Суран

               
                Идея Валерия Третьякова

               
                Всё говорит о том, что мы живём лишь только раз.               
                Но то, что родилось от безисходности, может творить               
                чудеса.               
               
               
      В  2015 году в США, в штате Аляска, в секретной военной государственной  лаборатории под  началом  одного  из лучших генетиков  мира   Джозефа  Бриджла начались масштабные исследования по выведению нового вида генома, который впоследствии смог бы внедриться в человеческий организм, а именно    для  увеличения     его   физической выносливости. Выводились  и комбинировались гены всевозможных организмов, начиная от самых примитивных и кончая геномом человека. Поначалу дело шло на клеточном уровне, но  потом…  И через одиннадцать лет после начала  исследования ...               
     Лунная соната источалась из приоткрытого переднего окна чёрного  « Ягуара», плавно катившегося  по асфальту, покрытым  на нём  кленовыми листьями, опадающих с осеннего леса. Водитель, то опускал, то поднимал под такт музыки свои поседевшие брови на серые глаза  и плавно  дирижировал по воздуху рукой. Подъезжая к шлагбауму, он провёл той же рукой по голове с ещё растущими по бокам и сзади волосами. Затем поправил на шее галстук,  и выключил магнитолу. Кивнув чинно вышедшему из будки темнокожему охраннику, он двинулся дальше, проезжая  под поднятой  преградой. Встречаясь по пути  с  военными «Хаммерами», чёрный «Ягуар» не спеша   поворачивал, то влево,  то вправо, то снова влево, то снова вправо  по огромной территории института.  Машина ещё минут двадцать двигалась   под  кроной огромных хвойных и лиственных деревьев, растущих у больших одноэтажных  зданий зелёного цвета. И вот,  водитель  припарковался, как раз, к такому вот строению.  Дверь почти беззвучно открылась и, высокого роста мужчина опустил на сухие листья свои чёрные, лакированные туфли. Поправив ещё раз галстук, чуть кашлянув в кулак, он подошёл к стене с сенсорным экраном и перехватив дипломат в левую руку, приложил  правую ладонь к  экрану.
  — Тю, — прозвучало коротко.                Дверь стала медленно открываться, высвобождая взору две крепко сложенные  фигуры охранников. По их взгляду  было  видно: если что, достать из кобуры оружие и открыть огонь на поражение, для них не составит никакого труда.
  —  Добро пожаловать профессор Джозеф Бриджл, – поприветствовали входящего охранники, взглянув на его пропуск. 
— Доброе утро, — ответил профессор, кивая головой и пошёл к серой стене напротив, из которой открылись большие двери лифта.
— Доброе утро профессор Джозеф Бриджл, – послышался женский голос из динамика.
— Доброе утро Марта,  — ответил тот, нажимая кнопку.               
Лифт тихо загудел и пошёл вниз.
       — Поздравляю вас с пятидесятипятилетним  юбилеем профессор. Как доехали? Как погода на улице?
       — Спасибо  Марта. Погода великолепна, – профессор  снял галстук и сунул его в карман своего чёрного пиджака. — Нет лучше время года, чем осень.
       — Приятного рабочего дня профессор.
Дверь лифта открылась и десятка два людей в белых халатах и серьёзными лицами стали приветствовать  вышедшего к ним. — Доброе утро профессор. Поздравляем с юбилеем…
Быстро ступая  вперёд своими длинными ногами  и почти не обращая внимания на поздравления, профессор сразу перевёл разговор в рабочее русло.— Что у нас, всё готово? — задал он вопрос, будто не слыша к нему множественные поздравительные обращения и взял из рук белый халат.
       — Да профессор, — молодая женщина  азиатской внешности, еле успевая за ним, и поправляя постоянно на носу свои очки,  подала ему открытую папку с документами с  ручкой. — За ночь динамика изменений также не изменилась.  Все показатели жизни в норме, всех шести номеров. Как мы и ожидали: неделя прошла без изменений. Аппетит  у всех превосходный… 
       — Спасибо, — быстро прочитав  и расписавшись, профессор мельком взглянул на солдат в касках, стоявших у стены через каждые три метра.
 Спускаясь  вниз по длинной, зелёной  лестнице, профессор выглядел,  как  вожак,  указывающий путь стаду к водопою. Остановившись, он строго сказал. — Папку с номерными именами.
       — Держите профессор.
Подойдя к огромной, белой, трёхтонной, бетонной  двери, он закрыл глаза, вздохнул всей  грудью и произнёс     – Ну, с Богом!— затем приложил к экрану на двери правую ладонь и ещё раз глубоко  вздохнул.
Дверь  загудела и оторвавшись от пола, грузно стала подниматься вверх. Профессор первым ступил в комнату   длиной в несколько десятков метров. По правую руку стена  была бетонная. По левую, состояла из толстого, бронированного стекла, переделявшего  пополам весь огромный зал. За стеклом  виднелись  шесть комнат – клеток, также из бронированного стекла, в которых и слышались голоса обитателей.
       — Ну что, мои хорошие?! — произнёс профессор, чуть улыбнувшись и окидывая  всех взглядом  сквозь стекло.
Отойдя назад  несколько шагов, он стал смотреть на клетку с красным номером 1.
Существо похожее на паука, навид  весило около ста килограмм. Оно  спокойно сидело на кафельном потолке, прилепившись своими присосками на толстых, мясистых щупальцах. По периметру туловища, которое состояло из одного сегмента, бисером по кругу размещались глаза зелёного цвета. Они внеочерёдно лупали и моргали. Туловище постоянно, то поднималось вниз, то  опускалось вверх, а посередине его открывалось и закрывалось подобие пупа, по тому можно было понять, что туловище  было одним большим лёгким  с  отверстием для дыхания.
        — Что, кушать хочется? Подожди, чу чуть, — сказал по–доброму профессор  и что–то записал ручкой в папке под  шёпот коллег.
Пройдя несколько метров, профессор остановился у клетки с номером 2, и, присматриваясь, сделал шаг к стеклу. Животное было похожее на кошку с ростом большой собаки. Но шерсть кошки заменяла чешуйчатая кожа, непонятного, почти незаметно блекло синеватого цвета, отражающего цвет кафеля. Заметив на потолке ползающего жука, кошка посмотрела на него блестящими чёрными глазами и, раскрыв рот, выпустила в потолок пятиметровый язык. Но не успел язык долететь до цели, как сперва послышался шлёпающий звук другого языка. Тело кошки повернулось, меняя, как хамелеон цвет кожи на более серый и вместо хвоста втянула язык вторая, такая же голова. Первая голова недовольно посмотрела на вторую, прошипела  и продолжила искать на потолке пищу, медленно и грациозно двигаясь по кругу одним телом  вместе со второй головой.
       — Ах  ты,  моя кошечка, тоже голодная?
За профессором неспешно шли его коллеги. Они так же с наслаждением и, одновременно со страхом  наблюдали на созданных им существ.
    Третья клетка содержала в себе животное похожее на динозавра:  метра четыре  ростом, ногами с коленями назад, с передними короткими лапами, головой напоминавшую акулью, с крокодильей кожей, и только   туловище было покрыто толстым тёмным мехом. Животное вытягивала голову вверх. И раздувая щёки произносила какие-та звуки, похожие, толи   на кваканье лягушки,  толи на курлыканье голубя, не то тетерева.
        — Сделайте по громче звук, — сказал профессор, чуть улыбнувшись.
Стоявший позади его мужчина в очках, нажал  кнопки на пульте, после чего коридор наполнился шипящими, рычащими, мычащими, квакающими и гавкающими звуками.
       — Ох, какая красавица! – произнёс восхищённо профессор, остановившись напротив четвёртой клетки со зверем  похожим головой на кобру. Тело   (кобры) имело   трёхметровую длину и в полметра ширину, покрытое толстой  чешуйчатой кожей, с длинными передними лапами, так же сгибающимися назад коленями. Задние очень короткие лапы  совсем смотрелись  не эстетично  со сгибающимися вперёд  коленями. А вот большие шипы смотрелись красиво и тянулись  от макушки головы до самого края длинного хвоста, на конце, которого находилась некая булава, постоянно находившаяся в  нервном движении вместе с хвостом. Блестящие бело–мутные глаза жадно смотрели на своего квакающе–курлыкающего соседа из третьего номера. А затем  (кобра) шипя, истекая слюной, раскрыла пасть с острыми тонкими зубами, и ударилась ими с силой в стеклянную перегородку. Получив с обратной стороны сдачи, она резко, как хлыстом ударила в стекло булавой. Затем водя ею по воздуху (кобра), раскрыв её как цветок, обнажила  на ней, усыпанные на обоих нёбах зубы.
        Продолжая улыбаться, профессор прошёл ещё на метров семь.
        — Минотавр! — вымолвил он, глядя на ходившее взад–вперёд  с тонну весом существо, с красной морщинистой кожей на теле похожем на тело одновременно гориллы и быка. От быка осталось  широкие копыта на задних ногах, рога, которые находились не на голове, так, как её не было вовсе, а сразу на плечевом поясе. Два крупных красных глаза находились почти сразу под рогами. Из носа были только два расширяющиеся от дыхания  отверстия под глазами. А на животе находился  рот, верней сразу два ряда зубов, чтоб широко открыть его,  (бык) для этого  поднимал плечи. Из плеч  росли  толстые, длинные,  волосатые, мускулистые руки с огромными кистями и с когтями вместо ногтей. (Бык) ходил нервно  по кругу на четырёх конечностях, недовольно фыркая и помычивая, и всё время зло посматривал через стекло в шестую клетку. 
      Шестая, последняя клетка содержала в себе жёлтые не большие глаза, устремлённые в зеркальную броню, верней сквозь неё.  Глаза прикрылись на секунду красными веками, как и всё покрытое шерстью  шестисот килограммовое тело, которое  было похожее и на медведя и на льва, и на гиеновую собаку. Животное подняло голову с передних лап,  поднялось на них  и снова прикрыв глаза, втянуло  воздух, открывая  широко ноздри на своём чёрном носе.
         — Прекрасный экземпляр, — произнёс профессор, глядя на поднимающего  вверх  голову, нюхающего воздух зверя и снова положившего голову себе на лапы.
         — Он чует наш запах, — добавил кто–то за спиной профессора.
         — Да, он великолепен, просто красавец! — добавил профессор и повернулся к стеклу спиной. Глубоко вздохнув, он сказал громко, оглядывая всех. — Ну что, коллеги?! продолжим наши исследования  и начнём, пожалуй, самый интересный этап, — и не дожидаясь ответа, произнёс приказным и торжественным голосом. — Поднять все ворота камер.
        — Тум. — послышался звук вместе с щелчком, и одни ворота всех шести клеток стали медленно уходить в потолок.
Заметив увеличивающееся расстояние между полом и стеклянными воротами, животные заактивничали,  громче замычали, загавкали и зашипели. Кобра, уже просовывая наружу свою булаву била ею пол,  от нетерпения шипела, и  визжала одновременно. Третий номер, фырча и квакая, помогал подыматься воротам своей акульей головой. Пятый номер также поднимал рогами ворота, мычал и просовывал наружу свою красную когтистую руку. Из всех самыми спокойными оказались первый номер и шестой. Паук также лупая глазами, висел на потолке. А большая  красная (гиеновая собака) снова, будто нехотя,  оторвала от лап своих нижнюю челюсть и, нюхая воздух, прищурено смотрела на поднимающиеся ворота.
         Первым переступила порог клетки двуголовая кошка. Пригнувшись под воротами, она стрелой вылетела и ударилась боком о бронированную зеркальную стену. Остановившись, кошка осмотрела себя в отражении, покуда не увидела медленно выходящую (акулу). Резко повернувшись к ней, кошка зашипела, встала в угрожающую позу, выпустила в плечо (акулы) свой язык и сразу напала на неё.
         Третьей по счёту выбежала (кобра) и тут же напала сразу на обоих: на кошку и (акулу). Все трое выдавали свои неповторимые голоса, кусали и царапали друг–друга жестоко и рьяно. И на пол упала первая капля крови.
         Пятый номер, продолжая мычать  уже бил снизу рогами ворота. Затем тонна веса отошла назад, упёрлась копытами в стену, замычала  и с силой оттолкнувшись, пробежала прям под самыми воротами, и ударилась рогами в зеркальную стену.  От мощнейшего тарана бронированная стена вздрогнула  и на месте удара образовалась  микротрещина, которую заметил только номер шесть, на секунду прищурив свои глаза.
        —  Не бойтесь. Стекло выдержит удар танка, — успокаивал всех профессор, испуганно отошедших назад  и добавил, взглянув на позади стоявшего коллегу со страхом  в глазах. — Главное, чтоб газ был наготове.
        — Да профессор,— ответил тот, держа в руках большой белый пульт с кнопками.
Увидев дерущихся, (бык) замычал во всё горло, поднялся на копыта, сжал руки в кулаки. Затем  снова опустился и пошёл в атаку. От такого столкновения  разлетелись все сторонам, все троя. (Бык) подбежал к пытающейся встать (акуле) и  ударил её рогами. (Акула) влетела спиной   в зеркальную стену, от чего микротрещина увеличилась. Она снова пыталась подняться, но удар (быка) снова впечатал её в стену.
       — Держите наготове, — сказал профессор, заметив трещину.   
Бык бил и бил рогом (акулу), не обращая внимания на встречные укусы до крови. Пробивая  её  тело рогами, из которого ручьём пошла кровь, (бык) вдруг резко впился чёрными  когтями в (акулье) бедро ноги, выдрал рукой  кусок мяса, и запихнул себе в рот.
       (Паук) дождался, покуда ворота полностью уйдут в потолок и, перемещаясь по нему с помощью присосок, быстро оказался над (кошкой), готовящейся к прыжку. Раскрыв широко своё дыхательное отверстие, (паук) отцепился от потолка и упал, теперь уже не лёгкими, а желудком на голову (кошки). (Кошка) истерически стала метаться в стороны. Но (паук) сделал своё поедательное дело. Он быстро раздавил внутри себя голову, и по стене снова влез на потолок.
       — Господи! — произнесла испуганно женщина, стоя за испачканным кровью стеклом. Затем приложила ладонь к губам и продолжила смотреть, как уцелевшая голова (кошки) выбивала языком один за другим зелёные глаза (паука).
 (Кошка) выкинула в (паука) ещё раз свой язык. И оставив его в теле, и как настоящий паук (кошка) на языке  поднялась кверху и под потолком продолжалась  борьба. 
     Профессор ждал и дождался выхода животного из шестой камеры.
Красная шерсть, не могла скрыть мощные переливающиеся мускулы на крепких костях, которые сильным, единым  организмом вышли за порог. Зверь глянул зорким жёлтым взглядом  в отражение, верней сквозь отражение, рыча, обнажил свою зубатую и истекающую слюной пасть, повернул вправо голову и одним прыжком оказался в семи метрах от своей клетки. Схватив зубами за голову (кобру), красный зверь ударил её о стекло. Трещина увеличилась ещё в размере. Затем ударил о пол, о стекло и опять о пол. Взяв ещё живую (кобру) посередине, зверь трепанул её пару раз  и в несколько прикусов проглотил её целиком.
      — Профессор Бриджл, я требую немедленно остановить  этот этап исследований. Откройте двери, я ухожу,— сказала почти истерическим голосом женщина азиатской внешности, глядя на трещину, тянувшеюся уже от пола до потолка.
Профессор, глядя на проглачиваемый  красным зверем длинный хвост с булавой на конце, крикнул, подняв кисть руки с растопыренными пальцами на уровне головы. — Тихо, без паники. Приготовить газ. Без моей команды не жать кнопку, ни в коем случае.
       — Ага, — ответил, держащий, дрожащей рукой пульт.
Тем временем  (бык) повернул голову влево. Пережёвывая своим ртом–желудком, он отошёл назад  от того что осталось от (акулы), промычал, зафырчал, ударил копытом в пол, сгруппировался и рванул с места. Мощнейший удар в грудь принял только что проглотивший (кобру) красный зверь. Кувыркнувшись назад через голову, он отлетел на метров двадцать. Рыча от злости, зверь из шестой клетки поднялся на передние лапы и потряс головой, пытаясь вернуть в неё потерянную ориентацию в пространстве. Но тут снова удар правым рогом прям в грудь.
Ударившись головой о дальнюю стену,  шестой зверь потерялся на секунду. Но затем быстро встал на все четыре лапы и чуть потрясывая головой, начал крадучи подходить к мычащему  и отбивавшему по полу копытом (быку).  Шестой, щёлкая пастью, шёл вправо, бык угрожаючи водил рогами. Шестой шёл влево, бык поворачивался влево, готовый начать атаку. Затем снова вправо  и вдруг резко кинулся на (быка). Схватил, было зубами за плечо, но тут получил от него короткий, но мощнейший  удар. Снова красный зверь перекинулся через голову и пытаясь встать, принял ещё, и ещё. Красный (бык) бил и бил своим оружием, заталкивая  жертву в угол. Жертва всё меньше и меньше сопротивлялась, а укусы её причиняли всё меньше  вреда. Бык, тяжело вздыхая, остановился, упираясь в тело рогом и взглянул в полуприкрытые, уставшие  жёлтые глаза. Ударив ещё раз, (бык) схватился за бедро покрытое шерстью и стал отрывать от него свою еду. (Гиена) от боли широко раскрыла глаза, подняла голову и болезненно замычала. Шерсть стала отходить вместе с мясом в руке (быка). (Гиена) ещё открыв на всю широту глаза, взвыла, напряглась, сопротивляясь боли  и вдруг чёрная вертикальная радужка в жёлтых глазах округлилась  и тоже стала жёлтой.  Тело всё  до того напряглось, что рука быка не смогла дальше оторвать мышцу, а вой боли снова сменился на рык. Схватив  (быка) за левое плечо, красный зверь с такой силой сжал пасть, что кости плеча стали ломаться. Теперь (бык) замычал от боли и стал бить левым рогам в морду. Закрыв правый глаз, куда попадало оружие (быка), (гиена) стала подниматься на ноги, сжимая челюсти ещё сильней. И наконец – таки встав на все четыре лапы, зверь сделал перекус поглубже и шейными своими мышцами, поднял тысячу килограмм веса кверху и с силой ударил о пол.
       — Дун!— громко послышалось от удара. — Дун! Дун! Дун! Дун!
Отпустив челюсти, (гиена) понюхала, посмотрела на стонущего (быка), медленно пытающегося упереться копытом, чтоб подняться. Не дожидаясь пока (бык) придёт в себя, (гиена) поставила лапу на его ногу, вцепилась зубами в бок   и резким движением оторвала от туловища большой  кусок, и в один прикус проглотила его.  ( Бык), придя в себя от боли, одновременно замычал, завизжал, глядя на лежащие отдельно ноги с копытами  и на одних руках стал ползти к свой клетке.
        Глядя на поедающего свой первый в жизни живой завтрак, стоявшие за стеклом обомлели.
       — Надо открыть двери и пустить газ, — произнёс нервно, держащий пульт.
       — Тихо без паники. Он сейчас поест и успокоится, — спокойно возразил профессор.
Съев заднюю часть (быка), (гиена) подняла свой короткий хвост кверху и как корова опорожнилась, ляпая на пол большие лепёшки. Довольно вздохнув всей грудью, зверь,  чуть рыкнув, посмотрел на ползущего на руках (быка), и не спеша пошёл за ним, наступая широкими лапами в кровавую полосу, ведущую в пятую камеру.
(Бык), верней его передняя часть с растянутыми на полу  внутренностями,  забилась в угол своей клетки и, закрыв глаза от неизбежности, мычал, как только что новорожденный телёнок.
        — Вот это аппетит! Вот это сила! — продолжал восхищаться профессор. — Я дарю тебе своё имя! Отныне, ты теперь не номер шесть, а Джозеф  Бриджл. Нет, просто Бриджл!
        —  Мы создали монстра, — произнёс кто–то.
        — Это сейчас он монстр. Он прекрасен! — не унимался профессор.
(Гиена) скалясь, подошла к испуганно мычащему и закрывающемуся руками глаза (быку) и не обращая внимая на царапания когтей, спокойно оторвала левую руку с плечевым  поясом.
        — Молодец, мой мальчик! — говорил профессор.
Бриджл, подняв кверху голову, проглотил последний кусок, развернулся головой к выходу, опорожнился,  неспеша вышел из чужой клетки, зашёл в свою и прищурено глядя на трещину, лёг, и, вздохнув носом воздух, положил голову на лапы.
       — А мы волновались, хотели тебя уже успокаивать, —  профессор, улыбаясь, повернулся спиной к стеклу и воодушевлённо обратился ко всем. — Господа учёные, чтоб приручить зверя, чтоб он доверял человеку и стал ему другом, нельзя начинать приручения с палки. Он чувствует нас через стекло, — профессор показал рукой назад. — Он чувствует, что человек ему хозяин и не враг. Мы с вами свидетели рождения нового вида животного, который будет служить на благо нашей страны. У него ещё нет половых органов для размножения, но это уже, как говорится дело техники. Коллеги, это революция в науке и природе в целом. И эту революцию мы создали с вами вместе!
       — Хух, — многие облегчённо выдохнули.  — Браво профессор! — и все стали хлопать в ладоши.
После оваций  профессор снова повернулся  и стал смотреть, не снимая с лица довольной и тщеславной улыбки, на спокойно лежавшего с полузакрытыми глазами зверя. — Мы с тобой подружимся, — сказал профессор и повернув голову в бок, произнёс.— Опускайте ворота.
Палец на пульте нажал кнопку и ворота клеток стали выходить из потолка.
Красный зверь продолжал  лежать,  расслаблено опустив   свои маленькие, еле заметные  уши. И прикрыв глаза, стал посапывать в нос.
        — Поздравляем вас профессор, — жали ему учёные руку, растягиваясь в улыбках.
От стеклянных ворот расстояние уменьшалось с каждой секундой:  …,пять метров, четыре с половиной метра, четыре метра …
        — Да что я?! Если б не вы…
Зверь резко открыл свои жёлтые глаза, чёрные зрачки его расширились, устремив взгляд на трещину напротив.
        — Нет профессор Бриджл. Вы и только вы …, под вашим руководством, с вашими организаторскими способностями …
       (Гиена) медленно поднялась на все лапы, подняла шерсть дыбом на холке, упёрлась задними лапами в заднюю стену, напрягла  мышцы, обнажила зубы и прорычав, рванула вперёд, прижав голову к груди.
Удар получился такой силы, что стоявший в двадцати сантиметрах от бронированного стекла  профессор отлетел и упал на пол.
       В коридоре послышались вопли и крики неожиданного страха.
Профессор, лёжа на спине, смотрел то на стекло  со множественными трещинами, то в жёлтые глаза, смотревшие из-подлобья, а затем глаза стали отходить назад для повторного толчка.
       — Пускай газ! — стал кричать  профессор, отойдя от ступора. – Открыть дверь! Всем покинуть помещение, немедленно!
Палец руки нажал кнопку на пульте и газ с потолка быстро стал наполнять зал с клетками. Выходная дверь поднялась от пола на полметра  и люди в белых халатах  в панике стали пролазить  под ней.
         Профессор сидел на полу, опёршись о него одной рукой и смотрел через  изрисованное  трещинами  стекло в наполнившемся туманом зал. Прошло секунд пять: в  наполненном зале газом никого не было видно.
        — Профессор идёмте, собака не успокоится.
Ещё прошло секунды три, четыре, снова никого. 
        —  Хух, — произнёс облегчённо профессор, вытирая со лба холодный пот и стал подниматься на ноги. Как вдруг, с обратной стороны стекла, пулей, также прижимая голову к груди вылетела (собака) и ударилась в тоже место, нарисовав собой ещё больше огромную паутину и снова скрылась в тумане.
       — А – а – а  – а, — вымолвил испуг профессор и быстро вскочил на ноги.
       — Профессор уходите! —  крикнул ему один из военных, первым ступившим в коридор. И после этих слов послышался рев, удар  и звенящий звук разлетающегося стекла.
(Торпеда) влетев в коридор, припечатала профессора в стену. В одно мгновенье, зверь откусил его голову вместе с руками и половиной туловищем, а нижняя часть упала на пол.
       —  Огонь! — скомандовал военный.
Но  только первые горящие пули из автоматических винтовок стали влетать в красную шерсть,  (красна собака) растерзала шестерых человек в касках за три секунды  и, выбежав на лестничную площадку, то же самое сотворила ещё с шестью стрелявших в неё солдат.
      Учёные в панике забежали в лифт. Кто–то быстро нажал кнопу. Двери стали закрываться, но не успели. Зверь успел вбежать,  и лифт стал подниматься  с криками ужаса. (Гиена) рвала людей  и глотала их, как  огромная собака котят. Насытившись, она  стала нюхать окровавленным человеческой кровью  носом пол с недоетыми кусками тел.
       — Что случилось? Что за краска? Что здесь делает собака?
Зверь поднял глаза вверх на динамик, из которого слышался женский голос компьютера. Затем чуть присел, прогнул кверху спину и опорожнился.
      — Фу, что ты делаешь?! Тебя что, хозяин не учил  элементарным  вещам, что в помещениях нельзя гадить.
      — Приготовиться! — сказал темнокожий охранник с пистолетом наготове, поглядывая, то на напарника, то на висящий над дверьми лифта монитор. На мониторе,  на красном фоне забрызганных стен, виднелся зверь, смотревший  вверх с жадным ожиданием свободы в глазах.
      — Тебя уже ждут наверху некультурная дворняга. Тебе самое место в питомнике. А я пока заблокирую двери. Скажи спасибо, что я не запрограммирована остановить лифт. Фу, воняет, наверное.
      — Где подмога? где военные?— говорил нервно в рацию охранник, глядя на монитор на приготовившегося для рывка зверя.
      Тихо жужжащий звук, сменился на тихий. — Тук, —  послышался звук, означающий остановку лифта.
Направив дула пистолетов на дверь, а взгляды на монитор, охранники истекали  крупным и холодным потом.
      — Господи! — еле слышно произнёс один из них,  нажал курок пистолета и через секунду двери лифта разлетелись в стороны. Пистолетные хлопки слышались секунды две, в отличие от злобного рычания, не похожее ни на одно рычание, издаваемое в натуральной природе.
      Названный в честь своего создателя, зверь, вынес двери  на улицу, в мир, куда  он так стремился, куда  нёс его зов крови – ген   свободы, который учёные не догадались отключить.
      Вырвавшись в солнечную осень Аляски, (гиена) тут же накинулась на стрелявших в неё автоматчиков. Выживший солдат отстреливаясь, стал отходить к пятнистому « Хаммеру».
Пригнув голову к груди и принимая пули в основном в мышцы шеи, (гиена) порыкивая, стала  не спеша приближаться, а когда солдат зашёл за машину, она резко сорвалась с места  и опрокинула «Хаммер». Солдат успел отскочить  и лёжа на спине, молча, сжав зубы, продолжал стрелять.  Меняя магазин, он отползал назад на спине, а затем от злости и страха закричал, когда (гиена) снова рванула, схватила его пастью, трепанула раз  и подняв голову кверху, проглотила его.
      На территории института громко завыла сирена,  и вдалеке появились две военные машины с солдатами, и  стреляющими пулемётчиками  на крышах. Одна пуля попала в голень и сделав кровоточащий порез, ушла в сторону. Зверь, прорычав в ответ, не стал нападать, а резко повернул голову вправо, взглянул на трёхметровый бетонный,  с натянутой поверх колючей проволокой  забор. Развернувшись, он кинулся   к забору. Скалясь от попадающих в него пуль, ловко  перепрыгнув его. И не останавливаясь, бежал по осеннему лесу, рыча от настигнувшего его чувства свободы.
Через тридцать километров появилась железная дорога. Взобравшись по насыпи щебня, (гиена) продолжила свой быстрый бег по шпалам ещё полчаса,  покуда  не почувствовала в лапах дрожь. Снизив скорость до ходьбы, она спустилась  под насыпь, прошла ещё метров пятьсот, села на задние лапы и наконец–таки вздохнула глубоко  пахучий лесом воздух. Выдохнув из себя лёгкую утомлённость, повернула голову назад, вглядываясь на приближающийся   красный скоростной поезд.   
      — Господи, что это? — произнёс темнокожий седовласый машинист в синей майке, глядя вперёд.
      — Демон, — ответил  испуганно напарник, глядя на сидящего у насыпи  и нюхающего воздух красного зверя.
      — Давай газ на всю! — крикнул первый машинист, провожая взглядом  (демона) в левом окне.
Сидевший за пультом, нажал несколько кнопок и на электронном показателе скорости цифра со ста пятидесяти быстро стала увеличиваться в единицах.
      — Быстро звони в полицию!
      — Алё, полиция?! – начал говорить по мобильному телефону темнокожий машинист, глядя в боковое зеркало. – На двадцать восьмом километре сидит огромный, больше чем носорог, с красной шерстью медведь, нет лев, волк, нет, гиена.
      — Демон,  — поправил громко машинист, сидящий за пультом.
      — Да, красный демон  с жёлтыми глазами. Я машинист, я трезвый, нет, не пью и наркотики не принимаю. Я его сейчас в зеркале вижу, он сидит ещё,— открыв широко глаза, машинист крикнул. — Он прыгнул в последний, в двенадцатый вагон. Вы слышите?! Вы слышите меня?! Он в поезде. Демон в последнем вагоне, красный демон в последнем вагоне.
      Скоростной экспресс после  этого прибыл всё–таки на станцию через десять минут. Встречающие настороженно стали слушать крики в вагонах, заглядывая в окна, а затем быстро убегали подальше. Через несколько секунд двери поезда  открылись.
      —… Немедленно покинуть поезд..., — разносился по вагонам тревожный голос  из динамиков.
 Пассажиры, стараясь опередить друг–друга, с ужасом в глазах выбегали. Но кроме последних трёх вагонов, в которых остались только кровавые  ошмётки тел.
       (Демон) довольно порыкивая, стал выходить из вагона. Застревая в дверном проёме, он увеличил ширину их, напрягая свои мощные плечи  и  ступил  на гладкий гранитный перрон.
       — Вот он! — крикнул полицейским машинист.
Повернув голову, к показывающему на него пальцем машиниста и, достающего из кобуры пистолет полицейского, (демон) прорычал и рванул к дверям большого, белого здания вокзала. Спотыкаясь на скользком полу, (демон) схватил за плечо убегающего мужчину,  не останавливаясь, швыранул его в сторону на несколько метров и, сминая собой и, разрывая кричащую и обезумевшую от страха толпу, выбежал наружу.
     Красный зверь бежал по городу, по тротуарам, по дороге, перепрыгивал машины, переворачивал их и продолжал бежать вперёд, наслаждаясь свободой, где всё можно.
     В большом парке отдыха, отдыхающие, наслаждаясь тёплым днём осенним, сидели на лавочках под раскидистыми пожелтевшими кронами деревьев, гуляли с собаками, лежали на траве и кормили с детьми водоплавающих птиц в усыпанном листьями водоёме. Услышав сначала львиный рык, людской крик и лай собак, отдыхающие встревоженно стали подниматься с мест.
(Гиена) шла вперёд, пытаясь скинуть со спины, с боков бродячих собак, ожесточённо вгрызающихся сквозь густую красную шерсть. Они первыми после людей приняли бой, верней сказать собаки защищали человека, как исконно самый верный и преданный его друг.
Лебеди, гуси, утки взмыли, крякая и гогоча с озера, возвещая о пришедшей беде. А парень пытался увести  подальше своих двоих ротвейлеров, но чувствуя, что не удержит на поводках. 
       — Фас! —  скомандовал он и отпустил их.
Два больших, чёрных пса рванули с места и обгиная водоём со взлетающими птицами, вцепились в морду в невиданного ране зверя. Один из них вцепился зубами в нос, второй в подбородок  и вися в воздухе, стали изо всех сил дёргать телами, пытаясь как можно больше нанести урон.
На морде зверя, стекая вниз, появилась своя кровь. Он мотал головой из стороны в сторону, но самые сильные из висевших на звере псов, крепко сомкнули свои челюсти. (Демон) замычал от боли, вытянул вверх шею и резко со всей силы опустил голову вниз. Ротвейлеры ударились о землю, но продолжали дёргать сомкнутые челюсти. (Демон) повторил попытку. Послышался скулящий  крик боли, но собаки продолжали сжимать челюсти. (Демон) ударил их о землю ещё раз, ещё раз и ещё. И наконец– таки ротвейлеры разомкнули пасти, и упали наземь.
Чувствуя вкус победы, зверь стал биться о стволы деревьев  спиной, плечами, боками. Остальные собаки скуля, стали спадать с него и тут же снова нападали на него. И чудовище в первый раз не выдержало натиска и резко дало дёру подальше из парка снова в город.
     Переворачивая автобусы и машины, он съедал пассажиров или просто разрывал их  и пытающихся убежать прохожих. Остановившись вдруг на проезжей части возле  перевёрнутого транспорта, зверь поднял кверху голову, стал икать, а живот его не произвольно стал двигаться во все стороны. Затем он нагнул кровавую морду  до самого асфальта и отрыгнул  с баскетбольный мяч размером  слизистый комок. Комок тут же стал шевелиться. Изнутри разорвав слой плевы,  показалась  маленькая  бледная,  небольшая,  как у ребёнка рука–лапа с синими когтями вместо ногтей. Ещё одна лапа появилась наружу, ещё одна и четвёртая. Затем появилась некая мордочка, также похожая на лицо ребёнка. И всё это моментально начало расти. Лицо с белым цветом глаз стало превращаться в морду, писклявый издаваемый звук в рычание, ручки в лапы, когти стали чернеть, из голого тела начала прорастать  жёлтая шерсть.
За это время (гиена) отрыгнула ещё один комок, потом ещё, ещё. Первый родившейся,  шатаясь, встал на лапы, когда появился последний – шестой комок.
Эти – первые родившиеся особи нового вида животных, через, почти десять минут выросли размером с тех двух ротвейлеров, что были в парке. Ещё через несколько минут они весили уже более  ста килограмм. Взгляд их становился таким же злобным, как и у ихнего родителя. Вместе, за день они убили около трёх тысяч людей. Через неделю вес недавно отроженных  составлял более триста килограмм. Ещё через неделю вес увеличился почти вдвое. Ещё через день, первый из них отрыгнул на свет третье поколение из шести комков. Первый зверь – родитель второго поколения отрожил уже восемь убийц.
Таким образом, через два месяца они заполонили собой огромную территорию Аляски и Канады. Власти США отчаянно боролись со зверем ещё полгода. Ещё через год (демоны) уничтожили всех животных и принялись , не охотно, поедать зелень на обоих американских материках.
      На остальные материки корабли, лайнеры, танкеры всё меньше запланировано подходили к берегу, так, как их всё чаще прибивало волной, на палубах, которых расхаживали (новые моряки в красных тельняшках).
До островов находящихся недалеко от материков, (демоны) добирались вплавь.
Если судно не подавало никаких признаков присутствия на нём человека – его уничтожали с воздуха или с военных судов.
Но это не помогло остановить красного (демона).
Захватив Англию, зверь перешёл вплавь пролив, разделяющий от большой Европы. Австралия и прилегающие к ней острова были заполонены зверем за восемь месяцев. В Индии зверь насытился в полной мере и продолжил путь завоевания.
      Единственные – две  страны, подготовившиеся основательно для встречи врага, стали Китай и Россия с альянсом СНГ.
Китай, жертвами в миллиард человеческих жизней держал оборону два года.
      Половина Украины также не смогли удержать, дальний Восток еле, еле удалось отбить и то на половину, благодаря в основном китайцам. И начиная от той самой восточной точки на запад, повернув на север, ценой ста миллионами обороняющихся, было усеяно: в ширину пятьдесят километров, длину тринадцать тысяч километров минного поля, верней миной полосы, полосы жизни. Серп обороны, серп жизни – так прозвали люди эту  линию обороны,  похожую на орудие труда крестьянина, если смотреть на карте.
     По занятым зверем территории планеты  было нанесено семь ядерных ударов, не считая бесчисленных бомбардировок обычным зарядом и травлей химическим и биологическим оружием. Большим успехом стало то, что некоторые химикаты притормаживали плодовитость зверя. Численность  врага иногда удавалось держать в одном русле, иногда она росла, иногда падала. По данным спутников на июнь месяц 2031 года, Бриглов, так называло красного зверя русскоязычное население, составило примерно 40.000.000.000 особей.
      Бригл продолжал рваться за серп жизни и, таки, прорвал оборону в районе Кавказских гор.
      — Вижу убегающих животных, — произнёс  лётчик истребителя – бомбардировщика, пролетая над одной из горных вершин с шапкой снега и хвойными деревьями на склонах, с убегающими несколькими горными баранами
       Пролетев ещё несколько километров, пилот повернул вправо голову с синим шлемом. — Вижу цель. Их тут несчесть количеством, — увидел он, перебегающих сплошным потоком через хребет бриглов.
       (Демоны) услышали звук реактивного двигателя, подняли на него свои жёлтые глаза, прорычали злобно и ещё увечили скорость.
       — Запрашиваю разрешение на атаку, — сказал лётчик и через секунду нажал кнопку. — Ракеты пошли.
Из–под каждого крыла одна за другой сорвались несколько ракет прямо в несущуюся красную реку.
      — Дум, дум, дум, дум, дум, дум, — слышались подряд звуки взрывов. Продолжая полёт прямо по курсу, лётчик смотрел, как бриглы горят в огне и разлетаются на мелкие куски.
      — Сбрасываю подарки.
Восемь чёрных бомб поочерёдно стали падать вниз.
      (Тум) услышал первый взрыв лётчик, второй, третий…
Каждая такая бомба уничтожала всё вокруг себя в радиусе около километра. Зверь варился, разрывался и горел одновременно, но красный поток продолжал движение на север.
     За первым самолётом пустил ракеты и скинул (подарки)  второй бомбардировщик, за ним третий, четвёртый, пятый…Они выглядели, будто мистическая или мифическая стая птиц, летевших друг за другом, искренне ненавидевшие своего общего врага, пускавшие магические стрелы и возвращавшиеся назад домой, чтоб зарядившись стрелами, повторить свои атаки. Так они и делали, но этого было мало.
      Командир экипажа одной из многих передвижных установок залпового огня  высокий с чёрной бородой, в пятнистой форме и в  такой же кепке, зорко смотрел в бинокль на сколы гор.
     —  Приготовиться! — скомандовал он  кавказским акцентом, когда увидел перемешивающуюся зелень склонов с красным цветом. А затем  услышал доносившейся гул, перемешанный  рычанием, топотом и треском деревьев.
      — Приготовится! Приготовится! Приготовиться! ..., — послышались приказы командиров, стоящих через несколько сотен шагов  у своих «Фениксов» на колёсах.
      — Цель семь, квадрат два, — продолжил бородатый командир, глядя на спускающееся с гор и шумящее водопадом (море) в несколько десятков от него километров.
И только (красное море) спустилось со склона хребта, как почти одновременно послышалось сразу несколько сот командных голосов  — Огонь! Огонь! Огонь! ..., — и завыли установки частыми свистами, вылетающие из стволов трёхметровые реактивные ракеты.
Через несколько  секунд, впереди, в сорока  километрах от командира послышались первые глухие взрывы, за ними сразу ещё, ещё и ещё. Склоны гор стали рваться огнём, дымом, брызгами камня, земли и  (моря). Казалось, две огромные горы сейчас от тряски и огня не выдержат и рассыплются, как песочные детские строения.
       — Цель шесть, квадрат пять, – командир с выступающим на лбу потом, продолжал смотреть в бинокль, на продолжающееся лавинное течение (моря) и тихо, почти еле слышно начал молится. — Всемогущий Аллах! Ты можешь всё! Ты можешь призвать к себе и дать жизнь. Но за что такое. Останови этих шайтанов, — затем снова громко скомандовал. — Цель пять, квадрат пять, — и снова продолжил еле слышно под звуки разрывов. — Забери меня сегодня к себе. Но убей красного шайтана. Забери меня к себе. Я грешен, я знаю. Но я всегда любил тебя. Всегда следовал твоим законам. Я всегда боролся с демонами, которые живут во мне и в этом мире. Цель четыре, квадрат пять! — ракеты продолжали вылетать из труб, но также и топот и рычание продолжали приближаться. — Выплесни на этих тварей Свой гнев. Цель три, квадрат пять! — пот заливал смуглое командирское лицо, а дрожь земли всё сильней чувствовалась в ногах. — Уничтожь их! Прошу тебя! Великий и Всемогущий Аллах!!! Цель два, квадрат пять! — бородатый командир не опускал бинокль, различая мускулистые сильные и высокие ноги, широкие подушки лап, вздыбленную холку и слыша уже отдельные вздохи и рычание. — Цель один, квадрат пять! — он видел оскалы и безумно голодные жёлтые глаза. — Скинь меня в бездну ада. Но не дай этим демонам убить мою семью.
Командир бросил бинокль, спокойно поднял с земли автомат. — Забери меня. Спаси моих родных, — приставив оружие на уровне живота, он закричал. — Аллаху Акбар!!! — и стреляя, шёл вперёд навстречу шайтанам.
Так полчище бриглов  с юга ворвалось в Россию.
Три  недели на зверя обрушивалось огромное количество снарядов, ракет, авиабомб. Но он продолжал идти. За это время (красное море) залило собою весь  юг страны: Ставрополь, Краснодар, Ростов – на – Дону, Волгоград … Осенью  зверь дошёл до  средней полосы страны, съедая всё в лесах и городах приволжской и среднерусской возвышенности. Одновременно к  зиме бриглы взяли оставшуюся восточную часть Украины.
И ночью зимой 9 января 2032  года генеральный штаб принял решение о нанесении ядерного удара по занятым территориям России. Вечером этого же дня площадь от Днепра  до пятидесятой параллели, на которой находились такие города как Самара, Казань, Киров, и так же ране перечисленные города  юга страны, и на север до широты городов Смоленск, Москва, Иваново, Йошкар–Ола  превратилась в пустыню. На освободившуюся территорию, сверху, самолётами  было скинуто почти двадцать семь  миллионов в единицах мин. Зверь продолжал идти, усеивая собой трупы в несколько слоёв. Их продолжали бомбить с воздуха, не останавливаясь круглыми сутками. Врага продолжали более–менее сдерживать. И всё же несколько особей выбрались каким–то образом из обстреливаемой  ядерной зоны в свободные леса.
Только за считанные часы были сформированы сто восемнадцать зачистных наземных и десантных групп, общим количеством шесть тысяч человек.   Вооружённые по последнему слову военной стрелковой технике, спецназовцы уничтожали в лесах, деревнях и небольших городах по нескольку десятков тысяч бриглов в день.
Несколько сотен тысяч беженцев уходило на северо– запад, на север и северо–восток страны. Многие уходили ещё дальше, вглубь сибирской тайги, основывая маленькие и большие деревушки.
       Похожая деревня  с недавних пор появилась  восточней в нескольких ста километрах от Челябинска, в гуще леса с выросшими много миллионов лет назад горами и скалами, и село назвали жители Возрождённое.

