тетрадь бориса

.
                НАС ДЕТСТВА ЛИШИЛА ВОЙНА

                РОДИТЕЛИ СЕМЬЯ (новелла двадцать третья )

    Начну с очень кратких биографий родителей. О них следовало бы писать подробно т.к. они отец и мать создавали обстановку, климат в семье в которых закладывался характер их детей, развивались или не развивались заложенные в них природой возможности. Именно семья была основой большинства того, что было во мне положительного.

    Считаю своих родителей настоящими представителями советской интеллигенции – интеллигенции выросшей из народа, воспитанной социалистической системой. Той интеллигенции, про которую потомственная в затемнённых скрыто роскошных кулуарах, сквозь зубы и кривя рот шептала «из грязи в князи». Про которую большевики говорили «государством будут руководить кухарки, рабочие и крестьяне». К слову сказать, этот класс ( (класс –кухарок, рабочих и крестьян) доказал миру свои возможности создав великое государство выдержавшее военную интервенцию четырнадцати государств, экономическую блокаду капитализма, одержавшее победу в жесточайшей войне с передовым оголтелым отрядом империализма – фашизмом, покорившим практически всю Европу.
Я попытался проанализировать истоки советской интеллигенции: на примере своих родителей воссоздать образ советского интеллигента. сочетание природных данных и традиций русского народа ,различных его слоёв, в частности батраков и мещан, новых традиций после революции 1917 года влияние истории общества, ускоренного образования на влиянии марксисткой и др. идеологий, короче образ жизни «modus wiwendi».

Отец из мещан. Родился он в г. Сарапул, 17 июня, 1898г. в семье кожевенника, который по роду своей специальности возил семью по Уралу и Западной Сибири. Вкусивши в своих странствиях определённой цивилизации, Тимофей Иванович понял необходимость грамотности и отдал единственного сына (дочерей не учил) в церковно-приходскую школу. Двенадцатилетним подростком в 1910 году Александр окончил её в селе Красный Яр Екатеринбургского Уезда. Работал по найму учеником столяра-краснодеревщика. Затем в с. Алексеевское Казанской губернии учеником портного. В 1914 году работал подмастерьем портного в частных мастерских г. Чистополь, села Шереметьево и так до 18 лет, когда его по досрочному призыву призвали в царскую армию. Помогла Церковно-приходская школа – служил писарем.
Рассказывал, что его сослуживец в марте 1917 года известие о свержении царя с престола отметил «таким экспромтом» - «…Шаг Великий свершён – перейдён Рубикон и Заря новой жизни уже загорается…». Октябрь 1917 встретил в качестве писарского ученика Главного Военно-Санитарного Управления. День 25-го октября был на дежурстве у телефона. Слышал три выстрела с крейсера Авроры…
Затем судьба носила его по России, в основном Сибири. Дважды дезертировал. Один раз из царской Армии, другой – из «народной».

В общем, судьба Бумбараша из одноименного фильма. Судьба многих солдатиков того времени. В конце ноября 1919 года вступил в Красную Армию. Служил в управлении 79-го артдивизиона писарем, вступил в ряды компартии…Демобилизовался в декабре 1921г.
 Жил и работал в с. Шереметьево.
 В 1927 году уже с семьёй переехал в г. Ижевск. Работал по специальности портного мужского платья. Здесь он выучился на рабфаке. Учился в ком. университете. Был руководителем швейных мастерских, работал в Наркомате местной промышленности
 
В1942 г. из Наркомата был призван в армию, Служил политруком роты.
 Под Сталинградом ранен…Служил нестроевым .

Демобилизовался в 1945 году. Работал по специальности. Дожил до 100 лет. Умер в1998 г
 Отмечен правительственными награлами, грамотами ..


Мать: Шеланова дев. Добрынина Ольга Семёновна родилась 19 июня 1902 г. в селе Шереметьево, Чистопольской волости. Оставшись без отца, в детстве батрачила у купца, делала всякую чёрную работу по дому. Помимо трудности, вспоминает, что семья купеческая была культурной по тому времени, и она много от неё переняла и в частности уважительное отношение к людям.

 В 1920 году состояла слушательницей краткосрочных курсов при Чистопольском Высшем Институте Народного образования.
 
В 1923 году вышла замуж.

 По рассказам родителей в селе Шереметьево культурная жизнь кипела ключом. Так они с удовольствием вспоминали участие в народном самодеятельном театре, в котором, даже ставились оперы. (в переложении на местные события). Мать частенько напевала на мотив песни Леля из оперы «Русалка» - «…Мой миленький дружок не выучил урок, Тебя мне очень жалко, на то ведь я шпаргалка…."

 Кстати, как не подумать о связи жизни родителей с судьбой детей. В нашем случае – родители активные участники театральной самодеятельности и мой старший брат, родившийся в октябре 1924 года, с детства мечтал быть артистом, участвовал в драмкружках и стал актёром драмы.

Уже в Ижевске мать училась в Ижевском Русском Педагогическом Техникуме. В 1931 году окончила его. В свидетельстве об окончании от 5 октября 1932 г. записано «…Выполнив практические работы и сдав все установленные зачёты Шеланова признана вполне достойной квалификации Зав.мас.дошк.учреж.»

. В 1954 году окончила месячные курсы повышения квалификации.

 Всю жизнь проработала в детских учреждениях.  Вышла на пенсию с должности начальника дошкольного подотдела 13-го отдела Ижевского машиностроительного завода.

 Её трудовая деятельность отмечена рядом поощрений, Почётными грамотами, Медалью «За доблестный труд в Великой отечественной войне 1941-1945 гг.» В войну получила звание «Почётный донор СССР». Я очень хорошо представляю что такое донорство во время отечественной войны. Передо мной пример матери, её усталость после сдачи крови. И пример, рассказанный мне моей женой. На фронте они получали кровь из тыла в специальных упаковках, на которых обозначались имена и фамилии доноров, а иногда (часто) в упаковках встречались и письма. Так вот один раненый узнал в спасшем его доноре свою жену, с которой он перед войной разошёлся на почве семейных конфликтов. Прочитав её письмо не знакомому солдату, где она писала и о том, что её любимый муж воюет и она, сдавая кровь, думала о нём, этот боец разрыдался и заявил – «если останусь жив, вернусь к жене и никогда с ней не расстанусь. Буду на руках носить»
Однажды я прочитал небольшое стихотворение, которое меня поразило высокими чувствами патриотизма любовью, соучастия во всенародной борьбе за счастье, созвучием с моим настроением:
МАМА.
Моя мама в войну была донором.
Пал Киев,
Орёл,
Псков…
Как вы думаете,
Дорого
Маме платили за кровь?…»
Я привожу её в буквальном виде, в том же оригинальном рубленом сложении, как оно напечатано в «толстушке» - «Неделя» №35 (1327) за 1985 год.

 Оба состояли в ВКП(б) были идейными коммунистами и на людях и в семейной жизни.

 Родители постоянно получали подписные издания журналы, газеты, каждому члену семьи своё издание, иногда не одно, соответственно возрасту и интересам. Следили за правильностью речи своей и нашей, за поведением. Причём делали это без нотаций и тем более без наказаний.

Нас было трое детей (уже будучи в возрасте брат бывало шутил –«было у отца три ребёнка – третий артист». Я соответственно шутку продолжал «третий юрист»).

 Брат Александр без специального образования. Начинал  учиться, но  в результате войны не окончил Ижевское театральное училище Работал во многих драматических театрах страны (СССР)

  Умер в 1980 году в звании Заслуженного артиста РСФСР.


Через брата наша семья тесно связана с театром. Конечно, в основном это родители, которые увлекались театром и таскали нас по спектаклям, тем более, что дома нас оставлять было не с кем. Вот брат и «заболел». В семье часто упоминались фамилии артистов. Например, Евреинова Соколовского. Андреевой. Кажется с этой фамилией кто-то работал и на машиностроительном заводе т.к. мать и много позднее упоминалаэти фамилиит, в вязи со своей работой. Я же отлично помню оперу «Снегурочка» которую мы всей семьёй слушали с галёрки в ДХВД. (хотя я могу ошибиться где именно ставился этот спектакль – в ДХВД или в КОРе). Спектакли «Аристократы», «Платон Кречет» были постоянно упоминаемы у нас дома. Не удивительно ,что брат «заболел» театром и нёс этот крест всю жизнь. Пытался меня заразить – не получилось. Хотя позднее когда он уже работал в театре я был театралом.

  Сестра Зоя, с детства бойкая девчонка, спортсменка получила Высшее физкультурное образование. Вышла на пенсию с тренерской работы. Живёт в Москве.
               
                ДЕТСТВО (новелла двадцать четвёртая)    

Мою биографию я изложил в частушке.которая родилась у меня на праздновании Дня Победы в 2003 году, когда на званном обеде в столовой МВД ветераны распелись. Под баян пели кто во что горазд, в том числе и частушки. Я по своей скромности и слабости голоса не пел, но частушка в голове закрутилась. Сейчас она приняла, на мой взгляд, законченный вид:
Я Ижевский мальчуган,
Колтоминский хулиган .
Рос в войну – как все трудился,
В школах вечером учился. 
Безотцовщину познал, 
Выучился –прокукрором стал.
Почему Колтоминский? Потому что очень слабо помню жизнь нашей семьи на улице М.Горького (тогда Коммунальной) в подвале на квартире у частного хозяина (кажется Ковалёва) между Узеньким и Широким переулками. Но более или менее основательно помню, в основном дошкольную жизнь, которую провёл в Колтоме в служебной комнатушке детского сада № 40 (между 3-й и 4-й Подлесных улиц), где мать работала заведующей этим детским садом. Жили в комнате семьёй в 5 человек. Хулиганом, конечно не был, но «жуланом» (кличка Колтоминских жителей) всё равно считался. Какой хулиган в семье порядочных родителей. Пай мальчик, отличник, да и с улицей я в силу возраста был мало связан. Хотя запрета быть на улице никогда не было.

Поэтому были и уличные забавы и знакомства и приключения.

 Со слов родителей рано научился читать (якобы в 4 года) и пристрастился к чтению на всю жизнь. Помню, читал всё подряд. Когда заканчивались свои книги, хватал взрослые (помню книгу «Четвёртый дивизион» автора конечно не знаю. Потом уже взрослым встречал эту книгу. Многое сохранилось в памяти) Читал газеты, в частности «Удмуртскую Правду», центральную «Правду». Из неё помню речи Сталина, из которых выбирал пословицы вроде «ни богу свечка, ни чёрту кочерга», «Ни в селе Селифан…. и т.д.» (так что при необходимости могу более или менее точно установить время начала моих чтений). Читал свои журналы «Мурзилка», «Костёр» Родительские «Дошкольное воспитание», «Большевик» и др.

 Надо сказать, что родители, хотя жили мы тесно, всегда выделяли для детей свои уголки.


Вот на фотографии такой уголок в подвале на Коммунальной. В самом светлом месте, между двумя окнами и швейной машиной – рабочим инструментом отца (окна на уровне земли). Фотография плохонькая по качеству сама по себе. Боюсь, что мой слабенький принтер вообще не передаст её содержания, но рискну - оставлю.
 

Вообще надо сказать для читающего эти мои строки - «компьютер я только, только, уже будучи глубоким пенсионером осваиваю. Поэтому прошу быть снисходительным к качеству технического исполнения и, естественно, (т.к. не являюсь профессиональным писателем) к изложению темы».

В 1939 году мы получили комнату в коммунальной квартире Соцгорода. Этот район Ижевска заселялся без квартирным пролетариатом из Колтомы, Зареки, Горы т.е. районов которые исторически между собой соперничали в общественном поведении. Известны драки между ними поощряемые дореволюционными властями. Слухи эти дошли до детских ушей даже моего возраста, и даже взора. Я наблюдал подобное на льду Ижевского пруда.

