8. Золото предков

Витька-шофер лопатой ковырял ямку на улице против своего дома, страшно недовольный воскресным существованием под присмотром жены Раисы. Он бы первым заявился к Кузьме на гулянку, да не может отлучиться: заставила, гестаповка, погреб чистить ни раньше ни позже.

Бесхарактерный Витька живет под каблуком Раисы много лет, у них восьмиклассница дочь Гутя и сын-подросток Кеша. Голова Витькина седоватая, всклоченная, с утра не расчесался, из себя хлипенький мужичонка, а землю рубит зло, будто ненавидит ее, как жену свою, и готов, хоть сейчас укокошить, но не по зубам ему Раиска, которая стоит рядом, руки уперев в крутые бедра, наблюдает за работой да команды подает: "Еще, еще, глубже копай, не то вонять будет".

Мирно гулявший  у ворот Кузьмы Федоровича народ, интересуется:
-Кого там они надумали хоронить в воскресенье?

- Да солонину закапывают старую, за зиму неизрасходованную, огурцы, капусту, что попортились, уже новые пора солить, вот банки с кадушками и освобождают.

Кроме жены, еще ненавидит Витька сейчас соседа Фому-тракториста, который только что проехал мимо на обед, и не остановился, не помог. Ему бы ковшом раз гребануть слегка и готово, а тут колупайся два часа, долбись как анафема: не земля, сплошные обломки кирпичей, только ломом по ней работать. 

Сын Кешка с посторонним мальчиком таскали из погреба банки к яме, составляли рядами. Перетаскав все, начали открывать.

Вонь пошла - хоть нос зажимай, Витька заругался: - Да погодите вы, дайте выкопать сначала.

Ребята направились посмотреть трактор, ходили вокруг да около, разглядывая механизмы. Спустя какое-то время после мальчиков, хорошо отобедавший Фома отчего-то оказался не в состоянии запустить трактор: движок начинал работать, чихал и сразу глох, чего прежде не случалось. Фома  обошел круг машины вроде - ничего не случилось, все в обычном порядке, а не заводится. Невесть с какой попытки раздался оглушительный выстрел, и будто из пушки, из выхлопной трубы вырвался снаряд, который перелетел дорогу и взорвался, ударившись в перекладину высоких ворот Кузьмы Федоровича.

Трактор явственно тряхнуло, как орудие, после чего хорошо отрегулированный движок застучал привычно ровно, как всегда, но сзади толпящийся на улице праздный народ закричал и бросился врассыпную. Фома прыгнул из кабины.

- Ты чего, Фома, убить нас хочешь? - завопили соседки в голос.

Тракторист подошел, стал  рассматривать мокрое пятно с непонятной шелухой на воротах. Дарьюшка сняла с себя какую-то мокроту, оказавшуюся семечкой, понюхала:

- Соленый огурец, однако.

- Какая-то прокисшая солонина, - подтвердил Фома, - судя по запаху. Зарядили мне выхлопную трубу, пока обедал.

- Так вон Витька хоронит прошлогодние соления, погреб освобождает для нового урожая, от него подарок.

Зять Федор снял со лба кожуру:

- Ага, не зря Кешка Витькин возле трактора лазил. А сейчас исчез куда-то, паскуда.

Фома пошел разбираться с Витькой, как тракторист с шофером. За  ним срочно увязалась Дарьюшка.

- Ты, Виктор, сына своего усовести, - успела крикнуть она первой издали, чувствуя, что отстает от тракториста и дело может кончиться плохо, - пусть огурцы в трактора не заряжает, так и убить, неравён час, можно.

- Надеру уши этому фрукту, как появится, - сразу согласился Витька, обычно драчливый по злости, когда не удавалось выпить под желание, а наоборот, приходилось делать дурную работу на виду всех соседей под командованием жены. Однако против жилистого Фомы с руками-молотами его злобность не стоила ломаного гроша, чего зря в бутылку лезть?

Когда соседи ушли, фрукт Кеша с посторонним мальчиком вылезли, наконец, из кустов полыни, росших у фонарного столба, где скрывались от гнева взрослых и осторожно приблизились к яме, которую папаша Витька закидывал землей, тяжело при этом сопя.

