Январь

Немного света проникало через толстые стёкла высокого окна. Свет падал наискось, на стену. И стена под светом тоже казалась толстой, под стать стеклу.
В глубине, дальше от окна, уже наступили зимние сумерки. Темно и тепло было там, и оттуда очень хотелось попасть за стекло, в светлый холод. Там наверняка было много белого снега…
Но выйти было нельзя. Я стал быстро размышлять, почему мне нельзя выйти, но думать в тепле и полутьме было трудно. Наконец, я понял, что нечто ужасное должно преграждать путь к окну. Что это может быть? Не гигантская ли крыса?..
И тогда она начала поднимать с пола свою громоздкую тушу. Сначала на фоне окна появилась её горбатая спина, и вот-вот я должен был увидеть её безобразную морду и встретиться глазами с чудовищем!..
Мой мозг не допустил этого, я проснулся в последнюю секунду.
Я сидел за своим деревянным столом, опустив голову на руки. Проснувшись, я рывком поднял её и посмотрел на окно, в котором за полупрозрачным стеклом было видно дерево и кусок низкого дома. Свет из него падал примерно так же, как во сне. Только внутри было светлее и на полу возле окна не было гигантской крысы.
Сердце моё часто и неприятно стучало – хоть несильно, но именно стучало в рёбра. Голова моя стариковски тряслась на слабой шее, а внутри головы росло болезненное ощущение. Крысы не было, но страх остался, и он тоже начинал расти.
Избегая резких движений, я медленно заглянул под стол и увидел там множество пустых пивных банок и одну большую, отталкивающего вида и тоже пустую бутылку из-под водки, которая чем-то напомнила мне дохлую гадюку. Так же осторожно и медленно я огляделся по сторонам и увидел, что здесь там и сям было раскидано ещё немало пивных банок, среди которых по двум углам лежали две дохлых гадюки, правда, меньшего размера. Эти открытия не помогли мне избавиться от страха, а только добавили к нему тоскливое уныние. А страх только усилился, потому что я начал осознавать необходимость подняться из-за стола и предпринять нечто.
Тогда я снова положил голову на руки и постарался заснуть ещё хотя бы на какое-то время.
Но сон бежал от меня, испугавшись шумной толпы вопросов и сомнений, вдруг оживших в моей голове – как клубок змей, проснувшихся после зимней спячки.
Главное сомнение состояло в том, что я не мог вспомнить сегодняшнего числа, и было непонятно, когда мне необходимо вернуться к своим обязанностям – через три дня или уже завтра. Меня очень испугала мысль о том, что, может быть, - уже завтра, и я никак не мог решиться подсчитать это точно.
…Но хроническая усталость брала своё, голова моя приятно отяжелела, а потом обрела лёгкость, веки закрылись, и свет перестал резать глаза. Стол подо мной провалился, и я снова покинул эту тревожную комнату.
Я вышел прямо на улицу, уже тепло и чисто одетый, - на снег. Волна свежести окатила меня, и я почувствовал единение с героями рекламных роликов о зимней свежести постельного белья и жевательных резинок, я понял, что они не притворялись.
Я пошёл по снегу в одиночестве, и снег громко хрустел под моими ногами. Я даже немного удивился, что он хрустит так громко, но потом понял, что это – из-за полной тишины вокруг, потому что людей не было. Я огляделся по сторонам и с удовольствием отметил, что да, людей кругом совсем нет.
Тогда я пошёл прямо к своей любимой коммерческой палатке. Почему-то уже темнело. Тем приятнее горел в палатке огонёк. От него внутри меня распространялись теплота и спокойствие. Я вспомнил, как сильно тревожился только что, и понял, что тревожился только из-за собственной забывчивости: мне не нужно было в ближайшее время думать ни о каких делах, ведь я уволился и был абсолютно свободен! Как спартаковский повстанец, мускулистой рукой порвавший на себе рабские цепи.
Так шёл я к любимой коммерческой палатке, размеренно и неторопливо, спокойно размышляя о том, какие напитки я выберу там в этот раз и в каком примерно количестве.
Снова начав просыпаться, я попытался воспротивиться этому процессу, но даже просто оставить глаза закрытыми было невозможно. Тревога теснила мою грудь и поднимала веки.
Я вспомнил своё сновидение и внезапно вспомнил, что я действительно уволился, получил при этом хорошее выходное пособие и, в принципе, могу никуда не торопиться. Осознание этого обстоятельства чудесным образом повлияло на моё физическое самочувствие. Из расползающейся груды отбросов я за какие-нибудь двадцать секунд превратился в сильное, отдохнувшее дитя природы, желающее немного выпить и знающее, как достичь поставленной цели.
Я встал на ноги, муть перед моими глазами всколыхнулась и опала. Первые четыре – пять шагов были не совсем ровными, а потом походка приобрела твёрдость. Стараясь не глядеть в сторону окна, я готовился выйти наружу.
Через несколько минут я был снаружи, среди снега.

янв. 12-го