Записки врача. Часть 1

 Содержание 1-й части:
1.От автора или мой «амаркорд»
2.Дорога к профессии врача
3.Парадоксы судьбы
4.Студенческие приколы
5.«Кошачье мурлыкание»
6.Эхо дела врачей
7.Учитель
8.«Зубовный скрежет»
9.«Крылатые врачи»
10.«Интербригада»
11.«Едри-сович»
12.Консервированная брюшина
13.Везение
14.Возвращение «басмачей»
15.Обрезание и другие операции
16.Выручила тёща
17. Соблазнительные пациентки
18.Несправедливые упрёки
19.Перочинные ножики
20.Последняя котлета
21.«Бараний» панариций
22.Фибула и «Фудзияма»
23.Аппендикс и любовь
24.Бросать или бросить курить
25.«Жертвуя» собой
26.Несостоявшийся самоубийца
27.Сказать «нет!»
28.Трагическая случайность
29.«Всем сестрам по серьгам
30.Внутричерепные «вулканы»
31.Народные целители и шарлатаны
32.«Красота требует жертв»
33.Сомнительное предложение
34.Бедность - это порок
35.Горечь лихих забав
36.Последний танец
37.Славик
38.«Бракодел»
39.«Сашка- барс»
40.Нелюшечка
41.Согласие на операцию
42.Сопливый Вовочка
43.Цыганские страдания
44.«Сор из избы»
45."От заката до рассвета"
46. «Стахановская операция» и конец легенды
47.Эти коварные иголки
48.Флажки на палочках
49. Жизненное недомогание
50. Слепая Фемида
                ***

               
                1. От автора или мой "амаркорд"

 «Пишу я впечатлениям вдогонку -               
  Состарюсь – издам книжонку»

   (В. Высоцкий).

      В переводе с итальянского выражение «амаркорд» значит «я вспоминаю себя». Слово это стало известным и вошло в обиход после появления на экране одноимённого фильма Ф.Феллини. В России для характеристики данного жанра чаще используют слово «мемуары», т.е. «воспоминания» - от французского «memoires». Мемуары личностей, завоевавших признание и вошедших в историю, культуру, науку как знаковые фигуры, чьи  имена стали известны читателю ещё до знакомства с их воспоминаниями, являются, как правило, увлекательным и захватывающим чтивом.

     Умнейший и весьма скромный человек, драматург Евгений Шварц постеснялся назвать свои воспоминания «мемуарами», а назвал их просто «Ме». Людям вроде меня, «широко известным в узких кругах», как мне думается,  не стоит писать мемуаров, представляющих цельные истории их жизни и стремиться издавать их большим тиражом, ибо читательская аудитория таких авторов, как правило, невелика, и большинству потенциальных читателей интересно далеко не все подробности жизни составителя мемуаров.
Мне известны такие авторы, добросовестно описавшие и свою жизнь, и жизнь своей семьи  на фоне событий, определивших судьбу всей страны, и добросовестно
выписавших каждого из героев повествования. Изложенная не писателем, не художником слова, не беллетристом хроника - повествование в русле происходящих событий и даже с личным отношением автора ко всему пережитому,  навряд ли увлечёт читателя.
      Исходя из вышесказанного, полагаю, что, обращаясь к мемуарам, более правильно сосредоточить своё внимание на наиболее интересных эпизодах жизненного пути, способных наверняка возбудить интерес читателя. Для такой цели вполне уместен жанр небольшого рассказа, новеллы, записок. К тому же, как мне думается, важно привлечь читательское внимание неординарным названием каждой зарисовки, очерка, эссе.
      В своём маленьком «амаркорде», я намерен, делясь с читателем воспоминаниями, вновь пережить свою долгую жизнь в профессии врача, нейрохирурга..
       
      Не ставлю целью ничего придумывать, попросту не умею этого делать, ибо  не являюсь писателем, способным сочинять, изобретать сюжеты, а выступаю всего лишь как простой хроникёр своей жизни. Да и хроники мои несовершенны, поскольку в них не найти  дат, и расположены они не по периодам  происшествия в реальной жизни, а в стихийном порядке, следуя моментам моего озарения. Внезапно вспомнится что-нибудь случившееся, пережитое и просится на «виртуальную» бумагу, иными словами, на экран монитора. По мне это, признаться, куда легче, нежели выдумывать, сочинять. Думается, прав был Сергей Довлатов, когда писал о себе: "Я не писатель, я только описыватель".
 
     В моих описаниях встречаются также события и факты, не связанные непосредственно с работой  нейрохирурга, но ведь я не сразу стал таковым. Начинал я общим хирургом, и одновременно был свидетелем и участником многих интересных обстоятельств в процессе врачевания. Могу подчеркнуть, что в приведенных  эпизодах, скорее всего, будет большое число мрачных и тяжёлых повествований, и это понятно, ведь в медицинской помощи здоровые люди не нуждаются.
 
    Принимая в учёт полувековую жизнь в медицине, считаю для себя позволительным высказать отдельные морально-этические замечания о взаимоотношениях врачей и  пациентов, а также дать оценку некоторым поступкам и неоднозначным  взглядам моих коллег на различные аспекты нашей практической деятельности в возникавших порой непредвиденных и довольно сложных ситуациях. Пусть никого не шокируют откровения и не пугает правда об ошибках и секретах врачевания. Это, в конце концов, лишь моё частное видение проблемы и имевших место фактов.
                ***
             
      
               
            2. Дорога к профессии врача
                «Каждый выбирает для себя
 женщину, религию, дорогу…»

   (Юрий Левитанский)

     В детстве выбирают будущую профессию по впечатлением от увиденного, позже – и от услышанного. Иногда  выбор соответствует занятиям родителей, а уж подростками или юношами – по призванию. Но и здесь бывают ошибки исправимые и не исправимые, за которые потом расплачиваются всю жизнь. Не помню, хотел ли я стать, когда вырасту, лётчиком, пожарным или капитаном, но «медициной» я начал заниматься довольно рано. В моём деревянном конструкторе был ярко-красный конус, предназначенный для завершения строительства башни в старинной крепости. Но он мне очень напоминал резиновую грушу или «клизму», как её в быту называли. А поскольку эта была та процедура, которая наиболее часто тогда применялась в домашних условиях для лечения запоров, то я её и использовал по прямому назначению. Мой пациент пухленький соседский мальчик  не возражал при этом и я, слава Богу, ни разу не поранил его при клизме. Так начинался мой путь в медицину.
    
     В дальнейшем интересовался больше ботаникой и зоологией, особенно энтомологией, и другими биологическими направлениями, но никогда меня в детстве не привлекали ни машины, ни механизмы.  Я детально изучал мух с крылышками и без одного из них, с ножками и без ножек, но никогда просто так не убивал насекомых, кроме комаров, естественно, которые с детства и по сей день являются моими личными врагами. Обожал бабочек и муравьёв.
               
     Найти муравейник и следить за передвижениями, их ношей, разделыванием найденных ими других погибших насекомых, реакциями на создаваемые мною ситуации для них (преграды, ямки, холмики, еда и пр.) было настолько любопытно, что я забывал о времени. Моя любовь к майским жукам, хрущам, как их называют в Украине, вспыхивала с их появлением и затихала с таким же внезапным исчезновением этих вредителей. Аквариумные рыбки, крысы и морские свинки, собаки и кошки, птицы-подранки – все перебывали в моих руках, и со всеми было интересно. Забыл непростительно и о земляных червях, выкапываемых не только для рыбной ловли. Если дома разделывали курицу или чистили рыбу, то я видел не просто внутренности, подлежавшие выбросу, но я рассматривал их структуру, расположение, узнавал для чего что. Все мои подобранные на улицах собаки были шелудивы, облезшие, в ранах, с дефектами кожи, подслеповаты с гнойными  выделениями, а то и слепы на один глаз, хромы и несчастны.
               
    Моя медицинская помощь им заключалась в приюте, кормлении, смазывании, по возможности, настойкой йода или зелёнкой, и защите от издевательств со стороны других «бездушных» мальчишек. В результате – появление кожных инфекций у меня и изгнание собак из выстроенной мною очередной конуры. Не считая посещения вместе с мамой врача-дерматолога, который назначал мази и ванночки уже для меня. В пионерском возрасте я получил право ухаживать за енотовыми собачками в живом уголке Дворца пионеров и октябрят и впускался в квартиру, только пройдя чистку, мытьё и дезодорацию.
   
   Среди любимых книг – охотничьи рассказы, повествования из жизни животных. Тургенев, Бианки, позже Даррелл, Брэм. И по сей день, передачи о животных по телевидению находятся вне конкуренции, особенно ветеринарная поликлиника. И тем не менее… 10 класс. Конец школы.

   Куда идти учиться? Традиционный вопрос для всех выпускников средней школы. Казалось для меня, приверженца биологических наук, он давно решён. Оказалось, что это не так. И я вместе со своими дружками отсылаю документы для поступления в Высшее военно-морское инженерное училище им. Ф.Э. Дзержинского в Ленинграде. С чего бы это? Неужели я в юношеском запале решил украсить себя формой морского офицера с золотистым кортиком на боку? Форма действительно отличная, но при чём здесь выбор моей будущей профессии. Моряков у нас в семье, ни в каком поколении не было, и не было их среди родственников, живших в Ленинграде. Итак, наличие компании друзей, родственники в Ленинграде, не имевшие отношения к мореходному делу, но приютившие меня, и… морская форма – вот три фактора, которые могли быть причиной выбора города и ВУЗа. Можно ещё добавить сам Ленинград после жизни в провинции и романтику морских просторов, подсмотренную в фильмах и вычитанную из книг, смутно бродившую и путавшуюся в ещё окончательно не оформившихся взглядах, и, если ещё  принять во внимание снующих по городу моряков различного ранга и бороздящих Неву пароходах и кораблях, то это многое объясняет…
 
    В Училище меня не взяли, так как там и без меня было около 17 человек на место, и, с моего согласия, передали документы в Кораблестроительный институт. Я сдал все экзамены, был зачислен на машиностроительный факультет  с двойкой по сочинению, но с пятёркой по математике. Сказали, что перепишу сочинение попозже, но забыли о нём, ибо их впечатлили мои «знания» математики. Там я окончил первый курс «без божества, без вдохновенья» и, намучившись с черчением и начертательной геометрией, понял, что не туда попал. И уехал на каникулы со смутными переживаниями и чувством, что сел не в свои сани.               
 
    Моя мама, всегда мечтавшая стать врачом, но став только лаборантом-фармацевтом, решила попытаться воплотить свою мечту в своём единственном сыне. И к моему приезду на каникулы в Винницу, используя свои многолетние знакомства и связи с преподавателями медицинского института, устроила для меня персональный «День открытых дверей». Приятелям моей мамы не представляло никакого труда в период летних каникул, когда  на теоретических кафедрах хоть шаром покати, пусто и тихо, медленно провести меня по лабораториям, виварию, кабинетам, музеям, анатомическому театру. И я оказался в своей родной стихии. Не у чертёжного стола, не на занятиях по сопротивлению материалов, а  среди мышей и кроликов, разрезов и распилов человеческого тела, где всё было почти как у разделываемых кур и вскрытых рыбных животов. Но в тысячу раз интереснее. Я был ошеломлён и подавлен. Что же я натворил? И как теперь исправить всё? И девушка моя за год от меня почти отвыкла и новый кавалер не отходит от неё, и она уже колеблется, и вот-вот меня забудет. Терплю фиаско!

    На семейном совете решено: Буду сдавать снова все вступительные экзамены. При зачислении я, по «болезни и непереносимости ленинградского климата», ухожу из кораблестроительного института и заменяю копию аттестата зрелости на подлинник. Так и произошло. Экзамены я сдал весьма успешно. Я стал студентом медицинского института, в котором с первого до последнего дня учился с удовольствием с большим интересом, чувствуя себя в своей тарелке и чётко понимая, что в выборе своей будущей профессии, на сей раз, не ошибся, что и показала моя будущая жизнь.
 
    Моя дорога в профессии врача-лечебника, хирурга–ординатора, старшего ординатора нейрохирургической клиники, доцента кафедры нейрохирургии была длиною в 40 лет в Союзе и почти 5 лет – общим врачом в Израиле. Я сделал тысячи операций, спас от тяжелых болезней немало людей, помог избежать осложнений после многих несчастий, связанных с врождённой патологией детям, избавлял от болей и уродств, помогал потерявшим веру в возможность исцеления или помогал вернуть волю к жизни инвалидам при тяжёлых увечьях. Учил студентов и передавал свой опыт молодым врачам, будущим нейрохирургам. И во всём этом находил удовлетворение и убеждение в правильности выбранного мною пути. Была исправлена опасная ошибка в выборе дороги. А любимая работа для человека – это и есть счастье, созданное своими руками….
                ***


               
                3 Парадоксы судьбы. 

   Давным-давно, когда я только окончил институт и собирался ехать по направлению общим хирургом в Казахстан, я, по обыкновению, зашёл в книжный магазин и, просматривая отдел "Медицина, "обнаружил только что вышедшую книгу " Основы практической нейрохирургии", которая стоила "аж" 25 рублей! Таких денег в 1954 году у меня не водилось, и расстроенный я вернулся домой. Мама тут же усекла моё настроение и, узнав причину, выложила нужную сумму для покупки подарка от её имени к окончанию института. Ни она, ни я не знали тогда, что это был знак судьбы. "Любимому сыну от мамы" было написано на обороте титульной серой обложки.

   С этой книгой, в числе других по хирургии, я уехал в Караганду, где меня уже "поджидала" горящая путёвка на курсы специализации по нейрохирургии в Тбилисском институте усовершенствования врачей. По ней никто из работавших в больнице врачей ехать не желал, а главному врачу необходимо было выполнить разнарядку горздравотдела. Правда, из-за отсутствия стажа меня не хотели зачислять на курсы, когда я предстал перед директором института усовершенствования в Тбилиси, и собирались отправить назад. Но тут случилось (снова - случай!), что в этот момент в дирекции появился заведующий кафедрой нейрохирургии профессор Константин Платонович Чиковани и тут же включился в услышанный им разговор:
 - "Я сделаю из него чистого нейрохирурга, пока он не заблудился в общей хирургии.  Пусть остаётся!".
   Эта фраза решила проблему, и я нежданно-негаданно прошёл специализацию по нейрохирургии. И получил диплом, после чего проработал нейрохирургом 40 лет: ординатором, старшим ординатором, ассистентом, доцентом. А всё началось с маминого подарка...

   В клинике, где я учился быть нейрохирургом, работал молодой, эмоциональный, весёлый и остроумный врач по фамилии Гоциридзе. Таких элегантных, высоких, изящных и быстрых мужиков, открытых и добродушных обычно любят и мужчины и женщины, хотя и по-разному. Для нас, говорящих только по-русски,  обидным был одно - мы не могли оценить в полной мере его остроумные замечания и фразы, над которыми хохотала вся клиника, а  переводе во многом их прелесть терялась. Гоциридзе заканчивал кандидатскую диссертацию по опухолям спинного мозга и когда у него самого начала расти такая опухоль, он мог по этапам ощущать развитие симптоматики и трагически переживать всё, о чём знал лучше других врачей. Он знал и мужественно констатировал появление очередных признаков, неумолимо приближавших печальную развязку, ибо прогноз был фатален. Трудно себе представить худший вариант заболевания, которое может возникнуть у врача, лечившего таких же больных, и у исследователя, изучавшего все нюансы этой же патологии и наблюдающего у себя все этапы её развития. Он погиб, так как опухоль была злокачественной и неудалимой. Парадокс судьбы...

   Я оперировал сотни больных по поводу выпадений межпозвонковых дисков. Большая часть больных покидала клинику со счастливыми благодарными улыбками бывших страдальцев, оставивших свою боль на операционном столе, и выходящих из клиники ровными, выпрямленными, вновь родившимися. У некоторых оставались те или иные остаточные явления, подлежавшие дальнейшему восстановительному лечению \физиотерапия, грязи, ванны, массаж, курорты/. Люди возвращались к своей активной жизни и работе, Были и шахтёры, и строители и был даже один золотоискатель, вернувшийся к работе на драге. 

   Операции по поводу выпадения диска не относятся к разряду особо сложных по технике и редко сопровождаются осложнениям, особенно в поясничном отделе позвоночника. Иногда даже без удаления диска больной выздоравливал, так как при операции расширялся позвоночный канал и даже выпирающий диск не сдавливал нервы и не вызывал боли. Но это уже детали специальные и о них говорить не будем. А будет рассказ о том, как у меня выпал диск и я вынужден был лечь на операционный стол для его удаления.

   Зная, что у врачей  довольно часто встречаются те или иные осложнения и неожиданности, а также учитывая мой уже не молодой, скромно говоря, возраст, я перед операцией попросил моего коллегу профессора-нейрохирурга, которому решил доверить эту операцию, сделать её максимально щадящей. Располагая всеми данными исследований, а так же учитывая удобное для удаления положение выпавшего диска, я попросил, а профессор согласился со мной и пообещал, что операция будет заключаться только в удалении диска и в расширении соответствующего участка позвоночного канала. Тем более, что предварительный диагноз сужения позвоночного канала с повестки дня не снимался.

    «Ударили по рукам» и, удовлетворённые оба достигнутым соглашением, отправились к операционному столу. Во время операции план её профессор изменил и, как он считал, вынужден был вскрыть оболочку спинного мозга для ревизии того, что его смущало. Если бы операция проходила под местным обезболиванием, как мы нередко производили её в Союзе, то мы бы могли обсудить с ним возникшие  по ходу непредвиденные обстоятельства, но я спал сном младенца и ничего не ощущал и не знал. А после операции возникли осложнения, потребовавшие для их устранения ещё две операции.
   Таким образом, я – нейрохирург, перенёс нейрохирургическую операцию, получил все возможные после неё осложнения и посему пережил ещё три дополнительные операции, а затем лечил ещё какое-то время остаточные явления. В моей многолетней практике при подобных операциях я не могу вспомнить ни одного такого же опасного осложнения, какое выпало на мою долю.

   Как хирург, проведший жизнь у операционного стола, я понимал, что никто не хотел сделать что-нибудь плохо, и что сделано почти всё как надо было. Кроме допущенной ошибки, вызванной добросовестным заблуждением или научным любопытством, профессора по ходу первой операции.  Возможно, я тоже  так поступил бы, но было то, что было. И это ничем иным не обозначишь, как только парадоксом судьбы...

    Но это всё было уже в Израиле, куда больные едут из многих стран, чтобы поправить своё здоровье, оперироваться, а я думаю, что дело ещё  и в отношении к больному, а не только в оснащении и высокой технике оперирования…

                ***

.

                4. Студенческие приколы

    Подружившись на первом курсе медицинского института, мы, до его окончания, оказались неразлучны, хотя были совершенно непохожими друг на друга. Высокий, тщедушного телосложения паренёк, остроносый, с чубчиком курчавых волос на лбу - «хамулюс» («крючок» по латыни), как мы его звали. Настоящее имя этого парня было Виктор Россов. Он всегда читал конспекты  лёжа и с огромным нежеланием, отражавшемся на его лице, поскольку предпочитал их вообще  не читать, а  только слушать как  читает  следующий. Витя Каменецкий – юноша небольшого роста с усами, которые он, что-то обдумывая, изредка прижимал к верхней губе. Он периодически привычно резко вскидывал голову, как делают желая убрать со лба прядь волос, которая у него на лоб вообще не опускалась, так как волосы его были жёсткие. По натуре быстрый,  живой, основательный и большой любитель шахмат. Третьим был я сам – среднего роста, внешне похожий на популярного в те времена актёра Дружникова, в особенности в его роли в фильме «Без вины виноватые» в роли Гришки Незнамова. Это сходство было обязано, в основном, имевшейся тогда у меня густой тёмной  шевелюре. А ещё, как сложила стишок моя будущая жена : («Нос кривой, широкий рот, /А на сцене ему очень форма моряка идёт»). Последней строкой я обязан моим занятиям в драмкружке. Но общими для нас была ирония, доходящая порой до сарказма, склонность к розыгрышам, шуткам и над собой и над всеми, когда удавалось. Впоследствии, с годами у меня появился другой прототип среди киноактёров, на кого я стал походить, постарев, - Броневой в роли  Мюллера из "17 мгновений весны"...

    Проявляя интерес к анатомии и получая удовольствие от изучения строения человеческого тела, я ещё старался донимать преподавателя излишними вопросами, рассчитанными не только и не столько на расширение собственных познаний, а скорее, с  целью развлечь присутствовавших на лекции студентов. Любимым преподавателем был у нас прекрасный анатом Ефим Маркович Лучанский, который очень колоритно картавил, забавляя нас своим произношением буквы Р (грассированием) не хуже Ленина. Особенно звучно он произносил слово «бугорок»,  коих, как известно, на костях  человеческого скелета хоть пруд пруди. Из желания «похохмить», я постоянно переспрашивал: «А это что за бугорок?  А как называется этот бугорок?», на что получал добросовестные ответы, звучавшие, что по-русски, что по-латыни особенно картаво и смешно: «Этот буг-х-ерок или тубе-г-х-р, или буг-хе-рок – тубер-гх-кулюм называется так-то..». Когда хохот сдерживать дольше становилось невозможно, и до Ефима  Марковича, наконец, доходила причина вдруг возникшего веселья, он хватал меня одной рукой за шиворот, а второй за штаны и вышвыривал  в коридор из анатомички. Зла он не помнил и никогда не мстил мне, зная, что я люблю его предмет и могу ответить на твёрдую пятёрку.
 
    В другой раз меня попросили покинуть аудиторию на кафедре гистологии в тот момент, когда студенты с интересом рассматривали под микроскопом сперматозоиды, и я внезапно принялся восклицать: «Их уйма! Их уйма! Их уйма!» Так я продолжал произносить  скороговоркой до тех пор, пока мои слова не слились в одно. Тогда-то и преподаватель расслышал и понял, почему смеются студенты, глядя в микроскопы. Меня  тут же выставили за дверь. На счастье, всё обошлось, поскольку факт хулиганства доказать не удалось, ибо я, по сути, произносил обычные русские слова. Так бы и продолжалось, но признаюсь, что в очередной раз паясничанье и фиглярство, на прошли для меня даром.
   
    Профессор Зайцев в тот день долго стоял в дверях аудитории, где должна была состояться его лекция по шизофрении. Он слушал и наблюдал, как я, с присущими ему самому интонациями и жестами, живописал затихшей аудитории, уже заметившей профессора у входа в аудиторию, картину указанного заболевания. Лицедействуя, я был в ударе – не напрасно же на протяжении всего времени учёбы в институте я играл в студенческом драмкружке различные роли. Наконец и до меня дошло, что за нами наблюдают. Обескураженный, я сел на место и затих, как нашкодивший щенок. Преподаватель тогда никак не выдал своих истинных чувств, но на экзамене по психиатрии отомстил, испортив мою отличную зачётку своей тройкой. Впоследствии мне было разрешено пересдать экзамен, но более четвёрки, я, увы, так и не получил.

    Ко всем прочим фокусам, я ещё умел и двигать ушами (одними лишь ушами, а не всем скальпом заодно!) и, садясь в передние ряды, обеспечивал себе зрительскую аудиторию из сидящих сзади, особенно любящих прыскать со смеху по любому поводу, девиц. В самый разгар лекции, по заказу или без оного, я начинал двигать ушами, почти всегда достигая искомого эффекта, оставаясь неуловимым и нераскрываемым виновником смеха, так как уши двигаются, в особенности у тех, кто шевелит ими без участия всего скальпа, совершенно бесшумно и малозаметно для не зафиксировавших на этом свой взгляд.

    Случаев моего участия в невинных, как мне казалось, розыгрышах было немало. Вот ещё несколько таких историй: Певунья, экзальтированная и стремительная Риточка Каневская своим мелодичным голосом нередко украшала наши студенческие вечера и общественные мероприятия. Однажды на  районном предвыборном собрании она пела украинскую песню "Гандзя", а я, как ведущий концерта, стоял за сценой и приговаривал слова популярной песни, но не так, как должна была петь Рита, «Гандзя - люба, Гандзя – кыця», а шутливо и с недвусмысленным намёком «Гандзя – цыця». Взволнованная Рита, то ли от внушения моим рефреном, то ли по рассеянности, вдруг спела именно таким образом, как я подсказывал.  Зал грохнул, а певица с возмущением убежала со сцены и тут же набросилась на меня с кулаками...
   
    К слову сказать, люди в стрессовых ситуациях очень восприимчивы к подсказкам.  Как-то раз Софочка Левенберг - маленькая и тщедушная девушка, вся дрожа и переживая, держала перед огромным вальяжным профессором Шраером на очередной лекции ответ об оболочках  яичка человека, которых у мужчины имеется, насколько помню, 6 или 7. Когда познания студентки в данном вопросе иссякли, и нависла пауза, профессор спросил её: «А дальше что?», я еле слышно «подсказал» ей, что, мол, а дальше «яйца». Девушка, ничтоже сумняшеся, вместо положенного «яички» произнесла слово таким, как услышала от меня... Все сидевшие в аудитории разразились хохотом, в том числе и профессор.

    Случалось мне с дружками и попугать чувствительных девушек. Полным ходом шла подготовка к занятиям вечером в анатомичке. Освещение скудное. Трупы – препараты для обучения студентов, находились  в ваннах в несгибаемом состоянии от консервации в формалине. Студенты стояли вокруг анатомического стола, наклонившись над другим препаратом, уложенным на стол – все, в том числе и девушки, изучали, повторяли, рассматривали. Улучив момент, мы, мальчишки, вытащили из ванны трупп и поставили его рядом с пугливой и бурно реагирующей на подобные «шутки» однокурсницей Адой. Ни о чём не подозревая, девушка, повернув голову, внезапно заметила рядом   с собой труп, «стоявший», что называется, во весь рост, и в ответ начинала дико орать от страха, доставляя этим нам, бестактным злодеям, истинное удовольствие. К стыду своему признаться, домой в портфеле Адочка нередко уносила, подсунутые нами туда, отрезанные мужские члены, иногда вместе с мошонкой, в виде «полных джентльменских наборов», а на следующий день, рассерженная до крайности, с проклятиями швыряла ими в нас, великовозрастных оболтусов и типичных медиков – циников...
            
    Порой выходило так, что хохмы невольно выдавали и сами преподаватели. Профессору Гробману, например, на лекции по заболеванию бешенством, кто-то из студентов прислал записку: «А бешенство половым путём передаётся?» Тот, прочтя вопрос, нахмурился и некоторое время молчал, но после, налившись краской, ответил, обращаясь к неизвестному автору записки: "Если у ... неё зубы есть, то передаётся!"
             
   Профессор Украинский (именно такой фамилией он обладал), на лекции по хирургии прямой кишки, попросил демонстрируемого больного, спустив брюки и трусы, пригнуться кпереди и натужиться, чтобы показать студентам, каким образом выпадает прямая кишка у страдающих этим неприятным недугом. Больной выполнил все указания профессора. Кишка выпала, увы, вместе с испражнениями, попавшими прямо на стол! Всё потому, что больного плохо подготовили к демонстрации в студенческой аудитории. Было достаточно смешно, но не менее противно находиться после всего происшедшего в создавшейся  атмосфере.
 
   Вспомнилось заодно и то, как на дежурстве в роддоме я однажды оказывал пособие во время родов, придерживая промежность у рожавшей женщины. Были разрывы, кровь, швы.  Случайно я поранил палец о ножницы, которыми делали надрез. На следующий день пришли результаты анализов крови, и выяснилось, что у роженицы была положительная реакция на сифилис – «четыре креста»! Находясь в тревоге, будучи напуганным возможными для себя последствиями, я рассказал о происшедшем своей маме - лаборантке. Мама тут же побежала к нашему приятелю, доценту кафедры кожных и венерических болезней, остряку и философу от медицины. Волнуясь, поведала «трагическую» историю. Он же, прогуливаясь по тротуару мимо нашего дома, где мама его перехватила, взял её под руку, и с лукавой усмешкой произнёс: "Передайте Вашему сыну, что  без удовольствия он никогда ничего не подхватит"...

   Несколько  приколов мне удалось сохранить в памяти, но сколько забавных историй исчезло в её пучине! Почему я тогда не записывал, не вёл дневник? Только теперь мне постепенно становится ясно... Скорей всего, потому, что у меня  в ту пору не было компьютера…
                ***



                5. "Кошачье мурлыкание"

    Трудно понять и объяснить, почему иногда шутки или попытки розыгрышей выходят за определённые рамки, превращаясь едва ли не в преступление, проступок с весьма печальными последствиями. Ситуации с перехлёстами возникают импульсивно, без какой-либо обоснованной подоплеки, не из желания напакостить, отомстить, подставить. Не от зависти, не от злобности или дурости, не спьяну и не в результате психического заболевания, а, как правило, спонтанно, ну, вроде - чёрт попутал. Возможно, у каждого было что-нибудь подобное в жизни, о чём  не всякий вспомнит или в чём просто не захочет признаться, так как становится стыдно  перед самим собой за собственный промах.
   
    Как-то двое студентов 4-го или 5-го курса лечебного факультета Винницкого мединститута - Петя Мартынюк, отличный спортсмен, вполне нормальный парень и Гена Соколов, идейно-образцовый активист и отличник учёбы, угостили своих  однокурсников в общежитии вкусно приготовленной крольчатиной. Что на них накатило, трудно сказать – хотели ли они созорничать, или горели желанием проверить какова будет реакция -  только, уже спустя короткое время по институту покатился слух, что студентам была предложена не крольчатина, а ... кошатина! Возник естественный вопрос: «Откуда кошечка?», и сам собой родился ответ: «С кафедры фармакологии, естественно, после острого опыта. Правда, она не токсична, что гарантировано под личную ответственность «поваров».

   Реакция оказалась непредсказуемо бурной и цепной: у двоих от брезгливости и психического стресса началась неукротимая рвота, как при тяжёлом отравлении, и они были отправлены на машине скорой помощи в дежурную больницу. Ещё одному - двум понадобилась консультация психиатра (психологов тогда ещё у нас не водилось), кое-кто из отведавших мясца рвался бить морду хлебосолам, а остальные смеялись, как и подавляющее большинство студентов курса. Наутро однокурсники с фонендоскопами и со стетоскопами, пытались прослушать у съевших накануне угощение сердечный звуковой феномен, называемый "кошачье мурлыкание", встречающийся при определённой сердечной патологии. Курс веселился, но неумолимо приближались разборки и возмездия.
 
    Наконец, на всех уровнях власти грянул гром: собрались члены комсомольских бюро курса, факультета и института, партийные бюро и партком института. Одновременно готовились комсомольские и партийные собрания, вслед за тем ректорат... Виновники дали первые показания - их версия происшествия была таковой – всё, что случилось, представляло собой всего лишь неудачную шутку, не более, съеденным же оказался и в самом деле обычный кролик, а никак не кошка. Молодые люди каялись и просили прощения за неудачную проделку.

    «Не пойдёт! - сказали пострадавшие и ревнители правды и законопорядка из комсомольско-партийных рядов. – Прежде мы должны всё досконально проверить и доложить, куда и кому надо!»  Таким образом, косточки от кролика-кошки, ранее с аппетитом обглоданные, собрали и отослали в лаборатории на кафедры биологии и анатомии. Туда же отправились и шерстинки, найденные местными пинкертонами. Для того же, чтобы местечковые последователи легендарных комиссара Мегрэ и  мисс Марпл, из чувства территориальной солидарности, не попытались скрыть обличающие факты, было решено послать вещественные доказательства и в центральные лаборатории – в города Москву и Киев. Там-то, якобы, и подтвердились наихудшие предположения: студентам была скормлена кошка!

    «Ну, и что? – подумают сейчас читатели - Едят же в Корее собак, а во Вьетнаме и Таиланде жучков-червячков и здоровы, слава Богу!». Однако, время в стране тогда было суровое, и отношение к подобным происшествиям в советском ВУЗе оказалось соответствующим. Во время бурных обсуждений на собраниях курсов, факультетов и в институтском масштабе, поступок неудачных шутников приравнивался к бесчеловечным действиям французских и американских агрессоров во Вьетнаме и в Корее. Последние как будто бы выпускали из контейнеров специально зараженных жуков и тараканов для отравления участников коммунистических бригад и их урожая. Сам собой разумеется, вспомнили фашистов, ставивших бесчеловечные опыты на людях. Много говорили об ослаблении политико-воспитательной работы на курсе, факультете и, в целом, в институте, что и послужило причиной данного вопиющего безобразного поступка. 

    Оргвыводы не заставили себя долго ждать: хлебосолов из комсомола и из института исключили, пострадавших направили на лечение, а виновных в ухудшении политико-массовой работы на курсе заменили на более бдительных.
Именно тогда оказались отменены все рекомендации, данные мне ранее для поступления в партию, поскольку я являлся заместителем секретаря комсомольской организации курса. Как посчитали, в силу недосмотра, я, среди прочих комсомольских вожаков, допустил вопиющий факт – поедание однокурсниками кошек  вместо кроликов, повлекший за собой утрату доверия к деятельности всей комсомольской ячейки. Неважно, что не я один оказался на тот момент недальнозорким, главное, что состояло в том, что подвернулся подходящий повод. Таким образом, совершенно определённым образом настроенным товарищам, удалось к месту и ко времени расслышать "кошачье мурлыкание", помешавшее мне стать настоящим коммунякой… Спасибо кошечке.
                ***


               
                6. "Эхо" дела врачей

    Винницкий медицинский институт всегда отличался весьма квалифицированным профессорско-преподавательским составом, более половины которого в некоторые годы составляли евреи, и, наряду с этим, довольно большим числом студентов еврейской национальности. Можно сказать, что до приёма 1948 года и, соответственно, выпуска 1954 года институт вполне можно было бы именовать «рассадником» врачей - евреев в самом центре Украины. Потом вдруг антисемиты опомнились, а те, кто не исповедовал антесемитских взглядов, испугались, и, все заодно, приступили к выполнению инструкции о преимущественном воспитании национальных кадров. В инструкциях, кстати, ничего не говорилось конкретно о евреях, но, естественно, идея подразумевалась именно такая, поскольку представители других национальностей были единичны. Такое «засилье» евреев во многих вузах Украинской ССР до поры до времени объяснялось последствиями царской политики в определении черты их оседлости, а также отсутствием в правительственных директивах чётких инструкций об ограничении приёма евреев в вузы. К слову сказать, упоминаний об официально провозглашённой политике государственного антисемитизма ни в одном документе найти и по сей день невозможно. Отсутствие же таковых распоряжений предоставляло в советские времена бюрократической машине по приёму студентов и зачислению их в институты возможность выполнять количественный план по контингенту без учёта национальности вновь принятых и, таким образом, обеспечивать для ВУЗа  соответствующее финансирование.

    На нашем курсе лечебного факультета из общего числа 170 студентов 60 были евреями. Полностью осознаю и отдаю себе отчёт в несправедливости такого соотношения, но так уж складывались обстоятельства социального и национального характера в те годы. Надо полагать, подобное несоответствие нуждалось в коррекции. Действовать, как мне думается, здесь следовало бы разумными методами, без оскорбления национального достоинства людей, тем более, принимая в учёт психологию студентов – по сути вчерашних школьников, легко ранимых и незрелых в своём интернациональном воспитании, внедрённом властью ещё до их возмужания и при отсутствии в этом какой-либо   их вины.
 
    С самого начала занятий, при распределении по учебным группам, учитывались условия происхождения и предыдущего места проживания студентов. Исходя из этого, большая часть горожан объединялась между собой, а сельские ребята, как правило, оказывались в других группах. Коллективы могли быть и смешанными, однако, примесь была небольшой, евреи же находились, естественным образом, среди горожан. Происходило такое распределение как спонтанно, так и по просьбе самих студентов, их друзей или товарищей, но не на почве националистической идеологии.
 
    Среди студентов первых курсов царила дружба и ровные отношения с каждым. Более активные и энергичные городские, и в их числе еврейские ребята, заняли, при поддержке всего курса, ключевые посты в общественных молодёжных организациях, были душой и инициаторами всех мероприятий на курсе, факультете и в институте. Более подготовленные, более образованные студенты также были среди евреев, полагаю, по большей части, в силу семейного воспитания, усердия и благодаря окружению. Бывшие сельские ребята подтягивались и стремились не отставать от них. Никакой антипатии к выходцам из села у большинства городских ребят не было. Наоборот, присутствовало желание помочь и поддержать.

    Первые отголоски поначалу скрытой  неприязни, а затем и явного недружелюбия, постепенно перешедшего в ненависть, начали проявлять некоторые демобилизованные из армии участники войны, переростки и, нередко, бывшие политруки или смершевцы, вынужденные скрывать своё прошлое, не пользовавшееся у народа симпатией.. Поддерживали их, как правило, те, кто чувствовал себя в чём-то ущемлённым - пассивные завистники и злопыхатели, которым не удавалось сравняться  с городскими или догнать их в учёбе, общественной активности. Постепенно на перевыборных собраниях менялась атмосфера, и, вместо городских  ребят, на «главные роли» начали выдвигать и выбирать своих,  пусть и далеко не лучших, но выходцев из национальной среды.

  Тогда-то и вылез на первый план студент - бывший политрук, педантичный и аккуратный, всегда подтянутый и заправленный, умный и циничный националист, считавший, что для достижения цели все средства хороши, включая ложь и подлог. Именно от него мы  услышали, что городские, то бишь, евреи, не умеют работать в поле при сборе картошки и чуть ли не специально наряжаются в неудобную для работы одежду, хотя, как все знали, никакой другой у них не было. Когда я попытался тут же, не сходя с места, опровергнуть этот несправедливый навет, то «политрук» обвинил меня в том, что я, якобы, угрожал ему папиным (отцовским, может?) пистолетом, схватившись при этом за задний карман брюк, где это оружие, по его подозрениям, могло находиться. Кстати, брюки мои были перешиты из отцовских военных галифе. К тому же, этот завзятый националист выдумал и сцену, во время которой он, якобы, слышал от меня среди прочих угроз такой аргумент: всё тот же мой папа является директором банка  и, мол, покажет ему, где раки зимуют.   Разумеется, отец мой никогда не был таковым. Однако, как говаривал Геббельс, чем ложь страшнее и несусветнее, тем она более впечатляюща и действенна, особенно, когда ложится на подготовленные умы, а такие умы, к несчастью, на нашем курсе к тому времени уже созрели.

     На ближайшем открытом партийном собрании, когда я с возмущением поведал обо всей этой клевете, реакция оказалась парадоксальной, т.е. никакой реакции не последовало, а, следовательно, поддержку получил он, а не я. Не только наш студенческий курс, а вся страна уже  была подготовлена к восприятию ещё большей клеветы, но уже в общесоюзном масштабе - к делу врачей.  А что же евреи курса? Они начали бояться  и затихали постепенно, прячась по углам и кухням, впрочем, как и весь народ, роптавший и осуждавший происходящее  в стране, но предпочитавший делиться, и то с опаской, только со своими самыми близкими людьми.       

    На следующий день после появления правительственного заявления  в газетах и сообщения по радио о раскрытии заговора врачей-отравителей и, несмотря на то, что там, среди прочих, были и русские фамилии, произошёл  буквально осязаемый раскол курса надвое: по одну сторону оказались студенты-евреи, по другую - все остальные. Так мы и стояли отдельно, обсуждая случившееся в стране, испуганно и удивлённо оглядывались по сторонам,  посматривая на своих вчерашних друзей и подруг, оказавшихся среди неприятелей. 

     Мы были запятнаны, оболганы и оглушены эхом беды. Через некоторое время, когда оцепенение спало, появились признаки того, что известие не разорвало окончательно все связи между нами. Оказывается,  существовали  сомневающиеся и в том, о чём передало радио, и в том, что обстоятельства дела касались не только "пойманных с поличным" врачей-евреев, но и их коллег других национальностей, а также в том главном, что обвинять всех евреев в заговоре немыслимо и недопустимо. Как тут не вспомнить запись из Дневника Анны Франк:  «За все, что делает христианин, он отвечает лично. За все, что делает еврей, отвечают все евреи». Рассудить здраво, при чём здесь были наши студенты? К сожалению,  всё же большая часть наших  однокурсников - кто, затаив радость, а кто, не стесняясь, громогласно и порой откровенно, осуждала  вредителей-отравителей и ждала повторения 37-го года, бравируя лозунгами, призывавшими к расстрелу. Те дождались, а наши, к их разочарованию, нет. Однако, предубеждение возникло, и раскол произошёл.
               
    В той тяжёлой ситуации раскрылись многие истины, проявились лица друзей - настоящих и мнимых,  и глубина чувств – как крепких, истинных, так и фальшивых, показных. Появились перебежчики из группы в группу, из компании в компанию. Среди евреев также выявились типы, подобные шакалу Табаки из "Маугли" («Книги джунглей» Р. Киплинга), лебезящему перед тигром Шер Ханом, пока он силён. Они продолжали, улыбаться и здороваться за руку с местными националистами и им подобными, наигранно показывая свой интернационализм.  Они, наконец, доходили до осуждения раскрытой банды врачей-евреев. Таких были единицы, но среди них были и те, кого я уважал раньше. Наблюдать такие перемены и разочаровываться в людях было очень грустно…
         
    Вскоре преставился наш  «отец и мировой гений», оправдали врачей, оставшихся в живых. Слегка и завуалировано признала свою ошибку власть, убрав из поля зрения героиню всего советского союза, пресловутую Лидию Тимошук. Только антисемитизм, получив очередной заряд на гребне, пусть и провалившегося дела врачей с его неотправленными по назначению эшелонами и разобранными на дрова бараками - могильниками для прибывших в Сибирь евреев, продолжал цвести буйным цветом.
         
    После того, как закончил обучение наш курс, в Винницком мединституте евреев, числом  больше положенного процента, ни разу не было - сохранилась царская норма, допускавшая 5%. Рассуждали так - и правильно, ведь это Украина! Пусть себе едут в свой Израиль, а там хоть все 100% набирают. Подобным образом говорили вслед тем, кто уезжал в эмиграцию, и покрикивали на тех, кто ещё размышлял, «помогая» в принятии решения. Такое отношение являлось своеобразным эхом не только дела врачей, но и эхом всей истории жизни евреев в галуте (рассеянии)...

    Отголосок очередного злодеяния раскатывался и ширился в наших юных еврейских душах, заставляя нас сомневаться в справедливости чуть ли не всего мироздания, укрепляя одновременно нашу самоидентификацию. Однако, я сам тогда ещё со слезами на глазах стоял в почётном карауле у бюста  ушедшего Сталина, и, желая продолжить его дело, начал готовиться к вступлению в партию, как когда-то мой отец, ставший коммунистом по ленинскому призыву. Впрочем, полученные мною рекомендации и собственные устремления оказались поверженными в прах дальнейшими событиями в стране махрового антисемитизма, откликнувшимися гулким отзвуком и в стенах нашего института. Случилось, что в один из дней несколько студентов-евреев, проживающих  в общежитии были накормлены своими дежурными товарищами мясом кошки, усопшей после острого опыта на одной из теоретических кафедр.  Вторым нашумевшем эпизодом "морального разложения" на курсе стал факт, когда  один из сокурсников, еврей по национальности, поменял свой старый застиранный и штопаный халат на новый кафедральный в инфекционном отделении. Ко мне, как к активисту  курса и еврею, всё это имело, «понятно»,  «непосредственное» отношение и стало поводом для приостановки уже оформленных рекомендаций в ряды КПСС.
               
    Между тем, больше всего наши партийные боссы были возмущены моим несогласием с решением комиссии по распределению студентов на места работы по окончанию института. Я, как отличник и общественник, посмел выбрать, что их возмутило, местом своей работы Донецкий угольный бассейн, который был предложен в списке для выбора. Заметьте, не аспирантуру или ординатуру при институте, а Донбасс. Мне ответили: поедешь в Казахстан! Туда, кстати, направили большую часть евреев нашего курса, особенно активистов. Члены комиссии иезуитски намекнули, что я веду себя не как коммунист, хотя сами же всячески препятствовали моему вступлению в партию. На экзамене по истории партии я перестал быть круглым отличником, так как заблудился в вопросах налога с колхозников... Рекомендации не подтвердились, и на этом мой путь в КПСС был  навсегда перекрыт, ибо я никогда более не испытывал желания вступать ни туда, ни во что-либо другое…

    Когда я уже работал врачом  в Караганде  и достиг 26-летнего возраста, то явился в райком ВЛКСМ, где сдал свой комсомольский билет. Секретарь предложил мне остаться в рядах ещё до 28 лет, но я ответил, что "совещательный" голос в комсомоле меня не устраивает, так как я привык к "решающему", и попрощался с комсомолом навсегда. С тех пор  у  меня не возникало и намёка на желание принадлежать к какой-либо партии, либо к самому прогрессивному политическому течению, тем более, что этому содействовало постепенное увядание и последующий крах коммунистической идеологии с одновременным развалом нищей страны  победившего социализма и недостроенного коммунизма. Так и стал я убеждённым антикоммунистом.
    А эхо «Дела врачей» всё никак не заглохнет в моей памяти...

                ***



                7. Учитель
               
 «Я стал образованным, набираясь             
  знаний у всех, кто меня обучал».
 
  Царь Давид (Книга псалмов,199,99)

    Выбрав для себя с первых шагов в медицине хирургию, как будущую специализацию, я и не предполагал в какую именно узкую часть её уведёт меня судьба. Я читал взахлёб популярные книги о хирургах, неоднократно ходил на поклон к телу Пирогова, что покоится под Винницей в часовенке его родового имения «Вишня», ставшего музеем. Незамеченным мною предзнаменованием выбора моей  будущей специализации стали самые интересные для меня лекции по невропатологии профессора Альперовича Павла Марковича. Он читал их чётко, содержательно и доступно пониманию и конспектированию. Возможно, что решение загадок неврологического диагноза уже тогда пробудили во мне тягу к изучению и лечению нервной патологии. Правда, в  субординатуре по хирургии под влиянием золотых рук уролога Макарца, научившего меня многим манипуляциям, я задумывался о возможности стать его последователем, но не стал им.

    Уехав после окончания института в Караганду с маминым подарком - книгой «Основы практической нейрохирургии», я всё еще не знал, кем буду. Стечение многих обстоятельств решило всё за меня. Это и горящая путёвка на специализацию по нейрохирургии, доставшаяся мне случайно, как попавшемуся на глаза главврачу и в штат больницы. А также встреча и совместная работа в Караганде с увлечённым нейрохирургией общим хирургом и интересным человеком Александром Марковичем Косвеным. Всё это стихийно привело меня к выбору нейрохирургии моей специальностью. После специализации по нейрохирургии я обрел право лечить нейрохирургических больных. И мы с доктором Косвеным обслуживали  больных в основном с травмами черепа, позвоночника и периферических нервов, во всей Карагандинской области. Полетали над её просторами на самолётах санитарной авиации и поездили на машинах по бескрайней казахской земле.

    Но это ещё не была нейрохирургия. И я ещё, как нейрохирург был в зачаточном состоянии. Не было школы. Не было умения. Не было опыта. Азы нейрохирургии, преподнесенные мне на достаточно высоком уровне в Тбилиси моими учителями из кафедры нейрохирургии института усовершенствования врачей, профессором Константином Платоновичем Чиковани и доцентом Отари Акакиевичем Сигуа, требовали систематизации, проверки  практикой, приобретения опыта.

    Я тогда уже чувствовал, что медицину выучить нельзя. Её надо было научиться понимать, применив все полученные в институте знании, присоединив к ним последующий опыт и наставления учителей-наставников, и только тогда можно было почувствовать, что ты овладел и познал искусство врачевания.
Иначе получится ремесленник, набивший руку, искусный манипулятор. Такой хирург, а особенно нейрохирург, очень опасен, ибо вооружен. Но мне повезло, и я встретил в своей жизни Учителя, который и сделал из меня нейрохирурга довольно неплохого уровня.