       На коньке крыше небольшой срубленной церквушки, похожей на обычный дом,  высился уже потемневший крест, а на карнизе крыльца  над входом источал свой строгий взор  лик Господний. Он будто не довольствовался  стаей птиц, пролетающей и мешающей  своим  пением слушать воскресную проповедь.
Церковь стояла посреди деревни,  состоящей из несколько десятков домов, на крышах которых набирали энергию небольшие плиты солнечных батарей. Из–за этого деревьев в деревне было мало, но тени летом и так хватало  жителям  от окружающих поселение высоченных  до небес в основном хвойных деревьев.
      Церковное утреннее служение закончилось вместе с припиваючим басом  батюшки  и небольшой ветер стал слышней срывать первые пожелтевшие листья  с  деревьев и кидать их под ноги прихожанам.
     Коренастый мужчина с густой и седой бородой последним вышел из дверей церкви  и не спеша, чуть прихрамывая на правую ногу, спустился с крыльца, оглянулся вокруг, вздохнул недовольно  и пошёл дальше, провожая взглядом односельчан, разбредавшихся  по  своим дворам.
       — Дочка, Сурана не видела? Обещал ждать на крыльце, а нету, — заговорил  он,  с зашедшей за калитку молодой хозяйкой, повязанной  красной косынкой на голове и держащую за  руку девочку. 
      — Не пап, та, наверное, уже на рабочем месте, — махнула в сторону рукой светловолосая женщина.
Мужчина, снова недовольно вздохнув, продолжил путь.
       — Деда, ты к обеду вернёшься? — повернувшись назад, спросила звонким и картавым голоском девочка лет так восьми, так же покрытая   красной косынкой на голове.
      — Та, наверное, раньше внучка.
      — Ладно, давай деда. Сурану привет или я сама сегодня зайду, — растянула улыбку  девочка, держа мать за руку и показала ладонью привет.
       – Давай внучка, ждём.
Выходя по тропинке за деревню на пустырь, мужчина хмыкнул в нос, увидев струящийся  дымок из трубы на крыше кузни. Подходя ближе, где стало слышно пыхтение мехов, а в проёме открытой двери виднелась крепкая фигура совсем молодого человека, мужчина нагнулся над кучей металлолома лежащей под бревенчатой стеной, вытянул из неё железяку и зашёл во внутрь.
      — Здорова кузнец, — произнёс он весело, глядя на паренька, лет так пятнадцати, одетого в фартук и нажимающего на деревянную ручку мехов.
      — Здорова Никитич, —   ответил тот бодрым и приятным  голосом,  не взглянув  на вошедшего. И качнув в очаг ещё воздуха своими крепким телом, он выдохнул. — Фух — Повернувшись, он вытер рукавицей пот с лица, поправил закопченную повязку на густых, тёмно–коричневых  длиной до плеч волосах  и сняв наконец–таки рукавицу с правой руки, поздоровался с Никитичем. — Готово. Через пять минут можно начинать, — затем приблизил своё скуластое и смуглое лицо к огню и, прищурил свои карие и чуть раскосые, как у жителей северных народов глаза. — Не, через восемь минут, — поправил он сам себя и по–детски почесал рукавицей макушку головы.
      — Отлично, я пока переоденусь, — согласился, чуть улыбнувшись, Никитич. 
Через несколько минут, Суран, также со всей  серьёзностью на лице  вытащил клещами из красного горна раскалённую заготовку, положил её на наковальню, взял правой рукой молоток и резко опустил его.
      — Динь!  — послышался короткий  и звонкий звук.
      — Дынь! — послышался громче  и позвонче звук, исходящий от молотка большего размера, крепко сидящий в руке Никитича.
      — Динь! Дынь! Динь! Дынь! …, — попеременно раздавался звон из кузни.
Через некоторое время, Суран опустил готовое изделие в деревянную бочку, зарытую в пол  и вода в ней зашипела и пошла вверх паром.
       — Вух! — выдохнул богатырски Никитич и снимая рукавицы, произнёс. — Всё, перекур, – затем взял с подоконника радио и вышел на свежий воздух.
Вслед за ним вышел  и Суран, сел рядом на лавочку, сжал кулаки у груди и слушая шипение радиоприёмника, стал внимательно осматривать свои вздутые и покрасневшие на руках мышцы.
      — Так, где тут наш спутник, — взглянул в ясное небо с несколькими перьевыми облаками Никитич и  затянувшись сигаретой без фильтра, продолжил крутить регулятор.  —  Вчера сразу поймал.… О поймал! — поднял свои густые брови Никитич.
      Из динамика  стала прорываться вместе с шумом и свистом речь. Покрутив ещё, Никитич, нашёл нужную волну  и раскрыв  широко глаза,  выставил вперёд указательный палец.
       — Сейчас новости начнутся, — сказал он.
      Послышался сигнал, отсчитывающий время, а затем женский голос ведущего. — Московское время одиннадцать часов. Вы слушаете радио «Маяк». За последний час ведения боевых действий по данным генштаба  бриглов уничтожено около полутора миллиона особей. Напомню, на данный момент зачистки ведутся в городах: Санкт – Петербург, Вологда, Великий Устюг, Оренбург и  прилегающим к ним не большим посёлках, не считая бомбардировок в уже полностью захваченных территориях. Так же бои ведутся в лесах…
    Суран опустил руки на лавочку и уставившись взглядом в небо, глубоко вздохнул.
    — Напомню, что шедшие всю ночь бои под  Плесецком  откинули  врага аж на  сто пятьдесят километров. А сейчас у нас на связи из северной – единственной столицы страны Санкт – Петербург наш соб–кор  Сергей Минев. Сергей, вы слышите меня?
      — Да, Елена, я вас слышу.
      — Расскажите, где вы сейчас находитесь? И как ведутся боевые действия?
Суран продолжал смотреть вверх с надвитыми на глаза почти сросшимися бровями. Никитич тяжело поднял грудь и зло смотрел вперёд.
      — Я вот, стою на сенатской площади, поставив одну ногу на мёртвого бригла, ещё тёплый  и уже не страшный. Здесь их тут, наверное, вокруг меня сотни, несколько сотен, и вся брусчатка залита  кровью и стекает по лестнице в Неву. Вот бойцы, состоящие в основном из китайцев,  быстро проходят мимо меня в сторону Адмиралтейского проспекта. Я общался с военными, они сейчас редко отдыхают, им даже письмо некогда написать домой. Все уставшие. Слышите выстрелы? Это значит впереди, где то за проспектом, а можем и на нём появился враг.
     — Сергей, сколько его сейчас в столице?
     — По данным спутников в городе сейчас около восьми миллиона бриглов.
     — Сколько их сегодня уничтожено?
     — Не менее двухсот пятидесяти тысяч за последние двенадцать часов, может и больше.
Суран оскалившись, с силой сжал зубы и повёл в сторону головой.
       — Да, Елена. Я вот сейчас слышу, где то, наверное, в районе дворцовой площади ихний рык. Слышите автоматную очередь? Вижу два танка.
Никитич ещё раз вздохнул, услышав из  динамика радио стрекотание и свистящий звук двигателя.
      — Надо мной на небольшой высоте пролетело два каралёта. Они будут наносить, я думаю, ракетный удар по наиболее густосгруппированной численности  врага.
      — Сергей город сильно разрушен?
      — Да Елена, очень сильно, во времена Великой Отечественной войны такого не было. Дом сената, который за моей спиной сильно повреждён, да и все остальные районы города тоже. Но медный всадник, под которым я стою, цел и не вредим, как всегда.
      — Сергей, врагу путь в город отрезан из леса?
      — Елена, сложно сказать. Я не знаю, иногда бывает слышны глухие доносящиеся сюда взрывы. Может авиация работает в лесу и пригороде. Им так же пытаются отрезать и выход  из города в лес, так что, всё очень сложно, Елена. Лес прочёсывают не только авиация, но штурмовые – десантные группы.
Суран, прикрыл глаза, будто от боли и опустил взгляд вниз.
       — Сергей, какие потери среди людей?
       — Елена, гражданских  жителей города я вообще не видел. Я думаю все успели эвакуироваться, а среди военных, за те трое суток ведения боев в Санкт – Петербурге, к сожалению, погибло около трёх тысяч человек.
Никитич закрыл глаза, сжал губы, вздохнул и будто молясь, запрокинул голову назад.
      — Сергей, вы осторожней там.
      — Я стараюсь. Я то что?! я позади, на уже захваченной людьми территории. А вот впереди жарко.
      — Сергей, желаю вам и военным удачи. Столица будет наша!
      — Да Елена, так и будет. До свидания.
Никитич, снова вздыхая, выключил радио.
      — Да, блин, — произнёс Суран.
      — С городов выбивают, а они в леса уходят.
      — Их мочат там. А вчера говорили, если что, совсем дело плохо будет, может скоро, на другие континенты переселимся. Там бриглы, вроде, с голоду уже выдыхают, — глянул с надеждой на Никитича Суран.
     — Но только не в Африку. Там после ядерных бомбёжек радиация большая, да и у нас тоже, наверное.
     — Главное, чтоб тут в Евразии уничтожили их до последнего, — Суран снова посмотрел на Никитича. — Думаешь, победим? Или совсем дела плохи?
Никитич, чуть улыбаясь, положил руку на развитое мышцами плечо Сурана  и похлопывая по нему ответил. — Победим, обязательно победим! Иначе никак! Иначе больше некому их победить! — опустив руки на халат, Никитич, в который раз глубоко вздохнул  и глядя на солнце, стал тихо говорить. — Господи, прости нас!
Суран также поднял глаза вверх и прикрыл веки.
     — Помоги нам победить этих демонов воплоти, —  продолжил Никитич. — Дай нам сил бороться до конца – до победы! Мы поймём, что не правильно жили раньше! Мы и сейчас это понимаем! Всевышний, дай нам сил, Господи! — вытерев рукой слёзы, Никитич выдохнул и сказал, переведя взгляд на Сурана. — Ну пойдём, поработаем. Ветер северный, можно спокойно работать.
     — Да, — согласился Суран, надел на голову  повязку, рукавицы на руки и первым встал с лавочки.
     Время заходило уже за обед.
     — Всё, домой, — громко сказал Никитич, выходя на пахнущий лесом   воздух.
     — Не, я ещё поработаю, мне надо тут…,— произнёс Суран за его спиной, затем подошёл к ведру  стоящему на краю лавочки, зачерпнул из него большой медной кружкой воды и стал поливать на руки Никитича.
     — А – а – а – а, — фырчал Никитич, умывая лицо. Взяв с рук Сурана полотенце, он стал ему говорить бодрым голосом, искрясь в синих глазах надеждой. — Ничё, победим врага. Заживём по настоящему, по новому, как и должен жить человек!
Суран улыбнулся в ответ. — Победим!— и увидев подходившую издалека Светку с узелком, цокнул ртом и вздохнул недовольно.
Светка  подошла, улыбаясь и сказала.  — Привет Суран, я пришла, — схватилась рукой за левую косичку с красным бантом  и сверкая глазами, наклонила на плечо голову.
      — Что внучка, жениху своему обед  принесла?! — произнёс Никитич, вешая на гвоздь полотенце.
Суран стеснительно раскрыл глаза и отвёл от Светки  в сторону голову.
      — Ага, — ответила смело Светка и стала разворачивать  на лавочке узелок.
      — Ладно, молодые люди, не буду вам мешать, — произнёс Никитич, надевая рубашку.
      — Давай деда, — махнула рукой Светка не глядя на него и стала откручивать пробку от бутылки с молоком.
Суран  сидя на лавочке, жевал и старался не смотреть на Светку, не сводившую с него взгляда.
Поёрзав на лавочке, Светка глянула на пустой стакан и снова стала откручивать пробку.  Суран с набитым ртом замычал  внос и отмахнулся рукой.
      — Давай, давай, а то подавишься  еще, — сказала настоятельно Светка и добавила молока.
Суран снова недовольно повёл в сторону головой, но всё–же взял в руки стакан и сделал два глотка.

      — Мам, сколько от отца нету  письма уже? — спросил Суран мать, не успев переступить порог дома.
Разлаживая  на стол обед, светловолосая  женщина вздохнула с сожалением. — Восемь месяцев. Садись за стол.
Суран сел у окна, за которым  росла  молодая берёза. Взяв в руку ложку и взглянув на парующий суп в тарелке, он произнёс тихо. — Как он там? — затем посюрчал из ложки, и начал говорить громче. — Сёдня по радио говорили: Питер должны на днях освободить,  — и глядя на ударившийся в окно жёлтый лист берёзы, он добавил. — Точно освободят!
       — Ничего, всё будет хорошо. Просто, отцу некогда сейчас письма писать, — поддержала  мать, глядя на сына.
      — Угу, я знаю. Всё будет хорошо. Так говорил папа, —  Суран положил ложку на стол, серьёзно посмотрел на мать и продолжил  говорить. — Я думаю, может зря люди стали из городов уходить. Ведь они носом чуют за сто километров и больше.
      — Сюда никто их не пустит, Ты ешь давай, — улыбалась чуть с грустью мать и сев  напротив, ещё раз улыбнулась.
      — Суран! — послышалось за двором, а затем свист.
Суран вставая из–за стола, и одновременно пережёвывая, допил глоток чая, — Я пошёл, ма.
      — А отдыхать…?
      — Не, потом.
Дверь дома открылась, Суран, вытирая рукой губы, спустился с крыльца  и подойдя к двоим парням, примерного с ним возраста, одетых, как и он в пятнистую форму,  протянул руку.
      — Здорова.
      — Здорова. Ну чё, выковал?— спросил один из них маленького роста с нетерпением в голосе.
      — За мной, — сказал Суран и быстро повёл парней  за дом. Взяв  под стеной свёрток, он кивнул им головой и повёл их дальше в лес.
Все трое присели на корточки рядом с толстым полуголым стволом сосны. Суран начал аккуратно разворачивать серую от копоти  материю, в которой, стал слышаться побрякивающий звук металла.
      — Это мой, — сказал спокойно  Суран, взяв в руку наточенный с двух сторон клинок, похожий на меч легионеров древнего Рима. — А эти ваши, выбирайте.
      — Ух, ты! – произнёс восхищённо русый парень, сжав рукой рукоятку с тёмно–блестящим лезвием. — Ничё себе, какой классный!
       — Удобный! — сказал второй  и медленно стал водить мечом по воздуху. — Воще, класс! — затем встал на ноги и уколол им в ствол сосны.
        — Держи бригл, прямо в сердце,  — тихо произнёс  Суран и также ударил концом  клинка в светло–коричневую кору дерева.
        — Не, пацаны, мечом не пробьёшь его грудь. Тем более у бригла два сердца, — возразил темноволосый паренёк, так же тыкая в ствол.
         — Та, чё ты говоришь, Лёха. Тренировкой можно добиться всего. Через месяц, два будем полностью лезвие вгонять в дерево и хана зверю будет от такого мощного удара. Разорвёт сразу оба сердца.
        — Димон, обычный «калаш» с обычный патронами не может пробить его грудь, а ты говоришь меч, — стоял на своём Лёха, махая мечом.
        — Мощный и сильный удар и …, — стоял на своём не высокого роста Димон.
        — И резкий, — встрял в спор Суран  и выдохнув, снова ударил  мечом в ствол.
        — А что, правда говорят, что бригл развивает скорость до ста километров в час? — Спросил, остановившись Димон.
        — Говорят, даже за сто, — сказал Суран, продолжая бить мечом в дерево.
        — Не фига себе, скоростуха! —  Димон снова принялся за дело в тот же ствол, что и Суран.
        —  И силён, как бык, — добавил Лёха.
        — Не, сильнее.
        — Сильнее тигра?
        — Сильнее.
        — И льва?
        — И льва.
        — И носорога?
        — И носорога
        — И слона?
        — Вот этого я не знаю, — Димон, задумчиво почесал  затылок рукояткой. — Врать не буду.
        — Медведь может порвать бригла, сто пудово!  Говорили по радио, что уже был случай  такой.
        — На Аляске, когда ещё начиналось…, — снова вошёл в разговор Суран. — Хух, — выдохнул он и запыхавшись от упражнения, первым сел на бревно. За ним последовали и остальные.
        — Ну, грызли там, конечно были огромные, в тонну веса, а наши мишки маленькие.
        — Не, всё–таки мечом не вкуришь их. Ещё надо сразу в два сердца попасть, —  не унимался Лёха и сплюнул за спину. Поведя головой в сторону и цокнув ртом,  он повторил. — Не вкуришь.
        — Пусть не вкуришь, зато погибнешь, как герой, сражаясь в бою, — посмотрел строго на Лёху  Суран и качая за край лезвия свой меч, продолжил. — Как много тех миллионов человеческих жизней! Тех людей, что не боялись идти в бой на демона! Тех, кто сами добровольцами шли!
       — Да, — согласился тихо Димон.
       — Да, — вздохнув, согласился и Лёха.
       — Колодец выкопали? Или ещё год будете рыть?— перевёл тему Суран.
       — Чё год?! Вон уже совсем не много осталось. Так же, Лёха?
Лёха посмотрел  обидчиво на Сурана. — Мы каждый день роем.
        — И копаем, — добавил  Лёха.
        — Знаю я, как вы копаете и роете, постоянно ругаетесь. Кроты и то быстрей копают, — усмехнулся в сторону Суран. — Ладно пацаны, что то  устал я, пойду отдыхать, да и силу в тренировках надо увеличивать постепенно, не сразу. Тем более, завтра каралёт прилетает. Всё, пойдём ,— Суран, хлопнул ладонью себя по колену и первым поднялся с бревна.

       Через каждые восемь календарных понедельников утром на поляне, не далеко от реки  прилетал грузовой транспорт с гуманитарным грузом. Это было важное событие для деревни, так, как только по воздуху могли прийти письма от отца, сына, брата, мужа воюющих в лесах, деревнях и городах.
     Суран вместе с остальными жителями стоял и смотрел, прикрываясь от солнца ладонью, как свистя двигателем, подлетал, тёмно–зелёного цвета  транспорт. Жук, как многие его ещё прозвали, был и вправду чем–то похож на насекомое: фюзеляж его был, как у вертолёта. Лопастей винтовых вообще не было. Передние крылья его были загнуты ступенькой наверх, так, что два конца смотрели друг–на друга. Задние, поменьше размером крылья, были загнуты тоже наверх ступенькой, но концы их смотрели в обратные друг от друга стороны, наружу. Хвоста не было вовсе, вместо него стоял реактивный двигатель.
(Жук)  плавно обогнул красную скалу с деревьями на выступах  и чуть наклоняясь влево, пролетел над рекой.
      Подойдя сзади и дёрнув за рукав Сурана, внучка Никитича сказала громко. – Я пришла.
      – Угу, – сказал в нос Суран, продолжая смотреть на посадку транспорта.
Светка, взяв Сурана за руку, спросила его. — Суран, КАР – 15 Г означает: каралёт сделан в пятнадцатом году?
Суран усмехнулся  и наклонившись к девочке, ответил  громко. — Не–е–ет, рыжая. КАР, это  Караблёв изобретатель такой, он создал жука. Пятнадцать, значит грузоподъёмность пятнадцать тонн. А г, значит грузовой. 
 Оказавшись над широкой поляной, жук завис в воздухе  и переломив вниз заднюю часть двигателя, стал горизонтально снижаться.
      — Ага, понятно, — кивнула девочка головой и отпустив рукав Сурана, взялась рукой за свой синий бант на левой своей косичке. — А почему Караблёв? Правильно Кораблёв.
Суран пожал плечами, вздохнул и ответил, снова наклонившись к ней. – Фамилия такое.
      – А зачем решётка перед трубой, чтоб птицы в неё не залетали? — снова схватилась за рукав  девочка.
Суран цокнул ртом, поднял брови, взглянул на неё и ответил, опять вздыхая. — Светка, ну какая труба?!  это двигатель, верней два двигателя.
      — Я знаю, два двигателя в одной трубе, — посмотрела на Сурана Светка, продолжая держать его за рукав.
Суран, снова недовольно цокнул ртом. — Ох, и всё ты знаешь?!
       — Ещё не всё, — улыбнулась ему веснушками Светка. — Он летает на бензине?
 Суран снова цокнул и повёл в сторону головой. – Нет. Он летает на СПГ.
       — А что такое СПГ?
       — Сжиженный природный газ.
       — По–о–о–онятно. А что такое сжиженный?
Суран сжав губы, поднял брови, глубоко вздохнул   и прорычал в нос,.
Каралёт плотно коснулся тремя колёсами земли и через несколько секунд пилот заглушил двигатель. С обеих сторон фюзеляжа под передними крыльями, опустились боковые трапы.
     — Всё Светка, стой тут, и не мешай, — сказал Суран  и взявшись за ручку тележки двинулся к транспорту.
За полтора часа каралёт был полностью разгружен от десяти  тон муки, круп, сахара, одежды, несколько мешков угля для кузни, много чего ещё, но  главное – письма, те бумажные письма, что некоторые ждали уже долгое время.
Каралёт поднял свои трапы. Завёлся, медленно поднялся на несколько десятков метров, завис, втянул шасси  и выпрямив заднюю часть двигателя,  полетел прям на горизонт.
     Суран с Лёхой тянули  за собой тележку с мешками и с сидящей по–царски на них  Светкой. Димон, подталкивал вперёд тележку сзади и посмеивался, глядя на пытающуюся удержаться на мешках и одновременно поющую песенку  Светку. 
      — Эх три белых коня, эх три белых коня. Ой, — Светка на несколько секунд замолчала, легла  животом на мешки, пытаясь от качки  не выпасть за борт. — Ну, коняки, потише там. А то кнута дам.               
Ребята стали тихо смеяться.
     — Надоела эта песня. Я сейчас сама придумаю, — Светка снова уселась поудобней  на мешках, приложила палец к губам, посмотрела вверх и стала непонятным мотивом напевать. — Суран и Лёха – две кобылки, запряжённые одной уздой, едут с грузом, не уставши и везут меня домой. А, — подняла Светка голову вверх, вспомнив про третью лошадку. — А сзади третья подпирает и копыта в траву толкает…
      — Суран и Лёха – две кобылки, — повторил Лёха, взглянув на Сурана с усмешкой.
      — Запряжённые одной уздой, — добавил, еле сдерживаясь в смехе Суран.
Но Димон не сдерживался. Он почти, еле, еле держался сзади за мешки, чтоб не упасть от смеха.
      — Так, тихо лошадки. Не мешайте мне тут своим ржанием песню сочинять. А то кнута дам. Ух! – подняла Светка кверху руку  и снова продолжила сочинять песню под ржание лошадок. – Самые классные и быстрые три кобылки – Суран и Лёха, и Димон тянут с моими мешками тачку уже не прямо, а очень криво. Ой, довезут ли они меня домой?
     — Светка замолчи! — еле произнёс Суран, теряя от смеха хватку на ручке тележки.
     — Пожалей лошадок! — прокричал сквозь смех Димон, уже вешаясь на мешки.
     — И, го, го, — произнёс сквозь  смех и плач Лёха.
     — И, го,го. Лошадки пьяные и не видят ничего, — продолжила Светка и пригнулась под большой еловой веткой. — Блин, да тихо, не ржите вы. Из–за вас забыла все слова. Вот блин, — цокнула недовольно ртом Светка, глядя вперёд на появившейся за поворотом  большой бревенчатый сарай. — Всё везите меня молча и, чтоб не ржать, — и  вдогонку пригрозила пальцем.
     — Всё Светка, спрыгивай, —  Суран, улыбаясь, взял её подмышки и спустил с мешков на деревянный пол огромного складского помещения.
     — Вы заработали отборного овса, — поблагодарила Светка, поправляя на спину косички с бантами.
Суран ещё раз усмехнулся и, глядя на собравшуюся толпу в конце сарая, посерьёзнел в лице, взял Светкину руку в свою и, вздохнув, произнёс. — Пойдём, уже письма раздают.
     Никитич стоял в центре окружившего его народа, брал из картонного зелёного ящика  с надписью «почта России» и двуглавым орлом над ним, называл фамилию и отдавал получателю.— Скарабей!
      — Я тут! — ответила женщина  и взяла в руку синее цветом конверт.
      — Игнатьева, Петрова, Склискаух, Магомедова, Курабаш…
Люди с радостью в глазах брали синие конверты и сразу выходили на двор.
     Светка, держась за руку Сурана, проводила взглядом последнего, получившего письмо  до самих ворот, а затем спросила подходившего к ней Никитича. — Деда, а Сурану,  что, опять ничего?
Никитич проходя мимо Сурана и не глядя ему  в глаза, взял руку внучки и уводя, сказал ей. — Пойдём родная. Есть Сурану письмо. Пойдём внучка.
    Светка повернула назад голову и громко сказала. — Суран, я подожду тебя на улице.
    — Пойдём внученька, пойдём, — уводил её Никитич.
Суран стоял и смотрел на стоящий от него в метрах семи картонный ящик на табурете. И  он тут почувствовал, как тяжёлое чувство сковывает его тело. Опустив брови на глаза, он с усилием вздохнул  и сделал тяжёлый шаг. Пройдя метра два, он остановился, продолжая смотреть вперёд, где ещё не было видно дна ящика. Постояв несколько секунд, он глубоко вздохнул и заставил себя снова сделать несколько шагов. Остановившись, Суран поднял глаза кверху, опять набрал полные лёгкие воздуха и снова медленно двинулся вперёд, стараясь  откидывать от себя страшные мысли.
Вот, он уже видел появившееся дно. Но письма не было видно. Тело само стало напрягаться и сердце забилось ещё сильней, как бы вразнобой, будто их было два. Шаг, шаг, ещё шаг. Дно ящика открыло почти  всё своё поле. Суран остановился, он понимал, что письмо было прислонено к стенке ящика, и поэтому его не видно.
Он хотел ещё сделать несколько шагов, но письмо, будто пожалело его  нервы и упала плашмя на дно, отражаясь в глазах своим ярко–красным цветом.
Суран до последнего надеялся, что письмо будет синим. Он полностью раскрытыми, как у безумца  глазами, смотрел на режущий глаза и душу красный цвет, к которому, он почувствовал необыкновенную ненависть и злобу.
С силой стиснув зубы, Суран протянул к конверту дрожащую руку, затем вдруг резко схватил его и стал читать: Россия г. Челябинск, район Октябрьский, улица 1 мая, дом № 203 , кв. 201 (Челябинская область, деревня  Возрождённая) Гуровой Елене. А внизу маленькими буквами: извещение о смерти.
Разорвав быстро край конверта, Суран, будто, задыхаясь, прочитал быстро вслух. — Уважаемые Елена и Суран Гуровы, ваш муж и отец Гуров Тагон Вадимович геройски  17.03.2033 года погиб, защищая город Великий Новгород. Ему присвоен ОРДЕН ЗА ОТВАГУ первой степени, посмертно.
     — А, — вырвался  звук боли из горла Сурана, ноги сами стали подкашиваться, а почтовый ящик, как живой упал с табурета. Суран сел на него и в поникших глазах появилась смуглое, широкое, чуть с узким разрезом глазами лицо отца, которое передалось по крови его сыну. Отец улыбался и что–то говорил своим добрым, живим и сильным голосом, которого Суран не слышал уже три года.
     Опустив голову, Суран закрыл руками мокрое от слёз лицо и водя в стороны головой, начал рыдать, а  потом истерично и одновременно зло кричать в ладони.

     — Ндяо–о–о – у–у–у, ндяо –о–о–о–у–у–у…, — слышала Светка всё громче вибрирующий звук варгана. Она прошла по протоптанной тропинке под зонтами из кроны деревьев ещё с двадцать метров и увидела сидящего на огромной чёрном, покрытом зелёным мхом камне, играющего на инструменте Сурана.
Глянув  сверх у на  грустно  улыбнувшеюся  и  вздохнувшую  Светку,  он  убрал  ото  рта  варган и  сказал  тихо.  — Заходи, раз пришла.
Светкины синие глаза сверкнули радостной улыбкой, как и всё её лицо. Она закинула за плечи свои рыжие косички, поправила на голове розовую шапочку и обошла камень с обратной стороны, где он постепенно наклонно врастал в землю. Светка, кряхтя и хватаясь руками за ломкий мох, взобралась наверх. И выдохнув устало с улыбкой на лице, села по левое плечо Сурана.
Суран снова начал играть. А Светка внимательно и с любовью во взгляде осматривала его: его пятнистую одежду, его волосы обвязанные повязкой, его начинающие прорастать под носом усы, его амулет из чёрного десятисантиметрового когтя, свисающего с шеи на грудь. А затем стала следить за каждым его движением руки, откидывающей язычок на инструменте.
      — А как он называется?— перебила она вопросом игру и посмотрела, лежащий на мху  второй инструмент побольше размером.
Суран отстранил ото рта варган и ответил, — Хамос или варган.
     — Отец подарил? — спросила Светка, стараясь этим не сделать больно.
Суран посмотрел на застывшие верхушки деревьев и вздохнул. — Да, отец, большой. А маленький я сам сделал.
      —Он был якутом?
      — Не, хантом.
      — Ты его помнишь?
      — Конечно, помню. Он в отпуск приезжал, рассказывал, какие бои идут. Сильно не рассказывал, так, чу чуть. Я помню его конечно. А  вот когда, в последний раз я провожал его с отпуска, то он сказал (— Не бойся большого орла, он не боится света —)
      — Что за орёл?
Суран глубоко вздохнул. — И сам понять не могу. Вот думаю, а понять не могу.
      — Может орёл – воин какой-нибудь, из сказки?
Суран снова вздохнул. – Может. Не знаю.
      — А коготь тоже отец  подарил? — кивнула Светка головой на грудь Сурана.
      — И коготь первого бригла, которого отец застрелил, — ответил Суран и, глядя на сверкающие глаза Светки, усмехнулся чуть в нос, снял амулет и отдал его в маленькие руки.
      — Ох, ты, какой! — протяжно произнесла Светка и взглянула на Сурана.
      — Страшный? —  спросил,  улыбнувшись Суран.
      — Не а, — ответила она и, взяв за шнурок, продолжила рассматривать коготь.
      — Ну, раз он тебе не страшный… снимай шапку.
Светка широко открыла глаза, глядя на Сурана и быстро стянула с головы головной убор.
Суран аккуратно надел шнурок  ей на шею. — Тогда, этот амулет твой.
 Светка глянула, на висящий на её груди коготь, затем снова на Сурана, затем прикрыла  коготь рукой и будто борясь со страхом, произнесла – Ух! — и до ушей растянула улыбку.
Суран глядя на неё, захихикал в нос и задал вопрос, понимая по её взгляду, что ей этого подарка мало. — Что, хочешь попробовать?
Светка, не переставая улыбаться, кивнула головой и её глаза загорелись ещё ярче.
      — Держи, только аккуратно, в левую руку.
Светка, как советовал Суран, взяла варган в руку.
       — Не сильно зажимаешь рамку зубами.
       — Угу, — произнесла Светка, вставляя в зубы инструмент.
       —  А язычок,— Суран, взял её палец и положил к гибкой части инструмента, — вот этот, несильно от себя оттягиваешь, не сильно. Понятно?
       — Угу.
Светка, прикрыв глаза, ударила по язычку, и послышалось короткое. — Дяо.
       — У, — вскликнула она, раскрыв широко глаза и резко отстранила от себя варган.
Видя округлённые глаза и прикрытый рукой рот, Суран рассмеялся, не обращая внимания на удар ладошкой по плечу.
Глядя с обидой на Сурана, Светка снова зажала во  рту  варган  и,  не  закрывая  глаз,  добилась  протяжного. — Ндяо–о–о–у–у–у, — затем ещё. — Ндяо–о–о–о–у–у–у.
Светка, продолжая играть, взглянула на Сурана, поднявшего  от удивления брови и вверх большой палец.
      — Фух, — выдохнула Светка, остановившись.
      — Что, устала?
      — Не–е–е–т, — протяжно и довольно ответила она и снова Светкин варган зазвучал.
Суран глядя прямо, медленно кивал головой, а затем, приподнял подбородок, вытянул вперёд губы и выдавил из себя  звучание, — Э–э–э–и–и–я–о–о–о–у–у–у…
Светка, продолжая играть, посмотрела на рядом поющего горловым пением.
Суран кивнул ей,  меняя пение на  тон выше  и  будто воющий волк,  ещё вытянул из шеи голову.
      — Ндяо–о–о–о–у–у–у, э–э–э–и–и–я–я–о–о, э–э–э–яо–о–о–о–у–у–у…, — слилось  воедино два голоса: человека и инструмента.
Через минуту Светка заметила, что деревья как–то  стали выше, стволы толще. Цвет леса начал прям на глазах  меняться, всё становилось  ярче, красивее. Трава внизу засветилась зеленью. Пасмурное осеннее небо заискрилось. Пожелтевшие и покрасневшие листья, как свечи вспыхнули. Мох на камне, казалось, зашевелился и вырос. Всё вокруг приобрело, необычную окраску, форму. Запах леса стал насыщенней, приятней. Всё стало более знакомым, более своим.
Светка убрала ото рта варган, но продолжала заворожённо оглядывать  лес.
      — Слышь, сорока, — приподняла она указательный палец. — А это кто?
      — Это иволга заливает, — ответил Суран, прикрыл пьяно глаза и вздохнул всей грудью.
      — А это? — так же тихо, вполголоса продолжила задавать вопросы Светка.
      — Соловей заливает, — растянул Суран улыбку и чуть подался спиной назад.
      —  Эт клёст?
      — Он самый. А это чёрный жаворонок.
      — Сойка.
      — Соя–она.
      — А это?
      — Зяблик.
      — А это?
      — Это тоже сойка. Свиристель. Соловей красношейка. Она самая. Нет, это славка…

     Звонкие, как колокола удары молотка вылетали из кузницы наружу в деревню  и к скинувшим с себя одеяние лиственным  деревьям леса. Им как будто всё равно было, что какой долетает до них звук, ведь они уже усыпали землю своими листьями, привыкая к первым  заморозкам  поздней осени. И только вечнозелёные ели, окружив деревню и кузницу,  слушали молчаливо и покорно.
      — У–ух! — Выдохнул Никитич, выйдя на улицу, сел на лавочку, опёрся спиной о бревенчатую стену и полотенцем стал прикладывать к вспотевшему бородатому лицу.
Вслед за ним вышел его помощник. — Фуф! — произнёс он и снял с головы повязку.
      — Да, скоро зима, — сказал Никитич, оглядываясь вокруг и отдал Сурану  полотенце.
      — Совсем скоро, — согласился Суран, вытираясь.
Никитич чиркнул спичкой, закурил папиросу  и спросил. — Дров запасся?
      — Ещё летом. Батареи  ещё неделю…, и мощности не хватит. Буду топить печку. — ответил Суран, чуть усмехнувшись и стал смотреть в серое небо.
Выпустив изо рта дым, Никитич снова спросил. — А грибов? 
     — Конечно, верней мать запаслась. Я только ем. — снова усмехнулся Суран, оглядывая тёмные треугольные пики хвойных деревьев.
     Птицы, сидевшие на деревьях вдруг стали подавать беспокойные громкие голоса,  начали срываться и улетать тучами в одном направлении.
     — Что это с ними? — спросил сквозь птичий  гомон Суран, запрокидывая голову кверху на улетающие в панике огромные стаи.
Лес, казалось, сошёл с ума. Шум от хлопающих крыльев и крика птиц стоял такой, что Сурану стало не по себе. Он встал  с лавочки повернулся лицом к кузнице и продолжая провожать взглядом уже одну огромную, улетающую сплошным потоком  стаю, тревожно сказал.  — На север летят, — затем посмотрел на Никитича, будто констатируя, или спрашивая — Что, бриглы?!
Никитич быстро встал, скинул на лавочку халат и забежал в кузню. За ним Суран. Через несколько секунд вышел Никитич, держа в руке двустволку. Переламывая её, он стал говорить выходившему из дверей Сурану,  держащего в руке свой меч. — Суран, стой тут и в деревню пока не ходи, — Никитич переломив ружьё, достал из кармана на штанах два патрона. —  Ни шагу в деревню. Если что, беги в лес.
      Суран застегнул одной рукой молнию пятнистой куртки и глубоко вздохнул.
Никитич зарядил  ружьё и стал идти в сторону деревни. Пропустив его вперёд на несколько метров, Суран ступил за ним несколько шагов, крепко сжимая рукоятку меча.
Повернувшись назад Никитич, ещё строже ему наказал. — Я тебе ещё раз говорю: стой тут и в деревню ни ногой. Если что, беги к лесу, на скалы. Ты понял меня?
    — Да, — ответил Суран, глядя перепуганным взглядом.
Никитич отошёл ещё на десяток метров, взглянул  в  потемневшее  от  птиц  небо  и  почти  крикнув,    повторил.  – Если что, в лес.
Суран коротко кивнул головой.
 Провожая  глазами удаляющегося Никитича, Сурана душа рвалась за ним. Но пока он не делал шагу и ни разу не моргнул.
Небо начало очищаться  от птиц. Подняв голову, Суран проводил нескольких опоздавших и стрекочущих сорок и снова стал смотреть вперёд. Фигура Никитича, поднимающая ружьё, стала совсем маленькой и скрылась за первым домом в полной, необычной тишине.
Постояв ещё с минуту, Суран внимательно слушал и смотрел вперёд, крепко сжимая  меч. Затем глубоко вздохнул и, надвинув на глаза брови, сказал сам себе. — Всё, иду, – и только он сделал шаг правой ногой, как из деревни донеслось  глухим эхом звериный  рык и крик женщины.
Суран застыл на месте от резко–объявшего, нахлынувшего на него страха.
       —Стой, на месте,— услышал он в голове голос Никитича. — И не ходи в деревню.
Переборов страх Суран сделал ещё шаг. И тут послышался ещё ужасный рык, ещё крик, затем ещё и ещё.
Суран остановился. А в глазах он увидел картину, будто сейчас он находился в деревне: перепуганные от страха лица убегающих жителей, матери, Димона, Лёхи, Светки, священника, соседа пожилого… и страх стал сменяться на злость.
Суран набрал всей грудью тревожный воздух, чуть прикрыл глаза, оскалился и, наклонив голову вниз,  смело   пошёл вперёд.
  С каждым шагом рёв зверя и крики людей становились всё громче, послышалось мекание козы, но никого и ничего видно пока не было. Суран, ещё раз вздохнул, прорычал в нос и продолжал идти вперёд.  Суран прошёл уже метров сто пятьдесят. Рёв и крики стали ещё громче. Но опять никого не видно. Ещё пятьдесят метров, никого. Еще несколько десятков метров, никого, только звуки. Сурану стало казаться, что это какой–та розыгрыш, что и никаких бриглов нет, что континенты, города, леса и Россия ни кем не заняты. И что в деревне жители его ждут,  где–то улыбаясь, включив на всю громкость запись из кино.
Только эта мысль пробежала в его голове, как из деревни навстречу ему выбежали два человека. Суран сразу узнал их, это были Димон и Лёха. Они не кричали, просто бежали глядя на Сурана испуганными  и надеющимися выжить глазами. Они отбежали от деревни уже метров двести. Как из крайнего дома, пробивая собой окно вместе с выломанными брёвнами, споткнувшись, появился он, рыча от злости, с красной вздыбленной шерстью, с тону весом  бригл. За ним появился второй поменьше размером.
Суран встал, как вкопанный.
Лёха и Димон на мгновенье обернулись назад.
       — Суран. — крикнули они почти в унисон, глядя на него просящими о помощи глазами.
 Суран смотрел им в глаза, продолжая стоять и покрываться холодным потом.
 Через несколько секунд бриглы догнали убегающих и кричащих, трепанули их пару раз и в несколько  прикусов проглотили их. Затем  неспешно повернулись  к деревне и стали удалятся.
Суран от увиденного, разжал кисть руки и меч чуть звеня, упал на небольшой камень.
Повернув на звук назад голову, меньший размером зверь прорычал, увидев человека. За ним сделал то же самое и большой бригл. Они прищурили свои жёлтые глаза и стали не быстро приближаться к Сурану, чувствуя его оцепенение. Обнажая свои острые кровавые зубы, они будто насмехались, зная своё превосходство и что никуда не посмеет уйти от них жертва.
      — Беги к лесу, — снова услышал в голове Суран. И когда от (гиен) до него оставалось сто пятьдесят  с небольшим метров, то Суран, резко  развернувшись, рванул со скоростью пантеры. Бриглы прорычали и тут же кинулись  за ним.
Ноги Сурана несли его, будто это и не ноги вовсе, а крылья. Он слышал позади рёв, топот лап. Всё его тело, сознание и душа в единой оболочке, в энергии жизни несли его вперёд. Перепрыгивая большие, по колено камни пустыря.  Суран  глазами, мыслями  притягивал к себе лес, до которого оставалось уже метров сто. Слыша и чувствуя, что скорость бега преследующие  увеличили, а некое их  гавканье стало ближе, Суран вдохнул и стал бежать ещё быстрей, (влетая) в гущу леса.
Остановившись, он оглянулся назад. Бриглы, от того, что жертва оторвалась от них, зарычали, загавкали ещё злобней и быстро стали приближаться.
Суран бежал, ловко маневрируя меж деревьев, не обращая внимания на бьющие по глазам ветки, перепрыгивал через трухлявые брёвна, полу–завалившиеся сухие стволы, камни и впереди увидел пик не большой горы в  метров двести  вышину.
Бриглы сильней отталкиваясь своими широкими подушками лап об осенний ковёр, так же перепрыгивали брёвна, почти упавшие стволы и, чувствуя, что жертва уходит, ещё стали быстрей сокращать свои мощные мускулы на ногах.
Перескакивая через почти разложившееся в метр толщину бревно, Суран, зацепившись  за него ногой, кувыркнулся вперёд через голову, сел на колено, задыхаясь,  взглянул назад на рвущихся к нему (демонов) и резко вздохнув, снова рванул.
Бриглы, то догоняли Сурана, то отставали от него.  Суран спустился в овраг, они за ним. Суран пересёк луговую поляну, они за ним. Суран перебежал курган из мелких камней, они за ним. Казалось, это будет длиться вечно.
Приближаясь  к каменистому подножью горы, Суран, не останавливаясь, снова оглянулся назад. И вот под ногами почувствовалась каменная с трещинами твердь, которая стала стелиться  вверх. Суран, хватаясь руками за мелкие деревья, кустарники, растущие из щелей, стал чувствовать, что силы его покидают. Сил уже не было посмотреть назад. Опустив голову, он, казалось, начал сдаваться. Но услышав приближающийся рёв, опять глубоко вздохнул, сам прорычал в горло и снова кинулся вперёд. Перед глазами проносились большие чёрные камни, мелкие камни, бурелом, а затем Суран увидел в скале заложенный ветками  вход в пещеру. За секунду освободив вход, он вбежал в некий коридор оплетённый паутиной, в котором с каждым шагом становилось всё темней. Спотыкаясь о камни, Суран завернул вправо, где уже была кромешная темень. И через полтора десятка   метров, он упал через что–то большое,  мягкое, на что такое же мягкое и сопящее, но поменьше размером.
Лёжа на чём –то шерстистом,  поднимающемся и опускающемся от дыхания, Суран, слыша недовольные кряхтения, сказал про себя. — Всё не могу, будь что будет.
Затем эхо пещеры донесло еле слышные приближающиеся шаги и зловещие рычания.
Первое препятствие, о которое споткнулся Суран, постепенно само стало рычать, двигаться и  подниматься. Суран понимал, что попал в берлогу к медвежонку с медведицей. По её голосу можно было определить, что  она поняла: в её дом пришёл враг. Медвежонок так же стал подниматься с Сураном на спине.
Суран крепко обнял его за шею, чувствуя приближающееся тяжёлое и горячее дыхание медведицы. — Всё!, — подумал  Суран и сильней сжал веки, готовясь к смерти.
Мать обнюхала своего чада, затем дотронулась своим мокрым и холодным носом до щеки Сурана и, услышав. — Р–ры–ры–э–э–э–э…, — уже в пещере, резко отстранилась от гостя, зарычала сама не менее устрашающи и, стала быстро двигаться к выходу.
Суран сжимая шерстистую шею, понимал, что медведица пошла драться. Медвежонок жалобно промычал, как телёнок, но остался сидеть неподвижно.
Два рычания приближалось навстречу, соединяясь с третьим и, наконец,  они встретились. Рычание, гавканье, стали звучать громче, резче, отрывисто и зловеще, удары тел о стены пещеры, стук и шорох камней, всё смешалось воедино. Бой длился минуты две, может три, и после, стал слышен только один звук: стон усталости, сменившейся на рык, а потом на чавканье.
Суран понял: медведица погибла, забрав с собой одного бригла, и стала обедом для второго.
Ещё через две минуты послышалась отрыжка. И довольный победой и сытостью рык, стал идти вглубь пещеры, чувствуя, что в ней кто-то есть.
Суран с медвежонком смотрели во мрак, слушая приближающийся шорох камней под лапами и рычащее дыхание. С каждым тяжёлым шагом бригла  сердце Сурана замирало, душа уходила куда-то вниз, а дыхание становилось протяжней и тише. Тело так напряглось, что он его не чувствовал, а глаза, казались, от темноты ослепли вовсе. Но когда бригл повернул вправо  и, задевая плечом  угол, недовольно прорычал, то Суран увидел его. Сначала он увидел его кровоточащий  и нюхающий воздух нос, затем пасть, глаз, шею, лапы. Суран видел его в красных тонах. Сама пещера была окрашена  тёмно–красно, камни на полу выделялись, чуть более красновато, а приближающийся зверь, будто горел своим красным цветом.
Бригл, выйдя из–за угла, остановился на несколько секунд, и молча, не шевелясь,  нюхал и слушал воздух.
Суран не слышал себя, ни своего сердцебиения, ни своего дыхания, ни того на чьей спине он продолжал сидеть, обхвативши руками  его шею. Вдвоём они смотрели на (демона), медленно, тихо подошедшего к ним и  нюхавшего воздух.
Суран смотрел в его красно–жёлтые глаза, верней в глаз, правый вытек в бою с медведицей.
(Демон), казалось, смотрел им на Сурана и на медвежонка, а порванный вертикально нос  чуял их запах. Но он стоял на месте с минут пять. Затем вытянул вперёд  шею  и начал водить в стороны своё оставшееся  целое, похожее на небольшой рог правое ухо. Была б его шея сантиметров на тридцать длинней, бригл, уткнулся бы носом прям в лицо Сурану. А так, Суран и медвежонок чувствовали на себе только глубокое и грозное  дыхание. Они поняли, что он их не видит и не чует, и стали чуть смелей смотреть, как крутится по сторонам его один глаз. Прикрыв его, бригл издал недовольное рычание, тяжело развернулся и пошёл назад, уводя с собой неведенье о том, что жертвы были у него (на мушке, надо было всего лишь нажать на курок).
      — Почему  он нас не видел? — думал  Суран, после того как уверился, что зверь ушёл. — Ведь они видят в темноте. Может он ослеп на уцелевший глаз. И нос был в крови, прокушен медведицей, поэтому и не унюхал,— сделал наконец–то вывод Суран и от перенапряжения стал усыпать.
      — Суран, — кричали Димка с Лёхой.
Суран от увиденного уронил меч на камень. Два бригла услышали звон метала и, развернувшись, рванули к нему. Суран хотел убежать, но ноги будто налились свинцом.
      — А–а–а–а…, — услышал девичий он голос. Повернув голову к лесу, Суран увидел бегущую к лесу Светку в красной курточке. Волосы её почему-то были не рыжего цвета, а белого с косичками в бантах. Суран собрался с силой, и хотел нагнуться за мечом, чтоб атаковать приближающихся к нему (демонов). Но всё тело онемело, стало деревянным. Суран стал злиться от бессилия, и рычать, оскалив зубы, но всё же безтолку. Бриглы, казалось, бежали к нему, а затем, не обращая внимания кинулись за Светкой. Суран рычал, кричал что–то невнятное, но сдвинуться не мог. Повернув голову назад к деревне, он увидел бегущего третьего бригла. Он был не большого с полтонны весом, с сильными переливающимися под  тёмно–красной, почти чёрной шерстью  мускулами и чёрным рогом на переносице, как у носорога. Бригл пробежал мимо Сурана метров десять, затем резко остановился, повернулся к нему и сказал человеческим голосом, кивая кверху  головой.  — Ну, чё ты? Всё, слазей. Можно идти спокойно. 
Седок  открыл глаза и услышал еле доносящийся с наружи пещеры шум леса. Затем  не спеша слез с недовольно ворчащего медвежонка.
От онемения тела  Суран сначала полз  на четвереньки,  глубоко вздыхая. Затем встал, истомно потянулся вверх   и первым  утомлённой походкой двинулся  к выходу.
Медвежонок, отставая от Сурана, издал недовольный ворчащий звук.
      — Догоняй, — сказал Суран, и повернул за угол, где уже стало светлеть.
Суран дошёл до места прошедшего боя. На залитом полу кровью лежал дохлый бригл, с разорванным горлом. А рядом куски шкуры с коричневой шерстью и задние лапы с когтями.
Подошедший двухгодовалый и весом уже около двухсот килограмм  медвежонок, обнюхал, то, что осталось  от матери, посмотрел  на Сурана и жалобно простонал в нос.
Суран, вздохнув, прогладил его по голове, затем собрал останки в кучу и стал вылаживать прям там у входа  могилу из камней.   
      — Ну, спасибо тебе, — произнёс   он,  положив  руку  на  камень,  лежавший    на   самом   верху   могилы.   — Пойдём, —  обратился он к медвежонку,  закрывшего от слёз глаза, и успокаивающе постучал ладонью по его плечу.
Выйдя наружу, Суран закрыл от режущего дневного света глаза  и, слушая пение вновь прилетевших птиц, втянул с силою воздух. Открыв веки, он увидел сидевшего в нескольких метрах от себя на камне высотой по пояс  огромного чёрного орла. Орёл взглянул на человека своими такими же цветом глазами, сверкнул ими и, издав орлиный крик, взмахнул два раза, как ночь крыльями и взмыл над деревьями в сторону деревни.  Суран блымая глазами,  проводил орла, потом потряс в стороны головой, сомневаясь в увиденном и поправив на голове повязку,  стал спускаться вниз.
Подойдя к кузни со  стороны леса, Суран остановился на несколько секунд, вздохнул и подошёл ко входу: дверь была настежь открыта, лавочка, на ней ведро с водой, металлом, уголь в мешках. Слушая стрекотание сорок, он посмотрел в сторону деревни, а затем севшего на задние лапы медвежонка и на его густую шерсть, на которую большими хлопьями стал тихо опускаться снег.
      — Не бойся Мишка, пойдём.
Мишка посмотрел на Сурана сожалеючи, вздохнул и пошёл вслед за ним.
Суран дошёл до того места, где лежал его меч, поднял его и продолжая движения, увидел остатки одежды и кровь его друзей. У крайнего полуразрушенного дома в тумане падающего снега, он заметил  красную тушу. Подойдя к ней, он осмотрел её развороченную разрывной пулей грудь, потом  морду зверя.
      — Не тот, — сказал вслух Суран.
Заглядывая в дома, Суран звал людей по именам, но никто не откликался, никого не было видно, только куски одежды, пятна крови и расстрелянные труппы бриглов. Суран насчитал их одиннадцать штук, но одноухого, одноглазого не было среди них.
Медленно подойдя  к крыльцу своего дома, Суран увидел через выломанный дверной проём в комнате на полу большую лужу  крови. Постояв с крепко закрытыми глазами, он увидел в них мать, Светку, Димку, с Лёхой, Никитича и всех остальных двести семь жителей своей деревни. Исказив злую гримасу на лице, Суран с силой сжал меч в руке.  Думая о том, что всего несколько часов назад он наяву видел их и с некоторыми из них разговаривал.
Открыв глаза, он сказал вслух.  — Церковь, может в церкви?! — и быстро сбежал с крыльца.
Двери церкви были приоткрыты. Суран осторожно переступая порог, вошёл  внутрь, чувствуя некую вину за то, что он так и не появился ни  разу  после первой службы. Он считал, что церковная церемония была напрасным делом, верней вовсе не делом, а каким-то бездельем, и всё было одно и тоже, продуманно заранее, как действие на сцене, от которого не было никакого толку в отличие от  работы в кузне. Но сейчас сцены не было. Было тихо. Пасмурный свет тускло  освещал на деревянных стенах иконы. Алтарь с распятием, ковровые дорожки и остальное убранство  Сурану казалось сейчас таким спокойным, таким великим, таким сильным и добрым в своей скромности простоты, что захотелось глубоко вздохнуть и сказать (— Господи!—). Но Суран взглянул на сидевшего справа от него медвежонка и, вздохнув, произнёс. — Есть кто живой?
     — Есть, кто живой, — отдалось коротким эхом.
Суран стал делать медленные шаги, внимательно осматривая стены с ликами святых. — Есть, кто живой? — повторил он громче. 
      — Есть кто живой, живой, живой, — повторилось эхом в строгих лицах икон.
Медвежонок, осматриваясь с опаской по сторонам, шёл впритык к ноге Сурана.
Суран остановился. — Есть кто живой?— эхо не повторило в этот раз. — Никого?
Суран поднял глаза на потолок, на котором  почти на всю площадь взирал строгий взгляд Господа.
     — Господи, неужто все погибли? — Суран набравшись смелости, спросил. — Почему ты их не защитил?
Глаза Господа, казались, после сказанных слов, чуть прищурились, а брови сурово надвинулись на них.
Но Суран, продолжал. — Хотя бы одного человека, — поднял он кверху палец  и добавил. — Одного.
Глаза на потолке, будто снова расширились и заблестели в полумраке.
      — Что, мы так тебя не достойны? Мы тебя так разгневали? Ты решил нас всех убить? Или это испытание?  Или это дьявол пришёл на землю?
Сурану показалось, что лицо Господа сделалось злым, а глаза налились гневом.
Медвежонок завороженно продолжал смотреть наверх, и толи от страха, толи от недовольства, коротко прорычал в нос. Суран положа ему на голову ладонь, продолжил. —  Мы боремся с ним, и раньше боролись. Но сейчас мы можем погибнуть, — и поднимая руки на уровне лица, Суран растопырил пальцы и почти закричал. — Мы все можем погибнуть! Все! Навсегда! — сжав с силой кулаки, он приложил их к мокрым глазам, и снова глядя наверх, уже крикнул. — Ты слышишь?
Суран закрывая ладонями лицо, зарыдал, упал на колени и снова, вскинув взгляд, стал сквозь слёзы говорить тише. — Господи, помоги нам! Дай сил для борьбы! Господи! Прошу Тебя! Прости! Прости меня! Прости нас! Прости! Дай сил! Дай сил не сдаться! Дай сил для победы!...