 Что-то подобное происходило и в Соцгороде, но притёрлись друг к другу быстро. «Помогла» в этом и начавшаяся в 1941-м война. А пока дети «притирались» свойственным им образом. В первый наш с сестрой выход на крыльцо дома № 3 нас окружили «чапаевцы» во главе с Витькой Шиповским. «Чапаев», опираясь на деревянную саблю, словами Василия Ивановича (правда, книжный герой имел в виду не мальчишку с девчонкой а «…великого полководца Александра Македонского…») грозно спросил – « Кто такие? Почему не знаю?»
Сестра что-то дерзко ответила и получила оплеуху. Она не терпела подобного убежала и вернулась с собакой на поводке (собака была дворнягой, но с внушительным видом) «чапаевцы» ретировались, успев пару раз поразить меня своим деревянным оружием.

 Позднее Витька стал добрым приятелем нашего старшего брата.

 Во время войны приезжал в отпуск в белом полушубке опоясанным портупеей со штормовым ножом в ножнах на поясе, с рассказами о своих подвигах, пленении, геройском побеге из плена, житии в партизанском отряде. Много позднее после Победы приехал в Ижевск каким-то снабженцем. Классно играл на трофейном аккордеоне.

 Рядом с нами жил Толька – «тарасик». Один сын у матери, как сейчас говорят, одиночки, уборщицы по профессии. Отъявленный второгодник, но не плохой товарищ. Его образование например, никак не позволяло заучивать стихотворения. Не только по школьной программе, но и уличных поговорок. Например, все посмеивались над ним и сам он тоже, когда пытался рассказать - «хрен соси, читай газету прокурором будешь к лету». У него обязательно получалось « …к лету будешь прокурором». Наша мать выясняя его происхождение, чтобы запретить нам общаться с ним спрашивала его фамилию «он - Тарасик?» на наш смех и пояснения, что это уличное обращение резонно заметила.- «ну, что ж. Я знала людей с фамилией Карасик». С Толькой было интересно. Он зарабатывал чистильщиком обуви. Иногда и нам доверял свой ящик и щётки. С ним я впервые ощутил вкус и запах папирос…

 Толька погиб в первый месяц войны.
К вопросу о притирании – первый серьёзный удар кулаком по лицу я получил именно в соцгородской школе 1934 в 3-м классе от второгодника Стёпки. Я, колтоминский «хулиган» драться не умел и проглотил эту обиду. А когда научился не жалеть обидчиков, судьба нас со Стёпкой развела.


3-й и 4-й классы я учился уже в школе №34 Соцгорода. С Почётной грамотой первой и последней за учёбу в системе среднего общего образования завершил 4-й класс. Похвастаюсь! За учёбу в 3-м классе получил фотоаппарат – чёрную картонную коробку с объективом матовым стеклом. И рамкой для стеклянных фотопластинок и фотобумаги. Лабораторию мы устроили в подполе, под нашей комнатой.

 Узкий коридор коммунальной квартиры на три семьи брат превращал в сцену домашнего драмтеатра, где мы разыгрывали помню само сочинённую пьесу по мотивам рассказа «Пакет». Жили мы тогда возле нынешней 5-й городской детской больницы Широкую улицу и громадный школьный двор мы использовали для игры в футбол (меня по малолетству ставили на ворота), для запусков бумажных воздушных змеев, для игры в лапту. Помню игры в «казаки-разбойники», «в Чапаева» и просто «в войну» - кидались уличным песком, завёрнутым в газету. Эти «гранаты» так эффектно «взрывались».
Из Соцгорода я стал осваивать территорию Ижевска. Родители ни когда не ограничивали свободу передвижения.

 С улицы Коммунаров мы бегали на пруд по переулку Широкий. Иногда мать брала нас собой на полоскание белья, во время которого я научился плавать с наволочкой Хлопнешь ею по воде образуется воздушный пузырь-поплавок. Остаётся только ногами работать. Зимой эти два переулка Широкий и Узенький (последний круче и опасней из за пасынков поддерживающих повалившиеся заборы) были отличными естественными горками для катания на санках и самокатах (вот забыл правильно ли называю устройство из двух досок соединённых буквой «Т» на концах закреплены коньки, поперечная доска выполняет роль рулевого устройства). Были и травмы из-за пасынков.

С 4-й Подлесной мы бегали на пруд и купались на прекрасном естественном пляже на месте нынешней набережной возле Электромеханического завода.

Из Соцгорода мы продолжали бегать на пруд на водную станцию «Зенит», где прыгали с вышки. Начали с 2-х метровой и дошли до последней, если не ошибаюсь – семиметровой. Освоили речку Позимь в районе от Кабанихи до Костиной мельницы.

 
Незабываемы переходы от города до реки по торфяному болоту (во время войны там были разработки торфа и уже не для развлечения, а за топливом – брикетами торфа, которые выкапывали из мерзлых буртов, ходили мы на любимую речку)

. А подводное плавание из омута в другой! Нырнёшь, быстрое течение тащит тебя, а перед глазами заросли подводные, травы опоясывают тело, разбегаются косячки рыбной мелочи.

 Осень – туда же на Позимь  - на коньках.  Утонул там у нас один парень Юрка.
.
Всё это происходило стихийно. Школы нашим вне школьным досугом не занимались. Во всяком случае те в которых я учился. Разве только направляли в пионерские лагеря. Зато в школьных кружках мы сдавали нормы ПВХО («противо-воздущная и химическая оборона», БГСО («будь готов к санитарной обороне»). Вот передо мной фотография Выпуска 4 –го класса. Я – со значками. В старших класса изучают военное дело. Я с интересом зубрю из тетрадей брата знаки различия военных

А приближалась война настоящая.К её началу мне было 12 лет и 5 месяцев.
          
                ВОЙНА (новелла двадцать пятая)
      22  Июня 1941 года. Воскресение. Жаркий летний день. Мыс сестрой весело бежали по ул. Советской. Возле кинотеатра «Одеон» у репродукторов группки народа. По радио звучит «ВОЙНА». Лица озабоченные, у кого-то слёзы, Мы вместо кино – домой.

  Позднее таких светлых солнечных дней не помню. Они, конечно, были, но память сохранила другое..

.Началась военная жизнь в тылу. Городские квартиры без света, без тепла – экономия электроэнергии, запасов топлива не было.
На стёклах окон бумажные полосы – предохранение от воздушных волн при бомбёжках. Слухи – бомбили Горький, Казань. В подъездах, да и домах в редкие дни подачи света синие электролампочки – светомаскировка.

Перед самой войной мы получили 2-х комнатную квартиру, в новом деревянном, рубленном доме рядом с клубом «1-го Мая», которой полностью, кстати, воспользоваться не смогли т.к. отец в первый же год войны одну комнату отдал семье эвакуированных рабочих тульского завода (у нас они работали на 622-м заводе. Ныне механический завод).

В 1942 году отец был призван в армию. Так что войну мы жили без него. Все мы – дети пошли работать.

Надпись на обороте фотографии:
«На фронт милому папе от сына Бориса Шеланова.
8 Ноября 1942 года. 14 лет».



















   

               
                .
               
                ОТРОЧЕСТВО. (новелла двадцать шестая).

