Стена

Повесть
Эта история началась летом 1955 года на далекой казахстанской земле.
Собираясь на вечеринку, Хасан не думал, что возвращаться оттуда будет совсем другим человеком. В те дни ему только-только исполнилось восемнадцать лет. Успешно окончив школу, он мечтал поступить в один из институтов Караганды. Родители довольно крепко стояли на ногах и могли позволить себе, чтобы сын продолжил учебу в вузе. Но вмешался случай, который круто повернул судьбу парня.
…Со вкусом и по моде одетый, Хасан невольно ловил на себе застенчивые взгляды девушек, сидящих напротив. И была среди них красавица Элиса, которая впервые была приглашена на танцевальный вечер. В свои шестнадцать она не имела практики участия на званых посиделках, а потому в кругу подружек чувствовала себя довольно неуютно… Особенно с момента, когда поймала взор Хасана, обращенный на себя. Молодой человек неплохо разбирался в тонкостях этикета общения с девушками, однако первое предложение познакомиться далось ему с превеликим трудом.
Он старался оригинальничать в своих устных посланиях, но ничего, кроме заученных фраз, так и не придумал. Элисе в этом плане было проще: она либо кивала головой в знак согласия, либо отвечала предельно лаконично: «Хорошо». А в один из моментов Хасан деланно ухватился за сердце, дескать, бьется – не уймется, и следом увидел, как Элиса понимающе благодарно прикрыла веки.
Вечер для Хасана пролетел стремительно. Когда девушки ушли, у него вдруг появилось ощущение, что познакомился именно с тем человеком, с которым готов связать свою судьбу на всю оставшуюся жизнь.
Через пару дней парень знал об Элисе уже все: из какой она семьи, откуда родом, где живет и сколько ей лет. Родители видели заметные перемены в поведении сына, пробовали поговорить о сложностях при поступлении в институт, но разговор не клеился: тот всем своим видом показывал, что тема беседы для него неинтересна.
Вскоре Хасан пригласил Элису на свидание, назначив встречу возле водонапорной колонки, где обычно собирались молодые, чтобы «поговорить по душам» при свидетелях. Тогда чеченские девушки, как правило, приходили на условленное место со своими снохами.
Первое свидание молодых сняло налет таинственности – они уже были более откровенными в своих чувствах.
– Я хочу связать с тобой свою жизнь, – твердо заявил Хасан, – и очень надеюсь на то, что ты не отвергнешь меня. Прошу поверить в искренность моих чувств и намерений. Для меня это очень важно. Ты веришь мне, Элиса?
– Верю, – тихо и нерешительно ответила девушка.
– И как ты к этому относишься?
– Слишком серьезный вопрос. Время покажет, насколько глубоки твои чувства.
Потом была еще встреча. Затем еще. А вскоре эти свидания стали регулярными.
В небольшом поселке в окрестностях Караганды, где компактно проживали чеченцы, многие уже знали о трепетном отношении Хасана к Элисе из знатной семьи Башаевых. А вскоре узнали об этом и старшие с той и другой стороны…
Однажды на очередное свидание Элиса не пришла. Не было ее и на следующий день... Хасан чувствовал: должны быть серьезные причины. «Может, болеет?» – задавался вопросом юноша, но тут же находил ответ: «Дело не в здоровье. В этом случае Белита, сноха Элисы, объяснила бы ситуацию…»
Свою «связную» Хасан увидел только через неделю случайно на улице, возле магазина. Разминуться при всем желании не получилось бы. Видно было, что девушка заметно нервничает. Уклониться от разговора она никак не могла.
– Белита, что случилось? Говори правду, какой бы горькой она ни была, – сходу на одном дыхании выпалил Хасан.
– Боюсь, у ваших отношений нет будущего. Родители Элисы категорически запретили дочери встречаться с тобой.
– И чем я их не устроил?
– Дело не в тебе… Тут есть свои сложности… Вроде бы, когда-то между вашими предками была кровная вражда, которая после закончилась перемирием… Но не настолько, чтобы в третьем поколении обвенчались потомки. Отец Элисы считает, что дочь на него навлекает позор…
– Но при чем тут я? Во-первых, никогда ранее об этом факте не слышал. Во-вторых, никак не приветствую действия своих далеких родственников, если они были неправы. В-третьих, мы же любим друг друга, – Хасан был явно растерян.
– Я все понимаю. Но от меня ничего не зависит, – виновато произнесла Белита.
– Нет, зависит. Ты иногда можешь помочь мне в организации встреч.
– Не могу и не хочу рисковать. Муж не простит мне вольностей. Ты же не хочешь, чтобы я пострадала?..
– Да, не хочу. Но хоть иногда на тех же вечеринках я могу ее увидеть? Мне хотя б раз взглянуть на нее… Клянусь, на людях не обмолвлюсь с ней ни единым словом!
Последние слова Хасан выговаривал чуть ли не по слогам, и они дались ему с большим трудом.
– Хорошо, я попробую помочь в этом при первой возможности, – нерешительно пообещала Белита и скорым шагом удалилась.
***
Башаевы. Когда-то это была довольно известная в Чечне фамилия. Сам Баша в свое время был довольно зажиточным человеком. Имел светское и религиозное образование. В начале 20-го века его, молодого, грамотного, жадного до знаний человека, городские власти пригласили на ответственную работу. Сблизился с самыми успешными и авторитетными чеченцами Грозного. Женился – породнился с Чермоевыми. Вскоре купил солидный двухэтажный дом в центральной части города. Подтянул братьев, некоторых родственников. Все имели свое дело. Особенно хорошо развернулись по купеческой линии. Доходы позволяли покупать новые технологии по пошиву одежды и обуви. Была у них и своя гостиница, где, как правило, останавливались заезжие чеченцы.
Как-то вечером туда заглянул двоюродный брат Баши Муслим. Этот весьма заносчивый молодой человек имел репутацию скандалиста, смотрел на окружающих свысока, и особенно его спесь проявлялась после посещения питейного заведения, что находилось напротив гостиницы.
В тот вечер Муслим был навеселе. Впрочем, кутил он не один – с компанией. Друзья решили встретиться с постояльцами. Посидели, поговорили с гостями о житье-бытье на местах. В беседе Муслим нелестно отозвался о представителях одного из чеченских тейпов. Это не понравилось собеседнику, который как раз и имел те самые тейповые корни. Стали выяснять отношения. Муслим не контролировал себя, посыпались крепкие выражения. Его оппонент сдерживал себя, как мог, но когда дело дошло до рукоприкладства, взял и резко оттолкнул от себя брата хозяина гостиницы. Тот отпрянул назад, зацепился за что-то и, падая, ударился затылком об угол кровати. Муслим потерял сознание. Пригласили лекаря. Тот осмотрел больного и вынес суровый вердикт: «Боюсь, он может не проснуться. Готовьтесь к худшему. Хотя… на все воля Божья…»
Русский врач ушел, но его опасения подтвердились: через несколько дней парня не стало. Хоронили его в родовом горном селе. А в трех верстах от этих мест располагался другой аул, где также был траур, но по случаю того, что именно отсюда был молодой человек, ставший невольным виновником этих похорон…
Вся эта история позже закончилась перемирием. Старики посредством народной дипломатии сумели погасить очаг вражды. Было принято к сведению, что все случилось без злого умысла, никто не хотел крови. Учли и другие обстоятельства, которые не красили усопшего…
Но тем не менее случилось то, что случилось. И Абдулле, деду Хасана, виновнику трагедии, пришлось переехать на новое местожительство – в один из хуторов близ Урус-Мартана.
Потом было шальное лихолетье. Эхо Гражданской войны докатилось и до Чечни. Местные бедняки были втянуты в большую заваруху – в боевые действия против белогвардейцев. Одним из руководителей ополчения был Абдулла, соратник Асланбека Шерипова.
Дедушка Хасана недолго здравствовал после гибели «вождя чеченской бедноты». Осенью 1919 года в одной из стычек с подразделениями русского генерала Доценко Абдулла получил серьезные ранения, от которых так и не оправился.
Его единственный сын Бауди вел скромный образ жизни, был школьным учителем. Ему не было и 15-ти лет, когда он лишился отца. Испытал на себе и голод, и холод, но выдержал. После Гражданской войны Бауди всецело принял новые порядки государственного устройства. Ему зачли боевые подвиги отца, отправили на учебу в Грозный, где молодой студент оказался в рядах первых активистов-комсомольцев.
После учебы Бауди решил посвятить свою жизнь ликвидации безграмотности на местах. Переехал жить в Урус-Мартан. Казалось бы, учитель, мирная профессия, есть заслуги отца перед новыми властями… Но даже эти факты не имели никакого значения, когда в 37 году его арестовали и выслали в Казахстан. Семья соединилась только спустя 10 лет, когда была относительная свобода на передвижение и на смену местожительства.
А еще через три года семья переехала в поселок Михайловка, что в черте Караганды. Построили новый дом. Бауди работал на обогатительной фабрике, в отделе кадров. Был на хорошем счету. Вырастил троих детей: двух дочерей и сына Хасана – младшего в семье.
***
Осень. Первая осень в жизни молодого человека, только-только окрылившегося искренними, светлыми чувствами, но уже успевшего познать горечь разлуки…
Хасан бесцельно брел по грязным улицам Михайловки, в который раз останавливаясь возле универсального магазина на площади. Ему почему-то казалось, что день выдался пасмурней обычного, грязи вокруг было больше, а люди стали агрессивнее и злее.
Чувство досады сквозило во всем теле: он, молодой, энергичный, здоровый и сильный человек, ничего путного не может придумать и решить в сложившейся ситуации. «Ждать любимую девушку дни и ночи напролет практически без единой возможности повлиять на ход событий – что может быть обиднее для мужчины?» – задавался вопросом Хасан и отвечал сам себе, что это и есть самое большое испытание для него.
День уже клонился к закату, когда неожиданно на площади появилась Белита. Она быстро семенила ногами, боясь поскользнуться на слизистом грунте. У Хасана сердце заколотилось так, словно в следующий момент встретится глазами не с Белитой, а с ней… Элисой. Белита остановилась в двух шагах от него и обронила несколько фраз:
– Завтра будет вечеринка у моей замужней сестры Тоиты. Ждем…
– Приду непременно!
– Но ты особенно не высовывайся там.
– Буду вести себя тихо и незаметно, – с готовностью пообещал Хасан.
– Тогда увидимся!
– Обязательно! И спасибо тебе, Белита. Да воздаст тебе Аллах за твои старания!
…На следующий день Хасан пришел на вечеринку заранее. Он стоял поодаль и ждал, пока многие зайдут. Наконец он решительно открыл калитку и в следующий момент в темном дворике увидел Белиту. Она встретила гостя очень приветливо, а потом неожиданно сказала:
– Следуй за мной…
Хасан понял, что для него подготовлен сюрприз. Он последовал за девушкой и возле сарая увидел… Элису.
Парню многое хотелось сказать, но время было ограничено.
– Элиса, спасибо тебе, что вырвалась на свидание. Я не знал, что делать и как быть. Моя душа переполнена любовью к тебе, и это чувство настолько сильно довлеет надо мной и управляет мной, что я способен даже на безрассудные действия… Конечно, речь не может идти о том, что задело бы твою честь, но что-то мы должны предпринять – решительно и смело. Вечные ожидания слишком мучительны…
– Не будем спешить. Надо еще научиться жить полнокровной, насыщенной жизнью – не только для себя, но и для людей. Может, у тебя предложение какое-нибудь есть?
Последние слова Элисой были произнесены с долей кокетства, но они заметно улучшили настроение Хасана.
– В моем положении остается только один вариант. Я хочу на тебе жениться... Время работает против нас. Если бы не эти сложности, что достались от предков, мы могли бы не торопить события, но сейчас… Боюсь, твои родители сделают все, чтобы при подходящем случае выдать тебя замуж за другого…
– Ты еще и ясновидящий? Объявился человек, которого пророчат мне в женихи… Неоднократно женатый, но при деньгах. Я пока не буду его называть, но точно скажу одно: сделаю все, чтобы не связать свою жизнь с ним. Спешить не будем. Если «гром все-таки грянет», ты об этом узнаешь через Белиту. Словом, надо быть готовыми ко всему…
– Как мы в школе говорили: «Всегда готов!» – Хасан шутя отсалютовал по-пионерски.
