рассуждения о бескрайности вселенной

Высоко в небе висит печальный диск луны. Тишина разрывает пустые улицы города. Темнота окутала своим длинным нежным покрывалом почти все вокруг, только кое-где на асфальт ложатся желтые пятна от света фонаря. Почти на самой окраине этого монументального безмолвного города стоит дом. Темные старые рамы занавешены плотными шторами. Внутренняя жизнь дома скрыта от посторонних глаз. Но где-то в самом сердце этого убежища сидит молодой мужчина. Он расположился на полу около неработающего камина. Вокруг него разбросаны вещи: старые, слегка потрепанные книги, пыль на которых говорит о том, что их давно никто не читал... В дальнем углу комнаты на деревянном столе расположились груды разбросанных фотографий, сделанных еще полароидом. Кое-где эту вереницу пойманных мгновений прерывают листы бумаги с рисунками, текстами, пометками. Со стола они плавно перетекают на пол, некоторые из них грубо порваны. В плотном мраке помещения почти не видно ее обстановки и все та же мертвенная тишина опутывает все пространство, не давая глубоко вздохнуть. На стенах под черным бархатом находятся картины. Одна из позолоченных рам, что вырывается из-под покрывала, блистает под тусклым светом свечи, которая стоит около загадочного мужчины. Он безмолвно сидит на полу и смотрит куда-то вверх не отрывая взгляда. Каштановые волосы упали на мраморный лоб, тонкие плечи, прикрыли печальные зеленые глаза. Длинные ресницы обездвижены. Во тьме на запрокинутой голове хорошо выделяются тонкий с горбинкой нос и выпирающий округлый подбородок. Тонкие губы сжаты. На выпирающие скулы ложится блеклый свет свечи, пытаясь безуспешно оживить его. Кажется, что молодой человек застыл, словно статуя, будто бы душа его давно покинула бренное тело.
За занавешенным окном вскрикнула птица, и ее голос утнонул в непроглядной тьме. Лишь тогда мужчина отвлекся и слегка повернул голову в сторону издавшегося звука, безразлично взглянув на плотную ткань штор. Потом его взгляд вновь опустился на пламя свечи и застыл, душа вновь покинула тяжелую скульптуру и взмыла куда-то далеко. Тишину нарушил скрип половиц лестницы. Но парень не отвел своего взгляда от свечи. Темная фигура бесшумно проплыла мимо него и села по другую сторону от подсвечника. Это была молодая девушка. Длинные прямые русые волосы касались старого деревянного пола дома. Они потоками спускались по ее обнаженным плечам, тонким рукам, спине, обрамляли бледное лицо. На бледной коже отчетливо были видны темно-зеленые глаза, уставше глядевшие все на тот же огарок. Пухлые, нежно-розового цвета губы ничего не выражали.Лицо девушки было круглым, довольно с мягкими изгибами, округлыми щеками и тонким прямым носом, со слегка вздернутым кончиком.
Они оба некоторое мгновение просидели не нарушая ту тишину, что, как старая подруга, удобно расположилась в комнате, среди всех этих книг. Огонь оживлял их лица.
- Скажи, о чем ты сейчас думаешь? – вдруг произнесла тихим голосом девушка.
- О том, какая скучная сегодня ночь.
- А на самом деле?
- На самом деле? – парень слегка усмехнулся. – Что ж, на самом деле я вспоминал как красиво выглядят кипарисы под тусклым светом луны.
- Как где-то за кипарисовой аллеей шумит прибой... – неосознано добавила девушка.
- И как спокойно прохаживать между деревьями, когда весь мир спит.
Девушка не отрывая взгляда от пламени играла с ним. Она водила пальцем по краю свечи, почти дотрагивалась до огня, чертила вокруг него круги. Иногда она слишком быстро проводила пальцем около пламени и свет приходил в мелкое движение, судорожно подрагивал в бездонных глазах девушки.
- Как же все-таки та тишина не похожа на эту, - продолжил парень.
- Разве?
- Да, эта тишина, в которой мы сейчас живем, давит, заставляет съеживаться, закрываться, вместо того, чтобы окрылять. Она кажется какой-то неестественной, даже запретной.
- Может,это все лишь по тому, что ты сидишь сейчас в этой комнате на полу, среди разбросанных книг и рукописей?
- Нет, Ула, нет. Это все по тому, что все вокруг уже отравлено и испорчено, даже тишина.
- Даже тишина... - повторила обезличенно девушка, словно эхо. – Ты опять начинаешь свой рассказ о том, что все вокруг стало серым, потеряло смыл?
- Не знаю. Но правда в том, что в какой-то момент, мир изменился окончательно и безповоротно, начал свой новый виток, если можно так выразиться.
- И даже я изменилась? – в этот момент девушка оторвала свой взгляд от свечи и посмотрела на опущенные глаза парня.
- И даже я. Все вокруг поменялось, даже твои зеленые глаза стали больше походить на карие, а когда-то в лунные ночи они были словно два изумруда.
Девушка отвернулась и мгновение поглядела на пустую стену впереди себя. Вновь воцарилась привычная тишина.
- Что ж, я иду гулять, - молодая особа одним выдохом потушила свечу и стала подниматься на ноги, - чего и тебе бы посоветовала, Отис. Хватит уже сидеть на полу и покрываться пылью как и эти картины. На столе в бутылке еще осталось немного крови. Тебе будет в самый раз.
Молодой человек слушал, как Ула спустилась по старым ступеням и вышла из дому, как ее шаги стихли где-то на улице. Дымок от фитиля свечи кружил в воздухе, словно в танце, разрушая привычный распорядок вещей в этой комнате. Молодой человек медленно подошел к круглому лакерованному столику в середине комнаты. В отличие от всего в этой комнате, на нем не было ничего кроме одной высокой бутылки из темного стекла и хрустального фужера. Отис взял в руки бокал и покрутил его в двух пальцах, будто бы ловя свет на его ободок, но внезапно, отставил его в сторону. Молодой человек в несколько глотков опорожнил содержимое бутылки. В уголке губ зедержалась темная капля напитка. Почувствовав это, Отис стер ее с отвращением и отошел. Вскоре он открыл входную дверь и лунный свет мягко лег на его лицо. Он, немного помедлив на пороге, отдался в объятья ночи.
Сегодня ноги сами вели молодого человека по пустынным улицам города. Тотальная тишина ночи среди пустых улиц, между похожоми друг на друга «карточными домиками», отравляли его мысли. Он не заглядывал в пустые черные окна этих сооружений, не пытался найти что-нибудь внутри них. Жилища людей были окутаны паутиной сна, которая делала их еще более игрушечными и ненатуральными. Изредка парень поднимал глаза к небу, вглядываясь в редкие звезды. Отис брел по желтым от света фонаря дорогам, подходя все ближе и ближе к центру. Вскоре его взгляду стали попадаться редкие черные фигуры людей в кожанных куртах. От них всех пахло одинаково: сигареты, дешевые духи, иногда слабый запах пива или другого алкоголя. Прохожие изредка перекидывались между собой фразами, похожими одна на другую. Чем ближе Отис был к центру, тем больше вокруг было света и тем меньше ему удавалось разглядеть над собой звезд. Постепенно тишина стала смешиваться со звуками музыки, песпорядочного смеха, шагами прохожих, иногда со звуком мотора. Эта авангардная мелодия крутилась вокруг каждой живой души на улицах, пыталась одурманить их, ввести в транс, заставить подчиняться своим простым законам.