- Этот тракторист-лодырь мог бы и закопать нам яму по соседски, правда, папка? - спросил Кеша деловито хмурясь на подобие папашиного.

- На-ка лучше лопату, работай, чем ерундой всякой заниматься. Кеша принялся старательно кидать землю вниз, на вонючее месиво зимних запасов, фыркая носом как папка.

Посторонний мальчик стоял рядом, опустив голову, словно пригорюнившись, потом вдруг хлопнул себя по лбу:

- Кешка, а мы про клад-то и забыли!

- Какой еще клад?

- Который закопали в огороде, шкатулку с драгоценностями, оставшуюся после смерти бабушки.

- Чьей бабушки? - поинтересовался Витька рассеянно, глядя в сторону двора Кузьмы Федоровича, и примеряясь, успеет ли сбегать - опрокинуть пару рюмок и вернуться до появления жены, или не стоит рисковать?

Но тут из калитки вышла Раиса, встала рядом эсэсовцем: расставив ноги, выпятив живот, уперев руки в боки, поэтому переспросил более суровым, даже злым голосом:

- Чьей бабушки, я вас спрашиваю?

- Его, - указал посторонний мальчик на Кешу, который заозирался под пристальными взглядами родителей, словно ища укрытия, куда можно спрятаться как минимум на полчасика. - У него же в мае умерла бабушка, а у вас в кладовке стоит старый комод, в верхнем правом ящике хранятся коробочки, то есть шкатулки, все в ракушках такие, внутри одной были драгоценности. Мы их с Кешей закопали, как клад, прямо в шкатулке и забыли. Что, Кеша, не помнишь что ли?

- Кеша, - спросила недовольно мама Рая, - что за дела?

- Не зарывал я ничего, ему приснилось.

- Ничего не приснилось. Все отлично помню. Нижний большой ящик был выдвинут, из него она взяла какие-то тряпки и засунула в свою сумку. Еще там стояло несколько банок. Да. И она, бабушка эта, сказала: варенье засахаренное, потом приду - возьму. У вас же стояло засахаренное бабушкино варенье в нижнем ящике?

- Стояло, - кивнул Витька. - Трехлетней выдержки еще, бабка наварила, пока в силе была. Теперь никто не варит, знай, огурцы солят кадушками, и все у них в руках портится, а ты вонь таскай, копай, да закапывай!

- А теперь не стоит, она забрала, а шкатулку мы ей не дали.

-Кто она-то?

-Бабушка какая-то пришлая.

- Пойдем, мальчик, как тебя, Яша? Пойдем Яшенька, покажешь на месте.

Витька с женой Раисой взяли мальчика за руки, повели в дом, оставив сына с лопатой у ямы.

- Папа, а мне что, дальше закапывать?

- Нет, ты тоже, мальчик, пойдешь со всеми вместе, - нежно вибрирующим голоском произнес папаша, вернулся, прихватил сыновье ухо и увел за собой. Наблюдавшие издали соседи заулыбались.

- Аз воздам, - резюмировал Кузьма Федорович. - Начался воспитательный процесс. А Раиса неважно заготовки делает, такую вонь развела, тьфу! Анна, надо будет помыть ворота. Идемте, гости дорогие, к столу, прошу, прошу...

- Показывай, где была эта шкатулка с драгоценностями, - спросила пришлого мальчика Кешина мама Раиса, когда все втиснулись в маленький полутемный чуланчик, сверху донизу набитый множеством вещей.

- Вот здесь, - Яша выдвинул верхний ящик, - видите, две шкатулки есть, а третьей нет.

- Ее и не было никогда, - с неким сомнением произнес Витька. - Всю жизнь, вроде, две стояло, со всякой мелочью и дребеденью. Вот, пожалуйста. Или я не знаю?

- А на похоронах оказалось три, - твердо возвестил посторонний мальчик. - В третьей золото и драгоценности.