    Исаак Давидович Вирозуб. Бывший партизанский доктор. Благодаря своим способностям, медицинской грамотности, трудолюбию и темпераменту, он стремительно ворвался в нейрохирургию, постиг её и достиг в ней совершенства. В киевском научно-исследовательском институте нейрохирургии у академика Александра Ивановича Арутюнова не было другого, столь надёжного и полноценного помощника, каким стал Исаак. Они были в чём-то похожи. И по темпераменту и по прекрасной оперативной технике, и по умению увлечь молодёжь, и по способностям учить её специальности.  Но и стали чем-то мешать друг другу, так как со временем им вдвоём стало тесно. А когда ещё между ними появилась женщина, то под крышей института вовсе не оказалось места для двоих. И тогда профессору Вирозубу пришлось покинуть любимый Киев и возглавить клинику нейрохирургии в Донецком научно-исследовательском институте травматологии и ортопедии. А для клиники и для всех нас это был звёздный час.

    Как по волшебству, периферийное отделение нейрохирургии, по сути являвшееся нейротравматологическим, возглавляемое Виктором Ивановичем Кондратенко, тружеником и знатоком позвоночно-спинальной травмы, превратилось в нечто, подобное филиалу Киевского института. Научный подход, внедрение прогрессивной методологии диагноза, совершенствование оперативной техники и общей врачебной культуры – всё это привнёс с собой профессор Вирозуб. О таком учителе и наставнике можно было только мечтать. И нам с ним повезло.

    Умножились научные публикации, защищали диссертации не только научные сотрудники, но и простые ординаторы, практикующие врачи, участились выезды на конференции, симпозиумы, съезды. Клиника становилась известной, приобретала авторитет.

    Но Вирозуб мог быть и «Зверобоем», как полушутя, переиначивали его фамилию, когда его эмоциональность и безудержный порой темперамент и скоропалительная взрывчатость вредили делу и отворачивали от него людей, не знавших его лучшие качества, нивелировавшие недостатки. Дипломатом он был не очень хорошим. И резал правду-матку без оглядки, порой не учитывая ни душевные силы, ни характер собеседника. Страдали сёстры и санитарки, обижались врачи. Становились недругами сотрудники. Он был отходчив, но успевал «наломать дров». В помощь  профессору приходилось иногда просить  разрешения передать его распоряжение без него. Тогда оно выполнялось беспрекословно.

    Уйти от учителя мне всё же пришлось, но не потому, что я его разлюбил или бросил, а потому, что жизнь заставила. Я должен был и смог променять свой статус старшего ординатора областной больницы с соответствующей нищенской ставкой, на должность  ассистента вновь созданной кафедры нейрохирургии в мединституте. В перспективе мне светила и доцентура. У меня, как и у Вирозуба, было двое детей, и я был вправе пытаться  поднять свой жизненный уровень, понимая, что своими возможностями я обязан Исааку Давидовичу. И никогда об этом не забывал. Моё место старшего ординатора  уже мог занять созревший для этого доктор Чипко Станислав Степанович.
 
    Однако мои беседы с учителем были тщетными. Он меня понять не мог, а главное, не хотел по одной причине. Заведующим кафедрой нейрохирургии был её основатель, профессор Виктор Иванович Кондратенко. Его заклятый враг. Расстались мы холодно, не попрощавшись и без добрых напутствий мне, как ученику. И не простил меня мой учитель до конца своей деятельности и жизни в Донецке. Так и проработали мы рядом в параллельных клиниках одного города ещё около 30 лет. Я внедрял в свою нейрохирургическую деятельность врача и преподавателя все его заветы и методы и чувствовал его виртуальное наставничество, но ничего изменить уже было невозможно.

    Встретились мы по-доброму, по-семейному на улице Иерусалима у дома, где он жил, а затем посидели за столом и выпили вина в знак позднего, но всё же примирения у него за столом. Это было очень трогательно и волнительно для обоих. Учитель и ученик на склоне лет.

    Через пару лет после этой встречи, избавившей меня от гнетущего чувства вины перед учителем, хотя я и был «без вины виноватым», он умер, и покоится на Масличной горе в Иерусалиме. А я, пока жив, буду помнить его имя и всё, что дал мне мой учитель – мою профессию врача нейрохирурга, мою учёную степень и мою квалификацию.
                ***



                8."Зубовный скрежет"
               
    Караганда. 1955 год. Операционная клиники хирургии 1-ой городской больницы. На одном из двух операционных столов идёт операция на желудке, а на втором у меня удаляют коренной зуб… Ситуация, прямо скажем, необычная. С чего бы это зуб удаляется  в операционной? Почему не в поликлинике, как обычно? Да потому, что у врачей все болячки протекают необычно и нередко со всеми возможными и невозможными осложнениями. У меня, правда, и "зубья" не совсем нормальные: маленькие редкие, а корни у них большущие и крепко-накрепко засевшие в достаточно массивных челюстях. Маленький, да ещё испорченный зубик тут же треснул в щипцах, захвативших его, и раскрошился, а все 4 корня остались на месте с едва наметившимися пеньками, за которые стоматолог ухватиться ни чем и никак бы не смог. Так я и попал на операционный стол…

    Два дюжих мужика - доцент Лавров и ассистент Дорофеев – стали по обе стороны стола, обезболили, как могли, подступы к моим 4 корням и стали буквально их выбивать, выкорчёвывать, поддевать рычагами, вытягивать и кряхтеть и потеть. Удалённый желудок у моего товарища по несчастью уже лежал в миске, разрезы его зашивались, а у меня к этому времени только два корешка вытащили. Оставалось ещё столько же. Пришлось добавлять обезболивающие уколы, а мои хирурги уже не стояли, а сидели, передыхая. Через пару часов, наконец, мой «коренной вопрос» был решён окончательно и я сполз со стола, а мои избавители чертыхались, вспоминая детали операции.

    И так же нелегко приходилось врачам и, естественно, мне при удалении других двух коренных зубов, хотя и обошлось без операционного стола. Правда, женщина-стоматолог, удалявшая у меня очередной  трёхкоренной зуб в течение двух часов, лежала с сердечным приступом в соседнем терапевтическом кабинете и причитала, что знай заранее, какую свинью я ей подложу, никогда бы не согласилась удалять мне зуб.               

    Когда дело дошло до отсутствия нескольких зубов, встал вопрос об  их протезировании. А какой материал был в шестидесятые годы прошлого века для этого в нашей передовой стране кроме золота, на которое у меня простого врача денег не было. Металл. И доктор Реук, этакий бугай в человечьем обличии, своими толстыми ручищами и сарделечными пальцами поставил мне 13 единиц, включавших и фантомы и коронки, которые простояли, не украшая меня, столько же лет. Но в те молодые годы моё железо во рту мне нисколько не мешало, а любимую мной твёрдую (косточки, корочки) пищу я перемалывал отлично.

    Но когда я стал доцентом, мне начали делать замечания коллеги в отношении поблескивающего на лекциях серебром или вороненой сталью не по положению металле во рту. Да и сам я начал комплексовать по этому поводу и обратился к заведующей горздравотделом, как и было положено, за разрешением на замену железа на золото. И получил отказ, так как мой металл с её точки зрения ещё далеко не сносился, а с золотом, как и с туалетной бумагой и с прочим дефицитом, у нас в стране напряжёнка. А лекцию, мол, можно читать и, не открывая широко рот, как я её понял. Пришлось идти «другим путём», как советовал Ильич. И я пошёл этим успешым путём.
   
    Друзья-стоматологи, родственники бывших пациентов, которых я либо консультировал, либо оперировал, не оставили меня в беде. Мне по государственной цене, разумеется, заменили весь белый металл на золото. И я стал сияющим при открывании рта субъектом, что меня тоже не красило, но делало более респектабельным и приближённым к большинству обеспеченных протезированных советских людей, ещё мало знакомых с белыми фарфоровыми зубами, украшавшими уже в то время улыбки западных обывателей. Правда, к этому времени в моём «распоряжении» уже было не 13, а более 20 единиц. С этим богатством меня таможня пропустила, и мои золотые зубы в Израиле сразу же отделили меня от коренных жителей, которые о золоте во рту уже забыли.

     Мне предложили заменить материал для протезирования, вернее произвести имплантацию металлических стержней с насадкой на них чистейшего мейснеровского (?) или другого фарфора, но за большую сумму, которой у меня не было. Вру. Была и есть, но я предпочёл тратить эти деньги на путешествия. По секрету, я ещё не хотел  удалять нервы 13 зубов (снова эта цифра!), что необходимо сделать перед протезированием фарфором, так как зубы лучше сохраняются с ненарушенными нервами, но это моя врачебная оценка не стоматолога и я могу ошибаться. Так я и жил,  доживая уже 31 единицу золота, не отличаясь от наших бывших сограждан. Нашлись и здесь зубные врачи из совка, пополнившие мой золотой запас, и исправляющие при необходимости то, что приходится менять.
 
     Меня успокаивали два фактора: Во-первых, я надеялся, что Израиль обеспечит моё существование до конца и мне не вырвут золотые зубы в каком–нибудь новом Освенциме. А во-вторых, раскопав через много-много лет наш геологический слой, археологам будет над чём поразмыслить и задуматься, как это на Святой земле могли оказаться люди с такими же золотыми зубами, какие они находили  на территории, заселенной некогда славянскими племенами. Пусть, мол, поизучают на примере моего «зубовного скрежета» наш исход…

     Но время всё расставило по своим местам и, потеряв, съев, износив, ещё часть зубов, включая зубы мудрости, оказавшиеся уже ни к чему, ибо мудрость перешла, наконец, в старость и, надеюсь, и в мозг, мне подарили за хорошие деньги, хорошие протезы и я снова живу. Правда, с менее лучезарной улыбкой, но по-прежнему ем любимые поджаренные корочки и пережёвываю все мясопродукты, а также орехи то ест -  всё, что люблю и хочу. Да, забыл ещё рассказать, что мне денежки почти все вернуло наше государство через больничную кассу и фонд помощи перенесших Холокост… Не без помощи Германии, задолжавшей нам...

                ***

               

                9."Крылатые врачи"
               
    Более полувека тому назад некоторых  врачей областных больниц городов Караганды, где мне пришлось, или посчастливилось, работать в первые годы моего врачевания хирургом, или позднее Донецка, почти ежедневно вылетавших в местные, районные или сельские,  больницы или в медико-санитарные части шахтных посёлков, называли «крылатыми врачами».

    Ещё в самом начале своей врачебной деятельности, из Караганды, приходилось полетать над казахскими степями, кишлаками, аулами (аилами). Не раз оказывали помощь в Джезказгане, не укладываясь в один лётный день. Преимущества санавиации  в сравнении с автомашинами на просторах Казахстана была  явной, учитывая необъятные просторы республики, меньшее количество населённых пунктов, где были больницы, и большие расстояния между ними.

    Не всякий пилот сумел бы лавировать на небольшой высоте между копрами шахт, высокими терриконами и огромной разветвлённой сетью электропроводов и поддерживающих их высоких столбов, вернее исполинских конструкций, служивших опорами разветвлённых электросетей  бассейнов Карагандауголь и особенно Донбасса, в поисках удобной посадки, если таковые не были предусмотрены и подготовлены. Но там пилоты были как на подбор: молодыми и смелыми. Даже чересчур смелыми. А самолёты - «кукурузниками», как их называли, хотя эта кличка касалась «АН – 2», но прилипла и к «ПО – 2» («У – 2») и к «ЯК – 12», на котором мы в основном и летали.
    
    Вызывали врачей для вылетов и предупреждали пилотов о предстоящем вылете в определённый пункт, диспетчеры, называя водителям машин больницу, из которой следовало взять и доставить консультанта - узкого специалиста - в аэропорт, диспетчеры. Обычно это было одинокие или  малосемейные женщины молодого или среднего возраста, более свободные от бытовых проблем и могущие дежурить сутками. Нередко они напрягались в нервотрёпке между водительским и лётным составом,  с трудом компонуя бригады с врачом. Ведь все находятся на службе, а вызовы поступали неожиданно и это создавало порой трудно решаемые и срочные задачи. Диспетчеры  всегда дружили и с водителями, и с пилотами, и с врачами, которые не создавали проблем и старались не задерживать срочные или плановые вылеты. Врачи, особенно молодые или даже семейные доверяли диспетчерам настолько, что просили их «правильно»   отвечать по телефону домашним о вылете или задержке с возвращением, желавшего задержаться члена бригады и провести время с друзьями или подругами...

    Врачи неоднозначно относились и по-разному переносили такие путешествия, особенно в не очень лётную погоду, когда вылет всё же разрешали, основываясь на его неотложности или острой необходимости. Некоторые с трудом переносили взлёты  и посадки, а особенно виражи и кружения над больницей, чтобы там заметили и высылали транспорт к месту условленной или выбранной пилотом  посадки.  Некоторые, просто испытывая боязнь, всей силой упирались ногами в дно кабины, хватаясь и держась руками за что попало. Других могло стошнить, третьи, особенно женщины,  не могли удержаться от испуганного выражения лица, восклицаний и выкриков при изменении положения самолёта. Остальные наслаждались открывавшейся панорамой, обдувавшими их лица встречными ветрами, скоростью и ощущением полёта. И вспоминали следующие строки Лермонтовских стихов из «Демона»:

«На воздушном океане,
Без руля и без ветрил...»
........................
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада».

    Молодой, сухопарый, вихрастый блондин, считавшийся среди сотрудников  Карагандинской службы санитарной авиации ассом и, заодно, завидным кавалером, был смел, бесшабашен и рискован. Костя всегда был в форме, даже если от него ещё попахивало вчерашним вино-водочным перегаром, бодр, весел и готов к вылету  в любое время и по любому маршруту, подбадривая некоторых врачей, которых он знал, как всегда трусящих или  выдававших себя излишне показной бодростью и неуместными шутками перед посадкой в самолёт. Молчаливо не уважал обычных трусов, не показывая своё отношение к ним, либо повторял скупые успокаивающие приободряющие слова.

    Занимая место рядом с ним в кабине, я уже предвидел заранее, что от него можно ожидать любой фортель и психологически готовился к нему. Нередко, после того, как самолёт набирал нужную высоту и был выбран наиболее правильный  курс, Имярек, вытаскивал из загашника очередной детектив и начинал читать. Придерживая одной рукой рычаг управления послушным ему «лайнером», а другой, перелистывая страницы, временами забрасывал в рот очередную порцию семечек. Мне поначалу периодически казалось, что самолёт вот-вот клюнет носом, что скорость его снижается, что его кренит на бок, что он, наконец, начинает падать. И так хотелось ухватиться за рычаг управления, весьма далёкий по своей примитивной конструкции от важного слова штурвал, а сходный с ручным переключателем скоростей в автомобилях до эпохи автопередач,  который он, кстати, давал иногда подержать, чтобы убедиться и почувствовать лёгкость пилотирования, как это разрешают пацанам.
 
    Изредка он всё же поглядывал вперёд и на показания приборов, а иногда с усмешкой в уголках рта, искоса поглядывал на скукожившегося доктора, который никак не мог привыкнуть к этим фокусам «высшего пилотажа», хотя летал с ним уже много раз. Очень любил этот лихач  на бреющем полёте пронестись над больницей,  наклонив машину на одно крыло почти до вертикальной позиции, а затем выравнивать её и взмывать вверх перед заходом на посадку. Он быстро находил для посадки то полянку с оставшейся стернёй после уборки колосовых, трав, то участки грунтовой дороги, если она была свободна. Казалось, что он получал удовольствие и от своих мальчишеских выходок, когда под крыльями или от тени самолёта и шума его мотора разлетались с криком во все стороны испуганные куры и гуси, рвались с привязи телёнок или жалобно блеющая коза, грузно отбегали в сторону от всей этой катавасии коровы, и надрывались в лае разбегавшиеся собаки.

    Это сейчас я вспоминаю спокойно и улыбаюсь прошлому, но тогда в кабине маленького хрупкого «кукурузника» не всегда было комфортно и спокойно. Ведь и ремней безопасности в кабинах не было предусмотрено. Много зависело от силы ветра и вообще погоды. Но закалившись в полётах на ЯК–12 с таким пилотом, я перестал трусить летать и уже никогда не испытывал никаких отрицательных эмоций и ощущений, какие  бывали у меня в самолётах раньше.
 
    Позже и до конца моих путешествий за границы  страны, не имеющей железнодорожного сообщения с другими государствами, я наслаждался многочасовыми перелётами в любых самолётах. Так что непереносимость полётов – дело излечимое и можно закалиться, полетав много на «кукурузниках» особенно с таким пилотом, какой встретился мне в жизни, летавший «без руля и без ветрил». Погиб он не в небе, а на земле, когда его нашли утром избитым,  пьяным, но уже без признаков жизни… Бедовый, смелый и любивший жизнь во всех её проявлениях.  Отличный, но безрассудный  парень. Нам было его очень жаль, и мы долго приноравливались к новым пилотам, невольно сравнивая с ним, и всегда в его пользу…

    Самолёты нас почти никогда не ждали и после консультации или операций возвращались, чтобы нас забрать. Это было связано не только с возможной переменой погоды, но и с не определённым заранее временем окончания операций или до решения вопроса о транспортировке больного в центральные профильные больницы. Либо с необходимостью обслуживания ещё одного больного или транспортировки его, доставки врача. Важно было уложиться  до исхода светлого времени суток, ибо ночью на вызовы врачи выезжали только на автомашинах.

    Не скрою, что бывало весьма грустно после консультации либо тяжёлой операции, глядя в потемневшее небо, осознавать, что ночевать придётся в больнице и ждать наступления раннего лётного времени. Иногда, правда, выручала администрация больницы, выделяя свободный транспорт. Подчас возвращение «домой», в любое позднее время обусловливалось необходимостью одновременной транспортировки больного или пострадавшего в специализированные отделения областных больниц. А, если в нейрохирургию, то и приступать к сложной операции, которую в местной больнице не было возможности обеспечить и произвести.

    С появлением вертолётов, комфортабельных машин и улучшением дорог, термин «санавиация» уже приобрёл лишь историческое значение, так как полёты со временем вообще прекратились из-за их дороговизны, опасности высоких конструкций на шахтах, заводах, высоковольтных линий электропередач и нерентабельности их использования на относительно коротких расстояниях в условиях Донбасса. Заменой этих рискованных и дорогих  полётов стали комфортабельные санитарные автомобили и развитие дорог между всеми шахтными посёлками и рудниками.

    Разве можно сравнивать этих красавцев, оснащённых всем необходимым для осуществления понятия «скорая медицинская авиационная помощь»? По простому, - «санавиация» - с первыми «кукурузниками»! Но и на тех я всё же  был «крылатым врачом» и до сей поры помню ощущение полёта для помощи человеку в беде…

                ***



                10. «Интербригада"

    После окончания института меня направили на работу в Казахстан. Не по моему желанию, а вопреки. Дело в том, что я был отличником и общественником все годы учёбы и по положению имел право выбора места будущей работы по предлагавшемуся перечню. Я понимал, что при кафедре или в Виннице меня не оставят и выбрал Донбасс. Но на экзамене по основам марксизма-ленинизма и политэкономии социализма меня "поймали",  что оказалось не так трудно, на вопросе о продналоге с колхозников и я с одной четвёркой  не получил диплома с отличием и потерял право выбора места назначения. Всё было сработано по обычному продуманному партийному сценарию. Единственное, что я смог ещё сделать (вернее не я, а мой отец) за небольшой подарок попросить заведующую отделом кадров вписать мелкими буквами после слов Казахская ССР - Карагандинский облздравотдел, где уже работали мои друзья, и мне хотелось к ним  присоединиться.

    Из облздравотдела мои коллеги уже без подарков передали меня в горздравотдел. Оттуда, «своя в доску» заведующая, по согласованию же с земляками, направила меня на работу хирургом в районную больницу города Караганды, в Шахтинский район. Кто знает шахтные посёлки, тот хорошо представляет себе образованные вокруг шахт  инфраструктуры, включавшие жилые дома, административные и культурно-бытовые здания, а также больницы. Такие посёлки расстраивались и постепенно входили в черту больших городов в любом  горнодобывающем  бассейне  (Донбасс,  Кузбасс,  Карагандауголь).

    Главный врач больницы, где я начал работать, русская волжанка Блохина сразу же познакомила меня со своим мужем - рыжим почти двухметрового роста крупным немцем, Эдуардом Шульцем, заведующим хирургическим отделением больницы, т.е. моим непосредственным начальником. Рыжий огромный Шульц, с закатанными выше локтей рукавами, сразу же ассоциировался в моём представлении с его соплеменниками. Они тоже, с закатанными рукавами немецких френчей, и автоматами в руках, шли под звуки победных маршей по горящим сёлам Украины и Белоруссии среди разрушенных  хат, валяющихся трупов детей, женщин и  стариков,  болтающихся на виселицах, партизан... Таких же немцев рисовал на своих карикатурах Борис Ефимов. Но Шульц был совершенно русский немец, добродушный и лукавый.

    Герр Брунмайер (имя забыл), старший ординатор этого же отделения, напротив был канцелярского вида сморчок, худой и некрасивый до безобразия. Третьим оказался недомерок маленького роста седой (после ГУЛАГа), среднего возраста, еврей Борис Свердлик. Четвёртым  хирургом-евреем был москвич Вадим Шпектор, мой ровесник. А я стал пятым членом этого дружного интернационального коллектива врачей. Казахов  в этой казахской больнице насчитывалось единицы. И ни одного врпча.

    Ещё в отделении работали операционные сёстры, почти все дородные немки, прямые и важные, аккуратные и педантичные, что обеспечивало  100% стерильность во время операций и отсутствие каких бы то ни было осложнений при их выполнении. Запомнилось мне исключительно уважительное отношение медсестёр-немок к врачам. Они пытались создавать уют для врача, даже самого молодого, начинающего, следя за порядком в ординаторской, чистотой белья и даже аккуратной сервировкой подноса с принесенной едой из пищеблока. Дежурный врач столовался в больнице в счёт заработной платы.

    Фрау Лиза Лахенмайер обеспечивала руководство палатными сёстрами и санитарками, общий порядок в отделении и его чистоту. Это была образцовая старшая сестра и была бы отличной капо или функционеркой гестапо с нацистским значком на  лацкане. Здесь я должен оговориться и напомнить, что история сослагательного наклонения не терпит, а посему все мои «если бы, то» не должны никого обижать. Это я просто провожу аналогии при описании типажей. Все они милые мне люди, оставившие в памяти самые лучшие впечатления, ибо    у нас в отделении и в больнице была на редкость дружественная обстановка, атмосфера настоящего сотрудничества, взаимоуважение и порядочность по отношению друг к другу и между собой.
 
    Если надо было сделать замечание, то Шульц делал его по-немецки немцам и по-русски всем остальным, благо чистейшая русская речь  без акцента была присуща почти всем немцам Поволжья. Шутки допускались в разумных пределах, но одна из них очень не нравилась доктору Свердлику, когда Шульц сажал его, в «наказание» за какую-нибудь мелкую провинность, на канцелярский шкаф и тот, как карлик, болтая короткими ножками, кричал своим фальцетом, чтобы его немедленно сняли и поставили на место. Вся ординаторская веселилась, а доктор  Свердлик быстро отходил от стресса и тоже улыбался.

    Привычная неприязнь к евреям или немцам пришлого и разношёрстного местного населения  районов бывшего КарЛАГ-а, всё же отличалась избирательностью по отношению к врачам и особенно к хирургам. Встреча в сумерках или ночью с промышлявшими ворами и бандитами могла стать трагичной для любого жителя тех мест. Но не для, топающего в болотных сапогах по бездорожью на дежурство или по срочному вызову, а то и домой, хирурга, о котором местный  криминал  знал всё,  и  даже  то, что он хоть и еврей или немец, но нужный, т.е. хороший. А кто заштопает очередную дыру в его теле, кто зашьёт рану или наложит повязку, кто поможет раненому другу-подельнику до приезда милиции?  Хирург, пусть даже и еврей или немец. Или немец. В нашей больнице «еврейский вопрос» для немцев, работавших рука об руку с евреями, был решён паритетно и на благо пациентов любой национальности.

                ***



                11. "Едри-сович"               

    Исатай Едрисович Карамендин считал себя надеждой казахской науки. Во-первых, он вполне прилично научился разговаривать по - русски. Во-вторых, он окончил медицинский институт и получил диплом врача. В-третьих, он стал научным работником и даже начал работать над диссертацией. Ну, чем не блестящий карьерный рост для казахского юноши, предки которого ещё помнят тепло и уют юрты, а родители занимали в столице немалые чиновные посты. Они то и помогли устроить своего сыночка в крупную областную больницу, на базе которой располагались клиники медицинского института.

    Исатай, старался  прилично одеваться, был нарочито вежлив и предупредителен с начальством, но свысока разговаривал с коллегами, и порой пренебрежительно относился к младшему персоналу, проявляя рудименты феодально-байского отношения к ним с высоты своего положения. Он явно им кичился и подчёркивал, что он-де, казах, является хозяином этой земли и по праву должен быть признан таковым среди лиц других национальностей, особенно нацменьшинств. Каких-то там, немцев, евреев, чеченцев, ингушей, балкарцев, украинцев и прочих, занесенных в интернациональный совковый Казахстан злыми ветрами и превратностями нелёгкой судьбы, но отдавал всегда предпочтение русским, временным, как он считал,  но необходимым республике колонистам его земли.

    Его не любили, за глаза подтрунивали над ним, высмеивали кое какие явно бьющие в глаза недостатки и неадекватные поступки. Особенно подвергалось сарказму его неблагозвучное для русского уха отчество, напрашивающееся на ненормативную лексику, ибо начиналось со слога «едри…». В отсутствии нашего героя, его запросто называли по свойски, как это принято на Руси «Едри…совичем», никогда не забывая о синкопе после первых четырёх букв.

    Врач он был никакой - из троечников по требованию... К больным относился небрежно и поверхностно, но назначения свои и советы очень уважал и резко реагировал на их невыполнение, обижая больных и приводя в недоумение коллег. Очень чванливым был этот доктор и весьма обидчив и нетерпим. И знал, что за спиной у негo высокие столичные чиновники, а местные соотечественники, также входившие во властные структуры города и области,  никогда не забывали навести справки у начальства больницы и института об успехах Едрисовича, в которых они, отнюдь, не сомневались.

    Для диссертации Едрисовича нужен был эксперимент на животных. Для проведения исследований была выделена лаборатория с персоналом и приобретены собаки. Бедные животные не всегда понимали, что от них требуется и не были настроены спокойно относиться к вивисекторским экзерсисам научного работника Едрисовича. А у него терпения, украшающего каждого истинного исследователя, как оказалось, не было. И нашла коса на камень.
               
    Случайные прохожие, соседи по помещению рассказывали о подслушанных ими невольно через окна и двери жутких звуках и воплях истязаемых животных вперемешку с надрывными истерическими выкриками Едрисовича,  адресованные то ли  собаке, то ли  ассистирующему персоналу. Либо вконец испуганные и ошарашенные всем происходящим в ходе экспериментов сотрудники обрисовывали картины ужасов, свидетелями которых они становились, напоминавшими деяния фанатика-экспериментатора с «Острова доктора Моро» из фантасмагории Герберта Уэллса. А те, кому удалось случайно заглянуть в лабораторию, рассказывали, что стены её и потолок периодически были забрызганы кровью, на них были следы успешных научных исследований и блестяще выполненных экспериментов во имя науки. Оказывается, Едрисович в пылу научного порыва, досады, озлобления избивал несчастных собак, которые своим неправильным, с его точки зрения, поведением или реакцией на боль, которую он им причинял,  становились помехой в «тонкостях проводимого очередного опыта» и в получении им необходимых результатов.

    Возможно, что у него это были или могли быть проявления рудиментов генетического кода предков, отличавшихся жестокостью восточных тюркских или татаро-монгольских тиранов и племён, покорителей земель и народов. Не иначе.
Эксперименты диссертации не помогли. Пришлось изменить тему, а позже и место работы. Очевидно, покровители нашли для Едрисовича более спокойное место по выращиванию научных кадров среди соплеменников.

 Вспоминается всякая гадость иногда через пелену лет. И не верится, что такое было. Но ведь было…
                ***

               
                12. Консервированная брюшина

    Для чего её только не применяли! Куда не заталкивали! На что не накладывали! А профессору Хохлову всё было мало. Этот живой, экспрессивный, непоседливый человек был так поглощён и убеждён в правильности выбранного им направления в попытках лечения множества хирургических заболеваний  с помощью предложенной им панацеи, что это стало его наваждением, идеей фикс, его роком. А виной всему была предлагаемая им методика использования консервированной брюшины крупного рогатого скота, как биологической плёнки, для лечения ожоговых поверхностей тела. Не было тогда в Союзе  в те годы других биологических повязок, не было искусственной кожи. Либо, как всегда, и в этих заменителях тканей был дефицит, как и во много другом.

    Приехав в Караганду из Молдавии, профессор Хохлов получил кафедру и развернул поистине энергичную деятельность по воплощению в жизнь своей мечты – использования пропадающего и обильного материала для лечения ран и других патологических процессов. Таким оказалась брюшина сотен и тысяч ежегодно, ежедневно и ежесекундно забиваемых на мясокомбинатах коров, тёлок и бычков для получения свежей говядины. А километры брюшины утилизировались для других целей, например, для кормов, удобрений  и других надобностей.

    Но по идее профессора обработанная специальными консервантами и простерилизованная брюшина могла и должна была стать мощным биологическим средством в хирургии. И началось её внедрениe в клиниках и больницах города и области. Появились научные публикации и темы для диссертаций. Работа закипела «адова», как сказал бы пролетарский поэт.

    Энергичный, сухощавый, рыжий холерик буквально носился по клиникам, лабораториям, мясокомбинатам, изымал  и внедрял, внедрял и внедрял. Уже не только при обширных ранах или ожогах в виде повязок. Но и при остеомиелитах, заполняя ею полости в костях после извлечения гноя. При бужировании (расширении суженных рубцами) поражённых ожогами пищеводов после суицидов и случайных отравлений  во имя профилактики рубцов и непроходимости. При маститах (воспалениях грудной железы), тампонируя полости гнойников после их рассечения. И при многих-многих других процессах.

    Остановить или притормозить его кипучую деятельность было невозможно. Профессора понесло. Я забыл сказать, что повязки из брюшины на обожжённых поверхностях тела имели один весьма неприятный для пациентов недостаток. Они постепенно высыхали и превращались в корку, сжимавшую и раздражавшую раневую поверхность под ней. Пациенты страдали и просили поскорее снять с них повязки и заменить их на более нежные ватно-марлевые с мазями. Пусть даже менее эффективные и более медленно заживающие, вопреки уговорам врачей…
    
   Несмотря на нередкие случаи неудач, осложнений, а иногда просто и явную безэффективность применения этой панацеи, профессор не сдавался. Его поддерживали, ему противодействовали, над ним подтрунивали, даже высмеивали, но он стоял на своём. Иногда дело доходило до скандалов, а иногда до явных конфузов. Об одном из таких конфузов стоит рассказать отдельно.

    У профессора начало развиваться какое-то воспаление на кончике носа. Нос покраснел, стал потолще и болел при малейшем прикосновении. Когда профессор пришёл на лекцию и взошёл на кафедру все и студенты и коллеги увидели, что на носу у профессора наложена пластинка из брюшины в виде нашлёпки, наклейки. Вот уж, действительно, поступок настоящего учёного, на себе испытывающего предложенную им методику. Что там Данила Самойлович с прививкой чумы себе самому или другие исследователи, добровольно ставшие «подопытными кроликами» во имя науки и спасения человечества! Наш профессор поступил как истинный  учёный фанатично преданный своей идее, в служении самой передовой науке: он на себе проводил испытание перед лицом и на глазах коллег, последователей, студентов и всей общественности больницы и кафедр. Пусть скептики и сомневающиеся «заткнутся» и увидят торжество его метода и результат его исцеления!

    Результат оказался плачевным и трагикомичным в прямом и переносном значении этих слов для нашего приверженца, неутомимого и несгибаемого адепта брюшины. Повязка стала подсыхать, а у профессора стали капать слёзы, но не от умиления, а вначале  от сдавления, а затем и нарастающих болей в кончике носа. Он крепился ещё денёк-другой и вынужден был снять с себя эту корку и лишь тогда вздохнул свободно. И перестали капать слёзы и оплакивать его метод, погоревший на собственном носу, буквально на глазах у себя самого. Воистину это был смех сквозь слёзы…

    Профессор Хохлов ещё долго не сдавался, но брюшина так и не стала панацеей и о ней постепенно забыли. С того времени прошло уже более полувека. Наступило время совершенных биологических повязок, плёнок, заменителей тканей, трансплантатов от погибших людей, биологических земенителей кожи. А также пришло время неограниченных  возможностей использования стволовых клеток. Но история с консервированной брюшиной осталась в памяти.

                ***



                13. Просто повезло...               

    Это случилось в маленькой районной больнице посёлка Шахтинское города Караганды, где я только начал работать врачом-хирургом. Ванная комнатка только условно имела право называться комнатой, так как по своим размерам могла служить лишь для туалета, коморки, чулана. В ней едва умещалась установленная точно по размерам от окна до входной двери ванна, а рядом между ней и второй стеной мог бы уместиться стоя или сидя на стуле только один человек. Под всегда закрытым наглухо окном с малюсенькой форточкой была втиснута больничная бело-серого цвета тумбочка со сломанной дверцей, висящей на одном шпингалете и плохо двигающимся из-за постоянной сырости ящичком.

    Ванна была чугунная на высоких ножках. Под ней всегда находилась тряпка для пола и старый сомнительной чистоты оцинкованный тазик с одним ушком. Эмаль ванны отличалась грязной желтизной с ржавыми следами от постоянного стока или капания воды из медного крана, навинченного для плотности при помощи клочков влажной пакли, торчащей растрёпано во все стороны от места стыка с ржаво-бурой давно не крашеной трубой. Это была ванна для персонала и некоторых VIP- пациентов.

    Сюда и привела меня дежурная медсестра, когда я впервые решил искупаться в больнице, так как в квартирах для медперсонала были только рукомойники и туалеты. Для дезинфекции ванны после обмывания её водой с порошком соды  мне был дан ещё запечатанный флакон эфира на 100 мл для наркоза и обеззараживания ванны...

    Последовательность моих действий, что весьма важно для понимания того, как развивались дальнейшие события сюжета этой несостоявшейся трагедии, была такова: Я закрыл дверь на накидной крючок,  разделся, сложив вещи на тумбочке, после чего закрыл форточку, из которой дуло. Открыл кран с горячей водой и вымыл ванну, добавляя порциями порошок соды. Когда вода стекла, я закрыл пробкой отверстие и выплеснул в ванну сразу весь флакон эфира и тут же кинул в неё зажжённую спичку... Вспышка мгновенно охватила всю площадь ванны и выплеснулась кверху за её пределы с глухим хлопающим звуком быстрого воспламенения, как бывает при внезапном загорании бензина или газовой горелки. Взрывной волной меня отбросило и впечатало голого в стенку, обдав жаром, но не сожгло, так как во флаконе было не 200, а только 100 миллилитров эфира... Стёкла оконные устояли, "шума взрыва" за пределами ванной комнаты никто не услышал. Ну и, слава Богу, подумал я, отойдя от испуга - меньше будут насмехаться над моим глупым поступком.
 
    А ведь могло быть и хуже, тем более, что я был совершенно голым. Мне представились картины, виденные мною не однажды в клиниках, когда с обнажённых тел лоскутами свисает отслоившаяся и лопнувшая кожа и на местах бывших пузырей видна человеческая плоть. А порой торчат обуглившиеся конечности в виде головешек... И, когда я уже лежал в горячей ванне, меня начал прошибать холодный пот от виртуального представившегося мне ужаса, который я чудом избежал. Лучше было бы мыть  и дезинфицировать ванну до раздевания и при открытых двери и форточки, а эфир выливать маленькими порциями и зажигать его каждую из них по мере выгорания.
   
    Но не сгорел и не обжёгся. Повезло! Ну, и слава Богу, подумал я, как обычно в таких случая думает атеист...

                ***

               
                14. Возвращение "басмачей"

    Небольшая железнодорожная станция, скорее полустанок, Сары-Озек - «Жёлтый песок»,  Талды-Курганской области Казахской ССР, располагалась в предгорьях Тянь-Шаня,  у самой границы с Маньчжурией. Эта северо-восточная часть Китая только 1945 году была освобождена советскими и монгольскими войсками  от японцев, создавших после захвата данной территории марионеточное государство Маньчжоу - Го. Китайские коммунисты, пришедшие к власти в 1949, провозгласили просоветский режим.  Нашедшие в этих местах свой приют беглецы из советского Туркестана после октябрьского переворота - бывшие басмачи, баи, их родственники и потомки, а также те, кто просто не понял и не принял новой власти, решили вернуться, воссоединить семьи и найти упокой на родной земле. Хорошо известно, что доля большей части возвращенцев из любого зарубежья была незавидной, но некоторым повезло и удалось всё же выжить в сталинской мясорубке, и умереть в своей постели. А их дети и внуки, возможно, стали октябрятами, пионерами, комсомольцами и даже коммунистами.

    Партийными и советскими органами Караганды был создан и направлен по разнарядке на станцию Сары – Озек  эшелон для приёма возвращавшихся на родину людей. Эшелон состоял из не оборудованных \фактически пустых/ вагонов-теплушек и включал в свой состав пассажирский спальный вагон для команды (или бригады), направленной на встречу возвращенцев. Персонал этой бригады был составлен из представителей райкомов партии и районных управлений сельского хозяйства тех регионов, куда на место жительства были заранее распределены вернувшиеся. Кроме того, к месту встречи был направлен медицинский отряд с врачами \эпидемиолог, врач скорой помощи, терапевт, инфекционист, окулист, детский врач, гинеколог и ваш покорный слуга - хирург/, необходимыми  для оказания первой помощи и выявления возможной различного рода патологии. Естественно, была представлена и интендантская служба - провизор с набором медикаментов и медицинского инструментария, две-три медсестры и девчонки-поварихи. Чуть не забыл вездесущего КГБ-иста! Да и блюстители порядка в лице  местных милиционеров нас уже ожидали.
               
    Эшелон остановился, мы вышли из вагона и увидели всю "привокзальную площадь". Вернее сказать, это был прилегающий к станции пустырь, заполненный подъехавшими ранее телегами, на которых восседали родственники возвращенцев из многих окрестных кишлаков,  даже тех, что не подразумевались, как места для расселения репатриантов. С этого момента и начала разыгрываться трагическая картина дальнейшей судьбы людей, вернувшихся на родную, "совейтскую" (Высоцкий был прав в некоторых пародийных  терминах)  землю.

    А места там были, выражаясь нынешним молодёжным сленгом, обалденные - изумительно красивые, сказочные. Вокруг нашего полустанка, насколько хватало глаз, земля была сплошь покрыта ковром из красных маков и тюльпанов, с вкраплениями изумрудных трав и различного тона полевых цветов, которые непросто было разом разглядеть среди маков, подавляющих своим алым цветом все другие оттенки. Промеж разноцветья там и сям бродили небольшие степные черепахи, с аппетитом поедавшие цветы, зелёные бутоны и свежие листья, хранящие влагу. Другой воды поблизости было не сыскать, а до ближайшего озера безвредным рептилиям  ползти и ползти, хотя, как слышал, зоологи утверждают, будто черепахи вообще не пьют, получая необходимое количество жидкости из поедаемых растений.
         
    Красное пространство постепенно редело и сменялось желтоватой мелко-каменистой почвой предгорий.  Где-то ближе к горизонту ландшафт разнообразился довольно крупными пологими холмами, покрытыми пятнами сочной травы, группками кустарников, а местами и низкорослых деревьев. Вслед за  ними возвышались горы,  на самых вершинах своих увенчанные  снежными шапками. Такими представали перед  нашими восхищёнными взорами предгорья Тянь Шаня.

    На фоне этих  красот природы разворачивалась перед нами неприглядная картина  убогого временного быта встречающих, поставивших между телегами лёгкие палатки, а кое-где просто натянувших тенты или заменявшее их тряпьё. В вагоны, до полного медицинского ознакомления с состоянием прибывавших переселенцев, никого не пускали. Те стояли  полностью открытые, с целью проветривания и обеззараживания естественным потоком солнечного излучения

    Привезенные родственниками бараны один за другим шли под нож, безмолвно и безропотно, хотя до этого их блеяние слышалось постоянно.  Мы тогда насмотрелись на методы приготовления плова, бешбармака и других казахских мясных блюд на костре. Особенно впечатляющим было промывание из чайника развёрнутого кишечника барашка: один казах вливал воду в кишку, а другой, стоя  на расстоянии нескольких метров, следил за  вытекающими наружу промывными водами, определяя время окончания процедуры. Этот же чайник служил непременным атрибутом при посещении людьми сколоченного из досок временного туалета – элементарная гигиена, стало быть, соблюдалась. Правда, плов и бешбармак поедались, как и принято у среднеазиатских народов, пальцами рук, которые периодически вытирались об одежду. Ну, и, само собой, в первую очередь насыщались мужчины, а уж вслед за ними женщины.

    Соплеменники привезли с собой полный набор не леченных и не диагностированных болячек и их последствий (трахома, сифилис, дизентерия, куча кожных поражений грибкового характера, букет  внутренних заболеваний и других не срочных и не опасных для окружающих, но требующих стационарного обследования и лечения). В медпункт без конца наведывались пациенты - то с ранами, то с гнойниками, подавившиеся и захлебнувшиеся,  засорившие глаза, не способные оправиться или  помочиться,  с болями в самых различных местах, испытывавшие изжогу или тошноту и рвоту.
 
    Понадобился и я, как хирург, хотя и не как общий, а как отоларинголог. У одного из молодых людей внезапно началось носовое кровотечение, которое обычными методами остановить не удалось, и мне пришлось делать, непростую по тем условиям и не рядовую по технике для неспециалиста, тампонаду носовой полости через рот. Справившись с этим не без труда, я вспомнил, через их собственные описания, о земских врачах, Чехове и Вересаеве, посвятивших такому универсальному врачеванию всю свою жизнь. Других  хирургических пособий мне, слава Богу, делать тогда не пришлось.
               
    Однако, чем же занимался обслуживающий встречу персонал в ожидании распределения и карантина? Вы ещё не поняли? Ну, естественно, беспробудно пил всё подряд и столько, сколько влезет. С тем большим удовольствием, что кругом не было ничьего осуждающего ока  - ни жён, ни сотрудников, и можно было, в буквальном смысле слова, разгуляться на воле - вокруг, кроме полустанка, только степь да степь. В салон - вагоне отсыпались  и опохмелялись, а при возможности и кондиционном состоянии, занимались любовью с привезенными «маркитантками», в основном, поварихами.  Само собой разумеется, все эти вольности были дозволены партийным руководителям, и осуществлялись в первую очередь ими. К слову сказать, о такого рода «благах» партийной верхушки давно уже поведал в своей книге "Разговоры в русской бане" Э. Севелла.
 
    Тогда же, как помню, не отставали от партийных чинов и представители советских и хозяйственных органов, и агент КГБ, который не мог не участвовать  - не подслушивать или не регистрировать что-нибудь важное, вырвавшееся из уст в пьяном бреду, хотя, разумеется, и сам бывал хорош. Не забуду, как среди ночи раздавался пьяный бабий хохот или визг, и можно было видеть, как очередную избранницу волокли в вагон, перекинув через плечо, как куль с мукой. "Похищенная сабинянка", явно уступавшая в эстетическом плане героиням с известных картин Николо Пуссена, Питера Пауля Рубенса, беспомощно дрыгала ногами, визгливо хохотала, но о помощи не просила.

    Иной раз поутру можно было не досчитаться какой-нибудь одной, а то и двух-трёх повозок-арб, на которых кто-то незаметно увёз встреченных родственников в свой кишлак. Как правило, этими похищенными были беспомощные старики, не представлявшие никакой ценности, как работники, оттого на их исчезновение смотрели сквозь пальцы.

    Бюрократическая машина, хотя и работала по инерции, но всё же давала сбои, и некоторым семьям удавалось также вывезти  своих более молодых родственников, тем более, что постоянный похмельный синдром временами  нарушал чёткий контроль. В других случаях, на решение влияло нечто иное - тайный сговор, подкреплённый деньгами или подарками. Попытка подношения была сделана и мне, но я честно уплатил 100 рублей (тогда это была одна шестая часть моей ставки) за прекрасную китайскую вазу с изображением яркой жанровой сцены. Ваза нежно звенела при щелчке, подавая владельцу знак о том, что была сотворена из настоящего фарфора. Когда через много лет мой кот Бесик, запрыгнув на секретер, где она красовалась, столкнул её на пол, я, скрупулёзно собрав все осколки, склеил вазу и поставил на прежнее место. После этого «несчастья», сколько  бы я ни щёлкал по ней пальцем, никогда больше не смог услышать того звука, который фарфоровая красавица издавала раньше. Уезжая из страны,  выбросить вазу я не решился, а просто оставил её тем людям, которые подбирали всё, что находили в оставленных квартирах.

    Эшелон возвращался  и, глядя в окно, я мог наблюдать дорожную жизнь тех людей, которых никто тогда не встретил, и которые уезжали в полную неизвестность. Кто-то из них, свесив ноги, сидел в дверях вагона и задумчиво смотрел вдаль, вспоминая, может быть, себя лихого на резвом скакуне с саблей наперевес, гонявшего революционных солдат в обмотках, какие носил товарищ Сухов, кто знает, может, он был в банде самого Абдуллы и стрелял в Саида, или помогал Джавдеду убить его отца. Кто-то бездумно курил самокрутку, набитую терпким табаком или наслаждался косячком из маковой соломки или конопли, а то предавался размышлениям о том, что с ним будет завтра, послезавтра. Из дверей другой теплушки нередко торчала чья-то задница, щедро поливая насыпь ценными поносными удобрениями. Женщины, повязанные косынками и платками кормили детей или играли с ними. Некоторые копались в скарбе, аккуратно укладывая его после неразберихи и суетни при посадке в вагоны.
               
    А я устраивал незамысловатый уют степной черепашке, пойманной мною в предгорьях Тянь-Шаня.  Черепашка была предназначена в подарок маленькой дочке, жившей в далёкой Украине с мамой, бабушками и с дедушкой, моей родной крохе, которой я мечтал рассказать когда-нибудь об этой командировке на станцию Сары-Озек для встречи возвращающихся на Родину бывших басмачей и их потомков…

                ***

               
                15. Обрезание и другие операции
               -
   -«Что Вы можете сказать об обрезании?»-
  - «Ну, во-первых, это красиво!»...

   (Из разговора с пожилой еврейкой
    на одной из улиц Иерусалима)
 
   Главный хирург Карагандинского облздравотдела Хафиз Дженабаевич Макажанов был красавец и участник войны. Он привёз в Казахстан самый дорогой свой трофей, захваченный им где-то на Украине - очаровательную хохлушку Валентину с небесно-голубыми бездонными глазами, чёрными как смоль волосами, родившую ему 4-х мальчиков - погодков, взявших от внешности отца и матери самые красивые черты.