      Труба на кузни дымилась тонкой тёмной струйкой. Мишка лежал у лавочки на правом боку с закрытыми глазами, запорошенный снегом и казалось, что ему был приятен на слух звенящий удар молотка.
Суран вышел на воздух, держа в руках клещи  с красным от кала изделием, похожим на топор и сунул его сразу  в ведро, подпирающее дверь. Вода зашипела и забурлила, поднимая клубы пара на падающий снег.
      — Ху, — выдохнул Суран, вытер рукавицей пот с лица и взглянул на еле виднеющуюся вдалеке сквозь снежный туман красную скалу, из–за которой некоторое время назад периодически появлялся каралёт. Суран представил, что сейчас слышит свист двигателя, и воздушный транспорт начинает вертикальное снижение, а лётчик смотрит в окно вниз на встречающих жителей деревни.
     — Р–р–р, — прервало видение Мишкино короткое недовольное рычание.
     — Р–р–р, — повторил Суран, обнажив зубы, и поправил на голове повязку.
Мишка ещё раз прорычал, но в нос, из ноздрей которого вылетал морозный пар. Поднявшись на все лапы, он вопросительно посмотрел на Сурана.
      — Ещё не готово. Отдыхай, — сказал Суран и снова удалился  внутрь.
 Медвежонок кряхтя, опять завалился на бок и слушая звон метала, потягивался и клацая пастью, ловил  хлопья снега.

      Суран тяжело и часто вздыхая, отходил назад, проваливаясь по колено в снег. — Ну, нападай бригл! — говорил он наступающему на него и рычащему Мишке.
         —Что ,смелости не хватает? — произнеся  эти слова Суран упёрся спиной в ствол сосны.
Глаза Мишкины ехидно сверкнули и он резко рванул вперёд. Схватив Сурана за пятнистую куртку, Мишка повалил его на снег. Суран дрыгая ногами, и видя перед глазами только мельтешение, наносил колющие, режущие  обозначающие удары деревянными коротким мечом и ножом по нападавшему. Мишка перехватил хватку за рукав, дёрнул пару раз, а затем схватился за штанину и потащил Сурана за собой.
     — Ах ты демон красный, ненавижу, — ругался Суран и одновременно выплёвывал изо рта снег.
Мишка отпустил  ногу, рыча, резко перехватился пастью за горло Сурана, чуть придавил и снова, схватившись за ногу, продолжил свою путь.
     — Всё, всё, не могу больше, — кашляя, закричал Суран, обваленный весь в снегу, как снеговик.
 Мишка отпустил его, зафырчал и довольный своей победой, сел рядом с поверженным.
     — Не могу, но не сдался, — Суран выплюнул снег, обтёр глаза и стал смотреть на уходящие в небо макушки деревьев. — Фу–у–ух. Вот устал, а?! — и взглянув на медведя добавил. — Злодей ты коричневый.
Мишка вскинув кверху голову,  ещё раз победоносно прорычал.
    — Да сильный, сильный, — Суран глубоко вздохнул, перевернулся на живот, а  затем встал  на четвереньки.    
    — Хух, блин.  Вот устал, а?! —  повторил он, опустив голову.
Наконец –таки поднявшись на ноги, он подошёл к Мишке потрепал его за гриву и глядя в сияющие глаза добавил. — Силён, силён. Твоя взяла. Хух. Всё идём домой. Есть хочу, как зверь.
Мишка ещё сидел, и глядя в небо, продолжал витать в облаках.
     — Ну, ни чё, ни чё. День,  два, ну может неделя, и ты будешь, как миленький просить у меня пощады, — говорил Суран утопая по колени в сугробах.  Остановившись, он повернулся назад  и спросил. — Ну ты идёшь, бригл – медведь?

     Суран сидел за столом  под тускло освещённой лампой и мерцающими на всю комнату  огнём в печи.
Отрезав ножом уголок пакета с молоком, он налил в большую миску. Мишка довольный добавкой радостно прокряхтел в нос и продолжил своим языком лакать ужин.
    — Пей, пей. Продуктов у нас надолго хватит, — говорил  Суран, хлопая его по спине. — Амбар завален всякой всячиной, — затем встал из–за стола, подкинул  в печь дров, выключил свет и лёжа в одежде на кровати, стал смотреть на потолок, играющий светом от потрескивающих дров.
Мишка насытившись, разлёгся, потягиваясь на полу. Суран улыбаясь, посмотрел на него, и снова откинувшись на подушку,  взирал на меняющий красно–жёлтые цвета потолок, покуда веки не стали тяжелеть и тяжелеть на глазах. Суран сопротивлялся этому, но через несколько минут  он  постепенно провалился в сон.
      Огромный космический, прямоугольный корабль, казалось медленно, почти незаметно плыл по чёрно–синей невесомости. Помещение внутри корабля  похожее на коридоры подземных станций, было заполнено людьми. Суран стоял среди них, и так же как они чувствовал какую–то опасность, тревогу, какой–то обман. Пытаясь прислушаться к разговорам, чтоб узнать хоть что–то, но и так было ясно: ничего хорошего их не ждало.
    — Где мы? — спросил Суран, разговаривающего с кем–то китайца.
Китаец со взъерошенными волосами повернулся, застегнул до конца молнию куртки синего рабочего костюма и блымая испугано глазами,  стал говорить, не отвечая на вопрос. —  Я работал на собачей ферме. И мне кажется,— китаец оглянулся вокруг, — это всё мне за грехи, за собачек.
Суран чувствуя, что тревога в нём усилилась, тоже осмотрелся, ища взглядом место для укрытия. Оглядывая  жёлтые стены с белыми плафонами, потолок, так же увешанный круглыми светильниками, он так и не нашёл какой–нибудь лазейки, чтоб можно было спрятаться. Переведя взгляд снова на людей и слушая их гам, Суран понял: они так же , как и он ожидали опасность где– то снаружи, за бортом. И через несколько секунд, транспорт несильно затрясло, послышался удар о борт.  Все замолчали, понимая, что, что–то пришвартовалось к кораблю. Затем наступила тишина на несколько минут, потом послышалсягул мотора,  и стена, под которой стоял Суран, стала медленно раздвигаться. Люди  стали отходить назад  от открывающихся ворот. Сурана начало охватывать  такое ожидающее волнение, что колени ног затряслись.
Ворота раздвинулись на метров пять. Люди смотрели в открытое пространство, но там было темно и только слышалось некое жужжание. Все смотрели молча в темноту, со страхом в глазах. Затем,  через минуты две включился яркий белый свет. И Суран увидел существ: овальные, как яйца, все белого или сероватого цвета, глаза были у некоторых большие. У яиц высотой в метра полтора глаза были в виде щелочек с серыми радужками. А маленькие яйца, до полуметра вышиной глаза имели большие. Рты у них внизу растягивались чёрной полосой. Эти яйца численностью около ста, висели, чуть покачиваясь в воздухе. Рты и глаза больших яиц ничего не внушали хорошего. А маленькие, казалось, улыбались и глаза их смотрели на людей как на игрушки. Но вдруг одно из самых маленьких яиц повернулась от себя на правую сторону и сказала большому. — Папа, когда я попробую, папа? Скоро ещё?
От услышанного люди оцепенели и потихоньку стали ещё отходить назад.
     — Выбирай малыш, — ответило большое яйцо.
Сурана стал охватывать ужас ещё больше. Он смотрел на осматривавшее всех людей маленькое яйцо.
     — Вот эту хочу,  — произнесло маленькое яйцо, встретившись с взглядом Сурана, и тут где–то позади, раздался женский крик, а за тем закричали и остальные.
Люди развернулись и побежали по тоннелю, кто вправо, кто  влево. Суран так же развернулся и кинулся вслед за остальными, пытаясь затеряться в толпе.
Люди падали друг на друга, наступали друг на друга. А яйца, издавая жужжание, быстро подлетали к людям, резко открывали рот, из которого, не отделяясь от тела, почти вылетал некий острый противень и им срезали молниеносно  головы. Голова человека приляпалась к нему раной, не успев брызнуть кровью. Противень так же резко заходил назад в рот, в котором и раздавливалась с хрустом  голова. И после этого, зависнув на одном месте  в воздухе, яйцо закатывало глаза под верх, а тело  его начинало  трястись. Получив, таким образом удовольствие, яйцо с  полминуты смотрело вверх,  успокаиваясь, а затем  снова нападала на человеческие головы.
Суран бежал вперёд, падал уже на обезглавленных, на живых людей, наступал на них, уворачивался от вылетающего противня. Еще, чу чуть и маленькое яйцо догонит его. Суран делал манёвры влево, вправо. Большое яйцо ударило в плечо Сурана своим твёрдым телом. Суран упал на пол спиной. Кто–то наступил ему ногой на лицо. Поднимаясь, он увидел перед собой маленькое яйцо с открытым ртом, и тут же резко упал снова на спину. Почувствовав на шее исходящее тепло от края красного, раскалённого  противеня, он тут же ударил двумя ногами нападавшего на него, быстро поднялся и снова стал бежать.
Яйцо, отлетев в стену, ударилось, запищало от боли и крикнуло. — Папа!
Суран бежал со всех ног, и вырвавшись вперёд всех, оглянулся на миг: тела без голов лежали на полу. Два  человека, среди которых был и китаец  продолжали бежать за ним, но через несколько секунд…Они без голов пробежали ещё несколько метров, затем упали и стали трястись в агонии, махая руками и ногами. 
Суран оторвался от преследователей, завернул за угол, пробежал ещё с метров двести. Видя похожую некую  барную стойку под стеной с лева от себя, он перепрыгнул через неё и забился под неё, скрутившись в позу эмбриона.
     — Папа, ну где она, моя первая голова, папа?
     — Сейчас, мой хороший, мы найдём её.
     — Папа, не могу … хочу попробовать.
Суран слышал жужжание и разговоры приближающихся яиц, крепко закрыл глаза, и скрутился ещё, пытаясь быть незаметней.
     — Вот она, вот она твоя голова, — произнесло большое яйцо, залетев за барную стойку.
     — Где? А, вот она! — увидела Сурана маленькое яйцо, и глядя на скрутившеюся жертву, яйцо засмеялось, а вслед засмеялись и остальные.
Суран не хотел верить, что его нашли, он сжал веки и ещё прижал к ногам голову. Но когда после этого смех усилился, он открыл глаза  и стал смотреть на несколько десятков смеющихся существ.
     — Вставай, иди ко мне, — сказало  маленькое яйцо радостным детским голосом.
     — Всё, всё, это всё, — подумал Суран, прикрыв глаза. И смерившись с участью остальных, хотел уже подниматься на ноги, как вдруг почувствовал, что пол под ним не сильно трясонуло, затем ещё трясонуло через секунду, затем  сильней и громче, будто от шага великана.
     — Дум, дум, дум,…, — доносилось  всё громче и сильней.
Дальше по коридору через метров триста был не освещённый светом поворот налево, откуда доносились тяжёлые шаги, а затем из–за угла почти в метра четыре над полом появилась голова. Она была похожа на голову червя, чёрная, морщинистая  с двумя выпученными большими коричневыми  глазами по бокам и маленьким почти не видным ртом. Голова была накрыта фиолетовым капюшоном от спортивной кофты, не по размеру сидящей на длинном туловище, похожим на гофрированную трубу. За  головой  появилась   шея, потом появилось и всё тело. Фигура существа было похоже на динозавра с длинными пальцами на  маленьких руках, продетыми в рукава и большими ногами с коленями назад. Существо бодро и смело шагало, и наклоняла в стороны шею, как это делают перед боем боксёры. За (динозавром) появилось ещё один такой же (динозавр), за ним ещё, ещё, ещё один, и ещё. Но те другие были одеты не в фиолетовые кофты, а в красные.
Увидев их, глаза яиц налились ужасом и широко раскрывшись, стали нервно бегать побелевшими  радужками.
Суран почувствовал, что пришедшие не друзья яйцам, и, надеясь на спасение,  глубоко вздохнул.
По всей видимости, главный был в фиолетовой кофте, он  первым подошёл к стойке и сурово надвинул надбровные дуги на глаза.
Командир (отряда гофрированных динозавров) ещё с минуту смотрел на яйца, наслаждаясь ихним общим страхом, и наконец – таки произнёс  громким, будто из колодца голосом. — Вы что, нашу пищу съели?!
Услышав это, Суран закрыл глаза, и понял, что он попал из огня в полымя.
    — А?— продолжил командир, и медленно вытянул на метр шею к большому яйцу, называемого маленьким папой. — А? Я тебя спрашиваю, — моргнув своими большими веками, командир чуть наклонил на  бок  голову.  — Что молчишь? Говори.
Большое яйцо теперь уже тряслось от страха, и что–то не внятно выдавало из длинного полоской рта.
     — Я тебя не слышу, — левая командирская  рука  стала вытягиваться вперёд и, раскрыв огромную ладонь с длинными пальцами, указала туда, где лежали человеческие тела. — Там было всё наше, всё, а вы…
      — Мы думали, что, — начало, наконец –таки оправдываться  боязным голосом яйцо.
      — Что? Поближе, не слышу тебя, — поманил длинным пальцем командир.
Яйцо трясясь, подлетело.
      — Ещё, ближе.
Яйцо ещё приблизилось.
      — Ещё ближе.
Яйцо подлетело почти вплотную.
      — Говори теперь, —  командир стал раскрывать рот. —  Как вы тут оказались?
      — Мы, это. Мы, не, не знали, —  говорило невпопад яйцо, глядя до смерти испуганно на раскрывающийся рот.
      — Говори. Ты не бойся. Я слушаю тебя, — слышалось  откуда–то изнутри (динозавра), уже открывшего рот на полметра.
      — Мы думали, что это ничьё, — произносило яйцо в ротовую полость.
      — Ничьё? — раскрыв рот ещё на полметра, командир повторил. — Ничьё? А чьё тогда?   — и ещё открыв шире рот, он резким движением подался вперёд, так, что яйцо оказалось полностью во рту. 
Пасть с силой сомкнулась, послышался хруст, затем звук глотания. Было видно, как по шее к туловищу пошла пища. А через несколько секунд, командир запрокинул кверху голову, и так же как яйца стал трястись.
Все остальные яйца, и самое маленькое смотрели молча, с безумным страхом в глазах, не смея даже думать о побеге.
     — Уа, уа, уа, уа…,— издавал главный  с полминуты звуки удовольствия. Затем опустив голову, вздохнул глубоко и хотел уже добавки, но услышал вздох под стойкой. Он и все остальные (динозавры) перегнулись через неё и увидели скрутившегося от страха человека, окружённого ареалом излучавшего яркий, искрящий фиолетовый цвет.
       — Вот он! вот он! вот он!..., — стали говорить (динозавры).
 Командир повернул к своим голову, и произнёс радостно и с восхищением. — Наконец –то мы нашли «малинов крем»,— и запрокинув наверх глаза,  добавил. — Господи! мы нашли.
       — Вот и всё, — тихо произнёс Суран  и закрыв глаза, приготовился к смерти.
Двое (динозавров) растопырили свои большие кисти рук, достали из–под стойки Сурана, и на руках стали нести его, как носят падишахов рабы.

       Открыв глаза, Суран смотрел на тёмный потолок, а затем услышал Мишкин рёв  и его царапание по двери. Суран потряс головой, быстро вскочил с кровати и открыл дверь.
      — А, ага, —  произнёс Суран, глядя на яростно рычащего и запорошенного Мишку.
Кинувшись назад, Суран залез под кровать. Достал оттуда свой меч, топор, и  засунул за пояс. Затем надел куртку,и на голову шапку ушанку. Сбежав с крыльца, он быстро повалил со стены широкие лыжи, сунул в них ноги, надел варежки, взял палки и начал делать от дома шаги, слушая  рёв. — Да, иду, — крикнул он вперёд, сквозь толщу падающего снега.
Пройдя по безлюдной улице, с пустыми и заснеженными домами, Суран, вышел из деревни, прошёл по поляне, по реке, обогнул красную скалу и поднялся на сопку.
Обгоняя Мишку с прижатыми к бокам лыжными палками, Суран посмотрел на него и крикнул. — Догоняй.
Мишка недовольно прорычал в нос и раскидывая в стороны  снег, прибавил ходу. 
Часа через три Суран с Мишкой подошли к подножью горы. Бросив лыжи,  Суран ещё прошёл метров пятьсот.
      Сидя на большом камне в несколько метров в высоту,  и оглядываясь вокруг, Суран поражался  красотой пейзажа, освещённого полумесяцем. Большие камни уходили вверх ступенями, с растущими на них деревьями. Они были похожи  на  постовых в маскхалатах,  смотревших вниз, чтоб никто из тихо шумящего и засыпанного снегом леса не вскарабкался без спросу  на гору. А затем Суран начал думать и гадать: какие города заняты или освобождены за те четыре месяца, что он уже не слышал никаких новостей, и не  разговаривал с человеком.
      — Э–э–эх, — тихо произнёс Суран, поднимая  с глаз шапку.
Затем он не спеша снял куртку, вытащил из–за пояса  колун–топор  с  длинной  в метр  ручкой,  и неким  пиком–зубилом на обухе длиной в сантиметров двадцать. Положив его рядом, он сел на правое колено, набрал полные лёгкие воздуха  и резко выдохнув, стал ждать.
Через  минут двадцать послышались доносящиеся хрусты снега. Суран повернул вправо голову и увидел выходящего из чащи леса первого бригла. Он шёл свободной походкой, как волк, как тигр, как медведь, как исконный хозяин леса, изредка порыкивая в нос.
Глядя на него сверху  Суран медленно взял в руку топор, поднял с глаз шапку  и взглядом стал встречать вторую запорошенную спину. Ещё раз поправив с глаз шапку, Суран, потихонечку начал подниматься на ногах. Через полминуты появился третий бригл. Суран также проводил его, поворачивая влево голову.
Последний, четвёртый зверь, так же порыкивая, и не о чём не подозревая, продолжал свой путь.
Суран стоя на полусогнутых ногах, в который раз поднял с глаз  шапку, занёс кверху топор, и набрал полные лёгкие воздуха. И как только голова бригла сравнялась с ним параллельно, Суран, выдохнув, с силой оттолкнулся ногами вверх.  А затем, теряя с головы шапку, как коршун кинулся с пятиметровой высоты, вонзая в жертву свои когти, верней один коготь, прям точно в череп, ровно, между маленькими ушами.
      — Тум! — глухо послышался  удар, и клин вошёл в голову по самый обух.
Бригл не издав ни единого звука, подался вперёд по инерции и грузно рухнул, подмяв под себя передние лапы.
Суран резко выдернул из головы чуть зазвеневшее оружие и держа равновесие, стоял на туше, чувствуя, как из неё выходит воздух.
Впереди, идущий бригл, обернулся на звон, и увидел с занесённым за правое плечо топором неожиданного попутчика. Глаза зверя моргнули, не поверившие сначала  в увиденное, зрачки сузились. И удостоверившись в происходящее, (демон) зарычал и стал быстро поворачиваться назад для атаки. Но не успел.
Суран сделал шаг, пантерой прыгнул вперёд и успел попасть режущей частью топора чуть выше хвоста, в позвоночник.
Бриг тут же упал на задние лапы, и засковчал, поднимая  голову.
Двое остальных кинулись назад, но один из них был внезапно атакован из темноты, из расщелины горы. Мишка зловеще зарычал и стрелой кинулся, прям зубами в шею, и вонзаясь когтями в морду, стал трепать во все стороны.
Суран тем временем вытащил топор из  уже рычащего и одновременно стонущего бригла, сделал навстречу нападающему кувырок через голову, пригнулся от лапы с когтями и повернувшись вокруг своей оси, ударил клином топора в левый бок зверя.
Бригл от болевого шока остановился  на секунду, открыв на всю ширину свои жёлтые глаза. И этого хватило Сурану, чтоб закончить контратаку. Он отпустил ручку топора, оставляя его торчать в боку, вытащил из–за пояса свой короткий меч и вонзил его в шею.
Кровь брызнула в лицо струёй. Бриг закряхтел, заверещал дико  и махнул передней лапой. Суран вытаскивая из раны  меч, сделал назад шаг, но два когтя всё же прошлись не глубоко по правому виску и верхней скуле. Покуда  зверь харча, мыча,  заливал своей кровью снег  и всё ниже опускал голову, Суран смотрел туда, где был слышен Мишкин рёв. Дёрнув безжалостно  челюстями  ещё пару раз, Мишка отпустил их и стоя над лежачим без движений бриглом, стал нюхать его рану.
      — Да всё ему, — сказал про себя Суран. И услышав позади рычание недобитого врага, он вынул топор из туши, поднял его, повернулся и глядя на ползущего до него  на передних лапах бригла с искрящими от злости глазами, почувствовал вдруг резкую усталость. Ноги стали подкашиваться, а топор стал таким тяжёлым, будто он весил не четыре  килограмма, а в десять раз больше. 
     — Хух, — выдохнул Суран и уже занёс за плечо топор. Но сзади, ракетой , пролетел мимо него Мишка  и вцепившись пастью в морду бригла, превратил её в месиво через несколько секунд.
Суран почти упал на голову бригла. — Хух, — ещё раз произнёс он устало. И глядя на подходившего к нему Мишку, сказал, вытирая рукой лицо. — Долго и слабо …
Мишка сел рядом, тяжело вздыхая и будто соглашаясь, посмотрел на Сурана.
    — А так, два, два, — улыбнулся Суран. — Есть хочу. Заночуем здесь.
    Костёр потрескивал, поджаривая на прутьях два больших куска мяса, освещал каменные глыбы, стволы деревьев, и Мишкины глаза, следящие за языками пламени.
Сидя на красной шкуре, Суран подрезал небольшим ножом рукоятку топора. Затем взяв топор в обе  руки,  стал водить им по воздуху.
      — Ну, вот, как–то так. Не ещё,— сказал  он, и почти удостоверившись  в удобной хватке, снова взял нож.
Аромат ужина не мог уже сдерживать медвежий аппетит. Облизнувшись, Мишка посмотрел на занятого Сурана и прорычал в нос.
     — Что, готово?! — произнёс Суран и отложил в сторону своё занятие.

     Частые удары молотка вновь раздавались из кузницы. Выйдя на улицу, Суран сунул красную заготовку в ведро с водой и подмигнул медведю, сидящему на задних лапах.
      — Ты не сиди. Походи, туда, сюда. Привыкай, — сказал Суран.
Мишка недовольно посмотрел на него, поднялся и стал не спеша ходить кругами, сверкая на спине и плечах бронёй ,выкованные кузнецом.
       — Да, что ты ходишь кругами. Побегай, да попрыгай, — говорил Суран, почти смеясь, и вытащил из ведра клинок. Мишка снова посмотрел на него с недовольством во взгляде, и стал бегать и прыгать так же по кругу.
Суран,  засмеялся, подняв голову. — Молоток! Классно получается! Вот только зря я их начистил. Ну, ничё, чуть возьмутся ржавчиной и будет полный порядок.

      Настала весна. Берёзы, клёны, дубы только начали  распускать свои почки. Камни грелись на солнце бежевым цветом, окружая с двух сторон широкую реку, на которой ещё стоял посередине полосой крепкий лёд.
    Из гущи леса, гуськом, треща ветками, выходило больше десятка бриглов. Наступая своими широкими подушками лап на камни, они по–хозяйски стали подходить к воде.
Красный зверь, первый,  подошедший к реке, стал делать большие глотки, щуря глаза от играющих на воде лучей солнца. Насытившись влагой, он стал поднимать голову. И вот массивная нижняя челюсть, с которой падали капли, уже отстранилась от воды на полметра, как вдруг, что–то стало подниматься из глубины. Зверь   стал  всматривался в яркую светом рябь, и понял, что это есть опасность. Открыв пасть, он  подал мычащий звук, и как раз в этот момент за его передние зубы зацепился крюком клинок.
Новое  оружие походило на параллелепипед, и состояло из длинного в семьдесят сантиметров полотна. На одной  его стороне лезвие было  заточено под два  треугольника с тупыми углами для рубки. Другая сторона лезвия,  тоже имела один тупоугольный выступ. К концу лезвия был ещё один, поменьше, но заточен он был под углом в сорок пять градусов и смотрел концом на рукоятку. Таким вот неким крюком и поймался (демон).
Бригл, раскрыв широко глаза, продолжал поднимать шею и отходить назад, вытаскивая (водяного) из пучины с повязкой на голове,   с латами на мощных плечах, предплечьях, и голенях.
(Водяной)  сверкая на солнце шрамами на теле, вынул свободной рукой  из ножен короткий меч и резким, сильным ударом вонзил его в грудь бригла.
(Демон) сражённый прям в два сердца сразу,  произнёс короткое. — У, — на секунду застыл с поднятой к верху головой, а затем замертво рухнул на бок.
(Водяной) кувыркнувшись по камням через голову, отрубил своим (треугольником)  падающую на него сверху лапу с когтями второго  бригла, а затем  и ему вбил в грудь клинок короткого меча.
Подбежавшие три бригла сразу начали атаковать. (Водяной), который и был Сураном, резал лапы, без страха принимал удары лап на латы, но напор атакующих заставили его ступить назад ногой в воду и, бросив оружие на камни, он нырнул в реку. Бриглы кинулись за ним. Проплыв под водой несколько метров, Суран, вынырнул, оглянулся назад на плывущих (демонов) и снова занырнул. Опять оглянувшись  уже в толще воды, он увидел плывущего, как рыба  под водой зверя. Суран увеличил скорость, но бригл догонял его. Суран ещё стал быстрей делать волнообразные движением телом. Бригл уже пытался хвататься  когтями за ноги. Вот Суран впереди видел лёд, а когти пролетали в воде в сантиметре за сжитые им самим ботинки.
Взобравшись, верней взлетев на лёд, как пингвин, Суран, тяжело вздыхая, опустился на колени, а затем еле успел отпрянуть от высунувшейся из воды лапы. Когти обеих лап вонзились в лёд, появилась рычащая пасть из воды, и бригл стал вылезать.
Суран рыча от усталости, пробежал по льду, схватил заранее оставленный топор и побежал назад.
Зная, чувствуя  для чего человеку оружие, бригл стал погружаться назад в воду. Но Суран крича, оттолкнулся  и, падая животом на лёд, успел с размаху возить клин топора в череп зверю.
    — У – у – у – у, — произнёс протяжно бригл и, закрывая глаза, стал опускаться в реку.
 Сурана потянуло вслед за ним, и он еле успел выдернуть из его головы топор.
Быстро вскочив на ноги, Суран стал ждать второго подплывающего и рычащего (десантника). Казалось, бригл тоже начнёт карабкаться на лёд, но подплывая, он нырнул под него.
Суран стал осматриваться вокруг, ожидая увидеть подо льдом красный цвет. И одновременно он посматривал на других плывущих бриглов. Но пока главная опасность была где–то совсем рядом, где¬–то под ним. Суран быстро переставляя ноги  и держа наготове оружие, выдыхал из себя тяжёлые звуки. — Хву, хву, хву …
Бригл вдруг резко пробил собой пятнадцатисантиметровый, беласый лёд. Суран успел отпрянуть в сторону, и, падая на спину, выронил из рук топор. Топор крутясь, просклользил по льду почти на десяток метров. Суран спотыкаясь, кинулся к нему. А вылезший зверь, вгрызаясь когтями в лёд, шёл за ним следом, пытаясь достать его передними лапами.
Суран вставал и падал, а когти вонзались в лёд совсем рядом с ногами. Ещё взмах лапой и опять рядом, совсем рядом с ногой. Суран падал и вставал, рыча не хуже чем его преследователь, у которого от злости текла слюна, а глаза от злости, казалось,  стали гореть ярче, чем солнце.
До оружия оставалось метра четыре. Суран уже полз, не только  рычал, но и кричал и мычал, чувствуя, что еще, чу чуть и …
     — Ну, давай, иди ко мне. А–а–а, — крикнул он, глядя на обездвижено лежащий топор.
Но тут на берегу послышался громкий и знакомый рёв. Мишка, похожий на броневик  с башней и короткой пушкой,  верней  выкованным накануне Сураном шлем с тридцатисантиметровым рогом на переносице, вылетел торпедой из леса и со всей силы врезался им в зад одному из бриглов, смотревших, как зрители кино  про бой на льду. Удар был такой силы, что тот не произнеся ни слова, верней ни звука  улетел в воду. Мишка не теряя ни секунды, сгруппировался, переведя вес тела на левую сторону, и  ударился рогом в рёбра второму бриглу. Взвизгнув, зверь оторвался  от камней и, пролетев несколько метров, упал на бок. Но только он пытался встать, как снова (бронетранспортёр) врезался, но уже прям в грудь.
Получив сзади по броне тяжёлый удар лапой, Мишка тут же развернулся и ударился рогом в бедро передней ноги. Раненый бриг стал отходить, но Мишка, рыча, с разгону  добавил во вторую ногу. Зверь упал на спину, и, отбиваясь задними лапами, крутился как юла. Мишка прыгал вокруг него и как носорог  колок его ноги, не обращая внимания на получаемые удары, и добравшись до туловища, искромсал того за три секунды.
Бригл, преследовавший Сурана, вдруг остановился, посмотрел на берег, на кромсающего  направо и налево медведя, и прорычал громко, давая этим знак плывущим на лёд шестерым   сородичам. Пятеро бриглов развернулись  и двинулись к берегу.
Зверь, повернув к Сурану голову, еле успел отпрянуть назад от падающего сверху топора. Клин вонзился в лёд. Суран выдернув топор, сделал назад шаг от  летящей с боку лапы. Он ходил вокруг зверя, размахивая оружием и сам еле успевал уворачиваться от когтей. Ещё раз размахнувшись, Суран снова промазал и снова  попал рубящей стороной по льду. От удара лёд треснул. Пригнувшись от лапы, Суран уже специально ударил в лёд. Ещё появилась трещина. Суран кричал и бил, бил, бил… И наконец–то лёд с треском стал ломаться. Бригл отбиваясь, одновременно пытался уйти с опасного места, но провалился в воду задней частью туловища. Суран, получая рану от когтя, зарычал и, размахнувшись сверху, вонзил клин меж глаз.
      — У – у – у – у – у, — произнёс тот и обмякнув, стал опускаться в воду.
Подбегая  к вылезающему на лёд (демону), Суран  с разгону оружием ударил снизу по нижней челюсти и не глядя, как зверь отправляется вслед  за другими, стал кричать глядя вперёд. — Э, я тут, давай сюда, я здесь! Э, а ну сюда давай, сука!
Но (демоны) продолжали приближаться к берегу.
      — А – а – а – а – а, — кричал  Суран.
Взяв за край ручку топора, он раскрутил его вокруг себя, и метнул. Топор крутясь, перелетел над водой  и вонзился в заднюю ногу, вышедшему на берег. Бригл от неожиданной боли замычал, упал на задние ноги и зубами начал  вытаскивать так ненужный и мешающий ему предмет.
Суран быстро снял с себя латы, бросил их на лёд, взглянул на выходивших на берег бриглов, и как заправский пловец нырнул в воду. Под водой он слышал звуки боя и, догоняя плывущего бригла, вытащил из ножен на поясе небольшой нож. Взобравшись резко,  на расплывающуюся  красную спину,  Суран стал колоть в уши, глаза, нос. Бригл закрутился в окрашенной в своей кровью воде, как выдра, царапая когтями седока. Суран так же резко спрыгнул с него и с ножом в зубах  догнал следующего, и точно так же нейтрализовал  и его.
Выбегая на берег, Суран, пробежал с десяток метров вдоль берега, оглядываясь на преследовавших его двоих бриглов. И перекатившись через голову, схватил, лежащий на камнях булаву с шипами и резко повернувшись, крикнул — Что …?! — и с размаху нанёс булавой  удар в лоб.
Послышался треск и первый зверь рухнул с раздвоенной головой  от ещё одного нового оружия. Второй бегущий позади, пытался затормозить задними ногами, но не успел, и так же нарвался на тяжёлую палицу. Кинувшись назад, Суран  поднял левой рукой  короткий меч и метнул его во вторую ногу, бригла, что с топором в правой задней ноге. Затем он, подбежал к нему и ударил булавой по затылку, вынул из ноги топор, и добавил ещё им коротким ударом в лоб. Не останавливаясь ни на секунду, Суран, сделал несколько быстрых шагов, навстречу развернувшемуся к нему передом (демону), пригнулся от его  когтей, шагнув вправо,  и левой  рукой с размаху всадил клин в грудь.
     Упавший плашмя  от Мишкиного удара бригл, начал вставать с пробоиной в  бедре задней ноги с большим желанием продолжать бой. Но тут же был успокоен  треугольником–мечом срубившего ему кисть лапы и клином топора в грудь.  Став на тушу ногами,  Суран засунул в ножны меч на поясе, рядом  с висящей булавой, и сжав крепко ручку топора, приготовился встречать бегущего на него (демона). Но за несколько метров до встречи с ним  Суран резко спрыгнул в сторону. Бригл, увидел, что противник поменялся с маленького размера на большой, и пытался уйти от столкновения. Но Мишка, как маленькая, легковая машина врезался на всей скорости  в лоб в лоб с грузовиком. Двигатель (грузовика) разворотило, (капот) вообще отлетел, а (рама с кузовом) переломилась пополам.
     — Ху – у – у – у – у, — стал произносить Мишка, и от удара, водя по сторонам головой, сел  на тушу.
Суран окрашенный в крови с ног до головы, сел рядом и так же тяжело вздыхая, поднял кверху глаза. — Хух, кажись все, — произнёс он устало, и  услышал стон бригла. — Не все, — повернув назад голову, он посмотрел на сидящего и склонившего голову  зверя. — Сиди, — сказал Суран, подымающемуся  напарнику. И начал  вставать, опираясь о железное плечо медведя, — Хух, блин, — произнёс ещё Суран, переступая красную тушу. Затем вытащил треугольник–меч из ножен, подошёл к реке, у которой сидел истекающий кровью изо рта бригл, и размахнулся, издавая  — Хук! 
Из харчащей раны хлынула густая и почти чёрная  пузырями кровь. Суран ещё раз занёс руки кверху,  и огромная голова упала у его ног.
     — Фух, теперь всё, — сказал Суран, глядя на оставшееся сидеть тело без головы.
Бренча по камням,  отвалившейся латой с задней ноги, Мишка, шатаясь от усталости, подошёл к Сурану. Суран снял с него бронь, шлем, затем отцепил с себя пояс с клинками и булавой  и зашёл по колено в воду. Мишка потряс головой и тут же резко кинулся в реку.
Суран,   обмывая от крови  доспехи, улыбался, глядя, на ныряющего,  и издававшего ревущие звуки радости, а затем и сам окунулся с головой.
      Скользящий звук камня о лезвие, раздавался под мерцающий огонь костра, разожжённый прям на берегу.
      — Боятся, — говорил про себя Суран, взглянув на старую луну. — Боли боятся и смерти, — Суран вздохнул и снова провёл по сверкнувшему от огня лезвию. — А ведь в городах они так не боялись. Их создавали, как совершенное оружие, не боящегося боли и страха. Или может, чувствуют, что в лесах они не хозяева, всё–таки, подсознательно. А кто тогда хозяин? — Сран посмотрел вправо, на взглянувшего на него в этот момент Мишку. Мишка, приподняв кверху голову, и издал в нос рычащий, короткий звук.
      — Правильно, — согласился  вслух Суран. — Природа. Хозяин, тут в лесах, сама природа. — Суран, не вставая со шкуры, сделал резкий выпад вперёд мечом, и глядя на конец сверкнувшего  клинка,  добавил.       — Природа и месть, —  затем снова посмотрел на Мишку, разлёгшегося на шкуре и снова стал говорить про себя. — А может не так, может сама природа нам мстит. Может они и есть, — Суран осмотрел темневшие в ночи бугорки трупов, — оружие. Может мы – люди, — Суран замолчал на секунду, —  и есть зло, которое пытается убить природу.  А природа защищается, — от таких мыслей Сурану стало не хорошо на душе, он глубоко вздохнул и поднялся на ноги.
Подойдя к самой воде, Суран желая услышать саму природу,  с минуту слушал шум реки, рябеющей лунным светом. Втягивая в нос сырой и пахнущий лесом  воздух, он поднял руки, и стал говорить.  — Господи, что происходит? Скажи мне. Неужели столько зла мы натворили? Неужели чаша переполнилась? — сжав левую кисть в кулак, он приставил её подбородку, и целясь мечом в луну, продолжил. — Неужели я этим убиваю саму природу, которая от нас отвернулась и создала нами наших же врагов. То есть мы теперь враги самой природе, —  Суран не обращая внимания на подошедшего и севшего рядом Мишку, продолжал, широко раскрыл глаза. — Неужели всё? Неужели всё против нас? Неужели мы сами себе враги, тебе враги? Их создали из нашей тоже, человеческой крови, чтоб ими же себя и убить! — Суран, упал на колени, нагнул голову, упёр клинок  в камень, и  тяжело и прерывисто задышал. Затем  водя в стороны головой,  снова стал смотреть  вверх, протягивая  левую руку к ночному небу. — Господи, зачем мы тебе такие? Мы же и есть само зло! Мы и есть зло! — и, вскинув  вторую руку с мечом, закричал. — Мы ведь можем уничтожить всю Вселенную. Зачем мы тебе? Мы ведь можем всё убить. Мы ведь можем всё уничтожить. Ты понимаешь, Господи?! Не должно быть так. Мы ведь такие злые. Я ведь такой злой.  Такой злой. Такой злой. Почему так? Почему? Или я что–то не понимаю?
Мишка зарычал грозно, глядя на луну.
      — Мы ведь можем всё, ты же знаешь! — снизил тон Суран.  — Ты же знаешь! Знаешь! — положив руки на камни и опустив голову, он стал водить головой по сторонам. — Не понимаю, ничего не пойму, ничего, совсем ничего.

