Храм высокой культуры

Заочное знакомство с Ивановским музыкальным училищем произошло у меня в 1998 году. Тогда я ещё не в состоянии был ходить (даже на двух палках), но хотел показать кое-что из написанного о музыке специалистам. В то время я ещё никого и ничего не знал в городе, оставаясь прикованным к постели с того страшного для меня июля 1995 года. Вместе с тем, хотелось завязать здесь хоть какие знакомства – на фоне нашего с больной мамой почти полного одиночества.

Разговаривал по телефону с директором училища Гуревичем Эдуардом Аркадьевичем. Он заинтересовался историей моего шуйского учителя музыки – Евгения Сергеевича Болдина. Возможно, он и слышал о нём, о его незаурядном таланте. По крайней мере, настройщики фортепиано, работавшие в училище, его хорошо знали. Но об этом я узнал позднее, когда сумел преодолеть самое страшное и начал периодически «выходить в свет».

Отправил рукопись через кого-то из знакомых. Видимо, Гуревич её прочитал, поскольку от него через месяц был звонок, с пожеланием в последующем опубликовать эти материалы – для нашей музыкальной истории. А в ту пору ни у кого таких возможностей не было. Рукописи вернула одна из студенток, тоже прочитавшая их и поблагодарившая меня за «интересные материалы».

По радио я периодически слышал объявления о проходящих в училище концертах и, естественно, мечтал побывать на них. Мечта сбылась где-то в начале двухтысячных, когда я смог выдерживать часовое пребывание в положении «сидя» – пусть и через сильную боль, но это всё равно было счастье!

Первый концерт помнится особенно отчётливо. Выступали совсем юные пианисты первого курса, только в этом году закончившие музыкальную школу. И я невольно сравнивал их уровень с уровнем моего старшего сына, закончившего музыкальную школу во Владивостоке. Приятно было слушать игру начинающих музыкантов, чувствовать волнение родителей, сидящих по соседству со мной. Как это было давно – более 25 лет назад, тогда и мы с женой и с младшим сыном сидели вот так на школьных концертах, волнуясь за своего совсем юного исполнителя. А потом – на концертах в лучших залах города: в Доме офицеров флота и в Матросском клубе; выступления по радио и по телевидению, когда старший, Женя, играл с оркестром Приморского радио и телевидения под управлением Виталия Краснощёка. Концерты Гайдна, Моцарта, Грига, Бетховена, Сен-Сенса! Рахманинова! И особые переживания, когда в прямом эфире по телевидению пришлось играть (без репетиции) вместо первой части пятого концерта Бетховена всё произведение целиком – что-то там случилось со следующими номерами. Выдюжил наш юный «маэстро», и даже получил первый в жизни гонорар в размере двенадцати рублей, который гордо принёс домой... В каком классе это было? – в пятом, шестом? ...

Вот и сейчас – слышу, охает сзади меня женщина, очевидно, мама. Играет её сын Антон Садовников. И прекрасно играет! Вначале исполнил первый Ноктюрн Шопена. Сейчас сотрясает воздух мощными аккордами полонеза того же автора. Играет чисто, эмоционально, уверенно! В какой же музыкальной школе дали ему такую подготовку? Далеко не все выпускники музыкальных школ способны на подобное. До него ребята были послабее, хотя тоже очень старались. На такое выступление зал откликнулся бурей восторга. И следующей исполнительнице пришлось даже пережидать в дверях какое-то время.

Объявляют: Аня Агило, ученица такого-то педагога. Выходит стройная, высокая, хрупкого сложения девушка. Исполняет вначале несколько произведений обязательной школьной программы. С этими вещами я не знаком, поскольку сам никогда не играл с учителем ни полифонии, ни специальных этюдов. Женька, безусловно, всё это играл, но, по-моему, без особого энтузиазма. Девушка сыграла всё превосходно. Но это, оказывается, было только начало. Объявляют: «Мендельсон. Рондо-каприччиозо»! Женя его играл, и я знаю, насколько это непростая вещь. Особенно, для ученика музыкальной школы! ...И все прозвучало великолепно: и лирическое начало, развитие темы, бешеный финал! Как у неё хватило сил и энергии на всё это?

