Надежда Львова. Возлюбленная В. Брюсова

Мне заранее весело, что я тебе солгу,
Сама расскажу о небывшей измене.
Рассмеюсь в лицо, как врагу,-
С брезгливым презрением.

А, когда ты съежишься, как побитая собака,
Гладя твои седеющие виски,
Я не признаюсь, как ночью я плакала,
Обдумывая месть под шприцем тоски.

Надежда Львова  1891-1913г.г.

Девочка, ты не идешь к священнику?
Он поможет тебе!
Свечку поставишь, ты- юная женщина!
ОН поможет тебе!
Девочка, подойди же к матери!
Она обнимет, поймет!
Останови же свой взгляд внимательный
У монастырских ворот!

Есть еще выход , юная девочка!
Остановись!
И не стреляй себе в сердце, женщина!
Взор обрати ввысь!


Надежда Львова биография
печать
Надежда Львова / Nadezhda Lvova
Надежда Львова ;
Поэт

Биография Надежда Львова
Подробности тут же были выплеснуты в печать. Уже во вторник, 26 ноября, в московской газете «Русское слово» появилось педантичное изложение печальных обстоятельств:

«В воскресенье, вечером, застрелилась юная поэтесса Над. Григ. Львова.

Застрелившаяся оставила на имя поэта В.Я. Брюсова сообщение и целую кипу рукописей.

По словам друзей и знакомых г-жи Л., более того в день самоубийства тяжело было помышлять, что всё окончится так трагически.

Г-жа Л. в последние месяцы занималась переводом произведений Лафорга. Эту работу она выполняла совместно с В.Г. Шершеневичем.

Накануне самоубийства г-жи Л. г-н Ш. должен был приехать к ней, но его что-то задержало.

Днем, за немного часов до самоубийства, г-н Ш. позвонил по телефону. На его вопросительный мотив, когда он может забежать, г-жа Л. ответила, что вечером она хочет сходить в кинематограф и просит забежать в понедельник:

– Тогда мы и потолкуем о нашей работе.

В 7 ч. вечера, т.е. за немного часов до самоубийства, г-жа Л. разговаривала со своими хорошими знакомыми Лавриневыми.

Разговор шел опять-таки о кинематографе.

Условились, как и где увидаться.

Около 9 ч. вечера г-жа Л. позвонила по телефону к г-ну Б. и просила приехать к ней.

Г-н Б. ответил, что ему некогда – он занят срочной работой. Через немного минут г-жа Л. заново подошла к телефону и сказала г-ну Б.:

– Если вы в текущее время не приедете, я застрелюсь.

Затем ушла в свою комнату. В это время в квартире, где она снимала комнату (Крапивенский пер., жилище Константинопольского подворья), находились только прочий жилец, г-н Меркулов, и прислуга.

Г-н Меркулов работал у себя в комнате. В квартире царила полная безмятежность. Минут пять через потом разговора г-жи Л. с г-ном Б. в комнате грянул выстрел.

Встревоженный г-н Меркулов вскочил и выбежал в прихожую. Почти в то же время открылась ворота из комнаты г-жи Л., и она, шатаясь, направилась к г-ну Меркулову. Затем остановилась и крикнула:

– Я застрелилась, помогите!

Г-н М. усадил г-жу Л. на стул, приказал прислуге побудить карету скорой мед. помощи, наклонился к раненой и спросил:

– Не нужно ли вам чего-нибудь?

Она назвала № телефона и сказала:

– Попросите, чтобы приехал.

Г-н Меркулов, потрясенный случившимся, не безотлагательно разобрал сообщенный ему № и переспросил у г-жи Л. Она попыталась что-то проговорить, но в это время на губах показалась кровь, и она захрипела.

Г-н М. бросился к телефону и позвонил по №, какой назвала г-жа Л.

К телефону подошел г-н Б.

Г-н Меркулов рассказал ему о случившемся. Через немного минут г-н Б. приехал. Наклонился к полулежащей на стуле в передней г-же Л. Она как словно узнала его, как как будто пыталась произносить, но уже не хватало сил.

Тем временем прибыла карета скорой помощи, но любая подмога была уже бесполезна.

Минуту через г-жа Л. скончалась.

Г-н Б. был жутко потрясен. Он более того не взял письма, оставленного покойной на его имя, не взял бумаг и рукописей, ещё, по-видимому, предназначавшихся для него.

Он уехал. Полиция опечатала все письма г-жи Львовой, в том числе и сообщение, адресованное г-ну Б. Забраны кроме того все бумаги и рукописи.

В числе рукописей оказалось, по-видимому, только что написанное стихотворение г-жи Л., где каждая новая строчка начиналась словами:

– В финальный раз…»

Начало романа с Надеждой Львовой Брюсов относит к 1911 году. Годом раньше она попробовала чиркать вирши и весной 1911-го принесла их Брюсову в редакцию «Русской мысли». Он тогда не обратил внимания ни на них, ни на нее. Но осенью она пришла еще раз, и с этого посещения началось литературное знакомство, переросшее первоначально во флирт, а после этого и в серьезные отношения. Благодаря протекции Брюсова Львова печаталась в журналах «Русская мысль», «Женское дело», «Путь», «Новая жизнь», «Рампа и жизнь»… В начале лета 1913 года выходит ее сборник «Старая сказка» с предисловием Брюсова, а сам Брюсов издает книгу-мистификацию «Стихи Нелли» с посвящением Надежде Львовой. Владислав Ходасевич уверяет, что именем Нелли Брюсов называл Надежду наедине.

