Жизнь окнами на юг. глава xxiii

                Вне зоны доступа.
Последний разговор получился тяжелым. Неделя счастья дала Эдуарду надежду, что Мира сопротивляется скорее по привычке, что стоит только усилить атаку, поднажать, польстить, как она сдастся, капитулирует.

      Оказалось, что упрямство Миры имело под собой несколько другую подоплеку, нежели банальная привычка к месту работы или денежному содержанию
     Не знаю,  с чего начался их разговор, но результат его выбил из наезженной колеи жизнь Эдуарда Маркова.
- У детей должен быть отец! – Марков рычал.
- У моих детей есть отец! Я воспитываю их в духе почитания отца, в духе уважения к его нелегкому труду. Отец у моих детей – капитан дальнего плавания, дома бывает несколько месяцев в году, нам с детьми нет смысла девять месяцев из двенадцати сидеть одним в чужом городе. Ты вполне можешь приезжать в отпуск сюда и видеться с ними.
- Мне нужна жена!
- С женой та же история. Я могу гарантировать тебе абсолютную верность, потому, что ты – лучший мужчина на свете.
-
- Я хочу, чтобы дети жили в моем доме. Я знаю, зачем ты это все делаешь, ты хочешь, чтобы я, как беспородная дворняжка, бежал по первому твоему зову, ты не понимаешь, кто ты и кто я!
- Я уважаю тебя, твой социальный статус, уважаю то, чего достиг в жизни. А почему ты не уважаешь мою карьеру, требуешь таких огромных жертв от меня?
- Что за бред ты несешь? Да что, ты не устроишься секретаршей у нас в городе?
- Я – секретаршей?! Ты с ума сошел! Я работаю у заместителя министра. И именно сейчас, когда мне до большой звезды остался один шаг, ты требуешь стать… охранять твою квартиру во время полугодовых рейсов? Ты думаешь, я сама на такую высоту взобралась? Мне помогали, меня вели, эти люди рассчитывают, что я помогу их детям и внукам. Я в долгу перед дядей Сережей, сейчас я курирую его двоих внуков, мне нужно их хорошо устроить, научить, проконтролировать.
-
- Значит, ты занята тем, что пропихиваешь бездарей в министерства?
- Нет, милый, я Родине служу, и в мои служебные обязанности входит подбор кадров, лоботрясов и бездарей мы не берем, даже, если это дети, чьи-то дети...
- Ты в отделе кадров работаешь?
- Нет, не совсем, я слежу, чтобы у нас работали компетентные и честные люди, на которых можно возложить и с которых можно спросить.
- Я думаю, что на такой работе бабам делать нечего, это чисто мужские игры.…в которых очень важен незаинтересованный женский взгляд со стороны.
-
Марков не ожидал такой мощной обороны, и разговор не продолжил. На следующий день  он сложил сумку и уехал. Со стороны никто бы и не сказал, что он уехал с обидой в душе. Он тепло попрощался с детьми и Мирой, ничего больше не предложил и ничего не попросил, ни о чем не договорился, просто уехал, как уезжают для того, чтобы не возвращаться.

 Мирослава пробовала звонить, писала письма, но Марков ни разу не ответил. Так прошел еще год.
 В июле Мирослава Львовна позвонила в Анапу и заказала четырехместный номер на месяц, но в последний момент благоразумие ей изменило, и она оказалась с детьми в Севастополе.
Весь месяц она и не отдыхала, бесконечно бегая по городу в поисках Маркова, пока однажды не встретила Георгия. Разговор был предельно краток: Марков был в плавании, для Миры и ее детей никаких весточек не оставлял, вообще о них не знает никто из родни. Мира обиделась и больше к Георгию не пришла, хотя он приглашал и обещал брату позвонить.