– А теперь я зайду, подруги ждут, – спохватилась Элиса, – а вы тут с Белитой условьтесь, где и как будете выходить на связь.
– Хорошо. Спасибо тебе за этот чудесный вечер. Я, наверное, пойду. Нам лучше избежать пристального внимания окружающих.
– Да, так будет правильно, – Элиса благодарно прикрыла веки и… исчезла в проеме двери.
Хасан договорился видеться с Белитой по выходным дням ближе к сумеркам возле главного магазина на площади.
***
После этого у Хасана и Белиты несколько раз получилось выйти на «живую» связь, а Элиса имела возможность читать объемные и очень теплые письма от любимого человека. Особенно девушке нравились стихи, посвященные ей. В бесхитростных, но очень чувственных строках читались боль и душевные страдания парня, звучала его тревога о завтрашнем дне.
Элиса очень боялась гнева родителей и делала все, чтобы ее чувства не вызвали какие-либо подозрения у близких. Вот и приходилось девушке после неоднократного прочтения со слезами на глазах сжигать письма. Но стихи она запоминала, да еще заносила в свой дневник, не указывая имя автора.
Особенно запало в душу одно стихотворение, там были такие строки:
Не вечны мы и мизерен наш пир,
Жизнь завершим мы траурным обрядом…
И если вдруг покинешь этот мир,
То пусть меня хоронят где-то рядом.
А Хасан был уверен, что у него нет других вариантов, кроме как умыкнуть любимую девушку. Главное, сама Элиса готова была к роли «похищенной», что означало крайне серьезные трения с родителями. И была еще одна проблема: как и на чем следовать до «пункта назначения»? Правда, был один вариант: сесть на поезд и уехать в другую область к близким родственникам, которые помогли бы не только решить возникшие хлопоты, но и оказали бы на первых порах материальную помощь.
В один из дней Хасан сумел передать письмо Элисе, в котором предлагался план побега.
Молодой человек, конечно, очень хотел получить положительный ответ, но при этом понимал, что процент вероятности отказа очень высок.
Несмотря на все опасения, Элиса написала, что в назначенное время будет на железнодорожном вокзале…
В условленный вечер молодые к поезду не опоздали. С Хасаном был его надежный друг Гапур, который, как обязательный компаньон жениха, решил поехать с ним на новое местожительство.
Без приключений и проблем ребята на следующее утро прибыли в Павлодар. А вечером их привечали родственники, живущие в 40-а км от областной столицы. Молодожены были счастливы, несмотря на то, что хватало проблем с трудоустройством и жилплощадью, да и «уйти на дно», затаиться на время было довольно сложно – любая информация быстро передавалась из уст в уста, покрывая большие расстояния.
Хасан с Элисой несколько месяцев находились в изоляции от своих родственников: их искали с двух направлений, и вскоре у ворот дома появились решительно настроенные люди.
Ни на какие просьбы и увещевания они не реагировали, и условия их были предельно жесткими: не отдадите Элису – получите вражду с непредсказуемым концом. При этом наотрез отказались участвовать в процессе стариковской дипломатии, дескать, любые вопросы могут обсуждаться только по возвращении Элисы домой!
И гости добились своего: оставили хозяев без невестки…
***
Дома Элиса фактически находилась в заточении. Не показывался в общественных местах и Хасан, но при этом не терял надежду, что все образуется и со временем стороны сумеют договориться. Поздним вечером он приходил к знакомому дому и подолгу издалека наблюдал за силуэтами в окнах. Иногда ему казалось, что вот-вот откроется калитка и он шагнет навстречу к своей любимой…
Но из темного дворика Башаевых ни разу не прорвался до боли знакомый голос, а в окнах так и не появились контуры дорогого ему человека.
Иногда Хасан приходил на площадку перед «красным» магазином (чеченцы нарекли его таким названием из-за черепицы соответствующего цвета) в надежде встретиться хотя бы с Белитой, он почему-то был уверен, что та его поймет и даже устроит встречу. Конечно, это было практически нереально, но Хасан никак не мог освободиться от своих иллюзий.
И в один из морозных декабрьских дней ему повезло. Выходя из магазина, он обомлел: перед ним стояла она – Элиса, которую не видел целых четыре месяца! Хасану казалось, что не видел близкого человека целую вечность.
– Я с ума схожу, я не могу без тебя… – успел сказать он в миг, когда пересеклись их взгляды.
Девушка была в шоке. Она заметалась на месте, а потом юркнула в магазин.
Хасан понимал, что другого шанса договориться может и не быть, и стал ждать у угла магазина, пока в проеме двери снова покажется Элиса. Его Элиса…
Парню невероятно повезло. В «красный» магазин в эти минуты никто не спешил, видимо, холод заставлял людей не покидать домашние очаги.
Зато в дверях снова появилась она, его ненаглядная…
Хасан знал, что у него очень мало времени, чтобы сказать самые важные слова, и он успел сообщить главное:
– Я буду здесь каждое воскресенье, в 10 часов утра. Умоляю тебя – приходи!
– Попробую, – ответила девушка и быстро удалилась, а Хасану показалось, что на мрачную округу вдруг брызнули золотые лучи солнца…
Он шел домой, и радость наполняла весь его внутренний мир. «Теперь я буду часто ее видеть! Теперь у нас будет возможность как-то решить наши проблемы!» – твердил он себе, и эти мысли были главенствующими в бурном потоке нахлынувших разом идей и планов.
Дома он застал родителей за оживленной беседой, и обрывки фраз дошли до его слуха еще в сенях, когда раздевался. Отец интересовался, встречается ли сын с какой-нибудь девушкой, и при этом добавил, что следовало бы подумать о женитьбе.
– Меня тревожит психологическое состояние сына, видимо, никак не отойдет от мысли связать свою судьбу с этой девушкой из фамилии Башаевых, – со свойственной ему твердостью говорил отец. – Но эта затея не имеет никакой перспективы…
Хасану не хотелось, чтобы диалог родителей имел завершенный вид, и он вошел в комнату.
– Где пропадал? – взглянув исподлобья, спросил отец, ожидая ответа у дверях в другую комнату.
– С друзьями был на майдане, – ответил сын. И он не солгал. После встречи с Элисой виделся с Гапуром, с которым поделился радостными вестями. Хасан никогда не пошел бы против воли отца и чувствовал моральное удовлетворение от своей прыти: зашел к родителям в тот момент, когда отец собирался вынести жесткий приговор выбору сына. Диалог родителей оборвался на самом интересном месте, и пока он не возобновился, Хасан решил поговорить с матерью. Бедная женщина, как она переживает за
неудачи единственного сына! Так хотела видеть в доме невестку, но какой-то злой дух работал против них. Вот и сын мучается: никак не может утрясти главный вопрос в своей жизни. Но сегодня надо, чтобы глава семьи Бауди в гневе не сорвался и не вынес жесткий вердикт, запрещающий сыну встречаться с Элисой.
Оставшись с матерью один на один, Хасан сказал ей, что видел жену после долгой разлуки и добавил, что будет добиваться ее возвращения.
– Пока по шариатским законам разводиться с ней я не собираюсь. Она мне жена, и о разводе не может быть и речи, – твердо заявил Хасан.
– У тебя своя правда, а у родственников Элисы – своя. Они тебя в качестве зятя не признают, поскольку не давали добро на ваш союз, как этого требует шариат, – выразила свои сомнения Табарак.
– Но мулла благословил нас! – настаивал Хасан.
– Он должен был приехать сюда, разыскать родителей Элисы и поставить логическую точку над бракосочетанием, но он этого не сделал…
– А ты уверена, что Башаевы пошли бы навстречу?
– Не уверена. Даже точно знаю, что не пошли бы…Но ведь и самой попытки не было, чтобы довести начатое дело до конца. Ты хоть знаешь, что мы должны были по нашему закону произвести определенные затраты, но ни в форме «урду», ни в форме «там» этого не было сделано? Так что встречные аргументы будут более чем серьезные, боюсь, нам крыть их будет нечем, – доказывала Табарак свою правоту.
– Нана, у меня складывается впечатление, что ты являешься их адвокатом. А кто будет защищать меня?
– К сожалению, ты сделал все, чтобы лишить нас всех этой возможности.
– Ошибки свои признать несложно, но ведь надо еще попробовать выправить ситуацию, довести ее до логического конца.
– Конечно, что-то надо делать. Но как быть, когда в основе этого конфликта стоит старая вражда между нашими фамилиями, а ты еще усилил этот конфликт своими безрассудными действиями?
– Даже находясь на чужбине, живя впроголодь под «крышей» местной комендатуры, мы не можем освободиться от этих допотопных адатов, – сокрушался Хасан. – Когда же мы научимся жить цивилизованно?!
– Ну ты у нас человек современный… Куда нам до тебя… Да вот образованность твоя нам пока доставляет только проблемы, – не сдавалась мать. И она была убедительна в своих доводах. Не зря Табарак имела репутацию мудрого человека.
В сознании же Хасана доминирующей была мысль, что никто не хочет понять его. Впрочем, один человек его все-таки понимал… Хорошо понимал… И с ним, с этим дорогим для него человеком, он обязательно встретится в ближайшее воскресенье…
– Нана, а ты смогла бы уважить мою просьбу в одном важном для меня деле? – Хасан тщательно подбирал нужные слова. – Мне нужна твоя помощь, я тут, когда заходил, в сенях услышал ваш разговор с отцом. Мне понятен порыв его души, он находится в сложном положении. Чувствую, что он собирается запретить мне видеться с Элисой. Если он это сделает, я буду вынужден подчиниться: слово отца для меня – закон. Но уверяю тебя, это не выход из положения. Так можно только разбить счастье двух людей. Я уверен, что все образуется и Башаевы смягчат свою позицию. В конце концов, не враги же они собственной дочери? Вы с отцом быстро находите общий язык… Пусть он пока хотя бы не запретит мне встречаться с ней… Я вас не подведу. Посмотришь, время будет работать на нас.
– Ладно, попробую, но ты должен знать одно: за вами будет следить весь поселок. Надо быть крайне осторожным…
– Я тебя понимаю, нана. Все будет нормально.
***
После той случайной встречи прошло три недели. Хасан каждое воскресенье, несмотря на лютый мороз, приходил на эту площадку и по два-три часа «дежурил» у входа. Ему не хотелось верить, что родители Элисы могли узнать об их секрете и помешать свиданиям. Отсутствие информации толкало его к безрассудным действиям, но он твердо решил терпеть, терпеть и еще раз терпеть…
Вот и на этот раз холод пронизывал тело насквозь, пробираясь через ватную одежду и кожный покров, врезаясь в глубины организма. Он ясно ощутил, что длительное пребывание на улице начинает сказываться на его здоровье, и его охватил панический страх.
– Вдруг организм не выдержит, и я стану пленником кровати, – мучился сомнениями Хасан, – а Элиса придет в магазин именно в тот день и в тот час, когда болезнь прикует меня к постели?!
По телу пробежала предательская дрожь. Чувствуя подступающий озноб, он быстрыми шагами стал удаляться от магазина. В это время по соседней улице неспешной походкой шла Элиса… Они разминулись буквально на несколько минут. Девушка узнала его со спины. Если б она позвала Хасана, тот наверняка услышал бы. Но Элиса побоялась это сделать: вдруг кто-то услышит, а затем донесет до родителей, тогда все – исчезнет последняя возможность встретиться…
Хасан даже не оглянулся. Его жутко лихорадило, было одно желание: побыстрее добраться до родного очага и плотно прижаться к стенке печи. Ему казалось, что тепло от раскаленных углей сразу же укрепит его дух, но богатырское здоровье подвело в самое неподходящее время.
День ото дня ему становилось все хуже и хуже. Стало ясно, что без вмешательства врачей не обойтись. На четвертый день домашнего плена и постельного режима он был доставлен в городскую больницу.
***
Острая форма бронхита заставляла Хасана редко покидать одиночную палату. Где-то на десятый день он позволил себе «прогуляться» по длинному коридору. Хасан чувствовал себя на порядок лучше, чем в первые дни пребывания. На вечерней процедуре медсестра, молоденькая казашка по имени Роза, задержалась у дверей и спросила: «У тебя нет в этом отделении среди больных родственницы, подруги или знакомой?»
– Нет, – ответил Хасан, – по крайней мере, я ничего не знаю об этом: ни с кем не виделся и не общался. А в чем дело?
