Извращенная романтика отрывок

Паша ждет меня при всем параде. Собран, уложен, наглажен.На полу в гостиной горят свечи, играет расслабляющая музыка. Вино в бокалах. Роза в стакане. Хорошо подготовился. Не ожидала. Шторы плотно задернуты, словно уже вечер. Красиво. Интимно и я уже в нужном настроении. Романтично, хотя эта романтика странный фон для того чего ждет от меня он. Но эта часть вечера, по-видимому, для меня.
Наш обед - суши и гамбургеры. Паша садится на покрывало как индус, и с аппетитом берется за огромный гамбургер. А мне показывает глазами на суши.
-Японская еда очень полезна, - и смачно кусает «пирожок по-американски».
-А ты?
-Суши? – Он выразительно кривится. – Это же сырая рыба и рис! Гадость какая….
-А почему мне «гадость какая», а тебе вкусный пирожок?
-Суши - диетическая еда, и от нее не бывает целлюлита. А у кого-то на жопе апельсиновая корка.
Музыка глохнет, свечи тухнут. Моя челюсть отвисает до середины груди. Чувство такое, ударил по лицу.
-Доброй ночи, Паша.
-Куда?! – гамбургер летит прочь, с такой поспешностью он кидается за мной. Ловит меня сразу за дверью гостиной, и я резко толкаю его в грудь.
-Да, что такое, ведь правда есть целлюлит?! Я же не сказал, что ты мне не нравишься?! – возмущается он. – Я сказал, мне не нравится он!
-Есть вещи, Паша, которые нельзя говорить. И это одна из них. И я иду в комплекте с апельсиновой коркой!
-А может, мы ее обдерем? – с надеждой поморщившись, бурчит он.
-Не нужно меня уподоблять себе. Я не совершенство и давно им быть не стремлюсь. Я хочу быть обычной женщиной и научиться себя любить такой, какая есть. Все остальное иллюзия. Это грим, маска у тебя на лице! И тебе бы нужно это понять, а не каждый раз носик пудрить.
-Я не пудрю нос, - раздраженно кривляется он.
-У тебя в ванной в шкафчике пудреница. Что она там делает? Часть гламурного интерьера? - улыбаюсь я и давлю глазами краснеющую безупречность. – Что, Паша? Тяжело признать, что недостатки тебя пугают?
-Мужчины любят глазами, - настойчиво вдалбливает мне он. – И женщины во все времена работали над собой, чтобы понравиться. Почему ты считаешь, что не обязана? Я уложился для тебя, выбрил яйца, а ты даже не хочешь сказать спасибо, что я забочусь про твое здоровье!
-Паша, спасибо, что беспокоишься про мое здоровье, - выдохнула я, едва сдерживая раздражение, - но если ты не способен принять мой целлюлит, твое отношение не искреннее. Впредь можно для меня не укладывать свою бесподобную челку, она меня бесит, ты с ней похож на педика! И кстати, я люблю волосатые яйца! У мужиков они такие! – выплюнула я.
-Оно и видно, по дремучему лесу у тебя между ног! И вообще, ты собираешься, есть мой ужин?! – возмутился он. – Свечи все задымили. Ненавижу эту гарь! Хочу свежий воздух.
Он нервно ходил по комнате, подавляя свое раздражение, а я пыталась собраться с мыслями.
-Я так готовился! Почему мы не можем нормально провести вечер? Пожрать, выпить и молча пойти трахаться?! – возмутился он, потрясая руками.
-В жизни все не так примитивно. Это еще не все, что нужно людям, - устало, шепнула я.
-Но мне нужно именно это! Я хочу трахаться! Разве ты сама не за этим бегаешь ко мне от своего импотента? – злился он.
-Спасибо, Паша, за вечер и что все-все мне пояснил про наши с тобой отношения, - убито прошептала я и пошла одеваться.