Постройки вокруг молодого человека становились все выше и выше, все более стеклянными. Отис с легкостью огибал высокие башни, шел все глубже в чащу мегаполиса. Все казалось ему до тошноты знакомым, будто бы сценарий давно надоевшей пьесы провинциального театра. Но вдруг его усталые глаза увидели незнакомую до сего момента картину. Недалеко от одного из баров на тротуаре сидела совсем юная девушка. От нее пахло живыми цветами, теплом. Она задумчиво глядела темными глазами на тротуар, подеперев свою округлую головку руками. Волосы ее были собраны в легкую косу, но несколько непослушных прядей выбивались из нее и падали на лоб, пухлые щеки. Маленьке полненькие губки были слегка выпячены вперед, будто бы ее что-то печалило. Люди проходили мимо молодой девушки, громко вскликивали, почти задевали ее руками, но она совсем не обращала на них внимания, будто бы она была совем не здесь. Она не была пьяна, это было очевидно. Девушка сидела на холодном тротуаре словно каменное изящное изваяние, глубоко зарывшись в свои мысли. От нее будто бы исходил тот свет солнца, который парень уже усел забыть. Отис заметил, что она слегка вздрагивала словно ей было холодно.
- Вам холодно? – молодой человек накинул на ее хрупкие плечи куртку.
- Спасибо большое, - девушка ожила и суетливо стала подниматься с земли.
- У вас что-то случилось?
- Нет, ничего особенного. Всего лишь заново разбитое сердце.
- Как вас зовут?
- Ада... А вас?
- Отис.
Девушка поглядела на молодого человека с едва сдерживаемой улыбкой. Отис заметил это.
- Простите, но моего пса так когда-то звали – поспешила объясниться Ада.
Отис грустно ухмыльнулся сам себе. В это мгновение прямо перед их ногами остановилось такси с будто бы пустыми, как черная дыра, затемненными окнами.
- Мое такси приехало, мне пора... и спасибо за куртку.
Ада скрылась за пустотой стекла, водитель нажал в педаль газа и машина пропала так же быстро как и появилась. Отис спокойно проводил ее взглядом, все продолжая стоять на том же месте, держа в руках куртку, от которой теперь пахло цветами.
Он возвращался домой все по тем же широким желтым улицам с вереницей домов, машин. Его преследовал тот запах лета, что оставила словно случайный след губной помады, Ада. Он шел за ним по пятам, напоминая о том, насколько они разные под этим светом луны. Лимонный диск клонился к горизонту, отмеряя последние часы ночи. Ветер в деревьях шуршал уже совсем по-утреннему, и Отис спешил. Но его душа вновь куда-то улетела, расворилась в воздухе.Он много вспоминал в те мгновенья, его прежняя жизнь словно пролетала перед глазами, становилась такой реальной, как восходящее солцне. Он сам не заметил как его ноги каснулись давно знакомого порога. Он прошел на верхний этаж, под самой крышей. Молодой человек приоткрыл старую, потрескавшуюся дверь в конце коридора. За ней его взору предстала большая кровать с балдахином, которая была гораздо старше самого дома. Ложе скрывалось за тонким облаком из синего шифона, который в отсутствии света казался угольно-черным. Везде вновь были разбросаны какие-то пожелтевшие листы бумаги с тоннами букв и слов, старые фотографии давно забытых эпох. На очередном камине стояли ограки свеч; воск грубо окутал деревянную полку и свисал большими каплями. В дальнем углу во мраке стояла обнаженная скульптура античной женщины, но кто-то скрыл ее стройную фигуру куском материи. На прикроватной тумбочке, ближе к входу, расположились различной формы флаконы из цветного стекла, будто бы пешки на шахматной доске.В комнате было совершенно темно, но Отис видел как на кровати лежала Ула, разбросав по темным простыням свои длинные светлые волосы. Он осторожно одернул синий шифон, будто бы боясь разбудить девушку, которая и так не спала. Отис опустился на кровать мягко, чтобы не задеть локонов Улы. Они оба глядели на узор из трещин на потолке, слушали как старый дом дышит в остатках ночи.
- Скажи, почему мы так долго живем на этом свете? – задал вопрос через некоторое время Отис.
- Может нам просто повезло?
- Не называй это везением, оно не при чем.
- Что ж, тогда я осмелюсь назвать это судьбой.
- У нас странная судьба....
- Возможно, но никто не сказал, что это плохо. Мы увидили столько... даже дух захватывает. Гениальные люди, великие империи, кровавые войны, ужасные эпидемии. А какая музыка звучала на балах при дворе Людовика 16? До сих пор вспоминаю.
- Знаешь, мне все чаще кажется, что мы уже прожили все самое незабываемое в этом мире и теперь нам, действительно, осталось лишь вспоминать.
- Почему ты так думаешь?
- Я вижу. Посмотри на людей. Разве это те существа, которым под силу написать «Рождение Венеры» или «Страшный суд»? Разве среди них есть великие ораторы? Эти существа кутуются в покрывало ночи, просаживают свою молодость за стаканом виски или чего-нибудь еще, потешая свое естество путсыми разговорами о закономерностях жизни. Они перестали смотреть сквозь звезды, им проще постоить стену или купол, если тебе так будет удобней, чтобы отгородиться от всего, что не принадлежит им и никогда не будет принадлежать. Их чувства совсем онемели, им дали слишком много и теперь им стало все безразлично. Они словно присытившиеся жизнью, дряхлые старики. Но я встретил сегодня одну девушку, мне показалось она другая.
- Я знаю. Ты принес запах лета в наш замок зимы... Как ее зовут?
- Ада.
- Древнее имя, красивое. Какая она?
- Живая...
- Она работает в саду? От нее пахнет цветами и свежей травой.
- Не знаю.
Они продолжали лежать вдвоем на кровати. За плотно занавешенными окнами стали раздаваться звуки машин, город начинал просыпаться. Ветер все сильнее и сильнее перебирал листву на деревьях. А в этой комнате все еще царила ночь, ее дыхние было слышно повсюду.
- Как ты думаешь, уже утро? – спросила почти что шепотом Ула.
- Думаю, что да.
- Нужно ложиться спать?
- Ты спрашиваешь у меня совета?
- Возможно... Я не хочу отдыхать.
- Тогда не засыпай.
- Но глаза уже закрываются. Черт, это глупо, - сказала Ула и на ее бледно-розовых губах проступила грустная легкая улыбка.
Веки Отиса точно так же медленно опускались. Он быстро погрузился в крепкий темный сон, еще более черный чем все те ночи, что он уже успел прожить. Дом наконец-таки уснул.
Когда Отис вновь открыл глаза, тьма уже давно опустилась над городом. Внутри их небольшой  спальни горели свечи, из открытого окна в комнату врывался легкий ветер. Он играл с шифоновой такнью, которая висела над кроватью. Временами, ему удавалось дотронуться и до каштановых волос молодого человека. Отис не двигалься с места, лишь глядел на чернь неба, пробиравшуюся из окна. Редкие звезды мерцали где-то очень далеко. Они казались такими холодными и одинокими в той небесной дали. Хотелось схватить их рукой, сжать посильнее, чтобы они как снежинки растаяли в ладони.
Молодой человек спустился в гостинную и растворил настежь старые скрипучие рамы. Свет лунного диска потоками хлынул в мрачную комнату, посеребрил клубящуюся пыль. Около дома не было ни души. Отис несколько мгновений наслаждался этим умировторением, потом он начал искать пустой лист бумаги. Что-то заставило его взять в руки карандаш и начать рисовать. Он продолжал сидеть возле окна, стараясь что-то изобразить. Его рука то быстро металась, то медленно вела ровные линии. Теперь его не заботило ничего, кроме того маленького мира, что рождался у него на бумаге.
- Что ты рисуешь? – тихо спросила Ула, появившись со стороны входной двери.
- Вид из окна нашего старого дома в Неаполе.
- Почему ты вдруг вспомнил о нем? Ты уезжал оттуда с тоской в средце.
- Это ночь напомнила мне о нашем дворике с алыми розами в саду. Мне не хватает их.
- Можем посадить несколько кустов здесь.
- Не стоит. Им будет здесь слишком одиноко.
- Я давно не видела тебя за работой. Тебя что-то взволновало? – Ула подходила все ближе и ближе к молодому человеку.
- Не думаю...
