Божий подарок

 Рассказ-быль
Маленькая, сухонькая старушонка была. Лет пятнадцать уж прошло с той поры, а в памяти моей крепко сидит. Дворником она работала. Дело свое делала сноровисто, весело, а вечерами гнала пегую коровенку по нашей улице. Рядом и собака бежала – всегдашняя ее спутница. Дамкой Емельяновна ее звала. Было Емельяновне годков восемьдесят. Зубов у нее не было совсем, и она, стеснительно закрывая рот старушечьей ладошкой, говорила:
- У меня ведь челюсти-то ни один раз ломаны. Это еще мой благоверный, царство ему небесное, памятку оставил. Я в молодости-то в пострадки была отдана в деревню Волкову. Ну, это на одну страду значит, а получилось - надолго. Вспоминать жутко: натерпелась я лиха в той деревне.
   Жили там братья Волковы. Их вся деревня боялась, не зря их Волками прозывали, такие же душегубы хищные! Шибко богатющие они были. А богатство-то, люди сказывали, у них разбойное было. Порода у них, видно, такая разбойная была. А тятя-то мой, не подумамши - не разобрамшись, отдал меня на страду к одному из них...
   А ты не смотри, что я такая маленькая да сухонькая, я робить-то завсегда гораздая была, привычная ко всему... Ну так чё! Робить стала вплотную. Волк-от вдовый был, захлеснул свою жену по пьянке задолго еще до меня. Один жил бобылём. За него в деревне ни одна баба не шла из-за славы худой. Трезвы-то злющие были, - ничего им не скажи, - а во хмелю-то вовсе буйные! Чисты бесы! Вот я у Волка-то страду проробила, а осенью он сватов к отцу послал. А отцу чё? Лишь бы сплавить! Да и то сказать, сестер-то у меня - куча мала. Кому мы нужны были - бедны да бесприданны?! Вот отец и обрадел, - жених-от богатый, - согласился. Ну и отдал меня, хоть я и выла день и ночь. Куда деваться-то?
   Тут-то и началась моя мука - шибко жениха-то боялась. Бывало, едет домой мой «благоверный» на лошади, так надобно ему ворота загодя отворять да на карауле стоять, а коли припоздаю, муженёк-от сразу кулаком по зубам! Так что у меня скоренько зубов не стало. Да чё говорить, измывался надо мной, как только мог. Так и жила, идти-то некуда! Не к отцу же: у него еще девок полна изба, без меня забот хватало.
Думала я, что забьёт меня муженек до смерти как первую жену, да вот не было бы счастья да несчастье помогло. На ту пору братья Волки мужика одного ухандакали. Тот с Ирбита ехал, корову продал. Ночь темная была, - тьма кромешная, - самая что ни есть воровская. Парнишонко лет девяти, в тулуп завернутый, в санях сидел, отец-от спереди.
Ехали и думушки никакой не думали, ни о чем худом не помышляли, уж и деревня близко была. А братья их уж за кустами караулили. Знали, видать, что мужик при деньгах будет возвращаться, выскочили да и накинулись. Мужик напоследок только успел лошадь стегануть, чтобы хоть сына спасти. Волки парнишку не видали - не погнались. Человека того ограбили, порешили топором да в сугроб подле дороги зарыли.
   Ну, а кобылка та в деревню прибежала. Видят люди - робёнок весь от страха трясется. Стали тормошить да расспрашивать. Смекнули, что к чему: знамо дело, ехать да выручать надо! Живо на лошадей, да гнать к тому самому месту. Приехали, а там кровища кругом. Недолго и искать пришлось, тут же покойника и откопали. Ну, а там уж милиция приехала. После суд да дело, шире-дале, все же посадили Волков, я одна осталась. Времечко прошло, оклемалась маленько. Ожила вроде, а тут удмурт один посватался, ну я и вышла за него: молодая ведь еще была, да и тяжело в деревне без мужика. А удмурт-то справным оказался – непьющий да работящий, пимокат неплохой... Сынок у нас народился, вовсе всё пошло как у людей.
Парнишко подрос, отцу помогать стал. Так вот лет восемнадцать прожили. А тут война распроклятая началась, и пошли на фронт мои родимые. Сначала один, а потом и другой. Да чё уж говорить, это общее горе было... А после одну за другой похоронки получила, вот тогда невмоготу стало мне в деревне жить, все о них, моих незабвенных, напоминало. Вот и поехала в Ирбит. А раз профессии никакой такой не было, то устроилась на кладбище сторожихой. Там в сторожке и жила…
   Собак завела - люблю я собак-то. Они все равно, что люди: все понимают, только характером лучше. Они мне сторожить помогали. Чуть что, сигналят: иди, мол, Емельяновна, неладно там. Я ружьишко хватаю и бегу – навожу порядок. Стрелять-то я хорошо умею, меня еще мужик мой научил.
   Как-то раз воров прогнала, они церкву обворовать хотели. Я стрельнула в воздух, кричу: «Мужики, окружайте!» - будто бы не одна. Воры и струхнули. Убежали! Да чё там... На веку-то, как на долгом волоку, всяко бывало…
   А как-то собаки мои девку в ямине нашли. Осенью дело было, холодища. В яме вода, а девчёшка-то никак выкарабкаться не может. Застыла вся, скулит, будто щенок какой. Вытащила ее – да к себе в сторожку. Знамо дело, обогрела, накормила, одёжу постирала да высушила, барышня и ожила… Рассказала, как дело было. Парни над ней наизгалялись, да и спихнули в рытвину-то, да, видно, не судьба была ей помереть тогда.
   Всячина в жизни была… Раз мужика пьяного из могилы вытаскивать пришлось. Чё его лешак на кладбище затащил?! Пьяного в темноте его в могилу и бросило. Замерз бы, если б не собаки мои, зимой дело-то было… Вот так и жила. Приработок у меня неплохой был - могилы рыла. Днем не успевала, так ночью наладилась. Как-то один раз копаю:темнота кругом, только в небо – дыра, а в ней звезды, как горох насыпаны. Дивно уж выкопала, а тут подо мной земля-то и зашевелись, да как пырскнет что-то во все стороны! Я и обмерла. Все в груди перехватило… После уж поняла, что это крысы были…
  Ну, а потом и вовсе приноровилась. Коровёшку держала. Тут тебе и выпас, и конюшенка. Да и теперь все держу. Мне, слышь, сын-то, когда на фронт уходил, из вагона кричал: «Не попускайся корове, маманя!» Как я слово-то не сдержу?..
   Стара уж стала. Тяжело сено ставить, а все держу ее, коровёшку-то мою, чтоб не пообиделся на меня сынок-от там, наверху.
   После-то я в горкомхоз устроилась. Мне и комнату маломальскую дали. До сих пор в ней живу. Много ли мне надо? Ничё, жить можно!
   А ты, девонька, мысли-то тяжёлы не углубляй – легче живи. А то ведь тошнёхонько будет, коли углублять их зачнёшь. Мне вот восемьдесят уже, а гляди-ка – живу! Каждый день как Божий подарок!
Заходи ко мне, коли мимо пойдешь. Я ведь одна одинёхонька. Я да вот - Дамка. Вишь, как глядит глазами-то. Домой зовет!..
   А ты заходи, девонька, ко мне. Таисьей Емельяновной меня кличут!"