«Опоздавшие на войну», сказал Ю.Визбор. Я бы сказал: «опоздавшие на фронт», ибо войну мы захватили. Точнее она нас захватила, каждого по - своему.
Я не очень люблю рассказывать военный период моего детства, точнее отрочества, кое-что и вспоминать не хочется. Но считаю - из биографии, как из песни - слова не выкинешь, «а выкинешь так песня вся нарушится». Потому буду откровенен. как всегда. Правда, по нынешним временам многие стараются свою жизнь в советское время «приукрашивать» разными не совсем достойными порядочного человека поступками «вот, дескать, какими мы были неосознанными, но всё-таки противниками советов и коммунистов…»
Войну мы ощутили быстро. На днях во время уборки в квартире в каком-то уголке кухни, куда редко доходят руки и тряпка, мне попалась маленькая сантиметров пять длиной высохшая морковка. Настроенный на воспоминания мозг воссоздал картинку из далёкого прошлого. Я пришёл после учёбы, во второй смене, до этого отработал свои шесть часов на заводе (законодательство о времени труда подростков, особенно в первый год войны старались соблюдать) и по довоенной привычке сунулся в шкаф, где обычно держались продукты, хотя и знал, что там ничего нет. И всё-таки нашёл две морковки подобные той, которая включила эту память. Когда я рассказывал этот эпизод моей жене она, прошедшая четыре года войны не могла сдержать слёз.
На нашей семье, как и на других, не имевших личного подсобного хозяйства в виде подворья и огорода к личному дому и живщим на покупках из магазинов, в первую очередь отразилось исчезновение с прилавков магазинов продуктов первой необходимости.
Горожане шерстили свои носильные вещи, отбирали без которых можно обойтись, собирались компаниями в несколько человек, конечно женщины и подростки и несли эти вещи в деревню обменивать на картошку другие продукты.
Позднее, когда в массовом порядке люди стали заниматься посадками картофеля на выделенных земельных участках за городом, на улицах, во дворах коммунальных домов голод уже не так ощущался. В каждой семье появились такие атрибуты сельского хозяйства, как лопаты, грабли, окучники (кто-то звал их мотыгами), ручные тележки на двух тележных облегчённых колёсах с двумя оглоблями в которые «впрягался» человек – городской грузовой транспорт военного времени.
Война отразилась не только на материальном положении. Из прекрасного здания школы нас перевели в приспособленное негодное для жилья здание. В школе госпиталь. В 7 класс перешёл в Школу Рабочей Молодёжи и пошёл работать на завод № 74.
«Пошёл» - не то слово. Не мог ребёнок решать такие вопросы, где работать и кем работать. Хочу ли я работать? Это меня ещё спрашивали и то так, для формальности. Мать знала, что я не откажусь. Отца уже с нами не было. С едой, одеждой было не важно. Мать и решила меня «устроить» в «хлебное» место на фабрику №2 Машзавода – поварёнком. Ну, тут я был категоричен. Разве мог человек с такими героическими мыслями как я работать на кухне?! Мечтал быть моряком, полярником. Воспитанный на книжных героях типа Спартак, Айвенго, Зверобой, Павлик Морозов, Павка Корчагин, Чапаев, песенных - «матрос партизан Железняк ».«Ванюшка» (…И вот о всём что было нам рассказал зелёный холм Ванюшкиной могилы ….») и вдруг - Кухня!? Согласился только, хоть и там же, но в группе механика учеником электромонтёра. И верно, место было хлебное, повара подкармливали «механиков» кашами. Меня взрослые приглашали к своему «столу» - котелку с кашей. Брат, когда узнал о «церемонии принятия пищи» возмутился и ехидно острил - «Из о-о-общего!». Помимо этой детали морального характера, мне работа нравилась. Я быстро освоил её в пределах, по моему, четвёртого разряда, которого мне хватило на всю жизнь. С удовольствием вспоминаю дежурку на чердаке фабрики с окном на пруд (сейчас проезжая на катерах по пруду всегда смотрю на это окно), с мощными электромоторами, вентиляторами, вентиляционными каналами, верстаком, с запахами машинного масла, солидола, канифоли. Вспоминаю мастера Мерзлякова Семена Никитича, который пришёл в электротехнику на её заре и вместе с её развитием совершенствовался как специалист. Это был высокий мужчина с бородкой клинышком. Худощавым лицом он чем-то напоминал иконописного Христа. Немного заикался, Всегда спокойный. Не ругался, не приказывал, а как-то веско говорил, что нужно делать,  объяснял и не приходило в голову ослушаться или сделать что-нибудь не так. Особенные требования он предъявлял к чистоте техники и к завершению любого дела, доведению его до конца. Я после учителей начальной школы считаю его своим первым учителем по производству, да и в характер от него кое-что добавилось - хотелось походить на него степенностью, знанием дела.
Таким же образом его слушались и два других электромонтёра – Гриша Исаев молодожён, смешливый непосредственный парень. Например, он со смехом рассказывал как в первую брачную ночь «опозорился» не по мужской линии, а по детской – обмочился. Рыков Феодосий, почему-то все звали его «Тося», хотя это был красивый немного полноватый мужчина всегда с элегантной чёрной тростью – хромал - результат ранения в первые дни войны. К нему частенько в дежурку забегала жена русская красавица, работавшая тут же на фабрике, проверять - не привёл ли он в дежурку какую-нибудь повариху, Страдал этим Тося. А мне внушал – «Борис у мужика две головы, так надо слушаться той в которой мозги размещаются». Все мы были одеты в сине серые застиранные комбинезоны. Я хоть и длинноватый был подросток, конечно, в комбинезоне не по росту, который сам ушивал где надо. (отец всё таки «вложил нам в руки иглу» без специальных уроков научились ею пользоваться). Как сейчас помню себя на трёх-четырёх метровой стремянке, стою на предпоследней ступеньке, а иногда и на последней придерживаясь за аппаратуру которую вытираешь или ремонтируешь, чем не цирковое «соло эквилиба».   
Неоднократно, это происходило всегда зимой через открытое окно со страховкой, посылали по обледенелой трубе наружного теплопровода находить ликвидировать обрывы. Помню как волновались в это время мастера, как потом меня согревали в том числе и водкой а когда её не было разведённой солью с помешиванием, политурой. Сейчас, бывая на реке Позимь, ищу и не могу найти «свои» опоры электролинии из города в совхоз на Костиной мельнице в строительстве, которой принимал участие, командированным с фабрики в бригаду электриков. Это было летом и, измазавшись в торфяном болоте, мы все с удовольствием отмывались в чистой тогда речной водице.
Это был период знакомств с ровесниками, заведения друзей. Любил я забегать в жестяную мастерскую, где появился у меня друг Венька Кисляков. Любитель песен, обладатель звонкого юношеского голоса, впоследствии тенора приятного тембра, я бы сказал классического оперного тембра. Он песнями перекрывал шум, лязг жести, стуки молотками, от которых мастера глохли и, может быть по этому, поощряли Венькино пенье. Репертуар у него был своеобразный после отсидки в детской колонии за какой то маленький грех. В конце войны голос Веньки на улице услышал какой-то руководитель Удмуртского ансамбля песни и пляски. С тех пор и до своего скончания он пел в этом коллективе. Дружба наша продолжалась всю жизнь, когда поженились - дружили семьями. Сейчас поддерживаем отношения с его дочерью женой профессора, самой научным работником – преподавателем университета - Макаровой Ириной Вениаминовной. Как тут не вспомнить пословицу: «если голодный ворует, то ему не милиция – бог судья». По ассоциации в памяти возникло: Конец 1941 года. В Ижевск эвакуировали большую группу Орловских ребят, оставшихся без родителей. Не сразу видимо, готовые к этому городские власти создали им необходимые условия: поселили в бараках. Может быть не успели обеспечить карточками (хлебными), теплом, но они ходили голодные, в саже (залезали по очереди в печки для тепла). И, вот, эта ватага подстерегла фургон, развозивший хлеб от хлебозавода. Один в него проник и на пути следования по ул. Орджоникидзе, выбрасывал буханки хлеба, а другие бежали следом и подбирали этот божий дар. Позднее я по комсомольскому поручению ходил в эти бараки, составлял списки для получения продовольственных карточек. Это было в середине войны – быт в общежитиях уже был налажен.
Через какое-то время чтобы быть по близости к месту жительства и учёбы перешёл на завод № 622. в отдел главного технолога, затем меня перевели в цех № 47.
О причине перевода следует рассказать подробнее. Хотя я и числился чертёжником и иногда даже что-то чертил, в мои обязанности входило «подносить, уносить», подшивать чертежи, писать какие то реестры и в частности ходить на территорию завода для чего у меня был свободный на него доступ (это в режимный то завод!) для получения одного литра спирта для нашей светокопии.
И вот копировальщицы стали замечать, что спирт у них плохо работает и определили, что он разбавлен. Подозрение пало на меня – якобы по дороге с территории завода я его разбавляю. Меня опросили, каким образом я получаю спирт от кладовщика. Я добросовестно рассказал, что он мне наливает не из крана большой цистерны, а из ведра, стоящего под краном. Что там показала проверка я не знаю, но меня перевели в цех на более «ответственную» работу не связанную с материальными ценностями. Я естественно подчинился даже с радостью – всё-таки цех – это уже непосредственное производство. Цех был инструментальный.
Я знал причину не качественности спирта, но промолчал, ибо к тому времени уже знал закон: «Ни кого не бойся, ничего не проси, ни кого не продавай (не закладывай)». Всё было просто. Работал в светокопии парень, вообще-то уже женатый – любопытный типаж – по внешности, а может быть и на самом деле цыган, только уж очень маленького роста (поэтому его и в армию не брали). Талантлив был безмерно, например, вычертил пистолет собственной конструкции, если подумать вспомню его особенности т.к. конструкторы отдела довольно серьёзно обсуждали его достоинства и недостатки. К талантам можно отнести его мастерство художника. Он был постоянным оформителем здания отдела к праздничным дням. Мастерски подшивал и ремонтировал обувь всем работникам, а жене такой же маленькой цыганке сшил сапожки из разноцветных квадратиков кожи, не сапожки – загляденье. Кроме того он был большим любителем выпить, не чистым на руку, и умел проникать в закрытые помещения, даже если на замке была контрольная бумажка с подписью начальника светокопии. (Попутно, во время отсутствия заместителя главного технолога Фомичёва и срочной необходимости его подписи на чертеже или другом документе к Ромке (назовём его так) обращались все инженеры-конструкторы отдела и восхищались отменным сходством Ромкиной подписи с оригиналом). Ромка меня почему-то не стеснялся, более того однажды пригласил вечером в отдел. Сторож, охранявший светокопию внутри помещения нас пропустил, (похоже делал это не первый раз). Ромка проделал операцию с замками на двери светокопии, с контрольным листком, подписью на нём и мы втроём, под кусок чёрного хлеба и луковицу (ночной обед сторожа) насладились девяноста пяти градусной жидкостью естественно разбавив её водой из под крана.
Позднее Ромка кончил жизнь, замерзнув на колючей проволоке между его и соседским огородом, возвращаясь из гостей кратким путём, будучи в изрядном подпитии
От работы в отделе главного технолога у меня остались в памяти мои первые шаги в комсомоле. Сбор тёплых вещей для фронта, нудная работа по поручению комсомола от имени райисполкома – составление и переписывание длиннейших списков на получение продовольственных карточек. На рабочего 800 гр. хлеба, на служащего – 500, на иждивенца - 400 граммов. Существовали и дополнительные талоны только рабочим военных заводов ГКО (Государственного Комитета Обороны – от Сталина). Помощь Ромке в оформлении здания к праздникам. Какой-то ещё деятельности – не помню. Но хорошо помню утрату комсомольского билета и проработку в связи с этим вплоть до бюро районного комитета. А потерял я билет просто. Лез к кассе кинотеатра «Колосс» за билетами. Очередь. Теснота, Кто-то лезет в задний карман брюк за моим любимым складным ножом, я хватаю эту руку – она вырывается, я лезу дальше. Вспотевший, но довольный выползаю из очереди с билетами в руках. Друзья говорят «проверь карманы гимнастёрки на груди» «А что?» Они застёгнуты, но содержимое исчезло. Тут вспомнил наглую, но красивую физиономию парня, который помогал мне проталкиваться к кассе и своей рукой устраивал перед моими глазами «ширму»… Друзья помогли мне вернуть записную книжку, профсоюзный билет, какие-то ещё документы. Кроме комсомольского билета и конечно, денег. За что я и получил первый в своей жизни строгий выговор.
В отделе я имел дело с чертежами оружия. Противотанковые ружья ПТР. ПТРС, наганы, пистолеты ТТ, в цехе соответственно с инструментарием для изготовления этого оружия, а при посещении друзей в других цехах имел счастье держать оружие в своих руках. Тяга, даже любовь, к оружию осталась у меня на всю жизнь.
По наступлению 14 лет – Всевобуч (Всеобщее Военное Обучение). Военно-Учебный Пункт в бараке – крыше на Ключевом посёлке, Полуказарменное положение, ночные дежурства. Охрана склада с японскими тяжеленными ружьями (не понятно для какой цели хранились, неужели не было надежды на Ижевские ружья?). Изучаем материальную часть трёхлинейной винтовки, автоматов ППШ, ППД, силуэты своих, а в основном немецких самолётов - «Мессеры», «Фокки -Фульфы», «Рамы». Шагистика, маршировка под военные песни – «Эх махорочка» и др. Стрельбы. Гордился «пятёрками» по стрельбе и военному делу. Готовились всерьёз заменить павших на фронтах. Похоронки-то были почти в каждой семье.
Моя трудовая деятельность на двух заводах оборонного значения отмечена Правительственной наградой – медалью «За доблестный труд в Великой отечественной войне-1941-1945.г.г..». Горжусь этой наградой, хотя считаю что я получил её не за личный подвиг, а как винтик той большой машины, которая обеспечила помощь фронту и горжусь этим. Это сейчас некоторые «демократы» - анти советчики опошляют слово «винтик». Конечно, мы подростки заменили взрослых ушедших воевать. Но поведение наше было мягко сказать не всегда героическим. Хотя патриотическим оно было всегда. По малолетству мы не сбегали на фронт. Хотя были и такие, но не добегали они до фронта и бесславно возвращались милицией к своим родителям. Знаю только один случай, когда наш ровесник прошёл от Ижевска всю страну на запад, дошёл до передовой, где солдаты его не пропустили на территорию занятую немцами, оставили у себя. Он прошёл с этой частью всю войну, заслужил награды и сейчас является, наверное, самым молодым участником Великой отечественной войны. «Участник» - Нина негативно относилась к этому слову: «ФРОНТОВИК» - вот что для неё было значимо и я с ней согласен.
За движением наших войск следили не менее взрослых, и по сводкам информбюро (помню какое двойственное отношение было у подростков к сообщениям о творимых фашистами зверствах, насилиях. С одной стороны ненависть, желание побежать – отомстить. С другой не ясное ещё осознание возможности человека властвовать над себе подобными при помощи физической силы, холодного или «горячего» оружия) и по карте, которая занимала у нас всю стену в квартире. Мы делали себе татуировки, на которых русский меч убивал фашистскую гадину. Кстати о татуировках. Разве в мирное время мы узнали бы что-то о татуировках. Война с её неустроенностью быта сбила подростков с того пути который им намечала страна: пионерия, комсомол; среднее, высшее образование, работа по вкусу и своему выбору, общественная работа на благо Родины, полнокровная насыщенная культурой и достатком счастливая жизнь.