Каралёт,  громко свистя реактивным двигателем, плавно поворачивал влево, высоко пролетая над верхушками деревьев.
Девушка, лет двадцати  с веснушками на продолговатом симпатичном лице с синим и сильным взглядом, сидела на твёрдом сиденье, поправляла воротник пятнистой летней куртки с короткими рукавами и погонами сержанта, и что–то напевала про себя. Затем опустила  свои  большие синие глаза на пролетающий в иллюминаторе  лес. Взглянув  влево на здорового парня с тёмными, кротко стрижеными   волосами, она улыбнулась, показав ему язык и, скрестив руки, оперлась спиной на зелёную алюминиевую стену. Только она натянула на глаза кепку, как услышала стук по стене. Улыбнувшись и повернув снова голову влево, она взглянула на парня, приложившего палец  к своему уху. И в секунду посерьёзнев на лице, быстро зацепила за ухо гарнитуру. Поправив  у не накрашенных и полненьких губ микрофон,  она заправила под кепку свои белые пряди, свисающих с висков. Затем  встала, откинула сиденье, прицепила к ремню на поясе плоский страховочный фалл, подошла к стационарному крупнокалиберному пулемёту, передёрнула затвор и резко и с силой потянула назад по фюзеляжу дверь.
Каралёт начал снижаться и уменьшать скорость.
      — Мы готовы! — произнесла девушка, взглянув назад на напарника  и схватившись за ручки пулемёта, она сосредоточенно стала смотреть вниз, чуть прикрывая глаза от влетающего тёплого воздуха.
      — Сколько?— спросила она. 
      — Не много, три тысяча двести сорок два демона. Тут тыща четыреста  пятьдесят три, и дальше в километре остальные, — услышала она в ухе с кавказским акцентом  голос  лётчика. — Видишь?
      — Нет пока. Саша видишь?
      — Нет, — ответил Саша.
      — Вижу. Возьми левей, — почти крикнула девушка, глядя на убегающий красный цвет. — Саша видишь? Готовсь!
Жук повернул влево.
Девушка твердо, упёршись в пол ногами, сплюнула в ладони чёрных перчаток с обрезанными пальцами и снова, взявшись за пулемёт, скомандовала. — Огонь! — а затем  нажала указательными пальцами обеих рук на спусковые крючки.
Пулемёты  задёргались,   издавая   частые  и  громкие  ударные  звуки. — Дв, дв, дв, дв, дв,…, — а  из их  стволов   стали   вырываться   огни.
Сотни  бриглов  разрываясь на куски за несколько минут, один за другим падали замертво. 
       — Отставить огонь! Зверь разделился на две группы. Левая,  скорей всего пойдёт к скале.  Давай  за правой, — сказала девушка и опять надвинула на  глаза козырёк  кепки.
Каралёт резко взял вправо вслед за мелькающими меж деревьев бриглами.
      — Саша, давай ко мне!
Парень ногой резко ударил по креплению, и одним движением  пересунул пулемёт по пазу в полу к правому борту.
       — Готов?
       — Готов!
       — Огонь!
И снова  задёргались пулемёты,  разрывая деревья и пытающихся маневрировать меж ними бриглов.
Стук пулемётов через минут десять  прекратился.
      — Тут всё? Ну, давай за теми. Хух, — произнесла девушка в микрофон и, глядя вниз на кровавые остатки зверя, вытерла плечом испарину с лица.
Взявшись за поручень, девушка подтянулась за него вперёд от резкого поворота и увеличения скорости транспорта. Оскалив зубы и  прорычав в нос, она одной рукой ловко перезарядила свисавшую с потолка пулемётную ленту и произнесла. — Я поняла! — и  взглянула  на рядом стоящего Сашу.  — Зверь разбежался. Слышал?!  — и тут же скомандовала. — Давай  назад!
Саша, снова ударив ногой по креплению, за две секунды оказался на своём месте. 
     — Я готов, сержант! —  чётко  и громко сказал он.
Продолжая держаться за поручень, девушка на секунду высунула голову наружу.
      — Где они? — крикнула она в ветер. — Что спутники? Сколько их? — спросила она, заправляя назад под кепку свои выпавшие из под головного убора стриженные по плечи волосы.
      — Света, четыреста  двадцать девять. Они под нами. Прячутся в кронах и за стволами деревьев, — ответил лётчик с небольшими чёрными усами под  большим носом, взглянув назад на девушку.
      — Ну, хорошо, блин. Саша, по деревьям! — Сказала она. Затем вцепилась в ещё не остывший пулемёт, прорычала,  оскалив зубы и открыла огонь.
      — Дв, дв, дв, дв, дв,…, — снова стали орать пулемёты, разбивая ветки, переламывая стволы, и разнося во все стороны листья и уголки. А затем стал появляться красный цвет. Бриглы, быстро, как тараканы, разбегались в стороны, поглядывая наверх и издавая злобные рыки. Но тут же падали  спиной назад, вперёд через головы, на задние, на передние лапы, уже разорванные на две и более части. 
Внимательно всматриваясь вниз, Света, без сожаления в глазах спросила. — Тут всё?
      — Да, летим к скале, но…
      — Что, но?
      — На экране, зверя должно оставаться  тысяча  восемьсот  семьдесят  девять, а их сейчас семьсот шестьдесят восемь, семьсот шестьдесят семь, семьсот шестьдесят шесть...
      —  Спецназ подоспел? — перебила Света.
      — Не знаю. Мы бы знали.
      — Саня, кури, — сказала она напарнику и, отцепив от себя страховочный фалл, подошла к дверному проёму кабины.
      — Смотри сама, — произнёс второй пилот.
Света сделала ещё шаг и опираясь руками о кресла пилотов, стала смотреть в монитор на приборной панели, на котором  виднелась скала в ярко–зеленоватом свете. Её окружали лес и небо тускло–зелёного цвета и двигающиеся красные точки. Через секунду, две точки исчезали одна за одной.
      —  Семьсот тридцать пять, семьсот тридцать,  — стала смотреть на цифры внизу угла монитора  и вздохнув,  спросила. — Кто их тогда…?
       — Леший, я думаю.
Света цокнула ртом, взглянув вперёд в окно, на еле виднеющуюся на горизонте скалу  и за две секунды собрав волосы в хвост, снова убрала их под кепку. — Ну, эту сказку я уже слышала: здоровенный мужик с медведем.
       — С огромным топором, — перебил её второй  пилот,  — накачанный, здоровый, весь чёрный и волосатый.
       — Староверы говорили, что заходил к ним леший, весь в шрамах. Спрашивал :есть ли  у них кузня?
       —  И играл на хамосе.
       — Кузня?! Хамос?! — проговорила  сама себе  Света. — А сколько ему лет?
Усатый пилот взглянул, улыбаясь, и взглянув  на Свету и ответил. — А хрен его знает. Может семьдесят. Может сорок. Может тридцать. Может двадцать. Может и триста.
      — Может тридцать?! — повторила его слова Света и прищурила глаза.
      — Страшный. Глаза бешеные. Волосы как у хищника, перевязанные повязкой. Весь изрезанный когтями. Ужас просто.
      — Его ещё видели несколько месяцев назад на горах Баррынга, там он бригла положил пять тысяч.
      — Это ж, столько  тысяч километров…?! — произнесла мысли вслух Света.
      — Что?
      — Да, ничё. Добавь газу, а то нам ничего не останется,— кивнула вперёд головой Света, взглянула на быстро исчезающие точки на мониторе,  и глубоко вздохнув,  пошла на своё место.
Усатый летчик, снова улыбаясь, взглянул назад.  — Ну, тогда, пристегнись  красотка, — произнёс он весело.
И  военный (жук) громче и резче засвистел двигателем, устремляясь  вперёд с большей скоростью.
      Открыв дверь, Света спросила, глядя вниз на дохлых бриглов со стрелами в телах. — Видите?— затем встала, откинула сиденье, пристегнулась, снова заправила  под кепку волосы с висков и передёрнула         затвор. — Сколько осталось?
     — Сто восемь, одиннадцать на скале.
Каралёт подлетая к подножью чёрной скалы, стал огибать её.
     — Двадцать семь, — услышала Света, продолжая смотреть вниз на красные труппы со стрелами.
     — Шестнадцать,…, десять,…, пять.
Каралёт подлетел с   другой  стороны горы, но и там так же беспорядочно лежали убитые бриглы.
     — Три. Всё. Два на скале.
     — Не вижу, — произнесла Света, сосредоточенно всматриваясь на склон не густо усеянный зеленью.
     — Ходят по кругу, прячутся от нас. Гады. Света, остался один.
     — Человека, спутник видит? — спросила Света, щуря глаза.
     — Нет. Щас в обратную сторону.
Каралёт развернулся к скале левым бортом и продолжил  делать облёт в обратную сторону.
Саша, всматриваясь за борт, передёрнул затвор.
     — Ходит гад. Он где то рядом, мы догоняем его. На мониторе… под нами.
     — Саша, гтовсь! — сказала Света.
     — Вот где под нами. Видно тебе его?
     — Неа,— Света зорко осматривала каменистую поверхность.
  И вдруг что–то тяжёлое зацепилось за левую лыжу. Транспорт трясонуло, и стало клонить к скале. Послышалось за бортом  рычание и огромная красная лапа с выпущенными чёрными когтями  вцепилась когтем в Сашин ботинок, и потянула за борт.
     — А–а–а–а… — закричал  от боли и  испуга  Саша,  и  схватился  обеими  руками  за  поручень  на  потолке.— Света! — крикнул он.
Пилот глядя назад, выровнял крен и стал уходить от скалы.
     — А–а–а–а… Света! А–а–а…,— продолжал Саша кричать.
Лапа вытянула Сашу наружу по колени, насколько позволил страховочный фалл.
     Какой волнующий вист двигателя, крик человека и злобное рычание зверя сбили сначала с толку Свету, но через секунду, она вытащила из кобуры пистолет и открыла огонь. Затем отстегнув от себя страховку, Света кинулась к напарнику и продолжила стрелять в лапу. Когти разжались, и лапа исчезла за бортом.
Света быстро отстегнула  Сашу от фалла и толкнула его к дверному проёму кабины лётчиков. Но тут, ударяясь когтями в металлический пол, появились две лапы, огромная пасть с зубами и жёлтые глаза. Бригл рыча от злости и пуская слюни, упёрся задними лапами в лыжу и стал вскарабкиваться.
Света нажала на курок, но патроны в пистолете кончились. Вынув пистолет из Сашиной кобуры, она за две секунды выпустила в зверя все патроны. Боёк пистолета опустошённо защелкал,  и Света  кинула его в морду зверя, туда же полетела и кепка, а затем, вынув нож, воткнула его в уже раненую пулей лапу, и оставив его там, снова кинулась назад к Саше.
Усатый лётчик, пытаясь сбросить не прошеного гостя, накренил (жука) влево, потом резко вправо. Если б он этого не сделал,  то стрела воткнулась бы не в плечо бригла, а прям меж лопаток.
(Демон)  издал рык боли, на секунду повернул голову назад и продолжил вскарабкиваться.
      Затолкнув Сашу в кабину лётчикам, Света ринулась к своему пулемёту. Не  пристегнувшись страховочным фаллом,  она развернула пулемёт  внутрь,   почти повиснув спиной наружу. И когда Света уже нажимала  курок, бригл, вдруг кинулся вперёд. Лётчик  резко накренил транспорт вправо. И взмывшая лапа только зацепилась когтями за пулемётную стойку. Бригл  подтянулся ею и ударил другой лапой Светы в ботинок. Коготь пробил насквозь толстый каблук обуви.
Света закричала. А бригл стал её тянуть на себя, отпуская от стойки когти.
Видя, что сейчас зверь схватится крепкой хваткой, Саша вынул из ножен нож и, держась  одной рукой за дверной проём, всадил в лапу нож рядом с первым. Бригл от боли вскинул  лапу вверх, чуть взвизгнул, затем снова зарычал, клацнул зубами в Сашину сторону, и сосредоточился на одной жертве.
      Каралёт снова стало кидать с бока на бок, то резко вверх, то резко вниз. Но бригл продолжал тянуть на себя, схватившуюся за пулемётную стойку Свету. Положив  раненую, вторую  лапу  на стопу ноги, бригл пытался сжать когти, но два торчащих ножа не давали это сделать. И тогда (демон) просто  отпустив задние лапы от лыжи, повисая тем самым  на Светиной ноге.
     Света продолжала держаться, но чувствовала, что силы её быстро покидают, верней их пытается забрать с собой  вниз за борт  раненый от пуль в морду, шею  и двумя ножами в лапу  зверь весом в тысячу килограмм. Такую массу Света не могла долго на себе держать. Она это понимала. Она уже не кричала. А просто  крепко закрыла глаза, стараясь, как можно дольше не расцеплять онемевшие кисти рук.
Затем  она  ощутила,  что  тело  державшего  её  зверя  стало  извиваться  и  издавать.  — У–у–у–а–а–а–и–у–у–а–а,… —   рёв, визг, и одновременно стон  боли в одном звуке. Не открывая глаза, Света отпустила от бессилия руки, как раз тогда, когда звуки резко удалились наружу. И  почувствовав, что её никто не держит, открыла  уставшие веки.
      Она не видела того, кто запрыгнул на спину бригла, оттолкнувшись от скалы. Того, кто  наносил своим коротким ножом колющие удары в глаза в нос и уши зверя. После чего  зверь вместе с ним выпал с борта и кубарем полетел по клону вниз.
     — Все живы?— крикнул пилот, взглянув назад на Свету, снова схватившуюся  за стойку.
Света дрожала и не открывая глаза, медленно кивнула головой.
     —Ты видела его?
     — Кого? — устало произнесла она, тяжело раскрыв веки.
     — Того, кто тебе спас жизнь.
Глядя в пол бегающими радужками, она поправила с шеи  микрофон  и спросила. — Лешего? нет.
    — Эх, а я видел его. Во даёт. Это ж надо: метров семь, восемь от скалы до нас, как кошка запрыгнул.Раз…
    — А лицо его видел? —  задала вопрос Света, когда Саша помог ей опереться спиной о стену, отделяющую кабину.
    — Видел.
    — Опиши, — говорила уставшим голосом  Света.
    — На дьявола похож, в шрамах.
    — А повязка? — спросила Света, давая Саше обтирать  кровь с её ударенного  о стойку лица.
    — Да, как у Рембо или индейца.
Света показала рукой на ногу Саши с пятнами крови. Саша махнул рукой и продолжил своё врачебное дело.
    — А глаза, какие цветом?
    — Не запомнил. Он вместе с бриглом  и пошёл вниз.
    — Надо вернуться!
    — Зачем?
    — Ему надо помочь! — вздохнула Света.
    — Нет родная. У нас горючего не хватит и раненые на борту. Ты как сама?
Света вновь тяжело вздохнула и опустила взгляд  на проплывающий внизу  лес.
     — Он ранен. Ему нужна помощь,— произнесла она, глубоко вздохнув, и приложила ладонь на высунувшийся поверх одежды амулет в виде чёрного когтя на шнурке.
     — Нельзя.
     —  Он ранен.
     — Прости, не могу рисковать вами.
Света скинула на пол  гарнитуру, подняла кверху голову  и вздохнув, с силой закрыла глаза.
Боевой транспорт всё дальше и дальше удалялся в синей играющей теплом дымке  от того места, куда  подходил медведь.
     Мишка с окровавленной пастью быстро вскарабкался на десяток  метров по склону к запылённому телу бригла, лежащего вниз головой. На  нём  лежало ещё одно тело, также оно было в пыли и крови. Мишка подошёл и стал лизать побитую кисть руки. Пальцы дернулись, и запылённое тело тихо застонало от боли. Суран медленно повернул голову с растрёпанными и слипшимися волосами, и посмотрел на медведя вспухшими глазами, впрочем, как и всё лицо.
Мишка подлез  под его правую руку и Суран кое–как, пересиливая боль, медленно перелез на широкую  спину.
Спаситель,  осторожно балансируя, начал спускаться вниз. Суран вскрикнув и еле успел, схватится за коричневую шерсть, когда медведь, поскользнувшись на мелких камнях, чуть не пошёл кувырком по склону.
Спустившись, Мишка так же осторожно нёс  на себе несколько километров стонущего Сурана к лагерю.    
      Опустив его на красную шкуру, медведь  сразу пошёл к стекающему по синеющим  камням роднику. Сунул лапу в прохладную воду, поднял её и вприпрыжку на трёх лапах двинулся назад.
Суран почувствовал на лице капли влаги и еле открыв рот, стал жадно  глотать. Медведь ещё раз повторил свой  поход по воду. Суран ещё насытился несколькими каплями.
Мишка недовольно прокряхтел в нос, понимая, что таким способом он не сможет в полной мере  насытить разбитое и обессилившие тело Сурана, и стал оглядывать то немногое добро, что было у них. Остановив взгляд на сосне, в ствол,  которого был воткнут нож, с висевшей на нём  большой  походной, чёрной  сумкой. Мишка лапой сдёрнул её, залез в неё мордой, вытащил из неё медную погнутую кружку и пошёл к ручью. Держа её в зубах, он нагнул голову, зачерпнул воды  и осторожно повернул назад. Но вода почти вся выплеснулась по дороге, и нуждающемуся в ней, снова досталось несколько капель. Медведь снова вернулся. Открыв пасть, он выронил кружку на камни у самого родника. Затем медленно когтями правой лапы взялся за ручку, прижал,  насколько это можно было сделать  когти к подушкам и набрал воды. Не спеша, опять же почти вприпрыжку  на трёх лапах Мишка шёл с поднятой головой и с прижатой к шее посудой. Подойдя к тяжело дышавшему Сурану,  он начал наклоняться над ним, и струйка воды полилась в открытый рот.
Суран жадно пил такую вкусную и такую живую воду, глядя сквозь маленькие щелочки на своего спасителя.
   
       В который раз наступила лесная и необыкновенная запахами  и цветом осень.
Суран с коротким топором для рубки  в руке медленно крутился вокруг своей оси, слушая громкий стук дятла и  внимательно всматривался  в  деревья. Выбрав подходящую и высоченную, чуть ли не до небес сосну, он не спеша подошёл к ней и начал быстрыми и короткими взмахами топора рубить почти в метр толщиной ствол. Через  две минуты  дерево завалилось, треща ветками. Ещё через  полчаса   не возражая, лежали  четыре бревна метров по пять, с шипами от срубленных ветвей.
     Суран сидя на одном из брёвен, хлопнул ладонью по нему,  вздохнул, и подмигнув сидящему неподалёку медведю, спросил улыбнувшись. — Девяносто шесть?
Мишка повёл в сторону головой, и коротко прорычал в нос.
    — А я знаю. Ещё двадцать четыре и хорош, — язвительно улыбнулся  Суран.
    Мишка нагнул голову и взял в пасть первую вязанку верёвки, сплетённой из коры молодых деревьев.
   — Ы–ы–ы–а–а–а…,— тянул Суран вперёд на себе верёвку. Мишка  также тянул задним ходом сжатую в зубах толстую плеть.
Бревно, медленно за два конца поднималось, и наконец, скрылось в густой кроне бука.
Обвязав  конец вокруг ствола, Суран поправил на голове повязку и выдохнул. — Хух, — посмотрел он на так же вздохнувшего медведя и сказал. — Это готово!

Бриглы в количестве больше двух тысяч спокойно бродили по ночному лесу, рылись в опавшей листве, и как коровы жевали траву и ветки деревьев.
Суран, прислонившись спиной к стволу берёзы, медленно натягивал стрелу на сгибающемся и чуть потрескивающем большом луке.
Несколько бриглов услышали этот звук и, перестав жевать, застыли на месте, водя по сторонам своими отблёскивающими синеву ночи глазами.
Суран так же застыл, уже почти с натянутой  стрелой.
Через несколько секунд бриглы продолжили трапезу.
Суран дотянул до плеча  с палец толщиной стрелу и спокойно разжал кисть.
Стрела, свистя, пролетела стремительно почти двести метров меж стволов, сорвав с клёна сухой  лист  и вошла в блистающий глаз. Вмиг зверь свалился на бок. Находящиеся неподалеку,  тут же встрепенулись, глядя на лежащего сородича и следующая стрела вошла в ещё один глаз. Понимая, что враг где–то рядом, (ночные коровы)  заревели, давая всем знак опасности.
Ещё свист и ещё один бригл рухнул, как подкошенный на листву. Остальные, продолжая реветь, начали беспокойно крутиться, пытаясь увидеть кого–нибудь в ночной  гуще леса.
Ещё свист и ещё послышался тяжёлый падающий звук на осенний ковёр. Ещё, ещё, ещё ...
Бриглы в охватившем их страхе замолчали, стали приседать и нервно крутили головами.
Суран тем временем, как змея, быстро прополз, не касаясь животом земли с десяток метров по заранее выкопанной не глубоко траншее, сел на колено, снял со спины лук и выпустил больше десятка  стрел.
Бриглы снова заревели и стали метаться в стороны, чувствуя свою погибель.
Суран надел на спину лук и повернув вправо голову, прополз ещё  метров двадцать, и  снова сев на колено, быстро, одну за одной стал пускать стрелы. И снова слышались грузные  падающие удары о ковёр.
     — Сто семьдесят четыре, — сказал вслух Суран, натягивая тетиву. — Хорош, — и пустив стрелу, прополз ещё. Затем резко выпрыгнул из траншеи наружу и, встав во весь рост, закричал, держа в руке лук.
Бриглы наконец –таки заметив того, от кого так натерпелись страха и паники , зарычали по–боевому, и бросились к нему.
Суран вставил стрелу в тетиву и отправил её в открытую пасть.
Бригл рухнул  замертво. А бегущий сзади огромный зверь весом больше чем полторы тонны, с  разорванным левым ухом, со шрамом на носе и одним глазом споткнулся об него,  взвизгнув, кувыркнулся  через голову и снова  рванул вперёд.
Заметив его, Суран  оскалил зубы, и выпустил в него стрелу. Бригл, ушёл чуть в строну и стрела досталась позади  бегущему.
Суран надел лук и бросился бежать, по дороге он вынул из ножен короткий меч и рубанул по верёвке обвязанной вокруг ствола.
Послышался треск веток. И сверху, качелей понеслось бревно. Оно мощнейшим, тяжёлым ударом снесло  пять бриглов.
Суран подбежал к другому дереву, взял одну из  шести стрел воткнутых в землю и одну за другой пустил по целям. Затем рубанул ещё верёвку, и небольшое бревно с заострённым концом вошло в бок зверя.
Стрелы Сурана летели в глаза, как пули, сверкающие светом  синей ночи. Он не пытался скрываться за стволами деревьев, а заманивал (демонов) под бомбёжки  брёвен, которые  продолжали сыпаться с высоты, убивая и калеча их тела.
Бегущее за Сураном войско  из синих от ночи  глаз, вдруг резко было атаковано с левого фланга.
Бриглы пытались прийти в себя от внезапной  и неожиданной атаки. Но  медведь торпедой  начал  крошить своим рогом одного за другим.
     Тонкая скибка новой луны незаметно опускалась к горизонту, а на востоке занималась бардовым цветом заря, освещая  продолжающийся  уже несколько часов      Суран развернувшись, снял лук и почти в упор  успел только пустить одну стрелу, в одного из одиннадцати преследовавших его бриглов. Сразу же подбежал к дереву, и ударил по стволу мечом. Если б он не поднялся, а вернее, сказать не взлетел вверх, держась за верёвку рукой, то пасть  не щёлкнула бы вхолостую, а сомкнулась бы на его стопе.
Поднимаясь к верху, Суран услышал взвизги и тупой удар бревна, а затем атаку своего напарника. Спрыгнув на толстую ветвь сосны, Суран  зарядил  стрелу, и пустил её, помогая Мишке.
Подняв кверху глаза, трое бриглов один за другим, впиваясь в толстый, больше метра толщиной ствол,  резво стали подниматься по нему.
Вытащив из колчана последние три стрелы, Суран прикусил зубами две. Третью зарядил, упал на ветку, сжимая  её под коленями, и перекинувшись вниз головой, выстрелил почти вплотную в жёлтый глаз.
Зверь успел взвизгнуть, и рухнул с пятнадцати метровой высоты.
За первой стрелой пошла вторая, точно в открытую и рычащую глотку.
(Демон) падая замертво, зацепил собой  лезшего снизу, и оба стремительно стали притягиваться к земле.
Мишка, сражаясь с самым большим зверем, еле успел отскочить в сторону от живой бомбёжки. Одноглазый, слыша сверху треск веток, поднял голову и — Бум! Тум! —  послышались два тяжёлых удара, подкинувшие воздушной  волной с земли листья. И на несколько секунд наступила полная тишина, если не считать тяжёлые от усталости  вздохи медведя.
Суран продолжая висеть вниз головой, посмотрел сначала на запыхавшегося и взглянувшего на него Мишку, а затем стал смотреть на зашевелившегося под двумя (бомбами), огромного  бригла со шрамом через весь нос, с одним ухом и глазом.
Суран зарядил последнюю стрелу, и натягивая на плечо руку, уже  прицелился в ухо. Но толстая, с мизинец тетива, сплетённая  из шерсти бриглов, их сухожилий и  волос Сурана  не выдержала стольких нагрузок, и, порвавшись, ударила по лицу. Суран оскалившись, зарычал в нос и, схватившись за верёвку, спустился вниз.
Открыв глаз, бригл тихо промычал в нос. Пошатываясь, он поднялся на передние лапы. Затем потрусил головой и посмотрел на тех, кто на нём обездвижено и вполне себе удобно  лежит. Повернув влево голову, он увидел в метрах четырёх от себя порыкивающего  медведя – носорога,  угрожаючи делающего выпады своим рогом. Посмотрев вправо, он увидел человека с топором  и треугольником–клином в каждой руках. Человек глубоко вздохнув, начал громко говорить. — Ну, вот, мы с тобой и встретились,  — и, добавив, закричал, обнажая зубы. — Помнишь нас?
Бригл прорычал, скинул с себя тела  и быстро поднялся на все лапы.
Суран с оскалом зверя неспешно ходя вокруг него, покручивал в правой руке топором.
Огромная (гиена) так же неспеша ходила вокруг своей оси и посматривала, то на скалившегося человека, то на медведя, готовых в любую секунду напасть.
После нескольких кругов, Мишка, оказавшись (лицом к лицу), грозно прорычал, и вроде начал атаковать, шагнув резко вперёд. Но тут же резко остановился, давая Сурану напасть сзади. Но только Суран замахнулся клинком, бригл не смотря на свои размер и массу, в долю секунды  развернулся и кинулся  на опережение. Суран еле успел отскочить в сторону. И (бык) врезался лбом в дерево. От такого сильнейшего удара полуметровый ствол не выдержал, с треском переломился пополам,  и сосна упала на убитого ранее Мишкой (демона).
Мишка, нагнув голову, ринулся в атаку, но мощным ударом передней  лапы в плечо был откинут на несколько метров. Следующим в атаку с занесённым за плечо топором и диким криком кинулся Суран. Но был сметён обратно, опережающим тараном головой. Потрусив головой, Мишка вскочил на лапы и снова ринулся в атаку. Бригл  сделал в сторону шаг, развернулся  и ударил задней лапой в бок медведя. Медведь отлетел, ударился спиной о покачивающееся бревно и без чувств упал на дохлого бригла.
Пригнув голову от горизонтально–разрезающего воздух топора, а затем и клинка, бригл схватил пастью защищённую бронёй бедро правой ноги. Мыча и одновременно рыча, поднял кверху Сурана и с силой обрушил его на землю. Суран успел прижать голову к груди, но тут бригл повторил ещё такой же борцовский приём с ещё большей силой. Суран ударился о землю головой и  выронил топор с клинком.
Чувствуя, что зубы впиваются в ногу сквозь железо, он закричал и напряг ногу. А когда (борец) вознёс голову для ещё одного повторения приёма, Суран  собрал оставшеюся силу в кулак, и с размаху влепил им в глаз. Бригл замычал от боли, но всё–таки  провёл свой приём в третий раз, но  тут же получил удар рогом в заднюю ногу и разжал пасть.
Не обращая внимания на разрывающую голову боль, Суран  вытер кровь, сочащуюся из носа, сплюнул её  изо рта, зарычал от злости и, цепляясь за красную шерсть мёртвой туши, поднялся на ноги. — Ну, сука! — произнёс он тихо, поднимая топор, но тут в глазах стало темнеть. Суран не отпуская оружия, упал на бок, снова поднялся и снова упал.
      — Щас, щас иду, потерпи брат, иду уже, — говорил Суран, слыша звуки боя и снова, будто пьяный упал  в листья. 
Тем временем, Мишка фехтовал своим рогом против клацающих зубов и когтей, бьющих по латам. Мишке удалось вонзиться рогом в лапу и в нижнюю челюсть. Бригл стал отходить, и уже еле справлялся с усилившейся атакой медведя. Для защиты, бригл начал использовать деревья, пряча за ними грудь и голову,  и как кошка выкидывал двадцатисантиметровые чёрные когти.
Такая тактика помогала ему:  при ударе лапой, когти её зашли меж секций лат, впившись в тело. Мишка ударил в лапу рогом. Но бригл пересилив боль, швырнул медведя наземь, как котёнка. Выйдя из–за дерева, он кинулся на поднимающегося  Мишку, схватил пастью его за заднюю часть тела  и ударил о землю. Поднимая снова к верху шею для повторного удара, бригл, чувствовал, что сознание медведя отключилось, и победоносно прорычал в нос. Но Мишка очнулся, зарычал и из последних сил сгруппировался, согнув спину, и резко выпрямившись, вонзился рогом в колено передней ноги.  Оба перекинувшись, рухнули наземь.
Бригл быстро поднялся на ноги. А Мишка, пошатываясь и сопя кровью из носа и изо рта, смог только встать на передние лапы.
(Демон) подошёл к медведю вплотную, посмотрел в полные боли коричневые глаза, и казалось, ехидно ухмыльнулся. Затем стал медленно открывать пасть, будто наслаждаясь  предстоящей и неизбежной  победой. Но тут послышался резкий и тупой звук удара. — Тум! — и глаз бригла резко стал большим от неожиданной так боли.
Он повернул голову назад и встретился  с ненавистным взглядом Сурана, тяжело дышавшего и еле стоящего на ногах. Потом посмотрел на торчащий рогом в спине топор, раскрыл пасть и толи закричал, толи зарычал во всё горло и со всей силы ударил двумя задними лапами Сурана в грудь.
Пролетев больше десяти метров, Суран упал на сражённую стрелой тушу. Через секунду Суран открыл глаза. Пытаясь встать, он почувствовал, что всё тело разбито и состоит из одной сплошной боли. Перед глазами всё плавало: красные обездвиженные тела, висящие брёвна, утреннее небо, деревья и бригл, раненый, злой  и ползущий к нему на передних  ногах. Мишка потрусил головой, раскидывая по сторонам льющуюся  из носа, из ушей и рта кровь, поднялся и, разогнавшись, ударился рогом в бок бригла.
(Гиена) взвыла, падая на залитые кровью листья.
Мишка отошёл чуть назад и снова рванул вперёд. Но бригл, каким–то не объяснимым образом, необъяснимой, какой–то силой, резко поднялся на все лапы, не взирая на торчащий в спине топор и опережая атаку, схватил медведя пастью  за шею и, проламывая доспехи, стал его трепать, как куклу.
     — Не могу, — услышал в голове Суран. — Не могу больше, не могу. Сил нет у меня. Прости!
     — Держись, я щас! — произнёс Сура, не шевеля языком.  —  Держись!  —  и  стал осматривать стволы  деревьев.  — Держись! —  и еле повернув голову влево, увидел торчащий в стволе берёзы короткий меч, до которого было всего лишь метра три расстояния.
Суран сжимая от боли губы, начал подниматься, цепляясь руками за шерсть, но ноги его не действовали вообще. — Давай, ну, иди сюда, — произнёс он, глядя на меч. — Иди сюда, ко мне, — вытянул вперёд  дрожащую руку Суран. И слушая за спиной рычание и удары о землю, повернул туда голову. – Не могу я к тебе идти, – закричал Суран, снова, глядя на меч. И стал ощущать, что тело его перестало болеть. —  Не могу,— произнёс он, уже еле шевеля языком. Глаза его подкатились кверху, и слыша односторонний бой за спиной, сполз по туше вниз. 

Слыша приятные поющие звуки птиц, Суран медленно поднял вспухшие веки и увидел  над собой перелетевшую  с ветки на ветку кукушку. — Умер — подумал он. Затем поворачивая глазами по сторонам, увидел брёвна, с катающимися на них птицами, тела бриглов на земле, и большого одноглазого (демона) с медведем, придавленного  огромной головой, с торчащим мечом  в ухе. — Не умер, — признался разочарованно Суран. И искажая болезненную гримасу на вспухшем, с подсохшей кровью, со свежими порезами  лице, он поднялся на ноги. Сделав шаг, Суран схватился рукой за поясницу и произнёс стонущий звук. Глубоко вздохнув, он продолжил хромая,  шагать.
Подойдя к виднеющимся из–под головы медвежьи  задние лапы в погнутых,  прокушенных и залитых кровью латах, Суран нагнулся, постучал ладонью по железу  и сказал невтяно. — Вставай медведь, хорош валяться.
Лапы зашевелились, и послышалось кряхтение.
     — Всё Мишка, давай вставай, а то я уже подумал, что всё, — добавил  Суран. Затем вытянул из красной головы свой меч, вложил его в ножны и, взяв красную голову за нижнюю челюсть, приподнял её.
Мишка продолжая кряхтеть, вынул рог из шеи бригла, сел на задние лапы, буровя потрусил головой  и стал радостно смотреть на Сурана.
     — Живой! — сказал Суран,  снимая с медведя шлем — Живой! Живой!— стал  говорить тише Суран, обняв Мишку за кровавую шею. В ответ Мишка глубоко вздохнул и лизнул языком Сурана по лицу.

Снег, играя искринками на солнце, громко хрустел под тяжёлыми торбазами Сурана, сшитые из красной шкуры, как и всё остальное  его деяния: шуба с капюшоном, телогрейка  и  варежки. Суран остановился, поправил на плече походную сумку, лук с колчаном и повернувшись назад, стал смотреть на ныряющего мордой в снег медведя. Латы и другие принадлежности, что были в мешках,  свисавших на бока, бренчали и тарахтели. Высунув морду из сугроба, Мишка  сбрасывая с морды снег, потрусил  в стороны головой, посмотрел недовольно на Сурана и прорычал в нос.                Суран взглянул на Мишку  и произнёс. —  Я тоже есть хочу, — а затем перевёл взгляд,  оставленные на снегу следы животных. — Подожди чуток. Нам до вьюги надо ещё пройти, — вытерев с густой бороды конденсат, осевший от дыхания белым инеем, Суран  поднял глаза на тусклое  солнце и продолжил путь. 
     Костёр трещал разлетающимися искрами и освещал убранство большого  по площади елового шалаша. Мишка  сытый  лежал на боку, и  слушал свист и вой доносящийся снаружи. Отражая глазами языки пламени, он с интересом смотрел в некий дымоход, состоящий из щели в потолке, в которую при порыве ветра залетало не много снега, кружась, а затем таял от тепла. Медведь втянул носом воздух, и выдохнул его, переведя взгляд на огонь. Затем  открыв  широко пасть, зевнул, и  потянулся, стараясь не тревожить, спящего головой Сурана на его передней лапе вместо подушки.                Сурану снилось, что он прогуливался по лесу с отцом. Шагая по асфальтированной дорожке, отец, казалось бы не слушал, что–то  серьёзное говорившего ему и смотревшего вниз Сурана. Отец же наоборот, улыбался, оглядывая высоченные сосны и ёлки. — Смотри — сказал он.                Суран поднял голову, и  раскрыл рот от увиденного: на деревьях, на их макушках, верней вместо макушек были человеческие головы, с длинными волосами, бакенбардами и бородами. Нет, они не были отрубленными и насаженные на деревья, они были живые, они были частью деревьев. Головы громко на весь лес вздыхали, посапывая в нос, и по всей видимости, спали, хоть глаза их были полу–приоткрытыми.               
      — Па, а что они там делают? — спросил Суран.                Отец посмотрел на  Сурана,  ещё  сильней  улыбнулся,  такими  же  карими  глазами,  как  и  у  сына,  и  ответил. – Слушают, что говорят им земля и небо, и другие миры, чтоб потом рассказать людям.                Небольшая тучка прикрыла солнце, и из неё пошёл дождь большими каплями. Головы, зевая, нехотя, полностью открыли веки,  и, раскрыв рты, стали пить льющуюся сверху воду.                Суран хотело было ещё что–то спросить у отца, но тот приложил палец к губе и повёл наверх глазами.
Суран понял, что своим разговором, он будет мешать покою голов, и глядя, как они снова прикрыли глаза после прекращения дождя, продолжил с отцом путь, уже с интересом взирая наверх.

      — Эийя, эээиийя, эийя, — толи пели, толи кричали оленеводы, одетые в оленьи шубы. И погоняя длинными кнутами бегущих по утоптанному снегу своими широкими копытами оленей, посмотрели туда, куда стали бежать собаки, громко и тревожно гавкая.
      — Ээиийя хоп, …, — также погонял кнутом пожилой якут, стоя у входа в жилище.
Скинув с головы капюшон, и вытерев рукой не густую и седую бородку, он замолчал. Затем сделал от сигареты затяжку, и увидел поверх рогов, вышедшего из гущи низкорослых лиственниц медведя и человека в красном одеянии. Встав на нарты, старик продолжил за ними следить.
     Медведь, водя в стороны опущенной вниз  головой с интересом рассматривал,  подбежавших и лающих собак. Затем ехидно и царственно  ухмыльнулся им  правой стороной пасти, и  глубоко вздохнув, продолжил идти за человеком.
Спустившись с холма,  человек начал что–то говорить лающей своре собак протягивая к ним руку. И те замолчали, стали радостно поскуливать и вилять своими пушистыми хвостами. Показывая дорогу гостям, собаки стали больше крутиться возле  медведя, но тот, казалось,  не обращал на них никакого внимания.
Топот копыт огромного стада удалился на несколько десятков метров, освобождая дорогу путникам.
Человек с медведем подошёл к старику  и чуть поклонился. — Мир вашему дому, — произнёс он, скинув с головы капюшон, сшитый из кисти лапы с обломанными когтями.
Старик улыбнулся.  — Мир и васему дому, и васему миру и васей земле, войны, — ответил он, и поклонился человеку и медведю.
Мишка кивнул головой вверх, сел на задние лапы и начал, наконец–таки с любопытством осматривать нюхавших его и вилявших  хвостами хасок.
Подошедшие сыновья старика, так же с интересом рассматривая гостей, приняли приветствие и ответили тем же. Старик что–то сказал им на своём языке и те удалились в одну из двоих чум с уходящими к тусклому небу струйками дыма.
     Суран голый по пояс сидел на оленьих шкурах, подогнув под себя ноги,  осматривал жилище, вздыхал  и чуть улыбался.  — Хороший, просторный у вас дом.
    — Кусяй есё, — предложил старик, показывая на большой казан с парующим мясом.
Суран вздохнул, положа на живот ладонь, и улыбнувшись, отказался. — Не, спасибо. Больше не могу, — затем обтёр бороду и со стеснением посмотрел на хозяев, осматривавших  гостей. Четверо внуков,  старик, жена его, и двое сыновей с жёнами понимали, знали, кто пришёл к ним. Суран почти не видел в их глазах страха. Хозяева понимали, для чего появились гости, и только поэтому в них чувствовалось беспокойство. Ещё Суран увидел в них надежду, точнее сказать прочёл: ну вот и дождались.
Мишка, сидя по правое плечо Сурана, посмотрел на казан и, кряхтя в нос, облизнулся.
     — Медведь есё кусять хоцет, — сказал, улыбнувшись старик. Затем достал большой железной рогатиной из казана кусок мяса и положил рядом с Мишкой. — Вот есё, позалуста. Только пусть остынет, — и, положив руки на колени, спросил. — Давно к нам идёте? 
     — Луна уже два раза наполнилась, — ответил Суран. Глядя на Мишку, схватившего в пасть мясо, и быстро выходящего на улицу, Суран произнёс, под хихиканье детей. — Ужарился.
Отираясь боками о проём со шкурой вместо двери, Мишка вдруг застрял. Не отпуская из пасти обед, он глубоко вздохнул и стал выдыхать в нос, пытаясь полностью  высвободить из лёгких  воздух. — Ху, ху, ху, …   
     — Много весит, килограмм триста, наверное? — спросил старик, кивая на несдающегося  медведя.
     — Просто ест много, — ответил Суран.
Мишка, услышав это, не довольно прокряхтел, и всё–таки победил под смех хозяев узкий выход.
     — Да, не, больсе цетыреста, тоцьно, — говорили  двое сыновей.
     — Богатырь–медведь! А как его зовут?
     — Мишка, – ответил Суран под сдерживающийся смех хозяев.
Старик, махая рукой, стал ругать на своём языке внуков, трогающих  мешки, шубу из красной шерсти, и лежащее под ней оружие.
Дети отползли назад к матери, но всё равно посматривали оттуда с огоньком в глазах.
Суран ещё раз улыбнувшись, поднялся, повернулся назад, подошёл к своей шубе и раскрыл её.
От увиденного топора, палицы, клинков, лука, колчана и стрел в нём, дети заохали, а взрослые раскрыли свои узкие щелочки глаз.
Суран взял в руки топор.
    — Ого, какой! — стали произносить с восхищением дети, пытаясь дотронуться до рога на обухе. — Ты им много убил бриглов?
Суран не ответив, снова улыбнулся и стал медленно водить по воздуху топором. — Его зовут Ник, в честь моего учителя.
    — Ничё себе! — говорили дети, протягивая руки. И Старик снова стал ругать детей.
    — Ничего, можно, только, не порежьтесь, — сказал нежно Суран.
Взяв в руку треугольный клинок, Суран продолжил знакомить будоражащихся восхищёнными эмоциями  хозяев. — Его зовут Лёха, — поводив им по воздуху, Суран положил его и вытащил из ножен короткий меч.       
      — Это Димон, маленький, но сильный.
      — Вот это да!..., — не было восхищению предела.
Сжимая в руке булаву, Суран  прищурил глаза и вздохнул. — А вот её зовут Света.
     — Ого, какая! — трогали хозяева металлические шипы.
Затем Суран взял лук, и под охи и ахи не сильно оттянул к плечу,  чуть потрескивающую  тетиву.— А его Тагон, так звали моего отца.
 Поднимая  колчан с потемневшей и потёртой  коричневой кожей, Суран продолжил. —  А это Лена. Так звали мою мать, — вытащив на половину стрелы, он закончил знакомство. — А это мои слёзы по ним, — и снова улыбаясь добротой, Суран смотрел на детей, как они  осторожно, как реликвию трогали, гладили и прикладывались к луку и колчану  своими розовыми щёками.

     Суран, проснувшись посреди ночи, поднялся, опираясь  на правую руку, обтёр ладонью выбритое лицо и глянул на тлеющие угли костра. Зевнув, он встал на ноги, заправил за спину волосы и, отодвинув  шкуру, вышел в морозную ночь голый по пояс. Ещё раз зевнув, он наклонился, постучал ладонью по заиненной спине медведя, спящего со своими новыми хвостатыми друзьями прям на дровах. Набрав в руку три толстых кривых полена, Суран выпрямился, выпустив изо рта морозный пар, и водя вокруг головой, стал всматриваться поражающую своим притяжением  заполярный край.  Справа в нескольких метрах стояло два хозяйских чума, сразу за спиной, его чум, собранный три недели назад. Впереди, в нескольких метрах многочисленное стадо мирно спало под сиянием убывающей луны, и только слышно было их дыхание и не частое шорканье телами. Ночной простор лесотундры был, казалось, объят какой–то необычайной смиренностью, благодатью и неземным, космическим  спокойствием. Суран взглянув на небо с большими и острыми концами звёзд, и не смотря на сорока пятиградусный мороз, ощущал то доброе тепло, что исходило из очарования, из ауры, из самого фантастического ядра севера.  Суран  закрыл  глаза  и  с  наслаждением  втянул  февральский  воздух   
      — Хорошо! — произнёс он,  глядя на созвездие большой медведицы. Но когда от края до края по небосводу пробежала не то волна, не то занавеса зеленоватого  света, Сурана охватило чувство, похожее на психологический или душевный взрыв, взрыв интереса и наслаждения. Казалось, сама душа смотрела  из него на небо. 
Мишка, открыв глаза, увидел, когда уже занавес закрывался и, чувствуя продолжения,   закряхтел и сел на задние лапы.
Сияние уплывая, растворилось, казалось в звёздах. Но тут же небо накрыло ещё играющей шалью, более яркой и большей по размеру.
    — У, — произнёс коротко медведь  и кивнул  вверх головой.
Через секунды три, четыре второе сияние так же стало угасать. И тут на всё небо, закрыв полностью своим искрящим светом, пришла третья. Она как будто начала издавать безмолвные звуки, толи ветра, толи музыки.
Человек и медведь  заворожённо смотрели на разгорающийся, и плывущий в небе огонь  не только зелёный, но и вмешанным  в одну палитру другие цвета.
Затем   сияние начало терять свою яркость, и они стали замечать за уплывающим, или как бы отдёргиваемым  кем –то  занавесом  некую фигуру, отдалённо похожую  на  человека. И чем сияние теряло свою яркость, тем более отчётливей вырисовывалось  очертание  сидящего человека.
Держа в руке дрова, Суран, сдвинул к носу  брови, вытянул шею  и свободной рукой  обтёр лицо.
Как в тумане, в ещё не полностью погасшем природном явлении, уже было видно сидящего фронтально  человека, не то на большом стуле, не то на троне.
Суран на секунду сжал с силой глаза, и взглянул на Мишку. Мишка так же недоумённым взглядом посмотрел на него, и оба вновь подняли вверх глаза.
Сияние полностью ушло с  неба, открыв настежь занавес (зрителям): Огромный резной трон на четверть неба. На нём сидит огромный, как в мифах исполин – человек, одетый в коричневое платье – халат,   с длинными, облегающими   грудь и  массивные плечи рыжими, почти огненными волосами. С шеи его на толстой верёвке свисает почти на живот конусообразный  и сверкающий с размером кулак, огранённый алмаз. На бедре его левой ноги лежит густая  чёрная шкура, висящей вниз  клыками в пасти  головой, и лапами с когтями.
Человек, не спеша стал осматриваться вокруг, медленно потирая своей жилистой с большими мускулами рукой бородку на лице, с большим шрамом, тянувшемся с переносицы до правой щеки. Шрамы, мелкие и крупные  так же заполоняли всё его тело. Над троном, над спинкой которого  в ареоле полной луны виднелась рукоятка двуручного меча.
Суран на секунду поднял глаза выше на скибку второго месяца и понял, что  гость появился тут из другого мира.
Человек продолжал осматривать небо, деревья, чумы, спящих оленей и заметив, смотревших на него Сурана с медведем,  прищурил глаза, надвинул на них брови,  и стал смотреть с малой долей презрения, и чуть подался туловищем вперёд.
Суран не моргая, смотрел в его зелёные, блестящие глаза. Они были большие, но в них был заметин чуть разрез, как у монголоида. Из глаз выходил проникающий насквозь, изучающий и холодный взгляд.
Затем человек перевёл взгляд на медведя, и  медленно убрал с лица прядь волос. Раскрыв, будто от удивления глаза, он, опёршись кулаком в шкуру, подался головой ещё  вперёд–вниз.
Мишка, чуть сощурив глаза, вздохнул. За ним сделал тоже самое и Суран.
Глядя  пристально сверху, человек наклонил на бок голову. А потом взгляд его стал каким–то другим. В нём появилось сострадание, сочувствие и необычайная сильная, мощная доброта. И поднимая грудь,  плечи, он набрал ртом полные лёгких воздуха. А затем с силой выдохнул его из себя, да так, что смотревшие на него, ощутили  на себе дуновения ветра, который сменил в них чувство, что было близко к растерянности и страху на смелость и прилив силы, огромной, необычной, необъятной  энергии.
И снова от края и до края неба пронеслась  шаль сияния, унося с собой человеческий облик. Звёзды продолжали ярко  мерцать на холодном небосводе. А Суран с Мишкой смотрели ещё несколько минут вверх, покуда не пролетел яркий метеорит, оставляя за собой изогнутый  яркий и длинный шлейф своего короткого жизненного пути.