Георгий пришел сам, нашел Мирославу в отеле, принес гостинцы для племянников. Ленчик долго рассматривал дядю Георгия, хорошо, что мама сразу представила его, мальчик принял мужчину за отца.
Ангелина же моментально освоилась и взобралась к дяде на колени, рассказывая, как купалась в море, как каталась на горке в Аквапарке и еще много всякой детской чепухи.
На душе у Гоши было муторно. Вот есть же у брата дети, которые любят его и ждут, все же не один, а он этого не ценит. И Мирослава приехала к нему, Эдуарду, хотя могла в этой самой Москве и поинтереснее кого-нибудь найти!

   Георгий  выполнил просьбу Миры и позвонил брату. Тот вполне спокойно ответил, чтобы брат передал Мире привет и сообщил, что он, Эдуард, женился. Вот сейчас Георгий сидит в гостиничном номере и не знает, как сообщить Мирославе новость. Он не до конца уверен, что брат сказал правду, но жизнь такая непростая штука – зачастую офицеры заводят себе молоденьких любовниц из числа обслуги лайнера.
        Уходя, он все-таки решился и признался, что дозвонился до брата и передал информацию, которой владел.
 Мирослава сдержанно попрощалась и попросила больше не приходить.
Георгий пришел, потом пришел еще и еще, пока в очередной раз ему не сказали, что постояльцы съехали.

Есть народная примета о том, что не надо дважды возвращаться в те места, где некогда был счастлив, ничего нельзя возвратить, ничего нельзя повторить.

Мира поставила в конце этой повести жирную точку. Она, привыкшая все анализировать, была благодарна Маркову за детей и за ощущение счастья, которое не покидало ее эти пять лет. Она понимала, что ее жизнь нельзя назвать идеалом семейного счастья, но испытанная ею радость материнства и любовной страсти, позволяли считать ее жизнь состоявшейся и полноценной. Она ни на что не надеялась, ничего не планировала, продолжая жить полнокровной и напряженной жизнью.

С появлением Ангелины у Мирославы Львовны появилась навязчивая идея. В ее душу запало маниакальное желание иметь свой дом, жить на земле и выращивать цветы. Через три года она построила в Подмосковье дачу. Всю территорию хозяйка распланировала сама, не прибегая к услугам ландшафтных светил. У нее был идеал – дом Михеева. Она постаралась скопировать его участок в мельчайших деталях, неожиданно нарисовался тот вариант, когда копия получилась лучше оригинала.

      То ли память подвела Мирославу, то ли краски юга так ярки только на юге, но участок Мирославы выглядел не столь пестро и вызывающе, как у Михеева. Приехавший в гости Владислав долго уверял хозяйку, что в ее участке, великолепном, несомненно, нет даже намека на сходство с гектарами дяди.

      Мира огорчилась. Ей казалось, что в садовом дизайне она обрела свое второе я, и ей есть куда уходить, когда придет пора выйти в отставку.
       Можно сколько угодно бравировать на людях своим одиночеством, можно даже  создать целую теорию о преимуществах жизни без мужчины, считать и пересчитывать плюсы такого положения, но  приходит горький момент, когда  приходится признаться,  что одиночество – это страшно.

Этот момент осознания индивидуален и уникален, здесь миллионы вариантов и комбинаций, но горечь от этого не становится меньше, и сердце отказывается верить, что все потеряно, недаром говорят, что надежда умирает последней, вместе с самим человеком.

      Мирослава сидела на кожаном диване в своем домашнем кабинете и тупо смотрела на стакан водки, на дне  которого лежала большая генеральская звезда. На душе была боль и горечь, а в голове – один единственный вопрос: зачем?

     Нет, она не утратила способности рассуждать  логически, и если бы ее напрямую спросили, она бы смогла обосновать, зачем она так стремилась к этому рубежу, но приходилось с горечью констатировать, что  счастья  это не прибавило. Ей казалось, что имей она возможность вернуться в то лето в Анапе, она бы вернулась …и осталась. Видит бог, ей никогда не было так хорошо и легко, как тогда, и никогда больше она не чувствовала себя столь любимой и желанной.
     Господи, если ты есть!