Джульетта и Ромео. отрывок из романа

 Заканчивался семестр. Новый Год в Консерватории отмечался большим студенческим концертом. Роман с однокурсниками расставлял стулья в зале, когда к ним подошла девушка и обратилась к нему:
– Можно вас попросить помочь мне повесить афишу на стенд?
– Можно. Проси. – Приняв важный вид, Роман решил подурачиться, оседлав любимого конька.
– Помоги…те мне, пожалуйста… – пролепетала она, запинаясь от смущения, застенчиво опустив глаза.
Ну да, росточка она была небольшого. Конечно, самой ей трудно было дотянуться.
– Давай, конечно, помогу. – Он подошёл к стене со стендами, залез на стул и, взяв афишу, с напускной строгостью пробежал глазами программу. Заключительным номером значилось «Эдвард Григ. Концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет симфонический оркестр консерватории. Солистка Джульетта Микаелян».
– Джульетта, Джульетта, – как бы припоминая, где мог слышать это имя, – Ах, да! Джульетта! – обернувшись, он смотрел на неё, продолжая ломать комедию.
– Джульетта, Джулия – это я. – Она вскинула взгляд, и его обдало жаром от струящихся светом изумительных чёрных глаз.
Он глядел на неё сверху. Изящный разлёт бровей, открытый лоб. Тяжёлая коса заплетённых чёрных волос тугой струной подчёркивала прямизну осанки. Изящная, словно фарфоровая статуэтка, фигура. Он обвёл взглядом зал, стараясь угадать, кто здесь тянет на роль Ромео. Из всех кто был в зале, она выбрала именно его. «Тогда что ж получается, выходит, Ромео – я?..»
Он с небрежной ловкостью спрыгнул со стула и отряхнул руки. При этом его лицо выражало крайнюю степень безразличия.
Она вспыхнула и залилась краской.
– Ро-о-ман! –– взяв паузу, представился он, рисуясь перед несовременной, нежной барышней, и почувствовал, что сам краснеет.
– Роман, можно вас пригласить... ой, нет! Я приглашаю вас на свой первый концерт. Приходи…те завтра. Пожалуйста, – просительно покачала головой. – Я буду играть концерт Грига.
– Грига?! Что-то слышится родное… – Он вспомнил мечту своей мамы.
– Ты тоже любишь Грига? – Она просияла.
– Да это просто до боли знакомый мотив!
– Я тоже обожаю Грига. – Она улыбалась. – Придёшь поддержать меня? Я до смерти боюсь. Судей – целый зал. Как буду выступать, даже не представляю. Волнуюсь ужасно. Это для меня такой экзамен.
– Не боись. Приду обязательно.
Что это? – думал Роман, постоянно ловя себя на моменте, когда испытал бархатное прикосновение её взгляда. И томительно ожидая завтрашнего дня, чтобы усмирить небывалое волнение, объяснил себе это чувство любимой маминой фразой «предвкушение удовольствия, само по себе удовольствие», имея в виду встречу с Великой Музыкой.

К началу концерта он никак не успевал. Ему обязательно нужно было где-то добыть цветы, чтобы отметить такой знаменательный день. «Всё-таки человек делает первый шаг, от которого зависит вся жизнь. Первое выступление, первые цветы, первая …всё первое запоминается на всю жизнь». Роман успокаивал себя тем, что Григ значился в афише завершающим номером.
Когда конферансье объявлял: «Эдвард Григ. Концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет симфонический оркестр консерватории. Солистка Джулия Микаелян». – Роман пробирался к свободному месту на последнем ряду с букетом уникальных, коллекционных роз, беззастенчивым образом надранных в городском ботаническом саду.

Спокойствие и сосредоточенность в облике Джулии, которыми прикрывался внутренний мандраж, не могли обмануть никого, кто знал, как дрожат струны внутри когда выходишь на сцену.
Вступление. Тонкие пальцы вспорхнули над клавишами и почти по-детски, словно боязливо касаясь воды, тронули первые аккорды. Волны и ритмы обрушились освежающим ливнем, рождая живые образы природы. Студеные воды скалистых фьордов, бурные водопады и напоенные запахом трав ущелья, суровые гористые ландшафты представали благодаря гению композитора, душа которого была повенчана с родной землёй. Поэзия музыки Грига была сродни половодью, захватившему врасплох, весенней грозе, разразившейся над их головами. Растворившись в ауре звучания, они вместе дышали воздухом зеленеющих долин. Это было невероятное слияние чувств, акт сотворчества трёх душ: композитора, исполнителя и слушателя. Отрешённо погружаясь в мелодику Грига, в мир музыкальных образов, она вела за собой туда, где плещется море у прибрежных скал, брызгами рассыпаясь над гребешками волн, где ласковое солнце греет глубину его холодных вод, кристальный воздух вибрирует в солнечном свете и свежий ветер обдувает седые скалы.
Исчезла прозаичная действительность. Еле различимый в палитре нюансов, особый, мажорный аккорд распахнул врата сердца, ведущие в сферы совершенства. Чувство внутренней свободы, не соизмеримое с самыми возвышенными земными наслаждениями на крыльях вдохновенья возносило душу к Небесам.
Зачарованный, он замер и, растворившись, стал частью этого потока. Он слышал облекающиеся в образы звуки и читал её мысли, зная, как никто другой, что происходит с ней в эти мгновения.
И такой понятной, близкой и чистой она виделась ему, что хотелось забрать её себе, присвоить и не отпускать ни на шаг. Оградить её от стихии, заигрывающей и вовлекающей доверчивого ребенка в свой плен, делающей её заложницей недостижимой вечной красоты, послушницей, обрекающей себя на затворничество ради искусства.
Тучи сгущались, надвигалась буря. Накал бушующей стихии нарастал, налетевшими вихрями закручиваясь вокруг её тонкого стана, чтобы, захватив, унести в иные сферы. И она, вступив в общение со стихией, охваченная благоговейным трепетом, хотела на коленях молить о позволении положить свой талант на алтарь Музыки и, дав обет верности, стать преданной невестой Её культа, готовая сжечь себя на жертвеннике, лишь бы удостоиться права отдать свою душу этому божеству. Драматическая развязка была близка.
Он готов был броситься на помощь по первому её зову. Но кто защитит её от самой себя? Кто может спасти человека, идущего навстречу своей судьбе? Он был здесь лишним.
Роман очнулся от взрыва аплодисментов.
Заполненная до краев пережитыми эмоциями, оглушённая успехом, она сияла от счастья. Он подошёл к сцене и с каменным лицом протянул ей цветы. Внезапное предвидение, приоткрывшее будущее, мешало ему разделить с ней радость. Он пытался уловить ту мысль, которая, черканув среди ясного неба, оставила тёмную тень, и не мог найти причину, вызвавшую это саднящее чувство в душе.