    Появлялся Макажанов в больнице эпизодически. Поводом к появлению областного хирурга в нашей небольшой больничке, помимо редких служебных  наездов, служил привоз для обрезания на моё, обычно воскресное,  дежурство нескольких казахских мальчуганов в возрасте 12 лет. Почему именно ко мне? Да потому, что он, в своё время,  способствовал моему устройству на работу в этой больнице по просьбе моих земляков из Винницы, уже отработавших там по два-три года, и я на этом основании считался своим. Ну, а моей квалификации, для того, чтобы ассистировать ему на операции обрезания, либо, поменявшись местами, проделать её самому, было вполне достаточно. Однако, и афишировать проделанное я никогда и никому не стал бы, поскольку чаще всего мальчики эти были детьми карагандинской элиты, и делать им обрезание было примерно тем же самым, что производить такую операцию с оглаской в совке еврейским детям. Да, чуть не забыл – им и диагноз ставился такой, что требовал срочного оперативного вмешательства - фимоз (ущемление головки полового члена).  Не подкопаешься... Так что я исполнял ритуал для исламских детишек - еврей, делающий обрезание мусульманам! И не моэль (специально обученный человек для выполнения этой процедуры), производящий обрезание у еврейских младенцев на восьмой день после рождения,  но и не тохар (мутахер), делающий эту манипуляцию двенадцатилетним подросткам, как это у мусульман и у наших арабов называется. Ну и ну!

   Другим контингентом мусульман, попадавших под нож дежурным еврейским молодцам - молодым хирургам, направленным на работу в Казахстан после окончания институтов в центре страны,  были аксакалы (буквально – белые бороды, старики), люди довольно преклонного  возраста, любящие вволю поесть - например, отведать вкусный бешбармак или плов из баранины. Уважаемый старейшина рода, или аксакал, съедал, чуть ли не целого молодого барашка. От такого обильного чревоугодия, у них иной раз развивался заворот кишечника, не способного переварить и протолкнуть эту порцию далее, и нам приходилось, уже на операционном столе, довершать такое пищеварение или пищенесварение, запущенное во времени, когда простая клизма или рвотное, будь они применены вовремя, могли бы помочь делу. К сожалению, некоторые аксакалы были не в состоянии пережить последнее в их жизни обжорство и последующие осложнения, закончившиеся операцией большого объёма... И на том свете они, очевидно, вспоминали вкус того барашка... К счастью, многим другим везло до следующего «тоя» (праздник)...

   Кроме того, мы дружески выручали  постояльцев соседнего женского общежития - молодёжь, приехавшую из разных мест Союза с целью подработать и найти свою судьбу. Случайные сексуальные контакты и несовершенство контрацепции того времени приводили иногда к внематочной беременности. Встречались и другие острые гинекологические заболевания, требовавшие срочного хирургического вмешательства (разрыв кисты или перекручивание её ножки). Гинекологическое отделение было в другой больнице и в другом посёлке или в городе, т. е. довольно далеко, а мы здесь – рядышком, и девушек с диагнозом "острый аппендицит" или "острый живот", скорая везла к нам. Вот, мол, разбирайтесь сами, а после звоните.

    Мы и разбирались, как могли или как умели. Но чаще соглашались с диагнозом врачей или фельдшеров скорой помощи и оперировали иногда по поводу не той патологии, которая звучала в диагнозе и не тем разрезом, но всегда помогали избавиться этим заблудшим душам – нашим пациенткам от болей и страданий. Удалить разорвавшуюся правую и даже левую маточную трубу из разреза для аппендектомии  для нас стало пустячным делом. Несколько труднее было доставание левой трубы из правостороннего разреза для удаления «воспалённого аппендикса», но и это мы освоили. Осложнений не припомню. Молодые, здоровые девицы неплохо справлялись впоследствии, благодаря  нашей помощи. Одновременно с этим, отмечался рост нашей квалификации хирургов, а также увеличение объёма оперативных вмешательств в послужном списке...
                ***




                16. Выручила тёща 
               
У тещи - света - все для зятя приспето.
          (В. Даль. Тёща.)
 
   У любого хирурга всегда есть, о чём рассказать - хорошего и плохого,  весёлого и страшного,  обычного и неожиданного. Иногда какая-нибудь история, всплывшая из памяти, может сочетать в себе, что называется, «и смех, и грех».
Так и той  ночью в Винницкой районной больнице, что стояла на крутом левом берегу Южного Буга сразу же за старогородским мостом и небольшой старой церковью, превращённой в склад, где я работал  тогда хирургом, имея уже трёхлетний стаж.

    В больнице проходило обычное ночное дежурство. Тяжёлых больных в хирургическом отделении не было, так как больших операций там не проводилось.  Амбулаторные пациенты обращались, в основном с нарывами, фурункулами, ранами, потёртостями, водянками. Они проходили чередой с утра, по дороге на рынок, с овощами, молочными продуктами, живыми курами, яйцами, цветами, или возвращались оттуда с опустевшими, либо иногда, с частично заполненными скудными городскими покупками, кошолками. Курочки всегда были живые, со связанными крылышками и лапками. Тушки селяне, как правило, не носили на рынок для продажи, ибо, в случае не реализации, живой кудахтающий товар куда лучше сохранялся, бегая по двору свеженьким до следующего базарного дня.  Для тушек же был  нужен холодильник, а такой роскоши в те годы на селе не знали. В таком случае, путь квочек лежал прямёхонько в суп. Однако, я несколько отвлёкся от сути рассказа.

    Задыхающегося двухгодовалого малыша на почве ложного крупа обезумевшие от страха родители внесли в приёмный покой посреди ночи. Спазм гортани у ребёнка сопровождался сиплым голосом, грубым «лающим» кашлем. Эти явления появились на фоне респираторной инфекции, признаки которой родители заметили пару дней тому назад. Попытки сельского фельдшера уменьшить проявления болезни ингаляциями и таблетками ни к чему не привели и, когда у ребёнка появились признаки удушья, тот посоветовал родителям срочно ехать в больницу.

    Кожные  покровы у малыша были бледно-синюшного оттенка, особенно на губах и кончиках пальцев. Мальчик тяжело и часто дышал, с шумом втягивая через оставшуюся узкую щель гортани воздух, которого ему явно не хватало. Времени на проведение каких-либо дополнительных лечебных пособий у меня не было. В те годы не возникла даже мысль об интубации, то есть о введении в трахею трубки через рот, так как такой наркоз ещё  не был внедрён повсеместно и, естественно, никаких инструментов в нашей больничке и в помине не было. По-старинке, применялась наркозная маска.

    Я решил немедленно произвести горлосечение, (трахеотомию), по-простому, вскрыть трахею и ввести в неё трубку для дыхания, хотя до этого никогда, кроме как на трупах в анатомичке эту операцию не производил. Но хорошо усвоил, что каждый врач, а тем более хирург, должен владеть ею.  Что и было сделано мною в операционной, в принципе не приспособленной для этого, а обычно служившей и для чистых перевязок. Но трахея была уже рассечена и воздух стал свободно поступать в лёгкие...
 
    Как оказалось, самое неожиданное ждало меня впереди. Все трубки для введения в трахею через разрез, по своему диаметру были предназначены для взрослых. Но об этом никто, в том числе и я, в суете и в спешке, не подумал. А если бы и вспомнил, то всё равно разрез трахеи должен был быть сделан, ибо ребёнку грозила смерть от асфиксии (недостатка воздуха). Вот и стоял я обескураженный у операционного стола, на котором лежал малыш со вскрытым дыхательным горлом. Он уже нормально и глубоко дышал через сделанный разрез с разведенными в стороны краями, и розовел на глазах. Закончить операцию я не мог, да и продлевать масочный наркоз дольше становилось опасным. Пока мы, медицинские работники, находились в раздумье, решая, как быть, родители, почуяв неладное, спрашивали, чем могут помочь. Мы объяснили им всё, как есть, и они поняли, что надо верить нам, надеяться и не паниковать.
 
    Тут я вспомнил, и весьма кстати, о собственной тёще. Пришлось звонить ей - той, с которой я жил не очень дружно, и просить помощи.  Вполне естественно, когда на столе находится пациент с недоделанной операцией, тут не до сантиментов. Сам отойти от стола я не мог, поэтому позвонила дежурная медицинская  сестра, которая вкратце описала сложившуюся ситуацию. Тёща была баба крепкая и крутая, и это мешало нам обоим мирно сосуществовать и создавало изрядное напряжение в семье, ибо и я тоже обладал отнюдь не сахарным характером. С другой стороны, её не зря держали в те годы заведующей самой крупной центральной поликлиникой города. Она умело руководила большим коллективом врачей, продолжая одновременно врачевать сама, как врач-окулист. Будучи по натуре собранной и решительной, моментально сориентировавшись в ситуации, тёща разбудила одного из ведущих отоларингологов города, поручив ему быть готовым самому и захватить полный набор трубок для трахеостомии, ибо она сейчас заедет за ним.

    Доктор Богомольный был оптимистом, юмористом, прекрасным врачом и партнёром моей тёщи по игре в карты.  Говорят, что   на дверях его квартиры можно было прочесть надпись: «Всем довольный Богомольный обитает здесь».  Ни ворчания, ни мрачного настроения: раз надо, значит надо...
 
    Завидев эту бригаду в дверях, я понял, что всё окончится благополучно. Стоявший за спиной опытнейший узкий специалист, безо всякой паники, спокойно направлял своими советами мои дальнейшие действия, и вскоре трубка соответствующего размера была установлена, а рана зашита.  Малыш отправился в палату. Мы победили и спасли ещё одну жизнь.
 
    Через несколько дней ребёнок поправился и, после того, как у него удалили трубку и зашили рану наглухо,  выписался домой. Думаю, он вырос, и шрам, возможно, стал не заметен. Наверное, родители рассказали ему об этой ночи и о нашей спасительной операции. Но никто не сможет объяснить ему, что выручила-то всех нас  моя тёща.
                ***



                17.Соблазнительные пациентки
 
    Красивое oобнаженное женское тело всегда, даже на больничной койке, возбуждает мужчину. Мужчина-врач, как правило, смотрит на больную заведомо, что называется, без задних мыслей, но, чего греха таить, иной раз пациентка способна заинтересовать его и как женщина, которую он оценивает с подсознательно возникшим вожделением, с интересом, выражаемым  в мужской компании банальной фразой: «Эх, вот бы я её!». Грешат, грешат доктора в мыслях, ибо откровение из Священного Писания гласит: «Кто с вожделением посмотрел на женщину, тот уже прелюбодействовал с нею в своём уме» \Евангелие от Матфея, 5:28/. Между тем, подобная мысль, возникшая подсознательно и укоренившаяся в сознании, не должна мешать врачу в его профессиональной работе, а чаще, как показывает опыт, имеет даже  свойство помогать излечить не обычную средне-статистическую больную, а конкретную красивую, вызывающую восхищение и чувственный интерес, женщину. Станет ли она его любовницей или уйдёт в никуда, покажут только время и обоюдное притяжение. Два эпизода из отношений врачей и пациенток чуть приоткроют и обнажат эту проблему.

    Начинался рядовой рабочий день, и врачи, заходившие в ординаторскую, обменивались приветствиями, последними новостями, обсуждали вчерашние или предстоящие события. Заведующая хирургическим  отделением, невысокая, крепенькая, круглолицая, по-матерински относившаяся к молодым врачам женщина, лукаво улыбаясь, сообщила, что в палату одного из молодых врачей поступила новая пациентка с болями в бедре, якобы, после травмы.

    Смысл ухмылки заведующей стал понятен доктору тут же, как только он увидел больную. Ею была очаровательная светловолосая молоденькая немка, лицо и поведение которой не выражали заметных страданий. Вытянув длинные стройные ноги, она лежала, укрывшись простынкой, чётко и заманчиво очертившей округлые прелести фигуры. Доктор выслушал жалобы и, с некоторой робостью и ещё не изжитым стеснением молодого хирурга, снял с неё простыню, намеренно стараясь осмотреть лишь место, вызывающее боли. Его взору предстало великолепное тело женщины в изысканном минимальном ажурном белье.  Тело поражало совершенством и скульптурностью форм, ибо, как выяснилось позднее, пациентка занималась художественной гимнастикой.

   Больная, хитро прищурившись, следила за действиями, ошалевшего от представшей взору красоты, эскулапа. Для обследования ему следовало приподнять ноги женщины, поочерёдно двигая ими во всех суставах, а также прощупать в верхней части бедра болезненное место, указываемое пациенткой. Для сравнения полагалось одновременно прижимать обе симметричные области, и это действие явно доставило доктору удовольствие.
        Со смешанным чувством воспринимая полученную от больной множественную информацию, где ощущения как бы наслаивались одно на другое, и которую он силился правильно и трезво оценить, доктор предположил воспаление вертела (костного выступа по наружной поверхности в верхней части бедра), после чего на ватных ногах вышел из палаты, приплёлся в ординаторскую и доложил заведующей о результатах осмотра новой больной. Хитрая баба, ещё прежде познакомившаяся с больной, с всё той же усмешкой согласилась с диагнозом.

    Ежедневные одноразовые обходы больных казались молодому доктору явно недостаточными для осмотра новой пациентки. Ему было необходимо получать всё больше невероятно возбуждающих ощущений, в те моменты, когда он, прикасаясь к телу пациентки, «изучал» его анатомию. Обследуемое место при ощупывании постоянно «расширялось», но врачу приходилось намеренно ограничивать себя, хотя он отмечал, что  очаровательная страдалица была весьма податлива обследованию. Мужчине никак не удавалось придумать причины для того, чтобы включить в эту сферу грудь, соблазнительно выглядывавшую из декольте.  Однако, к его удовольствию, чресла женщины, восходившие к холмику Венеры, покрытому шелковистыми, отливающими золотом волосками, были совсем рядом с обоснованной профессиональной необходимостью областью обследования. Доктор ловил себя на том, что наглел раз от разу, не видя возражений, и с трудом останавливал свои не медицинские поползновения, когда чувствовал, что кончики его пальцев уже касаются  волосков на лоне.

    А какая у неё была кожа! Одновременно прохладная и  нежная, как атлас или бархат. От прикосновений и поглаживаний на собственной коже хирурга появлялись мурашки, как при ознобе. Он всякий раз ощущал сексуальное возбуждение, чувствовал напряжение от настигавшего его в такие минуты внутреннего беспокойства, вожделения и силился преодолеть предательски возникавшее косноязычие.      
Больная же ни разу не выразила недовольства или смущения, а лишь мягко и загадочно улыбалась в то время, как непослушные ладони доктора задерживались в местах предполагаемых симптомов дольше, чем этого требовала медицинская пальпация. Порой ему казалось, что и она желает продлить эти прикосновения. Только,  не будучи уверенным в своих предположениях и боясь быть неправильно  понятым,  мужчина старался вести себя максимально деликатно. С беспокойством следил он за процессом нежелательно быстрого «выздоровления», обнаруживая исчезавшие под контролем его осмелевших рук, вчера ещё ярко выраженные болевые симптомы.
 
    Неожиданные и как будто случайные прикосновения её рук к его рукам и бёдрам, когда он наклонялся над ней, давали ему возможность предположить, что такими знаками женщина выражает намерение привлечь мужчину. Понятно, что при этом он ощущал трепет и сильное влечение. К счастью, естественную реакцию, скрывал предусмотрительно запахнутый медицинский халат. Ближе к  концу недели они были достаточно близко знакомы, слегка флиртовали во время бесед, чувствовали себя друг с другом раскованно и при выписке договорились о возможных встречах. Муж пациентки ни разу не заявлял о себе, и каких-либо контактов за время её лечения с ним у доктора не произошло.

    Первая встреча после того, как женщина покинула больницу, состоялась у них во время вечеринки, устроенной в квартире очаровательной блондинки  по случаю её благополучного выздоровления. Доктор был почётным гостем, обласканным вниманием подруг, всё время создававших им условия для уединения во время танцев или сближения за столом, уменьшая освещение и отвлекавших гостей. Подруги, по всей видимости, являлись соучастницами её плана, который, как потом оказалось, начал осуществляться с момента госпитализации в отделение, в палату к определённому врачу.
    Доктор несколько «перебрал»  и «головокружение от успехов» переросло в алкогольное опьянение, поведение его становилось всё более и более развязным. У него начало двоиться в глазах, но, прикрывая один глаз ладонью, он продолжал веселиться со всеми  и даже подпевал. Он перестал замечать, что окружающие обращают внимание на такие нюансы, как слишком близкое соприкосновение его тела с телом хозяйки в танце, довольно тесное сплетение ног под столом, а также трепетные прикосновения его руки к её бедру. Во всём его поведении сквозило явное нетерпение. Он плохо танцевал и позволял себе несколько па обычно после нескольких рюмок, но на той вечеринке доктор с удовольствием включился в быстрый фокстрот под популярную в те годы песенку: "О, Мари всегда мила, но полюбит ли она?".

    Отрезвел он, лишь очутившись с сигаретой в руке на балконе 6-го этажа среди мужской части веселившейся компании, рядом с мрачно наблюдавшим  за всем происходящим хозяином дома, мужем соблазнительницы. Доктор тут же вспомнил, что супруг красавицы боксёр, поблагодарил за хлеб-соль и, быстро распрощавшись,  ретировался.

    Наутро он забыл и думать об опасности, а мечтал лишь о том, как бы поскорее увидеться с блондинкой.  Доктор не мог упрекнуть себя в использовании своей профессии или служебного положения с целью склонения даму к адюльтеру.  Он считал, что просто ответил взаимностью на желание женщины. Ему и в голову не приходило, что бывшая пациентка могла применить хитрую уловку, чтобы расставить сети молодому врачу, не ведавшему доселе интриг, не избалованному вниманием женщин и не знакомому с их коварством и лукавством.

    Молодой человек ничуть не разочаровался во время их любовного свидания, будучи вознаграждённым умелыми ласками и возбуждающими ответными реакциями  на своё жадное обладание желанным телом. Нежные обольстительные груди женщины, умещавшиеся в его ладони словно  в футляр, оказались ещё более соблазнительными, нежели на глаз, а набухшие от желания соски,  как две созревшие ягоды, перекатывались между его губами и языком, вызывая неповторимые ощущения,  возбуждавшие обоих. Её бёдра в момент соития страстно обхватывали его, и она выглядела весьма сексуально в любой позе. Особенно сексуальной ему всегда представлялась поза амазонки, восседавшей на крупе коня и сжимавшей его своими бёдрами, разведенными в стороны на ширину седла. Эта поза, когда, двигаясь в том ритме и в том направлении, которое доставляет ей наибольшее удовольствие, женщина становится хозяйкой положения и легче добивается искомого наслаждения, тут же оказалась опробована партнёрами в сексуальной игре. Доктор с радостью предоставил женщине такую возможность. Ему оставалось только сдерживаться, чтобы не достичь цели прежде неё.  Сам он  знал, как это сделать, но чутко прислушивался ко всем проявлениям поведения женщины, сопутствующим соитию и предшествующим наступлению оргазма, стараясь не опережать их.

    Не будучи достаточно искушённым, он, вместе с тем, не был эгоистом в сексе и при встречах всегда учитывал более сложную женскую физиологию, заботясь о том, чтобы женщина непременно получила наслаждение.  Оргазм её был чувственным, ярким и неподдельным. Доктор чувствовал удовлетворённость, счастливую усталость и опустошение. Ему доставляло искреннюю радость осознание того, что он, в первую очередь, подарил удовольствие женщине, наряду с тем, что получил его сам. Оба считали, что не было ничего пошлого и развратного в их откровенном, естественном и обоюдном прелюбодеянии.

    К сожалению, неведомыми ей путями, муж заподозрил измену. Честно признаться, она подозревала в своём провале одну из подружек-завистниц.  Физическое насилие со стороны мужа, его жестокость, грубое  обращение и шантаж заставили её признаться во многом. Причём, в её версии, лечащий врач выглядел соблазнителем, чьи попытки окончательной близости не осуществились. О такой версии любовники  договорились заведомо, почуяв, что «начали сгущаться тучи»…
 
    Муж коварной соблазнительницы со своим братом явились к доктору домой и потребовали, под угрозой расправы, чтобы тот, если хочет остаться живым или не стать инвалидом, убрался из города навсегда.  Доктор всё отрицал, но обещал подумать. Вечером в ресторане, где обычно собирался городской бомонд, оказалась, говоря языком лихих 90-х, «забита стрелка», во время которой друзья доктора, здоровяки - хирурги, а также их "крыша", в лице вылеченных пациентов - горняков, потребовали у братьев признать конфликт исчерпанным и намекнули на то, чтобы ни один волос с головы  доктора не упал, в противном случае, мол, из города придётся уезжать мужу вместе с братом. После всего происшедшего в тот вечер, доктор со своей  очаровательной соблазнительницей, сексуальной и эротичной пациенткой и страстной любовницей больше не встречались.
                **

    Вторая история, на мой взгляд не менее эротично окрашенная, имела совершенно иную подоплёку. Мой коллега, нейрохирург "божьей милостью", как-то поведал весьма романтичный мимолётный сюжет из своей практики. Случай этот, непосредственно связанный с его успешным врачеванием, закончился известной, но довольно эксклюзивной формой благодарности за исцеление. Причём, это далеко не тривиальное "спасибо" запомнилось ему на всю жизнь.
 
    Однажды весьма опытный и авторитетный невропатолог, знавший об увлечении нейрохирурга новокаиновыми блокадами при болевых синдромах и об их хорошем лечебном эффекте, направил к нему молодую красивую женщину, страдавшую приступами болей в области лица и головы. Все консервативные методы лечения, а также средства народной медицины, к которым прибегала пациентка, оказались мало эффективными или вовсе бесполезными, и тогда она, по совету невропатолога, решила испробовать блокаду нервного узла на шее, в том случае, если это совпадёт с мнением нейрохирурга.   

    Женщина оказалась женой одного из городских бонз. Как рассказывал мой коллега, при первой встрече он был просто-напросто ошарашен, увидев перед собой нежное и хрупкое создание, явившееся, как нереальное видение, в его кабинет. Как  мираж  -  Fata Morgana. Лёгкое шелковистое летнее платье облегало стройную фигуру женщины, повторяя все её формы. Типично славянское лицо было окружено золотистыми, свободно ниспадающими прядями вьющихся локонов. Косметики была самая малость, ибо голубые глаза, черные длинные ресницы, аккуратные брови и красивые губы в  ней не слишком нуждались, поскольку казались естественно и чётко очерченными самой природой. На очаровательных ножках доктор заметил ажурные туфельки на высоком тонком каблуке, со вкусом подобранные в тон платью. Небольшая грудь женщины, как и чётко проступавший бугорок соска, явственно контурировались, свидетельствуя об отсутствии лифчика. Приталенный фасон платья подчёркивал изящество фигуры и едва выступающий овальный живот, без излишков жировых отложений по бокам. Бёдра напоминали перевёрнутые античные, безукоризненной формы, колоны, и плавно перетекали от аккуратных тугих ягодиц и всей области таза к чуть заострённым коленкам, стройным голеням и аккуратным лодыжкам.

    Слегка смущаясь и чуть розовея при ответах на врачебные вопросы при осмотре, пациентка вела себя просто и естественно, без претензий, присущих некоторым высокопоставленным жёнам. Она тут же согласилась на блокаду, не откладывая процедуру в долгий ящик, очевидно, настрадавшись сполна от частых приступов болей. Мужу звонить не стала, равно как и отсоветовала врачу делать это.
 
    Не без некоторого волнения, но с профессиональным спокойствием и выверенными длительной практикой точными движениями, нейрохирург произвёл блокаду, после которой боль у пациентки, тут же на столе, исчезла. Через несколько минут, приведя себя в порядок и с благодарной улыбкой на лице, попрощавшись, бывшая страдалица ушла, оставив после себя волнующий аромат духов. Видение исчезло, как всегда исчезают  красивые чужие женщины…

    Примерно через неделю-две нейрохирургу позвонил невропатолог, направлявший больную, и поздравил доктора с успехом, сообщив, что приступы боли у пациентки больше не повторялись. Он передал слова благодарности, а также рассказал о желании женщины высказать ему эту благодарность лично. Ожидая появления  прекрасной и соблазнительной пациентки, доктор заметил про себя, что ему никак не хотелось бы видеть красавицу с традиционной бутылкой алкогольного напитка, пусть и самого изысканного, и в самой красивой упаковке. Он хотел ещё раз полюбоваться ею и погрезить о виртуальной картине невозможного...

    Но она пришла с одной красной гвоздикой в руке, лёгкая, весёлая, смелая и раскованная. Подошла, поцеловала в щеку и сказала просто и чётко: "Я Ваша"! Вначале доктор подумал, что ослышался, и что всё происходящее, по меньшей мере, мираж. Возникшая неожиданная ситуация вызвала у него некоторое замешательство, хотя он, в силу своей натуры, не отличался робостью во взаимоотношениях с женщинами. Однако ведь и случай был особый: во-первых, пациентка, во-вторых, жена известного в городе крупного деятеля, а в-третьих, он просто не мог поверить в возможность такого счастья, предложенного в виде подарка от очаровательной женщины, которую не пожелать казалось неестественным для нормального мужчины без комплексов. У доктора же их и не водилось, а потому все сомнения оказались тут же отброшены, тем более, что и она, заметив его нерешительность, переспросила: "Доктор, Вы что - против?". "Поехали!" – выпалил  он, и они умчались навстречу неожиданным многообещающим событиям.

   Машина доктора, как обычно стояла под окнами его кабинета, но он сел в неё один и только на выезде с территории больницы, остановился, чтобы попутчица присоединилась к нему. Даже входя в квартиру, доктор всё ещё не верил в претворение в реальность своих самых эротичных и сексуальных мыслей, которые ему так легко давались с привычными прежними партнёршами. С ними, прежними, всё было предопределено, знакомо, и каждый раз выбиралось наилучшее из прошлого опыта. Здесь же всё было неожиданно, неизвестно, заманчиво и волнительно. Перед ним была прекрасная, обольстительная, но чужая и незнакомая ему женщина. Как к ней прикоснуться? С чего начать? Как и что она воспримет? Как отреагирует? Да..., как бы не ударить в грязь лицом от всех этих переживаний и ожиданий! Мысли эти промелькнули в голове у доктора, пока они поднимались по лестнице, входили внутрь и располагались в квартире. Женщина казалась спокойной и естественной.

    Когда доктор подошёл к незнакомке, обнял её за талию и привлёк к себе, она с неожиданным пылом и желанием прильнула к его губам, что сразу же разрядило обстановку, а главное, вернуло ему мужскую уверенность, смелость рукам, искренность чувствам и желаниям. Поцелуй был сексуально окрашен её углубившимся в рот доктора языком, а бедро, проникшее между его ногами, усилило вожделение и отмело все запреты. Его и её руки как бы вырвались на волю и стали страстно находить друг у друга те места, прикосновение к которым усиливало страсть и прибавляло наслаждения.

    Скромность незнакомки таяла на глазах, она превращалась в женщину, алчущую ласк и всяческого прелюбодеяния. Ко всему, она оказалась первобытно откровенна в выбираемых ею положениях тела  и желаниях ощутить и впитать  прикосновения его рук, губ, мужской плоти ко всем своим явным и скрытым, поверхностным и глубоким эрогенным зонам. Такое её поведение не выглядело примитивным и грубым, а, напротив, казалось естественным и оправданным. Позы и ответные реакции на его действия были  грациозны и сексуальны. Их отражения  в зеркале, стоявшем в углу комнаты, напоминало красивые  эротичные картины, которые ещё больше распаляли у обоих вожделение. Они находились в плену неподдельной страсти, полны желаний, которыми и насладились сполна. «Какой ты сладкий!» - в конце оргазма выдохнула она, с трудом оторвавшись от его разгорячённого тела. А он старался насмотреться на неё вдоволь.

    Наш герой, как и каждый мужчина на его месте, не хотел сомневаться в искренности проявлений и воплощений женской сексуальности. Нет-нет, невозможно так разыграть роль, думал позже доктор, пытаясь трезво осмыслить происшедшее с ними. Мужчинам всегда проще быть естественными, женщинам - сложнее. Следовательно, лучше поверить, нежели сомневаться, хотя ещё Пушкин напоминал о подобных ситуациях в своих строках "вам обмануть меня не трудно - я сам обманываться рад..."
 
    Расставаясь с доктором после свидания, бывшая больная честно призналась, что и ей было хорошо, только, несмотря на это, видеться они не должны. Так и случилось. Правда, как рассказывал мой друг, случился один телефонный звонок во время какого – то обычного застолья, когда, танцевавший с нею другой наш коллега, передал доктору привет от женщины, и она сама, внезапно выхватив трубку, будучи явно навеселе, призналась, что любит его и будет помнить всегда, но слово своё сдержит. Вскоре очаровательная женщина с мужем уехали из нашего города, с тех пор доктор ничего ней не слыхал…

                ***


                18. Всякое бывает             
               

«…И потому будем терпеть друг друга,
 как мы терпим самих себя; и быть может,
 для каждого придет некогда более радостный час,
 когда он воскликнет:
"Други, друзей не бывает!"–воскликнул мудрец, умирая;
"Враг, не бывает врагов!" – кличу я, безумец живой».
(Фридрих  Вильгельм  Ницше  «Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов »
Отдел шестой: «Человек в общении» §376 «О друзьях»)

   Если задаться вопросом, кем являются между собой пациент и врач? Как ответить на такой непростой вопрос? Вначале – никем. Но иногда пациенты становятся  в дальнейшем друзьями, а друзья могут оказаться пациентами. Но помним слова Ницше...          
   Известный киносценарист, поэт и писатель, Тонино Гуэра    дружил с выдающимся нейрохирургом академиком Александром Коноваловым, но не знал и не ведал, что станет его пациентом и тот спасёт ему жизнь операцией на мозге.   
      
   Когда я оперировал шахтёра Валентина Рымаря, сломавшего себе шейный отдел позвоночника, нырнув с волнореза, я не знал, что на всю дальнейшую жизнь мы станем друзьями со всеми тремя братьями и их семьями…

   Могут ли врач и пациент стать врагами. Или перестать быть друзьями? Иногда и такое случается… Мне неприятно и совестно приводить примеры развившейся неприязни с некоторыми  бывшими друзьями, надежды которых на исцеление или наличие дефектов после операций у них или их родственников мне не простились. Хотя я сделал всё, что мог в моих силах, как хирург...
   
   Все врачи разные, и пациенты тоже сшиты не по одной мерке. Не секрет, что выраженная, так или иначе, искренняя благодарность врачу за помощь, избавление от боли, улучшение состояния после его вмешательства, или, наконец, излечение от болезни - заслуженная и приятная награда. В то же время, услышанные либо исподволь ощутимые не вполне адекватные  реакции на  те или иные врачебные манипуляции некоторых пациентов или их родственников, могут запомниться врачу надолго, иногда на всю жизнь.
      
   Стоило, к примеру, причинить некоторым пациентам непреднамеренную боль или даже не очень болезненное, но неприятное, либо просто непривычное, неожиданное ощущение, как можно было в отдельных, к счастью, редких случаях, услышать в ответ: «Вам бы так!», «Хотел / хотела бы я посмотреть, как бы Вы реагировали!», «Вам легко говорить!», «Посмотрел бы я на Вас!». «Вы бы ещё не так орали!».
Нередко слёзы бегут у таких пациентов ручьём, а то и обида их гложет, зреет разочарование и возникают мысли о том, что «доктор – коновал» или что у него руки растут не из того места. «Комплименты», подобные  последнему, доводилось слышать, чрезвычайно редко. Но за глаза недовольные, надо думать, в выражениях не стеснялись.
 
    Всякие увещевания были в таких случаях напрасны, равно как и попытки врача или медсестёр – свидетельниц и участниц происходящего, пытавшихся призывать больного к благоразумию следующими, например, словами «Кто же будет тогда лечить Вас, если врачи будут страдать, как Вы им того желаете?». Ответом на это следовали либо молчание, либо извинения, мол, «простите меня, доктор, вырвалось!». Только чаще всего однозначная несдержанная реакция продолжалась до конца манипуляции.

   Кстати, каждый грамотный врач, зная об особенностях некоторой категории больных, нетерпимых к боли, стремится предупредить всех, и в первую очередь насторожённых, либо только предполагающих, о возможном её возникновении при той или иной манипуляции. Он также старается объяснить безопасность процедуры, укола, кратковременность возможных ощущений или неприятностей, связанных с необходимым действием врача, призывает собраться, проявить силу воли, перетерпеть предстоящее неудобство. К сожалению, далеко не все пациенты и не всегда поддаются на эти уговоры и уловки, часть из них начинают кривиться, стонать, причитать и даже орать ещё до начала диагностического или лечебного вмешательства, в силу своих характерологических черт, неумения терпеть или переносит боль.
       
   Особенно обидно бывало слышать обвинения, когда, несмотря на удачно проведенную операцию у пациента с тяжёлым поражением мозга, оставался какой-нибудь неврологический дефект, к примеру, частичный паралич или нарушение речи, зрения и т.п., которые имели перспективу со временем уменьшиться, либо вообще исчезнуть. То обстоятельство, что подобный сопутствующий недостаток явился оправданной жертвой или вынужденной данью во имя спасения жизни, и что таковой возможный исход операции был заранее оговорен перед хирургическим вмешательством, не имело значения и забывалось. Особенно важно было такое предупреждение довести до сведения и понимания (!) родственников. Горько признавать, но фразы с пожеланиями таких же осложнений врачу-хирургу из уст больного или его родственников порой всё же звучали.
          
   В том случае, когда всё заканчивалось благополучно, и больной выписывался из клиники или уходил после консультации и осмотра довольный, то нередко кое-кто из хулителей извинялся, просил забыть их неадекватные реакции, минутную слабость, неумение терпеть боль. Некоторые же так и не прощали врачу того, что им довелось испытать во время обследования или лечения, и уходили, затаив на медиков обиду, а то и злобу. Чувства пациента в таких случаях выдавали его глаза либо манера прощания.
          
   Легче было иметь дело с теми пациентами, которые вели себя стоически, понимая, что медицинские манипуляции почти всегда сопряжены с болью или неприятными ощущениями, и ни в коей мере не винили в этом врача. Ведь никто никому не хочет намеренно причинять боль.

   Многовековая история врачевания может быть проиллюстрирована не только выражениями благодарности врачам за исцеление, но и наказаниями за неудачу или бессилие медицины. Эскулапов, лекарей, знахарей, шаманов и иных шарлатанов и осыпали золотом, и лишали рук или  головы. В Cоветском Cоюзе и награждали, и в тюрьму сажали. Особо «отличившихся» даже расстреливали, правда, за вымышленные прегрешения, например во времена «дела врачей». Позже премировали, объявляли благодарности, либо, наоборот, понижали в должности или увольняли.
       
   Однажды в клинике нейрохирургии во время рискованной и мало надёжной операции ребёнок погиб на операционном столе. У него была злокачественная опухоль мозжечка, которая не могла быть удалена полностью, о чём родители были предупреждены и дали своё письменное согласие на операцию.
Едва переставляя ноги, уставшая и вымотанная до предела после тяжелейшей операции и трагического исхода её, худенькая и весьма чувствительная ко всяким стрессам женщина-хирург, вышла к родителям, чтобы сообщить им о случившемся.
 
   Убитая горем и тяжёлым известием мать ребёнка рыдала, а отец не сдержался и пожелал доктору «жить 100 лет на постельном режиме!». Описать реакцию и состояние нашей коллеги простыми словами невозможно. Мы успокаивали её и боялись, что сердце её не выдержит. Она сделала всё, что было в её силах, а была она нейрохирургом высочайшей моральной и профессиональной пробы. У неё были «золотые руки» и она лелеяла своих пациентов, особенно детей. Они платили ей взаимностью.
         
   Во время неудачного ныряния с берега в мелкий, непроверенный никем на глубину, водоём, огромный, атлетического сложения шахтёр лет 35 – 37 ударился головой о дно, почувствовал резкую боль и хруст в шее. Тотчас у него исчезли движения и чувствительность в руках и ногах. Собутыльники, отмечавшие вместе с ним получение аванса, заметили, что он не выплывает почему-то и бросились в воду. С трудом вытащив на берег грузное неподвижное тело товарища, они привели его в чувство, сделали что-то вроде искусственного дыхания, и вызвали машину скорой помощи, увидев, что он едва дышит и с трудом пытается говорить из-за нехватки воздуха, не может шевельнуть ни рукой, ни ногой...
       
   В клинике нейрохирургии был установлен диагноз грубого перелома и вывиха в шейном отделе позвоночника с повреждением спинного мозга. У него были парализованы не только мышцы конечностей, но и мускулатура грудной клетки. Срочная операция с устранением вывиха и фиксацией обломков шейных позвонков не помогла улучшить функцию разбитого спинного мозга в очень опасном месте по соседству с жизненно-важными центрами головного мозга.
         
   Больной был уложен в центре огромной палаты с установкой аппарата для искусственного дыхания, типа «железные лёгкие» с огромными «кирасами», создающими вакуум либо повышение давления на грудную клетку для вдоха и выдоха. Круглые сутки вокруг пациента суетились врачи, сёстры, санитарки и периодически родственники и друзья, пытаясь по мере сил помочь ему хоть чем-нибудь. Когда по тем или иным причинам отключался аппарат, приходилось переходить на ручное пособие, так как других вариантов у нас тогда не было. И почти каждую ночь, когда рядом оставался только один врач, наш пациент начинал просить, чтобы отключили аппарат и дали ему умереть. От просьб он переходил к требованиям, а затем начинал грязно ругаться, проклинать и называть нас фашистами. Никогда не забуду той злобы и ненависти, которую выражало его лицо при этом. Мне становилось жутко, и я старался не смотреть на него, продолжая выполнять врачебные манипуляции.
          
   Ему можно было посочувствовать, его можно было понять, но никто не посмел бы выполнить акт эвтаназии, отключив аппарат для искусственного дыхания, даже понимая безнадёжность его состояния. Обсуждая в ординаторской всё происходящее с больным, мы были единодушны в мысли о том, что если любой из нас окажется в такой же ситуации, то лучше было бы погибнуть сразу, чем так страдать. Вскоре наш пациент умер, так как спасти его было невозможно. Но мы сделали для него всё, что могли и «фашистами» себя не считали.
          
   И до этого случая, и после, и часто многие из моих коллег были обозваны «коновалами», «убийцами», а в некоторых из них летели оказавшиеся под рукой предметы, как, например, графин для воды, тонометр для измерения кровяного давления, даже стулья и другие,  попавшиеся под руку предметы...
         
   А сколько жалоб с различными инсинуациями о неправильном лечении было составлено людьми, совершенно безграмотными в медицинском отношении, но уверенно приводившие факты нарушения лечения и врачебной этики. Они мечтали бы устроить судебное разбирательство, добиться осуждения, тюрьмы, расстрела или возродить средневековый обычай, при котором во главе похоронной процессии должен был идти врач – виновник смерти. Хотя в том же средневековье существовало выражение о том, что врач за смерть больного не отвечает. Если он принял и на всю жизнь остаётся верным клятве Гиппократа. Даже Бог бывает бессильным помочь молящимся об исцелении, а уж врач и подавно.

   Мне не хочется приводить в этой статье положительные письменные  отзывы, услышанные слова благодарности, цитировать надписи на подарках, которыми могут похвастаться многие врачи в награду за излеченных больных или их родственников.  Даже за улучшение состояния тех, которым полностью помочь не могли в силу несовершенства медицины как науки и врачевания, как профессии с ограниченными возможностями.

   Но один случай мне всё же хочется вспомнить, ибо он нетривиальный. Это было письмо с вложенной в него фотографий бывшей пациентки в гробу во время прощания с ней. Несколько лет тому назад девушка была прооперирована в тяжёлом состоянии по поводу опухоли головного мозга. Операция была эксклюзивна по характеру и расположению опухоли и по удавшейся операции. Это был оправданный риск, но больная поправилась настолько, что смогла выйти замуж и уехала в Сибирь по месту жительства мужа. Там и произошла неожиданная автодорожная авария, и она погибла. Семья посчитала необходимым сообщить мне об этом, как близкому человеку и даже вложить в конверт названную фотографию...
         
  Всякая профессия имеет свои издержки, даже такая благородная, как исцеление страждущих… Мне кажутся уместными слова Гиппократа, которыми я хочу закончить это откровение:

«Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай быстротечен, опыт ненадежен, суждение трудно. Поэтому не только сам врач должен быть готов совершить все, что от него требуется, но и больной, и окружающие, и все внешние обстоятельства должны способствовать врачу в его деятельности».

                ***



                19. "Перочинные" ножики

    Эпилептический припадок впервые случился у молодой здоровой женщины после хорошо проведенного вечера в компании друзей за праздничным столом. Она никогда много не пила, и в этот раз выпила всего лишь бокал шампанского. Наутро следующего дня, напуганная непредвиденным происшествием, обратилась в поликлинику и была осмотрена невропатологом, который не нашёл каких-либо признаков поражения мозга, но всё же направил пациентку на рентгеновское исследование черепа. Снимки показали наличие в лобной области лезвия перочинного ножа, и больная тут же была направлена на консультацию к нейрохирургу.
 
    На приёме выяснилось, что около 11 лет тому назад, когда пациентка, будучи тогда девчонкой, после окончания техникума уехала на работу в Казахстан, страстно влюблённый в неё парень, не вызвавший у девушки ответных чувств и получивший отказ, в гневе ударил её чем-то по голове. При обследовании в местной больнице тогда обнаружили  небольшую ранку в лобно-височной области, на которую наложили пару швов, не произведя рентгеновского исследования, и, по прошествии нескольких дней, когда у больной прошли головные боли и были сняты швы, выписали. Вскоре она уехала домой в город Мариуполь, где благополучно вышла замуж, родила ребёнка и до приступа нормально жила и работала.
 
    В клинике нейрохирургии женщине была произведена операция, во время которой отломавшееся при ударе о кости черепа лезвие перочинного ножа удалось благополучно удалить. Спустя несколько дней, больная выписалась домой с рекомендацией воздерживаться от приёма алкоголя, способного спровоцировать новый эпилептический приступ, связанный с наличием в мозгу рубца после ранения, как и случилось в самом начале данной истории, и что явилось первым симптомом её болезни. Благодарный медикам муж-рыбак привёз в клинику полный чемодан вкусной тарани, и весь  коллектив клиники, приобретя ящик пива, дружно отметил очередную победу.

    Второй раз отломавшееся лезвие небольшого ножа, вонзившееся в тело позвонка, и частично повредившее спинной мозг, было также извлечено при операции. В том случае пострадавший, молодой парень, в драке получил удар острым предметом в спину, и дежурные нейрохирурги, до рентгеновского исследования, лишь предполагали, что, возможно, ранящий предмет мог остаться в теле пациента, поскольку никаких внешних признаков его обнаружения, как и в первом случае, не отмечалось.
 
    Мы же, хирурги, смогли ещё раз убедиться в том, что с тех пор, как был утерян секрет изготовления легендарной дамасской стали, и до тех пор, пока в стране не появятся ножи из стали фирмы "Золинген", обычные перочинные ножики могут и, увы, будут ломаться при ударе о кости черепа или позвоночника потерпевших, а главное, сделали вывод, что во всех подобный случаях, без обязательного рентгенологического обследования пациенты обходиться не должны. Особенно тогда, когда предмет, которым было нанесено поражение, остаётся загадкой вроде тех самых ножиков – невидимок. Они, правда, невидимки только на глаз, а в свете рентгеновских лучей «видимки», да ещё какие…

    Прошу прощения, что не сказал, что обломок перочинного ножа, торчал в теле позвонка, куда был загнан с такой силой, что для его извлечения среди наших инструментов нужного не оказалось. Пришлось позвать дежурного слесаря, попросить у него плоскогубцы и, завернув их в стерильную салфетку, ухватиться за торчащий черенок и вытащить весь обломок ножа. Пациент вскоре благополучно был отпущен домой.

    Должен предупредить читателя, что в следующем описанном случае рентген  помог, обнаружить обломки ранящего оружия в черепе, но не от сломанного ножа...а от отломавшихся зубцов обычной алюминиевой вилки...

                ***


               
                20 Последняя котлета
               
  Один из последователей Будды -
  Шакья-Муни - утверждал, что               
  начало всякого страдания он видел
  в первую очередь в удовольствиях…

    Заканчивалась очередная дружеская пьянка. Тостующие перешли на самообслуживание. Кое-где ещё просматривались дискуссии в виде немногословных выяснений, кто кого уважает. Ответа не требовалось, да и так было понятно, что все здесь уважаемые люди. На столе, весьма напоминающем помойку, ещё местами стояли пустые или полупустые бутылки в основном зеленоватого стекла с «Московской» или местной «Донецкой», «Степной» и тому подобными изысками присутствовавших собутыльников. Стол был сервирован для любителей просто выпить, а не получить удовольствие от застолья в тёплой компании.

    Горняк из ближайшей, наполовину отработанной старой шахты, Шамсияров был уже крепко пьян, но ещё не высказывался и не падал. Этому тщедушного вида шахтёру из рабочих очистного забоя,  чтобы дойти до привычной кондиции. много алкоголя на килограмм его жалкого веса и не требовалось. Ему впору было бы сейчас завалиться в укромный уголок и поспать до утра с надеждой, что на похмелку кое что сохранится от бывшего изобилия и он сможет опохмелиться. Но от  ломившегося от яств до начала бодуна стола оставались лишь винегретные остатки, солёные бочковые толстенные огурцы жовтяки, пару недоеденных консервных банок с килькой в томате, косточки пересушенной тарани и растаявшие остатки холодца, плавающие в растаявшем заливном с кружочками моркови. Сиротливо смотрелась и одна последняя уплотнённая котлета неаппетитного вида и цвета...

    Вот из-за этой котлетки и началась небольшая разборка между двумя пьяными мужиками с нарушенной координацией движений и обладателями алюминиевых столовских вилок. Ни одна из них не хотела или не могла подцепить или проткнуть злополучную котлетку. Кто-то третий овладел ею рукой и тут же отправил в рот с издёвкой "вот вам" и показал, что надо. Визави Шамсиярова, что-то не понял и, не увидев котлетку, ткнул вилкой ему в морду, думая, что лакомство досталось противнику. Шамсияров не сразу понял, что произошло, стёр рукой небольшое количество крови, залившей глаз и щеку, прижал рану под бровью и отвалил от стола. Боль, очевидно, была терпимой, тем более, что выпитое количество алкоголя действовало, как умеренный наркотик, чем на заре врачевания хирургии пользовались при операциях. Рана  на верхнем веке чуть ниже брови быстро затянулась без медицинской помощи, и всё было прощено и забыто вплоть до того дня, когда у нашего героя не появились проблемы со снижением зрения….

    Шамсияров обратился к окулисту только через пару месяцев. Он  ощутил  ухудшение зрения в глазу, над которым была рана от удара вилкой в тот злополучный вечер. Окулист констатировал наличие инородного тела в орбите над глазным яблоком с образованием рубца, сдавливавшего его сверху. При рентгенографии были выявлены все четыре отломавшихся зубца той самой вилки. Окулисты в операционной удалили три зубца, а четвёртый не поддался им и случайно по неосторожности был смещён в полость черепа через глазную щель в черепе, что позади глазного яблока и орбиты. Встречаются неудачи, что поделаешь. Магнитом вытащить алюминиевый отломок, понятно, невозможно. Назначили антибиотики и решили надеяться на русский "авось". Бывают же случаи длительного и спокойного ношения в теле различных инородных тел, особенно после войны.

    Но Шамсиярову повезло меньше, и через некоторое время его пришлось оперировать уже нейрохирургам по поводу абсцесса головного мозга. Он развился вокруг зубца той самой вилки, которая не попала в ту самую котлету, на той самой дружеской вечеринке, когда тот самый собутыльник, в сердцах, ударил его вилкой,  у которой сломались зубцы и проникли через орбиту в мозг и стали причиной абсцесса.