– Дело в том, что в последней палате лежит девушка-чеченка, ну… в положении, и она, как я поняла, ведет дневник. Вчера разговорились. Я случайно в тетради между страницами увидела одну фотографию. Если я не ошибаюсь, на снимке был ты… Я на всякий случай спросила, как звать парня, и в ответ услышала… твое имя.
– Молодой человек на снимке был в фуражке?
– Да, в черной…
Хасан уже не сомневался, что в той самой дальней палате лежит Элиса.
– Роза, спасибо тебе. Если бы ты знала, какую хорошую новость ты мне подарила, – бодрился Хасан, – я тебе всю жизнь буду благодарен.
– Ты не стесняйся, говори, если какая помощь нужна будет, – предложила учтиво Роза.
– А что с ней? Давно ее положили? Главное, когда ее должны выписать?
– У нее запущенный бронхит, как и у тебя… Положили вас в один день, да и курс лечения идентичный твоему…
– Тогда… тогда... – Хасан лихорадочно искал нужные слова, – передай ей, что я здесь, во второй палате лежу…
– Я, конечно, могу это сделать, – ответила девушка, мило улыбаясь, – но что мешает тебе самому пройтись до конца коридора и задержаться на некоторое время напротив ее палаты? Или позвать ее?
Хасан, привыкший встречаться с Элисой, преодолевая большие трудности, неожиданно для себя оказался в такой близости к любимой, что невольно стал плохо ориентироваться в пространстве.
– Конечно, Роза, конечно, – охотно согласился Хасан, – я это непременно сделаю. А ты… ты – самая лучшая девушка в мире после вашей пациентки из палаты № 18 по имени Элиса!
– Вот так и бывает в жизни… Ходил бы ты еще дней десять по коридору туда и обратно и мог бы с ней не встретиться: то она сидела бы в своей
палате, сутки напролет изливая свою душу дневнику, то ты лежал бы на своей койке, уставив взор в потолок, думая о любимой девушке, которая находится неизвестно где и занимается черт те чем… А она, твоя судьба, как оказалось, на расстоянии десяти шагов скучает по тебе.
– Она не девушка моя, хотя – и судьба, и сама жизнь, – с напускным пафосом произнес Хасан.
– Напустил ты туману. Это как понимать?
– Да жена она моя, понимаешь, – жена!
– Вот теперь точно не понимаю. И как вы с женой врозь оказались в больнице и ничего друг о друге не знаете? В разводе что ли?
– Да, в разводе, только вынужденном… Потом поговорим. А пока я хочу привести себя в порядок, побриться… Теперь для меня каждая минута что вечность, – Хасан говорил бодро и весело и мало походил на больного человека.
– Роза, я твой вечный должник, – добавил он, – и во много раз этот долг возрастет, если ты поставишь эту девушку на ноги!
– Ну, не я одна… Тут у нас врачи отличные. Все будет нормально.
Процесс бритья давался нелегко: лезвие марки «Нева» нехотя освобождало кожу от густой двухнедельной щетины. Наконец зеркало «выдало» обновленное лицо. «Да, такой образ для долгожданного свидания вполне подходит», – решил Хасан и в приподнятом настроении быстро направился к дальнему углу коридора. Он на ходу рисовал себе разные варианты встречи, и почему-то больше всего ему хотелось почувствовать ее близость спиной, затылком, а потом резко повернуться, и…
Он уже был близок к заветной двери, когда его опередила одна из медсестер. Заглянув в «ту самую» палату, она скомандовала: «Башаева, к тебе пришли. На выход!»
Хасан опешил. Его радужные планы ломались на ходу. Он быстро сообразил, что возвращаться к себе нет смысла: там, совсем рядышком, – входная дверь, где уже стоят родственники Элисы. Но и ждать у женской палаты он не мог, поскольку за этим пятачком издалека уже наблюдали.
Хасану ничего другого не оставалось, кроме как юркнуть в соседний процедурный кабинет. Там за столом сидела Роза, которая удивленно спросила:
– Что с тобой?!
И Хасан рассказал ей все, особенно не увлекаясь деталями. Выслушав драматическую историю молодого человека, Роза сделала паузу для полного осмысления услышанного, а потом задала еще один вопрос:
– И что ты собираешься делать?
– Все, что угодно, лишь бы быть с ней вместе!
– Это общее желание. Меня интересует конкретный план твоих дальнейших действий.
– У меня нет других вариантов, я готов с нею убежать на все четыре стороны, – свои ответы Хасан больше строил на эмоциях.
Роза же на фоне собеседника выглядела предельно рассудительным человеком.
– Во-первых, во всех четырех сторонах света тебя никто не ждет, – сказала она, – не забывай, что ты – чеченец. Во-вторых, пока ты находишься в больнице, в Москве приняли решение восстановить вашу республику. В любое время может все измениться…
– Роза, ты хоть знаешь, о чем ты говоришь?! Какое восстановление? Где ты об этом слышала? – Хасан был шальной от услышанного.
– В сегодняшних газетах. Принесу обязательно. И по радио говорили. На всякий случай спросила у отца, он тоже подтвердил…
Хасан не находил себе места: то садился, то вставал, несколько раз менял курс от двери к окну и обратно. Он знал о своей исторической Родине больше по рассказам старших. Ему не было и шести лет, когда со всеми сельчанами на американских «Студебекерах» был доставлен на железнодорожный вокзал Грозного. А детская память хранила воспоминания о весеннем цветении садов, о речке Мартанке, о выпасе овец на лугах. И все это для Хасана являлось сказочной идиллией из его раннего детства.
И вот теперь он был чрезвычайно обрадован новостью, что чеченцы получат возможность возвратиться в родные места. И, конечно, он первым делом подумал о том, что на землю предков он и Элиса ступят вместе – мужем и женой…
– Роза, я не знаю, как тебя отблагодарить, но даю слово мужчины: твоя помощь отзовется добрыми вестями в будущем… Мне никогда этого не забыть…
– Хасан, давай пока не будем заглядывать в завтрашний день. Перед тобой стоят важные жизненные вопросы, и я хочу оказать тебе «экстренную» помощь в их решении.
– Ты, словно знаешь, как мне можно помочь, – заметил Хасан, и в его голосе сквозили нотки надежды услышать спасительный план.
– Я вижу, что после выписки вам очень непросто будет встретиться, еще труднее – договориться и куда сложнее осуществить задуманное. Если и идти на кардинальные шаги, то это следует сделать именно в день выписки, о котором ваши родители не должны знать. Но на сегодня хватит: мне нужно еще поговорить с братом…
***
Роза выросла в интеллигентной семье. Отец посвятил себя преподавательской деятельности и работал в одном из престижных карагандинских вузов. Младший братишка Тимур учился там же и мечтал
стать профессиональным разведчиком недр. Сестра Гульнара после окончания института удачно вышла замуж за сокурсника и уехала жить в г. Акмолинск. Молодая семья активно включилась в процесс освоения целинных земель. В общем порыве комсомольского движения Серик и Гуля быстро сделали карьеру и оба работали на ответственных должностях в обкоме комсомола Акмолинской области.
Обычно на выходные дни молодые приезжали домой к родителям. И в этот субботний вечер Роза ждала встречи с сестрой и ее мужем с нетерпением… Предстоял серьезный разговор. Однако до этого надо было переговорить с Тимуром. Хоть брат был моложе на год, но его мнение было для нее значимым.
Оставшись наедине, Роза закрыла дверь в смежную комнату, тихо уселась рядом за стол и начала диалог.
– Тимур, ты мог бы меня поддержать в одном щепетильном вопросе? Дело в том, что надо помочь двум молодым людям в их трудноразрешимой проблеме. Я пыталась сторониться всего этого, но у меня не получается. Меня очень тронула история и сегодняшняя ситуация, в которой оказались мои пациенты…
– Серьезно больны что ли?
– Да, очень больны… любовью друг к другу. Там такие страсти… Ромео и Джульетта отдыхают. Дело в том, что герои этого любовного романа являются чеченцами.
– Здрасьте! Ты хоть знаешь, какие у них суровые законы? Я не думаю, что ты все взвесила, прежде чем решилась вклиниться в судьбу спецпереселенцев.
– Но ты послушай сначала, а потом вместе решим, как помочь этим людям. Или… стоит ли вообще им помогать?
И Роза рассказала все, что услышала от Хасана во время той неожиданной встречи в процедурной.
Тимур долго молчал, осмысливая рассказ сестры, а потом спросил:
– И чем мы можем помочь?
– К чужой беде нельзя быть равнодушными, ведь так? Тем более в этом нет практически никакого риска и не требуется никаких жертв.
– Ты мне скажи конкретно, чем я – Тимур Бекбаев – могу им помочь?
– Есть у меня одна задумка, которую можно было претворить в жизнь в эти выходные дни. Дело в том, что завтра, в субботу, их обоих выписывают из больницы, но родители об этом еще не знают. Если их в этот день заберут домой, все наши усилия будут тщетными: девушку просто невозможно будет вызволить. Нереально и то, что мы сможем объединить и согласовать все последующие действия – нет связующих звеньев. Поэтому остается один вариант: чеченские Ромео и Джульетта больницу покинут с нашей помощью… Я сегодня работаю в ночь и попробую все вопросы с ними утрясти.
– Ты мне все-таки скажи, какую роль при этом исполняю я?
– Самую ответственную и главную. Ты договариваешься с Сериком и на его машине забираешь наших чеченских друзей из больницы.
– Допустим, уговорил его, а потом забрал. Наши дальнейшие действия? Учти, их выписывают в субботу, а наша сестра со своим мужем приедет домой только в воскресенье, в обед. Где все это время будут находиться беглецы?
Тимур ставил вопросы выверенные – по ситуации.
– Есть три варианта: первый – я договариваюсь с главврачом, и больных выпишут не в субботу, а в воскресенье. Второй: если даже их отпустят в субботу, можно договориться, чтоб им разрешили остаться в больнице – где угодно – на одни сутки. И третий: мы их забираем в день законной выписки, и Серик сразу с ними уезжает к себе в Акмолинск. Последний вариант наиболее приемлем, потому что в нем меньше хлопот и риска, – задумчиво произнесла Роза.
– Мне тоже кажется, что им нужно уехать, не задерживаясь в нашем городе, при первой возможности. Думаю, Серик меня поймет и пойдет навстречу, – поддержал сестру Тимур.
– А я возьму на себя Гулю. Да тут много хлопотать и не надо. Мы с ней общий язык быстро находим.
– Вызволить их из больницы и отправить в Акмолинск – это всего лишь половинчатое решение проблемы, – заметил Тимур, – а что там они будут делать?
– В тех краях – бескрайние целинные земли. Ударные стройки. Золотая современная молодежь. Серик со своими связями и возможностями быстро их определит, куда надо. Я и об этом подумала, – важно заявила Роза.
– Может, и ты туда подашься. Тебе не целителем надо работать, а целинником…
– А что, можно и втроем поехать. Я бы не была там лишней…
– Ты пока реши проблемы своих новых друзей. А целинных земель в Казахстане хватает. У тебя перспективных вариантов гораздо больше, чем у них. Ты лучше подумай о том, как будешь в ночную смену колоть одних и строить план побега для других, – парировал брат, – хотя… я тебя знаю, у тебя получится.
***
Хасан трепетно ждал, когда в палату зайдет эта миловидная казашка. Он верил, что та придет с добрыми вестями, уж больно многозначительно было сказано ею: «Мне нужно еще поговорить с братом…»
«Какой-то сюрприз она готовит, но какой?» – много раз задавался вопросом Хасан, но ответа не находил. При этом ему верилось, что что-то необычное должно произойти в его жизни в самое ближайшее время.
А с Элисой он встречался и довольно часто. Особенно памятной была первая встреча в больнице. Он долго-долго стоял спиной к ее палате и, наконец, каким-то шестым чувством понял, что дверь открыла именно она – Элиса. Хасан резко оглянулся и обомлел: такой бледной он ее никогда не видел.
– Как твое здоровье, дорогая? Давно мы с тобой не встречались…
– Теперь лучше. Было гораздо хуже. Порой мне казалось, что больше никогда не увидимся… Но Аллах милостив, хвала ему!
– Ты хоть знаешь, что нас в один день положили?
– Нет, конечно. Я вообще не знала, что ты здесь.
– Что врачи говорят?
