив, носит всё так же имя
нашего великого писателя. Мы его, Михаила Алексан-
дровича, чтим и помним;.
Зотьева Зинаида Яковлевна, бывшая заведующая
Вёшенским районным отделом народного образова-
ния:
;Шёл 1959 год. Один из художников подарил тогда
Вёшенской средней школе огромную картину, на кото-
рой были изображены М. А. Шолохов и тогдашний глава
государства Н. С. Хрущёв: стоят они на высоком берегу
Дона и любуются просторами. Картину повесили в шко-
ле на самом видном месте. Школьники использовали
этот сюжет для сочинений. Все, кто приходил в школу,
любовались этой картиной.
180 181
Но шли годы, Н. С. Хрущёва отстранили от долж-
ности главы государства, и в это же время исчезла из
школы картина. Я как-то поинтересовалась у директора
школы Вассы Пантелеевны: куда делся подарок худож-
ника? Она (между прочим замечательный педагог, от-
личный руководитель, хозяйка) сказала быстро и крат-
ко: ;Картина в реставрации;. Я ещё подумала: ;Какая
может быть реставрация?;. Но на этом разговор был за-
кончен.
А летом отовсюду потянулись в Вёшенскую школь-
ники в надежде быть принятыми М. А. Шолоховым.
Уместно при этом заметить, что Михаил Александрович
детям никогда не отказывал. И вот на этот раз местом
встречи со школьниками была определена станичная
средняя школа. Ждали детей из Москвы, Ленинграда и
области.
Каково же было удивление: картина висела на
прежнем месте! Однако, вместо Н. С. Хрущёва был изо-
бражён казак с густой шевелюрой и пышными усами.
Михаил Александрович смеялся до слёз: ;Васса Пан-
телеевна, что же вы сделали? В кого превратили моего
друга?;. А та, словно ждала такого вопроса: ;Михаил
Александрович, сами знаете, картина стоит больших
денег – не буду же я её прятать?!;. А Михаил Алексан-
дрович продолжал: ;Вот приглашу Никиту Сергеевича
в гости, приведу в школу, пусть полюбуется…;. А Васса

Пантелеевна заверила: ;Снова сдадим в реставрацию;.
Михаил Александрович уважал Вассу Пантелеевну,
в обыденное время называл её по-мужски: ;Васа; – и
конечно же простил ей эту шутку.
Хочется дополнить рассказ тем, что Михаил Алек-
сандрович никогда не забывал друзей, не отрекался от
них, в какое бы положение они не попадали. На партий-
ном пленуме в Вёшенской, когда был смещён Н. С. Хру-
щёв, заметил, что он был и остаётся его другом, и если
Никита Сергеевич пожелает приехать в гости, дверь
для него всегда открыта.
Расскажу ещё об одной встрече…
Вёшенская готовилась к шестидесятилетнему юби-
лею М. А. Шолохова. За полтора месяца до этого празд-
ника мы должны были принять у себя дагестанских
школьников. Тогда по станице только и говорили о том,
что горянки едут, горянки едут…
Райком партии поручил женщинам районо под-
готовить и оформить актовый зал Вёшенской средней
школы (Теперь в этом здании располагается литератур-
ная выставка М. А. Шолохова). База райпотребсоюза вы-
делила тогда пунцовый плюш для скатертей. Поставили
длинные столы в три ряда, привезли вазоны, вазы, ли-
монад, разные угощения.
Из цветов тогда были только китушки (веточки хво-
роста), подснежники и петушки. Три дня чистили – бли-
стили, под вечер уставшие, скрестив руки на животах,
стоим, любуемся своим творением.
Вдруг появляется женщина в кожаном пиджаке,
обвешанная фотоаппаратами, очень коротко стриже-
ная под мальчика, что не типично было в то время для
наших мест. Представилась она корреспондентом из
Москвы и попросила показать помещение, где будет
встречаться М. А. Шолохов со школьниками. Она по-
смотрела и разнесла нас в пух и прах: и сцена малень-
кая, и скатерти такие яркие, что можно ослепнуть, а в
вазонах набитые ;веники;, а не цветы.
У нас челюсти отвисли, настроение – на нуле… И
в это время послышались чьи-то торопливые шаги с
первого этажа… кто-то быстро поднимался к нам. Рас-
пахнулась дверь, и в зал вошёл Шолохов, весёлый та-
кой, один. Поздоровался, обратил внимание на наши
кислые физиономии и говорит: ;А вы почему такие на-
дутые?;. Я, как самая смелая, сказала, что представи-
тельнице из Москвы не нравится оформление зала, и
вообще всё не выдерживает никакой критики.
Михаил Александрович вбежал на сцену, оттуда
посмотрел в зал, подошёл к нам и спросил: ;Девчонки,
вам нравится?;. Мы хором ответили, что нам очень нра
вится. ;Я вас обрадую, – сказал Михаил Александрович,
– мне тоже нравится. Спасибо вам за труд;. И тут же вышел.
     Кажется, теперь мы поменялись ролями с москвич-
кой. Присмирела наша корреспондентша и так ласково
говорит: ;Это был писатель Шолохов?; – ;Ага-а…; – ответили мы хором.
     А наутро наш зал озарился солнечным светом, за-
работали микрофоны, фотоаппараты, сверкнули про-
жекторы… В президиум вошёл Михаил Александрович
Шолохов – ладный, статный, красивый. Все взоры были
обращены к нему, им любовались, ловили каждое его
слово. А он говорил, говорил, улыбался и, как всегда,
шутил. И никто тогда не обращал внимания ни на эти
;веники;, ни на яркие скатерти. Все были заняты встре-
чей с Шолоховым.


   ФОТОДОКУМЕНТЫ
;Станица Вёшенская;.
Отсюда начиналась переправа через Дон.
Хутор Кружилин. Домик, в котором
прошло раннее детство Миши Шолохова
Детская комната Миши
в кружилинском доме Шолоховых
Саманный домик на окраине станицы Каргинской,
в котором были написаны первые рассказы
А в торговой лавке отца –;лампасеи;,
сахар головной, кренделя…
Рабочий стол в доме писателя
по улице М. А. Шолохова, 103
Когда не было электричества,
зажигали по вечерам керосиновые лампы
В лавке Шолоховых всё есть
;Сели они все в лодку с Шолоховым
и поплыли к перебойне…;
Памятник М. А. Шолохову в Вёшенской
Дом Шолоховых на берегу родного Дона знают все
Дом, в котором было ;мельуправление;
Дом семьи Шолоховых в ;довоенные; годы
(теперь это ул. М. А. Шолохова, 103)
; … Бывалоча, едет Шолохов мимо,
заедет к нам на огонёк, спросит про житьё-бытьё…
А мы: ;Закурить не найдётся?;
;Вот, дело такое сурьёзное,
садимся с самим Шолоховым гутарить…;
Когда цветут весной лазоревые цветки.
Фольклорный ансамбль ;Зарница;
Фольклорный праздник ;Шолоховская весна; под руководством С. Стрельцова
Каргиновская мельница, где происходили
некоторые эпизоды, описанные в ;Тихом Доне;
Черновка. ;Тридцать три; сосны.
Место, где при встрече с Шолоховым
у казаков ;попухли; уши
Дон в разлив с балкона дома Шолохова
Гремячий лог, где был хутор Гремячий



На вечерней зорьке клюют чебаки
;Вот если взяться за руки втроём, а то и вчетвером,
то можно обхватить ствол вёшенского дуба –
донского великана__