Жизнь окнами на юг. Глава IV

                Люська.
        В дорогу ее собирала Людмила – единственная подруга в ее скучной жизни. Дружили они с Люсей с первого класса, с младых ногтей, как говорится.

        И была эта дружба донельзя странная: правильная Мирослава и неправильная Люся. А Мире нравилось в их дружбе именно то, что они такие разные. Помните у Пушкина: «Они сошлись – волна  и камень,  лед и пламень…»?

        Уже,  будучи взрослой, вдали от дома и Людмилы, Мира осознала, что именно ее так привлекало в Люське – вольница, лихая казачья вольница.
         Языкатая и шальная, Люська могла спокойно отбрить любого взрослого, не то, что ровню или малолетку. Ей было глубоко все равно кто перед ней, - если она чувствовала свою правоту, то не давала спуску ни старому, ни малому.

          Надо отдать должное, Людмила была на редкость справедливая. Это открытие нисколько не умалило любви Миры к подруге, наоборот, сделало ту едва ли не объектом всех ее мечтаний, о чем бы не думала Мира, какое бы событие не проигрывала, оно начиналось примерно одинаково:    
« Представьте себе, как мы с Люсей приехали в …».
          И такая зацикленность на одном человеке говорила не о том, что вокруг было мало достойных людей, а скорее о том, что не встретилось больше родного по духу человека, не приняла душа в свои объятия никого другого.

        У Людмилы были свои причины дружить с Миркой. Она бы и под пытками не созналась, что именно привлекало ее в этой девочке. Одноклассница как-то высказала предположение: «Знаю, чего ты с Пайгелихой дружишь! На ее фоне хочешь красавицей выглядеть!» Тогда Люда впервые посмотрела на подружку критически: худа и чернява, но не настолько худа и не настолько чернява, чтобы казаться уродкой – черты лица у нее правильные, да и мама  Миры - очень красивая женщина.

           Про себя девочка усмехнулась – никто и никогда не узнает настоящую причину ее привязанности к этой черноглазой евреечке. А причина была до смешного проста – банальная зависть. Люся завидовала Мирославе – у той была полная семья, ухоженный и богатый дом, сановитые родственники.

           Люся млела от удовольствия, когда в дом к Мирославе съезжались ее дяди – полковники, какие-то прокуроры и другие люди, чьих регалий Люська не запоминала, но о которых шептались соседи, и, самое главное, Людмила могла приходить к Мирославе прямо при этих важных гостях. Детей никто не шпынял, не гнал, хотя и за столом не привечали, просто давали гостинцев и отправляли в сад.

           Достаточно часто подвыпившие гости беседовали с девчонками. Темы  бесед, тон, слова - взрослые, красивые и непонятные  - все нравилось Люське, кстати, родители Миры и их гости называли ее только Людочка и деточка, и всегда на «Вы», что заставляло Люську становиться именно то милой деточкой, а то  и серьезной, и умненькой Людмилой.

           Такие разные требования, в собственной семье и дома у подружки, не смущали Люську. Для нее это было необременительно, как игра, как театр, и ее переполняла благодарность  Мирославе, которая подарила ей эту необыкновенную жизнь.

           Редко встречаю я в жизни людей, которые умеют делать добро незаметно, не ожидая благодарности, похвал и одобрения. Людмиле посчастливилось таких  людей встретить, на беду или на счастье, сказать трудно, но, скорее всего, на то и другое.

           Уже, будучи состоявшейся женщиной, она призналась, что если и есть на свете ангелы, то она с ними встречалась. Меня заинтересовала эта сентенция, и Люда рассказала мне историю далекого детства, поднявшую ее на иной жизненный уровень и материальный, и духовный.

      В начале июня Люсе исполнялось 10 лет, и, как водится в большинстве семей, девчонка пригласила на день рождения подружек, пригласила, в полной уверенности, что мама, как все предыдущие годы, состряпает праздничный пирог и ребятишки поздравят Людмилу с праздником.

       Но судьба распорядилась по-другому. Мама то ли забыла про рождение дочери, то ли заболела, Люська потом оправдывалась, что заболела, но домой мать пришла поздно, когда все дочкины гости разошлись несолоно хлебавши.

       Заплаканная Люська сидела на табуретке посреди кухни и сердито смотрела в пол. Она ждала объяснений и оправданий, но мать молча прошла в свою комнату и легла спать.

Упрямая Люська разговаривать с матерью о своей обиде не стала, только на следующий день, сидя в  густых лопухах на пустыре, она пожаловалась Мире:
- Знаешь, а она не вспомнила, что у меня был день рождения!
- Может, у нее что-нибудь случилось, - Мира хотела сгладить     вину Люськиной матери.
- Она пьяная была! – прошептала Люська несчастным голосом.
  Она впервые призналась подружке, что мать пьет.