– Говорят, что я еще поживу на белом свете. Я же еще должна стать матерью… Ты же хочешь этого, верно? – Элиса посмотрела исподлобья в глаза Хасану, точно зная, какой последует ответ.
– Конечно, хочу! Ты же моя жена! И я тебя никому не отдам!
– Если сможешь, защити меня…
Первый их диалог оборвался в момент, когда надо было сказать главное. Элиса, уходя к себе, где ее ждала медсестра, тихо сказала:
– Мы теперь часто будем видеться, пока нас здоровых отсюда не попросят…
– Давай сегодня же вечером посидим в коридоре, – предложил Хасан, – и лучше попозже, когда не бывает посетителей?
– Договорились…
Они встретились в условленном месте ближе к полуночи. Сидели долго, и никто их не тревожил. Хасан все время норовил пожать Элисе руку и при этом добавлял:
– Имею право.
– И кто тебе дал это право?
– Мулла. Он же благословил нас, когда были в бегах, забыла что ли?
– Конечно, нет. И на это была воля Всевышнего! Как это у русских: «Браки заключаются на небесах…» Да, именно так. Но мы своими действиями способствовали этому…
– Я тебе не сказал главного. Элиса, у нас есть хорошая возможность – один единственный вариант – уехать отсюда в другую область и жить там. Над этим «проектом» работают люди, и не где-нибудь, а здесь, под крышей этой больницы. Мне нужно заручиться твоим согласием, что ты готова осуществить этот вояж.
– Я готова идти с тобой на все четыре стороны, – твердо заявила Элиса, и эта решимость читалась в ее глазах.
– На все четыре стороны не надо, нас там никто не ждет, мы же – чеченцы… – чуть ли не присвоил Хасан чужие слова, но вовремя спохватился… – Ты знаешь, эти слова, что я только что произнес, принадлежат не мне, а нашей медсестре Розе. И она права: нас там никто не ждет. Но эта казашка делает все, что в ее силах, чтобы нас где-то ждали и нам помогли. Видимо, у нас с ней будет серьезный разговор до конца нашего пребывания в больнице.
– А мне отсюда никуда не хочется ехать. Здесь так тепло, уютно, хорошо. И мы вместе…
Хасан крепко пожал Элисе руку.
– Да, нам хорошо. Но мы здесь находимся рядом, около, возле… А вместе мы будем там, куда забросит судьба, на что будет воля Аллаха и к чему приложит руку удивительная девушка по имени Роза.
– Слушай, а я ведь и могу ревновать тебя к ней. Мне сказали, что ты засиделся с ней в процедурном кабинете…
– М-да, женщины и в больнице – женщины, а только потом пациентки. А в том кабинете мы обсуждали план нашего побега. Хотя… Если бы не ты, я ее точно повез бы к себе на Кавказ…
– Ну, с этим придется повременить, – кокетливо ответила Элиса, и Хасан заметил, что ясный, живой облик постепенно возвращается к ней.
– Думается, теперь уже недалек тот день, когда мы покинем этот край и вернемся на свою историческую родину.
– А откуда такая уверенность?
– 9 января в Москве издали Указ о восстановлении нашей республики, – дрогнувшим голосом сказал Хасан, и в его глазах появились слезы…
Элиса ничего не сказала в ответ и тихо прижалась к груди до боли родного человека.
***
Каждый вечер Хасан и Элиса приходили сюда, чтобы провести час-другой наедине. Они уже знали, что после выписки домой не попадут. Если не домой – то куда? Если станет известно куда, то к кому? Если будет кому принимать, то на какое время?
Все эти вопросы найдут свои ответы в их последний вечер в больнице.
И, наконец, эта встреча состоялась. Роза явилась, как и обещала, в 23 часа ровно. Хасан сразу для себя отметил, что девушка была настроена решительно. И первый свой вопрос она задала ясно и конкретно: «Я надеюсь, у вас было время договориться. Я хочу услышать от вас обоих, вы точно приняли решение не возвращаться в родительские дома и переехать на новое местожительство?»
– Точно хотим. Как муж и жена, на своем семейном совете мы пришли к выводу, что хотим жить там, где нам никто не будет мешать, – четко выговаривая каждое слово, ответил Хасан.
– А ты что скажешь? – обратилась Роза к Элисе.
– Я скажу, что для меня мнение мужа является законом, – ответила та.
– У вас есть выбор, где будете в дальнейшем жить?
– Никаких вариантов нет. Надеемся на твою помощь, – ответил Хасан.
– У меня же только один вариант – это Акмолинск или близлежащие места к этому областному центру. Там живет сестра. Гуля и ее муж работают в обкоме комсомола и в состоянии оказать вам помощь. Брат связался по телефону с зятем, и тот пообещал помочь вам с общежитием и с трудоустройством. Завтра он приедет на своей машине и будет ждать нас у ворот. Об одежде не беспокойтесь – все приготовлено.
– Мы же его не знаем, – задался вопросом Хасан.
– А я для чего? – резонно переспросила Роза. – Вместе поедем ко мне, а дальше – курс на север…
– Ваши родители могут нам помешать? – поинтересовалась Элиса.
– И здесь вам повезло. Родители с утра на работе. Так что, бояться нечего…
– Роза, все прочие вопросы для нас несущественны, они, конечно, будут возникать по ходу нашего обустройства на новом месте, но, уверен, с вашей помощью мы справимся, – твердо заявил Хасан.
– Тогда после утреннего обхода мы вместе покинем это счастливое для вас учреждение. Идет?
– Идет, – чуть ли не хором ответили Хасан и Элиса…
***
Утро выдалось морозным. Машину подогнали чуть ли не к приемному отделению. Роза предусмотрительно приготовила верхнюю зимнюю одежду.
Когда втроем – Хасан, Элиса и Роза – направлялись к «Победе», неожиданно из-за угла появилась Белита…
– Элиса, ты куда? – чуть ли не вскрикнула она.
Элиса в замешательстве остановилась. А следом и остальные.
– Я хочу показать их врачам из другой больницы, – быстро нашлась Роза.
– Подождите, – успокоил всех Хасан, – это «свой» человек, ей можно рассказать о наших планах. Кто-то ведь должен знать, в каком направлении мы убыли…
– Белита, иди сюда, есть разговор, – позвал к себе девушку Хасан. Та подошла. И нетрудно было прочитать в ее глазах проблески страха.
– Я тебе говорю, как есть. Мы с Элисой уезжаем жить в другое место. Там нас уже ждут. Есть где жить, работать тоже. Так что не волнуйся. Все будет
хорошо. Ты единственный человек, кто об этом теперь знает. Я тебя прошу, никому ни слова. Договорились?
Белита кивнула головой, и в следующий момент в ее глазах появились слезы.
– Если вдруг что-то произойдет, связывайся с Розой, она работает в этой больнице, в терапевтическом отделении. И спасибо за все твои добрые дела! – спокойно и уверенно завершил свою речь Хасан.
– Эти вещи хоть заберите с собой, – Белита протянула узелок Элисе, – там все зимнее. Я как чувствовала, что вас сегодня выпишут.
Девушки обнялись на прощание. Через минуту серая «Победа» увозила в своем чреве молодых людей, которые так хотели быть вместе и имели свое особое представление о счастье.
***
Акмолинск встретил гостей из Караганды еще более крепким холодом. Серик определил Хасана с Элисой в семейное общежитие. Частенько в гости приезжала Гуля – непременно с большой авоськой с продуктами питания. Она же, нет-нет, да и оставляла небольшие суммы денег. Попечительство Серика на этом не ограничивалось. Он помог Хасану в первые весенние дни устроиться на работу в крупный колхоз. Контора располагалась на окраине города. Несмотря на трудности с передвижением, Хасан каждый день преодолевал по 5-6 километров на работу и обратно домой.
В неделю один раз он писал письма домой. На конверте на месте адреса-получателя постоянно выводил: «До востребования».
А там, в Караганде, Бауди один наведывался на почту, где постоянно получал письма по предъявлении паспорта. Он не был доволен поведением сына, но где-то в душе теплилась надежда, что все завершится благополучно. Хотя… верилось в это с трудом. Особенно после последней встречи с ходоками от Башаевых. Вели они себя крайне бесцеремонно и нахально. Пошумели на всю округу, дескать, не отдадите Элису – получите вражду с тягчайшими последствиями.
Бауди умел ладить с душевным равновесием, но тут не сдержался…
– Слушайте, кончайте этот базар со своими угрозами! Мы не из пугливых. Всего навидались. Мне самому нужен сын у себя под боком, но я не знаю, где он находится. Объявится – разберусь. А вообще-то, вашу дочь насильно никто никуда не уводил. Она сбежала от вас, потому что захотела жить с любимым человеком, с мужем, с отцом ее будущего ребенка. Но я вас предупреждаю, если кто-то из моих близких людей пострадает, ответ будет ровно таким, насколько вы накликаете на себя беду…
Гости не ожидали от хозяина такого жесткого ответа и отправились восвояси.
После этого с той стороны не было никакой весточки.
В письмах Хасан писал, что нашел свое место в жизни: учится, работает, окружен вниманием дирекции колхоза и товарищей по работе.
Бауди, конечно, знал, что рано или поздно сын объявится, скорее всего, уже в качестве отца. Ему хотелось верить, что именно последнее обстоятельство заставило бы Башаевых утихомириться.
Хасан все еще скрывал, где находится. Бауди, конечно, хотел видеть сына. Но в то же время признавался себе, что время еще не наступило…
А тем временем чеченцы получили разрешение переехать на родную землю и самые нетерпеливые уже успели надышаться воздухом Даймохка. Первые весточки оттуда не радовали. Возвращенцам оказывали всяческие препятствия как власти, так и население. Но люди отчаиваться и не думали и готовы были драться за свои родные очаги насмерть.
Бауди тоже был решительно настроен продать дом, собрать весь свой скарб и отправиться в далекий и очень близкий Урус-Мартан.
В конце февраля неожиданно принесли весточку от Башаевых, что Элиса приехала домой и на люди не показывается. Причем соседи судачили по-разному: одни утверждали, что развелась, другие – просто навестить больную мать.
С мрачным настроением Бауди отправился на почту, уверенный, что от сына будет письмо с подробной информацией. Так и было. Хасан писал, что Элиса получила известие от Белиты о болезни матери, которой день ото дня все хуже и хуже…
Элиса не могла не навестить самого близкого для нее человека – мать. Они-то друг друга всегда понимали, но с их мнением в семье никто не считался…
Бауди с Табарак ходили навестить больную, но за порог дома их не пустили… Не получилось увидеться и с Элисой, которая все время находилась у изголовья матери. К середине марта вдруг объявился Хасан, видимо, рассчитывая, что дальнейшую их судьбу определят старики – с той и с этой стороны. Да еще Элиса готовилась стать матерью, и этот факт должен был, по идее, ослабить вражду.
Больная так и не пришла в себя. После недельной комы в последний мартовский день карагандинской весны ее не стало. Йисите не суждено было увидеть родного очага, покинутого 13 лет назад. Ее прах предали земле на мусульманском кладбище в окрестностях Караганды.
Даже смерть жены не вызвала чувство умиротворения в душе Саида. Наоборот, уже через неделю после похорон Йиситы он начал придираться к дочери даже по мелочам. Элиса понимала, что отец не может ей простить побег из больницы.
Особенно Саид стал свирепствовать после своей беседы с невесткой Белитой.
– Когда она должна стать матерью? – поинтересовался он.
– Через месяца полтора.
– В моем доме она не будет нянчить потомка Абдуллы! Не бывать этому! Так ей и передай!
– Отпустишь обратно к мужу? – робко спросила Белита.
– К какому мужу! Вы что, хотите отправить меня к праотцам вослед своей жене?
– Дади (так ласково называла Белита свекра), скажи, что ты предлагаешь, и я передам твои слова Элисе1.
– А ты передай дочери, что новорожденный сразу будет передан своему отцу, и пусть он делает с ним все, что хочет.
– Дади, но это… это же и перед Богом грешно, – Белита сама вдруг удивилась своей смелости.
– И ты будешь учить меня, как жить? А не грешно, что для людей потешно? Вы все хотите выставить меня на посмешище народу! Будет так, как я скажу!
– Хорошо… хорошо… я могу идти? – осторожно спросила Белита.
– Иди и сегодня же передай дочери мой наказ! Ты поняла?
– Поняла.