- Ничего ты не знаешь, дурачина, - махнула рукой на мужа Раиса. - Ясно дело прятала твоя мамаша драгоценности от нас. Боялась, что отберут что ли? Как это можно жизнь прожить и ничего золотого себе не заиметь? При такой-то скупости? Не понимаю! Святой простотой прикидывалась, царствие ей небесное, прости мя грешную, господи, а оно вон что... говори, Яша, говори, рассказывай, что видел в шкатулке, какие украшения, что за драгоценности? Не торопись, все подробненько излагай, дружок. Вот - умница ребенок, сразу видно.

Посторонний мальчик закрыл глаза, поднял бледное личико к потолку, как слепой на дороге, и начал перечислять из памяти: "Несколько колец золотых видел, перстни с камешками красными были, потом цепочки, бусы, сережки, а еще какие-то штуки непонятные, круглые. Больше, чем наполовину заполнена шкатулка. Ой, еще красивые-прекрасивые бусы из зеленых камешков.

- Бусы-то дешевка, скорее всего, стекляшка, а вот перстни наверняка золотые.

- Не помню, - сказал Кеша, морща лоб. - Убейте меня, не помню.

- А ты когда что помнишь? Ты таблицу умножения помнишь? Семью девять столько лет с тобой учим, а помнишь? Нет. Правила "жи-ши", "ча-ща" знаешь? Ничего не знаешь и не помнишь, голова садовая! Вот у Яши - память, а у тебя что? Яшенька, рассказывай дальше, не обращай внимания на идиота. Нет, погоди, а за каким чертом вы вздумали ту шкатулку в землю зарывать?

- Здесь в кладовке бабушка была.

- Наша? - выпучила глаза мама Раиса.

- Нет, ваша померла, ее уже к тому времени похоронили и поминки справляли, здесь другая находилась, чужая бабушка, ей отдали какие-то старые платья, платки, она их в сумку напихала, а еще и варенье решила забрать. Мальчик поднатужился, открыл большой нижний ящик комода: - Видите? Здесь же у вас варенье стоит?

- Засахаренное, давнишнее, а все равно можно было перегнать на самогонку.

- Когда мы подошли, она как раз банку в свою сумку запихала, и говорит: больше не унесу, что бы полегче взять? И открыла шкатулку, а там всякая ерунда, другую, а там тоже...

- Вот и пускай этих старух в дом! - в сердцах воскликнула Раиса, - боже мой, ну и что дальше было?

- ... тут она третью открывает, а там золото разное! Кеша прямо из рук у нее шкатулку выдернул.

- Молодец, сынок!

- А вы все ругаетесь, чуть что за ухо сразу дергать! А тут: "Молодец! Молодец, сынок!" Без сопливых знаю, что молодец.

- Еще какой. Его эта старуха полоумная незадолго до похорон чуть на улице не убила, а он не побоялся нынче у нее прямо из рук шкатулку забрать. Старуха как на него глаза свои злые выпучит, я думаю все, сейчас точно придушит.

- Чья старуха, знакомая?

- А то. Сумасшедшая, которая по улицам ходит и в пацанов кирпичами бросается. Да метко так. В нее пять человек кидать будут, а она их всех перекидает: за тридцать метров половинку кирпича может прямо в лоб тебе зафинтилить. Сразу все разбегаются кто куда, когда эта старуха за кирпичом наклоняется.

- Ферапонтиха, что ли?

- Может вам и Ферапонтиха, только мы ее Полоумной называем, - вспомнил наконец Кеша, - вы меня тот раз наказали, что я со взрослыми при встрече не здороваюсь, помните? Ну вот, решил я тогда со всеми подряд здороваться. Как раз вы оба стояли у ворот, разговаривали. На зло никого взрослых нормальных нет, только старуха сумасшедшая по дороге прется. Побежал я к ней, ору: "Здравствуйте!", а она идет, как глухая, будто не слышит. Подбежал ближе, громче крикнул: "Здравствуйте!", чтобы вы меня у ворот расслышали, а Ферапонтиха эта ваша ненормальная глаза выпучила, да как схватит меня за горло и давай душить! Чуть шею не сломала, бросила на дорогу и дальше пошла, а вы спасать не подумали! Как будто ничего не видели! Я до вас еле доплелся, хотел рассказать, а голоса нет! Только к вечеру заговорил, и то еле слышно, а вам все по фиг.