    Нарыв в мозгу был успешно удалён во время трепанации черепа и Шамсияров выздоровел, но в шахте больше не работал, и денег на водку у него стало меньше. Вот таковым иногда бывает тернистый путь от котлетки до абсцесса головного мозга...Роковой случай без фатального исхода.

                ***



                21. "Бараний" панариций 
 
    С первых же строк повествования, уточняю для читателей, что под «бараном» в этом эпизоде, оставившем след в моей жизни в виде воспоминаний о боли, операции и заметного рубца на пальце, будет подразумеваться туша только что зарезанного молодого барашка, а под медицинским термином «панариций» - гнойное воспаление пальца. Поскольку два этих понятия совпали и находились между собой в причинно-следственных отношениях, я и соединил их в заголовке. Ну, а теперь весь тот давний ужастик по порядку.

    Испуганные глаза и трагическое выражение лица жены, приоткрывшей мне, вернувшемуся после работы, двери квартиры на третьем этаже "хрущёвки", заставили меня предположить, что в нашей жизни стряслось нечто неординарное. В голове, как в калейдоскопе, стремительно принялись мелькать кадры возможных вариантов случившегося: произошло несчастье с близкими, нас обокрали, разбилось зеркало, за мной явились люди из КГБ, которые  ждут в квартире. Однако, всё оказалось ещё более неожиданным, весьма необычным и прозаичным.
   
    Молча распахнув дверь в совмещённый санузел и указав глазами на ванну, испуганная половина ждала моей реакции на увиденное и на свой поступок - легкомысленный допуск посетителей, уложивших в ванну мёртвое тело. В ванне, во всю её длину, располагалась распростёртая туша освежёванного барана, которую, как оказалось, притащил в мешке мрачный волосатый молчаливый грек - родственник одного из моих пациентов, разводивший овец на побережье Азовского моря, в Донбассе.

    Над нами довлел трудноразрешимый вопрос: что делать? В тот момент я действительно испытал шоковое состояние от навалившейся напасти, растерянность оттого, что не имел понятия, как подступиться к этой туше, как её разделать, куда девать такое количество мяса, да и зачем нам столько его? Кроме того, неловко было рассказать об этом кому-нибудь, ибо побаивался я последствий такого разговора, и то сказать, в какое время жили.
 
    Верно говорят, "лиха беда - начало"! Под вечер, когда уже никого из случайных гостей мы не ожидали, при опущенных на окна занавесках (какая чушь, ведь этаж третий!), перетащил я баранчика на кухонный стол, наточил ножи и, вспоминая по аналогии анатомию, начал препарировать и одновременно разделывать тушу. Увлекшись работой мясника, я использовал также свои хирургические навыки и замашки, но в запарке при этом наколол, как мне показалось, слегка,  указательный палец левой руки об острую косточку. Не придав этому событию особого внимания, я только промыл и, вполне по-бытовому, послюнил и обсосал место укола.
 
    Ближе к ночи разделка барана была завершена, мясо рассортировано, холодильник заполнен под завязку. Благодаря этому нежданному подарку, мы оказались обеспечены, на месяц или больше, разнообразными блюдами из баранины -  харчо (которое должно быть из говядины), шашлыками, жареным барашком. Возник прекрасный повод встретиться, и не однажды, за столом с друзьями, оценившими впоследствии наше мясное изобилие, информацию об источнике которого мы излагали избирательно для каждого гостя. Начальный ужас начал забываться, но вторая серия "детектива" назревала...

    Исподволь коварно и поступательно появились, учащались и усиливались боли в наколотом указательном  пальце левой руки. Коллеги, сочувствуя и пытаясь предотвратить возможное  развитие воспаления после прокола, наперебой начали изощряться в предлагаемых ими методах народной медицины, дабы избежать операции, которой боятся все, включая профессионалов-хирургов. В предлагаемом арсенале средств были листья капусты, стебли алое, ванночки с марганцовкой, содой, детской мочой, погружение пальца в горячее крутое яйцо, в печёную картошку, в сырой напаренный или вареный лук и даже в тёплые фекалии, проще говоря, в дерьмо...
Не все, разумеется, но часть назначений была выполнена.

    Болячка, однако, прогрессировала, даже несмотря на приём антибиотиков. Наконец, наступила первая бессонная ночь - грозный признак гнойного глубокого воспаления пальца. Панариций был диагностирован. Операция стала неизбежным завершением неумелой и неосторожной разделки бараньей туши и, произошедшей в этот момент, непроизводственной травмы. Триллер продолжился – меня ожидали разрез (вскрытие) панариция под местным обезболиванием, очищение раны от гноя, длительное заживление незашитой раны, последующее хирургическое безделье в течение длительного времени. По истечении  полутора – двух месяцев я, к счастью, выздоровел.
             
    Однако сериал на этом не закончился – мне оказалась суждена и третья серия, которая длится до сих пор, поскольку болячка перешла в хроническую стадию своими остаточными явлениями. Главным отрицательным последствием всей этой  трагикомедии, ранее всего проявившимся, стала потеря чувствительности в ногтевой фаланге, а точнее, в пучке указательного пальца, что очень мешало мне завязывать хирургические узлы во время операции. Пришлось переучиваться и вязать при помощи среднего пальца. Раненый палец, вернее, кончик его, мёрзнет, но в Израиле этот симптом исчез и не ощущается, особенно при обычной жаре и хамсинах. Ноготь стал утолщённым, его больно стричь, а при ушибе ногтевой фаланги болезненность сильнее, чем при ушибах всех остальных пальцев. Могу признаться, хотя неловко и не принято, что и ковырять в носу малочувствительным пальцем тоже стало менее эффективно.

    На этой шутливой нотке пожалуй и хватит физиологических подробностей! Казалось бы, мелочь, какой-то укол бараньей косточкой, но вот так аукнулся и откликнулся мне бараний панариций...

                ***



                22. Фибула и "Фудзияма"

    Сочетание этих двух слов в моём повествовании не случайно, хотя обозначают они совершенно различные понятия и сошлись в моей памяти только в связи с трагической и печальной историей судьбы Бори Михлина. Этот молодой перспективный археолог до самозабвения был увлечён идеей найти в Крыму и доказать всем и повсюду, что фибулы пришли к нам из древности, а не из средних веков. Фибулой в старину называли заколки или застёгивающиеся булавки, поддерживающие и украшающие одежду. Их аналогом является известная всем английская булавка, удобная и практичная. Принцип крепления фибулы оказался применён со временем на значках, брошах, медалях и даже орденах. Боря же был тем, кто искал и находил фибулы в древних археологических слоях Крыма.

    Боря жил с молодой женой, в семье подрастала любимая дочка. Мать археолога – элегантная, худощавая, экзальтированная и легко возбудимая женщина, была женой полковника внутренних войск, успевшего дослужиться до высокого чина ещё в те времена, когда лица его национальности не портили реноме КГБ. Отец был основателен, сдержан и немногословен, и, даже без полковничьей папахи,  выглядел высоким и импозантным.

    Исподволь Боря начал ощущать появившуюся слабость в ногах, что, естественно, связывал с усталостью от постоянного перемещения, нередко с поклажей, по пересечённой местности ко всё новым и новым раскопам. Отдых не помогал, и ноги продолжали слабеть до тех пор, пока он вовсе не утратил способность ходить. Поначалу заподозрили простуду, инфекционный процесс в позвоночнике и спинном мозге, но после консультации нейрохирурга возникло более серьёзное предположение о возможной опухоли.  Так Боря Михлин стал нашим пациентом.

    После проведенных исследований, к сожалению, диагноз подтвердился, и молодому человеку была предложена операция для удаления опухоли. Оперирующим врачам-нейрохирургам, конечно, хотелось надеяться, что опухоль окажется доброкачественной. Одним из корифеев нашей специальности некогда была высказана фраза о том, что «редкий хирург получает столько удовлетворения после проведенной операции, сколько выпадает на долю нейрохирурга после удаления им доброкачественной опухоли спинного мозга». Эффект от таких удалений можно сравнить с чудом выздоровления калеки, как это произошло в фильме «Праздник святого Иоргена», где роль калеки блестяще сыграл Игорь Ильинский. Святой, в исполнении выдающегося актёра Кторова, излечивает калеку путём наложения рук, и тот бросает костыли и идёт на своих ногах.

    В нашем случае, дело оставалось за малым - надо было, чтобы опухоль оказалась доброкачественной. Так нам и показалось во время операции, и опухоль была удалена. Микроскопия удалённой опухоли также показала её доброкачественный характер. Боря начал поправляться и вскоре вновь обрёл способность ходить. Мы были на высоте, и все радовались и Бориному везению и нашему успеху.

    После чего и появился «Фудзияма» - красивый японский чайный сервиз на 12 персон с рисунком  общеизвестной одноименной, священной горы. Он был нам подарен родителями Бори по случаю выздоровления сына после удаления у него опухоли. Мы надеялись, что этот подарок будет всегда напоминать нам ещё одну выигранную битву с болезнью и возвращение пациента к радостям здоровой жизни. К великому сожалению, всё оказалось  с точностью наоборот...

    Болезнь вернулась, но в  гораздо худшем варианте: с быстро развившимися параличами ног, нарушениями деятельности органов таза, с признаками злокачественного течения процесса. Препараты удалённой опухоли были подвергнуты повторному анализу уже в центральной лаборатории. Ответ – внутриспинномозговая злокачественная опухоль. Ошибки случаются при микроскопии, хотя макроскопически во время операции у нас даже подозрения о её более плотной связи с веществом спинного мозга, не возникало… В любом случае эта ошибка никакой роли в заболевании и его исходе не решала.  Нам не в чём было себя упрекнуть. Разочарование и досада – эти два чувства испытывали мы, когда Боря вернулся в клинику с вышеописанными симптомами.

    Была произведена повторная операция, во время которой никаких сомнений насчёт злокачественности опухоли уже не осталось, что подтвердили повторные исследования её ткани. Боря был обречён, ибо и по сегодняшний день такие опухоли лечению не поддаются. Ни химиотерапия, ни облучение не помогают. Если же на короткий срок они и улучшают состояние больных, то одновременно вызывают ещё страдания, связанные с тяжёлой переносимостью больными этих методов лечения в послеоперационном периоде. Остаётся симптоматическое лечение, т.е. уменьшение страданий больного.

    Тяжело смотреть в глаза понимающим всё пациентам и пытаться лгать о том, что постараемся помочь им чем-нибудь ещё. Традиционная медицина порой оказывается бессильной перед лицом надвигающейся кончины. И тогда… Тогда-то и появляются на арене народные целители, экстрасенсы, шарлатаны всех уровней и всяческих мастей. От колдунов, знахарей, шаманов, до дипломированных врачей, обнадёживающих отчаявшихся людей известиями о новых методах применения экстрактов акульей печёнки, солей тяжёлых металлов, мумиё, гомеопатических средств и прочих снадобий.
 
    Несчастная мать Бори ринулась в этот омут, что называется, очертя голову. Отчаяние и желание спасти сына затмили её разум. Она видела, как страдает её сын от побочных признаков действия всех этих методов и средств, но с завидным упорством продолжала лечить Борю у сомнительных целителей с дипломами и регалиями, тратя последние средства семьи.

    Ни мы, ни муж не могли её остановить. А Боре, в его бессилии сопротивляться маминой убежденности в правоте её действий. сохранявшему тоже слабую надежду на чудо, чтобы выздороветь любой ценой и вернуться в поле, к своим фибулам, ничего другого не оставалось, как страдать от «лечения».

    Он был доведен до крайности. Был отравлен препаратами, которые применял последний московский целитель и погиб быстрее, чем мог умереть от опухоли. Мать была на грани помешательства и превратилась в старуху.
 
   Такова эта печальная и трагическая история. Вначале мы с женой думали избавиться от «Фудзиямы», но, подумав, решили,  что добрая память о Боре Михлине сохранится так дольше. Садясь пить чай, мы вспоминаем Борю, его страсть к фибулам. И его короткую жизнь. В то же время мы не анализируем слабость медицины и  живучесть вредителей – шарлатанов, чтобы не отчаиваться и не разочаровываться в том, чему была посвящена вся наша жизнь в профессиях: невропатолога - жены и моей - нейрохирурга.
                ***



                23. Аппендикс и любовь
 
    Работал я тогда ординатором хирургического отделения Карагандинской областной больницы, куда приехал по направлению после окончания института. Оперировал весьма ограниченный набор хирургических заболеваний, как и надлежало молодому специалисту. Поднаторел в операциях по поводу аппендицита, внематочной беременности, ущемлённых  грыж, острых травм и пр., одновременно  прослыв среди коллег и студентов неплохим оператором в этих областях хирургии.

    Огромную помощь во время сложностей, возникающих иногда при самых простых, казалось бы, операциях молодым врачам оказывали, старшие по возрасту медсёстры, родом  из немцев Поволжья, которых благодаря «заботам» товарища Сталина там  было много. Эти женщины следили за выполнением  всех уставных положений в процессе подготовки больного  и во время проведения самой операции, в силу традиционно воспитанной в их среде любви к порядку – ordnung ist ordnung! Молодые хирурги дежурили, как правило, с наиболее опытными операционными сёстрами, оперировали в такой же бригаде и, только при необходимости, вызывали старшего врача или заведующего отделением.

    Довольно симпатичная, если не сказать весьма привлекательная и сексапильная студентка  5-го или 6-го курса мединститута, влюблённая по уши в молодого высокого кучерявого (похожего, кстати сказать, на популярного политика Немцова) инженера  горного НИИ,  пришла ко мне во время дежурства для приватного разговора с большой просьбой. Она страстно мечтала поехать к морю отдохнуть -  покупаться, позагорать, но только вместе с предметом её страсти, лелея надежду приблизить или окончательно осуществить там, в располагающей к амурным делам обстановке, свою грёзу о создании их совместного союза - семьи. Тем более, что девушка была старше своих сокурсниц, и время её расцвета было на грани девичьего перезревания...
 
    Посвятив меня в свои тайные планы, студентка объяснила, что поездка может сорваться, если её  избранник не получит отпуск во время её каникул в мединституте, а в летнем отпуске ему, как молодому специалисту, уже отказали в пользу старших и, следовательно, более заслуженных сотрудников. Надежда одна: у молодого человека симулировать обострение хронического аппендицита, создать картину острого приступа, разыграв её перед дежурным персоналом, включающим немецкую матрону - фрау Х., и, заодно, прооперировать этот "острый" аппендицит...

    Девушка толкала меня на должностное преступление, и я это хорошо понимал.
Сам я, однако, тогда  был молодым, и подобные романтические страсти мне также были понятны, тем более что на «очной ставке» с обоими заговорщиками была озвучена и просьба "Ромео", того самого горного инженера, отважно подставлявшего своё молодое тело под нож хирурга во имя любви! И я согласился помочь влюблённым...

    Где-то около 22-ти  часов к больнице подъехала машина, из которой вывели, поддерживая под руки, «страдальца», испытывавшего, судя по его стонам и выражению лица, довольно сильные боли в правой половине живота. Он шёл, согнувшись, и каждый  его шаг сопровождался, якобы, усилением боли и позывами к рвоте, повторяющимися чаще, чем это бывает в подобных случаях. Не будем судить его строго, он старался, как мог, и играл свою роль достаточно правдоподобно. Чувствовалась помощь студентки, вызубрившей по учебнику картину острого аппендицита и заранее отрепетировавшей её с «актёром» -исполнителем этой роли. Режиссура была идеальной, поскольку даже дежурная операционная медсестра с сочувствием смотрела на эту мизансцену, хотя в её глазах и проблескивали блики недоверия, связанного, в первую очередь, с тем, что не машина скорой помощи привезла больного...

    Мой "тщательный" осмотр больного, ощупывание живота, напряжённого «как доска» (каков молодец - и это не забыл!) и «резко болезненного» там, где надо, бледность с красными пятнами по лицу (?), очевидно, от волнения и стеснения, «продолжающаяся тошнота», учащённый пульс (ещё бы!). Всё это «подтвердило» предположение об обострении хронического аппендицита и о наличии его "острейшего приступа", требующего по всем законам («пронеси господи! – думал тогда я) срочного оперативного вмешательства. Тот показатель, что в анализе крови лейкоцитов было не более нормы, мог быть одним из вариантов - они ещё не успели размножиться, и температура тела оттого ещё тоже не поднялась...

    Операция под местным обезболиванием (о, времена кошмарные!), которая обычно производится за 1 - 2 часа, началась около полуночи и закончилась около 5 часов утра... Совершенно спокойный червеобразный отросток, длиной около 10 - 12 см был прикреплён  своим, возможно некогда воспалявшимся кончиком, где - то на уровне печени, и мне пришлось продлевать, обычно небольшой, разрез кверху, постоянно проводя дополнительное обезболивание по ходу операции.

    Пациент страдал, но терпел во имя той же любви. Я  испытывал трудности и угрызения совести, обвиняя себя в неумении ускорить операцию,  и подавлял в себе желание вызвать кого-нибудь на помощь, а, кроме того, не мог смотреть в глаза операционной сестре, чувствуя, что её сомнения  нарастали... Обезумевшая от сочувствия и раскаяния "Джульетта", всю операцию простояла у головы "Ромео", уговорами, ласками и поцелуями помогала ему переносить боль, а мне - добиваться обезболивания.

    К чести операционной сестры, должен признать, что она проявила массу сдержанности, дисциплинированности и тактичности и ни разу не заикнулась о том, что, может быть,  стоит пригласить кого-нибудь на помощь. Операция благополучно завершилась. Осложнений не было. Рана зажила первичным натяжением. Спустя положенное время, были сняты швы, и больной оказался выписанным в срок, как обычно. Волнения и страдания у всех, замешанных в истории, остались позади.

    Летний отпуск для оздоровления был инженером получен. Влюблённые укатили в Крым или на Кавказ. Любовь победила! Я, правда, не знаю, чем закончился этот «хирургический» роман, но никогда впоследствии я не делал операций во имя чего-нибудь другого, помимо диагноза и объективных показаний к операции...

                ***



                24. Бросать или бросить курить?
            
                «Без лишних слов бросайте курево,
                Миллионы часов,
                Зазря не прокуривай!»
                \и ещё/
                «Курить бросим – яд в папиросе!»
                \В.Маяковский/

    Известно, что великому американскому  писателю Марку Твену было очень трудно покончить с  пагубной для человека привычкой курить табак. Так же нелегко расстаться с трубкой оказалось и другому литературному гению, Льву Толстому, который писал: «То, что очень трудно перестать пить вино и курить, есть ложное представление, внушение, которому не надо поддаваться...».  Забавно, что именно Марк Твен высказал, ставшую достоянием истории, мысль о том, что бросать курить не составляет труда – он лично, якобы, проделывал это сотни раз. Бросать можно и 40, и сто, и тысячу раз, а вот бросить можно только раз, но навсегда.
 
    При длительном употреблении, никотин вызывает физическую зависимость - одну из самых сильных среди известных наркотиков. Однако «тяжелым» наркотиком никотин не считается, т.к. его психоактивное действие сравнительно слабое (он не вызывает «изменения сознания»). Но вызывает рак лёгких, например...      

    Курить я начал ещё подростком в школьных туалетах, зажимая в кулаке папироску на случай прихода учителя, в особенности военрука, выполнявшего в школе функции надзирателя. Впервые решил бросить курить, став студентом. Вряд ли это решение было осознанным, продиктованным заботой о сохранении здоровья. Кто из молодых людей в свои 17 – 18 лет  всерьёз задумывается о здоровье?! Скорее, мне было жаль тратить скудные студенческие деньги на «туберкулёзные палочки», как мы называли тоненькие папироски «Ракета», на элитарный же в те  годы «Беломорканал» Ленинградской фабрики им. Урицкого я денег вообще не имел. Отсутствие привыкания к никотину позволяло без особого труда расстаться с курением, пока не поздно. Решение было принято и оставалось завершить задуманное торжественно и памятно.
               
    Одним солнечным весенним днём, редким для холодного и дождливого Ленинграда, переходя через Дворцовый мост на Петроградскую сторону, я, тогда студент Кораблестроительного института, медленно открыл пластмассовый светло-коричневый портсигар с выдавленным на крышке всадником в бурке на фоне горы Казбек. Такая картинка была на пачках папирос того же наименования, которые курили высокооплачиваемые чиновники, профессура и военные в больших чинах и званиях. Вытаскивая из портсигара по одной жалкой папироске, выбрасывал я их на ходу в воды Невы. Затем, после небольшого раздумья, сбросил в реку и портсигар. За полётом каждой папироски и вслед моментально утонувшему портсигару я смотрел с моста. Отдельные папиросы исчезли из поля моего зрения ещё до падения их в воду, поскольку лёгкий ветерок относил их под мост. Другие, словно нехотя, кружась, планировали на воду, задерживались, намокая на поверхности, и тонули или уплывали вдаль, прочь с глаз моих, маскируясь в бликах лёгкой зыби. Когда закончился переход через мост, закончились папиросы, и не стало портсигара.  Так я бросал  курить в первый раз.

   Тот перерыв оказался самым длительным в моих отношениях с никотином, когда я его игнорировал и думал, что расстался с ним навсегда. Помню, даже любил рассказывать анекдот о том, как  врач наставляет пациента:
                - Бросьте курить! Два грамма никотина убивают лошадь.
                На что пациент отвечает:
                - Боже праведный! А зачем же заставлять ее курить?

    Шутки шутками, а вот расставания навсегда не вышло, и ко времени окончания медицинского института, под звуки долгого и тревожного эха «Дела врачей», переживая проблемы, связанные с распределением на работу, вызывавшие во мне душевную смуту, я снова закурил. Тогда же стал замечать, что желание закурить особенно усиливалось после первой рюмки спиртного, хотя на следующее утро даже сама мысль о сигарете была омерзительной. Как, кстати, и о возможности опохмелиться, в чём я не отличался от других, подобных мне, эпизодических выпивох. Пьянчужки привычные, после утренней рюмки или бутылочки пива, наоборот чувствовали себя лучше и с удовольствием закуривали. Стоило ли забывать слова академика И. Павлова:
   «Не пейте вина, не огорчайте сердце табачищем - проживете столько, сколько жил Тициан»? Великий итальянский живописец Тициан Вечелло, как известно, прожил ровно век, и только эпидемия чумы унесла жизнь художника.
 
   Получив, уже после окончания Винницкого мединститута (о перемене места учёбы я ещё расскажу), в подарок от курившей всю жизнь тёщи серебряный портсигар с надписью «Молодому доктору в память об Украине», я укатил на работу в Казахстан. Там я неоднократно, уже как врач, не только повторявший популярное утверждение о том, что «капля никотина убивает лошадь», а достоверно знавший, что смертельная доза никотина для человека равна 0,05 грамма, порывался расстаться с пагубной привычкой к курению.
               
   Иногда мне удавалось осуществить это во время очередной простуды, когда  втягивать в себя табачный дым становилось невмоготу из-за усиливавшегося кашля     и забитой секретом носоглотки. На неделю-две, порой, на месяц меня хватало, и я даже решался похвалиться своим  разумным поступком, призывая заядлых курильщиков последовать собственному примеру. Случайно возникал непредвиденный стресс, всё равно с каким знаком -  плюс или минус, и я срывался. Спровоцировать на курение могла неожиданная встреча, перемены в работе, непредвиденная попойка, трагедия в операционной. Тогда предательская сигарета вновь оказывалась в губах, за ней вторая, третья и всё начиналось по - новой.
 
   Только курящий хирург поймёт меня и мои ощущения в те минуты, когда в перерыве между длительными и тяжёлыми операциями, если размыться нет никакой возможности, сестра или санитарка в предоперационной поднесут тебе зажжённую сигарету. Ты хватаешь её стерильным зажимом и с благодарностью и наслаждением затягиваешься табачным дымом, вкушая порцию расслабляющего никотина. Тут ты уже становишься подобен наркоману, испытывая негу и, что называется, балдея, одновременно полагая, что только мазохист способен отказать себе в таком удовольствии и возможности расслабиться. К сожалению, першение в горле и утренний кашель снова напомнят о вредной привычке и о губительном воздействии табака, дыма и никотина, и в сознании промелькнёт мысль о том, что пора бросать курить.
    Александр Сергеевич Пушкин озвучил это состояние в своих стихах:
 
                "Какая странная во вкусе перемена!
                Ты любишь обонять не утренний цветок,
                А вредную траву зелену,
                Искусством превращенную
                В пушистый порошок!"

    Увы, так повторялось бессчетное количество раз! Папиросы сменялись сигаретами, появлялись  мундштуки и фильтры. Укорачивались  или удлинялись, утолщались или утоньшались те и другие, уменьшалось количество никотина в них, в попытке уменьшить вред и помочь курящему человеку. Угрожающие надписи на пачках звучали, как и сейчас, предостерегающе. Однако всё тщетно – люди, по-прежнему, как пьют, так и курят, периодически снижая интенсивность или бросая и то, и другое, заменяя сигареты конфетами, семечками, орехами, жвачкой, антиникотиновым пластырем. Я же, неисправимый, заметил как-то, что бывает даже приятнее затянуться после сладкого, например, с шоколадкой во рту. Мой сын называет такую шоколадку «курительной», и та всегда лежит в холодильнике и в бардачке его машины.

    Все попытки, однако, проходят впустую! Кое-что я сам делал, и продолжал делать, потеряв счёт уловкам.  А надо-то было просто собрать все свои силы, призвав на помощь главную из них - силу воли, и перестать курить. Такое с успехом удалось осуществить немалому количеству людей. Те же, кто не может, либо не желает прекращать курение, придумывают всяческие отговорки и цитируют афоризмы, иной раз довольно циничные и не солидные, вроде следующих:

    «Я взял себе за правило никогда не курить во сне,  никогда не воздерживаться от курения, когда я не сплю, и никогда не курить больше одной сигареты одновременно». Сомнительный юмор.(К счастью,автор этого пассажа мне неведом).
    Гораздо полезнее послушать классиков -  «от курения тупеешь» утверждал И. Гёте, «табак приносит вред телу, разрушает разум, отупляет», вторил ему О.Бальзак.
               
    Можно ещё вспомнить, как отвратительно разит от заядлого курильщика. С таким рядом неприятно находиться даже малокурящему человеку, от которого слегка попахивает табаком, но лишь спустя какое-то время после выкуренной сигаретки. Иногда говорят, что от настоящего мужчины должен исходить аромат табака, с чем вряд ли все согласны, но противники женского пристрастия к курению в один голос утверждают, что  поцеловать курящую женщину – всё равно, что облизать пепельницу. 

    Последнее наблюдение равносильно и неприятию женского пьянства, в то время, как  мужское принято воспринимать с относительной терпимостью, а порой с юмором. Такое отношение ни в коем случае не является дискриминацией слабого пола, ибо психиатры и наркологи давно подчёркивают те значительные трудности, с которыми они сталкиваются,  пытаясь отвадить женщин от алкоголизма и от курения.

    Подкралась старость, и целесообразность расстаться с курением стала для меня разумной альтернативой, в особенности, если принять в учёт появление различных неприятных ощущений, именуемых «звоночками». Одновременно ловлю себя на мысли о том, что опыт курения у меня настолько значителен, что ничего ни прибавить, ни убавить, ибо  новые выкуренные сигареты уже не смогут, а лишать себя удовольствия не хочется. В таком случае, очевидно, есть смысл делать перерывы или уменьшать количество перекуров при недомогании. Когда же чувствуешь себя поздоровее, то можно  решиться сделать пару-тройку не очень глубоких затяжек. Хотя, если быть мудрым, то в пожилом возрасте можно было бы и совершенно отказаться от такого соблазна, как отказался уже от многих  других. Так я и рассуждал, пока на 80 году жизни не попал на операционный стол для шунтирования сосудов сердца с введением стента после приступа стенокардии. Тогда и расстался с куревом уже навсегда...
               
    Вывод напрашивается сам собой – прав был писатель, утверждая, что бросать курить легко, ведь всё, что даётся легко можно повторять вновь и вновь. Иногда приходит на ум, что по количеству попыток бросить курить, я уже давно обогнал Марка Твена, когда-то не зло подшутившего над доверчивыми читателями.

                ***


      
                25. "Жертвуя" собой...

    Ежедневно собиравшиеся в аудитории для проведения утренней конференции, обычно именуемой «пятиминуткой», но растягивавшейся порой на час, а то и более в зависимости от тех сюрпризов, которые может предоставить бурная нейрохирургическая жизнь, многие врачи и преподаватели закуривали. Поскольку профессор первым  доставал из пачки папиросу, то и все остальные курильщики, не задумываясь, поступали аналогично, хотя большинство предпочитали сигареты.

    Некурящие обычно делились на две группы. Терпимые к запаху табака некурящие рассаживались, где придётся, безразличные к тому, кто сидит рядом. Не переносившие запаха табачного дыма врачи-мужчины, некоторые женщины, и особенно идейные противники курения устраивались поодаль и косо взирали на сизые облачка. Не умиляли их даже изящные колечки, устремлявшиеся к потолку изо ртов курильщиков. Эти коллеги неоднократно поднимали вопрос о прекращении курения во время утренней конференции, и были, разумеется, по-своему правы, однако курительные «вакханалии» продолжались по инерции. Это лишь теперь, по просшествии многих лет, уже в новом веке, никто и не помышляет о курении на утренних конференциях, да и в помещениях клиник. Но я вспоминаю казусы...

    В тёплое время года шире открывались окна, зимой распахивались форточки, но нервное напряжение некоторых ситуаций, разыгрывавшихся во время обсуждения прошедших или предстоящих операций, их исходы и прогнозы, порождало споры и одновременное острое желание закурить. Для некоторых же из присутствующих ситуация становилась, похоже, невыносимой.
 
    Давно известно, что во все времена и у всех народов рано или поздно появлялись свои герои, жертвовавшие собой во имя борьбы за идею,  вступающие в неравную борьбу с вымышленными чудовищами вроде ветряных мельниц, и набивающие в этой борьбе синяки и шишки, подобно отважному Дон Кихоту. Как оказалось впоследствии, и в наше время, и среди нас существовали и существуют скромные герои, мечтающие о свершении славного подвига, а  случай всегда ищет и поджидает таких псевдогероев.

    Герой моей истории дождался, что называется, своего часа.  Доктор К. не пил, не курил, смотрел на мир и на нас, своих коллег, сквозь толстые очки и отличался плохо скрываемым стремлением сделать карьеру, с осторожностью и предусмотрительностью просчитывая свои шаги и возможные осложнения. В этот раз чутьё подвело доктора, и его порыв дал осечку, словно бы подтверждая народную мудрость «не по Сеньке шапка».

    Явившись на очередную утреннюю конференцию, К. на сей раз сел в самом центре, среди коллег, часть из которых уже собралась закурить и приступить к дискуссии. Вдруг, как в немой сцене, все присутствующие замерли, воззрившись на доктора К. Тот важно вытащил из кармана коробок спичек, а вслед за тем не какую-то там завалящую сигарету или папироску, а настоящую сигару. Заправски откусив кончик, зажег спичку и с трудом прикурил, ибо никогда до того, как говорится, в зубах ничего подобного не держал. Втянув первую порцию  дыма, он тут же, закашлялся и выдохнул его, заполнив атмосферу непривычным для нас ароматным запахом, так как сигара была, очевидно, из дорогих. Все врачи, включая саркастически улыбавшегося профессора, с любопытством и интересом наблюдали этот спектакль, поощряя К. одобрительными  напутствиями. Вот, мол, нашего полку прибыло, да ещё и на столь престижном уровне. 

   Доктор К. продолжал, как насос, вдыхать и выпускать дымовую завесу, пытаясь, как мы поняли, нас перекурить и выкурить курцов по принципу «клин клином вышибает». Не тут-то было! Буквально через три-четыре затяжки наш воитель резко побледнел, глаза его помутились, сделались маловыразительными, а потом и вовсе закатились. Потеряв сознание, К. едва не упал. К счастью, все - и стойкие ревнители табакокурения и противники его, кинулись на помощь, подхватили его и осторожно уложили на стол. Несложные «реанимационные» мероприятия квалифицированных врачей под руководством профессора оказались вполне достаточными, чтобы через несколько мгновений привести его в чувство после обморока.
 
    Неудачный борец с курением, желавший пожертвовать своим здоровьем во имя воцарения справедливости, придя наконец в себя и  очухавшись, удалился в сопровождении единомышленников в туалет, мучимый нараставшими приступами тошноты  и позывами к рвоте,  вследствие лёгкого отравления никотином. Доктор решил бороться с никотином при помощи самого же никотина, забыв, очевидно, древнее изречение «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет»…

    Так бесславно завершилась попытка доктора К. лишить нас удовольствия перекурить на утренней конференции при обсуждении дел насущных, нередко тяжёлых и болезненных, ибо именно такими делами у нейрохирургов заполнены будни. Метод, избранный им для выкуривания заядлых курильщиков, оказался на поверку тщетным, что вполне объяснимо ибо он не был «закалён», как мы, «опытные в курении» врачи (стыдно, поверьте, в этом признаваться!), оттого даже небольшая доза никотина оказалась для него непереносимой. Новоявленный Дон Кихот проиграл сражение, не приняв в учёт прописную истину о вреде курения, а также ещё одну русскую пословицу:  «Не рой яму другому  – сам в неё попадёшь»!

                ***
       

               
                26. Несостоявшийся самоубийца 
               
    Юноша 16-17 лет, отвергнутый и разочаровавшийся в первом своём увлечении, уязвлённый  безответностью чувств, воспринявший как измену любимой тот факт, что она начала «гулять», иными словами, дружить  с соперником, осознал вдруг, что жизнь не удалась, и решил покончить с собой. Для этой цели им был использован малокалиберный пистолет отца, хранившийся вместе с патронами в известном самоубийце месте.

    Пистолет был извлечён, заряжен и приставлен к правому виску, как и положено у правшей, в точном соответствии с известными юноше описаниями суицида в литературе, изображениями на картинах или запомнившимися кадрами из кинофильмов. Долго ли он думал прежде, чем нажать на курок, нам так и осталось неизвестным, но выстрел в пустой квартире прозвучал, и парень был вскоре обнаружен вернувшейся домой мамой.

   Юноша без сознания лежал в лужице крови на полу, с двумя огнестрельными отверстиями на границе лобной и височной областей черепа. Одно отверстие было входным, а второе - выходным. Это бывает при выстрелах с близкого расстояния или в упор даже из малокалиберного оружия, а юноша к тому же был тендитным, узколицым, и его височные косточки были достаточно тонковаты. Пулька прошла через череп и мозг навылет и валялась рядышком с головой самоубийцы. К счастью, он остался жив, и был тут же отвезен в нейрохирургическую клинику.
         
    Во время обработки входного и выходного отверстий в операционной доктора экономно удалили повреждённые участки тканей, кровяные свёртки, мелкие обломки костей и всё послойно зашили с оставлением дренажных поливиниловых трубочек для оттока, промывания раневого канала и введения антибиотиков. При спинномозговых пункциях в канал вводили антибиотики с профилактической целью.
 
    Прошло несколько тревожных для врачей и, особенно для родителей, дней, и юноша стал выздоравливать. Сознание его ещё долго оставалось спутанным. Поначалу молодой человек вовсе не помнил, что случилось с ним, и как он попал в больницу, но постепенно события восстанавливались в его насквозь  простреленном мозгу. Нарушения движений в конечностях были незначительные и вскоре благополучно прошли. Трубочки были удалены из затянувшихся ран, и через пару недель неудавшийся самоубийца встал на ноги.

    Выжил счастливчик потому, что пуля не повредила жизненно важные отделы мозга или крупные сосуды, и была небольшой. Известны случаи, когда люди выживали и при более обширных поражениях мозга в результате сквозных ранений его, в том числе и тяжёлыми предметами, например, ломом. Мозг очень пластичен, в особенности у детей, а также в молодом возрасте, и способен к компенсации функций пораженных его участков.

    Надо сказать, что особо критического отношения к случившемуся с ним наш герой не проявлял. Весьма легкомысленно оценивал ситуацию и был необоснованно весел. Несомненно, что это были проявления ранения мозга, но можно было предположить, что и до случившегося он был не столь уж высоко интеллектуальным субъектом, о чём, в какой-то мере, свидетельствует его попытка самоубийства в наш прагматичный век.

    "Любимая девушка" так ни разу и не появилась в клинике, а наш пациент, как стало известно, спустя некоторое время после выписки уже бойко торговал каким-то тряпьём на вещевом рынке, идя по следам матери. Его спасла судьба.

    Ещё одной "забавой" были самопалы, кустарно изготовляемые в те времена, когда оружие было ещё мало доступно криминальной публике. Металлическая трубка-ствол прикреплялась сомнительными и мало надёжными средствами, с использованием доморощенных методов, к деревяшкам в форме пистолета, заполнялась порохом и импровизированной пулей. Причём, при креплении ствола к деревянной основе его вдобавок сгибали в хвостовом отделе так, что сплющенный конец не давал возможности сдвигаться вперёд, об отдаче же умельцы-оружейники и не задумывались. Особенно, когда задний конец ствола не изгибали, а только приматывали к деревяшке, создавая опасность отдачи. Таким образом, при  выстреле в результате отдачи нередко ствол срывался кзади и летел прямо в голову или в лицо, пробивая порой кости черепа или лицевого скелета, в том и другом случае часто проникая в мозг.

    Далеко не всегда удавалось извлечь такой ствол с тем, чтобы сохранить жизнь стрелку-неудачнику, но хирурги пытались. При этом сама собой напрашивалась грешная мысль: хоть бери и читай лекции по правильному изготовлению самопалов у не состоявшихся случайно, а не намеренно, самоубийц...

                ***




                27. Сказать "нет"

    Бывает трудно произнести слово «нет». Не в смысле простого отрицания, а в качестве отказа что-нибудь сделать по просьбе человека, который старше по положению, возрасту или весьма тобой уважаем. В результате соглашаешься, заведомо предчувствуя, что вскоре ты об этом пожалеешь и начнёшь искать всяческие уловки, чтобы не выполнить обещанное. Такое состояние и поведение объясняются, как правило, нерешительностью, ложной интеллигентностью или одолевающими тебя сомнениями, в чём стыдно признаться даже самому себе. Иной раз думаешь, что, ответив «нет», обидишь или оскорбишь просящего своим отказом. Люди подобного склада всегда испытывают затруднения в предстоящем, предлагаемом жизнью выборе, боясь ошибиться. Им даже себе самим сказать «нет» порой очень и очень непросто, а иной раз практически невозможно. Они изначально страдают из-за своей нерешительности, а впоследствии от ошибки, которую можно было предотвратить, останови они себя вовремя, ответив «нет!». Невольно завидуешь тем, которые говорят быстро и решительно "Да" либо "Нет". Как отрубят...

    Проработав почти полвека хирургом,  я неоднократно стоял перед проблемой выбора при принятии заведомого или сиюминутного решения. Оперировать или не оперировать? Здесь уместно привести давно известные слова замечательного немецкого хирурга Мондора, что "зрелый хирург познаётся не по тому, что он оперирует, а по тому, что он уже не оперирует", ибо надо уметь во время остановиться и отвести нож во благо больного. О подобной дилемме известно ещё со времён библейской истории о чудесном спасении сына Авраама, Ицхака, которого отец должен был принести в жертву, но нож в занесенной над сыном руке был во время остановлен ангелами, посланными Всевышним. Надо полагать, поразмыслив, отец, очевидно, одумался, и сказал себе «нет», войдя, таким образом, бессмертным мифом в мировую историю…
 
    Хирургу, равнозначным же образом, тоже следует уметь во время остановиться, чтобы "не отрезать лишнего"... Хирург должен уметь сказать «нет» себе самому. На ум приходит не столь давний случай из мировой хирургической практики, когда нельзя было, к примеру, не попытаться разделить взрослых арабских сиамских близнецов - девушек по их настоянию, хотя риск и не оправдался, и операция завершилась трагически. В данном случае, лучше было рисковать в более раннем возрасте, когда сохранялось больше шансов на удачу и, возможно, меньше трагизма выпало бы при неудаче. Равно, как не следует удалять доброкачественную опухоль у немощного старика, с которой он ещё худо - бедно проживёт, а после операции может умереть сразу.

    Неумение сказать «нет» или ложная интеллигентность, присущая членам нашей семьи, в какой-то мере сказались на постигших нас утратах, происшедших нежданно и преждевременно. Моего первого внука дочь рожала с большим риском для благополучного исхода. Под окнами родильного дома находились три врача: тёща, её дочь и я, причём, я работал в этой же больнице доцентом кафедры, и в моих силах было организовать проведение родов на самом высоком уровне, что, кстати, мне и предлагалось коллегами. Однако, мы решили, что высококвалифицированные врачи будут наготове дома и, в случае необходимости, тотчас приедут в родильный зал...

    Дежурный врач, на которого мы понадеялись, была не новичком в своём деле, нам очень не хотелось обижать её своими сомнениями и подозрениями, и мы не сказали «нет». Поплатились же тем, что роды технически оказались проведены не на должном уровне, а также в замедленном темпе, в результате чего ребёнок погиб. Мы так никого и не побеспокоили среди ночи, не стали устраивать шума и не скандалили. Вели себя очень корректно, но глупо. Врача, без нашего вмешательства, осудила общественность, одновременно слегка наказав, а мы до конца дней будем себя винить и считать, сколько лет исполнилось бы нашему первому внуку…

    Моя мать заболела неожиданно. Понадобилась срочная операция, которую лучше всех в городе мог произвести мой коллега и сосед, профессор - онколог. Другой коллега, тоже профессор, к которому мы сразу отвезли маму, выяснив у него диагноз, был из компании друзей, моим товарищем по застольям, иными словами, собутыльником. Он и предложил сделать маме срочную операцию на кишечнике по поводу опухоли, вызвавшей острую непроходимость. Как следовало тогда поступить? Как обидеть недоверием близкого коллегу и товарища? Следовало сказать ему «нет» и отвезти маму к моему соседу и коллеге в клинику онкологии. Я не посмел сказать «нет», и маму прооперировали на месте. Операция прошла успешно. Опухоль была удалена, метастазов не обнаружилось. Вместе с тем, как временная мера до улучшения состояния, в области живота было оставлено наружное отверстие, с тем, чтобы затем его зашить. Так обычно поступают, а вот мой сосед-профессор, к которому я не обратился, этого не делал, зашивая всё сразу, и пациенты обходились без второй операции, что весьма важно для пожилого человека. Мама умерла во время второй операции. Ей было 73 года... До сих пор я считаю, что в её смерти была и моя вина.

    Моему отцу было 78 лет, когда я отвёз его вместе с внуком в лагерь отдыха нашего института на берегу Северского Донца. Лагерь располагался почти в лесу. Июль только начался, было не жарко и очень уютно проживать в деревянных домиках на полном пансионе. Желательно было бы только сделать электрокардиограмму перед поездкой на отдых пожилому человеку. В тот день стояла солнечная приятная погода. Внук с ребятами ушли в лес, а дед пошёл на пляж, где собрались его сверстницы - дамы и другие сотрудники института и студенты. С утра отец себя не очень хорошо чувствовал, однако никто его не остановил. Он любил комплименты на тот счёт, что для своих лет весьма импозантно выглядел и, несмотря на неважное самочувствие, не сказав себе «нет», вошёл в воду. Плавать он не умел и, как всегда, закрывал руками уши и нос окунался с головой. Затем немного стоял и выходил на берег.

    В это своё последнее купание он почувствовал ухудшение, нехватку воздуха и, выйдя из воды, лёг на песок и только успел сказать, что надо что-то делать, потерял сознание и вскоре умер, несмотря на некоторые медицинские мероприятия. Папа умер, как говорят, «в седле», жаль только, что не проявил осторожности, не остерёгся, ощущая, очевидно, неудобство за своё недомогание на глазах сотрудников сына и институтских дам… Вина моя в том, что я разрешил, даже рекомендовал отцу поездку, сам отвёз папу в таком преклонном возрасте на отдых с внуком - пацаном. Разумеется, я бы не разрешил ему купание в тот злополучный день… И некому было сказать ему - "Нет!".

    Тёще было 83 года. Инсульт произошёл, когда она в очередной раз мыла посуду на кухне. Мы тут же отвезли её в отделение неврологии, где врачом работала её дочь, моя жена. Когда тёще стало получше, она находилась в сознании, и жизненные показатели пришли в норму, она уговорила свою дочь – невропатолога оставить её в отделении без присмотра со стороны родных, а самой вернуться домой, поспать нормально, привести себя в порядок. После некоторых колебаний моя жена согласилась, а надо было не соглашаться с мамой, и сказать ей «Нет»… Повторный инсульт случился в ту же ночь, и больная умерла. Всю жизнь, с тех самых пор, угрызения совести тревожат и мучают дочь…

    Мой дядя, родной брат мамы, оперировался в больнице, где я работал много лет и где, как говорится, «меня знала каждая собака», однако я не посчитал возможным проверить послеоперационные назначения моих коллег. Ну, хотя бы с тем, чтоб не забыли назначить старику, возрастом под 80, инъекции лекарства, препятствующего закупорке сосудов сердца или лёгких оторвавшимся из вен ног тромбом.  Врачи забыли, и дядя, встав на ноги через неделю после операции, скоропостижно тут же скончался от тромбоэмболии легочной артерии.

    Его сыну, моему двоюродному брату, я  до сих пор не могу смотреть в глаза, когда вспоминается этот эпизод. От такого  же осложнения скончался его родной брат в одной из ленинградских больниц за много лет до него, но тогда я ещё не был врачом и не знал причины. Наученный горьким опытом, после того, как трижды оперировали меня, я уже внимательно следил за профилактикой возможного подобного осложнения, присущего нашей родне, проверяя все назначении и контролируя все получаемые уколы…

    Вот какие эпизоды и параллели я смог вспомнить и провести, на примерах своих родных и близких, специально анализируя их отвлечённо, одновременно попытавшись честно осудить себя за собственные ошибки, которых я, как врач, не должен был допустить, имея возможность многократно сказать «нет».

                ***




                28.Трагическая случайность
               
    Человек вышел из дома ранним утром, не предвещавшим никаких эксцессов, катаклизмов, бед и напастей. Была обычная безоблачная летняя погода. Путь человека - научного сотрудника одного из множества НИИ большого промышленного города, столицы Донбасса, Донецка, пролегал через самый, что ни на есть, центр города. В тот, оказавшийся злополучным, момент его прохождения мимо центральной гостиницы «Донбасс», перед поворотом с проспекта на главную улицу имени Артёма, научный сотрудник оказался под полукруглым козырьком, нависавшим над парадным входом в отель. Декоративный карниз, с точки зрения архитектора, возводившего лет пятьдесят или более тому назад здание гостиницы, являлся, очевидно, важной, но совершенно бесполезной частью его экстерьера. Красивым назвать его было нельзя. Защита от солнца в наших широтах представлялась как-то неоправданной. Быть может, целью служило укрывать постояльцев от дождя, пока те входили или выходили из здания, предоставляя им время раскрыть зонты, либо вернуться за ними в номер. Очевидно, под навесом можно было и перекурить, собираясь с мыслями. Наверное, кое - какая польза от этого архитектурного изыска всё же была. Как не быть? Тем более, что за полвека его не проверяли на прочность, считая, что строили здание на века, хотя история и учит (или ничему не учит), что нет-нет, да карнизы обваливаются и в более благополучных странах, и в более добротных строениях.
               
