Не оборвать в былое нить. Часть пятая

Начало трудовой деятельности

Узнав, что техникум  закрыт, я тут же решил, пока еще не поздно, продолжить учебу в 10-ом классе школы, но не в прежней дневной, а в вечерней. А поскольку у меня в школе была назначена на осень переэкзаменовка по русскому, то я тут же попросил дать мне еще и такую справку, в которой было бы указано, что при сдаче вступительного экзамена, написанный мною диктант получил оценку "хорошо". Неожиданно для меня, эта просьба была тут же удовлетворена.

Не откладывая дело в долгий ящик, я немедленно направился с этими двумя справками в свою бывшую школу, чтобы взять табель за 9-й класс.

Когда я добрался до школы, которая находилась на другом конце, тогда еще не такого большого города как сейчас, то занятия первой смены там уже закончились, а ребята малочисленных старших классов второй смены находились на уроках. Может быть именно поэтому здание школы, которое в памяти каждого из нас представляется как нечто шумное, показалось мне пустующим. Этому я даже обрадовался, так как мне не хотелось встречаться с прежними моими одноклассниками.

Оказавшаяся  на месте завуч, встретила меня очень любезно и долго расспрашивала о моих делах. Услышав о моем намерении пойти работать на какой-нибудь завод, она стала уговаривать меня не уходить, а продолжить учебу у них, обещая устроить мне оплачиваемую работу старшего пионервожатого. Но на этот раз я проявил характер и не поддался уговорам. Не согласился я не только из принципиальных соображений, а из-за нежелания встречи с бывшими одноклассниками.

К этому времени я уже знал, что пока мы находились на хлопке последние две недели, немецко-фашистские  войска прорвали Можайскую  линию обороны, захватили подмосковные города Можайск и Малоярославец, а затем и Волокаламск, и приблизились к самой столице, находясь от нее на расстоянии не более чем 60 километров. Знал, что Союзное правительство переехало в город Куйбышев (Самару), а в Москве остался только государственный Комитет Обороны во главе со Сталиным.

От этого знания настроение у меня, отнюдь, не улучшилось. Да и по-моему, в эти дни вся страна находилась в унынии и напряженном ожидании - что же будет завтра? Поэтому заниматься с малышами-пионерами в такое тревожное военное время мне, которому вот-вот наступит срок призыва в  армию, показалось делом малозначительным, девичьим. Конечно, об этом  тогда я только подумал, а не сказал завучу вслух. Ведь она предлагала мне это от чистого сердца. Поэтому, взяв табель, я с благодарностью, пожелав ей всего хорошего, распрощался с ней.

Возвращался домой я с чувством полного удовлетворения, радуясь, что мне удалось все это проделать за один день. И тут вдруг у меня возникла мысль: "Не зайти ли мне по пути еще в школу, в которой, как я знал, проходили вечерние занятия? Может мне и там, несмотря на то, что дневное время, удастся узнать что-нибудь о возможности моего поступления в нее? В крайнем случае, я хотя бы узнаю от кого-нибудь, когда и к кому мне следует подойти по этому вопросу".

Сказано-сделано, и я зашел в помещение школы. Первый же встретившийся работник школы подсказал мне, что завуч вечерней школы сейчас у себя в кабинете, и где его кабинет находится. Выслушав меня, завуч взяла мои документы, осмотрела их и, удовлетворенно хмыкнув, только и сказала, что уроки начинаются в такое-то время, а 10-й класс находится там-то. "Можете приходить!"

Вот так все удачно сложилось у меня в понедельник 3-го ноября. А говорят, что понедельник - тяжелый день.

В указанное время я уже сидел за партой 10-гo класса вечерней железнодорожной школы № 78 и слушал объяснение преподавателей.

На следующее утро 4-го ноября проснулся я с тревожной мыслью о том, что мне сегодня необходимо самостоятельно решить вопрос о своем трудоустройстве. Дело в том, что я даже не представлял себе каким образом должен это делать, с чего мне нужно начинать.

Обуреваемый сомнениями, смогу ли сам, без посторонней помощи отыскать предприятие, которое нуждается в молодежи не имеющей никакой специальности, а если да, то к кому мне там следует обращаться, я вышел из дома, и направился к железнодорожной станции, вокруг которой находился ряд промышленных мастерских.

Шагая с такими унылыми мыслями, я внимательно всматривался во все вывески и объявления, в надежде обнаружить хоть какую-нибудь подсказку. Поглощенный своими думами,  я не обращал внимания на прохожих, пока вдруг не столкнулся носом к носу со своим товарищем ещё по младшему классу. Обрадовавшись такой случайной встрече, я поделился  в разговоре с ним своей заботой: "Хочу устроиться на работу и вот иду, сам не зная куда". - "А ты давай к нам в бывшую шарагу. Сейчас там эвакуированный завод. Люди нужны".- "А где это?" - "Да на товарной станции, за угольным складом. Пройдешь мимо него внутрь и увидишь.  Первомайские где знаешь?" - "Когда-то бывал там".- "Так вот бывшая шарага прямо за их забором. Найдешь. Не боись!" - "А к кому там обращаться?" - "Прямо в отдел кадров. Там все скажут. Паспорт  с собой?" - "Да".- "Ну и все".- "А ты не смог бы пойти со мной?" - "Нет, я после ночной. Слесарю я там. Сегодня у нас была ночная смена. Да ты не скесь (Примечание. "скесить" - падать духом), давай дуй! Там люди нужны".

