Может быть, тебя устроит грог?

Свежий ветер подул ему прямо в лицо, когда он заходил в кафе. Это было так неожиданно, что Крис притормозил на пороге, с удовольствием вдохнул холодный влажный воздух и совершенно неожиданно для себя сказал вслух:
- А ведь пахнет-то весной…
- Ни черта подобного, - проворчал в ответ старик, сидевший на краешке стула, почему-то выставленного на абсолютно пустой – если не считать снега – веранде кафе. В теплое время года тут наверняка размещались столики для посетителей. А теперь лежал вот этот снег, стоял вот этот стул – тоже весь в снегу, только краешек очищен. И сидел вот этот старик – седой, будто тоже снегом припорошенный, и его черное пальто на плечах и спине тоже было присыпано снегом.
- Прошу прощения? – переспросил Крис.
- Ни черта подобного, - громко, четко и немного сердито повторил старик, - не пахнет никакой весной.
Крис пожал плечами. Спорить с неизвестными ему стариками он совсем не собирался. Он собирался всего-навсего выпить чего-нибудь в маленьком кафе маленького городка, куда его занесло в командировку и где он застрял на выходные и не очень понимал, как ему эти выходные провести. Со вчерашнего вечера все было закрыто и, как сказали хозяева гостиницы, эти милые люди, пытавшиеся его принять по-семейному – знали бы они, как он ненавидел все это семейное и бежал от него – будет закрыто до самого понедельника. Счастье еще, что это кафе оказалось открытым. Это давало надежду на горячий кофе и, может быть, даже круассан. А то и – чем черт не шутит – на горячий глинтвейн. Почему-то этим утром Крису отчаянно хотелось глинтвейна.
- Обойдешься, - сказал старик. И громко чихнул. Вынул из кармана огромных размеров клетчатый носовой платок, звучно высморкался, буркнул: - Извини. Но это правда.
- Будьте здоровы, - растерянно пожелал Крис.
Потрогал темную деревянную дверь, спросил:
- Почему обойдусь?
- У меня вино закончилось еще на той неделе. Поэтому если ты хочешь глинтвейна, пойди найди сначала вина.
- У вас закончилось вино?
- Ну да.
- А при чем тут вы? - спросил Крис и тут до него стало доходить. Это, наверное, хозяин кафе, надо же как не повезло.
- Это как посмотреть, - сказал старик. - Глинтвейн тебе не светит, но, может быть, тебя устроит грог?

Грог в высоком стеклянном стакане ему принесла девушка - очень красивая. Длинные черные кудри, талия тонкая - балерина, что ли?
- Будешь пить или пялиться? - подмигнула она ему.
Крис смущенно улыбнулся - он уже и забыл, что умеет смущенно улыбаться.
- Конечно, буду пить. У тебя, поди, женихов полгорода, у меня и шансов никаких.
- Нет, что ты, - серьезно ответила она. - Не половина. Весь город. Так что шансов у тебя действительно никаких.
И ушла, оставив Криса в компании грога, миски печенья, и толстой, уже порядком оплывшей свечки - хотя на улице и был день и недостатка в свете не было, старик зажег на его столике свечу, сообщив, что так положено.
Глядя на мерцающий огонек, Крис потихоньку потягивал грог и заедал его печеньем. Точнее так - поедал печенье, потихоньку запивая его грогом. Когда первый стакан опустел, старик принес второй.
- А где? - удивился Крис и поводил вокруг себя рукой, объясняя.
- Внучка-то моя? Побежала по делам.
- На свидание, наверное, - расстроился Крис.
- Может, и на свидание, - согласился старик. Теперь он не выглядел ни сердитым, ни вредным. Старик себе и старик. - Эти дети - они такие. Вот у тебя дети есть?
- Есть, - неохотно ответил Крис. - Сын.
Старик стоял рядом, ждал продолжения.
- Я его полгода уже не видел, - объяснил Крис.
Старик придвинул себе стул от соседнего столика, уселся рядом с Крисом. Осмотрел его придирчиво и вынес вердикт:
- Ты не похож на плохого отца.
Крис пожал плечами:
- Жена не дает видеться, - и поправился: - Бывшая жена.
- Плохо расстались?
- Омерзительно, - кивнул Крис. - Я вел себя как скотина. Угрожал ей. Обещал сына украсть.
- Зачем?
- Я ее люблю. А она решила, что больше меня не любит, и ушла. А я ее люблю, - сказал Крис. И подумал, что кажется, уже говорил, что он ее любит, а вообще с чего это он вдруг разоткровенничался - эффект поезда и попутчика, которого он больше никогда не увидит, что ли? Или это грог такой крепкий, что он уже опьянел и ему, как и любому пьяному, хочется излить душу, и неважно кому? Хотя какая к чертям разница. И продолжил: - Наверное, если люблю, должен был отпустить по-человечески, но я не смог. Не захотел.
