Не смотри мне вослед

1982 год
Поезд быстро ускорял свой ход. Договорившись с проводницей на ст.Прохладный, я сел в плацкартный вагон и обнаружил, что свободных мест там не было. Стоя на проходе в первом отсеке, я ждал своей участи: место мне было обещано. Сбоку убирала свою постель миловидная девушка лет 20, которой по ее просьбе я помог закинуть матрац наверх, а затем и установить на нижней полке сидячее положение.
- Садитесь, - сказала девушка, тяжело вздохнув, на чеченском языке.
 Я стоял в нерешительности. Во-первых, приятно было обнаружить в яркой эф-фектной блондинке свою землячку – чеченку, и, во-вторых, я ждал проводницу, которая должна была из своих «внутренних резервов» выделить мне место.
- Садитесь, садитесь, вы мне не будете мешать, место же все равно пустует.
Я сел. За окном мелькали редкие дома окраины города. Весенний день радовал глаз мягкими красками зеленых садов и высокой статью уличных тополей.
- Ни за что не признал бы в тебе свою соплеменницу, если б не твое обращение ко мне, - наконец, нашел я с чего начать разговор.
- Я тоже боялась ошибиться, хотя твои черные волосы и смуглый цвет лица сокра-щали степень риска. Надеюсь, данная характеристика твоей внешности  не очень тебя оскорбила.
- Какой есть. Интересно, как мы со стороны  выглядим такие контрастные внешне?
- Да, - согласилась она, - явно не хватает полутонов.
- Чувствую, наш диалог затянется, по крайней мере, я готов его вести до станции Грозный, а потому не мешало бы нам познакомиться... Меня звать Али, или попроще - Алик, - представился я, чувствуя себя все раскованнее.
- А я Малика…
- Можно, я тебя буду называть просто Аликой? Алик, Алика… интересное созвучие имен, не находишь? - спросил я.
- Нахожу. Сам Бог велел нам встретиться, - игриво поддержала тон разговора моя собеседница.
- Но тогда я хочу спросить у своей неслучайной попутчицы, как получилось, что такую красивую девушку никто не сопровождает?
- А кому я, собственно, нужна? Еду издалека, а место, которое ты сейчас занимаешь, оставалось как бы вакантным до ст.Прохладный.
- Я безмерно тронут тем, что для меня держали место аж из…
- Москвы. Даже нет – из Кургана.
 Мои географические познания подсказывали, что девушка едет с далекого Урала.
«Наверное, студентка.  А может, родители находятся в Курганской области на се-зонных работах», - стал гадать я.  Последняя версия мне показалась более убедительной, поскольку провинциальный уральский город не очень «годился» для учебы в вузе в виду отдаленности от родного очага.
 - Если не секрет, едешь от родителей или к родителям, - наконец, прервал я паузу.
- Домочадцы ждут и не дождутся меня в Грозном, а в Кургане я была по личным делам.
- О своей поездке за тридевять земель ты рассказываешь, словно сбегала в соседний гастроном за продуктами…
- Успокойся. Со мной был брат, который задержался в Москве. Что касается моих личных дел на Урале, то я там была…
Пауза затянулась в поиске нужных слов.
- Может, не будем об этом, - наконец, выпалила она, и ее проникновенный взгляд изучающе остановился на мне. Она выразительно молчала.
 Нарушить немую стенку я не хотел, и процесс беззвучного взаимного созерцания закончился шутливой репликой Алики:
- И они почтили минутой молчания свои невысказанные мысли…
- А самые глубокие мысли все равно плохо поддаются звуковому сопровождению, - философски парировал я.
- Трудно с этим не согласиться. Но давай все-таки попробуем озвучить нашу немую сценку. Только честно: о чем ты думал?
- Меня посетила шальная мысль, что мы с тобой открываем новую книгу своей жизни. И то, что мы в данный момент здесь сидим и мило беседуем – это как бы ее про-лог или первая страница...
- Знаешь, я тоже думала приблизительно о том же. Но мне кажется, что «твою» книгу мы вряд ли напишем...
 Я неожиданно почувствовал, как ее последние слова, словно лезвием, полоснули мне сердце. Диалог предполагал бурное продолжение…
- Алика, было бы здорово, если эта книга имела бы двух авторов – единомышлен-ников. Но знай: на худой конец я напишу ее сам, а ты будешь главной героиней моего романа…
- Вот как …  Я извиняюсь за резкость в суждениях, но вы, мужчины, быстро заво-дитесь, особенно, когда задевается ваше самолюбие. Ты же не знаешь обо мне буквально ничего, но уже записал в героини своего романа. Как бы ты сам первый исписанный лист  не бросил в урну...
