Вор, ведьма и душа

ГЛАВА 1. ВОР И БЕС КРЭГТ

– Что это у тебя, Викенька? – недоумённо спросила мама и сама разогнула слабенькие пальчики четырёхлетнего сынишки.

Викентий Гросрюк набычился.

– Ничего. Это я нашёл!

– Нашёл?! – не поверила мама и внимательно рассмотрела три очень красивые большие пуговицы. – Не может быть! Они совсем новые!.. Так. Всё понятно. Возвращаемся в «Белошвейку».

Викентий упёрся:

– Не пойду я никуда!

– Пойдёшь. Ещё как. Пойдёшь и сам вернёшь продавщице украденное. А иначе…

– Ты меня бабе яге отдашь?

У Викентия от страха вспотели ладошки. Но мама отрицательно покачала головой:

– Глупости какие. В угол поставлю и отшлёпаю. И буду очень – очень! – огорчена.
Викентий облегчённо вздохнул. Бабе яге не отдаст. Остальное нестрашно. А вот добытые ловкостью его маленьких рук волшебные пуговицы возвращать жалко. И он заплакал. Но пуговицы пришлось-таки отдать. Мама шлёпнула его и на пятнадцать минут поставила в угол. И мультик из передачи «Спокойной ночи, малыши!» не дала посмотреть. Больше Викентий Гросрюк не плакал, если его лишали законной добычи. Он терпел и таился. Наблюдал. К пятому классу он научился воровать хитро и больше не попадался.

Из магазинов он крал книги, продукты, всякую ерунду типа сувениров и бижутерии. Наловчился шарить по карманам растяп в транспорте, в толпе, в очередях и, в принципе, неплохо существовал. Выучившись на бухгалтера, Викентий на работе не мухлевал, чтоб не попасть под приличную статью. Но свободное время принадлежало ему. И в это время он ЖИЛ. Как умел – жил. Люди доверчивы. У тех, кто недоверчив или честен, ничего, конечно, не свистнешь…

Зато, если получалось, Гросрюк жил Крёзом и властелином чужих судеб, хихикая про себя и наслаждаясь уморительными картинами: к примеру, как толстая тётка в магазине, начиная расплачиваться за гору товаров, вдруг обнаруживает ужасающую лёгкость кошелька! Иногда чисто из наслаждения Гросрюк не покидал свою жертву, пока та не обнаружит своё несчастье. О, как искажались эти благообразные лица! Как менялись речь и кожа! Как выкатывались глазёнки из век и выплёскивался наружу язык! Как расползалось лицо и дрябли мускулы! Нет в мире смешнее зрелища. И нет приятнее наслаждения. Не каждому знаком да и не каждый способен оценить этот вкус.

Были бы все ворами – вообразите-ка! – и нечего было бы воровать, потому что только воровали бы, а не производили. Наслаждения никакого не было бы. Лишиться лёгкой таинственности, лёгкого незнания – одно из слагаемых будущих страданий. Уж лучше пусть будет больше честных людей, чем мошенников, честное слово. Чтобы воровать с удовлетворением. Уворуй, насладись и уворуй снова. И насладись. Круговорот. Из которого Гросрюк не собирался выпадать.

Мама ничего не подозревала. В счастливом неведении она и скончалась от сердечного приступа, едва Гросрюку исполнилось двадцать девять лет. Перед смертью сказала, наконец, где его отец: в тюрьме зачах от туберкулёза. А за решётку попал из-за драки с милиционером со смертельным исходом. Всего одна комната в подселёнке осталась у Викентия от родителей. Был ещё у Гросюка прадед, но слишком для Гросрюка порядочный, правильный и потому слишком далёкий. Гросрюк не любил его навещать. А прадед не настаивал. Хотя он жил в центре города в шикарной квартире. Неплохо было бы, конечно, туда перебраться. Останавливало Гросрюковское хобби. Попробуй скрыть что-то от дотошного старичины! А если узнает, то не потерпит, ментам сдаст... Ладно, всё равно Гросрюк своего дождётся: не бессмертен же родственничек! Счёт не на годы – на минуты идёт.

А пока...
Ехать в трамвае удовольствие немногим большее, нежели в автобусе. Бензином не пахнет, и вообще... В трамвае – как в одиноком вагоне, отставшем от поезда: поезд мчится позади, догоняя капризный вагон, а вагон не даётся, тащится по рельсам улиткой, подбирая бортами-боками грязь и букашек-таракашек. Вот так.
Кого же сегодня удивить ловкостью рук и несправедливостью мира? В предвкушении  наживы и зрелища Гросрюк сорил взглядами по людям и разминал пальцы. Да. Глаза должны быть зоркие и невинные с оттеночком  усталости и озабоченности делового джентльмена из банковского управления. Сделал такие и посматривай ненароком по сторонам, да не переборщи.

Ага, вон кого надо удивить – высокого гражданина с кейсом. У него где-то в районе мозга нарисован сундучок с дорожными принадлежностями из разноцветного бумажного материала прямоугольной формы и с водяными знаками. Откопать в мусоре мозга сундучок просто. Теперь зашло бы в трамвайчик на следующей остановке побольше народу, а дальше технология простая, отработанная.

Гросрюк ехал и лениво размышлял… Зелёный цвет – самый красивый. Самый противный – коричневый. Почему – он не понимал, но для него это было именно так. И ещё Викентий любил кипятить кипятильником в высокой фарфоровой чашке чай. Чай обязательно должен быть с травами. К чаю – аппетитный ванильный сухарик с маком. Можно манную кашу и колбасу. Или говяжьи почки в белом соусе. Как готовила мама.

Когда он брал хорошую добычу, он всегда одевался в серый костюм, белую рубашку, затягивал галстук, хорошенько причёсывал жёсткие чёрные волосы и посещал один из дорогих ресторанчиков, чтобы на пару часов ощутить себя богатым человеком.
Хотя ресторан – это не всегда. Жаль денег на утробу Лучше уж купить что-то стоящее, из долгоживущих вещей. Зарплату стали задерживать, и бывало, даже хлеб и колбасу Гросрюк покупал на добытые из чужих карманов средства. Так что ресторан действительно превратился в роскошь. И пусть. Поживём – увидим.
Может, бросить бухгалтерию? Пусть хобби перерастёт в основную работу. А?
Высокий мужчина повернул голову, и Гросрюк увидел его лицо. Ничего лицо, приятное. Задумчивое, как у озабоченного интеллектом. Глаза серые. Обыкновенные глаза, но лучше бы не видеть их: глядеть зрачки в зрачки – опасное занятие. Он запомнит Гросрюка, и Гросрюку сложнее будет орудовать в его карманах.
Он успел опустить глаза прежде, чем незнакомец обратил на него рассеянный взгляд. Использовать каждый толчок и каждую инерцию для того, чтобы удобнее встать возле молодого человека – особое искусство. Естественность движений и ясный лоб – граница актёрского мастерства. Недаром он несколько лет потратил в театральном коллективе. Режиссёр был им доволен и всегда ставил его на главные роли в спектаклях.

Вот он, самый удобный момент! Ловкое невесомое движение пальцев, и бумажник превратился в законную добычу охотника. Теперь осторожно отодвинуться – чуть-чуть. Скоро остановка. Спокойно выйти из трамвая и спуститься в ближайший подземный переход, чтобы затеряться в четырёх улицах. Или свернуть в переулок. И всё. Апофеоз.

Трамвай остановился и распахнул двери. Перед последним шагом Гросрюк не удержался и обернулся. Он ожидал спокойствия ничего не подозревающего чудака, но вдруг в него врезался острый всепонимающий взгляд жёстких серых глаз, который в то же мгновенье отпустил его, но зато забрал иллюзию удачи.
Бежать! Со всех ног!.. Нет, паника ещё пуще запутает его в силках. Тихо, разборчиво передвигать ноги, не натыкаясь на лужи и на прохожих, открытый взгляд и деловое лицо. Бумажник выбросить в ближайшей урне, оставив мелкую купюру. Долго в урне он не пролежит – подберут, так что улики не будет.
Гросрюк выпотрошил бумажник только в уютном сквере; в нём смеялись над ним одинокая бумажная десятка и пятнадцать копеек однёшками. И ещё там был клочок жёлтой плотной бумаги, на котором было написано: «Улыбайся, если сможешь, потому что я Крэгт, и я нашёл тебя».

Гросрюк брезгливо пожал плечами и выбросил бумажку вместе с кошельком в кусты. Какой такой Крэгт? Птичка с пышным павлиньим хвостиком? Что теперь делать с этой дурацкой десяткой? Ничего на неё не купишь…

У, проклятый умник с кейсом! Чтоб его…
Зато не попался. Смешно сказать – попался бы на паршивой десятке! Всё, на сегодня мероприятия окончены. Дом, чай, телевизор. Может, позвонить Белле, пусть придёт, помассажирует, переночует с ним? Надо же как-то стресс снять! Тьфу, смех – весь день насмарку! Только посмеяться. Нет, надо пригласить к себе Беллу.

Соседями Гросрюка в трёхкомнатной квартире были две семьи с маленькими детьми. Спокойной жизни ему удалось добиться только с помощью полной отстранённости от мест общего пользования. На кухне он появлялся, когда никого не было, в санузле – также. Его знали по имени и больше о нём не знали ничего. Его это устраивало. А в праздники он уходил в ресторан или же наслаждался одиночеством – это тоже иногда необходимо.

У него было два приятеля с работы, но особо он ни с кем не сближался. Белла Ячевская не являлась исключением. Он снял трубку и нажал знакомые цифры. Гудки. Детский голос:

– Алё.
– Ядвига?
– Здрасти, дядя Викентий. Вам маму?
– Да. Она дома?
– Дома. Мама! Это дядя Викентий! Мам, я хочу сгущёнку, ну дай мне ложку, только просто так, а не в чай, хорошо?
Стук брошенной на стол трубки. Отдалённые голоса. Потом женский голос:
– Привет, как дела, Кеша?
– Да вот, что-то сегодня у меня всё неудачно, – пожаловался он ей. – Прямо беда. А ты что делаешь?
– Пытаюсь уложить детей спать.
– Уложишь – придёшь?
Заминка.
– Ну, не знаю.
– Я тебя встречу. Только скажи, когда.
– Я перезвоню.
– Ладно... – он решился: – Но обязательно приди, я очень прошу, Белла, хорошо? Обещаешь?
– Ладно, обещаю.

Он с облегчением положил трубку. Если Белла обещает, значит, сделает. Она придёт. Она сделает ему массаж. Она поласкает его, и он успокоится. Завтра новый день. Завтра он найдёт себе более лёгкую и «сумастую» – в смысле богатенькой на содержимое сумки – жертву. Что огорчаться? Это пускай тот огорчается, кто обнаружит разрезанное днище сумки или пропавший кошелёк. А он лично будет радоваться.

Гросрюк включил телевизор. Марка не последняя, но ему нравится. Есть и видик. По нему он смотрит диснеевские мультфильмы и порнографию. Первое – для души, второе... тоже для души. Иногда – для Беллы.

Фильмы утомляют. То слишком много стрельбы и смертей, то одни поцелуи и страдания, но прилизанные добродетели или чепуха сказок, в которых разрисованные дяди и тёти пытаются играть в детство.
Идиоты. Сказка – это когда удачная «ловля». Больше не надо ничего. Сказочнее этого не бывает. В такие дни не нужна даже Белла с её массажем и покорной лаской. Но сегодня этот парень с глазами... Он выбил его взглядом, словно гранатомётом. А эта дурацкая записка! Как там? «Я Крэгт и я нашёл тебя». Что за Крэгт такой? И не выговоришь с получки.

Он поставил в видик мультик про зверюшек – длинный и трогательный, прекрасно нарисованный. Пока Белла решает, прийти к нему или нет, он попробует забыться знакомыми сценами из жизни мультяшек. Почему бы этой кинематографической братии не родить качественный фильм о воре-карманнике? Ведь есть же фильм про жизнь наёмного убийцы. Чем воры плохи? Крови мало? А ведь в каждой жизни своя изюминка. У него, Гросрюка, – воровство, у Беллы – пятёрка у Евстахия и красивое платьишко для Ядвиги. А у кого-то убийство. Между прочим, убийство – это тоже чьё-то создание, как и процесс кражи. Попробуй украсть без тренировки, без создания идеи – и ты увидишь, как твои руки лишаются открытости линий. У «мокрушников» так же. Но убийство не привлекало Гросрюка. Больше шансов попасть за решётку и подохнуть. Как подох отец. Собакой подох! Если Гросрюка поймают, он сломается. Цепи, обручи, наручники – единожды на руках побывав, они никогда не вернут им свободу, фантазию и ловкость. Поэтому Гросрюк знал: если он хоть раз попадётся, после камеры ему придётся завязать. Не те будут руки. Не те. И голова забудет о необходимой доли риска и мысли.

Конечно… Уголовный опыт, в принципе, дорогого стоит. Однако на воле Гросрюку доверия не будет. А без репутации выше того, чего уже достиг, ему не подняться.
…Ну, и смешные же эти мультики! Почему он живёт не в мультике? Как приятно быть мультяшкой – судя по одному из произведений киношников, соединивших в единое целое рисованное и художественное начала. Ну почему это опять сказки?! Идиоты. Там бы он смог себя реализовать. Он бы воровал то, на что не решился бы, будучи человеком в человеческом мире. Потому что кино – это исполнение мечты...
Неотвязный парень с пронзительными глазами! Что в нём такого, что избавиться невозможно от него? Вафлю, что ли, съесть? Помогает, когда жуёшь.
Ну, где Белла? Скоро она детей уложит? Вошкается с ними, вошкается, а толку нет. И чего их любить, детей? Перспективы одних забот и дёрганий. Никакого творчества – ни в чём. В воровстве и подавно его не станет. Ну, как: он будет лезть в карман, а тут отпрыск заорёт – папочка, дай на пиво! Вот и дашь ему. По лбу всей пятернёй.

Он потянулся к телефону и набрал номер Беллы. Длинные гудки задели его гордость. Не хочешь трубку брать? Ах, так. Ну, ладно. Хрен с твоим массажем… Но вдруг опомнился: ведь она к нему идёт! А дети-то спят, как они будут на звонок отвечать?

Тихий стук в дверь. Пришла. Гросрюк выпростался из кресла и не спеша направился открывать, мучительно соображая, почему сейчас ему крайне необходимо именно досмотреть мультик, а не сжимать в объятиях Беллу. Но может, это не она? А соседка, к примеру, или водопроводчик. Он открыл дверь и заставил себя ласково улыбнуться.

– Привет, Кеша, – сказала Белла.

Она была в чёрно-белом платье, завязанном сзади тонкими шнурками. Разрез почти до бедра. Красиво. Не охолодала ли в летней ночи?

– Заходи, Белла, – сказал Гросрюк. – Замёрзла?
– Тепло! Просто шик! – невесело усмехнулась она. – Ты мультики смотришь?
– Ага.
Она скинула в прихожей белые босоножки на толстом каблуке и забралась в его кресло.
– Я немного посмотрю, ладно? – попросила она.
– Смотри.

Гросрюк пожал плечами. Он сел в другое кресло и тоже уставился в телевизор. В какой-то момент тишины Гросрюк мельком взглянул на Беллу, потом ещё раз, а в третий просто перекинулся к ней всем телом и, повернув к себе её лицо, насильно впился в губы. Она сперва не ответила, страдальчески сдвинув брови. Он встал перед ней на колени и крепко обнял.

– Кеша...  – удалось ей произнести между поцелуями, и она, наконец, открылась ему,: мысленно отпустив, наконец, своих спящих детей..

Он не отвечал. «Сладенькая моя... Вот бы тебя украсть! Да только не у кого: кому нужна такая – с двумя-то детьми». Гросрюк сильнее прижал её к себе. Она сводила его с ума. Он резко поднял Беллу на руки, бросил на диван и... И забыл про парня с пронзительными глазами. Спасибо, Белла.

Одёргивая чёрно-белое платье, Белла снова села в кресло. Телевизор показывал бесконечные титры и вот заткнулся, показывая ночь. Гросрюк смотрел на любовницу, с удовольствием отмечая на её коже угасающее горение поцелуев. Приятно, когда от тебя зависит женщина. Особенно та, которая не стремится зависеть.

– Я пойду, Кеша, – сказала Белла. – Ядвига плохо уснула, всё ворочалась.
– Ладно, иди, – согласился Гросрюк. – Я перезвоню.

Она редко оставалась у него на ночь. И правильно. Зачем?

– Я провожу тебя, – в порыве душевной чуткости предложил Гросрюк.
Белла удивилась, молча пожала плечами. Босоножки на ножки, поправить платье, причесать волосы.

– Да нет, Кеша. Не провожай.

Она взмахнула рукой и захлопнула за собой дверь. Ну, теперь можно умиротворённо уснуть, не вспоминая про парня с пронзительными глазами. Он лёг на диван и растянулся во весь рост, ощущая в себе блаженную пустоту. Изредка можно позволить себе пустить женщину на всю ночь. Особенно, когда не вникаешь в её заботы.

Сон пришёл к нему немного спустя. А когда он проснулся, то не помнил ничего – вплоть до успокоения. Перед ним стояли серые всепонимающие глаза и вместо губ – жёлтый листочек бумаги с надписью «Улыбайся, если сможешь, потому что я Крэгт, и я нашёл тебя».

Тьфу, что за пакость. Что это с ним сегодня?! Никогда такого не было. Придётся не ходить на «ловлю». Опасно. Голова не та. Надо успокоиться. Проколы очень любят несвободную голову.

На часах полдень. Надо же. Солнце в окна. Съездить на карьер искупаться? Деньги есть. На работу только завтра. Заодно можно будет перекусить по дороге. Неохота готовить самому. Лень. Была бы Белла – она бы приготовила. Но ведь это надо с ней разговаривать, слушать, расспрашивать о детях, вникать в её настроение – неохота. Зачем портить впечатление от ночной идиллии?

Умывшись и одевшись, Гросрюк забрал «выловленные деньги» и покинул неубранную комнату. Потом приберёт, когда вернётся. А может, завтра после работы. Куда ему торопиться? Нанять, что ли, домохозяйку? Платить ей немного денег… из добытых.
Воздух жаркий, ветер сильный и тёплый. Через пять минут пот выступил на коже прозрачными бородавками. Взвивается пыль. Она сухая и охочая до путешествий. Поскорее бы в карьер, в волны озера, смыть пыль и плохое настроение. Хотя куда денется плохое настроение, если оно есть и всё тут.

Он остался верен своему слову: весь день, весь вечер он не прикасался к карманам сограждан, хотя беспечность простаков иногда его просто бесила.
Вода глубокого карьера с высокими соснами была холодна, и хотя плавали в ней немногие, зато купались, окунаясь с визгом, все. Гросрюк показал класс, мужественно проплавав вблизи берега целых полчаса. Потом он вылез и обсох. Вроде бы больше делать было нечего, но к чему он тогда так долго сюда ехал, раздираемый соблазнами и запретами?

Какая-то мамаша строго вопрошала чадо:

– Где ты это взял? Где ты это подобрал, скажи. Не ври мне. Где нашёл?..
Гросрюк не удержался от улыбки. Детство вора... Идиллия. Картина, полная воспоминаний о годах надежд и постижения основ мастерства и психологии личности! Чудесно, чудесно...

С удовольствием позагорав, Гросрюк поехал домой. Солнце утомило его, и он заснул мгновенно и крепко, словно сознание потерял. Но даже во сне не забывал, что завтра идти на дело и надо как следует выспаться. Но не очень ему это удалось. Мучили цыгане, плюющие семечками, шатры, бурые коровы и красное морское дно с колючими рыбами и вспененными кораллами… А ведь предстоит идти на постылую работу. На обе, между прочим. И надо идти и пользоваться плодами раннего утра, когда все сонные, и хочется плевать семечками, доить бурых коров и ловить колючих рыб между кораллами. Летом это вообще просто: сумочку разрезал, в карманчике пошарил и тут же приобрёл на эти сокровища безделушку. А можно подумать и над более выгодными и безопасными афёрами. Их же просто миллион – способов заработать себе на богатую жизнь. Открой любую газетёнку и повышай квалификацию. Набраться бы храбрости и рискнуть. Уличным воровством сейчас не шибко заработаешь, только на бейсболку и махровые носки.
Будильник не прозвенел, но в Гросрюке безотказно работал внутренний сигнал побудки. Поэтому он не проспал. Встал. Пошёл в туалет. Сделал, чего организм требовал. Даже побрился. Когда смывал остатки пены, кинул взгляд в зеркало и остолбенел: на него смотрело нечто невообразимо противное, кривляющееся, подмигивающее, всё в коричневых пятнах и больших вишнёвых бородавках. Узкая, маленькая, будто игрушечная голова, несообразная с телом мужчины.
Гросрюк икнул.

– Ты кто? – просипел он.

Пятнистое лицо повторило его слова точь-в-точь. Даже с такими же интонациями. Гросрюк бросился прочь, сшибая углы. Он судорожно тёр себя ладонями. Что это с ним?! Сошёл с ума он, что ли?! Что за страшилище кривлялось в зеркале вместо его отражения?

Походив по комнате, включив на всю мощь телевизор, Гросрюк постепенно успокоился. И вообще. На работу, между прочим, пора. Чего он тут прохлаждается?!
Одеваясь и старательно избегая случайной встречи с зеркалом, висящим в коридоре, Гросрюк выскользнул из квартиры и тихо прикрыл за собой дверь. Щёлкнул замок. Ну, всё. Теперь чудище осталось там. А он – тут… Вопрос, что он найдёт дома, когда вернётся?

Он изо всех сил попытался отвлечься от страха и в качестве средства применил трюк с ловлей чужих кошельков. О, как бы ему хотелось, чтобы богачи ездили не в своих крутых тачках, а на общественном транспорте, и таскали деньги в легкодоступных сумочках. И бумажками, а не картами, откуда Гросрюку их не достать. Вот придумали ж эти карты зачем-то! Очень неудобно с ними наживаться. Если не знать – как. Гросрюк пока не знал.

ГЛАВА 2. ВЕДЬМА И ЕЁ НОВЫЙ АССИСТЕНТ

Чисто по привычке Гросрюк добыл в автобусе дамский кошелёк. Женщина, у которой он его увёл, кокетливо улыбнулась видному мужчине, не подозревая, что он только что оставил её без зарплаты, которую она вчера получила.

Проходя к выходу, чтобы выйти на следующей остановке, Гросрюк, качнувшись на повороте, прилепился к спине стоявшей женщины, ниже его на голову. Женщина обернулась, вздёрнув густые тёмно-русые брови. Необыкновенно прозрачные серо-голубые глаза уставились на него с тенью спрятанного возмущения и… прошибли Гросрюка насквозь. Он сглотнул и не своим – робким – голосом произнёс:

– Простите, я нечаянно.

Тень возмущения пропала. Его обжёг интерес, причём явно не женский.

– Ничего, – она тепло улыбнулась, и из взгляда исчезла цепкость. – Это движение.

Гросрюк скованно улыбнулся и протолкнул себя к двери. Автобус остановился. Он вышел, а женщина словно вошла в него, как больная заноза. Он зашагал, не торопясь, к своей конторе, где он просчитывал чужую зарплату, и держал в себе женщину с прозрачными глазами. И вдруг услышал позади её голос:

– Оказывается, нам в одну сторону!

Он оглянулся и потёк: действительно, она.

– Я очень рад этому обстоятельству, – вырвалось у него.
– Я тоже, – она вновь тепло улыбнулась. – Вы на работу?
– На работу. А вы?
– Конечно. Куда ж нам ещё идти рано утром?

И она рассмеялась.

– А… вас как зовут? – робко, что совсем на него не похоже, спросил Гросрюк.
– Ну-у… У меня необычное имя. Правда. Леана. А у вас?
– У меня тоже, – нерешительно похвастался Гросрюк. – Викентий. Только терпеть не могу, когда Кешей кличут.

Она понимающе подхватила:

– Да-да! Мультик этот знаменитый, про попугая, который в разные истории попадает.

Гросрюк обычно ненавидел, когда при нём вспоминали паршивый мультик «Приключения блудного попугая», изничтожившего навсегда его гордое имя и превратившего крутого Викентия Гросрюка в глупейшего попугая Кешу, целиком зависевшего от своего хозяина и попадавшего в нелепейшие, неприличнейшие ситуации. Однако новая знакомая произносила его уменьшительное имя так… приятно, необидно, что впервые во взрослой своей жизни Гросрюк пережил эти два ненавистных слога весьма спокойно. И с пробежавшей по коже лёгкой тонкой дрожью – будто провели сзади по шее электробритвой, снимая короткие волоски.
Почему-то блазнилось ему, будто путь до его нелепой конторы, где он насчитывает чужие зарплаты, удлинился сегодня на тысячи километров. Всё в душе его пело. Куда там Белле Ячевской до этой загадочной женщины – Леаны! Мышь полевая против пантеры! Прощай, Белла, прощай, мышь трудолюбивая, мышь трусливая!
Если пантера заберёт себе Гросрюка, он забудет о Белле, будто её и не было никогда! Да и была ли она вообще в его жизни? Иногда. Мельком. А мельком – это мельком. Это не может считаться за полноценное «была».
А Леана… словно блоковская Прекрасная Дама, сошедшая в бренный мир из царства мечты и воздыханий… словно не умершая Джульетта, покорившаяся воле отца, расставшаяся с Ромео и вышедшая замуж за другого, родившая пару сыновей, пару дочерей… или, лучше, не вышедшая замуж, а до сих пор ждущая свою единственную любовь… его, к примеру, – Гросрюка. Или это призрачная Муза поэтов, которая одних любит, а других лишь манит?

– Вам налево или направо? – услышал он мелодию голоса Прекрасной Дамы – Джульетты – Музы поэтов – и вернулся.

Так. Действительно: где это он? Сориентировавшись, понял, что до конторы осталось всего ничего, и это очень, очень обидно. Потому что всю оставшуюся жизнь ему хочется провести с Леаной.

Женщина деликатно взяла его за руку, утопилась в его взгляде с предельной ласковостью – такой, что дальше, казалось, будет лишь обледенелая пустота, выдохшаяся от безмерности чувств, и мягко, на грани игривости спросила:

– Торопишься, Кеша? Или тебе больше понравится, если я буду звать тебя серединой твоего имени – Кент?

Но Гросрюку стало всё равно, как будет называть его блоковская Прекрасная Дама – не умершая Джульетта – чуткая Муза поэтов.

– А как вам больше нравится? Как выберете – так и зовите.
– Правда?

Леана задумчиво положила ухоженные пальчики с прекрасным маникюром на тронутые дорогой помадой губы.

– Мне нравится Кент, – выбрала она. – Но и Кеша приятно звучит. По-домашнему. Так что… разрешите называть вас и так, и так.

– Да, конечно, пожалуйста, без вопросов.

Гросрюк так и посыпался, будто деньги в копилку… или, вернее, не в копилку, а в подставленные женские ладони – холёные, с тонкими пальчиками в кольцах и с длинными наращенными ногтями, поражающими неискушённый взор Гросрюка фантастическим дизайном.

Пышные длинные волосы Леаны отливали южной ночью. Как великолепно смотрелись бы в этой черноте сверкающие бриллианты! У такой бесподобной женщины они наверняка лежат в ворохе драгоценностей в сундучке. А если нет, то Гросрюк без дум, без страха сворует их для неё где угодно и у кого угодно!

– Хотите взглянуть, где я работаю? – доверчиво, чуть ли не интимно предложила женщина. – Здесь недалеко.

– Не отказался бы, – утончившимся вдруг голосом произнёс Гросрюк и прокашлялся.

Что с ним происходит? Влюбился, что ли? Вот так, с полувздоха, с полувзгляда? Словно приворожила она его! Ни одна женщина не забирала его так мгновенно, сразу, целиком в свою власть. Не успел вглядеться, а уже пойман, заперт и ухожен. Это ж надо!!! Так не бывает. Она его приворожила. Но сил сопротивляться у Гросрюка не было. И даже воли, чтобы подумать об этом.

Он покорно улыбнулся и согнул руку в локте. Леана вкрадчиво вложила в это живое кольцо руку и повела свою добычу в уютную свою берлогу, устланную коврами, пледами, покрывалами, паласами, оклеенную чёрными, бордовыми, кровавыми обоями, заставленную безделушками с рогами, пастями, копытами, ароматическими свечами, китайскими фигурками, африканскими масками, статуэтками Будды, Кришны, Кали, животных, православными иконами, лампадками, восковыми свечечками и даже Библией в мягкой обложке из чёрной искусственной кожи – правда, без креста и благословения православного иерарха.

– Проходите, прошу вас, Кент! – воодушевлённо пригласила Леана и подала ему мужские тапочки. – Надевайте. Чаю? Кофе? Что предпочитаете?

– Кофе, – выдохнул Гросрюк, озираясь по сторонам.

Необычная квартира: тёмная, насыщенная этой темнотой и переполненная атрибутами разных мировых религий и языческих культов. В чём тут живут? И чем? Как-то всё здесь слишком. И только эта женщина уравновешивает давящую чрезмерность обстановки.

– Интересно тут у вас, – пробормотал Гросрюк.
– Вам нравится?

Прозрачные глаза так близко, что захватывает дух.

– Мне очень приятно, – мурлыкнула эффектная женщина. – Нечасто слышишь от настоящего мужчины признание стараний слабого пола. Идите в гостиную, я вам скоро принесу кофе.

– Спасибо, – пролепетал Гросрюк.

В него будто вселился кто чужой – тот, кто готов пасть перед этой незнакомой, но безумно влекущей женщиной, целовать её ноги и выполнять все её желания, и таять от одной только мысли, что она живёт на земле! Никогда прежде не испытывал такого Гросрюк. Даже с Беллой – единственной, без кого он иногда скучал и с кем хотел видеться чаще, чем раз в месяц. Что с ним теперь произошло, скажите на милость? Он готов незнакомую женщину укутывать в шелка, украшать золотом, серебром, драгоценными каменьями, слушать каждое её слово, хвалить каждое её деяние… И воровать ради неё с риском для свободы.
Гросрюк прошёл в мрачную гостиную, больше похожую на логово чернокнижника, и долго стоял, осматриваясь по сторонам и почему-то сразу же забывая то, что попадалось ему на глаза. Пройдясь по комнате, он попытался выглянуть в окно, но отчего-то не смог там ничего увидеть. Будто застило ему мир, из которого он пришёл всего лишь пару минут назад. Воздух обогатился горьковатым ароматом кофе, а тишина – лёгким шорохом, и Гросрюк обернулся.
Это была Леана в длинном приталенном платье с соблазнительным декольте, в перстнях с тяжёлыми крупными, в полпальца, камнями, в длинных, до плеч, серьгах. А макияж до того искусный, что, казалось, в нём вообще не было нужды, поскольку украшать красоту – дело деликатное: можно и переборщить… В руках Леана держала чёрный стеклянный поднос, уставленный изящными чёрными чашечками, сахарницей, блюдцем с маленькими печеньицами и крохотными сушками. От чашечек неторопливо, лениво взвивались вверх тонкие кудряшки дымка, напоминающие такие же неторопливые, ленивые изгибы тел восточных девушек, изгибающихся в послеполуденном танце, предназначенном убаюкать после обеда объевшегося всесильного турецкого падишаха…

– Присаживайтесь, милый Кент, – пригласила Прекрасная Дама – замужняя Джульетта – личная жизненная Муза Гросрюка – Леана. – Прошу вас, кофе, сушки с корицей, печеньице. Я в кофе немного специй добавила и капнула тибетского бальзамчика. Вы не против, милый Кент?

Гросрюк изо всей силы замотал головой, показывая, насколько он не против.

– Надеюсь, у вас будет время побеседовать, выпить не одну чашечку кофе… Как у вас со временем, милый Кент?
– Для вас – всё свободно, вплоть до Страшного Суда! – выпалил Гросрюк и не заметил проскользнувшей в глазах женщины взрывоопасной смеси страха и ярости – не очень бы ему и понятной, даже если бы и заметил.
– Здорово! – искренне обрадовалась Леана. – Я непременно воспользуюсь вашим временем. Вы разрешите?
– Всенепременно! – брякнул осчастливленный Гросрюк.
– Отлично! Ну, присаживайтесь, примите моё угощение, кофе – настоящий, это не магазинный, а мне подарили, так что можете лакомиться в самое своё глубокое наслаждение.
– Спасибо…

Леана чуть сморщила носик и промурлыкала:

– Лучше бы не «спасибо». Лучше скромное «благодарю». Мне это слово больше нравится.
– Благодарю, – послушно поправился Гросрюк, не узнавая себя.

Кофе удивительное! Такого он никогда прежде не пивал. И таких печеньиц и сушечек никогда не едал. Женщины такой – обворожительной, пьянящей, ускользающей и незабывающейся – никогда не видал. Какая жизнь у него начинается! Кому за такую новую жизнь ему в ножки кланяться? Богу? Дьяволу? Ему всё равно; любому поклонится. Лишь бы не отогнала его прочь, не лишила бы себя прозрачноокая женщина!

Леана убрала опустевшие чашечки и блюдца на поднос. Унесла на кухню. Вернулась. Села рядом с Гросрюком.

– Вы почти одиноки, – заметила она, и Гросрюк торопливо кивнул, соглашаясь.
Потому что Белла Ячевская… ну, Белла есть Белла. Всё равно она для Гросрюка не та женщина… смирная какая-то, для людей безотказная. Попросят что – сделает, даже во вред себе. Такую женщину и бросить не жалко. Всё равно простит. Тем более, дети ж не от него, а от умершего четыре года назад мужа.

– И вам это нравилось, признайтесь!

Леана кокетливо улыбнулась. Гросрюк снова кивнул торопливо.

– А вот с этих пор, – многозначительно шепнула хозяйка, – одиночество вам претит.
– Точно! – выдохнул Гросрюк. – Откуда вы знаете?

Леана откинулась на спинку кресла и посмотрела на него весёлым взглядом, прятавшим некий испытующий оттенок.

– Всё просто, – охотно призналась она. – Я потомственная практикующая ведьма.
– Ух, ты! – воскликнул Гросрюк в искреннем удивлении. – Ничего себе!
– Вы боитесь ведьм? – вкрадчиво спросила Леана, не спуская с него прозрачных глаз.

Гросрюк неопределённо пожал плечами.

– Не знаю даже… Я прежде с ведьмами не общался. Не пришлось как-то… До революции-то, говорят, обыкновенным делом считалось, что чуть ли не в каждом городе, селе и деревеньке своя ведьма практикует.

– Ну, так и сейчас практикует! – сказала, снисходительно улыбаясь, Леана. – Между прочим, существуют целые деревни, где живут одни ведьмы. И к ним отовсюду люди за помощью идут.

– Не верится как-то, – признался Гросрюк. – Всё ж таки двадцать первый век. В магию уже стыдно верить.

– Да нет, – вздохнула, не обижаясь, современная ведьма. – Сейчас такое положение вещей, что стыдно не верить в магию. Представляете?

Она рассмеялась, и Гросрюк утонул в её чудесном смехе.

– Представляете? – повторила женщина.

Помолчала, наблюдая за гостем.

– Тут я с вами, однако, не соглашусь, милый Кент, – сказала, улыбаясь. – Во-первых, ведьма совсем не похожа на бородавочную горбоносую плешивую старуху с деревянной клюкой и черепами летучих мышей на поясе. Вы «Олесю» Куприна в школе читали?

– Ну… читал, кажется, – припомнил Гросрюк. – Но особо не помню.

– Жаль-жаль… В этом рассказе красавица Олеся – потомственная ведьма, как и я, – просветила Леана. – Ей родная бабка – как и мне моя бабушка – передала свой дар, своего демона через прикосновение и учение. Она взглядом могла заставить человека упасть. Могла заговорить кровь в порезе. Вообще лечила. Ворожила. Впрочем, чего я голословно буду вам вещать, милый Кент? Вот, почитайте, почитайте! А я пока приготовлюсь к работе: помолюсь, попрошу у моего слуги-демона помощи в целительстве и узнавании судьбы, в снятии порчи, в заговорах... ну, я потом вам подробнее расскажу, договорились?

– Договорились!

Гросрюк счастливо моргал глазами: она оставит его у себя! Она всё-таки его оставит! Какой день! Какая жизнь! Он благоговейно принял из лилейных рук потомственной ведьмы старую книгу из собрания сочинений Куприна, добросовестно полистал.
Вот барин со слугой болтает. Ну-ка, ну-ка… Местные парни когда-то выгнали из села ведьм в неведомое никуда. Ведь за чародейство государство карает не штрафами, не тюрьмой даже, а страшной каторгой! Грех это – с ведьмами и ведьмаками одно дело вести. Этак погибнуть можно! Но – вот барин так барин – молодец: не трус! – плюнул на свои и чужие страхи и углубился в лес, где и встретил прекрасную ведьмачку с бабкой своей. Полюбил Олесю. И она его. Хорошая история.
В роду у них никто не венчался. В церковь заходить им запрещено. А всё потому, что колдуньи все. Что души их проданы диаволу с рождения. И Олеся это знает. Чувствует. Понимает, кто помогает ей, откуда у неё такие силы…
Да уж… Бедная девчонка… Запуталась совсем. И к людям хочет, как Снегурочка, и не может, потому что люди эти её не пускают к себе… Вон – и любимого не слушает… Хотя что он там нудит, про Бога снова вспоминает? При чём тут Бог какой-то? В церковь зовёт каяться… Глупо, глупо! Скукота и всё тебе. Вон Беллу Ячевскую взять. Зануда. Хотя, кажется, в Бога тоже не верит.
Вернулась Леана. Гросрюк вернул ей книжку Куприна, пробормотал:

– Ничего себе. Прямо как-то…
– Пробирает? – предположила Леана.
– До дрожи. Я с этой стороны «Олесю» не знал.
– Ну, а разве эта девушка – бородавчатая горбоносая плешивая старуха? Нет. Она смелая, красивая, талантливая, чуткая! А сколько в ней знаний об истинной природе вещей! Ведьма – значит, женщина-ведунья, ведающая, знающая то, что другим недоступно.
– Откуда ж она эти знания берёт? – без подвоха спросил Гросрюк. – И вообще ведьмы и колдуны?
– Вообще, конечно, если они потомственные, то из рода в род, как я вам говорила. Вообще, у каждой ведьмы, у каждого колдуна есть семейный демон, который всему научает и всегда помогает, – будничным голосом поведала Леана. – Вот его и передают потомкам. Но, конечно, если человек сам захочет, то может всему этому научиться и получить от своего наставника персонального духа. Только тут имеется некая опасность…
– Какая опасность? – спросил осторожный Гросрюк.
– Если уж вступил на дорогу ведовства, колдовства – вообще, Силы, – серьёзно ответила Леана, – то сворачивать никак нельзя. Надо идти вперёд и развивать свои способности, своё общение с миром духов, с миром мёртвых. Иначе Бог сильно накажет.
– Почему?
– Потому что силы призвали тебя служить людям, а ты отказываешься, – объяснила Леана. – Разве можно бросать людей в беде? Сам подумай. Когда же такое случается по глупости и со страху, то за свой отказ работать и развиваться человек навлекает на себя столько бед, что часто не может с этим справиться и убивает себя.
– Ничего себе! – ужаснулся Гросрюк, слушавший ведьмины излияния затаив дыхание.
– Да-да! Если уж, как говорится, начал развитие, не останавливайся ни в коем случае! – строго сказала Леана.
– Серьёзное занятие, – с уважением признал Гросрюк.
– Сколько в мире появилось Людей Силы! – восхитилась Леана. – Вы заметили, милый Кент? И ведьмы, и колдуны, и экстрасенсы, и ясновидящие, и гадалки, и знахарки, и шептуны, и целители, и кодировщики!..

Женщина сияла, и Гросрюк сиял ей в ответ.

– Вообще я от всего этого так далёк… от этого самого духовного развития… Если б я вас не встретил – погиб бы! – распалялся Гросрюк. – Ничего ж не знал! Неуч деревенский… Хотя нет. Больше городской. Но ведь без разницы, где живёшь: дурак везде дурак, куда его ни ставь.
– Не думаю, что ты дурак, милый Кент, – ободрила Леана. – Просто кое-чего не знал. Но это поправимо. Ведь так?
– Конечно! – поспешил согласиться Гросрюк. – В принципе, я человек обучаемый. Вы мне расскажете что-нибудь?
– Постараюсь. С чего бы так начать?

Она посмотрела на полки с книгами, откинула назад чёрные волосы.

– А вы… простите… чёрная ведьма? – заикаясь от робости, окутавшей его, как сетью, спросил Гросрюк.

Она улыбнулась, показав кончики ровных белых зубов.

– А что, похожа на чёрную?
– Да нет. Просто я не знаю, чем отличаются чёрных ведьмы от белых, – пискнул Гросрюк.
– Ой, милый Кент, – с ноткой превосходства и усталости вздохнула Леана. – Вы не представляете, до чего люди плохо информированы, несмотря на то, что открытой информации просто море, просто океан! И по телевизору, и в газетах, и в журналах, и по радио, и всюду объявления всякие… И эту информацию спокойно можно прочитать, увидеть, узнать, потому что она вовсе не является некой тайной за сорока семью печатями, как это было до перестройки! Да, я тёмная ведьма. Но вершу я только добрые дела: нахожу утерянное – от монетки до человека; устанавливаю связь с умершими и помогаю живым узнать их участь в загробном мире. А любовь? Сколько людей несчастны без любви! Я помогаю и им… Ну, а теперь скажи, милый Кент, плохо ли то, что я делаю?

Прозрачные, как у кошки, глаза заполнили всё пространство вокруг Гросрюка, он торопливо замотал головой и зажмурился, боясь потерять сознание.

– Это… наоборот… здорово, – с остановками сказал он.

– Силы тьмы – вовсе не злые силы, – убеждала Леана, и Гросрюк плыл по течению её речи. – Тьма – это просто мир Мёртвых. Наших мёртвых, и бояться их смешно, ведь и мы с вами ими будем. Тёмные ведьмы и колдуны – это просто те, кто черпает силу у мёртвых, те, кто научился и кто может управлять этой силой. Мы вовсе не осыпаем проклятьями встречных, как многие скептики думают. Мы это делаем выборочно. Мы в состоянии использовать силу и энергию из мира мёртвых во благо человека, природы, всей планеты и её информационно-энергетического поля! Возможности просто неограниченные! Да нам и нельзя творить зло, чтобы по закону бумеранга оно к нам не вернулось! Ещё кофе, милый Кент?
– Да. Обязательно.

Во рту действительно царила сухость и неприятное послевкусие. Ласково улыбнувшись Гросрюку, Леана грациозно поднялась и, предложив пока посмотреть её богатую библиотеку, удалилась на кухню. Гросрюк беспрекословно встал и начал читать названия книг на корешках. Вынул наугад, открыл и наткнулся на строки, ударившие его в самую глубину коснеющей души:

«И сказал батюшка Серафим Саровский, печась об устроении Дивеевской женской обители: «Нет хуже вора! От такого тьма грехов! Лучше уж блудника держать, ибо тот свою губит душу и отвечает сам за неё, а тать – всё, и себя, и ближнего губит, матушка».

И тут же Гросрюк явственно почувствовал возле уха дыхание и щекотанье чьих-то жёстких волос.

– Я – Крэгт, – услышал он голос, сравнимый с металлическим скрежетом и свистом ножа о напильник.

Книга выпала из рук Гросрюка. Он задрожал противной дрожью стариков, страдающих болезнью Альцгеймера.

«Брысь!» – хотел он подумать, но не смог.

Чья-то шершавая – очень шершавая  – лапа легла ему на горло, когти вонзились в кожу.

– Я – Крэгт, и ты теперь мо-ой-й-й…

И вмиг всё исчезло: и голос, и лапа, и когти, и дыханье.

– Да что же это?! – хотел сказать Гросрюк и не смог.

Глянул в сторону дверного проёма и увидел белолицую Леану. Глаза её сверкали в пол-лица, красные губы улыбались с таинственной приветливостью.
Видела ли она того, кто сидел на плечах Гросрюка и шептал ему своё гадкое имя? В первый момент Гросрюку показалось, что – да. И не только видела, но и знает, кто это. И не только знает, но и что-то ещё. Что? Нет ответа, которого ждёшь, «как соловей лета»? Но соловей не поёт, потому что рощи, в которых он жил, обратились в пепел, в еле видимые миражи… От кого ждать ответа, когда соловей не поёт?..
Гросрюк потрясённо замотал головой. Да что же это?! Будто позади мозгов шевелится в нём что-то и мелкими зубками скребёт, щекочет почти до боли…

– Вот и кофе, милый Кент, – ровным голосом проговорила Леана.

Гросрюк узрел в её длиннопалых руках знакомый поднос с чёрными чашечками и чёрным блюдцем с малюсенькими печеньицами и сушечками.

– Осмотрели достопримечательности родных моих пенат?

Она заискрилась доброжелательным, чуть кокетливым смехом, и Крэгт прекратил своё шевеление за мозгом Гросрюка.

«Какая женщина! – в который раз восхитился Гросрюк. – Она вышибает из меня дух! Белле с ней по одной доске не идти… Не идти, точно. Всё сделаю, что она попросит. В ней душа моя заключена, вот и все дела… Как это, оказывается, получается… единый взгляд – будто разрывная пуля в грудь, и ты лежишь навзничь, не чуя тела и не в силах обрести разум…».
Ему показалось странным, что он начал думать такими красивыми фразами – вовсе не своими, чужими фразами, будто вытолкнутыми из глубины мозга, захваченного в плен… кем? Крэгтом? Брр…
Он сошёл с ума или это так, временное явление?

– У вас очень красиво в квартире, – признал Гросрюк. – Мне до вас, как до ядра планеты ползком! Я в коммуналке выживаю.

Леана чуть прищурилась на него.

– Н-ну-у… До ядра планеты не так уж сложно добраться, – усмехнулась она. – Дьяволу поклонись – и там окажешься в скорейшем времени, и безо всяких хлопот.
– Ад? – оторопел Гросрюк. – Не понимаю что-то… Как это?
– Ну, как… Не знаете разве: копали тут одни производственники яму – бурили. Десять километров пробурили. И вдруг дыра образовалась – совсем небольшая: голову просунуть и только. Хотели просунуть, а оттуда вырвались крупные чёрные птицы, небо затмили и растворились, как и не было. А из дыры вопли послышались, стоны, крики…

Гросрюк содрогнулся.

– Правда, что ли?

Леана спокойно отхлебнула кофе.

– Испугались? – улыбнулась она, и страх мигом улетел в ад.
– Чушь всё это, мне кажется, – расхрабрился он.
– Почему же чушь? Мы же с вами там не были, ничего воочию не видели, как можем оценить? Однако, милый Кент, ад существует. Или вы не верите в сатану?
Гросрюк хмыкнул и пожал плечами.
– В принципе не уважаю православную традицию, и в сатану поэтому не признаю, – откровенно сказал он. – Не воспитан. Да и вообще: попы наши зажрались! Ни на копейку им не верю! Что там у них за работа? Петь, кадить, благословлять, разговорами всякими тешиться. И за это удовольствие ещё и деньги получать! Хорошо устроились! Жаль, что мать меня в младенчестве крестила. Если б что понимал – не дался бы.

После этих слов Гросрюк мог бы воровской удачей поклясться: взгляд и само отношение к нему Леаны ощутимо потеплели. Что он такого сказал, интересно?

– Священники делают то же, чем занимаемся и мы – ведьмы разного толка. Вот, думаете, с чем к нам люди приходят?

– С проблемами? – рискнул предположить Гросрюк.
– Естественно, с проблемами! – воскликнула Леана. – У кого личная жизнь не сложилась. У кого-то в полном, так сказать, раздрае отношения с окружающими и сплошные внутренние комплексы.

Гросрюк подумал, что, к сожалению, с этим у него всё в ажуре. Иначе он бы воспользовался предлогом и взмолился бы о помощи. Как сладко стало бы принимать заботу и помощь от обаятельной дивной женщины!

– И, конечно, к нам обращаются те, кто ищет пути духовного развития: последователи теософских учений Блаватской, Рериха, Карлоса Кастанеды, Анастасии, Владимира Мегрэ, Виссариона, Хаббарда и многих других духовных учителей. Мы должны помогать всем – кто попросит.
Имена Гросрюку ни о чём не говорили, и он об этом пожалел: иначе он бы мог говорить с Леаной на равных!.. Ну… почти на равных. Хотя бы процентов на тридцать… двадцать… десять… Ладно – пять. Хотя бы на один процент!

– Скажите… А можно этому научиться? – спросил он робко.

Почему он спросил робко? Он никогда робким не был!.. Да! Похоже, это и в самом деле любовь… С первого взгляда, с первого вздоха, с первого прикосновения. С Беллой такого не было. В принципе, и не могло быть, ведь Ячевская настолько проста и предсказуема! С ней сердце не бьётся, песня не льётся, душа не кричит, не поёт от счастья при одной только мысли о том, что есть на свете подобная женщина! Женщина, которая подбодрила его, сказав с убеждённостью:

– Конечно, милый Кент! Это очень просто, правда! У вас многое получится уже через несколько уроков. Если вы мне поверите…

Гросрюк заверил с горячностью:

– Обязательно поверю! В этом не сомневайтесь!

Его вознаградили сногсшибательной улыбкой, которая на самом деле свалила бы его с ног, если б он не сидел в кресле.

– Отлично, милый Кент! – обрадовалась потомственная ведьма, блестя прозрачными глазами. – Вы вскипятили счастьем моё маленькое женское сердечко!
Представляете, я как раз недели две назад потеряла своего ассистента и сбилась с ног в поисках нового.

Она выжидающе уставилась на него, и он поспешил заверить её, что прежняя работа поперёк горла ему встала, и он давным-давно мечтает бросить её и поискать новую. И если он, Гросрюк, нужен, если он справится, если он востребован, то он хоть завтра, хоть сегодня, хоть сию минуту готов служить… готов постигать… готов считать, писать, воровать и всё, что нужно.
Довольная Леана чуть ли не облизывалась.

– Не ожидала, что случайный попутчик окажется столь ценным для меня человеком, о котором я просила свою силу и моего личного «секретаря» – духа-помощника.
– У вас есть… дух? – выдохнул заинтригованный Гросрюк.
– Конечно! Я же говорила! Без Эдила моя сила вчетверо бы ослабела, – доверительно пояснила Леана.

Она помолчала, пристально разглядывая Гросрюка.

– Слушай, милый Кент… А не хочешь, я тебя посмотрю? Проверю твои способности?

Гросрюк, не раздумывая, согласился. Леана зажгла чёрные свечи, разложила масонские звёзды, вписанные в круг. Громко прочитала молитву «Отче наш» с переставленными словами, наложила на себя крест левой рукой в обратную сторону: сперва живот, потом левое, правое плечо и напоследок голову. Негромко проговорила речитативом заклинание, которое хоть и подивило Гросрюка, но не запомнилось, и повернулась к нему лицом.

– Протяни мне руки, – всё так же негромко, но повелительно сказала она.

Он подал ей руки – по-воровски ловкие, быстрые, и вздрогнул от касания её пальцев. Тёплые они были? Горячие? Прохладные? Холодные, подобно космосу? Пальцы её ожгли его до самых пяток, но чем? Огнём звезды? Льдом Плутона?
А потом будто червяк какой-то – длинный, молниеносный – прополз по всем его кровеносным сосудам, по всем нервным сетям, по сердцу и лёгким и даже, казалось, ткнулся в глаза, и на малое мгновенье, длившееся, казалось, не мгновенье, а всю минуту, он перестал видеть краски и свет. И что-то как брызнуло в него темнотою, и мелькнула жуткого вида образина и пропала в коврах!
«Я – Крэгт! – снова услышал он в себе проклятый скрежещущий голос, и в голосе этом гадливо чувствовалось удовлетворение им, Гросрюком. – И теперь мы с тобою одно. Я – над тобой, ты – подо мной. И власть над миром. И борьба за власть».
Б;льшая часть Гросрюка возликовала. А микроскопическая доля – немо завизжала от страха непонятного происхождения. Истеричный крик «Что со мной?!» так и не вырвался из глотки Гросрюка, проглотился в живот и затаился в нём, будто камень. И вдруг всё вернулось в обычный осязательный, обонятельный мир, и Гросрюк упал в кресло, стоявшее за ним.

– Всё в порядке? – вкрадчиво протянула Леана, внимательно наблюдая за ним.
– Уже ничего, лучше, – выдавил Гросрюк. – И что – теперь я могу колдовать?
Леана улыбнулась снисходительно.
– В принципе, можете, конечно. Однако, мне кажется, вам стоит подучиться… И знаете, милый Кент, что меня удивило?
– Что?
– У вас, похоже, достаточно давно свой личный демон имеется. Я бы сказала – он у вас с детства: очень уж он матёрый, сильный… Он с вами разговаривал.