   Так и произошло в нашем городе в тот день. Без землетрясения или рядом прозвучавшего взрыва, при отсутствии вибрации от строительных работ, грохота подземки под зданием, но факт остаётся фактом - отвалившийся от карниза – козырька – навеса приличный кусок кирпичной кладки с толстым слоем штукатурки свалился несчастному научному сотруднику прямо на голову. Путь его к месту службы, оказался прерван. Истекавший кровью из огромной скальпированной раны в теменной области, пострадавший, машиной скорой помощи, был доставлен в клинику нейрохирургии.
 
    Он пребывал в тяжёлом  бессознательном состоянии.   Раны мягких тканей покровов черепа кровоточили очень сильно из-за множества кровеносных сосудов в них, остановить  которое прижатием при множестве повреждённых артерий оказалось трудно, повязкой же просто невозможно, а «жгут на шею» мог бы быть предложен только в качестве злой шутки. Оставалась одна возможность – наложить на все кровоточащие сосуды кровоостанавливающие металлические зажимы через рану, что и было сделано без всякого обезболивания и соблюдения стерильности. Подобное казалось вполне объяснимым, ибо речь шла о жизни или смерти человека, могущего погибнуть от кровотечения. При рентгенографии черепа зажимы так и остались видными. Рентгенограммы повергли нас в шок, так как весь череп оказался треснутым - так растрескиваются иногда спелые арбузы при падении, либо при попытке разрезать их. Такой результат указывал на прямые признаки ушиба головного мозга, причём, тяжёлого и множественного.
               
    Оперировать было бесполезно. Зажимы, после обезболивания, были сняты по одному с прижиганием повреждённых сосудов, раны послойно, после туалета тканей, зашиты наглухо. Больного уложили в палату интенсивной терапии, а затем перевели в реанимационную, ибо состояние его прогрессивно ухудшалось. Появились признаки нарушения деятельности жизненно-важных центров, и пациент вскоре погиб. Ни на работу, ни домой живым в тот злополучный для него день он так и не попал.
               
    Через несколько лет карниз упал в Киеве, отделившись от одного из домов прямо  на Крещатике, и там тоже были жертвы. Как помнит, вероятно, читатель, в «Трансвааль Парке» в Москве тоже что-то подобное отвалилось и в значительно большем масштабе, и с большими человеческими потерями. Примеров много, но ни научному сотруднику, ни членам его семьи от этого легче не стало. Назвать подобное «карой небесной» представляется кощунством, ибо тяжких грехов, способных вызвать её, тот человек не совершал. Разумеется, произошёл непредвиденный трагический случай, и только. Только ли? И почему?

                ***



                29. "всем сестрам по серьгам" 
               
    Разница в возрасте между сёстрами была довольно большая - лет 8-10.  Девочки росли в дружной, хотя и небогатой семье, родители не обременяли себя воспитанием, и претензиями на высокий образовательный уровень дочерей. Судя по ним, опрятность также не входила в число добродетелей этого семейства. Старшая сестричка в детстве перенесла какое-то кожное заболевание, выражавшееся  в шелушении и частичном выпадении волос на отдельных участках кожи головы. Врачи вначале предполагали у девочки банальное грибковое поражение волосяного покрова её, какое бывает у детей, возящихся с дворовыми кошками, собаками, заражаясь от них и друг от друга. Позднее, якобы, остановились на диагнозе «парша».

    Поскольку мази и различные снадобья  для мытья головы и мест поражения оказались не особенно эффективными, девушке провели рентгеновское облучение головы, после чего прогрессирование болезни приостановилось. Безволосые очаги на голове, теперь уже вызванные и облучением, так и остались, что никак не радовало молодую девушку, вызывая стеснительность  и провоцируя комплексы. Выручал, хоть и не полностью избавлял от недовольства  своей  внешностью, парик. Тем не менее, жизнь девушки устроилась.

    Она вышла замуж, родила ребёнка и, до появления жалоб на головную боль,  работала в магазине, постепенно перестав придавать значение недостатку в причёске. Головная боль проходила на время или уменьшалась после приёма таблеток, оттого самой девушкой была отнесена  к разряду тех, на которые часто жаловались знакомые ей женщины, что  обсуждалось ими при встречах и связывалось с обычными житейскими невзгодами.

    Появившиеся и всё более учащавшиеся  эпилептические припадки, а так же  слабость в левой руке, особенно усиливавшаяся после припадка, как гром среди ясного неба, нарушили покой в семье, вызвав тревогу и естественный страх, предшествующий первому обращению к врачу. Людей пугают в особенности эпилептические приступы («падучая болезнь»), так повелось испокон веков. Как оказалось, и в данном случае, нашей пациентке было чего пугаться. Неврологическое и рентгенологическое обследование  дали возможность диагностировать доброкачественную опухоль головного мозга  в теменной области, как раз в том месте, где безволосый участок был наиболее заметен, и где находилось поле облучения рентгеновскими лучами.
               
    Во время проведения операции диагноз подтвердился, и опухоль была удалена полностью, а лабораторное исследование подтвердило её доброкачественный характер. Пациентке назначили профилактическое лечение против возможных приступов, так как даже после удаления опухоли там оставался рубец, способный сам по себе вызывать раздражение мозговой ткани и, как следствие, припадки. Со временем стало известно,   что приступы у больной прекратились, и тогда лекарства отменили. Молодая женщина надолго исчезла из поля нашего зрения, и этот факт служил верным признаком к тому, что с ней всё хорошо.
 
    Спустя некоторое время нам пришлось познакомиться с родной младшей сестрой той самой, успешно излеченной нами, пациентки, и вся история повторилась, правда, с некоторыми вариантами. Девушка обратилась к невропатологам в связи с возникшей слабостью в правой ноге и затруднениями речи. Жалоб на головную боль у неё не было, но, по её словам, ей стало трудно произносить отдельные слова, а часть из них она просто забывала, к тому же не всегда достаточно чётко понимала обращённую к ней речь. Кровяное давление пациентки оказалось нормальным, о склерозе сосудов мозга рано было ещё думать по молодости  лет. Травм не было. Поэтому девушку пролечили по поводу предполагаемого воспаление мозга и его оболочек, возникшего, якобы, после  перенесенной на ногах инфекции.  Лечение, однако, не помогло, симптомы нарастали, и вскоре присоединились судорожные подёргивания в ослабевающих конечностях. Причём, после каждого припадка все явления усиливались, а речь ещё больше затруднялась. Иногда местные припадки переходили в общие судорожные, как и у сестры.

    При консультации нейрохирурга и осмотре головы были обнаружены участки, лишённые волос и рубцовые изменения, оставшиеся, как выяснилось при  расспросе, после перенесённого кожного заболевания и снова же - рентгеновского облучения. Пациентка с трудом поведала печальную историю своей сестры, оперированной нами несколько лет тому назад. Тут же была принесена из архива история болезни старшей сестры и, уже  без всякого сомнения, появилась возможность констатировать встречающуюся  у родственников в медицинских наблюдениях, парность случаев.

    Эти случаи поддерживают одно из предположений о наследственной предрасположенности людей к возникновению опухолей. В то же время нам больше импонировало мнение, что общим отрицательным фактором, вызвавшим развитие опухолей у обеих девочек, было имевшее место рентгеновское облучение головы. Обследование подтвердило все догадки: у сестры имеется такая же опухоль и почти в таком же месте, но только слева, чем и объясняются речевые расстройства, чего не бывает при поражении правого полушария мозга.

    Опухоль у девушки была нами удалена, но, увы, не с таким сиюминутным и благополучным исходом, как некогда у сестры. Больная выписалась с ещё сохранявшимися, но уменьшавшимися речевыми расстройствами, со слабостью в левых конечностях. Приступы повторялись весьма редко и, в основном, после пережитых стрессов, а взрывной несдержанный характер неустроенной в жизни женщины способствовал, их  возникновению.
               
    Как-то неожиданно для всех нас  в клинику явились обе сестрички, чтобы показаться и выразить нам свою благодарность за благополучное исцеление и возвращение их к полноценной жизни. Младшая сестра, состояние которой значительно улучшилось, к этому времени уже тоже нашла своего суженого и вскоре планировала обзавестись ребёнком. Весь персонал, помнивший сестёр и в той или иной степени принимавший участие в их лечении, собрался вместе в кабинете доцента и радовался случившейся встрече. Сёстры считали, что судьба жестоко отнеслась к ним, наделив одинаковыми болезнями, но врачи смогли также одинаково одарить их таким чудесными подарками, как здоровье. И то и другое сёстры получили в своей жизни поровну. Буквально, согласно поговорке: «Всем сестрам по серьгам!».

                ***



                30. Внутричерепные "вулканы"

    Именно так можно назвать внутричерепные  клубки уродливо переплетенных чрезмерно расширенных сосудов, сдавливающих мозг и нарушающих его нормальное кровоснабжение. Нередко разрываясь, они   вызывают внутримозговые кровоизлияния, что приводит к неожиданной и загадочной смерти пациентов, если были своевременно  распознаны при жизни.

   «За подаренную мне жизнь» -  такая надпись выгравирована на крышке настольных часов, стоящих на моём столе и идущих без помех уже более тридцати лет.  Надпись сделала бывшая моя пациентка, а её муж, в книге предложений, добавил от себя благодарность «за спасение жизни матери двоих детей». Я всё помню и высоко ценю этот дорогой для меня подарок.

   Больная, перевезенная машиной скорой помощи из глазного отделения районной больницы, была возбуждена, металась, много и бессвязно говорила и пыталась рассмотреть обстановку и окруживших её медицинских работников непривычным для неё,  очень низким зрением. Глаза женщины были выпучены и широко открыты, создавалось впечатление, что она пытается раскрыть их ещё шире, чтобы лучше видеть. Пациентка выглядела полноватой молодой женщиной, возрастом около сорока лет, с округлым лицом и ярко очерченными чертами, как это бывает у брюнеток. Густую гриву её чёрных вьющихся волос, небрежно собранных на затылке,  перевязывала тесьма. Из-за сильной постоянной головной боли в области затылка, женщине, естественно, было не до причёсывания. Обычные обезболивающие средства боли не утоляли, и надо было срочно снизить ей внутричерепное давление, признаки повышения которого констатировал окулист при осмотре глазного дна. Это-то наблюдение и подтолкнуло местных врачей направить больную к нейрохирургам.
               
   Муж, сопровождавший больную, рассказал, что та раннее страдала периодическим повышением кровяного давления, но цифры были не столь высоки, чтобы применять специальное лечение по этому поводу. Так тогда  решили врачи по месту жительства больной. Однако, заболевание не отступило, а развилось и проявилось у пациентки в виде острого приступа в вагоне поезда, когда она и муж возвращались с детьми с юга, где провели отпуск. Семье повезло в том смысле, что трагедия случилась в тот момент, когда поезд уже подходил к их станции. С трудом добравшись до дома, они всё же вызвали машину скорой помощи, так как головная боль с чувством распирания в затылке усиливалась, к ней присоединилась рвота, и резко снизилось зрение. Спустя небольшое время, пациентка с мужем оказались в больнице.

    Проведенное срочное исследование сосудов головного мозга  позволило выявить огромную гематому («кровяную «опухоль» или сгусток крови) в области затылочной доли, именно этим фактором объяснялось резкое повышение внутричерепного давления и снижение зрения.  Операцию не стали откладывать. Во время её проведения, сразу же после  удаления гематомы,  стала ясна причина кровоизлияния. Ею послужила аневризма головного мозга, по-видимому, врождённая, представлявшая собой клубок уродливых, расширенных извитых сосудов, один из которых и разорвался, возможно, от незначительного напряжения. Аневризма также была удалена.
               
    После операции больная быстро начала поправляться - исчезли головные боли, улучшились поля зрения, ибо затылочная доля больше не была сдавлена. По мере улучшения состояния пациентка возвращалась к жизни, вновь начала следить за собой, аккуратно причёсываться, даже применять косметику, наводя лёгкий макияж, боясь переборщить, поскольку зрение всё ещё было недостаточным, а зеркало было не волшебным. Наконец-то появились улыбки на лицах у всей семьи. Улыбался муж,  смеялись двое очаровательных ребятишек, раннее затравлено смотревших на страдавшую маму, испуганного отца и озабоченных докторов. Все ожидали возвращения здоровой мамы и жены домой.

    Неузнаваемо изменившаяся, помолодевшая и похорошевшая женщина рассказала врачам перед выпиской, что на протяжении нескольких лет до случившегося она иногда, чаще по ночам, в тишине, прослушивала какие-то неясные звуки в голове, напоминавшие шум волчка или завихрения воды, но не придавала этому значения, тем более, что звуки эти были скоропреходящи. Думала иногда, что это шум или звон в ухе и даже спрашивала по обычаю:  «В каком ухе звенит?», смеясь при этом. Очевидно, это был звук, создаваемый током крови, проходящей по сплетениям сосудов аневризмы. Однако такой, чисто субъективный симптом, не вызывал особого беспокойства у здоровой, работящей и лишённой ипохондрии женщины, не давая ей повода обращаться к врачам.
 
    К сожалению, внезапный разрыв неполноценных кровеносных сосудов аневризм, может привести к большим неприятностям и даже к смерти больных. Нашей пациентке повезло в том, что кровоизлияние  - гематом -) захватило не самую опасную для жизни зону мозга, и в том, что успели удалить её, а заодно и аневризму. Повезло и нам, докторам, мы заслужили ещё одну благодарность от  человека «за подаренную ему жизнь». Для врача подобное ценнее всех званий и наград. Часы же с надписью излеченной Галины Рыжковой  продолжают отсчитывать время и хранят память.

    Вспомнилось ещё одно неожиданное совпадение. На свадьбе моего сына среди приглашённых гостей  со стороны невесты и её родни было много незнакомых мне людей. Как выяснилось позже, одной из гостей была именно она, моя пациентка, рассказавшая своей визави, подруге моей жены, что отец жениха – это тот доктор, который её оперировал и спас ей жизнь. Из-за скромности или стеснительности во время торжества она не подошла ко мне, а я её не узнал. Жаль.

    Не так давно, в телевизионной передаче, "непобедимый и один в «Поле чудес» воин", знаменитый  шоумен Леонид Якубович, рассказывал о последних 24 часах жизни Андрея Миронова. Народный любимец и талантливейший актёр фактически скончался от разрыва аневризмы мозговых сосудов  на сцене Рижского театра во время спектакля «Женитьба Фигаро», хотя попытки реанимации продолжались ещё около двух суток. Случайно в это время в Риге находился друг Андрея, видный нейрохирург – профессор Московского института нейрохирургии, Э.И. Кандель, Это ему Владимир Высоцкий посвятил свою песню: «Он был хирургом, даже нейро…».

    На консилиуме с участием профессора,  после осмотра пациента было сделано обоснованное заключение о бессмысленности хирургического вмешательства из-за наличия признаков обширного поражения головного мозга. Тем более, что до вскрытия диагноз наличия аневризмы был только предположительным, но и наиболее вероятным, так как за  9 лет до случившегося Миронов уже перенёс внутричерепное кровоизлияние. Причина его, к сожалению, не была установлена, так как в то время в СССР ещё не были внедрены современные методы диагностики патологии мозговых сосудов - ангиографии, компьютерная томография, да и сам Андрей, в силу неуёмности своего характера, вряд ли согласился бы на какое либо обследование. А без точного места расположения аневризмы или гематомы (внутричерепного кровоизлияния) нейрохирург не может обосновать операцию. Однако, выявление аневризмы до произошедшего её разрыва и её удаление, могло увеличить шансы на спасение жизни. Жаль, не случилось, и великий артист погиб «на скаку», «в седле», «в строю» или как там ещё, благодаря богатству русского языка, подобное можно определить.
 
    Хирургия, как и история, не приемлет сослагательного наклонения, а примеров гибели знаковых людей от не распознанных во время болезней или от недостаточных возможностей  предусмотреть их осложнений, увы, немало. Один из таких примеров - смерть талантливой Нади Рушевой, художницы «от Бога», которая погибла от разрыва аневризмы сосудов мозга, будучи совсем молодой.
               
    Только с одной фразой ведущего передачи  Якубовича согласится ни в коем случае нельзя. Ничтоже сумняшеся, что позволительно во время передачи «Поле чудес», в которой проходят всякие, в том числе и фразеологические чудеса,  ведущий произнёс, что  с наличием аневризмы сосудов мозга, Миронову было вообще противопоказано служить артистом, поскольку, мол, эта профессия сопровождается частыми физическими и психологическими стрессами. Не поспоришь с тем, что разрыв  сосудов аневризмы может быть вызван перенапряжением, но кто, не  зная диагноза, об этом когда задумывался. С другой стороны, если бы знал, то наверняка попытался бы удалить аневризму хирургическим путём. Однако, ни тот, ни другой - ни Андрей Миронов, ни Надя Рушева,  не предали бы профессию и не перестали бы творить, ибо творчество составляло суть их жизней.

    В заключение хочется добавить следующее. Существует точка зрения, что сосудистые врождённые аномалии в головном мозгу ответственны за особую творческую одарённость их носителей, хотя чаще являются причиной тяжёлых болезненных состояний, приводящих к инвалидности или смерти. Выходит, это кому как повезёт в жизни. Только о наличии внутричерепных  дремлющих до поры до времени «вулканов» -- аневризм, лучше узнавать заранее. Для того, чтобы успеть спасти человека до его «извержения» – разрыва аневризмы.

                ***




                31. Народные целители и шарлатаны

                «Дерзость шарлатанов и их печальные успехи,
                как последствия дерзости, дают цену медицине
                и медикам; последние предоставляют умирать,
                а те убивают» 
                (Ж. Лабрюйер)
             
    С некоторых пор я начал рассуждать о том, что и среди шарлатанов бывают "честные" люди, то есть шарлатан может и не ведать, что он обманщик, невежда, мошенник. Подобное утверждение, очевидно, распространялось и на средневековых алхимиков, которые верили в возможность получения золота из других элементов и действовали вполне сознательно, ибо знали, что могут лишиться головы в результате неудачи. Таким образом, я хочу допустить, что существует шарлатанство, вызванное заблуждениями, незнанием, непониманием. В таком случае, в качестве шарлатанов выступают ошибающиеся в своих взглядах люди, и они виноваты только в том, что выдают своё незнание за истину и практикуют, обманывая легковерных и сомневающихся. Смею думать однако, что они, в основном, люди неглупые, а порой достаточно образованные и дипломированные специалисты. Посему верится с трудом, что Кашпировский в своих сеансах тотального внушения или Чумак, размахивающий руками в момент т.н. "энергетической подзарядки" людей, фотографий или воды, осознают, что дурят людей. К таким же намеренным вредителям смело отнесу и пообещавшего воскресить мертвецов – Гробового. Ничего не скажешь, фамилия ему досталась подходящая.

    Удивительно, сколько людей верят астрологам, среди которых наличествуют весьма солидные, чуть ли не учёные мужи, сопоставляющие,  иной раз довольно удачно, математически выверенный порядок движения небесных тел со случайными совпадениями жизненных ситуаций или характеристик человека. Тут же пришла на ум широко в своё время разрекламированная целительница Джуна, являющаяся рыцарем и кавалером всяческих наград и регалий. Сколько таких перебывало на памяти замученного шальными обвалами и переменами в стране, советского человека! Особенно опасны  все эти «авторитетные» личности, являющиеся для многих разуверившихся, но питающих надежду больных, как ни крути, шарлатанами, когда они рядятся в тогу целителей и пытаются лечить людей по-своему или советуют, когда и как правильно лечиться у врачей, вынося резюме, стоит ли вообще у них лечиться. В случае, если, по их неоспоримому мнению, стоит делать предложенную хирургами операцию, то именно они должны определить время, либо же решить, что, возможно, есть резон обойтись и без хирургического вмешательства. Именно о таком криминальном, по своей сути, событии и пойдёт мой рассказ, врезавшийся в мою память навсегда...

    Десятилетний мальчик  был привезен папой - физиком одного из Научно-исследовательских институтов  и мамой - учительницей в клинику нейрохирургии с подозрением на опухоль головного мозга. На первый взгляд, это была нормальная, живущая в большом городе, семья образованных людей. Мальчик - тщедушный, светловолосый и курносый, со страдальческим выражением лица из-за частых приступов головной боли, двоения в глазах, нарушений равновесия и координации тонких движений в пальцах рук, казался несколько испуганным и странно держал голову - с наклоном вперёд и в одну сторону.
 
    Проведенное обследование в течение одного - двух дней позволило подтвердить диагноз и уточнить расположение опухоли в пределах черепа и мозга, и даже предположить её характер. Опухоль была доброкачественная, в мозг не прорастала, а только сдавливала и смещала соседние структуры, что затрудняло прохождение мозговой жидкости в желудочках мозга. Доктора предложили немедленную операцию, поскольку опухоль могла закупорить ток жидкости, ещё больше сдавить мозг и привести к смертельному исходу. Всё, что возможно, было ими объяснено высокообразованным родителям. Однако, родителей не устраивало отсутствие гарантии на положительный стопроцентный исход операции, и они решили повременить и попробовать полечиться у экстрасенса...
   
    Очевидно, кто-то уже раньше подал им эту мысль, и несчастные родители за неё ухватились, как за последнюю надежду. Сколько сил, эмоций и аргументов было всеми нами потрачено и вложено в их души и уши! Но взрослые, умные, образованные люди просто не понимали нас и не поверили ни уговорам, ни в открытую произнесённым словам о смертельной угрозе из-за промедления с операцией. По нашей просьбе родители всё-таки пригласили ту самую даму-экстрасенса в клинику для "очной ставки" и для обмена мнениями.

    Хорошо помню эту сцену: опираясь спиной о спинку кровати и сложив руки на груди, стояла перед нами, врачами, в наполеоновской позе эта худосочная, мелкая, невзрачная  женщина без всяких признаков харизматической личности. Этакая серая мышка. Мимо подобных мужчины проходят, не проявляя никакого любопытства. Доктора предъявили её вниманию томограмму мозга (компьютерное рентген-исследование) мальчика, на которой совершенно чётко и, даже для не медицинского глаза, хорошо просматривалась опухоль с очерченными границами. "Вижу"- произнесла целительница и, ничтоже сумняшеся, добавила: "я его вылечу!" К моему великому сожалению, испытывая бессильную злобу и ненависть к этой бабе, в споре с которой я был абсолютно прав, я не мог ни послать её подальше, ни ударить, ни вышвырнуть из клиники, ни, наконец, убить! Несчастного парнишку увезли...

    Через год или около того родители, от которых, как говорят, "осталась половина" привезли и внесли на носилках полуживого ребёнка с нарушениями глотания, речи, зрения. Не говорю уже о его почти полной неподвижности и нарушении координации оставшихся движений. Опухоль располагалась ещё ближе к жизненно-важным центрам, и удаление её с благоприятным исходом уже относилось к «смертельному риску» для пациента и к равнозначному же «трюку» для хирурга, от чего последний, памятуя начало истории, был в праве и отказаться. С другой стороны, оставалась единственная и последняя возможность попытаться спасти мальчика, учитывая доброкачественный характер опухоли и возраст пациента. Тем более, что несчастные папа и мама, стоя на коленях, пытались, буквально, целовать полы халата, испытывая тяжкое раскаяние, стыд и несправедливость по отношению к врачам, которые были готовы помочь их ребёнку сразу же, когда они только появились в клинике год тому назад...

    Сказать, что операция была неимоверно тяжёлой, как для хирурга, так и для анестезиолога и, несомненно, для пациента, хотя тот и находился под наркозом, это значит не сказать ничего. Таких больных чаще не оперируют, а если оперируют, то с большими потерями, почти "на авось". К счастью, мальчик выжил, пройдя вместе с нами тяжелейший период реанимации и восстановительного лечения, но остался тяжёлым инвалидом. Персонал и родители просто выложились, чтобы спасти мальчонку.

    Необходимо было одновременно доказать, что медицина традиционная - это главная медицинская специальность. Экстрасенсы же и прочие шарлатаны от медицины, могут  помогать только тем, у кого не опухоль мозга, к примеру, не органические а обратимые физиологические нарушения - депрессия, расстройство нервной системы, всяческие дистонии, обусловленные перенесенными заболеваниями, жизненными невзгодами, сексуальными проблемами, излишней эмоциональностью и т.п. Однако и в этих случаях пытаться лечить обратившегося за помощью человека можно только после того, как профессиональный врач - специалист исключит другую причину страдания больного.

    Не могу не привести аналогичный случай, который я наблюдал в нейрохирургической клинике, уже в Израиле. Больному была назначена операция по поводу,  на сей раз злокачественной и быстро растущей,  опухоли мозга, но родственники, будучи людьми верующими, решили вначале посоветоваться с равом (раввином), который бы установил сроки и время проведения операции... Пришлось убедиться, что время, отпущенное для единоборства опухоли с мозговой тканью никто - ни Б-г (в Израиле имя Творца полностью не пишется), ни рав, даже самый авторитетный, не могут предопределить. Один только врач-специалист знает, что шансы с каждым днём уменьшаются, и что можно опоздать, сократив тем самым срок  жизни пациента. Никакой рав, не имеющий медицинского образования, равно как и никто другой, не должен вмешиваться в узкоспециальные вопросы показаний и сроков оперативного лечения больных, неспециалистам также желательно воздерживаться от каких-либо советов  по этому поводу.

    Разумеется, я не вправе судить, кто среди массы народных целителей, переехавших в Израиль вместе с большой алиёй (репатриацией) из стран СНГ, является добросовестным народным целителем больных, а кто является шарлатаном. Однако, в первую очередь я отнёс бы к ним тех, кто «лечит» от всех или почти от всех болезней, не забывая причислить и тех, при которых "снимают порчу и сглаз". Хотелось бы, чтобы такого рода целители в кавычках сами поскорей исчезли с глаз долой.

    Другой пример с вмешательством "авторитетного" народного целителя в традиционную медицину может привести к отсрочке показанной во время операции и с развитием в последующем таких осложнений, которые и операцией не исправить. У молодой женщины, спортсменки, обратившейся к нейрохирургам с типичной картиной заболевания,  врачи заподозрили возможное выпадении межпозвонкового диска или опухоль, требующих дополнительного обследования и возможной операции. Однако, слова специалиста не убедили больную и её супруга и они покинули клинику, отправившись к "общепризнанному" авторитету в области патологии позвоночника, доктору  Касьяну, в село Кобыляки Полтавской области Украины. На прощание мы их предупредили о том, что они могут потерять время и запустить болезнь, но они ушли...

    Кавычки, которыми я выделил слово "общепризнанный", подчёркивало мою борьбу с этим авторитетом все годы, когда я работал нейрохирургом в Донбассе. И сейчас он, возможно, жив и успешно практикует в том же селе, и сейчас, возможно, к нему ещё течёт днём и ночью толпа страждущих. Народный целитель, отмеченный наградами и дипломами, описанный в сотнях газет и журналов, авторитет которого поддерживает решение Учёного Совета Полтавского мединститута, а может быть и других центров. Он, возможно, действительно хороший физиотерапевт, манипулятор, массажист – в общем, как писал Марти Ларни – хиропрактик. Но он должен принимать только таких пациентов, у которых врачи - невропатологи, нейрохирурги, травматологи и ортопеды специальными методами исключили ту патологию, которую в условиях Кобыляк и одними руками распознать невозможно. А уж тогда, пожалуйста, лечи, вправляй, мни, массируй и поглаживай кого и сколько влезет... То есть, не нарушай главную заповедь врача, сформулированную ещё Гиппократом: Не вреди!
 
    Я в своё время написал о методах лечения Касьяна отрицательную статью с анализом историй болезни некоторых его пациентов, которых я впоследствии оперировал. В ответ  мне прислали выписку из решения Учёного Совета и копию  письма с благодарностью ему от имени пожилой женщины моей коллеги - врача терапевта, которой Касьян помог избавиться от болей, вызванных отложением солей в позвоночнике. Я был рад за неё, ведь ей помогли массаж и мануальная терапия, успешно проведенные в Кобыляках. Но я ведь не об этом писал...

    После курса "лечения" у Касьяна мне пришлось оперировать запущенные и давно выпавшие диски, вызвавшие уже к тому времени осложнения со стороны ног или функций отправления естественных надобностей. Эти пациенты возвращались ко мне, опустив глаза, в которых я читал мольбу о помощи, если ещё не поздно. И многим я помог. Но помочь нашей пациентке-спортсменке, к великому моему сожалению, мы уже не смогли, так как у неё оказалась озлокачествившаяся опухоль спинного мозга...Время было упущено из-за неверия врачам и магического влияния авторитета и слухов о народных целителях разного толка и пошиба: от шарлатанов до заблуждающихся приверженцев нетрадиционной медицины.

    Ещё один пример вредного влияния неродного целителя и одновременно шарлатана на здоровье обречённого молодого парня, дважды оперированного по поводу злокачественной опухоли спинного мозга. Узнав о бесперспективности дальнейшего лечения, несчастная мать молодого парня, успешного археолога, занимавшегося раскопами в Крыму в поисках фибул –приколок, оставшихся с древних времён в могильниках,  ринулась, очертя голову, в омут «нового метода» лечения введением в организм солей тяжёлых металлов, разработанным якобы очередным спасителем онкологических больных в виде панацеи. Отчаяние и желание спасти сына затмили её разум. Она видела, как страдает её сын от побочных признаков действия всех этих методов и средств, но с завидным упорством продолжала лечить его у сомнительных целителей с дипломами и регалиями, тратя последние средства семьи. Ни мы, ни муж, отец нашего пациента, полковник, трезво принявший и понявший бесперспективность лечения у так называемого «народного целителя» из Москвы, не могли её остановить. А парню, в его бессилии сопротивляться маминой убежденности в правоте её действий. сохранявшему тоже слабую надежду на чудо, чтобы выздороветь любой ценой и вернуться в поле, к своим раскопкам, ничего другого не оставалось, как страдать от «лечения». Он был доведен до крайности. Был отравлен препаратами, которые применял последний московский целитель и погиб быстрее, чем мог умереть от опухоли. Мать была на грани помешательства и превратилась в старуху.

    А теперь бы мне хотелось сказать несколько слов не о шарлатане, а об авантюристе в положительном смысле этого слова, и своеобразном «народном целителе» сделавшему много хорошего для своих последователей и единомышленников – пациентов, но не признающем медицинской ошибки, поднятой им на щит ради своего успеха. Чтобы стало понятнее, послушайте мой рассказ о нём.
               
    Валентит Дикуль - один из самых сильных людей планеты, превосходный цирковой артист, тяжелоатлет милостью божьей! Что ещё нужно знаменитому человеку, обласканному славой, званиями, наградами? Ан, нет! Нужна была ещё легенда о прекрасном исцелении, обретённом благодаря силе воли, новому искусству  борьбы с неизлечимым ранее недугом, создание ноу-хау, школы, центра по признанной и в СССР, в странах СНГ, и многих бывших странах неродной демократии методике выздоровления спинальников – людей, перенесших травму позвоночника и спинного мозга с развившимися в результате параличами конечностей. Были привлечены немалые средства государственные и спонсорские.

    И новая сказка вошла в анналы отечественной медицины, в различного рода публикации, в  СМИ. И потянулись к Дикулю страдальцы со всей страны и даже из-за рубежа. Как к Святому Иоргену. За исцелением. За чудом. Но чудес на свете не бывает! У Валентина Дикуля не было анатомического повреждения спинного мозга. Был его ушиб, без анатомического повреждения волокон и клеток, отёком, нарушением кровообращения, временным анабиозом, то есть обратимыми изменениями, и поэтому он выздоровел. И я это утверждаю и попытаюсь ещё раз это объяснить.

    К сожалению, на сегодняшний день никому в мире не удалось добиться восстановления целости повреждённого спинного мозга – этого главного кабеля нашего тела. Нет на земле ни одного человека, у которого восстановились движения в конечностях, если был анатомический перерыв, разрыв, размозжение структур спинного мозга. И все счастливцы, вроде Валентина Дикуля, встали на ноги только потому, что у них было частичное, неполное повреждение в виде сдавления, ушиба или сотрясения вещества спинного мозга. Т.е. структура была сохранена, а проявления этих видов повреждений спинного мозга  вначале может быть таким же, как и при полном его перерыве за счёт отёка, временного нарушения кровообращения. Кто не знает, что значит «отсидеть» ногу или «отлежать» руку да так, что потом не сразу восстанавливаются чувствительность и движения в них. Но через краткое время ( у всех по разному) всё проходит и до следующего раза об этом инциденте забывают. А при травме спинного мозга тоже может наступить временное нарушение проводимости, т.е. функции его, но значительно более длительное, ибо тут не «отсидел», а ударил и присоединился ещё отёк и нарушения кровообращения. Но благодаря лечению это всё может восстановиться, если не было повреждения структуры, тканей спинного мозга, т.е. они не были разорваны, размозжены, передавлены окончательно. Я думаю, что читатель, даже не медик, меня понял, Во всяком случае я старался рассказать и объяснит всё досконально. То есть, повторяю,  функция спинного мозга  при некоторых повреждениях может быть восстановлена у части больных через более или менее длительный промежуток времени. И в зависимости от тяжести ушиба или длительности сдавления или ушиба, сотрясения  его, от вовремя начатого и полноценности  проводимого лечения, от индивидуальных особенностей пострадавшего, его физического состояния, воли, желания помочь врачам и себе. Последнего у нашего героя было вдоволь и он помог и врачам и себе.

    Если бы такое чудо, как восстановление функции повреждённого анатомически спинного мозга было возможным, то на земном шаре был бы не один Дикуль. И такие «великие целители», как Кашпировский и Чумак могли бы тоже похвалиться их выздоровлением. К сожалению, чудеса пытаются порой представить и врачи специалисты невропатологи, ортопеды-травматологи и даже некоторые нейрохирурги.
Так, некогда на научной конференции в Донецке профессор-невропатолог из Москвы, некая  госпожа Транквилитати демонстрировала бывших парализованных пациентов с признаками восстановления у них движений в ногах после применения разработанной ею методики лечения. Но на ехидный вопрос донецких нейрохирургов, имевших наибольший в Союзе опыт лечения таких больных: А доказано ли было на операции видимое повреждение спинного мозга? - ответа не нашла, так как его не было, ибо даже при операции на позвоночнике по поводу его перелома, оболочки спинного мозга не  вскрывались и спинной мозг не осматривался. Значит, утверждать, что имело место полное анатомическое структурное повреждение спинного мозга не было достаточных оснований. Возможно, был ушиб его, вызвавший аналогичную симтоматику. Отсюда и «чудесное» восстановление.
               
    Такой же научной нечистоплотностью отличались выводы профессора Юмашева, ортопеда-травматолога из Москвы, вшивавшего участки нервов вместо повреждённого спинного мозга, но не показавшего ни одного ходячего после этого больного, только сидячего. Так наши спинальники (больные с повреждением спинного мозга, с параличами) все сидели и без «чудо - операций». Даже известный нейрохирург, профессор Лифшиц, не смог удержаться, выдавая желаемое за действительное, когда восстановление отдельных волоконец спинного мозга под воздействием предложенной им новой методики, не вышедшей ещё из стадии эксперимента, было провозглашено очередной панацеей.
 
    Молчат зарубежные всемирно известные, богатейшие центры по лечению больных с повреждениями спинного мозга, среди которых немало и миллионеров. Их параличи компенсируются автоматами-колясками, роботами, различной другой электроникой. Нет ещё сегодня претендента на золотой памятник тому врачу или учёному, в честь которого, говорят, он будет воздвигнут. И это будет тот врач, который сможет восстановить повреждённый спинной мозг и восстановить его функцию, проводимость!, т.е. избавит человека от параличей в конечностях. И  излеченный счастливец тоже, как Валентин Дикуль сможет поднимать машины на арене цирка.
               
    Мне хотелось бы узнать, верил ли сам Дикуль в то, что проповедовал. Ведь он не врач и мог заблуждаться. Либо он силач - авантюрист и использовал легенду и для себя и для той, несомненно большой помощи спинальникам, которую оказывал, внушая им мысль о важности силы воли в преодолении недуга и помогая им всеми видами физиотерапии и лечебной физкультуры в своём Центре. Надежда даёт им силы и за это можно сказать большое  спасибо авантюристу в хорошем смысле этого слова, Валентину Дикулю.  Хотя: -  «Прав Платон, но истина всё же дороже». В конце своих рассуждений и размышлений мне хочется сказать, что народные целители могут и даже должны помогать врачам традиционной медицины в лечении больных и пострадавших, но не подменять их, а шарлатанам вообще нет места в лечении человеческих недугов.

                ***



                32. "Красота требует жертв" 

    Пластическая  хирургия возникла, как совокупность способов восстановления утраченных органов или частей его, а иногда в попытках его замены. И лишь во второй половине прошлого века пластические хирурги решились начать улучшать человека,  исправлять ошибки природы, изменять неугодное данному индивидууму, создавать красоту, наконец. И прогрессируют в поисках методов улучшения, восстановления, создания красоты вместе с искателем её, т.е. вместе со здоровым пациентом клиник косметической или эстетической пластической хирургии.  Такие клиники или кабинеты, даже институты, размножаются в геометрической прогрессии по всему земному шару.

    И качают денежки не хуже нефтяных фонтанов. Ибо слаб человек по своей природе, утверждают святоши и многие психологи, знатоки человеческих душ. И склонны они, искатели красоты, потратить кое-что из своих запасов, чтобы воссоздать  из себя Апполона, Венеру или хотя бы мисс красоту какой-нибудь Тьмутаракани.  Этому способствовали прогресс науки, появления новых  методов пластики, создание безвредных материалов  и идеального инструментария, рост мастерства хирургов.  В стремлении человека улучшить собственные черты, физические качества и достичь совершенства в своём облике, сыграла свою роль, конечно, и реклама. Если это смог/ смогла сделать А  или Б, то почему не смогу сделать то же и я? Чем я хуже? И пошло поехало!

    Пересадка волос, подтяжки век, кожи лица, шеи, исправление губ, улучшение формы носа. Пластика груди, удаление лишнего жира на животе, ягодицах, бёдрах путём липосакции.. Можно ещё упомянуть удлинение  полового члена, изменение пола, наконец! Это далеко не полный, но самый ходовой список сегодняшних операций пластических хирургов.

    Ни одна перечисленная операция не относится  ни к  неотложным, ни к срочным. Ни к одной из них нет жизненных показаний. Все эти люди могут без этих операций обойтись и более или менее удачно, а, может быть, и счастливо прожить свой век. Но у них появилась альтернатива и знание этого не даёт покоя. Особенно тем, у которых есть «свои тараканы» в голове. Они считают, что их недостатки являются причинами жизненных неудач. Другие - хотят быть ещё лучше, ещё красивее. И идут на риск и приносят свои жертвы на алтарь красоты. Ибо нет операций без риска, как и нет предела красоте и совершенству.

    Как не пройти мимо двух неудач хирургов «Лазерного центра», что в городе Самаре, желавших помочь стать ещё красивее двум очаровательным пациенткам, о чём поведали российские СМИ. У 30-летней Елены Сушиной двумя неудачами окончилась коррекция груди из-за расхождения сильно натянутых швов. Ещё более трагична история находившейся  много времени в коме вице-мисс России – 99 Екатерины Суминой, госпитализированной для удаления излишков жира, у которой не была проверена чувствительность к новокаину перед простейшей операцией. Аллергическая реакция привела к тяжелейшим осложнениям, угрожавшим её жизни.

    Проработав 4 года в частной клинике пластической хирургии всего лишь дежурным врачом, имея 40-летний опыт нейрохирурга за плечами, я насмотрелся на этих здоровых пациентов, порадовался за многих, посочувствовал некоторым, даже посмеялся в единичных случаях над человеческой глупостью. И приобрёл опыт. И могу рассказать и поразмыслить, но никому никаких советов давать не собираюсь.
 
    Нос – самая выдающаяся часть человеческого лица. Он может быть курносым или – «картошкой». Красив прямой римский нос с чуть элегантно выгнутой спинкой. Бывает не нос, а кнопочка. Иногда он так вздёрнут, что зияют только ноздри. Но бывают  такие, что и носом не называются, а «шнобели», «рубильники», «паяльники», «носопыры». Иногда  это результат травмы. Особенно у боксёров. Не так обидно. Но невыносимо иметь врождённо испорченный нос, даже если всему виной только искривленная носовая перегородка. И особенно вредно иметь такой нос еврею, так как он почему то стал им же и приписываться, как типичная черта всех евреев, хотя никакой наукой это не доказано и «рубильники – паяльники» украшают  носы  и православных, и католиков, и  славян, и арабов, и, огромного числа просто  антисемитов. Не все, но некоторые всё же  стремятся при малейшей возможности от такого носа избавиться. А особенно еврейские девушки. Хотя некоторые из них и с дооперационным носиком смотрелись весьма соблазнительно. Сколько будет стоить? -Деньги вперёд!

    В клинике исправлялись носы поточным методом по несколько операций в день. Не могу сказать, что пациенты не страдали от боли. Кто больше и дольше, кто меньше и короче, но жертву приносили все. И по мере уменьшения болей требовали зеркало, чтобы увидеть себя красивее, чем они же, когда шли к жертвеннику, т.е. к операционному столу. Поток пациентов, стремившихся исправить форму своих неудачных носиков пополнялся за счёт привлечения удачно прооперированными своих знакомых, родственников, соседей. И вели они их, разумеется, к тому врачу, который их оперировал. Но стоило дать осечку, т.е. не угодить новой формой носа, то вся это потенциальная клиентура уже никогда не обратится к нему. Не беда. Придут клиенты за другим, удачно прооперированным пациентом. Либо с рекламой в руках.

    Другим объектом надежд и стремлений пациенток является женская грудь, ибо некоторые из них бывают недовольны их формой, величиной, симметричностью, плотностью. Грудь  призвана не только вскармливать дитя. Для этой цели любая грудь подходит. Было б молоко, а «тара» сойдёт любая. Грудь, соблазняющая  и сводящая с ума мужчин всех времён, стран, рас и возраста, начиная с … (кого, когда - не счесть). Воспетая всеми поэтами, начиная с «Песнь песней» царя Соломона. Работы всех  кутюрье над декольте и лифчиками, должна обеспечить максимальную  открытость груди при закрытии какой-то части её. Видимость груди является признаком принадлежности к женскому полу при современной интерсексуальной одежде и причёске.  Небольшая грудь помогла гусару-девице (Голубкиной) скрыться от глаз Кутузова, а большая гротескная - обеспечить Сердючке  убедительность женского образа актёра Данилко.

    Сколько слёз и страданий вызывают всякие несовершенства, с точки зрения хозяйки, качества её груди и желание обладать другой, более соблазнительной, более красивой. Чтобы решить проблемы неудачниц, чтобы одеться по-моднее, чтобы ходить без лифчика, чтобы загорать топлес. И пр., и пр. Иногда это просто идея фикс, свой «таракан»… И приходит новая пациентка. И начинаются обсуждения, компьютерные построения и изображения, чтобы понять желания заказчицы. Больше, меньше? Выше, ниже? Правую грудь увеличить,  левую - уменьшить, либо наоборот? Опустить, приподнять, уплотнить? Какой фирмы силикон? Какой объём протеза? Какой разрез для введения протеза? Под грудью или через сосок? - Но деньги вперёд!
               
    Что вам сказать? Новая грудь смотрится отлично. Рубец почти незаметен. А на ощупь, если не знать или ты не врач, можно и не определить. Но я ведь врач, да ещё хирург. Помню, попав первый раз в стриптиз-бар в Америке в городе Нашвилл, я, невольно, рассматривая соблазнительные груди девиц, всё же ловил  себя на мысли, что пытаюсь определить, какая это грудь. Хотелось потрогать (не только с вышеозначенной целью, конечно), но в стриптиз-баре это запрещено. А зачем узнавать мужчинам такие детали. Ведь это такая же косметическая манипуляция, как и макияж, как одежда. Обманываться лучше, чем копаться  в деталях. Снова вспомним  Пушкина: «Вам обмануть меня не трудно: я сам обманываться рад».

    Случаев раздавливания протеза в пылу страсти не было, вот прокол был. При попытке снять занавес или портьеру, упал карниз и острым гвоздиком или крючком, по закону подлости, угодил женщине  прямёхонько во вновь приобретённую (за приличные деньги!) грудь. Она  вытекла и уменьшилась, вернее, исчезла, как объёмное образование. Помочь горю бывшей пациентки смогли повторной операцией, естественно,... за пол цены. Был ещё эпизод, когда клиентка просто передумала и попросила поменять ей протезы на большие. И угомонилась. Будь эти операции подешевле, возможно, пациентов было бы поболее. Но, оторвёмся от груди…
               
    Ожирение! Целлюлит! Это конечно не чума прошлых веков и  не СПИД новых. Но это головная боль склонных к полноте девушек и женщин, устроенных и не очень, удачливых и наоборот. Этот треклятый жир откладывается, где ему заблагорассудится. То на бёдрах, то в виде галифе, то на животе, боках, ягодицах. А то и повсюду, превращая тело в расплывчатую, плохо контурирующуюся фигуру, особенно в положении лёжа. Одежда, её покрой и расцветка, конечно насколько можно скрывают  избыток тела, но ведь хочется и раздеться. Конечно, любят и толстых и тех, у кого не идеальная фигура. Прекрасно себя чувствуют и солистки ансамбля толстушек, созданный очаровательной и сексапильной певицей, женщиной в теле, Ириной Отиевой. Либо участницы и победительница нового мирового конкурса толстых женщин, а также невесты одного из африканских королей, выбирающих лучшую по этому признаку. Но некоторые хотят всё же  расстаться с излишками жира и приходят в клинику. И приносят себя в жертву на алтарь будущей красоты, перенося порой нелёгкие операции и испытывая боли и дискомфорт после них.

    Эх, если бы помогали физкультура, тренажёры, фитнес - клубы, массаж, диеты, голод, наконец, то кто бы пошёл к хирургу. Но хирург сделает быстрее и результат уже завтра, а голодать надо долго, а диету соблюдать надоедает, а физкультуре мешает лень, а массаж и фитнес -клуб – дороговато. И надо ещё помнить о том, что есть конституция и наследственность, а против них ничего не поможет, кроме ножа. Правда, нож заменяют сегодня растворители жиров и трубки, отсасывающие его через небольшие надрезы кожи.

    Невозможно забыть, как много лет тому назад ещё студентом, я был свидетелем гибели пациента, страдавшего огромным ожирением в области живота. По - старинке, жир был удалён хирургическим путём вместе с частью кожи живота. Вся эта пугающая масса была вынесена из операционной в огромном тазу, но столь тяжёлую травму не вынес организм и пациент умер. Таких методов сегодня уже не существует. Но устранение избытков жира не есть избавление от причин его отложения. И оставшаяся причина может вызывать и возврат его и привести к повторной операции. К сожалению, гарантий хирургия не даёт, как и вся медицина. - А деньги вперёд!

    Но, если повезёт, то вчерашняя клиентка, здоровая пациентка клиники пластической хирургии, приобретает  обольстительную желаемую фигуру, перестаёт комплексовать, стесняться, носит открытые платья и мини-юбки, обнажает, согласно моде, живот и живёт полноценной жизнью.

    Помню двух очаровательных сестёр - близняшек. У обеих были жировые отложения в виде «галифе», что нисколько не уменьшало их женственности и обаяние. Обе замужем и уже матери, но у обеих завелись «тараканы» и они решили избавиться от своих «ужасных» недостатков. Одна в Израиле, а вторая в Одессе. Каждая была довольна результатами, но уплатили они в разной валюте, что только  можно было и стоило сравнивать.
 