      Мишка с собаками сидел на снегу и с интересом смотрел  в большой по размеру загон, где  люди накидывали  на  рога и головы оленей арканы.
Суран  в своей красной телогрейке всю довольствием помогал заталкивать в ворота другого загона пойманных животных.
     — Не холёдно? — спросил сын оленевода, глядя на голые, волосатые и  мускулистые руки Сурана, разрисованные  шрамами.
Суран, улыбаясь, легко затолкал очередного мычащего  оленя, вздохнул всей грудью, и ответил вопросом на вопрос. — Дашь аркан закинуть?
Оленевод, улыбаясь  в ответ своими тоненькими усам, накинул на голову капюшон и сказал. — Ну, на, попробуй, – и отдавая аркан добавил. — Не закинуть, а накинуть. Не аркан, а тынзян.
     — Знаю, – произнёс Суран.
Держа в левой руке конец тынзяна, Суран  правой  рукой начал покручивать связкой, и прикрыв один глаз,  запустил кольцо. Пролетев над рогами, кольцо, под смех оленевода упало на спину оленя.
     — Эх, блин,  — сказал Суран,  быстро собрал в руку кожаную верёвку и повторил попытку.
Кольцо свища полетело опять вперёд, зацепилось за края рога и слезла.
      — Ц, блин, — снова произнёс Суран.
 Повернувшись к смеющемуся оленеводу, он проговорил быстро. — Щас, ещё разок. Щас получится.
После третьей неудавшейся попытки, Суран, вздыхая, отдал назад  орудие труда и снова принялся за дело, которое у него получалось намного лучше.
     Мишка, снова сидя со своими новыми друзьями на снегу, наблюдал, как Суран накидывает  тынзян на длинный шест.
После промахов оленеводы не стесняясь, смеялись и подсказывали Сурану. А Мишка неудачами Сурана наоборот,  расстраиваясь, тихо рычал в нос и водил головой в стороны. Поглядывая на него и повторяя за ним, хаски, так же разочарованно рычали, мотали головами в стороны и ещё подгавкивали.
    — Не волнуйся, расслабься. Тынзян, это продолзение твоей руки, твоего тела, — говорил старый оленевод.
Суран выдохнул нервно, сощурил глаза. — И взгляда, —  добавил он. А затем ещё выдохнул протяжно и сделал резкое и волнообразное движение телом. И разворачиваясь в связке, кольцо накинулось наконец–таки на пятиметровый шест под радостные вопли оленеводов.
Суран не веря своим глазам, раскрыл их  широко, поправил на голове повязку, а затем, улыбнувшись, вскинул кверху руки.
Мишка радостно зарычал и стал бить передними лапами в утоптанный снег. Собаки, глядя на него, повторили за ним, но ещё и гавкая и подвывая.
     Суран со старым оленеводом сидел на нартах, поглаживал по голове собаку и смотрел на тусклый диск светила
     — Скоро весна, — произнёс, вздыхая  старик.
     — Да, — согласился Суран, и  накинул на голову капюшон. — Скоро гон начнётся?!
     — Да, нацнётся, — вздохнул старик. — Олени пойдут и мы пойдём.
Суран так же вздохнул, продолжая смотреть вверх. — Да, олени это жизнь.
     — Да, олени для нас всё, — старик похлопал варежкой по шкуре под ним. — Скура, мясо, обувь, цум, – показал он рукой на жилище. — Тынзян с ихней кози делаем, нюки, итыньян. Всё делаем.
     — Да, — улыбнулся чуть Суран. — Бриглы для меня всё: шкура, мясо, одежда, кисы, — похлопал Суран голой рукой по одежде и обуви, — нюки, итыньян, головной убор, — Суран скинул с головы капюшон и приложил палец к повязке. Накинув снова капюшон, он, вздыхая, повторил с грустью. — Бриглы для меня всё.
После сказанного Сураном, оба замолчали на минуту.
      — Оцень страсные эти бриглы? — нарушил молчание старик.
Суран не ответив, просто взглянул на старика.
      — Страснее, чем твой медведь? — не успокаивался тот.
Лежащий рядом Мишка поднял голову и недовольно взглянул на старика.
      — Они больше размером и их много очень, очень, — ответил  Суран.
      —  Они идут сюда? — посмотрел старик на Сурана с испугом в глазах.
Суран глядя вперёд, кивнул  головой на заснеженный горизонт. — Да, вот там их и будем бить.
От услышанного ответа, старик повеселел глазами и снова спросил. – А где другие люди, власти страны, военные? Они не знают, сто они сюда идут?
Суран мотнул головой в сторону. — Не знаю, но, наверное, нет.
    — Перед тем, как ты присол, прилетал зук. Они нам привезли соли, муки, батарейки, ну и всего… Мы им мясо, скуры. Они сказали, что бригла убивают, много убивают. Они привезли есё голову этого бригла, отрубанную, больсая голова такая, ц, — цокнул ртом старик, — старсная. Я не видел его всего, полностью. Но твой медведь очень старсный.
Суран соглашаясь, стал кивать, и на минуту наступила снова тишина. И снова её перебил старик. — А я знаю, – сказал он, и стал смотреть загадочно на Сурана.
    — Что? — спросил заинтересованно Суран.
    — Знаю, кто победит их. Мне саман говорил. Победит одним махом, всех до одного.
    —  Кто? — спросил  Суран, подозревая старика в заносчивости.
Вытерев варежкой иней с бородки, и пуская изо рта дым, старик продолжил. — А тот победит, кто не боится на них смотреть дусой. И тот, кто на них посмотрит глазами. То, кто посмотрит на них глазами, тот  охраняет того, кто не боится на них смотреть дусой.  А дуса у него больсая, больсая, — оленевод показал руками на небо. — Инаце он бы погиб давно.
 Суран глубоко вздохнул, и поднял брови.  — У–у–у, —  произнёс  он в нос,  кивая головой. Из–за уважения к собеседнику  он всё–таки сумел  сдержать смех, и только сжав губы, выдохнул в нос пар.
     — Саман много мне рассказивал. Он зе мне брат двоюродный, — снова прищурил глаза старик и снова затянулся дымом.— Он много видел. Мы – люди природы видим дусой мир, и не только этот.
     — Это да, — согласился Суран.
     — Ты есё молодой, совсем молодой.
     — Да, — согласился протяжно Суран, и взглянув на старика, улыбнулся.
     — А ты знаес, — дотронулся старик до плеча Сурана, — сто люди все братья?
Суран набрал полных лёгких воздуха и отвечая,  стал выдыхать. — Знаю.
     — Все, все, все. Кто зил раньсе, кто сейцяс зивёт, кто будет зить. Мы все братья.
     — Да.
     — Мы все от одного предка. Он есё не был селовеком, потом стал поцти селовеком.
     — Примат?
     — О,— старик, чуть улыбаясь, ударил слегка по плечу Суран,— нацинаес взрослеть.
Суран прикрыв глаза, усмехнулся.
      — А если копать есё глубзэ, то всё нам брат, — оленевод, осматриваясь  вокруг, водил по воздуху
Руками. — Птицы, олени, зивотные, снег, воздух, ёлки. Всё нам брат, дазе камень. Но мозно копнуть есё дальсе. Мы созданы для мира. Нас мир долзен быть другой.
      — А почему же мы – браться убиваем друг–друга? Может, какая–та ошибка произошла? — спросил  Суран.
      — Мозет и так, мозет и осибка. Нась мир узе был рансе, похозий мир, на этом месте. Но там был рай. А потом присли злые духи, и убили всех. Не, поцти всех. И создали свой мир,— старик глядя на Сурана, встал хлопать себя по груди. — Они вот тут зивут.
      — Кто? — задал вопрос Суран, почти с тревожным интересом  в глазах.
      — Вот тут, — старик похлопал по груди и Сурана, — духи злые.
Суран глубоко вздохнул и на секунды две закрыл глаза.
      — Они везде, — снова оленевод стал водить руками по воздуху, — в солнце, в воздухе, в звёздах, в ёлках, в зивотных и дазе в камне. Но больсе всех их в селовеке. Их оцень много, оцень.
Суран ещё раз глубоко вздохнул.
     — Есть дух курения, — старик выставил вперёд дымящую сигарету. — Дух гнева. Дух, который любит пить водку. Есть, который любит убивать, издеваться. Оцень много злых духов. Злой дух, это и есть демон. Но не бойся ты так, — хлопнул старик по плечу ладошкой Сарана. — Они убили не всех тогда. Добрые духи остались зивы, не много, но остались.  И  они  тозе  в  нас  зивут  и  в  тебе,  —  снова  оленевод  дотронулся  до  груди       Сурана. — Мы мозем вернуть всех добрых духов,  воскресить всех до одного и дазе больсе. И себя воскресить. Они нам помогут вернуть нас мир, тот мир, и сделать его есё больсе, сильней.
      — А откуда пришли злые духи?
      — Из мира духов. Добрые духи, усли с того мира, придумали свой, создали в нём нас, думая, сто  в нас они не смогут пробраться, но… У меня з брат двоюродный саман, он мне и рассказивал, — старик цокнул ртом и замолчал.
Наступила несколько минутная тишина. Оленевод закурил ещё сигарету, а Суран смотрел в синеву,  с небольшим диском солнца.
      —Да, а скоро праздник весны. Соревнования будут. Я тебя науцю на нартах гонять, — поменял старик тему.
Суран  радостно посмотрел, на улыбающегося старика.
     — Там много людей будет. Весело будет, — старик  глянул на шубу Сурана. — Только кису поменяй на оленью. Хоросо?
     — Хоросо, — ответил   Суран, взглянув на собеседника с благодарностью во взгляде. И смеющимися от хорошего настроения глазами, снова стал смотреть  на небо.
    Старик был прав. На празднике было очень много народа: оленеводов с многих краёв,  обычных людей из деревень и городов, и военных, прилетевших на трёх (жуках). Играла гармонь, варган, шаман бил в буден, обходя кругами столб с вырезанными двумя  ликами. Все веселились, общались,  дарили, меняли, продавали оленьи шкуры, рога, сувениры, пили спиртное, ели блины, и разные яства и было ещё много разного. И конечно, главное – это соревнования: на перетягивания каната, короткой палки, прыжков через перевёрнутые сани – нарты, борьба, метание топора и, гонки на оленях  запряжённых в нарты. Суран в этом состязании занял седьмое место. Он бы пришёл и пятым, наверное, но его нарты два раза перевёртывались под смех зрителей.
Мишка, наряженный  в разноцветные банты, ленты, искусственные бутоны цветов, сидел неподвижно, как манекен, чувствуя себя неуютно. И только крутились  его  радужки глаз, осматривая народ, и стесняясь охов, ахов, ух ты, и ого какой. А когда он опустил глаза в утоптанный снег, люди стали его трогать и гладить. Когда медведь вздыхал носом, поднимая плечи и грудь, то  люди с резким испугом отступали назад, веря, что медведь настоящий и живой. И тут же снова охая и ахая, тянули к нему руки, трогая его коричневую и густую шерсть.
Завидев Сурана, Мишка, медленно, чтоб никого не испугать, поднялся с задних лап. И звеня, подвешенным кем–то колокольчиком на шею, осторожно и не спеша поспешил к нему.
    — Молодцы, — похлопывал Суран по спине своих оленей. И скинув с головы капюшон, оглянулся вокруг. Люди,  внимательно осматривали покрытое шрамами лицо,  особенно военные, одетые в белую тёплую форму с меховыми шапками  на головах.
 Мишка недовольно прорычал в нос и уткнулся им в бок  Сурана, пытаясь таким образом спрятаться от любопытных.
     — Не волнуйся ты так. Мы среди людей, среди своих, — сказал ему Суран и легонько потрепал его за ухо. 

     Снег почти весь уже сошёл, обнажив мох и лишайник. Но ещё кое–где виднелись белые  островки в основном под деревьями.
    — Ну, воин, давай просяться, — начал говорить оленевод, протягивая руку,  глубоко  вздохнувшему    Сурану. – Хоцю позелать вам есё больсе сил, — старик посмотрел на Мишку, и улыбаясь, прогладил его по голове.
Собаки грустно поскуливали, глядя на Мишку  преданными взглядами, и прощаясь, трогали его  лапами.
Старик подошёл к нартам  с запряжённых в них тремя оленям, сел, взял  в руку харей,  и обернувшись назад, сказал громко. — Кровь у всех одна, — а затем, ударяя не сильно по спине оленя, крикнул коротко. — Хей!— и тройка дружно двинулась вперёд.
Собаки сидели с Мишкой ещё несколько секунд, поскуливая и посматривая на него грустными глазами, а потом громко лая, кинулись за стадом оленей. Четыре оленьи упряжки  набитые хозяйским добром,  всё дальше и дальше удалялись, приближаясь к горизонту.
       Суран, после расставания  никогда так не скучал по людям. Ему хотелось слышать человеческую речь, самому говорить с людьми, видеть их лица и улыбки.
      Ещё много убивал красных демонов Суран с медведем. Не раз они были ранены. Не раз были на краю гибели. Но Сурана тянуло к людям, хоть он и заходил  к ним два раза, после того. Он зашёл к староверам, когда латы после ожесточённого боя были почти полностью разбиты. Люди их приняли неохотно, не помогли им в медицинском плане, ни один человек,  даже священник, кроме трёх слов не сказал им ничего, считая, что  пришедшие принесли к ним исчадие зла.
     Перед уходом  Суран  попросился  помолиться  в  церковь,  на  что  священник  сказал,  указывая  на  ворота. — Прочь, дьявольское отродие.
Если б он знал, что в пятидесяти с небольшим километров от его деревни, Суран с медведем уничтожили почти восемь тысяч бриглов. Это было самое большое, пока, количество убитых ими врагов. Оба, после боя, который продолжался почти  сутки, лежали, не вставая  у небольшого горного водопада ещё сутки. В ранах, защищавших деревню,  завелись черви. Суран вживую вырезал съеденную ими часть мышцы на правом плече медведя. А у самого началась гангрена на ноге, от оставшегося в ней отломанного клыка  ещё  в самом начале битвы.
Второй раз,  с поднявшейся температурой из–за коренного больного зуба, от которой не помогали никакие народные средства, и от которой уже начал терять сознание, Суран, надеясь о помощи, пытался зайти на охраняемую зону нефтескважин. Но, не дойдя даже пяти  километров до ней, прилетел обычный вертолёт, и открыл огонь из пулемёта, ранив медведя в заднюю ногу, после чего, он начал  несильно хромать.
Но судьба всё равно распорядилась по–своему.

    Суран стоял, прислонившись спиной к поросшей зелёным мхом скале. И осторожно отломил двумя пальцами ветку берёзы, заслонявшую обзор: не глубокую реку  в ширину примерно метров двадцать  с красноватыми на дне камнями. Левый её берег подмывал ту самую калу. А правый широкой полосой был усыпан мелкой галькой и тянулся вдоль сплошной стены из лиственных деревьев, шелестящих от ветра, только, что начинающих желтеть листьями.
Заметив, появившиеся из чащи мускулистые тела с красной шерстью, Суран, медленно поднял лук, вложил в тетиву стрелу  и  притянул её к правому плечу.
Мишка, находясь за спиной  Сурана, чуть высунулся своим рогом и стал смотреть, на заходивших в воду.
И только,  бриглы наклонив головы стали пить журчащую солнцем воду, как просвистела первая стрела.
Зверь без чувств завалился в воду. После чего поднялся злой рёв, готовый к бою.
    — Су – у – уть, су – у – уть, су – у – уть, — просвистело ещё три стрелы, а затем они прекратили резать воздух.
Бриглы перестали рычать, и внимательно стали смотреть туда, откуда летели стрелы.
Суран в ожидании, опустил лук и смахнул с лица навеваемые ветром со спины свои чёрно–коричневые пряди волос.
С минуты две никто не двигался, кроме шелестящих деревьев.
Суран снова поднял лук, думая, что зверь ринется в его сторону. Но бриглы постояли ещё несколько секунд и, переходя реку, повернули чуть вправо от себя к другой стороне скалы. 
С десятка два замыкавших шествие уже стали выходить  на другой берег. Суран, осторожно вышел из–за скалы, прошёл ещё несколько метров по реке, и достав камень из реки, кинул его.
Получив удар в бок, бригл повернул влево голову и тут же получил стрелой в глаз.
Звери прорычали и стали осматривать всё вокруг, но никого…. Затем постояли неподвижно с крутящимися по сторонам глазами с несколько секунд и спешно продолжили путь. Суран медленно поднялся не в полный рост из воды. И снова коротким звуком просвистела стрела. — Су–у–уть.
Бригл, сражённый в ухо, плюхнулся в реку. Остальные, повернув влево головы, увидели сидящего на колено   и достающего из–за спины стрелу, и кинулись к нему.
Суран, не вставая, пустил ещё четыре стрелы. И слыша уже хорный рёв, надел на себя лук, подбежал к скале, запрыгнул на большой  камень, взял свисающий толстый канат, спрыгнул, сунул край каната в зубы медведя и, крича во всё горло, стал тянуть вместе с ним.
Сверху послышался грохот, падающий и летящий вниз. Пыль и огромные камни окутали реку  своим тяжёлым гулом, смешиваясь с рычанием и визгами бриглов.
Ветер начал развеивать каменную пыль, а вместе с тем и визги боли стали сменяться на грозное рычание, которое по интонации требовало незамедлительной мести.
Ветер окончательно унёс  с собой пыль.
Суран скинул лук на берег, вынул треугольник–клинок, слушая увеличивающийся в количестве рёв за грудой камней, перегородившую реку. Глядя, на появившихся на верхушке (плотины), Суран закричал во всё горло, и поднял над головой меч. Мишка, выйдя чуть вперёд, зарычал вовсю,  и разбрызгивая воду,  забил передними лапами по  на дну,   угрожающи кивая вверх  рогом.
Бриглы так же зарычали злобно, подняли дыбом свои холки и кинулись в атаку.
Вынув из ножен левой рукой короткий меч, Суран с медведем  рванул навстречу врагу.
      — Подлетаю к цели, — произнёс лётчик истребителя–бомбардировщика в синем шлеме, проносясь над верхушками деревьев. И держась за штурвал, продолжил говорить, глядя на дисплей. — До цели пять  километров.
    Ударив в красную грудь коротким мечом, Суран тут же его вынул, развернулся и отрубил треугольником–клинком летящую в него лапу с когтями, шагнул в сторону от клацающей пасти и снова вонзил меч в грудь.
Мишка принял на свои железные латы удар лапы и, бросившись навстречу, ударил рогом под нижнюю челюсть. Тут же с места рванул рогом в бок следующему напавшему на него бригла.
    — Цели одна за другой тухнут. Осталось 5.659, 5.658, 5.657. Возможно спутник уходит. Наших там нет? — говорил лётчик по связи, взирая на монитор с исчезающими красными точками. — До цели три километра. По–моему, впереди  кто–то работает.
      Суран ступая по колено в воду, и прикрываясь  как щитом латами на руках от тяжёлых ударов когтей, сразу же наносил один единственный выпад  в цель, после чего (демон)  падал замертво. Не обращая внимания на редкие пропущенные  атаки со спины, после которых он падал в окрашенную кровью воду и быстро вставал, зная, что напарник его не даст затоптать его. Суран после этого с ещё большим рвением от злости орудовал своими мечами.
      — …  До цели километр.  Вас  понял,  —  говорил  лётчик  глядя  на  виднеющуюся  в  лобовом  стекле  скалу.   — Начинаю атаку. Ракеты пошли.
Две чёрные цветом ракеты по одной  под каждым крылом  вспыхнув, сорвались как коршуны, и оставляя после себя белый крутящийся шлейф, понеслись к цели.
    Суран оттолкнувшись от лежащей в воде туши, рубанул клинком, разделив напополам чёрный нос нападающего. Пригнувшись от когтей, он в который раз,  вбил меч в грудь, и вынув,  метнул его в глаз врага   напавшего сзади на медведя. Суран за долю секунды подбежал бриглу, успел вынуть из глаза его  меч, и ударил им в грудь следующего. И уже замахнулся клинком для удара, как вдруг он услышал громкий свист над головой. А затем.
     — Дум! — раздался оглушающий звук, вместе с треском и огнём.
Часть скалы разнеслась в разные стороны, раскалёнными каменными осколками.
Сурана оторвало от воды вверх метра на два. Он видел оскал бригла, которого должен был сразить, и которому раскалённым докрасна куском камня снесло половина черепа. У самого уха Суран услышал пролетевший звук шрапнели от  осколка  ракеты и почувствовал удар  в грудь.
Его как пушинку отнесло на несколько метров  на каменный берег спиной, и  быстро поднимаясь на ноги, он старался не обращать внимания на сбившееся дыхание. Кашляя, Суран продолжал сжимать в руках оружие, и среди скуливших  и скачавших бриглов начал искать глазами медведя.
      Мишка, поднимаясь из воды, струсил со шлема свисающие, будто гирлянды внутренности бригла.
Суран увидев его, вздохнул облегчённо и тут опять послышался свист.
      — Дум! — раздалось снова, и снова треск и разлетающийся огонь.
Мишку перекинуло верхторамашками и понесло на берег.
Открыв глаза, Суран ничего не видел, только еле слышал визжавших  от боли бриглов. Потом темнота прошла, и стало просматриваться плавающее небо. Пытаясь подняться, он  промычал от боли, взглянул на торчащий из панциря на бедре косок дымящего металла. Оскалив зубы, выдернул его резко, и опираясь о короткий меч,  он поднялся с камней. Встав в полный рост, Суран на секунду прикрыл с силой глаза,  потрусил головой, и постучал себя по ушам. Открывая рот и придя в себя, стал осматриваться вокруг: красные трупы, разорванные, а раненые, с оторванными конечностями, с вывернутыми наружу внутренностями лежали почти через каждый шаг, мыча от боли. Другие, кто мог идти, молча шли в лес, но среди них не было видно медведя.
    — Фух, — выдохнул Суран, и набрав полные лёгких воздуха, крикнул. — Мишка!
    — Остаток 3.981, — глянул на монитор лётчик. — Вас понял. Возвращаюсь к цели, — сказал он спокойно и стал поворачивать штурвал.
      Суран, сильно хромая, вошёл в лес, вместе со спешившими  туда же  бриглами. Увидев  медведя подходившего к нему, Суран улыбнулся.
      — Мишка, — сказал Суран, снимая с него покорёженный шлем. Кинув его наземь, он сел на колено, вздохнул и, глядя в медвежьи глаза, закончил. — Брат, надо уходить, быстро.
Мишка соглашаясь, лизнул Суран в лицо.
Суран  заслышав  приближающийся  звук  реактивного двигателя, повторил. — Уходим, — поднимаясь на ноги, он  схватился   рукой  за  шерсть  проходившего  рядом  бригла,  и  взглянув  вверх,  Суран  ещё  раз  повторил. — Быстро уходим.
     — Подхожу к цели, — произнёс лётчик, открывая крышечку на панели управления.
     — Уходим, уходим, — кричал Суран, продолжая держаться за бригла. — Мишка вперёд!
Медведь обогнал Сурана, поднял голову, и  увидел в кроне деревьев подлетающий самолёт   и  прорычал в нос. — Вперёд  давай! — услышал он позади голос.
     — А вот вам и подарочки, — сказал пилот, нажав кнопку.
Бомботсек открылся на две створки и (подарочки) стали стремительно, и плавно сыпаться один за одним.
      Суран продолжая бежать, почувствовал под ногами резкую встряску и, зная, что сейчас будет, закрыл глаза.
Река вскипела, поднялась вместе с камнями. Скала раскалилась докрасна, деревья вмиг вспыхнули, и первая ударная волна из расплавленного метала, камня, горящего дерева начала уничтожать всё живое на своём пути. Бриглы вспыхивали, как спички, разрывались на мелкие части. Разрывалось всё на пути, даже воздух.
За первой ударной волной пошла вторая, продолжая убивать всё, что не добила первая. За ней третья чуть дальше на расстоянии.
Сурана сбило мычащим и летящим  бриглом   прям в берёзу, после чело она сломалась, а затем Сурана накрыло огнём из камней и железа.
Бомбы падая, продолжали рваться огненной, широкой в километр  полосой. Лес, казалось, молился, и одновременно взрывался, плавился, дробился, кричал от боли какую–ту  минуту, долгую, адскую минуту, вечную. Но и вечность в этом мире проходит.
    Мишка лежал без движений на животе, а затем медленно приподнял голову с опаленной шерстью и кровоточащим левым глазом. Оглядывая  задымлённый  и потрескивающий огнём лес, он начал было поднимать своё одетое в искорёженный и пробитый в нескольких местах панцирь,  из–под которого дымилась шерсть. Кашляя и задыхаясь  от дыма, он кое–как он поднялся на все лапы. Но высокое и толстое  дерево, верней, то, что осталось от него переломилось, и скрипя,  стало падать. Мишка повернул вправо голову,  чтоб быстро отойти, но у него на это не было сил. И горящий столб  рухнул на спину медведя, переломившись на нём. Перед самым ударом Мишка закрыл глаза и напрягся, что есть сил, и снова распластался  на живот. И снова он лежал без чувств несколько минут. Веки медведя  глаз стали дёргаться. Кашлянув, он отрыл глаз. Рыча, кашляя  и кряхтя, Мишка всё–таки, кое–как поднялся на передние лапы. Вылез из–под костра, и  еле  встал  на остальные конечности, втягивая  в себя дым. И шатаясь,  начинал делать шаги, но от бессилия его завалился в горящие угли. Ревя, он снова поднялся и побрёл вперёд, в дым, переступая горевшие брёвна и трупы.
Подойдя к такому вот  трупу бригла, медведь схватился пастью за обугленную заднюю ногу и стал тянуть.  Пол ноги оторвалось от бедра. Мишка схватился за то, что сеть и медленно, но уверенно стал идти назад. Протянув тушу несколько метров, он отпустил зубы и снова закашлял, опуская вниз голову. А затем стал смотреть туда, где что–то лежало, на первый взгляд не понятно что: с дымящимися, похожими на  две ноги, две руки, голову  и туловищем посередине.
Подойдя к Сурану, Мишка стал обнюхивать его сгоревшую обувь, посечённую и покорёженную броню, каменный осколок  торчащий из груди, чёрное запёкшееся лицо и спаленные волосы с повязкой. Целыми были только пояс  с коротким мечом, булавой, ножом в ножнах и ремень для колчана.  Мишка лизнул языком Сурана  и, схватившись зубами за этот  ремень на плече, развернул беспомощное и дымящее тело на сто восемьдесят градусов,  и потянул его к реке.
     Больше часа прошло, покуда медведь обходя  горящие места с телами не почувствовал носом влажный и не такой задымлённый воздух. Так же задним ходом, Мишка зашёл в реку, и латы зашипели на его обгоревшем теле. Затем он вылез на берег, перехватил зубами  Сурана за ногу и затащил его в воду по самый подбородок. Мишка,  жадно лакая такую нужную в данный момент для организма влагу, аж зарычал зло от неутомимой жажды.  Насытившись, он поднял кверху голову, глубоко вздохнул и закрыл глаз. Открыв его, он  оглянул  изменившийся рельеф местности. Скала была на половину разрушена, а  река перегорожена её обломками и стала ещё больше похожа на озеро.
Вытащив из воды лапу,  Мишка полил на лицо Сурана. Брови его чуть дёрнулись, а  разбитые в кровь и слипшиеся губы так и не  приоткрылись. Мишка ещё раз намочил лапу, полил водой лицо  и прорычал, прям в закаменелое лицо Сурана.  Взяв снова зубами Сурана за ремень на плече, медведь потащил его через реку, и  обогнул скалу, удаляясь от злополучного места.
      Оказавшись в зелёной чащи леса, где не было  дыма и гари, Мишка  оглянулся вокруг. Затем  подошёл к огромной  ели. Опираясь на её ствол передними лапами, он встал во весь рост и одним прикусом, откусил  большую и раскидистую ветвь. Затянув на неё Сурана, Мишка ещё раз посмотрел на его лицо, затем ухватился зубами за край ветки и потянул дальше.
      Наступила ночь, сыч завыл, сова уукала, клёст  посвистывал, а медведь тянул за собой на ели человека. Наступило утро, лес заискрился светом и пением птиц, а медведь всё тянул. Остановившись на минуту, он передохнул,  вытирая лапой свой вытекающий глаз и снова продолжил путь. Наступила опять ночь, пришёл день, ночь, день, ночь, день, а  медведь всё тянул и тянул ветку с обездвиженным, и почти мёртвым  телом, изредка останавливаясь, чтоб подтянуть его за ремень к отломанному концу ветки. Остановившись у самого ручья с плывущими по нему жёлтыми листьями, Мишка опустил лапу в воду, полил на никак не реагирующее лицо Сурана, сам попил и снова потащил за собой. Пошёл ночью дождь, медведь тянул. Дождь шёл всю неделю, а медведь тянул.  Взошло солнце, медведь тянул из последних сил. Вечером, когда лужи стали покрываться не толстой коркой льда, Мишка остановился, закрыл глаз и, отпустив зубы от ветки,  упал от бессилия на землю.
Слыша порыкивание  и  шелест листьев  под тяжёлыми шагами, он открыл глаз и увидел приближающегося дикого медведя.  Медведь подошёл, обнюхал Мишкины раны на боку, на плечах, на спине,  глаз смотрящий на него. Потом подошёл  к Сурану, так же поводил  носом по израненному и печёному телу, и взявшись за край ветви, потянул вместо Мишки.
Мишка лежал на боку ещё несколько минут, провожая взглядом  тянущего задним ходом  сородича. Затем поднялся и пошёл вслед за ним.
       После медвежьей помощи, Мишка  снова  продолжил путь сам. Он останавливался на несколько минут передышки, нюхал Сурана, и чувствуя, что начинает усыпать, сжимал зубами ветку и шёл дальше по уже заснеженному лесу.
Через несколько дней  ему на помощь пришли волки.
Мишка мотал головой, чтоб не потерять сознания   от голода и бессилия, но продолжал идти рядом, внимательно следя за стаей и Сураном. Еда попадалась  на пути: почти прокисшая и замёрзшая голубика, брусника, спящие  муравейники, старые грибы и снег вместо воды.
Волки остановились, повернулись к Мишке, повыли с несколько секунд и быстро скрылись в чаще.
     Часовой, стоя на вышке с автоматом наперевес смотрел в бинокль, водя по сторонам головой. Убрав бинокль, он прищурился, глядя сквозь снегопад. Снова приставив бинокль, он снял свободной рукой рацию с плеча и стал говорить. — Вижу бригла. Нет, огромного, железного медведя. Он тащит на ветке человека, видимо раненого
      — Какого бригла?! Какого медведя видишь, железного?! Ты что пьяный, что ли? — послышалось из рации. 
      — Повторяю: вижу железного медведя с человеком. Он каким–то образом обходит минное поле и движется к воротам. Жду приказа.
На вышку поднялось несколько человек в военной форме и стали внимательно смотреть в бинокли.
     Мишка дотянул свою ношу  до огромных окрашенных в бело–синий–красный цвет с двуглавым орлом железобетонных ворот. Подняв голову, он стал водить ею по сторонам и реветь, что есть силы.
     — Открыть ворота! — послышалось с вышки. Затем что–то загудело и ворота начали заезжать за стену.
Мишка затянул Сурана  внутрь, сел на задние лапы и снова стал реветь, оглядывая обступившую толпу военных.
Люди слушали его умоляющий о помощи рёв и сожалеючи смотрели на его потрёпанный и измождённый вид, на его погнутые  перекособоченные латы, его обгоревшую на некоторых местах до самого мяса шерсть, его вытекший глаз и его слёзы.
Мишка отошёл на несколько метров назад, чтоб не мешать подошедшим нескольким человекам во врачебной синей форме и с носилками.
      Девушка с белыми волосами под белой меховой шапкой, помогая перелаживать на носилки Сурана, внимательно всматривалась в его покрытое обгоревшей коркой лицо. — Суран, — произнесла тихо она.
Веки Сурана дёрнулись, толи от услышанного его имени, толи от перемещения на носилки.

     Девушка  сидела у постели Сурана, обритого наголо и накрытого по грудь зелёным одеялом.
      — Удивительный организм, — начал говорить седовласый  доктор  в белом халате. —  Столько переломов, и  всё срослось очень хорошо. Костная ткань очень плотная и одновременно очень пористая. А череп его имеет воздушную прослойку. Можно сказать череп под черепом. Его сердце, верней два его сердца, как у брила, взяло на себя функцию перекачки крови, пока заживает большое сердце, хорошо заживает. Метаболизм очень активный. Его кровь взяли генетики. Я уверен, Света, результат будет интересным. Скорей всего, этот организм клонированный.
      — Нет, — произнесла Света, проглаживая по щеке Сурана.
      — Или это эволюция сама изменила его в короткий срок. А иначе, как бы он выжил в тайге?!
Доктор, держа в руке папку, стал смотреть в окно со второго этажа на Мишку, сидящего у большой  деревянной будки и всю довольствием поедающего яства  от кидающих ему врачей и военных. Повернув голову к Свете, врач сказал ей нежно. — Света, может домой пойдёшь, отдохнёшь. Если что…, я позвоню тебе.
Света помотала головой. — Нет, нет,  я не устала, — и взглянув на доктора добавила. — Он проснуться должен. Я чувствую это.
Доктор улыбнулся, и соглашаясь, кивнул головой.
После её слов аппаратура стала подавать частые сигналы.
     — Он просыпается Виктор Владимирович, — сказала Света взволнованно и радостно, взглянув вверх на монитор. И глядя на шрамистое и мускулистое лицо Сурана, она стала ронять на него слёзы. — Я же говорила вам …
В палату зашли ещё врачи.
Медсестра глядя на монитор, ощупывала пульс на руке Сурана. — Он просыпается, — констатировала она.
     — Суран, — произнесла тихо Света над лицом Сурана, глядя на подёргивающиеся его веки, и вытирая рукой слёзы, повторила.  — Суран.
Суран медленно и тяжело открыл глаза и сразу прикрыл их, от ударившего яркого света.
      — Выключить свет! — сказал Виктор Владимирович и глубоко вздохнул.
Суран стал различать расплывающееся в глазах лицо, которое с каждой секундой становились всё отчётливей и красивей.
     — Суран, Суран, ты слышишь меня? Суран, — говорила Света, не стесняясь своих слёз. — Хороший мой, ты проснулся Суран…
Суран несколько секунд смотрел на её белые  волосы,  собранные  в хвост,  светлую  кожу  с  веснушками,  чуть  вздёрнутый  носик,  полненькие  губы  и  синие  глаза,  и  наконец–таки  произнёс  протяжно  и  еле  слышно.  — Света.
Виктор Владимирович ещё раз вздохнул, и глядя на других врачей, заулыбался им в ответ.
    — Да, да, это я,  — стала Света вытирать свои слёзы с лица Сурана. — Это я Суран. Ты жив, мой родной, ты жив.
Суран хотел ещё что–то произнести, но заслышав за окном радостный медвежий рёв только улыбнулся.
    — Да, да и медведь твой жив, жив, жив родной. Его подлечили, домик ему сделали. Он всё время, пока ты спал, был тут.
Суран ещё раз улыбнулся и закрыл глаза.
     — Что с ним? — спросила испуганно, повернув голову к Виктору Владимировичу.
Улыбаясь, врач  ответил. — Ничего, всё нормально. Через несколько часов проснётся.
     Через два дня Суран  сидел на постели. Через четыре дня Суран начал ходить, опираясь о Светино плечо. Ещё через несколько дней он вышел на улицу в открытую  Светой дверь госпиталя, перед которой уже ждал медведь.
Суран скинул с головы на снег бежевую цветом шапку ушанку, сел на колени, положил руки  на голову Мишки и долго смотрел в его израненную душу. Прикоснувшись лбом до мокрого носа, Суран вздохнул глубоко и сказал. — Однако ж, потрепали нас брат.
Мишка так же вздохнул, положил голову Сурану на плечо и прикрыл глаз.
    — Потрепали, — повторил Суран, сжимая шерсть в кулаках.
Снова глядя в глаз Мишке, Суран стал говорить уже бодрее. — Теперь всё будет по–другому.
Мишка в ответ лизнул и уловил взгляд,  улыбающейся Светы.
     — Это наш человек – Света, — познакомил Суран.
Света высунула руку из рукава военного тулупа и прогладила медведя по голове. — Мы уже знакомы, — кивнула она головой.
     — Ну, пойдём, — сказал Суран, поднимаясь на ноги. — У нас теперь есть дом. Говорят, — Суран с нежностью  посмотрел на Свету,  — нам там будет хорошо.
Света отвечая улыбкой, положила руку Мишки на шею. — Вам там будет очень хорошо!  — начала говорить она, глядя на Сурана, сверкающими от счастья глазами. — Вам понравится!
      — Мне уже нравится! Хочу домой! — улыбнулся Суран.
      — Хорошо. Только, может шапку наденешь?!  Холодно ведь, — произнесла в нос Света.
      — У,  — сказал Суран, быстро нагнулся, взял шапку, надел её на голову и потянул вниз меховые уши. 
      — Тебе идёт она, — кивнула Света на шапку.
      — У тебя красивее, — Суран положил свою руку на её и не сильно сжал. —   У тебя со значком. 
      — Да, — шмыгнула носом Света, и глаза её сверкнули слезами радости. Затем, она приложила его ладонь к своей щеке и чуть закрывая  глаза, сказала тихо. — Пойдём домой?!
      — Пойдём, — закрыл на секунду глаза  Суран, и приложил вторую ладонь к её щеке.
      — Идём?!
      — Идём, — Суран вытер с веснушек слёзы, приблизился к ним губами и только хотел поцеловать их, как послышался сначала глубокий медвежий вздох, недовольное рычание в нос и удаляющийся хруст снега.
     — Идём? — повторил тихо Суран, глядя в упор в синие  и мокрые от радости глаза.
     — Идём.
    Вся троица шла  по окружённой редким  хвойным лесом,  широкой  со следами от колёс  асфальтированной дороге. Через километр  слева и справа за колючей проволокой  были видны бронетранспортёры, танки, установки залпового огня и другая военная техника. Навстречу проехало два «Тигра», обогнал грузовик с солдатами в тентованом кузове. Из леса уставшим бегом пересекли дорогу солдаты в полной боевой выправке. Не останавливаясь, они с открытыми ртами  взирали, на сидящего на задних лапах  огромного медведя. Мишка  провёл их грозным своим взглядом, не довольно рыкнув в нос и снова пошёл смелой, косолапой и прихрамывающей походкой впереди Светы и Сурана. Вдалеке, где–то слева за  толщей леса стал слышен свист двигателей авиационной  техники.
     — Нам сюда, — сказала Света ушедшему вперёд на десяток метров медведю, и кивнула головой вправо. Сойдя  с дороги, Света пошла по вырубленной некоторое время назад просеке.
Суран знал по рассказам Светы, что если  не сворачивать с дороги, то ещё через несколько километров
начинается город численностью в сорок пять миллионов жителей. Город – крепость, вместе с военной базой и космодромом начал тайно строится  сразу после  захвата США (красной армией)¬. Площадь  всей территории огороженной десятиметровым в вышину и метровым в толщину железобетонным забором составляла двести тридцать тысяч километров.
Суран несколько лет назад сидел на возвышенности холма и наблюдал с Мишкой, как вдалеке под покровом  ночи горит огнями город Сибирь. Так же он видел огни города Восток, чем–то похожий на Сибирь, но находящийся восточней в трёх тысячах километрах от него и чуть северо–восточнее Якутска с меньшей территорией и численностью жителей,  всего пятнадцать миллионов, но так же с развитой инфраструктурой.¬¬
      Отойдя на метров триста от дороги, Суран увидел впереди небольшого размера бревенчатый дом с  запорошенной солнечной панелью на крыше, тускло горящей днём лампой под крыльцом, и лавочкой у сруба колодца.
     Сурану чуть улыбался и с каждым шагом всё больше и больше ему напоминал этот дом на тот, что был у него в деревне.
Света повернулась назад и глянула, на улыбающегося и смотревшего вперёд Сурана. — Блин, забыла свет выключить. Уже неделю горит, – проговорила  она, так же, не сдерживая улыбку.
   — Ну, здравствуй! — произнёс  Суран, зайдя на поляну со рубленным  посередине её жилища под большой  берёзой, и меньшим домом с метра полтора в высоту.
Суран с Мишкой стояли ещё с минуту, не веря в то, что видят.
     — Твой, твой, — сказал Суран Мишке, прорычавшему в нос и кивающему головой на маленький домик.
     — Ой, голодные совсем, щас насыплю, — произнесла виновато Света, обращаясь к щебечущим  снегирям в пустой кормушке, подвешенной за ветвь ели.
      Суран растянув улыбку, смотрел на Свету, сыплющую в кормушку зерно из кармана,  и называвшую летающих вокруг неё птиц  нежными словами.– Мои хорошие, мои маленькие, мои родные, кушайте не стесняйтесь, зерна у меня много…
 Суран чувствовал, он знал, что жизнь его изменится в ту сторону, которую должна меняться, обязана поменяться, после того, что происходило, что пережито, что уже так стало привычным. Стало  им самим: лязг метала, кровь, боль, злость, когти, клыки. И наверное, самая главная привычка, это быть одному, без того, чего не может и не должен жить двадцативосьмилетний человек – любовь к женщине.
Ему очень сильно хотелось находиться в  людском обществе, хотя он  опасался людей. Он знал, что такое человек.  Существо, наделённое самым совершенным на данный момент разумом. Тот разум, что  может убивать,  доставая всё новое и новое оружие из нескончаемых уголков своего фантастического сознания, реализовывая свои злые помыслы за пределом  мозга – в мир, где одновременно  всё, абсолютно всё будет враждебно друг–другу до полного уничтожения. Враждебно даже то, что не считается злом – добро. Добро, так же изменяет нутро и наружу. Добро  определяет степень зла и создаёт своё оружие, так же беспощадно уничтожая зло, опередив его в скорости и силе, чтоб потом восторжествовать в сознании и за его пределом, хотя б на некоторое время. На время. Где есть время, там всё равно идёт или зарождается новая война.
       Девять недель назад, там, на реке  под скалой вместе со своими врагами, которые убили, съели, растерзали его отца, мать, друзей, знакомых. Там, откуда Суран  пытался уйти подальше после ракетной атаки. Бриглы не трогали ни его,  ни медведя, а так же как и они уходили вглубь леса, не желая  убивать друг друга. Суран видел их глаза, но не видел в них голода, злобы, ненависти, а только необъяснимо–огромное, жадное желание жить. Они все, вместе спасались от общего на тот момент  врага – огня, посланного человеком. Суран тогда не чувствовал, впервые в своей жизни не чувствовал себя человеком. Он был равным зверю, а они были  равные ему.
Суран стоял и смотрел то на Свету, то на дом, то на деревья, то на тусклое зимнее небо, и ему совсем не хотелось больше убивать. Ему больше не хотелось  убивать.  Куда–то отошло в сторону то, что говорило, побуждало душу, показывало ей,  где сейчас находятся бриглы, куда они идут и где они будут через некоторое время, и  в каком количестве.
 Суран закрыл глаза, ощущая, что  душа освободилась от тяжести, от тяжёлого камня.
Не спеша, он подошёл к колодцу, потрогал рукой ведро, сруб, провёл ладонью по спинке лавочки и, усмехнувшись, стал смотреть, на вошедшего в свой дом медведя.
Мишка обнюхал своё жилище, высунул голову из дверного проёма и рыкнул в нос.
     — Ему понравилось, — сказала Света, подходя к двери дома.
Медленно, Суран, чуть пригнувшись, вошёл в открытую Светой дверь.
В коридоре с небольшим оконцем на стене были приделаны крючки для одежды, а на полу ждали тёплые две пары тапочек синего цвета. Суран прикрыл глаза и вздохнул от того, что коридор очень сильно был похож на тот, что был в деревне. Глянув на Свету, Суран снял шапку, тулуп, повесил на крючки, снял обувь и надел тапочки. 
     — Удобно, — сказал он, поднимая к верху носки ступней и широко улыбнулся.
Света улыбчиво открыла дверь дальше.
Суран переступил порог и стал оглядывать единственную, но большую и просторную комнату. По левую строну у окна стоял стол, покрытый  скатертью и с двумя стульями. В углу кухня с электрической плитами, хлебницей, посудой в посуднице, и полками с крупами и сухим кормом для медведя. Справа  у стены стояла широкая железная кровать, заправленная по–солдатски. В ближнем правом углу стояла душевая кабинка с роликовыми белыми дверями. Посередине комнаты  на ковре веял теплом электрический камин. А прямо у стены каменный  камин ещё не знавший огня от потрескивающих дров. Повернув голову назад, Суран увидел  над дверьми оленьи рога.
Глянув на Свету  вопросительным взглядом, и  продолжая улыбаться,  он сказал протяжно. — Хорошо!
Света излучая радость в глазах, прижалась к его плечу и повторила. — Хорошо!
      Мишка сидел и смотрел наверх, как Суран поднимался по лестнице на чердак с громыхающим большим мешком, в котором были покорёженные доспехи, и уцелевшие  – пояс с двумя ножами, палицей и коротким мечом. Открыв дверцу, Сурана закинул боевые пожитки и услышал внизу за спиной.— Правильно, от глаз подальше. Мало ли, кому понадобится.
Повернувшись, Суран увидел внизу стоящую рядом с медведем Свету, с вложенными руками в рукава белого бушлата.
     — Не успел заселиться, а уже прячет  добро, — продолжила она улыбаясь. И смахнув с чёрных, подведённых бровей  свою белую  чёлку, закончила.  — А?
Мишка прорычал в нос и чуть  повёл  им вверх.
     — Да, да, мы ушли на гражданку, мы теперь хозяйственные. Мы хотим настоящей современной жизни и любви, – поддержал медведя Суран и, проводя по ёжику на голове ладонью, так же растянул на лице улыбку.
      Света прикусив губу, не сводила с Сурана своих сияющих светом глаз,  наклоняя на правое плечо голову.
Суран видел в больнице её глаза, её взгляд полный преданности и любви. Но ему казалось, что она любит его из сожаления, толи как сестра брата, или как единственного человека из прошлого. Первые дни он тоже к ней так относился. Но только сейчас, глядя на неё он понял: её свет исходящий сейчас из её души, предназначался именно ему. Свет, который и раньше в детстве  шёл именно к нему – к мужчине, который был, наверное, величайшим воином, защитником за всю историю Земли. Он прожил почти четырнадцать лет в тайге дикарём, изредка общаясь с людьми. Чтоб не потерять человеческий образ, старался стричься, верней, резать ножом себе волосы и брить им лицо. И чтоб не забыть человеческую речь, разговаривал вслух с медведем, хотя этого и не нужно было.
Душа Светы всегда  знала – кто перед ней. Таких женщин, как она, всегда, во все времена было единицы. Душа её смотрела на него, видела его душу, спрятанную в сильное, могучее, израненное, битое и обожжённое тело с большими и крепкими зубами для пережёвывания жёсткой пищи, и с коричневыми глазами из которых исходил холодный бешеный  взгляд  беспощадного зверя убийцы, готового убивать голыми руками. Но сейчас взгляд его стал другим, тем – что был раньше, тем – настоящим, тем – чьим именем назвал его отец.
      Сидя с Сураном на лавочке, Света поправила назад шапку и втянула морозный и  пахучий  хвоей  воздух.    
      — А, а, а, хорошо, — сказала она и положила голову Сурану на плечо.
      —  Даже лучше, — поддержал  он, оглядывая набирающие яркость звёзды в синем небе  вечера.
Света вздохнула, так же посмотрела вверх и добавила. — Даже лучше, чем лучше.
       — Как раньше.
Мишка, сидящий впереди тоже глядя в небо, глубоко вздохнул носом.
     — Он что, зимой не спит? — спросила Света и кивнула на медведя головой.
     — Почему?! Спит, когда время есть. Ещё день два и он заляжет в спячку до самой весны, — Суран улыбнувшись, добавил. — Храпу будет, на весь лес.
Света усмехнулась, когда Мишка повернул к ним голову и посмотрел обидным взглядом.
     —  Я его постоянно толкал в бок за этого. Теперь я ему прибил на дверной проём  занавеску из толстой материи, так что, сильно не будет слышно.
Мишка снова оглянулся и прокряхтел.
На деревьях и снегу стал отражаться свет от лампы, уводя вперёд три тени.
     — А помнишь, как ты в школу не ходил и в церковь, пропадая в кузнице.
     — Помню, — вздохнул Суран, обнял Свету за плечо и прижал к себе.
     — Батюшка постоянно орал (— Где его носит, этого безбожника?—)
Суран усмехнулся.  — Орал и постоянно не трезвый.
       — С Кадилычем они это постоянно и делали. Где они только находили?
       — Та, где?! У Кадилыча и делали. Как не пройдёшь мимо его дома, так и стоит пьянящий запах.
Света засмеялась Сурану в плечо. Затем раскрыла широко глаза, вздохнула глубоко, сильней прижалась к плечу  и сказала тихо. — Кузница. Помнишь?
      — Помню, — ответил тихо Суран и сжал Светину руку.
      — Дынь, дынь, дынь, дынь доносилось в деревню. Это Суран с моим дедушкой… Кому коромысло, кому навес, кому колесо на тачку, кому что.
      — Да, — согласился протяжно Суран. — Никитич меня многому научил.
      — Это путь.
      — Да, – сказал снова Суран и, взглянув на звёзды, сжал губы.
      — А Димка с Лёхой…
      —Да.
      — А помнишь, как они колодец копали?
Суран улыбнулся. — Не сколько копали, сколько ругались постоянно из–за него.
Света не громко засмеялась — Ага. То чё сидишь, бери лопату копай, куда ты пошёл, тебе ещё шесть минут копать.
     — До драки доходило, — добавил  Суран, а потом с сожалением вздохнул. — Сколько, метров четыре выкопали?
     — Да, вода уже стала выступать. Когда я убегала, я туда и упала. Бриглы, рычали, слюной брызгали от злости, когтями пытались меня достать. Ой, – вздохнула протяжно Света, – страху натерпелась… Села задницей в воду, спрятала голову меж колен и просидела так три часа, покуда не прилетел спецназ. Меня привезли сюда, сдали в детский дом. В двенадцать  лет волосы стали светлеть. В четырнадцать я стала блондинкой. В  шестнадцать лет я пошла в армию, а в семнадцать я уже мстила за всех, за наших.
Суран наклонился к Светиным  губам и поцеловал. — Спасибо, что ты выжила.
Света чуть отстранилась от  плеча, поправила шапку и стала говорить. — Это тебе спасибо, за то, что ты выжил там. Я знала, чувствовала, что ты жив. Что ты где–то рядом. Я знала, что тебе плохо там, больно там.
Суран грустно улыбнулся и стал вытирать двумя пальцами слёзы с её щёк.
     — Я слышала. Все говорили, что есть леший. Он заходит изредка к людям по необходимости. С ним всегда его медведь.
Мишка не поворачивая головы, гордо рыкнул в нос.
Света не сводя с Сурана глаз, продолжила, шмыгнув носом. — Его друг и товарищ. А потом я помню, я не видела тебя, но я помню, как ты спас меня. Если б не ты... Прости.
Суран не дал ей договорить и жадно поцеловал её в губы.
     — Я знала, что мы встретимся. Я это знала, точно знала, — говорила сквозь плач Света, приложив ладони к щёкам Сурана и ответила ему поцелуем. — Я ждала тебя не одну жизнь. Я не могу без тебя. Я не хочу без тебя.
Мишка повернул назад голову, взглянул на целующуюся парочку и, вздохнув, снова уставился в небо, зажжённым огнями звёзд.
    Утром  за Светой приехал «Тигр» и забрал её на службу. Суран  лежал в пастели ещё минут двадцать, покуда не услышал рёв медведя. Выйдя на улицу с пакетом сухим кормом, Суран, зевая, насыпал его в большую эмалированную чашку и залил водой. Мишка подошёл, понюхал, и скривившись, посмотрел на Сурана.
     — Ничуть не хуже мяса, давай ешь.
Попробовав, Мишка снова посмотрел на Сурана.
      — Ешь, ешь, — кивнул головой вверх Суран.
Мишка обидчиво  отошёл от чашки задним ходом, сел на задние лапы и отвернул в сторону голову.
      — Ну и сиди голодный, — сказал Суран и зашёл в дом.
Медведь глянул на закрытую дверь, прорычал в нос и снова повернул в сторону голову.
     Вечером Сурану пришлось сходить на охоту, с наспех сделанным  луком, а заодно он нарубил сосновых стволов. Наутро, когда Света приехала домой, в метрах ста к лесу уже стояла кузница без передней стены со спящим в ней  Сурана. Он так же, как и медведь храпел вовсю,  раскинув  ноги, повесив голову на грудь и  опираясь спиной на его живот.
Суран слыша подкрадующие  и хрустящие по снегу шаги, открыл глаза.
      — Доброе утро, — сказал он тихо, глядя на стоящую  на выходе Свету. И понимая по её вопросительному выражению улыбающегося  лица и поставленным  руки на бока, ответил, поднимаясь на ноги. — Извини, привычка.
Мишка  открыл на секунду чуть глаз, потянулся, кряхтя и снова продолжил храпеть.
Суран подойдя к Свете, поцеловал её в губы и прижал к себе.
       — Без шапки не холодно? — спросила Света,  водя глазами по строению.
       — Не а, – ответил, зевая Суран.
       — Кузня?
       — Мне бы угля, наковальню, пару молотков и клещи, —  ответил таким образом он на вопрос.
       — Не можешь без железа?
       —  Мне надо работать
       — Ладно, — вздохнула  на его плече Света.
Отстранившись от Сурана, она чуть задёрнула рукав тулупа, несколькими быстрыми движениями пальцев нажала на большой розовый цветом  экран часов и приложила ладонь к уху. – Алё, товарищ полковник, у меня к вам вот какое дело…