-Анга! Постой! Ну почему ты всегда усложняешь? – простонал он. – Ты неверно меня поняла. Я так ждал, тебя, хотел, чтобы все было идеально. Я же сделал все, как ты хотела! Помнишь? Ты говорила, вино, тихая музыка и много свечей… Помнишь ты учила меня как завоевать девушку?
Я стояла в одном сапоге, второй держала в руках и смотрела не свое «тупое счастье», примитивное в своих желаниях, но в чем-то чистое как дитя. Он сделал, как я хочу. Это правда. Как-то я учила его, как нужно создавать романтичную атмосферу. Взглянув на комнату позади него поняла, идеально повторил мои слова. Даже розочка в стакане, я тогда так сказала, мол, последний штрих, цветок, потом вытащишь его из бокала и проведешь вдоль ее лица, по губам и шее, ей понравится. Неужели воплощение мечты было так близко?..
-Анга, что я опять не так делаю? – устало спросил он. – Почему так сложно?
-Потому что ты говоришь то, что не стоит говорить?
-Про целлюлит? Плевать на него, не ты одна его носишь, но я, правда, не понимаю, почему ты не хочешь стать лучше?
-Потому что я уже лучше. Я уже люблю себя такой, понимаешь? Мне не нужно иллюзий, красота не дает счастья, она не дарит любовь. Любят не это, выбирают нас не за это, Паша. И с растрепанной челкой, ты не хуже чем с той, где волосок лежит к волоску, понимаешь?
-Нет, - упрямо покрутил он своей головой. Не понимает.
-Я люблю своей целлюлит, он напоминает мне о том, что я обычный человек и во мне есть изъяны, и это прекрасно. Наше несовершенство дает свободу, Паша. Свободу быть не таким как ждут!.. Отличаться… Особенными, понимаешь? Мы все особенные, мы все не такие как прочие и мы все при этом лучшие. И поэтому заслуживаем любви.
-Кто тебе это сказал? – уныло иронизирует он и обижает меня этим все больше.
-Я сама себе это сказала. Потому что я старше и мудрее, мальчик, - я сжала его нос и грустно улыбнулась. – А ты еще слепой как котенок.
-И я теперь обязан любить твой целлюлит, потому что тебе кажется, что он делает тебя неповторимой?
«Тупой идиот, хоть и милый до безобразия… Но меня сюда силой не гнали…», - с горечью думаю я.
-Такой обязанности как любить, вообще нет. Это подарок, который нам дарят и мы тоже дарим его, но тогда и тому, кому сами захотим. Обязательства нет, понимаешь? А теперь я пойду, я для тебя старая, точнее ты для меня зеленый и наивный.
Он смотрел на меня и напряженно молчал какое-то время, натянутый как струна, думал о чем-то.
-Если ты думаешь, что я тебя отпущу, ты очень наивная, Анга.
-Если я решила уйти, меня никто не удержит, - возразила я и казалась себе такой решительной и крутой пока не услышала твердое:
-Я удержу.
-Меня в корне не устраивает такое отношение! – предельно серьезным голосом возмущалась я, когда он, скрутив, понес меня в спальню. – Ты не имеешь ко мне уважения и ни во что не ставишь мою личность. Немедленно отпусти или это будет последний раз, когда ты меня видишь!
-Я очень уважаю твою личность. И скоро тебе это докажу. Сзади и спереди, и в рот пару раз. Я сопливых книг о любви не читал, не знаю, как там принцы принцесс на минет уговаривают. Просто я не умею, как ты хочешь, потому что я не выдуманный, а живой мужик. Тупой и слегка деревянный. Вполне реальный, среднестатистический парень, - повалив меня на постель и придавив плечи руками, вдалбливал глядя в лицо. - Хочу радоваться жизни и любить, а не спорить ни о чем по пол дня. Я не знаю как нужно с тобой себя вести, все, что я умею, говорить правду, но ты обижаешься. Мне еще многому нужно научиться, врать там, умалчивать, что бы быть как другие нормальные парочки. Терпи, я ведь терплю тебя. Согласен, что это должно быть обидно, про целлюлит, но мне не проще. Но ведь я не сдаюсь, ищу компромисс. Сейчас я тебя разок трахну, сразу подобрею и мы попробуем еще раз пообедать, и выпить вино под музыку, когда я буду игнорировать все твои несовершенства и говорить как ты прекрасна. А пока секс! И не вздумай спорить, я предельно злой, потому что возбужден ссорой и до сих пор еще не пообедал!