Белита вышла из комнаты и в сенях столкнулась с Элисой. На ней лица не было: она все слышала…
В эту ночь Элиса не сомкнула глаз. Какие только думы не приходили в голову: от планов повеситься до поиска возможности избавиться от ребенка… Но не зря говорят: утро вечера мудренее. С первыми лучами солнца, выйдя во двор, Элиса устремила свой взор к небесам, стояла таким образом долго, а потом пришла к главной мысли: «Нет, ни за что она не сделает то, что грешно перед Всевышним. Пусть все идет своим чередом, но навлекать безрассудными действиями на себя тяжелые грехи она не будет. Да и Хасан не простил бы ей этого…»
Еще почти месяц Элиса жила узником в четырех стенах. Белита старалась всячески отгородить ее от работы по хозяйству. В один из вечеров ей стало плохо. Очень плохо… Но, памятуя о ревностном отношении Саида к больнице, никто не заикнулся даже о госпитализации в родильное отделение… Позвали соседку-акушерку на дом. Она приняла ребенка, который не подавал признаков жизни… Через четыре недели рядом с могильным холмиком Йиситы появился еще один небольшой бугорок, который даже не обозначили какой-нибудь воткнутой в землю деревяшкой…
Смерть ребенка в первый день появления на свет огорчила многих, но не Саида. Он посчитал, что таким образом Аллах оградил его от дальнейших мытарств.
Строить свою дальнейшую жизнь глава семьи Башаевых на казахстанской земле не собирался. Он давно вел переговоры о купле-продаже своего дома с
соседом по двору – с состоятельным немцем Микаэлом. Келейно быстро оформив документы, скорым образом собрав весь свой скарб, в последний апрельский день Башаевы на поезде, следующем в Москву, покинули Караганду. Дальше их ждал далекий Кавказ. Саид предполагал, что обустроиться на родной земле будет сложно, особенно большие трудности испытывали возвращенцы из Грозного. Но он готов был осилить любую беду, лишь бы не быть рядом с Абдуллаевыми…
К вечеру поезд был в Акмолинске. Сообщение о том, что они прибывают в родной для нее город, бросило Элису в жар. Она глянула в окно, а там – знакомый вокзал… Даже лица знакомыми показались… Сердце забилось сильнее обычного. Ей было неведомо, где находится Хасан, хотя знала, что тот приезжал вслед за ней в Караганду. Но в Акмолинске были их хорошие друзья-казахи. Они точно помогли бы в случае чего… Но… Из соседнего отсека показался отец и сел рядом. Да еще так посмотрел на нее, что по телу пробежала дрожь…
По репродуктору сообщили: с первого пути отправляется поезд «Алма-Ата – Москва»… Вагон слегка дернулся, и привокзальные здания поплыли в обратном направлении…
Элиса не удержалась от слез, долго плакала. Белита пробовала ее утешить, но у самой появились на глазах слезы. Они были фактически одногодками, понимали друг друга с полуслова. Иногда Белите казалось, что крутой излом личной жизни Элисы проходит через ее душу, оставляя раны и на ее сердце. Но как далек от чаяний этих девушек был глава семьи Саид, который ушел к себе с грозным видом победителя! Только и сделал, что глубоко вздохнул в знак того, что все плохое осталось позади…
***
Хасан узнавал вести от Башаевых вовремя, но повлиять на ход событий или вмешиваться в них не было никаких возможностей.
После отъезда Элисы и ее родственников он вдруг почувствовал на душе какую-то опустошенность, и вместе с тем появилось острое желание навсегда возвратиться на землю отцов. Конечно, он имел и в Караганде, и в Акмолинске массу друзей, была перспектива карьерного роста, да и на работе он пользовался определенным авторитетом, но все это уходило на второй план, как только он вспоминал картинки из своего безмятежного детства. Особенно часто в памяти всплывал берег речки Мартанки, где любил пропадать с соседскими сверстниками.
Хасан знал, что дома сложно будет найти Элису. Был уверен, что поиск надо вести в Грозном, ибо Башаевы всегда жили там и, наверное, вернулись к своим корням.
На второй день после их отъезда Хасан побывал в гостях у новых обитателей дома Башаевых. Это были немцы, депортированные из Украины. Такие простодушные люди: муж, жена и девушка лет пятнадцати, появившаяся на свет уже в ссылке. Сразу позвали за стол. Чеченцы всегда ладили с немцами. Видимо, сказывалась схожая судьба изгнанников. Хасану нравилось слушать немецкий говор: почему-то никто из них не мог даже при наличии высокой культуры речи обойтись без характерного для них акцента. А чеченцы в этом плане к русской речи приспосабливались быстро и обходились без корявости в произношении. Отличительная черта немцев: культура проживания на своих участках у них самая высокая…
Хасан сразу заметил: во дворе, который еще несколько дней назад принадлежал другим людям, уже была разбита клумба, и бойкая немка по имени Инга высаживала цветы…
Хасан пил с Микаэлом чай с печеньем, а душа наполнялась тоской: ведь в этом доме все ассоциировалось с образом Элисы. Он знал, что последние месяцы ей здесь жилось тяжело: рядом с больной, угасающей день ото дня матерью и с отцом, который вообще не умел ласково обращаться с детьми. А сидел он за столом, за которым не раз, наверное, Элиса писала ему письма. Те самые письма, которые он так и не смог ни порвать, ни сжечь, они хранятся дорогой реликвией в небольшом чемоданчике в семейном общежитии для целинников в Акмолинске. Микаэл видел, что гость занят своими мыслями и старался не мешать ему…
Наконец, Хасан откланялся и ушел, понимая, что сюда он больше может и не вернуться… В этот же день он побывал на кладбище, где возле небольшого холмика воткнул в землю доску с надписью: «Абдуллаев Магомед». Хасану очень хотелось назвать сына именем последнего пророка мусульманской уммы. Он так и сделал… Дальше дублировалась одна дата – «27 апреля 1957 года» – после слов «родился» и «умер»…
Хасан связывал с рождением ребенка особые надежды. Он почему-то был уверен, что это станет причиной примирения двух сторон. Но получилось – хуже некуда…
***
В колхозе Хасана встретили с большим радушием. Многие уже знали о той драме, что пришлось пережить этому молодому человеку в последнее время. Сочувствовали. На второй день в конторе появился Серик. Он по-братски обнял Хасана и пригласил на серьезный, деловой разговор.
– О сути нашей беседы председатель колхоза знает, и многие вопросы с ним уже согласованы. Но для начала скажи, вы, случайно, не вздумали насовсем покинуть наши края?
– С отцом об этом еще не говорил, но могу с уверенностью сказать, что он уже настроился поехать на родину. Впрочем, как и я…
– Неужели тебя здесь ничего не держит?
– Почему же, держит… Но явно перевешивают те моменты, что тянут домой…
– Друг мой, я тебя понимаю: но в вашем случае проблемы личной жизни нужно решать первоочередно. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, всегда помогал в меру своих сил и возможностей. И далее хочу помогать, – Серик говорил не спеша и старался встретиться взглядом с собеседником. – Ты должен понимать, что на земле предков вас никто не ждет с распростертыми объятиями: предстоит борьба за право быть хозяевами своих же очагов, если, конечно, они сохранились… Там очень трудно будет найти работу на первых порах, а главное…
Серик встал и прошелся по кабинету. Он искал нужные слова, чтобы не ранить душу темпераментного горца.
– А что самое главное? – переспросил Хасан, догадываясь, о чем дальше пойдет речь.
– Мне тяжело об этом говорить, потому что вынужден бередить твои душевные раны. Но ты взрослый человек, ты мужчина, ты горец, и у вас чувство собственного достоинства имеет особую суть… Хасан, я считаю, что ты не должен, сломя голову, рваться домой: детская память и могилы предков пока подождут. Ну и Элиса тоже. Пока отец будет тщательно оберегать ее от тебя…
– Серик, если бы ты знал, сколько магнетизма в тех понятиях, что ты перечислил!
– Я все понимаю. Но они от тебя не уйдут, никуда не денутся. Ты же не собираешься продать свою душу или изменить ей? Что касается Элисы… Если она, действительно, любит тебя – будет ждать. Но дома быстро ты свои проблемы все равно не решишь. Скорее всего, к заветной цели ты себя приблизишь здесь, а не там.
– И каким образом я могу это сделать на расстоянии в несколько тысяч километров?
– Ты же говоришь, что твоего тестя можно «купить» только деньгами или высоким чином?
– Да, так и есть.
– Ни то, ни другое тебе дома не «светит», но этого ты можешь добиться здесь, в Акмолинске.
– И каким образом?
– Я к тебе как раз пришел с конкретным предложением. Ты можешь сначала поздравить меня с новым назначением: со вчерашнего дня я второй секретарь обкома комсомола, а наша организация, как известно, это –
кузница кадров. Так вот, я предлагаю тебе перейти к нам на комсомольскую работу, будешь занимать пост, который я для тебя освободил.
– Но гожусь ли я для этой работы? Я же чеченец…
– Годишься. Будем постепенно двигать твоих соплеменников на руководящие посты. Поступишь в какой-нибудь вуз. Ты грамотен, мыслишь творчески. В колхозе являешься комсомольским лидером. Твои стихи на русском языке появились в печати и стали достоянием широкого круга читателей.
– Да? А я об этом не знал. Я же их, кроме вас с Гулей, никому не показывал.
Серик оживился. Ему показалось, что диалог развивается в нужном направлении. Он достал из кармана газету и положил на стол. Хасан выписывал областную «Комсомолку», но номера, полученные за время отпуска, прочитал не все. На последней странице «Комсомольца на целине» были опубликованы его стихи о дружбе, о любви.
– Спасибо, Серик. Для меня это большая награда. Я очень признателен тебе за твое участие в моей судьбе, – Хасан был тронут вниманием друга и, в принципе, уже готов был принять его предложение.
– Ну, что, будем считать, мы общий язык нашли. Завтра жду тебя с утра в своем кабинете. Договорились? – Серик протянул руку, уверенный, что она не повиснет в воздухе.
Хасан крепко пожал руку друга, но при этом намекнул на то, что не помешало бы сначала переговорить с председателем колхоза.
– А это мы мигом, – спохватился Серик, выходя навстречу руководителю крестьянского хозяйства, который учтиво задержался в приемной.
– Сергей Леонидович, должен извиниться, но я с вашего позволения у вас заберу молодого специалиста. Этот парень больше нужен комсомолу, и добро от него самого я уже получил.
– Ну что ж, – сказал председатель, – всегда тяжело расставаться с человеком, который умеет сплачивать коллектив. Мы Хасана очень уважаем, и он нам, конечно, нужен, но готовы его уступить комсомолу во имя нашего общего дела. Я не думаю, что он нас забудет на новом поприще..
В обкоме комсомола Хасан был принят настороженно, но Серик был всегда рядом. На первом же совещании познакомил обкомовцев с новичком. Все поздравили его с назначением. Он в свою очередь выразил готовность работать на совесть. Круг обязанностей его не смутил: должен был курировать работу колхозных комсомольских ячеек. Хасан сам был комсоргом ведущего сельхозпредприятия области. Считался сильным и идейным вожаком молодых.
В его кабинете был служебный телефон. Переговорил с отцом. Бауди был несказанно рад успехам сына на службе. Поговорили о сроках отъезда на малую Родину. Решено было до осени повременить с этим вопросом. Бауди в душе надеялся, что сын остынет в своих чувствах, и родственные связи с
Башаевыми постепенно сойдут на нет. Он никак не мог смириться с тем, что его напару с Табарак даже не запустили во двор, когда они пришли навестить больную Йиситу.
А самой важной в телефонном разговоре была фраза: «Не получится в этом году – поедем в следующем. Ты, главное, дорожи служебным местом. Считай, тебе повезло с друзьями…»
Хасан быстро втянулся в работу. Часто бывал в разъездах, собирал молодых ребят, подолгу беседовал. Особенно приятно было общаться с соплеменниками, которые не скрывали своей гордости, что с проверкой приехал «свой» человек – чеченец…
Однажды почтальонка принесла письмо. Хасан сразу узнал почерк Элисы. Он с трепетом достал из конверта сложенный листочек. «Здравствуй, Хасан, дорогой мой человек…» – Элиса писала о том, как и где они обустроились, с какими трудностями сталкивались на первых порах.