      — Дунь дынь, дунь, дынь, дунь,  дынь …, — вылетали звоны из кузни.
Суран сунул алую заготовку  бочку с водой. Вода зашипела  и поднялась вверх паром. Положив остывший клинок на стол, Суран вытер варежкой пот с бровей, поправил повязку и начал накачивать мехами воздух в потухающие угли. Заслышав звук рычащего «Тигра», он повернул голову влево на улицу и увидел резко остановившуюся машину у дома.
С передних дверей вышло два человека, одетых в военные бушлаты, коричневые унты и шапки  меховые со значками. Смелыми походками и  они начали движение  к кузнице. Пройдя метра три, они услышали за спиной рык, повернули назад головы и  увидели,  лениво  выходящего из своего домика медведя, с опущенной вниз головой.
      — Ой, ё, — произнёс, раскрыв глаза,  впереди идущий военный, и остановившись, вмиг покраснел своим полным лицом.
Второй повыше ростом и не такой полный и расхлябанный на вид, так же испугался, от  неожиданно увиденного им  зверя. Но ничего не произнеся, просто застыл на месте. 
Мишка подошёл и сел от них на метр, и с интересом стал их обнюхивать, наслаждаясь их страхом. Затем взглянув на Сурана, так же лениво поднялся и побрёл назад.
Полнолицый, с офицерскими погонами выдохнул испуганно, и поправив на голове шапку,  стал идти к кузнице   
     — Добрый день, — сказал он приятным голосом, и протянул Сурану руку.
     — Добрый, — снял закопчённую варежку Суран и чуть кивая головой, поздоровался с обоими.
     — Ну и зверь у вас! — не мог отойти военный, отдавая Сурану пакет с гостинцами. – Прям, страшней бригла. Мне  говорили, что он страшный, но что до такой степени…,— полковник,  глядя на чуть усмехнувшееся по–доброму лицо Сурана, сам улыбнулся, и вздохнув, полностью отошёл от шока.
       — Спасибо, проходите, — ещё улыбнулся  Суран.
Суран по его виду понял, что он никогда не принимал участия в боевых действиях, а только и делал, что давал элементарные и выученные до костей  за много лет команды подчинённым. По тому, как, изо рта его при дыхании шёл перегар и его сразу краснеющей  большой (морде), можно было определить, что пьёт он часто, но не  много. Но в его серых  и больших глазах, Суран не увидел зла, а только огромное желание общаться, познавать новых людей  и помогать тем, кого он знает.
По виду второго военного, который был моложе полковника, выше его на голову  и на несколько сантиметров Сурана, было понятно, что он бывший вояка, прошедший не одну бойню.  Его перекошенное чуть на правую сторону лицо с широким шрамом на шее, а главное холодный, злой и одновременно больной душой  от потери сослуживцев  говорили, что этот человек инструктор по боевой части, который тренирует, учит  молодых спецназовцев убивать и выживать в боях с бриглами. Глаза его так же выдавали огромный интерес к Сурану, но не такой, как у полковника, а как к коллеге, с профессиональной точки зрения.
Полковник заодушевлённо стал рассказывать Сурану, какая сейчас армия, про новое оружие, про снабжение, расспрашивал, как живётся ему  на новом месте. Говорил, какая Света хорошая, как она  бьёт  бриглов, как она давно дружит с его дочкой и воюет вместе с его племянником. При этом полковник нагло первым зашёл  в кузницу и стал трогать по–детски инструменты, в основном сделанные руками самого кузнеца.
Вояка со шрамом на шее тоже ходил и рассматривал. Остановившись у стола с готовыми выкованными двумя клинками, он прогладил их тыльной стороной ладони, и недовольно вздохнул, от  так надоевшего не только ему своими разговорами полковника.
     – Ну,  ладно, – повернулся к Сурану и вояке полковник, – не буду вам мешать, похожу, посмотрю вокруг, – сказал он и, выйдя на улицу, скрылся за стеной.
     – Клинки готовые. Но вот эти…, – смотрел Суран, на не отходящего от стола вояку. Открыв не большой желтый шкаф, Суран достал два коротких меча, заложенных в ножны и протянул их вояке.
У того вспыхнули глаза огнём. Со стороны было видно, как тело его вдруг налилось силой,  спина выпрямилась и душа налилась энергией. Взяв в руки сначала одни ножны, он медленно вытащил недавно выкованный меч, и чувствуя, что он держит в руках настоящее оружие,  вздохнул глубоко.
Суран положил второй меч в ножнах на стол, скрестил руки и внимательно следил за вытаскивающим клинок военным. Он медленно потрогал меч, как что–то необыкновенное, неземное и так же медленно, стал водить им по воздуху.
Суран с сожалением смотрел на него,  прищурив глаза и понимал, как ни кто, что этот человек только и живёт одной ненавистью к бриглам, что душа его испачкана местью к ним – (отравлена  ядом) – криками и болью людей, которые до сих пор кричат в его голове днём наяву  и ночью во сне. Кто был в бою, тот помнит всегда, даже  через много жизней прожитых своих. Кто видел смерть, тот умрёт за жизнь. Кто убивал, тот должен умереть. Кто познал боль, тот никогда не сделает больно ради удовольствия.
     – Через пару недель будут готовы ещё два, – сказал Суран.
     – А попробовать можно? – спросил медленным и хриплым голосом из–за ранения в шею вояка.
Суран кивнул головой и показал рукой на торец бревна в стене.
Вояка положил ножны на стол, подошёл к бревну, поднёс меч к плечу и резко выдохнув, ударил им. Меч от его сильного удара вошёл на сантиметров пять. Затем вояка посмотрел на Сурана, произнося. — Не так?!— и протянул меч Сурану.
Суран взял меч и начал говорить, готовясь к удару. – Правильный выпад, резкий, сильный, ровный, с душой. Но не надо делать полный вздох. Вздох должен быть не больше половины лёгких в зависимости от расстояния до цели, и ещё надо оставить воздуха, чтоб вынуть его, – после сказанного Суран, резким движениям  ударил мечом, вогнав сорокасантиметровое лезвие по самую рукоятку. И так же резко и легко вынул, — Можно, — повернул голову назад к вояке Суран, — набрать воздух полностью, но лично я, тогда поражаю четыре цели, выдыхая его. А для одного удара, этого будет много. Лишний воздух будет только препятствием для одного рывка.
      Суран с воякой многим поделился: как за пять минут собрать шалаш. Как за  меньшее время содрать с бригла шкуру. Как из  камня выточить иглу, крючок для ловли рыбы. Как построить для неё  лабиринтные загоны в воде из веток. Как, с каких деревьев свить верёвку. Как развести костёр под дождём, перетирая хвойные листья меж камней. Как похожим образом измельчить в муку семена некоторых растений. Какие грибы заваривать, если пошла гангрена. Как правильно заваривать чай от простуды из коры дуба и лишайника. Как в короткое время смастерить томагавк,  используя кусок толстой ветки, верёвки и кусок камня. Как правильно и быстро рубить дерево. Как не заблудиться в лесу, потому как деревья не похожи друг на друга, так же как люди. Как самому себе налаживать шину при поломке костей …
Прошло часа два. Суран с воякой вышли из кузни, и зашли за боковую стену, где  сидя на лавочке, спал полковник  с флягой в руке. Открыв глаза, он зажмурил их пьяно. – Всё, едем?! – сказал он, и стал вставать.
     – Если что надо, говорите Свете. Я всегда рад помочь, – сказал полковник, оглянувшись на Мишкин домик, пожал руку Сурану и открыл водительскую дверь.
     – Спасибо, до встречи, – так же хриплым голосом попрощался вояка.
     – Всего доброго, рад был познакомиться.
Отъезжая, полковник  сказал, улыбнувшись рядом сидящему  на пассажирском сиденье вояке. – Да, вот это богатырь, вот это медведь!

     Света рано утром подошла к лежачему на боку  Мишке и, прогладив его по голове, стала смотреть на Сурана, стучащего молотком по красному от кала железу.
Заметив боковым зрением улыбающуюся Свету, Суран опустил будущий меч вводу, поправил повязку и, растянув улыбку на лице, кивнул вверх головой.
      – Кто–то хотел паспорт?!
Мишка, радостно взглянув на Свету, прокряхтел в нос и быстро поднялся на все лапы.
       Суран, Света и Мишка  прошли по дороге около трёх километров до КПП. Света солдатам  показала свои  документы и те молча открыли шлагбаум, завороженно глядя  на спешащего вперёд медведя. Ещё через километра два заслышался  шум города. Проходя мимо высокой стелы с надписью город   Сибирь основан в 2026 году, Мишка, теряя смелость, пропустил парочку вперёд.
Пройдя через отдыхающий до лета парк развлечений, где на  заснеженных аттракционах и колесе обозрения  каркали стаи ворон, тройка вышла в город.
    – Господи! – произнёс Суран остановившись.
Мишка так же завороженно и одновременно испуганно смотрел  на каменный лес, на движущиеся одна за одной машины с автобусами, на моргающие светофоры, рекламные щиты и нескончаемы толпы прохожих. Открыв пасть, он нервно водил коричневой радужкой в уцелевшем глазе.
     – Зачем я только пошёл?! Куда я пришёл?! – слышал в себе Суран медвежий голос,  чуть улыбнулся, и взглянул на рекламный щит с надписью «Россия – Бог. Её обитатели – ангелы. Вместе – мы религия».
Суран улыбнувшись, чуть потрепал Мишку за ухо и сказал, вздохнув. – Пойдём.
      Люди, конечно же, замечали медведя. Те шли  рядом или навстречу, пугались, прилаживая руку к груди, особенно женщины. – О, Боже! – говорили они, вздыхая с округлёнными глазами.
      Пройдя от парка километра два, Света остановилась, поправила на голове белую пушистую шапку с забранными назад ушами, и кивнув головой на широкую не длинную лестницу, ведущую к большой белой двери с надписью  Паспортный стол, произнесла. — Медведям сюда нельзя.
Мишка сев на задние лапы, посмотрел на Сурана обидчивым взглядом, стараясь не обращать внимание, на толпившихся возле них людей.
Суран похлопал его по плечу и сказал. – Потерпи. Мы не долго.
      – Мы скоро будем, – добавила Света.
Мишка посмотрел на Свету, на Сурана, на сгущавшуюся толпу и, соглашаясь, глубоко вздохнул.
      – Ого, как дышит! – произнёс с восхищением и испугом мальчик лет семи  в тёплом синем комбинезоне.
Проводив взглядом Свету с Сураном, Мишка сел на задние лапы, прислонился боком к стене дома и, водя короткими  ушами, стал слушать разговоры.
      – Ничё себе медведь! Ничё, какой огромный! – говорила толпа, одновременно фотографируя.
      – Пап, это бригл? – спросил отца всё тот же мальчик.
      –Нет, сынок, бриглы красные цветом. А это самый настоящий, что ни на есть бурый, русский медведь. Только огромного роста и страшный.
      – Па, а чё у него с ушами? Чё они, погрызены?
      – Это бриглы его так…
      – Гля, всё тело в шрамах, – говорили другие.
      – Это тот самый медведь  – воин, который с лешим воевал в лесах.
      – Леший тоже тут, паспорт пошёл получать.
      – Да точно, это тот медведь и есть.
      – Он самый.
      – Накачанный Мишка, офигеть! – сказал один подросток другому, ехидно улыбнувшись.
      – Культурист.
      – А сколько ж он весит, килограмм семьсот, наверное?
      – Да не, я не думаю. С полтонны, не боле.
      – Гля, да он мне по грудь в холке, – послышался сиплый голос.
Мишка мельком оглянул всех и снова прижал голову к груди.
      – О, о, о, о…
      – Какой взгляд!
      – Это он глаз потерял в бою.
      – А я думала, это всё сказки: медведь, леший, — говорила пожилая женщина.
      – А он не кинется на нас?
      – Кто он? Ты что, ненормальный?! Хотя, если разозлить…
      – А ну, скажи ему что ни будь.
      – Мишка, посмотри на нас, Мишка…, – стал слышать Мишка вместе со свистом, которым подзывают собак.
Мишка, вздохнув, снова поднял голову и на этот раз осмотрел всех с не довольствием во взгляде.
     – Ого, щас точно кинется, – толпа сделала шаг назад.
     –Так, чего стоим, чего толпимся? – громко спросил  полноватый милиционер, протискиваясь сквозь толпу. И увидев того, ради кого все собрались,  округлил глаза, машинально положил руку на чёрную меховую шапку со значком и, взяв себя в руки, повторил. – Чего толпимся? Граждане, чьё животное? Кто потерял медведя?
В толпе послышался смех. Как раз в это время Суран со Светой вышли из дверей.
     – Ещё раз спрашиваю: кто оставил медведя? Чей зверь?
Собравшиеся ещё громче засмеялись.
     – Это не зверь. Этот разумный медведь со мной! — громко ответил Суран.
Толпа шушукаясь, стала расступаться, оставляя  ему свободный проход.
Милиционер, глянув на обезображенное лицо Сурана, застыл на месте. Затем медленно снял кожаные варежки и почти заикаясь, всё–таки произнёс, приставив к виску кончики пальцев.  – Сержант Громов, попрошу ваши документы.
Суран опустил молнию на песочном цвете бушлате, достал из внутреннего кармана два пластиковых трёхцветных паспорта и гордо вручил их  милиционеру.
Тот сначала взглянул на фото медведя и прочитал вслух. – Имя – Мишка, год рождения: две тысячи тридцатого  года.
Мишка, услышав свою биографию, надвинул брови и навострил уши.
      –  Гуров Суран Тагонович, родился первого августа две тысячи шестнадцатого года в городе Челябинск на улице Ярмака. Проживает в городе Сибирь на улице Лесная, дом один.
Понимая кто перед ним, милиционер виновато и со страданием во взгляде поднял на Сурана глаза и, отдавая документы, снова приложил руку к виску. – С возращением к людям!
В толпе послышались радостные возгласы и удары в ладоши.
     – Спасибо, – сказал Суран, скромно улыбнувшись, и посмотрел на гордо повеселевшего Мишку и сияющую от радости Свету.

     Мелкий и не густой снег бесшумно падал с ночного неба на белые, спускающиеся до плеч  волосы. Света взяв с лавочки два бокала,  произнесла, отдавая один бокал Сурану. – Ну вот,— вздохнула она, – и Новый год.
     – Сейчас наступит, – согласился  Суран.
     – А Мишка пропускает праздник, – Света улыбаясь, повернулась назад и взглянула на украшенный и мигающий огнями гирлянды домик со шторкой, которая от храпа, то и дело выдувалась наружу. – Или проснётся? – усмехнулась она.
     – Не–е–е–ет, теперь его канонадой не разбудишь до самой весны, – помотал головой Суран.
     – Ну, посмотрим, –  сказала Света, и после чего со стороны города в небе появился первый салют, рассыпающийся на яркие красные розы, а затем секунды через две послышался хлопок.
     –  С новым годом! – произнёс Суран, протягивая вперёд  бокал под канонаду огней.
     –  С новым две тысячи сорок четвёртым годом! –  цокнула  бокалом Света. Отпив глоток, она поцеловала Сурана в губы и добавила. – С новой жизнью!
     – С новой жизнью! – повторил Суран и, приложившись лбом до лба Светы, он чуть усмехнулся. – А знаешь, я вспомнил, мне это снилось.
     – И мне, – прикрыла Света глаза, а затем объяла губы Сурана  крепким  долгим поцелуем под медвежий храп и взрывы праздничного салюта.
     Пришло тепло. Начала тянуться к солнцу  трава. За кузней зацвела серёжками  берёза  и ещё одна над домом большим размером, осаждённые распевающими свои куплеты птицами, под такт ударов топора рубящего  баню.
     Закрепив очередное бревно на уровне пояса, Суран поднял глаза на Свету, подошедшую к колодцу с двумя вёдрами.
Ведро, брякая, стала спускаться вниз, ударилась о гладь тёмной воды, и тут же стала подниматься назад.
Ударив топором, Суран оставил его в бревне и, вытирая предплечьем пот со лба, продолжал смотреть на изящную и спортивную фигуру, обтянутую в красный спортивный костюм с белыми полосами по бокам.
Заметив на себе хитрый и играющий взгляд, Света произнесла устало, крутя ручку барабана. – Ой, ц, хоть бы кто помог бы, а, – вытянув ведро, она взглянула на следящего за ней.
Суран   тут же надвинув брови на глаза и сжав губы, снова принялся за работу. И продолжая бить обухом по одному и тому же месту, он продолжил свою секретную и почти ни кем не замеченную слежку.
Поднимая второе ведро, Света повторила. – Так никто и не поможет.
Суран опять сделал серьёзное лицо и застучал ещё быстрее.
Отходя с вёдрами от колодца, Света произнесла  громко, так же еле сдерживая улыбку. – Бревно испортил. Пора менять.
Суран растянув улыбку до ушей, посмотрел на Мишку, внимательно следящего за всей этой ситуацией и, кивнув вверх головой, произнёс. – Слышал?! Давай тащи.
Мишка вздохнул, повёл головой в сторону, и прорычал в нос.  И поднявшись с задних лап, чуть прихрамывая  и не спеша, побрёл косолапой походкой к беспорядочно наваленной куче  брёвен.
Ухватившись пастью за край одного из них, он потащил его за собой. Дотянув бревно до Сурана, Мишка развернулся и пошёл за следующим.
     Через полчаса солдаты привезли на грузовике несколько сот кирпичей и песок в мешках. Открыв борт, они сразу начали по–быстрому разгружать, боязно поглядывая, на подходивших Сурана с Мишкой.
Суран  подошёл, взял с кузова стопку кирпича, поставил наземь и, взяв вторую стопку, спросил.  –  Как служба?
Солдаты, услышав его спокойный и одновременно добрый и сильный голос, поменялись на лице спокойствием, ожидая прежде вместо слов звериный рык.
      – Да, ничего так, пока ещё нравится, – ответил молодой темноволосый парень, складывающий в кузове в стопки кирпичи и, кивнув назад головой  на мешки с цементом, добавил. – Да вот видите, ещё девяносто мешков разгружать.
      – Служите давно? – Суран взял в руки ещё одну стопку.
      – Да два месяца, всего лишь, – ответил другой парень и с опаской взглянул, на следящего за всеми Мишку.
Суран заметив это, произнёс, чуть улыбнувшись. – Не бойтесь  Мишку. Он хоть и самолюбивый, но ему просто интересно смотреть на ваши тельняшки.
Мишка поднял кверху голову и рыкнул, открыв рот.
     – Ого, пасть! А это тот зе медведь и есть? – поинтересовался солдат с узким разрезом глаз, ставя наземь кирпичи.
Суран понял, что парень по национальности китаец, коих сейчас в России стало огромное количество  после захвата поднебесной.
     – Тот же самый.
     – А много он бриглов убил?
     – Относительно,  – ответил Суран, снимая с кузова последнюю  стопку.
Опершись спинами о кузов, солдаты стали внимательно смотреть, на сидящего на задних лапах медведя, на его  клыки, на его закрытый левый глаз, на его шрамы, и большой широкий шрам,  тянувшейся  вниз–вправо от левой ноздри до самой губы.
     – А как это? – спросил китаец через несколько секунд, после чего, остальные   тихо засмеялись.
Суран так же улыбнулся. – Хороший вопрос. Относительно, в данном случае, это когда,  между много и мало. 
     – А как он их…, клыками рвал, царапал?
     – И так тоже, – смотрел Суран на недовольно–вздыхающего Мишку.
     – Ну, это надо иметь сильную челюсть, чтоб бриглу глотку перегрызть, — почувствовал свободу в словах парень, что был в кузове.
Мишка, ещё раз вздохнул и отвернул голову.
     – Да–а–а–а, чтоб бриглу горло перегрызть, тут  надо силище ой ёй ёй. Обычные пули с калаша горло не прострелят,  а челюсти, не знаю, – поддержал другой солдат, мотая  в стороны головой.
     – Да–а–а.
Мишка ещё раз глубоко вздохнул и стал смотреть в небо. Затем посмотрел на Сурана, который кивнул ему головой и не спеша стал подходить к машине.
     – Ой, мама! – разбежались в сторону солдаты.
Мишка, подойдя к правому краю  заднего  бампера « Урала», так же не спеша открыл пасть, приблизился ею к четырёхмиллиметровому толщиной металлу, чуть рыкнул, и резко и легко смял его в один укус.
     — Ого!
     — Не ху… себе!
     — Оху…! – почти закричал китаец, от увиденного.
Но Мишка этим не успокоился: упёрся переносицей в тот же бампер, мышцами шеи поднял голову и тем самым  оторвал грузовик всеми задними колёсами на метр  от земли, и несколькими кивками головы ещё и покачал машину как качели.
      — Еб… копать!
      — Вот силище! Оху…!
      — Это пи…ец просто! — хватались за головы солдаты.
Но и этого оказалось мало: опустив машину, Мишка  снова открыл пасть, снова приблизился ею к бамперу, только уже к середине, снова спрессовал  его. И не разжимая челюсти,  снова оторвал машину всеми задними  колёсами от земли и стал боком идти вправо. Развернув машину на сто восемьдесят градусов, медведь наконец–таки успокоился.
Солдаты уже молча, округлёнными до отказа глазами и вообще ничего не произнося, смотрели  на довольно–уходящего за угол дома медведя,  с выпирающимися и переливающимися под вздыбленной шерстью, будто насосом раздутыми  мышцами.