Нас было трое в классе – озорная тройка, но все трое отличники, Белорус Володька Иваньков, который оказался в Ижевске в связи с тем что его брат служил в военном городке (был такой на месте нынешней центральной площади и Арсенала ) он привёз мать и Володьку, а места в городке для неё не было поэтому они были им устроены в одной комнате коммунальной квартир.; Игорь Драч украинец семья его за долго до войны каким то образом видимо в поисках счастья приехала в Ижевск, и похоже нашла его – жили они в отдельной двухкомнатной квартире и я – русский (пример интернационализма в действии). Война разогнала нас по разным заводам, в разные компании. Раньше встречались в любой из трёх квартир. У Володьки стало тесно - перешла из военного городка жена брата с грудным ребёнком. Семья Игоря перебралась в одну комнату, остальные, как и кухня не обогревались превратились в пустующие площади мебель частью продавалась менялась на картошку, частью сжигалась в подтопке устроенном в печке единственной жилой комнате, бывшей спальной. Говорю «Семья», но семья уже была не полной, старший брат Юрий в первые дни пошёл на фронт добровольцем и пропал без вести. Это была первая потеря относительно близкого человека. Позднее доходили слухи, что он, будучи раненным, попал в плен, увезён во Францию и боится возвращаться на родину. Не верилось, что этот наш кумир, комсомолец, весёлый парень, знакомивший нас с Робин Гудом (на маскарадах мастерил его костюмы, в котором нам очень нравилась шпага почти настоящая только деревянная), дон Кихотом (он и сам длинный походил на него) спортивный, умный мог попасть в плен, не убежать из плена и тем более боятся Советской власти. Не знаю его дальнейшую судьбу… Мы же продолжали жить и дружить. Встречались лишь у меня. Отец был на фронте, мать постоянно занята по вечерам общественной работой, брат или на заводе в ночной смене или в драмкружке, сестра уехала учиться в Московский институт физкультуры. Запомнились эти редкие вечера у железной печки, облепленной ломтиками картошки, когда она была, разговорами и песнями. Эту печку для экономии топлива мне изготовили как молодому рабочему у нас на производстве в м механической мастерской. Все мы были песенниками. Я подыгрывал на мандолине, Володька обзавёлся гитарой. Пели всё подряд и фронтовые и народные и блатные, били стэп, чечётку, плясали цыганочку. Размышляя о песнях, анекдотах ныне я понимаю, что они шли из Гарварда.  Скорее всего через заключённых, из  лагерей. Влияние их на подростков было явно отрицательное. Что значил, например такой анекдот из песен: Сначала – «Если завтра война…» потом «Эх как бы дожить бы …», анекдоты про женщин, особенно фронтовичек: «Наш папаша целый полк», об отдании чести старшине и т.п. Подобные «шуточки» сбивали патриотический настрой и только победы на фронте, или статьи в газетах подобные «Таня» его поднимали.
Володька работал на мелькомбинате электромонтёром. Попал в компанию воров муки (брат к тому времени уже был на фронте и семья буквально бедствовала). Смотрим - Володька зажил. Матери купил пуховую шаль. Себе вожделенную тогда для мальчишек кубанку с модным жёлтым мехом, бушлат с таким же воротником сапоги (поскольку овладел жаргоном - «прохаря») часы - «бочата», гитару, появились карманные деньги, как следствие – выпивки, девочки. Повезло парню - не успел попасть в поле зрения милиции – взяли в армию (он был старше нас на год). Но не повезло матери - в первый же месяц пришла похоронка.
Игорь работал слесарем – лекальщиком на 622-м на деталях к пистолетам… Кампания была со своей улицы. Когда я перешёл с 74 завода на 622 стали в одной компании. Ходили на танцы в клуб «Двадцатый» по номеру дома. В клуб «1 Мая» ходили редко, он был «оккупирован» ранеными из госпиталей, в основном из школы № 34. Интересная бывала картина: танцоры в белых кальсонах и рубашках, в больничных халатах пользовались большим успехом чем «гражданские», которыми были мы мальчишки (парни-то были на войне). Вот нам и оставался «Двадцатый» или «барак крыша» недалеко в Ключевом посёлке - клубы для жильцов ближайших рабочих общежитий. На танцах собирались завсегдатаи, свои компании. В нашей, например, ненавязчиво верховодил довоенный вор. Раненый на фронте (а может быть и косил под раненого) ходил на костылях. Вокруг него собирались подростки, кому- то он благоволил - приглашал на выпивки, иногда с картами, с девочками. О подвигах и приключениях на фронте не говорили. Зато в ходу были тюремные истории. Рассказы о том, каким образом лихие воры обманывали милицию. Как себя вести, если попался к ней. Называли милиционеров, которые «лютовали». Особенно кляли начальника милиции «Соловья»  - Соловьёва. Как бы случайно назывались адреса «богатых» квартир
К слову, уже будучи пенсионером, подполковником милиции в отставке я встретил однажды этого «авторитета» - жалкое подобие человека: опухший от постоянной пьянки, обросший седой щетиной с умственным «развитием», на уровне сороковых годов прошлого столетия. После моего напоминания похоже вспомнил меня стал вспоминать «похождения» того времени. Отталкивающий тип. Нас с Игорем он выделял – приближал. Нам кстати импонировало, что его окружение не поощряло хулиганство, чтоб не выставляться. Вплоть до того, что слово «хулиган» было оскорбительным, а «вор» произносилось с уважением. Ходили по рукам потрёпанные книжки. Прочитал я и запомнились учебник «Криминалистика». Не она ли помогла мне во время учёбы получать отличные оценки. Ведь, выученное в детстве остаётся в памяти всю жизнь. Книжка о типах воров в Харьковской, помнится, тюрьме, «Женщины мира». Уж если зашла речь о книгах. Я при всех условиях: холодный голодный по-прежнему читал. Имел, кстати, как аккуратный читатель с довоенного времени доступ в запасники библиотеки клуба «1 Мая». Даже писал отзывы на прочитанные книги (с благодарностью вспоминаю двух женщин библиотекарей за организацию этой работы и отношение ко мне). Игорь тоже был книгочеем. Хотелось нам подражать героям книг, которые добивались успехов с помощью оружия (в том числе и из книги «Заключённые» упомянутой выше, а это были грабители, налётчики периода НЭПа от них веяло блатной романтикой). Может быть, этот настрой в нас и заметил наш «авторитет». Кстати тогда слова «авторитет» в ходу не было - «Пахан», но наш и этим не козырял – не высовывался. Может быть, его интересовала и возможность Игоря на заводе. Игорь собирал два пистолета для себя и меня, но об этом в компании не знали. Один был готов к выносу. Второй заканчивался сборкой. Как-то я зашёл к Игорю в цех, мне говорят: «Его забрали в милицию, сделали обыск в его тумбочке – нашли пистолеты». Я бегом к нему домой, знал, где он хранил патроны (тоже были уже запасены). Унёс – запрятал в сарае. У Игоря дома делали обыск. Ко мне не догадались придти.
В своей следственной практике памятуя об этом эпизоде всегда в одну из первых очередей при допросах выяснял круг знакомых, друзей, возможных, может быть даже не вольных пособников...
Игоря продержали в КПЗ на Советской 17 три дня и выпустили.
Чем бы всё это закончилось не знаю. Ничего конкретного мы не планировали. Вроде носить для защиты. Во всяком случае, ничего доброго из этого бы не вышло. Мысль об оружии мы не оставляли. Но и здесь как в случае с Володькой «повезло». Наши войска освободили родные места старшего Драча и он увёз семью на родину. С Игорем мы поддерживали не регулярную переписку, а когда переженились – она прекратилась.
Володька и Игорь учёбу бросили, а я тянулся в вечерней школе. Там появились новые друзья. Они, кстати, буквально за уши притянули меня в школу, когда я, запустив учёбу, бросил её. Сейчас я говорю им спасибо. Так же благодарен директору школы Власовой Галине Николаевне, учителям, которые меня просто вытянули и выпустили из десятого класса с аттестатом, хотя и без, (откровенно) достаточных знаний.
Словами не выразить роль матери, да и вообще семьи. Наверное, основное значение имел общий настрой. Отношения в семье лишены были и опёки и сюсюкания. Спокойная деловая обстановка. Семейные обязанности выполнялись как-то сами собой без особенных потуг и понуканий. Ласки были редки. Наверное, поэтому запомнился запах маминых волос. когда она ими отогревала мои замёрзшие после целого дня катании на лыжах руки. Скрюченные пальцы нестерпимо ломит, они постепенно начинают гореть, мозжат только кончики пальцев, затем ладони выпрямляются, а отнимать их от маминой головы всё не хочется. Нотации у нас в семье были не в ходу. Мать умела говорить веские слова, как выразилась одна моя подруга. Не сказала она какие это были слова, но после них связь эта прекратилась как не желательная. Или вот пример. Как-то я поделился с матерью. «Еду с работы в трамвае, устал конечно, место уступать не хочется, я делаю вид что сплю и меня не тревожат». Посмотрела она на меня внимательно и говорит: «какой ты у меня, оказывается хитренький». Не «хитрый», а именно «хитренький»! На всю жизнь запомнил. Воспитывала она нас не словами - делом.
В лихие годы в России, да и не только, активизируются всякие насекомые, прочая нечисть. Было это и в Великую отечественную. Мог бы я рассказать со слов жены о случаях на фронте. Она писала об одном в своих воспоминаниях в «Удмуртскую правду», как крысы напали на недвижимых раненых. Или её рассказ о женщине – снайпере, поступившей в госпиталь после лежания на нейтральной полосе несколько суток сначала в секрете, а потом, будучи раненой. На голове у неё была шапка из вшей - не видно было волос. В тылу тоже водилось подобное. Как то я в очереди обратил внимание на одну симпатичную девочку, но познакомиться не рискнул - увидел на воротнике насекомых. Борьба с этим злом велась активно. Сижу как то вечерком один дома. Стук в дверь - открываю. Две молоденьких девчонки.
- «Что нужно?».
- «Мы санитарный патруль. Проверяем на педикулёз население».
- « А что это такое»? – Грешен, не знал я тогда, что таким мудрёным словом обзываются обыкновенные вши. Девчонки смутились, раскраснелись. Как объяснить этому не грамотному, а может быть он издевается? Одна выпалила:
- «Вши!»
- «Ну, понял. Ищите». Подняли одеяло, а там белоснежная простыня. Меня постеснялись смотреть. Я сам предложил посмотреть ворот рубашки пояс трусов. Чистота у нас держалась авторитетом и трудами матери в любое время при любой обстановке.
Странное и страшное время - война. Общее горе, а жизнь идёт своим чередом. Рядом ходят и смерть и любовь. У кого-то несчастье, а кто-то счастлив безмерно. Кто-то теряет друга, а кто-то находит. Так и у меня жизнь шла во всём её разнообразии. Немного расскажу о своих многочисленных увлечениях:  мандолина; гитара; гармошка «GALOTA» (была такая трофейная у Линки Люляевой). Звук! Аккордеонный! Маленькая типа нашей хромки с очень простой клавиатурой настроем двумя-тремя октавами, которую мы с Линкой неимоверно мучили и добивались исполнения довольно сложных музыкальных произведений вроде вальса «На сопках Манчжурии» или дуэта из «Сильвы». Боксом! Конечно, для улицы (в секции, кстати, была своя криминальная группировка, обезвреженная милицией). Ушёл из секции, овладев основными ударами, уязвимыми местами, запретными ударами локтем (ударами локтем, между прочим прославился позднее в определённой компании, хотя драться не любил, но приходилось). Секция плавания, в которую меня втянул наш жилец Костя Витковский потому, что там давали дополнительные пайки спортсменам в виде кусочка масла. Мне это претило. Я немного позанимался. Меня пустили на каких-то соревнованиях в одном заплыве с самим Солохиным (до сих пор известная в Удмуртии династия пловцов). Он классическим стилем «Кроль», а я «на боку» да ещё услышал насмешливое: «а я на бочку, на бочку», когда отстал от соперника на полторы длины бассейна и, шатаясь от круговерти в голове, выходил из воды на мостки. Я конечно понял, что не достоин получать кусочки масла и бесславно покинул этот вид спорта, оставив за собой право плавать как угодно и где угодно. Живопись, ну это очень длинная история и многие другие… Нигде не добился каких-то значительных успехов. Что позволило одной гадалке предсказать моей будущей жене, что у её избранника - «нет ничего постоянного». (заранее скажу – «Ошиблась прорицательница. Постоянен я оказался и в любви к своей жене, и к избранной после не так уж и долгих юношеских метаний специальности. Осталось увлечение к «писательству»). Да и сам я в дневнике того периода (а я периодически записывал свои стихи, рассказы, происходящие со мной события) записал примерно так: «что я собою представляю не пролетарий, не студент» (а я пытался с моим-то средним общим образованием поступать учиться и даже семестр проучился в Высшем учебном заведении). Упоминал я и другие ниши общественного бытия, в которых мог бы оказаться волею судьбы. Просто необходимо рассказать о Пионерии, Комсомоле и в своём месте о Компартии… Каким радостным были приёмы в пионеры. Приуроченные к праздникам: цветущему «Маю», строгому раз наряженному красными знамёнами и флагами «Октябрю». Приём сам становился праздником. Ты был лучшим, ты заслужил право носить галстук цвета крови, пролитой отцами в революцию. После праздников обычно наступают будни. Быть лучшим причём во всём – становится твоей обязанностью – это уже ограничение твоей свободы. А ограничение, как правило, в ответ вызывает сопротивление и реальность теряет свои прелести. Лишь некоторые пионерские вожатые умели поддерживать интерес ребёнка. В основном же они были такими же учителями, причём не самыми лучшими учителями да ещё с такими недостатками как молодость и отсутствие педагогического образования и опыта. Поэтому от пионерии у меня осталось в памяти работа по оформлению стенных газет, а от вожатых одна общая фотография четвёртого класса, где рядом с любимой учительницей Христиной Николаевной Ульяновой сидит холодное существо в сером платье без имени, но с красным галстуком. Думаю, что основной работой пионерской работы были пионерские лагеря. Брат с сестрой бывали в лагерях несколько раз. Я же всего один раз. Вот оттуда у меня остались яркие впечатления: красавица вожатая, хотя и с больными ногами, которые постоянно опухали. Походы, игры. По вечерам она допоздна разрешала нам оформлять стенную газету и сама в этом участвовала. От неё научился кое-каким способам работы с красками. Познакомился с мальчиком – евреем, увлечённым техникой. продолжилось знакомство и после лагеря. Бегали с ним на шихтовый двор, подбирали детали от автомобильных моторов. С ним я узнал о работе карбюратора - собирали его. С войной это знакомство прервалось. Вместо пионерского лагеря в первый год войны нас пытались привлечь к работе в сельском хозяйстве. Посылали на прополку каких-то овощей. Мы повыдирали сорняки вместе с культурными растениями, обиделись, что нас плохо кормят и удрали домой. Но всю войну вспоминали эту «плохую кормёжку» - крупную с арбуз величиной рассыпчатую картошку и почти литровую алюминиевую кружку почти парного молока. Зато, когда осенью нас посылали на уборочную мы с жаром и удовольствием занимались взрослой работой на молотилке с конским приводом, подавали снопы, водили по кругу лошадь (хотя она и без нашей помощи могла кружить). Вечерами наслаждались парилкой в бане «по чёрному», деревенскими гуляниями и посиделками то в девичьей компании, а то в мужской, солидно дымя само крутками из крепчайшего самосада, с рассуждениями о политике, войне, видами на урожай, хотя кормёжка к тому времени уже и в деревни была хуже довоенной. Сейчас, вспоминая своё отрочество, с любопытством отмечаю, каким оно было всё-таки насыщенным и даже интересным.
Я здесь не рассказываю о многих встречах, знакомствах, увлечениях, так или иначе повлиявших на превращение подростка в мужчину.
Не рассказываю о многочисленных эпизодах мимолётных привязанностях, дружбе и ненависти, измене и предательстве, так тяжело переживаемых в том нежном возрасте. И сам я не всегда был на высоте морального поведения, до сих пор стыжусь одного поступка. Какой-то период времени местом наших вечерних сборов был кинотеатр «Металлист» деревянное даже дощатое помещение барачного типа с тремя тамбурами у входов и выходов на просмотр фильмов. Оно располагалось на месте нынешней Республиканской библиотеки в густой тени деревьев, практически дико растущих, но образовавших отличный сад с удобными для интимных встреч уголками. В одном из этих уголков или в тамбуре была изнасилована группой подростков ученица одного из параллельных  классов. Не встречаясь в школе, мы практически познакомились с ней в этом культурном учреждении. У нас ней только- только начали завязываться отношения на уровне «здравствуй» «до свидания». И вот однажды, когда я узнал о происшедшей с ней трагедии, вечером стараясь держать себя как обычно непринуждённо, она подошла ко мне и протянула руку. Какой-то чёрт заставил меня засунуть руки в карманы и отвернуться (не сработала ли тут многовековая брезгливость мужчины к «осквернённой» таким образом женщине?). Она, конечно, не будет читать этих строк. Но… пусть простит меня (назовём её Никой, у девчат тогда было в моде сокращать имена путём добавление частицы – «ка» на месте окончания), я уже тогда понял свою подлость, но она ушла из нашей школы, а потом вообще уехала из города