 Во мне просыпался бунтарь. Эта миловидная девушка отдаленно напоминавшая известную киноактрису Ирину Мирошниченко, вдруг предстала передо мной каким–то запрограммированным чудо-роботом, в который «забыли» заложить душу.
- Алика, но ведь ты совершенно не знаешь, что из себя представляет мой внутренний мир. Значит, с твоей стороны не совсем тактично рядиться в тогу ясновидящей Ванги.
- Но зато я хорошо знаю себя, и не только свой внутренний мир, но и внешний…
- О твоем внешнем виде как раз судить мне, я ведь смотрю на тебя со стороны, - па-рировал я.
- Ты рискуешь ошибиться, потому что смотришь на меня сквозь розовые очки.
- Но меня устраивает твоя внешность, даже если я созерцаю отображение кривого зеркала.
- Это иллюзия. Ты тешишь себя сказкой, которую сочиняешь на ходу под стук ва-гонных колес. Что касается «отображения кривого зеркала»…
  Она повторила эти слова. Потом еще… Хотела что-то сказать, но спохватилась…
  Ее неожиданно повлажневшие глаза через окно были устремлены куда-то в синюю даль, где солнце уже приближалось к своему зениту. Особая жизнь бурлила в вагоне. Кто–то решал кроссворд, в соседнем отсеке азартно «рубились в дурака», недалеко на верхней полке был слышен храп, где–то в конце вагона какой–то хриплый бард пароди-ровал В.Высоцкого. То и дело сновала по проходу проводница, совершенно забывшая, что должна была предоставить мне место. Впрочем, она могла довольствоваться тем, что я сам не потерялся в этой родной для нее стихии.
  Я не стал лишний раз тревожить Алику. Чувствовал, что она страдает какими–то неведомыми для меня душевными переживаниями, которыми не желает со мной делить-ся. Наконец она задвинула занавеску, оглянулась вокруг, а затем решительно остановила свой взгляд  на моих наручных часах...
- Алик, через час поезд причалит в Грозный, где на перроне меня будут встречать родители. Ты поедешь дальше до своего Гудермеса, где тебя поглотит та обыденность повседневной жизни, с которой на время расстался из–за отъезда. Я ни разу не спросила у тебя о личной жизни, потому что мне это не нужно. Не задавай подобных вопросов и мне, потому что тебе тоже это необязательно знать. Мы говорим какие–то высокопарные фразы, а на самом деле все обстоит куда проще: у этой встречи просто нет будущего. В Грозном мы попрощаемся и разойдемся, как в море корабли, потому что всю оставшую-ся жизнь нам будут светить разные маяки. И большая просьба тебе: не делай громоглас-ных заявлений о своей решимости встречаться и дальше, ты этим себя только загонишь в тупик…
- Я вот слушаю тебя, Алика, и не могу догнать смысл услышанного. Неужели не понятно, что твоя загадочная просьба лишь подталкивает меня к даче клятвы об искрен-ности намерений встречаться и впредь? Твой отказ лишь служит поленом для разгорев-шегося костра. Твоему поведению есть только одно оправдание: я уже сделал вывод, что ты замужем…
- Ошибаешься, в обозримом будущем и не собираюсь. Не в этом дело… Даже если ты сейчас будешь божиться, что свободен от супружеских связей, ничего не изменится: судьба вынесла свой суровый вердикт задолго до того, как мы встретились. Ты, по всему видно, добропорядочный человек, мне такие нравятся… И желаю, чтоб у тебя в жизни все было хорошо...
- Ну что ж, навязываться не в моих правилах, я понимаю, что насильно мил не бу-дешь. Но не спешишь ли ты ликвидировать опоры строящегося моста? Это вряд ли мож-но назвать благоразумным шагом.
- Лучше вовремя ликвидировать опоры, чем потом сжигать мосты. Ты потом пой-мешь, что я была права. И это случится не далее, чем до нашего расставания…
Поезд уже находился в черте Грозного. Вокруг все закопошились, готовясь к выхо-ду. Алика  сидела, запрокинув голову к задней перегородке. Светлые волосы закрывали часть ее лица. Она была чертовски красива. Я смотрел на нее и не мог отвести глаз. Поезд скрипнул тормозами, резко дернулся и остановился. Алика открыла глаза. Наши взгляды встретились в одной точке пересечения.
