Жизнь окнами на юг. Глава XIX

                И душа с душою говорит.
Ночь выдалась необыкновенно душная. Ох, эти душные южные ночи с мириадами звезд на темном небе! Тысячи поэтов воспевали вас, о, южные ночи. И было за что, видит Бог!

     Духота выгнала на улицу Мирославу с малышом, Ленчик вольготно растянулся на пляжном лежаке, мама лежала рядом. Мерный звук цикад убаюкивал, но женщина боялась больших открытых пространств, боялась опасностей, подстерегающих в темноте, она только дожидалась, когда духота немного спадет и она сможет унести сына в помещение.

    Марков тоже не спал, в голове вихрем проносились обрывки какого-то разговора, смысл которых едва улавливался, но тревожный акцент оставался. Эдуард решил «нагулять» сон – пойти побродить по берегу, либо поплавать так, чтобы смертельно устать и уснуть.

        «Хорошо бы и Миру вытащить!» - подумал капитан, стоя под дверью соседки. Марков достаточно долго прислушивался к шорохам в комнате Мирославы, потом решился и постучал, дверь, предательски скрипнув, открылась. В комнате никого не было. Ничего не дрогнуло в сердце капитана – вещи были на месте, значит и хозяйка где-то рядом.

          Он вышел на пляж, в темноте видимость была никудышная, шел чисто наугад, пока глаза не привыкли к мраку. Вскоре на пляжных лежаках, метрах в двадцати, различил людей. Капитан предположил, что это пансионатовские решили искупаться, только вели они себя сегодня подозрительно тихо, обычно шум стоит на все побережье. Загорелые тела вступили в воду и размеренно поплыли в сторону почти севшего в море солнца. Потрясающее зрелище, достойное кисти самого именитого художника! Капитан любовался шедевром несколько минут, пока его не окликнули.

      Мирослава жестом пригласила Маркова присесть на соседний лежак, тот молча подчинился.
- О чем думаешь?
- О жизни, о судьбе, обо всем…, - Мира говорила тихо и напевно.
- Интересно, а как ты думаешь, когда не говоришь вслух?
 – Марков очень коряво сформулировал вопрос, но женщина, видимо, поняла его мысль

- ….В минуту леденящего прозренья, над прахом разворованного рая, над морем, что синее купороса, безжизненней его стояли дети. Их садом, домом быть могла планета, обителью любви, юдолью скорби, - уж мы-то знаем, чем она могла быть; мы встретили бы их теплом и хлебом
-
…..А мальчик отрешенно сжал в ладони окатанный кристалл полупрозрачный, - от лазера рубинового стержень: все, что осталось ныне после взрыва, все, что досталось детям вместо сада. А жители диковинной планеты, шутившие единственною жизнью, распявшие единственного Бога, теплом и хлебом встретить их хотели, - откуда дети знать могли об этом? – Мирослава перевела дыхание.
    
     Марков, как зачарованный прошептал:
- Дальше, что дальше..?
- …Страшней всего, что это было правдой: желание встречать гостей с любовью, желание растить детей с любовью, - какой бы кровью руки не омыли, какой бы грязью не марали руки. И мы-то знаем, кем могли быть люди, врата любви прошедшие и скорби: они могли возвыситься до неба, когда бы ни кончали на Голгофе, когда бы все на свете были люди…
-
         И Бога воскресить не властны люди, всего-то лишь в душе – и то не властны; насколько же труднее человека вернуть на землю с голубой эмали, от звезд злаченых в молодые травы, в живые руки с черного креста. Ведь мы-то знаем, как они любили, в блаженстве и под пытками любили, как поцелуи длились бесконечно, как наступало утро перед боем, они-то знали, кем они могли быть!…..

      Марков не шелохнулся, пока Мира читала, ее надрывный проникновенный голос завораживал, сердце сжималось от боли за все человечество, за тех детей, о которых рассказывала женщина в темноте южной ноч
и.
      Долго молчали, освобождаясь от впечатления поэтических слов, наконец, капитан спросил:
- Ты это сама сочинила?
- Я бы так не смогла, наверное, - Мирослава улыбнулась, -
 «Песок в пустыне долго будет помнить…», автор - Ирина Павельева.
- Никогда не слышал о такой, - Марков вздохнул, -  а кра-
сиво написано, и за душу берет.
- Мне мама подарила книгу Томских фантастов, очень давно, там и нашла это чудо. Запомнила сразу, к душе пришлось, вот только впервые читаю это не для себя, звучит совсем по-другому – как наставление, как обязательство.
     -     Я не впервые замечаю, что ты воспринимаешь мировые проблемы, как свои собственные.

       Было не трудно понять отношение капитана к тому, что он говорит: не то, насмехается, не то восхищается.
     -     Я ничего не могу с этим поделать – так воспитана. Мои родители были патриоты, хранители и ценители истинной русской культуры. Пойми правильно, не только дореволюционной, а всей, они считали культуру и искусство - вне политики. Я до сих пор не знаю, правы ли они были, но уважаю их убеждения вне зависимости от правильности.
- Ты не обязана оправдываться передо мной, да и ни перед кем.
- А я и не оправдываюсь, мне хотелось, чтобы ты правильно понял, и все.
- Мне кажется, что ты не столь проста и …наивна, как кажешься на первый взгляд.
- Ты хотел сказать «примитивна»?
- Я сказал все, что хотел, не выдумывай!
-
       Через два дня после этого разговора Марков собирался увезти Мирославу с сыном домой в Севастополь, женщина не хотела, несколько раз  подтрунивала: а не приедет ли во время их пребывания его очередная жена. Эдуард обижался, хотя и понимал справедливость претензий Миры, но полагал, что срок давности преступления давно истек и незачем возвращаться к этой неприятной ситуации раз за разом.

       У Миры на этот счет было свое мнение – она не собиралась женить на себе Маркова, но комизма положения, когда тебя называют «женой», а через два часа уходят в постель к гостье, не понимала.

       Возможно где-то, в каких-то кругах или компаниях – это нормальный стиль общения и поведения, но для нее это было неприемлемо и недопустимо, она считала, что нормы общечеловеческой морали обязательны для всех.