- А я считаю по-другому. Ты сел на ветхий деревянный подоконник, чтобы вспоминать то, что давно уже минуло, погружаясь в ту самую атмосферу, а не чтобы рисовать вид из окна.
- Если моя память мне не изменяет, то ты всегда хорошо рисовала, Ула. Поэтому, я считаю, ты можешь сама сесть и нарисовать то, что сейчас является нашим видом, если ты так этого желаешь.
Ула в ответ лишь опустила взгляд и тихо вышла. Отис продолжал рисовать не отрываясь. Слегка погодя, он повернулся, желая что-то сказать девушке, оправдаться перед ней, но в комнате уже было пусто. Вдруг безудержное желание рисовать пропало, но молодой человек не сдвинулся с места. Эта ночь не была такой легкой и воздушной. Она, словно липкий тягучий сироп засасывала в трясину всякого, кто решил сегодня пуститься в грусть. Отис был не исключением. Он с головой погряз в своих невеселых мыслях и даже легкий ночной ветер не был в состоянии очистить его голову. Ему стало будто тяжело дышать, духота старого дома угнетала его, связывала по рукам и ногам. Молодой человек набросил свою вчерашнюю куртку, запах цветов от которой успел исчезнуть, и направился наружу.
Вновь ноги сами вели Отиса по пустым суровым, будто бы выцветшим улицам, а он продолжал думать о чем-то таком же далеком, как и устье реки Лето. Вдруг в лицо парня бросился знакомый теплый запах скошенной сладкой травы. Он поднял голову и увидел на другой стороне улицы Аду. Она вновь была задумчива. Девушка шла куда-то очень медленно, проплывала словно тень. Отис, к своему собственному удивлению, решил догнать девушку.
- Вы вновь печальны, - сказал молодой человек Аде.
- А вы будто бы специально ищите встречи со мной.
- Что вы. Я случайно оказался здесь. Видимо судьба или, если вам угодно, случай сводит нас вместе. Куда вы направляетесь?
- Честно говоря, я собиралась ночевать у подруги сегодня и уже должна была быть там, но у меня не хватило денег на такси. Поэтому я вынуждена идти пешком.
- Позволите мне проводить вас?
- Если хотите.
Они вместе продолжили свой путь по ночной улице. Молодой человек медленным темпом вышагивал по асфальтовой испещеренной дороге, стараясь идти в такт с Адой. Краем глаза он поглядывал как ее волосы легко развивались от движения, как неестественно желтый фонарь красил ее лицо в болезненный цвет.
- Как ваше разбитое сердце? – спросил Отис.
- Все так же кровоточит, но уже стало немного лучше, спасибо.
- Вы лечите его ночными прогулками под лунным светом?
- Можно и так сказать, если вам удастся разглядеть хоть где-нибудь свет луны.
- Что ж, тогда вам надо отправляться за город, если вы хотите ощутить его на своей коже.
- А вы знаете хорошие места?
- Конечно.
- А вы бы смогли мне их показать?
- Если хотите их увидеть, то приходите завтра к заброшенному театру на окраине города , когда зайдет солнце.
- А вы будете меня там ждать?
- Разумеется, иначе вы заскучаете.
Отис тайком наблюдал как Ада дышит: размеренно, неторопливо, не то что все другие люди, которых неустанно видел молодой человек. Очень часто их дыхание было сбивчивым, спешащим куда-то как и они сами. Казалось, что они вечно были чем-то напуганы, будто страх был их вечной невидимой давно неинтересной любовницей. Ада же была спокойна, будто бы время было у нее в плену и ей некуда было спешить.
- Скажите, вы садовница? – не удержавшись спросил Отис.
- Нет, а почему вы так решили? – с нескрываемым удивлением сказала Ада.
- От вас пахнет цветами, правда, не могу точно сказать какими.
- Может быть это мои духи.
- Нет, духи навязчивы, а аромат, исходящий от вас, очень тонок и легок, будто шейный платок.
Ада опустила взгляд, в неожиданном для Отиса смущении, и ответила:
- Я довольно часто помогаю маме в саду. У нее много ирисов, особенно фиолетовых, они мои любимые. Я не знала что ношу этот запах за собой.
- Не переживайте, этот запах очень идет вам, не стоит от него избавляться.
Девушка вновь опустила глаза.
- Ирисы – это единственное растение вашей матери? – попытался отвлечь Аду Отис.
- Нет , еще весной цветет магнолия. Дерево такое болшое, что за ним с улицы почти не видно крыши дома.Кажется, что с неба спустилось облако.
- Наверное, это неописуемо красиво.
- Да, - на лице у девушки появилась легкая улыбка, - в детстве, я любила сидеть под этим деревом или открыть окно в своей комнате и пустить их запах внутрь дома. Скажите, а у вас в детстве был сад?
- Да, и в нем росли всевозможные цветы. От алых роз, до кустов сирени и гартензии. Я любил прятаться в нем.
Девушка понимающе слушала Отиса, улыбалась, слыша его спокойный тон голоса. Она почти не смотрела вперед себя, лишь изредка поглядывала. Она держала взгляд опущенным, будто бы боялась оступиться. Отис тоже не смотрел вперед. Молодой человек наблюдал за сонными листями и такими же сонными цветами. Это заставляло его вспоминать что-то уже давно потерянное из его жизни. Но тут кто-то отвлек Отиса от его воспоминаний. Несколько молодых людей шли навстречу Аде и один из них задел ее плечом. Девушка остановилась на несколько мгновений. Она поглядела вслед молодым людям, совершенно выбитая из того маленького мира, в котором она сейчас прибывала с Отисом.
- Как вы думаете, куда они спешат по ночам? – спросила совершенно спокойно Ада.
- Может к таким же замерзшим девушкам? – ответил Отис, подойдя поближе.
- Не думаю. Я последняя из таких.
- Вы и правда так верите в свою уникальность?
- Мне все больше кажется, что я повторяю эти слова снова и снова только ради того, чтобы они обернулись правдой. – На одном выдохе произнесла девушка.
- Что ж, тогда могу Вас поздравить, вы не похожи на всех остальных, как бы вам на самом деле не казалось.
Девушка с легим удивлением и непониманием в глазах глядела на молодого человека. Она двинулась вперед, стараясь сменить ход разговора.
- Мы пришли, - несмело произнесла Ада, подходя к ступенькам дома, - В ее окне все еще горит свет, она ждет меня. Спасибо, Отис, за потраченное время.
- Спасибо и вам, оно было потрачено весьма приятно.
Ада открыла темную дверь и скрылась в мраке дома. Запах цветов растворился в молчаливой ночи. Отис продолжил свой путь по пустым улицам нелюбимого города. Вскоре молодой человек стоял у порога своего убежища. Вдруг в нем возникла потребность видеть Улу, посмотреть на ее длинные светлые волосы, на их блеск в свете луны. Он чувствовал, что девушка где-то близко, будто стоит безмолвно за его плечом. Молодой человек быстро обнаружил ее лежащей на диване в гостинной. Она разбросала ткань свего легкого воздушного платья по обивке. Ее взгляд был пустым, уставшим, словно у куклы. Она глядела в окрытое окно, в котором все еще царствовала ночь. Отис тихо подошел и присел на край дивана. Ула не обратила на его присутсвие никакого внимания. Молодой человек безмолвно глядел как легкое лунное свечение ложилось на лицо девушки, пряталось в складках ее платья.
- Скажи, о чем ты мечтала больше всего, когда была жива? – тихо спросил Отис.
- Я хотела никогда не сидеть на месте. Каждый день видеть что-то новое, тем более что мир тогда был таким огромным, - необычно тепло отвечала девушка. 
 - А чего ты боялась?
- Не знаю, не помню...
- Забавно, ты помнишь лишь приятное из своей прошлой жизни. Я же помню то, что меня страшило.
- И чего же ты боялся?