- Не припомню такого случая! - дипломатично выразилась Раиса.

- Ага, как что, так сразу и  не помните! Все ругаетесь друг с другом, а сын в это время погибай! Что б я еще с кем поздоровался? Да ни в жисть!

- Рассказывай лучше, куда шкатулку бабушкину дели.

Кеша мигом умолк, слово взял посторонний мальчик Яша.

- Решили мы ее от старухи унести и где-нибудь спрятать в виде клада, пока поминки не кончатся и все знакомые люди не уйдут.

- Ну, Яшенька, говори скорей, где спрятали?

- У вас же в огороде, Кеша яму копал, а я на фасоре стоял, чтобы старуха не подкралась и не увидела, где клад прячем.

- А почему мне сразу не отдали? Головы садовые? - удивился Витька.

- Вы уже сильно напились, дядя Витя, не решились мы вам передать шкатулку с золотом.

- Молодцы, ребятки. Кеша, ты с этим мальчиком всегда играй. А ко мне чего не подошли?

- Подходили, тетя Рая, вы там с киселем да блинами замучались накладывать и не стали слушать, дали по блину и отослали прочь, играть на улицу...

- Помню, помню случай, - нехорошо рассмеялся Витька, - блины запорола, кисель пролила: "На тебе, свекровушка напоследок!"

- ...но мы на улицу не пошли с золотом, решили в огороде его закопать.

- В нашем?

- В вашем.

- Идемте ребята, покажете, где копать.

- Что копать собрались? - спросила подошедшая со свиданки дочь Гутя-восьмиклассница, нахмурившись, как папка, громко, как мамка. Впрочем, с нею папа Витя как раз держался вежливо, местами даже подобострастно, не без оснований предвидя несчастную старость:

- Представляешь, дочка, оказывается, бабушка нам наследство оставила: золотые украшения в шкатулке. Кеша с мальчиком на поминках эту шкатулку драгоценную у нас в огороде закопали, сейчас откапывать будем.

- Скрытная бабуля оказалась, - вставила, не удержалась Раиса.

- Нет, просто умная, - подвела итог Гутя. - Давайте, я вам помогу. Мама, пополам поделим, или ты мне все отдашь? Бабушкино золото всегда внучкам переходит, у тебя же свое есть?

Мама Рая открыла рот, как следует отругать дочку, но взглянув на мужа, что прямо таки ждал, чтобы накинуться с попреками в память о своей матери, за которой она отказывалась ухаживать, вследствие чего ему самолично пришлось таскать горшки по возвращению с работы, и не стала говорить ничего.

В огороде Витька принялся копать сам, как главный наследник в том месте, на которое указал посторонний мальчик Яша. Откопал песка на метр в глубину.

- Пошире взять?

- Можно пошире, вот в эту сторону, а глубже не надо. Мы копали до куда Кешиной руки хватило.

-А ну, Кеша, сунь руку.

Кеша сунул. Витька стал копать шире. Песок оказался полон гнилых деревяшек, старых костей, камней и каждый раз, когда лопата утыкалась во что-либо, все разражались криком:

- Осторожнее!

Выкопали коровье копыто, огромную воротную петлю, ржавый древний топорик, во второй яме еще полено нашлось березовое, почти свежее. Витька удивлялся: "Откуда в огороде полено взялось? И не глубоко ведь, недавно сюда попало. Твоя, Кешечкин работа? Кидался поленьями в котов? Нет, скажи честно, кидался? Эх, давно все-таки я тебя, проходимца, не драл!"

Кеша хотел тихо смыться, но Раиса и Гутя обе схватили его за плечи с двух сторон и держали крепко. Хотя и у них меж собою мира не было: Гутя требовала все золото передать ей, а Раиса заявляла, что дочь мала пока, вот если выйдет замуж за приличного человека, тогда видно будет.

"С вами выйдешь замуж! - зло крикнула Гутя и дала Кеше коленом под зад, - с идиотами! Куда золото дел, признавайся!" Третью яму бедный мальчуган рыл самостоятельно: "А что кобыла здоровая лягается?"