Зал был в восторге. Я, конечно, тоже, в том числе и от своих ностальгических воспоминаний. Но это было ещё не всё. Следовало уже совсем невероятное: «Шопен – Баллада № 1»! Опять-таки Женькин репертуар. Но насколько она сложна, это баллада! Я пытался её осилить, правда, уже в глубоко пенсионном возрасте – так и не одолел окончательно. И как приятно было её услышать в ученическом исполнении. Аня справилась с технически сложной вещью блестяще. Это была настоящая баллада: что-то сказочное, таинственное, нереальное, вместе с тем удивительно красивое в мелодиях, гармониях, сложных пассажах.
Кажется, Аня завершала программу и была вознаграждена за своё мастерство восторженными слушателями. И я от всей души благодарил её в коридоре, и её сияющую счастьем маму:
– Вы сейчас, на первом курсе, играете такие сложные вещи! Что же будете исполнять на следующих?
– Что-нибудь подобное, но только буду играть немного лучше, – скромно ответила девушка...

 А через два года и Аня, и Антон играли уже сложнейшие рапсодии Листа и другие, не менее сложные вещи. Было ясно, что дорога к консерваторскому образованию им открыта... Тогда же я услышал и «Лесного царя» Шуберта-Листа, с которым не могу справиться до настоящего времени.

С Аней Агило мы ещё несколько раз встречались, уже вне стен училища. И даже участвовали в совместной концертной программе в музыкальной гостиной на Суховке. Правда, тогда руководитель музыкальной студии Галина Анатольевна Шувалова отвела главную роль не профессионалам, а «профессиональным любителям» в лице Элеоноры Николаевны Софроновой (сопрано) и меня, в качестве аккомпаниатора, и нашей программе из романсов Глинки, Даргомыжского и Чайковского. Но Аня для моего воодушевления сидела рядом и, я думаю, в любой момент могла бы заменить меня в случае необходимости.

Выступления пианистов по понятным причинам меня привлекали прежде всего. Это был период, когда я не пропускал ни одного такого концерта. Я видел зарождение и расцвет местных, ивановских талантов, слышал прекрасные концертные программы выпускников училища, присутствовал на мастер-классах профессоров и педагогов высших музыкальных учебных заведений.
Несколько лет я с восторгом следил за развитием
таланта и исполнительского мастерства сестёр-близняшек Потиевских. Поражался их удивительной одарённости, великолепному техническому мастерству, поразительной слаженности их фортепианного дуэта, способности быстрого разучивания незнакомых партий – когда они по очереди почти «с листа» вели вторую (оркестровую) партию, сопровождая выступление приехавшей в гости известной пианистки. А через несколько лет видел их фотографии на фотовыставке в «Классике» среди особо уважаемых людей нашего города.

Поразила меня однажды студентка второго курса консерватории – выпускница педагога Шаровой Татьяны Михайловны. Прежде всего, великолепным исполнением на бис «Революционного» этюда Шопена. Это был не Рихтер, не Кисин, не Луганский, а нечто своё, особенное, женственное: взволнованно-задушевное, но вместе с тем мощное и энергичное, завораживающее, устремлённое в будущее.

Запомнилось выступление выпускника училища и Нижегородской консерватории с большой программой из произведений Шопена, Рахманинова, Балакирева. Знакомые, любимые этюды, прозвучавшие как-то по-особенному, и малознакомая «Исламея» Балакирева, которую я так давно хотел услышать вживую. Произведение неимоверной сложности, за которое автора так хвалил сам Ференц Лист, сразу включивший его в репертуар своих учеников. Прозвучал в программе и «Жаворонок» Глинки-Балакирева, пожалуй, единственное сложное произведение, которое я сумел осилить в юности и сохранил до сих пор в своей памяти. Правда, интерпретация этого шедевра музыкальной классики в исполнении пианиста существенно отличалась, на мой непросвещённый взгляд, от оригинала, придавая произведению в некоторых местах совсем иное звучание.

 Из студентов, окончивших училище, оставшихся в Иванове и продолжавших выступать с фортепьянной программой, я знаю только двоих: Кульпинову Ирину Валентиновну и Сибилёву Наталью Владимировну. Они часто выступали в ансамбле на концертах в училище, и я не мог не обратить на них внимание. Наталья Владимировна – руководитель детской музыкальной студии, нередко выступала с детьми в музеях города с вокально- фортепианной программой. Поскольку мы с Павловым и Софроновой выступали в музеях, там наши пути и пересекались. Она дала мне ряд полезных советов – как аккомпаниатору, и сделала несколько существенных замечаний в аккомпанементах романсов Чайковского. В целом же, признавала правомочность наших литературно-музыкальных программ, и даже ставила в пример своим ученицам – в частности, великолепное исполнение классики Элеонорой Николаевной. В одном из совместных концертов – в музее Бубнова – она согласилась аккомпанировать певице довольно сложную для меня фортепьянную партию романса Власова «Фонтан». И сумела в конце его подключить к аккомпанементу и вокальную партию, где Элеоноре Николаевне было трудно брать верхнюю си.