Он меня привязал. Потому что, как, выяснилось, подготовился к встрече серьезней, чем сразу показалось. В спальне все готово к «торжественному приему» меня – новой рабыни. Ремни, цепи и не только у основания кровати, уже и в стене между шкафами что-то висит. Меня даже в пот бросило, от неожиданности. Но тут тоже горят свечи, царит полумрак и чувство что я попала в подземелье. Эти темные с красноватым полутона серьезно меня пугают, хотя я пришла к тому, кого вроде уже и не боялась.
На кровати он меня быстренько раздел, хотя я брыкалась и пищала, с ужасом оглядываясь. Все ведь приготовил. Тут и хлыст, и плеть и куча всего и даже тот самый искусственный член. Лежит на бархатной подушечке?! Что вызывает мое недоумение больше? Член или подушечка под ним? Или бантик, он украсил член бантиком или у меня галлюцинация? Это что, подарок мне?! Я хотела цветы, возможно конфеты, в принципе, можно ни цветов, ни конфет, но не искусственный член!.. На подушечке! С бантиком!.. Вот чего точно не хочу, уж лучше пусть выпорет. В панике с мольбой смотрю на своего сосредоточенного тирана, и он рывком ставит меня на ноги. Дальше чудесное перемещение на плече к стене между шкафами. Тут «милый тихошник Пашенька» приготовил мне еще один сюрприз. На стене между шкафами он, просверлив отверстия (очень готовил романтическое свидание, теперь вижу, что не шутил) закрепил металлические кольца. Загодя примотал к ним веревки и теперь привязывает меня, а чтобы я не убежала, давит собой к стене и улыбается весело, такое у меня лицо, волосы на голове, вероятно, встали торчком и дикая паника - я уже бледная.
-Не психуй или сердце выпрыгнет из груди, как же оно у тебя колотится! - шепнул он на ухо и чмокнул меня в нос, по-братски. И пошел за хлыстом.
-Паша не надо! – не хотела мольбы в голосе, но так волнуюсь когда прошу, что она непроизвольно возникает.
-Бить не буду, - обещает он, но тут же задорно улыбается и добавляет. – Разве что чуть-чуть попугаю. – И тут же резко шлепает по правой ноге, ближе к бедру. - Больно?
-Очень, - нервно сглатываю я.
-Вруха, - морщится он и снова бьет, уже сильнее и в этот раз ощутимо.
-Паша, если мне будет больно, я больше не приду,  - в ужасе шепчу я.
-Не нужно мне портить веселье, хорошо? Я тебе все компенсирую. Дай мне то, что я хочу, и ты не пожалеешь. – Напряженно, предельно серьезно говорит он и наносит резкий внезапный удар. И я слышу собственный крик боли. Это, правда, было ощутимо.
-Очень хорошо!
-Паша не нужно! – у меня от досады и неожиданности слезы побежали.
-Ты плачешь, Анга? – внезапно тревожно спрашивает он. – Тебе больно?
-Да, Паша мне больно. Отвяжи.
-Да, да, хорошо, - кивает он и я уверена, что пугающая игра окончена, но он резко бьет меня по ноге, и я снова кричу. Паша откидывает хлыст и, прыгнув ко мне, закрывает мои губы своими, целует и просит не плакать. Шепчет, что ему тоже больно, когда больно мне и дрожащими руками гладит лицо, волосы, заглядывает в глаза и у него в карих застыли слезы, я это вижу.