-Деньги в шкатулке были? - спросила между делом Раиса у Яши. Тот опять закрыл глаза, поднял бледное лицо к небу, долго в него пялился.

-Нет, не было, - сказал тихо и не очень уверенно, - одни драгоценности, а переливаются как!... до сих пор глаза слепит.

- На солнце не гляди, слепить не будет, - буркнул Витька.

Раисе не понравился тон постороннего мальчика, что-то неуверенный стал:

- А не приснилось ли ему все?

Яша видел уже, что события развиваются слишком серьезно, что Кеше влетит и за полено от Витьки и за то, что закопали от Гути.

- Может и приснилось, не помню, - согласился тихо, - извините, наверное. Я пойду, мне пора, меня дома ждут.

И ушел, вот как на месте испарился.

- Врет, - сказал Витька, садясь на край четвертой ямы и закуривая.

- Ясное дело врет, - поддакнула Гутя, - копайте, давайте. Почему я без приданого должна замуж выходить? Дед Шлык Боре целую половину дома выделил, где раньше главный инженер жил, мерседес-бенц трофейный обещал, а я бесприданницей, значит, буду?

- Не врет, все ему, дураку, приснилось, - завопил Кеша в голос, - чтобы вы надо мной издевались целый день. Вот гад! Вот я ему завтра морду начищу!

-Ты помалкивай, - дала оплеуху мамаша, - тебе бы только оставить нас без ничего и радоваться. Бери лопату, копай, твоя очередь, не все поленьями в котов швырять.

Но Кеша вырвался и убежал на улицу. Копать пришлось Витьке, так и не попал он к Кузьме Федоровичу на праздник рыбака в тот день, не удалось опрокинуть даже самой маленькой рюмочки: копал до поздней ночи ямы. И назавтра тоже после работы копал, делая это аккуратно, оставляя меж ямами тонкие стенки, тщательно изучая почву, просеивая ее и протыкая внизу вилами даже сами стенки. Бабкину шкатулку искал, драгоценное неведомое наследство. К осени весь огород покрылся рядами ям, нормальной почвы совсем не осталось, грядки бесследно исчезли, кругом чистый желтый песок, поднятый с глубины.

Так-то мы на песках живем, увы. И если где по улице водопровод ведут, там тоже надолго потом песок под ногами повсеместно шуршит, а как ветер поднимется, шлейф желтый встает на всю округу и прохожим приходится задом наперед против ветра передвигаться, чтобы не задохнуться и не ослепнуть. Вот и Витька-шофер до того же у себя в огороде докопался, а ничего не нашел, даже монетки медной нигде не оказалось - пусто-пусто выпало, домашняя пустыня Калахари.

И кто-то умный подсказал ему во время садить в те ямки новый сорт ранеток - полукультурок, выведенный на плодово-ягодной станции академика Михаила Афанасьевича Лисавенко, дескать, очень хорошие крупные ранетки, вкуса и сахаристости необыкновенных, сами деревца небольшие, на третьем году уже плодоносят!

Поздней осенью Витька привез саженцы и в свои ямки закопал, окаменев от молчания, коим противостоял при этом жениной ругани. Зато на следующие годы вырос у него в огороде небольшой яблоневый сад, дающий многие десятки ведер самых вкусных в городе ранеток, и когда возьмет кто на пробу яблочек, откусит, восхитится, спросит, загоревшись у себя то же самое посадить, название сорта, Витька без зазрения совести врет ему напропалую: "Это есть самый удачный, самый лучший из новых лисавенковских сортов, а называется он "Золото предков".

Но то было после, что же касается окончания Дня рыбака, поздним вечером, в глухой теплой темноте много пострадавший за воскресенье Кеша лазил по кварталу тихонечко заглядывать в чужие окна, иногда даже приоткрывая ставни, снимая их с крючков: как кто живет и чем занимается?

Заглянул в Нюрино окно, видит: сидит за столом Паша и что-то наворачивает из синей эмалированной миски большой ложкой. Он не был у Кузьмы на празднике, так как ни к кому не ходит в гости по причине своей биографии, а всегда только работает на самосвале с раннего утра до поздней ночи. Лицо нюриного мужа-шофера красное, глаза округлые, что незаметно днем из-под кепки, цвета оловянного, будто до сих пор отбывает предатель родины, бывший власовец, срок на свинцовом лагерном руднике, а не бетон развозит по городским стройкам.