                ПОБЕДА.  . Ижевске.(новелла двадцать седьмая)

 
 Апрель 1845 года месяц насыщенный победными сводками с фронтов. Один за другим освобождаются города и населённые пункты уже Европы. Наши в пригороде Берлина , в Берлине!
 Все уверены Сталин сделает  Победу подарком к празднованию ! Мая.
 Как обычно к празднику готовы флаги , транспаранты , цветы. Обычным порядком создаются колонны демонстрантов . Ждём объявления об окончании войны . Демонстрация проходит вс некоторым огорчением, В недоумении расходимся., сдаём транспаранты,. Бывалые  разъясняют  не так просто войну закончить : враг огрызается .
     Ещё плотнее прижимаемся к радио Сон ста не ровным , Ловим каждую минуту , не только « В последний час.
 И вот соскакиваем в 4 утра . Ура ! Победа! Спешно одеваемся , Мать даёт нам с Шуркой припрятанную к этому дню бутылку шампанского.(коммерческого!) .   
    Бежим на улицу . Из подъездов выбегают радостные , взволнованные  люди.  На каком то крыльце с какими то людьми распивающими водку, уничтожаем содержимое  нашей и их ней бутылки. На базарных столиках отбиваем «чечётку»
   Народ сбивается к традиционным местам сбора. Проходные ,  Ворота(1) военных заводов. Открыты настежь , разбираются флаги , украшения колонн. Вооружённые кумачём люди стихийно создают группы, колонны, ,которые сливаются в сплошную людскую реку , двигающуюся по традиционным направления По проезжей части улицы, тротуарам .газонам   к трибуне к статуе Сталина .возле трибуны. Я как и все буквально «нечуя ног» двигался в этом поке  не знакомых , но родных , любимых женщин, мужчин , детей в состоянии радостного забытия, Очнулся в каком то зелёном уголке в районе кинотеатра «Металлист» в объятиях не знакомой женщины , которая так и осталась прелестной незнакомкой.
 
  Взрослели мы рано. На этой фотографии я с другом Губиным Аскольдом. Фотографировались на пятиминутке (были такие фотографы - моменталисты на Сенной). Дороги наши с ним разошлись как и с многими другими, когда я избрал своей специальностью юриспруденцию, а работу в правоохранительных органах.
Насчёт взросления. Запомнился мне эпизод ещё в седьмом классе, учителя и директор решили нам устроить экскурсию в лес, возле ипподрома. Там какую-то игру с бегом организовали, а мне стыдно было играть в перегонки (я ведь уже рабочий) и я как-то криво всё-таки побежал и слышу Галина Николаевна говорит – «Что наделала война, дети бегать разучились, он совсем бегать не умеет»… Не знала она как мы бегали, когда за нами гнались с серьёзными намерениями.
Завершив описанным выше способом своё среднее образование и попытки (безуспешные) поступать в Высшие учебные заведения, сидеть на шее родителей я уже не мог. Чтоб иметь зарплату и спокойно обдумать своё будущее, поступил на работу в подвернувшееся по совету какой-то знакомой матери учреждение.
Им оказался Областной Комитет Красного Креста УАССР. С этого момента началась моя взрослая жизнь с её заботами, интересами, ответственностью. Но сначала я влюбился…
Перечитал напечатанное, нахожу нужным как то обобщить: Половина детского периода и полностью период отрочества перечёркнуты войной. Справедливо выражение – «война лишила нас детства». Не смотря на трудности и сложности, а может быть и благодаря им мы получили определённые принципы из которых главный – патриотизм. Последующие (не в порядке значимости): стремление учиться дальше; навыки поведения в коллективах; уважение к личности, оптимизм; веру в наше государство: в будущее общества, в котором мы жили.

         НА ПЕРЕПУТЬЕ    (новелл двадцать  восьмая)    

Удмуртский Обком Красного Креста был весьма солидной организацией. Достаточно сказать, что его первичная партийная группа входила в состав партийной организации Министерства здравоохранения наравне с медицинским институтом и другими медицинскими учреждениями. Сам Обком имел под своим руководством целую сеть Районных и городских комитетов Красного Креста (по числу районов – 48), которые в свою очередь руководили сетью первичных организаций на предприятиях республики, колхозах, МТС, фермах, заводах, учебных заведениях, школах и т.д.
Обществу Красного Креста страны и, естественно, нашей Республики полностью перешли функции организаций МОПРа, Красный Крест занимался санитарным просвещением населения, лекционной пропагандой, готовил санитарный актив и руководил им, сандружинами, санитарными постами, сантройками; проводил шефскую работу в госпиталях, среди больных
 
                ЛЮЬОВЬ СЕМЬЯ. (новелла двадцать девятая)

…Но сначала я влюбился… Это, наверное, тема для отдельного повествования, а пока, как смогу коротко.
Когда я беседовал с Председателем Обкома Красного Креста о приёме меня на работу в кабинет вошло что-то ярко чёрное на котором выделялись глаза. Не пойму чем: то ли чернотой (но бывают ещё чернее); то ли величиной (но бывают ещё больше). Это село за стол и оказалось девушкой то ли с цыганской, то ли с татарской внешностью, но явно русской, которая сразу зацепилась в каких-то тайниках моей души. Главное, она оказалась моим начальником, и мне предстояло, что и случилось, всё рабочее время сидеть с ней в одном кабинете. Наблюдать в полу-анфас (есть ли такое выражение у специалистов?) её смуглое лицо, цвет которого она старательно маскировала пудрой (позднее она подчинилась моему запрету пользоваться белой пудрой скрывать естественный красивый цвет кожи, зато научилась успешно пользоваться тональной пудрой), широкие брови не покорные бритве, хотя и тщательно подбриваемые, чувственные губы и стройные в наимоднейших телесного цвета чулках ноги, выглядывавшие из под канцелярского стола. Их скоро не стало видно – спрятали от моего, наверное, слишком навязчивого и не совсем скромного взгляда. Наряжаться она любила и умела. Одевалась соответственно средствам и моде, иногда перегоняя её. На работе в скромном жакете с орденской планкой на груди. Иногда в платье цвета хаки военного с той же планкой. В жаркие дни в цветастом, как правило, платье со свободным лифом и широкой юбкой «солнцем» если мне память не изменила. Со своими густущими чёрными волосами она творила неимоверные вещи. То придёт с пышной головокружительной причёской. То вокруг головы появиться валик типа шапки боярки. То головка гладко причёсана с аккуратнейшим пробором чётко на середине головы. Была всегда деловита, энергична. Умела во время пошутить, посмеяться.
Очень любила работать с таблицами, графиками. В отсутствие компьютеров это выглядело так. Склеивались большие листы бумаги в ещё большие и линовались в нужные клетки. В них заносились тонко очинённым карандашом нужные цифры из различных книг, сводок. Цифры потом пересчитывались, перепроверялись, суммировались. Выводились итоги. И окончательно переписывались уже чернилами. Я любил эти часы и минуты. Я добровольно вменил себе в обязанность перед её приходом на работу, чинить карандаши, что она принимала, как знак уважения и внимательности, склеивать бумаги, линовать. С цифрами и составлением графиков работал, конечно, под её требовательным оком. И мне было приятно слышать её голос, выполнять её приказания, слышать запах её духов, пудры, помады, волос. Ощущать рядом это чудо, которое постепенно завладевало все моим существом. И я ни чего не видел и не слышал. Хотя вокруг было, жило и двигалось не менее десятка женщин и девушек моложе её (моих ровесниц), и даже классической красоты (а я в этом разбирался – сказалось моё увлечение рисованием под руководством моего друга художник Андрея Запольского, увлечение в своё время коллекционирование открыток из Эримтажа, Русского музея, да и вообще тяга к искусству).