-Ты понимаешь?.. Теперь ты понимаешь меня? – с надеждой спрашивает он. – Теперь мы вместе, да? Ты и я. Я больше не один? Тебе больно? Тебе обидно? Правда? Расскажи, что ты чувствуешь? Говори, не смей молчать! Я хочу это слышать и знать!
И я говорю как завороженная пугаясь того что происходит, он заставляет меня говорить как мне больно что он так со мной поступает, а он тем временем расстегивает брюки и занимается со мной любовью. Прямо тут, прямо так, вжимает в меня в стену и, обнимая за шею одной рукой, двигается.
-Еще, еще! – требует он и двигается все быстрей и быстрей. - Говори, не молчи!
И снова взрываясь, кричит: «Мама, мамочка!». И потом, крепко вжавшись в меня всем телом, стоит какое-то время, успокаивается, обретает ровное дыхание, пока я в панике пытаюсь собрать куски своего сознания, что разбилось в дребезги с его криком. Что это? Да что же это?! Что со мной? Зачем я тут с ним?
И даю себе твердое честное слово, что только лишь он меня развяжет, уйду раз и навсегда. Это не правильно, это меня пугает. Не говоря о том, что мне мерзко, нет, не оттого что он получает удовольствие делая больно или от вида моих слез. От того что думает в процессе про свою мать. Это за гранью нормального. Я хочу убежать. Куда-то сама не зная куда, подальше от всех. И снова проваливаюсь в свою темную комнату и пытаюсь плотно закрыть люк. Чтобы никто не вошел.
Меня нет, меня тут нет. Меня нигде нет. Нет и все тут.
Паша отвязывает меня, тихий и усталый. Бережно растирает руки, как и всякий раз. Целует запястья, целует губы, смотрит в глаза. Проверят, как я. Поднимает и несет на кровать. Там кутает в одеяло и устало ложится рядом, обнимает меня. Я все еще где-то, я не тут, я там. Нужно уйти, но сил нет. Я убита, но при этом ощущаю от этой безвольности радость, как и от его нежности, и как это ни странно, острую моральную близость с ним, словно никогда никого не было у меня ближе. Никогда никого не было ближе, чем мы в этот миг. За все время творения. И понимаю, что это даже хорошо. И у меня больше нет сил бояться. И переживать, что это не правильно.
-Это не то, что ты думаешь, - тихо шепчет он. – Когда я зову ее, это не то, что ты думаешь… Это… Я умаляю ее пощадить. Это совсем не то, что ты думаешь, - сглотнув с трудом, выдавил он и поцеловал мой лоб. А я заплакала.
«Я умаляю ее пощадить», - он все еще переживает то, что с ним произошло. Каждый раз, когда бьет, проваливается в это чувство. И это дарит ему и возбуждение и облегчение. Да, Паша, ты болен, очень болен. Но я, похоже, тоже больна. Только что еще хотела бежать и вот я, все еще тут, а ведь ты давно меня отвязал. Но держат ли нас только зримые путы? Или цепи души держат сильнее? Я словно что-то нашла, то, что когда-то потеряла, словно нашла это тут и сейчас, с тобой или просто в себе. Когда ты опустил меня в темную, тайную комнату моей души. Я поняла как мне там страшно и одиноко. Я там одна. А с тобой мы там вместе. Ты держишь меня за поводок, и только так я чувствую себя лучше. Когда ты связываешь, ты отпускаешь меня на свободу. И это иллюзорное чувство дарит мне облегчение. Я становлюсь собой. На краткий миг, когда я полностью в твоей власти.
-Не бросай меня, - очень тихий шепот, в самое ухо. Ровный голос, но в нем столько скрытой мольбы.
И глаза мои закрываются сами собой, полыхание пламени свечи, его отсветы на стенах, меня убаюкивают. Я сплю. Я очень хочу спать. А вокруг цепи. Но я между ними свободна…

"Безголовая Анга под плетью"
отрывок романа