- Сфотографировал на память? – спросила она, - вот такой и запомнишь… Встречи и расставания, расставания и встречи… Такова она жизнь. Мир тесен, может, еще и встретимся… Алик, наступил самый тяжелый момент нашего расставания. Ты должен выполнить мою последнюю просьбу: покинь, пожалуйста, этот вагон, иначе мне трудно будет оставить тебя здесь…
- Нет, я хочу попрощаться с тобой на перроне по-человечески.
- Нельзя. Там меня, наверно,  уже ищут родители. По-человечески будет, если ты сейчас закроешься в противоположном тамбуре. И очень прошу тебя: не смотри мне во-след. Именем Аллаха прошу, не смотри. Иди. И будь счастлив…
 Я тихо побрел к дальней двери. Оказавшись в опустевшем тамбуре, я стал лихора-дочно искать возможность взглянуть на Алику в последний раз.
«Не смотри мне вослед» - стояло в ушах. «Именем Аллаха прошу: не смотри…»
Дверь на перрон была открыта. Осторожно ступив на первую ступеньку и окинув взглядом привокзальную площадь, я чуть ли не отпустил поручни… Взгляд поймал сре-ди толпы белокурую голову Алики. Она в окружении своих родителей шла по направле-нию к залу ожидания и … сильно припадала на левую ногу. Холодная дрожь пробежала по всему телу: «Вот оно в чем дело…»
«Не смотри мне вослед…» - снова пронеслось в голове.
И я предательски закрыл глаза.
               
1987 год

Приятным июльским вечером я сидел на скамейке перед кинотеатром «Юбилей-ный» и ждал начала очередного сеанса. Рекламный щит «обещал» интересный фильм, но потенциальных зрителей на площади было немного.  Обычно свою каждую поездку в Грозный я заканчивал просмотром какого-нибудь фильма. Развернув свежую газету, я только успел «пробежаться» по заголовкам статей, как напротив остановился высокого роста молодой человек с подчеркнутой спортивной статью. Он заметно суетился, часто посматривал на часы и то и дело пристальным взглядом «изучал» каждый автобус, тор-мозивший недалеко на обочине дороги.
Наконец он обратился ко мне без особой надежды услышать исчерпывающий ответ на свой вопрос: «Что пишут?»
- Переписывают историю, - ответил я, измерив взглядом его внушительные габари-ты.
- Понятно… Горбачев открыл шлюзы для политиканствующих газетчиков, вот они и стараются перещеголять друг друга в очернительстве прошлого, - заметил он, садясь рядом на скамейку.
- Особенно достается Сталину, – оторвался я от чтения, но это, наверное, пробный шар перед готовящейся атакой на партию вообще и на Ленина в частности…
- Ты, наверное, состоишь в «членах»? – спросил сосед по скамейке.
- Даже не кандидат. А ты?
- Я активный член партии специалистов вольной борьбы. Этим и довольствуюсь.
- Странно. Вроде мы с тобой, как беспартийные, должны были поддержать сего-дняшнюю ломку общественного сознания, а мыслим в унисон, но против течения, - ре-зюмировал я.
- Я просто не верю в спущенную сверху гласность и внутренне протестую. В мно-гонациональной стране такая политика может привести к большой смуте…
В это время к остановке подкатил оранжевый «ПАЗик», из которого первой слезла элегантная светловолосая девушка. Она помогла сойти с подножки маленькой девочке 3-х лет. Держа ребенка за руку, девушка направилась в нашу сторону.
Мой собеседник решительно встал и извинился, что вынужден прервать интересную беседу из-за начала киносеанса.
- Вот с женой и дочерью решили завершить выходной день просмотром кинокарти-ны. Не знаешь, фильм путевый? – спросил он.
- Если верить афишам, то – да, - ответил я, и в следующий момент чуть ли не поте-рял дар речи. В трех шагах от меня стояла она – Алика… В комбинированном красно-черном платье, в черных туфлях на высоких каблуках, она невольно привлекала к себе внимание. Ее светлые волосы были перетянуты красным бантом, который удачно допол-нял со вкусом подобранный «прикид».
Я сидел, как вкопанный. В присутствии ее мужа у меня было мало шансов спрово-цировать внимание Алики на себя. В то же время я уже чувствовал, что она узнала меня. Ее нарочито безучастное стояние в профиль явно говорило о том, что она боится встре-титься со мной взглядами.