Это она.
8 –го июня 1948 г.

Ещё не жена, но  уже любима















(Надпись на обороте ,после свадьбы.)

Такого соседства хватило на полгода, после чего по страстной обоюдной любви, преодолев всевозможные препоны, мы пошли в бюро ЗАГС, а 27 Июня 1998 года зарегистрировали Золотой брак.
Период с Января по Июнь 1948 года был самым светлым, хотя и не безоблачным в моей жизни и насколько я знаю – в жизни Нины.
Наверное, фотография, случайно схваченного нашим товарищем Гогой Губиным момента в марте 1948-го, во время поездки с рабочим коллективом на однодневный отдых в д\о «Машиностроитель» без лишних слов скажет о нашем состоянии. Мы ещё не объяснились. Но именно о нас пелось в песне из кинофильма «Подвиг разведчика», который шёл тогда на экранах: «Сердцу хочется ласковой встречи и хорошей большой любви».
 
Много позднее, когда мы вместе прожили значительное время в откровенном разговоре Нина рассказала о своё первом впечатлении «когда ты прошёл в кабинет Горбуновой, я вспомнила молодых лейтенантов. Выпускников училищ, одетых в новейшую форму с иголочки, жизнерадостных, весёлых, а через некоторое время поступающих к нам в госпиталь ранеными, в крови, грязи. Иногда изувеченными. Я испытала что-то такое, как на фронте. Чувство жалости. Ведь он мог быть таким же раненым, не дай бог». Напомнил ей прошлое своей одеждой, модной в то время: ватник, ватные брюки, подтянутый, хотя и без ремня и не защитного цвета, а какого-то скромно пёстрого (отец-то был портным и естественно одевал нас по-своему оригинально) белые валенки


                НАШИ "УНИВЕРСИТЕТЫ"  (новелла тридцатая)

Здесь к месту её воспоминания, изложенные выше в «ТЕТРАДИ НИНЫ» о работе, учёбе в вечерних университетах, школах.
Нина Григорьевна к моменту нашей встречи была вполне состоявшейся личностью, с не ординарной, не всегда благосклонной судьбой, с сильным весьма самостоятельным характером, настоящим коммунистом. В партию она вступила на фронте в 1942 году, чем очень гордилась (не всякий в первые тяжёлые годы войны решался быть коммунистом). Мы очень долго отвыкали от «Я-МЫ». В какой-нибудь ситуации Нина говорила - «Я», а я поправлял – «Мы» - получалось «ЯМЫ». И это было не удивительно Нина рано начала самостоятельную жизнь. Родители в селе, она на учёбе в Ижевской школе медсестёр и на частных квартирах. 1939-40 годы Финская компания. Нина - в военном госпитале в городе Сарапуле. Великая отечественная война 1941-1945 гг.- Нина с первых и до победных дней хирургическая медицинская сестра ХППГ (Хирургического Полевого Подвижного Госпиталя Первой линии), член коммунистической партии с 1942 года.
Боевой путь с Калининского фронта, затем западный, Брянский. Белорусские фронты и День Победы под Берлином. Факсимиле на стене поражённого Рейхстага. В мирное время нельзя было не заметить её организаторских способностей, её трудолюбия, что и позволяло ей не сидеть без работы в довольно частые переезды нашей семьи и занимать «руководящие» посты (зав. детскими яслями.).
Здесь, наверное, уместно заметить, по рассуждать о том, что семья наша была не обычной по тому времени. В послевоенный период характерным для семьи было: муж – фронтовик, старше жены лет на 5-6, жена, как правило, младше с гражданской профессией или вообще без профессии. У нас же было наоборот.
Первым совместным нашим решением было получение главе семьи какую-нибудь специальность и как можно быстрее. Я ушёл с работы и поступил на третий и последний курс факультета физического воспитания Ижевского Педагогического училища. На него принимали со средним общим образованием (десятилеткой) без экзаменов (что было очень важно при моих знаниях.) В результате года напряжённой учёбы и кусочка интересной студенческой жизни я окончил училище с прекрасными оценками (немного не дотянул до круглого отличника) и получил звание учителя физического воспитания 1-х 7-х классов средней школы.
Два года я работал преподавателем в школах (по порядку) №30 г.Ижевска, Камбарской средней школе, школе № 4 Ижевска. Кстати с тем же педагогическим коллективом, который учил меня в Вечерней школе. Работал с ответственностью и смею сказать, работа даже нравилась. Материально она нас удовлетворяла. В Камбарке, например, со всеми накрутками за внеклассную работу, за классное руководство и за часы в старших классах я был самым высокооплачиваемым учителем (выше директора). Что-то было и познавательно и интересно, что-то давало и удовлетворение но…
Мы с Ниной понимали, что для меня выбор ещё не закончен.
Меня, всё-таки, тянуло к гуманитарным специальностям. Поэтому я до знакомства с Ниной поступал в Пединститут на факультет языка и литературы, из которого «благополучно» после первого же семестра был отчислен, в Ленинградский библиотечный институт им. Крупской, где просто не сдал первый же вступительный экзамен по сочинению, на который, кстати, шёл с полной уверенностью.
С учётом такого «большого» опыта мы с Ниной избрали другой путь. «ищите и обрящите», «на ловца и зверь бежит». Узнали мы с Ниной о наборе в Казанскую Юридическую Школу (КЮШ). Условия учёбы дольно льготные. Учиться 2 года, Повышенная стипендия, а семейным ещё добавка определённой суммы.
Я пошёл в Министерство юстиции, сдал документы, получил направление, и всей семьёй – Жена Нина оставив работу, сын Серёжа год от роду с большими надеждами и определённой долей риска выехали в Казань. Два года учёбы в Казани были единственными в моей жизни годами очного образования, годами студенческой жизни, со всеми её прелестями и сложностями семейного человека. Сложностями в основном материального характера, но они переносились не сказать легко или незаметно, просто не были основным критерием оценки жизни и не мешали полнокровному служебному (Нины), студенческому (моему), общественному (обоих) образу жизни. А всё вместе не мешало счастливой семейной жизни. В Казани у нас появился второй сын Андрейка, как и первый от страстной любви, такой же желанный и любимый.
Сейчас мы с женой на пятьдесят седьмом году совместной жизни, вспоминая Казанский период, удивляемся этой нашей «университетской» жизнью. Ищем и находим истоки, дававшие нам силы. Коротко перечислю, чем мы занимались, кроме воспитания детей. Нина работала на двух ставках, была секретарём парторганизации больницы, пропагандистом, редактором стенной газеты. Я подрабатывал на Волге в «шараге» грузчиков. В школе был агитатором, участвовал в художественной самодеятельности, выпускал стенную газету группы, изредка ходил на охоту, посещал спортивную секцию (бокс). Всё это делалось для того чтоб я нормально учился, что я и сделал, окончил школу с красным дипломом. Несколько слов о школе. Это среднее учебное заведение, которые создавались в стране для срочного пополнения кадрами юридические учреждения. Принимались в них, как правило, люди, работавшие в органах, но не имеющие специального образования. Это в основном бывшие фронтовики, тыловики этакая солдатско - студенческая вольница, дисциплинировало которую лишь единое горячее желание овладеть необходимыми для работы знаниями и документом, дающим право занимать определённые должности. Помимо знаний школа, давала навыки общественной профсоюзной и партийно-комсомольской работы, значение которых в жизни школы, во взаимоотношениях студентов, дирекции и преподавательского состава было неизмеримо высоко. Практические учебные занятия, учебники, рекомендованная литература давали студентам качественные знания. По высказываниям некоторых преподавателей (а учили нас те же лица, которые работали в Юридическом институте) выше, чем в ВУЗ-е. Именно в школе я избрал свою будущую специальность – СЛЕДОВАТЕЛЬ, и дальнейшую свою жизнь за небольшим исключением, обусловленным рядом причин в основном объективного характера, не отступал от этого выбора. Надо сказать основой этого решения всё-таки, я считаю, были книги. Я уже упоминал некоторые прочитанные в явно молодом возрасте. Но вот точно не помню или до Казани или в Казани, скорее всего – «до» т.к при решении вопроса о переезде в Казань жена уже знала о моём пока еще не определённом желании учиться на следователя. И когда я поставил вопрос так, что поеду учиться в том только случае, если она поедет со мной, он согласилась именно потому, что знала об этом желании. Так, вот - попалась мне книга Льва Шейнина «Записки народного следователя». Это было потрясающее чтение! Литературно обработанное на отличном русском языке описание расследования уголовных дел самых различных категорий. Эта книга вкупе со всем объёмом моих знаний из жизни из книг и учебников и определила мой выбор
               
                СЛЕДОВАТЕЛЬ  ( новелла тридцать первая)