- Перестать чувствовать. Однажды проснуться и понять, что больше ничего вокруг меня не интересует, что я больше не боюсь, что сердце больше не сжимается у меня в груди от волнения. Ведь разве не это означает, что я живу на этом свете?
- Значит, ты боялся смерти?
- Нет, вовсе нет. Смерть как исход никогда не пугала меня, я был готов принять ее сиюминутно, если такова воля моей судьбы. Я больше боялся умереть для мира, перестать сопереживать ему.
- Ну, если твое сердце перестало биться, это еще не значит, что ты перестал жить, в чем мы успели убедиться.
- Но бьющеесе сердце все же дает больше. Люди слышат как оно стучит. Этот ритм неумолимо напоминает им, что их век короток, что каждый вздох делает их старше. Он заставляет их бежать куда-то вперед. Не каждый человек, конечно, видит цель в конце этого пути... Но все же у них есть ремя, которое становится бесценным если подумать о его небольшом количестве, и это что-то меняет. Завидую им. Они могут изменить свою жизнь, повернуть куда угодно в любой момент. Они могут совершить что-то невероятное, а могут поселиться на необитаемом острове и всю жизнь провести с книгой в руках. Время сделает их выбор весомым. А еще иногда мне хочется еще раз увидеть как солнечный свет лежит на моей кисти, как оно касается горизонта. Мы же обречены на вечное скитание по этой земле, а нашим развлечением является лишь подглядывание за людьми сквозь замочные скважины и окна домов. Не знаю, достойное ли это завершение бренной человеческой жизни.
- А ты что же, решил превратиться в песок?
- Да, я хочу умереть.
- Думаешь, это что-то изменит?
- Возможно.
- Мне кажется, что, когда мы умрем, ничего не станет дургим. Мы ведь один раз уже умерли. Наверное, мы превратимся в потоки ветра и продолжим вечно скитаться по этой земле, только чувств больше не будет. Вечные неугомонные путники...
Они оба замолчали. Ула вновь глядела на потрескавшуюся краску потолка, а Отис – на ткань своих темных штанов. Непонятные мысли душили его, не давали поднять голову. Он проходил пальцем по дереву на подлокотниках дивана, чувствуя каждую щербинку. Вдруг девушка начала что-то тихо напевать себе под нос, почти не слышно. Ее высокий голос, окутывал молодого человека, успокаивал, словно колыбельная. Изредка Ула делала паузы, будто бы не помня мотива, а потом начинала вновь. Это было похоже на легкий сон. Все вокруг них стало таким нереальным. Будто бы к ним вновь вернулось что-то давно утерянное в веренице веков, скрытое под толстым слоем пыли.
- Это были ирисы, - вдруг сказал Отис, будто бы проснувшись.
- Что?
- Я вновь сегодня встретил Аду. От нее пахнет ирисами.
- Хм, странно, - задумчиво ответила Ула, глядя куда-то в темное пространство.
- Что именно?
- Я даже и не подумала что это могут быть ирисы. Мне вспомнилось, как я любила собирать цветы под луной. Жаль что эти цветы как раз любят спать по ночам.
- Но разве цветы раскрываются без света солнца?
- Конечно, хотя сейчас трудно встретить такие. Город  душит  их. Хотя иногда мне попадаются ночные гладиолусы.
- Да? И как они выглядят? – удивился Отис.
- Как белые ясные звезды, спустившиеся с небес.
- Ясные белые звезды... – еле слышно вторил молодой человек.
Он представлял себе как созвездия разрушались под действием каких-то неведомых сил и крохотные белые пищинки падали с небес. Они прятались среди изумрудной высокой травы,  словно в страхе быть обнаруженными. Природа хорошо укрывала их, делая почти невидемыми обычному взгляду. Лишь самое острое око было способно обнаружить их, бережно поднять с земли, унести куда-то далеко, спасти от участи быть забытыми.
Отис сам не заметил как уснул. Но вскоре шум из открытого окна потревожил его сон. Молодой человек обреченно оглядел комнату, непривычно озаренную лучами солнца. В ярком свете вся обстановка комнаты казалась слишком реальной. Звук проезжающих машин и разговоры случайных прохожих рекзо врывались в простарнство гостинной, нарушая давно заведенный порядок вещей. Комната будто бы была терзаема тем состоянием, разрываема им на части, и мучалась словно в агонии. Отис взглянул на Улу. Вопреки шумной и непривычной атмосфере, девушка мирно спала, слегка запрокинув голову назад и длинная белая шея застыла в красивом изгибе. Она абсолютно не вписывалась в обстановку полного дневного помешательства. Она была слишкмо хрупка, чтобы найти свое место в нем. Казалось, будто бы она попала сюда случайно, заблудилась в лабиринте времен.
 Отис бережно взял Улу на руки. Солнечный свет, о котором так страстно мечтал молодой человек в ночи был теперь так близко от него, но он не мог каснуться его, иначе конец пришел бы слишком быстро. Пробираясь сквозь солнечные пятна на полу, он направлялся к лестнице, лак которой играл в отблесках света. Ступенька за ступенькой Отис вновь возвращался в знакомый мир полумрака и тишины. Наверху ночь правила балом как и всегда. Солнце было не в силах победить эту темную силу, что давно притаилась в уголках старого дома. Молодой человек притворил дверь в спальню и пронес Улу внутрь. Ее светлые волосы тянулись по полу как лунная дорожка на черном зеркале воды. Он положил ее на кровать, а потом еще долго глядел на ее прекрасное спокойное лицо.
Отис спал плохо. Странные и туманные сны беспокоили его, звуки машин все еще неистово звенели в ушах. Он то вновь видел упавшие звезды, то отблески солнца на паркетном полу. Вскоре сон совсем покинул молодого человека. Он спустился вниз, где тишина вновь вступила в свои права. Дом задышал ночью, скрылся в ее густой темноте. Отис сразу же закрыл окно, все еще помня непристойный дневной шум. Молодой человек осушил еще одну бутылку с кровью, которая казалась ему еще более отвратительной, чем раньше. Позже, он еще несколько минут рассматривал пустой темный сосуд из толстого стекла. Сегодня было что-то новое в этой привычной для него бутылке, что он раньше никогда не замечал.
Сегодня молодой человек вышел раньше из своего убежища. Он еще заставал редкие огни в окнах карточных домиков с их игрушечными обитателями. Они как-то механически кружили вокруг обеденных столов или сидели молча около телевизоров. Невольно, он подслушивал их насущные разговоры о скучной работе и надоевших коллегах. Отис терялся где-то между этими домами, все еще вспоминая ту злополучную темную бутылку. Он смотрел как луна поднимается все выше и выше, а окна людских жилищ неумолимо гаснут, словно короткое пламя свечи. Постепенно, молодой человек приближался к старому заброшенному театру. Он еще помнил то время, когда это место оживало по ночам. Сюда приходили, чтобы отвлечься от насущих дневных дел. Можно было спрятаться между декорациями к шекспировским пьесам. А теперь в дырах на крыше здания зияла такая же чернота, как и на небе. Внутри было слишком тихо и пустынно, только мыши иногда пробегали по прогнившим доскам сцены. Отис прошел внутрь. Это было еще одно место, где время уже давно остановилось. Все здесь жило какой-то своей особенной жизнью, невидимой для обычного человека.
Отис уселся на одном из прогнувшихся, полных пыли и грязи кресел, и долго смотрел на пустую черную сцену. Он видел, как лунный блеклый свет прохаживается по ней, словно последний актер, который забыл покинуть свою разрушенную обитель или просто был не в силах этого сделать. Позолоченная краска на потолке почти стерлась, а красные ковры превратились в труху. Иногда что-то поскрипывало под потолком, но молодой человек не придавал этому значения. Паутина словно серебрянные кружева, окутывала колонны и балки театра. Нечаянный вздох грусти Отиса нарушил тишину этого места, эхо разнесло его во все уголки зала. Что-то живое наполнило в этот момент театр, лишая его той печали и сюреалистичной красоты. Это вынудило Отиса отвлечься от своих размышлений и выйти вновь на улицу. Была уже почти полночь, молодой человек видел это по луне. Вскоре Отис почувствовал запах цветов и травы, столь не подходящий для этого места.