    Большее впечатление оставила у меня трагикомическая картина, иллюстрировавшая одновременно любовь и страдания у порога двери операционной. Молодая девушка, заплывшая жиром в полном смысле этого слова, распластавшись на животе, лежала на каталке, оказавшейся узковатой для её тела, как и операционный стол. Кожно-жировые складки свисали по краям каталки и стола. Её готовили к операции. Над ней  склонился, беспрерывно целуя её, такой - же молодой сухопарый,  тщедушный парень, приговаривая, что-то ласково-успокаивающее на иврите.  Как перевели мне медсёстры, он говорил,  что любит её, и что будет любить её  всегда и, что, может быть, не стоит делать эту болезненную процедуру. Но она, вся в слезах, жалея себя и  страшась операции, боролась с желанием послушаться его и встать со стола. Но нашла в себе силы и не отказалась от попытки избавиться от угнетающего её избытка жира, желая приобрести более нормальное тело. Килограммы удалённого жира слегка уменьшили габариты девушки. Ей казалось, что фигура стала лучше, а парень убеждал её все дни после операции, что, как и прежде, лучше её никого на всём белом свете нет и быть не может. И что операция помогла  ей на все  сто процентов…

    Большая часть пациенток были удовлетворены результатами операций. Были и недовольные. Но те, которые смогли довольствоваться малым, и которым помогло самовнушение или правильное отношение друга или мужа, приводили для операций друзей по «несчастью» (с общей для них проблемой).

    Если к описанным пластическим операциям можно относиться двояко, понимая пациентов, согласившихся на операцию, и допуская отказ от неё другой части, то хочется остановиться ещё на двух операциях, отношение к которым у меня абсолютно отрицательное. Хотя и не следует забывать о том, что нет пророков в любом отечестве. Это касается операции по удлинению полового члена и пересадке волос.

    Как следует из простонародной грубоватой мудрости, что «не в длине дело, а надо действовать умело», то с этим спорить не следует. Но у некоторой категории мужчин заводится и такой «таракан» в голове. И не даёт покоя. Они считают, что для того, чтобы стать неотразимым и умелым «мачо» им не достаёт длины, ширины, шероховатости, усиков, или шариков в этом самом органе. Они и пытаются обзавестись этим набором. То ли при помощи различных ухищрений в виде, дополнительных прибамбасов на презервативах, то ли  кустарно, вшивая пластмассовый шарики в крайнюю плоть, то ли  в современной клинике пластической хирургии, где производится из перечисленного набора, только удлинение полового члена. Всего – то на 2 – 3 см. Да и то по измерению хирурга, чему я был неоднократным свидетелем, присутствуя на операциях. В то же время, кажущиеся недостатки величины и ширины, соприкасающихся при контактах органов, могут полностью компенсироваться взаимным чувством любви и желания половых партнёров, не зависящих от габаритов органов совокупления.
               
    Так же я отношусь к стремлению считать довлеющим мужским достоинством наличие максимального количества волос на голове. И платить бешеные деньги за пересадку их с одного места на другое. А кто сказал, что лысина это уродство? Мой отец был лысым с 29 лет и считался интересным мужчиной. И Ильич от большого ума и грандиозности планов полысел, что не помешало ему возглавить октябрьский переворот. А разве есть недостатки у Аркана Карива с его блестящей лысиной? А обаятельный толстячок, основатель «Кинотавра» Марк Рудинштейн, не будь лысым, не был бы столь же симпатичным и умным. Говорят, что лысые мужчины сильны в сексуальном плане. А у пациентов клиник пластической хирургии только появились залысины, как они тут же бегут в ужасе за помощью и распахивают бумажники или на бегу выписывают чеки для оплаты пересадки волос. - Ибо деньги вперёд!

    Возможно, их толкают на это их возлюбленные или у соперников лучше причёски. Тогда, при чём здесь любовь? Или наличие волос так уж важно. Главные достоинства мужчин в голове, а не на голове. Операция по пересадке волос с лоскута, взятого на загривке в количестве примерно 2000 штук (это минимум для того, чтобы увидеть эффект, длится под местным обезболиванием около  6 -8 часов. Ведь надо каждый волосик вместе с его корешком (луковицей) выделить, поместить в специальный шприц и всадить (как рассаду по весне квадратно-гнездовым способом), в места на лбу, виске или темени, где волос нет или их очень немного. Приживутся процентов  в лучшем случае 80, а то и меньше. Но причина облысения остаётся не устранённой! Можно будет добавить в другой раз, но тоже не даром. А стоит ли? А может «таракан» того не стоит?
 
    И последнее. Ну, не узнаю я порой весёлую улыбчивую актрису  Татьяну Догилеву и с трудом вспоминаю лицо моего кумира молодости Елены Прокловой. Что за губы у них? Какие – то  рыбьи, а у нашей всеобщей любимицы Людмилы Гурченко – вообще не рот, а как кто-то пошутил – «куриная попка». И самое трагичное – это исчезновение миндалевидного разреза глаз очаровательной  Анастасии Вертинской. Как пишет врач-косметолог элитарной частной клиники столицы Вера Круглова, «Благороднейшая красота Анастасии ушла. Её нет». С трудом спасли от инфекционных осложнений нашу звезду Аллу Пугачёву. Не могла похвалиться результатами пластической операции и телеведущая Оксана Пушкина. Есть и отличные результаты и примеры, начиная с Эдиты Пьехи, ставшей красивее нежели в молодости, прекрасны результаты операции у Веры Алентовой. Раз на раз не приходится, но попытки сохранить красоту и молодость с помощью хирургического ножа или шприца со специальным веществом – всегда риск, ибо «красота требует жертв. Но актрисы хотят продлить свою профессиональную жизнь…

    Попытки сохранить красоту и молодость с помощью хирургического ножа или шприца со специальным веществом путём подтягивания век, кожи лица, изменения полноты и формы губ и других операций  – всегда риск. Но некоторые стареющие женщины, особенно публичных профессий (актрисы, телеведущие) надеются таким путём  продлить свою профессиональную жизнь. Смотришь после таких операций на лица выписывающихся пациенток, а их, порой, по обличью не возможно  узнать. А другие, действительно, выигрывают и становятся краше.
 
    Таково моё личное отношение к некоторым пластическим операциям. И не обязательное ни для кого. Без каких – либо советов и рекомендаций.  «Каждый выбирает для себя…». И взвешивает все за и против. Я наблюдал, вспомнил и
рассказал.
                ***



                33. Сомнительное предложение 

    Включаю поутру отдохнувший за ночь компьютер, открываю  электронную  почту - Email или, как мы привыкли, -   «Емелю», в надежде на интересные письма, приветы, предложения юмористические рассказы, фотографии. Да разве всё перечислишь, что там может тебя ожидать? Мы все уже привыкли к борьбе с перхотью, которой у большинства читателей её и в помине не бывает... Мы уже забыли как наши дети росли и всё делали в пелёнки, а теперь памперсы носят даже домашние маленькие обезьянки... А прокладки стали притчей во языцех и для мужчин и для женщин, тем более, что это многозначное слово необходимо учитывать при работе механизмов для уплотнения...
 
    Всё это изрядно надоедает, хотя  всё необходимо и привычно. Но прогресс не останавливается и прекрасные новые грудные железы, не отличаемые от естественных ни на вид, ни на ощупь, днём и ночью, преследуют в рекламе тех, кому это нужно и кому нет... А пересадка волос для того, чтобы быть мачо, а не молодцом с залысинами... И т.д.
 
    И вдруг читаешь неожиданное и несомненно спорное или сомнительное  предложение, несколько фривольно вторгающееся в самое интимное и сокровенное, личное... Кто дал право даже намекать! А  там, на почте,  уже  толпятся многочисленные предложения от неких благодетелей, точно уверенных, что только этого мне не хватает... Что давно жду от них это... То, чем они спешат мне помочь для счастливой жизни, для большей радости, для максимального удовлетворения всей семьи...
 
    Моему возмущению нет предела! Мало вы наследили своими теле- и радиопередачами, как правильно кушать или какать, мошонку упоминаете всуе! Предлагаете сомнительные знакомства с проститутками, привлекающие любознательных, неудовлетворённых  и пожилых сердечников. Читали мы всё это в юморесках. Смеялись и плакали... Иные смеялись «до упаду», или до слёз. А теперь вот и меня достали...
 
    Читатель уже, наверное, догадывается, ибо у него тоже есть комп, а там ссылки  с рекламой, чего только не пожелаешь. Вернее, чего только не придёт в голову и от чего сразу же хочется отказаться. Благо, есть возможность быстро кликнуть на  delete...  И всё тот час же исчезнет, как будто ничего и не было. 
    - А что, спросите,  собственно предлагают? 
    -  Да вот что: -  «Предлагаем удлинить! Даже увеличить!
    -  Самый современный способ!
    -  Быстро и дёшево, а главное безболезненно!
    -  Эффект гарантируем! Будут ВСЕ  довольны...» 
    -  Что - что, собственно говоря, они предлагают удлинять-то, задаёшься вопросом, придуриваясь, якобы, сразу не включившись сходу или вполне в суть рекламы,  желая уточнить? (Начинаешь прикалываться и «Ваньку валяешь»...)
     -  Ну, это... 
     -  Что это?
     -  Ах, это... 
       Хочется уточнить:
     - Сам объект или время его работы...?
      Несколько смутившись, думаете всё же  кликнуть на delete! Будто кто-то за вами подглядывают и подумают, что вы сами запросили это предложение. Либо уже даже дали согласие...
      И тут же мысль, а зачем удалил, не прочитав до конца?  Так просто, для интереса - сам себя успокаиваешь... Не боись, ежели и удалил. Сейчас, как обычно придёт ещё пачка ссылок на  те же или аналогичные  сайты. Иногда до дюжины и даже - полторы за день, если не больше с одними и теми же настойчивыми предложениями. Вроде этих: http://www.medmoon.ru/plastic/hirur gija_polovogo_chl ena.html
http://www.sexclinic.ru/intimh/muzh_intim/uveliche niechlena/http://www.viagrof.ru/pen/ud.php
http://www.viagrof.r u/pen/ud.php http://www.studiomed.ru/services/man/l engthening/
    Читаешь и продолжаешь возмущаться:  Ведь предложение основано на заведомом предположении, что у меня короткий... А это уже оскорбление. Да может, подлиннее, нежели у всех вас! И дольше всё происходит!
    И ты представляешь себе, как там, у рекламодателей или их заказчиков,  уже стоят в операционных бригады удлинителей и ждут, желающих иметь подлиннее, побольше, чтобы соответствовать...
    - А, ежели, вежливо и тактично замечают они, имеющаяся в наличии длина и длительность фрикций (!) вас и всех устраивают или вы боитесь операции, не желаете рисковать, то можем предложить вам съёмные пристёгивающиеся эректоры... 
    - Не для удлинения, а только для выпрямления того же самого...
    - Изделия теплоустойчивы, атравматичны, долговременного пользования при любой частоте применения. Можно с наполнителями, атипичной  формы, разной жёсткости... Цвета и ароматы изделий на вкус потребителей. Они, естественно, дешевле удлиняющих операций.
 
    Известно, что мальчики, впервые задумавшиеся о своём мужском предназначении, ещё подростками измеряли школьными линейками свои достоинства, сравнивая длину.  А сейчас бывшие пацаны невольно подумывают, что предложения опоздали на пару десятков или более лет, хотя  будто не знают, что «не в длине дело, когда надо действовать умело»... Но, если у кого была такая мысль, или есть нужда, то они бы, конечно или возможно, и прибегли... Хотя...
 
    Вспоминаю фрагменты моего эссе "Красота требует жертв". В нём описано моё скептическое отношение к операции пересадки волос. На эту длительную процедуру с поштучным перемещением волос области затылка, где они всегда прочно сидят, соглашались некоторые мужчины "с тараканами в голове", считавшими, что, мол, их мужское достоинство принижается залысинами на лбу, висках или темени. Они платили не малые деньги за пересаженные им поштучно несколько тысяч волосков, 80-85% которых приживались на какое-то время... Ведь не может быть стойким урожай на неполноценной почве без удобрений и полива - напрашивается аналогия.
    Но мы увлеклись, а они не унимаются:
    -  А может быть вам прислать фото или схемы? Только кликните и мы тут же пришлём их. А там всё показано понятно и доступно при любом уровне образования и при любом научном звании. И не стыдитесь просмотреть, ведь даже интересно, как всё будет выглядеть после удлинения. Замрёшь или возбудишься от восторга и впечатления...
 
    Они особенно полезны и рекомендуются для, пожилых, лиц «золотого возраста»,  состарившихся доцентов или научных сотрудников, профессоров и академиков, а ещё лучше для лауреатов знаков «За многолетнюю творческую деятельность» и «За выслугу лет», « За вклад в...». А также для счастливых молодожёнов с некоей  ошеломляющей  разницей в возрасте новобрачных...
 
  -  Может быть, вы всё же согласитесь на наши настойчивые предложения. Хорошо взвешивайте, вспоминайте, как было последнее время, думайте, как будет дальше, и решайте. Освежайте надежды и верьте в преимущества  реализации наших предложений в вашей интимной жизни. Мы вас ждём, мы вас не подведём! 
    Чуть не забыл напрашивающийся немаловажный вопрос:
    - Сколько стоит? А это зависит от затребованной длины, исчисляемой в см и в любой конвертируемой валюте... Цена  может быть и договорная... 
    И последнее:
    - Не желаете удлинять либо выпрямлять?  Хотите, чтоб сам выпрямлялся?  Ваше дело. Тогда предлагаем очень действенные препараты - виагра и прочие. Но только для усиления упругости...
    - Проверено, действует, гарантия... (забыли написать на сколько). Это и понятно, ибо медицина, особенно хирургия (с урологией), гарантий не даёт... (Кстати, иногда помогает просмотр одноименной программы ВИА ГРА по телевидению, но только на время просмотра... Либо порнофильма импортного производства) Ждите заказа на очередь!  И помните, что время работает не на вас...

                ***
    


                34. Бедность - это порок

 «Советский нищенский уровень здравоохранения».               
      (Андрей Сахаров)
               
    "Бедность - не порок!». Эта поговорка всем известна. В том случае, если не существует альтернативы данному утверждению и образу жизни, можно считать, что поговорка верна. Однако, верно ли оно в случае, если бедность происходит от нежелания работать, преодолевать трудности, лености, «надежд на дядю». Если она результат пьянства, распутства и других изъянов и недостатков человеческой натуры, то она смело может считаться пороком, расплатой, результатом подобного отношения к собственному благополучию.
 
    Существует, между тем, ещё один вид бедности, при котором, в силу различных внешних обстоятельств, человек, сколько бы ни старался, не способен достичь уровня состоятельности, дающего право рассчитывать на достойный уровень существования. Жители Страны Советов, очевидно, способны были понять, о чём я вёл речь. Вещи, давно доступные жителям других стран, вошедшие в их быт и другие социальные сферы, для советского человека были, чаще всего не просто недосягаемы, а попросту неведомы. Когда узнаёшь о том, что за границей люди давным-давно чем-то таким пользуются, а тебе об этом предмете известно лишь понаслышке - где-то читал, что-то видел - одним глазком в кинохронике или, позднее, на видео.
   
    Советскому человеку чинились всякие препятствия, с целью помешать узнать, что на Западе то или другое удобней, интересней, заманчивей, красивей, а уж позволить себе иметь всё это могли лишь высшие чины и номенклатура. Такого рода бедность происходила, разумеется, не от личной ограниченности или замкнутости граждан, а от изолированности, закрытости самой страны, отсутствия контактов людей с людьми, обществами, государствами, наконец.  Преодолеть подобный «железный занавес» не было никакой возможности и приходилось жить за ним, как в клетке, как в гетто, как в резервации, как в концлагере, как в ГУЛАГ-е. Нищее государство, нищие граждане!
               
    Земля существовала только колхозная, оттого приходилось  покупать хлеб за границей. Кулаков и подкулачников согнали в Сибирь, и в голодной обнищавшей Украине – «всесоюзной житнице», как её называли, обезумевшие от голода родители превращались в каннибалов, пожиравших собственных детей.  Переключились на лженауку – кибернетику, и на порядок отстали от мировых держав в развитии современных технологий. Кинулись в генетику – науку, ведущую к распространению расизма и, как следствие, геноцида -  и поплелись в хвосте в области биологической науки. Не поняли прогрессивной конвейерной системы труда, якобы приведшей к несправедливой эксплуатация рабочих, и навсегда  отстали в автомобилестроении.   Отдали под расстрел маршалов и командиров, в результате отступали в Великой Отечественной войне аж до Волги. Убрали из дотационных систем интеллигентов, в особенности евреев, и наблюдали спад в развитии культуры и науки в стране. А как же  иначе – если на главные руководящие и созидательные посты заступили пресловутые кухарки и «швондеры», страна, само собой, разваливается, как колосс на глиняных ногах.
 
    Во главе же всей  страны в течение 30-ти лет находился «широкогрудый осетин» – душевнобольной тиран, а вслед за тем сменяющееся престарелое  Политбюро, состоявшее из «аксакалов» - больных маразматиков, увешанных орденами. Граждане огромной империи, жившие, «под ногами не чуя страны», прозябали и голодали, сидели в тюрьмах и умирали. А их мучители - вожди вели жизнь, как при коммунизме, передавая из слабеющих дрожащих рук в следующие такие же руки знамя Великих Побед. Страна оставалась  нищей, но выживала, несмотря ни на что, ибо была  богата духом и талантами терпеливого народа.

    У врачей не было возможности проводить своевременную и точную диагностику, нечем становилось оперировать, не имелось аппаратов для современного наркоза, отсутствовали лекарства, постельное бельё. В случае, если что-то перепадало, то, как правило, оно сосредотачивалось в больницах пресловутого 4-го Управления, и предназначалось для «избранных» партией, самых «ценных» её представителей.

    На операционном столе, по причине длительности операции под несовершенным наркозом, из-за отсутствия технических возможностей или незнания хирургов, умер генеральный конструктор Королёв. Можно ли было предотвратить трагедию, и как надо было выйти из положения в данной ситуации? Разумеется, можно. В том случае, если бы удалось заблаговременно приобрести всё, что необходимо для операции и лечения, что называется, за бугром, если уж боялись и не хотели увозить туда сплошь засекреченного академика! Однако, можно было решиться и отправить гениального конструктора на лечение к западным врачам точно так же, как в наши дни высокопоставленный чиновник или новый русский, олигарх и члены его семьи, едут лечиться и оперироваться за границу. Можно было пригласить оттуда кого-нибудь из крупных специалистов, а не хранить честь мундира, лелея «квасной патриотизм». Приезжал же  впоследствии, и не раз, доктор Де Бейки к Ельцину. Подобных примеров существует теперь масса: наши любимые артисты скопом ездили спасать свои сердца за рубеж, лечилась у западных докторов госпожа Горбачёва, и даже отдельные, тяжело больные и нуждающиеся в операции, детишки на деньги спонсоров, если такой находился, летали с мамами  в зарубежные клиники за здоровьем.

    Вспоминается случай, когда у студентки нашего института  развилась картина опухоли мозжечка. Девушка была прооперирована совершенно неправильным подходом к опухоли и чудом вышла из комы. Опухоль оказалась иного происхождения и расположения, чем предполагалось, и её проще было достать и удалить из совершенно другого разреза. Объяснить эту ошибку, едва не закончившуюся трагически, можно было только отсутствием тогда в клинике самого простого компьютерного томографа. Тот, окажись он в наличии, показал бы, что представляет собой опухоль и уточнил, каков должен быть  наиболее короткий и наиболее безопасный путь к ней. Подобных примеров не счесть.

    Помню, как однажды, приехав повидаться с детьми, и стоя за спинами израильских нейрохирургов я наблюдал их работу в операционной. Одновременно заметил, как в мусор выбрасывается вышедший из строя, по мнению докторов, инструмент, о котором я в своей операционной при той  же операции мог только мечтать. Таким инструментом оказались кусачки  для скусывания отростков позвонков при подходе к спинному мозгу. Они  были элегантны, легки, а их губки изогнуты под нужным углом. Всего-то! Однако, фирма, занимающаяся изготовлением и поставками данного инструментария, с Союзом не торговала, и у советских врачей не было никакой возможности приобрести такие кусачки. В это же самое время у нас  на аптечных складах залёживалось старое неуклюжее барахло. Представьте себе, что подобное происходило в стране, где во все времена существовали умельцы-левши, подковавшие блоху и был запущен на орбиту первый космонавт!

    Какой стыд и позор я испытал, когда попросил у израильских медсестёр разрешение забрать с собой этот инструмент (и другие подобные), якобы, для примера. Настолько я был унижен и обижен своей страной. Мы же с коллегами затем ещё долго использовали этот так называемый «мусор» при операциях в клинике нейрохирургии Донецкого медицинского института.
               
    В то время, когда за рубежом у нейрохирургов, почти в каждой клинике,  на вооружении уже существовали компьютерные томографы, мы использовали, как последний уточняющий этап диагностики опухоли мозга, пробное вскрытие черепа  осмотр и ощупывание головного мозга человека. Руками, вообразите себе! Теперь даже не верится, что такое было со мной, что я, своими руками, творил подобное. Это представляется нынче крайней степенью абсурда, анахронизмом.
 
    В период перестройки чуть приоткрылся «железный занавес», в страну начали поступать диагностические приборы, правда, весьма  неравномерно и медленно. Больные начали мотаться по городам и весям, с целью найти то место,  где им могли бы произвести то или иное обследование. Приборы необходимо было окупать, оттого обследования становились платными. Одновременно в стране, где отсутствовали страховая медицина и больничные кассы, у народа начало не доставать на всё это денег. Бедные становились ещё беднее. Сейчас, я слышал, ситуация с трудом и медленно, но всё же выправляется и меняется. Но лечение становится всё дороже...

    Прожив 20 лет в Израиле, я, на собственном опыте, точнее, на своей "шкуре", уже не только как  врач, но и как  пациент, убедился в преимуществах страховой медицины. Нет, я не стал богачом, способным оплатить любые методы обследования и лечения. Как был небогатым, таковым и остался. Может быть, в некотором смысле, стал даже беднее, поскольку живу на пособии по старости и стараюсь не обременять детей. Вместе с тем, я  каждый месяц исправно плачу в больничную кассу положенную, соответственно возрасту, сумму.

    В те дни, когда я заболел, и начался нелёгкий путь установления правильного диагноза из-за болей в пояснице и в ногах, мне  дважды  сделали обычную рентгенографию, столько же раз повторили томографию позвоночника, а затем ещё трижды архи-дорогой ядерно-магнитный резонанс (до и после операций). При этом я не уплатил ни агоры (т.е. ни копейки), так как все расходы погасила моя больничная касса. Кстати, и за операции тоже. Так что бедность - понятие философское.

    Отец мой, помнится, любил чуток изменять поговорку, добавляя: «бедность – не порок, а большое свинство». И верно! Бедный всегда унижен. Вместе с тем, когда беден человек – это порок, но когда бедны государства, да ещё такие, как Россия или Украина, то это настоящий позор, обернувшийся трагедией народа, пострадавшего в результате хозяйничанья  в течение семи десятков лет преступного режима, отгородившего страну от цивилизации и прогресса.

                ***


      

                35. Горечь лихих забав               
                «Мне осталась одна забава…»                (С.Есенин.)

    Ах, как хотелось позабавиться молодому успешному доктору! Он уже заведовал отделением в районной больнице довольно крупного промышленного центра, пользовался заслуженным авторитетом среди пациентов и местной элиты. Жена тоже врачевала по другой специальности в той же больнице, и у них росла девочка. Однако, влезла зазноба в его сердце, в облике молодой красивой медицинской сестры, способной и умелой, разбитной девчонки, которой льстило внимание и  стремление доктора сблизиться с ней. Девушка и вправду была незаменима во всех случаях оказания помощи больным, обеспечения обследования с применением самой новой техники, новых методик. Она приезжала за консультантами и редко когда, даже приехав без предварительной договорённости с ним, не привозила того, кого хотел видеть доктор, чтобы помочь разобраться с тяжёлым и непонятным больным. Ей, с её очаровательной обезоруживающей улыбкой и избытком сексуальности в облике, одежде и манерах, отказать было невозможно. Консультант млел в её присутствии, одновременно и  сестричка не строила из себя недотрогу, в случае, если доктор её нравился. Без помощи такой способной и ловкой профессионалки-медсестры, работа молодого и вечно озабоченного заведующего отделением происходила бы гораздо труднее. Он нуждался в подобном помощнике и нежданно-негаданно, совсем незаметно для самого себя, привык к ней настолько, что она стала необходимой и для работы,  и для его жизни. Девушка ответила взаимностью.
 
    Близость свою они вынуждены были прятать от глаз персонала больницы, хотя разговоры  кое-где уже возникали, да и слухи начинали просачиваться. Доктору не хотелось осложнений дома, а медсестре не стоило портить репутацию завидной невесты. Больница одна, все на виду. Оттого частенько они уезжали на его машине с затенёнными стёклами подальше от городских улиц, домов и дворов, заполненных  не  знакомыми  людьми. Уезжая, либо возвращаясь, он  при случайной встрече со знакомым водителем, с любопытством разглядывавшим, с кем это едет доктор, либо проезжая мимо знакомых пешеходов, вынужден был ускорять ход машины, желая поскорей проскочить опасный участок.

    Маршрут избирался тоже не обычный, а менее вероятный для случайных  встреч, одновременно мало пригодный для быстрой езды. Путь автомобиля с любовниками пролегал, как правило, по рытвинам, застройкам, захламленному бездорожью. Во время одного такого стремительного броска машина на большой скорости налетела на бетонный строительный блок, неизвестно как оказавшийся в тот злополучный день на их пути. Удар был настолько  сильным, что открывшийся от столкновения, капот, прикрыл собой раздробленное в сетку переднее  стекло, через которое подбежавшие люди не сразу смогли разглядеть  мёртвые тела. Общая и одномоментная смерть молодых людей в одной машине раскрыла тайну служебного романа, и жене с дочкой пришлось переехать в другой город, где, как думалось женщине, меньше будут судачить о трагически закончившейся забаве её мужа. Вдова старалась избегать  прежних знакомых, и плохо скрывала недовольство при неожиданных встречах с ними. Горечью обернулась для молодой семьи сладкая забава.
 
    История другого любителя позабавиться со студенткой местного института также начиналась весьма романтично. Он, подтянутый, спортивного вида молодой мужчина около 40 лет, заведовавший цехом на вновь созданной станции техобслуживания ВАЗ-а, был сражен внешностью спутницы одного из знакомых ему клиентов, когда тот подъехал вместе с ней для осмотра машины, и тут же, как бы разыграв шутку, пересадил её в свою. Все окружающие посмеялись, но новый автомобиль и его хозяин оказались интересны для девушки, любившей рискованные приключения, особенно с обеспеченными решительными мужчинами. Соблазнительница выглядела весьма привлекательной, даже красивой. Придираясь, можно было посетовать на её рост и слегка удлинённую талию, но бесконечно длинные стройные ноги компенсировали все прочие мелкие изъяны. Бёдра девушки более, чем наполовину оказались открыты, когда она сидела рядом с водителем, и, наверняка, отвлекали его от чёткого видения дороги и знаков на ней. И, как результат, на крутом вираже и большой скорости при этом, машину занесло. Удар пришёлся на правую сторону, где рядом с водителем сидела красавица. Водитель не пострадал.

    Скорая помощь доставила изломанную, но чудом уцелевшую девушку в больницу, где после выведения из шока и обследования, у неё был выявлен перелом позвоночника с повреждением спинного мозга.   Красивым длинным ногам пациентки, в лучшем случае, оказалась уготована тяжкая участь остаться недвижимыми навсегда. Понимал это только консультант нейрохирург, довольно плохо уясняли действительность для себя родители, и совершенно не осознавала, ещё не совсем опомнившаяся от всего случившегося, пострадавшая студентка. Никак не  желал это известие принять, охваченный тревожным чувством опасности происшедшего, виновник трагедии. В голове его образовался сумбур от разом навалившихся проблем, казавшихся одна хуже другой - смертельная угроза или тяжкая инвалидность для девушки, неприятности в его собственной семье, блюсти сей секрет от которой вечно, казалось не мыслимым, наконец, проблемы с ГАИ и такая мелочь для него, как разбитая машина. Всё это он поведал нейрохирургу, за которым приехал по рекомендации и по просьбе друзей доктора. Хирургом в тот момент оказался я, и мне пришлось выслушать эту печальную историю и попытаться помочь хотя бы в лечении  пострадавшей.

   Родители  девушки были обнадёжены  виновником аварии, что он предпримет все средства для спасения дочери, для скорейшего её выздоровлении, не считаясь со средствами для привлечения любых специалистов и самых дорогих, дефицитных  лекарств, ибо семья девушки была не из богатых. Его просьба была одна – не затевать судебной тяжбы. Он надеялся, что сможет избежать огласки и не хотел верить в фатальность случившегося. Однако в улучшении состояния девушки ничто не помогало - ни во время выявленные и устранённые консультантом осложнения, ни  профилактика новых. Все усилия медиков не смогли даже сохранить ей, как парализованной, жизнь в инвалидной коляске. 

    Пациентка умерла. Было очень жаль её, но родители сочли подобный исход для неё лучшим. Они простили «убийцу», компенсировавшего все расходы и моральный ущерб без решений суда, чисто по-человечески. Ведь тот не являлся  преступником, а стал жертвой собственной неосмотрительности и роковых обстоятельств. Как говорится, бес попутал и случай подвёл. Из тех же позиций исходила, очевидно, и понявшая и принявшая все версии случившегося жена виновника трагедии, для которой девушка в машине была представлена случайной попутчицей, а не зазнобой неверного мужа. Версию эту поддерживал и я, ставший его близким знакомым, после проявленного мною внимания и участия в судьбе пациентки и его самого. Умолчание правды казалось разумной, как я тогда считал, альтернативой, ибо жизнь девушки вернуть оказалось невозможным, но семью надо было сохранить с надеждой на то, что подобное больше не повторится.
 
    Вот так горько и печально обернулась и эта лихая забава.  Мораль представляется бессмысленной. Я всего только изложил факты.

                ***


 
                36. Последний танец
               
    Она была полковником милиции, и ей очень шла форма, подчёркивавшая безупречную фигуру этой уже не молодой женщины, матери двух взрослых детей. Лицо сохраняло  чуть увядшие со временем черты славянской красоты, каштановые вьющиеся волосы у висков казались словно подёрнуты инеем. Блеск голубых искрящихся глаз не могли пригасить предательские морщинки в их уголках. Выступающие скулы делали лицо мужественным и волевым, а  чётко обрисованные губы, напротив, смягчали его. Юбка обтягивала бёдра,  привлекая внимание к их округлой элегантной  линии, а литые икроножные мышцы, свидетельствовали  о тренированности женщины. Муж героини моего повествования был генералом внутренних войск. Личная жизнь и карьера в этой семье ладно переплетались.

    Накануне события, о котором намереваюсь повести речь, у кого-то из их друзей или сослуживцев дамы был юбилей, и женщина с мужем хорошо повеселились, вдоволь натанцевались. Танцевать она любила смолоду, а поскольку солидный генерал уже поостыл к  пляскам, ей оставалось рассчитывать на других партнёров. К счастью, их выбор не составлял особого труда. У любительницы отвести душу в танце не было в тот вечер отбоя от мужчин, многие из которых были значительно моложе, но желали с ней потанцевать  и приглашали её беспрерывно. Отнюдь не только потому, что она была их начальником по должности и в более высоком воинском звании, а потому ещё, что с такой элегантной женщиной казалось просто приятным сойтись в танце. Семейная пара вернулась домой поздно и оба, уставшие, быстро заснули.

    К утру женщина почувствовала головную боль, которая волнообразно нарастала и на пике становилась очень сильной. В один момент её даже стошнило, хотя она  с утра ещё не завтракала. Приняв душ и лишь отхлебнув полчашки крепкого кофе без молока и сахара из-за накатившейся тошноты, она с трудом облачилась в свою любимую форму. Аккуратно разгладив все складки  и по привычке проверив, все ли регалии и документы присутствуют на месте, села в ожидавшую её машину и уехала на  службу.
         
    Работа не клеилась. Голова казалась наполнена туманом. Нечёткость мыслей и предметов беспокоила её, привыкшую за многие годы нелёгкой беспокойной работы следователя по особо важным делам, к заведенному порядку. Периодически повторялись приступы распирающей голову боли, особенно в области лба и в висках, одновременно подкатывала рвота. Женщина было подумала, что, может быть, так проявляют себя последствия  вчерашнего банкета, но усомнилась, ибо помнила, что только пару раз пригубила  бокал с любимым «Шампанским», много не пила и не ела, даже к сладкому, к которому всегда была неравнодушна, не прикоснулась. Тогда, посоветовавшись по телефону с мужем, она решила поехать к себе в медсанчасть.

     По дороге героиня нашего рассказа внезапно отключилась и, утратив сознание,  свалилась на заднее сидение машины, изрядно напугав водителя. Тот остановил машину, уложил её удобнее и связался по рации с начальством. Пока ожидал приезда «скорой помощи», пытался самостоятельно привести больную в чувство обычным в таких случаях похлопыванием по щекам, но та была не контактна. Попытки медперсонала «скорой» вернуть сознание, дав ей понюхать нашатырного спирта, также успеха не возымели, и больную отвезли в санпропускник медсанчасти.
               
     В неврологическом отделении было констатировано коматозное состояние, вызванное неизвестной причиной, и врачи, наряду со взятием всевозможных анализов, начали проводить интенсивную терапию, включавшую через некоторое время и реанимационные мероприятия, так как состояние пациентки быстро ухудшалось. Не выходя из комы, она скончалась буквально через час после поступления. Происшедшее явилось шоком для всего персонала и неожиданной страшной трагедией для мужа и детей. Никто не мог предположить, как и почему всё так стремительно произошло.  Женщина явно ничем не болела, следила за собой, не была подвержена никаким вредным привычкам. Правда, покуривала, но только в стрессовых ситуациях.
 
    Данные вскрытия тела ошеломили всех – и врачей, и родных. В мозгу пациентки было обнаружено шесть опухолевых узлов метастатического происхождения. Это был результат быстрого прорыва раковых клеток из маленькой первичной опухоли яичника. В практике нейрохирургов встречались случаи, когда первичная опухоль лёгких в силу её небольших размеров себя ничем не проявляла, а о ней узнавали только по анализу удалённого из мозга метастаза, который бурно проявлялся на фоне скрыто текущей первичной опухоли. Героиню данного рассказа подвёл рак яичника, который  никак не проявлялся, но возвестил о себе одновременной массированной «атакой» сразу шести метастатических опухолевых узлов в головном мозгу, вызвавших стремительно наступивший отёк, приведший к смертельному исходу. Эти метастазы ни распознать, ни излечить, даже при их своевременном обнаружении, было бы невозможно. Таким образом, пациентка стала жертвой редкого одновременного множественного метастазирования, а все причастные оказались свидетелями столь же редкого фатального случая.
               
    Внезапно и трагично завершилась красивая и полноценная земная жизнь благополучной, нисколько не старой, хорошо сохранившейся женщины - матери, жены, «настоящего полковника». Смерть её оказалась не мучительной, сравнительно быстрой и относительно лёгкой, что она, по-видимому, заслужила. И умерла она после «бала», успев станцевать свой последний танец.

                ***

 

                37.  Славик

    Станислав Степанович Чипко или просто Славик, Славка, так, по молодости лет, его называли коллеги и друзья, попал к нам в клинику нейрохирургии по распределению сразу же по окончании института. Помогла ему, не любившая его тёща и только ради своей дочери - томной, интересной, черноволосой и вальяжной женщины с загадочными в генетическом плане глазами и столь же непонятным по происхождению именем Ида. Вроде бы и не еврейка, скорее гречанка. Рядом с искромётным, быстрым, спортивным, наполненным постоянным юмором, склонным к сарказму, розыгрышам, весёлым проделкам, смешливым, интеллигентного вида  парнем с веснушками на лице и в больших очках, его жена казалась случайной ошибкой в выборе семейного партнёра. Вскоре они расстались.

    Пухленькая, весёлая, голубоглазая Лариса Рыбалко со всегда добродушным и располагающим круглым личиком хохлушки подошла ему и по ментальности и по нраву. Обе дочери доктора Чипко пошли по стопам отца и стали врачами. Жизнелюбие, дружелюбие, трудолюбие и доброта были девизами Славы Чипко. Ещё у него была художественная натура,  и это проявлялось и в том, что он прекрасно рисовал, и в том, как он разрезал и шил человеческую плоть, то есть – оперировал....

    Дебют его, как хирурга, был далеко не многообещающим, и вначале нам показалось, что он случайно забрёл к нам и что "не по Сеньке (то бишь Славке) шапка". А случилось его "боевое крещение" на моём очередном дежурстве, куда я как старший ординатор пригласил Славика подежурить со мной. В эту ночь пришлось оперировать парня с ножевым ранением позвоночника. Ему повезло в том, что нож тупой стороной прошёл рядом со спинным мозгом, только чуть задев его, и застрял в позвонке так сильно, что пришлось вызывать дежурного слесаря из котельной с плоскогубцами для извлечения ножа из кости.

    Перед началом операции новый доктор Чипко стоял визави у операционного стола с поднятыми после мытья руками в стерильных перчатках, как и положено, в ожидании моих указаний, что ему делать дальше  в роли ассистента. Накрыв пациента бельём и произведя обезболивание, я сделал разрез вдоль позвоночника выше и ниже  раны – места вхождения ножа. Чипко должен был промокать выступившую из разреза кровь, но его, моего ассистента, на месте не оказалось... Перегнувшись через стол, я увидел  Станислава Степановича, бледного и покрытого каплями пота на лбу и лице, закрытого наполовину его большими очками, лежавшего навзничь с упором спиной и затылком в противоположную стенку, но державшего руки, как и положено хирургу в приподнятом положении, чтобы не расстерилизоваться. Обморок был быстро купирован, дебютант пришёл в себя, и операция успешно завершилась. Так он начинал.

    Но стал вскоре незаменимым помощником, безотказным работягой и всеобщим любимцем. И не только в силу своего характера и интеллекта, но и как отличный быстро продвинувшийся специалист-нейрохирург, благодаря золотым рукам, росшим из правильного места, а не из жопы, как встречается иногда у хирургов. Он остался старшим ординатором клиники после моего ухода.

    Никогда не забуду день полёта  Гагарина 12 апреля 1961 года и  встречи его в Москве, которая должна была транслироваться по центральному телевидению. Не только по великому событию, но и по нашей со Славиком операции удаления  опухоли спинного мозга у очень милой старушки, не желавшей отложить её на другой день по каким-то своим мистическим воззрениям.  До  появления Гагарина на Красной площади оставалось около полутора часов. Обычно подобная операция занимает, если без неожиданностей и осложнений, примерно 3 часа. Когда родные спрашивают хирурга, через какое время или когда закончится операция, я всегда отвечал, что хирурга и водителя никогда нельзя  спрашивать о времени окончания операции или пути, так как и операция и дорога полны неожиданностей... Но в этот день у нас был стимул и хорошее боевое настроение. Вся бригада работала без сучка и задоринки, и бабусе тоже повезло, так как опухоль оказалась доброкачественной, полностью и легко удалилась за 1 час и 20 минут. Бабка хорошо перенесла операцию, а мы успели увидеть развязанный шнурок Гагарина, болтавшийся на ботинке, пока он шёл по ковровой дорожке на встречу с Никитой Хрущёвым.

    А как мы веселились в компаниях со Славиком!  Как он любил материться, но его не нормативная лексика не была пошлой, не резала слух и никого не оскорбляла, а звучала как лучший фольклор, как шутки и прибаутки в нашей нелёгкой нейрохирургической жизни среди тяжелейших больных, крови и смерти.

    Нередко поутру, зайдя в ординаторскую, можно было застать дежурного врача Чипко, стоящим на руках в целях разрядки после ночного дежурства и вместо утренней зарядки. И выпить со Славиком можно было со вкусом. Он никогда не пил ради выпивки, он любил это делать по поводу и во имя чего-нибудь. Он любил  пофилософствовать, когда алкоголь слегка смешивался с его кровью и возбуждал мозг.

   Как то в номере московской гостиницы "Киев", когда мы готовились ко сну, после дня заседаний очередного съезда нейрохирургов и прошедшего интересно и вкусно банкета,  «у нас ещё было». Станислав Степанович, глядя, прищурившись через стёкла бокала и окна, отражавших в виде спектральных калейдоскопических линий, лучи от  фиолетовых и красно-жёлтых рекламных неоновых огней и габаритных фонарей машин, говорил о нашей жизни, о работе. Он разоткровенничался о том, что бы он хотел сделать для облегчения страданий одной из самых трагичных групп пациентов - о паралитиках (пациенты после травм спинного мозга). Эта проблема стала темой его кандидатской диссертации, которую он блестяще защитил. И тут же начал собирать материал для докторской, но сердце хирурга тоже имеет свой ресурс и у каждого свой собственный  то ли предопределённый, то ли исчерпанный.

    Он умер в 47 лет внезапно от обширного инфаркта, сидя на кухне, когда Лариса подавала ему обед… Я переживал его смерть почти так же остро, как и смерть очень близкого мне человека.
                ***



               
                38."Бракодел"   
               
Это мягкий, тихий интеллигентный человек в очках, вовсе не  был «бракоделом». Просто так иронизировали его коллеги по поводу того, что рожала его скромная и спокойная жена только девочек. Одну за другой. После третьей попытки дальнейшие эксперименты по возможному  воспроизводству мальчика в семье Григория Тюрина были прекращены.
Он был выше среднего роста, несколько сутулился и всегда носил очки в силу выраженной близорукости. Без очков я его, как бы,  не узнавал, так менялось сразу его лицо. Казалось, что  он даже стесняется этого, чувствует себя не вполне одетым и поэтому всегда,  протерев очки, быстро водружает их на место.
        Вспоминается, как на какой-то очередной научной  конференции в Киевском НИИ нейрохирургии, нас, молодых участников, поселили в большой общей палате. Под утро резкий шум в коридоре разбудил спавших коллег, в числе которых был и наш герой, вскочивший не совсем понимая от неожиданности, где он. И оказался стоящим между койками совершенно голым, но в очках, так как любил спать без всякой одежды, но пробудившись, первым делом надевал очки... Те, которые ещё не проснулись, были разбужены раскатами хохота очевидцев этой картины.
При всей аккуратности и обязательности, некоторой педантичности и скрупулёзности с нашим героем происходили, казалось бы, несвойственные ему казусы. Так, через незакрытое плотно окно ординаторской, где он прилёг отдохнуть и, очевидно, вздремнул, в выдавшуюся свободную минуту на ночном дежурстве, у него утащили аккуратно сложенные на спинке стула брюки с партийным билетом в кармане. Как он переживал, как каялся в утере  своей  бдительности!
Не знаю, насколько серьёзна была его приверженность коммунистической идее, но, будучи партийным секретарём, он чересчур добросовестно проявлял своё рвение, доходя до гротесковых  ситуации.     Благоговейно относившийся к своей партийности, как принадлежности к элите, избранным, но не для того, чтобы почивать на лаврах, а для подвижничества во главе  малосознательной массы коллег, наш доктор был примером во всём. Всегда с первой лопатой на субботниках и воскресниках.  Одетый во всё самое лучшее с красной лентой в петлице или с флажком в руке на демонстрациях. С конспектами и выступлениями в кружке по изучению трудов создателей и организаторов Октябрьского переворота. Всегда и везде впереди, как и следовало делать коммунисту.
         Однажды,  даже задушевно заговорил со мной о возможном моём вступлении в партию, но, узнав, что меня уже раз в студенческие годы не приняли, когда я сам этого хотел, а теперь не хочу, он с пониманием к этому отнёсся. Но когда в каком-то споре на высоких тонах я непочтительно, но беззлобно, обозвал его дураком (зря, конечно), он возмутился тем, что я позволил это слово сказать «члену партии», а не просто своему товарищу по работе Грише Тюрину. И это прозвучало анекдотично.
         Однажды, к нам в операционную вошёл директор института и все  сотрудники, не занятые в операции, молча кивнули и слегка посторонились, давая возможность ему приблизиться к столу. А наш парторг кинулся навстречу с табуреткой в руке и с приглашением  «садитесь, пожалуйста, Имярек»! И в этом промелькнуло некоторое излишнее чинопочитание, хотя он, очевидно, проявил просто вежливость и уважение, не более. Было и смешно и несколько неприятно.
Его внимательность и порядочность по отношению к больным, которым он искренне сопереживал, и к их родственникам  иной раз доходила до излишнего рвения. Например, он нередко сам укладывал больных на каталку и сам же подвозил её с пациентом для предстоящей  манипуляции. Это выглядело несколько нарочито, и было вовсе ни к чему при наличии персонала. Но таков был этот доктор, толкавший перед собой каталку с больным при стоявших вокруг и не понимавших, зачем это было нужно, санитарок и медсестёр.               
Его скромные возможности хирурга, сменившего свою изначальную специализацию невропатолога  уже не в молодом  возрасте, были неизвестны больным и их родственникам. Но его внимательность и чуткость в отношениях к тем и другим лежали иногда в основе  просьбы, чтобы оперировал именно он, а не какой-то там доцент или заведующий отделением. «Мы ценим ваши золотые руки, но просим, чтобы операцию делал наш доктор!» - просили меня однажды, смущаясь и пряча глаза, родственники, когда я замещал ушедшего в отпуск профессора и собирался лично провести сложную операцию больному. Я, естественно, не только согласился, но и помог лечащему врачу с достоинством выйти из создавшейся щекотливой ситуации.               
В компаниях он был прост и веселился со всеми на равных, не вспоминая о своём «высоком» положении, хотя сам, никогда не применяя нецензурных выражений, смущался и слегка негодовал по поводу услышанного крепкого словца. Борцом он  не был и против администрации не выступал никогда, хотя и пытался смягчить  некоторые ситуации, утешая обиженных или пострадавших от её произвола. Почувствовав, что годы берут своё, и ему стало трудно работать в нейрохирургии, он вернулся к своей работе практическим невропатологом и привозил к нам периодически своих пациентов  на консультации. Девочки выросли, и   стали врачами. Умер он тихо, как и жил. Пусть земля ему будет пухом! Хороший был человек, мой коллега Григорий Тюрин.
                ***



                39. "Сашка - барс"
               
Сашка-Барс была кличка в юности у будущего доцента нейрохирурга, неистового и трудолюбивого, умелого и спонтанного, некурящего и непьющего, но всё же рано ушедшего. Ибо, как любил приговаривать сам Саша, кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким умрёт...   Так и получилось, и внезапная острая сердечная смерть сразила его на работе. Он всегда выглядел младше своих лет, как это свойственно блондинам, холерическим и темпераментным натурам. Со временем только рыхлая полнота и  редеющие волосы выдавали его возраст. Он постоянно носил на пальце массивное золотое кольцо, а на груди - значок «Крутицкое подворье», созвучное его фамилии и одноимённому монастырю, а обоих детей назвал своим именем – сын Шурик и дочка Саша. Оригинал был наш коллега.
      Его профессиональной страстью были операции - самые трудные и самые длительные, наиболее  скрупулёзные и наименее благоприятные. Но он всегда стремился их сделать, хоть «на авось», желая помочь больному.
       Хирург он был от Бога, как говорят, и многие сотрудники доверяли ему своих близких и родственников. Был и я среди них, когда попросил его сделать пункцию гематомы в области поясницы моему сыну, получившему травму при прыжках на уроке физкультуры в школе, и моей жене, у которой он удалил опухолеподобное кожное образование на  самой макушке. И всё прошло благополучно. Особенно удавались ему тяжелейшие операции при сочетанных повреждениях черепа и лицевого скелета, требующие огромного терпения и ювелирной техники. Такие операции могли длиться по 8 – 10 часов. Он выходил из операционной взмыленный и бледный и, еле волоча ноги, добирался до своего кабинета, чтобы прилечь хоть на пару часов и прийти в себя. Наградой был спасённый человек.               
 