Когда они удалялись от меня, я смотрел им вслед и радовался этому удивительному единению человеческих душ. Как гармонично они смотрелись рядом! Алика шла граци-озной походкой, держа за руку свое милое создание – дочурку, а их самый близкий чело-век выглядел надежным, как скала, их покровителем. Только, когда они исчезли в проеме двери, меня вдруг осенило: Алика ведь раньше хромала!? Перед глазами всплыл ее печальный облик в момент расставания, когда из уст послышалась просьба: «Именем Аллаха прошу, не смотри мне вослед»! Вспомнил и то, как эта девушка неземной красо-ты  шла по перрону, припадая на левую ногу…
Мне стало неловко перед самим собой. Наверное, краски стыда залили мое лицо, которое я попытался спрятать в ладонях ...
Опомнившись, что в моем кармане лежит билет на этот же сеанс, я быстро поднялся и через несколько мгновений очутился в темном полупустом зале. Фильм уже набирал обороты, и внимание зрителей было приковано к экрану.
Когда постепенно зрение привыкло к темноте, я увидел недалеко от себя знакомые три силуэта. Задние сидения за ними никто не занимал… до меня: я сел прямо за Али-кой… Она косым взглядом «подловила» мое приближение и, должно быть, уже знала, кто ей «дышит в затылок».
Я практически не созерцал экран: мучил себя сомнениями, имею ли моральное пра-во находиться рядом с ней? Наверно, Алика помнила, как тогда на станции Грозный я не стал покидать тамбур, не бросился вслед, попросту смалодушничал…
- Надо уходить, пока фильм не закончился, - решил я.
Достал из кармана записную книжку, в которой наощупь написал: «Я рад за тебя. И прости меня, грешного, за этот поступок… Алик».
Вдвое сложенный листочек я аккуратно сунул в полураскрытую сумочку Алики, что лежала левее от нее на свободном месте. В моих действиях был определенный риск, потому что мог «засыпаться», и - дальнейший ход событий трудно было прогнозировать. Обошлось.
Уходя, я обернулся у дверей, в надежде поймать ее прощальный взгляд: это означа-ло бы, что она контролировала все мои действия. Интуиция не подвела: Алика проводила меня легким кивком головы… Я ответил тем же.
После этого я не видел ее ровно 8 лет…

1995 год
 
К концу лета центральный рынок Грозного по своей многолюдности приближался к довоенным масштабам. Кругом стояли разбитые дома, словно памятники вандалам ХХ века, может быть, самым жестоким в истории войн. Причем воюющие стороны в плане бездуховности друг другу не уступали. Хотя… Российские военнослужащие пошли на масштабные разрушения только после того, как понесли тяжелые потери в первые дни взятия города. Дудаев с Масхадовым, выросшие в той же армейской среде, что двинула танки на Грозный под новый 1995 год, должны были прогнозировать итоги этой военной операции. Разве трудно было предположить, что ради  конечной цели – взятия города, российская военная армада не остановится ни перед чем. Армия крушила город, потому что она по-другому не умела воевать. Худший сценарий для «защитников» Грозного трудно было придумать: в конце декабря они готовились к обороне самого красивого го-рода на Северном Кавказе, а спустя несколько недель покидали самый разрушенный на-селенный пункт на всем земном шаре. Дудаев и его окружение во имя каких-то сума-сбродных идей «подставили» красавицу-столицу и десятки тысяч мирных граждан…
Я стоял у угла кинотеатра «Юбилейный» и с грустью смотрел на его искореженный фасад. Было что вспомнить. Память листала страницы личной истории, выстраивая эпи-зоды из серии «Однажды в «Юбилейном» в отдельный ряд…
Недалеко от меня несколько женщин бойко торговали рыбой. Ассортимент был до-вольно богатый. Женщина справа с каким-то отрешенным видом сноровисто чистила рыбу от чешуи. Когда покупатель ушел, она убрала в черную косынку свои золотистые кудри и стала ждать следующего покупателя. Я, словно примагниченный, двигался к столу: какое-то неведомое чувство меня подталкивало вперед. Мое сознание отказыва-лось принимать явь: за прилавком стояла Алика …
- А живая рыба у вас не водится? – в шутку спросил я, подойдя  к столу.
- Тут недалеко в Сунже есть, может тебе удочку дать? – диалог принимал грубова-тый оттенок.
- Алика, тебе не к лицу огрызаться, - с акцентом на первом слове ответил я.
Она резко посмотрела на меня и… прикрыла рот ладонью.
- Неужели, Алик, это ты? – глухим полушепотом спросила она.
- Я…
- А я тебя часто вспоминала, - призналась она, не обращая внимания к подошедшим покупателям.
- Я тоже…
- Нам, наверно, есть о чем поговорить… У тебя время есть? – спросила она, видимо, точно зная, что ответ будет положительный.
- О чем речь… Конечно.
Сняв с себя фартук, она накрыла им несколько рыб на столе.