 С Ириной Валентиновной мы встречались значительно чаще – в музее Пророкова, в музыкальной гостиной Дома-музея Бубнова, в музее Первого совета. Она с удовольствием слушала нас, приводила своих учеников – послушать, что могут сделать просто любители музыки, не имеющие музыкального образования. Однако чаще выступала сама с разными фортепьянными программами. Однажды исполнила все пьесы из «Времён года» Чайковского; в другой раз «Картинки с выставки» Мусоргского. Выступала с произведениями Шопена, Брамса, сонатами Гайдна. Всякий раз это был интересный концерт с рассказом об авторах, об истории создания произведений, о музыке вообще. Слушатели в музеях и на музыкальных гостиных были в восторге. Оставалось только глубоко пожалеть, что слушают это вдохновенное творчество всего-то несколько десятков любителей музыки из числа ветеранов, а для абсолютного большинства ивановцев эта красота остаётся недоступной и живёт как бы в ином, параллельном мире. И сколько мы ни делали совместных попыток открыть для ивановцев этот мир, он так и остался для них иллюзией нашего былого прошлого, ... «ничего не дающий им в современной жизни»...

Несколько раз мне удалось услышать выступление педагогов фортепианного отдела в общих концертах. Однажды в исполнении преподавателя училища (?) великолепно прозвучало «Весна» Грига. В другой раз меня поразили Шарова Татьяна Михайловна и Нина Константиновна Смирнова, исполнившие в четыре руки «Вальс-фантазию» Глинки.
– Как это Вам удаётся сохранить такую технику и лёгкость исполнения в столь сложных вещах? – спросил я после концерта у Татьяны Михайловны.
Она только улыбнулась в ответ, давая понять, что это обязанность каждого уважающего себя учителя музыки. Не сомневаюсь, что так оно и было на самом деле. И подтверждением этому была неожиданная игра после одного из концертов кого-то из педагогов. В зале уже никого не было – все бросились в коридор поздравлять выступавших студентов. А женщина села к роялю и начала играть (для себя) что-то очень сложное из Рахманинова. И как она играла! Меня поразил и какой-то новый, необычный звук инструмента, и богатая нюансировка, и мощное звучание на форте и фортиссимо, и весь характер произведения, которое я дослушал до конца, стоя за дверью зала. Я так и не решился тогда подойти и поблагодарить богатого душой исполнителя за доставленное мне наслаждение, и даже не знаю, кто это был из преподавателей. Да, порой случайно услышанное производит большое впечатление, чем целый концерт. Видит бог, оно осталось у меня в памяти надолго...

 Вокал. Что может быть красивее человеческого голоса? Пока что мы не изобрели такого инструмента. И даже скрипка порой пасует перед божественной красотой его звучания. Я не очень знаком с вокальной классикой, однако и оперные арии, и романсы, и народные песни чаруют меня. Наше поколение, воспитанное на музыкальной классике в 40-50-е годы прошлого века, уже не в состоянии привыкнуть к современным бешеным ритмам и грому рок-фестивалей, не в силах прочувствовать и понять иную красоту современных мелодий и гармоний. И оно глубоко сожалеет о постепенном увядании того прекрасного в музыке, да и в искусстве в целом, чем гордились мы в былые, ещё не столь далёкие, времена. Поэтому встречи с прекрасной и совершенной классикой в том же музыкальном училище, в концертном зале «Классика» мы воспринимаем с особой радостью и удовольствием.

 Я несколько раз слушал выступления вокалистов училища и каждый раз испытывал при этом огромное наслаждение. Наслаждение прежде всего красотой, создаваемой исполнителями: как педагогами, так и их учениками. Сольные выступления, дуэты, ансамбли, выступления под фортепьяно, в сопровождении скрипичного ансамбля, под оркестр всегда были великолепны. Почему-то меня каждый раз больше очаровывали женские голоса. Может, это и было на самом деле так, а может – просто потому, что студентов-мужчин на вокальном отделении было меньше, чем студенток. Больше всех меня поразило исполнение педагога по вокалу Двойриной Эвелины Степановны. Оно было чарующим и вдохновенным, голос был настолько красив, что создавалось впечатление чего-то поистине божественного, сошедшего с небес в облике певицы в неземном одеянии, чтобы одарить нас всех счастьем земного бытия. Чтобы показать нам истинное значение вокального искусства, его неразрывную связь с нашей жизнью, волшебную силу воздействия на наши сердца и души. Как жаль, что она, выступая в последний раз, спела всего несколько арий. И как жаль, что мне не удалось послушать её сольного прощального концерта несколько месяцев назад. Тогда я просто не верил в чудо. А чудеса, оказывается, бывают и в нашей реальной жизни. И одним из них было исполнение Эвелины Степановны...