При распределении по окончанию была возможность выбора по территории, по ведомству, по специальности. Я выбрал родную Удмуртию, прокуратуру. На приёме «молодых» специалистов прокурор республики Огнёв Ефим Васильевич спросил, люблю ли я воду, на мой ответ «Ижевский пруд» Задал другой – «А Каму?» и предложил ехать в Каракулино… И, уже по привычке, с детьми, женой и одним чемоданом, автобусом до Сарапула переночевав на дебаркадере утром колёсным пароходом «Сулейман Стальский» до пристани в с. Каракулино Нашёл какого старичка с тарантасом. Тут состоялся разговор с какой-то любопытствующей пристанской торговкой. Получив ответ кто я, куда приехал (а отвечал я всегда искренне, а тут, наверное, даже с гордостью как не говори следователь - «не фунт изюму») - она, увидев наш скарб, предсказала: «все приезжают с одним чемоданчиком, а увозят машинами». Ошиблась предсказательница. Хотя я тогда по своему простодушию и наивностью даже обрадовался и приободрил жену, хотя она в этом и не нуждалась. Скорее всего, я себя утешал и как-то оправдывался перед семьёй за предстоящие сложности бытия. А сложности были. Я городской, жена практически тоже с детства деревни не видела. Огорода нет, выделенным участком под картофель заниматься некогда (как всегда, в основной и общественной работе), да и с календарём сельских работ знакомство далеко не близкое (правда, в войну картофельными делами я занимался, но только как физическая рабочая сила). Завели семейку кур, поросёнка. Куры почему-то яиц не выдавали, зато у соседки яйценоскость повысилась вдвое. Петухи передрались одного (нашего) пришлось зарубить, Благо необходим был куриный бульон для заболевших ребятишек. По тому же пути пошли и куры. Поросёнка не успели вырастить, купили поздно уже перед отъездом. Но жили интересно, кстати, первые два месяца на лестничной площадке... Как обычно в старых купеческих домах лестница с трёх сторон была огорожена перилами и оставалось достаточно места для нашей и детской постели, для керогаза. Квартира на первом полуподвальном этаже прокуратуры, которая предназначалась нам, была закрыта на огромный висячий замок амбарного типа. Прежний жилец - следователь уехал прокурором в Пычас и не все гвозди из стен ещё выдернул...
Всё это не помешало работать. Тогда прокуратуре были под следственны дела всех категорий, от убийств до абортов. И за два с лишним года работы в Каракулинской прокуратуре большинство их мне довелось расследовать. Без лишней скромности скажу – качественно. Одно из дел даже использовалось в качестве учебного в Верховном Суде УАССР. (Дело о покушении на убийство начальника межколхозной электростанции Маслова). В Каракулино я впервые арестовал человека. По делу о хищениях и злоупотреблениях в системе потребкооперации вызвал по повестке, боюсь соврать заведующего заготконторой, фамилию помню точно Волкова для предъявления обвинения. Санкцию прокурор Матвеев дал заранее. После допроса зачитываю постановление. Милиционер ждал в приёмной. Обвиняемый - довольно пожилой человек, обременённый семьёй, буквально бухнул передо мной двадцати пяти летним мальчишкой на колени и в слёзы. Я всегда, да и сейчас то же, хотя излишней сентиментальностью не страдаю, чужие страдания понимаю и могу сочувствовать и сострадать... Тогда проявил внешнюю выдержку, но лицо его до сих пор помню. Помню мальчишку Кольку Переверзева, убившего такого же подростка буквально за гроши, которого мы с начальником милиции всю ночь «кололи». А потом этот старый чекист сетовал «эх Борис Александрович, не те времена. В своё время вывез бы этого Кольку в чистое поле один на один, поставил перед выбором – яма вместе со всеми его документами или признание». Это позднее в работе с обвиняемыми я не добивался признания, а оперировал доказательствами. Кстати, на Кольку то же было достаточно улик. Просто я пошёл на поводу у старшего поколения. Тратил нервы на женщин, не выдававших абортмахерш, на воскрешение, а потом воспитание девушек самоубийц, жертв несчастной любви, лесонарушителей -  колхозников, сидевших холодной зимой без дров при собственном колхозном лесе. Традиционное Каракулинское восстановление психического состояния после трудовой шести дневки семейное гуляние по улицам не всегда из-за детей получалось, да и не устраивало. Правда, оно имело свои прелести жития на берегу большой реки. По Каме постоянно и очень часто проплывали пароходы: пассажирские «лайнеры», трудяги буксиры с караванами барж, плоты. Каждое это плавающее средство расцвеченное своими огнями, издавало свои звуки, зовущие куда то гудки, музыку, шлёпание шлицами колёс… Своеобразной романтики было, но не хватало и мы с судьёй Пономарёвым Григорием Наумовичем нашли её в охоте. Пономарёв по происхождению сибиряк, охотник с детства. Несмотря на хромоту и страшные шрамы на ноге – следствие лечения гангрены после ранения на фронте был замечательным ходоком. Вот где была настоящая романтика! Но об этом рассказы в своём месте...
По семейным обстоятельствам я попросил перевод в Ижевск. Квартирный вопрос я не ставил и меня перевели в Ижевскую межрайонную прокуратуру к прокурору Роднову И.П. Работа с ним явилась школой для многих работников, в том числе и для меня. Мне он напоминал моего мастера – электрика, такой же основательной мужицкой степенностью, таким же отеческим отношениям к нам молодым коллегам. Здесь я вступил в ряды ВКП(б) и в партийном порядке Роднов И.П. сделал меня своим помощником одновременно с расследованием дел. Вскоре меня перевели на должность старшего следователя прокуратуры республики. Был включён в следственную бригаду по делу о крупном хищении на хлебозаводе. Крупное, большой общественной значимости уголовное дело с большим количеством фигурантов уже заканчивалось расследованием. Мне довелось лишь «проштамповать» несколько постановлений о прекращении уголовного преследования за «ТГН» («тупостью, глупостью и недоразвитостью» как шутили следователи), чтобы не создавать буквально огромного числа привлекаемых. Расследовал уголовное дело об убийстве инкассатором сотрудника линейного отдела милиции Угольникова, интересное с точки зрения психологического отношения действующих лиц к своему поступку и по юридической оценке их действий. Начал расследование уголовного дела по обвинению Хрулёва в убийстве жены, которое передал для окончания следователю Останиной Н.П. в связи с отъездом на учёбу.
Сразу по окончанию КЮШ я поступил учиться в Казанский филиал Всесоюзного Юридического Заочного Института (ВЮЗИ). В 1958году меня направили на Харьковские годичные курсы прокуроров и их помощников (на этот раз я благоразумно ездил один – не срывал жену с работы, а ребят с учёбы). Согласился на учёбу из соображений использования её для подготовки к сдаче госэкзаменов в ВЮЗИ. Закончил эти два учебных заведения одновременно. После курсов продолжал работу в должности старшего следователя.

                СПЕЦПРКУРАТУРА  (новелла тридцать вторая)
В конце 1959 года Обком ВКП(б) в лице заведующего отделом Гудимова П.И. предложил мне работу спец.прокурора, территориально в город Воткинск. Смутно представлял, что это такое. Ведь тогда мало кто знал, что производят на Воткинском заводе. Это сейчас даже наши заклятые друзья американцы имеют на него доступ. А тогда лишь краем уха обыватели слышали о вредности производства в Глазове. Мне же сказали, что Глазовские секреты мелочь по сравнению с Воткинскими.
Было интересно, да и от предложений партии не принято отказываться, кроме того, переезд предполагал решение квартирного вопроса, с которым у меня было туговато. Занимали мы часть жилплощади родителей, Жили по родственному мирно, но было пора дать им возможность пользоваться благоустройством в полной мере.
 Более восьми лет работал в этой, к тому времени плотно засекреченной прокуратуре. За секретами попутно совсем скрывалось то, что длительное время я работал один,  т.е. приходилось самому расследовать уголовные дела. Были и «громкие» но широко не известные дела. Например, дело о взрыве в одном из основных цехов завода. Как мне в частной беседе популярно объяснил своё заключение эксперт, известный в Удмуртии инженер Камзолов, виновные в результате нарушения техники безопасности «изобрели» «мини атомную бомбу». Тогда погибло 5 человек. Пять же человек, в том числе главный технолог завода были осуждены к различным мерам наказания. Справедливости ради скажу, что расследовали это дело мы вдвоём со следователем В.А. Мироновым. Не могу забыть допрос раненой охранницы завода на операционном столе, на который я выпросил разрешение врачей, опасаясь потерять ценные свидетельские показания потерпевшей. Она знала нападавшего и назвала его фамилию. В результате исключительно оперативно работники Воткинского городского отдела милиции задержали преступника, пытавшегося убив её завладеть крупной суммой (зарплатой заводчан).
Позднее, нагрузка увеличилась и штат прокуратуры вырос до 15-ти человек. Надзор за предварительным следствием так же занимал в раскладке служебных обязанностей главенствующее место, т.е. специальность я не терял. Другое дело, что в связи с занимаемой должностью мне приходилось решать далеко не следственные задачи. В частности различные ходатайства, в том числе и не оправданные, мягко говоря, с точки зрения закона. По первому же уголовному делу мне пришлось выдержать такой шквал «ходатаев» различного толка государственного и общественного положения, что, пережив их, впоследствии в моём журнале учёта жалоб и заявлений в связи с расследованием уголовных дел наступил полный штиль. Единственно, кто продолжал иногда беспокоить меня телефонным правом это местные партийные «боссы». Было несколько случаев, когда они выносили решение вопросов в «рабочем порядке» в Областной комитет. К чести последнего и моему удовлетворению проблемы не создавались. Полагаю в результате моей тесной связи с отделом административных органов Обкома.
Объём работы спец.прокуратуры возрастал, причём в большинстве своём территориально в городе Ижевске. Мои представления руководству Прокуратуры РСФСР, которой я подчинялся, о передислокации прокуратуры в Ижевск положительного решения не находили. Я со словесного согласия П.И. Гудимова «на свой страх и риск» перетащил её в Ижевск, чем вызвал просто негодование начальника спец.отдела Прокуратуры РСФСР Г.А Белошапко.
Попытку уволить меня по каким то порочащим основаниям предотвратил П. И. Гудимов, через Прокурора РСФСР Круглова. Ко мне стали направлять «проверяюших» с уже предвзятыми решениями, предлагать новые места работы (такие, куда не всякий согласится), в частности на полевые условия в Казахстан. Я бы и поехал. Интересна была реакция Кудрявцеа М.Д. (зам. прокурора республики) когда я с ним советовался об этом предложении. Ни отрицая, ни одобряя решение поехать он с такой иронией сказал: «смелый же ты, парень», что я понял абсурдность своего, даже не решения, а лишь предположения о принятии этого предложения. Тащить семью в полевые условия, где детям негде даже учиться….
Не ожидая ничего доброго в такой ситуации, я написал рапорт об увольнении по собственному желанию, указав, что хочу работать на следствии. Гудимов поставил условие устраиваться только через прокурора республики («откуда ты ушёл – туда и возвращайся»). Прокурор (тогда А.М. Юртов) предложил мне работу в отделе общего надзора. Затем подождать, когда освободится место в следственном отделе. «Через пару лет» уйдёт на пенсию Н.А. Шулепов.» – сказал А.М. Это было равносильно «ожиданию смерти» о чём я и сказал в Обкоме.

                СЛЕДСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ МВД (новелла тридцать третья)

