Сочинение ко Дню Победы Больше, чем поэт

В 20-е годы прошлого века на сценах театров и домов культуры страны блистал поэт-трибун Владимир Маяковский. Своими стихами, резкими, отрывистыми, стремительными, он громил недостатки и звал в светлое коммунистическое будущее. Пролетарская молодежь бредила его поэзией. В том числе и смоленский паренек Виталий Антропович:
- Насколько Маяковский был остроумен. Вот, значит, один встает: «В.В., вы знаете, я много прочёл книг и, читая ваши стихи, ничего не понял» - «Ищите умных приятелей – всё поймете». Потом другой задает вопрос: «Вот вы сняли пиджак, засучили рукава, вы же не на кулачном бою» - «Я на производстве». Потом ещё: «А что-нибудь на «б» можете?» Думали, он выругается, но нет: - «Белых бей». Такой остроумный.
И Виталий начал сам писать стихи. Он был человеком не только творческим, но и спортивным. Увлёкся альпинизмом, совершил немало восхождений на самые высокие пики страны. Закончил профспорттехникум, Воронежский кинотехникум, потом поступил в Ленинградский киноинститут на специальность «монтаж и оборудование кинотеатров». И везде читал стихи, принимал участие в художественной самодеятельности. Ему запомнился экспромт, написанный в Воронеже накануне выборов в Верховный Совет страны.
- Я с чувством встречаю грядущую дату,
И чудный тот день улыбается мне,
Когда мы пойдем отдавать депутату
Свой голос в цветущей советской стране.
Впереди рисовалось светлое будущее. Но помешала война:
- Я 27 июня в день своего рождения пошел в военкомат добровольцем. В Смоленске было много обмундирования и еды, но нам ничего не дали, и мы пошли в Ярцево пешком.
Обмундирование выдали после присяги. А оружие Виталий, по его словам, получил одним из первых. За меткость:
- На позициях стояли. Вдруг выстрелы. Один наш упал, другой. Не можем понять, откуда стреляют. А я присмотрелся и увидел на дереве немца – «кукушку». Рядом карабин лежал. Я его взял, выстрелил и попал. Немец упал. Все схватили то, что у него было в ранце: кагор или коньяк, тушёнку, сыр плавленый, который мы не ели и выплюнули. Мне сказали: раз ты убил этого немца, вот тебе и карабин: теперь ты будешь вооружённым.
Затем началось отступление, горькое, позорное, когда в плен сдавались тысячи малообученных и почти не вооружённых солдат. И, в то же время, отчаянное и героическое, когда те, кто остался в строю, сражались до последнего патрона:
- Страх появился позже, а тогда я парень-герой был. Когда были бои подо Ржевом, у меня товарищ часто выходил из окопа: умирать, так наверху. И я вместе с ним. Такие у меня друзья были. У одного из них во время боя ногу оторвало. Я перевязал, и он до последней минуты, как снопы, немцев косил. Так и умер.
Тогда стычки с немцами не раз заканчивались рукопашной схваткой.
- Рукопашный бой – это неосознанное явление. Это был психологический бой – всё равно умирать. Моджно было бы и штыком, но психологическое состояние было таким, чтобы бить по морде. Мы их в пух растрепали. Мы в окружении были: по 6 галет на 6 суток, вода – из лужи. Голодные. Шли на смерть. Почти 5-6 атак таких. Ни одного случая не было, чтобы отступили.
Отступая, выходя из окружения, наши солдаты видели, какие зверства творили захватчики:
- Очень много было случаев, когда немцы вырезали на груди звёзды. Мы видели, когда отступали.
Ещё одно воспоминание. О прорыве из окружения. Тогда нужно было спасти и раненого генерала, командира дивизии, который сражался с Верховным Главнокомандующим Сталиным во время гражданской войны:
- Пошли в прорыв. Вижу: немец в очках у пулемёта. Я снял карабин и убил его. Надел каску, выпил немножко, поел. Тут немцы идут пьяненькие, и я шарахнул их из пулемета и всех убил. Вижу: наши тащат командира. Их обстреляли, они его бросили. Немцы к этому командиру рванули, ну, и мы навстречу. Отбили комдива. Потом получилось так, что мы опять его бросили, только теперь у себя в тылу. Я подполз к нему, взвалил его на себя. Ползу, но сил не хватает. Остановился. В это время у него отрывает кусок ягодицы. Я перевязал его, позвал старшину и вытащил его. Потом его - на самолёт и – на Большую землю.