- Здравстуйте, Отис, вы давно ждете? – бодрым радостным голосом спросила Ада.
- Нет, совсем немного, – вежливо ответил он.
Ада окинула взглядом пустующий театр.
- Интересно, каким он был раньше? – задумчиво произнесла она.
- Великолепным, не сомневайтесь. Жаль, что теперь он медленно угасает.
- Вы думаете, что его никогда не восстановят?
- Есть вещи, которые умирают вместе с человечеством. Это место стало одним из таких.
- Умирают вместе с человечеством? 
- Конечно, я бы хотел назвать наше время «золотым», но это не так. Человечество не умирает, это неправильное слово, оно проживет еще много сотен лет. Наши души медленно покидают наши тела. Телевидение насаждается повсюду, словно паразит. Мы забыли про фразы, которые можно произносить и без фальшивой улыбки. А когда-то театр и книги были лучшим, что можно было подарить дорогому тебе человеку...
- Вы так не верите в людей?
- Порой мне кажется, что да. Но зато я верю в поэтов, - грустно улыбнулся Отис. – Что ж, давайте забудем эту неприятную тему, а лучше начнем наш путь. Есть еще вещи, которые радуют нас и без перерыва на рекламу. 
Молодой человек медленным шагом, чтоб его спутница могла за ним поспеть, направился вон из города. Они постепенно отрывались от отвратительного света уличных фонарей, отдаваясь в руки природе. Дома вокруг них становились все ниже и ниже, а вместе с тем, на удивление, старше. Массивные деревья попадались взгляду все чаще. Здесь эти древесные гиганты могли отвоевать свое пространство. Луна мягко дотрагивалась до их верхушек.
- Страшно признаться, но я еще ни разу не гуляла вокруг этого города, - вдруг начала Ада. – либо бежала из него, словно безумная, либо кружила вокруг его домов, будто загипнотизированная.
- Очень жаль, - ответил Отис, - снаружи гораздо красивей. Вам надо почаще это делать. Хотя, признаться честно, я и сам принебрегал этими лесами в последнее время...
- Вам они надоели?
- Нет, что вы. Просто бывают такие моменты, что даже то, что ты так страстно любишь, отравляет тебе душу, - сказал молодой человек по-особенному задумчиво.
Вскоре постройки и вовсем уступили место высокой темной траве, широким кустарникам и полной естественной тишине. Отис и Ада вторгались все больше и больше в это размеренное царство. Суета города оставалась где-то далеко позади, духота сменилась легкой влажностью леса. Ощущение какой-то сказочной таинственности переплеталась с телами молодых людей, далала их частью этой фантазии.
- Вы давно живете в этом городе? – продолжила Ада.
- Весьма давно.
- Вам нравится здесь?
- Я бы сказал, что мы друг друга терпим, - улыбнувшись, ответил молодой человек. – А что же на счет Вас? Вы любите  это место?
- Не знаю. Я столько раз внезапно бросала его и точно так же внезапно возвращалась. Наверное, это и можно назвать крепкой любовью хоть и немного садистской.
- А он отвечает Вам заимностью?
- Разве такое возможно? – удивленно посмотрела Ада на своего собеседника.
- Конечно. Я, к примеру, очень люблю Рим. Но как только я пересекаю черту этого вечного города с мириадами его узеньких улочек, мне становится душно. Что-то беспокоит меня там. И в добавок со мной никогда не происходило ничего хорошего в тех местах. Думаю, вечный город не хочет принимать меня.
Ада улыбнулась. Она глядела себе под ноги, осторожно ступая по асфальту. Девушка будто бы боялась, что может провалиться в черноту дороги.
- Что ж, тогда осмелюсь сказать, что со мной ничего подобного здесь не происходило, - ответила она.
- Тогда у Вас с этим местом действительно крепкие отношения. Когда от чего-то неистово бежить, но все равно неумолимо возвращаешься это и есть своеобразное признание в любви.
- Вы так считаете?
- Я знаю это. Как я уже говорил, иногда, то что мы любим отравляет нам душу своим присутствием.
Фонари совсем пропали из виду, на их место пришли древесные гиганты, широкие темные ветви и черные, а иногда совсем прозрачные от лунного света, листья деревьев. Вскоре Отис свернул с проезжей части и стал углубляться в лес. Ада покороно шла за ним, ведомая внутрь какого-то особого мира, который она прежде никогда не замечала или же совсем не хотела замечать.
Здесь все пахло иначе. Луна прокрадывалась сквозь стволы деревьев и листья кустов, ложась словно нити шелка. Было очень тихо, почти все лесные существа спали, лишь иногда было слышно как хлопает крыльями сова. Трава была мокрой от росы и нежно щекотала лодыжки девушки. Природа дотрагивалась да нее, словно нечаянный прохожий на улице.
Над головой виднелись звезды, они загадочно мерцали на черном небе, будто бы играя с непрошенными гостями леса. Небо было на удивленье чистым и легким, желтый свет городких огней не не мешал видеть его отчетливо. Аде было странно нарушать покой этой тихой обители, будто бы она врывалась сюда как грабитель, непрошенный гость. Она боялась произнести даже звук в этой тишине природы. Девушка старалась не отступать от своего спутника, который, на удивленье, был словно частью этого темного, но прекрасного мира.
Дорога осталась совсем позади и теперь казалось, что молодые люди остались совсем одни на земле, будто бы все остальные пропали, испарились где-то во мгле, потерялись в извилинах дороги.
- Вы замолчали, Ада, Вам страшно? – вдруг спросил Отис мягким тоном и обернулся, чтобы посмотреть на свою спутницу.
- Нет, с Вами мне не страшно, - ответила Ада, - но мне кажется, что я здесь такая чужая, словно непрошенный гость и мне страшно нарушить тишину этого места.
- Не беспокойтесь, - с улыбкой ответил молодой человек, - в отличие от людских домов, лес принимает всех, и каждый для него словно брат или сестра. Жаль, что многие принебрегают его гостеприимством.
- Здесь все выглядит по-другому ночью, - заметила девушка, оглядываясь.
- Все выглядит по-другому под светом луны. Я бы сказал, что луна открывает настоящую суть вещей. В городе – это ядовитые огни фонарей и пустые улицы, а тут – дыханье природы.
- Мы идем в гору? – вдруг спросила Ада.
- Да. Я хочу показать Вам кое-что.
Молодые люди продолжили свой путь. Они будто бы поднимались в само небо, оставляя позади всю суетность бренного мира. Ветер терялся между стволами деревьев, принося какую-то особую свободу вместе с собой.
- Где раньше был Ваш дом, перед тем как Вы приехали сюда? – продолжила Ада.
- В Париже, Неаполе, Мадриде, Венеции... У меня нет понятия дома, я люблю часто менять места.
- Но в этом городе Вы все-таки задержались.
- Что ж, Вы правы, - горько ответил Отис, - но это скорее исключение лишь подтверждающее правило.
- Вас что-то зацепило здесь?
- Я бы не сказал. Но покинуть это место я тоже не могу.
- Почему же?
- Я бы хотел назвать это обстоятельствами, но это не так. Это лишком долгая история, чтобы рассказать ее за одну ночь.
Отис подал руку Аде. Она взяла его прохладную, ладонь в свою теплую руку. Она с удивлением поглядела на молодого человека. Он почувствовал это, но постарался не придавать этому значения. Молодой человек чувствовал как была мягка и нежна ее рука, как ее дыхание ложиться на его кожу. Зима и лето встретились и Отис чувствовал всю странность, нелепость и жалость этого союза.