После такого дружеского напутствия я пошел с большей уверенностью в своем успехе. Я знал этот район хорошо. Не раз бывал там с ребятами и в Первомайских мастерских, и на товарной станции, и на угольном складе. О наличии последнего, в то время, можно было судить по черной угольной пыли, которая покрывала все вокруг. А на Куйбышевском шоссе эта черная пыль уже заметна была за два квартала по обе стороны от угольного склада.

Миновав угольный склад, я направился мимо него по боковому проходу к видневшимся там строениям и упёрся в ворота с заводской вывеской, рядом с которыми находилась проходная. В ней от вахтера узнал, что отдел кадров в этом же помещении и с его подсказки подошел к двери в фанерной перегородке, отгораживающей комнатушку от коридора.

В ней, в приоткрытую дверь, увидел сидящего за столом пожилого мужчину с гладко выбритым одутловатым лицом, который, откинувшись на спинку стула, смотрел на меня добрыми, сонными глазами. Он молча, вялым жестом, предложил мне войти внутрь. Продолжая, все также молча, изучающе рассматривать меня, он, в то же время, всем своим видом выражал готовность выслушать мою просьбу.

Поборов смущение, я поздоровался и изложил причину своего появления. В ответ он понимающе кивнул и тихим, мягким голосом неторопливо задал вопрос, не согласен ли я, прежде чем стать учеником токаря, сначала у них поработать месяца два разнорабочим. Таков, якобы, у них тут установлен порядок.

Это меня не то что смутило просто огорошило. Я шел с твердым намерением приобрести специальность, а вместо этого мне предлагали стать чернорабочим (так мы, пацаны, про себя называли работу на подхвате: подай, принеси, погрузи, разгрузи, убери, подмети и т.д.) Для этого не нужно большого ума! Однако правило - есть правило. Можно ли возражать? И я, раздосадованный такой неудачей, в расстройстве, отрицательно мотнув головой, не произнеся ни слова, резко повернулся и шагнул к двери с намерением уходить. От этого моего движения кадровик встрепенулся. В момент улетучилась его ленивая сонливость и он теперь уже торопливо-громким голосом остановил меня: "Постой, постой! Куда ты? Садись! Пиши заявление на имя начальника механического цеха с просьбой принять тебя учеником токаря".

И пока я, удивленный таким оборотом установленных ими правил, писал заявление, стал объяснять мне условия работы на их, только что эвакуированном  из Киева Электротехническом заводе НКПC. (Ныне он называется Ташкентский завод Транспортного машиностроения). "Работа в механическом цехе двухсменная: одну неделю группа под руководством мастера работает днем в первую смену, другую - ночью, во вторую смену. Смена работает с 8-ми до 8-ми, с часовым перерывом на обед в первую смену и двухчасовым - во вторую, ночную. Срок обучения  четыре месяца. В это время ученикам выплачивают 40 рублей. Механический цех находится в подвальном помещении. Начальник цеха работает всегда в первую смену. Вот тебе направление, - сказал в заключение кадровик, - иди, сейчас он там".

Пройдя через захламленный различными железками двор, я подошел к двухэтажному кирпичному зданию. Не имея представления о расположении механического цеха, опустился в подвал через первую же встретившуюся мне дверь.

Проходя через коридоры вдоль рядов почему-то в это время безлюдных комнат, я направился на шум работающих станков, пока не вышел в широкую комнату. В ней в несколько рядов стояли токарные станки. И хотя не все они работали, шум от них был настолько значительным, что просто оглушил меня. А поскольку, из-за незнания, вошел я в цех с тыльной стороны, то растерянно остановился в проходе, озираясь по сторонам и соображая куда же мне дальше направиться. Так я и стоял некоторое время пока с облегчением не заметил, что к проходу идет человек в замасленной рабочей одежде. Когда он поравнялся со мной, я громко, почти криком, чтобы преодолеть шумовой барьер, спросил его, где находится начальник цеха. Он, улыбнувшись чему-то своему, что-то ответил. Мне было видно это по его шевельнувшимся губам. Однако я ничего не расслышал. Хорошо что при этом он сделал легкий жест в противоположный конец комнаты.

Робко направившись в ту сторону мимо работавших станков, я замечал как, отрывая на мгновение глаза от вращающихся обтачиваемых деталей, на меня с интересом поглядывают, стоящие за станками рабочие.

В это же время от письменных столов у противоположной стены комнаты в мою сторону отошел мужчина низкого роста, одетый в чистый темный костюм с повязанным галстуком на воротнике рубашки. Мы повстречались с ним на полпути. Говоря что-то мне, он потянулся к листку бумажки, которую я держал в руке. Я понял, что это и есть сам начальник цеха и стал, так же громко, как и прежде, объяснять ему, кто я такой. Но он, прикосновением руки к моему локтю, предложил мне следовать за ним к его письменному столу. В этом конце комнаты, у открытой двери на лестницу другого, основного  входа в цех, было не так шумно, как рядом с работающими станками. Здесь-то он и продолжил разговор. Прежде всего он спросил разбираюсь ли я в чертежах. На мой ответ, что в 9-ом классе у нас были специальные уроки по черчению, он одобрительно кивнул. А затем, помолчав что-то обдумывая, сказал, что я буду прикреплен вон к тому рабочему за вторым станком, во втором ряду с фамилией, я уже точно не помню, похожей на Кучеренко, что на работу я должен буду придти завтра утром к 8 часам и быть одетым не так как сегодня в чистом костюме, а во что-нибудь старое, рабочее.

Домой я возвращался окрыленный. С завтрашнего дня осуществится моя давнишняя детская мечта. Я стану рабочим токарем, т.е. одним из тех людей, которые в моем представлении были связаны с полюбившимися мне героями революционных фильмов, таких как "Партбилет", "Подруги", "Юность Максима". Я был горд от  сознания этого.