Горло Викентия оковало болью, и он сглотнул. Похоже, Леане и не требовался озвученный ответ. Она знала и потому растекалась в полном море удовлетворения: какого ассистента она себе выпросила у Эдила! На самом деле, то, что нужно! А то, что крещёный, так это вдесятеро увеличивает ценность объекта! Был бы не крещёный – всё равно послала бы в церковь креститься.
Весь день Гросрюк провёл дома у Леаны. Вечером она выпроводила его прочь, наказав, чтоб он увольнялся с работы.
Одурманенный, очарованный, привороженный «милый Кент» на радостях обворовал в общественном транспорте двух беспечных женщин, одну суровую старуху и бритоголового парня, забрёл в любимый ресторан, заказал, что захотелось, наелся, напился и счастливый, чувствующий себя на вершине Эльбруса, вышел на темнеющую улицу. Он успел пройти до перекрёстка, на котором ему надо было сворачивать к дому, и его вырвало. Несколько минут стоял он, держась за кирпичную стену, сгибаясь пополам и выплёскивая из себя всё, что проглотил в ресторане. Затем он понял, что вот-вот случится кое-что более противное, и рванулся к ближайшему подъезду.
Какой-то пацанёнок вышел оттуда и вприпрыжку побежал, не оглядываясь. Гросрюк просочился внутрь и едва сдёрнул штаны, как это «более противное» вышло из него с громкостью ракетного залпа. Сконфуженный, но счастливый от того, что всё закончилось, Гросрюк выскользнул из опоганенного им подъезда и потрусил домой. Но и тут случилась неприятность: по тротуару ходила Белла, обкусывающая ногти на правой руке, изредка поглядывающая по сторонам и часто хмурившая лоб. При виде Гросрюка она вскинулась птицей, и он слегка качнулся от неё прочь: ну, совсем она ему ни в какую струну сегодня не попадает. Зачем она его тут ждала? Что ей от него надо? Лично ему от неё уже всё перестало быть нужным. Резать надо поскорее те слабые нити, что связывали их два года. И не связывали, в общем-то, а едва держали их на своих кончиках…

– Кеша?

Белла выдохнула его имя тихо, но навзрыд.

– Чего ещё?! – с неприязнью отрезал Гросрюк, которому невыносимо как хотелось в свою коммуналку, чтобы прийти в себя от противных сюрпризов, полежать, посмотреть телевизор, погрезить о грядущем, увидеть перед мысленным взором женщину, вошедшую в него подобно оливковому маслу в пластиковую бутылку.

– Я так забоялась о тебе, Кеша… – с тревогою и слезами проговорила Белла.

– Чего вдруг? – буркнул Гросрюк.

– Не знаю… Всё сердце мне с утра будто иголками искололи, – пожаловалась Белла и тронула его за руку, которую он с отвращением отбросил.

Белла сжалась, горестно взирая на него. И вдруг выпрямилась.

– С тобою что-то произошло, – сказала она с уверенностью. – Я знаю. Я могу помочь, если захочешь, Кеша. Ты всегда можешь опереться на меня, слышишь? Никому не дам тебя в обиду!

Слушавший её в изумлении Гросрюк не выдержал и расхохотался в голос.

– Ну, ты даёшь, Белка! – отхохотавшись, усмехнулся он. – Прям жена декабриста! Иди, иди отсюда! И не приходи ко мне больше. Поняла? Я себе другую женщину нашёл. Да такую, что ты перед ней – коза старая! Адьё!

И, не дав ей ни слова сказать, ни вздохнуть, не выдохнуть, оставил её, окаменевшую, оцепеневшую, в полном одиночестве во дворе.
…Спать с этого дня стал плохо. Его будоражили эротические сны, где его соблазняла, искушала, дразнила, не даваясь в руки, потомственная ведьма Леана. Его леденил холод, от которого не согревала ни самая жаркая баня, ни знойный день на экваторе, ни раскалённая пустыня, ни жерло плюющего лавой вулкана.
Его рвали на части острые щипцы, тяжёлые плоскогубцы.
Его прижигали огнём.
Его морили голодом, томили жаждой.
Ему не давали вставать, и тело его гнило от пролежней. Ему не давали лежать, и ноги его стирались в кровавое месиво выше колен.
Он видел прекраснейших дев с телами гусениц и скорпионов, которые ласкались к нему и льстили так тонко, что он верил и преисполнялся гордыни, а потом слышал издевательский смех, который ранил его так, что он плакал и плакал, и исходил горечью, как горьким потом. Когда наступало утро, сны проваливались в небытие и не беспокоили Гросрюка вплоть до следующей ночи, Когда снились все до единого.
В одночасье Гросрюк уволился с работы, чем несказанно изумил руководство, и отныне каждый день ходил к ведьме, имеющей красивый псевдоним Дианова, а фамилию – Бидуля. Он выполнял банальные функции секретаря и мальчика на побегушках. Зарплату ему Леана платить не удосуживалась: утверждала, что складывает деньги в одну «копилку» – в Сбербанк. А так она Гросрюку давала есть, пить, отдыхать, покупала ему одежду, лекарства, если он простывал.
Ещё она учила его ведьминскому делу, упоминая имена множества колдунов, астрологов, экстрасенсов и прочей противобожеской нечисти, вовлекающей людей в сети диавола.
Иногда утром Гросрюк мельком видел в отражении зеркала, висевшего в ванне, отвратительного Крэгта. Видел иногда, а боялся смотреть – всегда. И всякий раз клялся себе, что при встрече с Леаной обязательно расскажет про страшного хозяина своей души. Чего он к нему привязался? Пугает до полусмерти! Леана знает множество заговоров и заклинаний. Наверняка в её арсенале есть слова, отпугивающие Крэгта. Однако всякий раз, встречая Леану, Гросрюк забывал обо всём – и о клятве своей тоже. Он помнил лишь то, что Леана рассказывала ему о знаменательных случаях в её колдовской практике, и очаровывался голосом её, из-за которого кипело его сердце.
Он старательно постигал ведьмовскую науку. Получалось это в редкие, свободные от посетителей, часы. Леана выделила ему местечко в другой комнате и дала кипу по изучению магии.
Гросрюк добросовестно пытался вчитаться в тексты книг, названия которых были одно другого страннее.
«Вещая Русь», например. Автор, именующий себя «ведущим историком языческой Руси», на основе русских заговоров реконструировал древнейшие обряды наших предков. Тексты заговоров, нашептов, вещих слов и снов, отречённых молитв, приворотов и отворотов, оберегов и напусков преподносились как отголоски великого языческого прошлого, которое якобы болевыми методами удалила с лица Руси религия Второго Лица Пресвятой Троицы – Бога Сына Иисуса Христа.
«Ведущий историк» искренне считал, что язычество с его приземлённостью, приближённостью к нечистым духам – исконная вера русских людей, поднимавшая наших пращуров вровень с Богами.
Гросрюк в некотором замешательстве прочитал сентенцию напыщенного лжемудреца, будто церковь православная «не зря боялась этого наследия вещей Руси как огня». Ведь, несмотря на все анафемы и гонения, народная Русь сберегала «отречённые слова».
В школе у Гросрюка была пятёрка по русскому языку, и утверждение писаки его покоробило, несмотря на полное доверие к ненаглядной Леане. Он отложил книгу и взял другую.
«Письма Махитм». Что за махитма такая? Глянул в аннотацию, прочитал: «Бестселлер мировой философско-эзотерической литературы! Эта книга переведена на многие языки мира. В ней изложены основы теории и практики эзотерических и духовно-философских учений Востока из первых уст. Авторами писем являются духовные Учителя Шамбалы, по своей информативности, разнообразию и важности знаний эта книга сопоставима с «Тайной Доктриной» Блаватской»…
У Гросрюка чуть закружилась голова от непонятной мешанины слов.
А это что?! Ну и толстенные… убить ими можно! Опять эта Елена Блаватская… Пять книжек настрогала по восемьсот-тысяче страниц. Во, делать было больше нечего бабе! Лучше б мясо жарила, супы варила, торты пекла, посуду мыла, мужика ублажала… «Разоблачённая Изида», «Тайная Доктрина»… Ух, как её тут величают, бабу эту: «величайший теософ и мистик», исследовала Восточную Каббалу и утерянные магические искусства, влияние звёзд и планет на человека, жизнь после смерти…
Накарябала пять тыщ страниц и на тебе, читай!.. Очень охота башку забивать! Вот если б она о приёмах воровского искусства писала, о мошеннических приёмах и тактиках психологического воздействия на будущие жертвы, тогда, конечно, класс…
Гросрюк с опаской обернулся на входную межкомнатную дверь: вдруг Леана прочтёт на его лице «некорректные мысли».
Он плюхнул третий том «Тайной доктрины на второй том «Разоблачённой Изиды» и взял следующую. Какой-то странный зверь (ведь лама – это, кажется, зверь где-то на востоке?) с кличкой Оле Нидал… (кто этой Оле что не дал – того самого духовного скачка?) страстно, чуть ли не с выкатом глаз и брызгами слюней пытался перетащить неосторожного читателя, выбиравшего для себя духовный путь, на путь духовного развития, предлагаемого учением Будды, дающего ключ к счастью.
К какому счастью? У Гросрюка два счастья уже есть: удача в воровском деле с безнаказанностью и – Леана…
Хотя… что там предлагает эта странная Лама Оле Нидал? Ага… «Применяя советы Будды, можно избегать страдания, развиваться и помогать другим. Первый европейский Лама Оле Нидал (ого, так он не баба, а мужик?) представляет буддизм – древнейшую и самую загадочную мировую религию… (кхгм, а только что в «Вещей Руси» древнейшим считалось язычество!)… Основы буддийской философии, медитационные техники и полезные советы на каждый день даются живым языком, что делает книгу увлекательной и познавательной…» и тыры-пыры, тыры-пыры.
Хорошо, что книжка тоненькая по сравнению с Блаватской – всего чуть более двухсот страниц. Малышка, что называется.
Ну, в принципе, про методики добывания счастья можно полистать… Но всё же скучновато.
Гросрюк печально вздохнул и тут же покосился на дверь: не видела бы Леана его явное нежелание учиться колдовству!
Стопка на столе уменьшилась, но о-очень ненамного. Неужели Леана прочитала их все?! Тогда он в порыве почитания падёт перед ней на колени. Потому что она вознесётся в его глазах на вершину самой высокой пирамиды…
Гросрюк встряхнулся и храбро взял следующий учебник. Брр! «Каббала». Не очень приятное название. Это что – типа в кабалу попасть и пропасть? Какой-то Артур Эдвард Уэй написал... Никогда не слышал… Ого! Оказывается, этой Уэй – один из лучших спецов в области оккультных наук. Вот его точно придётся прочесть. Он, поди, духовный учитель Леаны, раз всесторонне исследовал Каббалу – «учение о сокровенной еврейской мистической традиции».
Гросрюк пролистал основополагающие трактаты «сокровенного предания» Сефера Йецира, Зогара и других выдающихся учёных раввинов. Кто такие эти раввины? Никогда не слышал.
У-у, как сложно постигать оккультную науку!.. А вот удивительное замечание: этот Уэйт исследовал «влияние Каббалы на крупнейших мира и на направления европейской оккультной мысли»… Получается, что и папа Римский каббалист? Круто! А косит под непогрешимого праведника!
Гросрюк немного повеселился, обсасывая своё предположение, и не услышал шепчущие шаги Ненаглядной, никем не заменимой Леаны. Он вздрогнул  от её голоса:

– Изучаем Каббалу, милый Кент? А Блаватскую пролистал? И про вещую Русь?

– Ну, так, поверхностно, – ужаснувшись своей лености, трусливо признался Гросрюк и зажмурился в ожидании заслуженной затрещины.

Уж он бы на её месте точно треснул нерадивого ученика. Но та села напротив Гросрюка и взяла из стопки следующий томик.

– Ну-ка, что тут у нас? О-о… Катюша Скоробогатова… Неплохая ведьма, честно скажу. Что тут у неё… «Большая книга заговоров для женщин». В принципе, многое из этого я знаю. Но есть и уникальные заговоры на все случаи жизни: на любовь, на уверенность в завтрашнем дне, на получение заботливого мужа, на здоровых и послушных детей. Знайте, милый Кент, что с помощью заговоров женщина – да и мужчина тоже – может сам защитить и наполнить добром свой дом, притянуть к себе финансовое благополучие, здоровье укрепить, наладить семейное счастье. А самое главное – прочь увести беды. Вы понимаете, милый Кент?

Гросрюк тут же кивнул. Его тянуло вечно соглашаться с обожаемой блоковской Дамой, сорокалетней Джульеттой, с крылатой вдохновляющей Музой… с потомственной ведьмой Леаной! Никогда прежде с ним подобного не случалось. Он предпочитал, чтобы соглашались с ним, и считались с его мнением, его знанием, его чувством.

– Вот эта книга мне очень нравится, – продолжала Леана Бидуля, вдохновлённая кивком Гросрюка. – «Славянские обереги и заговоры на все случаи жизни». Вы знаете, милый Кент, ведь многие люди очень недооценивают силу оберегов и заговоров. На самом деле это не пустые слова. Это уникальные, чудом уцелевшие формулы древних языческих заклинаний. Лично я пользуюсь заговорами любовными, свадебными, от болезней к здоровью, хозяйственными. И делаю обереги от нечистой силы, от невезения, от сглаза и порчи, от тюрьмы… да, в общем-то, что попросят, то и делаю. Мой дар послан мне на благо людей. И все, кто утверждает обратное, – лжецы и вражьи предатели.

Гросрюк аж закипел от страстного желания  разорвать на куски врагов ведьмы Леаны и стиснул кулаки.

ГЛАВА 3. КЛИЕНТКА ВЕДЬМЫ

Пиликнул музыкальный дверной звонок, и Леана, положив руку на плечо Гросрюка, доверительно сообщила:

– Ко мне пришла новая клиентка, милый Кент. Не удивляйтесь, когда услышите, что они зовут меня Ларисой Московской. Я вам позже расскажу, откуда взялось это имя. А сейчас пойдите, откройте дверь, проводите клиентку в кабинет. Хорошо?
Она исчезла в таинственно-мрачном хранилище своих магических принадлежностей для ритуалов.

– Хорошо, – прошептал ей вслед Гросрюк и отправился открывать.
Она ему доверяет! У-хх…

Клиентка оказалась чуть более чем надо, ухоженной женщиной лет сорока с голодным оценивающим взглядом, в перстнях, но без обручального кольца. Ну, барыня барыней!

– Здравствуйте, – с тщательной приветливостью поздоровалась она.
– Здрасти.

Гросрюк неловко поклонился, по привычке отмечая наиболее ценные вещи на даме. Кажется, в ушах у неё вовсе не бриллианты, а фианиты. И руки в бижутерии, а не в драгоценностях. В целом зарабатывает она явно больше двадцати, а то и тридцати тысяч. Как минимум.

– Я к Ларисе Московской на полпервого назначена, – пролепетала женщина.
– Проходите, пожалуйста, она вас ждёт, – пригласил Гросрюк.

Он проводил клиентку в кабинет своей Прекрасной Дамы и хотел остаться снаружи, но Леона вдруг приказала ему остаться:

– Как мой ассистент, вы окажетесь мне полезным, Викентий…?
– … Леонтьевич.
– …Леонтьевич. И не забывайте ни одной мелочи, поскольку именно из мелочей складывается опыт в любого рода деятельности…
– Хорошо, – ответил Гросрюк и встал поодаль, чтобы всё видеть и ничему не мешать.

Действо началось. Первым делом Леана строго спросила, крещена ли клиентка. Та поспешно кивнула и виновато спросила:

– Простите! А это очень плохо? Это не помешает?

Леана расцвела:

– Что вы! Это великолепно! Наоборот, ваше крещение очень поможет нам снять венец безбрачия, который, насколько я вижу, вам наслала ваша близкая подруга.
Женщина побагровела, недобро расширила чёрные глаза, густо закрашенные подводкой, тенями и тушью для ресниц.

– Можете и не говорить, кто, – прошипела она. – Знаю стерву проклятую: подруга моя с детства, всё время завидовала мне, что ко мне мужики клеятся. Пошла к одной там бабке – шептунье, что ли. Не знаю, к кому. Та и надела на меня треклятый венец. Удавила бы суку! Жалко, что в другой город уехала, а то бы я ей устроила безбрачную жизнь.

Она выговорилась и часто задышала, обмахиваясь раскрытой кистью. Леана приветливо улыбнулась.

– Я вас очень хорошо понимаю. На то, собственно, здесь и сижу, чтоб помогать попавшим в беду. Вы не волнуйтесь, я сниму венец безбрачия и заговорю амулеты на вечную любовь и на будущего мужа. И, если вы захотите, отдельным заказом нашлю на вашу подругу порчу. Настоящему колдовству расстояние не помеха, поверьте.

С лица «барыни» исчезли багровые пятна, она облегчённо вздохнула и улыбнулась яркими  блестящими губами.

– Да-да, именно это мне и нужно, дорогая Лариса, всё, что вы сказали! Я готова.

Первым делом Леана строго велела «барыне» сосредоточиться на желаемом и ни на что не отвлекаться. А затем Гросрюк увидел плазменный шар, ароматические палочки, книги, карты, странного вида кулоны, амулеты. Леана шептала, водила руками, махала тонким деревянным стерженьком со змейкой благовонного дымка, прикасалась к плазменной лампе-шару, громко выкрикивала непонятные слова. «Барыня» и вор наблюдали за процессом, раскрыв глаза и затаив дыхание. Последний пассаж – и Леана откинулась на спинку стула с обессиленным измученным видом.

– Всё? – выдохнула «барыня».
– Всё, Галина Артуровна, – устало кивнула Леана.
– И чего мне теперь ожидать? – робко спросила бывшая безбрачная «барыня».
– Теперь на вас обратят внимание много мужчин, – пообещала Леана. – Вы сможете выбрать из них того, кто будет верно любить вас всю жизнь.

Галина Артуровна радостно порозовела и осыпала ведьму блёстками благодарных слов. Та сверкнула мимолётной улыбкой и ответила кратко, но с положенной вежливостью:

– Я на то Богом здесь и поставлена, чтобы служить людям.

Галина Артуровна открыла сумочку, достала тонкий узкий конвертик.

– Я заговорила вам амулет на любовь, – сказала Леана и подвинула ей какую-то металлическую бляшку на кожаном шнурке. – И, если нужно, могу наложить отличный наговор на богатство и на защиту от порчи, сглаза и злых людей. Правда, их периодически неплохо было бы обновлять. Ну, это как-нибудь потом…

Галина Артуровна обрадовалась.

– Да-да, конечно! Я заплачу, сколько вы скажете, дорогая Лариса Московская!

По лицу Леаны скользнула алчная тень, но Гросрюк её не распознал, а «барыня» Галина Артуровна в этот момент вожделенно разглядывала заговорённые на любовь и богатство колдовские амулеты.

– Шесть тысяч пятьсот, – ненавязчиво назвала цену Леана и на мгновенье расширила прозрачные свои зелёные глаза.

Завороженная Галина Артуровна тут же согласилась, и купюры исчезли в мягких руках ведьмы.

«Барыня» благоговейно взяла две металлические бляшки и с неожиданной страстностью приложилась к ним накрашенными губами. Леана умело скрыла усмешку.

– Ну, вот, дорогая Галина Артуровна, – с преувеличенной ласковостью произнесла она. – Сеанс окончен. Через некоторое время ждите результатов, которые, думаю, вас порадуют.

– Вы мне такое добро сделали, дорогая Лариса! – с чувством поблагодарила барыня. – Без вас бы я погибла, уверяю вас. Низкий вам поклон, Лариса.

– Пользуйтесь, пожалуйста, – ласково-преласково обронила Леана и чуть вздёрнула подбородком и повела глазами в сторону двери: мол, проводи.

Гросрюк очнулся и протянул к «барыне» руку:

– Галина Артуровна, прошу.

Не переставая рассыпаться в благодарностях, женщина покинула апартаменты ведьмы. Приветливое выражение на лице Леаны сменилось лёгкой брезгливостью и насмешкой. Не оборачиваясь к ассистенту, она вымолвила:

– Видишь, милый Кент, с чем ко мне люди идут? Со своими личными проблемами, которые решить никому не по плечу, кроме колдовской силы. Разве могу я не благодарить Господа за особый дар, который у меня есть и который я усиленно развивала?

Гросрюк с восторгом внимал предмету своей внезапной страсти и чуть кривил рот в непривычной улыбке. Ах! Он готов украсть для прекрасной колдуньи любые бриллианты, любые деньги – дай она ему только намёк, скрытое повеление, одно-два слова желания…

Леана благосклонно положила свою ладошку на плохо выбритую щёку ассистента, и тот замер, чувствуя невыносимую слабость в ногах и сладость во всех своих внутренностях. Почему-то мелькнуло, будто взрезал окружавшую его пелену сумрака яркий болид, короткое слово: «Погиб», но упало в пелену слабости, погрузилось в неё и пропало бесследно, беспамятно. Утробное ворчание на краткий холодный миг заполонило его: «Я – Крэгт, и я доволен тобой, милый Кент. Подарок ты мой… подарочек…» – и ушло через заледеневшие ноги в пол. Гросрюк содрогнулся.
Крошечный сгусток холода остался внутри него, близко к сердцу, и замер, одновременно обнаруживая себя и таясь.
На следующий день Леана Дианова взялась за обучение Гросрюка ассистированию при обрядах. Он пытался читать книги, которые она требовала изучить (чего не сделаешь ради женщины, в которой ты увяз по самый верхний волосок на макушке?), но часто сдавался, не в состоянии прорваться через непонятные мысли, оформленные в ещё более непонятные слова. Ему более удавалась не теория, а практика.
Поэтому, убедившись в неспособности Гросрюка усваивать основы чародейства, Леана Дианова, пусть и с сожалением, но оставила его в покое и отправила, подобно пешке или рядовому, на передовую: встречать, заинтриговывать, загадочно улыбаться, замешивать ингредиенты, включать-выключать свет, вовремя доставать атрибутику, принимать и считать гонорары, провожать посетителей до выхода, ограждать Леану от посягательств на её духовное и физическое спокойствие.
В редкое свободное время Гросрюк воровал. Обчищать клиентов Леана ему категорически запретила, и он отрывался в общественном транспорте и вообще там, где полно народа. Наигравшись, натешившись, он возвращался к Леане, как нагулявшийся кот, и, будто кот, приносящий в доказательство своей работы дохлую мышь, отдавал ей добычу.
Леана не брезговала. Радовалась, как девчонка, впервые получившая в подарок от мальчика дешёвое, но красивое колечко. И в такие минуты Гросрюк чувствовал себя первобытным кормильцем – сильным и ловким.
Ночевать к себе она его не пускала. Гросрюк уходил вечером домой, а возвращался часов в десять утра. Когда не было работы – приёма клиентов, подготовки к обрядам, финансовой документации, – Леана отсылала его за продуктами или за воровской удачей, а то и ездила с ним в магазинчики сувениров и разной ведьмовской атрибутики, покупала вычурные, с масонской и сатанинской символикой кольца, браслеты, кулоны, серьги, свечи и многое такое, что, по мнению Леаны, могло пригодится ей в ритуальных обрядах.
Иногда Гросрюк встречал Беллу – одну или с детьми. Сперва он демонстративно не глядел на неё, чтоб она не посмела к нему пристать, а затем, увидев, что она даже не пытается этого сделать, начал коситься на неё. Сперва косился. Потом – словно кто магнитом каким притягивал – подолгу наблюдал, если она не замечала его.
Почему-то она не опускалась, не дурнела, одевалась мило и аккуратно, и лицо её не искажала горькая складка переживаний, как представлялось Гросрюку. Когда Беллу окружали  Елисей и Ядвига, она с таким счастьем переживала их присутствие, что для неё не существовали пасмурный день, дождь, лужи, проблемы на работе, одиночество.
И Гросрюк не существовал для неё тоже.
Странным образом его это задевало: как же так? Он её бросил – а она радуется жизни! Был бы он не вор, а убийца, он бы… Но он не убийца. Пусть ему сейчас не того... Совсем несладко, в общем. Странно: ведь сам к ней дорогу забыл, пристрастившись к другой женщине, заполонившей всю его исковерканную душу, изорванную, затемнённую, усталую, изнемогающую… Несчастное сердце его будто исчерпывалось до дна оглушающей, ослепляющей страстью.
Иногда ранними утрами, начиная просыпаться, но ещё во власти чуткого сна, Викентий давился от скопленных слёз страха перед тем, что недалёк момент, когда жизнь исчерпается до дна, и смерть окажется так близко, что придётся просто падать, падать и исчезать в том самом небытии, в которое он верил. И в которое Гросрюк почему-то боялся попасть. Страх исчезал, когда сознание полностью освобождалось от молниеносно меняющихся сюжетов сна. В права вступали все заморочки, накопленные Гросрюком за тридцать пять лет, в том числе, последняя из них – чародейство чародейки.
Лето минуло. Осень.
Как-то вечерком, после удачной охоты в трамвае, Гросрюк повстречал клиентку Леаны Диановой Галину Андреевну, имя которой запамятовал. Увидев его, «барыня» вцепилась пухлой, унизанной бижутерией кистью в предплечье Гросрюка и запричитала:

– Здравствуйте! Как я рада, что встретила Вас! Всё ли хорошо у Ларисы? У неё много клиентов? Мне бы хотелось с ней встретиться. Вы можете это устроить? Я бы дала Вам свой телефон, Вы бы позвонили, когда договоритесь с нею.

Гросрюку было всё равно. Настолько, что он бы и забыл эту встречу, если б, шарясь в кармане в поисках носового платка, чтобы утереть нос после чихания, не наткнулся на листок из маленького блокнота. Тогда уж пришлось вспомнить. Лишние клиенты обогащению никогда не помешают. И Гросрюк, дождавшись ухода очередной посетительницы – некой всхлипывающей молодой брюнетки, осчастливленной заговорённым кулоном… в смысле, амулетом, конечно, – сказал, закрыв за ней дверь:

– Леана, я тут мадаму одну встретил.
– Да? – поощрила его ведьма, пересчитывая деньги. – Какую мадаму?
– «Барыню» эту… крашеную. Вы у ней венец безбрачия снимали…

Наморщив покатый высокий лоб, Леана остренько постучала по нему коготками, вспоминая. Не вспомнила.

– Это какая ж? Думаете, я у одной снимала венец безбрачия?

Испуганный нахмуренными бровями Гросрюк постарался назвать более конкретные приметы. Но «барыня» казалась ему такой обыденной и непривлекательной, что он, как ни старался, не смог её описать. Впрочем, одна зацепка нашлась.

– Это первая клиентка, которую вы приказали мне встретить, а потом проводить, – торопливо произнёс Гросрюк.

Леана протянула:

– А-а! Галина Артуровна, что ли?

Гросрюк с облегчением вздохнул. Протянул листочек с телефоном.

– Точно, она, – заверил он.
– И чего ей понадобилось? – пробормотала Леана с беспокойством.

Беспокойство у Прекрасной блоковской Дамы?! Ни за что! Гросрюк придвинулся к женщине и с горячностью замахал руками:

– Нет-нет, она ничего такого! Она просила на приём её записать.

Ведьма коротко выдохнула, усмехнулась. Прозрачные зелёные глаза вновь заискрили.

– На приём всегда пожалуйста, верно, милый Кент? – пропела она. – Это, значит, её телефон? Отлично. Давайте найдём свободненькое время, запишем… И позвоните ей. Договорились?

– Конечно! – закивал Гросрюк.

Галина Артуровна очень обрадовалась звонку ассистента потомственной ведуньи и заверила, что непременно зайдёт. А можно – с коллегой? У них одно выездное дело, и после приёма они вместе должны отправиться по службе. Гросрюк, посоветовавшись с хозяйкой, дал согласие. Через три дня клиентка со своей сослуживицей пожаловала в дом ведьмы. Лучше бы она этого не делала. Потому что Гросрюк почувствовал себя разорванным напополам: вслед за Галиной Артуровной в квартиру Леаны вошла… Белла.
Чего она тут забыла? Его, Гросрюка? Вор нахмурился и тяжёлым взглядом встретил недоумённый взор Беллы Ячевской.

– Здравствуй, – произнесла она.

– Привет, – с видимой неохотой отозвался он и с удивлением ощутил, как непослушно ёкнуло его сердце, принадлежавшее ведьме. – Ты что, тоже на приём?

– Нет, – ответила Белла с некоторым испугом. – У нас просто дело совместное в полдвенадцатого. По работе.

Леана радушно пригласила:

– Ничего-ничего, проходите, пожалуйста. Мы рады каждому приходящему в эту квартиру. Даже случайному человеку. Случай – великая вещь, которой управляют всесильные космические силы, могущественные духи. А они, в свою очередь, помогают нам обрести свой собственный путь развития.

– Чего? – оторопело выдавила Белла, в изумлении рассматривая настоящую портёжницу или портельщицу, умеющую «портить людей или чарами, дурным глазом, наговорною водою или знахарством», как разъяснял знаток русского слова Владимир Даль...

Леана снисходительно повела тонкой выщипанной бровью: мол, что с деревенщины возьмёшь! Ничего они в высочайших материях не понимают! Но мы, колдуны, наследники древней языческой силы – первозданной и незамутнённой предрассудками, силы, близкой к духам, – мы должны помогать немощным существам, едва осознающим своё бытие…

– Прошу в гостиную, – сказала Леана, широко улыбаясь. – Мой ассистент подберёт вам чтение, пока мы занимаемся с Галиной Артуровной. Кент!

Она указала округлым подбородком на дверь, и Гросрюк покорно повёл бывшую любовницу в кабинет. Боясь непонимающих тоскливых глаз и укоряющей тишины, он тут же начал брать с полки великолепно изданные фолианты и рекламным тоном декламировать вызубренные аннотации:

– Пожалуйста. Можно почитать бестселлер современного духовного мастера Экхарта Толле «Новая земля: Новый образ жизни». Его сила заключается в умении делать абсолютно прозрачным для сознания передачу того, что лежит за пределами снов. Его книга готовит читателей к скачку на новый уровень осознанности, где все мы соединены друг с другом и вместе создаём реальность и мир, в котором живём. Она пропитана энергией покоя, внутреннего равновесия и единения с жизнью – всего того, что доступно нам уже сейчас.

Он проговорил всю эту чушь, которую абсолютно не понимал, и, боясь, что Белла успеет сказать нечто отвращающее его от мира, в котором он сейчас пытался плавать, схватил следующую книгу.

– Наталья Степанова! Книга ответов на особый случай! Открой на любой странице! Уникальные, проверенные временем заговоры Натальи Степановой помогут вам справиться с самыми безнадёжными жизненными ситуациями! Вы сможете защитить себя и своих близких от болезней и невзгод, от порчи и злых сил, жертвой которых может стать любой человек! Эта книга станет вашим добрым другом на долгие годы! С её помощью вы обретёте здоровье, любовь и уверенность в завтрашнем дне!

Гросрюк выпалил заученный текст, стараясь не глядеть на Беллу. Она сперва смотрела на него, а потом, сломив брови, потупилась и молчала: то ли слушала, то ли о своём печалилась…

Чтобы не оставаться наедине с её молчанием – пусть не осудительным, не презрительным, не душепотрясаемым, а рождённым незнанием нужных слов, – Гросрюк стащил с книжной полки очередной чернушный опус. Едва он открыл рот, как Белла тихо произнесла:

– Кеша, ты не старайся, не надо мне этого всего. Ты о чём говоришь? Думаешь, на самом деле, правда – такая?

В Гросрюке тут же заворошился Крэгт, поднимая чёрную бурю и разжигая злобные уголья слов:

– Да ты вообще серая мышь! Выдра глупейшая! Ты вообще что понимать можешь?! У тебя понимания – как у кузнечика! У тли! Ты вон сопли у своих балбесов вытирай, а в высокие материи не лезь!

И вдруг, совсем неожиданно для себя, ляпнул угрожающе:

– А посмеешь супротив Леаны идти… пожалеешь… без ума оставлю. Для меня это раз плюнуть теперь: я выученик ведьмин. Поняла?

Бледная и словно вымороженная изнутри Белла так и не подняла головы. Поэтому Гросрюк не смог понять, проняла её угроза Крэгта… в смысле, его, Викентия… или нет.

«Серая мышь, – с презрением подумал ассистент чародейки. – Что я в ней когда-то нашёл? Смирение и покорность? Ф-фу…». Ему пришлось насильно, с трудом, выдавить из собственной сокровенности тёплые слова «ласка… понимание… искренность… сочувствие…».

Он затолкал в печень невесть откуда взявшиеся слова и отдал их на растерзание Крэгту. Но тот почему-то зашипел в ответ, зафыркал и куда-то делся. Куда, интересно? И, главное, почему? Не испугался же он, в конце концов! Кого тут бояться? Эту мягкотелую гусеницу с лёгкой поступью? Ха! Это ему-то, который никаких смердюков не боится!

– Я лучше на улице подожду, – с непонятной интонацией сказала Белла и вышла из квартиры так стремительно, что Гросрюк успел лишь рот раскрыть.

И закрыть, чтоб в собственных глазах не выглядеть смешным. Он с внезапным раздражением уставился в сторону закрытой двери, за которой царила тёмная магия ведьмы и доверчивое сердце её клиентки. Чего они так долго? Вор вернулся в комнату, сел в кресло возле журнального столика и закрыл глаза, внушая себе изо всех сил, что хочет спать. Ничего не вышло, и обученный Леаною Гросрюк попытался вызвать личного духа – хранителя Крэгта.
… Всё-таки странно: отчего он страшный и мерзкий? Отчего не красавчик? Это было бы более приятно, что ни говори.

«Крэгт, – капризно подумал Гросрюк. – Эй, ты куда подевался?».

По знакомому, но до сих пор непривычному шевелению и жгучему холоду он понял, что Крэгт вернулся. И неприятная дрожь обколола иголками всё его тело.

«Я – Крэгт! – прошипел демон. – И я нашёл тебя. Чего тебе?».

«Ты чего Беллу не запугал, не осмеял? – ворчливо подумал Гросрюк. – Хочешь, чтоб я к ней вернулся, что ли? Не выйдет! Я Леану люблю! Больше жизни люблю!».

Крегт помолчал и вкрадчиво добавил:

«И-и… – больше души?».

Не успел Гросрюк обдумать всё своё ближайшее и отдалённое будущее, как брякнул и вздрогнул сам от того, что брякнул:

«И – души. А чего?».

«Ничего. Молодец. Очень молодец. Хвалю прямо-таки».

Гросрюк ждал, что Крэгт ещё что-нибудь скажет, но нет, затих «тишайший дух злобы», чья тишина в бездне отчаянья зловеща, а не благодатна, как в светлых обителях Бога.

Гросрюк нетерпеливо позвал: «Крэгт! Куда пропал? На вопрос не ответил!».
Шипучие звуки вернулись, и тон их давил недовольством, как тяжёлым прессом: «На кого ты меня послал, дубина?! Думай сперва, а после уж посылай! Мозги включи!».

Гросрюк растерялся: «Да что такого-то?».

Но хитрый бес не ответил, и Гросрюк, презрительно фыркнув, – мол, слабак ты, Крэгт! – переключился на закрытую дверь, охраняющую секретную, хорошо оплачиваемую беседу Леаны и Галины Артуровны.

Спрятанная от посторонних глаз и ушей Галина Артуровна Забильская слёзно жаловалась колдунье, что мужики, конечно, стали на неё щуриться и языком поцокивать, но все абсолютно не те! Грузчик-чеченец. Инженер. Лаборант. Подсобный рабочий-алкаш. Водитель-таджик захудалой пассажирской «Газели». Осетин какой-то с шаурмой своей ядовитой на прилавке. Китаец с дешёвыми тряпками. А буквально вчера к ней приклеился бомж! Это нормально?! Кому нужны бомжи?! Одному Богу, и точка! А Галина Артуровна – обыкновенная привлекательная женщина, хорошая хозяйка, и ей бомж – ну, никак в фактуру не вписывается! Разве Галина Артуровна не достойна человека более интеллигентного, более цивилизованного, богатого, наконец?! Между прочим, есть такой кандидат, как не быть? Хотелось бы его приворожить – да так, чтоб ни на кого больше заинтересованно смотреть не мог, никогда, до самой смерти своей!
Леана Дианова с фальшивым сочувствием кивала. Ей, конечно, до Забильской никакого дела нет – как до гнилой капустной кочерыжки. Но чужому кошельку приходится замочек маслицем смазывать, чтоб легче открывался!
Ведьма покосилась на приворожённого ею мужика и улыбнулась про себя: какая она молодец! Её личный демон Эдил прекрасно сработал! Дураки те, кто в сверхъестественное не верит. Есть духи, есть! И магия действует! И любому она даётся в руки; стоит захотеть – и ты маг! Неважно, чёрный ли, белый… Магия – она одного сорта. Демонического. Демоны правят грехами, пороками, страстями. Они их выдумали и учат им всех, кто хоть вскользь обратится к ним. По рассказам знакомым ведьм, колдунов, экстрасенсов, знахарей-целителей, ясновидящих и теософов Леана прекрасно знала, что стоит человеку, далекому от портёжа, от волхования, колдовства единой мыслью обратиться ко всему сему нечистому, да не отринуть с именем Христа прочь от себя, как мыслишка зацепится, укрепится и взрастёт древом сильным, корневитым, крепкоствольным, частокольно ветвистым…. да не живым древом, а несущим яд, несущим смерть – как пушкинский «Анчар»… Каждая ветка – нечисть коварная, в которой никогда нет, не было и не будет ни в нынешнем, ни в будущем веке любви. И сестры её – милосердия – не будет.
Но для Леаны не имелось иного смысла существования, кроме как изобилие денег и власть над людьми. Президенты, короли, главы государств и кабинетов любого ранга и на цыплячий клюв не испытывают ощущения такой власти, какая есть у Леаны и ей подобных! Они – вершители судеб. Они могут исцелить, обогатить, женить, сделать карьеру, а могут всё отнять и зомбировать; при надобности или с обиды забрать всё в одночасье; и убить. И провернуть дело так, что никто не догадается о виновнике зла.
Леана потупилась, чтобы не выдать своего тайного превосходства над простолюдинами, которым не ведома сила магии.

– Так что? – с волнением спросила Галина Артуровна и замерла в трепетном ожидании.

– Всё возможно миру духов, – снисходительно произнесла Леана Дианова. – Вы мне в ближайшее время принесите фотографию нужного вам мужчины, а мы с Кентом всё необходимое для ритуала к тому времени подготовим. Правда, не знаю… –  она замялась.

– Да-да? – нагнулась к ней через стол страждущая клиентка.

– Недёшево обходится такой серьёзнейший магический ритуал. Он отнимает много времени и сил. После него приходится долго приходить в себя, лечиться. Понимаете?

Галина Артуровна со смешной суетливостью начала рыться в сумочке.

– Да, несомненно… конечно… Сколько вы назначаете?
– Пятьдесят тысяч, – елейным голосом ответила Леана.

Забильская кашлянула и сглотнула: не ожидала услыхать такую сумму. Но, поколебавшись, кивнула: слишком вожделенным казалось ей предстоящее приобретение.

– Можно, я через три дня принесу? – попросила она жалобно. – Я бы сразу и деньги, и фотографию.

– Конечно, – улыбнулась Леана. – Ведь это ваше желание. Можно, в принципе, и отложить…

– Нет-нет! Ни в коем случае! – испугалась «барыня». – Просто у меня фотографии нету. Я, как сделаю, тут же – к вам.

– Договорились! – бодро сказала Леана и посмотрела на Гросрюка, шевельнув бровями.

Тот мигом отделился от стены и предложил:

– Прошу вас, Галина Артуровна.

Леана вдогонку велела:

– Запишитесь у Кента на пятницу: у меня как раз образовалось одно окошко.
– Да-да! Обязательно, Лариса!

Когда за клиенткой закрылась дверь, Леана засверкала прозрачными очами и бросилась Гросрюку на шею.

– Ах, славно как я заработала сегодня! Пятьдесят тысяч! И это, уж поверь, не всё, что я смогу из неё вытянуть! Ах, какой богатенький денёк!

И она, чмокнув Гросрюка в щёку, улетела в кабинет. Она собиралась «ваять» куклу вуду. Начав сшивать из лоскутков тельце, она позвала и ассистента, едва пришедшего в себя от нечаянного счастья ощутить на гладко выбритой щеке губы обожаемой блоковской Прекрасной Дамы, замужней Джульетты и Музы всего и вся.

– Садись напротив, – приказала занятая шитьём ведьма, привычно складывая ткань и орудуя иглой с красной ниткой. – Я тебе книгу положила – «Острова мира»: открой на закладке и читай. Вслух читай, чтобы лучше уяснить. Тебе стоит это знать, раз ты мой ученик.

Она змеино улыбнулась. Гросрюк, заметив её улыбку, но не поняв её значение, послушно открыл тонкую красочную книжку и старательно, ученически начал читать белые на коричневом фоне строчки:

– «На Ямайке, как и на Гаити, распространён культ вуду. В религии потомков рабов из Африки нет ничего общего с сексуальными оргиями, змеями, утыканными булавками куклами и зомби. Вуду – это верование в одного высшего, но одновременно и во многих местных богов – лоа. Не только у каждой ямайской деревни, но почти у каждой семьи свой лоа. Духовная сила всех богов живёт в змее. Само слово «вуду» из африканского языка эве. Означает оно «бог» или «дух». Культ возник в Дагомее – современной Нигерии – и был перенесён в Вест-Индию и на американский континент рабами из народности эве. Постепенно вуду стало религией едва ли не всех рабов на Гаити, Ямайке и Доминиканских островах, и, несмотря на насаждение католицизма, превратилось в мощную силу…».

Леана поддёрнула красную нитку и назидательным тоном сказала:

– Вот! Видишь, милый Кент, кто такие христиане?
– Католики? – уточнил Гросрюк.
– Одно стадо! Католики, протестанты, православные и прочая порода, что с крестами ходит, – плюнула ведьма Леана, – все они одно и то же творят.
– Что творят?
–– Что-что! Веру свою насильно внедряют! Не веришь, не крестишься – и тебя в тюрьму! В яму! Голову отрубят или сожгут! Вот оно, христианство ваше! Так бы и не смотрела, так бы и растерзала!..

Тут она опомнилась и захлопнула рот. Рано ещё нападать. Пусть уму-разума наберётся побольше. Чтоб перевесило наверняка.

– Читай-ка дальше, милый Кент, – взяв себя в руки, промурлыкала она, и Гросрюк послушно уткнулся в белые на коричнево-красном фоне строчки.

– «Поначалу религиозные верования чернокожих забавляли белых рабовладельцев, но вскоре рабам запретили совершение каких-либо обрядов. Провинившимся безжалостно отрезали языки, их оскопляли и даже хоронили заживо. Ради спасения бывших жителей Африки от их «звериной сущности», которой они якобы наделены, плантаторы крестили их по католическому обряду. Более того, с начала девятнадцатого века миссионеры начали синтезировать католические ритуалы с обрядами негритянской религии…».

– Прогибистые какие, – прокомментировала Леана, лениво втыкая иглу в будущую куклу. – Слов нет. – Православные бы до такого не додумались. И масоны тоже. У них всё предельно ясно: либо ты служишь Богу, либо дьяволу, а смешивать их – невозможно никак. Непредставимо просто. А католики, видишь, люди либеральные, им смешивать чёрное и белое не впервой. Они и в Иисуса Христа, вроде, верят, и в то же время венчают содомитов-извращенцев, детей развращают, женщин совращают. И, оказывается, соединяли божественное с демоническим. Нечего сказать – крутые парни! Во имя Бога пытать, сжигать людей и заключать союзы с дьяволом и одновременно считать и называть себя святыми отцами и матерями – это, милый Кент, смешно до коликов! Молодцы, а?..

– Молодцы! – с готовностью поддакнул Гросрюк.

У него от непонятных, непривычных, а потому тяжёлых разговоров разболелась голова. Он бы уж и не читал больше, но Леана повелительно вздёрнула подбородок: дальше читай. И Гросрюк повёл по строчкам умным своим воровским пальцем, который вчера участвовал в очередной карманной краже, принёсшей пять тысяч четыреста тридцать два рубля прибыли в кошелёк Леаны Диановой.

– «Колдун-хозяин способен украсть живую душу, чтобы оживить другое тело. Ведь тело – просто каркас. Его можно наполнять душами сколько угодно. Оживлённый человек – зомби – служит «хозяину», пока не рассыплется. Чтобы колдун не мог делать из умерших зомби, на Карибских островах есть обычай протыкать тело покойника и обезглавливать его».

– Мудро, – произнесла Леана.
– «Но это, скорее всего, мифы, – водил пальцем Гросрюк пальцем. – В действительности, вуду – сложное магическое видение мира, где в единый клубок сплелись человек, природа и сверхъестественное. Духовный мир каждого вудуиста принадлежит как бы ему одному, без посредников. То, что в других религиях называют одержимостью, в вуду – практическая цель, достигаемая с помощью различных ритуалов. На Ямайке говорят: «Католик идёт в церковь, чтобы разговаривать с Богом, а вудуист танцует во дворе храма, чтобы стать Богом…».

– Замечательная цель! – с восторгом воскликнула Леана, оторвавшись от шитья. – Представляешь, милый Кент? Стать Богом! Да за такую награду чего только не сделаешь, как только не станцуешь! Правда?

– Точно, – поддакнул на всё согласный влюблённый Гросрюк.

Хотя на самом деле ему было всё равно. По знаку блоковской Прекрасной Дамы он продолжил чтение:

– «С точки зрения вуду, человек – совокупность нескольких тел, наложенных друг на друга. Обычному восприятию доступно лишь одно – физическое. Далее – «дух плоти», вытекающий из тела и уходящий к живущим в почве организмам. Полностью этот процесс занимает примерно полтора года. Душа состоит из двух компонентов – «маленького доброго ангела» и «большого доброго ангела». Это энергетическая субстанция, которая питает всё живое. «Маленький ангел» – индивидуальная часть души. Он в состоянии отделяться и возвращаться в тело. Он – мишень магических операций и объект защиты».

– Очень верно, – пробормотала Леана. – Истинная правда. Пальцы дам переломать, что правда… Читай, милый Кент, читай.

– «Условно мир мёртвых делится на две группы, – не слушая того, что читает, говорил Гросрюк. – В одну входят предки живущего, в другую – все остальные умершие. В течение нескольких месяцев после смерти человек сохраняет свою личность и даже имя. Если погребальный обряд по каким-то причинам задерживается, дух умершего представляет серьёзную угрозу живущим. Он может обрести полную власть над живым человеком. Подобные качества приписывают и чёрным колдунам вуду…». Э-э… – замялся на этом месте Гросрюк. – Леана…

– Да?
– Можно я попить схожу? В горле совсем пересохло.

Леана поджала губы и неохотно разрешила:

– Хорошо. Но по-быстрому.

Положив на стол книгу, жаждущий заторопился на кухню, где налил из графина прозрачного стекла кипячёной воды в стакан и большими глотками опустошил его. Поставил на край стола… и вдруг согнулся над раковиной: его стало тошнить. Несколько минут он не мог прийти в норму. Раздражённая Леана крикнула:

– Кент! В чём дело?! Вода в графине, а не в лесу! Сколько можно пить!

Гросрюк поспешно прополоскал рот, промыл раковину и бросился на зов обожаемой женщины.

– Простите, мне что-то нехорошо, – оправдывался он, садясь и подтаскивая книгу к себе на колени.

Леана брезгливо покосилась на него.

– Как нехорошо? Надеюсь, ты ничего там не испачкал?
– Нет-нет, всё в порядке. Я читать сейчас начну, и всё пройдёт.

Он впился глазами в текст и почему-то долго не мог найти нужную фразу. Ведьма недовольно скривилась.

– Ну? – подтолкнула она его.

– Вот. «Социальная лестница колдунов вуду, – наконец, прочёл Гросрюк. – Верховные жрецы мамбо-женщины и унганы-мужчины не творят «чёрный беспредел», и всячески стараются помочь людям: лечат их духовные, физические хвори, решают сложные вопросы. Но некоторые из них бывают отвергнутыми и, верша месть, превращаются в бокоров-жрецов чёрной магии. За это их ждёт возмездие от более сильного унгана или мамбо…».

Леана фыркнула, озабоченно нахмурилась. Месть другого колдуна… Это напрягает. И весьма. Кто любит наказания? Никто. Ну, кроме православных, которые видят в этом внимание и любовь Бога, и некоторых извращенцев, типа мазохистов. Даже наказание за дело считается несправедливым. С детства до старости человек лжёт и помалкивает о своих проступках, чтобы избежать наказания – будь то размазанный пластилин на новых дорогих обоях в гостиной после евроремонта или преступление с особым цинизмом и жестокостью. Что уж о чёрной магии говорить… Там наказание не от человека. От монстров духовного мира. Кто знает, что они там себе придумать могут… Представлять не хочется.

– … «тем не менее, такие колдуны существуют, держа в страхе целые сёла и города. Они проповедуют так называемый пьетро-вуду – это когда насылаются билонго (проклятия) на неугодных людей. Бокоры определённым образом влияют на их подсознание. Варианты развития будущего у несчастных как бы ретушируются, а иногда совсем исчезают. Но билонго – опасное занятие, потому что почти неминуемо происходит гого (ответный удар). Зло возвращается подобно брошенному в неизвестность бумерангу: никогда не знаешь, откуда тот вылетит и куда ударит…».

Леана поморщилась. Да что автор, издевается, что ли?! Повторяет одно и то же! Бумеранг зла… Не-ет… Гого ей не подходит. Что же делать? Она делала стежки, умудряясь и слушать, и размышлять о путях безнаказанности.

– … «Один из аспектов чёрной магии вуду – зомбирование, то есть, приведение человека в состояние управляемого биоробота. Воскрешённый после смерти, он лишается души и становится рабом своего хозяина – бокора. Колдун пользуется сложными заклинаниями и манипуляциями, а также специальным порошком зомби, который состоит из галлюциногенного мяса морской рыбы Борджиа, жалящего морского червя и многих других. Но главный ингредиент снадобья – ядовитый тетродоксин. Его, в частности, получают из ядовитейшей рыбы фугу. В небольших концентрациях тетродоксин вызывает эйфорию, а чрезмерная доза блокирует передачу нервных импульсов, что приводит к безволию, смерти или её видимости. Сила порошка зомби проявляется лишь после сложного ритуала, в который входят песни, танцы, заклинания, жертвоприношения, призывание нечистых духов»...

«Это всё я знаю, – подумала с удовлетворением Леана и усмехнулась змеино, тайно – чтобы не заметил ассистент. Хотя… подумаешь, заметит! Он одурманен настолько, что и заметит – не прочувствует опасность».

– … «Купи расуль – мягкий камень для укрепления волос, – изнемогая, непонятно, от чего, читал Гросрюк. – Купи куски амбры для колдовства и просто для приятного запаха. Купи варана сушёного, чтобы выйти замуж, брось шкуру на угли, а дым гони в ту сторону, где спит возлюбленный. Растолки шпанскую мушку, выпей – и забудь об импотенции. Самый опасный колдовской товар – куклы. Купи куклу, наряди в одежду врага, закопай и тогда враг загниёт сам по себе. Надёжнее, конечно, облачить в одежду врага труп. Раньше покупали раба, убивали, закапывали. Раньше с трупами проблем не было, были проблемы с одеждой: люди боялись оставлять её, где попало. Теперь одежду раздобыть нетрудно, а трупов нет. Поэтому для желающих наслать порчу продаются куклы. Могилы специально бетонируют, чтобы трупы не похищали, или хоронят родственников возле дома и караулят, пока те не сгниют».

Наконец-то, последняя точка! Гросрюк с облегчением выдохнул и закрыл книгу.

– Страшное дело это вуду… правда, милый Кент? – рассеянно промурлыкала ведьма, осматривая своё изделие и подмечая, что ещё осталось в ней доделать. – Сделай-ка мне, пожалуйста, кофе с молоком, будь так приятен. Горло пересохло. А дел ещё… Кстати, на сегодня записан кто?

– Я посмотрю!

Гросрюк сорвался с места, чтобы его обожаемая женщина похвалила его, назвав, к примеру, «расторопным малым». Пока он бегал за канцелярской книгой и варил кофе в турке, Леана предалась воспоминаниям.