За этот прорыв Виталий был награждён орденом боевого Красного Знамени и повышен в звании до лейтенанта. Правда, героизм его, считает он, уж слишком преувеличили:
- Если страна прикажет быть героем, то им может стать и осёл. В приказе было написано: Виталий Иванович Антропович взял две деревни, в рукопашной схватке отбил комдива, на собственных руках вытащил его с поля боя и ещё убил 180 немцев.
Военная эпопея для Виталия Антроповича закончилась быстро. Он попал под сильную бомбёжку, когда, не помнит, и был серьёзно контужен. 7 дней лежал без сознания. Выздоровление затянулось. Сначала он работал часовым мастером, а потом крутил кино в освобождённом Смоленске. Когда Виталий поправился, его вернули на фронт, но он так больше ни разу и не выстрелил. Его неожиданно арестовали:
- 5 месяцев 20 дней держали: ни фамилии, ни имени. Я смертную голодовку объявил. У меня её не приняли, и закрыли в туалет неотапливаемый. Я чуть не замёрз. Охрана сжалилась: посадила туда, где теплее. На следующий день – на этап и привозят в Смоленск. Пожилой сержант: нам надо в верхнюю тюрьму. Я его и повёл. Там с меня сорвали и орден, и погоны.
Там Антропович сидит 6 месяцев. Война уже закончилась, а он так и не знает, за что его арестовали. Он снова объявил голодовку. Наконец - короткое заседание трибунала, где и выяснилось, что формальной причиной его ареста стали слова о хорошем качестве немецкой киноаппаратуры. Враг народа. 10 лет лишения свободы. Тогда-то и вспомнил Виталий о маленьком эпизоде своей короткой боевой биографии:
- Под Вязьмой меня вербовали в СМЕРШ (мы в шутку расшифровывали: советский метод разоблачения шпионов). А я товарищу сказал, что надо из окружения выходить, а не этой мишурой заниматься, а то может шальная пуля свалить. Худенький такой этот «агитатор» был, молодой, в форме МВД, он сказал: «Ты ещё меня вспомнишь».
Вспомнил. Антропович попал в Норильск, на каменоломню. Ему повезло. Родственные узы с братом контр-адмиралом и творческий подход к работе сделали свое дело. Виталий становится прорабом: живёт в более приличных условиях – в доме для свиданий, а не в бараке, и передвигается по городу, хоть и под присмотром, но не под конвоем. Там, в Норильске, он разоблачает предателя, который убил сына своего довоенного товарища:
- Мы тогда сидели в засаде. Немцы брились. По солнышку ходили. А он уже в форме расхаживал и потом мальчонку взял за ноги и ударил об угол несколько раз. Я его хотел пристрелить, но комбат прошептал: «Боже упаси! Нам надо дальше пройти».
Как потом оказалось, этот предатель знал много фамилий и мест работы шпионов, которые остались в Советском Союзе после войны. А Виталия Антроповича реабилитировали уже после смерти Сталина. Он работал на строительстве Куйбышевской, а затем Саратовской ГЭС, и даже заслужил орден Знак Почёта. Несмотря на все испытания, которые ему пришлось пережить, Виталий Иванович остаётся верен своей стране и по-прежнему пишет стихи о любви к женщине и о любви к Родине. Он даже написал новый текст российского гимна:

Славься, Россия, наша свободная!
Крылья расправив в грядущий полёт.
Слава в веках не померкнет народная.
Русский с другими – великий народ.

Первая в космос ты путь проложила,
В битвах не дрогнула в годы войны,
Взлёт и падение – все пережила.
Жаждут свершенья России сыны.

Раскинув просторы от края до края,
Богаче не сыщешь Российской земли.
Одна ты на свете Россия такая,
Щедра ты талантами дружной семьи.

Славься, отечество наше свободное,
Крылья расправив в грядущий полёт.
Слава в веках не померкнет народная.
Русский с другими – великий народ!

2004 г.