Награды моего дяди. Рустам Тодошев

            В моем детском представлении война выглядела грандиозно и комично: наши только наступают! На тачанках, под знаменами, под грохот барабанов и труб, а немцы, конечно, едва завидев наши «Катюши», смешно подпрыгивая, улепётывают. Я так и рисовал. Вот слева наши танки. Их много. Они большие и красивые: с красными звездами на башнях, над которыми реют большие красные знамена. А немецкие – они такие корявенькие, маленькие, да и горят все кострами. Боя я не рисовал: не получалось. Немецкие танки только горели. Верхний левый край листа был весь заполнен большими краснозвездными самолетами, которые летели, бомбили и стреляли. А справа самолеты с крестами только горели и падали. На корявенькие танки, на фигурки с квадратными касками, которые, побросав рогатые автоматы, с поднятыми руками убегали куда-то за правый край листа.

            Потом я бежал к своим двоюродным братьям Сашке и Лёшке и с ними играл в войнушку. Мы нацепляли на майки настоящие медали их отца и за околицей втроём из деревянных автоматов уничтожали целые полчища немецко-фашистских фрицев. Так мы их почему-то называли.

            Особенно среди нас ценилась одна медаль с надписью «Наше дело правое – мы победили!» Другие не котировались. Ну что там - «За отвагу»! А что такое отвага? «За боевые заслуги»? Ну, так себе. Только из-за слова «боевые». А эту большую «Красную Звезду» с потрескавшейся эмалью и вовсе носили «для счёту». Как и «Орден Отечественной войны II степени». Ведь на них не было этих красивых разноцветных ленточек сверху. Вот мы и дрались меж собой за право надеть на майку медаль с надписью «За взятие…», «25 лет…», «За освобождение…» Это же настоящие награды! Не то что эта скромненькая и бледно-голубенькая медалька «За отвагу».

             Погон было две или три пары. Точно не помню. Но одна пара мне особенно запомнилась: золотистые, с красным просветом вдоль, с пуговичкой вверху и тремя серебристыми звездочками. Мы их даже примеряли на майку. Но в них в войнушку мы не играли: погон постоянно сползал по лямке то на грудь, то на спину. Да и на наших плечах они смотрелись, как крылышки. Другие погоны были зеленые. С кантом и с такой же красной полосочкой посередине, с тремя темными звездочками. А когда одна из звездочек отпала, то на зеленом сукне осталось какое-то некрасивое ржавое пятно.

            Дядя нам о войне ничего не рассказывал. А если в разговорах взрослых вдруг о ней заходила речь, он лишь плевался, ругался или просто мрачнел. Взрослым он рассказывал об идиотах офицерах, понапрасну «клавших» батальоны за ничего не значившую высотку; о разбомбленных эшелонах с новобранцами; об окопах, переполненных вздувшимися трупами и о многом-многом другом, от чего вставали дыбом волосы на наших головах.

             Мы, дети, подслушивали разговоры взрослых и не верили. Не верили, что наш односельчанин, которому во время первого же артналета оторвало ногу, по статусу фронтовика выше нашего Романа Давыдовича, прошагавшего всю войну от начала и до конца. Мы слушали и не верили правде о заградотрядах, о дядьках, «прокантовавшихся» по тылам, но теперь увешанных правительственными наградами, которые в школьных классах рассказывали о своих подвигах на фронте, где они якобы одной гранатой каждую неделю жгли по немецкому «Тигру». Мы не верили этому, так же как и многому другому, чего мы даже не понимали... Нам было уже почти по восемь лет. Но мы не верили.

             Две трети наград мы потеряли.

Мой дядя - Чендеков Роман Давыдович, старший лейтенант, командир инженерно-саперного взвода. Степной, 2-й Украинский, Польша, Чехословакия.