Она вспоминала своё детство. Бабка-колдунья, Матрёна Яковлевна Понькина, жившая в деревне Обернибесово, внучку свою Леану шибко привечала, поскольку та была единственной её наследницей, её кровинушкой… Когда девочка пережила своё двенадцатилетие, бабка Матрёна уединилась с ней в комнатушке, где по всем углам, на полках, этажерке и шкафчике лежали разные мази, настойки, снадобья, и открыла ей секрет своих занятий. Незримая, но прочная власть над людьми, которую Леана могла бы иметь, согласись она стать преемницей колдуньи, оказалась сильнейшей приманкой-обманкой: о выгодах Матрёна Понькина рассказала внучке всё сполна, а вот о главной потере – своей бессмертной души – и не заикнулась. Чем, мол, позже узнает, тем оно для Матрёны Яковлевны полезнее. Церковь в Обернибесово, разрушенную в богоборческие времена, строить было некому: сельчане работали, пили, дрались, воровали –  в общем, выживали так, как их заставили. И о Боге, о ценности жизни и души, о её спасении Леане узнать было неоткуда. Матрёна Яковлевна ликовала и обучала внучку колдовским, ведуньиным премудростям, обещая через год, «если чёрт не заберёт», передать ей своего личного беса – Эдила.
Два лета Леана усердно впитывала «чёрные знания». Тогда же узнала она и о древнеафриканском культе вуду, знакомом бабке по самописным книжкам городских её подруг, занимающихся порчей. Сама-то она изготовляла и учила изготавливать и применять куклы-мотанки – от слова «мотать» тряпицу, нитки, слова-обереги. Для Леаны Матрёна Яковлевна тоже делала мотанку – маленькую куколку без лица, из платочка, на которую вечерами наговаривала просьбы и пожелания на внучку. Мотанка исполняла просимое и принимала на себя вместо настоящей девочки сглаз и порчу. А в раннем детстве бабка каждый день повязывала внучке на левое запястье, символизирующее сердце, красную шерстяную нитку. Утром обвязывала, а вечером в печи эту нитку сжигала – чтобы то, что за день прилипло, в пепел рассыпалось. Когда же родители в угоду моде окрестили дочку в православной вере с именем Леонилла, в честь святой мученицы Леониллы Лангонийской, Матрёна Яковлевна взяла новенький нательный крестик, в расплавленный воск окунула и, пока тот остывал, нашептала над ним заклинания-обереги, чтоб сильнее защищал её последнюю надежду – преемницу…
Умненькая предприимчивая Леана ещё тогда запомнила о страшном африканском культе, когда колдуны приносили духам кровавые жертвы. В прошлом веке негласной столицей вуду стал американский город Новый Орлеан – воплощение джаза, любви и смерти. Любовная магия вуду процветала: достаточно заполучить волосок с головы предмета страсти, сшить куклу и воткнуть булавки в её сердце, голову и ноги. Не успеешь соскучиться – а жертва вуду у твоих ног! Правда, всегда существовала опасность, что на тебя найдётся управа, ежели ты чужое украла: обманутый муж или оставленная жена в любой момент могла слепить куклу вуду разлучницы или разлучника, понатыкать в неё кучу булавок, и ты либо заболеешь, либо уедешь восвояси, либо помрёшь, и никто о тебе доброго слова не молвит…
На одном из традиционных шабашей в деревне, где жили одни ведьмы и ведуны, Леане, уже практикующей три с половиной года, довелось наблюдать за вудуистским ритуалом и даже добыть талисман – мешочек с различными предметами, который колдуны называли грассирующе «григри». Для святилища хунфора городские вудуисты, приехавшие на магический слёт в ночь с 30 апреля на 1 мая, выбрали пустеющий старый дом, в котором месяц назад померла Любистина Акиндиновна Еналиева, старейшая ведьма Обернибесово.
Возле избы вудуисты – мужики в костюмах, женщины в белых платьях – вбили столб, называемый митан и символизирующий дорогу богов, зажгли чёрные свечи. Сперва мужчины ударили в барабаны, затем запели песню-прошение, обращённую к лоа Легбе: «Папа Легбе, отвори ворота и дай мне пройти. Отвори ворота, чтобы я возблагодарил Лоа».
Мамбо с помощниками – женщиной унси и мужчиной лапласом – плясали вокруг шеста, проливая водой из кувшина магический круг в честь Папы Легби и охранителя дома Огуна Феррея, чтобы прогнать злых духов. Разогрев энергичными плясками публику, бокор по имени Радиэль выпустил петуха. Ла Плас отрубил птице голову. Кстати говоря, после ритуала её ощипала, сварила и съела местная колдунья шестидесяти трёх лет Августа Александровна Башарина, приятельница Леаны.
Ритуал Диановой понравился, и она решила освоить и этот аспект чёрной магии. Тем более, что она сталкивалась с вуду не в первый раз.
В четырнадцать лет Леану отправили летом сперва к бабушке Матрёне, а потом – в пионерский – тогда уже просто детский оздоровительный – лагерь. Матрёна Яковлевна, предчувствуя недоброе в своей судьбе, заторопилась и однажды ночью разбудила внучку и прошипела ей прямо в лицо: «Согласна ли ты стать колдуньей и принять моего Эдила?». Леана, перепугавшись злобных, горящих глаз бабки, чувствуя, что не может ни вздохнуть, ни сглотнуть, согласно кивнула и выдавила необходимое «да». В темноте ночи она узрела абсолютную кромешность, выползшую из старухи подобно змее и растворившуюся в левой стороне груди Леаны. Лишь через минуту задыхающаяся девочка смогла нормально дышать. Через пару дней Леану забрали в лагерь.
Матрёна Понькина померла в одночасье накануне декабрьских морозов, перед Рождественским постом. Нашли её окоченевшей в нетопленой избе через неделю, когда очередной бабе, не знавшей Бога, понадобилось над заболевшим младенцем нашептать и тем – по тому же незнанию – демонам отдать.
Леана вместе с родителями приехала на похороны и не плакала, чему немало дивилась мать, знавшая, как прикипели друг к другу бабушка и внучка. А Леана не плакала, потому что стала другой. До сих пор она каждое утро, тайно от всех, обвязывала запястье красной ниткой, а вечером сжигала на специальном блюдце, до сих пор оплавляла горячим воском нательный крестик, искренне заблуждаясь, что дьявол, обретающийся в язычестве, обрядами которого она пользовалась, и Бог, от Которого – крест, символ искупления Иисусом Христом грехов человечества,  могут соседствовать в мире; искренне заблуждаясь, что добро обитает во зле, а зло – в добре.  И в тайном месте – не сразу и найдёшь – лежала, сторожила счастье хозяйки, отваживала беду кукла-мотанка бабушки Матрёны…
Так вот, приобретённые знания и силу Леана Дианова применила в то самое лето своего четырнадцатилетия в детском оздоровительном лагере «Оленья тропа».
Она попала в отряд, где вожатой работала Олеся Олеговна – двадцатипятилетняя воспитательница, в городе работающая в детском саду. Девушка оказалась жёсткой, нетерпеливой, амбициозной, любящей лесть и подхалимство. Отряд она почти сразу разделила на любимчиков и изгоев. Первые тёрлись вокруг неё, рассказывали ей свои и чужие секреты, называли её Олесенькой и делились гостинцами, которые им привозили из дома родители. За это вожатая разрешала им посещать лагерные дискотеки, вволю купаться и сбегать в соседнюю деревню.
Вторые пытались жить самостоятельно, без реверансов, за что Олеся Олеговна заставляла их мыть туалеты и полы, запрещала ходить на дискотеки и купаться со всем лагерем.
До возвращения домой оставалось двенадцать дней, когда у Леаны кончилось всяческое терпенье. Когда в очередной раз Олеся Олеговна Сурду заявила, что «изгои» вместо дискотеки и вечернего костра займутся уборкой игровой комнаты и мытьём шкафчиков и коридоров, девочка, дождавшись ухода вожатой, достала из тумбочки похищенные заранее из сумки вожатой – её фотографию, из кружка рисования и творчества – ножницы, из кружка кройки и шиться – коробку английских булавок, и отправилась с фонариком в лесок на окраину лагерной территории, где давным-давно, в шестидесятые годы местные накапывали себе глину. Она сковырнула кусок, слепила глиняного человечка, приколола к неровной головке вырезанное лицо Олеси Сурду, и утыкала живот куклы булавками, нашёптывая приговор на болезнь, которому научила её баба Матрёна.
Затем аккуратно положила куклу вуду в ямку, забросала глиной и травой. Плюнув на тайник, Леана Дианова тихонько вернулась из темнеющего леса в корпус и юркнула в кровать. Что, интересно знать, будет теперь с противной Олеськой? Бедные малыши в детском саду, где она зарплату получает за свою жестокость!..
Вернулись с танцев и с костра «любимчики» Сурду, прошествовали спать. Легла и сама вожатая, не соизволившая проверить, как дела у «изгоев». А после полуночи застонала вдруг Олеся Олеговна, заметалась, криком весь корпус разбудила. Приехала «скорая», увезла Сурду в больницу, в экстренном порядке ей вырезали аппендицит…
Леана Диана ликовала вдвойне, даже втройне: во-первых, магия существует! Во-вторых, Леана ею владеет! В-третьих, заносчивой дуре-воспитательнице-детомучительнице худо пришлось; будет знать, как связываться с Леаной!..
На отряд поставили другую вожатую, молоденькую Веруську Улитину, которая училась в культпросветучилище на организатора массовых мероприятий, и жизнь в «Оленьей тропе» наладилась. Однако Сурду из детсада не ушла. Вплоть до пенсии будет мучить она ребятишек, несмотря на жалобы и официальные письма учителей, а затем уйдёт завхозом в школу… Но это ещё не сейчас; через девятнадцать лет…
Вернулся Гросрюк – напившийся, навестивший санузел, сваривший Леане требуемый кофе и посмотревший книгу записей на приём.

– Вот кофе, – подобострастно сообщил Гросрюк, заглядывая в любимые прозрачные глаза. – И через два часа, на восемнадцать ноль-ноль назначено гадание.

– Мм? Хорошо… Ты всё для этого приготовь, слышишь, милый Кент? – проворковала Леана, прихлёбывая кофе.

– Конечно, а как же? Я всё помню!.

– Отлично. Садись пока. Про вуду ещё поговорим. Кто знает, вдруг через год-другой и тебе пригодится… Вообще, знаешь, милый Кент, колдунов вуду развелось нынче, как цыплят на птицеферме! Я недавно объявления такие читала – зубами аж скрежетала!

– Какие объявления? – подался к ней Гросрюк.

– Да вот такие объявления! Жульнические! Типа «Приворот по вуду через куклу» или «Несколько лет провёл на острове Гаити и знаю, что такое настоящая магия вуду! Нанесу любой вред любому человеку по вашему желанию». Или ещё – «Потомственный маг Станислав, в совершенстве владеющий приёмами африканской магии вуду, предлагает свои услуги»! С ума все посходили! Обещают снять порчу, сглаз, проклятье, венец безбрачия, вернуть в семью супруга, найти настоящую любовь, изменить судьбу, помочь в бизнесе! Прилепились к стволу магии плющи да вьюнки… Будто нас, сибирских целительниц, бабок-шептуний, знахарок, экстрасенсов и цыганок, не хватает! И так нас в России, да и во всём мире целая армия! А тут – присосались шарлатаны этакие… Да истинных колдунов вуду на планете – раз-два и обчёлся!

Леана могла бы рассказать Гросрюку, что бокоры (мужчины вуду) крадут человеческие души разными способами. Например, ночью приоткрывают дверь или окно в доме жертвы и, прижавшись губами к щели, высасывают душу, вдувают её в бутыль и плотно закупоривают её, чтобы та ненароком не выбралась наружу. Вскоре жертва заболевает, умирает, и бокор с помощниками в полночь разрывают могилу покойника и зовут его к себе. Труп шевелит головой, и бокор мгновенно подносит к нему бутыль с душой и чуть приоткрывает её. И вот уже мертвец оживлён и служит хозяину…

Другой, к примеру, способ, состоит в том, чтобы вытянуть у жертвы душу с помощью сосуда с магическими предметами и травами, который кладётся под подушку умирающего. Бедняга сопротивляться не способен: ведь бокор предварительно рассыпает перед его дверью заговорённый порошок из кладбищенской земли и костей покойников.

Не жуть ли? Но как интересно! Конечно, Леана не станет мамбо – колдуньей вуду. Слишком много странных снадобий надо для этого знать. И где, интересно, достанет она труп? И порошок? Его готовят из высушенных, истёртых в ступке ядовитой рыбы – иглобрюха и гаитянской жабы буфо маринус, а также из желчных пузырей мёртвых тел мула или человека, местных растений, человеческих останков, пороха и талька. Попробуй всё это найди в России-то!
В общем, не с руки заниматься колдовством вуду в полном объёме. Лишь частью – в сфере повседневной и любовной магии. Зомбировать – это здорово, конечно, притягательно и сладко, но… пока рановато для русских клиентов. Не все готовы отдаться в руки бокора или мамбо. Но и сейчас любовная магия, месть, устройство земных дел – пожалуйста! Были бы у клиента деньги.
Недавно Леана прочла в Интернете, что Международный институт по изучению современного сектантства сосчитал количество приверженцев языческого культа вуду по всему миру. Внушительная цифра вышла в итоге: почти пятьдесят миллионов. А в России с девяностых годов прошлого века начальная цифра в пятнадцать тысяч колдунов вуду выросла до пятидесяти тысяч человек в двадцать первом столетии.

«Нашего полку прибыло!»  – радовалась Леана, разглядывая в книгах жуткие иллюстрации изображения ритуалов, атрибутов, колдунов и их жертв.

А недавно смотрела она свой любимый мистический канал – и возликовала: ТВ-3 набирает молодёжь для соединения сердец по звёздам, детей – для обучения магии и экстрасенсорики, «звёзд» эстрады (между нами, какие они там «звёзды» – метеориты пыльные!) для обнаружения мистики в их судьбах; раскрыла телепрограмму, а там: «Мистические истории», «Странные люди», «Знахарки», «Городские легенды», «Параллельный мир», «Неразгаданный мир», «Х-версии»… Сутки напролёт о мистике говорят, мистику хвалят, профессионалы сил зла преподают мистику, как в школе, мистику советуют применять в реальной жизни…

А что? Есть ведь у православных телеканал «Союз», где о вере в Христа Иисуса долдонят. Хватит дискриминации в вере! Коль есть вещание о Боге, должно быть вещание о дьяволе. Тем более, он и так лезет буквально изо всех щелей. Даже из щелей почтовых ящиков в виде газетных объявлений…
Честно говоря, Леана верила, что и Бог, и дьявол помогают человеку. Один, к примеру, добром, другой – злом. Почему не воспользоваться силой нечистого в совершении мести своему врагу? Обидчика покарать, любовь обрести, поправ нравственные законы; любовь спишет любую подлость во имя её – почему нет? По крайней мере, так считается в мире людей. Любовь – зелёная опушка. А что тогда страсть? Губящий всё живое, бьющий наотмашь водопад?
Леана, отпивая кофе из любимой тонкостенной фарфоровой чашечки, покосилась на заколдованного ею мужичка, так вовремя – ох как вовремя! – встретившегося на её пути. Миленький дурачок, невероятно кстати истребляющий душу свою воровством и блудом, пришёл на смену её прежнего ассистента Льва Утякова, который попытался вырваться из лап Леаны, за что и получил сполна.
Ох, милый Кент, милый Кент! До чего же ты милый, знаешь? Покорный. Трепетный. Телячий… Кстати, не всякий телёнок вырастает до быка. Знаешь? Знаешь… Но к себе применить не можешь. Как применишь, коли не знаешь ничего – ни причины, ни подоплёки? Служи пока мне на износ, милый Кент. А выдохнешься, измочалишься подобно старой вихотке – и прощай: поплывёшь ты в омерзительных водах тления, состоящих из гноя, чёрной жидкости и червей, и никто о тебе не вспомнит. Разве что мать… или женщина, вопреки всему любящая вора, блудника, начинающего колдуна. Но где его мать? Где возлюбленная его души? Всех он потерял из-за лени да невеликого ума, да чёрствого сердца. Забудь о душе. Мне будет легче тебя терзать…
Леана широко улыбнулась Гросрюку и поставила опустевшую чашечку на стол.

– Спасибо, милый Кент, –  ласково поблагодарила она. – Убери теперь всё. И приготовь для гадания, что нужно. Помнишь, как? Э-э… кстати, ты  не посмотрел, какое именно гадание заказано – таро, кофейная гуща, обычные карты?

Побагровев от стыда, что плохо выполнил просьбу обожаемой богини Леаны, Гросрюк промямлил, что не посмотрел и что, несомненно, он очень, очень, виноват… Леана выслушала провинившегося прислужника и процедила:

– Ты уж, милый Кент, в следующий раз всё у клиентов спрашивай подробно. А то – гадание! Какое гадание? На что? Чем? Их, знаешь, как много, гаданий разных!
И ей пришлось прочитать Гросрюку краткую лекцию о тех гаданиях, которые она знала и какими пользовалась. Иногда ведьма не брезговала китайской «Книгой Перемен», которую около пяти тысяч лет назад, по преданию, составил китайский правитель Фу Си, увидев странные, сплошные и прерывистые чёрточки на спине гигантской черепахи, выплывшей из реки Хуанхэ на берег. Среди символов один представлял творчество, крепость, небо; второй – разрешение, радость, водоём; третий – сцепление, ясность, огонь; четвёртый – возбуждение, подвижность, гром и так далее – всего семь символов. Но гадание по «Книге Перемен» слишком громоздкое, сложное, не стоящее выеденного яйца.

По рунам Леана гадала тоже редко. Редко гадала Леана по рунам и по книге Каиро «О судьбе и счастье» – с помощью чисел. Физиогномику и хиромантию также заказывали редко. В основном в ход шли обычные карты, карты Таро, кофейная и чайная гуща, славянская языческая ворожба – как раз всё то, что безотказно действует на духовно неопытных людей, слепо полагающих, что Бога нет… но отчего-то обращающихся за помощью в болезнях, в любовных, финансовых и прочих делах к тем, кто имеет связь с Его антиподом, с нечистой силой. Не к Добру спешит, а… к злу.

Некоторым видам гадания, самым простым, Леана начала учить Гросрюка – но не в качестве, конечно, своего потенциального конкурента, а, скорее, помощника, умеющего вовремя подать нужную карту, нужный амулет, вставить полезное слово… Полезное – то есть выгоду приносящее. Сегодня Леана проведёт наглядный урок. С картами, свечами и «магическим» плазменным шаром, который она как-то по дешёвке приобрела восемь лет назад.

Гаданье простое: сперва пялишься в плазменный… в смысле, «магический» шар, в котором ничего, естественно, не увидишь, потому что это просто стекло и плазменные разряды. Он завораживал лишь недалёких малолеток или дам в возрасте. На вопросы клиента ответы обычно подсказывал Эдил. Он всегда говорил правду… но не всю – зачем ему говорить всю правду, если он отец лжи? Главный критерий его прорицаний – лишить человека выбора, знания о спасении души и о нём, о диаволе…
Стук в дверь. Звонок. Клиентка. Эдил, как положено, подсказал хозяйке, какой груз несёт на себе посетительница и как её нарекли. Ничего, конечно, сверхоригинального. Лгунья, сплетница, жадюга, лентяйка, воображала… как очень многие, не знающие Бога. Ха! Знала бы эта Мила Харинская – двадцати девяти лет, не замужем, один ребёнок женского пола от сожителя, о Боге, – попёрлась бы она к гадалке за предсказанием своей судьбы? Это ведь для христианина неполезно, а потому – грех. Гадалки, ворожеи, колдуны с нечистым вплотную знаются и адову дорожку беленой устилают – красиво, но ядовито.
Гросрюк отпер дверь, впустил Харинскую, зажёг ароматические свечи, приготовился по знаку включить в розетку провод от плазменной лампы.

– Здравствуйте, Лариса, – взволнованно, суетливо начала Мила Харинская. – Вы мне на сегодня гаданье назначили.

– Конечно. Проходите. Здравствуйте, – любезно пригласила ведьма и, когда обе сели за стол, взмахнула кокетливо ручкой.

Гросрюк воткнул в розетку вилку. Внутри плазменного шара зазмеились розовые молнии с лапками.

– Вы хотите узнать будущее? – мягким, приглушённо-вечерним голосом спросила Леана.
– Да. Про любовь, пожалуйста.

Мила Харинская подалась вперёд, зачарованно вглядываясь в плазменный шар.
«Все они про любовь думают», – свысока подумал Гросрюк, нашедший, как ему казалось, это чувство в Леане. Ведьма перетасовала колоду из тридцати шести карт, левой рукой сняла её, вытащила из середины семёрку червей, выбрала короля червей и положила эту карту посередине стола. Окружила её несколькими картами и задумалась.

– Ну, что, Мила… О будущей любви не тревожьтесь, всё получите сполна. Однако будьте осторожны, не играйте с огнём, продумывайте каждый шаг, иначе задуманное вами не осуществится. Рядом с вашим мужчиной есть дама, и она оскорбит вас, но не обращайте внимания, потому что вскоре она заболеет, и ей будет не до борьбы с вами. Ваше желание исполнится, и вас ожидает большое счастье, только поступайте благоразумно.

Мила сосредоточенно смотрела на предсказательницу и шевелила во рту языком, будто прожёвывала внутри каждое сказанное слово. Леана поняла, что наивница пленена слепой верой в любые пророчества, кем бы они ни произносились. Готовый податливый материал для гадающей братии, охочей в зле видеть спасение мира, а в славе – смысл терзаний и размышлений. Когда Мила заплатила пять тысяч рублей за сеанс, Леана с подкупающей, обволакивающей, лишающей сил приветливостью, смахивающей на доброту, уговорила её приходить не только гадать, но проверить судьбу, наличие порчи и венца безбрачия, купить амулеты, заговорённые на женское здоровье и на любовь… Харинская на это послушно – как зомбированная жертва вуду – кивала и обморочным голосом повторяла, что да, конечно, непременно, обязательно, а как же, без вас теперь никуда, запутаешься в сложностях мира и пропадёшь за напёрсток! Так и стала постоянной клиенткой Леаны Диановой.

Заботливая ведьма непременно снабжала одинокую мать книжками определённой направленности. Подсунет ей, к примеру, «Большую книгу заговоров для женщин» и шепчет, широко распахнув прозрачные глаза: «Скажите, чего хочется каждой женщине? Любви, уверенности в завтрашнем дне и в своём мужчине, заботливости, здоровых и послушных детей – верно ведь? Так вот Екатерина Скоробогатова собрала воедино уникальные заговоры на все случаи жизни, которые помогут вам стать счастливее, сильнее, удачливее. С их помощью, Милочка, вы защитите дом, наполните его добром, притянете финансовое благополучие, укрепите здоровье, наладите семейное счастье, уведёте прочь беду!»…
Охмурив наивницу Харинскую, Леана продавала ей триста двадцать страниц погибели не за сто пятьдесят рублей, как в магазине, а втрое дороже, и та безропотно платила немалые для своего одинокого бюджета деньги…

ГЛАВА 4. ЖЕРТВА ВУДУ

День, принёсший Леане Диановой неплохой барыш, завершился дождём. Несмотря на отсутствие у Гросрюка зонта, ведьма, обворожительно улыбаясь, безжалостно выпроводила его домой. Гросрюк, выйдя на улицу, промок моментально, но вернуться без разрешения богини его сердца не осмелился. Содрогаясь от холода, он брёл между стенами домов и стенал, сжав челюсти, сам не понимая, о чём: выл, загоняя нечеловеческие звуки внутрь себя, горел заживо. Он не удивился, не испугался, когда из мучительного воя оформились слова – и принадлежали они Крэгту: «Я-а-а го-о-ло-оде--ен! Дава-ай, накорми-и-и меня-а-а!».
Гросрюк заскочил в один трамвай, народу оказалось немного, и все крепко сжали свои сумки. «У-у, ненавистные ублюдки!», – рычал про себя Гросрюк, не подозревая, что повторяет ругательства бушующего Крэгта. Он спрыгнул с неудачного трамвая и вскочил в другой. Облом. Его неудержимо несло по общественному транспорту в поисках жертвы. Темнота в его душе сравнялась с темнотой осеннего позднего вечера, когда ему повезло: в медленно текущем по маршруту автобусе со слабейшим освещением в салоне удалось ему схитничать непримечательный с виду пакет, лежавший на коленях дремавшего мужика далеко пенсионного возраста. Едва спрятал, едва спрыгнул с подножки и слился со спасительным мраком, как Крэгт заткнулся, и по всему телу Гросрюка побежали мурашки блаженства. Он украл! Ему удалось накормить Крэгта! Конечно, едва терпелось тут же разворошить добычу. Он прибавил шагу и – удача! На скамейке в остановочном комплексе сидела женщина, с виду лет сорока, и внимательно следила за дорогой, ожидая автобуса. Внушительная добыча – большая чёрная сумка с ремнём через плечо. Гросрюк присел по другую сторону соблазна и притворился соратником по одиночеству. Через дорогу, у магазина «Продукты», зашумело очень кстати пьяное вороньё. Женщина отвлеклась на молодых дылд с бутылками пива наперевес, и Гросрюк не растерялся: без излишней торопливости поднял её сумку и во второй раз слился с чернотой позднего осеннего вечера. Спрятавшись в ближайшем переулке, он услышал крики растерявшейся жертвы, обнаружившей пропажу, и ему стало невыносимо сладко – так, что он едва не сгорел в пожаре своей страсти. Горе ограбленной  добавило в его ощущения несколько особо тонких приятных нот.
Добираясь домой, Гросрюк неожиданно споткнулся на ровном асфальте тротуара и, остановившись, огляделся в непонимании, что или кто его остановил.
А-а! Понятно! Церковь. Православная. Единственная, которой страшится Крэгт. Которая заставляет страшиться и его, Гросрюка.
Поражённый любопытством, невесть откуда поднявшимся в нём, Гросрюк подошёл к ограде, за которой стоял небольшой, но чудно красивый храм из красных кирпичей. Церковь во имя святых Царственных страстотерпцев Николая, Александры и их детей, убитых большевиками, неярко светилась под фонарями. Что в ней такого, что её боится Крэгт? Леана иногда ходит сюда подпитаться энергией. Она, значит, не боится той силы, от которой Крэгт шарахается? А он, Гросрюк, забоится? Не сильнее ли он бывшей любовницы, Беллы Ячевской, которая в религию ударилась и светлеет с каждой случайной встречей? Не от него, Гросрюка, светлеет. И это Гросрюка царапает, непонятно, почему. Оно, конечно, всё равно… однако ж, чем страшна Крэгту церковь? Крестом? Двумя палками разной величины, сложенными перпендикулярно друг другу?
Зашевелилось на плече Гросрюка, пронзило до кончиков пальцев. Крэгт!

«Ты куда тянешь меня, идиот?! Две скрещённые палки – тьфу на то! Но если на них – вечно Распятый Бог Живой, тогда конец мне, извержение и корчи! А ну, пошёл отсюда, да не вздумай голову поворачивать!».

Гросрюк, сражённый отповедью, испугался и схватился за оградку. Крэгт завизжал от боли вместе с Гросрюком: «Больно! Больно! Прочь отсюда! Обжёгся! Обжёгся!».
Отбегая вглубь улицы, Гросрюк всё дул и дул на горящие пальцы. Под конец не выдержал, обернулся. И замер. Над куполами храма, возле крестов, плыли огромные белые фигуры, словно застывшие языки пламени. Гросрюк разинул рот в удивлении и вдруг закашлялся надсадно, астматически, до острой боли в горле.

«Пош-ш-шёл отс-сюда, с-смрадь! –  злобно прошипел Крэгт. – Не то закашляю до смерти!».

И Гросрюк опрометью бросился домой – в тот угол, где жил когда-то не тужил, припеваючи, а Крэгт внутри него плевался угрозами и шипел, шипел, не умолкая, пока Гросрюк не рванул дверь в свою маленькую комнатку и не замкнулся в ней. Крэгт ударил его по лицу его же собственной рукой – чтоб не забывался – и убрался в своё логово. Гросрюк в момент абсолютного молчания подумал с отчаяньем: «Что же это – навсегда во мне Крэгт, и страх, и холод горький? Почему я мёрзну, уходя от Леаны? Она – огонь? Крэгт – лёд? Демон пламени, демон льда… Сплошной пар получается… хоть машину с топкой покупай… Дурдом. Дьявольский дурдом!.. Ну, ладно. Ну, ничего. Позвоню Белле. Белле позвоню… Она не лёд, не пламя… она – тепло…».
Не помня в этот миг о Леане, Гросрюк лихорадочно набрал телефонный номер и, не слыша стука сердца, считал гудки, пока у Ячевских не сняли трубку. Девчоночий голосок любопытно поинтересовался, кто там дышит. Растерявшись от необычного начала разговора, Гросрюк брякнул правду: дядя Викентий, мол. Ядвига поняла: маму звать надо. Позвала. И прибавила для неё громким шёпотом, что, видно, стряслось что-то у дяди Викентия, раз через столько времени молчания вдруг звонит.
«Провидица-соплячка», – потрясённо подумал Гросрюк и попытался сосредоточиться на Белле. Что ей сказать? Чтоб приходила? Придёт. А зачем?

– Да, Кеша! Здравствуй! Рада тебя слышать! У тебя случилось что, Кеш?
Ему до кипения, до клокотания хотелось крикнуть: «Да! Случилось! У меня Крэгт! Он меня обижает! У меня Леана! Я без неё жить не могу! Я с работы уволился, потому что влюбился! А ты держишь меня крючком рыболовным! Ну, что ты тянешь меня и тянешь, словно вытягиваешь куда-то, куда я не хочу?!».

– Кеша… Ты успокойся. Я тебя не оставлю. Я ведь в Бога уверовала. В церковь хожу. Молюсь там за тебя. И дома молюсь. Бог тебе поможет вырваться, Кеш. Ты только сам захоти. Сам попроси. Слышишь, Кеша? – тихо говорила Белла, и Гросрюк вжал телефонную трубку в ухо, чтобы лучше слышать свою надежду, спрятанную в тихой мышке – бывшей утолительнице его потребностей, которая сейчас не требовала от него ничего, кроме невозможного – изменить жизнь.

– Нельзя к той женщине ходить, Кеша! Уж лучше одному, чем с ней… Ты уйди оттуда, не губи себя! Хочешь, я приеду, поговорим?..

Гросрюк едва  не сказал торопливое, но ясное и требовательное «Да!», но подкатил к горлу, защипал, вырываясь наружу, смрадный рык, и рука сама отдёрнула трубку от уха, шмякнула на рычажки. И долго не могла отцепиться, будто примёрзла, приросла к прохладному серому пластику. Когда оторвался – не мог понять, с облегчением он это сделал или с болью.
Случайно глянул в зеркало, вставленное в дверцу шкафа. Крэгт сидел на нём страшным невесомым гномом, скалил мелкие жёлтые зубы.

– Пытаешься всё? – проскрипел Крэгт.

Гросрюк содрогнулся и невольно провёл рукой по плечу, сгоняя с себя чёрное существо. Но растопыренная кисть прошла сквозь Крэгта, как по туману, и никого не согнала.

– Пытаешься всё, чудила недоношенная? – злорадно повторил Крэгт.

Не понимая, зачем, почему, Гросрюк неловко перекрестился. Но Крэгт не исчез. Что-то в нём казалось извечно старым, а что-то – маняще обещающим будущим, о котором хочется мечтать. Но взаправду ли оно произойдёт – будущее, о котором хочется мечтать? Лживое время, лживое…

Он едва смог уснуть. Боль терзала его спину. Затекали руки. По ногам пробегала тянущая судорога, которую остановить стоило больших усилий. Сон прогоняла и вырывавшаяся из-под спуда дурмана тоска по Белле. И не как по отзывчивой, послушной любовнице. Интимная близость с нею казалась ему далёкой, нереальной, тюрьмой по сравнению со страстью к Леане. Когда Белла возникала в нём наперекор привороту, Гросрюк видел не женское тело, а ласковое лицо, нежный голос, готовность слушать, заботиться, не надоедать. Он видел воочию тепло… хотя как можно увидеть тепло? Но он видел. А потом вмешивался Крэгт, и всё пропадало. Как пропало и в эту ночь, обдав Гросрюка ароматом непостижимого покоя и тихой радости и растворившись невозвратимо в резкой, ощетинившейся темноте Крэгта. Он уснул мгновенно, далеко за полночь, и ничего не видел до утра.
Непонятно, почему выспавшийся, он проснулся в восемь утра. Умылся, наелся варёных яиц и сарделек. Наткнулся на вчерашнюю добычу. Пришлось задержаться, чтобы хотя бы наскоро просмотреть содержимое украденных сумок. Мужская вмещала холостяцкий набор продуктов. Ничего интересного. У женщины должен быть набор поценнее… Так и оказалось. В невзрачном кошельке – восемь с половиной тысяч рублей. В старой, белой в цветочек, косметичке – новая видеокамера. Ну, конечно, дамская мелочёвка, дорогая женщине, но бесполезная вору-мужчине. Блокнот какой-то в розовом переплёте… Что там? Телефончики? Гросрюк раскрыл его и озадаченно заморгал. Неровным почерком исписаны страница за страницей – почти до конца. Гросрюк попытался прочесть, но текст расплывался перед его глазами. Пришлось отложить. Хотя, конечно, интересно: что она там начеркала, эта вечерняя женщина…
К десяти утра пятницы Гросрюк помчался рабом к своей владычице…
Белла на работу в этот день едва не опоздала: звонок от Викентия Гросрюка встревожил её и сподвиг на долгую молитву после того, как сын и дочка заснули в маленькой детской комнате. Она думала о мужчине, ставшем её любовником два года назад и никогда не интересовавшемся ни её жизнью, ни её чувствами, и жарко стыдилась, что позволяла себе послушливость к его требованиям и ублажала его желания. Прозрение пришло вмиг, и она помнила его очень хорошо. Это случилось через две недели после того, как Викентий пригласил её к себе в последний раз… правда, она не знала тогда, что он последний. На работе в управлении культуры для поддержки новой турфирмы, специализирующейся на местных маршрутах, начальник организовал поездку в село Верхотурье Свердловской области, в котором когда-то родились и до сих пор молитвою предстояли Богу мужской и женский монастыри.
Они выехали рано утром в Родительскую субботу, перед Святой Троицей, и к двум часам дня маленький автобус добрался до Верхотурья, изрядно поплутав по узким дорогам. Перед паломниками раскинулся богатый красками простор. Зелень расцветающей земли и синь ликующего весеннего неба, белизна облаков, золото солнца пробуждали в душе великую крылатую радость. Белла впервые дышала до самой глубины своих лёгких, смотрела до самой глубины глаз и ощущала ветер и тепло внезапно утончившейся кожей…
Верхотурье богатело царственными зданиями двух монастырей, дородными избами, кокетливыми палисадниками и прочными горбатыми мостами через неторопливую реку Тура. Золото куполов слепило, от красоты храмов захватывало дух. Белые стены Верхотурского Николаевского первоклассного общежительного мужского монастыря Екатеринбургской епархии светились...
У высоких врат сидели трое нищих. Лица испитые и жалобные. В глазах ничего нет, только краснота и похмельные слёзы. Но, может, это только кажется – похмельные? Может, сами они выкарабкаться не могут, а помочь им гнушаются? Ведь теперь в России гнушаются нищих. Прежде их привечали, поили, кормили, милостыню давали, чтобы помолились убогие о милосердствующих. Но то была Святая Русь, а теперь – СНГ.
Здесь же, среди взрослых, копошились «воробышки»: местная малышня в обносках ждала гостей. Когда те прибывали, она просила «на хлебушек», цепляясь за одежду и канюча, подобно цыганятам. Белла дала им конфеты. Дети взяли, недоумённо морщась. Кто-то дал кусок хлеба – выбросили. Во внутреннем дворе – слякоть от недавно пролившихся дождей, развороченная мостовая. Храм в лесах.
По глинистым дорожкам бродили экскурсанты. Большинство женщин в брюках или в юбках с разрезами до бедра. На лицах вежливая скука. Гид, остановив подопечных у лестницы, учил их, как вести себя в храме и как креститься. «Странно, а если они некрещёные?» – подумалось Белле.
Вместе со всеми Белла с Евсеем и  Ядвигой зашла в Крестовоздвиженский собор. Экскурсанты пялились на иконы, слушали гида, переговаривались. Белла впитывала в себя всё поданное её душе огромное пространство, словно раздвинутое беломраморностью стен, несущих на себе новописанные лики святых. С потолка главного купола в окружении тонких золотых крестов взирал на детей Своих Распятый Спаситель. Эта роспись – явленное несколько лет назад Божье чудо. Купол начали белить, и вдруг на стене стал проступать лик Спасителя, а вокруг него – золотые кресты. Приехал Екатеринбургский архиепископ, долго не мог отвести взгляд и, уезжая, строго-настрого запретил реставрацию потолка. С каждым днём Распятый Иисус Христос проявлялся всё яснее, и всё ярче светились кресты…
Экскурсанты вышли вон. Никто не задержался.
А их группе посчастливилось больше других: в четыре часа пополудни открылись двери небольшого белостенного Николаевского храма, и священник открыл для поклонения раку святого праведного Симеона Верхотурского. В полумраке они приложились к стеклу. Какое неизъяснимое, неземное благоухание… Белла вдохнула его полной грудью – так, как прежде никогда не вдыхала ни один аромат. Наверное, это и была благодать Божия...
До отъезда Белла с детьми успела погулять по берегу реки вдоль монастырской стены, увидеть громадный деревянный терем цесаревича. Бревенчатые стены, тёмные от времени, толстые перила, отглаженные тысячами рук, высокие ступени, вытертые тысячами ног,  поражали добротностью «на века» и хранящейся памятью о давно ушедших в небытие хозяевах. Прежде по терему ходили венценосные особы. А теперь в нём краеведческий музей. В побеленных комнатах витрины с экспозициями. В одной из них сохранилась-таки старинная изразцовая печь.
На другом краю Верхотурья белеет под солнцем прекрасный собор женского монастыря, венчающий весь архитектурный ансамбль. Белла с детьми бродила по улочкам и переживала про себя то, что узнала о старинном поселении уральцев на берегу Туры.
Маленький автобус забрал группу управления образования и устремился по дороге вдаль, словно в поисках света и чистоты, а главное – истины. Через шестьдесят пять километров по равнине и по пригоркам на берегу Туры показался огромный Поклонный крест из чёрного металла. На этом месте ловил рыбу святой Симеон Верхотурский, добывая себе пропитание. Здесь, на гладком камне, вросшем в берег Туры, он молился Богу…
Здесь выстроилось лет триста назад село Меркушино, украшенное ныне подворьем Ново-Тихвинского женского монастыря. Долгожданное тепло солнца, свежесть близкой реки и высыхающих после дождей полей, тишина и удивительная красота вокруг Свято-Симеоновского храма баюкали Беллу, утишали её, несли в высоты духа…
В Меркушино одна улица. Добротные новые постройки соседствуют с растерявшимися от собственной пустоты брошенными домами. На поверхности коричневой реки завиваются кружева быстрого течения. Широкая асфальтированная дорога. Равнинные дали необычны для того, кто всю жизнь прожил среди гор. За чёрными ажурными решётками по обе стороны дороги стоят красные двухэтажные кирпичные здания в старинном стиле. Во дворах разбиты цветочные клумбы. В одном тереме – странноприимный дом (гостиница для паломников), в другом живут монахини.
Небольшой Свято-Симеоновский храм украшал высокий берег Туры. Стены будто облиты парным молоком, а сияющие купола – словно свежим оливковым маслом. Внутри горит красным золотом иконостас, на чёрно-мраморных полах высокие подсвечники – светильники жертвы. Под алтарём – пещера, облицованная камнем. Именно здесь в 1692 году стал восходить от земли и появился поверх могилы гроб святого Симеона. После перенесения мощей в Верхотурье в 1704 году в Меркушино, на месте выхода из земли гроба праведника, верующие выстроили деревянную часовенку. Каменную поставил на её месте в 1808 году верхотурский житель Феодор Курбатов. Сверху он водрузил святой крест, а в самой часовне, в восточной стороне, устроил иконостас. Из могилы святого угодника истёк источник. Его чистейшая вода годами хранила в сосудах свежесть и чистоту…
С того времени передавалось из уст в уста маленькое чудо. Когда крестным ходом несли святые мощи в Верхотурье, был с ним местный юродивый Косьма. Он не шёл, а полз на коленях. Уставая, взывал к праведному Симеону: «Брате Симеоне, давай отдохнём!». И при его словах гроб с мощами сам собой останавливался. На местах остановок позже были выстроены церкви и часовни, которые, конечно, не смогли выстоять под напором вандализма…
В странноприимном доме светло, чисто и по-домашнему уютно. Это краснокирпичное двухэтажное здание – одно из немногих сохранившихся после революции; оно восстановлено и отремонтировано совсем недавно. В удобных комнатах стоят двухъярусные кровати с чистым бельём, в маленьком холле – диван и кресла, на столике разложены книжки из монастырской библиотеки, на стенах – иконы. На первом этаже – трапезная, светлая от множества окошек, хозяйственные помещения. На втором – кельи. На жёсткие кровати постелены чистые простыни. В маленьком фойе – иконы, столик с книжками, диван и кресла. Хочешь – посиди, отдохни, хочешь – вычитывай молитвенное правило.
Солнце освещало скромный восьмиугольный храм с золотыми маковками, длинную башню колокольни. Справа – крутой обрыв со следами каменной кладки. Прямо за колокольней – два крана, штабеля красных кирпичей: строительство нового собора не прекращалось даже в выходные. На самом краю примостилась пышная старая берёза. Вдали изгибалась река, в одном месте скрепляющая берега мостиком, плыла рыбацкая лодка, на другом берегу темнели бревенчатые усадьбы, на первый взгляд – жилые, а приглядишься – а они пустотелые, вдовые.
Рядом с монахинями и паломниками встала и Белла с Евсеем и Ядвигой. Перед Царскими Вратами огорожен спуск под храм. Белла всё поглядывала на ведущие вниз ступени. Что там такое? После службы узнала: источник на месте восхождения из земли праведного Симеона. Вместе с паломниками Ячевские спустились в маленький подвал. Прямоугольное возвышение посреди него закрыто деревянным настилом с отверстием. А там покоится прозрачная вода. Монахиня налила в стаканчики воды, протянула паломникам. Белла, Евсей и Ядвига по очереди выпили, переглянулись с восторгом: вода холодная и вкусная.
На стене – иконы. Горит лампада. Здесь десять сестёр читают акафисты и молятся. А кроме того, ухаживают за храмом, занимаются с сельскими ребятишками, молятся, готовят к изданию духовные книги…
В одиннадцать вечера сестра Наталья погасила в комнатах свет, и Белла провалилась в сон. День Святой Троицы встретил Ячевских погожим утром. С востока надвигалась дождевая туча, а на западе Божьей высотою простирались открытые небеса. Заморосил слепой дождь, а рядом, рукой подать, выгнулась необычайно яркая радуга, за ней – вторая, а сверху – отблески третьей.
Зазвонили колокола, созывая народ на праздник Святой Троицы. В село на машинах и автобусах съехались на праздник верующие. Много молодёжи и детей. Белла с детьми поспешила в церковь, чтобы понять – что это такое – служба Богу, почему она стала нужна ей? Она видела, как люди исповедуются и причащаются. Как серьёзны и вдохновенны священники. Чувствовала, как, слушая пение монахинь, она забывала обо всём и отрешалась от суетных проблем. И верила, что Бог милосерд, что Он не оставит её погибнуть от грехов… Для неё церковь оказалась возвращением в давно забытый, но самый родной дом детства, найденный после потери вновь.
Служба закончилась, и Белла подошла к одному из местных священников, чтобы спросить, может ли он окрестить её, Ядвигу и Евсея. Да не просто подошла – пала в ноги. Тот, поговорив с нею, с её детьми, окрестил их вместе с младенцами, которых привезли из соседних сёл три пары молодых родителей. Для церковного поминовения Белла выбрала себе имя святой мученицы Исидоры Тавенской, Христа ради юродивой, Евсею – имя священномученика Евсевия, епископа Самосатского, Ядвиге – имя святой мученицы Христины Тирской.
Когда Ячевские вышли из Дома Божьего, они несли в себе не только то, что было в них прежде, но и нечто новое, похожее на свежее выбелённое полотно. Белле открылись новый простор, новые дали, сулящие бесконечность; новые чувства, среди которых царила умиротворённость… Душа её жаждала чистоты.
Возле опустевшей церкви Белла увидела тоненькую немолодую монахиню со светлыми глазами, терпеливо стоявшую у дверей, и внезапно спросила: «Как Вы живёте?». Та, перекрестившись, ответила смиренно: «Трудно, но благодатно». Поклонилась ей и в церковь по ступеням поднялась.
А Ячевские поехали обратно. Дорога обратно показалась им короткой, хотя это были те же восемь часов. Маятно было ехать туда. Обратно – легко. Белла думала над словами монахини: трудно жить по заповедям Божиим, трудно… Но благодатно!
Через неделю Ячевские исповедались, причастились и решили остаться в той новой жизни, которой одарил их святой праведный Симеон Верхотурский. Белла не узнавала ни себя, ни окружающего мира, ни людей, ни собственной души – настолько иначе заиграли её чувства, её понимание бытия. Вместе с детьми углубилась она в церковную жизнь, словно в полноводную реку с целебными водами, утоляющими жажду… и совсем забыла о Викентии Гросрюке. И вдруг – звонок. От него, попавшего в омут ведьмы! Не желавшего выплывать! Она не смогла бы прийти к нему, как любовница… но как старый друг, с обновлённою тёплою душою – пришла бы. И отлепила бы его от чёрной гидры, чертознайки с лживыми холодными прозрачными глазами. Но забоялся Кеша. Утёк болотной жижей в подготовленную для него топь. И тогда, уложив детей спать, Белла встала перед зажжённой лампадой и долго молилась Господу и Матери Его Пресвятой, и святым мученикам Киприану и Иустинии. Легла за полночь, но спала плохо. Когда просыпалась, повторяла кратко: «Господи, спаси Викентия…». Утром разболелась дико голова, но Белла терпела, готовя завтрак, собирая детей в школу и в детский садик, сама готовясь на работу. Что такое головная боль? Ерунда! Пройдёт! Люди-то вон как мучаются: слёзы и пот по всему телу… И Белла терпела. Изо всех сил.
Пришла на работу. Галина Забильская с утра сверкала сбывающимися надеждами, но Белла настолько погрузилась в составление сборного плана мероприятий на будущий культурный сезон, что не заметила чужого блистанья.
А Галина Артуровна, едва дождавшись пяти часов вечера, помчалась к потомственной ведьме Леане. В сумочке она несла фотографию мужчины, которого выбрала себе в спутники жизни. Ах, неужели её мечта сбудется и в прибранную приватизированную квартирку одинокой женщины войдёт предмет её вожделений, мужчина, который будет её любить и желать столько лет, сколько она пожелает, и так сильно, сколько она захочет?!
Пока она спешила к дому Диановой, сама «порчельница» сидела за компьютером и внимательно читала газетную рекламу рода ей подобного и потому заслуживающего её признания.
Как хорош этот еженедельник – «Аргументы и Факты»! Распространяется по всему миру! И в каждой области – вкладыш со злободневными местными новостями. Вот и в местном «АиФе» она с неожиданной приятностью наткнулась на рубрику «Дословно», в которой некая троица сладко пела о прелестях новой бесовской приманки, призванной погубить всякого, кто обманется и последует за льстивыми, коварными проводниками.
«Фалунь Дафа – мудрость Востока! – пела троица духовных Леаниных родственничков. – Теперь моя жизнь целенаправленная, более организованная и упорядоченная. Есть и стабильная работа, и доход. Ушли страхи и сомнения».
Леана удовлетворённо кивала: «Как же, как же! Помощь духов! Сперва заманить, затем растерзать. И никаких комплексов».
У, какой, оказывается, АиФ! Под бесом тоже ходит! Молодец!
«А в православии главное – с бесами сражаться! – злобно подумала Леана. – И каяться перед мужиком в платье! Святые они! Да такие же, как я! И хуже! Вот отлично энергией от икон подпитаться. И клиентов заморочить иконами и Распятием. Пусть они причастятся: это ж такая сила! Сожжёт изнутри – и вся расстановка… Эдил в таких случаях бьёт хвостом и щекочет меня в животе: недостойное причащение для беса – будто сладкая ягодка! Глупые людишки! Вы и не знаете, к кому бежите спасаться, когда бежите к нам! В смерть свою вечную бежите! А к Распятому мы вас не пустим. Не-ет!».
 Фалунь Дафа, мудрость Востока, тех же корней, из того же омута. Вон она чего обещает: и сверхъестественные способности, и здоровье и вечную молодость. Надо просто освоить пяток упражнений цигун и книжку почитать. Истина, Доброта, Терпение! Гармония и честность!
«Это они у хаббардистов-сайентологов спёрли, – с уверенностью отметила Леана и усмехнулась. – А вообще, тоньше надо, господа, тоньше!».
Леана вздохнула и слепила газетные листы снова в одну пачку. Тоньше надо, господа, тоньше. Тогда и паства к вам кинется, как плотва на мормыш… или чем там они питаются…
На часах уплывало в прошлое время… Через четверть часа придёт «барыня» Забильская. Куда подевался ассистент? Пора готовить рабочее место. Она крикнула его имя и, когда в гостиную ткнулось бледное, заросшее неаккуратной бородёнкой, лицо, раздражённо дёрнула уголком губ и велела поставить в кабинет свечи, включить торшер, задёрнуть шторы. И побриться, наконец! Что за новшество такое – борода? Не борода, а ерунда! Старообрядец какой-то, а не ассистент современной ведуньи!
До знаменательного звонка, несущего пятьдесят тысяч рублей, Гросрюк успел выполнить все задания ненаглядной драконьши своей уязвленной души. Даже побриться. И в ожидании встал у дверей, изображая из себя идеального швейцара. Наконец, клиент прибыл. Его с отменной предупредительностью доставили в кабинет ведьмы, занявшейся любовной магией. Как обычно, Гросрюк встал на страже у дверей – невидимый, но внимательный.
Когда взаимные приветствия истекли последней каплей из фужера, началось действие – обряд приворота вуду. Галина Артуровна зачарованно следила за каждым движением колдуньи и трепетала: счастье близко! Её начальник, любящий муж, отец троих детей и, по слухам, четвёртого в начале августа, станет её собственностью!
Фотография Кирилла Тихоновича Шорохова, зам начальника управления культуры, пришита красными нитками к пустолицей голове куклы. Булавки воткнуты в грудь и в лоб, чтобы одурманить сердце, затуманить мозг. Чтоб не почувствовал подмёныша, не помыслил скинуть оковы, которые набрасывает на него ведьма колдовством вуду. Чтобы принадлежал Галине Артуровне телом и духом, и вечной душой, на руках её носил, прихоти исполнял, жарко обнимал и не мог найти в себе силы выпустить её из объятий…
Наконец, Леана откинулась на спинку стула, сбросила руки плетями вниз. Эдил, который правил ею в ритуале, измотал её. Заметив бессилие обожаемой женщины, Гросрюк вежливо, но твёрдо выпроводил клиентку в гостиную, предложил на выбор оккультные книги и вернулся в кабинет – напоить, уложить, укрыть, задуть свечи и не надо ли ещё чего-нибудь?
«Барыня», взбудораженная процессом колдовства, а более – ожидаемым его результатом, – сперва не могла заставить себя взять в руки выложенные на журнальном столике книги, а затем её привлекла яркая обложка с фотографией непременных средневековых рукописей и горящих свечей в роскошных подсвечниках. Она прочла заглавие. «Славянские обереги и заговоры на все случаи жизни». Здорово! А конкретно? Галина Артуровна нашла аннотацию. Поглядим…
«Многие из нас недооценивают силу оберегов и заговоров, а ведь это поистине уникальные, чудом уцелевшие формулы древних языческих заклинаний! В книге собран богатейший материал по многочисленным первоисточникам: заговоры любовные, свадебные, от болезней, хозяйственные обереги от нечистой силы, от невезения, от сглаза и наговора и прочее».
Вожглось в Галине Артуровне всё её существо: да! Ей нужно знать славянские заговоры и обереги! Как она без них прежде жила?! Вот почему у неё ничего хорошего в жизни не случалось! Она не знала заклинаний языческих! Если б знала, давно бы счастливо жила! Непременно купить книгу!
Ой! Тоже на переплёте свеча зажжённая! «Заговоры и молитвы от болезней, несчастных случаев, сглаза и недобрых людей». Ух, ты! Необходимейшая просто книга!
«Хочу, хочу, хочу! – вопила про себя Галина Артуровна. – Это мне, это для меня! Мне нужна защита! Страсть! Свадьба! Деньги! Эх, почитала бы всё это Белла Ячевская! Поняла бы, что её Христос ни денег, ни мужика ей не даст. А жизни после смерти, может, и нету вовсе! Кто её видал, эту жизнь после смерти? Надо, как я, к ведьме бежать».
Она подтянула к себе обе книжки. Они у неё будут настольными. А что? Белла, между прочим, таскает при себе молитвослов, карманное Евангелие и складень из трёх икон. А она, Галина, будет таскать амулет и книгу заговоров. Кто во что верит, тот то и получит.
Пока последнее слово думала, прямо ей в душу брызнуло: «Наталья Степанова. Календарь-оберег здоровья». Без крепкого здоровья-то как? Она перелистала перекидной, на пружине, календарь с иллюстрациями известных русских художников. На каждой странице – тексты с «защитными заговорами» от болезней и бед, для обретения благополучия, любви и счастья. Отмечены православные праздники, народные приметы, обычаи и поверья.
Вот так календарь! Путеводная звезда!
Солянка какая-то… И Божие, и бесовское… С другой стороны, Божие ведь есть! Тут и Белла Ячевская не придерётся, всё есть: и Отец, и Сын, и Святой Дух. И ещё «ныне и присно, и во веки веков, аминь»… Белла, конечно, поспорит, скажет, что эти слова – от дьявола, что губят они, а не защищают… А кто её слушает? Точно не Галина Забильская!
Ладно. Обойдёмся пока без подозрительного календаря. А вот это что-то явно церковное, как любит Белла. Открытки-обереги от той же знакомицы-знахарки Натальи Степановой. Вездесущая какая! Ну, чисто грипп! Сорняк плодовитый. Ей кто-то возле уха сидит, шею хвостом обвил и шепчет, шепчет, нашёптывает, пока голова не заболит.
Тут в гостиную маслом влился Гросрюк.

– Почитали? – вежливо спросил Гросрюк. – Интересно показалось?

– Очень-очень! – с энтузиазмом закивала Забильская. – И некоторые – понахальничала –отобрала для себя. Не скажете: их можно приобрести?

– Э-э… я сейчас улажу этот вопрос.