- Тут недалеко можно на лавочке посидеть. Не против?
Пройдя через автомобильный лабиринт, мы остановились у скособоченной лавочки. Оглядевшись вокруг, я визуально уточнил координаты своего местонахождения…
- Алика…  ты эту скамейку не помнишь? - с дрожью в голосе спросил я.
- Конечно, помню... Ты на ней сидел в далеком восемьдесят седьмом. А рядом с то-бой был мой муж... Я подошла к вам, держа за руку свою дочь…, - Алика с трудом под-бирала слова. В ее глазах появились слезы.
- По-моему, у тебя горе, Алика…
- Еще какое… Этих людей уже нет в живых…
Я выразил соболезнование.
- Впрочем, война не щадила никого. Посмотри вокруг, ведь в этих домах когда-то жили люди. Радовались жизни, ходили на работу, растили детей… Столько сломанных судеб, изувеченных жизней… Несчастный народ… несчастная республика, - Алика не стыдилась своих слез.
Я попробовал ее успокоить, но понял, что ей нужно выплакаться…
- Алик, я, наверное, родилась под несчастливой звездой. Хотя, конечно, белые по-лосы были и  в моей жизни. Наша первая встреча стала возможной, потому что я попала в автокатастрофу... Да, да, именно так. Меня выходили и поставили на ноги великие врачи из Кургана и Москвы. Если б не они, быть бы мне калекой на всю жизнь. Вот в одну из моих поездок мы и встретились… Потом я удачно вышла замуж. Супруг был золотым человеком. Как красиво он за мной ухаживал… Помнишь, вот здесь он сидел, ждал ме-ня… У нас были красивые дети: дочь и сын… Теперь все это в прошлом…
- Алика, я не хотел бы бередить твои раны, но ты не договариваешь…
- Мне тяжело об этом говорить. В декабре я отправила детей к родственникам в горное село, а сама осталась в городе, потому что муж наотрез отказался покидать наш дом. Все думали, что город за несколько дней освободят и мирная жизнь быстро нала-дится. В начале января Грозный бомбили денно и ношно. Мы практически безвылазно находились в подвалах. Однажды вечером с улицы принесли весть, что наш дом горит. Муж выскочил под свист пуль, хотел что-нибудь да спасти. Прибегает, а в руках – куча книг, завернутых в простыню. Побежал еще раз… Долго его не было… Решила прове-рить… А он за углом дома лежит в снегу, весь в крови, рядом разбросаны книги… Тоже в крови… Он очень много читал, собирал домашнюю библиотеку…
Мне помогли оттащить труп в ближайший подъезд. На следующий день мы с рис-ком для жизни похоронили его в соседнем саду. И только тут обнаружили, что у него за пазухой был томик Абузара Айдамирова «Долгие ночи» … Он его очень обожал…
В конце февраля я покинула город в направлении Толстой-Юрта. На месте нашего дома были одни руины. Сравняли с землей и родительский дом. Еле добралась до села, где оставила своих детей. Два месяца их не видела…
Алика плакала. Редкие прохожие останавливались, предлагали помощь.
- Почему Аллах не смилостивился надо мной, над моими близкими? Почему гре-шили одни, а пострадали другие? Мужа потеряла, все нажитое за полчаса превратилось в пепел. Надеялась, что детей встречу живыми и здоровыми… А в селе – траур. Под авиа-бомбами погибло несколько человек и среди них мои дети: десятилетняя  дочь и пяти-летний сын… Не знаю, как я с ума не сошла после этого…
Я смотрел на ее вздрагивающие плечи, на дрожащие руки, хотелось утешить каки-ми-то особыми словами соучастия, но предательский комок застрял в горле…
Алика вдруг посмотрела на меня и спросила: «А у тебя-то как»?
- У меня все нормально…
- Слава богу, что не всех настигла эта беда…
- Алика, может, я чем-то сумею тебе помочь, у меня много друзей во властных кру-гах…
- Ничего не надо.  Мои родители уже уехали жить в Поволжье. Скоро и я собираюсь туда переехать. Я не могу здесь больше жить, ежедневно видеть эту разруху: нервы на пределе… Поживем на стороне, а там посмотрим… Может, Аллах вернет на нашу землю покой и благоденствие?… Может, и вправду мы когда-нибудь встретимся здесь еще раз в отстроенном заново кинотеатре…
- Дай-то бог!
- Вот такая печальная развязка получилась у твоего ненаписанного романа…
Тогда, расставаясь, мы, конечно, не знали, что впереди нас ждет еще одна война и новые испытания...
                2002г.