В нём сочеталось стремление к дружеским отношениям с коллегами и бюрократическими замашками с внезапными неожиданными выпадами в их адрес. Когда пропали сделанные им в содружестве с техниками примитивные расширители для ран, он, ничтоже сумняшеся, заподозрил и обвинил меня, вернувшегося из поездки в Израиль к детям, что я их отвёз во враждебную страну.
       Это был период ещё не восстановившихся отношений между странами и, кроме того, он всегда стоял, как и наш профессор, на позициях развала СССР по вине Рейгана, Горбачёва  и Тель Авива. Как я ему не втолковывал, что израильские медики, в отличие от нас, горемычных, имеют превосходное техническое оснащение, и наши горе - расширители кустарного производства им ни к чему, он был непоколебим. Когда расширители нашлись, он, как всегда, отшучивался с  усмешкой человека, сказавшего глупость, но и  попавшего впросак.
Он не был членом партии, но выделялся остатками комсомольского задора, поддерживая политические платформы рушащегося коммунистического режима в стране, хотя образцом в этом сам быть не мог. Он к нашему удивлению был солидарен с пресловутой Ниной Андреевой, защищавшей ценности прежнего тоталитарного режима. Он первым, как непьющий, стал бороться за трезвый образ жизни после неуклюжей попытки Горбачёва решить эту проблему волюнтаристским методом, и надел значок трезвенника, став во главе первичной ячейки этого недолговечного института.               
Он избегал участия в периодических пьянках сотрудников, исходя из своих принципов, а если приходил, то демонстративно пил сок. Даже наши любимые шашлыки иной раз  у него хватало силы воли пропускать, что нам было совершенно непонятно, так вкусны они были, а обстановка ещё приятнее и веселее...
Наш герой пописывал неумелые стихи, опираясь лишь на рифму, без учёта других премудростей стихосложения, но старался следить за их актуальностью. Последнее обстоятельство и пролагало путь этим шедеврам рифмоплётства в институтскую многотиражку. Студенты любили его занятия, особенно, когда он увлекал их примерами из своей богатой практики хирурга.
Вылеты по санавиации вначале, а после отмены нерентабельных полётов в условиях Донбасса, выезды в любое время суток, были для него всегда желанны и привлекательны. Это была романтика хирурга всегда готового оказать помощь и стать к операционному столу, встретившись с очередной тяжёлой травмой пострадавшего в шахте или на дорогах. Недаром в конце своей карьеры преподавателя и ведущего нейрохирурга клиники, он перешёл на штатную должность выездного нейрохирурга,  которой и закончил свой жизненный путь. Можно сказать, не боясь излишнего пафоса - на боевом посту и со скальпелем в руке.
                ***

               

                40. Нелюшечка         

«Колобком катилась» Нелюшечка по отделениям клиники. Мелкими быстрыми шажками на тонких в голенях ножках, неся стремительно свои впечатляющие округлости, особенно выдающиеся перси, которые  действительно слега обгоняли  соблазнительными формами при маленьком росте  все остальные выпуклости, которыми её не обидел создатель. Ну, просто, такая уютная  украинская  галушечка. Её одежда соответствовала манерам и характеру Нелли Александровны Тимошенко - всегда чистенькая, наглаженная, со всеми воротничками, рюшечками, воланчиками, оборочками. Надеюсь, что в старости  все эти  атрибуты  имиджа будут ей ещё больше к лицу
Из всех пациентов клиники ей, конечно, больше всего подходили дети, которыми она преимущественно и занималась. Внимательно, нежно, терпеливо и добросовестно, за что они и их озабоченные и встревоженные родители, в особенности, её любили.   Ей доверяли и с нетерпением ожидали её прихода. Глядя на неё со стороны, когда она перевязывала или перестилала постель больного ребёнка, напрашивалось сравнение с тем, как будто она хлопочет дома  на кухне по хозяйству знакомыми, выверенными и точными движениями.
Не страдая излишним тщеславием, и трезво оценивая свои возможности, она никогда не рвалась к самостоятельному выполнению  больших нейрохирургических операций, но ассистировала всегда  охотно и добросовестно. Будучи законопослушной и аккуратной не создавала себе кумиров, не примыкала к той или иной компании, со всеми была в ровных отношениях, избегая крайних позиций. Хитрая хохлушка не желала  ни с кем ссориться и поэтому с ней было всем приятно и спокойно сотрудничать.
А то, что она могла быть прекрасной хозяйкой, хоть мы ни разу не были гостями в её доме, да и толком не знали, каков её семейный уклад, все сотрудники клиники знали и ощущали на себе. Кто ещё так быстро и красиво мог накрыть спонтанно возникавшие импровизированные неожиданные застолья. То ли в клинике, то ли в командировке, в гостинице, в пути следования в купе поезда. А когда бы я ещё полакомился  вкусными куличами в пасхальные дни, традиционно приносимыми ею в клинику. И даже мне персонально. В чистой салфетке в окружении разноцветных крашенок, пасхальных яиц.
Смешная милая Нелюшечка, маленький нейрохирург.

                ***


               
                41. Согласие на операцию

    Если обычный грамотный человек из любой социальной или интеллектуальной групп населения даёт устное или подписывает своё согласие на операцию после знакомства с диагнозом и объяснением врача о необходимости хирургического вмешательства, то с некоторыми людьми возникают трудности, а порой разыгрываются трагические ситуации. К трудностям относятся случаи с тугодумами, сомневающимися, излишне осторожными или подозрительно настроенными, а также с родственниками больных, имеющие особое мнение, порой не сходное даже с мнением пациента.

    Такие пациенты или их родственники, в конце – концов, после некоторого раздумья, сбора информации о подобных операциях или о хирургах, по совету близких, друзей, признанных ими авторитетов из своего круга общения, или преодолев свои сомнения и решившись, дают согласие и оперируются. У некоторых пациентов время рассуждений ограничивается и определяется усилением болей или нарастанием других симптомов заболевания, пугающих пациента и подталкивающих его на скорейшее принятие решения об операции. Например, прогрессирующее ухудшение зрения или нарастающая слабость в конечностях при опухоли спинного или головного мозга.

    Никогда не забуду десятилетнюю девочку с доброкачественной опухолью мозга и прогрессирующим снижением зрения, мать  которой, упорно не соглашалась на операцию. Пришлось вести разговор в присутствии ребёнка, чтобы как - то помочь матери с принятием решения. И это помогло, хотя кто-нибудь и осудил бы нас за привлечение ребёнка к разговору об операции. Но, когда девочка стала упрашивать мать словами: "Мама, соглашайся!  Я же могу ослепнуть!" И тогда мать дала согласие. После удаления опухоли зрение у девочки перестало снижаться...

           Трагедии возникали при столкновении с людьми верующими, а особенно с принадлежащими к каким либо сектам, где властвует дикое представление о том, что " Бог дал - бог взял!".  Если бог выбрал для этого человека такую судьбу, то так тому и быть. И никаких операций! Боженька не велит… Мы почти всегда проигрывали и больные выписывались, оставаясь калеками, или вскоре умирали, иногда от доброкачественных опухолей или от последствий травм, которые могли быть с успехом оперированы. Но иногда, очень редко, побеждал разум и желание человека жить или не быть тяжёлым инвалидом брало верх, и они соглашались на хирургическое лечение.

   Одна довольно пожилая, одинокая женщина, за которой ухаживали соседи и члены секты, всё же попала на глаза участковому врачу. Заподозрив нейрохирургическую патологию, местный невропатолог обратился к нам, обрисовав ситуацию с довольно сомнительным выигрышным вариантом для проведения возможной операции. Но мы решили проверить всё и попытаться помочь пожилой женщине. Приехав в убогую квартирку одинокого беспомощного человека, у которой по всем признакам могла оказаться доброкачественная опухоль спинного мозга, мы попытались объяснить старушке, что без операции её вскоре парализует полностью, и она даже не сможет контролировать свои естественные надобности. И тогда приходящие помощники не смогут обеспечить уход за ней. Нужно будет постоянно кому-нибудь находиться при ней. Сажать, мыть, кормить, подкладывать судно, поворачивать в постели и перестилать, а также обстирывать, готовить, убирать и т.д. и т. п. Мы, как могли, обрисовали весь ужас её положения и скорого будущего. А на другую полку весов, уложили возможное выздоровление,  как чудо. И бабка, собрав всё своё мужество, перекрестившись много раз, по-видимому, испросив для себя искупление последнего греха, и вопреки мнению своих единоверцев, поехала с нами и выиграла остаток активной жизни без болей и унижения при обслуживании посторонними людьми. Опухоль оказалась доброкачественная и, хоть не все функции, утраченные за время болезни, восстановились, но всё же в достаточном объёме, чтобы передвигаться на костылях и ухаживать за собой. Осенив нас крестным знамением, бабулька выписалась домой и, очевидно, долго ещё замаливала своё самоуправство за ослушание...

    В Израиле, подчас, согласие родственников больного на операцию и время её проведения, вопреки мнению врачей, устанавливается в соответствии с решением уважаемого ими рава (раввина), что, к сожалению, я неоднократно наблюдал. Мне понятно желание родных и близких, и самого больного, если они люди религиозные, посоветоваться с равом, но это ни в коем случае не должно быть решающим в определении  показаний и сроков проведения оперативного вмешательства.  К примеру, опухоль головного мозга, с точки зрения нейрохирурга, является неотложным показанием к операции, так как развитие её прогрессирующих симптомов совершенно непредсказуемо ни по времени их развития, ни по их интенсивности. Больной может умереть внезапно, не дождавшись решения вопроса об операции, либо во время проволочек по согласованию этого вопроса с кем бы то ни было.

    Растянутое во времени уточнение диагноза с другими специалистами, согласование  сроков проведения операции, выбор места проведения операции и самого оператора, выезд для операции за границу страны - всё это допустимо и может быть понято при диагнозе заболевания, не требующего неотложного вмешательства, и операция является плановой, а не срочной. Во всех остальных случаях мнение священника, раввина может касаться чего угодно, но не показаний или сроков проведения показанной срочной  операции...
                               
    Были и такие редкие случаи, когда мы отказывались от операций, а больные или, что было чаще, родственники настаивали на проведении её. Случаи эти принадлежат к парадоксальным и, слава Богу, единичным, но они встречаются. Однажды семья больного Х. 72 лет, не согласилась с заключением хирургов о бесполезности проведения операции их отцу и мужу в связи с обширностью поражения мозга, невозможностью удаления её без риска смертельного исхода самой операции. Они настаивали, как мы поняли по двум причинам. Первая, более приемлемая для хирургов, это риск, «на – авось», и в случае чего пациент не будет долго страдать. Своеобразный перевёртыш понятия об эвтаназии ("лёгкой смерти" с помощью врачей). Вторая, вполне прагматичная и даже меркантильная: Все вопросы дальнейшего ухода отпадут, наследственные проблемы решаться быстро, да и возраст больного уже достаточный (?)). Он погиб во время операции.

    Во втором наблюдении, у очаровательной пятилетней девочки быстро исчезло зрение, как выяснилось в связи с опухолью, расположенной в самом центре мозга, над зрительными нервами, которые она и сдавила. Несмотря на доброкачественный характер опухоли, её удаление - огромный риск, а зрение всё равно уже не спасти. И родители просили оперировать девочку, чтобы она умерла, так как эта благополучная семья сектантов  не желала иметь неполноценного ребёнка, вносившего дисгармонию в их быт, обряды с песнопениями и театрализованными ритуалами. Дед, весьма благопристойного вида и манерного обращения старался поговорить с лечащим врачом и доцентом клиники наедине, суля  "возблагодарение" (это его слово) за избавление ребёнка от обременительной для него и для них жизни без зрения.

    Оказывается, встречаются и такие сектантские взгляды, в которых нет сочувствия и милости к неполноценным своим братьям и сёстрам… Девочка умерла в процессе подготовки к операции, что было неожиданностью для врачей, но объяснилось при вскрытии. Родные пытались "возблагодарить" нас и это было тягостным моральным испытанием, так как мы не могли их грубо отталкивать, но и благодарность надо было отвергнуть и дать понять, что не их просьба сыграла роль, а совпадение в виде непредсказуемого рокового смещения опухоли или сдавления ею важного кровеносного сосуда мозга...

    Весьма редко не совпадало согласие на операцию пациента  с несогласием его близких. Это понять нетрудно, ибо родственников хирурги ставят в известность перед возможной операцией о предполагаемом процессе (доброкачественный или злокачественный), риске операции, прогнозе, возможных последствиях её, непредвиденных вариантах, возможности смертельного исхода. Больному такие детали, естественно, не говорят, щадя его психику и учитывая, что пациент не всегда может трезво оценить ситуацию, особенно пациент с патологией головного мозга. Но страдает то больной, а не родственники, и от болей, и от нарушения тех или иных функций (слабость движений, нарушение равновесия, снижение зрения и пр.) и поэтому он, веря в избавление от болезни, настаивает на проведении операции. А родственники трезво оценивают всё и должны согласиться с больным или, взвесив все "за" и "против", с учётом сказанного хирургами, принять решение и дать или не дать согласие на операцию.

    Иногда их спор с больным выливается в тяжёлую семейную драму в стенах больницы. Победа мнения зависит от состояния больного и иногда остаётся только одно мнение родственников, когда больной впадает в кому. А иной раз  стремление пациента попасть не операционный стол побеждает. Хирург не должен оказывать давление ни на одну из сторон, так как всякая операция это риск и недаром существует письменное согласие на оперативное лечение, которым нейрохирурги чаще пользуются, чем общие...

    Согласие на операцию - весьма сложная, деликатная и морально- этическая проблема. Такой вопрос - прерогатива хирурга. Ответ даёт пациент или его близкие. Посредников здесь быть не может, а тем более советчиков и пророков...

                ***



                42. Сопливый Вовочка 

    Вовочка, девятилетний ребёнок  из обеспеченной еврейской семьи жил в городе Кисловодске с мамой, папой и младшей сестрёнкой. Жили они под самой горой в одноэтажном флигеле. Мама учительствовала, а папа был известным в городе и в близлежащих кавказских сёлах  крупным хозяйственным деятелем. Вовочкиной страстью было море. И вся семейка часто выезжала на побережье Краснодарского края или Грузии, чтобы Вовочка, да и все остальные, могли вдоволь насладиться купанием в ласковом Чёрном море.

    А истинное удовольствие от купания в море Вовочка начал получать, когда научился нырять.  И он находился под водой столько, насколько у него хватало дыхания.  Выныривал, вдыхал и снова уходил в морские прибрежные глубины. Заработал хронический насморк, но сморкаться правильно не научился и постоянно втягивал свои сопли в себя, вместо того, чтобы очистить нос правильно. Многие «шмыгают» носом по привычке, при насморке втягивают содержимое в носоглотку и сплёвывают. Так делал и Вовочка. Через какое-то время у него появились головные боли и, с помощью друзей и родственников, он был помещён для лечения в детское отделение «ухо-горло-нос» в Областной детской больнице города Донецка, пользовавшееся заслуженной популярностью далеко  за пределами Донбасса. Там и обнаружил его консультант-нейрохирург и в тяжёлом
состоянии перевёл в клинику с подозрением на абсцесс головного мозга.

    В результате обследования, проведенного в срочном порядке, был выявлен огромный абсцесс, занимавший почти всю правую лобную долю головного мозга. Его источником было постоянное гнойное содержимое носоглотки. А её верхняя часть близко примыкает к мозгу, постоянное втягивание гнойных выделений, как будто поршнем вдавливавшихся в полость черепа, привело к тому, что гной проник в мозг через оболочки его и имеющиеся там щели для выхода нервов в полость носа. Абсцесс был полностью удалён, и не без труда, с использованием самых современных антибиотиков, были предотвращены всевозможные осложнения. Вовочка выздоровел к радости всех - и врачей и родителей, был возвращен домой. Нырять ему было строго - настрого запрещено.

    Мы рады были убедиться, что Вовочка был здоров, перестал быть сопливым мальчиком, когда приезжали отдыхать в Кисловодск. Его папа помогал нам размещаться в шикарной гостинице «Кавказ». И я с балкона мог наблюдать на рассвете вершину Казбека, побывал на леднике в Теберде и даже угощался за хлебосольным столом в аланской деревне. Мы были уважаемыми людьми, так впереди нас летела слава о том, что мы спасли мальчика. Так что, уважаемые господа сморкаться надо правильно и нырять в меру. Не так уж безобиден бывает насморк, Хотя, как говорил когда-то нам профессор на лекции: «Если насморк лечить, то он длится две недели, а, если не лечить, то – 14 дней». Вовочка лечился значительно дольше от смертельно опасного осложнения...

                ***



                43. Цыганские страдания

                «Подобно тому, как трава растёт в стыках
                между неплотно пригнанными камнями,
                цыгане живут в трещинах между другими
                нациями».
                (Ференц Лист)

                «Цыганы шумною толпой…»
                (А.С. Пушкин «Цыганы»)

    О том, что в клинике есть пациент цыган, узнаёшь ещё на подходе к зданию или к дверям её по большему или меньшему скоплению шумящей кучки  необычно одетых людей. Цыгане темпераментно на своём языке обсуждают случившееся, и уже заранее знают, кто пришёл, и провожают одних врачей равнодушными взглядами, а к другим бросаются, называют по должности, учёному званию или просто по имени отчеству, заведомо узнав все эти подробности неведомыми путями. И забрасывают вопросами, просят помочь больному или пострадавшему, спасти его и тут же сулят немалые посулы и вознаграждения за это, хотя пришедший врач порой ещё вообще не в курсе дела и не знает, о каком пациенте идёт речь  и ему нечего  сказать им  в ответ. Позже они проникают в палаты, подбираются иногда и до предоперационных и выпроводить их из клиники бывает иногда весьма проблематично и трудно. Для беседы о состояние больного и о предстоящем лечении его со стороны врачей должен выступать, профессор  или доцент. В крайнем случае, заведующий отделением. Цыган обычно представлял самый важный из собравшихся,  старейшина рода или общины, если не сам цыганский барон.

    Они, как дети: неуправляемы и беспокойны, суетливы и непредсказуемы. Самыми  трудными  собеседниками для продуктивного контакта и трезвого разговора являются родственники. И чем тяжелее состояние пациента, тем бессмысленней попытки успокоить их и объяснить что- либо. Вести речь о невозможности спасения  больного – напрасный труд. Такое не воспринимается ни слухом, ни пониманием. Только ведёт к усилению воплей, стенаний и увеличению в геометрической прогрессии ставок за излечение. Или попыткам тут же вручить снятые с рук, шеи, ушей золотые кольца, цепочки, кулоны, серёжки и т.п. Императивно и даже насильно. Кто из хирургов или травматологов этого не испытал, тот не общался с цыганами в подобных ситуациях. Им повезло. А кто «не помнит», тот просто всё ещё скрывает правду или  просто врёт.
         
    Жора, так звали нашего героя, был статен, красив и чёрен, какими могут быть только индусы, прародители цыганского племени. Его шевелюра не была курчавой, но копны волос на его голове ложились без усилий визажистов волнами, отливавшими иссиня-чёрными оттенками.  Он был малограмотен, не принадлежал к избранным цыганам, но был непосредственен и открыт. Его женой была преждевременно не по годам поблекшая худая плоскогрудая и прокуренная женщина, более практичная и оборотистая, нежели её красавчик.

    Пока Жора гарцевал на «Ладах» 6-й или 10-й модели, разбивая и обновляя их, его подруга фарцевала, привозя для распродажи в розницу товар, скупленный оптом у моряков в одесском  порту. Их трое детей в период деловых отлучек опекались многочисленными родственниками в цыганском посёлке на окраине Донецка. Жора выпивал, курил травку и ещё кое-чем занимался  для увеличения доходов семьи, хотя обстановка в квартире и одежда детей и жены о большом достатке не свидетельствовали.  Это могло соответствовать культурному уровню семейства и окружению, которое имело больше наличных денег, чём свидетельствовал об этом их быт.

    Наряду с бедностью обстановки, всегда выделялись блестящие предметы, яркие тряпки на диванах и кроватях, вычурные  никому не нужные «антикварные» предметы и такие реликвии, например, как американский флаг во всю стену. Книг для чтения не попадалось, но астрологические, колдовские справочники встречались наряду с травниками, сонниками  и рецептами шарлатанов всякого рода.

    Веселье, всегда сопровождавшееся песнями под гитару, плясками после выпивки, нередко заканчивалось поножовщиной или стрельбой, по пустяковому поводу, наличием пострадавших, наездами машин милиции и скорой медицинской помощи. Затем наступала тишина в посёлке, нарушаемая лаем бесчисленного количества собак. Либо начиналось скопление кагала у стен больницы, число участников которого зависело от авторитета и  количества родственников  очередного пострадавшего цыгана.
 
    В то утро, подходя к нейрохирургическому отделению областной травматологической больницы, нас встретила толпа рыдающих  женщин, одна из которых разрывала на себе одежду и голосила громче всех. Это была мать пострадавшей девочки. Поодаль стояли мужчины.  Среди них выделялся плачущий красавец Жора – отец  Нади.  В момент столкновения двух «Лад», белой Жориной  и  красной, за рулём которой сидел его друг и сосед Рома, Наде было всего то 8 месяцев отроду. Они мчались в новых машинах – «быстрых лошадях» - цыган нового времени, наперегонки. И столкнулись на крутом вираже. Все отделались лёгкими ушибами, а у ребёнка была тяжёлая черепно-мозговая травма с переломом костей и ушибом мозга.

    Во время операции обработали место ушиба мозга, оболочки и косточки, толщиной в пергамент, сшили, и всё зажило, как и положено у детей, без признаков нарушения функции нервной системы. Работа всех участников спасения ребёнка была оплачена по-цыгански, и не принять благодарность от них не было никакой возможности, чтобы не нанести смертельной обиды всему их племени, живущему вопреки цивилизации по своим незыблемым законам и принципам.
 
    Через  7 лет у Нади появились эпилептические припадки. Это бывает за счёт мозговых рубцов на месте травмы и последующей операции, но не у всех. Есть предположения об индивидуальном предрасположении к эпилепсии, и влиянии привходящих факторов, к которым в случае с Надей, можно отнести нездоровый образ жизни её  и  её окружения. Излишний шум и беспокойство в любое время суток без учёта спящих, рукоприкладство, как метод воспитания,  алкоголь и прокуренный воздух  вокруг, острая пища и пр.

    И мы продолжали лечить и наблюдать Надю ещё много лет. Принимала она лекарства нерегулярно; когда припадки на время исчезали, прекращала по собственному желанию или по нерадивости родителей в ещё более расширившейся семье. Наладить регулярность лечения мы оказались не в состоянии, несмотря на беспрерывно повторявшиеся беседы и увещевания, когда Жора или его жена эпизодически появлялись в клинике после очередного приступа у дочки.

    И Жора и его жена повадились сами и привозили своих родственников, друзей и знакомых в случае появления у них каких-либо медицинских проблем, порой далёких от нейрохирургического профиля. Такое случалось и у наших коллег из других отделений и больниц, которые хоть раз помогли кому-нибудь из цыган и которых те отблагодарили. И мы, и другие врачи по возможности помогали обратившимся советом, направлением, а иногда и лечением, если это было в наших силах. Мы не отталкивали их бюрократическим манером, что, вот мол, вам надо обратиться туда-то и к тому-то, ибо они считали, что каждый врач должен помочь, а тем более проверенный ими, и очень обижались, если просьба не выполнялась. Но, если надо было направить их к врачу другой специальности, то приходилось звонить по телефону и передавать просьбу уже и от своего имени, объясняя ситуацию с цыганами.

    Никогда и никто из врачей, насколько я знаю, не требовал, не просил, не называл и не определял необходимость оплаты своих услуг цыганам. Во-первых, это была бы взятка, а врачи в своём преобладающем большинстве и, несмотря на мизерную оплату своего труда, в совке взяток не брали, но от благодарности не всегда могли отказаться, особенно со стороны цыганской общины. Во-вторых, цыгане сами по-другому не представляли себе взаимоотношений, хорошо понимая, что порой обращаются не вовремя и не по адресу, отнимая этим время у занятых по горло врачей. А за услугу следовало платить, и цыгане всегда благодарили и одаривали щедро за любую помощь. Нередко это были мятые денежные купюры разного достоинства в зависимости, от возможности, как мы понимали, которая была на этот день у наших опекаемых цыган. Если у них на момент визита денег не было, а их никто и никогда не требовал и даже не намекал на это, то проситель или пациент извинялись, благодарили и обещали возместить всё в следующий раз, который мог повториться и через год, например, либо никогда. Такая манера поведения давала им, по их мнению, право и возможность обращаться за помощью  в любое время суток. Перевоспитывать их было тщетной задачей…

    Хорошо помню ночной визит Жоры, который привёз своего, страдающего от обострения геморроя соседа с настоятельной просьбой  ему помочь. Я напомнил Жоре, что моя специальность совсем по другой части и что ему надо обратиться к хирургам общего профиля. Тогда он, ничтоже сумняшеся, попросил позвонить домой профессору имя рек. «Ты что, Жора, с ума  спятил?» Спросил его я. «Он,  не знаю, что со мной сделает. Я не имею таких прав. И я не его близкий друг!» На что Жора мне ответил, что «профессор не будет в обиде, как и прежде». И профессор действительно помог и не был в обиде, о чём я узнал в беседе с ним о цыганском визите в ту ночь. Он посмеялся над детской непосредственностью наших цыган.

    Иногда нам не удавалось помочь пациенту из цыган или спасти смертельно больного или перенесшего тяжелейшую травму. Свои цыгане никогда не обвиняли нас в том, что случилось. Пришлые, незнакомые нам цыгане могли не сдержаться в эмоциональных высказываниях и даже в проклятиях по  адресу лечащего врача или оперировавшего хирурга. Но, слава богу, от них никто никогда ничего не брал, придерживаясь принципиальных соображений. Однажды старейшина группы бродячих цыган снял с руки и положил на стол хирурга массивный золотой перстень, несмотря на отказ хирурга его взять, и выбежал из кабинета и клиники, передав через своих собратьев, что это за спасение его сына. Увы, спасти его нам не удалось. Перстень дождался следующего дня, когда пришедший в себя, убитый горем старик,  прислал ходока за перстнем, который был ему тут же отдан.
               
    Я ещё долго помогал Жоре, пока он не стал погибающим наркоманом, сидящим на игле, периодически появлявшимся с абсцессами от нестерильных инъекций, а затем и с воспалением вен на руке от таких же вливаний. Его наркобизнес пошёл на спад, жена продолжала свои челночные вояжи, а Надежда нерегулярно лечила эпилептические припадки, которые, увы, повторялись. Жора терял свою красоту. Поблекшие скорее, нежели поседевшие, его волосы стали заметно редеть. Стало одутловатым лицо, отмеченное нездоровой бледностью, потускнели блестевшие некогда глаза, он обрюзг и явно постарел, хотя ему не было ещё и 50 лет.

Другие цыгане тоже приходили к нам, но ни к каким уже не было того отношения, как к  Жоре, к которому прикипели душой с первой давней встречи после трагичной для его дочери автомобильной аварии…

                ***
               


                44. "Сор из избы"

    Я долго собирался, сомневался, думал, прежде чем решил рассказывать о том, что происходило, бывало, случалось и может случиться в тиши операционных. Обо всём этом не принято говорить даже сейчас, когда многие секреты спецслужб, разведок, криминальных и политических убийств, методов забора органов для пересадок становятся известными. Не о криминале мне хочется рассказывать, а о тех морально-этических и технических проблемах, с которыми сталкиваются хирурги у операционного стола. И конечно на примерах из своей почти полувековой жизни хирурга, нейрохирурга.

    Когда-то я прочёл корреспонденцию одного очень уважаемого мною публициста о старом докторе, уронившем во время операции каплю пота со своего лба в открытую рану девочки – пациентки. Развилось тяжёлое осложнение (перитонит – воспаление брюшины) от которого в те далёкие времена, когда антибиотики были ещё не столь эффективны, девочку спасти не удалось. И доктор умер от сердечного приступа, переживая свою вину, как он считал, в этом  трагическом исходе.
 
    В Караганде, когда я только начинал свою хирургическую карьеру, моим квартирным соседом был тоже молодой хирург- отоларинголог из Москвы. Во время диагностической манипуляции с введением смотрового инструмента в гортань он впрыснул больной в носоглотку для обезболивания требуемый раствор. Индивидуальная реакция на такое лекарство не была проверена, и больная тут же скончалась от анафилактического шока, вследствие индивидуальной непереносимости препарата. Был суд и тяжелейший стресс для начинающего врача. Думаю, что он в своей дальнейшей работе больше никогда не вводил пациентам непроверенные на индивидуальную переносимость никакие лекарства.

    Чуть не погибла моя мама, когда для рентгенологического исследования почек ей ввели контрастное вещество (сергозин) внутривенно также без предварительной пробы на его переносимость. И чудом спасли мою жену – врача, когда она ввела себе новый непроверенный препарат (продигиозан) для лечения мучившего её воспаления дёсен. Все эти примеры, были вызваны аллергической реакцией (до шока) при неосторожном применении лекарств с целью обследования или лечения пациентов.

    Дважды в моей практической работе хирурга, в одном случае при проведении обезболивания для удаления иглы из мышц кисти, а в другом – при проведении спинномозговой пункции, мне сёстры подали в шприцах не те растворы, которые были необходимы, а те которые вводить вообще было нельзя. В первом случае вместо новокаина я ввёл раствор хлористого кальция и с трудом спас руку больного от возможных осложнений. Во втором вместо физиологического раствора я ввёл больному под оболочки спинного мозга, опять же, хлористый кальций, что могло обернуться трагедией, если бы у больного не был и до этого полностью повреждён спинной мозг. Ничего не произошло, но стресс был и у меня и у сестры.

    Однажды я, начинающий хирург, оперировал молодую женщину по поводу тяжелейшего запущенного острого аппендицита с признаками уже начавшегося воспаления брюшины. Позднее обращение было вызвано самолечением болей в животе грелками, приёмом обезболивающих таблеток, что было абсолютно  недопустимо. Во время операции обнаружен разрыв червеобразного  отростка (аппендикса) из-за бурного воспалительного процесса в нём. Содержимое отростка вылилось в брюшную полость и затерялось там между петлями кишечника. После удаления отростка мы тщательно проверили и промыли все возможные места, куда могло попасть содержимое его, ввели антибиотики и понадеявшись на себя и на молодость пациентки, зашили наглухо брюшную полость. Это было нашей грубейшей ошибкой, так как имевшийся перитонит только усилился после операции.  Даже последующее повторное вскрытие полости живота с оставлением там трубок и введением через них больших доз антибиотиков не помогло. Больная погибла от перитонита. Разбирая с врачами больницы это трагический случай, никто не мог с уверенность сказать, что сделай мы всё по правилам, смогли бы остановить течение перитонита. Но наша совесть была бы чиста, а так на всю жизнь осталось чувство вины перед этой молодой женщиной. А такую память нелегко нести все годы.

    В тиши операционных порой возникает  гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?» человеку живым после такой тяжёлой для него операции, как, например,удаление опухоли головного мозга. Или отказаться от риска при удалении опухоли и остановиться, не удалив опухоль, или удалить только часть её, продлив  жизнь на какое-то время. И посоветоваться с больным, находящимся под наркозом, или с его родственниками, доступа у которых в операционную нет, невозможно. Ведь до операции даже при самых современных, максимально информативных, методах обследования на все  ситуации, которые могут встретиться хирургу, ответа нет и быть не может. Недаром в народе говорят, что на вопросы хирургу, как и водителю, когда закончится операция, или когда приедете, он отвечать не должен. А что скажут родные, если случится самое страшное, хотя они были предупреждены о том, что опухоль мозга – заболевание смертельное и существует только одна попытка спасения жизни больного - это операция, которую он может перенести или не перенести. Поэтому согласие подписывается до операции самыми близким людьми.

    Никогда не забыть мне страшную трагическую картину гибели  женщины с доброкачественной опухолью головного мозга от кровотечения из патологических сосудов, питавших её кровью. Опухоль была огромных размеров и долго себя не проявляла. А когда начались упорные головные боли, то принимала по назначению врачей таблетки и лечилась от мигрени, склероза, дистонии – обычного набора «дежурных» диагнозов поликлинических невропатологов. Пока не началось снижение зрения и не появились эпилептические припадки.

    В чём же была наша ошибка? При несчастном случае в операционной всегда надо анализировать весь ход операции и находить причину случившегося. Так и в приведенном случае можно было остановиться и удалить только кусочек, часть опухоли и не рисковать. Но опухоль продолжала бы расти, и могла озлокачествиться. Хотя больная могла бы прожить ещё неопределённое время, если бы мы остановились. Но хотелось сделать лучше. И мы просчитались…

    В связи с приведенной историей, хочется ещё рассказать, что есть разные хирурги по умению оперировать, по отношению к пациенту и по отношению к сиюминутным результатам выполненной операции. Понятно, что и больной и родственники будут довольны, когда после операции наступит улучшение даже при неудалимой полностью злокачественной опухоли. И они будут благодарны хирургу за это. И не уйдут, понурившись в слезах, узнав, что больному после операции не стало лучше, а даже наоборот. А ведь всё дело может быть в том, что первый хирург удалил, отщипнул только часть опухоли, чем улучшил состояние больного на какое - то короткое время и получил свою благодарность. А второй добросовестно рисковал, желая не столько получить благодарность и положительное реноме, сколько спасти больного, попытаться всё же удалить опухоль. Были среди нас и такие псевдохирурги. Я их не уважал, и они меня не любили.

    И ещё один нюанс внутрихирургических взаимоотношений и разборок. Будучи старшим, ведущим нейрохирургом в клинике, в мои обязанности входила помощь более молодым при возникновении непредвиденных сложных и опасных ситуаций во время операции. Они должны были и имели право обратиться ко мне за помощью, за советом, но том этапе операции, когда моя помощь ещё сможет быть эффективной, а не после того, как «уже что-то отрезали». Понятно, что иногда и довольно часто они не хотели, чтобы я мыл руки, надевал халат и включался в операцию. Им больше импонировало,  чтобы я посоветовал, что делать и даже постоял у них за спиной, пока они не выйдут из тяжёлой ситуации. Так часто и происходило. Но иногда мне самому приходилось решать, что пора вмешаться и я мылся и включался в операцию к недовольству хирургов. Делал я это ради больного и не обращал внимания на то, что иногда вызывает негативную реакцию у более молодых, наступающих на пятки старшему поколению и ждущему, когда оно уйдёт. Это закон жизни, закон природы, вариант естественного отбора, смена поколений.

     Но самое большоё возмущение у меня вызывали по - сути аморальные поступки некоторых молодых (не всегда  по возрасту, а по умению, вернее, по неумению) хирургов, просящих о помощи только тогда, когда что-нибудь напороли, т.е. уже сделали. Может всякое случиться в операционной и даже у академиков. Так, много лет тому назад у одного их ведущих нейрохирургов страны во время операции   не менее важной персоны, соскочил инструмент и буквально убил пациента. Академик снял перчатки, переоделся и уехал в ЦК партии, где доложил о случившемся. Его поняли и сказали: «Идите и работайте». Это нормально. И у меня были огрехи со случайным срывом инструмента и повреждением тканей пациентов, но, Бог миловал, без смертельного исхода. Я никогда не скрывал это от старших и коллег и старался исправить случившееся. Но я отвлёкся.

    «Сильно» партийный, всегда качающий права общественник старался всё делать сам, не прибегая к помощи старших. Дело похвальное, но до определённых пределов, в рамках своей компетенции и своих возможностей. Нельзя учиться на больных с риском для их жизни и без наставника рядом. Человек с ножом опасен. Это я о хирургах. Так вот,  меня позвали в операционную для помощи в определении границ опухоли мозжечка перед её удалением. Я подошёл к операционному столу и вижу, что на мозжечке имеется кровоподтёк, а признаков явной опухоли не видно. Хирург спокойно из-под маски и через очки глядит мне в глаза и ждёт ответа, не раскрывая тайны случившегося. Ассистент, напротив, прячет глаза и молчит, как и операционная сестра. Помывшись и осмотревшись, я понял, что во время вскрытия черепа инструментом был травмирован мозжечок, что спутало картину и вызвало замешательство у хирурга. Признайся он сразу, всё прошло бы спокойно и коллегиально. А так после удаления мною опухоли и благополучного исхода операции остался неприятный для всех осадок, а я перестал уважать виновника, и мы остались в  неприятельских отношениях вплоть до его ухода из клиники на административную работу, что соответствовало его  призванию.
               
    Стремление хирурга к самостоятельности в операционной, как наркотическая зависимость, даже когда его здоровье не позволяет переносить такие стрессы и производить точные тонкие манипуляции на мозге. Мой друг и коллега, перенесший инсульт и вернувшийся к работе с дефектом зрения во время подхода и удаления опухоли садился мне на колени, и я из-за его спины старался видеть операционное поле, как и он, и регулировал подсказками все  движения его рук и перемещение инструментов. Так он удалял опухоли. Но сам. Это вообще-то из ряда вон выходящий вариант хирургической взаимопомощи в операционной. Но так это было и не забывается, хотя получается, что я "вынес сор из избы"... Но на пользу дела воспитания молодых хирургов, надеюсь.

                ***



                10. "От заката до рассвета"   
               
    Это не  пересказ фильм режиссёра Родригеса по сценарию Квентина Тарантино, откуда взят заголовок, и не римейк его.  Это просто граничащая с фантасмагорией картина работы травматологического пункта областной травматологической больницы крупного промышленного центра в течение одного дежурства врачей от заката и до рассвета, отдалённо напоминающая дикие сцены фильма. Когда это было? Не столь важно, хотя  можно ответить, что так было всегда, но особенно в дни праздников, после них, в дни аванса и в дни получки. И даже хорошо, что простому советскому человеку не на что было пить чаще. Не то всё происходило бы от заката и до заката, либо от рассвета и до рассвета. Пока хватило бы сил и устойчивости на ногах, или до окончательного  помрачения сознания и наступления сна.

    Естественно, что в травматологический пункт поступали для оказания им всесторонней помощи врачами разного профиля и нормальные, то есть трезвые пострадавшие. К их услугам всегда были готовы травматологи, нейрохирурги, отоларингологи, окулисты, рентгенологи и анестезиологи, а также медперсонал, обеспечивавший круглосуточную работу перевязочных, профильных операционных, рентгеновского кабинета,  гипсовочной. Установленный порядок последовательности действий и этапов оказания помощи был чётко отработан и благоприятствовал  нормальной работе врачей и оптимальным результатам её. Если бы не  диссонанс, вносимый подвыпившими или в стельку пьяными пациентами, которым тоже предлагались те же услуги и на том же высокопрофессиональном уровне.
               
    Неоказание помощи исключалось, несмотря на нечеловеческий порой облик пострадавшего, на его негативное отношение и даже отказ от помощи и несмотря иногда на явную агрессию невменяемого человека по отношению к персоналу травматологического пункта. В последние годы было разрешено не оказывать помощь тем, кто отказывался или дебоширил, но сердобольные советские врачи, сёстры и особенно санитарки, продолжали уговаривать несчастных, не ведающих, что творят.

    Приближаясь по вызову дежурного персонала к травмпункту, уже на расстоянии иногда слышны крики, вопли, порой нечленораздельная речь, а то и сплошной мат, изрыгаемый очередным клиентом. Иногда их бывало сразу несколько и тогда наше помещение напоминало милицейский участок или предбанник вытрезвителя, особенно в тех случаях, когда травмированных сопровождал милиционер, если бы не кровь на полу, на стенах, на стульях и кушетках. А, если уже проводился туалет пострадавшего, то и вода в ванной напоминала такую же, каковой она бывает при  лежащем  в ней самоубийцей  с перерезанными венами.

    У одних останавливали кровь путём наложения жгута или давящей повязки на рану. Отдельным из них даже приходилось накладывать кровеостанавливающие зажимы на зияющие сосуды в ране, если другим способом не получалось, а больной мог истечь кровью. Некоторым накладывались временные шины на конечности для профилактики дальнейшего смещения отломков костей в месте перелома, после чего они направлялись в рентгенкабинет, где надо было умудриться уговорить обследуемого, чтобы он хоть на мгновение перестал двигаться. При этом следовало умудриться персоналу избежать очередного облучения рядом с подопечным. У других надо было обрить голову вокруг раны, чтобы произвести туалет, хорошо осмотреть и затем, опять же, после рентгенографии, зашить, либо наложить повязку и отвезти в операционную, если в ране обнаружен перелом костей черепа. Находящихся в бессознательном состоянии следовало раздеть либо разрезать одежду, чтобы осмотреть всё тело и не пропустить какое-нибудь ранение или сочетанную травму. При необходимости к обследованию и оказанию помощи подключались узкие специалисты: окулист, отоларинголог. Нередко была необходима компетенция терапевта.

    Наряду с более или менее лёгкими травмами, были неимоверно тяжёлые картины поступления групп раненых в дорожно-транспортных происшествиях с множественными ушибами, переломами, с тяжёлой черепно-мозговой травмой, либо обожжённых шахтёров при взрыве метана в забое. Тогда травмпункт становился придатком санпропускника и начиналась их совместная работа, напоминавшая работу медсанбата во время войны. Некоторые травмы, особенно несовместимые с жизнью, производили тяжкое впечатление на персонал и не всегда все одинаково могли на это реагировать. Нельзя забыть наполовину перерезанную шею привезенного молодого парня, жившего только потому, что сосуды остались целы, а дышал он через перерезанную гортань. Он естественно не мог говорить и жаловаться и только обречённо и испуганно смотрел на всех широко открытыми глазами. А сколько раз привозили уже мёртвых, хотя с места травмы их забирали еще живыми.
Пострадавших привозили нередко с торчащими из их тела предметами насилия. Это могли быть ножи или их отломки, иногда распознанные только на рентгенограммах, так как ломались в глубине ран. Находили различные заточки, забытые в теле при бегстве впопыхах с места преступления, а также засевшие прочно в черепе стволы самодельных пистолетов (самопалов), проникших туда в результате отдачи при выстреле. Один из них вошёл в череп через глаз, прищуренный для прицеливания и точного попадания. Такие пострадавшие отправлялись прямиком в операционную, чтобы попытаться избавить их от этих инородных тел.

    Наличие пьяных, порой грязных и зловонных, очень угнетало трезвых граждан, страдавших от боли, наличия повреждений, требовавших внимания, когда рядом приходилось успокаивать, усмирять, увещевать буянивших порой их товарищей по несчастью. Особенно было неприятно наблюдать и пациентам и персоналу  пьяных, развязных и дебоширивших женщин. Как-то мужское обличие, даже пьяное, грязное и рваное, не так отталкивающе, как неряшливая, грязная и пьяная баба. Обривая порой часть головы вокруг раны, медперсоналу, особенно медбратьям, так и хотелось побрить всю голову, чтобы этой клиентке надолго отбить охоту к пьяным выходкам, приводящим таких в больницу. Иногда, чего греха таить, так и поступали по отношению к «бомжихам» и завсегдатаям травмпункта.

    При частых визитах пьяниц, неопрятных и грязных, воздух в травматологическом пункте пропитывался их кислым, водочным перегаром, запахом пота и крови. Этот запах долго не выветривался. Он конкурировал с запахом гари, выдыхаемым травмированными шахтёрами, попавшими под взрывную пламенную волну  и получившие ожоги дыхательных путей. Этот запах тревожный и понятный переносился, как данное, и  не беспокоил никого так, как пьяная атмосфера. Сила и стойкость запахов была индикатором перегрузки в работе травмпунктов и санпропускников больниц больших промышленных районов.

    Иногда пик поступлений накануне травмированных субъектов, приходился на послепраздничные дни, когда снотворный и обезболивающий эффект алкоголя проходил и наступало тяжкое протрезвление. Начинали болеть места ушибов и переломов, обнаруживались под запекшимися корками раны и они самостоятельно или машинами скорой помощи  появлялись в трампункте. Там начиналась и продолжалась  работа, но уже от рассвета до заката  осуществлявшаяся уже другой, приступившей к дежурству, бригадой врачей, сестёр, санитарок. Сменившаяся группа возвращалась уставшая физически и морально домой, чтобы отмыться, отдышаться, отдохнуть и забыть, если удастся. А если  не всё забудется, то можно будет потом вспомнить и рассказать тем, кому это покажется интересным, о том, как можно находиться в описанном вертепе и что там делать от заката до рассвета

    В Израиле нет травмпунктов, и всех пострадавших везут в санпропускник.  Но здесь нет  пьяных, если случайно какой-нибудь наш «русский» землячок не окажется в ностальгическом состоянии. Правда, после каждого очередного теракта картина ещё более страшная, по понятным причинам, чем та, что я описал. Крови и тяжелейших повреждений больше и усугубляется всё криками и стенаниями пострадавших и родственников с их восточным темпераментом в выражении боли и скорби. Борьба за человеческую жизнь ведётся во всех травмпунктах, санпропускниках, операционных всех больниц во всём многострадальном мире от заката или рассвета и до конца бесконечного рабочего дня врачей.

                ***

               
             11. "Стахановская операция" и конец легенды                «Земной рабочий молот
 Упал на лунный серп.
 Какие силы могут
 Разрушить этот герб?»
   (Новелла Матвеева)

    К моменту приезда двух, старших  по положению, должностям и  учёным званиям, узких специалистов - нейрохирургов, доцента и старшего научного сотрудника, из двух клиник (третьей клиники просто не было в нашем городе), в кабинете главного врача Областной клинической психоневрологической больницы города Донецка, там находились уже 26 врачей. Все они были  узкими специалистами близкими к данной ситуации профилей, привлечёнными вначале дежурным персоналом, а затем и администрацией больницы для участия в консилиуме с целью постановки правильного диагноза и проведения соответствующего ему лечения в отношении необычного больного.

    С сугубо партийным - суровым, значительным и настороженно-предупредительным выражением на лицах, по правую и левую руку от главного врача сидели представители обкома КПСС, УВД и облздравотдела. Я, в числе прочих специалистов, оказался приглашённым, как нейрохирург, для участия в таком расширенном консилиуме, после того как возникло предположении о наличии у пациента посттравматического кровоизлияния под оболочки мозга, требующего оперативного вмешательства.
Пациент, вокруг которого возник весь  этот ажиотаж  - легенда  великой страны, новатор угольной промышленности Алексе;й Григо;рьевич Стаха;нов, основоположник стахановского движения, Герой Социалистического Труда, кавалер дух орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и нескольких медалей, находился на тот момент в тяжёлом состоянии. Сознание отсутствовало, но жизненно важные  функции были нарушены незначительно. Из-за множественных ссадин на голове и лице он был щедро вымазан зелёнкой, потому, при первом взгляде на него, хотелось поприветствовать пациента словами: "Здравствуйте, Ипполит Матвеевич!" – настолько высокий, худощавый, весь в зелёнке Стаханов напоминал известного актёра Филиппова в роли Кисы Воробьянинова из фильма "Двенадцать стульев".