После консультации с хозяйкой Гросрюк принёс лист бумаги, на котором аккуратным, понятным почерком красовалась сумма услуг. Самому Гросрюку цифра показалась феноменальной. «Барыне», судя по побагровевшему лицу, тоже. Однако, никуда не денешься. Не хватало только ведьме за услуги не заплатить! Потом страха не оберёшься, слюни ужаса устанешь с подбородка вытирать. И Галина Артуровна с торопливой покорностью распотрошила сумку в поисках кошеля. И безропотно заплатила, едва не плача, негодуя, страшась и одновременно млея от предстоящего ей счастья с настоящим мужчиной, предметом её мечты Кириллом Тихоновичем Шороховым. С Кирей. Кирюшей. Кирильчиком. Без него – ах, ах! – ей остаётся серость заполошных будней, пиявки необходимых неприятных дел, несносное чудачество старческого злопыхательства соседей.
Забильская собрала в пакет книжки, открытки, амулет. По привычке зыркнула по комнате: нет ли где соблазнительной мелочёвки, которую бы следовало тоже прикупить. Леана, заметив её рысканье, не растерялась и вежливым усталым голосом, томно держа ладонь на открытом лбу, предложила ей на выбор любой магический предмет за тысячу рублей: ритуальное кольцо, браслет, подвеску, серьги, баночку с костяным порошком. Выбор клиентки пал на подвеску и, удовлетворённая сеансом колдовства и приобретениями, Галина Артуровна расплатилась и, наконец, исчезла из квартиры ведьмы Леаны Диановой. Чародейка улыбалась и лоснилась от удовольствия: какой барыш! Баба Матрёна узнала б – вот бы плясала, скакала до потолка, чёрной галкой бы кружилась, демона своего прославляя, благодаря. Эдил, Эдил! Ты прелесть среди падших духов! Я падаю вместе с тобой, награди меня за это! Я тоже мучить хочу! Всех врагов своих! И тех, кто мог бы ими стать!
Разнежившись, Леана поцеловала Гросрюка по-настоящему, как любовника, и увела его в недоступное прежде святилище – спальню. Что было с Гросрюком! Он падал замертво от счастья, замешанного на боли и страхе, и ему казалось, что жгучее, пряное это счастье – цель и край всей его жизни; испытав его, несложно потерять без сожалений жизнь.
То, что больше никогда Леана не дозволяла страстному поклоннику переступать порог спальни, уже ничего не значило. Это произошло! И в этом смысл бешеного влечения Гросрюка: это было. Чудо нельзя превращать в привычку…
Наутро после обряда вуду Забильская появилась на работе с блистающими очами и задорной улыбкой. Кабинет, который она делила с Беллой Ячевской, пропитался дорогим парфюмом. Белла дивилась, но молчала, погрузившись в работу, пока случайно не заметила в руках коллеги белые открытки с медальонами-портретами и текстом, расположенным наподобие стихотворного.

– Галь, это у тебя что? – поинтересовалась она. – Поздравительное или кулинарные рецепты?

В ответ прозвучало снисходительное фырканье и восторженное описание снов Пресвятой Богородицы: каждый, мол, сон защищает человека от сглаза, порчи, энергетической атаки и обеляет его перед Высшим Судом. Надо лишь каждый день читать, не забывать. Белла всплеснула руками.

– Ну, ты даёшь! Из огня да в полымя! Ты бы лучше с таким постоянством Богу молилась и в церковь ходила, Галь! Ну, что ты такое опять притащила? Гадость какую-то!

– Между прочим, это великая целительница! – огрызнулась Галина Артуровна. – Это Наталья Степанова написала! Я ей, между прочим, полностью доверяю! Она душу и тело лечит!

– Чем лечит? – негромко спросила Белла.

– Заговорами и молитвами, как и вы, православные! – с вызовом сообщила Галина Артуровна, перекладывая на столе открытки со снами наподобие игральных карт. – И вообще, у целительниц и ведьм молитвы тоже к Иисусу Христу и Божьей Матери. Только у них сильнее, действеннее выходит.

Белла не удержалась и опять всплеснула руками.

– Да ты много ли знаешь о действенности настоящей молитвы? – с жаром воскликнула она. – Ты в церкви была? С людьми, которые на себе почувствовали милость и силу Божию, разговаривала? Сама просила? Или то, что ты хочешь, не у Бога как раз просят, а у дьявола? Галь, очнись, ты что?! Какие сны Пресвятой Богородицы?! Это глупость очередная, которую твоей Степановой нечистый на ухо нашептал! Она за эти кощунственные открытки деньги получит и популярность, а через них – гибель. Или ты воображаешь себе, что дьявол своих адептов и тех, кто к нему под крыло чёрное прибежал, любит и жалеет? Да у него ни любви, ни жалости нет, одна злоба, а вместо настоящей радости – злорадство! Чем тебе хуже, тем ему слаще, и он лапы свои потирает, когда ты слепо к нему бредёшь… Да не бредёшь уже – со всех ног мчишься! Ну не глупость ли, Галь? Хочешь, я тебе одну книжку дам, как раз там всё подробно про ангелов и демонов расписано, и поймёшь, с чем и с кем связалась!

Галина Артуровна скривилась и, заботливо сложив открытки со снами, фыркнула:

– Ну это ещё доказать надо, что у Бога лучше, чем у дьявола, и что Лариса Дианова злым силам служит! И вообще, я с тобой поделиться хотела, а теперь не хочу. Это, вообще, моё дело – куда я хожу, к кому и что делаю. Ты мне кто? Не мать, не сестра, не начальник. Даже не подружка. Мы с тобой просто в кабинете рядом сидим.

Она демонстративно взяла первую из открыток со снами и внимательнейше прочитала написанную целительницей Натальей Степановой мешанину из язычества, буддизма и постулатов католичества. Прочитав, демонстративно положила открытку в конец пачки, а саму её – на видное место. Что такое православные? Ха! У них одна истина, а у Галины Артуровны, к примеру, их три. А захочет – и другие найдёт. Чем больше истин она узнает, тем мудрее станет. Галина Артуровна не могла додуматься, что несколько истин вкупе рождают, в конечном итоге, ложь. Но как разобраться, понять это, если мир утопает в туманах гипотез, выдумок, ничем не доказанных теорий и утверждений?
С этого дня Забильская с Ячевской изо всех сил пыталась не разговаривать. Поговоришь с этой уверовавшей – и колдовство Ларисы Диановой не сбудется! А зачем Галине Артуровне это надо? Жертва вуду не должна сорваться с крючка!
Она с делом и без дела заглядывала в кабинет зам начальника культуры Кирилла Тихоновича Шорохова, поахивала, поохивала, похихикивала, носила чай, кофе – и не в пакетиках или растворимый в баночках, а настоящий листовой или молотую арабику. Хочешь мужчину – удиви его. Никогда не помешает и в случае сильного приворота.
Шорохов не узнавал сам себя. Почему он смотрит и смотрит на Галину Забильскую – даму-барыню пышных форм и явно не юного возраста, которая никогда ничем не была ему близка? Но он смотрел, когда она встречалась ему, а дома, недоумевая, не мог смотреть на жену Ольгу, на трёх своих детей – Алёну, Ульяну и Серёжу. Любая попытка прорваться через непонятные прилипчивые заросли отчуждения заканчивалась ничем. Ольга хмурилась и глядела на мужа всё обеспокоеннее и обеспокоеннее. Забильская усиливала натиск, мелькая перед Шороховым так часто, как могла, заигрывала и с восторгом убеждалась, насколько действенно колдовство вуду.
Кончено, Белла заметила манёвры Галины Артуровны, но больше ничего не сказала. Всё равно её возмущение вообще не произвело впечатления на Забильскую. Та смотрела на Беллу свысока: грех смертный? Да грех будет, если она, цветущая женщина, останется одна, без мужской ласки! У Шорохова дети? Ну, и тем более! У неё, Галины, детей нет, и она несчастнее Ольги, у которой их трое, а скоро четверо будет! Почему одним – всё, а ей, Галине, ничего?! Вот она и взялась исправлять несправедливость! И никакие нравственные бредни ей не указ, понятно? Надо брать от жизни всё, а кто мешает – прочь, и по трупам. Шорохова заполучу и никому не отдам. Особенно его законной. Все так делают: кто успел, тот и съел.
Белла смотрела на «барыню» с удивлением и сожалением. Это ж искони известная истина: прелюбодеяние и блуд разрушают не только семью, но и само государство. Да и как могут хоть что-то создать растерзанная сущность, помойка, пожары, пустыня, в которую превращается душа развратника? Так что глупо ругать строгости целомудренной терпеливой жизни…
Забильская Беллу не слушала. Гнула своё. И однажды победила. Дождалась, когда Шорохов задержался на работе на полчаса, заглянула к нему в кабинет, подобралась к нему, вонзая в него пристальный жадный и жаркий взгляд… и всё. Жертва пала к ногам жрицы… или как ещё можно это назвать. Прелюбодеяние Шорохова случилось на рабочем месте, и ликующая «барыня» в тот же вечер отвела пленника вуду к себе домой, на улицу Урюпинскую, дом 54, квартира 89. К жене и детям Кирилл Тихонович не вернулся: не смог. Управление культуры целый месяц терзал шквал пересудов, обсуждения, осуждения, презрения и зависти. Хлестнуло волной и город. Как же: зам начальника Шорохов – известная фигура, лакомый, но доселе недоступный кусочек для потенциальных любовниц, жаждущих откусить нехилый кусок от сочного прожаренного бифштекса…
Теперь Галина Артуровна неизменно пребывала в самом победоносном настроении и поглядывала на свою жизнь и на жизнь тех, кто мельтешил вокруг неё, с приятным удовлетворением. Всё у неё теперь есть – завидуйте! Перешёптывайтесь! Желайте и грызите спинки стульев от невозможности достичь того, чего удалось достичь Галине Артуровне! Она – королева для желанного мужчины, а вы, вы все, и даже драгоценная семья – серые мыши в подвале пустого зернохранилища! Как не верить магии, если вот он, её результат, на Галинином диване лежит и Галинин телевизор посматривает? Потом ужинает, чистит зубы, а ночью… или вечером, если Галина того пожелает… Вот только глаза у него… пустые. Исчезло в нём что-то. А иногда – мука промелькнёт чёрным светом, и валится Шорохов без сил, а рука к телефону тянется Оленьке позвонить, с детьми поговорить. А как их видеть хочется! Обнять и не расставаться никогда!..
Потом вдруг пелена застилала серостью глаза и сердце, и он забывал, о чём мучился; помнил, что мучается постоянно, но… от чего? И казалось ему, что семья его – далеко, в прошлом, чуть ли не выдуманная им, а настоящая – вот она, в Галине Забильской, женщине яркой, задиристой, хозяйственной… Рвало его на части, да никак не разрывало. Мучился – и не понимал, горька мука его или сладка. И не перебивает ли горечь предательства сладость навязанной ему страсти? И куда делась сила духа его? Почему он тут, на Урюпинской, 14, квартира 89, а не там, на улице Бателя, дом 17, квартира 50?
Видя изредка терзания Шорохова, Белла пыталась то Забильскую урезонить, то пробиться к совести Кирилла Тихоновича. Но всё напрасно. Будто лошадь в шорах, мчался слепой мужчина по краю осыпающейся бездны, ничего не видя, ничего не слыша и только ощущая в глубине сердца, куда ведёт его отчаянный бег…
«Барыня» Забильская периодически отчитывалась перед Ларисой Диановой о своих любовных делах. Иногда приходила гадать. Выходила всегда стабильность в отношениях и финансовых делах.
Как-то ушла Галина Артуровна, с поклоном одарив благодетельницу крупной купюрой, а Леана села в гостиной, газету развернула и сосредоточенно вычитала целую страницу, не обращая внимания на покорно ждавшего Гросрюка. Наконец, глянула на него выпуклыми прозрачными глазами и проговорила, размышляя вслух:
– Как бы мне ещё ясновиденью обучиться и стать такой, как это Марина Мурадян. Читал её рекламу? Толково вроде сделано. Но не все, конечно, клюнут. Но многие, факт. На-ка, почитай, чтоб в курсе быть. Может, и тебе придётся подобную рекламу мне писать. Тётка бесплатно помогает трёмстам простым людям быстро решить проблемы с деньгами. Причина, знаешь, какая? Обиделась тётка на тех, кто не верит в её дар! На православных, то есть. Вызов бросила! Смотри, как пиарит: величайшая ясновидящая, писательница, а связи, а признание! Интересно… сколько ж она заплатила за рекламу? Сотни тысяч, наверное...
Леана прищурилась на свет, который пытался пробиться сквозь тяжёлые тёмно-зелёные шторы. Хихикнула.
А вообще… хоть рекламка и на дурака, а кого ещё нужно для афёры? Дурака и нужно. Для  оккультистки сплошная коммерческая выгода! Как бы и Леане Диановой найти нечто подобное… взаимовыгодное… Но с кем? Надо поискать в городе. Должна, без сомнения, найтись некая структура, которой понадобились бы услуги одарённой потомственной ведьмы. Ведьма – тот же психолог. Только лучше. Страшнее. Не в смысле, конечно, внешности; многие ведьмы и колдуны обладают неординарной, а то и яркой внешностью. А в смысле невидимой власти над людьми. Почему бы не предложить эту власть тому, кто захочет уморить конкурента, приворожить нужного работника?..
Нет. Зачем самой искать работодателей? Пусть они сами её найдут! Нужно прославиться. Засветиться на телевидении. Все так делают. И в какой-нибудь нейтральной программе. Для начала. А потом пробиться в любую мистическую передачу на канале ТВ-3 или на ТНТ, и дело пойдёт!
Гросрюк молчал. В голове пустота. Мутная и такая же тяжёлая, как шторы. Кто-то обиделся и хочет, чтобы триста человек из нескольких миллиардов зажили беззаботно, счастливо и богато? Ему-то что за дело? Ещё какие-то три волшебных условия надо соблюсти: чтоб раньше не обладали серьёзными денежными суммами и не выигрывали в лотерее или игры; чтоб нищенствовали, и чтоб никто из чертовок вам не смог помочь. Хитро и не про Гросрюка.
Леана потёрла руки и с энтузиазмом обняла, поцеловала ассистента и в порыве внезапного вожделения вновь позволила ему быть с нею. Да, милый Кент! Бери то, что я из милости даю тебе, и умри за меня, и вместо меня в аду прими страдания вечные!

ГЛАВА 5. ДЕРЕВНЯ ВЕДЬМ И СОЛНЦЕЕДОВ

Гросрюк нахмурился. Опять она. Белла. Зачем она возникает на его пути? И чем дальше, тем чаще? Как нарочно. И не просто так возникает, по случайности, а именно в те моменты, когда её образ горячим дыханьем его обдаёт и он вспыхивает волной жаркого огня и не может несколько секунд правильно воспринимать действительность. Едва он приходит в себя от странно переживаемого воспоминания о Белле, как вот – она внезапно появляется в поле его зрения – милая, солнечная и, несмотря на то, что он знал её своей любовницей, – чистая, и всем этим притягивающая его чуть ли не сильнее, чем Леана Дианова, и становится такой близкой и необходимой! Но она исчезает в чаще улиц, переулков, скверов, в объятиях церкви, открывшей ей двери, зачастую не успевая его заметить, но ощущая его рядом, и Гросрюк вздрагивает всем телом, завладеваемый Крэгтом, хлестаемый им наотмашь и сотрясаемый им, и возвращается к Леане.
Сегодня снова Гросрюка потряс взрыв нечаянной встречи с Беллой. Она едва не заметила его; хорошо, он успел нырнуть в отрывшуюся перед его носом дверь в аптеку. Спрятался. Сердце – колокол. А Крэгт не растерялся – бес разве растеряется хоть на секундочку? Глаза ему застил, голову сжал в ледяных пальцах, языком обжигающим в темечко лизнул, и Гросрюк, вскрикнув, очухался. Хватит идиотских переживаний! Пора к Леане, Прекрасной Замужней Джульетте!.. Хотя… ведь она не замужем…
Морщась от головной боли, Гросрюк добрался до ведьминой квартиры. В почтовом ящике, куда по долгу службы он заглядывал каждый день, обнаружилась открытка, поздравляющая адресата с Днём Победы Девятого мая. Странная открытка. Вроде осень во дворе, а у кого-то май.
Он перевернул открытку и прочитал не менее странный лаконичный текст: «Приезжай. Траур у нас. И повеселимся. Тридцать первого ждём». Обратный адрес не менее краток и непонятен: Обернибесово, Войкова, 36.
Гросрюк зачем-то напряг память. Кажется, Войков – пламенный революционер и убийца. Как, собственно, все революционеры, жаждавшие подчинить себе или убить чужие души и тела…
Принесённую Гросрюком открытку Леана прочла внимательнейше. Оживилась. Промурлыкала что-то. Поправила гладкие волосы. И велела Гросрюку обзвонить клиентов на 31 октября и 1-5 ноября и предупредить, что сеансы гадания и ворожбы откладываются на послепраздников, а после этого собираться и мчаться вместе с нею на пригородную электричку до Обернибесово. К вечеру, и не стемнело ещё, там и были. Облик деревеньки не впечатался в мозг Гросрюка. Он следовал с набитой сумкой за обожаемой Блоковской Дамой, и для него существовало она, она, она, а то, что окружало её, было далёким и ненужным обрамлением.
Они пришли к нужному дому. Обыкновеннейшая изба – обветшалая, но пока крепкая, тёмный, почти чёрный от времени сруб с небольшими, словно недовольными окошками, под железной крышей с извивами ржавчины. Признаков чародейства не видать. Перекопанный на зиму огород с осиротелыми головами бледно-зелёной капусты, графика пустолистных плодовых деревьев. Худой костлявый кот с широкой пушистой мордой и богатым хвостом, стоявший на холодном крыльце. Бабка, метущая двор, выглядела обыкновенной деревенской старухой без всякой магической привлекательности. Лишь на крупном, неподвижном от скопища морщин лице разбитыми осколками леденеют глаза – неулыбчивые, закостенелые, и ни одной искорки тепла в них нет – наимельчайшей.
Какую-то часть Гросрюка продрало так, что он клекотнул горлом. Но ведьмы не обратили на него внимания, будто не человек рядом с ними, а пугало огородное. Гросрюк огляделся. На два десятка дворов ни церкви, ни часовеньки, ни поклонного креста. Пустота  равнинной тоски в глубокоосеннем раздрае, когда ветер то снег нагоняет, то ветер, то холод, то тепло. Забытая речка забыто ползёт по заиленному мёртвому руслу, стыдясь грязности своей, в которой бойко плавает мелкая болотная живность, и не помнит, как была полноводна и чиста, как рожала и выкармливала хариусов, карасей, сигов, как омывала прохладой натрудившихся на полях людей; как принимала в себя запахи земли, краски и прозрачность неба…
Церковь в Обернибесово после революции прожила всего до марта 1918 года. Деревянная красота, божественная одухотворённость сгорели в одно тёмное пасмурное утро, жаря и светясь вместо закутанного в тучи солнца. Священника и его семью – жену и троих детей – растерзали и бросили на пожарище. С тех пор село Обернибесово чахло и густело нечистым духом, покуда вовсе не осталось с двумя десятками дворов сплошь с ведьмами, знахарками, шептуньями, ворожеями, колдунами и теми, кто признавал их силу и пользовался ею. В 1925 году деревня стала именоваться Ленинским Знаменем. Вернула она своё прозвание – Обернибесово – только в девяностых годах.
В деревню ведьм ездили отовсюду. Городишки и города да сёла, близ неё лежащие, отдавали дань всеобщему помешательству на чародействе и со всякою потребой устремлялись сюда. Так что местные не бедствовали. Чего и всем желали. Кроме православных христиан.
Гросрюк очнулся от весёлого голоса Леаны Диановой, суетившейся возле старухи.

– Леонида Карловна, прошу знакомиться: мой ассистент Викентий Гросрюк. Учу его потихоньку. Руки у него ловкачие, разумом послушен – очень я им довольна.

Как тут не расцвести: похвалила сама обожаемая, обожествляемая! Всё для неё сделаю! Любую работу и работёнку! Его запрягли за водой, за хлебушком и конфетами, за дровами в сараюшку, и стемнело. Месяц ярок, да узок. А звёзды то и дело за быстрыми тучами скрываются. Без фонаря убьёшься на кочке или отвале каком, ногу камнем пришибёшь, в кустах дремучих оцарапаешься. Ветер поднялся, ударом выбил с лица Гросрюка тепло и не перестал хлестать наотмашь, будто старался то ли прогнать, то ли отомстить за что-то.

Крэгт молчал, греясь в болоте Обернибесово, как в бане. Хорошо ему было быть здесь. Вольготно. Узнаваемо. Так что служку свою Гросрюка он оставил, в кои-то веки, под присмотром, но одного. Наслаждайся, мол, пока в иную – правую – сторону не посмотрел, не переметнулся.
Вечерняя темень последнего дня октября родила гостей в доме старухи Савановой: сперва материализовалась ведьма помоложе лет на десять-двенадцать, уроженка Обернибесово, хорошо, как и хозяйка, помнящая годы совхоза «Ленинское Знамя» – Августа Александровна Башарина. Следом возникла тридцатитрёхлетняя красавица брюнетка в длинном чёрном платье, увешанная браслетами, цепями, амулетами и тяжёлыми, до плеч, серьгами, – Лейла Вахитовна Сайфуллина. Они вовсю хлопотали с подготовкой ночного шабаша, когда полы сотряслись от основательной поступи местного колдуна – единственного в Обернибесово мужчины, якшающегося с ведовством и магией, – Евстрата Петровича Сторчака. Был он пришлый, из городка Рузаново, возникшего полвека назад на севере области, на рудной жиле.
После армейской службы увлёкся Евстрат Петрович книгой магии колдуна Папюса и утонул в чёрном волшебстве, как в машинном масле. Работал на руднике, а когда весь вышел, принялся искать другое место доживания – такое, где б «обитала сверхъестественная сила». Конечно, он слышал, что есть, мол, такая деревня ведьм и полно в ней пустующих изб, но лишь на пенсии решил бросить город. Приехал. Поглядели на него местные ведьмы, посовещались, и самая старая и опытная из них, терзаемая пятью бесами Любистина Акиндиновна Еналиева указала крепко сложённому пенсионеру избу, в которой можно обосноваться без угрозы прибытия потенциальных претендентов на «бабкино наследство».
Евстрат Петрович в Обернибесово прижился и совсем скоро стал своим. Как без него провести ведьмину ночь?! За чаепитием с плюшками и пышками Августа Александровна поведала Леане историю гибели Любистины Акиндиновны Еналиевой. Была она короткой: в три дня сгорела самая старая и опытная ведьма округи. Дождь тогда ночью поливал несносно, занудно. К полудню совсем распогодилось, и Августа Александровна отправилась навестить подругу. По пути встретившаяся соседка рассказала, что Любистина Акиндиновна три дня, как спятила: кричала что-то, вопила, рыдала. Таблетки ей, верно, от старости купить надо. Посетовала так соседка и за козой пошла. А Башарина чуть ли не вприпрыжку поскакала к знакомому с детства дому. Там и наткнулась она на мёртвое тело. И не в избе, не у порога, а вообще за воротами, на дороге. Ещё больше высохла Любистина Акиндиновна. А в лицо так и вовсе не узнать. Что с ней приключилось?.. Загадка. То ли уж пора было: возраст, всё ж-таки; то ли кто заклятьем погубил…
Помянули самогонкой девяностопятилетнюю ведьму Любистину Акиндиновну, ни дня не прожившую вне Обернибесово и ни разу никому не отказавшую в ведовской помощи. Помянули и вышли на улицу. Провели обряды, читая задом наперёд православные молитвы и крестясь зеркально.
Гросрюку обряды резали слух. Его колотило то ли от холодного ветра, то ли от страшных, вывернутых слов. Ему едва хватило терпения и сил, чтобы выдержать до рассвета всё, что приготовили для своей великой ночи колдовства ведьмы. Что ему магия? Она ему интересна в его собственном ключе: Леана. Вот что его заботило. И если ей нужно искать магию, пользоваться магией, изучать её – пусть. Да. Пускай купается в ней, раз она жить без магии не может. Главное, она есть. И она рядом. Гросрюк повторял и повторял себе десятки, сотни, тысячи раз: главное, что Леана рядом. Отчего-то чем больше, чем чаще повторял он это, тем больше и очевиднее ему казалось, что на самом деле это… неужели самообман? Он… уже не так сильно горит? Нет. Ему просто надо выспаться. Отдохнуть. И, желательно, в городе, а не в странно пахнущей деревенской избе.
На следующий день ведьмы и Гросрюк проснулись после полудня. А в два часа к ним заглянул в гости высокий, ладно сложенный парень лет тридцати с небольшим, синеглазый, красивый, с небольшой бородкой, с длинными вьющимися русыми волосами, собранными позади резинкой. На лбу – тёмно-жёлтая, с голубыми вкраплениями, вязаная повязка. Не парень, а модель! Чего он забыл в деревне?! Да ему впору в ночном клубе зажигать!
Парень тепло поздоровался с присутствующими, как с родными. Его пригласили посидеть за чашкой чая. Лейла Сайфуллина призывно смотрела на красавца, но взор его, переходящий с одной женщины на другую, с Гросрюка на Сторчака, с цветущей герани на поджарого короткошёрстного чёрного кота с надорванным ухом, был одинаково приветлив.
Лейла представила гостя:

– Прошу приветствовать нашего соратника по духу – солнцееда Ивана Рольника.

Гросрюк не понял.

– Что? Солнце… что?

Красавец Иван с готовностью повторил:

– Солнцеед. Вы никогда не слышали о нашем учении?
– Нет, – сказал Гросрюк.
– И я тоже никогда не слышала, – призналась Леана, кокетливо разглядывая русского богатыря. – Может, вы нам проясните?

Иван Рольник расплылся в чудесной открытой улыбке, одарил ею всех без исключения присутствующих и деликатно осведомился:

– Я точно не наскучу, не надоем никому своим рассказом? Я ведь долго могу рассказывать о том, что постиг!

Его горячо уверили, что будут безмерно рады услышать любой – самый долгий рассказ, потому что как раз надумали стряпать пельмени.
Иван Рольник – самый обычный парень, работающий в салоне бытовой техники. С нежного возраста он интересовался теорией и практикой чёрной магии. Увидев как-то у знакомой девушки книгу Мэнли Палмера Холла «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской философии», Иван выпросил её почитать и, с трудом продираясь сквозь незнакомые термины и постулаты, погрузился в оккультизм и языческие традиции. Вполне ошеломлённый новыми знаниями, Рольник однажды ночью удостоился видения сверкающего всеми членами человека, который спросил его: хочет ли он присоединиться к тем, кто свою жизненную энергию питает от великого светила – Солнца? Не раздумывая, Иван согласился. Это приглашение – честь для него! И он стал учиться питаться Вечным Солнцем, которое есть источник мудрости, центр Силы, энергии, Сердце вещей.
Некоторые секретные мистические ордена учили, будто солнце населено расой созданий, чьи тела состоят из излучающего духовного эфира, не очень отличного от состава пылающего шара солнца. Рольник яростно, мучительно позавидовал этим существам и окунулся в языческий культ Солнца с головой. От вновь явившегося к нему сверкающего человека он принял в себя раскалённый огненный шар и стал истинным солнцеедом! Он познавал близкий жар солнца, очищал свой организм и гармонизировал его с вибрациями солнца. Он видел себя созданием, напоминающим маленькое солнце размером чуть больше обеденной тарелки. Правда, обретя большую силу, он бы увеличился и в размерах. Какое чудо – быть бело-золотого цвета и испускать эманацию четырёх потоков Vril, излучающей энергию солнца!..
Голос в голове призывал его питаться Солнцем, воздухом, стать солнцеедом – человеком, способным обходиться без физической пищи и воды, потому что для полноценной жизни ему нужен лишь воздух – дыхание планеты.
И вот просвещённый Иван Рольник засел за компьютер, чтобы найти подобных ему соискателей солнечной истины. Оказывается, есть в мире куча людей, называющих себя праноедами и бретарианцами. Благодаря десяткам тысяч солнцеедов мир пока не разрушен. И всё потому, что они поддерживают энергию своей жизни за счёт праны, от энергии солнечного света и космоса. Поэтому у них нет отходов, а есть гармония с природой и миром, истинная  человеческая любовь без насилия, полное превосходство над звериными инстинктами, есть выход в космос, в братство высшего разума!
Иван Рольник сиял, рассказывая ведьмам, колдуну и Гросрюку об очередной энергетической теории совершенствования души. Он взахлёб расхваливал найденных в сети соратников, с которыми крепко подружился и перевёз в Обернибесово, чтобы строить усадьбу для общины. Одна из них – Тамара Леонидовна Транькова. Она дышала и получала пищу через энергетические центры – чакры, через лёгкие и кожу из атмосферы.
На этом месте Гросрюк не удержался и хмыкнул. Иван, улыбаясь, обратил на него кроткий синеглазый взор и с удовольствием разъяснил для маловерных:

– Солнечный свет, к вашему сведению, несёт элементарные частицы, которые могут входить в резонанс с частицами клеток организма и образовывать все химические элементы, необходимые для питания. Так что если человек входит в состояние такого резонанса, у него начинают работать чакры. Получается, что его микрокосмос взаимодействует с макрокосмосом. Такая способность есть у каждого. Но люди, в большинстве своём, настолько зашлакованы едой, дурными поступками и помыслами, что чакры не открываются.

Гросрюк не удержался и хихикнул. Иван пересел к нему поближе и доверительно коснулся его руки:

– Почему вам смешно?

Гросрюк незамедлительно ответил:

– Питаться энергией – это как лампочку в розетку воткнуть. Мы, по-вашему, лампочки, что ли?

Ведьмы насмешливо переглянулись, но Гросрюк не понял, к нему относилась насмешка или к сумасшедшему Рольнику. А тот с терпением миссионера, проникновенным тоном сказал:

– Знаете, уважаемый Кент, я как-то почитал книгу «Бхават-Гита», и мне хватило всего несколько страниц, чтобы понять, что такое Бог. Вы знаете, Кто такой Бог?
Гросрюк осторожно пожал плечами, вспомнив о затаившемся в нём Крэгте. Скажешь – накажет. Ему вспомнился храм, в который он чуть было не зашёл, и у него вмиг разболелась голова. А Рольник доверительно делился своими открытиями:

– Так вот. Бог – это энергия. Понимаете? Если это понять, тогда поймёшь и тот факт, о котором говорят православные, что Бог может быть одновременно везде и во всём, всё видеть и знать. Ведь энергия пронизывает всю вселенную, весь космос!

Он торжествующе улыбнулся и потянулся за чашкой, в которую Леана предусмотрительно налила чай.

По совету новой знакомой Тамары Траньковой Рольник читал «Евангелие», осваивал «Основы миропонимания новой эпохи» Клизовского, Агни Йогу, книги серии «Источник», «Обращение Высшего разума Вселенной к людям Земли». Результатом был отказ от мяса. Затем под руководством Тамары опробовал на себе методики по очищению организма, предложенные Малаховым в книге «Исцели себя сам», закалялся по системе Порфирия Иванова, провозгласившего себя очередным Иисусом Христом: он обливался холодной водой, ходил босиком с ранней весны до первого снега, чтобы соединиться с природой, её духами и ангелами.
Гросрюк едва сдержался, чтобы в очередной раз не хмыкнуть, и опустил голову, скрывая выражение лица. А Рольник говорил и не мог остановиться. Духи природы и ангелы опекали его и помогали оздоровлению. Он с восторгом слушал беседы Тамары Егоровны, которая уверяла, что духи природы и ангелы проделали над ней большую работу: осуществили энергетические (космические) операции по удалению частей печени, поджелудочной железы, желудка, кишечника, брюшины, мочевого пузыря, сердца.

– Она с полным доверием относилась к Высшему водительству и была совершенно спокойна, получая осознание свыше об оздоровительных действиях над ней, – гладким баритоном пел Рольник. – А главное: Тамара занималась оздоровлением ради людей! Она хотела нести им знания о времени Огненного Крещения – Апокалипсиса, Преображения, Перехода в Новый век. Она мечтала помогать Земле-Матушке и всему сущему на ней христианскими молитвами и велениями по «Науке изреченного слова», будучи членом Сообщества «Хранителей пламени». И вот она так духовно и физически очистилась, что физическое и энергетическое тело её преобразилось! Открылись семь основных чакр и возгорелись другие энергетические центры! Это был следующий шаг к победе!

Иван обвёл всех радостным взглядом.

– И поэтому дорогая Тамара Егоровна опробовала водно-бульонный режим питания. За сорок дней похудела на семь килограммов, её лёгкие пережили трансмутации. И через три года космические силы, Высший разум рекомендовали ей жить сперва без еды, а через месяц – без воды.

– Без воды помрёшь в два счёта, – буркнул скептически Гросрюк, но не сбил Ивана с позиций.

– Да, безводное бытие даётся с трудом: в клетках тела начинается глубинная очистка, которая сопровождается вибрацией во всём теле, слабостью, сухостью во рту в результате выбросов шлаков через слюнные железы.

Иван Рольник говорил, будто читал наизусть.

– Кожа шелушилась, сыпь появилась, – перечислял он. – Полтора месяца мучилась. И лишь доверие к учителям давало ей силу и выдержку. А насчёт воды скажу, что лёгкие Тамары Траньковой и других последователей солнцеедства так трансмутировались и трансформировались, что обрели способность ассимилировать влагу из воздуха. Так что и пить нам теперь не нужно! И ещё я всем говорю: каждый может питаться чистой энергией солнца, только необходимо серьёзно к этому подготовиться!

– А как? – спросила Лейла, чтобы поддержать разговор, смысл которого она считала бредовым.

Рольник проникновенно обозрел всё её существо и ласково ответил:

– Постепенно. Не надо специально открывать центры, не надо ничего форсировать. Высшие Учителя определят готовность человека сделать тот или иной шаг в преображении. Они увидят и помогут…

Августа Александровна и Леонида Карловна понимающе переглянулись и согласно покивали головой.

– Вот нашей Тамаре Егоровне, – с пафосом продолжал Иван Рольник, – уже семьдесят лет! Она была инвалидом второй группы! А теперь она абсолютно здорова! Давление сто двадцать на восемьдесят, идеальные зубы, дыхание почти в два с половиной раза медленнее, чем у обычных людей, а температура тела всегда меньше тридцати шести градусов! Кроме того, в организме Тамары Егоровны повышено содержание кремния: вместо двух стандартных – тридцать единиц!

– Возможно… это просто желаемое, – скептически отметила Леана Дианова.

Иван тронул её за руку, заглянул в глаза.

– Дело в том, родная моя Леана, что Тамару Егоровну обследовал в научно-медицинском центре Зеленограда кандидат медицинских наук Алексей Георгиевич Шебшаевич. И по данным электромагнитных сигналов состояние здоровья Траньковой по всем тридцати двум замерам – превосходное! За восемь лет работы среди пяти с половиной тысяч пациентов такое великолепное состояние организма обнаружилось у четверых!

– И она, несчастная, так и не сможет нормально питаться? – спросила Леана.

– Почему? Может! Её органы пищеварения, как и мои, законсервированы, а вовсе не атрофировались. Они спокойно примут и переработают любую пищу. Но зачем? Ведь она даёт мало ценных веществ, а мы, солнцееды, получаем их напрямую из окружающего пространства! Наши чакры впитывают чистую энергию, понимаете?! Безотходную! Воздух снабжает наши тела и водой – через поры кожи и трансформированные лёгкие. И микроэлементы тоже из воздуха! Ходи, дыши, смотри на солнце, поклоняйся ему, молись – и будешь сыт, здоров и весел!

Он лукаво прищурился на женщин и на старого колдуна и заметил:

– А вы знаете, что если бы организм был абсолютно свободным от шлаков, то в идеале производство в крови красных телец, которые удаляют ненужные веществ, совсем прекратилось бы и кровь состояла бы из одной лимфы. А она – голубоватого цвета! Помните, про аристократов говорили – «голубая кровь»? Это, между прочим, с древних времён повелось! Тогда люди умели усваивать пищу или вещества извне через кожный покров и лёгкие. Надо вспомнить, как это делалось, и мы получим необычайные способности!

– Какие способности? – прищурился на Ивана Евстрат Петрович.
– Обострение органов осязания, обоняния. Телепатия. Исполнение непроизвольных желаний… Солнечный свет и свет далёких звёзд несут в себе все необходимые вещества для активного существования человека!
– И все, кто хочет, может стать солнцеедом? – с долей кокетливости спросила Лейла.
Иван энергично кивнул.

– Чисто физиологически – несомненно, да! Ведь мы – существа вовсе не сверхординарные! Солнечное питание для человека совсем не мучительно! Надо просто попробовать.

Гросрюк не удержался и пробормотал:

– Я бы присоединился к луноедам или марсоедам, а то солнце кушать горячо.

Иван услышал и мягко возразил:

– Вы не правы, дорогой Кент. Солнцееды – предтечи нового биологического вида, шестая раса. По нам теперь можно судить, в какую сторону движется эволюция человека. Человек вообще есть проекция космической пентаграммы. Его эволюция, собственно, определяется волной жизни в космосе, которая сама себя распространяет, охраняет и несёт в себе эволюционное начало…

Гросрюк зевнул украдкой, чтобы не осрамиться перед богиней Леаной и её подружками с дружком. Вдруг они всерьёз решили уподобиться растениям? Внимать советам «свыше» от «гида» или «наставника» – сторонника системного оздоровления…
Он, боясь расхохотаться, вполуха слушал, как новый знакомец восхвалял путь к солнцеедству Тамары Траньковой: как под водительством «личного наставника» «подвижница» изживала в себе чувство собственной важности, училась ощущать себя маленькой клеточкой Большого Организма – планетарного, космического, девять месяцев изгоняла дурные мысли, притягивающие «черноту» из пространства, обретала внутреннюю тишину, спокойствие, равновесие, училась кротко радоваться жизни, отрешаться от суеты, когда человек полагается на волю космического разума. Она училась благодарить за всё, собирала воедино кусочки души, размётанные жизнью, чистила свою энергию, балансировала чакры, искала свой ритм – и всё это целых семь лет! И вот теперь Тамара Егоровна стала промежуточным звеном между человеком и неизвестным науке существом. Она перерождается. В клетках тела идёт процесс алхимического синтеза воды, фотосинтез. Так что солнцеед – реактор, трансформатор, преобразователь информационного кода.
Так что не пропускайте дивный завтрак из солнечных лучей и энергии пространства! Стройте пирамиды! Ходите босиком круглый год! Вселенная – скатерть-самобранка! А человек – антенна для энергии Космоса! Смотрите на Солнце десять часов в сутки, заряжайтесь!..
На этом месте Гросрюк не выдержал и уснул крепким сном без сновидений.
Проснулся он через час или около того измученный чем-то тяжёлым, давящим ему на грудь, словно кто-то встал на него острым коленом. Праноед Иван Рольник как раз прощался с хозяйками вечера: ему надо было спешить к своим солнцеедам на собрание, посвящённое великому событию: сельский глава Маркс Абрамович Ленчиков разрешил пришлым бреторианцам выкупить участок земли с правом строительства и тем дал им кров на многие года. Теперь солнцееды со всей России могут приезжать в Обернибесово и превращать себя в существа шестой расы, в существа чистой энергии! Пока они жили в брошенной избе. Иван Рольник ликовал и прижимал к сердцу весь мир… кроме православных, естественно, которым догматы веры важней, чем возможность очистить свои чакры, научиться видеть ауру и не вкушать ничего материального, приземлённого!
Когда раскрасавец Рольник покинул тенета Августы Александровны, Леана проговорила, нахмурившись:

– Странное какое-то учение, а? Как бы оно здесь нам не навредило.

Леонида Карловна рассмеялась:

– Да ты что! Навредило! Разве ты не видишь: он, милая, наш до самого донышка! Одних он с нами костей! Не расслышала разве? Прана, чакры, Высший Разум, чистая энергия, солнце и  прочее словоблудие? Наш он, Леаночка, наш с потрохами. Не один бес им владеет – два, а то и три. Не поняла разве, кто ему велел солнцем питаться и слушаться высочайших приказов? Князь тьмы велел, сатана! Пусть он тут с нами живёт и других соблазняет. По одной дорожке идём, души собираем, сатане бросаем! Со своей красотой и обаяньем он многих прельстит! Не меньше уж нашего! Правда, Лёня?

Леонида Карловна кивнула. Сторчак и Лейла тоже.

– Хоть и другие, а ось-то одна, – кратко молвил колдун, глаза холодные не пряча.

А молодая Лейла Сайфуллина промурлыкала, жмурясь в окно мечтательною девушкой на выданье:

– Хотела бы я сойтись с нашим главным солнцеедом, вдруг я стану солнечной ведьмой! Совсем другой образ. Чернушная красота мне что-то надоела. Хочу быть белокожей, белокурой и во всём белом! И сверкающие стразы! И лебединое перо…
Она таинственно усмехнулась, проводя пальцем по щеке. Гросрюк содрогнулся. Остальные ведьмы на причуды красавицы-колдуньи усмехнулись понятливо; Леана – высокомерно. Евстрат Петрович пробурчал:

– Когда под белым покрывалом – чёрная грязь, это обман. Уж не знаю, удобнее ли тебе станет, если люди при встрече не поймут ничего. Обознаются – как пить дать.

– И чудесно! – воскликнула Лейла. – Пусть они меня чистенькой считают… какое-то время. Пока во мне полностью не погрязнут – так, чтоб не выбраться. Верно, Леана?

Она остро глянула на Дианову и Гросрюка и принялась помешивать в чашке сахар. Леана прищурилась злобно: куда метит, метла общипанная? Ну, я тебе отомщу, зараза! И мило улыбнулась будущей жертве вуду. Глотая густой чёрный чай, она вдруг бросила рассеянный взгляд в окно и обмерла. То ли тени на ветках так легли, то ли взаправду вышло, а воззрилась на Леану страшная морда, собравшая в себе все уродства человека: короткие острые зубы, шрамы, наросты, гроздья кожаных багровых шариков, свисающих с висков, щёк, подбородка, шеи, маленькие чёрные глазки, одно из которых с мутным бельмом, разорванные уши до плеч, мясистый нос с раздвоенным кончиком… Урод смотрел прямо на Леану и мелко потрясывался. Багровые шарики кожи подпрыгивали и трепетали в такт его крупной дрожи.
Леана закричала. Чашка выскользнула из её рук и упала на дорогие итальянские брюки. Чаю оставалось немного, и пятно расползлось по ткани мерзкой кляксой буквально на половину ладошки, не больше. Гросрюк бросился к обожаемой женщине, тревожно выспрашивая, что случилось и не обожглась ли его драгоценная красавица. «Драгоценная» испуганно кивнула на окно, и компания посмотрела в осеннюю темень.
Они все увидели урода и как один сглотнули свой страх, подавив рвущиеся из глоток вопли. А тот осмотрел каждого из них – и будто нутро наизнанку вывернул, впитал в себя и выплюнул обратно грязным, нечестивым.
Чернота в глазах, взрывающиеся точки звёзд – и вот за окном в кустах нет никого, хоть плачь. Колдуны хотели перевести дух и не смогли. Гросрюк ничего не понимал. Отчего все уставились в окно? Он добросовестно пялился в него, однако что увидишь в темноте? Темноту. Хотя нет… Что-то промелькнуло. Он хотел сказать, что видит тень, но не успел. Ведьмы и колдун бросились вон из-за стола, опрокидывая стулья. Гросрюк сидел с открытым ртом, наблюдая, как суетятся, толкаются, приседают на корточки, кружатся, подскакивают и машут руками женщины и старик. Окаменелые лица, повторяющиеся, будто заученные движения… Что это с ними?!
Он схватился обеими руками за сиденье и вжался в него в неясной тревоге. А мгновение спустя понял, что Крэгт заставляет его тоже суетиться, толкаться, приседать, кружиться, подскакивать, махать руками и, вообще, творить всякие непотребства, тем омерзительнее, тем лучше. Гросрюк не смог долго сопротивляться. Он чувствовал экстаз, эйфорию, бушующую энергию, страсть изничтожать себя в шквале движения и разрушать всё, что сковывало его, всё, что окружало. Громыхающий дьявольский рок бился в мозгу в тяжёлом металлическом ритме, принуждая дёргаться в такт толстозвучным барабанам.
Когда их отпустило, они срубленными ёлками рухнули на пол и долго лежали искорёженные, опустошённые, терзаемые тонким писком в голове.
… Для Беллы и её детей как раз в эти минуты пришло время вечерней молитвы. Почему вдруг в ней возникло ясное ощущение близости Кеши, словно он стоял рядом и задыхался от боли и горя? Она молилась и в каждом прошении о милости выпрашивала у Господа спасение Кешиной души, которую тот почти без сопротивления отдавал сатане.
Уложив Ядвигу и Елисея спать, Белла несколько минут перед наваливающимся сном молилась о нём: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Спаси и помилуй заблудшего Викентия», не смея добавлять «раба Божьего»: не к Богу Кеша спешит изо всех сил семимильными шагами, не к Отцу своему, а туда, где ждёт его на мучение злейший его враг.
Совсем недавно Белле, воспитанной в атеистическом окружении, казалось, что Бог и дьявол, ангелы и нечистая сила, рай и ад, святые и грешники – красивые, глубоко философские, нравственно наполненные сказки о добре и зле. А если допустить, что это не сказки, не грёзы, что всё это существует в реальности, в недалёком будущем, то что делать тогда? Как с собой справляться? Со своими страстями, привычками, комплексами и чёрствостью, колючей, будто кактус, и острой, словно  края осоки?
И когда звучала в душе Беллы мольба о Викентии Гросрюке, тот внезапно спокойно уснул, единственный из корчившихся на полу. Крэгт отступил, бессильно скрежеща зубами и неистово вращая поросячьими глазками… Это последнее, что стояло перед внутренним взором Гросрюка, прежде, чем сознание уплыло в спасительное небытие.
Наутро встали поздно – из тех же поз, в какие упали после бесовской трясучки. В головах билась боль. Даже моргать было больно. Кряхтя, постанывая, держась за лбы и поясницы, они ходили на двор, готовили завтрак. Леонида Карловна скороговоркой бурчала себе под нос абракадабру, которую прислушивающийся Гросрюк никак не мог разобрать. Что за диалект? Башкирский? Нагайбатский? Татарский?
Ведьма, почуяв его интерес, негромко проговорила, близко к нему подойдя:

– Чего прислушиваешься? Знать хочешь, чего бормочу?
– Интересно, – неловко пробормотал Гросрюк.
– Православную молитву «Отче наш» знаешь?
– Не знаю.
– Молодец, – похвалила Леонида Карловна. – Так я вот читаю эту молитву задом наперёд.

Гросрюк оторопел:

– Зачем?

Ведьмы тоненько рассмеялись, колдун усмехнулся уголком рта.

– К кому обращаемся, тому и молимся, – разъяснила Леонида Карловна. – Мы против Бога Единого, Которому христиане молятся. Молитвы-то у них сильные: их святые люди не сочиняют, а от Святого Духа принимают, из всей своей души, а мы сочинять ничего не можем, только подобие какое-никакое худое. Потому, ежли мы эти молитвы, особо главную, «Отче наш», задом наперёд прочтём, то в нас тёмная сила укрепляется, умножается, и бес нам помогает.

Лицо Гросрюка перекосила гримаса отвращения, и он поспешно опустил голову, чтобы драгоценная Леана ничего не заметила. Он надеялся, что неприятное чувство гадливости пройдёт, но напрасно; никуда оно не уходило, не пропадало. Сидело в сердце или около него и напоминало о себе тягучим унынием, от которого не было спасения.

Августа Александровна бросила на ведьминого ассистента цепкий пронизывающий взгляд, пробормотала про себя неслышное что-то, и Гросрюка чуть не удушил кашель. Когда грудь утихомирилась, Башарина сказала:

– Ты его учила чему дельному, Леана?
– Немного. Некогда всё: клиенты идут и идут, время забирают.

Августа Александровна покачала головой.

– Нельзя так. Пусть уж он в наше дело плотно вникает, погружается по самую макушку, как Ваня Рольник в своё солнцеедство. Найди в городе хорошего колдуна, чтоб и теорию, и практику освоил. Мы-то здесь простую, обывательскую магию используем. А корни, истоки – это, слышь, теория. Её б и тебе знать хорошо. Полезно.

Евстрат Петрович, слушавший разговор, казалось, вполуха, вдруг поднял на Гросрюка ледяной взгляд и властно отчеканил:

– В городе нечего искать. Я сам по теории специалист. Прочитал многое, а многое сведущие люди открыли. Так что… время есть, еда есть, слушатели есть… Осталось первое слово молвить, и всё наше дело вашим будет – и уж не внешне, а изнутри, как настоящему порчельнику, настоящему волшебнику положено. Ты не слушай, будто волшебников нет. Есть. Но из них ни одного доброго нету, потому что волшба и христианский Бог – на противоположных концах вертикали мира существуют.

Лейла мечтательно повторила последние слова Сторчака  и вдруг предложила позвать на лекторий по чёрной магии и Ваню Рольника – «для обмена опытом». Неплохо было бы, – согласились ведьмы, и праноед был зван на сборище посредством Гросрюка, посланного в конец Обернибесово, к новой рыже-кирпичной усадьбе, полускрытой за высоким забором. Усадьба принадлежала новому адепту солнцеедов, удачливому чиновнику из города, сумевшему в кратчайшие сроки воздвигнуть себе загородную дачу и на время строительства предоставившему солнцеликим человекам убежище.

На Гросрюка басом залаяло несколько  собачьих голосов, и он не решился зайти самовольно. Постучал в железные ворота. Увидел кнопку. Позвонил. Из коробочки под звонком раздался недовольный мужской тенор:

– Кого опять там черти принесли? Поесть не дадут…

Гросрюк струхнул. Однако делать нечего: приказ есть приказ. Пролепетал:

– Да вот… я от ведьм… они  вас на сборище приглашают.

– Какое ещё сборище? – так же недовольно пробурчал мужской голос. – У нас обед.

Кто-то на заднем фоне прикрикнул на говоруна:

– Чего болтаешь – обед?! Рот дырявый! Кто там опять? Скажи – солнцу молимся, и всё! А про обед помалкивай. Хотя уже проговорился, дурень.

– От ведьм здешних пришли, – сообщил недовольный голос.

– … Сейчас выйду, скажи.
– Эй, у ворот! Не ушёл ещё?
– Не ушёл.
– Выйдет щас Иван Алексеич. Жди. У нас псы злющие, разорвут, так что не заходи.
– Ладно.

Гросрюк попытался сказать это слово твёрдо, ведь он, между прочим, не рохля, не тюфяк, не тесто сдобное. Он – вор. У него своя гордость имеется! Он почему-то вспомнил, что недавно украл сумку на автобусной остановке и там оказался исписанный блокнот. Когда он вернётся домой, надо непременно почитать, что такого надумала женщина, что так много написала…
Калитка в воротах щёлкнула замком и бесшумно отворилась. Гросрюк увидел Ивана Рольника и невольно вспомнил, как недовольный голос проговорил об обеде. Но ничего не сказал.

– А зачем собираемся? – полюбопытствовал Рольник.

– Евстрат Петрович хочет что-то о магии сказать, как я понял, – добросовестно ответил Гросрюк.
– Типа лекции?
– Наверное.
– Ладно, пошли. Интересно, в принципе, послушать об иных духовных поисках, – серьёзно, доброжелательно признался Рольник.

Гросрюк пожал плечами: плевать он хотел на духовные поиски. Его лично притягивала в сборище одна фигура – Леана Дианова, счастье его одурманенной души.

Евстрат Петрович сидел спиной к окну. На круглой столешнице в незатейливом подсвечнике горела толстая зелёная свеча. Колдун говорил негромко, внушительно и, казалось, – наизусть. Скорее всего, так и есть. Гросрюк слушал его и холодел. Ведьмы и солнцеед жадно впитывали каждое слово.

– Магия – это древнее искусство, посредством которого подготовленный, отдавший душу повелителю тьмы человек вызывает духов, контролирует их с помощью неких формул. Волшебник может управлять обитателями стихий и астрального мира. В Египте чёрные маги Атлантиды имели сверхчеловеческие способности. Они подчинили себе не только народ, но и фараона, который стал марионеткой в руках Алого Совета – комитета верховных волшебников, приведённых к власти жреческой кастой. Каббалисты средних веков в большинстве своём использовали в практике демонизм и ведьмовство. Они искали магические зеркала, священные кинжалы, чертили магические круги вокруг гвоздей гроба, чтобы заменить всем этим добродетельную жизнь, которая без помощи сложных ритуалов или нечистых духов – подземных созданий – может привести к состоянию истинного совершенства…
Именно контроля над бесами искали люди  в магии. Наполеону Бонапарту давал редкие знания и сверхъестественную власть маленький красный демон Медини – говорящая голова. Сократу вещал образованный, богоподобный бес, который оставил своего подопечного после провозглашения смертного приговора.
А вспомните знаменитого оккультиста доктора Иоганна Фауста! Изучив магические сочинения, он поставил демона себе на службу! С его помощью он творил колдовство. Однажды на базаре Фауст накрыл своим плащом корзину с яйцами, и из них вылупились цыплята. А ещё раз он выпал из лодки в реку, а когда его выловили, оказалось, что одежда его не намокла… Он утверждал, что ему служил самый могучий из всех духов, которые поступают на службу человеку, – Асиель. При появлении перед человеком он абсолютно не страшен. Наоборот, весьма привлекателен. Он достаёт богатства и любую вещь из любого края!
Именно доктору Фаусту открылся мир демонов. Анигуэль, который находит в земле любые сокровища и минералы, к примеру, демон услужливый и по образу совсем не опасный: он предстаёт десятилетним мальчиком! Марбуэль, истинный повелитель гор, – дух противоречивый, беспокойный, появляющийся в виде воина в тяжёлом снаряжении, Марса. Он снабжает волшебника теми вещами, которые растут на земле или скрыты под землёй. Асиебель – правитель моря, который находит вещи, утонувшие в воде. Махиель пленяет обликом прекрасной девушки и дарует благородное, достойное состояние, творит суд, справедливость… с точки зрения, конечно, того, кто вызвал её. Баруэль – мастер всех искусств и ремёсел, и появляется перед заклинателем в рабочем фартуке. У него столько знаний, что он может научить мага в один момент большему, чем можно научиться от всех мастеров мира за двадцать лет…

– Лично я пробовал заклинать духа, – сообщил Евстрат Петрович самым обыденным голосом.

– И как это происходило? – заинтересовался Иван.