По ее словам, вся сложность заключалась в том, что в поселок Сунжа, что в окрестностях Грозного, пока вернулись немногие и все их начинания упирались в штыки. Отец с горем пополам сумел «отвоевать» часть своего двора, но была надежда, что до холодов вопрос возврата всего дома будет решен. «На худой конец можно будет остальное хозяйство выкупить…» – писала Элиса. А в конце письма были самые главные строки: она будет ждать и надеяться, что они снова будут вместе…
После этого Хасан регулярно получал весточки из Грозного, но обратное письмо приходилось отсылать с пометкой «До востребования». Раз в неделю Элиса ходила на почту, а потом читала и по многу раз перечитывала откровения любимого человека. Порою в конвертах она находила вырезки из газеты «Комсомолец на целине» с лирическими стихами, автором которых был Хасан Абдуллаев…
***
В один из августовских вечеров Серик пригласил Хасана к себе и за чашкой чая начал диалог на дружеской ноте.
– На вашем «фронте» перемен нет? Домой не собираетесь?
– В этом году, скорее, нет.
– Как там жена, держится?
– Пишет письма. Ждет…
– Тяжело тебе будет строить дальнейшую жизнь, пока… жив ее отец. Ты дважды перебежал ему дорогу. С его крутым характером он сделает все, чтобы это не случилось в третий раз.
– Я знаю. Больше того, Бауди получил письмо от Саида. Тот пишет, чтобы мы на Элису больше не рассчитывали. И главное, просит, чтобы я в обратном
письме написал несколько строк об официальном разводе по нашим мусульманским понятиям.
– А ты что? – оживился Серик.
– И не подумаю, – резко и твердо ответил Хасан.
– Знаешь, друг мой, ты молод и горяч, и твой горский темперамент не всегда способствует обдуманным действиям, взвешенным решениям. Ты хоть понимаешь, что не можешь принести счастье Элисе? Боюсь, что ваши лучшие дни – совместная жизнь здесь в Акмолинске – стали уже достоянием истории. Дальше что? Будешь провоцировать новые конфликты с той стороной?
– Ну, хорошо, перестану я с ней заочно общаться, не буду ей писать письма. Это разве выход из положения? Она же ждет меня, живет надеждами. А я должен ее бросить на произвол судьбы? – Хасан не только задавался вопросами, но и ждал от друга совета…
Серик понимал щепетильность момента и боялся причинить боль и без того раненому сердцу друга.
– Тебе жить, и ты сам должен разрулить ситуацию. Но не сбрасывай со счетов то, что ей только восемнадцать лет, и она не только любит и уважает тебя, но еще и мучается с тобой. И в какой-нибудь день она, уставшая от всех этих передряг, может сломаться и пересмотреть свое отношение к женскому счастью… И еще… Я узнал, что твой отец получил письмо от Саида, ну и с содержанием письма ознакомлен…
– И кто из них тебе позвонил и что просил?
– А ты будто не знаешь, у кого есть номер моего служебного телефона? С Саидом у меня разговор был бы коротким, но с твоим отцом мы общались долго…
Хасан догадывался, о чем могли говорить Бауди и Серик, а потому уверенно заявил:
– Он, конечно, тебя просил, чтобы ты повлиял на меня…
– Да, так и было. Бауди – реалист, он понимает, что в твоем положении рассчитывать на благополучие в семейной жизни не приходится.
– Мда-а, – протянул Хасан, – ну все против меня ополчились.
– Это ты мне говоришь? – с укоризной в голосе спросил Серик.
– Прости, брат, сорвалось… Надежность твоего плеча я всегда ощущал. Я в такую жуткую круговерть попал, что порою голова плохо соображает…
– Я думаю, тебе для начала нужно немного развеяться. Ты же у нас скоро именинник, верно?
– Ну да, через несколько дней двадцать стукнет. А что?
– А то, что мы завтра с утра в Караганду поедем. Выходные проведем там. В воскресенье посидим в ресторане – есть хороший повод…
– И какой же?
– День рождения Розы. Представь себе, ей тоже исполняется два десятка лет! Можно напару справить оба юбилея.
– Я-то что… Но твоя родственница стоит того, чтобы ее именины отметили пышно.
– Ну и славно. Утром подъеду, будь готов. И завтра же поговорю с твоим отцом…
***
Разговор с Бауди получился коротким.
– Серик, мой сын тебя уважает и ценит все, что ты для него сделал. Хочу, чтобы мою позицию озвучил именно ты. Хасан в плену своей душевной привязанности к этой девушке. К Элисе у нас нет никаких претензий – это очень милый человек, и мы ее очень любим. Но отец ее… Ты прочитай вот письмо… Ну как можно с этим человеком находиться в родственных связях?! – возмущался Бауди.
Серик быстро пробежался по строкам, разместившимся на одной странице ученической тетради.
«Я не хочу вас видеть и не хочу слышать. Никакого родства между нами быть не может! Моя дочь не вернется к вам, пока я жив. Самый лучший вариант, если ваш сын даст развод по шариату…» – писал Саид, явно рассчитывая поиграть на самолюбии адресата.
– Ну что скажешь, Серик? Разве можно с этим человеком иметь какие-либо отношения? Я думаю, мы общими усилиями могли бы образумить Хасана. Ты покажи ему письмо, пусть прочитает и с твоей помощью сделает правильный вывод…
– Я попробую. Можешь считать меня своим единомышленником и опорой… – Серик позвал Хасана в соседнюю комнату и отдал письмо. По тому, как тот заходил по комнате и как заиграли на его лице желваки, видно было, что парень настроен решительно. Положив письмо в карман, он спокойно, без лишних эмоций, сказал:
– Вроде бы, нас никто не подгоняет, верно? Давайте я вам отвечу через пару недель после переписки с Элисой… Потом, сделав паузу, добавил: – И я скажу вам свое последнее слово. Как на суде…
Бауди проводил гостей до калитки. Хасан сообщил, что проведет дома два дня, а перед тем как сесть в машину, обратился к отцу:
– Бади (так он ласково называл его), в любом случае эти Башаевы больше портить тебе кровь не будут. Это я тебе обещаю. Из-за меня ты краснеть не будешь, для меня наша с тобою честь дороже всего.
Бауди опустил голову. Но Хасан заметил, что глаза его слегка повлажнели…
Субботний день Хасан посвятил друзьям и родственникам. Побывал и на кладбище, где долго сидел возле небольшого холмика. Здесь покоилось самое святое существо, которое связывало его с Элисой. Его сын… с таким великим именем и с незапятнанной фамилией, которую Магомеду не суждено было продолжить…
«Скоро мы уедем отсюда насовсем, но останутся здесь, в чужой земле, тела с покинутыми душами… За могилами никто не будет следить… Все зарастет бурьяном, а холмики со временем сровняются с землей… И все это будет тихим продолжением той суровой тринадцатилетней трагедии, тех ужасов, что пришлось пережить нашему народу в изгнании…» – думал Хасан, и его думы плавно переносились в далекую Чечено-Ингушетию…
«Бедная Элиса, как же ты там живешь?» – спрашивал Хасан у милого образа, который живо предстал перед его глазами.
«Если бы ты знала, что нас ожидает впереди? Если б ты знала…» – Хасан с грустными мыслями покидал кладбищенский двор. Он уже знал, что ответит отцу через две-три недели…
Вечером заехал Серик, и они вместе побывали в больнице. Хасан прошелся по длинному коридору до палаты №18. Постучал в дверь процедурного кабинета. «Заходите!» – послышалось оттуда, и этот голос он не смог бы спутать ни с каким другим… Роза была одна. Она, конечно, узнала Хасана и чуть ли не вскрикнула: «Неужели это ты, чеченский Ромео?»
Они иногда созванивались, и потому Роза была в курсе всех перипетий в личной жизни Хасана. Да и Серик нет-нет да и подкидывал сестре свежую информацию.
– Неужели все так плохо? Чем мы можем тебе помочь? – спросила Роза, и видно было, что это не дежурный вопрос.
– Спасибо. Вы очень любезны. Но Грозный далеко, и вряд ли нам под силу что-либо изменить, даже вместе. Если б не непримеримость отца Элисы, можно было повторить наш сценарий побега… Но мы получили письмо от Саида, а там – чуть ли не оскорбления в наш адрес… Я не знаю, как все это проглотить и как с этим жить…
– И что вы ему ответили?
– Не стали спешить. Есть еще время для ответа.
– И мы пока свободны? Тогда у меня предложение. Я как раз меняюсь и буду отдыхать до понедельника. Давай сходим в кино?
– Принимается. А куда и что за фильм?
– Шикарная картина – «Весна на Заречной улице» называется. Фильм для романтиков и о любви. Я уже видела его, он в нашем главном кинотеатре целую неделю шел. А сегодня и завра показывают у вас в Михайловке, в кинотеатре «Мир». Значит, идем?
– С удовольствием!
Они шли к машине: Серик ждал их за воротами. Как тогда… Хасан вдруг опешил: «Как я могу с юной красавицей-казашкой показаться в клубе, где каждый второй зритель – сосед или родственник? А о романе с Элисой знает весь поселок… И начнет судачить народ: дескать, только-только ребенка похоронил, только-только жену в Чечню отправил и уже…»
– Роза, давай Серика и Гулю возьмем, раз фильм стоящий?
– Можно…
Серик заехал домой, а потом вместе с Гулей вчетвером они направились в Михайловку. Перед кинотеатром «Мир» ажиотаж был большой – многим билетов не хватило…
– Тут уже надо выходить на заведующего клубом, – сказал Серик, – подождите меня в машине…
Вскоре он вернулся, но был чем-то недоволен…
– Вот что… – сказал он. – У меня только два билета, больше не смог достать. Инициатива сходить в кино исходила от Розы и Хасана. Они и пойдут туда. А мы с Гулей будем ждать вас в ресторане. Это тут недалеко – пешком пройдетесь после фильма. Нам нужно готовиться к завтрашнему банкету. Так что, все путем…
Хасану показалось, что Серик сделал все, чтобы он весь вечер провел вместе с Розой… Но ничего другого не оставалось, и он с готовностью согласился. Хасан никогда не видел такого красивого фильма о любви. Они с Розой занимали места на последнем ряду, на так называемой «камчатке», а рядом и поодаль зрители также сидели парами…
«Ай да Серик, ай да сукин сын!» – вспомнил Хасан пушкинские строки, но мысли эти не таили в себе протест. Он в первый раз был в кино с девушкой, и они вместе созерцали экран, на котором герой фильма Савченко с подачи актера Рыбникова настойчиво добивался взаимности от приезжей учительницы. Хасан иногда поглядывал на соседку и жалел, что рядом нет Элисы. Роза, как правило, ловила эти взгляды, но ни о чем не догадывалась. Ей, конечно, приятно было находиться в компании влюбленных пар рядом с молодым человеком, который и красотой, и статью заметно выделялся среди них. Она еще в фойе заметила, что на них фокусировались чужие взгляды.
«Пусть думают, что мне крупно повезло с ухажером», – пару раз мелькнуло в голове, и у нее не было никакого желания отгонять эти мысли…
Фильм смотрелся на одном дыхании, а его герои были такими естественными, духовно богатыми и романтичными, что зримо ощущалась связь зала с экраном.
В один из эпизодов, когда учительница оказалась в объятиях своего ученика из вечерней школы, Хасан вдруг почувствовал, как к его плечу прикоснулась горячая щека Розы. Его словно пронзило током. Хасан даже не шелохнулся – продолжал принимать «тепловые заряды» от неотразимых ланит Розы…
А потом они вместе шли по ночной Караганде в направлении ресторана. Каждого из них переполняли эмоции от увиденного, но озвучить свои мысли никто не спешил.
– Очень хороший фильм, – наконец нашел, что сказать Хасан.
– Просто отличная картина, – поддержала Роза…
Потом она замедлила шаг и, поймав на себе встречный взгляд Хасана, спросила:
– Ты на меня не обиделся, что во время сеанса я проявила слабость и уронила голову на твое плечо? Я больше не буду…
– Конечно, не обиделся. Я сам плохо контролировал себя, так и хотелось взять пример с экранных героев…
– Как у чеченцев слово «нельзя» переводится на русский язык: «мегар дац»? Так вот, мегар дац! – Роза засмеялась, довольная своими знаниями родного языка Хасана.
– Это со мной бывает редко: только тогда, когда мое плечо ощущает женскую щеку…
– Да ну тебя! У меня просто в один миг получилось слияние радостных, добрых эмоций, и я разомлела в кульминационный момент…
– Ну, кульминацией, как я понимаю, служили эпизоды фильма, который мы смотрели в едином порыве души. А что еще?
