Живу, живу

    Тётка Аксинья приходила к моей маме, садилась на стул рядом и полушутя-полусерьёзно  приказывала: «Вставай! Чё лежишь?». Каждый раз она приносила шанежки. На тётке были цветастые, всегда отглаженные широкая юбка, блузка и передник; на голове - белый в крапинку платок. Высокая, статная, держалась она прямо в свои 94 года. «А ты чего замуж не выходишь? – спрашивала меня. – Я четырёх мужей издёржала», – поясняла так, будто счёт ещё не закончен.
    До последнего времени жила она с сёстрами, втроём. Теперь, после их смерти, одна осталась. Однажды, заглянув к ней, я застала её за стряпнёй. Придя домой, сообщила маме: «Сегодня опять тебе тётка Аксинья шанежки принесёт!». Но тётка не пришла, ни в этот день, ни на другой. Пришла, когда мы её уже не ждали. Села возле мамы, привычно поохала: «А я вот всё живу, живу. Когда ко мне смерть придёт?». Протянула маме шанежки. «Чёрствые уже. Опять сестра сегодня снилась», – проговорила, оправдываясь.
    Некоторое время спустя, появилась у тётки Аксиньи крёстница – здоровая, крепкая молодуха. Увезла тётку к себе, квартиру продала. Там тётка Аксинья и умерла - говорят, во сне.