    До того дня  большая часть присутствующих видела человека-легенду только на портретах и в кинохронике. Причиной такого неожиданного сбора ведущих специалистов и начальства душной июльской ночью 1977 года, послужил несчастный случай, когда в отделении для хронических алкоголиков наш пациент был избит сотоварищами по совместному лечению. В тот вечер по телевидению транслировался футбольный матч, который почти все алкоголики отделения, как обычно, смотрели с экрана общественного отечественного телевизора в столовой или в зале.  Лёша  (так его звали коллеги по заболеванию и соседи по отделению больницы)  сидел на стуле у дверей своей палаты, чтобы находиться среди людей и обсуждать происходящее на экране с коллективом, а не скучать одному в палате, вперив взгляд в индивидуальный импортный ящик. Он привык к широкому общению, нередко находясь в центре внимания собравшихся. Мнения по ходу матча нередко складывались разные, и споры разгорались нешуточные.  Стоило «братве» не согласиться с авторитетным словом  Стаханова (как можно?!), как тут же возникала словесная перепалка, перетекавшая в "аргументированную" драку, в которой основным избиваемым оказывался Лёша, допекавший и достававший остальных своим скаредным, чванливым и неуживчивым характером. Футбол служил лишь поводом отыграться на привилегированном алкаше. Стоило санитарам отлучиться в такие моменты, как запросто могла начаться драка, во время которой Лёшу били и прежние стахановцы. И били почему - то посильнее других...

    Лёша же был когда-то мужиком богатырского здоровья: рост под два метра, мышцы не хуже, чем у Шварценеггера,  о котором в то время никто слыхом не слыхивал. Как вспоминала  дочь Стаханова от второй жены, Виолетта Алексеевна, у её отца кулак был размером с голову ребенка. Бывало, на спор, богатырь подлезал под лошадь и поднимал ее.  Пил он тогда ещё в меру, не так как  иные  шахтёры, курил мало, за бабами не волочился.  Следуя особенностям натуры и темперамента, а также, не желая демонстрировать низкий уровень образованности, отличался скромностью и малоразговорчивостью. Характерологически, некогда,  это был добрый и приятный в общении детина. Стаханов любил трудиться, нормы выполнял и перевыполнял, что нашло отражение во всех характеристиках, а вскоре и заставило обратить на него внимание партийных и советских органов.  Поскольку же Алексей Григорьевич всецело был согласен с генеральной линией партии и понимал её правильно, то о лучшей кандидатуре для совершения неспонтанного трудового подвига не могло быть и речи. Оттого неудивительно, что на установку рекорда рекомендовали и выбрали именно его. Трудяга оказался обречён на всесоюзное идолопоклонство, на целенаправленное создание из своего образа кумира, мифа, легенды и, наконец, образца для подражания, своеобразного эталона для тиражирования многочисленных клонов – стахановцев.
 
    Иногда по ночам, во время бессонницы, в сохранившихся от пропитки алкоголем и склеротических изменений участках его больного мозга, внезапно восстанавливались и воспроизводились, просматриваемые им как на мониторе, картины "d;j; vue",  вызывавшие к памяти подобные тем, что произошли с ним много лет назад.  Например, когда в ночь, с 30 на 31 августа 1935, когда  за смену ( за 5 ч. 45 мин.) он добыл 102 тонны угля при норме в 7 тонн, что в 14 раз больше. Давно происшедшие события, ныне являвшиеся как видения, казались ему нереальными, фантастическими, возбуждали его больную психику и усугубляли страдания. Обрывки воспоминаний и стёртые образы исчезали так же внезапно, как возникали, после чего он впадал в забытье, в кошмар своего жалкого униженного прозябания среди таких же хронических алкоголиков, каким он стал, пусть и не по своей вине.

   Совершим небольшой экскурс в историю и вернёмся к той незабываемой ночи, когда Стахановым был  установлен рекорд с непредсказуемыми, как оказалось, последствиями. Полагаю, у издателей «Книги рекордов Гиннеса», очевидно, закрадывались некоторые сомнения в возможности подобного чуда. Впрочем, я всё же искал в Интернете, но так и нашёл убедительных данных о включении в книгу рекордов Гиннеса рекорда Стаханова. В одной информации промелькнуло сообщение о, якобы,  включении стахановского рекорда в книгу в 1970 году, в другой же сообщается, что представители Книги пока не смогли подтвердить рекорд. Эти противоречивые сведения меня не убедили, поэтому я сделал запрос на официальном сайте этой книги и  получил отрицательный ответ: Рекорд Стаханова в "Книге рекордов Гиннеса" не значится...
 
   (Андрей) – Алексей Стаханов  родился 21 декабря 1905 в деревне Луговая Орловской губернии. В 1927 приехал в Донбасс и начал работать на шахте «Центральная - Ирмино» в городе Кадиевке, осваивая постепенно навыки работы тормозным, коногоном, отбойщиком, а с 1933 стал работал забойщиком. По  решению Политбюро ЦК ВКП(б) принят в члены партии без кандидатского стажа. В 1936—1941 учился в Промакадемии в Москве, после чего был назначен  начальником шахты в Караганде. Затем работал начальником сектора социалистического соревнования в Народном комиссариате угольной промышленности. В 1957 вернулся в Донецкую область, и до 1959 был заместителем управляющего трестом «Чистяковантрацит», а с 1959 занимал пост помощника главного инженера шахтоуправления треста «Торезантрацит». С 1974  Алексей Стаханов находился на пенсии. После его смерти город Кадиевка, где он начинал свою трудовую шахтёрскую биографию, был переименован в город Стаханов.

    Смею предположить, что в больном мозгу рекордсмена Алексея Стаханова, при его псевдореминисценциях, не могли возникнуть подробности событий, предшествовавшие трудовому подвигу, ибо они не укладываются в сознание  и представления даже здравомыслящих людей.

    Как же свершилось это чудо? Как утверждают французы - любой экспромт хорош, если он заранее добросовестно подготовлен. Ко времени установления знаменитого рекорда шахтёром, всё оказалось подготовленным с особой тщательностью. Отбойные молотки были проверены и смазаны, запасные тоже находились на месте. Все остальные забойщики, кроме одного основного, вынуждены были ждать доступа сжатого воздуха, ибо тот непрерывно поступал под достаточным давлением в отбойный молоток Стаханова, и ни в коем случае, ни на йоту, давление не должно было снижаться.  Все подъездные пути как для внутришахтного транспорта, так и на поверхности, оказались заранее очищены и освобождены, а весь порожняк сосредоточен на путях вывоза породы и угля. Вагонам обеспечивалась «зелёная улица». Освещение забоя гарантировалось, "коногонки" (лампы для освещения) были заряжены и перепроверены, стёкла их промыты, и даже крепления на касках и на поясах роб надёжно подогнали по размерам. Крепильщики подготовились и распределились по лавам и штрекам,  лесины, верхняк, стойки оказались заготовлены  впрок. Фляги были заполнены, тормозки упакованы  свежей и вкусной едой. Наконец, шрифтовые наборы в типографиях шахтной газеты, а также газет города, района и области ожидали сигнала скомпонованными, и бумажная лента в печатные станки была наново заправлена.

    Всё начальство и обслуживающий персонал находились на своих местах. Все замерло в ожидании всесоюзного подвига, и он, само собой, состоялся, о чём тут же было доложено в ЦК Партии и  Президиум Верховного Совета и лично товарищу Сталину. Весть разнеслась затем по всей стране. Праздник прошёл удачно и вызвал огромный прилив энтузиазма у советского народа. Утренние выпуски всех газет, от шахтного листка до республиканских и союзных средств массовой информации, сообщили народу о радостном событии – рождении небывалого в истории, и  в  шахтопроходке,  трудового подвига, у всех на устах звучало имя рекордсмена, нового героя нашего времени - Алексея Стаханова. Мало кто знал, что ради того, чтобы не мешать трудовому порыву Стаханова, рабочий ритм шахты оказался полностью нарушен.

   Не зря ведь и по сию пору возникают новые анекдоты об этом немыслимом свершении рук человеческих: «Вы знаете как Стаханов стал рекордсменом? Под его логином в шахту спускались четыре бригады...»
«Были и другие фокусы" - пишет в своей книге «Тень победы» Виктор Суворов – «Главный финт - статистический. Все зависит от методики подсчета. Забойщик работает не один. Вырубленный уголь надо отгребать, грузить в вагонетки, откатывать, таскать бревна и крепить забой. Если вырубленный забойщиком уголь разделить на всех, кто ему помогает и обеспечивает его работу, то и получится семь тонн на брата. А на время рекордной смены Стаханова применили другую, более прогрессивную, методику расчета. Все, что он вырубил, ему и записали, посчитав все тонны его личной заслугой. А всех, кто отгребал, грузил и откатывал уголь, всех, кто крепил забой вслед за Стахановым, провели по другой графе. На всех помогающих и обеспечивающих добытые тонны не делили. Вот и получился всесоюзный рекорд. Трудовой подвиг Стаханова - обычная наша советская туфта. И сам Стаханов - герой в роскошной мантии из той же туфты».

    Высказывалось неординарное  мнение и о том, что Стаханов имеет все шансы быть причисленным к сонму православных (и советских) святых, так как выработал за смену четырнадцать норм, свершил чудо, которое  с научной точки зрения так до сих пор никто и не объяснил (Андрей Головань.  «Мысли о Советском Союзе и о том, что от него осталось»).

    Тем не менее, примеру Стаханова  стали следовать, однако, подобного результата никогда не достигли. Стахановское движение продолжили на других шахтах  Донбасса, а впоследствии почин перенесли и на другие области производства. Так появилось поощряемое коммунистической партией движение последователей героя  — стахановцев. С этого времени в историю вошли слова «стахановец», «стахановское движение», «работать по - стахановски». Начиная с 1940 года, в СССР стали отмечать профессиональный праздник – Дня шахтёра,  дата которого оказалась напрямую связана со временем совершения подвига, ныне праздник отмечается  в последнее воскресенье августа месяца

    Вернёмся же к первоначальным событиям моего рассказа, когда пациент с неустановленной внутричерепной катастрофой требовал незамедлительных действий для установки диагноза. Мы располагали только данными обследования неврологического статуса при помощи молоточка и рентгенографии черепа, которые на главный вопрос о наличии или отсутствии гематомы (кровяной опухоли) в его полости ответить не могли. Почему не было в больнице одного из самых богатых регионов страны современного диагностического оборудования (компьютерного томографа, хотя бы) – вопрос на ту пору риторический, ибо «нищенский уровень советского здравоохранения» (как писал академик А. Сахаров) стыдливо замалчивался, скорее наоборот, восхвалялись его сомнительные успехи. Посему-то, нам пришлось прибегнуть к последнему в подобных ситуациях методу  «разведки боем». Это означало, что надо было, грубо говоря, произвести пробную трепанацию черепа и  через небольшое отверстие в нём заглянуть вовнутрь. В том случае, если гематома будет обнаружена, её следовало удалить, в противном случае, надлежало провести консервативное лечение.  Всё это предстояло проделать с ведома и разрешения (благословения) представителей партийного контроля и областного отдела здравоохранения. На том и порешили.

   Пациента уложили на примитивный операционный стол, где обычно производились мелкие операции, главная из которых именовалась в народе, как «подшивание», т.е. введение через небольшой разрез под кожу специальных антиалкогольных таблеток или ампул. Напомню, что доктора для операции были приглашены из разных однопрофильных клиник для исключения возможных подвохов и равномерного распределения ответственности. Должен оговориться, что мой коллега, старший научный сотрудник Института травматологии замещал тогда профессора, как и я, доцент кафедры нейрохирургии был первым лицом клиники в отсутствии заведующего кафедрой(была пора отпусков). То есть, мы были самые-самые в тот критический момент. Каждый из нас - участников операции со своим персоналом (один находился справа, другой слева), под местным обезболиванием, поскольку пациент был без сознания, просверлили стахановский череп коловоротами (трепаном или дрелью). При этом мы не отметили  ничего особенного, череп как череп - убедились, что гематом нет, но обнаружили значительную примесь крови к мозговой жидкости, после выпускания которой, больному сразу же стало легче.  Ближе к концу операции он уже смачно  матерился по нашему адресу. Напряжение спало, все вздохнули с облегчением...

   Стахановцев, как и последователей Максима Кривоноса, Прасковьи Ангелиной, Марии Демченко и даже девочки Мамлакат появилась тьма, но где же было взять столько денег, техники, условий, чтобы рождались клоны. Да и зачем?! Маяки должны были стать раритетами одноразовыми, но были обречены светить, являться примером для всех и всегда. Стахановское движение захлестнуло страну. Стахановцы имели представительство  на всех съездах, митингах, парадах, банкетах и застольях любого масштаба и пошиба. Маяки превращались в знамёна, в плакаты. О них писались книги, снимались фильмы, сочинялись поэмы и стихи. Они прошли огонь, воду, и медные трубы. К сожалению, испытание славой привело у многих из них к развитию, нередкого для тщеславных  и недалёких людей, тяжёлого и плохо поддающегося лечению, а порой и неизлечимого, заболевания, именуемого звёздной болезнью, поражавшей и мужчин и, увы, женщин. Таких, к примеру, как легендарные Прасковья Ангелина и Мария Демченко.

    С этой-то болезнью ещё можно было мириться, некоторые из той когорты народных героев, звёзд и звёздочек, неплохо жили долгие годы и даже занимали высокие посты. Более тяжким осложнением  явился алкоголизм, в  его самой яркой и прогрессирующей форме, приведший всенародную гордость, с именем Алексей Стаханов, в дурдом! С другой стороны, как ему можно было не пить, когда со всех сторон подносят и просят. Угощают и спрашивают: Ты меня уважаешь? А меня? И меня! Финалом любого торжества, а также любого совещания и  даже личной встречи была пьянка. Из-за увлечения спиртным, злые на шутку языки частенько  прозывали Стаханова Стакановым, а сами пьянки – стакановщиной.

   Хронического алкоголика общесоюзного масштаба, под наблюдением самых опытных и, разумеется, проверенных эскулапов, пользовали всеми современными средствами. Он лежал на обследовании и лечении в самых престижных клиниках Союза. Всегда находился в персональной палате, обслуживаемой индивидуальным постоянным медицинским персоналом, обеспеченный соответствующим столом  и отдельным туалетом.
 
    Время неумолимо шло, и годы брали своё, а склероз с алкоголизмом убивали человеческий облик и мозг. Стал забываться обычный язык, речь всё чаще срывалась на матерщину, всё труднее бывшему герою становилось сдерживаться , чтобы не вступать в пререкания с соседями по отделению и медицинским персоналом. Постепенно он деградировал настолько, что перестал узнавать даже собственных родных - дочь Аллу путал с сыном Виктором. В квартире его были голые стены, почти никакой мебели, совершенно бомжевская обстановка, как сказали бы сегодня. Сам Стаханов вообще часто спал, не раздеваясь, на не застланной кровати. Друзей и даже собутыльников становилось у него всё меньше. Со временем о нем просто-напросто забывали. Местом пребывания и лечения Стаханова всё чаще становилась больница по месту жительства, а посещения с целью контроля за уходом и медицинским обеспечением возлагались на местные партийно-хозяйственные органы и областные отделы здравоохранения.

   Прощались после проведенной диагностической и лечебной щадящей операции со Стахановым доктора, среди которых присутствовал и я, тогда по-доброму и слышали, наряду с бессвязной речью пациента, слова благодарности и ощутили "крепкое" пожатие руки легендарной личности эпохи развитого социализма. Мой коллега, помню, посоветовал мне подольше  не мыть руку после пожатия Стаханова, так как эту руку  много раз пожимал товарищ Сталин. Так я и «поступил».

    А вот наш пациент, если бы смог, то вспомнил бы, как на бывшего нищего подпаска, имевшего за спиной лишь 3 класса сельской школы, в одночасье свалились все блага советской цивилизации: награды, благосклонность великого вождя народов, роскошная трехкомнатная квартира в Москве с мягкой мебелью, роялем (?!) и коврами. Партком шахты выделил ему семейную путевку на курорт и два именных места в клубе на все футбольные матчи,  фильмы, спектакли и вечера. У него появились персональная машина, приглашения на приемы в Кремле, о его жизни и подвиге печатались главы в учебниках истории.

    Личная жизнь легенды отличалась намного менее значительными достижениями. С цыганкой Евдокией он сошелся в 1929 году. Жили, не расписываясь. Евдокия родила ему детей Клавдию и Виктора, но в один момент неожиданно сбежала с цыганским табором, оставив детей отцу. Некоторое время спустя, 14-летняя Галина – школьница, которую Стаханов заприметил при встрече в одной из школ и которой приписали два года для оформления брака, чему она вполне соответствовала своим внешним обликом и чем прельстила Алексея, стала ему второй женой и  «матерью» сразу двух его детей.

    Алексей Григорьевич Стаханов  умер примерно через полгода, в ноябре 1977 года в отделении хронических алкоголиков от лёгочно-сердечной недостаточности, но не от нейрохирургической патологии. Даже после смерти ложь продолжала следовать за ним: о причинах кончины героя писали, что «он, лежа в «одиночке», тосковал по людям и постоянно заходил к мужикам в соседнюю палату. Врачи выделили ему там «именную» кровать, как когда-то места в клубе в Кадиевке. Она всегда была заправлена чистым бельём, свободна в ожидании очередного поступления её владельца.. Но одно из таких посещений стало роковым: Стаханов, якобы, поскользнувшись в чайной луже, ударился головой о кровать. Для измученного организма этот удар оказался роковым».

    Как свидетель, я хорошо знаю от каких побоев мог умереть Стаханов, но думаю, что умер он не столько от них, сколько от невозможности его организма дальше жить. Его жизнь оказалась заложницей его смертельной болезни. Я же тогда просто  оказался  участником «стахановской операции», во время которой и произошло наше знакомство. Такова оказалась моя встреча с этой эпохальной личностью во времена её начинавшегося заката.

    Журналист Ярослав Голованов в своих записных книжках, помеченных 1984 годом, писал, что настоящим именем Стаханова было Андрей, но в «Правде», по неведомой причине, крупно написали АЛЕКСЕЙ СТАХАНОВ. Когда об ошибке доложили Сталину, тот подумал и произнес: - «Алексей... Красивое русское имя... Мне нравится». Стаханову сразу же поменяли паспорт, партбилет, и он на всю жизнь остался Алексеем.
            Судя по последним строкам моего рассказа, которые невольно претендуют на место эпилога, можно заключить, что в рождении мифа или легенды изначально закрались неточности, ошибки и обман в отношении её героя, оттого и вся легенда производит впечатление искусственности, надуманности, как и сама советская эпоха.

                *** 




                12. Эти коварные иголки

    Все знают, что нет ничего труднее, чем искать иголку в стоге сена. Это тривиальное выражение используется и как поговорка, и как сравнение, и как иносказание. Действительно, это пустое занятие, так как в стоге сена не то что иголку, но и более крупную потерю не найти... А в теле человека порой совсем нелегко найти иглу или часть её, отломившуюся и затерявшуюся в толще тканей, а иногда и смещающуюся из места своего проникновения в другое за счёт движений тела и сокращения мышц.

    Немало хирургов столкнулись в своей практике с этими коварными иголками и не без труда избавляли страдальцев от них. Однако совершенно неправильно было бы думать, что трудно искать только ту иглу, что прячется где-то глубоко в теле. Порой иголочка лежит буквально где-то рядом, а рассечёшь ткани - её и не видать. Пациент даже иногда говорит, что колет где-то рядом, а хирург инородного тела не прощупывает, и  инструмент хирурга на него не натыкается... Хорошо, когда под рукой есть рентгеновский аппарат, но и с его помощью не всё так гладко проходит, как казалось бы вначале операции...
               
    После неожиданно возникшего эпилептического припадка годовалому мальчику сделали, как положено, рентгеновские снимки черепа. Точно по средней линии, где уже почти закрылся родничок, чётко просматривалась стоящая вертикально, вверх ушком обычная швейная игла стандартной длины. Наряду с вопросами о выборе метода операции, способов удаления, обезболивания, т.е. вопросами чисто хирургическими, витали и мнения о проникновении этой иголочки в родничок ребёнка. Каким образом она оказалась в черепе? Случайно? А может быть, её кто-то воткнул специально? Всё это было интересно, но, поскольку мы не криминалисты, нам не надлежало выяснять обстоятельства. Родители искренне волновались, и заподозрить их мы не могли, да и не до того нам было. Хотя, конечно,  всё это было очень любопытно.

    Должен вам признаться, что доставали мы эту коварную, невесть как заблудшую в голову ребёнка иголочку, часа два, не менее, из-за необходимости соблюдать максимальную осторожность при всех манипуляциях. Там, где она находилась, проходит самый большой венозный сосуд головного мозга, повредить который весьма опасно из-за угрозы сильного кровотечения. А если излишне нарушить вещество мозга при удалении иголки, то будет рубец (шрам), способный вызывать раздражение клеток мозга, а у малыша уже и так был эпилептический приступ.

    Удалили мы иголочку с минимальным ущербом для мозговых структур, и ребёночка выписали домой с надеждой на выздоровление. Того же, кто хотел лишить его жизни таким ненадёжным способом, как втыкание иголки через мягкий родничок, если это действительно имело место, ждало разочарование. Нам больше по душе была вторая версия: мама или бабушка забыли иголочку на диване, где пеленали ребёнка, и он случайно наткнулся на неё головкой... Вопрос так и остался тогда открытым.

    Вторая иголка была забыта на кровати женой моего приятеля, и  он наткнулся на неё сам, когда "сучил ножками", укрываясь получше. Почувствовав укол, приятель вскочил, ему тут же расхотелось спать, и он начал искать причину колющей боли в области наружного мыщелка (щиколотки) левой голени. Обнаружил  едва заметную точечную ранку, даже не ранку, а место прокола, там же и кололо что-то при малейших движениях стопы. В этом месте мышц нет, а есть сухожилия, перемещение которых также способствует смещению иглы.

    Женя, так звали моего приятеля, а потом пациента, был не из терпеливых мужиков и путал свои показания - жалобы, дезориентируя нас. Рентгеновское исследование показало половинку иглы  среди небольшого участка связок и сухожилий на глубине не более 1-го см. Мы произвели разрез под местным обезболиванием в проекции иглы. А её там нет! Нет боли – значит, нет ориентиров с помощью пациента. Сделали снова рентген и ввели для ориентирования свои иглы в направлении той самой полуиголки под экраном. Продолжили операцию разрезом в другом направлении. Иглы нет. Кто - то скажет, что это за хирурги: руки, мол, не оттуда растут! Разрезали глубже, закруглили вначале клюшкой, а затем полукругом и, наконец-то, наткнулись на эти пол-иглы, зажали, чтобы не сорвалась, и вытащили наружу. Наложили швы, повязку. Жена - виновница посмеялась сквозь слёзы и побежала за поллитровкой, взамен половины иголки, возвращённой в их семью, как сувенир.

    Третью иголка описываю в конце, хотя она была первой и самой трагичной для меня - тогда совсем молодого хирурга. Это случилось в Караганде, куда я приехал по распрделению, на одном из первых моих нелёгких дежурств. Молодой парень богатырского телосложения - шахтёр, забойщик, несомненно, последователь Стаханова, наткнулся на иголку дома случайно, как это бывает, когда шьют или штопают, сидя в кресле или на диване, оставляя все причиндалы там же. Игла, когда он обратился за помощью, находилась в мышцах утолщения большого пальца на ладони, в той самой подушечке, которая противостоит всем остальным пальцам кисти. У работящего человека эти мышцы толстые, и иголочке там есть, куда спрятаться, и раствора новокаина оттого для обезболивания тоже надо побольше.

    Определившись, где искать иглу, наметив проекцию разреза, я начал вводить новокаин.  Вначале не обратил особого внимания на то, что пациент терпит, но скрывает боль, в ответ на введение обезболивающего раствора. Обычно, уже после первых порций боль затихает, а потом ощущается только распирание.  Но мой пациент не успокаивался, и тогда я посмотрел на бутылку с обезболивающим раствором. К своему ужасу я увидел, что в бутылке находился не новокаин, а раствор хлористого кальция, вызывающий омертвение тканей, если не вводить его непосредственно в кровь через прокол вены! Редкие случаи попадания такого раствора под кожу  при неудачных внутривенных вливаниях вызывают неприятные, а иногда и тяжёлые осложнения. А медсестёр, с которыми случались подобные промахи, непременно ждали неприятности, наказания и, возможно даже, возбуждение судебных дел. К примеру сказать, в Израиле внутривенные вливания делают только врачи.

    Сестра, помогавшая мне и перепутавшая бутылки с растворами, увидев ошибку, упала в обморок, и была тут же заменена. Я должен был спасать руку шахтёру уже не от иголки, а от возможного омертвения тканей. Единственно правильным оказалось моё решение сделать разрезы в виде лампасов, уменьшить напряжение тканей, дать выход раствору хлористого кальция и заместить его большим количеством новокаина. Что и было сделано. По ходу разрезов игла была обнаружена и удалена легко, так как разрезов было много, и ей было уже не спрятаться. Шахтёр был не из робких и даже, если он о чём-то и догадывался, то не стал паниковать, а вёл себя по-мужски.
    За кистью руки этого парня я ухаживал потом, как за младенцем. Перевязки все делал сам, проводил постоянную профилактику возможных осложнений, зашивал поэтапно все разрезы по мере спадания отёчности и  при отсутствии признаков омертвения тканей. Затем была физиотерапия всех возможных видов. И молодой человек выздоровел. И не стал инвалидом. А я избежал больших неприятностей.

    Сестру мы пощадили и простили. Она тоже помогала лечить пострадавшего по нашей вине парня. Заведующая отделением не дала в обиду никого. С тех пор я прослыл самым недоверчивым хирургом, занудливо читающим надписи на ампулах и бутылках с лекарствами, которые подавали мне сёстры во время манипуляций, перевязок, операций. А впрочем, так ведь оно и положено.

                ***


                13. Флажки на палочках

    Древки флажков, с которыми так любят бегать и играть маленькие детишки, в отдельных случаях могут оказаться легко ломающимся ранящим "оружием". К счастью,  я давно уже таких деревянных палочек в конструкции флажков не встречал, и в качестве "древка" используются только гнущиеся и безопасные пластиковые палочки. Прежде заострённые для красоты крепкие деревянные палочки детских красных стягов изготавливались миллионами штук.

    В моей практике я помню, привезенных в клинику с тяжелейшими травмами после падения, трёх малышей 5-6 лет, споткнувшихся при беготне с вытянутой вперёд ручкой, сжимавшей флажок. Во время падения малыш натыкался на кончик древка, в результате чего глазное яблоко или его орбита оказывались проткнутыми остриём. Древко флажка через орбиту, иной раз даже не повредив, а только отодвинув эластичное и легко смещаемое глазное яблоко, проникало в полость черепа через его основание и повреждало мозг на ту или иную глубину. Двоих детей удалось спасти, проведя им сложнейшие операции.
 
    Вспоминая теперь эти трагедии, хочу выразить надежду, что детские игрушки всегда будут изготавливаться дядями и тётями из атравматичных материалов, тем более, что в наши времена их предостаточно.

                ***


Жизненное недомогание   

    Обращаясь в одном из писем к своей морганатической супруге Екатерине Долгоруковой, тогда ещё любовнице,  император Александр 11 писал, что их нескончаемые любовные утехи – «лучшее средство для нашего здоровья».
            
    В очень старом, но не избитом анекдоте рассказывается о том, как к врачу поочерёдно, с небольшим промежутком во времени, обратились мужчина и женщина. У них были примерно  одинаковые жалобы, в обиходе определяемые, как недомогание или плохое самочувствие,  выражающееся обычно в пониженном настроении, раздражительности, бессоннице, головной боли и т.п. Выяснив все жизненные подробности, учтя характерологические особенности пациентов, а также их менталитет, врач понял, что в происходящем имеет место просто жизненная неустроенность неуверенных в себе, замкнутых, закомплексованных, слабовольных, стеснительных  и обделённых  сексуальной жизнью людей. Доктор посоветовал одному из них догнать другого, только что покинувшего кабинет, и, не теряя времени, познакомиться друг с другом. Последовав совету врача и собрав остатки воли и решительности, они обрели друг друга. Через некоторое  время, лёжа в истоме рядом после любовных утех, с хорошим самочувствием и без головной боли, женщина ласково и с иронией обратилась к  нему со словами, что если бы люди знали, чем мы занимаемся, то, наверняка, сказали бы, что «мы просто трахаемся, а  мы ведь лечимся»…

    В жизни, вернее, в своей достаточно длительной врачебной практике мне приходилось консультировать множество пациентов, чаще женщин, на предмет исключения у них тяжёлого нервного заболевания, чуть ли не опухоли  головного мозга. Таких больных направляли невропатологи, отчаявшиеся найти причину столь длительных жалоб на упорные и частые головные боли. Боли эти не поддавались никаким общепринятым методам лечения и не сопровождались явными признаками объективного характера. Пациентками такого рода чаще являлись неустроенные, неблагополучные семейные или одинокие - разведенные, брошенные женщины, матери-одиночки. О материальных затруднениях свидетельствовали порой их скромная одежда и невысокий уровень личной гигиены, такие женщины выглядели неухоженными и не пользовались косметикой. Наряду с ними, встречались и благополучные, вполне обеспеченные матроны среднего возраста, чьи шикарные импортные платья и отличная косметика покупались, надо думать, в закрытых «бутиках» советского времени. В эти «святая святых» имели право на вход только «номенклатурные» дамы. Жалобы женщин, и тех, и других, были аналогичны, хотя у последних имелись в наличии партийные и высокооплачиваемые мужья.

    Чтобы не ошибиться и не пропустить (что, увы, случается) скрытую, коварно и исподволь развивающуюся патологию, я назначал  обратившимся анализы и специальные методы обследования. Получив результаты и убедившись, что в данном случае имеют место всего лишь, ничем иным не подкреплённые, жалобы, начинал осторожно проводить беседы, выясняя жизненную ситуацию пациенток. В подобных случаях необходимо было расположить к себе пациентку или семейную пару так, чтобы они стали откровенными, раскрылись и рассказали то, что обычно принято скрывать. Врач имеет на это право во имя установления истины, разумеется, при условии соблюдения тайны «исповеди», либо, как сейчас принято говорить, конфиденциальности.

    Конечно, не во всех случаях, но достаточно часто удавалось  понять истинные причины недомогания, что оказывались сокрытыми в  сокровенных глубинах межличностных и внутрисемейных отношений. Далеко не на последнем месте была сексуальная неудовлётворённость женщины, в основе которой лежали многие и разнообразные причины, такие как отсутствие разумного, весьма важного и своевременного полового воспитания, стеснительность, неумение супруга чутко, осторожно и не грубо вести себя до и во время непосредственно соития, врождённая холодность. Последнее, как мне кажется, тоже преодолимо при обоюдном стремлении и желании супругов.

   Всё вышеперечисленное касалось обычных семей, живущих без наносного партийно-комсомольского чванства и ханжества. Иногда мне удавалось привлечь к беседе, заручившись доверием и откровением, и мужа пациентки, который нередко принимал участие в беседе. В других случаях мы с мужем откровенничали наедине. В таких разговорах возникал консенсус, как теперь принято говорить, и в семье возникала надежда на  взаимопонимание, что приводило к улучшению семейного климата и самочувствия женщины. В семьях же бонз, важных персон, каковыми они себя считают и сами, часто ощущалось ханжеское отношение к сексу. Что оказало такое влияние на чинуш? Прозвучавшее ли из уст Павки Корчагина, известное со школьной скамьи выражение, что любовью, мол, будем заниматься лишь после победы мировой революции? Или пропагандистское утверждение, что подобные «сексуальные извращения», вольности, демонстрируемые с экранов кино и телевидения, противоречат морали советского гражданина и свойственны лишь развратному, загнивающему Западу, который задался целью растлить порядочного и чистого гражданина коммунистического общества? Вероятно, и то, и другое. Однако, в том обществе, как теперь известно, существовала двойная мораль, а многое из того, что показывали в западных фильмах, на самом-то деле было вполне естественно и приемлемо, просто долго оставалось неведомо жителям страны, в которой, как некогда прозвучало по  первой программе телевидения, «секса нет».

   В те минуты, когда наша беседа становилась абсолютно доверительной, и я чувствовал, что пациентка понимает суть моих вопросов и откровенно делится своей неудовлетворённостью в половой сфере, отсутствием оргазма (некоторые молодые женщины в те далёкие годы и вовсе не знали этого слова), я, не углубляясь в медицинскую терминологию, простыми словами  объяснял женщине, почему у неё нет никаких данных  в пользу не то, чтобы опухоли мозга, но и вообще какой-либо серьёзной патологии со стороны нервной системы. Одновременно показывал данные анализов и рентгеновские снимки, демонстрируя этим моё уважение к ней, после чего переходил к деликатному объяснению тех причин, которые могли вызывать у женщины аналогичные симптомы, включая и мучившие её признаки сексуального голода, постоянной неудовлетворённости, в чём она, испытывая ложное стеснение, не признавалась мужу.
 
    Справедливости ради, стоит сказать, что некоторые пациентки всё же взывали к своим половым партнёрам, но встречали полное непонимание последних. Те, в момент контакта, спешили получить свой «кайф», забывая, что женщина нуждается в более или менее длительной и умелой преамбуле, и что надо изучать и понимать её, и её потребности и желания, а не думать лишь о себе самом, о своём удовольствии, которое, в силу примитивности мужчин в  вопросах реализации секса, достигается почти  всегда.

    Разумеется, я мог просто ответить невропатологу, направившему больную на консультацию, что данных за нейрохирургическую патологию у женщины нет, т.е. опухоль мозга полностью исключается. С другой стороны, я считал своим врачебным долгом попытаться помочь пациентке и, имея опыт, использовал его, не жалея рабочего времени и сил для убеждения. Далеко не всегда подобное легко, и не всегда проходило безболезненно. Некоторые женщины, выслушав меня молча, уходили, поблагодарив или не выразив благодарности. Другие включались в беседу и задавали вопросы, стесняясь и смущаясь, выслушивали ответы и советы. Третьи, а были и такие, в основном жёны ответственных работников и чиновников высшего разряда, с возмущением отвергали даже мысль о возможной связи их недомогания с отсутствием оргазма. Они выполняли, как и их мужья, свой супружеский долг всегда и регулярно, но «без божества и вдохновения» и давно уже без любви. Одна дама даже обещала обратиться по поводу моих поползновений на супружескую тайну в партком. Я же, чувствуя за собой правоту, всё-таки порекомендовал посмотреть хоть один эротический, или даже порнофильм, для восполнения образования. Тем более, что большая часть высокопоставленных мужей уже давно познакомилась с эротикой и даже жёсткое порно, просмотрев видеофильмы не только на мальчишниках среди друзей. К сожалению, лишь часть из них внедрили кое - что из увиденного в супружеские отношения, остальные пользовались вновь полученными знаниями в паре с любовницами, не обременяя жён, остававшихся неудовлетворёнными и неграмотными как в своём сексуальном кругозоре, так и в чувственных ощущениях.

    Все пациентки, у которых я отверг диагноз опухоли головного мозга, уже за одно это должны были испытывать ко мне чувство благодарности. А уж за проявленную инициативу и непрофильную сверхурочную работу сексопатолога, если тема попадала в точку, многие оказались признательны ещё больше. Разве что кроме тех, что предпочли остаться убеждёнными ханжами, «праведницами и скромницами». Только и эти - до поры до времени! Такие дамы ни ко мне, ни к дипломированным специалистам позднее не обращались и мирились со своим жизненным недомоганием, пока постепенно не сходило на нет естественное стремление к удовольствиям интимных супружеских отношений, либо пока их случайно ни «попутал бес», и внезапный адюльтер не спас их от постоянного неудовлетворения.

    Среди всё же отнёсшихся с пониманием и прислушавшихся к моим советам, разумных и трезвомыслящих женщин, а также и их мужей, у меня появились благодарные пациентки и даже друзья, поддерживавшие со мной многолетние добрые отношения. Совсем не оттого лишь, что у них не оказалось опухоли головного мозга, а совершенно искренне благодарных за улучшение качества жизни, в целом. Так, некоторые из женщин, выйдя замуж или сменив полового партнёра, в  шутку признавались, что я, мол, излечил их от опухоли мозга «половым путём».

    В продолжение, я хотел бы помочь читателю понять и оценить общее состояние проблемы удовлетворения основного инстинкта, оглянувшись на её прошлое. Заодно было бы разумно взглянуть на сегодняшние заботы врачей разного профиля и, помогающих им в решении сложных задач обеспечения всеобщей сексуальной гармонии на нашей планете, учёных-бизнесменов. Усилия этих групп специалистов объединяются, в результате чего удаётся помочь немалому числу людей, хотя сложнейшая проблема ещё далеко не решена окончательно. Итак, кое-что об основном инстинкте.

    Попытки помочь в разрешении сексуальных проблем у женщин и мужчин предпринимались с древнейших времён – вспомните, в связи с этим, различные снадобья колдунов и шаманов, всевозможные приворотные и лечебные зелья ведьм, прорицательниц и вещуний. Пожалуй, только психоанализ Зигмунда Фрейда поставил эти поиски и попытки на научную основу. Учёный первым обосновал влияние психогенных факторов на либидо, половую активность и возможность внесения коррекций в разлад сексуальных проблем у людей, начиная с детских лет, с появлением у некоторых субъектов эдипова комплекса и до глубокой старости, когда эти проблемы естественным путём исчезают. В этом смысле интересным кажется фильм «Принцесса Мария Бонапарт», где прекрасно показано благотворное значение психоанализа.

    Под влиянием выводов Фрейда, начали появляться специалисты, вначале  психиатры, а затем психотерапевты, сексологи и сексопатологи, изучавшие, одновременно с психическими проблемами, и нарушения гормональных функций, и патологию мочеполовой сферы у мужчин, и гинекологические проблемы у женщин. Вскоре появились специальные кабинеты для проведения бесед о сексуальных проблемах в семьях, касавшиеся одного из двух  либо обоих половых партнёров. Во время таких встреч с профессионалами, проводились не только беседы и курсы лечения, но и использовались чисто практические методы, вплоть до обучения молодых или необразованных пациентов приёмам и способам совокупления. Иной раз такие методики приводили к успешному зачатию ребёнка в случаях, когда бездетность была основной проблемой данной семьи.

    Хорошо помню одну мою студентку, а позже врача-анестезиолога, из высокообразованной семьи. Пара, при полном соответствии в сексуальном плане и благополучном моральном климате в семье, долго не могла иметь детей. Причём, как у жены, так и у мужа, было проведено полное высококвалифицированное обследование для выявления причин бездетности, не выявившее, в результате, каких-либо отклонений. Попав в одну из арабских стран, где её муж  работал по контракту, женщина проконсультировалась и выполнила несколько приёмов для зачатия по совету местного специалиста. Вскоре она забеременела и родила здорового ребёнка. Оказывается, для прохождения сперматозоида по естественным путям нужно было только изменить позу при совокуплении!

    В Израиле мне пришлось поработать в клинике по лечению мужчин с проблемами эрекции, причём клиентами были как молодые, так и довольно пожилые пациенты. Лечение заключалось в беседах и введении специального раствора, с индивидуально подобранной дозой, непосредственно в половой орган, после чего возникала нормальная эрекция, и пациент спешил к объекту своего сексуального влечения для выполнения супружеского долга, либо получения удовольствия, хочется верить, обоюдного. Принимая в учёт мою узкую специализацию нейрохирурга и сопоставляя её с новой деятельностью по лечению импотентов, жена в один момент произнесла сакраментальную фразу: «ты прошёл большой творческий врачебный путь от головы к головке». В своей иронии она оказалась в чём-то права.

    Странно было видеть совершенно здоровых молодых пациентов,  для которых помехой в сексуальном контакте становились стыдливость, неудача первого опыта, неприемлемое поведение полового партнёра. Таким юнцам кроме укола, а то и без него могла помочь «суррогатная» женщина, состоявшая на службе в клинике, обучавшая первопроходцев сложному искусству любви. Также вызывали удивление довольно перезревшие по возрасту и по состоянию здоровья старички, пожелавшие продлить свой сексуальный возраст, с возможным риском для жизни. Можно понять их, вспомнив откровения великого Льва Толстого, который, якобы, говорил, что вначале трудно оказалось слезть с коня, затем перестать курить трубку и уж последним преодолением стал естественный отказ от  сексуальных утех.

    Одним из средств продления молодости у пожилых давно уже является стремление  к появлению в их жизни молодых жён, иногда полюбивших по-настоящему, иногда пожалевших, а когда и расчётливых хищниц, пожелавших остаться молодой вдовой. Не будем говорить о тривиальных любовницах и любовниках, как о средстве преодоления сексуальной неудовлетворённости при сохранении семьи во имя детей, материального благополучия или по привычке, а также при нехватке силы воли, дабы что-нибудь изменить в  своей судьбе.

    Пожилым людям и пациентам с известными сексуальными проблемами  пришедшая на смену виагра в таблетках стала обнадёживающим, достаточно эффективным, хотя и рискованным препаратом, ибо имеет свойство вызвать осложнения со стороны сердца и зрения. Для тех же, кого она смогла избавить от болезненных уколов виагра оказалась благодатью, одновременно с чем, мелкие клиники стали нерентабельными. Кстати, виагра являлась подчас эффективной и для усиления женского оргазма. Недаром, как муссировалось на страницах популярных изданий, один предприимчивый  владелец небольшой гостиницы подмешивал в пищу виагру, после чего молодая компания гурманов, по окончанию трапезы, требовала предоставить им комнаты для «послеобеденного отдыха». Прибыль хозяина отеля баснословно увеличилась, однако, случай этот имел криминальное продолжение, когда секреты меню с оказались раскрыты.

    Можно также вспомнить примеры из литературы, когда юнцам, пребывающим не в состоянии преодолеть свою закомплексованность, рекомендовали (порой их поощряли на то даже собственные родители) прибегнуть к помощи опытных жриц любви в борделях и публичных домах. Подобное было не настолько рискованно, как, к примеру, вероятность подхватить венерическое заболевание у уличных или вокзальных шлюх, и помогало им, наконец, стать мужчиной.

    Сексиндустрия в Израиле, как, впрочем, и во всём мире, маскируется под услуги так называемых  массажных кабинетов. Неслучайно в некоторых странах набирает такую силу секстуризм. Ярко и наглядно описывает этот вид проведения отпуска или отдыха в Таиланде один из модных западных писателей  Мишель Уэльбек. На родине во Франции  его называют культовым писателем и "Карлом Марксом секса". Каждая его книга – бестселлер. Романы «Платформа» и «Элементарные частицы» могут быть иллюстрацией организованной на достаточно высоком уровне помощи сексуально озабоченным людям обоего пола. Знаменитый тайский массаж в исполнении очаровательных молодых тайек или тайцев при желании клиента дополнялся полноценным сексом с гарантией чистоты, отсутствия риска заражения и полным инкогнито, обусловленными в контракте при покупке тура.

    Нет никакого резона продолжать политику запрещения деятельности проституток и публичных домов, вместо официального признания права такого вида услуг на существование. Продажные женщины существовали и существуют, так же, как и их древнейшая профессия всегда была и будет востребованной. Голландия никак не страдает и не теряет своей репутации развитой европейской страны из-за наличия в Амстердаме квартала «красных фонарей». Место не позорит этот город, а украшает его и привлекает туристов и всех нуждающихся в удовлетворении основного инстинкта. При этом, в стране гораздо меньше криминала, меньше венерических заболеваний, больше уважения к профессии женщин, занимающихся подобным ремеслом, платящих налоги и имеющих свой профсоюз. Наряду с этим, нет нужды завозить или заводить по тайным тропам женщин из бедных стран, которые станут пополнять не казну государства, а карманы работорговцев женским телом. Это ещё одна нерешённая сексуальная проблема нашей планеты.

    Не являясь специалистом в узких вопросах сексопатологии и менеджером  по секстурам, я постарался доступным языком рассказать о том, какой мне видится проблема основного инстинкта с общеврачебной и общечеловеческой точки зрения. Возможно, у читателя существует отличное от моего представление об этих щепетильных вопросах, и он будет со мной не согласен. Вполне понимаю, что иметь свою точку зрения - это его право, тем более, что сам я не претендую на истину в последней инстанции и не даю никаких советов и рекомендаций. Данный рассказ - не медицинская или научная статья, просто я попытался рассказать  «ПРО ЭТО», как некогда называла свои передачи  на российском телевидении ведущая Елена Ханга. Передачи, однако, исчезли с экрана. Очевидно,  не случайно…

                ***


                14.
   

               
                15. Слепая Фемида
               
    Доктор Ш. считался авторитетным и популярным в послевоенной Виннице эндокринологом. Этот красивый и элегантный мужчина выгодно  выделялся среди других эскулапов провинциального масштаба. Чёрная, всегда аккуратно подстриженная и ухоженная бородка, ещё более придавала его лицу черты интеллектуальности и загадочности, делая его привлекательным для местных пациенток с нередкими гормональными проблемами. Как врач, он был вдумчив и внимателен, терпеливо выслушивал самых занудливых больных. Не считаясь со временем, врач растолковывал каждому значение его жалоб и объяснял, как правильно выполнять назначения. Семья доктора жила в достатке и не нуждалась в подношениях, которые испокон века делают пациенты врачам, выражая этим свою благодарность за внимание и исцеление. Однако, в извращённом совковом представлении о морали подобные подарки врачам или учителям нередко определялись как взятки и давали повод к обличению,  преследованию или поруганию, как благодарных пациентов, так и, в первую очередь, врачей, такие «взятки» принимавших.
    Подобное случилось с доктором Ш, как и следовало ожидать, как раз в тот момент, когда он «провинился», а именно - подал заявление на выезд в Израиль. Жупел этот стал причиной гонений на многих евреев, пожелавших эмигрировать по разным личным соображениям. Эмиграция, сама по себе, является непререкаемым правом выбора каждого свободного человека. Только в Союзе подобный акт квалифицировался, как измена Родине и, соответственно, карался в уголовном порядке.

    Повод же, на основании которого подвергся преследованию доктор, оказался самым смехотворным. Пользованная им селянка  принесла врачу свежезарезанную, выпотрошенную и ощипанную, чистенькую жёлтенькую курочку. Хотелось простодушной женщине, чтобы жена целителя сварила из свежей курицы бульончик  для него самого и двух его сыновей. Каким образом обо всём этом прознали следственные органы осталось загадкой, но доносы и наушничание, особенно в совке, были во все времена устойчивым хобби.
               
    Процедура неправедного следствия и последующего судебного заседания была целиком отрежиссирована с идеологических позиций быстро и чётко, но парадоксально. Приговор основывался на виновности доктора-«взяточника», получившего в дар, в качестве взятки, не сваренную, а сырую курицу. Готовая к немедленному поеданию птичка, могла бы быть расценена, как угощение, что тоже нехорошо, но относительно терпимо. В то время как сырая не имела возможности оказаться оприходованной тут же и потому, как сырьё, претендовала на звание взятки...

    Взяточника же, на этом основании, следовало заточить в тюрьму, лет эдак на четыре-пять, чтоб неповадно было, и в назидание потомкам. Так и порешили. О присяжных, разумеется, в то древнейшее для советской цивилизации время, ещё никто не слыхивал. Вопрос «А судьи кто?» в данном случае звучит, как риторический, поскольку суду всё и так оказалось предельно ясно, хотя более абсурдного обоснования для приговора нарочно не придумаешь.

    К месту было бы вспомнить, да не хочется вспоминать столь же «справедливые» решения сталинских судилищ над шпионами всех разведок и стран,  писателями, публиковавшимися за рубежом, поэтами - тунеядцами и антисоветчиками. Подсудимые в этих процессах, в подавляющем большинстве случаев, сами порой ни сном, ни духом не ведали, в чём  состояла их тяжкая вина перед страной и народом. Однако, сколько таких невиновных были осуждены, ошельмованы, высланы из страны и даже расстреляны. Фемида не сняла повязку и не ослепла от стыда и позора.

                ***