Работа по специальности следователя к тому времени кроме прокуратуры была в органах госбезопасности КГБ (тогдашнее наименование), по моему мнению наивысший оперативный орган в системе правоохранительных или, как сейчас называют силовых структур государства. Как прокуратура наивысший законно применяющий орган в той же системе. Служение в КГБ считаю престижным для любого гражданина страны, тем более юриста. Недаром я в своё время советовал А.И. Феофилактову – коллеге по Ижевской межрайонной прокуратуре не колебаться в выборе места работы (помню речь шла о такой цепочке в его карьере: партийные органы – органы безопасности). И в глубине души я таил мысли там работать. Но по принципу «всяк сверчок – знай свой шесток» реально я не мыслил попасть по возрасту и состоянию здоровья (я был «белобилетником» – не годным к службе в мирное время и ограничено годным в военное из за слабости зрения. Хотя, к слову сказать, в очках я прилично стрелял – с 1951 года увлекся охотой, да и физически благодаря педагогическому училищу и некоторым спортивным увлечениям был не слаб. Но…).
Криминальная обстановка давно требовала реорганизации следственной работы. В частности увеличения следственного аппарата количественно и качественно. МВД УАССР предпринимало попытки создания в своих рядах такого подразделения. Первыми следователями МВД были Беляев Анатолий Иванович, Шведова Тамара Павловна, Щуклин Александр Алексеевич, Куклин А.П., Мошкин Н.А. Руководил ими майор Безрёбрый…
Не имея законного основания, это подразделение просуществовало не долго. И только в 1963 году, Президиум ВС СССР разрешил органам охраны порядка производство предварительного расследования и наделил их соответствующими уголовно-процессуальными правами. Это был исторический момент для предварительного следствия в стране. Наверное, это тема для специального исследования людьми науки. Мне же, я считаю, повезло знакомством с теми людьми, которые начинали историю предварительного следствия в системе органов внутренних дел Удмуртии. Вот в этот отдел и направил меня П. И. Гудимов.
Так я оказался в системе МВД УАССР. Надо сказать что, работая в спец. прокуратуре я не терял личных отношений со всеми работниками правоохранительных органов с кем свела меня ж жизнь. Это были и «школьники» (Казанская юридическая школа), и работники прокуратуры, милиции. Возникли деловые связи с работниками МВД, в частности ОТО (оперативно-технического отдела) неоднократно проводившим экспертизы по нашим поручениям. Производились совместные оперативно-следственные действия по отдельным уголовным делам. Не прекращались со многими и личные отношения. Так что в следственном отделе, куда меня определили на должность старшего следователя с присвоением звания старший лейтенант, коллектив и Георгий Иванович приняли меня как своего. Какую-то роль при этом сыграла моя своеобразная дружба с Упшинским В.В. в то время секретарём парткома МВД – следователем от бога, с которым мы познакомились во время прохождения студенческой практики в прокуратуре Октябрьского района, в последствии периодически встречались. Естественно работа зонального следователя имела свою специфику. И я очень благодарен Сабрикову Куасару Хузиахметовичу. В быту просто Косте, с которым меня поместили в одном кабинете. Он отлично и быстро ввёл меня в курс моих обязанностей, с системой взаимоотношений отделов Министерства, познакомил с сослуживцами, оперативными работниками ОУР, ОБХСС. Наряду с территорией (северный куст) мне вменили в обязанность контроль за расследованием дел о пожарах. В совместных выездах на места происшествий я познакомился с работниками Управления пожарной охраны и, особенно с экспертами работниками пожарно-испытательной станции Чвоковым, Замараевым Алексеем, естественно с руководством Власовым, его заместителем.
В первое время я имел обязанность плюс ко всему и следователя-криминалиста. Отвечал за внедрение техники в работу следователей. Следственные чемоданы, фотоаппараты были во всех подразделениях. Внедрялись пишущие машинки, магнитофоны, диктофоны, Пытались внедрять и киноаппаратуру. Невесть какая техника (по сравнению с компьютеризацией). Но, вот, что пишет следователь по Малопургинскому району Емельянов П.И., вспоминая те годы… «а именно само создание следственного отдела, мы долго ждали этого, нас волновал вопрос самостоятельности следователя… …До этого дознаватели практически не были вооружены научно-техническими средствами. А после создания СО нам молодым следователям импонировало то обстоятельство, что нам каждому закрепили фотоаппарат «Зенит», выдали следственную сумку для следственной группы. На место происшествия выезжали не хуже экспертов криминалистов. Это повышало роль следователя среди других работников милиции».
В самом отделе в содружестве с криминалистом-экспертом Дементьевым Владимиром Васильевичем (диктором был Целищев Н.А., впоследствии начальник фельдъегерской службы МВД., кинооператора Галавкина приглашали со стороны) создали, на мой взгляд, неплохой учебный фильм по делу, расследованному Костиным Иваном Дмитриевичем (следователь отдела) о грабеже в конторе одного из Строительных управлений, со связыванием сторожа, со взломом сейфа. Преступление было раскрыто оперативно в исключительно тесной работе следователя и оперативника Мамаева А. (сотрудник Ур МВД), проводилась редкая металлографическая экспертиза, было много интересных следственных и оперативных действий и мероприятий. Фильм хорошо воспринимался в частности в Елабужской школе милиции, куда я его вывозил для показа. Жаль хранение его я доверил библиотеке, где его успешно затеряли. А затем мне один товарищ сказал, что он «все старые фильмы уничтожил» как я понял не только не просматривая, но и не читая названия. Обидно. Остался у меня, как память только сценарий. В отделе я организовал свою фотолабораторию, к слову сказать, везде где я работал, я создавал фотолаборатории и успешно ими пользовался. В Каракулино, в Ижевской межрайонной прокуратуре. Только в Республиканской прокуратуре я пользовался лабораторией до меня созданной.
Техника была громоздкой, изобиловала проводами. Вспоминаю курьёзный случай, к счастью окончившийся благополучно. Расследовал я дело по сбыту наркотиков (кстати, по моему первое на территории Удмуртии). Сашка Гугнин, отбывающий меру наказание за употребление и распространение анаши в Ижевской колонии, организовал получение из Узбекистана товара, как он шифрованно называл его в письмах «бабушку» и через освободившихся заключённых продавал его определённым лицам. По делу много было интересного: например экспертиза изъятого вещества – травы (методики ещё не было, создавали свою), изъятие и изучение переписки и т.д. Но! Курьёз с техникой. Обвиняемый после определённой работы с оперативными работниками (Павлом Заболотским) собственноручно написал признание. Для закрепления я решил допросить его с использованием магнитофона. В одном из кабинетов колонии я организовал место; расставил микрофоны, «опутал» столы и себя проводами. Чистый лист будущего протокола и Сашкину писанину «разложил» на столе и начал допрос. Всё шло как по нотам. Вдруг Сашка через два стола пантерой прыгнул, схватил бумаги и бежать. Я. конечно, запутался в проводах… Предусмотрительные оперативники схватили Гугнина и бумаги в помятом и жеваном виде вновь были у меня.
В следственном отделе уже был сформирован коллектив следователей из бывших дознавателей, инспекторов оперативных отделов, участковых. Естественно, в него влились и следователи – «первооткрыватели». С удовольствием в него принимались и работники прокуратуры, для которых создавались льготные условия по сохранению стажа следственной работы (при приёме в другие отделы – это условие отсутствовало). В составе отдела были и молодые люди и, прошедшие Великую отечественную войну, как на трудовом фронте, так и непосредственно на её фронтах. Большинство было членами коммунистической партии. Объединяло же всех стремление повышать своё образование и получать специальность. Практически все учились в высших юридических учебных заведениях. Насколько мне известно, в период руководства Карпова Г.И. и его заместителя и преемника Упшинского В.В. состав следственного отдела был укомплектован полностью из сотрудников с высшим юридическим образованием. Эту традицию поддерживали и последующие руководители отдела, а позднее Управления.
Колоритной фигурой был первый начальник следственного отдела. Уроженец сурового и благодатного Алтайского Края Георгий Иванович Карпов был старшим сыном в семье крестьянина-середняка.
Высокого роста, жилистый (а в те времена, когда я его узнал вообще богатырского сложения) он рано познал радости и тяжести крестьянского труда. А юношей в послереволюционные годы узнал и жестокие законы жизни и классовой борьбы. Отец его уважаемый в селе человек встал, как тогда говорили на большевистскую платформу.
В 1919 году он был направлен в г. Бийск для работы в ВЧК. Вернувшись, организовал сельхозкоммуну. А уже в 1920-м году «за развал коммуны» был «вычищен» из ВКП(б) и показательным судом осуждён к 10-ти годам лишения свободы со ссылкой и поражением в правах. Привожу эти сведения, чтобы подчеркнуть серьёзность обвинения. Однако по его жалобе в судебные инстанции приговор был отменён, отец освобождён и восстановлен в правах. Георгий через сердце пронёс этот эпизод в жизни семьи и умом принял завет отца служить народу и справедливости. Соответственно этому и проходила вся последующая жизнь Георгия. Жизнь пионера, пионерского вожатого, с «кострами, синими ночами и печёной картошкой». Член ВЛКСМ с 1926 года, кандидат в члены ВКП(б) с 1931 года и только в 1937 году он был принят в ряды партии. Сказалось тревожное время, неоднократные проверки. Затем член парт бюро погранотряда, Председатель Революционной комиссии Бийского РК ВЛКСМ.
В юриспруденцию он вошёл с должности военной прокуратуры войск НКВД Читинского погранотряда, затем военный следователь, прокурор железной дороги. Он иногда в шутку рекомендовался дважды полковником. В прокуратуре – старший советник юстиции, в МВД соответственно полковник милиции. Как многие сильные физически люди, он был силен и душевно. Справедлив, добродушен, с отеческим отношением к подчинённым. Его заместитель Упшинский В.В. самый молодой в то время полковник милиции. Интеллигентен, умен, с десятилетним стажем следователя прокуратуры. Следователь как говорят «от бога». Обладал даром убеждения и был большим дипломатом. По праву какой-то период избирался Секретарём парткома Министерства. Были в отделе как я говорил «свои Шараповы» (фильм «Место встречи изменить нельзя») и Жегловы. Например, Микрюков Виктор Тимофеевич. Боевой офицер, командир отделения ПТР, Фронтовики и не только знают, какое место в боях занимали снайперы из противотанковых ружей. Прошёл Прибалтийский, Белорусский фронты, Дважды ранен. Боевые награды – орден Красной Звезды, медали за Кенигсберг, за Победу. Милицейские награды «Отличник милиции». За работу следователем награждён Почётной грамотой, а в 1967 году – орденом «Знак Почёта». Подобные биографии с небольшими нюансами во фронтах, военных должностях и наградах у фронтовиков Родионова Василия Михайловича – следователя по Балезинскому району, Петкова Василия Игнатьевича, Борисова Ивана Сергеевича и многих других. Отлично проявили себя на следственной работе прошедшие во время войны подростками закалку характеров так называемые «участники тыла» Быков Анатолий Григорьевич, в военное время награждённый медалью «За трудовую доблесть». - степенный майор милиции всегда имевший свое собственное мнение, чаще правильное; Рябов Михаил Сергеевич уважаемый в отделе человек, удостоенный доверия коллектива избранный секретарём первичной партийной организации, едва удержимого характера Волжской рыбацкой ватаги; Кузнецов Борис Степанович; с крестьянской и шахтёрской степенностью; богатырь – Кузнецов Иван Семёнович.
Женщины! Незаменимый «компонент»мужского общества. Наличие их и длительное сотрудничество с мужским коллективом определяло и свидетельствовало о нравственной чистоте коллектива. К чести наших сотрудниц – не было в нашем обществе ни конфликтов, ни женских и прочих «разборок». Это знаток русского языка и правильной литературной речи Гудцева Тамара Ильинична, матерински спокойная уверенная в себе Антонина Елена Михайловна; с удивительным сочетанием женственности и твёрдости даже резкости характера Шведова (позднее – Подлинных) Тамара Павловна.
Каждый из названных провёл не одно следственное дело, каждый из них внес свой вклад в дело борьбы с преступностью. Для рассказа о профессиональной деятельности каждого можно написать тома книг, которые были бы не хуже нынешних «детективных» изданий.
С этим коллективом я сдружился, они доверяли мне и не чурались меня, когда меня назначили заместителем начальника Управления. Не забываем мы друг друга и, будучи на заслуженном отдыхе, несмотря на пошатнувшееся здоровье. К сожалению многих мы проводили навсегда.
Но, такова Жизнь.

 


Естественно, работа в центральном аппарате не ограничивалась общением только с его сотрудниками. Как я уже говорил, я курировал Северный территориальный куст, а позднее как заместителю начальника Управления мне приходилось бывать практически во всех районах Республики. Многие коллеги оставили у меня о себе хорошую память. Многие, приобретя опыт следственной работы, рекомендовались нами на руководящие должности. Так, Емельянов Пётр Иванович следователь по Малопургинскому району стал народным судьёй того же района; Разживин Леонид Иванович – начальник следственного отделения в Можге стал начальником РОВД; Начальником РОВД стал следователь Соколов Александр (с. Каракулино). Хорошим начальником Камбарского отдела милиции стал мой друг Костя Сабриков. Помню сколько соображений «за» и «против» приводилось нами с Упшинским (я у него был замом) по кандидатуре для работы административном отделе Обкома КПСС. По требованию начальника этого отдела Мордина Г.Е. нужен был инициативный, принципиальный человек. Нам самим такие нужны. Мы остановились на двух кандидатах Глухове (Сарапул) и Коробейникове (Первомайский районный отдел). Решалась судьба человека и, конечно, судьба тех подразделений, которыми они командовали. Много было ещё привходящих моментов, обоих было жаль. «Перевесил» Глухов. Но не испортили мы, полагаю, и служебный рост Коробейникова (в отставку вышел с должности заместителя министра МВД Удмуртии). В Верховном суде работает Токарев В.Ф. – бывший следователь по Кезскому району.
Работа следователя многогранна. Это исследователь. Оперативник. Законник. Психолог. Наконец просто порядочный человек.
Сейчас я и многие мои коллеги в отставке, но связь со следственным отделом, ныне Управлением мы не теряем и довольны тем, что по традиции нас не забывают нынешние руководители. Лично я беру на себя смелость назвать себя другом своих, обогнавших меня в должностях и званиях коллег Коробейникова Александра Анатольевича и Ильина Александра Валентинови.

               
 В ИТОГЕ  (НОВЕЛЛА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ  СМОТРИ "ТЕТРАДЬ НИНЫ2