Молодой человек помог девушке взобраться на самую верхушку мира. Но это не был конец их пути. Они продолжали пробираться в сердце леса, который так радушно приютил их. Ада осторожно ступала по мягкой и мокрой траве, где прятались маленькие лесные цветы, скрывающие свою красоту от лунного диска. Отис чувствовал себя совсем иначе, будто бы это место было его домом, и он как блудный сын вновь вернулся сюда после стольких лет скитаний.
- А чем Вы занимаетесь, Отис? У Вас есть работа?
- Я могу назвать себя художником, но это слишком громкое слово. И я бы точно не назвал это работой, но доход это приносит.
- Вы так придирчивы к своим работам?
Отис слегка улыбнулся наивному, на его взгляд, вопросу.
- Когда судьба забрасывает меня в Париж, я частенько захаживаю в Лувр. Леонардо, Тициан, Рафаэль, Дюрер, Босх... Эти люди видели что-то особое в этом мире, будто бы зрели в самую суть вещей. Неважно, будь то лицо женщины или сюжет из библии. Я же не могу показать это на бумаге, оно от меня ускользает. Я уже не говорю о Климте или Ван Гоге.
- Но ведь они были генями своего времени не так ли?
- Да, но разве художник и гений это не одно и тоже?
Ада хотела возразить ему, но лишь расмеялась.
- Мы пришли, - сказал Отис.
Девушка прошла немного вперед и ее взгляду окрылся удивительный вид. Перед молодыми людьми предстал ночной город. Он казался таким нереальным, таким далеким. Ада с удивлением глядела на свои родные места и не узнавала их. Свет фонарей въелся в улицы, навис над домами. Не было видно ни одной машины, ни одного прохожего. Город был таким тихим, будто бы не живым, а со всех сторон его бережно, словно кружево обрамлял темный лес.
- Странно, - тихо сказала Ада, - я будто бы совсем его не знаю, хоть и прожила здесь столько лет.
Ада обернулась, чтобы посмотреть на Отиса. Молодой человек не глядел на город, он был повернут в сторону леса и глубоко задумчив. Почувствовав внимание к себе, он обратил свой взгляд на Аду. Молодые люди несколько мгновений безмолвно смотрели друг на друга. Вдруг Отис опустился на высокую траву. Прохлада ночной земли мигом окутала его с ног до головы. Под каким-то неведомым импульсом, молодой человек прилег на лесное покрывало. Ада расположилась рядом. Особое спокойствие охватило душу девушки. Она глядела на черное небо, где расположились мириады звезд и точно так же наблюдали сверху за молодыми людьми.
- Столько звезд... Интересно, о чем они беседуют между собой?
- Может, о бесконечности вселенной? – заметил Отис.
- Нет, это слишко обыденно.
- Вы считаете это обыденным?
- Да... Вам не кажется, что говорить о бескрайности вселенной тоже самое что и о коротости человеческой жизни?
Отис грустно ухмыльнулся глядя куда-то в сторону. Ада же терпеливо ждала ответа, но совершенно не смотрела на своего собеседника. Ее ум и сердце были пленены бескрайним черным небом.
- Я бы сказал, что не смотря на свою их обыденность, как Вы считаете, именно лишь эти две вещи и имеют смысл.
- Почему же? – почти шепотом спросила Ада.
- Что ж, по поводу коротости жизни все весьма просто: это и придает ей значение. Хотя, тоже самое можно сказать и о вселенной...
- Только это и придает значение жизни?
- Разумеется. Если бы человек жил вечно, то что бы он не сделал, все не имело бы смысла. Да и сделал бы он что-либо имея столько времени впереди?
- Тогда это очень грустно. Мы всю жизнь пытаемся найти те причины, почему мы поступаем так а не иначе, почему выбираем именно этих людей и вообще зачем мы все это делаем. А это лишь из-за простой банальности болезненой нехватки времени.
- Это только сейчас кажется Вам таким печальным. Под конец жизни это будет для Вас даром с небес.
- Откуда Вы это знаете?
- Поверьте мне, я прекрасно знаю о чем говорю.
Ада вновь замолчала и продолжила глядеть на звезды. Вновь установился привычный порядок вещей. Лес замолчал, он мирно спал, ожидая прихода нового дня и новой суеты людей. Но это длилось совсем недолго. Девушка, мучимая новыми странными мыслями, причинами которых был Отис, вновь начала задавать вопросы:
- Тогда что же мне остается? Просто идти вперед?
- А разве этого не достаточно?
- Не знаю. Я бы хотела совершить что-то великое. То, что оправдает мое существование на этой земле. Скажите, я наивна?
- Нет, Вы просто молоды.
- Вы говорите так, будто бы уже прожили на свете не одну жизнь.
- По крайней мере я себя так чувствую, - усмехнулся Отис своим мыслям. – Не переживаейте, Ада. Делайте в жизни то, что считаете важным, у Вас это хорошо получится, уверяю. А время назовет Ваши действия важными, поэтому не думайте об этом.
- Скажите, Вы чувстуете себя одиноким?
- Почему Вы спрашиваете?
- Сама не знаю. Возможно, потому что сейчас мы свовсем одни здесь и этот вопрос то и дело всплывает у меня в голове.
- Тогда отвечу на него так: смотря что мы называем одиночеством. Если это то одиночество,когда мы сидим одни в пустой комнате, то кто же тогда не одинок на земле? Мы все по-своему одиноки в такие моменты, но я не считаю это чем-то ужасным. Если же мы говорим об одиночестве души в толпе, когда тебе тесно внутри, что ж, тут все совсем иначе. Временами я могу сказать что одинок. Но в тоже время я бы назвал это участью своей натуры, от которой я убежать не могу. Поэтому одиночество скорее моя вечная печальная подруга нежели недуг.
- Вы и вправду чувствуете себя на двести лет, - улыбнулась, неожиданно для Отиса, Ада.
Молодой человек тоже слегка рассмеялся в ответ.
Ада и Отис еще долго лежали и смотрели в небо, пока необходимость укрытия от дневных лучей не вынудила молодого человека возвращаться обратно в духоту города. Всю обратную дорогу они провели в разговорах о разных мелочах, которые только и приходили им в головы. Ночь шла к концу и говорить о вечном было больше не уместно. Отис спешил, но Ада не обращала на это внимания, а лишь неумолимо следовала за своим спутником. Они прошли старый заброшенный театр, у которого и состоялась их встреча, направляясь все глубже внутрь лабиринта городских дорог. Молодой человек не заметил, как вновь он был у порога своего собственного дома. Он предложил проводить Аду, беря во внимание опасность встречи с дневными лучами, но девушка отказалась. Она была уже готова покинуть своего ночного друга, но вдруг Отис окликнул ее:
- Вы просили одинок ли я, а что ответите Вы на этот вопрос?
Девушка остановилась около калитки и с неизменной улыбкой просто ответила:
- Порой у меня возникает очень странное чувство пустоты, не знаю, можно ли это назвать одиночеством, когда сидишь в четырех стенах совсем один. Но одно я могу сказать Вам точно: я никогда не буду одинока пока вокруг столько прекрасных и удивительынх вещей. До свидания, Отис, спасибо Вам за потрясающий ночной подарок.
- До свидания, Ада.
Отис улыбнулся на прощанье Аде, но как только девушка ушла, молодой человек вновь стал задумчиво печален. Его новая знакомая была так молода, так жива. Он вновь вспомнил как мягка и тепла ее рука и как они не похожи друг на друга. Эти мысли затягивали Отиса все больше и больше в трясину печали и непонятной злобы на себя самого. Молодой человек будто бы не в силах сделать и шагу, присел на пороге дома. До рассвета оставалось немного времени, но он не спешил скрыться в глубине дома. Вскоре на пороге показалась Ула. Она удивленно посмотрела на Отиса, который будто бы вновь покинул свое тело. Девушка осторожно подошла и присела рядом. Она молчала, ожидая, когда Отис вновь вернется в реальный мир.
- Скажи, Ула, в чем смысл нашей жизни? – вдруг неестественно резко начал Отис.