Гросрюка почему-то едва не стошнило. Ему вовсе не хотелось узнать процесс заклинания. Но ему пришлось выслушать длинный рассказ колдуна, в котором он ничего не понял. А вот его красавица «Божественная Дама» вникала во все подробности и торопливо конспектировала каждое действие, каждую открывающую молитву, заклинание, допросы… Она воочию представляла и предвкушала, как она это использует, чтобы зачаровать какого-нибудь клиента. Лейла сидела строго, величественно. Картину царственности портили чисто женские кокетливые взгляды, которые Лейла не могла удержать: праноед пленил её статью, красотой, силой и неизменной улыбкой, открывающей здоровые, не порченые никотином зубы.
Старых ведьм не привлекали ни теория магии, ни Ваня Рольник. Они подрёмывали под звучание сложных измышлений древних волшебников, осуждённых за свои деяния на муки, и мечтали уж скорее отдохнуть от дорогих, но утомительных в их возрасте гостей.
После серьёзного учения попили чай, болтая ни о чём, перемывая, перемалывая соседские жизни. В качестве развлечения наложили порчу на корову бабки Авдотьи, которая никогда не обращалась к обернибесовским ведьмам, не разговаривала с ними и не здоровалась. Вот помрёт корова, будет Авдотья знать!
Рольник их не останавливал: он считал, что надо делать то, что хочется. А Гросрюку было жаль и незнакомую бабку Авдотью, и её корову. Хотя какое дело ему до них? И он изо всех сил заставлял себя думать о Леане Диановой и наслаждаться её присутствием возле себя…
Назавтра, водкой помянув покойную Любистину Акиндиновну, они вернулись в город. Лейла осталась. Она захотела поближе узнать о бреторианстве и, в частности, о жизни и предпочтениях главы местной общины солнцеедов Ивана Рольника. Говорят, к весеннему равноденствию Лейла Сайфуллина сочетала в себе ведьмовство и праноедство. Весьма, кстати, гармонично увязались в ней обе нечистоты. Она лоснилась довольством от своего духовного роста и разнообразия и подумывала обзавестись «чадом магической связи» от Ванечки, с которым сожительствовала, но к середине лета её поднял на рога бык – родной последыш коровы бабки Авдотьи, которой ничего худого не приключилось от порчи ведьм, поскольку Авдотья единственная в деревне верила в Бога и каждый месяц ездила на велосипеде, а по снегу ходила пешком на воскресные и праздничные богослужения в соседнее село Каменецкое в церковь святителя Николая Чудотворца…
Помянули старые ведьмы молодую поросль самогоночкой, погоревали и успокоились: одна из них погибла, а взамен – сотни рядами встают, чтоб народ русский одурманить, обещая горы золота и бриллиантов, но утаивая при этом, что при жизни человека демоны служат ему, одновременно порабощая его волю, а по смерти забирают душу в ад и мучают её в бесконечности времён.

ГЛАВА 6. БЕЛЛА

Белла удивилась: снова сорок девятая квартира меняет жильцов. Второй раз за год. Она спросила серую седую женщину с усталым потухшим взглядом:

– Вам помочь? Могу дверь открыть-закрыть, отнести что, посторожить вещи. И ужин у меня есть: картошка жареная с луком и чесноком, чай или компот. С удовольствием  покормлю. И дети помогут. Они уже большие, знают об ответственности.

В обоих супругах, переезжавших в сорок девятую квартиру, чувствовалась глубокая, неизживаемая боль, замешанная на страхе, и Белле не хотелось оставлять их наедине с суетой и беспорядком. Женщина кивнула. Мужчина сказал «Спасибо» и тоже кивнул. Белла позвала соседей, и вместе с дюжими грузчиками они быстро обустроили новых жильцов. А затем труженики собрались у Ячевских и дружно отпраздновали новоселье с картошкой, колбасой, соленьями, которые нанесли помощники. С того осеннего дня Ячевские и Ватолины – Юрий Олегович и Клавдия Ефимовна – сдружились. Евсей и Ядвига бегали к ним на пирожки и пироги, поиграть с дядей Юрой и тётей Клавой в разные игры, почитать книжки, послушать чтение, поделать уроки… Белла, заходя к ним, всё же примечала, что не так ладно в жизни соседей, как они стремятся показать. Вроде бы и добрые, и отзывчивые, а чем-то крепко напуганные и оттого насчёт своей жизни до переезда на улицу Яровенко, 22, молчаливые настолько, будто на дворе не XXI век, а тридцатые годы прошлого столетия. Белла не лезла в чужие тайны. Они раскрылись перед ней однажды в новогодний вечер. Ватолины пригласили их в гости, и Белла вежливо отказалась, поскольку по мере сил постилась вместе с детьми. Клавдия Ефимовна спросила, зачем они это делают – вегетарианцы, что ли, или йоги? Белла едва не рассмеялась, а шустрая Ядвига затараторила, что сейчас идёт Рождественский пост, и он через неделю закончится, потому что ночью на седьмое января родится Иисус Христос, Сын Божий, и уж тогда можно есть курицу в чесноке и яичницу. При этих словах девчушка облизнулась, и все рассмеялись. Олег Юрьевич подумал и сказал, чтобы Ячевские пришли просто так: на чай с вареньем и слушанье сказок. Упросил. И пока Евсей с Ядвигой после чая слушали старые грампластинки с записанными на них сказками и историями, Белла потрясённо впитывала в себя рассказ хозяев о том, как они жили прошлым летом в деревеньке  Обернибесово…
Разговор начался совершенно безопасно: о ягодах, из которых было сварено варенье. Вишня росла как раз в палисаднике дома в Обернибесово, и постепенно повествование перешло с вишни на сам дом, с дома – на соседей и перетекло к тому, что приключилось в страшные месяцы деревенской жизни.
Более года назад купили супруги-пенсионеры Ватолины пустующую двадцатилетнюю избу. Пенсию им по вредности условий работы дали рано, дети обеспечены, вот и решили они податься в чистовоздушные, чистоводные места. Владелица избы старая Шеберстова расписала им того, чего и в помине не было, а главное, не сказала, что соседкою у них ведьма. Радовались Ватолины, что задёшево жильё досталось да в состоянии приличном, об остальном решили думать на месте, планируя себе и огород, и птицу, и скотину, возможно; уж свиней и коз – обязательное дело!
Приехали, обжились немного. Приехали в апреле, в первых числах, а через две недели увидали и свою соседку – старушку маленькую, сухонькую, аккуратненькую – в чём душа держится. Вся беленькая, хрупкая – ну, Снегурочка лет в сто! Познакомились добросердечно. Любистина Акиндиновна в гости зазвала, и Клавдия Ефимовна стала навещать хрупкую соседушку. А та потихоньку и вздыхать, и жаловаться начала, напоказ охала, за спинку хваталась, тяжёлые вёдра с водой таскала, сетовала, что угостить гостью нечем: готовить еду ей, бедняжечке, очень нелегко… Ну, и душа добрая Клавдия от всего сердца принялась помогать бабушке Любистине. То пирожки принесёт от своего стола, то котлеты с картошкой или с гречкой. То в магазин сходит, за свои деньги купит что поесть. То сама ей приготовит, что в её печи. То воды принесёт, зальёт в бак…
Любистина Акиндиновна осторожно брала жертву в оборот. Она знала своё дело. Она окутала семью Ватолиных паучиными клейкими ниточками жалоб и просьб. Она приставала к ним по любой мелочи; купить в ларьке спички, продукты, истопить баньку, а в ней – попарить её и помыть; передвинуть, закрыть, поменять, зашить – подшить, подставить, принести, почитать, угостить, сварить, выслушать, лекарствами напоить…
И вот вскоре – куда девалась вежливая, любезная, слегка аристократичная, совсем не похожая на простушку из деревни, древняя белоголовая старушка с серыми глазами? Она звала, требовала, приказывала, не благодарила, ворчала, тыкала и, в общем-то, села на супругов Ватолиных верхом и ехала, взнуздывая и понукая, и нежась в чужом повиновении, в чужой жизни, угнетая их, не давая роздыху, не разрешая отлынивать, не выполнить, проигнорировать…
Мучились этак Ватолины до сентября. Из-за бабки Любистины своё хозяйство простаивало; на огороде уродилась мелочь; куры неслись плохо. Купленные дрова так и не сложены в поленницу, дом не подчищен, не подремонтирован, даже вещи, привезённые в баулах, в коробках, не все разложены и рассортированы.
Ватолины спали с лица, поседели. Клавдия Ефимовна с неприязнью поглядывала на соседский дом и нервно вздрагивала при звуке властного тонкого голоска Любистины Акиндиновны, зовущей её по имени и выкладывающей очередную просьбу, похожую больше на приказание. В аптечке не переводились валерьянка, пустырник, новопассит, которые Юрий Олегович Ватолин заказывал в крохотном аптечном пункте, чудом сохранившемся в Обернибесово.
И однажды Клавдия Ефимовна сказала мужу, что больше не явится на зов старой соседки, хватит. Сколько можно?! Не родственники же они ей, чтоб ходить за ней и хозяйство её вести, забыв о собственных делах, о собственной жизни?! Юрий Олегович супругу с готовностью поддержал. Действительно, сколько можно рабски служить неизвестно кому? У нас, между прочим, никакого договора ренты нет, чтоб на неё пахать. И однажды на очередной повелительный призыв Любистины Акиндиновны никто не откликнулся. Ведьма крикнула ещё раз, погромче, более властно. Соседский дом безмолвствовал. Старуха Еналиева сдвинула тонкие брови. Наверное, уехали куда. Вернулась в дом. Подождала час у окна, высматривая добычу, жизненные соки которой пила несколько месяцев. Соседи до ночи так и не вернулись. Любистина Акиндиновна сощурилась. И не спала всю ночь, совою вглядываясь в темноту. Утром, едва рассвело, встала у калитки на пост, вертя маленькой головой то направо, то налево. Услыхала возню за спиной. Оглянулась и вся исчернела: соседи крались по двору к воротам, не скрываемые листвой низких крыжовенных кустов.
Ничего не произнесла Любистина Акиндиновна, ни слова не сказала. Не пискнула даже. Утаилась за невысоким забором.

– Вот, значит, как, – тихо пробормотала хрупкая старушка, провожая злобным, ядовитым взглядом супругов Ватолиных, решивших съездить в город за покупками. – Пожалеете, сволочи, ох, как пожалеете! Сгноблю!

Она вернулась в дом, и соседи больше не слышали её голоса. Совсем. Будто онемела старая Еналиева. Но специально попадалась на глаза, когда несла тяжёлую авоську из магазина или ведро с водой из колонки, немо совестя предателей, вырвавшихся из её пут.
У Клавдии Ефимовны душа этим шибко укорялась. Не сдержалась как-то, конфузливо предложила помощь – ведро донести до порога. Сроду не слышала она подобных ругательств и проклятий, которые изрыгала сухонькая, беленькая старушка. Под конец ведьма Любистина плюнула в Клавдию Ефимовну и прошипела:

– Чтоб ты заболела, чтоб ты до смерти себя извела, поганая ты баба!

И затворилась в избе. А Клавдии Ефимовне с той минуты занедужилось. Да крепко, надолго. То одно, до другое. А как-то по крыльцу спускалась и, словно толкнул её кто, полетела вниз. Ударилась головой, и замучили её головные боли. В другой раз поскользнулась, непонятно, на чём, на спину упала и ходить стала хуже и хуже, вскрикивая от каждого шага, от каждого изменения положения тела. Юрий Олегович возил жену в город, показывал врачам. Её обследовали, назначали лечение, и Клавдия Ефимовна выполняла все предписания, однако улучшения были временными. Боли возвращались вновь – с большей силой, с большим охватом, в других местах её измученного тела. И тогда женщина, постоянно решавшая в Обернибесово проблемы со здоровьем и жизненными неурядицами, посоветовала ей съездить к Евстрату Петровичу Сторчаку – сильному колдуну и магу, который любую порчу снимал… Предложить к Богу прийти в церковь почему-то никому и в голову не пришло. Ватолины вернулись в Обернибесово. Прежде у Евстрата Петровича они покупали яйца и молоко, так что знали его и надеялись, что добрый колдун, попросив помощи у нечистых духов, излечит Клавдию Ефимовну. Не заезжая домой, Олег Юрьевич сразу же по въезде в Обернибесово свернул на первом перекрёстке влево и, проехав до самой речки – вернее, до овражка, где её остатки еле плелись по дну, остановился у последнего дома, огороженного штакетником.
Старый колдун возился во дворе, что-то строгая рубанком. Олег Юрьевич слёзно попросил помощи. Сторчак, поняв, что на жену его покупателя кем-то наведена порча, сперва наотрез отказался. Ватолин заплакал, в ноги повалился, денег пачку сунул. Сторчак заколебался, к машине приблизился, на женщину посмотрел изучающе. Ничего не сказал, махнул скупо Ватолину. Тот осторожно помог жене вылезти из машины, довёл до крыльца. Евстрат Петрович сурово сказал, что проклятье сильное, а трудиться надо всю ночь, чтобы его снять. Условие: Ватолин должен уйти подальше, а лучше вернуться домой и забрать жену завтра утром. Олег Юрьевич кивнул, но, когда обе фигуры скрылись в избе, сел в машину и заперся изнутри, накинув на себя плешивое одеяло, кое-где изгрызенное летом мышами.
Ему не удалось заснуть. В полночь из дома послышались истошные крики, скрежет, кашель. Олег Юрьевич вжался в сиденье, потом вцепился в руль. Седые волосы его встали дыбом. Он не мог отвести взгляда от чёрного дома, который, казалось, вырос до вершин сосен и подавлял своей злобной смрадной громадой. Четыре часа Ватолин провёл в жутком оцепенении. Когда злосчастный дом затих, уменьшился в размерах до обычного, измученный, настрадавшийся страхом и ожиданием Ватолин уснул. И сны его были тяжкими.
Через два часа кошмаров в дверцу машины громко стукнули. Ватолин вздрогнул так сильно, что сердце с хода перешло на истеричный бег. Глянул выпученными глазами – а там мертвенно бледное лицо жены, которую поддерживал колдун. Юрий Олегович поспешно открыл дверцу, и Клавдия Ефимовна обмякла на сиденьи. Евстрат Петрович нагнулся, чтобы мужчина смог его видеть, и сказал осипшим голосом, с мраком преисподней в почерневших карих глазах:

– Три дня из дома не высовываться и никого не принимать. Дверь на засов и молчок. И смотри: ведьма придёт, долбиться к тебе будет, во все щели к тебе лезть и просить то сладко, то с угрозой, чтоб вы приняли от неё подарок. Гляди не принимай, не то вся работа моя насмарку. Если всё сделаешь, проклятье снимется, и жена твоя исцелится. Понял?

– Понял.

Сторчак решил, что колдунья, проклявшая Клавдию Ефимовну – лучшую его покупательницу, – не местная ведьма, незнакомая. А раз незнакомая, то ничего страшного, коли одна какая-нибудь помрёт, не в силах подарить жертве личный свой предмет и этим действием зло, вернувшееся к ней, обратно скинуть на Ватолину.

Помрёт – и помрёт. Ведьм в XXI веке хватает. В городе, говорят, их в последнее время развелось, как чумных крыс. И никто их теперь не гонит, никто не боится, никто не презирает и не обходит стороной, как прежде поступали здоровые духом русские люди. Сейчас ведьмы, колдуны и все, кто с нечистым запанибрата, в огромном почёте. К ним слепороды хлынули в стремлении заполучить помощь от чёрных сил. Об адептах тьмы снимается кино, документальные сериалы, их интервьюируют, им платят большие деньги, их зовут расследовать преступления, находить пропавших людей. Ублажают, облизывают, восхищаются, пытаются учиться всем видам магии, экстрасенсорике и прочей опасной духовной инфекции. На злое мы трудолюбивые. На доброе – лентяи.
После бессонной ночи Евстрат Петрович отсыпался часов до трёх дня, а после уж и за обычную работу принялся. А Ватолины, как велел колдун, заперлись изнутри, и даже по нужде ходили в ведро в холодных сенцах. И кушали мало. Недолго они оставались вдвоём. Уже через час после прихода домой в ватолинскую избу легонько постучали.

– Кто там? – сказал Олег Петрович.

Супруги потеряли дар речи, когда услышали робкий, молящий голосок Любистины Акиндиновны:

– Дорогие мои, любимые, – ворковала старуха, – как по вас я соскучилась, как по деткам родным; простите вы меня, если что неправильно делала. Немощная я, больная, ни к чему не приспособленная, вы в знак прощения, может, примите от меня подарочек? Пирог я вам испекла с грибами. Грибы-то сама собирала  в лесочке, все ноженьки истоптала. Откройте!

Ватолины так испугались, что аж стебельками сухими закачались. Любистина Акиндиновна – ведьма?!.. А что… Похоже. Ух, как похоже!
Она стучалась и царапалась в окна, двери, стены. Она просила, умоляла, падала на колени, выла, ругалась, визжала. И одного требовала: чтобы Ватолины приняли от неё хоть самый крохотный подарочек!
Но те, помня строгий наказ колдуна Евстрата Петровича, держались изо всех сил, безмолвствуя и на бешеные крики, и на слёзные жалобы.
Очень Любистина Акиндиновна не хотела умирать, так как знала, что и кто ожидает её после смерти. Любая настоящая ведьма, знающая истоки своей силы, прекрасно осведомлена, что со смертью власть её на земле кончалась навсегда, и после перехода в иной мир она и сама собой не сможет владеть. И никогда ни свет, ни блики света, ни его подобие не проникнет в то место, где она будет томиться нескончаемое безвременье, лишённое отсчёта секунд.
В последние мгновения Любистина Акиндиновна увидела тех, кто пришёл по её душу, – бесов, что помогали ей во время жизни. Они были настолько жуткие, огромные, чёрные, настолько торжествующие, что заледенела Любистина Акиндиновна и вопль исторгла такой силы, что Шаляпин бы позавидовал! Нет, не хотела она умирать. Это ж ей за сколько душ погубленных воздастся!.. И отдала бесам душу, которой они уже и так владели…
Ночью шёл дождь. Его почти не было слышно. Как и ведьмы. Ватолины, наконец-то, спокойно в первый раз после знакомства с соседкой спали. Утром, едва рассвело, Ватолины осторожно выглянули во двор. Маленькая фигурка с растрепавшимися длинными редкими волосами валялась в грязи. Лицо неузнаваемо искажено, глаза выпучены, руки скрючены…
Хоронили её ведьмы на своём кладбище без единого креста. Читали над раскрытой могилой православные молитвы задом наперёд, желая почтить сестру по духу. А та корчилась в лапах бесов при каждом слове и думала: сколько же это будет мучить меня?! Когда ей дадут покой?! И не имелось ни намёка на тень надежды, что это когда-нибудь произойдёт. Никогда ещё душа Любистины Акиндиновны не жаждала хотя бы немного покоя. Хотя бы передышки. Но никто здесь не собирался облегчать её участь.
Ватолины спешно собрали вещи и уехали в город, бросив дом на произвол судьбы. С той поры оба добротных дома приходили в запустение вместе…
Белла выслушала страшную повесть молча, не перебивая. А когда Юрий Олегович замолчал, произнесла с жалостью:

– Худо как вам пришлось…. Слава Богу, выжили.

– Боимся теперь нос казать на улицу, – дрожащим голосом поведала Клавдия Ефимовна. – Да и вас, Беллочка, боялись поначалу. Целый месяц боялись. Но вы от себя чистоту распространяете. И тишину. С вами не боязно. Вы как в себе такие сокровища нашли?

Белла смутилась и долгое время не могла ответить наконец, раздумчиво произнесла:

– Не моё это всё, Клавдия Ефимовна. Показалось вам, наверное.

– Не показалось ничего! – возразил Юрий Олегович. – И я заметил. Мы с Клавой много об этом разговаривали. И точно: и тишина в вас, и чистота. Напиться хочется из вас, отдохнуть душою в вашей тишине. Простите, что замысловато говорю…

– Да вы меня простите! – растерялась Белла.

Она чувствовала себя измученной незаслуженными похвалами. Уж лучше б поругали, честное слово! Она торопливо допила чай из кружки. Отставила, поборов желание сразу её помыть, и сказала слегка удивлённым тоном:

– Я тут совсем не при чём. Правда. Я в грехе жила. И сейчас в грехе живу – уж я-то знаю. Просто мы с детьми потихоньку пошли к Богу. Стали в церковь ходить, в воскресную школу. Ездили в монастыри и в другие церкви вместе с нашими прихожанами. Книжки, конечно, читали, молились… В общем, никакая не наша заслуга… Это Бог. Мне кажется, и вам было бы легче, если бы вы очутились в Божией Любви. Хотя, конечно, заставить желать этого совершенно невозможно! Это самому надо.

Ватолины переглянулись, и глава семьи тихо спросил:

– А нам можно?
– Что? – не поняла задумавшаяся Белла.
– Как вы – найти Бога? И… как вы думаете, Белла… то, что мы, выходит, убили человека, убили колдунью, пусть даже защищаясь, – абсолютно непростительно? То есть… от Бога прощения нам не ждать?

Белла наклонилась к Клавдии Ефимовне, сжала её руку.

– Почему не ждать, если вам от вашей жизни плохо, и вы хотите её изменить, узнав Бога? Я же говорю: у меня грехов столько, сколько песчинок в африканской пустыне… или в Кайракуме. И мне из-за них очень стыдно. А как сделать, чтобы полегче было, чтоб душа не всегда мучилась, а и радость познавала? Плакать о своей жизни и стараться выровнять свой путь.  Одному не получится…

– С мужем? – горько спросила Клавдия Ефимовна. – С детьми?
– И  с ними, конечно, – подтвердила Белла. – И с Богом, с Пресвятой Богородицей, с архангелами и ангелами, со всеми святыми. Вон – целое войско вам в подмогу. Армия! Идёшь, спотыкаешься, а она помогает на удивленье… Весь такой огромный духовный мир с тревогою следит, чтоб ты не упала, не поранилась, не повредилась, в темноте не заблудилась… А колдовство и магия – это, Клавдия Ефимовна, кусок гнилой помойки и дело весьма…
– Пустое? – подсказал Юрий Олегович, но Белла не приняла подсказку.
– Совсем не пустое. Опасное. Я читала об этом, чтобы понять. Чтобы иметь возможность чем-то помочь одному человеку… А потом увидела, что таких много, очень много! Люди обращаются к колдунам, а ведь те общаются с нечистыми существами духовного мира и при этом искренне считают, будто они добро несут. А какое добро может быть от демонов? Вы ведь Ветхий Завет не читали?
– Не читали, конечно. А что это? – спросил Юрий Олегович.
– История мира до пришествия Иисуса Христа. Так вот в нём Закон Моисеев запрещал служить демонам и жестокой смертью наказывал за идолослужение и волхвования. А теперь, через тысячи лет, эта плесень всю Землю загадила. Но бесы одно лечат, другое непременно калечат! Это они наводят порчу, играют в полтергейство, голосами всякими в доме шепчут…

Белла вдруг замолчала, сосредоточенно обдумывая что-то. Ватолины напряжённо ждали. Им так хотелось избавиться от наимельчайших следов колдовских чар, которые насылала на них покойная ведьма Любистина Акиндиновна, что они готовы были внимать Белле часами и делать всё, ею предлагаемое. Раз она о колдунах много знает, значит, и о лечении тоже.

– Вообще, разные бывают колдуны, – заговорила Белла. – К примеру, «сознательные». Они «в курсе», что Бог существует и сознательно отрицают Его заповеди и законы. Их идеологическое обоснование необходимости борьбы с Богом описано в книге «Каббала». Слышали о такой?

– Нет, – сказал Юрий Олегович, а его жена произнесла:
– А я что-то слыхала. Но не знаю ничего конкретного.
– «Каббала» в переводе означает «устное предание», – сказала Белла. – Оно говорит о том, что добро и зло – равноценны и что извечная борьба доброго Бога Яхве с богом зла Сатанаилом закончится поражением нашего Создателя. Диавол победит, ведь именно он истинно добр!

– Дьявол добр? – удивилась Клавдия Ефимовна. – Ни разу такой глупости не слыхала. Правда, Юр? Ты такое слыхал когда-нибудь?

Ватолин отрицательно покачал головой.

– И как они доказывают, что злоба добра? – спросил он.
– Они считают, что Бог поставил людей в жёсткие рамки морали и нравственности, то есть, лишил свободы личности, – пояснила Белла.

Юрий Олегович горько усмехнулся:

– Нахлебались свободы, спасибо… Где свобода личности, там конец обществу.
– Вот-вот, – согласилась Белла. – А каббалисты полагают, что добрый именно Сатанаил: ведь якобы из любви к человеку он разрешает ему всё, что запретил Творец. Так что злыми делами он приведёт верных ему людей к хорошему концу, а вот Бог – наоборот, к злому. Потому и надо помочь сатане бороться с Богом. И самые верные помощники получат победные венцы в будущем вечном царстве сатаны. Кто-то из них действует тайно, кто-то открыто, но все они пользуются магией как методом общения с демоническим миром, чтобы обрести власть над всем человечеством, демонизировать его.

Ватолины одновременно содрогнулись. Холод пробрал их до костей. Воющая Любистина Акиндиновна встала перед их мысленным взором.

– Сознательный колдун типа вашей ведьмы точно знает, кто именно по его просьбе воздействует на человека и на природу. Бог ещё смилостивился над вами: сохранил вас от расстройства психики, что обычное явление для тех, кто соприкоснулся с миром бесов, – строго сказала Белла. – А несознательные колдуны – это непосвящённые оккультисты, экстрасенсы, ясновидящие, нетрадиционные целители, бабки-шептуньи. Они думают, что их сверхъестественные способности не имеют демонической природы. Игумен Ефрем Виноградов-Лапербая, к примеру, называет их, знаете, как?

– Как?

– Пассивными носителями и служителями, не ведающие источника своего дара… Между прочим, главный колдун России Юрий Тарасов смеялся над экстрасенсами.

– Почему? Они же вроде заодно? – спросил Юрий Олегович.

– Заодно, конечно. Просто, по мнению Тарасова, они профаны, которым далеко до колдунов и ведьм. И проболтался как-то, что не бывает цветной магии – белой, чёрной, красной, зелёной. Есть просто магия. С её помощью можно изгнать болезнь и навести порчу: что именно человек заслуживает. И судить человека будет не Бог, а колдун. Видите, на что замахнулись? Типа он всё может: человека и убить, и воскресить. И всё – с помощью особых заклинаний и заговоров. Все портельщики говорят, что, делая зло, они преподносят человеку урок. Но разве они – судьи? Судья у нас один – Господь Бог.

Она обвела взглядом слушателей, на своей шкуре почувствовавших демоническую плеть и огонь.

– Все колдуны – это двери для вхождения лукавых, – сказала она.

Эти слова Белла прочла в книжке игумена N «Об одном древнем страхе», и они запомнились ей своей чёткостью, лаконизмом. Да, все они – двери для вхождения лукавых.

– Мы-то, мы-то чем виноваты?! – со стоном вопросила измученная Клавдия Ефимовна. – Никого не обижали, никого не обманывали, не воровали, не убивали… Обычные люди, никакого греха не совершали… Почему ведьма над нами имела такую власть?! Это же несправедливо!

Глаза её повлажнели, и она торопливо утёрлась, как стеснительная девочка. Белла дотронулась до неё, соображая, как объяснить – почему? Это как одной лейкой пытаться напоить пески обширнейшей пустыни.

– Демоны получают власть над человеком за его собственные грехи, – наконец, сказала она. – Это случается чаще всего. Если Бог попустил чему-то плохому случиться, значит, мы это заслужили своей бездуховностью. Вот стремились бы мы к праведности, тогда все самые могучие колдуны и ведьмы мира ничего не смогли бы с нами поделать, как бы они ни изощрялись! Но мы отчего-то ищем себе не благодать, а скверну.

– Почему так? – задумчиво спросил Юрий Олегович.

Белла тут же ответила:

– Ленивы, батенька, – и улыбнулась грустно. – Падать легче, чем подниматься.
Поглядела на часы, ахнула, что заговорилась, и убежала домой. Вернулась к ним в субботу около двух часов дня и без обиняков предложила съездить сегодня на вечернюю службу в православную церковь. Возможно, им там будет утомительно, скучно, заболит голова и начнёт тошнить. Это дьявол мстит за то, что они повернулись к Богу. Он рвёт и мечет в бессильной ярости и постарается не только мстить, но и вернуть себе то, что уже почти ему принадлежало. На быстрые результаты уповать не стоит, как и разочаровываться и падать духом. Но тишина придёт. И понимание правильности мироустройства. И обязательно – радость познания Бога, любовь к Господу Иисусу Христу. Надо только желать этого всем сердцем! Почему мы сладости Божественной Любви зачастую предпочитаем сладость греха?

– Принять сложнее? – задумчиво предположил Юрий Олегович.

Всё вышло, как предупреждала Белла: Ватолиных будто удерживала некая сила, тягучая, тяжёлая, которая иногда снится в кошмарах. Они героически пересиливали себя и, подобно жавшимся к матери слепым котятам, ни на шаг не отставали от Беллы, ведущей их по дорогам, автобусами к месту, где они надеялись обрести Бога, а с Ним – покой, который прежде они совсем не ценили и не знали, насколько он драгоценен. Ядвига и Евсей с любопытством за ними наблюдали, но помалкивали.

В церкви супруги едва добрались до притвора и схватились за головы, раздираемые болью. Белла усадила их на скамеечку у выхода, чтобы они передохнули, посидела немного с ними, а потом оставила одних. Часа через полтора боль отпустила, и Ватолины зашли внутрь, встали слева от дверей. Их увидели младшие Ячевские, обрадовались, шепнули им на ушко, что мама за Ватолиных молится, и детей попросила помолиться, так что «не бойтесь, бесы вас тут не достанут». Ядвига назидательным тоном посоветовала молиться по-простому: «Господи, спаси меня и помилуй» и постояла с ними несколько минут, пока не удостоверилась, что они выучили все слова и правильно их произносят. А главное, постоянно. Заботясь о соседях, она похлопотала и принесла им два маленьких листочка, на которых написала ещё одну молитву – очень красивую, по её словам. И Ватолины читали её, пока она не отпечаталась в них нестираемыми буквами: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Они, конечно, в ход службы не вникали: не могли. И покоя никакого не обрели. Но, когда возвращались с Ячевскими домой, услышали в ответ на сетования: «А когда вы, например, заболели, врача вызвали, и он вам таблетки прописал, и вы их купили и начали принимать, то что, вы с первой же микстуры выздоровеете?». И пришлось признать своё недомыслие.
А дома чернота в душе, боль, корчи. К ночи совсем выдохлись. Никакие таблетки, никакие травы не помогали. Едва заснули. А утром, ни свет, ни заря – стук в дверь. Белла будила их ехать на Божественную Литургию.

– Да нам плохо, Беллочка, родная! – попробовала отказаться Клавдия Ефимовна.

Неожиданно Юрий Олегович молча стал одеваться.

– Юр, ты куда? – растерялась Клавдия Ефимовна.
– Лечиться, – коротко бросил муж.
– Потеплее одевайся, – пролепетала жена. – На улице морозно.
– Ничего, потом отогреюсь, – отмахнулся Юрий Олегович.

Он уже напяливал на голову шапку и искал на полке в прихожей рукавицы, когда Клавдия Ефимовна решилась:

– Ладно. Я с вами. Подождёте? Я быстро.

И впрямь быстро собралась, и поехали. «Темно, холодно, а не страшно», – подумалось Клавдии Ефимовне. В храме тепло, светло. Ватолины ждали очередных приступов нездоровья, подобных вчерашним. Но нет. Боль, тошнота обошли их стороной. Обрадовались  было. Ближе к середине храма встали, молясь по бумажке теми словами, что написала вчера Ядвига Ячевская. С Беллой поделились. Та шепнула неслышно почти: «Стойте, пока сил хватит. Будет не хватать, всё равно стойте. Стойте и молитесь. Господь поможет». Посмотрели вокруг с робостью простолюдинов, впервые попавших на торжественный приём к Царю: на расписанные стены, на иконы, на подсвечники, на Царские Врата, на паникадило, похожее на роскошную императорскую люстру, на окна, пропускающие поздний зимний рассвет… Служба долгая, непонятная. Быстро устали, попятились домой. Боялись, что Белла их остановит, но она, увидев, ничего не сказала. Улыбнулась и повернулась лицом к алтарю. Вернулись к себе, голова раскалывается, на душе – ярмо стопудовое.

– Неужто ещё раз поедем? – простонала Клавдия Ефимовна, на что Юрий Олегович строго ответил:

– Пока не выздоровеем оба, – даст Бог, будем ездить, Клава. Мы с тобой под ведьмою ходили, а после от неё нас колдун спасал. Это как тараканов тараканами морить: ни один не сдохнет. Так и у нас вышло. Поэтому отсидеться в каморке не удастся. Никак. Пойду спрошу у Беллы молитвослов какой-нибудь и книжки. Вроде Новый Завет читать надо. Попробую. А со мной – и ты. Вместе будем читать. Друг другу. Вслух. Вместе в церковь ездить. Вместе спасаться. Другая дорога для нас, Клав, закрыта. На ней нет ничего. Только мрак. Злобный мрак.

– Я не хочу во мрак,–  прошептала Клавдия Ефимовна.
– Я уведу тебя оттуда, – уверенно пообещал Ватолин. – Ты просто будь со мной.
– Ладно, – вздохнула Клавдия Ефимовна, покорившись. – Куда иголка, туда и нитка…
– Вот это верно!

И Ватолин пошёл к Белле.

ГЛАВА 7. СПАСЕНИЕ ШОРОХОВА

У Шорохова дико болела голова. Он хотел схватить топор и махом перерубить шею, чтобы вместе с головой избавиться и от боли. Если бы она возникала раз в месяц… хотя бы раз в неделю… ну, ладно, два раза… но она мучает его каждый день, и никакого продыху нет! Он глотает сильнейшие таблетки и без толку. Работать не может. Отдыхать тоже. Какой тут отдых с головной болью? Уснёт в надежде на облегчение, но и во время сна она долбит и долбит в его мозг дятлом… А вдруг у него в черепе рак?! Это ему возмездие за то, что он бросил Ольгу и детей Алёну, Ульяну, Серёжу и только что родившегося Егора. Он не помнил, как всё произошло. Пелена, вымывающая всё разумение, всё понимание, все здравые мысли, которые только у него были, до сих пор мутила его, вызывая ощущение мерзопакостной грязи, отвращения и тошноты. Отчего он с ней, с Галиной Артуровной Забильской, не обладающей ни женской мягкостью, ни деликатностью, ни добротою, ни мудростью, ни интуицией, ни теплом души, лишённой веры в Бога, веры в лучшее, что есть в жизни, в него, Кирилла Тихоновича Шорохова – дурака из дураков?…
Что произошло с ним, какая треклятая тьма обступила его, что он постучался в дом Забильской и остался у неё существовать? Колдовство какое-то, честное слово… С ним нормальным этого никогда бы не произошло. Он до глубины сердца любит Ольгу и детей. Зачем ему нужна выхолощенная экзальтированная полустарка?! Ни детей у неё, ни кошки, ни собаки, ни попугая… Мебель и ковры. Когда после работы Шорохов заходил в квартиру Забильской, он чувствовал себя обложенным со всех сторон, атакуемым. Ни на секунду он не мог здесь расслабиться, отдаться тишине, успокоиться… Не помогали ни вкусная еда, ни чистота, ни телевизор, ни восторженная болтовня женского голоса. Он каждый день порывался вернуться к Оле и детям. Но каждый день, едва он ступал на дорогу, выйдя из управления культуры, сознание его отключалось. И он шёл на автомате туда, куда его кто-то вёл. Кто-то – а не он сам распоряжался теперь своею жизнью. С этим затуманенным сознанием Шорохов шагал до пятьдесят четвёртого дома на улице Урюпинской, поднимался на третий этаж и останавливался перед дверью с цифрой 89. Звонил коротко, словно боялся, что услышат. Если Забильская запаздывала из магазина, его охватывало облегчение, что он её подольше не увидит, и с предельной медлительностью искал в сумке ключ, доставал его, долго вертел в руках, рассматривал с отвращением, примерялся к замочной скважине, и потом непременно какой-то звук сподвигал его на простое действие: вставить, наконец, ключ и повернуть его четыре раза. Не единожды он порывался убежать от этой восемьдесят девятой двери, вырваться из душного смрада, осязаемого им, как болотная топь, воспринимаемого реальным препятствием на пути к свободе. Но, едва он устремлялся прочь, как перед глазами его темнело, руки холодели, ноги не слушались, он падал и на корячках, со стоном полз обратно, в тюрьму. Забильская не замечала его мук. То, что Кирилл перестал смеяться, улыбаться, то, что от жирной пищи он потолстел, что перестал следить за собой и вечерами и в выходные его не вышибешь с дивана, то, что он перестал читать книги и любимую периодику, общаться с друзьями, встречаться с артистами, приезжавшими на гастроли в город, и практически не разговаривал с нею самой, её не беспокоило. Он здесь, в её квартире, в её паспорте в виде самого приятного штампа, а остальное… что остальное? Пусть его дети алиментами подавятся, а больше им ничего не светит!
Галина Артуровна очень любила рассказывать о новоприобретённом муже всем, кто попадался ей на пути. На работе её вынужденно слушала, в числе прочих, Белла. В отличие от других, поддакивающих, ахающих или помалкивающих, она не сдерживалась и постоянно стыдила Забильскую, призывая опомниться и отпустить чужого мужа к его жене.
«Ты же его не любишь! – повторяла она. – А если бы и любила – всё равно: он не твой! Он венчаный муж! У него четверо детей! Как ты смогла так поступить!».
Когда Галина Артуровна, высокомерно фыркая, сверкая яростным взором, отвечала, что Шорохов на неё запал и она тут совершенно не при чём, Белла обличала её, припоминая нечаянный совместный поход к ведьме Леане Диановой. Наверняка Забильская приворожила чужого мужа. Никак иначе не объяснить его внезапный уход из любимой семьи, которую он лелеял и берёг как зеницу ока. Не объяснить его отрешённый вид слабою причиною, что он увлёкся коллегой. Он пополнел, ссутулился, лицо его казалось нездоровым, измождённым, постоянно усталым. Он через силу исполнял свои обязанности, никому и ничему не улыбался – лишь через силу. Даже одежда, за которой ревностно следила Галина Артуровна, казалась на нём мешковатой, неопрятной, будто сама не желала покрывать тело человека, чья душа горела и билась в плену колдовства вуду.
На обличительные речи Беллы Забильская ощетинивалась короткими фразами-иглами: «Не твоё дело», «Себе мужика поищи», «Как хочу, так живу!» и всё в таком духе. Ничего не шевельнулось в ней. Кто к ведьме пришёл, приворот любовный выпросил, тот на себя чёрную силу примерил. И светлое в нём родится, сквозь тьму пробьётся, коли человек сам того захочет всеми силами души и себя не пожалеет для этого. Но Галине Артуровне вовсе не казалось, что она во власти нечистых духов. Да как так возможно вообще?! Любовь не бывает тёмной! Страсть? Блуд? Разврат? Извращение? Изнасилование?.. Ну-у-у… Это исключения! – отбивалась она от напора Беллы. – Это люди плохие! А я хорошая! И не блуд у нас вовсе! Мы женаты с Шороховым, между прочим!
На это Белла отвечала, не уставая повторять и в этот раз, и в следующий, и снова, что мужчина и женщина соединяются один раз и навсегда. Они становятся единой плотью, и не разлепить их, не разодрать, как бы ты ни старался. Перед лицом Бога ты будешь до самой смерти связан лишь с первым человеком в семейной своей судьбе. Остальные – особенно после третьего супруга – суть любовники и блудники, несмотря на запись акта гражданского состояния… Второй брак принимается церковью и Богом в чрезвычайных ситуациях: вдовство, например, нищета; а уж третий брак – редчайшее исключение! А ты, Галина, крепкой семьи мужа и отца похитила, только с собой считаясь. И он страдает, и его семья страдает, и ты страдать будешь, если не одумаешься.
Но все Беллины увещевания не производили на Забильскую ровно никакого впечатления. Она отторгала неприятную для себя истину всем существом и неистово огрызалась, и пыталась забыть слова Беллы, и не могла, и рычала ещё больше, изрыгая раздражение и злобу. Никто в такие минуты не узнал бы Галину Артуровну. А узнал – решил бы, что обознался. При любых иных посторонних она держала себя в руках, открыто улыбаясь и пересыпая речь словечками «милочка», «прелесть», «волшебница моя»…
Тогда Белла замолчала. Что толку рассказывать слепоглухому о соловье и его пении? Или, как указывал Иисус Христос, – метать бисер перед свиньями? А молиться о ней, чтобы она опомнилась, чужого мужа его законной жене вернула, не получится. Не примет Бог молитву о человеке, отвергающем Его. Вот если бы человек этот сделал хоть шаг навстречу Создателю, тогда дело иное, и помощь не замедлит. Может, и в Галине Забильской не всё почернело, не всё хорошее изринулось вон, когда она ведьме в ноги бросилась в жажде удовлетворить свою страсть выйти замуж?..
В начале марта Православная Церковь возвестила начало Великого поста – времени радостного для христиан: сорок дней они будут «полоть огород своей души», каяться, очищаться, отвлекаться от обыденной суеты, чтобы хоть на шаг приблизиться к Тому, Кто призвал их на Небесный пир, и ждёт каждый миг всех, кого звал.
Сегодня Белла задержалась буквально на четверть часа, согласовывая с гостиницей пребывание в ней в течение двух суток гастролирующей по Уралу цирковой труппы, и выскочила на улицу вместе с Кириллом Тихоновичем. Она поздоровалась с ним и тут же распрощалась: им в разные стороны. Но отчего-то вдруг остановилась, обернулась, подумала и нагнала своего начальника.

– Кирилл Тихонович, простите, – сказала Белла. – Вы торопитесь?

Шорохов ответил не сразу.

– Вроде бы… да. Нет. Вроде бы. Что хотели, Изабелла Юрьевна?
Белла поторопилась объяснить: вот, начался пост, иду в церковь на вечернюю службу, хотя до конца совсем немного осталось – около часа, должно быть. Вы не хотите со мной?

Шорохов помолчал. Казалось, он вообще не заговорит, однако терпеливо ждущая Белла вдруг услышала невероятное:

– Не уверен, что это поможет… но идёмте. Почему, собственно, нет?

Белла с облегчением перевела дух. Согласился. Наверняка, трудно было. Она показала, куда идти. Развернувшись, оба направились в сторону, обратную той, куда не по своей воле тянуло Шорохова.
Возле церкви, сложенной два века назад из красных кирпичей, Кирилл Тихонович запнулся и затоптался на месте, с тревогой глядя на купола. Белла не вмешивалась, ждала, молясь про себя архангелу Уриилу о помощи. И бесплотное создание Божие услышало! Кирилл Тихонович решился и переступил некую невидимую преграду, которая мешала ему войти.

– Вы не бойтесь, – шепнула Белла, открывая дверь в притвор. – На вас никто не обратит внимания. А будет голова болеть, вы мне скажите, я вам спазмалгон дам.

– Я буду рядом, – пообещал Шорохов. – И потерплю, если что.
Что-что, а терпению он, кажется, немного научился.

Белла сняла белую вязаную шапку, повязала нежно-голубую косынку, перекрестилась, поклонилась и только потом открыла дверь. Шорохов зашёл вслед за ней и встал, не в силах двинуться от дикой головной боли. Сквозь неё он едва различал сиянье иконостаса и подсвечников на высоких ножках, неподвижные тёмные силуэты молящихся, едва слышал пение откуда-то сверху и голос священника. Тяжко-то как!.. Согнуться и упасть – вот весь результат отчаянной попытки Кирилла освободиться от чар ведьмы.
Белла стояла рядом, подавив желание подставить ему плечо и держать его правую руку, чтоб он мог перекреститься. Мельком, неназойливо глянула на его тёмное лицо, постаревшее за месяцы, проведённые с Галиной Артуровной, ужаснулась окаменелости и отстранённости от всего, что жило вокруг, пытаясь пробиться в его внутренний мир, и закрыла глаза, чтобы не видеть.
Шорохов с удивлением ощутил, как ослабли и задрожали его ноги. Что случилось? Он здоровый мужчина, а сейчас, похоже, рухнет! Обернулся. Заметил длинную скамью у стены. Попятился и упал на неё. Стиснул холодные руки. Закрыл глаза. Уйти бы отсюда… броситься стремглав!.. Да вот незадача: двинуться не может. Будто приковал его кто. Приклеил. Вытянул все силы. Он ничего не понимал.
Белла присела рядом, прошептала:

– Я на исповедь пошла, Кирилл Тихонович, вы меня не теряйте.

Он откликнулся:

– На исповедь? Куда это?

Он показала рукой, и он, определив место, кивнул – то ли отпуская, то ли примечая для себя. Белла ушла в левую часть храма, встала среди женщин. Народу в храме немного, всех хорошо видно. Шорохов подумал вдруг, что это неправильно: полупустой храм. Сюда надо бежать со всех ног, призывая на себя Божию благодать. Почему сюда не бегут? Господи, помоги мне подняться теперь, когда я упал!
Вышедший из алтаря немолодой густобородый священник поклонился присутствующим, попросил прощения и скрылся в исповедальне – местечке у окна, огороженном ширмой. У католиков, конечно, проще: сиди себе в кабинке и рассказывай, никто тебе в глаза не смотрит и не ждёт так явно, так участливо твоего раскаяния, словно от твоих слёз решается судьба мира. А она решается, между прочим! Этими самыми слезами!
Шорохов поднялся со скамьи и присоединился к очереди. Его тут же заметила Белла. Пошептавшись с женщинами, она молча взяла Шорохова за ледяную руку, подвела к освободившемуся батюшке и оставила его одного.
Кирилл Тихонович несколько раз вздохнул, пытаясь начать. Наконец, проговорил не своим, а каким-то глуховатым, низким голосом:

– Худо мне. Жене изменил, семью бросил. А зачем – не знаю. Я их любил… Но бросил ради пустой женщины. И с ней не могу жить, и домой вернуться стыдно…

Его слова не кончались, показывая мрачные картины его страданий, повторяя то, что уже прозвучало, и второй, и третий раз. Сам Шорохов этого не замечал, считая, что раз за разом рассказывает грани своего ничтожества. Потом вдруг перехватило горло, и он замолчал. Священник подождал, не скажет ли ещё что, и накрыл его голову золотой епитрахилью, тихо и ясно проговаривая слова Божественного прощения. Сказал поцеловать Евангелие в жёлтой металлической оправе и гладкий металлический жёлтый крест с фигурой Распятого Христа. А потом добавил, что всегда готов поговорить с Кириллом Тихоновичем, когда нужно, и помочь и словом, и делом. Благословил и отпустил.
Шорохов медленно, как во сне, прошёл к скамье, сел. Он не понял, легче ли ему стало, но показалось, что на душе стало яснее, и народилась сила сопротивляться дурману – совсем слабая, совсем маленькая… но прежде и её-то не было! Он просидел на скамье всю службу. Один раз его подняло общее движение ко священнику и алтарнику, вышедшим на середину храма. Совершалось таинство елеепомазания. Он ощутил на лбу влажное прикосновение кисточки, получил округлый плоский хлебец, на котором был нанесён кагором крест, и после долго стоял, рассматривая этот странный кусочек, не испытывая никакого желания его съесть. Незнакомая низенькая женщина остро глянула на него большими карими глазами и понятливо произнесла:

– Что? Не дают?

Шорохов нахмурился.

– Что не дают? И кто?

Женщина сверлила его взором, будто врач – опасно больного пациента.

– Известно, что и кто. Бесы не дают.

– Да что – не дают?!

Шорохов начал злиться.

– Хлебушек святой  съесть, – наконец, пояснила женщина. – Святой хлебушек. Коли с крестом, с верой съешь, бесы попалятся, тебе облегчение получится. Ненадолго, конечно. Только вздохнуть. Но всё равно. В аду и такого не дождёшься. Уж ты постарайся, скушай.

Помолчала и добавила:

– А терзанья твои – не терзанья.
– А что? – не удержался от вопроса Кирилл Тихонович.
– Лень твоя, и всё тут.

Женщина отвела от него испытывающий взгляд и углубилась в себя – в свои муки, в свои страдания.

Белла тронула его за руку, в которой он держал пластинку хлеба с красным крестом.

– Пойдёмте, Кирилл Тихонович, служба закончилась.

Он кивнул и, неторопливо перекрестясь, съел сухарики до последней крошки.

– Да. Идём, – сказал он. – Действительно, пора. Вы идите домой. Я сам доберусь, не волнуйтесь.

– Ну, хорошо, Кирилл Тихонович, – с сомнением отпустила его Белла и смотрела вслед, пока он не скрылся за углом.

Она понятия не имела, куда он пошёл – к Забильской, в пивной ларёк, в парк замерзать или – дай-то Бог! – к Ольге Михайловне и детям. И долго переживала за него, пока дома её не встретили Евсей и Ядвига. Там уж стало не до чего.
А Кирилл Шорохов боялся, как бы ему кто не помешал в его возвращении к любимой на всю жизнь жене, к двум дочерям и двум сыновьям, младшего из которых он не видел до сих пор. Он шёл быстро, чтобы не смочь повернуть вспять, чтобы его не взяли за шиворот и силой не поволокли обратно, в плен духоты, дурноты и мрака. Чем ближе к семье, в дом номер семь по улице Красильника, квартира четыре, тем труднее становилось шагать. Но Кирилл раз за разом заставлял свои ноги подниматься и опускаться и мало-помалу продвигался к заветной цели. Вот и она – улица Красильника. Вот и четырёхэтажный дом, тёплый, кирпичный, с лоджиями в каждой квартире. Вот и окно на втором этаже справа.  Свет горит в каждой комнате. Естественно: семья большая, то сюда прибежали, то туда… Кирилла ожгло понимание, что месяцы его странного жуткого плена у Забильской его худощавая невысокая любимая женщина с чистыми синими глазами и щедрой белозубой улыбкой одна справлялась с четырьмя детьми. Как ей это удавалось?! У него не укладывалось в голове.
В окнах иногда мелькали родные лица. Кирилл вынул ключи и отпер металлическую «домофонную» дверь. Душа его рвалась вперёд, а ноги увязали в грязи вины и стыда. Лицо его горело. Как и весь он сам.
На звонок ему открыла старшая Ульяна, державшая на руках крепенького темноглазого младенца – копию Шорохова в детстве. Егорка! Кирилл Тихонович всем сердцем потянулся к младшему сыну и даже протянул к нему руки, чтобы принять, прижать к груди, исцеловать, вдохнуть нежный запах… но отчуждённый голос дочери привёл его в сознание. Её вопрос, зачем он пришёл, не поставил его в тупик. Он знал, зачем: возвратиться в семью. Какими словами описать то, что с ним приключилось и почему это приключилось с ним, если он сам не знал ответа – лишь предполагал? «Господи, помоги!» – взмолился он, изнемогая.

– Кто там, Уля? – крикнула из кухни Ольга.

Ульяна помедлила, сверля глазами отца, и неохотно бросила:

– ОН пришёл.

– … отец? – мигом поняла Ольга и через мгновенье вылетела в коридор.

В комнате девчонок грохотнуло, и оттуда высыпали Алёнка и Серёжа, сверкая любопытными чёрными глазёнками.

– Здрасти-мордасти, ребята! – не удержался Шорохов от привычного приветствия.

Дети уставились на него, как на привидение, и промолчали.

– Оля… – с трудом проговорил Шорохов.

Гробовое молчание обволакивало его колючей дерюгой. Важно прошествовал из гостиной чёрно-белый кот Ворчуха, увидел хозяина, сел на хвост, аккуратно поставив рядышком чёрные гладкие лапы в белых гольфах. На глаза Шорохова навернулись слёзы: именно с приходом кота он окончательно осознал, как сильно, до глубины души, до самого дна соскучился он по семье, как он любит её, и как по-крупному он её предал. Выберется ли он из тьмы, куда попал, неизвестно, за что, почему, зачем, как?

– Простите меня, – хрипловатым неузнаваемым голосом сказал Кирилл Тихонович. – Простите. Прощенья мне, конечно, нет… но простите. Пожалуйста.

Он плакал, не замечая, что плачет, и удивлялся, что видит семью, словно через стекло с разводами дождевых струй. И ждал суровой отповеди, которую заслужил, и после которой нет ему жизни под этими небесами. Кот Ворчуха вдруг встал, задрал хвост и медленно, величаво – как он один умел в семье Шороховых – выступил навстречу обретённому хозяину. Не дошёл, правда. В шаге от ног Шорохова снова сел на хвост. Понюхал воздух, пошевелил длинными седыми усами. Оглянулся назад, будто спрашивая, можно уже на ласку хозяина напроситься. Ольга провела рукой по лицу. Ульяна, всё ещё сдвинув брови, спросила:

– Мам?

Ольга подошла к ней, словно очнувшись от забытья, взяла на руки Егорку.

– Ты изменился, – с трудом молвила она.

– Правда?

Он был рад, что она говорит с ним, и весь осветился.

– Постарел и пожирнел, – беспощадно констатировала Ульяна. – Ты, вообще, где, папа?

– Я… без возврата… похоже… – выдавил он, с трудом развернулся, с трудом открыл дверь, с трудом перешагнул порог и с ещё большим трудом отрезал себе путь к жизни, услышав, как за спиной щёлкнул замок.