Однажды, во время репетиции с Владимиром Павловым в музее Пророкова я обратил внимание на красивого, высокого юношу, который продолжительное время ходил по залам вместе с девушкой, рассматривая представленные здесь экспонаты. Кажется, в одном из залов была ещё художественная выставка. Обычно посетители довольно быстро покидают соседние с выставкой залы, да и вообще территорию музея, удовлетворив свою любознательность. Эта же парочка явно не хотела расставаться со стенами музея, обходила комнаты ещё и ещё и даже принималась порой вальсировать в соседнем с нами помещении.

 Прошло минут сорок с их прибытия. Володя успел за это время спеть несколько итальянских и русских песен, исполнил в полную силу обе арии Кавародосси, Ариозо Вертера, Серенаду Смита, романс Неморино, Гранаду, Качели. По мере распевания голос его звучал всё сильнее, свободнее, и наконец раскрылся в полную силу его таланта в песенке Герцога и в произведении «Страсть» Валенте и Тальяферри. Пора было завершать репетицию, и мы решили напоследок повторить несколько русских народных песен. Володя начал одну из них, и тут мы услышали, как из соседнего зала ему стал вторить второй голос – удивительно красивый по тембру и мощный бас, создав такой чарующий ансамбль, что мой певец даже остановился на полуслове от неожиданности. К нам подошёл этот молодой человек с широкой улыбкой на лице:
– А почему остановились? Ведь красиво получается!
 Володя, как всегда в таких случаях, начал как бы оправдываться, что, мол, мы любители, просто поём для своего удовольствия, что не всё получается и т.д., и т.п.
– Да нет! Всё очень хорошо. Прекрасный голос, хорошее, очень индивидуальное, исполнение...

 Далее он стал расспрашивать нас, откуда такой ансамбль, где мы выступали, каков репертуар. Потом дал Володе несколько советов относительно исполнения конкретного произведения и исполнил его вместе с ним до конца. Сразу чувствовалось, что это незаурядный исполнитель и человек, хорошо разбирающийся и в вокале, и в музыке в целом. Вскоре молодые люди ушли, а мы начали ломать головы, кто бы это мог быть. Володя был, конечно, рад комплиментам незнакомого и знающего толк в музыке человека. Был доволен и я, хотя ко мне с его стороны не было никаких вопросов.

Тут подошла дежурная смотрительница музея Светлана Сергеевна и сказала, что эти молодые люди подробно расспрашивали её о нашем дуэте, специально слушали и долго не уходили. И, кажется, этот юноша – студент музыкального училища – первого или второго курса, прекрасный бас, которому прочат большое вокальное будущее.

– Они вами очень заинтересовались. Сказали, что очень редкий по красоте тенор и удивлялись такой разносторонней и сложной для любителя программе.
 Через несколько месяцев я снова увидел этого юношу – Степана Егураева – уже на сцене училища, забыл только, в какой оперной партии. Он держался совершенно свободно, раскованно, как заправский артист. И голос его звучал действительно великолепно. Вот так нам довелось встретиться, и даже познакомиться с одной из вокальных надежд этого прекрасного храма музыкальной культуры.

2003-й год. 90-летний юбилей училища. Празднование растягивается на несколько недель. Открывается серией концертов. Выступают студенты всех отделений, педагоги, выпускники училища, в том числе известные музыканты. Приезжают на празднование со всех концов страны. Выступают местные вокальные группы, ансамбли, хоры, детские творческие коллективы, руководимые выпускниками училища. Тут я услышал уже знакомый мне прекрасный хор ветеранов под руководством Станислава Германовича Троицкого, выступление также хорошо знакомой вокальной студии «Ария», руководимой Сильвией Алексеевной Шеберстовой, ансамбля и хора слепых и другие группы.