- У каждого свой ответ на этот вопрос, я полагаю.
- Сегодня я сказал, что смысл нашей жизни просто идти вперед, ведь наш век такой короткий. Но ведь у нас с тобой столько времени, что даже подумать страшно. Тогда ради чего мы живем? Есть ли смысл идти вперед, зная что конца у этого пути не будет?
- Я бы сказала, что есть.
- И какой же тогда?
- Созидать.
- Звучит печально.
- Разве? Теперь у тебя есть время, чтобы рисовать картины и не бояться, что у тебя не хватит времени их завершить. Ну и что, что их никто не увидит? Ты ведь не для того занялся искусством, чтобы выставлять свои работы в галереях. У тебя есть время, чтобы дойти до самой сути вещей. Проживя столько веков на этой земле, шелуха сама спадет и мы увидим вещи такими, какими они и должны быть. К тому же у нас полно времени чтобы побывать везде, где только душе угодно.
Отис лишь грустно улыбнулся и направился в сторону двери, но Ула окликнула его:
- Хочешь, можем уехать отсюда.
- А что это изменит? Все будет точно так же, только декорации станут другими. Те же серые люди, вереницы домов и куски жизни, оставленные в бокалах для мартини...
Почти весь день Отис не спал. Он глядел как умиротворенно выглядит лицо Улы под темными шифоновыми занавесями, будто бы жизнь совсем покинула ее. Смерть мерещилась молодому человеку повсюду, он будто бы чувствовал ее дыхание на своей коже. Может, он ошибся, говоря Аде, что его вечная спутница это одиночество? Весьма возможно, что это была другая вечная костлявая подруга всего живого?
На следующую ночь, Ула играла на старом, с совсем стершимся лаком, пианино. Это была «Лунная соната». И даже в этой меланхоличной мелодии Отис чувстовал смерть. Тихие звуки музыки проникали во все углы темного дома, ложились, словно второй слой пыли на мебель, а Отис лежал на диване и следил за этим странным действом. Он не открывал окон, не зажигал свечи, и даже не стоял рядом со старым музыкальным инструментом, который так любил. Он лишь покрывался пылью, как и все предметы в этой обители. Вскоре Ула закончила играть. Она не подходила и не заговаривала с Отисом. Девушка лишь медленно проплывала из комнаты в комнату, иногда скрепя половицами.
В таком порядке прошло несколько дней. Молодой человек никуда не выходил и не с кем не говорил. Единственным его диалогом был разговор с собственными мыслями. Он перемещался по старым темным пыльным комнатам, словно неприкаянная душа, изредко дотрагиваясь до старых пожелтевших от времени бумаг. Частенько он останавливался около старого дубового комода, стоявшего в коридоре и глядел на него каким-то тяжелым печальным взглядом. Вскоре он стал все чаще присаживаться около него и о чем-то напряженно думать, будто бы решая что-то в глубине своего небьющегося сердца.
Спустя несколько долгих дней Отис все же вышел на улицу. Он больше не бродил бездумно по темным коридорам из домов и заборов, как раньше ищя приют своим мыслям. Он решительно направлялся в глубь города, ведомым каким-то сильным решением. Молодой человек остановился около старого кирпичного здания, с занавешенными черной материей окнами и несуразной неоновой вывеской, которая лишь отправляла старый подкопченный кирпич своим едким светом. Внутри был тяжелый воздух, играла слишком резкая и вульгарная музыка. Прилавки были усыпаны несуразными вещами, говорящими о безвкусии своего владельца. Никого не было вокруг, кроме молодого парня, который, видимо, и был главным в данном магазине. Он был совершенно обычным, не считая черной подводки вокруг глаз, которая уже почти смазалась, небольшой щитины, уставшего взгляда и запаха табака, который так отталкивал Отиса.
- Вам что-нибудь нужно? – спросил безразлично молодой парень.
- Да, я заказал одну вещь пару дней назад, ее должны были привезти сегодня и...
Отис не успел окончить фразу, как парень скрылся из виду, но вернулся через несколько мгновений с небольшой коробочкой в руках и странной ухмылкой на лице. 
- Держите, - парень протянул коробку Отису. – Вы коллекционер или один из этих?
- Прошу прощения? – спросил Отис удивленно.
- Ну, я имею в виду, вы из тех типов, что косят под вампиров? У которых клыки во рту и все такое?
- Я коллекционер-вампир , - мрачно и с насмешкой ответил Отис, отдавая деньги.
- Парень, ну у тебя и фетиш, - продавец улыбнулся шире, не понимая интоннаций покупателя.  – Ты и кровь пьешь?
- Да.
- И часто?
- Достаточно.
Парень присвистнул. Глядя в его глаза Отис отчетливо понимал, какие мысли посещали на данный момент того парня. От этого взгляд молодого человека стал еще более хмурым. Он слегка приоткрыл врученную ему коробку, чтобы проверить ее содержимое.
- Сколько тебе лет парень, что ты этой дурью маешься? – вновь заговорил продавец.
- Почти 1800. Знаю, это довольно почтительный возраст для сего рода забав, но, думаю, я еще не намерен бросать эту затею, - насмешливо ответил Отис поклонившись и быстро вышел из неприятного места.
Продавец удивленно глядел в след странного покупателя, совершенно не понимая его игры.
Отис вновь вернулся домой. Он не мог найти покой в этом мраке и тишине. Он метался по пыльной гостинной, то присаживаясь в потертое кресло, то вновь срываясь с места. Внезапно, что-то заставило его зажечь свечи и приняться за рисунок. Молодой человек почти что в трансе принялся переносить на пожелтевший лист бумаги те образы, что беспорядочно рождались в его беспокойном рассудке.
В какой-то момент за плечами Отиса показалась Ула. Она тихо и долго всматривалась в рисунки молодого человека, с интересом исследовала их.
-Чье это лицо? Это Ада? – спросила Ула.
- Да.
- Ты можешь обратить ее, если она тебе нравится, - с неживым холодом в голосе произнесла девушка.
- Не нужно. Мне она интересна лишь потому что она жива, точно так же как и ее интерес ко мне произрастает из того факта, что я мертв. Хотя, она этого совершенно не понимает.
Желание рисовать пропало также резко как и появилось. Отис окинул взглядом портрет и грустно улыбнулся сам себе.
- Думаю, она влюблена в меня. Как глупо, прадва? Совершенно неестественно... Как живое существо может любить того, чье сердце уже давно не бьется? Я бы хотел, чтобы она нашла такого же одинокого и совершенно потерявшегося в жизни парня и полюбила его всем сердцем. Думаю, тогда ее существо успокоится и она не вспомнит о том, что когда-то я говорил с ней.
Ула слушала его будто бы поломанная бездушная кукла, сидя в кресле. Ее руки были совершенно неествественно разбросаны по подлокотникам, а глаза пустыми. Ее лицо ничего не выражало. Взглянув на нее, Отис мгновенно завершил свой возбужденный рассказ и вернулся к рисунку, который уже совсем хотел бросить. В какой-то момент Улу будто бы кто-то вновь вдохнул жизнь и она повернула голову в сторону окна. Свет свечи ложился ровным теплым светом на ее бледную кожу, красивые скулы и расслабленные губы. Девушка печально окидывала взглядом окна, подперев подбородок хрупкой рукой. Совсем скоро огарок свечи потух и вокруг вновь воцарилась полная тьма. Ула лишь слегка повернула голову, почувствовав резкие изменения в настроении комнаты. Отис завершил свой рисунок и деликатно положил его на пол в груду других точно таких же желтых листьев. Портрет тотчас же затерялся в веренице деревьев, оград, животных и рисунков людей, которые временами встречались Отису на его длинном пути. Молодой человек, к собственному удивлению, сломал в руках карандаш, которым несколько минут назад так старательно вырисовывал волосы Ады. Он посмотрел на обломки в своей ладони, будто бы видел там прерванную его стараниями жизнь. Но через несколько мгновений интерес его угас и он вновь вернулся к разглядыванию рисунков на полу.