– Еще? Мне дали премию по случаю дня рождения, а также – сам факт моего сегодняшнего юбилея. Я теперь совсем взрослая: мне двадцать лет. Целых два десятилетия… – Роза была в хорошем расположении духа, и игривость ей даже шла.
– Подожди… Так у тебя день рождения сегодня или завтра? – спросил Хасан, аккуратно беря Розу за руку.
– Сегодня. Завтра – банкет, наш совместный.
– Так почему ты об этом ничего не говоришь? Ну ты даешь…
– А мне Серик говорил, что сказал тебе… Я ждала поздравлений – не дождалась… Даже голову чуть не потеряла… Ну поздравь меня, я вот она, – Роза протянула руки…
У Хасана не было вариантов, чтобы уклониться от этой ласки – девушка могла и оскорбиться… И он ее обнял по-братски, по-свойски, но она вдруг замерла и… будто не подавала признаков жизни.
Наконец, Роза встрепенулась и тихо произнесла:
– Извини. Я, наверное, неправильно веду себя, – и, выдержав паузу, добавила слова, созвучные огонькам, мелькнувшим в томных глазах.
– Но скажу честно… Мне так хорошо никогда раньше не было…
– А почему тогда все это неправильно? – стал допытываться Хасан.
– Потому что я спровоцировала тебя на нежности…
– Будем считать, это был мой подарок на твой юбилей.
– Если честно, то мне никто, никогда и ничего подобного не дарил… Ты первый…
– Ровно через десять лет мы встретимся на твое 30-летие, и я буду еще щедрее…
– Я тебя столько лет не буду видеть?
– Не знаю. Все может быть…
– Ты же скоро не уедешь, верно?
– Скоро, точно, не уеду!
На следующий день было большое застолье по случаю именин Розы и Хасана. И было много званых гостей – комсомольских и медицинских работников со стороны обоих виновников торжества.
Тамадой вечера был Серик. Он иногда давал «порулить» Геннадию Николаевичу – немолодому, степенному человеку, которого ведущий представил как «светило карагандинской медицины». Хасан сразу узнал его: это был главный врач городской больницы.
Хороший тон торжественному застолью задал сам тамада. Серик был опытным банкетным заправилой, и речь его и на этот раз получилась ключевой.
– Наверное, не все в этом зале знают, что наш сегодняшний юбиляр Хасан Абдуллаев по национальности – чеченец, – начал он. – Но мы все знаем, сколько тягот и лишений пришлось испытать его народу за годы выселения. Сталин и его окружение сделали все, чтобы к соплеменникам Хасана у нас у всех было негативное отношение. Но они просчитались: уж больно неклейкими оказались ярлыки, которые навешивались на чеченцев прежними руководителями страны. И я рад, что, наконец, у этого кавказского народа появилась возможность возвратиться на свою историческую Родину. Выбор за ними: кто хочет – поедет обустраивать свою жизнь на Кавказе, а кто желает – останется здесь. И слава богу, что у них есть этот выбор…
– Теперь главное, – Серик сопроводил сказанное жестом – поднятым вверх указательным пальцем, – а главное заключается в том, что я не хочу, чтобы отсюда уехал мой коллега – Хасан Абдуллаев. Это прекрасный человек, надежный друг, ответственный работник. Это – находка для нашего обкома комсомола. И мы не хотим терять такие кадры, даже если они больше нужны сегодняшней Чечено-Ингушетии. А тост мой гласит о том, чтобы у тебя, Хасан, всегда было большое желание вернуться обратно к нам, куда бы судьба тебя ни забросила. И знай, что тебе здесь всегда будут рады, и мы тебе поможем, как однажды помогла Роза, наша вторая именинница …
Хасан был тронут речью друга и, когда ему предоставили слово, сказал:
– Спасибо, тамада, за добрые слова! Я вам всем очень признателен. Да, меня лишили Родины в пору, когда я становился на ноги. И это была великая драма нашего народа. Такова была горькая судьба не только чеченцев и ингушей – пострадали и другие народы. Но самое главное – это то, что по прошествии тринадцати лет жизни в Казахстане мне крайне тяжело будет
расставаться с этим краем, с моими друзьями и коллегами. Не в этом году, так в следующем мне придется покинуть свою вторую Родину – но я оставлю за собой право – вернуться сюда много-много раз. Потому что мне без вас нельзя…
Вы знаете, в начале этого года я попал в больницу. Мне неудобно было болеть и валяться там на койке… Но меня вылечила и поставила на ноги вот эта хрупкая девушка по имени Роза, наша именинница. Так что, я ей обязан своим здоровьем, как обязан всем вам за вашу бескорыстную помощь в тяжелые дни моей жизни. И последнее. Свою следующую юбилейную дату я все-таки хотел бы встретить в горах Чечено-Ингушетии, в окружении первозданной природной красоты, но хотел бы это сделать рядом с вами – самыми дорогими гостями моей восстановленной республики…
И мой тост – за нашу дружбу и за верных друзей!
Хасану очень хотелось услышать, что скажет главная виновница торжества – Роза. После вчерашнего фильма она по-новому открылась ему, в их отношениях появились какие-то загадочные лирические нотки… Хасан догадывался, что с ее стороны идет поиск путей к его сердцу, но не знал, насколько серьезны эти намерения. Зато он твердо был уверен в том, что сам не будет флиртовать. Это явилось бы предательством и по отношению к Элисе, и по отношению к Розе, с которой его связывают дружеские чувства…
Предложив тост имениннице, тамада в шутку сказал, что хорошо знает семью Бекбаевых и может сказать только хвалебные слова в адрес… жены Гульнары. А Роза в любом случае не хуже своей сестры, ибо это одного поля ягодки…
Геннадий Николаевич добавил, что ему повезло с таким юным дарованием в медицине: она может лечить не только руками, но и словом, а второй фактор порою бывает ценнее первого. «Верно, Хасан?» – неожиданно спросил помощник тамады у именинника.
– Истинная правда, – моментально ответил тот.
Роза поблагодарила всех, а лично Геннадия Николаевича – за теплоту души и заботу о ней.
– Мы находимся на страже здоровья людей, и у всех есть резерв – быть лучше, – сказала она, – и было бы грешно не воспользоваться этим потенциалом. Я всегда буду руководствоваться этим принципом. А Хасану я желаю, чтобы у них дома все скоро наладилось. Я принимаю предложение – отметить наш следующий юбилей на лоне великолепной кавказской природы при условии, что все остальное время будем встречаться здесь, в Караганде, но… не в стенах нашей больницы…
– Ну и как вам моя медсестра? – не без гордости обратился Геннадий Николаевич к участникам вечера.
– Ну и как вам моя сестра? – воскликнула Гуля… И в ответ прозвучали аплодисменты.
А потом были танцы. Хасан надеялся, что они пройдут без его участия. Но как только был объявлен «белый» танец, к нему решительной походкой подошла Роза и елейным голосом спросила:
– Можно вас, молодой человек?
– Я не умею танцевать, честно, – признался Хасан.
– Я тоже, – сказала Роза, – но это не означает, что мы танцевать не будем…
Она показала, как надо взяться за руки и при этом пошутила:
– В нашем деле главное, чтобы ты не наступал мне на ноги, иначе нам придется встречаться в травматологическом отделении…
– Ну тогда на всякий случай я предпочту стоять на месте.
– Это было бы здорово – застыть в твоих руках, но люди не поймут…
– А если б не было людей? – Хасану было чрезвычайно интересно узнать, какими надеждами живет эта милая девушка.
– Тогда бы я… приложилась бы щекой к твоему плечу…
– И все?
– На большее, к сожалению, роста не хватило бы.
– Но я могу нагнуться.
– Зачем? – Роза перехватила инициативу в этой спонтанной игре «вопрос – ответ».
– Чтобы узнать, какую пользу ты извлечешь из нашего паритета в росте.
– Будешь нагибаться, наверное, с какой-то целью?
– Безусловно – чтобы приблизить ухо к твоим устам…
– С каким расчетом?
– А чтобы услышать зов твоей души…
Они фактически стояли на месте, когда музыка закончилась…
– Ладно, – сказал Хасан, мне этот танец очень понравился. Следующий раз приглашу тебя я и… поговорим.
И пригласил… В первый раз в жизни даму на танец. Ну, конечно, лезгинка – не в счет. Диалог продолжился.
– Кто-то собирался «подарить» мне свое ухо, – напомнила Роза.
– У меня аж два уха, какое тебе сделать ближе – левое или правое? – парировал Хасан.
– А какое из них более восприимчиво к зову чужой души?
Хасан нагнулся и предложил левое ухо.
– Я тебя люблю! – услышал он и… повернул лицо в другую сторону.
– Я те-бя очень люб-лю! – по слогам произнесла Роза.
– Но я женат, и ты это знаешь…
– А я и не собираюсь за тебя замуж. Ты хотел узнать, что у меня творится в душе, вот и услышал… Я далека от мысли материализовать свои чувства. Не хочу занять один из углов любовного треугольника. Не желаю встревать между вами. Я озвучила то, что у меня на сердце, а оно, как известно, не признает диктата. Верно?
– С этим трудно спорить. Но… как с этим быть? Я тебя очень уважаю, ценю. Ты для меня, как настоящий друг, которому доверял и доверяю все свои тайны. Я никогда не сомневался в твоей надежности. Не скрою, мне было безумно приятно услышать признательные слова из твоих уст. Но я не имею права лавировать между двумя источниками любви… Выбор свой я уже сделал…
– Хасан… Дорогой мой, и не надо метаний. Я же все знаю и все вижу. И очень уважаю однолюбов, потому что сама такая же. Просто мне не повезло, что я полюбила женатого… Но это – моя боль и мои страдания. А ты должен понимать, что мои чувства тебя ни к чему не обязывают. Это не любовный треугольник, это другая фигура, где два луча пересекаются в одной точке…
Хасан и Роза не заметили, что ансамбль перестал играть и они одни стояли на площадке…
В заключение вечера Серик произнес длинную тираду об «обществе, которое живет в пору новых перемен…»
– Мы покончили со сталинизмом, – убежденно говорил он, – это главное достижение политического руководства страны. Депортированные народы получили возможность возвратиться в свои родные края. Восстановлена государственность этих республик, то есть восторжествовала справедливость в отношении незаслуженно униженных и оскорбленных народов. Страна быстро поднялась из послевоенных развалин, невиданный размах получило строительство, и не просто строят, а возводят высоченные дома-красавцы. Кто был в Москве, это подтвердит. А чего стоит программа освоения целинных земель! Теперь у нас дикие, заброшенные земли дают хлеб. Добавьте сюда успехи наших спортсменов на мировых чемпионатах и Олимпийских играх. Вспомните победу советских футболистов в прошлом году на Олимпиаде в Мельбурне. И совсем свежий пример. Еще до начала банкета герои нашего вечера не умели танцевать, а к его завершению они это делают и без музыки, да и площадку покидают последними. Прогресс, как говорится, налицо…
На этой мажорной ноте тамада завершил свое выступление, и все вскоре разошлись. Хасан провожал Розу до дома, и им было что сказать друг другу… Они шли рядом, еще не остывшие от избытка внимания со стороны участников банкета, волнительных чувств от своих же речей за столом и во время танца. Роза начала разговор первой…
– Хасан, после твоих последних откровений я пришла к выводу, что не должна была признаваться тебе в любви. Мне нужно было свои чувства похоронить в себе, не дать им волю и в любом случае не предавать огласке. Но я проявила слабость, и случилось то, что случилось… Теперь у нас нет секретов друг от друга...
– Роза, я чувствую себя виноватым перед тобой. Я тебя хорошо знаю. Твои признания основаны не на всплеске эмоций, а на предельной искренности и
чистоте чувств. И именно поэтому я не хочу обманывать тебя, тешить надеждами. Ты прости меня, что не смог ответить любовью на любовь. Это очень ответственная формула взаимоотношений, и с ней нельзя играть. На этих принципах я строю отношения с человеком, который находится вдали от меня, но не перестает мне писать теплые письма. Одно из них у меня в нагрудном кармане. Я, конечно, не стану делиться его содержанием, но скажу одно: пока этот эпистолярный мост «Караганда – Грозный» существует, пока на том его конце меня ждут и надеются, я изменять ни себе, ни ей не хочу и не буду.