Обессилев, постоял на лестничной площадке, увязая в тишине, как в топи. Медленно – «инвалидно» – спустился во двор, чувствуя, что всё. Конец так близок, что он ощущает его всей кожей, всем своим нутром, и он реальнее, чем продолжение жизни… Шорохов не знал, как умрёт. Предпринимать для этого самостоятельные шаги он не собирался. Всё в воле Божией. Раз он так близко воспринимает смерть, значит Господь приберёт его Сам, а как – Шорохова не волновало. Впрочем… из-за тяжести вины лучше бы – мучительно. И чтобы не хоронили его на кладбище, а бросили «псам на съедение». Так плакал Шорохов, стоя у скамейки и вцепившись в её деревянную спинку.
Прикосновение к плечу едва не лишило его последних сил. Он обернулся. Близко перед ним стояла Ольга. Белая, исхудавшая, с неподвижными глазами, которые раньше были такими тёплыми и весёлыми… И это совершил он, Шорохов! Зажмурившись, Кирилл Тихонович отвернулся.

Ольга выдохнула (он услышал, и её выдох показался ему порывом штормового ветра) и произнесла:

– Хорошо. Идём домой.

Когда он шёл на слабых ногах, он понимал, что вся его жизнь отныне – искупление. И знал, что это его не страшит, а придаёт сил освободиться от тьмы Галины Забильской.

Галина Артуровна ждала мужа весь вечер. На звонки он не отвечал, и она давилась яростью, как рвотой, и не могла от неё освободиться. Ночью она взяла такси, съездила на работу, удостоверилась, что окна черны, и велела шофёру гнать на Красильника, семь. В четвёртой квартире все спали. Но, может, и Шорохов с ними спал?!
Она покружила возле дома, но ничего не смогла предпринять и вернулась домой злая и решительная. Уж она покажет ему гастроли, когда они встретятся на работе! Где он шлялся?!
«Невыспавшаяся ярость» прилетела в управление образования одной из первых – после уборщицы. Чёрная, напряжённая, сидела она за своим столом и голодным коршуном следила за всеми, кто проходил по коридору мимо её распахнутой двери. Весь персонал на работе, а Шорохова нет. Белла, увидев Забильскую, испугалась:

– Галя, что с тобой?! Заболела?!

Но у той сил не было вразумительно отвечать. Она посверлила Беллу ненавидящим обжигающим взглядом и рванулась в кабинет начальства. Секретарша Людмила Семёновна Палто захлопала глазами:

– А Шорохова нет. Он взял отпуск.
– Какой отпуск? – проскрежетала Галина Артуровна.

Секретарша пожала плечами:

– Так у него три с половиной отпуска накопилось, чуть ли не полгода. Начальник дал добро, всё подписал.

Сперва у Галины Артуровны не нашлось слов. Ей страстно хотелось броситься на глупую секретаршу, вырвать и заявление, и приказ, в мелкие клочки разорвать обе бумаги, гибельные для неё, освободительные для него, а потом – съесть! Каждая буковка чтобы пропала!
Она порыскала глазами по секретарскому столу, но заветных документов не обнаружила.

– Где он? У этой сучки – разлучницы? – прошипела она.

Людмила Семёновна изумилась:

– У какой разлучницы?
– У этой… какой ещё! У бывшей жены! – рявкнула Галина Артуровна. – Как она вообще посмела, дрянь! Чужого мужа хватать! Я ей такое сделаю, этой твари! Я такое смогу! Она корчиться будет, вопить!

Людмила Семёновна ледяным тоном оборвала её истерику:

– Прекратите, Галина Артуровна. Здесь не базар и не подъезд. Ваши личные взаимоотношения вон – выйдите за двери и выясняйте сколько душе угодно. Если она у вас есть, душа. А на работе держите себя в руках. Иначе мне придётся доложить Александру Леонидовичу, и он наложит на вас взыскание. Вы что, этого добиваетесь? Вместо истерики лучше займитесь отчётом о проделанной работе. На вашем участке не слишком-то всё гладко. Вы меня услышали? Идите, идите, пока начальник на ваши крики не выглянул!

Хандогин выглянул. Нахмурившись, зыркнул на возмутительницу деловой атмосферы и неприятным голосом поинтересовался, в чём дело и почему ему приходится прерывать важный разговор с областью и утихомиривать скандалистку. Галина Артуровна шумно дышала, сверля Хандогина враждебным взглядом. Но Александр Леонидович много всяких вздорных баб повидал на своём веку, и подобное сверление и пронзание нисколько его не волновало. Главное – тишина, деловитость, компетентность. Забильская прорычала, что Шорохов не ночевал дома, а теперь ему почему-то подписали трёхмесячных отпуск – это в разгар сезона! Неслыханно! Она будет жаловаться на это нарушение в область! Что ей делать?! Куда он скрылся? И, главное, с кем?! Точно, с этой шлюхой, его первой женой! Срочно скажите, где он! Куда подался?! Иначе на всех порчу наведу! Лариса Дианова всех вас чертям отдаст за Галину Артуровну!!..
Александр Леонидович морщился, морщился и в одну из пауз промолвил в пространство:

– Нет, уволю нафиг. Сил нет терпеть. Людмила Семёновна, поищите пути к этому освободительному процессу.

Палто с таким ликованием ответила «Непременно, Александр Леонидович!», и с такой горячностью бросилась листать трудовой кодекс и трудовой договор, что Галина Артуровна вконец оскорбилась. Её, главного специалиста по культуре – взашей?! Ну-ну, попляшете вы у меня! Я найду на вас управу! Она немедленно потребовала бланк и написала с бешеной скоростью заявление об увольнении по собственному желанию. Подписав, черкнув дату, бросила бумагу Хандогину и застучала каблуками в коридоре. Добежала до туалета и рванула кран холодной воды, смешала её со слезами, тушью, тенями, яростью, обидой, горем, безысходностью.
Начисто вымыла лицо и посмотрела на него, мокрое, в зеркало. Расплывшиеся черты, омертвевший взгляд, обвислые щёки, набухшие веки, синяки под глазами. На подбородке несколько толстых чёрных волосков. Ну, и вид.  Куда пропала вмиг молодость?.. Ладно, не молодость. Но – моложавость? Куда исчезла, в чём растворилась?..
Вдруг она осознала, что натворила несколько минут назад. Она уволилась! По собственному желанию! Идиотка! Она рванула обратно в кабинет начальника. Людмила Семёновна встретила её с непроницаемым лицом.

– Где Хандогин? – выдохнула Галина Артуровна.

– Александр Леонидович уехал с документами в администрацию, – холодно ответила Палто.

Сердце Галины Артуровны беспомощно упало в ноги и заскулило в отчаяньи.

– К кому он пошёл? Когда вернётся?! Я его поищу! Людмила Семённа… Люда! Людочка, милая, скажи!

Но секретарша плечами пожала и разговаривать отказалась: ничего не знаю, идите ждите. Или поработайте – в виде исключения. Еле-еле Галина Артуровна дожила до обеда, не слыша пересудов за своей спиной, не видя довольных ухмылок на лицах, которые никто не скрывал. Во всю прыть побежала домой. Пусто. Взяла такси, поехала на Красильника. Но и там глухо. На звонки домофона никто не отвечает. Соседи, похоже, на работе. Ответили девочка, парень, старик и больной голос без половой принадлежности. Понятное дело, никто не в курсе. Она рванула на работу. Торжествующая Людмила Семёновна язвительно сообщила, что Хандогин был, но минуты три-четыре назад снова растворился в атмосфере, а приказ об увольнении уже подготовлен, как вы, Галина Артуровна, и желали.
Забильская выла и плакала. Никто её не жалел, будто и не трудились с ней бок о бок много лет. Белла Ячевская присела рядом с ней, сказала тихо, что всё, в конечном итоге, устроится – подожди, мол, только, и людям зла не делай; а развод-то Кириллу Тихоновичу сама дай, не судись; тебе это лучше будет. Выслушала Забильская миротворческую речь бывшей коллеги и послала её куда подальше: сама разберусь, мол, а ты из чужого огорода огурцы не таскай, за своими лучше следи. Пошла прочь! Нарычала, нарываясь на скандал, который бы усладил её червивое сердце, однако осталась ни с чем: Белла не огрызнулась, а молча углубилась в работу.
Вначале Галина Артуроовна твёрдо намеревалась дождаться Хандогина, чтобы с мясом вырвать своё заявление об увольнении. Но после напрасного двухчасового ожидания собрала некоторые вещи и покинула лобное место, где каждый в мыслях казнил её за адский приворот на Шороховскую любовь.
Из опустевшего дома она позвонила Ларисе Диановой. Отвечал ей чуть хрипловатый мужской баритон – видимо, тот самый ассистент, что встречает клиентов и подготавливает сеансы колдовства и гадания. На её мольбы о срочной встрече по причине особо страшных обстоятельств ассистент равнодушным заученным тоном сообщил, что ведьма очень занята, и свободных «окон» нет, и не будет в ближайшие две недели. Галина Артуровна зарыдала в голос, пообещала заплатить пятьдесят тысяч, и была немедленно звана в дом пятнадцать на улице Пимерзина. И вот Забильская в заветной девятнадцатой квартире. Ассистент успел подготовить в кабинете экспозицию магических атрибутов.
Галина Артуровна уселась за стол, облокотилась на него, заломала пальцы, заиграла кольцами, снимая и надевая их вновь и вновь. Вошла, наконец, Леана Дианова. Лицо её излучало приветливость. Пробормотав приветствие, Галина Артуровна выплеснула на ведьму все подробности страшных событий, перевернувших её эйфорическую жизнь. В двух словах: она вновь одинока, она потеряла работу, верните всё назад!!!
Леана привычно разложила снадобья, карты Таро, сняла чёрную, с золотой вышивкой, салфетку со стеклянного шара.

– Вы деньги принесли? – уточнила она.

Галина Артуровна закивала и вытащила конверт с пятитысячными купюрами. Ассистент забрал их, унёс в другую комнату. Леана довольно улыбнулась и приступила к гаданию, наведению порчи на соперницу, повторению приворота на Шорохова. Галина Артуровна внимательно следила за всеми действиями ведьмы, прислушивалась ко всем словам и с неистовым сердцем молилась дьяволу, сила которого ей помогла когда-то обрести желаемое, чтобы он всё вернул ей обратно. А уж она заплатит, сколько надо и чем надо – кроме жизни, конечно! А душу – пожалуйста, забирай. Может, её и нет вовсе. Учёными пока не доказано, что она есть.
Леана в это время с помощью привычных аксессуаров, движений и слов скрывала свою растерянность. Как получилось, что Шорохов сумел вырваться из пут сильнейшей магии вуду?! Или она где-то в чём-то напортачила? Как теперь исправлять то, что порушилась неизвестно, по какой причине? Можно, конечно, «балду гонять», наиграть и причины, и помощь… Условие какое-нибудь хитрое придумать, чтобы отмазка имелась, если не выйдет ничего. А потом Эдила вызвать, узнать, в чём тут дело.
Так ведьма и сделала. По картам вышло, будто увела Шорохова его первая жена, и теперь они в отъезде, в далёких краях, и добраться до них пока не судьба. Но сильнейшее колдовство, которым во всей округе владеет одна Леана Дианова, настоящая чёрная магия, данная людям самим князем тьмы Вельзевулом, наложит на Шорохова новые чары, от которых уж ему до смерти не освободиться.

– Но всякое колдовство требует поглощения жизненной энергии, тонкой материи, – плела прозрачноглазая ведьма. – Вы даёте согласие на жертву?

Галина Андреевна испугалась и чуть не повернула вспять.

– Какую жертву?! – вскрикнула она. – Мою? Меня?
– Моё колдовство требует невинных жертв – детей Шорохова, – осторожно выдала ведьма.

Галина Артуровна задумалась. Прищурилась. Перестала ломать пальцы, снимать и надевать кольца. Успокоилась. Практично прикинула варианты.

– Я на это подпишусь кровью, – значительным шёпотом проговорила она и добавила, погодя: – Они заболеют, потеряются… или умрут?

Леана сосредоточенно тасовала карты Таро.

– Сперва потеряются, потом заболеют и умрут. Дьявол заберёт их души. А к вам вернётся Шорохов. Он и на работу опять устроит – начальником отдела или вторым заместителем.

Сердце Галины Артуровна взыграло, взорвалось фейерверками. Она засияла, вскочила, бросилась ведьме в ноги, зацеловала мягкие руки в крупных кольцах. Леана руки не отбирала, змеилась улыбочкой, блистала очами.
Гросрюк, видя превосходное настроение боготворимой Женщины, тоже сиял от счастья. В общем – отличный складывается вечер. Проводив Забильскую, Леана подхватила Гросрюка и завальсировала с ним из просторного фойе в гостиную и там упала с ним на диван, смеясь заливисто и громко. У них случилось «это» – редкое и оттого драгоценное для Гросрюка слияние двух тел. И снова, как всегда, после эйфории, взорвавшей тело Гросрюка на пять секунд, он будто рухнул с вершины в вязкую грязь, и ему поплохело. Леана выскользнула из его объятий и закрылась в ванне. Отличный вечер. Отлично закончился.
А в тёплом душе её скрутило. Кинжалом вонзилась в живот боль, и Леана согнулась пополам, глотая текущие сверху тёплые струи и судорожно схватившись за бортики ванны. Причина боли одна. Эдил себя показывает.

«Ты за кого меня считаешь, женщина?! – прошипел знакомый жуткий голос. – Куда меня послать решила? Против Кого?! О ком просила – недоступен для меня ныне ни он, ни жена его, ни дети. В далёких они областях, в ослепительных чертогах, и свет этот жжёт и сжигает меня, и ты поплатишься за это, – дрянь, возомнившая себя владычицей демонов!».

Живот будто резали скальпелем, и Леане чудилось, будто не вода лилась из душа на спину, стекая, собираясь на живот, а её собственная кровь. Она стонала и подвывала, охваченная страданиями, будто колючей проволокой, и она чувствовала каждую иглу, вонзающуюся в её живот. Неужели это не кончится?! Леана пыталась позвать на помощь Гросрюка, но голос исчез, провалился куда-то внутрь, и она не смогла выдавить из себя ни одного членораздельного слова, а звуки выходили из неё с содроганием, приступами, как рвота. Она ждала конца боли, и та, промучив её вечность, наконец, отступила, лишив сил и всякого желания жить. Леана, скрючившись, лежала в ванне, а струи из душа равнодушно хлестали её белое тело.
Галина Артуровна в это время смотрела на дома, прохожих, машины, на городскую растительность, выживающую среди смрада и тени, и ликовала: она отомстит. О, как она отомстит за кровные свои пятьдесят тыщ! Скорей бы подействовало колдовство… Скорей бы…
Однако ничего не произошло: Шорохов не вернулся, на работу Забильскую не позвали с извинительными реверансами. Ей пришлось встать на учёт в Департамент занятости, и единственное, что для неё нашли, – тёпленькое место гардеробщицы во взрослой поликлинике. Тёпленькое, но малодоходное. Вскоре она стала недомогать и посетила терапевта. Обследование показало букет заболеваний, невесть откуда взявшихся. Галина Артуровна резко ослабела, постарела, подурнела, поглупела, стала терять память, оформила инвалидность и осела дома, где пялилась в телевизор и поедала жареные на маргарине рожки. С язвами желудка и кишечника часто попадала в больницу, и однажды отказали почки. После государственных похорон – вернее, кремации, – муниципальную квартиру забрало Российская держава, и память о Галине Артуровне Забильской стёрлась из памяти знавших её людей. Белле она не забылась. Она поминала её в домашних молитвах. В церкви не могла: не принимает Господь прошений от отвергших Его и обратившихся к «отцу лжи»…
…Кирилл вышел на крыльцо. Какая Пасха сегодня светлая! Сад в белом цвету. Шмели и пчёлы трудолюбиво гудят. Дождь пролил. На небе выгнулась двойная радуга. А птицы-то как голосят! Пасха сегодня. Пасха. Отстояли всей семьёй сперва Страстную Седмицу, а вчера ночью – службу Воскресения Христова. Вокруг церкви ходили, пели во весь голос радостно: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на Небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити…». Егорушку Шорохов на руках нёс. Любимое, трепетное его дитя, первые мгновенья, первые дни жизни которого он пропустил…
Планов у Шорохова громадьё. Ему удалось после отпуска быстро оформить увольнение с работы. Он боялся увидеть Забильскую, на развод с которой подал в один день с написанием заявления об уходе из управления культуры. Слава Богу, встретил возле здания Беллу, и та, искренне обрадованная, успокоила босса, что опасности никакой нет. И вот к Пасхе Шорохов пришёл свободным и бесконечно благодарящим Господа Бога за возвращение ему семьи. А после Светлого Праздника он намеревался работать, засучив рукава, прибавив к хлопотам по хозяйству хлопоты по внедрению культуры и образования в местечке, где обосновался. И через несколько лет уральская глухомань гремела на всю округу клубом, школами, связями со всем миром, поездками по стране и за границу, по святым местам и своим православным туристическим лагерем, куда трудно было достать путёвку из-за наплыва желающих в него попасть. Но Евсей и Ядвига Ячевские приглашались туда каждое лето…


ГЛАВА 8. ЧЕМОДАН ДЕНЕГ

Только Леана помыслила порвать с колдовской практикой, как её снова изрезала изнутри адская боль. «Только посмей» – без интонации, красивым тенором проговорил Эдил, и Леана покорно приняла по записи нового клиента. Серьёзного, не чета одноликой толпе, жаждущей беззаветной любви или отмщения неверному возлюбленному.
Степан Ильич Фуфырин работал сантехником в государственном учреждении, кормил, одевал жену Ренату Агитовну, кормил, одевал, образовывал, физически укреплял в спортивных секциях сыновей Алёшу и Станислава десяти и двенадцати лет. Денег никогда не хватало, даже в денежные месяцы, когда обслуживающему персоналу бросали сверху подачку в виде премии. Можно было б рискнуть, уйти в какую-нибудь управляющую компанию и обирать жильцов по полной программе, но Степан Ильич Фуфырин не умел, а оттого не любил рисковать. Он истово мечтал о специальном банковском чемодане стального цвета, с секретными замками, внутри которого аккуратными стопками лежали бы купюры. Он видел как наяву, будто денежный чемодан принадлежал ему одному, и видел, как он открывает его и смотрит, смотрит на деньги, не в силах оторваться. На этом видение туманилось и пропадало. К нему подбегали сыновья, наперебой хвалясь успехами в школе и в секции бокса, и денежный чемодан оставлял Степана Ильича в покое до следующего подходящего случая.
Вообще, семья Фуфыриных неприхотлива. Что есть, того и достаточно. Поэтому Степан Ильич точно знал: его идея стального чемодана, доверху набитого пятитысячными, особого восторга и полного понимания не вызовет. И жил бы он этак со своей несбыточной мечтой до самой, может быть, смерти, кабы не началась в православной России мода на чёрную магию со всякими её ветками, веточками и ответвлениями. Степан Ильич долго выжидал, присматривался к развитию демонического знания, к росту его влияния, к областям его распространения, и весною, в самое цветенье, в торжествующую Светлую Седмицу, когда христиане радовались Воскресению Господа Иисуса Христа, и даже Рената Агитовна, Лёша и Станислав красили яйца и покупали куличи, Степан Ильич позвонил по телефону ведьме Леане Диановой и заказал амулет на деньги. Номер дала ему Галина Артуровна Забильская, разговорившись со случайным попутчиком на автобусной остановке. Встреча была назначена ассистентом ведьмы, и вот после работы, сказавши жене, что пойдёт помочь сослуживцу прибить балку в гараже, Степан Ильич закоулками, крадучись, оглядываясь по сторонам (не понимая, почему), отправился по указанному адресу: Пимерзина, 15-19. Открыл ему сорокалетний мужик с тоскливым остекленелым взглядом и широкой улыбкой. В тусклом свете коридорного светильника Степану Ильичу померещилось, будто ассистент сочился желтизной. Ведьма произвела на Фуфырина тоже двойственное впечатление: молодая, довольно симпатичная женщина, окутанная фальшью, как облаком тумана.
В сумраке кабинета, в свете цветных свечей Леана выразительно, вполголоса начала читать заговор на богатство. Эдил благосклонно выдал ей порцию силы, окутал тьмою и дешёвую железную побрякушку на кожаном шнурке, и Степана Ильича; отсёк от него волю и память о Боге, затуманил и подготовил не только исполнение желания, но и расплату за дьявольскую помощь.
Степан Ильич отдал деньги за приворот на богатство, надел на шею кожаный шнурок с железкой и коротко попрощался с вежливо улыбающейся ведьмой, не прятавшей алчный наглый взгляд. Ассистент неслышно закрыл за ним дверь. Леана потёрла ладонью лоб.

– Ну вот, работа на сегодня закончена. Ты домой иди. Мне отдохнуть хорошенько надо. А завтра звонка жди. Понадобишься – звякну. Пока.

И теперь не Гросрюк, а Леана заперла за вышедшим неслышную дверь. Голодный Викентий помедлил на лестничной клетке, а потом неохотно поплёлся домой. Ещё не стемнело. В сквере за местным кинотеатром «Метеорит» уже выставили летние скамейки. Гросрюк оккупировал одну из них. В последнее время он чувствовал себя на последнем издыхании, словно работал не ассистентом женщины, а шахтёром или хирургом – на износ. Ему казалось, что кто-то забирает его жизнь. Болезнь, быть может? Надо записаться к терапевту, пусть пообследует…
Мысли его натужно переползали от одной остановки в нейронных окончаниях мозга к другой. Он не сразу понял, что к нему на скамейку подсела женщина, а заметив, не вдруг узнал. Жертва одного из удачных его «дел»: клетчатая сумка через плечо на автобусной остановке. Гросрюк дёрнулся бежать, но не успел: женщина любезно поинтересовалась, не помешает ли, и Гросрюку пришлось вежливо заверить, что ни в коем случае. Он хотел, немного выждав, встать и скрыться поскорее отсюда, как увидел, что женщина достаёт из сумки, очень похожей на украденную, блокнот и ручку и начинает неторопливо писать. Гросрюк прекрасно помнил доставшийся ему в прошлый раз подобный блокнот, исписанный почти до конца. Что она пишет? Не удержавшись, он спросил её об этом, и женщина, доброжелательно улыбнувшись, ответила, что пишет повесть.

– Детскую? Или про любовь? – зачем-то спросил Гросрюк.

– Ой, нет! Я такое не умею! – рассмеялась женщина. – Для этого талант нужен. А я так… подмастерье. Просто истории житейские пишу.

Она вздохнула и откровенно поделилась:

– Представляете, какое горе: почти дописала блокнот с тремя главами, как на автобусной остановке украли сумку, в которой он был! Вы не представляете, как я переживала, плакала… Там было столько фактов, столько мыслей!..

Гросрюк сглотнул.

– Не хотела восстанавливать, – продолжала женщина. – Слишком трудно. И вдруг батюшка в храме благословил. Пиши, говорит, восстанавливай, несмотря ни на что.
Блокнот лежал в сумке. А сумка – дома. Надо бы скорее от них избавиться.

– Историческая? – спросил Гросрюк, собираясь улизнуть после её ответа, и услышал:

– Нет. Современная. «Вор, ведьма и душа» называется, – рассеянно сказала женщина, углубляясь в плетенье слов, соединенье их в предложения.

Гросрюк вздрогнул. Поспешно встал, пробормотал «Удачи» и чуть ли не бегом пересёк сквер. Пока добрался до дому – успокоился. Поблазнилось ему, не иначе, что в украденном блокноте повесть под тем же названием прописана. Почему он его не выбросил?! Сейчас бы не холодел от страха, подоплёку которого не мог себе объяснить. Вытащил блокнот.

Повесть называлась «Вор, ведьма и душа». Слова аккуратно выведены на первой страничке. Вторая начиналась с главы третьей. Почерк непонятный. Явно для личного пользования, а не для публичного чтения. С неприятным чувством суеверного отторжения Гросрюк закрыл блокнот и почему-то забросил его под диван. Словно мальчишка – дневник с двойками. Через несколько дней он с трудом заставил себя забыть о проклятом блокноте, в котором, как ему казалось, жертва его ловких воровских рук описала всю Гросрюковскую жизнь, полную нездорового адреналина….

… А Степан Ильич Фуфырин в конце мая отправлял свою жену и сыновей Алёшку и Станислава на юг. Перед отлётом Рената Агитовна много суетилась, отчего-то волнуясь и беспокоясь, тосковала и прижимала к себе своих ненаглядных мальчиков, целуя то одну макушку, то другую. Почти уходили в зал ожидания, когда Рената Агитовна вдруг обернулась и с какой-то отчаянной силой попросила мужа:

– Стёпа, молись о нас, пока мы в Анапе не сели! Слышишь, Стёпа?! Пока не приземлимся, молись!

В ответ Степан Ильич недоумённо заморгал и торопливо махнул рукой. Зачем молиться? Всё и так будет хорошо! Ведьма дала ему амулет, приносящий богатство в чемоданчике серо-металлического цвета, наколдовала кучу денег…Так что скоро все проблемы решатся! Да и не умеет он молиться. Кому молиться? Богов много, а он, Фуфырин, один. Тёща, правда, Иисусу Христу земные поклоны бьёт, так разве что позвонить ей, пусть за дочь с внуками перед иконой упадёт? Степан Ильич почесал затылок и не стал вызванивать тёщу – лишний раз ей к удовольствию, что требуется её помощь. Вернулся домой, в телевизор уткнулся, самозабвенно, по-бабьи, щёлкая жареные семечки. Сходил попил. Сходил в туалет. Сходил в магазин за красным вином, орешками, копчёной курицей. Повздыхал, озирая полки с дорогими – не укупишь – продуктами. Помечтал о серо-металлическом кейсе с пачками драгоценных бумажек. Вернулся домой. Выпил, представив, будто пьёт на открытой террасе грузинское вино. Закусил. Жуя куриную ножку, переключал каналы в телевизоре. На одном застрял: горел упавший самолёт. Степан Ильич прибавил звук. Диктор читал за кадром, что буквально четверть часа назад из-за отказа двигателя самолёт, следующий рейсом «Екатеринбург – Анапа», упал за пятьдесят семь километров до места назначения. Выживших нет. Списки погибших через три часа ждите на сайте авиакомпании-перевозчика. Президент уже дал гарантии, что родственникам погибших выплатят по три миллиона рублей.
Сперва Фуфырин сидел и дожёвывал курицу. Выпил красного вина. Хотя южных картин при этом не возникло. Потом он полежал, поспал под журчание телевизора, проснулся, сходил в туалет. Попил. Позвонил Ренате. Телефон вне действия сети. Сел возле компьютера. Что-то стукнуло ему в голову, и он нашёл сайт авиакомпании, самолёт которой разбился около трёх часов назад. Глядя на чёрные буквы названия, Фуфырин вдруг понял, что именно в этой организации он покупал авиабилеты для Ренаты, Алёши и Стаса. Медленно открыл он заголовок «Происшествия», увидел фото горящего самолёта и короткий рассказ о катастрофе, а ниже списки погибших. Стал искать, и тут раздался телефонный звонок, содрогнувший всё его существо до самого основания.
Фуфырин помедлил, постоял над телефонным аппаратом, отчего-то не желая слушать незнакомца, порывающегося с ним побеседовать. Это не могла быть Рената. Она позвонила бы на сотовый. Тёща? Мать? Вообще – кто-то из родни?
Наконец, Фуфырин снял трубку и жёстким голосом сказал «Аллё».

– Здравствуйте. Говорит представитель авиакомпании «Авиатранс» Вячеслав Борисович Юзюк. Я разыскиваю родственников Фуфыриной Ренаты Агитовны.

– Я её муж, – спокойно ответил Степан Ильич, не допуская до своего разума очевидное.

– Мы с прискорбием сообщаем о кончине Вашей жены Ренаты Агитовны и Ваших сыновей Алексея и Станислава, – монотонно говорили в ухо Степана Ильича. – Они погибли в результате катастрофы. Приносим свои соболезнования. Правительство выделяет вам три миллиона рублей за моральный ущерб. Получить деньги вы можете в следующий вторник в центральном отделении Сбербанка вашего города. Прах мы, к сожалению, прислать не сможем, но свидетельства о смерти вы получите. В банк надо прийти со свидетельствами о смерти и со своим паспортом. До свиданья.

Степан Ильич долго слушал короткие гудки. Слушал и слушал, и не мог заставить себя положить трубку на рычажки: если положит, то всё. Последняя связь с его семьёй оборвётся и не восстановится никогда. Когда Фуфырин устал держать «токающую» трубку возле уха, он положил её рядом с телефоном, на тумбочку, сел рядом, слушая короткие гудки. Так под них и уснул поздно вечером. Наутро на работу Фуфырин не вышел. Он отправился в магазин и купил чемодан, о котором грезил, – с округлыми боками, серо-металлического цвета. Он шёл с ним по улице, никого не замечая, и столкнулся с Беллой Ячевской, которую немного знал из-за Ренаты: женщины иногда встречались в школе, куда водили старших детей. Белла едва узнала его.

– Степан Ильич, что с вами? – с ужасом спросила она, придержав его за руку.

Фуфырин глянул на неё недоумённо и, помолчав, вдруг рассказал, что случилось с ним и с его семьёй: как он хотел серый чемодан с деньгами, как он пошёл к ведьме, и она дала ему заговорённый амулет, как он вчера посадил семью в самолёт; самолёт упал, все погибли, а ему с неба упали столь желанные прежде деньги. И вот он купил чемодан. Когда в банке ему дадут миллионы, он сложит все три миллиона в этот чемодан. И будет счастлив.
Рассказал и быстро убежал, не желая ни участия, ни помощи, ни соболезнований – всё пустое, как пуст он теперь сам. Белла рванулась в церковь. Она знала, что Фуфырины крещёные. Заказала сорокоуст об упокоении, проскомидию о здравии Стефана, молебны Господу Иисусу Христу, Пресвятой Богородице и всем святым и убежала на работу, молясь про себя о людях, погибших от чёрной магии…
Через неделю Степану Ильичу позвонили и, принеся кратенькие официальные соболезнования, пригласили забрать три миллиона наличными. Ничего не отразилось на его опустошённом лице при этом известии. Он взял чемодан, облюбованный и обласканный когда-то его мечтами, и приехал в банк. Где-то расписался, предъявив паспорт. Отрешённо следил за перелетающими в чемодан пачками денег. Они казались ему гадкими чёрными птицами и отчаянно смердели. Попадая в чемодан, они умирали и покорно укладывались трупиками в аккуратные рядки. Вот и всё. Последняя. Защёлкнулись замки. И вот Фуфырин вышел из банка с чемоданом, наполненным ровно уложенными трупами чёрных птиц, и немного постоял, оглушённый звоном, который, казалось, исходил из городских улиц.

– Вы звон слышите? – спросил Степан Ильич у проходящей мимо женщины.

Та от неожиданности ойкнула. Остановилась на секунду, пробормотала:

– Ничего не слышу. Машины гудят, люди разговаривают, а звона никакого нет.

И по-быстрому убежала. Степан Ильич сказал ей вслед «Спасибо», покосился на серебристый чемодан с трупами чёрных птиц, оглядел исходящую звоном улицу, знакомую ему с детства, и двинулся степенным шагом домой. В квартире звон не прекратился. Фуфырин положил чемодан на диван, открыл его, сел перед ним на стул и долго сидел, уставившись в красные от пятитысячных купюр недра, которые виделись Фуфырину чёрными могильными птицами, издохшими на лету.
Вечером он выбрался на улицу и направился к озеру, а точнее – к утёсу Старика, с которого нельзя было нырять, так как из воды навстречу ветру торчали каменные глыбы. Молодой народ гулял парами, всей душой вдыхая весну и любовь. Степан Ильич сел на скамейку на пляже в ожидании, когда стемнеет, и он сможет подняться на утёс, чтобы поближе познакомиться с камнями на дне озера.
Стемнело, но пар не стало меньше, они словно отпочковывались и образовывали новые пары. Тогда Фуфырин пошёл бродить по дикому берегу. На краю болотца, вода с которого тонким ручейком текла в Голутвинское озеро, он заметил разновозрастную компанию бедно одетых ребятишек. Разговорился. Оказалось – бездомные, которых по статистике и по гражданскому состоянию нигде нет не только на Урале, но и во всей России. Фуфырин купил им в работающем допоздна универмаге еду и одежду, отпустил беспризорников восвояси и продолжил путь домой. В голове звенело, он ни о чём не мог думать. В большой комнате всё так же сидела на стуле серебристая чемоданная пасть с мёртвыми порозовевшими птицами, чьи крылья кто-то перетянул резинкой, тонкой, как тетива лука. Степан Ильич медленно пересчитал пачки, выкладывая их на пол. Затем так же неторопливо, педантично уложил их обратно в чемодан. Царила ночь. Ему казалось – и в нём самом.
Он распахнул балконную дверь. Перебрался через перила. Глянул сперва вниз, потом – вверх. Кто ждал его в пропасти? Кто ждал его в небе? Выяснить несложно: отпусти перила, шагни в воздух – и ты всё узнаешь. И о своём демоне, которого ты впустил в себя, – тоже. Будь проклята потомственная ведьма Леана Дианова.
… Белла увидела Фуфырина уже ближе к зиме. Он ходил по магазину игрушек и тщательно осматривал выложенный на прилавки товар. Белла колебалась, подходить или нет, и было решила не беспокоить несчастного, как вдруг он заметил её. Обрадовался старой знакомой. Расспросил о жизни. Белла застенчиво отвечала, что у неё всё в порядке, Евсей нынче в первом классе, учительница попалась добрая, любящая, но в меру строгая и взыскательная – как раз то, что нужно, что втроём они в ноябрьские праздники ездили с прихожанами в мужской монастырь в селе Тарасково под Екатеринбургом, приложились к мироточащей чудотворной иконе Пресвятой Богородицы «Всецарица», облились ледяной водой из святого источника, в трапезной вкусно покушали и уехали такие хорошие, такие крылатые… Степан Ильич вдруг подхватил:

– Это здорово, когда крылья. Я не понимал прежде, верите?
– Верю, – кивнула Белла, улыбаясь.
– Когда я свою семью на деньги променял и убил их, – с безжалостной прямотой сказал Степан Ильич, – я хотел из окна сигануть. Уже через балкон перелез. Осталось от перил отцепить руки – и конец навсегда. Не надо, не бледнейте так. Вы торопитесь?

– Не очень, – пролепетала побелевшая Белла.
– Я кратко.

Он в нескольких предложениях описал историю гибели Ренаты, Алёши и Станислава и продолжил:

– И вот стою на краю, прыгнуть готов – а подо мной ребята появились.
– Какие ребята?
– Беспризорники, которых я возле болота заприметил, – объяснил Степан Ильич. – И они глядят на меня, задрав головы, и беззвучно плачут. Глаза огромные. Губы дрожат… Я, короче, плюнул, обратно перелез. Чемодан с деньгами захлопнул, во двор выбежал, а ребят нет. Искать пошёл – не нашёл в темноте. Возле церкви вдруг очутился. Церковь, понятно, закрыта. Я тогда к забору прильнул, смотрю на стены и молюсь, смотрю и молюсь. Ушёл на рассвете домой. А на следующее утро отправился в управление образования и выбил должность директора интерната. Теперь вот собираю бездомных детей, сирот и тех, кого родители бросили, строю новое здание в зелёной зоне, озеро там близко, родник рядом. А лес какой душистый! Построю – и перевезу ребят из старого дома в новый. И – верите? К моим трём миллионам деньги меценатов и разных жертвователей добавляются каждый день! Понемногу, но каждый день! Ко мне работать такие люди приходят! И священник у нас воскресную школу ведёт. В общем… не зря я обратно залез, вниз не скинулся. Вот хожу теперь среди моих сорока восьми детей, и душа крылата. Вот как у вас, Белла, я думаю.

Он помолчал, уставившись на игрушки. Белла тоже. Она чувствовала, что он не всё ей сказал. Фуфырин взял с полки машинку и продолжил тихо:

– Приходите к нам в гости, Белла. Вместе с Ядвигой и Евсеем. Будем рады… Сюда вот зашёл – хочу присмотреться к подаркам на Новый год… Придёте?

И Белла твёрдо пообещала:

– Приду, Степан Ильич.
– … Спасибо, Белла.

Она сдержала слово и пришла в интернат вместе с дочерью и сыном. Походила, посмотрела, с детьми поговорила, кого-то приласкала, кому-то посоветовала дельное. Фуфырин ненавязчиво наблюдал за ней, а когда Ячевские собрались уходить, то ли в шутку, то ли всерьёз, бросил:

– Вы им как мама, Изабелла Юрьевна. Может, к нам перейдёте из управления? Так сказать, теорию поменять на практику? Сложно, конечно… но всё же…Мм?

Белла думала недели две. С батюшкой посоветовалась. Тот поразмыслил и благословил её на перемену судьбы. И Новый год встречала в интернате, окружённая пятидесятью с лишним ребятами и двумя собственными детьми. И снова ощущала крылья своей души...
А Леана Дианова в те дни, когда Фуфырин мчался со всех ног к смерти, едва удерживаясь на внешней стороне балкона, расцветала и ликовала, одобряемая Эдилом, и каждый вечер оставляла Гросрюка у себя для страстных утех. Она жарко наслаждалась, а он, услаждая и наслаждаясь тоже, тем не менее, понимал, что скоро вновь лишится близости с обожествляемой женщиной, и выкладывался полностью. Выкладывался – но почему-то счастье обладания Прекрасной Блоковской Дамой становилось всё более пресным, а потом – всё более мрачным и извращённым. А когда Фуфырин перелез обратно на балкон, выбрав жизнь, Леана отдалилась, и Гросрюк вернулся к своим обязанностям ассистента – неутолённый и словно обкраденный кем-то; словно не он – искусный вор, а другой – но кто?.. КТО?
Эдил изъедал чрево Леаны, она корчилась в ванне, истекая болью, как кровью, мычала, выпучив глаза, а потом выползала в спальню и падала на заботливо расстелённую Гросрюком кровать. Она долго лежала, стуча зубами, обхватив себя руками, и слушала в своём чреве злобное скрежетание Эдила, которого сжигал выбор Фуфырина в пользу жизни. Ведь одно мгновение оставалось до того, чтобы получить в бессрочное пользование душу Стефана, сына Илии! Самоубийцам нет прощения: они отвергают величайший дар Божий – жизнь временную и жизнь вечную. Отверженные. Неотмаливаемые. Непрощаемые. О, получить душу самоубийцы в вечное мучение – это драгоценный подарок для князя тьмы! Не получив того, что уже считал своим, Эдил мучил нерасторопную служанку Леану несколько дней. А особенно – когда Фуфырин стал директором интерната и когда он подписал заявление о приёме на работу Изабеллы Юрьевны Ячевской.
Отпустил, дал облегчение лишь тогда, когда в сети Леаны попались новые клиенты, жаждущие гадания, ворожбы, снятия порчи и чёрного венца, наведения любовного приворота или заговора на богатство и уничтожение врагов. Леана снова расцвела. Гросрюк расцвёл вслед за ней. Теперь он редко вспоминал о Белле. Но ежели образ её вставал перед глазами, то мучил его своей недосягаемой чистотой и отдалённостью от него и от его жизни.  Эту муку по чистоте тут же улавливал Крэгт. Он ярился и колол Гросрюка по всей коже острыми тонкими иглами, пока не изгонял из Гросрюка сожаление о том, что они теперь с Беллой идут в противоположных направлениях и его путь – в темноте, а её – при свете дня.
Однажды Леана разговорилась с мужем своей клиентки, пришедшей просить достойного супруга для своей девятнадцатилетней дочери. Он оказался практиком йоги. О, как цветисто и вдохновлёно расписывал Игорь Алексеевич Философов постулаты индийского учения, обращённого, опять-таки, лицом к нечистому, человеконенавидящему. Заинтересованная Леана решила перед первым уроком посетить книжный магазин, чтобы ознакомиться с азами йоги и прослыть знающим, глубоким человеком.
 Книжных магазинов работало три. Один закрылся на днях, перепрофилировавшись в продажу элитной косметики и профессиональных парикмахерских принадлежностей. Остались два, друг от друга отстоящие на два квартала и одинаково насыщенные книжной продукцией. Но оккультной литературой, к коей принадлежали и учебники по йоге, торговали больше в том, что находился дальше от дома Леаны. Она велела Гросрюку идти с ней. По пути ассистент не удержался и ловко присвоил чужую сумку. По своему обыкновению, в соседнем дворе, задержав Леану, распотрошил добычу. Семьсот тридцать рублей перепрыгнули в его кошелёк, а мобильный, после удаления сим-карты, – в сумочку Леаны. Кроме влажных салфеток, бумажек, блокнота, лекарств, ручки, Гросрюк выудил… чётки. Вернее, сперва он затруднился бы сказать, что скреплённые друг с другом узелки из толстой чёрной нитки – чётки. Это Леана, взяв большой браслетик из этих узелков, вдруг вскрикнула и бросила его обратно Гросрюку.

– Ты чего?! – вырвалось у него.

Она огрызнулась:

– Ничего! Смотри наперёд, что мне даёшь, милый Кент!
– А что это?

Гросрюк повертел в руках верёвочный браслетик.

– Чётки это, дуралей! – просветила прозрачноокая.
– Ну и что? – не понимал Гросрюк. – По чёткам и эти… мусульмане молятся, католики, иудеи… ещё, кажется, индусы… Видел как-то в парке разодетых кришнаитов – у них тоже чётки. Тоже отсчитывают что-то.

– Похоже, ты всезнайка, милый Кент, – обидно фыркнула Леана. – Лекции бы тебе читать на теологическом факультете госуниверситета… Те чётки, про которые ты говоришь, – ерунда! Типа бестолкового украшения. А эти верёвочные мне ладони чуть не сожгли!

– Почему?! – ужаснулся Гросрюк, обозрев покрасневшую кожу ладоней возлюбленной.

– Потому, что это тебе как раз не фуфло, не безделушка. Это намоленные чётки православной христианки, бес её возьми… да не берёт, пока она молится, постится и причащается… Выбрось, короче, эту гадость! – безапелляционно велела ведьма. – И подальше, чтоб и дух её испарился!

– Ладно, ладно, – пробормотал Гросрюк, сделал бросок правой рукой и положил не выкинутые чётки в карман.

Отчего-то ему захотелось рассмотреть их поближе в одиночестве, чтобы понять, отчего они жгли Обожаемую блоковскую Даму. Случай представился быстро: Леана заскочила в магазин женского белья, где мужчинам делать нечего. Оставшийся ждать её на крылечке Гросрюк вынул из кармана связанные между собой узелки и приблизил к глазам. Даже понюхал. Ничего вроде бы особенного. И не пахнет ничем. И тут он почувствовал жжение в тех местах, где пальцы держали чётки, и услышал скрежетание Крэгта: «Ты что удумал, грязный воришка?! Эти чётки брать?! Разожми пальцы! Живо! Растопчи гадость христианскую! Ну!».
Пальцы жгло до нестерпимости. Гросрюк закрыл глаза и уронил лёгкую цепочку узелков на ступеньки. Он почему-то услышал их неслышное соприкосновение с бетоном, как стук отбойного молотка. Это ему одному так услышалось?!
Леана вручила ему пакет с покупками, подхватила под руку и поволокла прочь. Шепнула на ушко: «Что ж обманул, сразу не выбросил? Припомню тебе… милый Кент! И знай: от меня ничего не скроешь. Связаны мы с тобой крепкой многотонной цепью, никому её не разорвать, дорогуша мой…». И ущипнула изо всех сил.
Исчезли в подворотне. А возле магазина женского белья оказалась Белла Ячевская. Она спешила в администрацию города на приём к главе: ей было необходимо добиться финансирования на покупку в детдом домашних животных и вольеров для них. Словно кто заставил: она глянула ненароком на ступеньки магазинного крыльца и заметила чёрную верёвочку с узелками. Подобными чётками пользовалась и она. Подобрала, огляделась: может, кто из прихода потерял?! Но лица не узнавались. Белла перекрестилась и убрала найденное сокровище в сумку. На ближайшей вечерне она спросила у отца Дорофея, что делать. Батюшка перекрестился, уважительно взял чётки, подумал и благословил Беллу молиться по ним. Ну, а найдётся хозяин – вернуть их ему. Не прошло и недели, как на исповедь к отцу Дорофею пришла его прихожанка – журналистка и писательница Лидия Викторовна Феклисова. Рассказала о беде: мол, вот сперва у неё украли сумку с деньгами, новой видеокамерой, а главное, с блокнотом с тремя главами новой повести о вреде магии, а недавно – другую сумку, тоже с деньгами, с мобильником, а главное, с монашескими чётками из Ново-Тихвинского женского монастыря. Отец Дорофей благословил Лидию Викторовну заново написать потерянные главы и рассказал, что чётки её нашлись. Назавтра, во время Божественной Литургии она получила их от едва знакомой женщины, которую она часто видела в храме, но никогда не разговаривала с ней. Лидия Викторовна прослезилась от радости. После службы расстаться они не смогли. Они покушали в трапезной, а потом Белла привела новую подругу в детдом. Увиденное потрясло Феклисову. Она отставила пока в сторону восстановление утерянной повести и взялась за описание жизни детей в интернате – непохожем на других, так как фундамент его зиждился на терпении, милосердии и любви.
Степан Ильич погрузился в обездоленных ребятишек всем сердцем, не давая продыху ни себе, ни сотрудникам. Дети в интернате оказались непростые. Многие из семей, потерявших всю духовность, божественность и человечность и прозябающих в грязных квартирах с идолом алкоголя. Многие уже и сами «увечные, неблагополучные, трудные», чуть ли не уголовно преследуемые и наркозависимые. Кто-то уже в одиннадцать лет пьёт вместе с родителями. Кто-то в двенадцать – сифилитик («любовью занимался»). А сколько воровали, бродяжничали, сидели в колонии или имели условный срок!
Фуфырин укрыл их всех тёплыми крылами своей заботливой любви. Он бегал по инстанциям и судам, чтобы выхлопотать для четырнадцатилетнего Димки, снявшего с пьяного мужика дорогую дублёнку, условный срок. Он устроил тринадцатилетнюю Дашу в больницу, где её вылечили от гонореи и чесотки. Он просиживал ночами в спальне, где жили подростки-наркоманы, чтобы не дать им принять наркотики. Он бросался на их защиту и не хотел знать слов «устал», «не могу»…
Он звал их «малышами», «сынулями» и «дочками» и при каждом удобном случае рассказывал им стихи, сказки, сюжеты повестей и романов классиков мировой литературы. Он пёкся об их здоровье телесном и душевном. И уже не мечтал о серо-металлическом чемодане, полном денег. Мало того, воспоминание об этом чемодане стало для него средоточием животного ужаса.
Вместе с Беллой Степан Ильич возил воспитанников в церковь, и отец Дорофей постепенно крестил всех его детей. Через полтора года деятельности нового директора группа подростков побывала в небольшой паломнической поездке в Верхотурский мужской монастырь и возвратилась в разговорах о новых святых местах Урала, России. После этого Белла повела их в дом престарелых, чтобы научить жалеть немощных и дарить им радость общения и помощь. Сперва туго было, «волчата» огрызались и ворчали, но через какое-то время они сами стали проситься к «пенсионерам», чтобы поболтать и послушать, помочь в мелочах.
А сколько сил интернатских педагогов уходило на элементарное и зачастую недостижимое для большинства взрослых понимание и принятие чужой боли, как своей! Ведь ты обманываешь, воруешь, бьёшь или, не приведи, Господи, убиваешь не абстрактного человека, а чью-то маму, бабушку, сестру или отца, деда, брата… Поразительно: пришёл час, когда  ребята стали признаваться, что вот хотели было стащить там что-то, да вдруг представили вместо незнакомой старушки родную бабушку, вместо девчонки – сестру, вместо зазевавшегося прохожего – отца… и не смогли.
Никто в интернате не называл детей – даже самых озлобленных, «отвязных», почти утонувших в грязи, – «проклятыми», «идиотами», «преступниками». Только – «благодатью». И они старались стать «благодатью» и для себя, и для товарищей, и для родителей, и для России. А в конечном итоге – для Бога.
Белла забыла о прошлой своей жизни. И о Кеше, которого когда-то любила и переживала о нём всем сердцем. Теперь она ясно понимала: то была страсть, а не истинная любовь. А истинная любовь обретается в детях и в человеке, для которого все дети, какими бы они ни были, – родные и любимые.
Через три года летом, после Петрова поста, иерей Дорофей обвенчал в церкви Рождества Пресвятой Богородицы Беллу Ячевскую и Степана Фуфырина, и никого в тот день не было счастливей их и ста семидесяти восьми разновозрастных ребятишек и девятнадцати педагогов-единомышленников. Особенно радовались Ядвига и Евсей. Теперь у них была настоящая семья. А что ещё нужно, чтобы желать жить дальше?


ГЛАВА 9. КНИЖНЫЙ РАЗВАЛ. ПОДГОТОВКА К ШОУ

В книжном магазине литературы по магии, гаданию, эзотерике столько, что, выбирая себе самое нужное для изучения, можно провести среди полок несколько часов. Гросрюк этой мании своей обожествляемой ведьмы не понимал, но послушно ждал, пока она перебирала красиво оформленные, на дорогой бумаге, издания.
«Большая Книга Белой Магии» колдуна Захария. Вот насмешка над православными! Их-то Захария был первосвященником в храме Единого Бога и отцом Пророка Иоанна Предтечи! Молодец мужик, хороший псевдоним подобрал – светлый. Под него многие ему поверят. Чему ж он там учит? «Обретению невиданной силы, которая помогает человеку изменить жизнь, получать желаемое, выручать людей из беды. Пробудите и вы в себе эту силу! Только в этой книге вы найдёте секретные техники, о которых ранее нигде не упоминалось! Захария даёт упражнения на развитие у себя особых способностей, пробуждение энергии, а также собственные ритуалы и древние магические обряды, некоторым из которых более двух тысяч лет!».
Леана Дианова хмыкнула. Для охмурения клиентов пойдёт! Она сунула книжку с фотографией белобородого старика с поднятыми в ритуальном жесте руками Гросрюку. Взяла ярко-красную с фоткой бабули в платке – «Шёпот-шепоток на здоровье крепкое всем, от мала до велика». Открыла: что там под обложкой? Рецепты шепотка, дающего здоровье, силы, долголетие. «Вы узнаете секрет исцеляющего шепотка, прочитаете, как добыть крепкое здоровье, какую силу могут дать человеку огонь, вода и земля. В книге специальные упражнения, которые научат вас нашёптывать, и более ста пятидесяти исцеляющих заговоров. Наконец-то появилась книга, в которой впервые открываются секреты заговорённого слова»… Цена? Сто рублей? Не цена!
Леана вспомнила одну ведьму-шептунью в Обернибесово, которая два с лишком года назад померла не своей смертью – грабители задушили проводом. Она открыла Леане, что шепоток одно лечит, другое калечит. Здоровья даст, а душу заберёт. А то и более страшную болезнь вместо прежней нашепчет. Очень полезная книга. Неплохо бы освоить. Одно вышептал, другое нашептал, и клиент опять к тебе вприпрыжку скачет за избавлением от новой напасти. Постоянный клиент – неиссякаемые деньги. Что ещё надо потомственной ведьме Леане?
Женщина змеино усмехнулась и сунула шептунскую книжку Гросрюку. Вытащила с полки следующую.
Рушель Блаво «Книга, защищающая от порчи и сглаза». Да неужели защищающая? Что ж, Леане знакома подобная работа с энергиями. Притягивать позитивные, отражать негативные. Профилактика, лечение последствий… У, какие тут красивые, но весьма странные голограммы… «Сама книга защитит ваш дом, вас и ваших близких, все читатели при помощи специальных голограмм получат энергетическую поддержку Рушеля Блаво». Ну-у… Леана пожала плечами. Лично ей новых контактов с нечистой силой не надо. Пусть другие её в себя примут с помощью специальных энергетических голограмм и правил работы с энергиями. Словить бесёнка при чтении опуса Рушеля Блаво – как подержаться за руку чесоточного: та же зараза.
Леана вдруг сказала «Ого!» и сняла с полки жёлтую с чёрными краями книгу, на переплёте которой красовались графин и стакан. Называлось сие художество «Магические обряды и заговоры от алкоголизма».
«Ммм? – уважительно протянула про себя Леана. – Неплохо. Ещё одна услуга прибавится к ассортименту моих предложений! Как это я не подумала?! Алкашей ведь тьма тьмущая! Кто-то сам захочет бросить пить, кому-то помочь захотят…».
Она полистала двухсотстраничную книжку. Заговоры, магические обряды, православные молитвы… Отличное соседство. Тем более, не настоящие православные молитвы, а замена их на «домашнее творительство».
Леана хмыкнула и сунула «алкоголизм» Гросрюку.
О! «Сильнейшие наговоры на соль, огонь, воду от потомственных сибирских целителей»! Неплохо, неплохо… Леана Дианова задумалась. С одной стороны, интересно, с другой стороны, знаем мы этих «потомственных сибирских целителей», родившихся в «глухом» Серпухове или «далёком» Царицыно и работавших в маленьких конторках в Москве. Из башки выдумали. Или решили, что выдумали, а сами под диктовку, сами знаете, кого, писали…
Ну, ладно, всё равно сгодится. Леана хмыкнула и сунула «соль, огонь, воду» Гросрюку. А это что за толстенное издание в шестьсот сорок страниц?! Нормальненько! «Все виды и способы гаданий». Пожалуй, ценная вещь. Типа справочника. Та-ак… «Старинные гадания, с помощью которых вы можете получить верный ответ практически на любой вопрос…». (Ну, это не совсем так, естественно; верный, да с ложью; хотя, действительно, практически на любой вопрос). Гадания по монеткам, костям, пуговицам, хлебному мякишу; святочные гадания, карточные… Годится!
Леана хмыкнула и сунула «Гадания» Гросрюку. А у него уже немели руки. И не столько от тяжести покупок, сколько от тяжести в душе. Ему казалось, что он тащит не книги, а куски тухлого мяса, и он не хотел додумывать, чьё это мясо и чья почти чёрная кровь капает на пол магазина. Гросрюк украдкой поглядел на пол. Рядовая грязь, никаких кровавых пятен. А ощущение, что кровь всё равно капает
Леана улыбнулась. На полке лежал блок из открыток. На чёрном фоне – репродукции картин, изображающих мать и дитя в разных вариациях. Вездесущая Наталья Степанова – опять-таки, типа «потомственная сибирская целительница» – составила новые магические открытки по аналогии с предыдущими – «Снами Пресвятой Богородицы». Эти она весьма заманчиво назвала: «Для счастья детей, больших и маленьких». Каждая из двадцати открыток – решение одной из проблем здоровья и людского коварства: «Чтобы ребёнок не плакал и быстро засыпал», «Если ребёнок плохо спит»… Попроси у демона (потому как эти плотные листы бумаги магией пропитаны, Леана такое безошибочно видит), и получишь и того, чего просила, и того, чего и просить не захочешь, а оно уж будет дадено. Жаль, у Забильской детей нет, а то Леана бы непременно реализовала ей комплектик.
Ну, Забильская отпадает, зато полно матерей, которые ходят к ведьме. Леана хмыкнула и сунула отраву Натальи Степановой Гросрюку.
У-у! А это прикольно! «Сказкотерапия для детей и взрослых. Сказки для справного дома, для богатства, для здоровья, для любви». Необычно. А писатель очень даже знаком: Рушель Блаво. Леана открыла книжку в мягкой обложке, на которой был нарисован кривобокий домик на дне пруда. «Уникальный проект! – рекламировал представитель издательства «Веды» из Петербурга. – Месяц семейной сказкотерапии! Хотите, чтобы ваш дом стал настоящей крепостью, чтобы всем домашним было хорошо и уютно, чтобы все друг друга любили, чтобы были здоровы, чтобы денег хватало на всё – и ещё оставалось? Тогда, начиная с сегодняшнего дня, читайте всей семьёй эти сказки перед сном в течение месяца! И ваша жизнь преобразится!»… Несомненно, преобразится, – согласилась Леана. – Прахом развеется. Волосы на башке повыдираете».
Она хмыкнула и сунула книгу Гросрюку. Пригодится. Чего только не пишут! Чего только не читают!..
Довольная уловом, Леана отправилась к кассе. Взгляд её скользнул по одной из полок, и вся она ощетинилась. Православная литература! Целых шесть книг! Безобразие!
Лицо Леаны исказилось, по телу пробежала дрожь, ногу свело судорогой, а в живот воткнулось острое копьё.