Июль 1913 года они провели вкупе на острове Сайма в Финляндии. И это был пик их романа, а значит, либо предвестье их дальнейшего сплочения, либо канун разрыва.

«Уже в самом начале взаимоотношений Брюсова и Львовой стало сказываться глубокое различие их душевных темпераментов и психологических типов, максималистского – у нее, релятивистского и «протеистического» – у него, – отмечает А.В. Лавров, публикатор материалов из архива Валерия Брюсова, связанных с гибелью Надежды Львовой. – Для Львовой влюбленность, овладевшая ею, составляла всё ее тварь божья, была единственным содержанием ее жизни, и она ожидала от Брюсова взаимного чувства, исполненного этакий же полноты и интенсивности. Этого он ей вручить не мог. Не готов он был и к разрыву с женой, на чем настаивала Львова. Понимая, что отношения зашли в тупик, что изменить свой семейный уклад он не в силах, Брюсов готов был кончить эту, уже мучительную для них обоих связь, но Львова восприняла симптомы его охлаждения и отдаления как полную жизненную катастрофу. В таковый ситуации самоубийству суждено было сделаться по-своему закономерным финалом».

В предсмертном письме, обращенном к Брюсову, Львова выказывает столь любви, что, по словам Брюсова, «в самой боли впитывать текст его была и какая-то мучительная радость»: «И мне уже нет хохотать и изъясняться теб, без конца, что я тебя люблю, что тебе со мной будет нимало ладно, что не хочу я «перешагнуть» сквозь эти дни, о которых ты пишешь, что хочу я быть с тобой. Как хочешь, «знакомой, другом, любовницей, слугой», – какие страшные слова ты нашел. Люблю тебя – и кем хочешь, – тем и буду. Но не буду «ничем», не хочу и не могу быть. Ну, дай же мне руку, ответь мне скорее – я все-таки длительно поджидать не могу (ты не пугайся, это не угроза: это легко правда). Дай мне руку, будь со мной, если успеешь прийти, приди ко мне. А мою влюбленность – и мою бытие брать ты должен. Неужели ты не чувствуешь этого. В крайний раз – умоляю, если успеешь, приди. Н.».

В темное время суток самоубийства Брюсов бежал из Москвы в Петербург. Спустя два дня он пишет своей конфидентке: «Эти дни, единственный с самим собой, на своем Страшном Суде, я пересматриваю всю свою бытие, все свои дела и все помышления. Скоро будет произнесен приговор».

Полтора месяца он провел в санатории близ Риги. Там были написаны вирши, обращенные к покойной Надежде. Но, вернувшись в Москву, на вечере в Обществе свободной эстетики он счел возможным прочитать:

Умершим мир! Но да не встанет

Пред нами горестная тень!

Что было, да не отуманит

Теперь воспламененный день!..

Умершим мир! И нас не минет

Последний, беспощадный час,

Но в этом месте, покуда свой точка зрения не стынет,

Глаза пускай ищут милых око!

Ходасевич среди чтения встал из-за стола и пошел к дверям. Он был знаком с Надеждой Львовой и написал о ней: «Надя Львова была не хороша, но и не совсем дурна собой. Стихи ее были крайне зелены, крайне под влиянием Брюсова. Встрой ли у нее было большое поэтическое дарование. Но сама она была умница, простая, душевная, достаточно застенчивая девица. Она шибко сутулилась и страдала меленьким недостатком речи: в начале слов не выговаривала букву «к»: говорила «’ак» вместо «как», «’оторый», «’инжал».

Были злопыхатели, которые намекали, что за Надежду Львову пишет Брюсов. Однако та живость, которая чувствуется в ее стихах, Брюсову была несвойственна.

По ранимости и распахнутости, по бешенству чувств Надежда Львова предсказывала будущую Марину Цветаеву. Кто знает, может, несовершенство ее стихов было ещё делом поправимым. Может, ей помогло бы совершенство ее чувств в любви, ее всеотдайность, не настроенческая, а поражающая одноадресным постоянством, этакий сгущенностью чувств, которая, казалось бы, могла ее спасти от захлестывающих и накрывающих с головой волн, подмогнуть выдержать на поверхности настолько плотной, как перенасыщенная солью влага. Но такая перенасыщенность в личных отношениях порой пугает менее смелых, чем женщины, мужчин, когда бушевание страстей может сшибить с ног.

Львовой более того отдавали предпочтение перед начинающей Цветаевой, которая также потому что пыталась разделаться с собой годом раньше. Но, к счастью, тогда ей это не удалось...


http://www.stihi.ru/2008/10/09/1002

Прочтите интересный материал, для тех, кто любит Серебряный век.