– Можно один щепетильный вопрос?
– Я буду предельно откровенен.
– А если вдруг случится, что вам придется окончательно расстаться, на что я могу рассчитывать? – Роза замедлила шаг и смотрела себе под ноги – боялась встретиться взглядами с Хасаном…
– Я скажу конкретно: если она сломается перед обстоятельствами и выйдет замуж за другого, то я на тебе женюсь… Вернее, если я вообще еще женюсь, то только на тебе…
– Спасибо и на этом…
– Роза, ты вот со мною рядом, нам с тобою хорошо, мы мило общаемся, и все это потому, что есть определенная душевная связь, которая заставляет нас это делать. Так вот, я тебе обещаю, что эти узы будут со мной всегда, куда бы меня судьба ни забросила. В том числе и у себя на Родине.
– Домой сильно хочешь?
– Знаешь, у отца хранится святая реликвия – маленький мешочек, в котором его брат в то суровое утро нашего выселения взял с собой в дорогу – горсть родной земли. Представь себе картину: дали полчаса на сборы, кругом – плач женщин, детей, не знаешь, за что взяться. Во дворе стоят солдаты с автоматами на взводе. И во всей этой кутерьме мой дядя взял с собой самое дорогое – мизерную часть земли отцов. Когда он вышел в сад, убрал снег и воткнул лопату в землю, вдруг из-за угла показался солдат – следил…
– Копай, копай, – приказал он.
– А я уже все, – ответил дядя, мне больше и не надо…
– И что это все значит?
– Я хочу с собой взять небольшой комочек земли… На память о своем дворе, о селе, родном крае…
Солдат, оказывается, думал, что тот клад раскапывает. Был растроган увиденным. Только и сказал: «Вы еду побольше возьмите. Это надолго. И дорога будет тяжелая…»
И когда дядя заболел и умирал, он подозвал мою мать и сказал: «Я ухожу от вас… У меня нет сыновей. Скоро найдется мой брат. Передай ему это…» – и… достал из-под подушки тот самый мешочек. Моя мать хранила его. Это и есть наше и золото, и серебро, все наше сокровище…
Я утром видел этот мешочек. Он висит на гвоздике, на стене, под самым потолком. И это есть наша самая святая связь с райским уголком, дарованным нам Всевышним. Есть такой вопрос: «С чего начинается Родина?» – так вот, для меня Родина начинается с содержимого этого мешочка…
Хасан замолчал. Роза не хотела нарушать эту тишину. Безмолвие поддерживало особый трепет в душах молодых людей. Они смотрели друг на друга так, словно были в поиске самых важных слов. Наконец, Роза нашла их…
– Хасан, мне всю жизнь не будет хватать тебя… Но при этом я от души хочу, чтобы вы с Элисой встретились и обрели свое счастье у себя на Родине.. Ты достоин лучшей участи. Впрочем, так же, как и Элиса.
– Как хорошо, что ты есть в моей жизни. Будешь моим вечным лекарем. Память о тебе будет благостно влиять на мою душу. Только скажи мне честно, Серик хочет, чтоб мы были вместе?
– А ты не видишь? Очень хочет. Он так тебя уважает…
– Понятно…
– И что тебе понятно?
– А то, что его уважение ко мне часто пересекается с желанием тебе помочь…
Розе явно не понравился крен в разговоре. Смена настроения читалась во всем ее облике.
– Зря ты так. Мог бы этого не говорить, хотя бы сегодня. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Мы, наверное, слишком много говорили сегодня, вот и не обошлись без ошибок…
– Неужели обиделась? Видит бог, я не хотел этого, – смена настроения теперь чувствовалась и в голосе Хасана.
– Ладно, с кем не бывает… не будем об этом… Мы пришли. Здесь я живу. Наверное, не скоро увидимся, в лучшем случае, через неделю. Вы завтра утром рано выезжаете…
– Может, скажешь что-нибудь приятное для души на ночь глядя?
– Посмотри на небо, поэт… Какие звезды, а? Целое поле деятельности для творческого человека! А ты мне так ничего и не посвятил… Вдохновения тебе и доброй ночи!
– До свидания…
***
Почти одновременно Башаевы получили два письма: одно было адресовано Саиду – с доставкой на дом, второе – на почте забрала Элиса.
Бауди писал, что вопрос о рассмотрении брака будет решен позднее, когда сын вернется домой, завершив свои срочные дела на службе. При этом
специально было сообщено, что Хасан работает в обкоме комсомола – на солидной должности и поступил в Карагандинский горный институт на заочное отделение… Этой информацией Бауди надеялся отстудить горячую голову Саида. Он не знал, что там, в Грозном, уже был запущен новый сценарий, согласно которому Элису планировали выдать за немолодого, но состоятельного человека. Никто из близких родственников Саида даже не заикнулся, что можно было с замужеством повременить хотя бы из соображений, что после смерти Йиситы прошло всего полгода2. Выяснилось, что Башаевы готовы выдать Элису замуж, и не ожидая письма из Караганды, мотивируя это тем, что на супружество дочери с Хасаном они добро не давали. Саид ответил без промедления.
«Мне безразлично, где и на какой должности работает твой сын, – писал он Бауди, – это твои проблемы. Я живу в Грозном, вы – в Казахстане. Это и есть расстояние, которое нас разъединяет и которое не станет короче, даже если вы приедете. Жду от вас одного письма – с текстом о разводе по-мусульмански. Не пришлете, вам же будет больнее: вы мою дочь признавали в качестве законной жены своего сына, мы же его своим зятем никогда не считали, поскольку у нас никто ничего никогда не спрашивал… Так что, мы свободны в своих действиях, а пятно, в случае чего, ляжет на вас… Мы ее в любом случае скоро выдадим замуж, независимо от того, прислушаетесь вы к моему голосу или нет».
А Хасан в своем письме Элисе рассказал о том, какие жесткие условия предъявляет Саид, и впервые выразил сомнения в возможности возобновления их совместной жизни…
«Ситуация сложнее, чем мы допускаем, – писал Хасан жене, – твой отец в своем письме не только не признает наше родство, но фактически оскорбляет нас, провоцирует. От меня требует, чтоб я оставил тебя, как полагается по нашим обычаям. Твои родственники никогда такую бумагу не получат, но, похоже, она им особо и не нужна: твою судьбу они собираются решить не беря в расчет наши с тобой отношения…»
В ответном письме Элиса сообщала, что чувствует себя затравленным зверьком и почти не остается сил сопротивляться. «Я бы наложила на себя руки, поскольку не хочу жить, но перед Судом Аллаха не смогу это сделать, хотя мои муки сопоставимы с адскими», – такими горькими были ее откровения.
«У меня нет никаких дельных советов. Я просто не знаю, что делать и как быть. Но чувствую, что нам больше не быть вместе…» – это были заключительные строки письма…
***
Развязка наступила осенью. Хасан получил повестку из военкомата: его призывали на военную службу. Он мог взять отсрочку – помогли бы в обкоме комсомола, но не захотел уклоняться от армии. Его друг Гапур уже год находился в ее рядах, в одной из частей Приволжского военного округа. Служили и другие его сверстники. Родители были горды за своих чад, которые первыми из чеченцев за годы выселения пополнили ряды Вооруженных сил СССР.
7 ноября власти и общественность с размахом отметили юбилейную дату – 40-летие Великой Октябрьской социалистической революции. А через три дня Хасан стоял во дворе военкомата в числе нескольких чеченских ребят из Михайловки. Он уже точно знал, что возвращаться будет не в Караганду, а в родную Чечено-Ингушетию. Отец категорично заявил, что теперь его в Казахстане ничто не держит и он отправится в родные края до середины ноября, несмотря на осень.
Провожать Хасана приехали и его друзья из Акмолинска. Но самой трогательной получилось расставание с Розой, с этой милой девушкой с сентиментальной душой нараспашку. Она не стеснялась своих слез.
– Чует мое сердце, что мы больше никогда не увидимся, – сказала она, – но ты должен знать, что я любила тебя и это чувство будет со мной всегда. Но я очень хочу ошибиться: буду ждать нашей встречи после твоей демобилизации…
Хасан пообещал часто писать письма. И слово свое сдержал.
Служить ему пришлось в Забайкалье, десантником. Был на хорошем счету. Уже через год стал сержантом. К этому времени он получил письмо из Грозного от Элисы. Она сообщала, что выходит замуж, и просила ее простить за то, что у нее не хватило сил сопротивляться…
Это было ее последнее письмо.
На третий год службы Хасан получил письмо от Серика. Тот писал, что в жизни Розы произошло радостное событие: ей сделал предложение подающий большие надежды врач из той же больницы, и молодые уже сыграли свадьбу…
До этого Хасан регулярно переписывался с Розой, которая была в курсе того, что Элису родители выдали замуж. Роза в одном из последних писем просила Хасана рассказать, как он представляет себе свою жизнь после армии. Тот ответил, что еще не отошел от потрясений, что ему пришлось испытать после вестей из Грозного, и ни о каких планах говорить не приходится…
Видимо, после этого ответа и сделала Роза свой выбор…
***
1987 год. Республиканская больница Грозного. В вечернее время у входа в терапевтическое отделение сидит на корточках мужчина. Ему больно. Очень больно.
К нему подходит женщина приблизительно его лет.
– Тебе плохо? – спрашивает она.
– Отпустит, – сказал он, но при этом еще больше скорчился от боли.
– Чем я могу тебе помочь? – наклоняется женщина к больному.
Тот тяжело поднимается, и… изумление застывает в его глазах.
– Элиса! Неужели это ты?!
– Хасан… Ты как сюда попал? – женщина в явной растерянности…
– Я здесь лежу – в десятой палате.
– Так я сама здесь лечусь.
– Вот мы и встретились… 30 лет я ждал этой встречи… Но не такой я ее себе рисовал… Ты сама-то как живешь?
– Прожила серую жизнь с нелюбимым человеком. Ради детей и жила с ним, все нервы выпотрошила. А теперь вот болею… Надеюсь, твоя жизнь сложилась более удачно?
– Не совсем… Вернее, совсем неудачно… После армии в 60-м приехал домой. Так и не женился… Детей нет… Здоровья тоже нет…
Хасан посмотрел на Элису… Та плакала, как ребенок.
– Извини, прошу тебя. В твоей несложившейся жизни, наверное, есть и моя вина, – с трудом произнесла Элиса.
– Я был счастлив памятью о тебе… Но поздно об этом говорить. Пойду... Неважно себя чувствую…
Элиса помогла Хасану дойти до палаты №10. Тот сел на свою койку и, тяжело дыша, спросил:
– Ты в какой палате?
– В соседней, девятой… Между нами – только стена…
– Да, между нами всегда была эта стена… Доброй ночи… Бог даст, увидимся…
***
Утром, проснувшись, Элиса пожаловалась соседке.
– Плохо себя чувствовала. Пропал сон. Приняла снотворное и отключилась…
– Да, ты спала мертвецким сном. Даже не проснулась после полуночи, когда в коридоре начали шуметь.
– А что случилось?
– Больной умер из соседней палаты. Родственники забирали покойника…
Элиса вышла. Ошарашенная услышанным, она поплелась к двери под номером 10… Заглянула внутрь в надежде увидеть на койке у стены дорогого для нее человека…
Но кровать пустовала…
За курс лечения ей лучше не стало. Врачи и не могли ничем помочь – онкология.
Дома Элиса день ото дня угасала.
Как-то она попросила свою старшую дочь зайти и закрыть за собой дверь на ключ.
– А теперь послушай, что я тебе расскажу, – начала она…
И рассказала все …
– А эти стихи я оставлю тебе на память. Их написал Хасан. Я не смогла эти отрывки из газет и свой дневник сжечь. Прочти мне вот это четверостишие…
Луиза тихо, с дрожью в голосе прочитала:
Не вечны мы и мизерен наш пир,
Жизнь завершим мы траурным обрядом.
И если вдруг покинешь этот мир,
То пусть меня хоронят где-то рядом…
– Это был необыкновенный человек, – чуть ли не шепотом сказала Элиса. – Почти все предвидел. Только ушел в мир иной немного раньше меня. Да и могилы у нас будут не рядом…
На следующий день Элисы не стало… Тезет принимал ее отец – Саид, который пережил всех: свою жену Йиситу, Бауди и Табарак, Хасана и Элису…