– Как же я ненавижу православие! – злобно прорычала она, сузив прозрачные глаза. – Христа ненавижу!

Набычившись, ведьма вдруг плюнула на переплёты и поспешила прочь, увлекая за собой Гросрюка с корзиной книг. Когда вышли с покупками на улицу, она оглянулась на магазин и фыркнула, искривив умело напомаженный рот:

– Хоть и ненавижу, а пользуюсь! Энергия в православных молитвах – такая сильная! Нигде такой нет! Представляешь, милый Кент?

Гросрюк глянул вдоль улицы в ту сторону, где за домами скрывался краснокирпичный храм, и внезапно ответил:

– Так ведь в них Бог. А у остальных чёрт.

И услышал возле уха неприятно щекочущее шевеление:

– Правильно соображаешь… Но я – Крэгт, и я в тебе. Как бы ты ни побежал, всё равно при себе оставлю…

Леана с удивлением воззрилась на ассистента, посмевшего ей возразить. Да, к тому же, приплести Бога, Которого она отталкивала от себя всей жизнью и всеми своими помышлениями. Бог ей мешал! У Него такие Заповеди, что она жить не сможет! Не гадай, не ворожи, не колдуй, не обманывай, не прелюбодействуй, не мсти, не раздражайся и многого такого в подобном духе!

– Помалкивай, вор и чародей, – свысока произнесла она. – Мы с тобой на одной гнилой палубе «Титаника» и вместе тонуть будем. Уж об этом позабочусь, не беспокойся.

Гросрюк уставился на серый асфальт под ногами и не ответил. Ведьма задумчиво потеребила губу. Мятеж, значит… Пора основательно заняться обучением ассистента магии. Тем более, то, что деньги лишними не бывают – с каменного века известно. Пусть хоть по верхам научится, неважно. И можно новую рекламу дать. Лучше, естественно, засветиться на телевидении.
Две недели ведьма Леана улыбалась ассистенту, показывала самые простые гадания и колдовские приёмы, которым когда-то уже начала его учить, да забросила. Одновременно  изучала рынок телепередач, где она могла бы блеснуть. Напрямую попасть туда, где тусуются любители и профессионалы магии, практически невозможно. Надо сперва прославиться, сделать себе имя. Но что смотрят более всего? Леана подумала хорошенько и выбрала безошибочный вариант – кулинарную программу «Накорми и развлеки». Домашняя обстановка, обаяние, харизма и толково преподнесённая скрытая реклама. То, что курицам полезно!
Смысл программы прост. Содержание, с одной стороны, строго отформатированное, а с другой – гибкое и вариативное. Пять участников. Каждый день, начиная с понедельника, они готовят праздничный ужин и развлечение для гостей. После десерта выставляют баллы от нуля до десяти. В пятницу подводят итоги. У кого сумма баллов больше всех, тот и самый лучший хозяин. Даже если победа от Леаны ускользнёт, пиар обеспечен! Тогда смело можно создавать свой сайт, о котором она давно мечтала, с дифирамбами самой себе, с прайс-листом колдовских услуг и собирать капиталы, сидя дома и потягивая текилу (как советуют опытные прожигатели земного существования).
Она сходила на телевидение. На кастинге часто улыбалась, говорила мало, но чётко и обещающе, и получила-таки заветное местечко в шоу! Счастливая, летела она по июньским улицам и горделиво поглядывала вокруг. Эй, люди! Я будущая телезвезда! Будущая миллионерша! Скоплю денег и мотану отсюда подальше в уголок зарубежного земного рая и буду наслаждаться так, как мечтала всю жизнь!..
Ведущий шоу «Накорми и развлеки» Яков Олегович Трунилин позвонил ей через месяц, когда она решила, что её кандидатуру после пристального рассмотрения отвергли. Услышав о приглашении на телестудию завтра в четыре часа дня, Леана закричала «ура» и запрыгала на месте, подарив Гросрюку одно из самых горячих своих объятий.
На следующий день, уложив волосы в парикмахерской, накрасившись, приодевшись, Леана Дианова поспешила к двери, за которой начиналась её слава и благоденствие. Она не только мелькнёт в шоу. Она победит! Уложит всех на маты и растерзает на месте! С ней – колдовство, Эдил, а у них за пазухой что? Рецепты и правила домашней игры? Даже не смешно.
В комнате со стульями, столом и фотографией главной городской площади Щёлкинской молодую женщину ждали Яков Олегович и режиссёр шоу Николай Михайлович Лохман. Смотрели они проницательно, улыбались профессионально, разговаривали предельно вежливо, деловито, конструктивно. Леана пожеманилась перед ними сколько-то и поняла, что этих ребят женской атакой не проймёшь. Отбросила жеманство в чёрный пруд и тоже сделалась деловитой, конструктивной и профессионально вежливой.
Вскоре их маленькая компания разрослась: к ним за стол подсели будущие участники шоу, и Николай Михайлович всех познакомил, специально умолчав об особенностях каждого из них. На ужинах, когда все будут потихоньку раскрываться, оператор тщательно заснимет реакцию гостей на язвы и струпы очередной личности, и деньги от просмотра посыплются январским снегопадом!
Перезнакомились. Вытянули жребий проведения ужинов. Записали адреса. Записали алгоритм встречи. Выслушали предложения, указания, пожелания. Расстались. Обсуждаешь – всё просто. А сунешься… Заросли вопросов, которые тебе придётся решать самой, вдруг обступают тебя со всех сторон, и ты мучительно соображаешь, как тебе поступить, что выбрать, с чего, собственно, начать.
Пятеро «шоушистов» – йог Шариф Шаихов, потомственная ведьма Леана Дианова (для бухгалтера телецентра – Леана Борисовна Бидуля, певец Север Юрухин, журналистка Лидия Викторовна Феклисова и предприниматель Альберт Борисович Печёнов – смотрели друг на друга и на само шоу по-разному. Четверо – с фальшивой приветливостью, под которой скрывали настороженность. Они изучали друг друга как потенциальных противников, мешающих им победить. Единственный человек, который радовался новым знакомствам и возможности узнать новые рецепты блюд и незнакомые развлечения в домашних условиях, была Лидия Викторовна Феклисова. В опасное море шоу-программы её запустила редакция газеты, где она работала вот уже около двадцати лет: мол, понаблюдай; вдруг живой, непосредственный материал выйдет, а мы за тебя болеть будем; так что старайся; и холодильник, между прочим, нам в редакции тоже бы пригодился. Вот Лидия Викторовна и отправилась на кастинг. Конечно, телеколлеги дали ей зелёный свет: «Наблюдай, подруга!». Для съёмок назначили последнюю августовскую неделю, которая выдалась прохладной и дождливой, и в понедельник приступили к съёмкам у Леаны Диановой.
Леана подготовилась на славу. Гросрюк два дня мыл, убирал, пылесосил, пока ведьма выискивала рецепты в интернете и выписывала для себя самые сильные заговоры на удачу. Новые клиенты для Леаны равнялись материальному благополучию, а где завоюешь популярность такой степени, чтобы от клиентов порчельницы, ведуньи, обавательницы отбоя не было? А деньги нужны. Ведь квартира, в которой вольготно располагалась Леана, принадлежала, на самом деле, не ей: она снимала её четыре года. В последний раз, когда она отдавала хозяину арендную плату, он вдруг намекнул, что в скором времени квартира ему понадобится и съёмщице придётся искать себе новое жильё.
От ужасного известия Леана чуть было не наслала на него самую сильную порчу на скорую смерть, но опомнилась: если помрёт, её ещё быстрее выгонят, и куда ей деваться? В свой посёлок на краю угольного разреза, который разваливается не по дням, а по часам? Но кому там нужна её магическая сила? Люди выживают из последних сил, и хороших денег из них не выбьешь. Податься в Обернибесово? Там своих ведьм навалом, посильнее её, с репутацией. А у неё, у пришлой, какая будет репутация? Никакая. Её зарабатывать придётся. Сколько времени пройдёт, когда репутация будет ей деньги приносить? Это рёбра с голодухи выступят, и грудь до колен обвиснет. Нет. Квартиру надо покупать. А для этого срочно нужны деньги. Комната Гросрюка, о которой она, естественно, знала с самого начала знакомства, её не устраивала в корне. Разве что в качестве присвоения денег от её продажи. Так что необходимо что-то глобальное. Телевизионная реклама. Известность. Харизма. Появление в разных телепрограммах про магию, которые готовят на дьявольском канале ТВ-Z. И – как мечталось – подготовка и работа собственного сайта в интернете, за разработку которого придётся выложить аховую сумму. Но её не жалко. Ведь дело сдвинулось! Ура! Она всех очарует, околдует, смухлюет и подавит своей властностью и волшебной улыбкой!
И вот знаковый понедельник. День, с которого начнётся новая жизнь! Парикмахерская. Наряд. Проверка порядка в квартире, за который отвечал Гросрюк. Выставка магических предметов: амулетов, ритуальных ножей, колец, образцов крови, кожа и кости животных, рыбные скелеты, устрицы, порошки, шарики хлопка, книги, плазменный шар, православные иконы на видном месте, оплавленные свечи…
В назначенный час в дверь позвонили.

– Спрячься! – прошипела Леана Гросрюку, и тот побежал на балкон.

Леана глянула в зеркало, взяла конус из коричневой кожи с воткнутыми в него дымящими ароматическими палочками и открыла дверь. Расплылась в улыбке. В коридор прошли операторы с камерами. Минут пять ушло установить аппаратуру. Дверь закрыли. Снова звонок – теперь для съёмки. Теперь перед Леаной стоял Трунилин.

– Ой, Яша! Как я рада тебя видеть!

– Да. Я ведущий программы «Накорми и развлеки» Яков Трунилин, – радостно сообщил гость.

Леана так же радостно ответила:

– А я знаю, ведь я потомственная ведьма, от слова ведать! В руках у меня, Яша, магический атрибут, позволяющий вдохнуть в человека жизненную энергию. Входи, будем знакомиться.

И съёмка шоу началась. Леана летала по квартире, показывала антураж, рассказывала о себе.

– В роду у нас все женщины ведьмы. Но активизируется этот дар через поколение. Я считаю, что моё призвание – помогать людям, и я могу приворожить любого, могу заставить мужа вернуться домой, могу просмотреть прошлое, настоящее и предсказать будущее. Ведьмин дар накладывает на меня множество ограничений. Всё свободное время у меня забирает работа. Даже питаться я вынуждена определённым образом. Я стараюсь употреблять в пищу больше зелени, больше чесночка, больше перчика, потому что вокруг меня очень много духов, как добрых, так и злых. И чтобы они внутрь меня не входили, не беспокоили, я и ем что-нибудь такое остренькое. И в вопросах гостеприимства я тоже остаюсь ведьмой. Я очень гостеприимный человек, но в дом я запускаю только избранных людей, которым я полностью доверяю, которые полностью разделяют мои взгляды. И поэтому вход в мой дом очень ограничен.

– А почему ты решила участвовать в шоу? – спросил Яков Олегович.

Леана послушно, как школьница, ответила самым полным предложением:

– Я решила принять участие в программе «Накорми и развлеки», потому что я очень люблю принимать гостей, развлекать их, люблю сама ходить в гости и очень люблю готовить магические блюда.

Они остановились у двери в спальню. Декор впечатлял: в нём преобладал чёрный цвет. Яков Трунилин не сдержался и кхекнул от удивления. Леана снисходительно сказала:

– Не пугайся. Это ведьмина спальня. У настоящих ведьм спальня должна быть чёрная, потому что вокруг неё много духов.

– И сейчас они есть? – опасливо спросил Яков Олегович.

– Да. Они везде, они тебя видят и тебя приветствуют.

Трунилин огляделся.

– Здравствуйте, духи! Помогите нам сегодня! Мы будем очень стараться.

Леана отметила отношение духов к приветствию гостя:

– Улыбаются!..

Она подала ему толстенный фолиант.

– Вот гляди. Это ведьмина книга. Передана она была мне от бабушки, у нас все женщины в роду ведьмы. Многие даже говорят, что это старинная книга Люцифера, есть такие версии. Там внутри пустота, а в пустоте скрываются разные рецепты. Вот это, например, рецепт приворотного зелья, эликсира молодости.

– Хотел бы я вечно быть молодым, – пробормотал Яков Олегович.

Леана продолжала знакомить мир с собой.

– Есть у меня ваза старинная, поднятая с морского дна. С помощью её можно проводить магические ритуалы на деньги. Хочешь, прямо на тебя проведу?
– Что ты говоришь? Серьёзно?!
– После этого ритуала тебя деньги будут так любить, прямо будут к тебе липнуть. Зажигаем палочки. Берём монетки, заговорим их, и это будет твой талисман. Вообще, я добрая фея, добрая ведьмочка. И умею очищать ауру, убирать отрицательные мысли.
– Да-а?
– Теперь пожелай себе много-много денег, чтобы было много пачек, перевязанных резиночкой. Представил? Дибибе, дебебе, казашаш, шаукайя, адивака, айяй, якалака, якмамауза, овисна. Теперь вдохни в себя дым ароматических палочек. Отныне деньги будут тебя любить и всегда присутствовать в твоей жизни.
– Прекрасно! – расплылся в дежурной улыбке Яков Олегович. – А каково будет меню сегодняшнего вечера?

Леана загадочно прищурилась.

– У меня сегодня в меню необычный салат из фасоли и курицы гриль «Магия любви», телятина «Приворот на любовь» с соусом из помидоров и перцев. А на десерт – вафли «Любовные оковы» с кремом.

Яков Олегович в предвкушении потёр руки.

– Начнём?
– Прошу на кухню!

Вот и кухня. Леана делала и рассказывала, что делает.

– Мне нужен ведьмин порошок. Ты знаешь, что это такое? Мука. Найдём ли мы печень летучей мыши? Скорее, нет. Возьмём тогда фасоль. Начнём готовить. Я думаю, духи нам помогут. Начнём с салата. Курицу порежем кубиками, огурцы соломкой. Перемешиваем с фасолью, украшаем зеленью, по краю тарелки наливаем майонез. Основное блюдо – телятина. Для ворожбы телятину перчим, солим, обмакиваем в сырое яйцо, в муке, обжариваем в растительном масле. Для соуса измельчу болгарский перец, помидоры, чеснок, посолю, залью майонезом, перемешиваю. Выкладываю на тарелку листья салата, кусочки телятины, помидоры черри. Отдельно подаю соус. Для десерта делаем тесто для вафель, добавляем немного коньяка. Самое главное во время приготовления вафель – надо иметь хорошее настроение. Смешиваем сгущёнку с кедровыми орешками, режем клубнику и киви для украшения. Печём вафли. Кедровые орешки – мощный проводник энергии, и поэтому нельзя к ним добавлять никакие другие ингредиенты, чтобы получился хороший приворотный рецепт. Каждую вафлю промазываем сгущёнкой с орешками, покрываем её второй вафлей. Украшаем киви и клубникой. Я самая настоящая потомственная ведьма. К моей бабушке приходили за помощью решить любовные проблемы, сделать обряд на деньги, узнать, вернётся ли с войны муж и сын, и она всем помогала. Этот дар передался мне. У бабушки было 14 детей, и все дети умели колдовать. Ведьма – от слова ведать, она предсказывает будущее, знает прошлое, настоящее. В основном, она занимается любовной магией.

Скажем, не всё правда, но кто её выдаст? Гросрюк? Он приворожён сильнейшей силой колдовства вуду. А больше и некому. Трунилин, улыбаясь на камеру, пожелал Леане прекрасного вечера и закрыл за собой дверь. Оператор выключил камеру. Час отдыха и подготовки. Гросрюк тоже отдохнул, вернувшись с балкона, и переоделся, чтобы помогать Леане во время развлечения: владычица его сердца решила показать соперникам церемонию вызова из преисподней духов тьмы.

ГЛАВА 10. НАКОРМИ И РАЗВЛЕКИ. ВЕДЬМИН ДЕНЬ

В семь часов пришли гости. Вежливые, уклончивые, придирчивые. Рассматривали квартиру, шептались между собой:

– А мне не понравился ведьмин сундучок с картами таро и свечками. Думаю, настоящая ведьма не держала бы у себя такой мусор.
– Ведьмина книга – муляж. Там какая-то бутылка была. Зачем нужна эта бутафория?
– Квартира мне вообще не понравилась. Это не моя комнатная температура, не мои краски! Чёрная спальня – фу, убожество…

Леана пригласила всех к столу. Оператор дал отмашку. Закуска из фасоли и курицы «Магия любви» почему-то никого не вдохновила. И, самое неприятное, гости не стали этого скрывать и сказали Леане в лицо:

– Презентация салата грубовата, лишена изящества.
– Много отвлекающих ингредиентов. Неудачное сочетание.
– Я даже не понял, что там за мясо. Ничего необыкновенного.
– Простой салат. Пресноватый. Я бы добавил яйцо, сельдерей, чеснок, лук…
– Курица недосолёная, как и фасоль консервированная. Всё безвкусно.

Внутри Леана скрежетала зубами. А внешне моргнула и сказала на пределе вежливости:

– Это мой любимый салат, который я привезла с Урала. Зря вам не понравилось. Здесь установлена установка на деньги. У каждой ведьмы своя специализация. У одних хорошо получается любовная магия, у других – исцеление от болезней, заговаривают грыжи, кто-то очень хорошо делает обряды на деньги. У меня специализация – любовная магия.

Журналистка Лидия Викторовна спросила нейтральным тоном:

– А почему вы себя заявили как Лариса Московская?

Леана с жаром ответила:

– Когда я была в Москве, то зашла к Матронушке Московской. Знаете такую святую?
– Конечно! – вразнобой ответили гости.
– И там мне был голос внутренний. Матронушка мне говорит: «Вот сейчас я уже умерла, а моя помощь нужна людям. Вот ты помогай людям, только ты должна взять фамилию такую же, как у меня». И я взяла эту фамилию. В перспективе, может, будет и монастырь Ларисы Московской.

Лидия Феклисова с трудом сдержалась, чтобы не засмеяться. Другие гости тоже фыркнули. А Леана поднялась со стула, начала убирать грязные тарелки с остатками салата.

– Сейчас я принесу горячее, – пообещала она.

Едва ушла, как предприниматель Альберт Борисович Печёнов фыркнул:

– Какой резонанс! Какое несоответствие слов и смысла, её имени, её взглядов, её профессии, мировоззрения! Она ещё сама не может понять, кто она здесь. У неё нет поставленной цели. Что-то мне уже здесь не по себе.

Лидия Викторовна смутилась от такой откровенности:

– Да, может, опомнится человек… Весьма много таких случаев.

Йог Шариф Шаихов кивнул.

– Вы совершенно правы, Лидия. И я лично в этом убедился, когда стал практиковать йогу.

– Вы йогу практикуете?! – изумилась Лидия Викторовна.
– Да, – с гордостью ответил Шариф Шаихов.
– Почему? – растерянно спросила Феклисова. – Ведь это опасная духовная практика!
– Для чего опасная? – заинтересовался Альберт Борисович.
– Для души опасная!

Шариф Шаихов рассмеялся.

– Да ну?! В первый раз слышу!

В этот миг появилась колдунья с тарелками в руках. Это и была телятина «Приворот на любовь» с соусом из помидоров и перцев. Дарительницу пищи встретили жидкими аплодисментами и выкриками «О!». На время гости забыли о йоге и отдали всё внимание еде. Маленько насытились и не удержались от комментариев, смысл которых выражался во фразе «Мясо – эти два маленьких кусочка – ты, Леана, убила. Оно не отбито и было жёстким. И кляр тут не нужен. В общем, не впечатлило».
С трудом храня на лице приветливое выражение, Леана выслушала критику, мысленно послала негодяев к чёрту и мило улыбнулась:

– Теперь я пойду готовить развлечение.

Вернулась в несколько облезшем фиолетовом боа, шляпе, поставила на стул деревянного болванчика в головном уборе, похожем на индейский убор с перьями, и потом раздала всем разноцветные боа и сказала, сверкая глазами:

– Я вам предлагаю до конца погрузиться в атмосферу магии. Я проведу обряд на исполнение желания. На стуле у меня старец-волшебник. Я каждому раздам по бумажке. Напишите своё заветное желание на бумажке. Но чтобы оно сбылось, надо нарядиться в боа, чтобы понравиться старцу. Потом нужно свернуть мелко-мелко бумажку, чтобы получилась такая тоненькая трубочка, и положить ему в рот, чтобы он съел ваше желание. Он питается желаниями, а пьёт шампанское. Чтобы дедушка исполнил ваше желание, нужно заклинание начитать. По моей команде мы будем петь. Держите музыкальные инструменты. На счёт раз поднимите руки вверх и пойте «Оооооо! Ммммм!» и говорите заклинание. Я уверена, что ваши желания все сбудутся.

Гости, кроме Лидии Викторовны, старательно подняли руки и спели «Ооооо! Мммм!». Леана развернула свёрнутую в свиток бумагу и прочитала:

– Когда я желаю получить от духа помощь, то черчу знак вызываемого духа, который должен быть перед кругом, очерченным до рассвета, внутри которого стоим я и мой помощник Викентий. Если клиенту нужны деньги, вызываю Асиеля... Произношу заклинание, имя нужного духа, и он – со мной навсегда!

Лидию Викторовну передёрнуло. Она хотела что-то сказать, но осеклась, потеребила губу, нахмурилась, покосилась на дверь. Уйти бы… Почему у неё так сильно развито чувство ответственности? Обещала редактору не бросать начатое дело… В конце концов, шоу и читатели не пострадают, если она покинет программу с самого начала. Может, её успеют заменить? Очень уж не хочется находиться в квартире ведьмы… Феклисова старалась не слушать монолог ведьмы. В уме она повторяла: «Святые мученики Киприан и Иустиния, сохраните нас от чародейства!»…

– В своей «Полной книге наук магии» Фрэнсис Барретт напечатал открывающую молитву, – вещала Леана: – «Всемогущий и Вечный Боже, молю Тебя послать мне одного из твоих духов, чтобы он показал мне, что я у него испрошу, и чтобы он истинно исполнил моё желание. И всё же, о, Господи, пусть это будет Твоя воля, а не моя, и свершится она через Иисуса Христа, Твоего Сына, Господи. Аминь». Практически православная молитва, заметили?

Феклисова не выдержала:

– О чём Вы говорите?! Какая православная молитва?! В ней абсолютно несовместимые вещи! Орден Юпитера – читайте – орден беса! Посланник Задкиеля – читайте – посланник беса! Что за небесный свод? И отчего Вы считаете, что бес будет Вам служить, исполнять Ваши мещанские желания, а не наоборот?

Но у Леаны было задуман мощный поток саморекламы, и она, не удосуживаясь спорить, кольнула ненавистную христианку взглядом и продолжала уверенно:

– Ой, да я с вами даже спорить не собираюсь. Думайте, что хотите. У вас вообще предвзятое отношение, понятно?

Она перевела дух и продолжила читать по книжке заклинания. Перья крашеного боа колыхались в такт её дыханию. Она вошла в роль и даже покраснела от потуг подать самоё себя в наипритягательнейшем виде. Гости исподтишка посмеивались. Вышел «на сцену» и Гросрюк. Он изображал «духа», которого якобы вызывала потомственная ведьма. Леана спросила у него заунывным голосом:

– Пришёл ли ты с миром, во имя Отца и Сына, и Святого Духа?

– Да! – выкрикнул Гросрюк.
– Твоё искусство приветствуется, благородный Дух. Как твоё имя?
– Пабиель, – назвался Гросрюк, едва выучивший странное сочетание слогов.
– Я вызывала тебя Именем Иисуса из Назарета, перед Именем которого все падают ниц на земле, на небе, в аду,  и всяк язык признаёт, что нет другого такого Имени, как Имя Иисуса, который отдал силу человеку, и сделал её послушной, и подчинил все вещи своему Священному Имени, тем, кто верит в своё спасение. Посланник ли ты Задкиеля?

– Да, – послушно отвечал Гросрюк.

– Пожелаешь ли ты и согласен отдать себя в моё распоряжение и согласен ли и согласен ли ты открыть мне вещи, которые я пожелаю узнать, и научить меня, как можно увеличить знание и мудрость, и показать мне все секреты магического искусства и всех свободных наук так, чтобы я могла приумножить успехи во славу Всемогущего Бога?

– Да, – послушно соглашался Гросрюк.

– Тогда я молю тебя, запечатли себя во мне, чтобы всякий раз я могла вызвать тебя трёхкратным заклинанием, и также сделай так, чтобы я дала клятву держать завет именем Всемогущего Бога, и буду рада принять тебя всякий раз, когда ты появишься передо мною!.. Вот. А теперь я разрешу духу удалиться. «Смиренно и сердечно благодарю тебя за то, что ты появился во имя Всемогущего Бога, и теперь ты можешь удалиться и вернуться в меня снова, и власть Господа будет со мной и с тобой, и на всё воля Божия. Аминь. Славен будь, Отец, Сын и Святой Дух». Ну вот.

Довольная действом и всеобщим вниманием Леана, не замечая ухмылок и ледяного выражения лиц, пригласила вернуться за стол. Пока она выкладывала в тарелки свои вафли «Любовные оковы» с кремом из сгущёнки и орехов, которые так старательно готовила вместе с Яковом Трунилиным, гости перешёптывались.

– Когда Леана выдала боа, мне показалось это наивным и смешным. В нашей стране люди не умеют веселиться. И когда Леана предложила одеть эти жуткие боа, я чуть не убежал прочь.

– А мне всё равно! Мне было весело и комфортно! Я над ней смеялся!

– Мне это развлечение не понравилось, потому что я не верю в абсурды, и вообще обряд напоминал мне детский утренник. Я не очень понял, как вяжется пенёк-дупло, боа, африканские инструменты, загадывание желаний, вызов духов каких-то... Для меня это была каша-малаша.

– Знаете… Можно я скажу? То, что мы видели, это страшно. Дело в том, что чёрный маг во время подписания пакта с демоном убеждён в своей силе и способности контролировать силы зла, которые вызвал. Но на самом деле всё не так. Пройдёт какое-то время, и сатана завладеет им полностью. Такие люди сильно боятся умереть и потому совершают преступление за преступлением, стремясь продлить своё несчастное земное существование. Кто хочет для себя вечного мучения? А колдуны и маги уже при жизни видят, КТО их ждёт после смерти… Леана, разве Вы не знаете, что демоны – воплощение зла? И что для них нет покаяния, в отличие от человека? Чего они только не делают, чтобы погубить нас! А магия и колдовство, экстрасенсорика, и йога – это как раз средства его соблазнения. И Вы всё это пропагандируете!

– Я творю добро! – ощетинилась Леана. – Я его столько сделала людям, что могу утонуть в благодарности! Как в море сгущёнки!

– Кстати! – напомнил Альберт Борисович. – Сгущёнка. Обожаю сгущёнку. Наверное, время десерта?

Спорящие опомнились. Лидия Викторовна досадливо покраснела.

– Простите, – пробормотала она. – Действительно, пора пришла десерта.
– Вот именно! – поставила точку Леана и отправилась в кухню, злобная и торжествующая.

Наконец, на столах появился десерт, и под тихое наблюдение видеокамер гости попробовали ведьмино лакомство. Леана лучилась от предвкушения похвал. И вдруг…
– Десерт меня не впечатлил. Он выглядел неопрятно.

– Вафли резиновые, твёрдые, передержанные. Наверняка из магазина.

– Сочетание сгущёнки и орехов я не понял, они не сочетаются. Я не в восторге. Это на американский вкус. Но и там вафли мягкие.

– В общем-то, ничего. Довольно съедобно. Для меня, может, немного сладковато, но детям бы, я думаю, очень понравилось, ведь им чем слаще, тем лучше.

В душе Леана скрежетала и поносила всех, кто сидел за её столом. Но сказать пришлось совсем иное:

– Я очень рада вам, что вы ко мне пришли, и безмерно счастлива, что познакомилась с вами. И, несмотря на то, что кому-то понравились блюда, кому-то нет, я считаю, что это нормально. Мне ваша компания очень понравилась.

Режиссёр сказал «Стоп, камера!» и позвал Леану в другую комнату снимать конец первого ужина, и потому она не услышала, как Альберт Борисович сказал:

– Как-то мне потомственная ведьма Леана не понравилась, она продвигала себя, не обращала внимания на гостей. Похоже, ей клиентура нужна. А вам она как? Если честно?

– Да она стрёмная какая-то, – заявил молодой Север Юрухин. – И ужин ни о чём, и приём ни о чём. А развлечение – пародия какая-то. Хотя прикольно, конечно… Но меру надо знать. Болванчики какие-то, заговоры, заклинания… муть какая-то. Ассистент ещё этот с утробным голосом. А как Вам, Лидия?

– Ой, лучше я промолчу, можно? Я уже много наговорила, – попросила Лидия Викторовна. – И, вообще… я хотела бы отказаться от участия в шоу.

– Почему?! – удивился Шариф Шаихов.

Феклисова заколебалась, но всё же ответила:

– Не ожидала, что встречусь на шоу «Накорми и развлеки» с настоящей ведьмой.
– Боитесь? – хихикнул Север Юрухин.

Но не угадал. Феклисова прямо посмотрела на него и тихо ответила:

– Для меня это встреча с чуждым мне миром. С мёртвым. Она ходит, разговаривает, ест, пьёт… а на меня тленом пышет. Как парами серы.

– Ничего себе! – недоверчиво хмыкнул Север. – Смешно…

– Что смешно?! Да знаете ли вы, что пакт о соглашении подписывает не дух, а колдун? Когда он берёт на службу себе духа, начинается битва умов, и демон обычно выигрывает. Он всегда требует в обмен на услуги душу и тело человека, который с ним связался. Если маг отказывался, демон предлагает иное. К примеру: «Я буду тебе служить, если каждую пятницу ты будешь приходить на главную улицу города и раздавать милостыню во имя Люцифера. Как только ты не сможешь сделать этого, ты станешь принадлежать мне». Или: «Обещаю Великому Духу Люциферу, Царю Демонов, что каждый год я буду приносить ему человеческую душу, чтобы он делал с ней, что ему заблагорассудится. За это Люцифер обещает предоставить мне сокровища земли и выполнять каждое желание во время моей естественной жизни. Если я не выполню своего обязательства, тогда моя душа будет принадлежать ему». И затем заклинатель подписывается своей кровью. Обычно человек соглашается на предложения духа. Слишком велик соблазн.

 – Значит, что – магия существует в самом деле? – поднял брови Альберт
Борисович.

– В виде попыток диавола проникнуть в наш мир и погубить всё человечество – да, – ответила Феклисова.

– Кошмар какой, – содрогнулся Альберт Борисович и посмотрел сперва на дверь, где скрывались ведьма и один из операторов, а потом на того оператора, который снимал их.

А в это время ведьма в своём «кабинетике» говорила на камеру:

– Север поставит мне сто или девяносто баллов, потому что в целом вечер ему понравился. Его удовлетворила и кухня, и развлечение. Альберт поставит восемьдесят баллов, потому что одни блюда ему понравились, другие не очень, и в магию он где-то верит, где-то не очень, и он настороженно к этому относился. Он меня просто побаивается. Шариф мне поставит восемьдесят баллов, ему, вроде бы, всё понравилось, но в магию он не верит, и ему, может быть, не понравилось немного развлечение. Хотя странно: одним воздухом дышим, к одному призываем… Ну, журналистке пища ведьмы не понравилась, и она поставит мне баллов шестьдесят, потому что она просто-напросто боится ведьминой еды. Она вообще тупая и отсталая.

…Не была Леана ясновидящей, что уж тут делать? Только с одним угадала. Певец дал девяносто баллов. Альберт Борисович – шестьдесят. Шариф Шаихов – вместо восьмидесяти поставил вообще тридцать баллов. А Лидия Викторовна – пятьдесят. Просто из приличия.

У Леаны достало сил сиять во всё лицо, провожая гостей, каждый из которых ей по разным причинам был неприятен. А потом она сорвалась, отдавшись власти Эдила, и металась по квартире, подвывая, изо всех сил стуча по дивану и креслу кулаками, чтобы не было слышно соседям. Просидевший на балконе во время кошачьей истерики Гросрюк даже побоялся выглянуть в комнату. Только когда боготворимая женщина рыкнула:

– Викентий!!! Где ты шляешься!!! Ко мне!!!
– Я тут! – пискнул тот и пролез в гостиную.

Сперва ведьма плевалась, жалуясь на гостей-идиотов, восхваляя себя и грозя недругам – особенно этой журналюге Феклисовой – всякими бесовскими карами. Потом мурлыкнула многозначительно: «Милый Кент…» и уединилась с Гросрюком в спальне. И вскоре уснула, немного успокоенная и готовая к новому сражению на втором ужине.

ГЛАВА 11. НАКОРМИ И РАЗВЛЕКИ. ДНИ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ И ЙОГА

К предпринимателю Альберту Борисовичу Леана Дианова отправилась в боевой готовности. Постучала в дверь, широко улыбнулась навстречу свету видеокамеры.

– Я к вам не с пустыми руками! Я к вам с подарком! Я вам сделала талисман. Так как вы предприниматель, я сделала вам талисман, который будет защищать вас от банкротства, и к вам в офис будут приходить только самые богатые клиенты. Будете всегда при деньгах с этим талисманом.

– Спасибо. Проходите, я вас ждал, – скупо поприветствовал Печёнов.

Леана фыркнула и подумала: «Ну, я тебе припомню!», и потом на камеру в отдельной комнате сказала, тараща прозрачные глаза:

– Мне с самого начала не понравились два момента. Во-первых, как он меня встретил – очень формально произнёс: «Ну, проходите». В глазах не чувствовалось искренности. Мне показалось, что Альберт не очень рад моему приходу – не потому, что он негативно ко мне отнёсся, просто ему было всё равно…
Прибывшим гостям, осматривающим обитель Печёнова, она говорила (естественно, проверяя, следит ли за ней камера): «Квартира мне абсолютно не понравилась. Во-первых, очень аура плохая. Меня как человека очень чувствительного ко всяким духам, энергиям сразу вот наполнило энергией одиночества. И вообще, мне кажется, что она съёмная».

Весь ужин Леана сыпала двусмысленными комплиментами. В лицо хвалила («Ваш салат из помидоров с луком лучше есть как отдельное блюдо, но можно – как дополнение к мясным блюдам» или «Очень даже ничего, на ведьмин вкус самое то. Ты, случайно, не в сговоре с ведьмами? Ни в каком тайном обществе не состоишь? Что-то подозрительно! Будто прямо настоящий какой-то колдовской салат!»), а на камеру втихаря капала желчью: «Я обратила внимание на посуду, в которой Александр принёс закуску. Миска грязная, замасленная. Я бы не стала презентовать на званом ужине блюдо в такой посуде. Салат, в целом, мне понравился. Я осталась довольна. Единственное не понравилось: он мог бы его как-то украсить, подать порционно».

Почти доеден салат из помидоров с луком. Лидия Викторовна спросила:

– А вы не хотели бы найти свою вторую половинку, чтобы у вас были наследники?

Альберт Борисович равнодушно ответил:

– Для меня наследники – это производное от слова наследил. Я не хочу наследить в своей жизни.

Леана тут же вступила в интересный разговор:

– Я почувствовала очень сильную взаимосвязь с прошлым. У тебя на родителей был сделан приворот какой-то любовницей. И, как говорят, приворот «несработанный» – очень опасен, потому что любовница, когда её бросил твой отец, осталась несчастная, одинокая, и в таком горе нажелала: вот, пусть им будет плохо, пусть этот род прекратится. Поэтому у тебя и нет инстинкта продолжения рода. Тебе кажется, что это ты так решил, а на самом деле – вот что…

Альберт Борисович торжествующе провозгласил:

– Насчёт  продолжения рода – у меня всё в порядке: я имею детей от трёх женщин.

Север Юрухин откровенно рассмеялся и сказал в камеру:

– Ведьма наша что-то сегодня постоянно мимо стреляет… Подводят её внутренние чары, силы, интуиция… Третий глаз, может быть, не открылся…

На лице Леаны не отразилась овладевшая ею ярость. А Печёнов забрал грязную посуду и принёс в большой миске лагман. Леана тут же показала свою язвительную натуру:

– Я, Альберт, конечно, думала, что мясо будет отдельно, и его будет много, а макароны где-то в стороночке и чуть-чуть. И вообще, внешний вид блюда мне не понравился, потому что в нём было слишком много макарон. Макароны я не люблю ни в каком виде. Я считаю, что гостей макаронами встречать просто нельзя.

Альберт Борисович терпеливо объяснил:

– Лагман – это и есть макароны с мясом.

– Да, я знаю, – высокомерно сказала Леана. – Только печально, что в лагмане оказались покупные спагетти, а не настоящие макароны.

– Я не умею делать макароны. Это покупные.

– Да-а? – ехидно протянула Леана. – Заявляешь блюдо, а сам не умеешь его готовить! Оно съедобно, но это пародия на азиатское блюдо. Оно у тебя не вышло.

– А по-моему, – с удовольствием прожёвывая лагман, проговорила Лидия Викторовна, – получилось очень вкусно! Вы, Альберт Борисович, меня удивили!

Леана фыркнула. А Печёнов сказал:

– Спасибо, Лидия Викторовна! А блюдо у меня вышло, уважаемая Леана. Как ты можешь вообще судить о восточном блюде, если ты его не знаешь?

– Когда я буду готовить что-то такое, – съязвила ведьма, – я тебя обязательно приглашу попробовать. Но это – не лагман. Я не стану его есть. Мне не понравилось сочетание макарон с мясом, засыпанное зеленью. Ты всё скомкал. Я такое блюдо никогда не отведаю. И никому не посоветую.

Север Юрухин вступился за хозяина:

– Ну, я не согласен! Блюдо оригинальное, восточное, азиатское. Оно выполнено в том виде, в каком Альберту нравится. Я не люблю макароны и ем их очень мало, но я считаю, что не всё так уж плохо. Вот мясо барашка очень шикарно приготовлено, нет специфического запаха. Его мало кто умеет готовить, и я считаю, что в этом ты мастер. При этом очень удачное сочетание болгарского перца, морковки и зелени – кинзы и петрушки. Потому что зелень наполняет организм энергией. От свежей нарезочки организм выздоравливает, иммунитет укрепляется. А самое главное, мужскую энергию даёт…

– Ну, не знаю… – сказала Леана. – Мясо, перемешанное с макаронами, засыпанное какой-то зеленью непонятной, морковкой, луком, как может понравиться? И я вообще считаю, что такой мешаниной можно только поросят кормить.

Печёнов скрипнул зубами.

– С основным блюдом мы покончили. А теперь давайте развлечёмся. Я вам задам вопросы об улицах Москвы – их происхождение. Насколько вы знаете этот город… Ордынка, Остоженка, Крымский вал…

На камеру Леана выдала перл: «Я из этого развлечения не извлекла для себя ничего полезного, потому что, на мой взгляд, были некоторые неточности, проявленные со стороны Альберта, и, если копнуть в какие-то первоисточники, то наверняка он где-то как-то ошибался в своих ответах».

Последнее блюдо – десерт мотак из лаваша с фруктами – впечатлило всех без исключения. Даже Леана была более мягка в оценках:

– Подача блюда меня удивила. В принципе, мне даже понравилось, потому что внешний вид напоминал штрудель. А штрудель я люблю. Я даже не ожидала, что будет так вкусно. Такое удачное сочетание ананасов, манго, сгущёнки, кедровых орешков…

В пустой комнате на камеру Леана подкислила своё мнение: «Из всего десерта мне понравилась начинка. Эту начинку, как я понимаю, он слизал у меня. Точно также была сгущёнка с кедровыми орешками. Хотя у меня он вроде бы её не одобрил. Ничего мне в этом вечере не понравилось: ни атмосфера, ни хозяин, ни его блюда. Я ему ставлю десять баллов».

Она не знала, что Печёнов так спрогнозировал её оценку:

– Ведьма поставит тридцать баллов просто потому, что она хочет выиграть. Она будет занижать оценку всем участникам. Вот увидите.

Он был прав. Леана стремилась победить. И она победит! Да где здесь для неё настоящие противники, настоящие конкуренты? Пфе! С этим настроением она отправилась в среду на третий ужин у Шарифа Шаихова, который оказался преподавателем и директором Центра Йоги Айенгара, одной из популярных школ классической хатха-йоги. И занимался он этой практикой двадцать лет.
На камеру Леана сказала: «Шариф как человек мне не очень понравился. Уж больно много своей энергии он растрачивает впустую. Начинает цепляться к словам. Лучше бы эту энергию он потратил на поиск второй половинки. А то как дырявое ведро с водой – вся вода вытекает. Очень давящая атмосфера». А когда Шариф открыл ей дверь, ярко заулыбалась, кокетливо играя прозрачными глазами, и сказала:

– Я к тебе с подарочком. Смотри, я заговорила тебе амулет на сексуальную привлекательность, чтобы девушки к тебе так и липли.

– Спасибо, – растерянно поблагодарил маг. – Правда, не знаю, так уж йогу нужна сексуальная привлекательность. Проходи, пожалуйста, знакомься с моей квартирой.

– Уж обязательно познакомлюсь, – пообещала ведьма игриво и многообещающе.

Она обозрела обстановку в компании с журналисткой и заметила:

– Смотри, какая коллекция колокольчиков. Напоминает какой-то магический колокольный звон. От этого колокольчика даже идёт какая-то древняя энергетика.
Лидия Викторовна изучила коллекцию и возразила:

– Я думаю, что это не старинный колокольчик. И не из храма. Просто человек собирает колокольчики, это нормально.

Леана недобро покосилась на неё, но ничего не сказала, прошлась взглядом по фотографиям, выложенным Шарифом. Заметила немного погодя:

– В молодости Шариф был каким-то хорошим, неиспорченным, какой-то огонь в глазах я вижу, стремление завоевать девушку, жениться, создать семью. Видимо, тогда он был влюблённый в будущую жену… На фотографиях он мне очень понравился.

– Э-э… – пробормотала Лидия Викторовна. – Вроде ничего… Нормальный,
обыкновенный человек.

Ей не очень хотелось разговаривать с потомственной ведьмой. Наконец, все пришли, сели за стол, и Шариф подал адмиралтейский салат. Леана и тут подала голос, ревниво пробуя блюдо:

– Внешний вид салата меня не порадовал. Подан он был простецки. Никаких изысков. Я бы так не стала подавать. На мой вкус, очень много заправки. Авокадо жестковат, а креветки я не очень люблю. Или тут крабы?

Шариф усмехнулся:

– А ты можешь пошевелить руками и узнать, что в блюде?

Ведьма с гордостью заявила:

– Я могу по блюду определить характер человека, потому что каждое блюдо обладает человеческой магией.

– А по этому блюду что ты можешь сказать? – ехидно спросил Север Юрухин-Гейлорд, и Леана без задней мысли ответила:

– Удачное сочетание красной икры, яичко мне очень понравилось. Единственное, мне кажется, сюда не надо было класть авокадо. Оно немного горчит. Хотя… вот икра совершенно не сочетается с перепелиным яйцом. Икра больше подходит как самостоятельное блюдо. А по цвету, между прочим, очень интересное сочетание: жёлтый лимон и оранжевая икра.

– Чем это оно интересное? Обычное сочетание. Такое, как у тебя перья на голове сегодня,– съязвил Шариф Шаихов.

Леана рассмеялась.

– Ну, я же должна как-то прийти в гости к йогу! Не каждый день меня йог в гости приглашает. Я и нарядилась сегодня покрасивее, в свой праздничный наряд ведьмин.

– У тебя получилось, – хмыкнул Шариф. – Ты в этом виде больше не на ведьму, а на шута похожа.

А предприниматель Альберт Борисович Печёнов пробормотал:

– Когда я был в гостях у Леаны Московской, мне она показалось простой женщиной, без заморочек, но, чем дальше в лес, тем больше дров. Слушать её уже невыносимо.

…Затем поглотили жаркое из кролика в горшочках, которое одобрили все, кроме Леаны Диановой. Она снова насмешила здравомыслящую компанию предположением:

– Я думаю, это была лапка чёрного кролика, потому что чувствуется именно чёрная энергетика. Я права?

Шариф закатил глаза.

– По-моему, мешают тебе эти перья на голове, этот атрибут. Белая лапка была, а не чёрная.

Леана недоверчиво выкатила прозрачные глаза.

– Белая была?! Не может быть!

– Что ты за ведьма? Ничего никогда не можешь угадать! – воскликнул Альберт Борисович.
– Кролик как будто бы чёрный… Не хватает у белого кролика этакой чёрной остроты, – пробормотала ведьма.
– Может быть, перца дать? –  спросил йог.
– Может быть, перца или какой-нибудь аджички, или чесночку я бы сюда добавила, – не сдалась Леана. – Я бы это блюдо спасла тем, что не положила бы туда никакой лук. Я бы налила меньше воды, чтобы оно было похоже не на какой-то суп, а на второе блюдо.
– На самом деле, замечательно приготовлено блюдо, – заявила Лидия Викторовна. – Я впервые пробую кролика и не ощущаю разницы между кроличьим мясом и свининой. А как тебе, Север?
– Я говорю «нет» кролику, – вдруг ошарашил певец. – Такое впечатление, что была использована только спинка кролика. Я больше люблю ножки. Эти мелкие косточки меня очень смутили. Хорошо, что я их заметил, а то бы в горле застряли…

Развлечение, естественно, касалось упражнений йоги, которые делали все, кроме Лидии Викторовны. А после развлечения она и Альберт Борисович взялись за Шарифа.

– А почему для того, чтобы найти духовный путь, ты выбрал именно йогу? – спросила Лидия Викторовна.

– Ну, у меня просто был интерес к Востоку, к различным системам, которые работают с телом. Честно говоря, не могу обосновать, почему мне хотелось заниматься именно йогой… Потому, скорее всего, что мне хотелось работать с телом. Искал учителя и вскоре нашёл  Айенгара, ему сейчас, кстати, восемьдесят шесть лет. Я его в восемьдесят девятом году узнал. Он тогда приезжал в СССР к нашему правительству. С тех пор работаю только по его системе. Мышцы у него – ого-го! Не у всякого молодого такие.
– А я слышал, будто их много, этих систем, – промолвил Печёнов. – Хатха йога, к примеру, или Раджа йога…
– Течений, на самом деле, много, – с готовностью согласился Шариф. – Но подумай: почему много языков? Почему танцы есть классические, народные, ритуальные? Они же все грани одного искусства. К внутренней гармонии каждый идёт по-разному. Для кого-то больше подходит работа с телом, кто-то поёт мантры, кому-то полезен путь самоограничения или ментальные упражнения. Мы не похожи друг на друга. Так что жёсткого разграничения в йоге нет. Говорят, что она едина. Учителей в Индии много. Они все йогой занимаются. А название Айенгар йога распространилось на Западе, чтобы отличить её от иных.
– А чем она вам нравится? – спросил Альберт Борисович.
– Ну, она мне подходит по всем статьям, – ответил Шариф. – Это суровый метод, который заставляет что-то в себе менять, серьёзно работать. Я был инертный, мятущийся. Надоело так жить! Мне казалось, что такая дисциплина и подвижничество – это истинно моё. Что йога придаст моей жизни смысл, поможет преобразовать мою сущность, обрести цельность. Больше всего понравилось, что здесь есть труд. Люди стремятся не просто кайф получить, а как-то себя поменять. В том виде, в котором я себя ощущал, я себя не устраивал. Мне не нравились мои взаимоотношения с миром. Мне казалось, что через практику йоги я смогу эту связь выправить. Найти себя, самореализоваться. И действительно оказалось, что метод структурирует. Если этим методом владеть, то он очень сильно меняет человека. Я лично почувствовал изменения через десять лет постоянных занятий.

Леана ахнула:

– Десять лет? Ужас какой! Да это целая жизнь!

Шариф кивнул.

– Да. Но ведь речь идет не о подтянувшихся мышцах, выпрямленной спине, эмоциональной стабильности, но о структурных изменениях, когда происходит глубокая коррекция личности. Для того, чтобы обрести профессионализм, нужны пять лет  института  и пять лет практики. И только тогда я стал понимать, что такое ровность ума, стабильность, какие асаны и как воздействуют на состояние ума.

Лидия Викторовна вздохнула.

– Да, и воздействия часто необратимы… А семья у вас есть?

– Ну, жены у меня нет. В традиционном понимании этого слова «жена» мне просто не нужна. У меня есть мать моего ребёнка в виде подруги. Она так и называется – мать ребёенка. И ещё у меня есть приятельница, с которой я до этого какое-то время был вместе и сейчас, видимо, буду опять.

– Мне кажется, на самом деле, йога – это совсем не христианское и отнюдь не безобидное занятие! – осторожно заметил Альберт Борисович. – Я читал в одной книжке, что йоги – это забесовлённые люди, нормальный человек, у которого сознание не отключено, не может перенести все эти гвозди и горящие угли. А вот бес, который в йогах сидит, как раз помогает им отключать чувственную сферу. А потом отвращает от православия.

Шариф Шаихов пожал плечами.

– Для меня здесь нет никакой проблемы. Я тоже считаю себя православным, крестился под именем Феодор. Йога, на мой взгляд, не противоречит христианству. Йога – не религия. Вот посмотрите: шахматы – тоже индийская игра, но никто не говорит, что здесь есть противоречия с христианством. Из тела я не выхожу. Я только работаю с телом, чтобы мой организм гармонично звучал, как настроенный инструмент. Достаточно его коснуться, и услышишь музыку. Человек, организм которого гармоничен, способен к христианской любви, он спокоен, не совершает зла.  И, потом, мы не стоим на гвоздях, не глотаем огонь. Между прочим, я даже ребёнка крестил. Когда он вырастет, сможет сам выбирать религию, крещение никак этому не мешает.

– А есть ли среди ваших знакомых такие, кто занимались йогой и «подвинулись умом»? – с любопытством спросил Север Юрухин.

– Йога Айенгара, наоборот, приводит в порядок ум – как математика, по выражению Ломоносова, – доброжелательно ответил Шариф. – Есть масса практик, которые помогают ум рассеять, отпустить, поплыть по волнам, отдаваться своим состояниям. Сторонников их я встречал: они пели мантры, занимались медитативными техниками. Это влияет по-разному. Но когда человек всё время обращается к своему внутреннему «я» через тело – как бы связывает свою плотную структуру и с более тонкой, – он становится цельным, собирает себя воедино. Поэтому среди тех, кто занимались вместе со мной, я не видел таких, у кого «сносило башню».

Север Юрухин задумчиво спросил:

– Интересно, а есть в йоге методики для улучшения зрения?
– Ну, в нашей школе нет комплекса асан, направленных непосредственно на улучшение зрения. Но в целом занятия с использованием бандажа на глаза особенно благотворно влияют на зрение. Есть упражнения из йоги, которые давно используются, так что все уже забыли, что они из йоги. «Вверх-вниз», «близко-далеко». Это тоже очень помогает. К нам можно ходить для того, чтобы в целом организм улучшался, потому что зрение – это проблема не только глаз.