Следующей ночью Отис проснулся довольно поздно.  В спальне было открыто окно как и сотни раз до этого, но сегодня было что-то особое. Молодому человеку казалось будто бы лунный свет был настолько густой, что по нему можно подняться к самим звездам. Легкая прохлада заполнила всю комнату и будто бы оживила ее. Дерево окрасилось в серебро лунного диска. Оно придавало всему окружению ощущение сказки, будто бы время навсегда покинула эти места, стало неважным. Этот дом окончательно оторвался от реальности. Лишь свечи, которые горели на камине, говорили о правде сего момента. Отис лежал на кровати и вдыхал легкий ночной воздух и ему казалось, что его сердце вновь начало биться. Молодой человек прислушивался, но в доме больше никого не было. Он осторожно подошел к окну; вокруг не было ни души, лишь деревья шумели своими темными верхушками, когда ветер дотрагивался до них. Отис несколько мгновений постоял у окна, будто бы всматриваясь в ту картину, которая предстала его взору.  Потом, он вышел в коридор и вновь сел около старого дубового комода. Он просунул руку под него и с минуту искал что наощупь. Отис достал небольшого размера коробку из темного дерева, покрытую лаком. Он тяжело глядел на нее, гладил ее края, но открыть будто бы не решался. Он опять вернулся в спальню, сел на кровать. Молодой человек открыл шкатулку. Внутри на красном бархате лежал пистолет, довольно старый, маленький, совсем обычный, без узоров, без характера. Отис вынул его, положил на колени, рядом с той вчерашей коробочкой, которая до этого пряталась от чужих глаз в кармане брюк. Внутри были серебрянные пули, вычурно украшенные цветочным орнаментом. Отис заправил пистолет, еще раз взглянул на него, провел пальцем по его холодному и гладкому дулу. Он никак не мог выбрать, куда его направить. Сердце? Висок? Горло? Вдруг он совершенно искренне и по-детски усмехнулся и на мгновение отставил пистолет. Он еще раз бегло оглядел привычную комнату с его старыми деревянными половицами и таким же старым камином. Везде валялись желтые страницы, как напоминание о вихре его жизни, ограки свечей. Звезды заглядывали сквозь окно, мерцали, словно драгоценные камни, которые кто-то очень хитрый спрятал на черном небе. Ветер беспокоил шифоновые занавеси над кроватью...
Отис вновь наставил пистолет на свою грудь, выпрямился, снял предохранитель и поставил палец на курок. Раз,  два, три...
Неожиданно в дверь дома постучали. Отис в недоумении спустился вниз и открыл дверь. На его пороге стояла Ада. На ее лице читалась некоторая неловкостью и смущение,а вместе с тем приятная улыбка.
- Здравствуйте, Отис, - произнесла она.
- Здравствуйте, Ада.
Повисла пауза.
- Проходите внутрь, не за чем вам стоять на пороге.
Ада несмело зашагала по скрипучему полу дома. Они оба поднялись на второй этаж в гостинную. Девушка озиралась по сторонам будто бы лесной зверек, попавший в западню, но в ее глазах читался большой интерес. Она разглядывала убежище Отиса, старалась держаться поближе свечей, чтобы разглядеть обстановку.
- Здесь так красиво, - вдруг сказала Ада.
- Красиво? – повторил Отис удивленно.
- Пыльно, но красиво. Здесь есть какой-то особый порядок, будто бы он существовал еще до того, как вы сюда переехали. И вы и вправду много рисуете.
Девушка наклонилась и подняла с пола один из рисунков, начала крутить его в руках.
- Да, рисунков за все то время накопилось немало, -  Отис расположился на диване, наблюдая за реакцией Ады.
- Я пришла сказать вам кое-что, - будто бы опомнившись, начала девушка. – Я решила уехать из города.
- И что же подтолкнуло вас? Расскажите.
- Я все думала о том нашем разговоре, когда мы гуляли в лесу. Вы сказали, что суть нашей жизни это движение вперед, неважно какое мы при этом решение примем. Я решила все-таки принять его, захотелось сделать шаг вперед. Я хочу сделать что-то такое, что можно будет впосмнить в самом конце жизни, когда ты уже понимаешь, что сегодня-завтра наше существование прекратится. Поэтому мне нужно уехать отсюда .
- И что же Вы собираетесь делать? – с улыбкой спросил Отис.
- Пока что путешествовать. Я никогда не была в Вене, да и в Будапеште тоже.
- Что ж тогда обязательно посмотрите на работы Климта в Вене. Уверен, Вам понравится.
 - Я обязательно сделаю это, обещаю.
- А что же потом?
- Не знаю, честно говоря.
- А как же желание совершить что-то великое?
- Оно со мной даже больше, чем когда-либо. Просто, этому еще придет час. Да, у нас мало времени, катастрофически мало, но, если им распоряжаться верно, его будет достаточно.
Отис грустно улыбнулся и посмотрел в пол.
- А потом... Я думала купить небольшой дом и посадить в саду цветы, чтобы, когда моя мама будет меня навещать, мне было что срезать и поставить в вазу в гостинной. А вообще, начну новую, другую жизнь. И больше не буду влюбляться в пустых людей, - она широко улыбнулась.
Отис тоже невольно для себя улыбнулся в ответ девушке. Почти сразу она ушла, выпросив на прощание одну из работ Отиса. Молодой человек стоял на пороге дома и смотрел как Ада медленно шагает в сторону шума и суеты. Потом он вновь поднялся в спальню, где светлым пятном лежал пистолет. Отис взял его в руки и пристально поглядел на него.
Молодой человек похоронил пистолет, в его дубовом лакированном гробу, на заднем дворе под деревом. Отис словно в опустошении оперся спиной о крепкий потрескавшийся ствол и начал вновь глядеть на небо. Ночные огни все еще отравляли его, делали темный цвет небосвода болезненно-фиолетовым, но звезды все еще можно было разглядеть. Молодой человек медленно сполз к самой земле, не переставая глядеть вверх. Он щупал мягкую свежую траву рукой, гладил ее, словно домашнее животное. Она послушно мялась и переплеталась с его пальцами.
Вдруг Отис услышал как внутри дома кто-то поднялся по лестнице. Он знал, что это была Ула. Он вновь поднялся в дом и прошел по пятам девушки в спальню. Она словно в бессильи лежала на кровати и глядела бесжизненным взглядом на пол.
- Привет, - несмело произнес Отис.
- Привет, - ответила ему Ула, не поднимая взгляда.
- Ты вернулась очень рано, - молодой человек присел на пол около кровати, лицом к лицу с Улой.
- У меня нет сил на сегодня совершать долгие прогулки по безлюдным улицам.
- С чего же?
- Не знаю... Возможно, сегодня слишком уж пусто на улицах, это не свойственно для большого города, будто бы иррационально.
- Ула? – вдруг как-то по особенному заговорил Отис, прерывая монотонность беседы.
- Что, Отис? – девушка не подняла глаз, будто бы не заметив перемены в голосе.
- Давай уедем отсюда.
Вдруг Ула оживилась и даже приподнялась над кроватью.
- Но куда? – спросила она.
- В Венецию? Я бы хотел, чтобы наш дом был у воды.
Отис легким движением дотронулся до кисти Улы, как давно не делал. В глазах девушки что-то засияло, они ожили. Она слегка улыбнулась, ясной счастливой улыбкой. Возможно, даже ее небьющееся сердце вздрогнуло в тот момент.
- Давай, - коротко и тихо ответила она, беря в свою руку, руку Отиса.
- А во внутреннем дворике, если он у нас будет, посадим алые розы.
- Обязательно, - шепотом ответила Ула.
Молодой человек положил свою голову на кровать рядом с головой девушки. И в таком странном положении Отис уснул крепким глубоким сном, который так давно не посещал его уставшее сознание.