Роберт Говард - Ам-ра

Robert Howard: Untitled Fragment (So I set out up the hill-trail as if on a hunt)

[…]

полон решимости.
     Поэтому я решил подняться по горной тропе, будто отправился на охоту, и с удовлетворением отметил, что она последовала за мной. Когда я достиг довольно дикого, скалистого места, я обошел вокруг огромного валуна, а затем вернулся назад на тропу и стал ждать с некоторым нетерпением. Ах-Лала столкнулась лицом к лицу со мной прежде, чем поняла, что это я. Я схватил ее за запястья и потащил дальше по тропе, прежде чем она пришла в себя, - настолько она была поражена, - а после она начала биться, как маленький демон.
     Улыбаясь, я удерживал ее с легкостью, и вскоре она перестала бороться и замерла, бешено глядя на меня.
     - Зверь! - сказала она. - Отпусти меня!
     - Цукор На, маленькая дикая кошка, - насмехался я над ней.
     - Не смей называть меня так! - страстно топнув стройной ножкой, вспыхнула она.
     Я засмеялся и огляделся кругом, не находя того, что искал.
     - Что ты собираешься со мной сделать? - спросила она немного испуганно.
     - То, что должен был сделать давным-давно, - ответил я. - Высечь.
     - Ты не посмеешь! - взвизгнула она. - Ты не посмеешь высечь меня.
     - Так ты обещаешь оставить меня в покое? - спросил я ее, надеясь, что так и будет.
     - Нет! - ответила она мрачно, как капризный ребенок.
     Поэтому, несмотря на ее борьбу и протесты, я сунул ее под мышку и зашагал вверх по тропе, презирая себя за это, но все же действуя непреклонно.
     Когда я достиг кустов, что росли вдоль тропы, я остановился и поставил девочку на землю. Удерживая оба ее запястья одной рукой, я сломал несколько длинных веток. Я чувствовал, что то, что я делаю, унизительно и принижает меня, и что я, таким образом, не заимею самоуважения, но чувствовал, что вынужден закончить то, что начал. Женская порка не была чем-то обычным у племен Магнарда хотя являлась довольно частым явлением. Она всегда была чем-то неприятным для меня, но никто в племени не считал неприличным наказать ребенка, который заслуживал этого, независимо от того, какого он был возраста и пола. Я считал Ах-Лалу не более чем избалованным ребенком, и, конечно, это вызывало мое раздражение.
     Она спокойно смотрела на меня, пока я собирал пучок прутьев в руке и ставил ее перед собой. Потом она ринулась в бой с отчаянием, которое поразило меня. Когда я подавил ее сопротивление, она пропыхтела:
     - Ты животное! Бить женщину!
     Я засмеялся:
     - Кто говорит об избиении женщины? Любой может наказать непослушного ребенка.
     Гнев, что вспыхнул на ее милом личике, был таким яростным и насыщенным, что я невольно отступил на шаг. Ее глаза пылали, ее довольно милые губы собрались в оскал, обнажив маленькие зубки. Мгновение она яростно смотрела на меня, а затем отвернулась, насколько позволил мой захват на ее руке, отказываясь смотреть. Я был озадачен таким поведением строптивой девушки. Я привлек ее к себе и был удивлен, увидев, как она смотрит на меня с укоризной. Мне было трудно выдержать этот взгляд, хотя мы оба знали, что она заслужила порку за то, что сделала. Но ее ясные глаза заставили меня почувствовать себя так, будто я вот-вот убью невинного ребенка.
     Я ожидал, что она начнет снова драться, но она держала себя в руках.
     К моему удивлению, она приняла покорный вид, что беспокоило меня больше, чем любые другие ее настроения.
     - Пожалуйста, не бей меня, Ам-ра, - умоляла она, робко попытавшись освободить свои руки, но затем перестала. - Не надо, пожалуйста. Не позорь меня так, прошу тебя.
     Я колебался.
     - Ам-ра, - сказала она, как мне показалось, устало. - Если ты выпорешь меня, я навсегда возненавижу тебя.
     Эти мольбы нелепы! Тем не менее, почему-то это вызывало еще больший стыд, чем все остальное, что она сказала.
     Затем, сердитый на себя и гневный на нее за то, что так меня смутила, я резко и не очень нежно обхватил ее руками и поднял розги. Я был разгневан на эту молодую девушку, едва вышедшую из возраста, когда ее можно было выпороть. Помните, прежде чем осуждать меня, что в то время для нас все было просто и ясно. Мы были здоровыми животными и то, что приведет в ужас людей цивилизованных, для нас было обычным делом.
     Однако, взглянув на девушку, такую беспомощную в моих сильных руках, я понял, что не в силах заставить себя ударить розгами по этому худенькому, съежившемуся телу.
Зарычав от отвращения за проявленную слабость, я отбросил розги прочь.
     - Я не стану наказывать тебя, дитя, - беззлобно сказал я, и Ах-Лала открыла глаза, которые крепко зажмурила, когда я готовился отхлестать ее.
     Она попыталась освободиться.
     - Тогда, пожалуйста, дай мне уйти, - взмолилась она.
     - Подожди, - сказал я. - Сначала ответь мне, зачем ты мучила меня так сильно. Я ведь никогда не обижал тебя.
     - Ты прав в этом, -  ответила она возмущенно.
     - Тогда что, во имя Белого Волка? - спросил я недоуменно.
     Она опустила голову и не отвечала некоторое время, потом вдруг заговорила, так быстро и пылко, что у меня возникли некоторые трудности в понимании всех ее слов.
     - Ты никогда не обращал на меня совершенно никакого внимания, - бушевала она. - Ты шел своей тропой и даже не показывал, что знаешь о том, что я тоже живу в этом мире! Ты проводил все свое время с…