марлен

Говори со мной о Марлен.
Облачайся в женский вечерний туалет, рви капроновые чулки огрызенными ногтями, прорисовывай скулы.
Смейся.
Танцуй.
Сходи с ума.
Пой! Пой, неумело подражая ее баритону.
Запивай своего паяца Джонни, закуривай своего паяца Кэптэном.
Уставай. От неба, от зим, от ботинок челси... От жизни.

Падай в кресло. Стирай тыльной стороной ладони помаду. Закрывай глаза.

Говори о Марлен. Со мной, или монологом, с собой и для себя.

- Она ворвалась в мою жизнь с историей национал-социализма, фильмами Рифеншталь и агитационными речами фон Шираха.
- Любил?
- Люблю. Представляешь, Раневская как будто шепчет о Толстом, исхудавшем от работы над «Обыкновенным фашизмом», а Дитрих поет свою незамысловатую песенку про Лили Марлен.
- …
- Мои поезда едут в Треблинку…
- Дай угадаю. А Дитрих поет свою незамысловатую песенку, которая не ее даже, а достояние немецкой общественности еще со времен первой?!
- Не опошляй. Я к тому, что маневрируя на грани человеческого и животного, можно петь незамысловатые песенки.
- И в войну зажигали фонари?
- И под ними, в ожидании встречи, замирали девушки. Возможно, не случалось встречи. Смеркалось. Валил снег. Валила наша зима под минус сорок. Прадед рассказывал, что в одну из таких дети катались с горки на оледеневших трупах. Но на смену зиме пришла весна. И не одна. Сколько минуло?
- И Дитрих поет…
- Расти тебе, Слава. Это же целая эпоха. Сумасшествия и незамысловатых песенок.
- И Дитрих поет…
- И Дитрих поет свою незамысловатую песенку, вторя голосам эпохи.