     Суран скрестив руки, сидел на стуле и, не обращая внимания на работающий  телевизор,  свисающий с потолка голограммой, сосредоточенно смотрел в окно, за которым, сыплясь из  тёмных и тяжёлых туч, громко барабанил о лужи  и крышу дождь. Суран сделал потише звук на пульте, заслышав скрип двери и вздохнул.
     — Ой, — сказала Света, войдя в комнату, подняла глаза, на вставшего со стула Сурана и скинула капюшон зелёного плаща.
     — Привет, — сказал тихо Суран.
Света не отвечая, секунды три  смотрела на него виноватым взглядом.
      — Суран, — начала  она говорить, и снова замолчала на несколько секунд, — на улице стоят военные. Они приехали к тебе, с просьбой.
Суран глубоко набрал воздух своей широкой и волосатой грудью, чувствуя, для чего они тут.
Света  прикрыла глаза и повела головой в сторону. — Ты вправе отказаться. Ты не обязан. У тебя есть выбор. Ты его сделал.
Суран подошёл к Свете, посмотрел в её синие глаза и, улыбнувшись, сказал. — Пусть заходят.
Света жадно рассматривала его лицо, будто она смотрела на него в последний раз или что–то хотела сказать ему самое главное. — Ты никому ничего не должен. Через месяц у меня кончается контракт. И мы втроём…
     — Пусть заходят, — перебил спокойно Суран, и  приложил свою ладонь  к Светиной щеке.
Прижавшись к его ладони, Света хотела досказать. — Послушай, это важно...
     — Пусть заходят, — Суран прищурил глаза и несколько раз кивнул головой.
Света смотрела на Сурана так, как будто у неё что–то сильно заболело в этот момент, затем вздохнула глубоко, сожалея о недосказанном  и вышла.
В дом снова открылись двери, и порог переступило четыре человека. Они скинули с голов мокрые капюшоны и уставились на Сурана.
Мужчина, лет так сорока  с щетиной на лице и небольшими усами сделал к Сурану два шага и  протянул  руку
      — Здравствуйте, – сказал он монотонно.
Суран в ответ протянул руку и кивнул головой.
      — Я офицер штаба  разведки, – представился военный. — Я начну сразу. За передвижениями противника в районе центральной Сибири следят двенадцать спутников.
Суран чуть прищурил глаза, внимательно слушая.
    — На солнце неделю назад начались выбросы частиц плазмы в огромных количествах. Два дня назад они достигли земли. Спутники работают с большими перебоями. В данный момент, в полном рабочем режиме работает всего лишь четыре спутника. Этого мало для определения местонахождения зверя и его количества. Выбросы с солнца будут продолжаться ещё с неделю.
Суран слушая, знал, о чём его сейчас будут просить. Он знал, что он вправе отказаться. Но так же он и знал, что невправе отказаться от того, что поможет сохранить многие человеческие жизни. Не может, просто не имеет право отречься от долга во имя существования человечества.
     — Два спутника, уже точно установлено, полностью вышли из строя. Что будет с остальными…?! Неизвестно, — офицер вздохнул и взял карту из рук другого военного доставшего её из портфеля. Подойдя к столу, он быстро  разложил её, достал из кармана маркер нагнулся над картой и продолжил. — Авиация проводит сверхплановые вылеты, но этого мало, – поднял глаза  офицер на Сурана. — От вас нам нужно, чтоб вы указали, где, какую территорию охватил красный демон.
Суран сделал два шага к столу, посмотрел на карту, на протянутый ему маркер и стал говорить, глядя в глаза военному. — Я их чувствую не так, как вы думаете. Я не могу сказать вам, где находится зверь и в каком количестве. Это происходит, когда мы  там, на месте.
Офицер выпрямившись, разочарованно вздохнул и сжал губы.
    — Когда я нахожусь в тайге, я чувствую их, ихнию злость, ихний аппетит, ихнию душу, единую их душу. Чувство это может мне подсказать примерное их количество.  Но я не знаю, где они находятся. Я не знаю, куда их душа ведёт. Почувствовав её, я  сам иду. Если я иду в какую–то не правильную сторону, это чувство пропадает. Я как бы иду за чем–то или за кет–то ведомым. Если сбиваюсь с пути, чувство это начинает угасать. Чем ближе я подхожу к тому месту, где должен быть бой, тем больше я чувствую их, их общую душу. Они ещё далеко за несколько сот километров до этого места. Это сложно объяснить. Когда я на месте, то я уже знаю, сколько их будет, и где каждый из них будет находиться, – Суран взглянул  на карту, вздохнул, приподнял руки до уровня груди, и вздохнул.  — Я не смогу указать место на карте, я их не чувствую сейчас.
Офицер задумчиво приставил кулак к подбородку, а стоявшие у двери военные стали между собой переговариваться. — На жуке можно …, — произнёс один из них.
     — Да, а если мы вас на воздушном транспорте будем перемещать над тайгой?  — спросил офицер.
Суран надвинул на глаза свои густые и сросшиеся брови, и секунды через три ответил, кивая головой. — Я не знаю точно, но можно попробовать. Только, я не смогу это делать один. Мне нужен будет мой медведь.
Офицер прищурил глаза и через секунду сказал. — Добро. Надо начинать это делать завтра. Я  за вами пришлю в девять утра машину.
Суран приподнял голову и кивнул. 
    Мишка сидел  на задних лапах  и внимательно следил, за вышедшими на улицу и севших в машину, не обращая внимания на льющий, как из ведра дождь.
Суран вышел вслед за всеми на крыльцо, на котором его ждала Света. Он молча смотрел на неё с минуту,  другим, не таким взглядом как некоторое время назад, а полным грустью и жалости к ним обоим. — Тебя ждут, — наконец– таки сказал он, услышав сигнал машины и накинул ей на голову капюшон.
     — Всё будет хорошо, — Света еле выдавила на лице улыбку и поцеловав Сурана в губы, стала спускаться с крыльца.
Суран с медведем проводили взглядом удаляющуюся в шумном ливне Свету до машины.
Света открыв дверь, повернулась и  Суран  прочитал  по  её  губам.  —  Всё будет хорошо,  —  дверь  захлопнулась, и « Тигр» грузно тронулся, скрываясь в тумане дождя.
      — Ну вот… — сказал, выдохнув Суран и посмотрел на Мишку.
Мишка прорычал в нос, будто досказывая слова  Сурана, поднялся на все лапы и встрепенулся, скидывая с себя воду.
Сойдя с крыльца в дождь, Суран обошёл дом к задней его части, поднял лежавшую  деревянную лестницу  и, прислонив её к стене, стал подниматься.
Открыв дверцу чердака, он, пригибаясь, прошёл по потолку несколько метров. Постучав рукой по  мешку, ответившему ему поднимающейся пылью и  металлическим бренчанием, Суран стал развязывать его. 
     — Ну, здравствуй, — сказал Суран, вынимая из ножен короткий меч. Медленно покрутив его в руке, он сунул его обратно в ножны. Затем    взял с собой пояс с двумя ножами, палицей, мешочек для воды и пошёл обратно к выходу.
Завидя  в чердачном дверном проёме Сурана с поясом в руках, медведь открыл пасть и требовательно прорычал.
Суран сел на корточки, посмотрел на него сверху, сжимая  губы  и произнёс. — Они малы тебе уже. Я тебе новые выкую,— затем  не спеша оглянул серое дождливое небо, вздохнул и добавил тихо. – А ведь, дождь не может лить вечно.
Суран был прав.
      Одетый в пятнистую обтягивающую майку и в пояс с клинками, он смотрел с Мишкой на приближающийся « Урал».
Подъехав к ним, машина остановилась. Из дверей кабины вышло два человека в форме. Они молча открыли  задний борот тентованого кузова и стали смотреть  на медведя, который сначала поставил передние лапы на край, а затем, оттолкнувшись задними, шустро взобрался в кузов.
Суран повернул назад голову, взглянул с болью на дом и так же быстро оказался в кузове.
Задний борт закрылся, двери кабины захлопали и, переваливаясь с бока на бок, грузовик уверенно тронулся.
Не теряя из виду дом  с колодцем, с лавочкой, с Мишкиным домиком, баней и кузней, Суран с силой сжал руками край борта и прорычал в нос. А затем, положив руку на голову тяжело вздохнувшего Мишку, он расслабил хватку на борте, смиряясь с тем, что неизбежно случится.
Они до последнего не отрывали взгляда от дома, удаляющегося в пространстве счастливого отрезка их судьбы, покуда  грузовик не заехал на бетонную дорогу и не свернул влево.
       «Урал» ехал по огромному, казалось бесконечному по площади   аэродрому, с которого один за другим со свистом взлетали и садились каралёты, вертолёты  и самолёты.
Грузовик,  подавшись вперёд, остановился у большого ангара. Борт откинулся и Суран с мишкой спрыгнули в высыхающую от яркого солнца лужу.
Не успели  Суран с Мишкой  оглянуться, как из ангара бравой походкой появилась фигура офицера разведки в чёрной форме с автоматом наперевес, за которым шла вереница людей в несколько десятков человек в  полной боевой выкладке.
     — Добрый день, —  офицер  почти  крикнул,  поздоровался  и  поправил   на  голове  свой  чёрный  берет.              — Идёмте. 
Суран пошёл за ним вслед, успокаивающе держа руку на голове Мишки, который нервно водил по сторонам глазом, пугаясь оглушающего гула и постоянной дрожи под лапами.
     — С нами будет штурмовая группа. Мы сначала двинемся на юг, где больше вероятность скопления противника. А там всё зависит от вас, — пытался офицер перекричать свист двигателей.
Суран заметил впереди два каралёта готовых к взлёту. На борт каждого из них быстро взбегали военные.
У боевого транспорта, что находился слева, Суран увидел Свету в пятнистой форме, смотревшую на него и одновременно заправлявшую под кепку хвост своих белых локон.
     — У нас с вами примерно четыре часа лёта в одну сторону, это где–то полторы тысячи километров, – повернул назад голову офицер.
Подойдя к (жуку), офицер, ответив  Свете, козырнул. — Прошу на борт, — повернулся он к Сурану.
Света глядя на Сурана с неистовой радостью, чуть улыбнулась, приглашая рукой.
Мишка посмотрел на Свету, а потом  умоляющим взглядом на Сурана.
     — Давай брат. Я сам в первый раз, — потеребил Суран линяющую медвежью шерсть.
Мишка смотрел на Сурана ещё секунды две. Суран подмигнул ему, и похлопал ладонью по спине.
Набравшись смелости, Мишка вздохнул глубоко, прорычал в нос, сделал вперёд два шага, шустро запрыгнул на борт  и стал осматривать сидящих на сиденьях у стены спецназовцев, так же с интересом смотревших на него. За ним последовал и Суран.
     — Вот место, у двери, — крикнула Света Сурану. Затем на четыре точки ремнями пристегнула к полу вздыхающего и сидящего на задних лапах Мишку, потом ремень Сурана, и закрыла дверь, задвинув её  вперед. После чего стало намного тише. Сев  напротив Сурана спиной к стене, переделяющую кабину пилотов, Света пристегнулась сама и громким, звонким, командным голосом  сказала в микрофон гарнитуры. – Поехали!   
Каралёт, дёрнувшись, стал отрываться шасси от бетона.
Мишка, прижав к спине уши, посмотрел на кивнувшего ему головой Сурана, развёл пошире  передние лапы и осторожно вытянув голову, стал смотреть в иллюминатор на проваливавшиеся куда–то  вниз аэродром вместе со всей  авиатехникой.
Поднявшись на стометровую высоту, Мишка увидел вытягивающиеся вверх домином дома города, потом полосу из защитной стены, за которой разлилось море зелени  и от увеличившейся скорости, наклонил голову и  чуть подался правым боком на Сурана.
Через час лёту, офицер три раза постучал костяшками кулака в алюминиевую стену, отделяющую ото всех пилотов. После чего скорость и высота начала снижаться.
Офицер  передал Свете гарнитуру. Отстегнувшись от ремня, она подошла к Сурану и стала надевать на него аппаратуру.
    — Сюда говорить? — тыкнул Суран пальцем в маленький микрофон у самых своих губ.
    — Сюда, — ответила Света.
    — О, слышу, – приложил Суран к уху палец, взглянув наверх на  Свету.
                Светит незнакомая звезда. Снова мы оторваны
                от дома. Снова между нами города. Взлётные
                огни аэродромов…
Зазвучала у всех  в ушах мелодичная  песня приятным женским голосом.Слушавшие её уносились мыслями туда, откуда доносились им эхо воспоминаний, о тех людях, о городах, сёлах,их голоса, живые образы, запахи.
                Надежда мой компас земной. А удача
                награда за смелость. А песни довольно
                одной, чтоб только о доме в ней пелось...
Ощущения прошлого мира, прошлой жизни,той эпохи видно было на лицах солдат, в их глазах.Некоторые в такт кивали головами, а другие чуть слышно подпевали.От чего Суран и слышал посторонние звуки. Он и раньше слышал, что эта песня давнёшняя у военных стала чем-то вроде гимном, позывом к борьбе.
                Ты пойми, что здесь издалека многое
                теряется из виду. Тают грозовые облака,
                кажется нелепыми обиды...
И одновременно эти слова призывали смириться с тем, что произошло,как не тяжело было. Что утеряно навсегда,то не вернуть и надо строить новый мир, отбирая из того мира лучшее. Но первое что надо - это победить!               
     Через полчаса, сидящие рядом с офицером  трое спецназовцев, переглянулись меж собой и стали смотреть на другого военного, находящегося напротив, деловито  жующего жвачку и в затемнённых очках на носу.
      — Что надо? – спросил с английским акцентом светловолосый мужчина лет пятидесяти, поправляя очки.
      — Вот вы американцы… Не получилось у вас завоевать Россию.  Вот не знали вы: чем Россию больше разрушишь, тем сильней она станет. Это судьба,— начал было один из троих.
      — Во всех больших войнах Россия побеждала и становилась ещё больше,— перебил его другой, растопырив пальцы.
      — А я?— спросил недоумённо американец.
      — Так вы создали красного цвета оружие массового уничтожение, чтоб завоевать её. А  ты Джек, расхлёбываешь эту кашу за своих соотечественников, воюя вместе с Россией. Как это так? – проговорил, ехидно улыбаясь  полноватый солдат с бородкой и посмотрев на других улыбающихся, подмигнул им.
      — Так польючилось, — подняв брови,вздохнул американец.
Спецназовцы стали потихоньку посмеиваться.
     — Джек, ты отличный парень, мы знаем это. Скажи вот всем, расскажи: какой у тебя был подпольный бизнес  в Америке? Что ты делал?
     — Ой, – протяжно произнёс американец под тихое хихиканье и повёл в сторону головой. — Опять, скёлько можьно?!
     — Не, Джек, мы  то знаем, но вот люди новые, – спецназовец показал рукой на офицера разведки и Сурана.   
     — Им интересно, я думаю,  будет, какую продукцию ты выпускал.
Некоторые солдаты, ожидая ответа уже смеялись, зажимая руками рты.
Американец снова вздохнул глубоко, цокнул ртом и ответил. — Делал приезервотивы и жвачку.
Послышался громкий смех. Суран улыбнулся и посмотрел на Свету.
     — Что сразу на двух станках работал?
     — Слева у менья стоял станок для приезервотивов, а справа станок для жвачки.
Снова послышался смех. Летчики, также смеясь, взглянули назад.
     — А как это, два станка? Две совсем разные продукции выпускались в одном помещении?
     — Так польючилось.
Снова послышался смех, но уже ржачный.
     — Это что же получается? Жвачку делал из быу первого изделия?
     — Нет,  тьёлько резьина шла для обеих, — американец уже сам начал улыбаться.
     — Да, и зубам хорошо и ноги не мокнут. Эх, Американец ты наш, – похлопал рядом сидящий  спецназовец под стихший  чуть смех. — Ну, дай жвачки резиновой.
Американец  достал скомканную пачку из верхнего кармана чёрной куртки.
     — И мне, – протянул руку  сидящий напротив.
     — Бёльще нет.
     —  Как нет, ни того ни другого?
     — Потерьял где–то.
     — Как потерял?
     — Так польючилось.
Снова раздался громкий смех.
 Мишка, повернув голову к Сурану, прищурил глаз и приподнял уголок губ на правой стороне пасти.
Заметив это, американец  произнёс. — Хорёщий медведь, понимает, — и заострив  взгляд на Мишкиных плечах  в метр ширину, добавил.   —  Видел, но тяких я не видел никёгда.
     — Это ж наш зверь, созданный за не одну тысячу лет самой матушкой Россией.
     — Дольще идёшь, быстрее прийдёшь, — начал вспоминать русские поговорки американец под заливной до слёз  смех. — Без пруда не бухнюл бы  я тогда. Хочещь рьибку сьесть и аполёник не помыть? Она ловиля рьибу, а он её жярил. Нас эбут, а мы крепчаем. Водька чмо, но пить не брошу. Мирь, труд, Лена, май. Приходи ко мне вчера, я взял  с собой бухла. Кто не рабьётает, тот бежит за бухлом. Всё идёт по плану, а дедущка Ленин со всем уж ушёл.Семь одёжек, давай раздевайся бистрей. Самогон пить, земля валяться…
      — Ц, во даёт, — произнёс седой боец с морщинами и залысиной, и отпив с зелёной фляжки,  вытер небольшие усы.  — Не бизнесмен, а артист!
После того, как все успокоились, офицер глянул в кабину и сказал, показывая рукой.
      — Снижаемся.
Пилот, соглашаясь, кивнул головой.
Встав с места, Света прогладила Мишку по голове и открыла дверь, и на борт стали залетать тёплые струи ветра, а напротив в метрах трёхстах хорошо виднелся второй каралёт, отсвечивающий загнутыми крыльями солнце.
       Мишка, кивнув вниз на извилистую реку, так же отражающую солнечный свет, вытянул шею, а затем, посмотрев на Сурана, прорычал.
    — Да, были, – произнёс, кивая головой Суран.
    — Четыре тысячи семьсот пятьдесят красных тел, сорок первый год, осень,  — услышал Суран в левом ухе голос офицера и посмотрел, на кивнувшего гордо вверх головой Мишку.
Суран глядя  на Мишку, с воодушевлением смотрящего наружу и сам стал сам взирать  на реки, озёра  деревья и небольшие копья  гор. Осматривая   богатство тайги, Сурану захотелось петь и играть на варгане, как он это делал  раньше с отцом и ещё несколько дней назад со Светой, издавать те звуки, которые идут из самого сердца, из души, изнутри. И он стал напевать про себя, взглянув на улыбающуюся Свету.
      Когда под днищем каралёта проплывали цепью невысокие горы, Мишка, навострив уши, стал нюхать воздух и, посмотрев на  Сурана,  грозно  прорычал.  Суран  так  же с тал  водить  по  залетающему  ветру  носом.
    — Они где–то рядом, – произнёс он.
    — На каком от нас расстоянии, где? 
    — Наверное, впереди.
    — Сколько их?
    — Не знаю. Я слышу только их запах, он сильный. Они где–то в ста километрах от нас.
    — Что там спутники? — спросил пилота офицер разведки.
    — Молчат.
Света повернув влево голову, кивнула своему давнему напарнику. Затем двумя руками поправила кепку, быстро отстегнула ремень, подошла к пулемёту, пристегнулась за другой ремень, свисающий с потолка, и зарядила так же свисавшую с потолка ленту в пулемёт.
    — Саша готово? – спросила она глядя вниз.
    — Да, сержант!
Пятнадцать спецназовцев, так же проверили свое оружие и прижали его к груди. Суран ещё раньше, заметил среди них не высокого роста с морщинами, шрамами  на лице, с седой залысиной, и так же белыми небольшими усами под носом  бойца, которому явно было уже за шестьдесят лет. Старый боец, заметив на себе взгляд, посмотрел на Сурана своими серыми маленькими глазами грозной добротой.
Глядя на своего так же готового к бою  коллегу на втором каралёте, Света показала ему большой палец вниз, а потом вверх, и тот ответил ей тем же.
Минут через пятнадцать послышался голос пилота.  — Вижу впереди цель.
Ещё через минуту внизу, меж деревьев Суран с Мишкой увидели убегающие, как табун лошадей красные фигуры, изредка поднимающие кверху головы.
Света потянула на себя пулемёт и закрыла дверь. Транспорт, чуть сбавив скорость,  поднялся  метров на двадцать.
        — Пускаю ракеты, — послышался голос пилота.
Суран с Мишкой молча смотрели, как под ихним правым крылом вспыхнуло огнём сопло одной из четырёх красных  ракет и шипя, ринулась вниз–вперёд.
Одна за другой шестнадцать  ракет образовали в море леса озеро из взрывов, треска, и огня, перемешиваясь с визгом и мычанием зверя.
После ракетной атаки оба каралёта снизились.  Света с Сашей выдвинули назад  двери, передёрнули затворы  и открыли огонь по уцелевшему врагу.
Пулемёты, дёргаясь в руках, будто пытались сами вырваться наружу, отправляя туда одна за одной горящие пули и пустые гильзы.
     Уцелевшие после ракет бриглы, со всей  скоростью  пытались убежать, спастись, маневрируя меж деревьев. Но тела их, то разрывало пополам, то голову, то заднюю часть тела, то переднюю, то вовсе на мелкие куски. Пули уничтожали на своём пути всё, будь-то зверя,  камень или дерево.
    — Возьми левее! Правее! Ниже! Выше!..., — почти кричала Света пилоту.
     Боевые (жуки) не прекращая вести огонь, плавно маневрировали, то вправо, то влево, то снижаясь, то чуть набирая высоту, покуда не было видно двигающихся красных фигур, а только их отдельные фрагменты.
Осматривая расстрелянную внизу площадь ещё с минуты две, Света  спросила. — Саша, как у тебя?
    — Живых не вижу.
    — Готово! — Света, подняла козырёк кепки, вытерла пот со лба, отстегнулась и, выдохнув, села на место. Взяв  со  стены,  над  головой  пластиковую  бутылку  с  водой,  она  отпила  жадно  несколько  глотков  и         добавила.  — Летим домой!
     — Сегодня отдыхайте, — сказал офицер, обращаясь к штурмовой группе.
Спецназовцы вздыхая, расслабились и заулыбались.
    — Второй сообщил: неисправность в системе размораживания. Не набрал высоту после пуска ракет, ударило взрывной волной. Надо садиться на ремонт, — послышался голос пилота.
Суран посмотрел на летящий рядом, отблёскивающий солнечный свет каралёт, затем посмотрел на рыкнувшего в нос Мишку, понюхал воздух и повернул голову к офицеру. — Я слышу их запах, сильный запах. Их больше …,  — начал говорить Суран. — Нельзя садиться. Они рядом, впереди, если лететь на солнце.
Все молча и казалось, испуганно несколько секунд смотрели на Сурана.
     — Они через полчаса упадут. Разведка, ты старший по званию, решай.
Офицер с секунду помолчал, вздохнул и произнёс. — Так, садимся. Они перегрузятся к нам, и летим домой.
Мишка глядя наружу, прорычал.
   — Они чувствуют. Они идут, — сообщил Суран.
   — Мы не можем их бросить.
Суран набрав воздуха, выдохнул, загораясь энергией в глазах и глянув на горизонт, поменял голос на грубый и рычащий тон. — Видишь волчью голову?! Там есть, где сесть.
Офицер полным доверием в глазах кивнул головой. И два боевых транспорта  резко повернули вправо,  на синеющую в дымке гору, похожую на голову воющего волка.
Рыча, брызгая слюной  и переливаясь мышцами на ногах, бриглы  увеличили их сокращения, стремясь вперёд, перепрыгивая толстые павшие брёвна и большие камни.
Света снова поправила кепку, отпила воды, встала, подошла к пулемёту, зацепилась за страховочный фалл, зарядила новую ленту, передёрнула затвор и зорко стала смотреть вниз. — Саша готов?
    — Готов сержант!
    — Эх, пару ракет, хотя бы, — произнёс пилот, нажимая на кнопки,  опуская и поднимая переключатели. И подлетая к поляне под горой, добавил громко, увидев   меж деревьев бриглов. — Враг по правому борту.
Штурмовая группа передёрнула затворы и отстегнулась от ремней.
Каралёты переломив двигателями,  стали приземляться в двух ста  метрах друг от друга. Из второго транспорта уже слышалась автоматная и пулемётная очередь.
Ещё не ударились о землю шасси  первого (жука), как  стал выпрыгивать спецназ.
    — Давай,  давай, — кричал офицер, бегущим к нему с первого борта.
Мишка навострил уши, поднял шерсть дыбом, слыша рычание сквозь свист двигателя. И оскалив клыки, зорко смотрел, на вбегающих на поляну бриглов. 
Первых появившихся (гиен) в секунду разнесло в ошмётки. Но ещё через секунду на поляну стала, как тараканы сыпаться остальная часть красной стаи.
Спецназ, стреляя пулями, не отпускал курки,  стрелял подствольниками, кидал гранаты, уничтожая врага десятками, но стал быстро отступать от неисправного (жука), который был перевёрнут на левый бок красной волной.
Света глядя, как бриглы разрывают и съедают одного за другим бойцов штурмовой группы, открыла огонь. Бриглы от её оружия  разлетались  на куски, но продолжали давить сзади,  стремительно продвигаясь вперёд.
Саша резким движением снял пулемёт со стояка, спрыгнул с борта,  обошёл с носа каралёт, бросил наземь конец ленты с патронами и крикнув вперёд спецназовцам. — Пригнись! —  так же открыл огонь.
Но зверь продолжал наступать, съедая человека за человеком. И когда от них до первого каралёта оставалось метров тридцать, Суран понял, что в ближайшее время, каралёт не сможет взлететь.
И первым в бой ринулся медведь. Он рванул торпедой  с борта, разорвав ремни. Сделав несколько прыжков, вцепился зубами в нос бригла, раздавил его в долю секунды, ударил следующего правым плечом в грудь и кинулся в самую гущу врага.
Вынул меч, Суран оскалился и ринулся вслед за ним. Пробегая вперёд, он лёг на спину  и, скользя  по траве, распорол брюхо. Быстро встал и одновременно  всадил клинок в грудь второму. Тут же, чтоб не сбила его собой продырявленная туша, он за долю секунды успел вынуть лезвие и перекатился под ней. Ещё лёжа на спине, он двумя ногами ударил в грудь бригла. От такого удара того подкинуло кверху, и приземляясь, он напоролся грудью на меч.
Света не отпускала пальцы с курков, выстраивая стену из трупов в нескольких метрах от борта. И падая на колени, она еле успела поразить в голову зверя, перепрыгнувшего через стену. Трупп без головы упал  на Свету, заливая её своей кровью. Пытаясь вылезти из–под него, она достала пистолет и стала стрелять в ещё одного (демона). Но поддавливавшие сзади бриглы, перевернули и  этот каралёт на левое крыло.
Несколько бриглов вися вниз головами, клацали зубами, пытаясь  достать Свету, но застряли в проёме телами.
     — А, а, а, а, — закричала она, нажимая курок пустого пистолета, уже принимая  на плечо порезы когтей, и закрыла глаза, когда коготь сорвал с неё кепку.
Сначала первая голова, подкатив кверху жёлтые глаза, повисла, неподвижна с когтями, потом вторая, третья и четвёртая, так и не достигнув такой близкой цели.
Стоя на тушах, Суран  своим охотничьим взглядом быстро осмотрел поле битвы, где удалось расчистить  место трупами на метров сто. Затем  спрыгнул и снова ринулся вперёд  на помощь десятерым оставшимся военным и медведю, рьяно, бившего бриглов.
     — Отходим к скале, — крикнул седой спецназовец. Подбежав к (жуку), он пролез на левый борт под согнутым крылом и вытянул оттуда  Свету.
Суран нагнувшись, держал рукой  кисть красной лапы с выпущенными когтями  и добил ударом под ухо лежачего зверя.
     — Отходим, — услышал Суран, осматривая отвоёванную территорию с многочисленными трупами бриглов.
Находясь у самого леса, Мишка отпустил пасть с горла, дёргающего мелкой дрожью агонией зверя и, глянув на  махнувшего ему мечом Сурана,  поспешил к нему. 
Заслышав за спиной из  леса  приближающее хорное рычание, медведь не останавливаясь, сам прорычал.
     — Отходим к скале!
 Пробегая с Мишкой мимо (жука), Суран резко остановился, услышав стонущий голос из  кабины. Вытягивая раненого лётчика через разбитое стекло, Суран увидел, вбегающих на поляну бриглов 
     — Суран! — крикнула Света, находясь с несколькими  спецназовцами, Сашей и офицером на дальнем расстоянии от него. — Суран! — крикнула она ещё и пыталась бежать к нему. Но схватив её,  седой спецназовец потащил назад. — Суран! Не бросайте его. Суран!
Мишка, пройдя несколько метров вперёд на врага, остановился, зарычал злобно и стал бить в землю передними лапами, готовясь ко второму (раунду).
На помощь Сурану прибежало трое солдат, двое из которых были китайцами. Отдав одному из них лётчика, он сказал остальным, вынимая из ножен меч и булаву. —  Будьте позади нас, — затем повернулся к ним спиной, прорычал и вместе с медведем ринулся в атаку.
     Поднимаясь меж деревьев по подножию горы, Света остановилась, прислушиваясь к доносящимся глухим звукам боя и вытирая рукой красное от крови лицо, произнесла тихо, — Суран.
     — Пойдём, пойдём. С ним всё будет  в порядке, я знаю, — сказал идущий за ней седой  солдат.  — Как плечо? — спросил он.
     — Царапина, пустяк.
     — Маяк успел, кто послать? — спросил идущий позади всех офицер разведки.
     — Я послал, – ответил раненый с тонкими усами под носом лётчик.
     — Что толку, спутники  то не работают, — произнёс лётчик, поддерживающий своего коллегу.
     —Ничё, часа через четыре, пять за нами прилетят. 
     Стало темнеть. Уже давно не доносилось никаких звуков с поляны.
Выбрав место на выступе  без деревьев, военные развели костёр и сидя на бревне, ели сухпай, колотя по дну и стенкам банок ложками.
      — Хана им, — сказал один солдат, облизывая ложку.
      — Сам ты хана, — возразил седой солдат, отпивая из фляжки и вытерев усы, добавил. — И водка твоя слабая.
Света обняв ноги, сидела на огромном, в несколько метров высотой камне, и сквозь колотьбу и пьяные разговоры, пыталась услышать хоть какой–нибудь шорох,  всматриваясь вниз в темноту деревьев.
     Наконец–таки послышался долгожданный шорох и треск веток по поднимающемуся склону.
     — Идут! — почти крикнула Света и встала во весь рост.
Все семеро солдат побросали свой ужин, схватились за оружие,  подбежали к краю выступа и стали  целятся  в темноту.
     — Узе пяные, — послышался голос китайца.
     — О–о–о–о! — Закричали радостно военные. Опустив оружие, они  за руки втянули на выступ китайца, держащего в  руке  кожаную посуду, наполненной водой и стали целовать и обнимать его. 
     — Фу, не дысите на меня, алкаси, — говорил он.
За ним, помогли взобраться Сурану с ровным трехметровым шестом,  и  голяшкой  задней ноги. А затем на выступе появилась лапа медведя, громко кряхтящего в нос. 
Суран улыбнувшись, отдал голяшку офицеру и так же стал принимать объятия, потом очередь дошла и до Мишки.
      — И без гранат и пулемёта побольше убил, чем некоторые …, —  целовали его в нос.
Мишка недовольно ворочал в стороны головой, но вытерпел перегар солдат.
      — А мы, если честно, уже и не ждали вас.   
      — Не все не ждали, — начала говорить Света, подходя к Сурану. Глядя в его уставшие глаза, она добавила. — Не все. Есть, кто будет ждать вечно, всегда, — и прогладив руками его подсохшие коркой порезы на лице, поцеловала в губы.
    Обтирая медицинским тампоном раненую спину Сурана, сидящего на бревне, она заметила его взгляд, устремившейся на её залепленное пластырем плечо.  — Ничё, маленькая царапина, — произнесла она.
Суран взяв её руку в свою, поцеловал  и, повернув назад голову, взглянул на неё с грустью.
     — И как я буду это есть?! Это ж враг, это ж гад, — произнёс  брезгливо офицер, глядя на вертел, на котором поджаривались  куски мяса. Хлебнув с фляжки, он приблизился лицом к огню и занюхал жареным запахом. 
     — А–а–а. Пахнет хорошо.
     — Лучше есть врагов, чем друзей, — сказал кто–то.
     — Та, штабная разведка. Что ты хочешь?!
     — Конечно, хорошо пахнет. Ничего я вкусней, никогда не ел. Жёсткое только.
Суран со Светой сидели на траве, опёршись спинами о живот спящего медведя и слушали рассказы солдат.
      — … Семсят двойка, как дала, бах, зверь на ошмётки разлетелся. И продолжал наступать тысячами по проспекту. Бах, ба, бах. Меня, аж оглушило. Зверь не дурак, в переулки... Мы из–за танка пошли, — пожилой военный отпил ещё из фляги, затянулся сигаретой без фильтра и продолжил. — С десятка три положил, а они идут. Тут снова: бах, бах, бах за спиной, прям в полуразрушенную сорокаэтажку. Я еле успел отойти от падающего бетона. Тут слева. Танк на всех парах пошел,  прям на них. Бриглы давай танк толкать, плечами головами. Но он передавил их там в фарш, — снова отпил спиртного  седой солдат, и передал фляжку дальше  по кругу. — Танкисты – хохлы,  были конечно от Бога, если б не они, хана нам было бы.
     — Да, — произнёс, вздыхая китаец, — с насего батальона, тогда много погибло.
     — Да если б не они, все полегли бы там. Потом залезли на броню и на красную площадь, — продолжал старый солдат. — А там их…и на мавзолее, и за мавзолеем. Одним словом: красная площадь, есть красная площадь. Мы, что делать, их там тьма, давай отходить, давай авиацию вызывать. Через секунд десять площадь превратилась в пахоту …
    — Дядя Лёша воевал ещё в первую чеченскую. Самый старый боец и опытный. Ему семьдесят три года. Один из не многих солдат, кто в рукопашную дрался с демонами и выжил после этого. Он мне как отец. Он научил меня всем военным премудростям, — сказала Света.
Суран, глядя на него произнёс. — Похож на твоего дедушку, только маленький и лысый.
    — Да, — согласилась, вздыхая Света. И взглянув на Сурана спросила. — Они идут сюда?
Суран вздохнул и, прикрыв глаза, кивнул головой.
      — Ничего, за нами должны прилететь, они ищут нас, — прижалась Света к плечу Сурана и, закрыв глаза, быстро уснула.
Суран слушая рассказы и глядя на огонь костра,  так же начал засыпать.
      Старинный, деревянный корабль с поднятыми парусами на мачтах, болтался на огромных с десятиэтажный дом чёрных от ночи волнах. Он то поднимался на их гребнях, то  врезался в них носом. Основная мачта, переламываясь, упала на палубу рядом с Сураном, за ней упала и вторая, стоявшая на корме, а за ней и третья.
Матросы держались изо всех сил за что придётся, но вода уносила их одного за другим, забирая с собой в свои пучины. Суран успел схватить одного из них за руку и тут услышал Светин голос.  – Суран!
Суран выпрямившись, посмотрел вперёд на грохочущую и падающую волну. Затем на некий щит из коричневой густой шерсти, лежащий у обломанной мачты. Но навалившаяся волна снова схватила матроса и стала тащить за борт. Матрос кричал, глядя на Сурана. Суран прыгнул животом на палубу и схватив того за руку, подтянул его к оборванному канату.
   — Суран! — снова услышал он голос, просящий о помощи.
Суран подбежал к большому овальному щиту, накинул его на спину и на голову, но тут снова сверху ударила волна и потянула за борт матроса. Скинув щит, Суран опять кинулся на помощь.
    — Суран! — в голосе Светы уже слышалось крайность беспомощной ситуации.
Суран осматривая палубу, видел, как заливает её водой, но матросы всё держались, кто за что. Удостоверившись в их безопасности, Суран, накинул на себя щит и, придерживая его, оттолкнулся ногами и взмыл вверх в темноту. А затем стрелой полетел вперёд, над самым гребнем волны.
Придерживая щит  как капюшон, он рулил и уворачивался  от волн, пытающихся его поймать его.
     — Суран! — снова послышался голос, но уже тихий, тихий до боли.
Суран резко увеличил скорость, пробивая насквозь толстые, тяжёлые волны, и увидел внизу корабль без мачт и без бортов.
Приземлившись, он стал оглядываться и увидел старого бородатого боцмана, обнявшего руками стояк штурвала. Глянув на Сурана, он сожалеючи закрыл глаза.
Впереди стала подниматься огромная, высотой в несколько сот метров бушующая волна. Ощупывая руками щит, Суран не ощутил его на себе, уныло опустил голову и руки. Затем зло поднял глаза на падающую гору из воды, закричал во всё горло, и взлетев, ринулся на неё грудью.
    Открыв широко и  испуганно глаза, Суран несколько секунд слышал грохочущий шум волн, который стал меняться  на тихий шелест листьев. Он посмотрел на Свету, мирно спящую на его плече, поцеловал её в волосы, потом перевёл взгляд на спящих у еле дымящего костра солдат и, повернув голову вправо, увидел дядю Лёшу, пускающего струйки сигаретного дыма. 
Аккуратно вытащив руку из–под Светы, Суран встал и молча подошёл к  старому солдату, взиравшему   с  высоты на простор утреннего леса с рекой вдалеке и медленно тянущимися полосами  тумана.
    — Благодать! — произнёс тихо Дядя Лёша, не взглянув на Сурана.
    — Как в раю, — добавил Суран и, закрыв глаза, втянул носом воздух.
    — Да, как! — посмотрел дядя Лёша на Сурана, стоявшего по левое  плечо и затянулся сигаретным дымом.
Несколько секунд никто не произносил ни слова, наслаждаясь видами природы.
    — Что за необыкновенный мир? — спросил, будто сам себя Суран.
    — Не правильный мир, мир вечной войны, — дядя Лёша ещё раз посмотрел на Сурана.
    — Вечной?
Выпустив дым, дядя Лёша ответил. — Если человек не сделает, то, для чего предназначен, то этот ад, так и не станет раем.
    — Это последний наш шанс? — взглянул Суран в виднеющиеся ещё на небе тусклые и уже не многочисленные  звёзды.
   — Не знаю, — сделал дядя Лёша ещё затяжку и продолжил. — Люди всегда пытались убить себя и всё вокруг, придумывая всё новое и новое. Но то, что мы натворили, создали, это настоящее безумие.
Снова наступило молчание.
    — Падающий дождь с неба, — нарушил молчание старый солдат, глянув в небо.  —  Каждая капля, это неповторимая судьба. На первый взгляд, так не скажешь. Для нас, капли, разбиваются на мелкие части, гибнут, касаясь земли, — дядя Лёша ухмыльнувшись, повёл в сторону головой. — Но нет, капля не гибнет, потому что продолжает светиться в осколках солнечного света, даже ночью, в кромешной темноте, потому что капля помнит, какой он – свет. Как бы не кидала, как бы не бросала человека судьба, он должен, он обязан отражать свет, отражать добро, потому что оно в нём есть. Иначе он не имеет права носить такое великое имя, — дядя  Лёша втянул дым, растоптал под ногой бычок и ещё раз взглянул на Сурана. —  Я знаю, ты от света.
Суран продолжая смотреть вперёд  и спросил. — Судьба и есть рука света?
    — Твоя,  да.
    — А если судьба ошибается в людях?
    — Нет, никогда, — снова взглянул на Сурана дядя Лёша. — Она только хочет исправить, вернуть, и сделать сильней, то, что было утеряно давным–давно. Мы все состоим из прошлого.
    — А что за этой судьбой? Эта же судьба и или есть  другая судьба? Другая жизнь?
    — Не знаю. Но все судьбы связаны в один клубок. Даже самые маленькие и, казалось бы не значительные в одном единственном времени на всех. В одной огромной силе, — дядя Лёша опять посмотрел на Сурана. — И ты её главное оружие.  Не бывает пустоты. Нам это только кажется, что мы боимся. Смелость и есть главный строительный материал жизни.
Снова наступило молчание.
     — Не слышно и не видно ни одной птицы. Они идут?
Суран вздохнув, кивнул головой.
     — Много их?
     — Больше чем несколько миллионов. Часа через пять будут тут.
     — У нас есть преимущество небольшое. Три места, где они могут взобраться: одно тут, два выше. Боеприпасов почти нет, — и глядя на Сурана с грустной улыбкой  на лице, старый солдат произнёс. — У тебя будет ребёнок.
Суран набрав воздуха в лёгкие,  с силой закрыл глаза. — Я знаю, — и закивал головой.
Позади послышались шорохи и голоса просыпающихся.
    — Нам будет с руки тут, — сказал Суран.
     — А мы подымимся выше, — стал поворачиваться дядя Лёша. — Авось, всё обойдётся, — уже оказавшись за спиной Сурана, он положил ему руку на плечо и, сжимая, закончил. — Я всё сделаю, чтоб их защитить.
Суран не поворачиваясь, прикрыл его руку своей и глубоко вздохнул.
     — Ну, парни,  даст Бог свидимся, — говорил офицер, пожимая руку Сурану, и проглаживая по голове медведя.
     — Всё будет хорошо, я знаю, — говорил дядя Лёша, выпуская дым изо рта.
     — Вы, ребята поддайте им жару, а мы там не дадим им грустить, — говорили остальные и обгибая  большой камень, поднимались выше вверх по склону.
Подошла очередь Светы. Она протянула Сурану его мешочек с водой и сказала тихо,  жадно глядя на него.  — Попей с моих рук.
Положив свои ладони на её руки, Суран перехилил посуду и сделал несколько больших глотков.
Света вытирая  капли с его подбородка и груди, не могла держать слёзы  блестящие утренним солнцем и, не сводя  с него бегающих радужек глаз, она произнесла. — Скажи мне что-нибудь.
Суран резко прижал  Свету к груди, и гладя сверху–вниз по распушенным волосам сказал. — Я люблю вас.
     — Миленький, хороший мой, сладенький мой, родной мой…, — говорила Света,  расцеловывая лицо Сурана.
     — Всё будет хорошо. Я люблю вас…
Света, так же, как и все чувствовала, что не скоро помощь придёт, что помощь будет зависеть только от них самих.
Проглаживая Сурана по небритой щеке ладонью, и глядя в его тёмно-коричневые глаза, она почувствовала на левом боку Мишкин мокрый нос. Присев чуть на ноги, Света посмотрела в медвежий глаз, обняла большую голову и сказала шёпотом в ухо. — Я знаю, ты никого, ничего не боишься. Прошу тебя, сбереги его, сбереги себя.
В ответ, Мишка рыкнул в нос и вытер своим шершавым языком щёку Светы солёное от слёз. 
    Суран сидел на траве, облокотившись спиной о нагретый солнцем камень. В закрытых глазах он видел, как вновь в прокручиваемом фильме Свету, поднимающуюся по склону и хватающуюся за стволы не высокорослых лиственниц. Света остановилась и смотрела на него, потом снова поднималась и снова останавливалась, покуда не скрылась  в хвойной листве.
        — Постарайтесь выжить, прошу вас, миленькие мои…  Слышал Суран в голове её голос, такой сильный по–женски, по–матерински. Её слезы, слёзы женщины, его женщины и одновременно его ребёнка, которому исполнилось чуть больше месяца и который развивается в её утробе, чтоб потом увидеть этот неповторимый, прекрасный и одновременно жестокий, ещё не познавший мудрости мир. Каждое существо на земле рождается для того, чтоб  изменять этот мир, делать, строить его на радость всему живому, независимо от рода и вида.
     Суран старался не обращать внимание на тех, кто мешал смотреть ему этот (фильм). То чувство росло в нём, те запахи вонючей красной шерсти, то рычание, тот бег, тот топот  по лесу от сильных и мускулистых ног, тот жёлтый и голодный взгляд, те клыки,  с которых стекала ветром слюна от большой скорости бега. Суран, как бы отключал это виденье и включал образ Светы, её синих и ясных очей, её будто изваянную скульптором фигуру и её платиновые цветом волосы. Но красный цвет всё равно перебивал, брал своё, заполнял собой всего, полностью Сурана, заставлял его ненавидеть и злиться.  Усилием воли, он пересиливал, стирал в голове этот другой, ужасный (фильм). Суран продолжал бороться, дёргая веками, крутя под ними радужками глаз и искажаясь в злой гримасе на лице.
    Услышав рычание медведя, он резко открыл глаза и смотрел несколько секунд на солнце. Затем взял шест с плотно прикрученным на  крае мечом, и подошёл к Мишке. Уперев тыльным концом  копья  в землю, из которой в ноги передавалась усиливающаяся дрожь, Суран встал у самого края, взирая с высоты своим волчьим и беспощадным взглядом. Мишка повернул голову вправо и прорычал, взглянув на Сурана.  Суран кивнул ему головой и стал смотреть на мешавшейся зелёный цвет леса с красным, рычащим и бегущим к подножью Волчьей голове цветом  армии хищника, армия беспощадных убийц, когда – либо живших на  Земле.
Этот цвет заполонял  собой всё пространство видимого леса. А гул из  треска  веток, из  рычания, из топота, казалось, объял собой всю Вселенную на многие миллиарды световых лет.
Присев на колено,  Суран уже видел жёлтые глаза, оскал зубов и линяющую островками шерсть. Встав на ноги, он отошёл от Мишки на полтора десятка метров и, выставив вперёд копьё, приготовился к атаке. 
И вот она началась.
Суран сделал назад три коротких шага, и резким выпадам вонзил копьё прямо в глаз. Затем ступил влево и пробил зверю грудь, ещё, ещё выпад, много раз, Суран чётко и ровно отправлял в врага своё оружие, от чего тот падал замертво вниз.
Стоя на месте до последнего, покуда первый бригл ещё  полностью не взобрался, Мишка рванул вперёд. Одним движением челюстей перекусил ему голень, чуть поднявшись на задние лапы смял нижнюю челюсть противника и ударом плеча в грудь,  скинул того вниз. Второму, Мишка дал больше влезть, чем  по пояс, принял на спину удар когтей, на холку вгрыз клыков, а затем на себя выдернул зубами кусок горла. Харча и поливая кровью  траву, бригл, сначала мотал головой по сторонам, а потом  спиной полетел  на своих карабкающихся сородичей. Третьему влезшему по пояс, медведь после удара лапой по морде, смял нос.
Отхаркнув  кровь залившую   пасть, Мишка  заметил, что на Сурана лезут сразу несколько бриглов. Мишка, как спринтер рванул к нему, ударом плеча скинул одного вниз. Полностью вылезшему зверю огромного роста он врезался в правый бок. Тот успел зацепиться когтями за выступ, но тут же его верхняя челюсть была раздавлена медвежьей пастью. Брызгая пенистой кровью из того что осталось от  челюсти, бригл, рычал и харчал одновременно. А потом,  мыча, цепляясь из последних сил когтями, сполз всё–таки вниз.
Мишка  рванул назад на своё место. И два зверя: один красный другой коричневый встав на дыбы, сцепились, как бойцовские собаки и начали  вырывать друг у друга шерсть с мясом, пытаясь добраться до горла. Но секунды через три меньший размером Мишкин рост, позволил первым ухватиться  пастью, а потом и сомкнуть её. Не разжимая челюсти, и одновременно не отрывая взгляда от края выступа, медведь перекинул  через себя сражённого им зверя, на взлезшего и уже рванувшего в атаку бригла. Взвизгнув, тот вместе (с красной дохлой бойцовской  собакой) так же полетел назад–вниз.
Суран отошёл чуть влево, резанул по кисти с когтями и сразу же ударил  копьём под ухо. Затем подбежал к следующему, взбиравшемуся  и проколол ему бок. Зверь от боли взвыл и успел схватить шест когтями. Суран не стал с ним спорить. Отпустив с рук копьё, он правой рукой снял с пояса булаву, и с резким выдохом и шагом вперёд ударил железным  шипованным шаром  по лбу.
     — Дун! — послышалось, и бригл подкатив кверху глаза и пуская из носа струи крови, стал сползать.
Сверху на другой стороне горы, еле, еле сквозь гул рычания стали слышны автоматные и пулемётные очереди, а затем и разрывы гранат.   
     Через несколько минут боя Суран услышал позади треск веток. Он повернул голову и увидел меж деревьев, спускающихся сверху, почти на спинах, того же китайца с автоматом и Сашу  с пулемётом.
Подбегая на помощь медведю, китаец  сел на колено и прицельно начал стрелять  одиночными выстрелами. Мишке только и оставалось, что провожать взглядом падающих вниз  бриглов.
    — Подожди, – сказал Саша Сурану и, подойдя к краю, стал поливать разрывающим на части огнём.
Зверь, падая десятками, а затем и сотнями вниз, дал всем стоящим наверху минутную передышку.
     — Там всё нормально. У вас тут хуже. Тебе привет, — ответил Саша, глядя  на задающий вопрос взгляд  Сурана.  — Всё нормально, не беспокойся. Только патронов маловато, — и вскинув на плечо пулемет, спросил — Водица есть?
Суран кивнул головой к большому камню, под которым лежала посуда. А сам подошёл к краю и стал смотреть вниз. Глядя на Сурана, бриглы  ещё больше стали рычать и активней карабкаться, увязая в кровавой  грязи и разорванными трупами  склона.
     Отстреливая  одиночными выстрелами карабкающегося  наверх зверя, китаец  посматривал на медведя, который  с интересом наблюдал, как летят вниз убитые и раненые бриглы. Усмехнувшись, китаец ещё раз выстрелил и пошёл к Сурану. 
        — А медведь смотрится страснее, —  громко сказал он.
Суран  стал смотреть  на Мишку.
Вздутые Мишкины мускулы, слипшиеся от своей и чужой крови, и вправду придавали ему фантастически – боевой вид. Но его крутящаяся в стороны по–детски голова, заставила Сурана улыбнуться.
Мишка глядя вниз, как, не переставая поднимаются по склону бриглы, повернул вправо голову и прорычал, взглянув на китайца.
    — Я иду, — сказал Саша, вытирая с подбородка капли воды, и положив кожаный мешочек   на место, стал подходить к Мишке. — Что там? —   спросил Саша, передёргивая затвор и подойдя к самому краю, нажал на курок.
Разрываясь на куски, красные  ошмётки  снова стали падать, на продолжающих  нескончаемо  лезть наверх бриглов.
      — Будем экономить, а там глядишь и наши подоспеют, — произнёс Саша, вскинув горячий ствол пулемёта на плечо  и, подмигнув глазом,   взглянул на  медведя.
Мишка соглашаясь, коротко прорычал и кивнул вверх головой.
Присев на колено, китаец выстрелил из–подствольника. Внизу от взрыва поднялся небольшой гриб вместе с огнём и визгами боли. И поднявшись на ноги, он полил  вдоль склона короткой очередью.
       — Если б раньсе придумали феоновые пули, то Китай не был бы захвацен,  — сказал китаец  и ещё  нажал курок на секунды две.
Часа через пол, китаец в который раз приставил  приклад к плечу, прицелился и нажал курок, но в бойке прозвучал только щелчок, ещё и ещё пустой щелчок.
Саша, глянув вправо, кивнул вопросительно головой. В ответ китаец бросив наземь автомат, развёл руками и, улыбнувшись, похлопал себя по животу, на котором висело с десяток гранат. Саша показал три  пальца китайцу. Китаец, сжав губы, отрицательно повёл головой в сторону. Саша показал два пальца. Китаец снова повёл в сторону головой. Саша показал указательный палец и стал трясти им. Китаец,  стараясь не улыбаться, так же  отрицательно покачал головой. Тогда Саша показал вверх средний палец. Китаец, уже не сдержав улыбку на лице, снова повёл в сторону головой. Махнув на него рукой, Саша сорвал свою гранату, висевшую на поясе, выдернул  зубами чеку и, размахнувшись, метнул её.
      — Бум! — послышалось внизу. Затем Саша начал стрелять с пулемёта. Через полминуты пустая лента упала у его ног. Саша поднял её, и с силой кинул вниз. Глянув на китайца, так же как и он развёл в стороны руки.
      — Ладно, — произнёс китаец и вытащил из ножен армейский нож  с небольшими зазубринами на лезвии. Тот один из восьми ножей, что успел выковать для военных Суран.  Потом глянул на копьё Сурана, и  сказал вздохнув. —  Я знаю, удобно.
Суран молча поставил копьё перед китайцем. Отдав Сурану нож и взяв в руки копьё, китаец сначала медленно водил им по воздуху, затем перекидывал его из рук в руки и присев на колено, сделал им резкий выпад. Суран понял, по ровному вперёд выпаду, что китаец умеет обращаться с  подобным оружием.
     — Куда бить, в грудь? — спросил китаец, разрезая воздух копьём.
     — Реж лапы, а потом голова и шея.
     — А как грудь пробить?
     — Бей от души, — ответил, наконец–таки улыбнувшись Суран.
Саша с китайцем бросали гранаты с некоторым интервалом времени. За это время бриглы успевали достигать края выступа.
Китаец, чётко,   изо всей силы  колол, наносил порезы по морде, лапам,   и продолжал изредка кидать  гранаты.
Глядя на  Сурана, резко, с силою орудовавшего булавой и армейским ножом, от чего бриглы падали один за одним, китаец старался делать с такой же силой и быстротой.
Влезший по пояс зверь, пригнул голову, и лезвие копья резануло  только  край правого уха. Китаец  повторил удар, но бригл ударил по лезвию когтями, и  чуть не выбив с рук копьё, продолжил влезать на выступ. Китаец  сделал шаг назад, резанул  лапу, вторую, и с силой  ударил в грудь. Клинок только порезал шерсть, а удар с вибрацией отдался в руки. Схватив зубами лезвия копья, бригл вырвал его из рук китайца. Китаец  упал на спину и стал отползать назад. Суран повернув вправо голову, увидел взобравшегося полностью бригла. Ещё  какую–то долю секунды и китаец был бы растерзан, если б не подбежавший на помощь Суран.  Зверь начал разворачиваться, чтоб перекинуть атаку на него. И ступив шаг навстречу, Суран приседая, прикрылся булавой от когтей  и пробил ножом грудь. 
Вскочив на ноги, взяв копьё, и взглянув  на дёргающееся красное тело, китаец понял: чтоб убить в грудь бригла, нужна необыкновенная ловкость, сила и скорость. 
Китаец воткнул копьё  в залитую кровью землю, зубами оторвал два кольца, прорычав,  кинул вниз гранаты, и снова стал резать и колоть зверя.
     Через полчаса китаец уже чтоб сразить врага ходил по его трупам, а если и ступал на землю, то уже не в землю, а в  красную вяжущую жижу, из которой трудно было вынимать ноги.  Тяжело и часто вздыхая, он остановился, опираясь на копьё, вытер предплечьем измазанное кровью лицо и стал ощупывать на себе гранаты.
     — Не, — сказал  нервно китаец, убедившись в их отсутствии. И выдохнув,  продолжил вести рукопашный бой.
      Не обращая внимания на раны и боль, бригл, таки взобрался, и стал (фехтовать) своими когтями с китайцем. Китаец колол в нос, в уши. Но когда  зверь откидывал ударом  лапой или сжимал зубами лезвие и пытался  выдернуть копьё с рук, то китаец, казалось, сейчас упадёт от бессилия. Он падал на спину в красную грязь на туши, но  тут же вставал, кричал, но продолжал драться. После минуты противостояния, силы китайца всё–таки стали покидать. Отступая спиной назад, он споткнулся о красный трупп и упал. И продолжая сражаться, он ещё громче закричал, когда увидел ещё одного влезшего бригла. За ним  влез ещё один  и вместе  стали подходить  на помощь первому. 
     — А–а–а–а…, — кричал китаец  диким голосом, и, пытаясь выдернуть с пасти копьё посмотрел на Сурана, который сражался сразу с несколькими   бриглами.
Зная, что сейчас может произойти с китайцем, Суран  за две секунды (положил) врага и уже хотел было броситься на помощь, но зверь стал вылезать  наверх  один за одним. Суран вынул из ножен маленький нож и, развернувшись вправо, метнул его левой рукой.
Сражённый в ухо ножом бригл,  отпустив из пасти копьё, зарычал и одновременно завизжал  от боли, и стал беспорядочно вертеть головой. Китаец, не упустил такой возможности. И лёжа на спине, ударил копьём в горло. Сев на задние ноги, зверь замычал, а затем упал и на бок. Китаец   хотел  было подниматься на ноги, как снова он кинулся на спину, еле успев уклониться от клацанья зубов. Только он успел поразить цель в глаз, как другой (демон) схватил его за стопу ноги и, подтянув к себе, стал поднимать  над землёй. Китаец закричал и ударил зверя снизу. Лезвие вошло в шею, но от боли в ноге, китаец не смог вложить всей своей силы. Он продолжал кричать и крутил в руках копьё вокруг совей оси. Но бригл, будто не ощущал крутящийся нож в ране. Он не отпускал ногу, и перехватывал пастью всё выше и выше, добираясь уже к коленному суставу.
     — Мишка!  — крикнул в себе Суран, всаживая нож под красную челюсть и одновременно пытаясь услышать выстрелы и взрывы гранат  с юго–восточной и южной стороны горы, коих  было слышно всё реже и реже.
Мишка, нагнув голову, ударил лбом влезшего почти всем телом бригла. Затем тут же накинулся на следующего и в долю секунды разорвал ему горло. Не останавливаясь, он рванул вправо на помощь Саше, только что и делавшего, что отступая, махал по воздуху ножом, пытаясь кого–то напугать. Врезавшись левым  плечом в красный бок,  Мишка, тем самым, опрокинул зверя на другого,  пытающегося влезь на выступ. И те двое полетели туда, откуда совсем недавно прибыли. По пути медведь смёл таким же образом ещё двоих, ещё одному он перекусил голень задней ноги. Повернув от боли голову назад, (демон) тут же лишился верхней  челюсти. Подбежав к зверю примерного с себя ростом и весом, и не отпускающего  ногу китайца, Мишка схватил того пастью за бедро задней лапы  и подняв над землёй со всей силы мотанул всем телом в сторону. Переломав, таким образом бриглу позвоночник, Мишка, не отпуская челюстей, кинул его на ринувшегося на него (демона).
     — Ту, дум! — раздался звук и красное переломанное пополам  тело, рухнуло сверху  на такое  же цветом, ещё живое тело, которое и успело, что взвизгнуть.
Глянув на китайца, держащегося за ногу, и полностью  с ног до головы залитого кровью, Мишка рыкнул и рванул назад, сметая   плечами и лбом все препятствия со своего пути.
Остановившись, медведь стал удивлённо смотреть, как перепуганный и кричащий во всё горло  Саша, махает беспорядочно по воздуху ножом. Казалось, он не различал нечего перед собой и никого. И глядя округлёнными до отказа глазами на стоящего перед ним Мишку, продолжал истерически угрожать, а когда увидел, что на выступ взбираются несколько бриглов, открыл рот и безумно замычал.
Его можно было понять в тот момент. Испачканного полностью, будто выкупанного в бассейне с кровью медведя,  любой мог спутать с бриглом. Только знающий давно его косолапую фигуру, мог различить, но главное в данном случае, было отличие, это цвет жёлтых глаз, коими медведи никогда не обзаводились.
В конце концов, Саша узнал медведя по его чёрному глазу, и перестал кричать. Тяжело вздыхая,  он обтёр красное лицо рукой и вдруг  снова закричал, показывая ножом вперёд. — Лезут!
Мишка, глядя на Сашу, как бы ехидно ухмыльнулся   правой  стороной морды  и, развернувшись, снова рванул в атаку.
     — Уходите наверх, — крикнул Суран,  отвлёкшись. Получив удар  когтей в  бедро, он всадил нож в открытую и рычащую  глотку.
Саша, посмотрел, на сражающихся Мишку и Сурана, и понял, что он с китайцем им только обуза. Вложив нож в ножны, он стал подбегать к китайцу. Споткнувшись, он быстро поднялся из кровавой грязи и, подняв китайца, пересиливающего  боль, стал подниматься наверх.
     Суран  убивая зверя, слушал выстрелы с  той стороны, но уже минут пятнадцать  ни автоматной, ни пулемётной очереди, ни разрывов гранат не было слышно.
Проломив палицей очередную черепную коробку с короткими ушами и пастью, он ринулся назад к камню, нагнулся, поднял из грязи копьё,  и уже хотел метнуть его в цель.
      — Суран!—  Услышал Суран в голове голос Светы.
 Застыв на секунду, с занесённым за плечо копьём и глядя на бегущего на него бригла, он одновременно увидел в глазах лицо Светы. Прорычав, он метнул оружие прям в шею. Тут же вытянул копьё из рухнувшего у его ног тела и, повернув  назад голову,  увидел спускающегося Сашу с китайцем. 
Саша, оставив китайца у валуна, стал подходить к Сурану, еле вынимая ноги из грязи.
Суран  ударил копьём в бок зверя, появившегося на  выступе. И не вынимая оружие из раны, скинул его вниз 
     — Почему не ушли?— громко спросил  он, не оборачиваясь, хотя и так знал ответ.
     — Никак не пройти, враг везде, — ответил Саша.
     — Иди к камню, – крикнул Суран, поражая очередную цель, и тут он  снова услышал  зов Светы. — Суран!  Вспомнив недавний сон, он оскалил зубы и ринулся в атаку.
    Зверь лез и лез наверх. Суран с медведем убивали и скидывали вниз врага, но он поднимался, как волны нескончаемого бурлящего потока.
    — Суран!— вновь раздался в голове молящий о помощи голос.
Суран чувствовал, он знал, что там на двух выступах не осталось боеприпасов, что на одном из них уже нет никого в живых, а на противоположном, на самом высоком  есть ещё живые. И что там без него не справятся. Но каждая секунда съедала, убивала время, и не только время.
     Суран кричал, рычал, мычал, увеличив скорость в своих движениях. Казалось, не было той жижи состоящей из земли, травы и крови, которая старалась не пускать из себя его сильные ноги. Не весило копьё шесть килограмм. Казалось, не были бриглы такими огромными. Не были ихние  лбы такими крепкими, чтоб ломать ими толстые стволы деревьев. Не имела их грудь таких мышц, что ни один бронежилет не поспорится с ними, а порезы и раны их когтей не приносили никакого вреда, только, всего лишь  царапины.
     — Помоги! — крикнул Суран Саше, продолжая бой.
Саша сначала не понял чем помочь, и, глядя на бегущего к нему медведя испугался. Но когда Мишка пробежал мимо него к валуну и плечом пытался  сдвинуть  его, то Саша так же упёрся в камень.
Китаец  прополз в грязи на правом боку, и лёжа на спине,  только и смог, что толкать одной  рукой.
Все втроём кричали, рычали, пытаясь сдвинуть шестидесятитонный весом и вросшийся в землю монумент, пока Суран сдерживал натиск зверя. Но валун только чуть загудел,  задрожал, чуть оторвался от почвы и снова встал на место.
      — Суран! — услышал голос боли Суран, и оскалив зубы он размахнулся и ударил в лоб бригла  палицей. Железный  шар орудия, сделав напоследок на сто процентов своё дело, отломался от рукоятки, не выдержав таких длинных по количеству ударов за длительное время  эксплуатации. И быстро оглянув периметр поля боя, который был  более–менее свободен, Суран кинулся на помощь остальным.
     — Э–э–э... Ры–ры–ры …А–а–а… Ы–ы–ы…, — выдавливали крики четырёх лёгких. А вены и мышцы, будто пытались вырваться наружу, разорваться. И валун оторвавшись, верней вырвавшись  на полметра из  земли, а потом  перевалился – таки вперёд.
     — Ву–у–ум, пум! — издал томный звук валун впервые в своей каменой жизни.
Бриглы снова стали появляться на выступе.
     — Давай! – крикнул Суран, глядя на уже влезшего по пояс (демона) — Давай!
     — Э–э–э…Ры–ры–ры… А–а–а… Ы–ы–ы…
     — Ву–у–ум, пум! – снова, нехотя, перекатился валун.
Влезший бригл,  рыча, кинулся вперёд.
     — Э–э–э…  Ры–ры–ры… А–а–а…Ы–ы–ы…, — валун снова оторвался. И пока он перекатывался, Мишка стрелой, прижав к груди голову, рванул навстречу бриглу. И как будто два грузовых состава встретились на одном полотне железной дороге и  лоб в лоб врезались два (локомотива). От столкновения послышался сильный удар вместе с хрустом. Никто не отлетел назад, не упал на бок, не разорвался вдоль и поперёк  надвое. Бригл тихо  мыча, сел  на задние лапы, и открыл пасть, с которой потекла густая тёмная  кровь. Напротив стоял меньший размером  (поезд) на всех (колёсах). Он чуть зашатался в бок, помотал головой, раскидывая по сторонам красные пузыри из носа, а из пасти шла так же густая кровь. И через две секунды полностью придя в себя, он быстро развернулся и ринулся назад к камню.
      — Э–э–э…Ры–ры–ры… А–а–а… Ы–ы–ы…, — глыба ещё раз перевалившись, раздавила только что  влезших троих  бриглов, и с грохотом покатилась по крутому склону вниз, убивая и калеча всё, что попадётся на своём пути, будь–то дерево или красный зверь.
      Отдавая Саше копьё, Суран сказал ему. – Смелые никогда не умирают, – затем глядя  на Мишку с вырванной   кусками шерсти до самого мяса, стоящего у края и встречавшего  (гостей) размашистыми ударами лап, добавил. —  Они только становятся сильней. Повернув  вправо голову, Мишка, соглашаясь, рыкнул в нос и нанёс с боку сильный удар лапой  по красному маленькому уху.
      — Суран! — взорвался в душе Сурана голос отчаяния.
Суран сорвался с места, и стал подниматься чуть вправо по склону, хватаясь за стволы деревьев. Поднявшись метров на двести, где не было ни одного дерева, он стал цепляться пальцами за выступы на камнях. Поднявшись ещё метров на тридцать, он увидел слева от себя на менее покатом склоне   бриглов, численностью в с несколько сот особей. Они вереницей, один за другим, неспешно, почти не произнося ни звука, поднимались, как скалолазы, зацепляясь за камни когтями.
Вытащив из ножен нож, Суран зажал его в зубах и продолжил путь.
Один (демон) заметив его, прорычал, подавая остальным знак.
Суран не обращая внимания, пытался  их обогнать. Но бриглы так же стали быстрей двигаться, поворачивая в его сторону и, в конце концов, ему пришлось принять бой.
Суран резал одного за одним, скидывая вниз тела  и продолжал путь  вверх.
Влезая тихо на выступ, где ранее осталась группа во главе с офицером разведки, Суран осторожно поднял голову и увидел  лежащий автомат, куски ботинок, разорванной  пятнистой одежды, и расхаживающих бриглов. Быстро вскочив на выступ, Суран закричал, обнажив зубы и вынув два ножа, в десять секунд  искромсал под сотню врагов.
     — Суран! — прозвучал тихий еле слышный голос.
Суран весь изрезанный когтями и часто поднимая грудь, посмотрел на солнце. Затем    вздохнул глубоко, повернул голову влево, откуда из–за деревьев стал приближаться зверь с десятка в три числом  и оскалившись,  бросился к нему навстречу. 
    И вот он второй выступ в нескольких десятках метрах над головой. Суран продолжая бой,  получать ранения, и продвигаться вверх. Слыша  с выступа звуки рукопашного боя, бриглы почти все  быстро отошли от израненного старого солдата, вокруг которого лежало не один десяток красных трупов, и глядя вниз,  увидели  убивающего одного за другим  ихних сородичей. Они зарычали и залаяли от злости, метаясь по краю выступа.
Взглянув вверх в  ожидающие его жёлтые глаза и оскалы, Суран продолжал к ним подниматься.
Десять метров оставалось до них, Суран продолжал резать зверя и приближаться. Семь метров, Суран продолжал резать и приближаться. Пять метров. Три метра…
Он протянул вверх левую руку,  которую  сомкнула слюнявая пасть и резко дёрнула  на себя, затягивая на выступ. Уведя правое плечо вперёд–влево от зубов, Суран свободной правой рукой всадил навстречу нож под челюсть зверя, что был справа.
 Трепая из стороны в сторону левую руку Сурана, бригл, тем самым мешал остальным  схватить, казалось  такую лёгкую добычу. Суран не обращая внимания на боль, согнул левую руку в локте, перехватил ухват ножа в правой руке, повернув лезвие рукояткой к большому пальцу, прометнулся влево под головой бригла, и ударил клинком в грудь (демона), что был слева от него. Затем снова перехватил нож рукояткой к мизинцу и, закинув  руку наверх, ударил лезвием в глаз схватившего его.
Встав на ноги, Суран за две секунды очистил от бриглов выступ. И подойдя к дяде Лёше, Суран спросил. — Где она? 
Дядя Лёша сжимая нож в руке, приложил её  к  разодранному плечу, прикрыл глаза, и хотел было ответить, но сверху послышался  голос. — Суран!
Суран бросил наземь свои ножи, и быстро стал взбираться по мелким, катающимся под ногами чёрным камням.
Поднявшись метров на десять, Суран забежал за большие остроугольные камни, стоящие кругом, где посредине и лежала Света.
      — Суран! — сказала тихо она и через силу  улыбнулась.
Оглянув её нервно, Суран упал перед ней на колени в лужу крови.
      — Ничего, всё будет хорошо! — произнёс он и стал дрожащей рукой водить  на не большом расстоянии от её тела, будто пытаясь излечить её почти оторванную правую ногу вместе с тазобедренным суставом.
Света тяжело вздохнув, повторила — Суран!— и положила руку на его левое плечо.
     — Всё будет хорошо! — повторил Суран и стал смотреть в её синие и глаза.
     — Я ждала тебя!
     — Всё будет хорошо! — сжимал Суран её руку.
     — Я знаю это!— Света провела по его изрезанному лицу рукой  и остановила ладонь на слипшихся от крови волосах. — Я всегда это знала, потому, что ты есть, мой Суран!
Суран видя, как начинают дёргаться её веки, снова повторил, гладя по её распущенным с красными крапинами волосам. — Всё будет хорошо!
     — Мы с тобой! — сказала  она прерывисто,  не сводя с нег глаз. — Не плачь — и глубоко вздохнув, произнесла протяжно. — Суран!
Суран сжал её расслабленную руку и долго смотрел в такие ясные, в такие родные, такие же преданные, как раньше – в детстве глаза, покуда не услышал увеличивающиеся внизу рычание.
Наклонившись, он поправил ей на  грудь чёрный коготь на шнурке, поцеловал  в губы, и закрыл ладонью обездвиженные и отсвечивающие солнце глаза.
     Поднявшись на ноги, Суран сжал с силой веки, запрокинул назад голову,  раскинул в стороны руки и, глядя прямо на солнце, закричал диким, не человеческим  голосом. — А–а–а–а–а–а–а–а–а…,— и замолчав, стал рычать и поворачиваться. 
    Заметив, спускающегося к ним  Сурана, бриглы зарычали и кинулись навстречу.
Суран глядя на них бешеным взглядом, так же зверски прорычал, обнажая свои большие зубы и с размаха ударил кулаком зверя по левой стороне нижней челюсти.  Бригл не успев взвизгнуть, рухнул на бок. Следующему Суран схватился руками за верхние и нижние передние зубы, и одним резким движением разорвал пасть. Ступив ногами на ровную поверхность и размахнувшись левым кулаком от бедра, проломил им  нападающему  грудь. Издавая крик, одновременно, мычание, шипение и рык, какой, наверное, издавал бы сам дьявол, Суран смял руками челюсти. Ещё одного, не обращая внимания на царапания когтей и укусы других бриглов, он обнял красную шею руками  и, повиснув, прижал к себе, тем самым и задушил.  Откинув от себя уснувшее тело,  Суран присел на правую ногу, оттолкнулся вперёд и врезался навстречу левым плечом  в плечо врага. Отлетев на несколько метро, зверь  стал подниматься. Суран  приближаясь  к нему,  по дороге врезал из–под низу под челюсть преградившему путь. Оттолкнув  рукой мёртвое тело, истекающее кровью изо рта, он побежал, к поднявшемуся на передние лапы и ударил ему в грудь плечом. Бригл за тонну весом снова отлетел, потрусил головой и опять пытался подняться.
     — А–а–а–а …, — опять закричал Суран, подбегая  и схватив того за задние лапы, начал раскручивать  вокруг своей оси. И мычащий (демон),  как космонавт в центрифуге начал летать по кругу, сбив собой с лап  сородича. А затем с треском врезался всем телом в каменный монолит скалы. И превратился в бесформенную красную тряпку, которая ещё несколько секунд  мычала и плавно двигалась, будто на ветру.
Суран так же схватил ещё одного зверя, но уже за одну заднюю ногу, и  выкинул, как куклу с выступа. И тут он услышал пулемётную очередь, взрывы ракет и звук свистящих двигателей.
Остановившись у самого края, Суран стал смотреть, как  вдалеке   пронеслось  несколько реактивных бомбардировщиков, сбрасывая  свои бомбы. Затем через секунду ещё несколько самолётов с жуками, затем ещё, ещё, ещё…  Над самой Волчьей головой  и над  головой Сурана медленно пролетел каралёт  с пулемётчиками на борту, открывшими огонь по склону. Казалось, бесчисленное множества воздушной военной техники, заполонило собой всё пространство от горизонта и до горизонта,  превращая  лес  в одно пылающие жерло вместе с красной массой.
Суран дрожа от ярости всем своим напряжённым и ранным телом, на это всё смотрел широко открытыми  до безумия глазами, ещё с минуту. Потом сжал с силой веки, стиснул зубы и глубоко вздохнул. А выдохнув,  он опустил голову и приставил кулаки к глазам.
      Жук, с нарисованным красным крестом, заглушив двигатель, стоял на почти ровной поверхности выступа. Саша, держась за правый перебинтованный бок, молча, как и дядя Лёша с подвязанной на плечо рукой и сидящий на носилках китаец,  смотрел на Сурана с Мишкой.
     — Прости, — нарушил молчание дядя Лёша, глядя на Сурана виноватыми глазами.
Суран выдохнув,  ответил. — Я не успел.
     — Может, мы всё–таки Свету с собой заберём?
Суран повёл в сторону головой. — Её тут никто не потревожит.
Жук засвистел двигателем и с борта спрыгнули в синей форме военные врачи.
     — Прощай!— пожал дядя Лёша руку Сурану и приложился ладонью до медвежьей высыхающей от крови головы.
      —  Для меня было цестью сразаться плецём к плецу с самыми великими войнами, —  пожимая руку и гладя Мишку, китаец не мог сдерживать слёзы. – Просяйте братья!
Усталого и раненого китайца, как и ещё двух оставшихся в живых из тридцати двух  военных, с помощью врачей подняли на борт.
      Шасси стали отрываться  вязкой от крови почвы.
Дядя Лёша, Саша сидящие на сиденьях  и китаец на носилках, глядя на уменьшающиеся внизу фигуры человека и медведя,  приставили кончики пальцев своих к вискам, чувствуя, что, наверное, уже никогда они их не увидят.
     Наложив последние камни на холм с метр в высоту, Суран положил на них руки, закрыл глаза и опустил голову.  Так он на одном колено  сидел, не шелохнувшись  с несколько минут, слыша тихий спокойный голос. — Суран! Мой Суран! Суран мой! Родной мой!...
Вздохнув тяжело  и одновременно смиренно  всей грудью, он поднялся, вскинул  широко открытые глаза на солнце и смотрел на него. А голос  звучал всё тише, тише и тише, поднимаясь всё выше, выше и выше, а потом и вовсе стих.
Суран втягивая воздух в свою большую грудь  и не вытирая слез,  стал выходить вслед за Мишкой из круга, выложенным  толи самой природой, толи человеком, толи ещё кем, остро вытянутыми  в небо чёрными камнями.