Тут он глотнул грога, обжегся, подавился, раскашлялся, ну и пусть, главное, что теперь вполне объяснимы слезы на его глазах, да и не заметит их никто - вон, старик подскочил, стучит ему по спине, внучка его - никуда ни по каким делам она не ушла, оказывается - воду несет.
Когда Крис, наконец, прокашлялся и суматоха улеглась, старик спросил:
- И что ты намерен делать?
- Я? - удивился Крис. Со вторым стаканом ему неожиданно стало намного легче. Как будто даже груз какой-то с плеч упал. Или камень с сердца. Он был пьян, феерически и как-то по-доброму - не так, как это бывало в последние дни, когда он тупо напивался коньяка и смотрел в стенку. - Почему я должен что-то делать?
- Потому что ты озвучил свою проблему, - объяснил старик таким тоном, будто Крис был глуповатым учеником, а сам старик - очень терпеливым учителем и повторял ему это уже в пятитысячный раз. - Теперь тебе придется каким-то образом ее решать. Сделать вид, что ничего не было, не получится.
- Почему? - тупо повторил Крис свой вопрос.
- Потому что это такое специальное место, - еще терпеливее сказал старик. - Ну и если тебе будет легче, давай я скажу, что я такой специальный человек, ты выпил такой специальный грог и звезды встали таким специальным образом.
- М-м, ясно, - покивал Крис, понимая, что ничего ему неясно и что решать он ничего не хочет и что если он кивнет еще раз, то его укачает окончательно и закончится это тем, что его или стошнит, или он уснет прямо тут, за столом.
- Прости, я ничего не могу с этим поделать, - развел руками старик, и Крис не понял, что конкретно он имеет в виду - то, что фактически припер его к стенке, вынуждая что-то делать с тем, с чем делать ничего не хочется, или его, Криса, физическое состояние.
- И то, и другое - помаленьку, - ответил старик.
- Хватит уже мои мысли читать! - возмутился Крис.
- Прекрати так громко думать, - старик вдруг хихикнул. - Можно подумать, мне доставляет прямо вот такое дикое удовольствие слышать эти все твои “не хочу, не могу, дяденька злой, Мэри злая, пожалейте меня кто-нибудь и возьмите на ручки”. Взрослый мужик, а разнюнился как  девица.
- Я бы насчет  девиц поосторожнее выражалась, - откликнулась откуда-то из глубин кафе черноволосая красавица.
- Прости, милая! - крикнул в ее сторону старик. - Не имел в виду никого из присутствующих. И ты совершенно права, девицы тоже бывают разные. Но должен же я был как-то свою мысль донести.
- И что я могу сделать? - устало спросил Крис.
- А я почем знаю, - ответил старик. - Голова - чтобы думать, сердце - чтобы чувствовать, язык - чтобы говорить. Используй их.
Крис подумал немного, вынул из кармана мобильник, потыкал кнопки, послушал тишину. Выругался.
- У вас тут сети, что ли, нет?
Старик протянул ему другой аппарат.
- Попробуй этот.
Крис взял его, набрал номер - помнил наизусть, один из всех, что были в его телефонной книге.
Услышал настороженный голос Мэри:
- Да?
- Мэри, - голос его сорвался в какой-то хрип, он сам себя еле услышал.
- Я слушаю вас, - сказала Мэри.
Крис прокашлялся и попробовал еще раз.
- Мэри, дорогая, привет. Это я. Не бросай, пожалуйста, трубку.
Мэри не бросила трубку. Но голос стал совсем чужим, жестким.
- Что тебе нужно?
- Я хотел извиниться. Прости меня, пожалуйста. Я вел себя как последняя сволочь. Я очень люблю вас с Тимом. И больше никогда не позволю себе такого поведения. Я больше никогда не повышу на тебя голос. Если ты не любишь больше меня, это твой выбор, это твои чувства, и я должен их уважать.
- Крис, это ты? - голос Мэри зазвучал вдруг совсем отчетливо и близко, будто она стояла рядом. - С тобой все в порядке? Ты пьян?
- Я пьян, детка. Но это я. И со мной, конечно же, совсем никакого порядка. Какой может быть порядок без тебя? - Крис грустно уcмехнулся. - Но я научусь с этим жить. Не сердись на меня, пожалуйста. Я приложу все усилия. Ладно?
