1915. Владей востоком

Элеонора сказала, что по американской улице всегда ходили большие модернизированные автомобили. Их было довольно много. И зимой они создавали заторы, и народ не мог пройти даже до соседствующего дома. Он был офицером. Да. Тогда еще были офицеры. Белые, как их нарекли бунтующие толпы солдат. Он был статным брюнетом, с бездонными небесно-серыми глазами. Ну и каков офицер без пышных завитых усов. В наших кругах, особенно среди юных девушек, его прозвали снежным барсом, из-за отличной службы в лесах тайги и горах. На балах и торжественных приемах он появлялся редко. Но охотно посещал наш маленький, с горем пополам устроенный каток на набережной цесаревича Николая. В окружении молоденьких гимназисток, он казался еще мужественнее. И таким сильным, когда успевал подхватывать падающих девушек, не удержавшихся на сложных лезвиях коньков. Я, же среди почтенных дам, прослыла книжным червем и синим чулком. Очень уж я любила прочесть эдакую газетенку, новый роман, все что попадалось, особенно вечерами, закутавшись в плед, который маменька связала на именины. Да и сама дневник свой вела чисто и прилежно. Сегодня тетушка выманила меня на ярмарку и подарила блестящие новые лезвия.  Хоть никто не видал меня на коньках, по льду скользила плавно и (как говорят итальянцы) грациозно. Я совсем не радовалась зиме здесь. Элеонора в письмах говорила, что ветра неспокойные и холодные. И каток я не приняла для увеселения. Народ сюда стекался разный, все, кто смог достать или сделать себе лезвия. Тетушка была неповоротлива и все время падала на лед. И все-таки один раз повалила меня. А тут, как во французских романах, появляется принц, точнее он, тот самый офицер. Протягивает руку и нас с тетушкой садит на скамеечку. Я поблагодарила его и заметила, что помощь не нужна, мы и сами приведем себя в порядок. Но тетушка, с горяча, пристыдила офицера. И своим командным тоном приказала проводить нас до нашего флигелька. Уж я благодарила его всю дорогу и каялась, что отвлекла его от заслуженного отдыха. Но офицер Петр Черногорский (как я уже узнала), и сам не рад компании глупеньких девиц, скучал по разумным беседам, коим мы предались идя домой. Он очаровывал своим взглядом и притягательной улыбкой. Но нам пришлось проститься, покуда маменька и тетушка не заподозрили неладное. Он обещался заглянуть к вечернему чаю, чтобы проведать здоровье нашей вчерашней фигуристки. Я право,давно здесь, среди этих диких обычаев и нравов, среди бедных рыбаков и толп китайцев, не видала новых, неиспорченных местным говором людей. Ведь и сама ненароком станешь ругаться сапожником, когда на свежепошитое, только надетое платье,эти несносные желтолицые, выливают помои с окон прямо на улицу. Я почти забросила свое чтение, за разговорами и прогулками с Пьером. Он так смешил меня своими рассказами о былой службе. Но иногда его голос становился грубым и сухим, когда я спрашивала о его товарищах. У него совсем никого не осталось из давнишних собратьев по оружию. Мне стало грустно и тяжело, ведь и папенька тоже ушел страшно. Растерзали его бедного волки в лесу. Слезы покатились сами собой. И платок, как назло дома оставила. Но он мне не был нужен. Пьер тихо взял мои руки, говорил, что не надо плакать. Он поцеловал меня, где только что, катилась слеза. Теплый. Теплый поцелуй, казался совсем легким и невозможно приятным. Как когда, кушаешь черничное варенье с ложки, пока маменька не видит. Я знаю, нельзя было допустить этого. Но сила, непреодолимая, тянула меня к нему. И уже без стыда, он каждым вечером засиживался со мной. И читали мы с ним вместе разные книги. Я даже читала ему свои записки и рассказики. А еще у нас был общий интерес к звездам. Пьер частенько говорил о каких-то невероятных межпланетных путешествиях, передвижении с одной звезды на другую. Как мечтательно и невозможно это казалось. И время наше шло к помолвке. И лето близилось шагами великана. Я любила его всей душой и сердцем. Он больше ни разу не посмотрел в сторону других девушек. И служба его не тревожила серьезными делами. Зачитываясь книгами, танцуя на вечерах и даже просто прогуливаясь по улочкам, было хорошо только с ним. В этом холодном городе ветра и сопок, я нашла свое счастье. В нем.