    Снова ноги человека и лапы медведя начали свой собственный отсчёт шагов и времени, водя две души по тайге, тундре, рекам, озёрам, ледникам, скалам и горам  бескрайнего океана  Сибири.
Снова было выковано оружие и латы из отломанного  руками Сурана и зубами Мишки металла от старой полу ржавой техники, заброшенной на самом дне глубокого золотодобывающего когда–то карьера.  Сначала уходило время, чтоб сделать кузнечные инструменты. А уже потом   обычный чёрный метал, который плавился и ковался, плавился и ковался огромное количество раз,  превращался в самое крепкое и надёжное оружие. Латы, шлем с рогом так же не раз перековывались, не раз примерялись  к плечам, голове  и спине медведя. Не месяц, не за год, и не за два, а больше  трёх лет ушло на то, чтоб все доспехи полностью вошли в строй. Они рождались не  на одном месте. Суран находил старые, полу или совсем разваленные  кузни в не больших городках или давно так же заброшенных деревнях. Да и не деревни, это были, а уже полностью тайга, без каких либо признаков улиц, дорог, с растущими деревьями сквозь потолки и крыши. Сооружал, бывало, Суран кузни прям на месте, где–нибудь на поляне у озера или прямо в лесу. Редко попадался уголь, для горна. В основном применялись дрова, которые в огромных количествах и нагревали камни с заготовкой  до нужной температуры. 
Снова  отрасли волосы Сурана до плеч.
Снова появилась одежда из красной шерсти и обувь из её кожи. Снова жаркие летние и холодные зимние дни проходили в  шалашах или в чумах.
 Снова  заранее, за месяц, за два, за три, за четыре  готовились засады из больших ям с кольями на дне, замаскированных поверх травой и ветками.
Снова натягивались канаты с брёвнами, чтоб обрушиться с высоты навечно голодных и злых бриглов.
Снова со скал на них летел камнепад.
Снова с помощью кремния, крутящейся палочкой на тетиве лука,  хвои меж двух камней  появлялся огонь, который грел замершие руки, лапы, обдавал своим пламенем куски  мяса, и кипятил воду с ягодами, грибами и лечебными травами.
Снова весной Суран рано утром выходил из шалаша, подходил к берёзе  и пил сок, стёкший за ночь в его кожаную посуду. Лес щедро кормил и поил своих защитников.
Снова  появлялись постоянно синяки, шрамы, ушибы, переломы и боль, на которую мало обращалось внимания.
Снова Мишка или Суран ломали деревья, чтоб вытаскивать друг–друга из трясины, утягивающей на дно болота.
Снова проваливался весной, вроде бы, крепкий лёд под ногами.
Снова они были (на краю), когда казалось, что в ледяной воде уже не спастись, потому, как, сколько ты не барахтайся, сколько ты не имей богатырской силы, холод всё равно сковывал и тянул на дно. Но передаваемая из глаз в глаза, из тела в тело, из души в душу, та же  богатырская сила становилась, увеличивалась не в два раза и не в три, а в энергию такой мощности, что окоченелые в воде мышцы, кости и кровь начинали, как старинный локомотив набирать обороты. Они  будто невзначай, еле еле   двигались вперёд, всплывали с десятиметровой тёмной глубины. А потом проламывали, разбивая руками и передними лапами лёд, чтоб добраться до берега. До него было так не близко, что другим, видя его в синей дымке  проще было б сдаться на милость реке и холоду, чем достать из себя жизненную запасную энергию.
И снова земля, деревья, трава, камни окрашивались в красный цвет крови.
И снова после битвы были передышки, чтоб залечить раны, чтоб готовиться к новой битве.
И опять ноги человека и лапы зверя несли их за тысячи километров, обходя сообщества людей. Несли  туда, куда говорила сама природа, сам дух Вселенной, сам Бог, туда, где снова должна пролиться кровь самого злого зверя, созданного самым злобным зверем. И так было, казалось, всегда, вечно и будет.
    И всегда настоящий человек – воин,  искал, как минимум, себе равного по разуму или силе для борьбы с ним, и находил–таки его. Если не находил равного, то не считал врагом слабого. А когда нашёл равного, то понял, что не понимал этого раньше. А понял тогда, когда понимаешь, что понял–таки мудрость,   почувствовав  настоящую силу, увидел в себе  настоящий разум, ощутил  саму Истину. Многое делается не осознано, не обдуманно, не глядя – вслепую. Ничего не дарится, не даётся, не познаётся  просто так. Это нужно заслужить, завоевать, а  иногда положить жертву – самого близкого, самого родного, самое дорогое   на алтарь  мира ради мира в нём. Только когда теряешь всё, понимаешь, что всё потерял. И так хочется, так хочется найти снова потерянное, что ищешь его по всем живым и не живым мирам, идёшь за ним в любой мир, в любом обличие и даже без него. Ты готов зажечь из самой темноты огонь, и ты делаешь это. Готов создать не существующее нигде, но  создаёшь это. Ты готов построить  запретное, не разрешённое всеми законами и самим собой, но строишь это. Воскресить умершее, и самому воскреснуть, и снова  умереть, чтоб в который раз воскреснуть с новой силой, с ещё большей силой для борьбы с новым по силе врагом. Или когда, пройдя не одну сотню, тысячи, миллионы…своих жизней, потому, что часто  не вспоминаешь, часто не желая помнить, признавать  прошлой жизни – себя, ты всё–таки побьёшь всех врагов своих внутри и снаружи себя. Которые разрушали твои дома. Ты строил, а они разрушали  дом за домом,  дом за домом,… И находишь потерянное в своём  доме, в одном огромном доме, который ты постоянно искал, собирал его по капелькам, по осколкам не для себя одного.

    Ступая лапами на сухие ветки и опавшие рыжие от жары иголки, Мишка остановился у малинника  и, наклоняя голову набок, начал поедать сладкие как сахар ягоды, не обращая никакого внимания на жужжащую возле самой морды тучу комаров.
Суран на ходу прикрыл глаза, вытер предплечьем пот с век, обтёр пот с предплечья о посеревшую от времени повязку, и ладошкой смахнул  насекомых, пролазивших сквозь густую с редкой сединой щетину на лице.  Придерживая одной рукой лук на спине, он не останавливаясь, поправил баулы на Мишкиной спине.
    Часа через полтора они вышли к не широкой реке, с виднеющимися на поверхности спинами мелких рыб.
Переходя вброд, Суран с медведем раз за разом окунались  с головой.
Довольное Мишкино рычание было слышно из–под прозрачной, чуть красноватой воды. Суран так же не сдерживал эмоций: визжал как ковбой, буровил, тряся в стороны головой и бил ладонями по поверхности такой прохладной, такой мокрой, такой целебной, такой не обходимой в данный момент  и живой  жидкости.
Набрав в ёмкость влаги, Суран первым вышел на луговой берег усеянный шапками больших одуванчиков.
Мишка осторожно, чтоб не скинуть ношу резким волнообразным движением тела, струсил с себя остатки воды, поднимая падающими каплями в воздух  белые парашутики.
     Снова, войдя в чащу, где деревья стояли реже, но толще, Мишка косолапой и чуть прихрамывающей  своей походкой ускорил шаг и обогнал, взглянувшего на него усмешкой Сурана.
Через часа два ходу, Суран остановился, слушая заливы птиц и выделяя слухом стук дятла, снял с пояса мешочек с водой.  Глядя наверх на красноголового стукача, он жадно стал пить воду.
Дятел заметил на себе человеческий взгляд, посмотрел на него с секунды две и перелетев на другую сосну, продолжил свою работу. 
    — А–а–а–а, — произнёс довольно горлом Суран, и вытирая предплечьем пот с шеи,  услышал еле–еле свистящий звук двигателя.
Суран повесил на пояс посуду и глянул вперёд на Мишку, задравшего кверху голову.
Путники продолжили путь, надеясь, что воздушный транспорт пролетит мимо них, но с каждой секундой  звук становился  всё громче и резче, пересиливая пение птиц. Снова Суран взглянув в небо и на Мишку, уже спрятавшегося под сосновой кроной и тогда сам прислонился спиной к толстому в метр стволу и стал смотреть вверх.
     — Э–э–э…, — произнёс рыжеволосый и широколицый скуластый  пулемётчик после того,  как отпил из фляжки. — Красота неописуемая, блин, — добавил он,  глядя нетрезвыми глазами на проплывающий внизу лес. Взглянув на повернувшегося к нему и улыбающегося пилота, он  икнул и сказал. — …Погромче и снизься трохи. А то давно, что–то я не упражнялся.
    — Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе видна, как сын грустит о матери, как сын…, — услышал песню в голове пулемётчик,  и  поправив на ухе гарнитуру, громко отрыгнул. — Во, вот так!
Упёршись удобно ногами в пол, передёрнув затвор, он взялся за ручки. — Щас я дам жару красным демонам прикурить. Жаль только их тут нет. Ну, давай родной, строчи! — и нажал указательными пальцами обеих рук два курка.
Пулемет, пропуская через себя ленту с патронами, задёргался, зазвенел, застучал, выплёвывая из ствола  в лес огонь и одновременно, стал отстреливать из себя пустые дымящиеся гильзы.
     — …И снится нам не рокот космодрома…, — продолжала литься песня.
Сосны будто сами пригнулись, пытаясь спастись таким образом. Но разрывные патроны косили ветки и, вгрызаясь в стволы, взрывали их безжалостно. Лес стал редеть просекой, и молча терпел появляющийся полосой шрам на его теле.
    — …зелёная, зелёная трава…
Суран прижавшись затылком, зажмурил глаза от летящих в него иголок и обломков веток, а затем и вовсе прижал голову к груди.
Стоявшее в нескольких метрах дерево взрывом переломилось. Метровый в толщине ствол перебило, будто от удара огромного молота и цепляясь ветками, как руками  за ветки дерева напротив, рухнул почти возле  ног Сурана.
Щепки стали  впиваться в тело Сурана  и закрыв руками голову, он присел на ногах.
    — … космическая музыка срывает деловой наш разговор…
    — А–а–а, су–у–у–ка–а–а–а, — кричал пьяный пулеметчик, краснея лицом. А затем стал беспорядочно стрелять, направляя ствол пулемёта резко, то вправо, то влево, то вниз.
Пилот, улыбаясь, прикрутил ручку звука,  и финал космической песни  стал почти не слышен в ушах пулемётчика. Пулемётчик  отжал пальцы от курков, повернул  голову к кабине пилотов и сказал довольной ухмылкой. — Всё, погнали на базу.
    Суран тяжело моргая веками, выпрямился, и глядя  вверх–вправо на набирающего высоту каралёт, вздохнул облегчённо.
    Закрутив пробку на фляжке и обтерев губы, пулемётчик почти крикнул. — Эх, щас, я напоследок, ещё разок. Подожди чуток,  — и снова сжал курки.
И снова заряженные феоновыми частицами пули ринулись вниз, готовые убивать и разрушать всё на своём пути.
Снова опять, прижав подборок к груди Суран и стиснув зубы, терпел такое издевательство. И тут он услышал сначала резкое с болезненной интонацией, короткое рычание. Выпрямившись и открыв глаза, он уже услышал рёв безумной боли. Не обращая внимание на обстрел, Суран ринулся влево. Споткнувшись, он упал, встал на ноги и скинул со спины лук с колчаном. От попадания пули в колчан, его разнесло в ошмётки, и небольшой кусок стрелы с наконечником вонзился ему в правое плечо. Суран  бежал вперёд на медвежий  рёв, но там, где должен был быть Мишка, никого не оказалось.
    — Всё, харэ, — сказал пулеметчик, насытившись пальбой, отпил из фляги, отстегнулся, сел на сиденье. И (жук) стал подниматься, оставляя после себя горе и боль.
Остановившись, Суран осмотрел лежавшие мешки с пятнами крови у срубленной сосны. Выдернув из плеча стрелу, он со всех ног стал бежать по кровавому следу.
Подбежав к краю оврага, он открыл во всю ширину глаза, глядя вниз, где Мишка ревел от боли и испуганно лёжа на левом боку, судорожно перебирал передними лапами по ковру из сухих иголок. Ревя во всё горло, он быстро полз по кругу вперёд, а за ним на куске шкуры тянулась его нижняя часть туловища с вылезшими и вытянувшимся в ленту внутренностями.
    — А–а–а–а, — закричал Суран и сбежал вниз.
Подбежав, Суран почти  прыгнул  на  Мишку,   схватил  за  левую  лапу  и  повернул его  к  себе  фронтально.   
    — Мишка!— крикнул он.
Но Мишка продолжал безумно реветь, стал биться головой в стороны и царапать когтями раненое плечо Сурана.
      —Успокойся! — Суран левой рукой схватил за горло и придавил к земле. — Успокойся. Всё будет хорошо!
Но казалось, медведь не слышал его и пытаясь вырваться, продолжал  царапаться и бить лапами.
     — Всё будет хорошо! Верь мне. Ты слышишь? — кричал Суран и прижал сильней голову к земле. — Всё будет хорошо! Друг мой! Верь мне! Посмотри на меня.
Мишка, чуть успокоившись, стал смотреть в мокрые от слёз человеческие глаза.
     — Смотри на меня. Верь мне! Всё будет хорошо!
Мишка, чуть  ревя, перестал царапать Сурана и оставил правую лапу на его плече.
     — Ты всегда верил мне и сейчас верь мне!— начал говорить тише Суран. Убрав руку с горла, он стал  сжимать правую лапу. — Всё будет хорошо! Поверь мне! Я это знаю! — Суран сжал сильней лапу двумя руками, будто старался удержать уходящую жизнь.  — Я это знаю! Точно знаю! Всё будет хорошо! Ты веришь мне? брат мой! товарищ мой!
Мишка всё меньше поднимал грудь, дыхание его становилось ровнее, казалось, он начал усыпать, но свой единственный глаз не закрывал, продолжая смотреть и верить.
    — Всё будет хорошо! Всё будет хорошо! Нам уже не с кем воевать. Мы всех победили! — говорил Суран, роняя на коричневую  поседевшую  шерсть слёзы,  чувствуя, что большое медвежье сердце бьётся всё тише и тише. — Мы заслужили нашу победу, наш мир, наш дом!
Мишка дышал уже почти не слышно, но продолжал изо всех сил смотреть  глазом, из которого медленно выкатилась слеза.
    — Всё будет хорошо! Ты веришь мне? — произнёс почти шёпотом Суран.
Мишка вдруг сделал большой вдох, выдохнул. Затем открытой пастью набрал в лёгкие ещё больше воздуха и выдохнул его протяжным рычанием, в котором послышалось  слово. — Да–а–а–а–а–а–а–а–а–а, — и медвежий глаз закрылся, выдавив последнюю и большую слезу, которая так же стекла вниз.
Суран не разжимая рук, долго смотрел на такое спокойное и умиротворённое выражение медвежьей морды. Казалось, каждая волосинка его шерсти легла правильно, гладко  друг  на  друга, как у уснувшего медвежонка, прильнувшего к материнской груди.
Аккуратно, будто боясь нарушить медвежий сон, Суран скрестил огромные лапы  на испачканной кровью медвежьей  груди.
    Задул сильный ветер, качая ветки и скрипящие стволы сосен. Обхлопав ладонями  земляную могилу, Суран вытащил из ножен короткий меч и воткнул его в верхушку холма до половины лезвия. Вздохнув, он приложился  к могиле лбом, обнял её руками, и в таком положении находился несколько минут. Затем поднявшись с колен, посмотрел на  вечернее со звёздами небо, и, смахнув с лица пряди  не так  редко седых волос, стал подниматься из оврага.
     Суран, сквозь крону елей ещё раз взглянул своими карими очами в тёмно–синий небосвод, но уже в мерцающие и растворяющиеся в раннем утре звёздами.
Ещё через двое суток, подходя к красным и почти голым без деревьев скалам, о которые сильный свистящий ветер разбивал чёрные волны, он вскинул  кверху голову, положил в рот жменю синих синие ягод и жадно стал пережёвывать.
Суран смотрел  из расщелины вниз, то на продолжающую свою  борьбу грохочущую воду, то наверх на летающих, плачущих и одновременно смеющихся чаек,  заполонивших собой всё воздушное пространство.
Заправив под повязку развевающиеся волосы, Суран обтёр уставшее не глубокими морщинами лицо от капель, и ещё раз глянул на достающих до него брызгами бушующие волны. Затем  уставил взгляд на горизонт, на котором еле–еле виднелось очертание противоположного берега, с силой втянул в себя сырой воздух и скрылся в скалах.
Перепрыгивая до метра в ширину через  скальные расщелины, Суран через сутки вышел на противоположный берег, и спустившись со скал,  снова оказался в лесу.
    Гроза его застала поздно вечером. Она стреляла  канонадой из всех своих  орудий, выплёскивая стрелы молний вместе с небесным водопадом, но уставший путник ни на минуту не останавливался.
     Ещё через полтора суток земля под ногами становилась всё каменистей, а деревья росли всё реже и реже. Затем пошли только кустарники, вылезшие из каменистых расщелин. Затем снова впереди  вырос лес, но уже широколиственный с доминирующими  дубами и клёнами. 
    И вот выйдя из него через трое суток на огромный, почти  бескрайний луговой простор, он наконец–таки остановился на несколько секунд  и стал вглядываться в горизонт, пытавшийся скрыть  в играющей дымкой тепла высящуюся стрелой чёрную скалу, похожую толи на огромный зуб дракона, толи на трамплин, резко уходящий вверх. Она смотрелась как–то неестественно, будто кто–то её построил для чего– таки нужного, или вправду, это был последний оставшейся в целости  зуб глубоко–похороненного в земле  гигантского по размерам дракона. Но, так или иначе, скала там  каким–то образом появилась.
Суран поднял глаза к солнцу  и, поднимая свои массивные грудь  и плечи, сделал глубокий вдох. Переведя взгляд  снова на горизонт, он  выдохнул, раздувая щёки и двинулся вперёд.
    Драконов зуб приближался с каждым шагом, а вокруг него у подножья стал различаться красный цвет.
Карие глаза всё отчётливее видели  скалу в несколько сот  метров высотой, а жёлтые глаза всё ближе сверкали отражением солнечного света.
    Шаг за шагом, шаг за шагом.... , ноги, вроде и не устали, не прошли безпродыху тысячу километров. Подошва обуви, будто и не была истёрта. Шаг, ещё широкий и уверенный шаг  и летняя, по колено, сочная трава, жалея того,  сама прогибалась под кровоточащими ступнями ног.
    Лёжа головой на своих передних лапах, бригл открыл глаза и, потягиваясь  вверх, зевнул, широко открыв пасть. Остановив взгляд и прищурившись, он стал вглядываться вдаль. Затем наклонил голову набок и не веря своим глазам, чуть рыкнул в нос. Продолжая  всматриваться, он поднялся на передние лапы, снова рыкнул, затем поднялся и на задние лапы. Застыв на месте с вытянутой вперёд головой, бригл, таки удостоверился, что к нему и вправду приближается человек. В секунду нащетинил свою холку, оскалил клыки и повернув голову  назад к сородичам, громко прорычал.
Встрепенувшись, (демоны) резко вскочили на все лапы. И скалясь, стали так же взирать туда, где очертание фигуры человека было уже вполне различимо для ихнего зоркого зрения. Через секунды три, бриглы зарычали многотысячным хором и подняв дыбом шерсть, громом рванули красной волной  навстречу гостю.
    Суран продолжал идти, слыша рычание, лай, топот приближающейся злобы. И слуху его стал слышен не только звук голода и ненависти. Что–то хлопающее позади–сверху приближалось. Суран поднял  кверху голову и увидал над собой неимоверно–огромного орла, хлопающего своими крыльями с тёмно-коричневым опереньем.
Орел, пролетая на Суреном, взглянул на него своим ясным, чистым взором и издал птичий клик.
Замедлив шаг и провожая орла взглядом,  Суран скинул с головы повязку, затем отцепил от себя пояс с булавой и ножами, и бросил  в траву.
Несущийся табуном кровавый цвет, посмотрел  своими  жёлтыми глазами на орла, затеняющего крыльями солнце, и снова глядя вперёд, на  добровольно приближающуюся к ним в лапы жертву,  ещё больше увеличил скорость.
    Закрыв глаза и чувствуя под ногами усиливающуюся дрожь, Суран глубоко вздохнул. И открыв веки,  стал смотреть вперёд  другим взглядом. Таким, которым смотрят на любящих и самых близких ему людей, те, что давно его ждут, чтоб поделиться с ним самым важным, самым сокровенным.
    — Я иду, братья! — произнёс  Суран, не открывая рта.
Рвущийся вперёд зверь, как–то по–другому прорычал. Как всегда слышалось голод, злоба, непокорность и непримирение, но вместе с тем появилось ещё какое–то сомнение в интонации.
    — Братья мои! — говорил  Суран, несущемуся к нему навстречу  красному цунами. — Я иду к вам!
Суран уже различал по отдельности жёлтые глаза. — Вы и я – одной крови, — раскинул он в стороны руки.— Я не враг вам, я вам брат!
Голос его не шёл из горла, не шёл из тела, и даже не из души его. Он шёл изнутри  самой  сущности, из энергии, что рождает в себе жизнь, что рождает в себе жизнь после жизни. Что не даёт потерять навсегда. Что возвращает, то, что потерял и показывает, где оно таится. Что  объединяет всё и вся. Что разрушает иллюзию. Что отрицает мнимую независимость, отделённость, которые и  рождают одиночество, откидывают, прячут  от той абсолютной безграничной возможности, что даётся абсолютно всем. Всем тем, кто не боится признать, что он ничто, лишь раб,  кукла – марионетка, лишь голодный и безумный зверь созданный  властью тюрьмы, темницы разделяющей душу и разум, утверждая, что завоёвывающая  вседозволенность и есть свобода разума, совести  – закона Бога.
     — Я и вы – есть братья! — Суран смотрел без страха,  без гнева во взгляде на, казалось бы, сметающий вот–вот красный ураган, до которого оставалось не больше двухсот метров. — Я иду к вам, а вы ко мне!
Бриглы перешли с  галопа на  бег рысью, а затем и вовсе пригнув головы, стали идти крадучись. Они перестали лаять, но продолжая  рычать,  уже понимали  услышанное.
    — Вот он я! Вот он я! Но я не враг вам! Я вам брат! Брат по крови!
Первый подошедший зверь, трясясь от злости мелкой дрожью в мышцах, прикоснулся  пастью до руки  Сурана. Казалось,  он сейчас вцепиться своими зубами или оторвёт руку,   продолжая скалить клыки. Зверь нюхал Сурана, дотрагиваясь мокрым носом до лица и дышал неприятным запахом.
    — Ты создан из моей крови! Ты мой брат! Я твой брат! — Суран смотрел в его жёлтые глаза и продолжал идти вперёд.
Бриглы окружили Сурана со всех сторон. Они  с огромным аппетитом в широко раскрытых глазах нюхали его лицо, волосы, ноги, туловище и вытянутые в стороны руки. Слюна стекала с оскалов на его вспотевшее и уставшее тело, но Суран не останавливался, продолжал идти.
     — Этот мир изменится. Жизнь не должна быть такой, где всё друг–другу смерть. Она уже меняется, в нас.
Драконов зуб становился  всё ближе и ближе.
     — Человек не царь природы. Природа рождает своих детей не для того, чтоб они убивали себя. Мы разрушим ту крепость, что все ей поклоняются, навеки себя заковывая в ней и, вновь рождённые продолжают строить её, возвышая выше солнца, — Суран чуть повёл в сторону головой. — Я и мой медведь, мы не можем  в одиночку это сделать. Мы не в силах.
Подойдя к подножью скалы, Суран, окружённый зверем, провёл взглядом  по ней снизу до самого пика и, вздохнув устало, стал подниматься по крутому склону, хватаясь руками за выступы.
Поднявшись на несколько десятков  метров, Суран остановился и глядя, на лезших вслед за ним, продолжил говорить.  — Никто не в силах разрушить эту крепость в одиночку, даже нисшедший на Землю Бог.
Суран карабкался наверх, чувствуя большую усталость в теле. Снова остановившись на несколько секунд, он обернулся, вытер рукой  потрескавшиеся от жажды губы и взглянул назад на свою (свиту). А потом  опустил взгляд  ниже,  откуда доносился рычащий гул, смешиваясь уже наверху с усиливающимся ветром.
     Закрыв глаза, Суран набрал полную грудь воздуха и продолжил путь наверх, где с каждым метром  ветер становился ещё сильней и прохладней. Поднявшись ещё на метров сто, он тяжело вздыхая, опять остановился, закрыл глаза, и, не оборачиваясь, почти закричал. — Но если кто–то снова начнёт строить  новую крепость, снова говоря всем, что это их дом, то опять придёт гость, который разрушит её и даст новый шанс.
Суран смотрел, то на солнце, то в каменную плоть скалы перед собой и взбирался. — Но у вас, у меня есть истинный дом, наш дом! Не тот дом, что мало в нём места. А тот огромный, где всем есть место. Только злу мало места. Потому что, оно строит для себя дом, а не для добра. Дом, наш дом, в котором нет смерти, нет голода, нет ненависти, нет гордыни и нет мнимой  той силы, чтоб  её боялись и любили за неё. Сила, только та есть истинная сила, что слабому помогает стать сильным, а не делает слабого ещё слабей, чтоб слабый не стал сильным. Так добро побеждает зло. Так бодро завоёвывает миг за мигом, мир за миром. 
    И вот рука Сурана появилась  на выступе с растущими из трещин мелкой травой. И вторая ладонь тяжело опустилась на ровную каменную  платформу и, выпрямляясь на обеих руках, Суран почти без уже сил влез наверх.
    — Вот он, этот мир, который мы обошли вдоль и поперёк, — говорил Суран, открывая рот и выставляя вперёд руки. Поворачиваясь вокруг своей оси, он жадно взирал на просторы зелёного леса со снежными шапками на пиках, с реками отражающие небосвод. — Вот он – принявший  в себя всю боль прошлого.
Несколько десятков бриглов один за другим вскарабкались на выступ, где ветер развевал  ихнию шерсть. Щуря глаза, они, так же как и Суран заворожённо смотрели с четырёхсотметровой высоты.
    — Я благодарен тебе мой мир, я благодарен тебе мой ветер, мой лес, мои горы, моё небо, моё солнце, —  Суран развёл в стороны руки. — Я благодарен Тебе Природа за дары твои щедрые.  Я благодарен Тебе Всевышний за ту подаренную мне силу. Я благодарен Тебе, за дорогих и родных людей. За  близкого мне по духу и по оружию  зверя, что неустанно оберегал меня. За врагов, которые стали братьями. За любовь, за надежду, за веру, за дом, который мы построили, —  подойдя  спиной к самому краю, Суран, не опуская рук, посмотрел в жёлтые глаза бриглов. — Мы идём домой! — произнёс он, и снова вскинув к солнцу глаза,  стал ложиться своей широкой спиной на развевающий его кудри прохладный ветер. 
Бриглы прорычали  и стали   смотреть, как могучая фигура Сурана не спеша из стоячего положения, переходила в горизонтальное. А затем и вовсе скрылось из виду, уже не мешая нестись во всю свободу ветру.
    Красные звери смотрели на край выступа ещё несколько секунд. Один из них осторожно стал подходить к нему. Но вдруг, перед самым его носом, быстро, как ракета вверх взмыл тот самый орёл.
Севшие от испуга на задние лапы бриглы, стали провожать  взглядом огромную птицу.
Разрезая потоки ветра, она  поднялась над пиком на метров тридцать и взмахнув крыльями, перешла в горизонтальный полёт.
 Орёл будто невзначай повернул назад голову и взглянул в жёлтые глаза.
Находящиеся у края зверь, как отключённая от сети игрушка рухнул набок, а за ним замертво попадали и остальные.
Лезшие по склону наверх бриглы, посыпались камнем вниз. У подножья скалы так же падали, кто набок, кто прям животом  без каких–либо чувств. В лесах, роющие лапами землю, поедающие траву, отрыгивающие новое поколение (демоны), так же, один за одним волной отключались от жизни.
В давно заброшенной деревне, где с воздуха по бриглам вёлся пулемётный огонь, происходило тоже самое.
     — Смотри! Смотри! — крикнул пополневший телом Саша, убрав пальцы от спусковых крючков. —  Что это с ними?
Ещё постаревший, но с таким же ясным и молодым взглядом дядя Лёша поставил автоматам на предохранитель. И схватившись за поручень,  встал с сиденья и высунул наружу свою лысую и седую голову. Глядя вниз на лежащие беспорядочно друг–возле – друга   красные  тела,  он  чуть  улыбнулся  грустью  и  сказал. — Это Суран…
     Красный зверь (отключался) во всех городах страны, где велись и не велись уже давно  против них боевые действия. Солдаты, опуская оружия, смотрели недоумённо на туши, потом плакали, поднимая глаза к небу и молились, благодаря Всевышнего на всех языках и религиях мира.
    На территории всей России, в полностью захваченных Украине, Казахстане, Белоруссии, Грузии, Азербайджане, Европе, Ирана, Ирака.… На занятых материках: южной, северной Америк, Австралии, Африке, на малых и больших островах. Где ране было слышно рычание, некое подобие собачьего лая, похожее на  мычание быка, сочетающееся в одном клонированном звере, прозванного в честь своего создателя доктора Джозефа Бриджла за пять секунд превратилось в безмолвные обездвиженные тела, коих на тот момент насчитывалось около ста  миллиардов.
Примерно четыреста  миллиардов было убито во время всех  боевых действий разными способами. И примерно ещё (всего лишь) около чуть  больше шести  миллионов  погибло в лесах России от рук (лешего) и от самых крепких челюстей на свете – его медведя.
     Орёл облетел за те несколько секунд всю Землю и вернулся к Драконову зубу,  у подножья, которого лежало море живых цветов.  Верней сказать, это была уже не скала, а изваяние в виде головы человека и медведя, устремлённых смелыми взглядами к небу.
Чуть поодаль, вокруг памятника, до половины его высоты высился дивной красоты город с разноцветными домами, окружённые девственным сибирским лесом. Над городом и тайгой еле слышно пролетали дискообразные летательные аппараты, разных модификаций, отсвечивая свет солнца, на которое, хлопая крыльями и взял курс орёл.
     Пролетая сквозь ослепляющий теплотой свет, глаза птицы снова стали различать очертание живой картины. Тот же Драконов зуб, как и ране–прежде. Тот же лес, из которого выглядывали горизонтальными разноцветными полосами высотные дома. Тот же простор вокруг скалы.  А у подножья, на лугу мирно пасётся, как  домашний рогатый скот стадо, с красной шерстью на  мощных, мускулистых телах.
Одни лежали на траве, другие, отщипывая  её и тщательно пережёвывали своими неострыми зубами, не обращая никакого внимания на прогуливавшихся по парку людей.
      — Ну–ка, давай иди к папе, — произнёс молодой человек, растянув от счастья улыбку и убрав за ухо локон своих тёмно–коричневых густых, почти чёрных волос, присел на колено. — Давай, давай.
Молодая мама, смеясь, отпустила с рук  маленькую девочку с русыми и чуть рыжеватым  оттенком  волосами.   
      — Давай, покажи папе, как ты ходишь, — говорила девушка, глядя, как дочка заливаясь смехом, неуклюже и забавно  бежит по траве. — Ещё чу чуть, давай, давай, —  и взглянув на мужчину,  она смахнула с лица прядь своих платиновых цветом волос.
    — Вот молодец!— говорил отец, принимая в руки дочку. И поднимаясь на ногах, добавил после того, как она поцеловала в его чистое от шрамов лицо. — Вот спасибо! А теперь мама…  А, ну, зови маму.
Девочка вместо слов смеялась и махала руками в сторону матери.
Мама подошла к дочке. — Кто тут у нас так смеётся?! Кто тут так машет ручками.  А,  это  мамина и папина доча, —  молодая женщина ещё раз взглянула в счастливые карие глаза мужчины.
     — Куда это мы хотим?— спросил он.
Девочка чуть успокоилась от смеха, и глядя за спину матери, стала протягивать руку, сжимая и разжимая свою маленькую  ладонь.
     — Ой, какая большая и красивая собачка. Нравиться собачка? Попроси папу, пусть тебя отнесёт.
Девочка снова поцеловала отца в щёку и раскрывая ротик, пыталась что–то говорить.
     — Ах ты моя разговорчивая…, — ответил ей отец и стал подходить к отщипывающей траву (большой красной собачке)
     — А вот и собачка, — произнесла женщина.
 (Собачка) подняла голову и навстречу  вытянула  шею.
Молодая мама протянула до чёрного  носа руку.
     — Тоже хочешь потрогать? — отец чуть отстранил от груди девочку, давая ей возможность так же  гладить мокрый и большой  нос.
( Собачка) по–доброму посмотрела на девочку, на мужчину своими жёлтыми глазами и лизнула своим алым языком его руку.
     — Какая хорошая собачка, — молодая женщина глядя сияющими от счастья глазами, то  на дочку, то на её  отца,  так же стала проглаживать ладонью от носа и дальше по покрытой красной шерстью переносице.
(Собачка) от удовольствия прикрыла глаза и притянула назад маленькие, еле виднеющиеся уши.
    Мужчина, улыбаясь и светясь от радости, отдал  дочку в руки матери и отведя глаза в сторону, где ближе к лесу резвились  два пушистых медвежонка,  прикрыл на секунду глаза.
 Медвежата кряхтели, рычали, кувыркались, становились на задние лапы и залазали, то на отца медведя, то на мать медведицу. Медведь, почувствовав на себе взгляд, повернулся со спины и на кивок вверх головы  ответил тем же самым, но тут же был свален наземь медвежатами, налетевшими на его мощную шею.
      Мужчина, не снимая с лица улыбку, глубоко вздохнул своей мощной грудью  и  устремил свой ясный, сильный взор  в небо, на парящего в синеве огромного орла.
      Орёл взглянул с высоты вниз и хлопающими взмахами крыльев стал набирать высоту, не закрывая глаза от яркого и тёплого солнечного света.
               
               
                Суран
                вторая версия
               



                Спасибо за потраченное вами время на эту книгу.
                Я – автор, уверен, что эта история вас захватила  за душу,
                невзирая на некоторую трудность в чтении. 
                Я желаю вам никогда не сдаваться, даже когда сдались. Я
                знаю, у нас – у людей, у  животных,  у этой планеты, у этого
                мира есть будущее. И оно не будет похоже на наше вр嬬-
                мя, на нашу действительность. Потомки будут говорить
                — Как они жили? Неужели, правда был такой ужасный мир?
                Сколько уйдёт на это время   год, два, десять, тысяча,
                миллион, миллиард,…? я не знаю. Но рай будет в этом мире.
                Он  будет, не сомневайтесь!
                Только надо бороться, надо победить себя!


                Свою критику, вы можете прислать на мою страницу Вкотакте,
                Одноклассники  или на мой электронный адрес   
                klen.list.1976.boksl@mail.ru
               
                02.09.2014 год                Ваш В. Клён