Мира прикусила язык, проглотила слова о предстоящей поездке в Москву, полагая, что подруга от этого станет еще несчастнее. Именно жалость к бедной Люське заставила ее вечером рассказать маме и бабушке о том, какая трагедия произошла у подружки накануне, как огорчилась Люда, как Мире жаль ее.

         В день отъезда мама Мирославы попросила дочь сбегать за Людочкой. Мира с тяжелым сердцем пошла на соседнюю улицу, уж больно не хотелось огорчать Люську своей радостью. Она придумала несколько вариантов, как сказать о предстоящей разлуке, не выбрала лучший, просто позвала ее в гости. Люся нехотя согласилась.

         Тетя Соня отправила девчонок в баню, а потом переодела их в одинаковые костюмы – сама шила. Люся сидела притихшая и умиротворенная – это был очень хороший подарок, да что там хороший – самый лучший в мире, а  может быть, во всей вселенной. Она так и сказала, введя в смущение хозяйку дома и Миру.

        Софья Абрамовна присела на диван к Людочке и произнесла:
- Мы сегодня уезжаем в гости, в Москву. Я хочу пригласить тебя поехать с нами. Это ненадолго, всего на две недели.
- Мамка не разрешит, - поникла Людмила.
- Я с ней разговаривала, она не против. Твои документы у меня. Мне нужно знать, что ты согласна. Мы будем жить у моего дяди.
- А он разрешит мне,.. чтобы я, - Люська от волнения заплакала.
- Разрешит, разрешит! – тетя Соня и сама прослезилась.
- Тогда пойду собираться! – решительно заявила Людмила.
- Я уже все тебе приготовила, - несколько смущенно произнесла мать Мирославы. Сейчас приедет машина. Поедешь?
Людмила неожиданно решительно сказала:
- А вот и поеду! В саму Москву поеду! - чем рассмешила всех - и Мирославу с матерью, и приехавшего за ними отца с шофером.
-
     Много лет Людмила вспоминала об этой единственной поездке, как о самом – самом - самом замечательном событии в своей жизни.

          Москва их встретила проливным дождем, что впрочем, никому не испортило настроения. Дядя Миры, племянник хозяев, бывших в отъезде, оказался восемнадцатилетним молодым человеком и, как и вся родня, очень воспитанным.

         Именно он опекал племянницу и ее подружку все десять дней пребывания в Москве. Он водил их в зоопарк и цирк, катал на теплоходе по реке, покупал мороженое и шоколад.
         Глазастая Люська очень быстро заметила, как Володя смотрит на нее, когда она ест очередную плитку шоколада. Этот странный жалостливо - брезгливый взгляд она поймала на себе и за столом.

         Девчонка по малолетству не поняла значение этого взгляда, но определила, что в нем есть что-то обидное. Во время обеда она насупилась, а потом и вовсе вылезла из-за стола, именно вылезла, соскользнув под стол, потому что стулья стояли так плотно друг к другу, что выдвинуть один из них означало поднять всех соседей.

        Демарш Людмилочки никто не понял, исключая самого Владимира. Он довольно быстро понял, почему ретировался этот «Гадкий Утенок». Такое прозвище юноша дал Люське сразу по приезде, нет, как благовоспитанный человек, он не произносил его вслух, но когда его взгляд упирался в маленький скелетик, обтянутый шкуркой, он невольно произносил про себя это словосочетание.

           Объективно говоря, Люська не была симпатичным ребенком – ее непомерная худоба усугублялась исключительной белобрысостью и прозрачными голубыми глазами, похожими на выцветшие старые пуговицы.

         В общем, ребенок, как ребенок, но выросшему среди чернявой родни Владимиру, Люська казалась пугалом, так же, как африканцам белокожие европейцы кажутся некрасивыми, они и называют нас не «белые», а «бесцветные», что, по моему глубокому убеждению, скорее отражает не личностную оценку, а цветовосприятие.

      Отношение Владимира было единственным, казалось бы, незначительным неприятным эпизодом в Люськиных Московских каникулах, и я бы не стала на этом останавливаться, если бы у этой истории не было продолжения.

         Через семь лет, уже будучи старшим лейтенантом, Владимир приехал в отпуск к родителям Мирославы и встретился на улице, ну совершенно случайно, с Людмилой, которая к семнадцати годам, по всем законам сказочного жанра, из Гадкого Утенка превратилась в Прекрасную белую лебедь.

           Вот тут Люська отыгралась на полную катушку. Она не хотела с ним встречаться, разговаривать, просто находиться с ним в одной комнате.
          Володя страдал, маялся, уехал в Москву, писал письма, не получив ответа, вернулся обратно, застал упрямицу в слезах. Она решила, что перегнула палку и Володя ее бросил.

          Через неделю они зарегистрировались и, счастливые, навсегда покинули приморский город. Люда стала очень хорошей женой и прекрасной матерью, но  много лет они с подружкой не встречались, жили в разных городах -