Вдруг раскрыл рот без ложки, что-то кратко сказал, Кеша не услышал что, и вдруг сзади возникла сама Нюра, знатно погулявшая на Дне рыбака, и тресь!!! со всего маха Пашу по лбу сковородой, а мах у нее, надо сказать, не слабый - Кеша аж зажмурился со страху, будто ему прилетело. Следом восхитился. Таким ударом обычного человека убить можно запросто, а Паша как сидел на своем месте за кухонным столом - так и сидит, как ел пшенную кашу без масла из своей синей эмалированной миски вприкуску с кукурузным хлебом, глядя оловянными глазами прямо перед собой, также мерно пережевывает ее и дальше. Только лицо из красного сдалось жёлтым, будто у покойника.

Покойников в гробах Кеша видал на похоронах немало, отлично их знает. Да, выражение пашиного лица осталось прежним, не изменилось ни на тютельку. Точнее говоря, нет у него никакого выражения, вон у покойников и то есть: подобревшее такое, спокойное, будто доволен покойник, что свалил, наконец, с этого света на тот, и там ему много лучше оказалось пребывать. Может и правда лучше? У бабки Кешиной тоже настроение после смерти заметно улучшилось, если судить по выражению в гробу.

Все родичи целовали ее на прощание в лоб, чтобы не снилась, а Кеша целовать не стал, вот ему во сне с вечера, сразу как уснул, голос бабушкин и сказал: "Здесь у нас все так дружны". Кеша вскочил, сбегал воды выпил, подумал: "При жизни бабка с мамкой здорово ругались, теперь и радуется покою", снова спать лег, а перед утром зима привиделась белая-белая, идет он по дороге в новых валенках, а под ногами змейкой поземка стелется и на снегу слова написаны красивой прописью: "Все так дружны здесь..."

Нет, не зря у бабули настроение после смерти поднялось. И тут, при мысли этой захотелось ему почему-то подсмотреть сквозь дырочку в ставнях углового пустого дома, к какому ему и днем-то запрещалось подходить матерью, не то ночью, когда неизвестно чей свет загорается. Да кто ее слушается, кроме папаши?

Побежал на край квартала быстренько. В то время, как Дарьюшка уже почивала и видела первый свой краткий сон. Действие в нем развивалось на квартале, разумеется, будто Кешка Витькин ходит ночью по кварталу, подглядывает в окна, вот и к ней заглянул. А у нее в гостях будто мальчик какой-то, бледный, ничейный сидит за столом, и она уговаривает того мальчика покушать хоть немного рыбного пирога, отрезанного ей в качестве гостинца доброй Анной Фроловной.

-Ты поешь, поешь, братец, - говорит она мальчику, а то ослабнешь и заболеешь. Кто же голодом сидит? Так и умереть недолго.

- Недолго... - эхом соглашается ничейный мальчик. - А можно я с Васюхой поиграю маленько за печкой? И домой пойду. Сейчас мне нельзя, Кеша у нас в ставни подглядывает, он обещал мне морду начистить за найденный топорик и в землю урыть вместо бабушкиного золота. А без топорика нам никак от Хороныча не отбиться. Хороныч скоро придет, он за мной уже Упыря послал.

- Сходи, милый, покуда в огород, нарви там укропу, лучку, мы салатик  изладим с помидорами: вкусный - превкусный, витаминный, от него у тебя аппетит проснется, щечки разрумянятся... На помидоры нынче большой урожай. Надо будет продать пару ведер на базаре, хоть какие деньги выручить, интересно, почем нынче помидоры будут? Если копеек по сорок за кило, то двадцать килограмм в двух ведрах принесет целых восемь рублей! А это стул Кузьмы Федоровича и еще спинка от другого, но без сиденья и без ножек... Потом и с Васюхой поиграешь, он любит, чертяка такой... Иди, иди милый в огород, а то Кеша, неравён час...