 Я был просто поражён обилием талантов и широтой распространения музыкальной культуры в городе и области. Это было несравнимо с тем, что я видел у нас во Владивостоке. Там было всего три музыкальные школы, Институт искусств, Филармония, Музыкальное училище. А в плане любительского творчества – две или три небольшие группы на весь город. Ко всему, они продолжали закрываться, что было обусловлено развитием нашего перестроечного процесса. Закрылись соответствующие центры при Доме учителя, Доме учёных (вместе с самыми «домами»), не говоря уже о клубах народного творчества на крупных предприятиях города.

 Меня удивил и уровень подготовки всех без исключения коллективов. Со сцены звучало вполне профессиональное исполнение, в том числе и сложных классических произведений: романсы Чайковского, Рахманинова, Глинки, произведения Шуберта, Шумана и другие. Радовало то, что здесь выступали не только взрослые, но и дети. И это внушало уверенность, что развитие музыкальной культуры в городе находится на правильном пути. И, безусловно, главным двигателем этого, основной кузницей музыкальных кадров являлось и является в первую очередь музыкальное училище, с его прекрасным коллективом педагогов с самой высокой квалификацией, влюблённых в своё дело и смотрящих в будущее.

 Как любителя и ценителя музыки, всё это меня, безусловно, радовало, и я надеялся, что дальнейшее развитие музыкальной культуры в городе (да и в стране в целом) будет столь же плодотворным и эффективным.
 К этому времени я уже познакомился с некоторыми, очень хорошими певцами-любителями города – Владимиром Павловым и Элеонорой Софроновой. Составили с ними несколько литературно-музыкальных программ и делали первые попытки включиться в эстетико-образовательный процесс, выступая в основном перед пенсионерами и ветеранами города, иногда – перед студентами ВУЗов, ещё реже – перед школьниками. Выступали в музее Пророкова, библиотеке Гарелина; в музее Бубнова с этой целью была открыта музыкальная гостиная, где под руководством удивительного энтузиаста такой работы – заведующей музеем Альбины Александровны Кабановой, подобные встречи организовывались два раза в месяц.

 Было видно, насколько люди тянутся к красоте, к искусству, культуре – в первую очередь наша ветеранская гвардия. И вместе с тем с каждым годом всё сильнее ощущается снижение общекультурного уровня нашей молодёжи, их отчуждение от высокой культуры, от красоты и величия классического искусства. Новая жизнь открыла перед молодёжью новые перспективы, новые возможности, позволила приобщаться к культуре Запада. Соответствующая же пропаганда и агитация стала уводить её от высокой, в том числе и народной, классики к современной низкопробной псевдокультуре бесчисленных отечественных и зарубежных вокальных групп, к той музыке, которую чаще всего слышишь в частных такси, маршрутках и дорогих иномарках. Новое общество уже сформировало свою собственную субкультуру и передаёт её по наследству будущим поколениям, показывая и распространяя её через все возможные средства массовой информации.

 Безусловно, представители высокой культуры и  искусства давно предчувствовали это и с горечью наблюдают за процессами, происходящими в нашем обществе.
Пытаются делать всё возможное, чтобы затормозить их, хоть как-то сохранить наше былое великое культурное прошлое. Но чувствуется глубокая горечь в словах, когда слышишь, что желающих поступить в училище становится всё меньше, всё реже среди поступающих встречаются настоящие таланты, приходится принимать «середнячков», почти без конкурса; студенты стали хуже работать, порой теряют целеустремлённость. Да и на самом деле после получения диплома (даже консерваторского!) им практически негде работать. И самые низкие зарплаты – сравнимые с заработной платой уборщицы – в тех же музеях, музыкальных школах, библиотеках...

 Что же дальше? Пускай всё так и течёт по воле волн, или надо что-то делать? Выступления Президента, Премьер-министра, Патриарха Всея Руси свидетельствуют о необходимости борьбы за нашу культуру, борьбы здесь, на местах, борьбы по всем направлениям, среди всех слоёв нашего общества. Надо основательно призадуматься над тем, какие формы, методы, направления должна включать эта работа, где, в каких коллективах, она должна проводиться, какими силами и средствами и т.д. Конечно, её следует начинать с подрастающим поколением: в школах, средних и высших учебных заведениях. Но опять-таки в создавшихся условиях она возможна только на инициативной основе, силами энтузиастов, за счёт личных сил и времени и при этом безвозмездно, ибо платить за неё никто не будет. А много ли таких энтузиастов можно собрать в масштабе города? Раз, два, – и обчёлся! Хотя опыт показывает, что эффективность её достаточно высока. В целом, надо думать и решаться. Кто знает, что нас ждёт в случае окончательного развала нашей культуры?