- Ладно, - эхом откликнулась Мэри.
- Я могу поговорить с Тимом?
Мэри помолчала немного, Крис впился зубами в свободную руку, чтобы пережить эту паузу. Потом услышал ее шаги и голос:
- Малыш, возьми трубку, это папа.
Крис едва не умер, услышав голос сына.
- Пап, привет! Ты когда приедешь? Я очень скучаю.
- Привет, Тим, - слезы катились по лицу Криса, и он очень старался говорить твердо, чтобы Тим ничего не заподозрил - потому что настоящие ковбои никогда не плачут. - Я через три дня приеду и мы пойдем с тобой гулять, если мама позволит.
- Ура! - закричал Тим. - Она позволит, она же у нас самая добрая!
И уже мимо трубки продолжил:
- Мама, мама, через три дня папа приедет и мы пойдем гулять, ты же разрешишь?
Мэри снова взяла трубку.
- Крис…
- Ты же разрешишь? Ты же у нас самая добрая, правда?
- Если ты пообещаешь не давать ему сладкую вату и не скупишь весь магазин игрушек.
- Обещаю. Только половину. Честно слово.
- Ладно, - Мэри улыбнулась, и ему показалось, что он видит ямочки на ее щеках. - Если только половину, то разрешу. Приезжай. Хорошего вечера. Пока.
- Пока, - ответил Крис. Нажал кнопку отбоя. Положил трубку на стол, закрыл лицо ладонями, крепко-крепко прижал их к глазам - так, что белые звездочки замелькали, потом отпустил. Посидел так некоторое время. Потом резко убрал ладони, открыл глаза и, повернувшись к старику, спросил:
- Ну теперь вы довольны?
Ему пришлось вцепиться руками в то, на чем он сидел, - потому что никакого старика рядом не было. И никакого кафе вокруг не было. Он находился на заснеженной веранде - сидел на единственном стуле задом наперед, оседлав его. Смеркалось. В городе горели огни - уже зажглись фонари на улицах, лампы в домах, гирлянды на заборах и деревьях. Сверху медленно падал снег и все казалось похожим на маленький рождественский городок в стеклянном рождественском шаре - у Криса никогда такого не было: сначала родители отказывались покупать, говорили, что он разобьет, а потом, когда он уже вырос и мог купить сам, все как-то руки не доходили.
Быстро сунул руку в карман, выхватил телефон, вызвал последний набранный номер.
- Да, Крис, ты еще что-то хотел?
- Я точно могу приехать к Тиму?
- Точно. Ты передумал?
- Нет-нет, что ты! Во сколько можно? Во сколько вы встаете?
- Ничего не изменилось, Тим вскакивает в восемь, как обычно, - ответила Мэри.
- А ты пытаешься поспать еще хотя бы часок, как обычно? - улыбнулся Крис.
- Именно, - улыбнулась в ответ Мэри.
- Я приеду в восемь, заберу его и ты сможешь поспать, хорошо?
- Хорошо.
- Ну пока?
- Пока.
Крис какое-то время еще слушал тишину в трубке, потом поднялся со стула, чувствуя, как затекли ноги - похоже, он просидел тут долго. Стряхнул снег, нападавший на плечи и штаны. Потряс головой.
Подошел к темной деревянной двери, подергал ее. Дверь казалась намертво вмонтированной в стену. Показалась бы нарисованной, если бы не широченные щели по периметру и не ручка, блестящая, будто отполированная.

Старик повернулся. Стул скрипнул.
- Чшшшш! - прошептала черноволосая красавица, прижимая палец к губам. - Он еще не ушел!
- Умаялся я с ним, - шепотом же пожаловался старик. - Неподъемный народ какой пошел. Замани его, заинтригуй, напои, накорми, на разговор выведи, проблему найди, решение придумай. Устал я. Сваришь мне глинтвейна?
- Ты же сказал, что вино закончилось, - хихикнула красавица.
- Так я ж соврал. В него этого глинтвейна пришлось бы литров пять влить, пока он дошел бы до кондиции. Сплошное разорение. Так сваришь?
- Сварю, куда ж я денусь.
- И будь добра, верни себе уже нормальный облик или меня заколдуй, а то так нечестно.
Красавица опять хихикнула, пожала плечами, закрыла лицо передником, а когда убрала его, оказалась седой пожилой женщиной, очень похожей на ту, которой была мгновение назад, только раза в три постарше. Правда, глаза ее остались точно такими же, какими и были - яркими, черными и озорными. Она подошла к старику, обняла его и поцеловала в седую макушку.
Спросила:
- Так лучше?
- Гораздо, - ответил он и обнял ее за талию.