И тут вдруг своё слово сказала внимательно слушавшая Шарифа Лидия Викторовна:

– А вы знаете, что сказал о занятиях йогой Святейший Патриарх Кирилл? Вы принимаете его авторитет, раз говорите, что вы православный?

Шариф с готовностью кивнул.

– Так вот. Патриарх сказал, что занятия йогой имеют две составляющие. Одна из них – это физические упражнения. Специалисты по физкультуре могут дать точную характеристику этим упражнениям, и ничего плохого в самой технике этих упражнений не существует. Однако Его Святейшество напомнил, что йога – вовсе не только лишь физкультура, она опирается на совершенно определенную религию и предполагает соответствующие духовные практики.  Йога сопровождается медитацией, и вот к этому он относится с большой настороженностью. Он подчеркнул, в частности, что при использовании такого рода практик может разрушаться национальное самосознание человека, его культурная идентичность.

Она помолчала, испытующе глядя на йога. Тот помрачнел и смотрел недобро. Леана усмехнулась, наслаждаясь острой ситуацией. Она бы тоже своё слово сказала, да только зачем? Шариф, похоже, и так справится. Но журналистка оказалось острой штучкой. Она вовсе не собиралась отступать и на всю страну вещала, что, по мнению иеромонаха Серафима Роуза, сущность йоги не в дисциплине, а в медитации, которая является её целью. Цели индийской йоги – духовные. А физические средства – это подготовка, условие для достижения этой духовной цели. Человек, занимающийся йогой только ради телесного здоровья, уже подготовляет себя к определённым духовным воззрениям и даже переживаниям, о которых он и не догадывается.

– Можно, конечно, как вы, Шариф, забыть об этом и помнить только «физику» как средство достижения телесного здоровья и красоты, – сказала Лидия Виторовна. – Но почему вы не говорите, что на самом деле искусство йоги заключается в том, чтобы погрузить себя в полное безмолвие, отбросить от себя все мысли и иллюзии, отвергнуть и позабыть всё, кроме одной истины: сущность человека — божественна; она есть бог, а об остальном можно только молчать. А разве это не язычество?

Шариф похлопал глазами и взялся за вилку, чтобы съесть кусочек мяса. Прожевав, он, наконец, вымолвил:

– Ну… Насчёт язычества не могу сказать… Я в этом не специалист. Одно могу сказать, что, когда я принимаю позу, то на меня сразу снисходит покой и радость, удовлетворение, пассивность. У меня появляются прекрасное самочувствие, эйфория! И всё это сохраняется на долгое время. Я сразу расслабляюсь, раскрепощаюсь, усталость пропадает. Для меня лично это важный результат занятия йоги.

Лидия Викторовна кивнула.

– Так оно и есть. Ведь вы заставляете замолчать в себе думающее начало, закрыть глаза на всякого рода соблазны. Но на самом деле – это просто прелесть… ну… духовное заблуждение, духовное утешение. Оно в итоге приводит йога к гибели.

– Вы просто не знаете глубоко, что такое йога, – неприязненно сказал Шариф.

– И что она такое? – подтолкнула его Леана.

– Это управление психикой и психофизиологией человека ради достижения более возвышенного психического и духовного состояния, – уверенно ответил Шариф. – В мире действуют два начала: материя и дух. Они совершенно разнородны, но друг без друга не существуют. Согласны?

– Конечно! – воскликнула Леана.

– Жизнь получается в результате их соединения. Стоит душе человека ясно осознать всю отличность своей природы от природы материи и глубоко проникнуться этим сознанием, как она сразу освободится от связи с телом и после смерти растворится в духовной субстанции. В общем-то, йога – это искусство смерти.

Но Лидия Викторовна уверенно заявила:

– Тело – не темница души, а храм Духа Святого. Я считаю, Шариф, что йога предлагает человеку ложный путь самосовершенствования — стать Богом с помощью пустоты.

Леана, Шариф,  Север кисло поморщились и дружно покосились на оператора и режиссёра шоу: не пора ли, мол, остановить вакханалию добродетели?! Но те, казалось, увлеклись темой больше, чем сами участники ужина.

– Если вы досконально изучите вопрос, – закончила Лидия Викторовна, которой стало неловко, что она заняла столько времени на ужине Шарифа, – то увидите, что индуизм совсем не любвеобилен по отношению к другим религиозным практикам. Серьёзные специалисты рано или поздно поставят перед вами вопрос о духовном выборе. И заставят вас соблюдать религиозные ритуалы, которые предполагают паденье в пустоту. Скажут, что это необходимо для дальнейшего роста И ещё. Крещение, конечно, не мешает выбрать другую религию. Но это уже будет отступничество, предательство Бога, во Имя Которого вы был крещены. Незавидна судьба такого человека. Но вернёмся к тому, зачем мы здесь собрались. Очень вкусное второе блюдо, Шариф. Тут всё сбалансировано, в меру солоно, не переварено, не сырое. В общем, от меня вам плюс за это блюдо.

… Потом был фруктово-ягодный десерт. Леана фыркнула, что внешний вид десерта ей не понравился. Дескать, больше это напоминало детское питание. Надо было положить поменьше сахара, и тогда бы десерт  получился более изысканным. И вообще она не очень любит десерт. Но именно десерт йога ей очень даже понравился. Сочетание мороженого и пюре получилось вкусно. А на камеру выплеснула презрение: «Это примитивное блюдо. Десерт должен быть либо выпечка, либо фрукты с каким-нибудь соусом. Не надо было добавлять мороженое. Слишком сладко получилось». Оценку хозяину ужина Леана вновь поставила низкую – десять баллов, подытожив: «Мне не понравилась ни еда, ни развлечение, ни атмосфера, ничего. А ещё я хочу выиграть»…

ГЛАВА 12. НАКОРМИ И РАЗВЛЕКИ. ДЕНЬ ПЕВЦА

В среду Леана отправилась к певцу Северу Юрухину-Гейлорду. Тот встретил её поцелуем в щёчку и сказал:

– Ну, конечно, ведьмочка первой прилетела! На метле?

Леана поддержала игру:

– Ну, конечно!

– Привет, моя дорогая! Как добралась?
– Да хорошо добралась! Я вот тебе талисман приготовила в подарок. Я на него наложила обряд на популярность певца.
– О! Да ты прямо мои мысли читаешь. Ты же ведьма. Спасибо тебе большое. Проходи, пожалуйста.

Леана прошла в комнату с операторами, где смилостивилась и признала, глядя в глазок камеры:

– Север встретил меня очень радушно. Чувствовалась от него энергетика доброты, доброжелательности. Он искренне обрадовался моему приходу. Он гостеприимный хозяин. Однако квартира Севера мне не очень понравилась. Не люблю сочетания зелёных и серых тонов. Немножко это не в моём стиле. Но ему как настоящему творцу не до ремонта, конечно.

Лидия Феклисова, с интересом разглядывая обстановку, заметила на журнальном столике дипломы:

– Смотрите, у него два высших образования: экономическое и режиссёра шоу-медиа программ. Целеустремлённый человек!..

…Салат раздражил Леану с первой ложки, и своё «пфе» она не преминула произнести во всеуслышание:

– Внешний вид салата мне не понравился. Он был подан не очень изящно. Надо было его изысканно украсить, положить звёздочкой, что ли. По вкусу салат напоминает юность, в нём много витаминов, и я это люблю. Но я бы добавила с майонезом сметанку.

Север Юрухин прищурился насмешливо:

– А я как раз добавил сметанку! За неделю я изучил ваши вкусы и учёл их.
– Это меня радует, что ты добавил сметанку. Я люблю сметанку, – уголком губ улыбнулась Леана Дианова. – Но вкус салата мне не понравился. Обычный салатик для обычного ужина. Я ожидала на званом ужине увидеть что-нибудь романтическое, изящное, утончённое…

У Лидии Викторовны болела душа. Зачем она ввязалась в эту шоу-авантюру?! Ведьма, йог, богач, певец… Она здесь как в окружении врага, и кольцо осады сужается с каждым ужином. Она мало говорила и во время закуски, и во время подачи основного блюда – мясных «ёжиков»  с несколькими гарнирами: пюре, гречкой, черемшой, квашеной капустой и оливками. Леана Дианова, наоборот, блистала и сверкала, наслаждаясь своей ролью судьи:

– Кажется, ты ёжики передержал, и они подгорели. Создалось впечатление, что ты привёз их со вчерашних гастролей. А по вкусу мне это нравится. Мяско вкусное, ароматное. Наверное, ты сам делал фарш?
– Практически. Пусть будет так.
– А положил ты туда лучок?
– А как же!
– Как ты мог ведьме положить в фарш лук!
– Я положил лука всем четверым, а тебе – без лука.
– Ты, наверное, перепутал порции, и кому-то досталась порция без лука, – улыбаясь во весь рот и не пряча злости в прозрачных глазах, – сказала она, – а у меня есть в ёжиках лук. И вообще, ёжики на вкус мне не понравились, потому что в них ненавистный варёный лук. Это сразу отбило мне аппетит. Подливка жирновата, тефтели суховаты. Но за риск благодарю. В качестве основного блюда они не подходят. Для меня тефтели – блюдо а-ля столовая номер пять. Пережарены, суховаты. Я очистила то, что мне не понравилось, и съела то, что можно было съесть.

Север поперхнулся и глянул на гостью искоса, непонимающе: если он точно не положил в тефтели лук, то как он там появится? Лидия Викторовна поспешила к нему на помощь и заверила, что тефтели отменные, что в них есть прекрасная начинка – чернослив без косточки, а подлив замечательный, с кусочками кисло-сладких яблок… Лично ей тефтели показались необыкновенными!..
Её поддержали, и Леана осталась в меньшинстве, отчего оставшееся время до окончания ужина она критиковала всё, что могла. А вот развлечение, подготовленное хозяином вечера, мало кого развлекло: Север спел песню собственного сочинения в стиле рока с весьма слабыми и мелодикой, и стихами. Ему похлопали и сели за десерт – тарталетки со взбитыми сливками. И там, за столом, вдруг случайно обнаружилось, что Север Юрухин неслучайно взял себе вторую фамилию-псевдоним – Гейлорд. Он практикует однополую любовь! Леана обрадовалась и более благосклонно посмотрела на приверженца диавола – как иначе назвать человека, занимающегося тем, что Бог осудил как смертный грех  ещё в давние времена, до пришествия Христа? Шариф и Альберт Борисович невольно отодвинулись от Севера. Тот гордо вздёрнул голову:

– Во всём мире к нетрадиционной сексуальной ориентации нормальное отношение, и только у нас, в отсталой России, все бьются в истерике, когда узнают, что их знакомый – гомосексуалист! Надоело  уже! Да ведь это просто о-ри-ен-тация! И больше ничего! Ничего плохого!

Лидия Викторовна, выдохнув, тихо произнесла:

– Как ни назови порок – он пороком останется. Нечего пенять на ориентацию какую-то. Извращение есть извращение от человеческой природы, от божественного предназначения человека. И Бог наказал содомитов, если помните, ещё в древние времена. Неужто думаете, что в нашем веке содомия простится Богом? Или уверены, что после смерти пустота?

Север прищурился и сразу подобрался, отбросив вежливость и законы гостеприимства:

– А вы, Лариса Викторовна, похоже, возомнили себя Богом? Да вы ни малейшего понятия не имеете о том, что такое сексуальность, а рассуждаете и ещё осуждаете. Вы хоть одну книгу прочитали на эту тему или почерпнули ваши «знания» из надписи на заборе? Имейте совесть, в конце концов.

Лидия Викторовна спокойно ответила:

– Я не Бог, потому что я – Его создание, как и вы, Север, и Шариф, и все люди, и весь мир. Это ваше дело, кем быть, как жить. Бог дал вам выбор, но не навязывает Своей любви, только Сам любит и ждёт вашего прихода к Нему, ждёт вашей любви. Бог дал плотскую любовь не двум мужчинам или двум женщинам, или одному мужчине и куче женщин, а только одному мужчине и одной женщине: «чтобы двое были одна плоть». И для того он создал их, чтобы воссияла любовь, чтобы дети Его «плодились и размножались», чтобы Земля полнилась людьми и не была пустынна. А как может появиться ребёнок у двух мужчин или двух женщин? Просто Вы, Север, не знаете учения о любви Бога. Почитайте Ветхий Завет, Новый Завет, особенно Песнь Соломона, учения святых отцов о любви, о жизни и смерти. В сексуальности, если она призвана лишь получать удовольствие, да ещё в извращённой форме, нет жизни. Это пустота для души, даже пропасть. Потому что она – путь к разврату и блуду, а блуд – душевная смерть. Среди перечисления в Библии грешников, которым нет пути в Царствие Божие, есть блудники и содомиты. Не в укор вам, Север, а для информации. И спорить с вами не буду. Ваша жизнь – ваша смерть. Не моя. Хочу добавить, что у меня своих червяков полно и осуждать не имею права. Грешна более вас по многим пунктам. Просто вам надо посмотреть информацию не только в пользу содомитства, но и ту, что говорит об этом грехе православное учение. Просто для того, чтобы быть полностью информированным. Хотя бы.

Север засверкал глазами, подался к Феклисовой, как к своему заклятому врагу:

– Я глубоко нерелигиозный человек, если хотите знать. И если хотите поговорить об этом, то оставьте Библию в покое – это самый сомнительный документ и аргумент в любом споре. Смысл жизни в любви, а не в размножении! Планета, если Вы не знаете, и без того перенаселена. А истинная любовь не знает понятия пола. Вы рассуждаете, как средневековый инквизитор, но прошло уже несколько столетий, и что касаемо природы сексуальности человека, её изучали многие учёные, и я хотел бы отталкиваться от реальных знаний, основанных на психологии, анатомии, социологии, генетике и так далее, а не на мифической Библии, которую каждый интерпретирует, как ему выгодно. Блуд? Вы говорите о женщине и мужчине как о святой единице, словно среди гетеросексуалов нет блуда и разврата. Увольте! И, вообще, давайте вспомним средние века, когда считалось, что сексом можно заниматься только для продолжения рода и только в одной позе, потому что считалось, что в другой позе вероятность зачатия мала, а стало быть, человек занимается сексом ради удовольствия, за что вполне могли и сжечь на костре. Это глубокое невежество, так что оставьте этот довод. Мы живём в двадцать первом веке, но грустно, что большинство людей в России все ещё мыслит этими мерками. Вообще, сущность гомофобии в элементарном невежестве, а гомофобия среди женщин это особенно клинический случай. А если у вас, Лидия Викторовна, такие страшные комплексы по поводу сексуальной жизни, это простите, ваши проблемы, и никто не даёт вам права вымещать их на других. Вместо того, чтобы прикрывать их псевдодухновностью и религией, лучше бы в них разобраться. Ваши рассуждения о грехе их точно не решат. Вы рассуждаете о любви, а сами проповедуете ненависть к другим людям – просто потому, что они веками были козлами отпущения и были в меньшинстве, а тема гомосексуальности почти всегда была строго табуированной.

Лидия Викторовна глубоко вздохнула и с сожалением устремила свой ясный взор на «нетрадиционно сексуально ориентированного»:

– Вы меня совсем не слушаете, Север. Бог существует, верите вы в Него или нет. Кроме изучения этого вопроса в теории и практике, у меня есть личные причины веровать в Него. Вы человек молодой, а мне сорок пять скоро, я много познала и хорошего, и плохого. В том числе, прошла и проверку своей сексуальности на все сто процентов. Сейчас вы зациклились на своей обиде и не хотите воспринять то, что я пытаюсь сказать, и прикрываетесь исследованиями сексуальности и, что уж совсем смешно, средневековыми историями. А вы серьёзные исследования по истории читали? Если бы да, то заметили бы тенденцию: цивилизации развратных народов погибают. Падает нравственность – умирает государство. А святость мужчины и женщины – это данность. Бог сделал всё, чтобы святым мог стать и человек, и святой могла быть любовь между мужчиной и женщиной. Может, знаете о святых князьях Петре и Февронии? Не буду, повторяю, с вами спорить. Вы изучили этот вопрос однобоко, и вовсе не хотите обратиться к другой стороне проблемы. Это не спор. Это ссора. А ссора – худшее из зол.

Север огрызнулся:

– Не вы, Лидия Викторовна, создали человека, чтобы утверждать, что свято, а что нет, и существование Бога – вопрос очень спорный. В некотором смысле я в Него даже верю, если хотите знать, но не буду вдаваться в подробности, всё это бесполезно. Мне просто обидно, когда люди вместо того чтобы стремиться к толерантности и уважению других, промывают всем мозги религией – вот уж что худшее из зол! Именно религия породила страданий больше, чем что-либо другое в истории. И люди прикрываются мифологией про святых. Иными словами, я против какой-либо дискриминации по любому признаку – цвету кожи, национальности, сексуальности, полу и так далее, и я хотел бы жить в мире без этих идиотских предрассудков. Гомофобия – зло по сути, и на этом закончим.

Север вздёрнул голову, сложил на груди руки. Все уставились на журналистку – как она ответит гею? Неужели сдастся? Они чувствовали в своих душах, что певец неправ, но ответить ему так, чтобы они сами почувствовали себя удовлетворёнными, не могли. Лидия Викторовна в полной тишине ответила:

– Вы знаете, что в США полтора года проводили социологические исследования под руководством доктора социологии Марка Регнеруса результатов воспитания детей однополыми парами?

– Ну, нет, – фыркнул Север. – И что?

Феклисова спокойно ответила:

– В исследовании участвовали три тысячи взрослых респондентов, и Техасский университет в Остине признал его результаты легитимными, к тому же методологически правильным протоколом. Так вот. Смотрите. Самоубийство среди подростков. Страшное дело, правда? Но вас не настораживает, что среди приёмных детей однополых пар счёты с жизнью сводят двенадцать процентов, а среди детей из традиционных семей всего пять процентов? А во взрослом возрасте воспитанники однополых пар более подвержены брачной неверности: сорок процентов, по сравнению с тринадцатью процентами воспитанных в нормальной семье. Воспитанники однополых так называемых «браков» преобладают среди безработных: около тридцати процентов по отношению к восьми процентам выходцев из нормальных семей. Сорок процентов воспитанников однополых пар заражены венерическим заболеванием, и лишь восемь их сверстников из традиционных семей имеют те же проблемы.

Довольный Альберт Борисович фыркнул:

– Ну вот, Север, вопросы у тебя есть? Все доводы против содомии.

– Не факт, что это цифры не с потолка, – огрызнулся Север.

Лидия Викторовна вздохнула:

– А если представить, что общество так перепугалось обидеть содомитов отвращением, что скоро все без исключения возьмут и станут геями и лесбиянками? Скажите мне, Север: что тогда будет с продолжением рода? Ведь ваши воспитанники не смогут строить отношения с противоположным полом, и у них тоже не будет детей. Кто вам будет рожать новых объектов для реабилитации ваших амбиций?

Север воинственно набрал в грудь воздуха в стремлении задавить гомофобку глыбами ненависти и облить плевками презрения, но тут вовремя вошёл Яков Олегович Трунилин и разрядил атмосферу.

– Здравствуйте! – жизнерадостно поздоровался он. – Вот и закончился четвёртый ужин на этой неделе! Понравилось ли вам в гостях у певца Севера Юрухина-Гейлорда?

После паузы Альберт Борисович и Шариф Шаихов пробормотали без энтузиазма обязательные слова вежливости. Трунилин дежурно улыбнулся и пригласил участников шоу «Накорми и развлеки» выставить герою вечера баллы. Взвинченный певец-содомит едва взял себя в руки и предсказал на камеру свои оценки: мол, ведьма поставит баллов шестьдесят. Шесть – это магическая цифра. Почему так мало? Потому что сама хочет выиграть. Альберт Борисович поставит девяносто баллов со своего барского плеча. Он видел, как Север старался, как он волновался, и ему понравился его ужин. Шариф, мол, поставит тридцать баллов. Он очень скромен во всём – в эмоциях, в чувствах, благодарности. А журналистка… может, восемьдесят баллов: ей понравилась еда, но не понравилось развлечение.
Он тоже не совсем верно спрогнозировал: Феклисова поставила семьдесят баллов, Альберт Борисович – сорок, Леана – десять, Шариф – тридцать (так как «всю нашу жизнь мы проживаем на тридцать процентов, всем участникам конкурса я и поставил одинаковую оценку в тридцать баллов»).
Леана прошептала режиссёру шоу Николаю Михайловичу Лохману: «Я думаю, что среди участников я однозначно буду победителем. Потому что из всех пятерых человек я более сильное в кулинарии звено». Тот кисло улыбнулся и велел сворачиваться и отдыхать до завтрашнего дня.
Лидия Викторовна очень не хотела устраивать свой ужин – последний, пятнический. Она отозвала Николая Михайловича и тихонько попросила его о пощаде. Тот внимательно выслушал журналистку, вздохнул, поморщившись:

– Лидия Викторовна, голубушка, да вы в этой компании единственный нормальный человек! Ну, ещё Альберт Борисович. Я всю неделю буду кормить зрителей ужасами в лице ведьмы, йога и гея. Дайте хоть им в конце порадоваться видом обыкновенной радушной хозяйки, которая, к тому же, воин Христов. Я сам, понимаете, в церковь хожу, как только работа позволяет, и вас отлично понимаю. Но деньги на съёмку потрачены немалые, и руководство не разрешит спустить материал в мусоропровод. А без вас шоу погибнет. Посоветуйтесь с вашим духовником, он же у вас есть? Прошу вас, Лидия Викторовна, не губите…

Лидия Викторовна шепнула «Ну, ладно» и поплелась домой. Посидела дома, размышляя, куда, кому позвонить, чтобы определиться с завтрашним вечером. Идти куда-то – ну, совсем поздно, хоть в церковь, хоть в детдом к Фуфырину и Белле Ячевской. Разве что позвонить? Она заварила себе чай с душицей, налила в кружку и, дожидаясь, пока остынет, набрала номер Беллы, изо всех сил желая, чтобы та уже вернулась из детдома. Трубку сняли. Звонкий голосок поинтересовался, кто там и зачем, а, узнав, так же звонко позвала маму: «Тётя Лида звонит!». Белла дохнула прямо в ухо Лидии Викторовны:

– Христос воскресе, радость моя Лида!

– Воистину воскресе, Белла… Я тут… прости, что поздно… Посоветоваться хотела. Есть немного времени?

– Конечно, Лидушка! Пожалуйста! Дети! Уроки сделали?.. На молитву меня обождите… Ну, я тебя внимательно слушаю…

Феклисова рассказала ей о шоу, об участии в котором теперь очень сильно жалела, и о том, что завтра ей велели принимать гостей. Но так не хочется!!! Что делать? Белла подумала и сказала:

– Ты всё правильно сделала. Теперь те, кто увидят шоу, узнают об опасности самых распространённых пороков. Чем это плохо? А завтра просто приготовь тёплый домашний ужин – ты же прекрасно готовишь! А на развлечение «крокодила» предложи. Помнишь, там слово надо пантомимой представлять?

– Помню. Спасибо, Белла! Я так и сделаю… А потом исповедуюсь. Слишком уж много всякой ерунды передумалось за эту неделю. Ангела хранителя тебе…

– И тебе, моё солнышко… До свиданья. Позвони завтра, как прошло. А если с рецептами что надо, звони в детдом, ладно?
– Ладно…

Успокоившись насчёт грядущего дня, Лидия Викторовна помолилась перед иконами, освещаемыми пламенем красной свечи, и крепко проспала ночь. Вскочила наутро бодрая и с энтузиазмом распланировала, что и как будет делать. Когда в час дня в дверь позвонила съёмочная группа, Лидия Викторовна уже прекрасно знала состав своего меню и развлечение. И ещё она знала, что трое из четырёх гостей заранее проигнорируют все её старания и поставят наименьшее количество баллов – просто потому, что она им не по нраву. А хорошее отношение Альберта Борисовича Печёнова вряд ли что изменит в общей картине оценок. Собственно, победа в шоу Лидию Викторовну не волновала. Зачем она ей? И никакая реклама ей не нужна.

– Что будем готовить? – спросил Яков Олегович, походив по двухкомнатной квартире, уставленной иконами, украшенной картинами, книгами; просторной, светлой, с большим балконом.

– На закуску я буду готовить праздничный картофель, – охотно поделилась Лидия Викторовна.

– Та-ак, – заинтересованно протянул Яков Олегович. – Очень  оригинально. Основное блюдо?

– Основное блюдо – мясо по-каталонски с гарниром из овощей.

– У-у? Здорово! – отметил Трунилин. – И на десерт?
– На десерт – суфле из бананов и киви.

– Отлично! – обрадовался ведущий. – Уже слюнки текут от такого меню! Ну, приступим?

И они приступили. Феклисова рассказывала пошаговые инструкции, и вдвоём они быстро управлялись с очередным блюдом.

– Для суфле я подготовила бананы, киви, творог, яйца, сдобное печенье, желатин, дроблёный арахис в карамели, сливочное масло, немного вяленой вишни, – не спеша рассказывала Лидия Викторовна. – Сперва готовим желатин. Затем в блендере измельчим печенье…
…
– А теперь – горячее! – объявил Трунилин и улыбнулся в глаз камеры.
Лидия Викторовна кивнула.
– Да. Начнём готовить мясо по-каталонски. Тут нам понадобятся томаты, болгарский перец, чеснок, петрушка, винный уксус, растительное масло, тёртый сыр, соль, перец. Я уже нарезала говядину кусочками толщиной примерно полтора сантиметра, отбила, посолила, поперчила, сбрызнула винным уксусом. Теперь я его обжарю, а вы кружками нарежьте помидоры, соломкой – болгарский перец, а чеснок – тоненькими кружочками…
…
– А пока займёмся закуской – праздничным картофелем с рыбным филе, – сказала Лидия Викторовна.

– Оч-чень интересно! – восхитился Яков Олегович. – Никогда не слышал такого названия. Надеюсь, делается он просто.

– Весьма просто! – согласилась журналистка. – Варёный в мундире картофель очищаем, нарезаем кружочками. Фольгу разрезаем на квадраты, середину смазываем маслом, укладываем кружки картофеля в виде цветка, чтобы они слегка перекрывали друг друга. Сверху выкладываем филе свежей рыбы и несколько колечек лука, посыпаем зеленью укропа, солим. Края фольги подвёртываем так, чтобы между фольгой и рыбой оставался зазор.

Вскоре осталось всего ничего: вынуть противень с помидорами, положить туда мясо, посыпать тёртым сыром и снова запечь. Когда сготовилось, повариха убрала из духовки «главное блюдо вечера», а на освободившуюся духовку поставила свёртки-мешочки с праздничным картофелем.
Всё успела, Слава Богу.

Она посмотрела на ведущего с напряжённым ожиданием, и у того почему-то вырвалось:

– Ничего, дорогая Лидия Викторовна, прорвёмся! Я за Вас молиться буду.
И забрал съёмочную группу, чтобы женщина принарядилась и подготовилась к «кулинарному бою».

ГЛАВА 13. НАКОРМИ И РАЗВЛЕКИ. ДЕНЬ ЖУРНАЛИСТКИ

Леана с утра пребывала не в духе. Сегодня пятница. Последний день шоу. Что можно было сделать для победы, ведьма сделала. И магию применяла, и оценки занижала, и других критиковала. Вроде бы можно не беспокоиться. Если бы не эта. Православная. Причём не показная, которых целая куча и которых бояться-то смешно, а настоящая. Эдил ворочался и щипался. С большим трудом Леана прожила несколько часов до назначенного часа, рыская по квартире, вращая прозрачными глазами, бормоча заклятья. Гросрюк старался попадаться ей как можно реже, чтобы не раздражать. Подошёл нужный час. Леана велела ассистенту проводить её. Не хотелось, конечно, да разве с хозяйкой души, Замужней Джульеттой, Блоковской Прекрасной Дамой поспоришь? По пути Леана молчала, вся в напряжении от предстоящей битвы. Перед дверью бросила Гросрюку:

– Жди, пока не выйду. Не хочу потом одна идти.

Гросрюк потоптался, а потом уселся на скамейку и, хмурясь от головной боли, которая уже становилась постоянной, начал ждать, ни о чём не думая, ничего не видя. Ему очень хотелось спать. И он уснул. Приснился ему очередной кошмар о вирусе, от которого у людей вырастали зубищи и терялся человеческий облик. Он старался выжить и спасти тех, кто этого вируса ещё не подцепил… что совершенно на него не похоже: какой из него спасатель!
Леана Дианова поднималась к журналистке с трудом, цепляя ступеньки ногами, обутыми в стильные осенние туфли. Если бы не ожидание победы, если бы не ожидание рекламы, а через неё – новой клиентуры, денег и собственной квартиры, она бы мгновенно повернула обратно! Долго стояла у двери, сверля её остановившимся взглядом, медленно поджимая и распуская ярко накрашенные блестящие губы. Наконец, медленно поднесла палец к белому кубику звонка и нажала. И вот на ведьму глянула искренними глазами вражина.

– А я не с пустыми руками, – весело заявила Леана. – Я с таким маленьким подарочком. Закрывай глазки, ручки подставляй. Не забоишься?

– Нет, – удивлённо ответила Лидия Викторовна.

Ведьма сунула ей в руки купленный на рынке и заговорённый ею на чёрную болезнь талисман и сказала:

– Обладатель этого талисмана всегда будет счастлив в любви и никогда не познает измен. Ни один мужчина от тебя гулять не будет.

Шокированная Феклисова ответила, пожав плечами:

– Ну, мне главное, чтобы муж от меня не гулял. Остальные мужчины меня не интересуют.

– Это я сама сделала тебе, своими руками! – расхвалила себя Леана и прошла в квартиру, бормоча на камеру: – Она явно делала вид, что мне рада, а на самом деле, внутри ощущалась какая-то замкнутость, энергетика несчастной женщины, которая боится всех окружающих, не пускает посторонних в свою жизнь. Помяните моё слово.

Она, оказывается, пришла последней. Остальные уже осмотрели квартиру Феклисовых. Леана кинула взгляд туда-сюда и фыркнула:

– Честно говоря, не очень квартирка. Я лично предпочитаю, чтобы человек собирал антиквариат, красивые ценные вещи. А она хранит столько лет свои детские грамоты! Какой ужас! Это никуда не годится. Во-первых, хранить старые вещи не нужно, я считаю. А во-вторых, это очень опасно, потому что старые вещи содержат энергетику древности, старья, захламлённости. И в жизнь не приходят новые вещи, новые знаки человек не ощущает.

Альберт Борисович не согласился:

– У меня у самого такие грамоты с детства хранятся. Я тоже хорошо учился. Это всё традиции, и традиции нельзя вычёркивать из нашей жизни. Они есть у многих, и это положительно.

Фотоальбом. Леана с видимым отвращением полистала его и усмехнулась:

– Наша героиня в молодости, что ли? Даже не узнать. Какая была эффектная. Красавица, прямо актриса. В такую можно влюбиться. Во-первых, от неё там исходит внутренняя гармония, стремление идти вперёд. И я, посмотрев в её глаза, увидела, что на тот момент она была хорошим позитивным человечком. В отличие от того, что мы наблюдаем сейчас…

Она злилась, но ей приходилось держать себя в руках. От натянутой улыбки болели щёки. Праздничный картофель с рыбкой её не порадовал, хотя в её порцию Лидия Викторовна лук не клала. Поковырявшись в порции, Леана проворчала:

– Я бы ещё какой-нибудь остроты положила. Чесночка здесь не хватает. Мне, конечно, понравилось, что ты постаралась и сделала порцию без лука специально для меня, но какой-то вот души, чего-то хорошего я в этом блюде не увидела.
Феклисова спокойно сказала:

– По рецептуре тут чеснока не должно быть.

Альберт Борисович её поддержал:

– По-моему, очень необычная закуска. И никакого чёрного перца и чеснока я бы сюда не клал. Всего достаточно. Нежно, вкусно. Шариф?

Шариф поддакнул неохотно:

– Ну, да, вполне достойно. Хотя картофель я не очень ценю как гарнир.

– Не знаю, не знаю, – пожал плечами Печёнов. – Мне вообще нравится и картошка, и рыбка.. Единственное: хочется попросить добавки. Закуска не тяжёлая, к моему удивлению.

– Да, ничего, приятно, – без энтузиазма проговорил Север Юрухин, возненавидевший журналистку за гомофобию. – Но я вообще равнодушен к рыбе. Это для меня добавление к мясному блюду. Скажите, Лидия, а какие сюрпризы делает для вас муж?

– Нам особо не важны сюрпризы, – озадаченно проговорила Лидия Викторовна. – Ну, например… он пригласил меня на годовщину встречи в ресторан, и было очень красиво и вкусно.

– Как грустно вы живёте! Надо поговорить с вашим мужем, чтобы он разнообразил вашу жизнь! – заявил Север.

Леана вскинула брови и высокомерно сказала:

– Извините, поесть в ресторане на годовщину – это такая мелочь! Но для вас, видимо, это событие всей жизни! Я думаю, что у вас брак – только с виду брак, а на самом деле это просто ошибка молодости, может быть.

Феклисова оторопела, не зная, как реагировать на хамство. На неё выжидательно посмотрели: чем она ответит? Лидия Викторовна встала и тихо произнесла:

– Сейчас я уберу тарелки и принесу горячее. Может, оно вам больше понравится.
Леана дождалась, когда хозяйка уйдёт, и фыркнула:

– Зря надеется, что мне что-то понравится из её кулинарии. Готовит просто гадко. Как это можно есть?! Бедняга её муж: ему приходится давиться её едой. Лучше бы из ресторана заказала, чтобы не позориться.

Мясо по-каталонски было великолепным, и Печёнов захлёбывался от восторга. Ведьма, йог и гей наслаждались каждым кусочком и скрывали своё удовольствие изо всех сил. Когда тарелки опустели, Леана пофыркала, скривившись:

– Ну, честно сказать, я ожидала большего. Какой-то вкус странный… то ли сладко, то ли солоно… Я такое смешение вкусов не приветствую.

Печёнов разозлился и встал на защиту хозяйки:

– Может, у ведьм с языком что-то странное, но мясо просто великолепное. Я такого никогда не ел!

Певец и йог уткнулись в тарелки и пробубнили нечто поддакивающее. Но Леана не сдавалась:

– Основное блюдо меня не впечатлило. Странный соус и мясо из-за этого странное.

Феклисова спокойно сказала, что сейчас она уберёт со стола и подготовит развлечение для гостей, а вы пока отдыхайте. Она ушла на кухню и молча сгрузила грязные тарелки в мойку. Про себя она повторяла Иисусову молитву и больше ни о чём не хотела думать. Ещё немножко осталось: развлечение и десерт, и она будет свободна! Игра «Крокодил», которую она предложила гостям, вызвала настоящий азарт. Все словно позабыли о раздорах, и даже Леана с удовольствием показывала предметы и угадывала те, что изображали другие. Когда каждый попробовал себя в обеих ипостасях, Лидия Викторовна предложила свой десерт. Пока выкладывала его на тарелки, Леана успела сказать на камеру:

– Развлечение мне вообще не понравилось. Во-первых, я не поняла смысл, что надо делать. Лидия не объяснила толком правила игры. Из-за этого развлечение показалось мне нудным, скучным и банальным. А вам?

– Да ничего себе, – ответили мужчины, а Печёнов в восторге заявил, что давно он так не развлекался.

Преподнесённый журналисткой десерт – прохладное суфле из бананов и киви, украшенное кружочками киви, сушёной вишней, обсыпанное дроблёным арахисом и акцентированное коробочкой физалиса, – вызвал немой восторг. Именно немой: его снова хвалил один Печёнов. Ведьма поковыряла вилочкой в удивительном облаке вкуса и проговорила свысока:

– Вроде такая профессиональная кулинарка, и не смогла надлежащим образом оформить десерт. Особенно мне не понравился физалис, потому что вот эту траву я использую в каких-то своих приворотных зельях, для отворота соперниц. Какая-то пена непонятная, больше на кошачью блевотину похожа.

Печёнов возразил:

– Всё очень вкусно! У тебя просто вкусовые рецепторы атрофировались. Что ты добавила в суфле, Лидия? Душевности своей какой-то, что ли…

…Вернулся Яков Олегович Трунилин, и у Лидии Викторовны отлегло от сердца: ещё чуть-чуть, и конец мучениям! Она даже писать ничего не будет, пока в себя не придёт. Не шоу, а страдания! Поскорее бы разобраться с оценками и победителем – и вон отсюда, на свежий воздух, в храм! Трунилин, по обыкновению, поинтересовался прогнозом, и Феклисова равнодушно пробормотала:

– Ну, Леана поставит пятьдесят баллов, потому что она любит пищу острую, перчёную, но ничего подобного у меня на столе сегодня не было. Север Юрухин… может, восемьдесят. Альберт Борисович – не больше сорока баллов. Хоть он и хвалил мои блюда, но ему нужна победа. Ну, а Шариф… Если он поставит мне хотя бы тридцать баллов, и за то ему спасибо, потому что он безразличный человек – йог, как-никак – и не может достаточно объективно оценить ни изысканную пищу, ни весёлое развлечение. Ему это не нужно для достижения желанной пустоты в душе.

Затем в комнату пригласили по очереди участников шоу. Ведьма была в своём репертуаре:

– Ни еда, ни развлечение, ни сама Лидия как человек мне не нравятся. Поэтому поставить выше оценку я просто не могу. Ноль.

Север переборол обиду, причинённую ему гомофобкой, и признал, что «Лидия Викторовна гостеприимна, хорошо готовит и замечательная хозяйка» и что ставит ей сто баллов». Шариф Шаихов со вздохом вторил ему и тоже поставил сто баллов. А Печёнов, понятное дело, рассыпался в комплиментах и одарил хозяйку той же цифрой.
Когда состоялось награждение, оказалось, что у Лидии Викторовны, несмотря на «ноль» Леаны, вышло триста баллов. У Севера – сто пятьдесят, у Печёнова – двести сорок, у Шаихова – сто семьдесят, а у самой ведьмы, уверенной в победе, – всего двести тридцать… Итогом пяти ужинов она была настолько недовольна, что в лицо высказала и режиссёру, и ведущему, и участникам претензии в подтасовке результатов и ушла с гордо поднятой головой, обещая наслать на всех их нечистых духов.
Впрочем, главное было достигнуто: она засветилась в телевизоре, и теперь пора ждать расширения клиентуры и прибавления в заработке. Ведьма славно потрудилась на создание шумихи вокруг своего имени, на имидж, на формирование известности. Осталось ждать результата: гору денег, которую можно поменять на сверкающую алмазными стенами квартиру площадью двести квадратных метров! Двухэтажную, в новом жилищном комплексе «Дворцовый парк». Ах, если бы убыстрилось время! Если бы заставить тысячи людей сию минуту набрать её телефонный номер или позвонить в дверь! Надо вплотную заняться своим сайтом.
Леана сидела в гостиной перед плазменным шаром, смотрела на извивающиеся нити разрядов и ждала. Судьба других участников шоу «Накорми и развлеки» её не интересовала. Вскоре она пожинала плоды своего кратковременного царствования в телеэфире. Клиентура так разрослась, что она перестала честно выполнять каждый обряд. Говорила заказчику, что наворожила, приворожила, сняла, навела, нагадала, а сама даже и не думала ворожить, снимать, насылать и прочее. Она получала деньги и складывала их в тайничок. Скопившуюся сумму относила в банк. Гросрюку, понятное дело, перепадали крохи: так, на еду и редко – на замену изношенной одежды и обуви. Однако до заветной цифры, необходимой на квартиру в «Дворцовом парке»,  всё ещё было далеко. Ведьма расширила диапазон услуг и пригласила некого Фатыха Будагова – известного в городе «сайтмейстера» или, правильнее, – «вебмастера». Равнодушно выслушав потомственную ведьму, узкоглазый чернявый парень, сутулый, сухощавый, в неряшливо висящей одежде, пахнущей слоями потоотделений, назвал сумму в тридцать две тысячи рублей, записал ФИО заказчицы и пропал на неделю. Позвонил, потребовал фотографию ведьмы с магическими атрибутами. Пришлось раскошелиться на салон красоты и студийную фотографию. Получилось здорово, особенно после того, как специалист поработал над цифровым снимком в программе Photoshop, убрав лишнее, замазав неприглядное, увеличив нужное… но дорого. А куда деваться?
Вместе с фотографией Леана передала Фатыху Будагову текст для вставки в сайт: принципы церемониальной магии. Ведь чем больше раскрываешь тему, тем легче доверяют тебе люди, не знающие правды и легкомысленно черпающие её из нечистых источников. Пусть они прочитают вот это:
«Первый принцип. Видимая вселенная имеет невидимый аналог. Его высшей плоскостью являются добрые люди и прекрасные духи. Низкие плоскости, тёмные и дурные, представляют собой обиталище чёрных злых духов и демонов, во главе которых стоят Падший Ангел и его десять князей.
Второй принцип. Посредством секретных процессов церемониальной магии можно входить в контакт с этими невидимыми созданиями и получать их помощь в некоторых человеческих предприятиях. Добрые духи охотно предлагают свои услуги любому заслуживающему этого предприятия, но злые духи служат тем, кто живёт только для того, чтобы извращать и разрушать.
Третий принцип. Возможно заключать соглашения с духами, посредством которых волшебник становится на некоторое определяемое соглашением время властным над стихийными духами»…

ГЛАВА 14. САЙТ ВЕДЬМЫ

В конце второй недели сайт потомственной ведьмы Леаны Диановой заработал. По мнению её владелицы, он был ярок и информативен. Соблазнительная фотография. Приукрашенная биография. Коряво написанная статья о магии.
«Я потомственная ясновидящая, маг, парапсихолог и один из сильнейших экстрасенсов области. По многочисленным просьбам телезрителей на городском канале веду программу «Ваш личный парапсихолог». Я обладаю тайными магическими знаниями. Работаю энергиями. Воздействую с помощью проверенных временем старинных ритуалов и обрядов. Я помогаю людям. Все, кто ко мне обращался, – в восторге и советуют меня своим знакомым!»
Немного о том, что такое приворот. Конечно – «высокоэффективная программа на возникновение у объекта любовного влечения к другому человеку, даже если он этого не хочет.
Вы расставались со своим любимым? Теряли его? Вы страдали, переживали, у вас была депрессия. Как тяжело принять, что остаёшься в одиночестве! И никто не хочет в то, что это расставание навсегда. И вот вы начинаете возвращать любимого самостоятельно любыми способами. Наступает момент, когда все силы на исходе. Вы перепробовали всё, что только возможно. Не помогли хитрость, выдумки, уловки, отчаянные поступки и унижения. Вы использовали все возможные варианты из вашего арсенала и поняли, что зашли в полный тупик. Вот тогда вы хватаетесь за последнюю соломинку – приворот».
Бидуля добросовестно прописала, что такое приворот, как он действует, к чему приводит. Она указала, что колдун в колдовских обрядах опирается на силу своего уникального дара, свою мощную магическую энергию и тайные знания, проверенные веками, на свой опыт. Похвасталась, что делает денежный, любовный приворот, приворот по белой и чёрной магии, снимает приворот. Пригрозила, что приворот имеет отрицательные последствия,  если обращаться не к профессионалу или мстить. Тогда он либо не подействует, либо будет преследовать вас везде и портить жизнь.
Ещё колдунья гадает на разновидных картах, предсказывает судьбу. На все вопросы отвечает, советует, читает мысли, защищает от порчи и сглаза.
Затем Леана написала просто убойную рекламу, формат которой она слизала со страниц «Аргументов и Фактов», которые пропечатали ясновидящую Марию Мурадян. Там было и персональное обращение, и требование верить (« а то помогать не стану»), и указание ничего самому не предпринимать… А она всё гарантировала, всем обязалась… И за это требовала денег. Прейскурант богат предложениями. Границы – от двух до тридцати тысяч рублей. И только предоплата!
Милостиво разрешалось вводить комментарии. Некоторые Фатых уже написал и вставил в сайт. Естественно, хвалебные. Отзывы казались вполне реалистичными и излучали восторг.
Некто Николай писал: «Обращался к Ларисе Московской за помощью в любовной проблеме и очень доволен результатом. Полюбил девушку, а она никак не отвечала взаимностью. Я и ухаживал, и цветы дарил, а она – «нет», и всё. Лариса Московская сделала мне сильный приворот, дала мне хороший совет, как себя вести с ней, и ряд рекомендаций, чтобы завоевать её сердце. Я с точностью следовал инструкциям. И любимая, действительно, обратила на меня внимание, согласилась со мной встречаться. Наши отношения развиваются. И я уверен, что скоро поженимся. Спасибо Ларисе».
Некто Валерия писала: «Увидела Ларису Московскую в программе «Про Жизнь», тема «Привороты», именно тогда, когда меня бросил любимый, и решила обратиться именно к ней, так как от подруги слышала, что это самая сильная ведьма именно по приворотам. Не пожалела денег ради любимого и сделала самый дорогой приворот. Кстати не дорого она берёт, тридцать тысяч рублей, если учесть, что приворот идёт на всю жизнь. Мы ездим на машинах за двести тысяч, а для любимого нам жалко каких-то тридцати. А любимый дороже любой техники, и на этом нельзя экономить. Прошло пять дней. Любимый объявился. Сейчас говорит, что хочет остаться на всю жизнь со мной. Спасибо Ларисе».
Некто Марина писала: «Я обращалась к Ларисе Московской за приворотом и очень довольна результатом. Муж вернулся на второй день. Она специалист именно по любовным отношениям. Хочу теперь обратиться к ней уже с другой проблемой по карьере. Слышала, что она делает мощные обряды на деньги, после которых человек начинает богатеть».
…
Сияющая Леана без разговоров отдала Фатыху Будагову оставшуюся половину гонорара и «заговорила» для него амулет на финансовые прибыли.
Примерно месяц она пребывала в восторге, любуясь новенькой страничкой в Интернете под названием «Потомственная ведьма Лариса Московская – преемница святой Матроны Московской: исцелять, наказывать, обогащать». От клиентов не было отбоя. Она участвовала в разных телепрограммах. А затем вдруг в комментариях появился большой текст – мнение пользователя о принципах церемониальной магии. Автор писал без истерики, спокойно и рассудительно, и это страшило больше всего.

«Люди! Вы недопонимаете, честное слово! Чёрная магия выполняется с помощью демонического духа, который служит волшебнику во время его земной жизни, а после смерти  становится его властелином. По этой причине чёрный маг идёт на все немыслимые меры для того, чтобы продлить физическую жизнь, так как для него ничего нет за могилой. Человек обменивает свою вечную душу на временную власть. Каково это вам? Чёрное искусство включает все формы церемониальной магии, некроманию, ведьмовство, волшебство, вампиризм, месмеризм, гипнотизм. Формы современной мысли (психология процветания, метафизика «воля к власти», системы или умения продавать товар с давлением на потребителя) есть метаморфоза чёрной магии, и, хотя название другое, суть при этом сохраняется. Похоже, ведьма Лариса Московская этого не знает и дурит тех, кто ничего в этом не смыслит».

Разъярённая Леана чуть не пришибла первого, кто попался ей под тяжёлую руку – ассистента Гросрюка. Набрала телефонный номер Фатыха Будагова и окатила его помоями грязной брани, пригрозив забрать обратно кровные тридцать две тысячи рублей и на всю Всемирную Сеть ославить горе-вебмастера. Фатых дождался, когда заказчица выдохлась, и пробубнил, что нежелательные коммы со своей страницы удаляет сам владелец сайта, и надо сделать то-то и то-то, чтобы это заработало. Всё просто. И отключился.
Пока Леана разбиралась, как изничтожить проклятый отзыв, его скопировали десятки посетителей её сайта и разнесли по блогам. Ну, это ещё не катастрофа – решила Леана после бурной истерики, выплеснутой снова на Фатыха. Сайт-мейстер уверил ведьму, что скопированный компромат не так уж для неё страшен. Скоро он потеряется в Сети, и никто его не вспомнит под кучей-малой восхищённых мнений о работе колдуньи.
Так и случилось. А ещё случилась новая радость: Леане опять позвонили с телевидения и пригласили стать ведущей проекта «Мой ребёнок – маг». Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что не все дети одарены «шестым чувством», а из тех, что с малолетства принадлежал нечистому, большинство не колдуны, а ясновидящие и экстрасенсы, но какая разница? И Леана воодушевлённо окунулась в мир новой телепрограммы.
О, как блаженствовали Эдил и Крэгт (Гросрюк всегда сопровождал хозяйку своей души), плавая среди своих! Особо выделяли оба красивую тринадцатилетнюю девочку с синими глазами, прямым носом, пухлыми губами, белой кожей, длинными белокурыми волосами, тонкой фигуркой, изящными пальчиками… Родители Сипины дали дочке имя Офелия. Обращаться к ней коротко Фелей девочка категорически не позволила, и вся съёмочная группа и участники проекта звали её полным именем, иногда присовокупляя фамилию.
Офелия «видела» руками спрятанные предметы. Мячик в руке дотошного журналиста. Угнанную машину. А год назад Офелии стали сниться сны, которые имели вредную привычку сбываться. К примеру, приснилась ей чёрная машина с номером, и наяву на улицу мимо неё проезжает именно эта машина. Или снится, что мама испекла утром не пирог, как накануне обещала, а творожную запеканку. Или, что они гуляют по Красной площади в Москве, и вдруг родители и вправду неожиданно решили съездить в Москву навестить больную тётку и после визита поехали к Кремлю…
На проекте, который гордо именовали «школой магов и колдунов», Офелию Сипину учили разным приёмам. Даже телепатии. Однажды после занятий Леана повела Офелию в зоомагазин, не говоря, зачем. И вдруг девочка спрашивает: «Лариса Григорьевна, а там лягушки?». Дианова не выдала секрет, но удивилась: ведь в зоомагазине в коробочке под чёрной тканью действительно сидели африканские лягушки! Так что у девочки дар ясновидения не только во сне, но и наяву! И яснослышание есть, и кожевидение – считывание информации о человеке и его проблемах во время тактильного прикосновения!.. Ей дано видеть судьбы! У Офелии Сипиной большое будущее! В этом уверен и собственный демон ведьмы Эдил.
У всех «большое будущее»!
И у пятнадцатилетней России Щепотьевой, которая вызывает ветер, которая с раннего детства разговаривала на непонятном языке и могла заставить человека неосознанно, как под гипнозом, совершить нужное ей действие. Россия обладает даром ясновидения. Для того, чтобы узнать о личной жизни незнакомого человека; ей достаточно поговорить с ним по телефону или вступить в переписку. Девочка читает мысли многих людей (кроме воцерковлённых православных – «они почему-то наглухо закрыты перед ней и будто не думают совсем») и видит призраков…
И у Ведагора Ягнятинского четырнадцати лет, который не только видит духов, но и вступает с ними в борьбу. Ведагор очень интересуется языческой культурой, колдует, разгоняет или нагоняет на небо тучи. Занимается целительством. Бабушка Ягнятинского раньше практиковала белую магию. Она – правая рука будущего мага, его опора.
И у Бирсен-Эрики Маховиковой большое будущее. Ей всего три с половиной года, но она видит призраков в квартире. Показывает на пустое место и кричит: «Бабушка, собака, дядя!». Иногда она рассказывает, что делают собака и дядя. Просыпается  ночью с плачем, просит, чтобы родители прогнали злую бабушку, подбирающуюся во сне к её кроватке. Девочка уже предсказывает грядущие события! Эдил в восторге. Крэгт отдыхает.
Во время съёмок Леана летала. Ей всё удавалось! А как работал сайт! Сколько денег она получала, даже не удосуживаясь проводить заказанные обряды! Негативные комментарии на сайте удалял Гросрюк. Леана велела ему их просматривать, но не углубляться. Однако Викентий невольно углублялся, читал каждое слово, а потом уже задумчиво вытирал «поле». Он ничего не понимал. Пытаясь понять, он лишь зарабатывал головную боль, провоцируемую Крэгтом. Оставит ли бес Викентия в покое? Или он в нём навсегда?
Комментарии о Прекрасной Блоковской Даме, Замужней Джульетте злы.
Некто «Здравствуйте! Звонила в этом месяце Ларисе Московской. Да, всё верно: какие бы там услуги ни были написаны, Вам всё равно предложат Чёрное венчание за тридцать тысяч рэ.. Болеет нынче наша ведьмочка: пересылает к Димитре. Видать, не просто так болеет эта курва….. В передаче по ТВ типа «Хочу замуж» Ларисочка наша ищет себе супруга нынче… А супруг её пьёт, как выясняется … что-то не того она себе приворожила. А пишет и отвечает, что самая сильная по этим делам…».
«Здравствуйте, Наталья! Надеюсь, Вы ни копейки не заплатили мошенникам из этой банды? А то просто поражаешься: в интернете уже достаточно доказательств шарлатанства Ларисы Московской, а люди всё равно ещё к ней обращаются. Мужа себе Московская ищет! А раньше она показывала Викентия Гросрюка в качестве оного и рассказывала, как когда-то его приворожила. Ничего не замечаете? О привороте никогда нельзя рассказывать объекту приворота, да ещё на всю страну. Хотя, конечно, она не ведьма».
«Хочется верить в чудо!!! Я, старая дура, поверила и пошла к Московской. Сеанс длился минут пятнадцать, и взяла она с меня тридцать пять тысяч рублей, но о каких квитанциях вы говорите, даже спасибо не сказала, а совести нет с пенсионерки брать деньги. Потом я узнала, что там целая шайка таких же экстрасенсов».
Отчего люди так злы?! Наполнившись ненавистью к тем, кто поносил его богиню, Гросрюк выходил на осеннюю охоту, чуть позже (куда дни деваются?) – на зимнюю и не щадил никого. То, что воровал, относил Леане. Она, хоть и весьма неплохо зарабатывала теперь, забирала у него всё до копейки: ей нужна была квартира. За собственные квадратные метры Леана Дианова готова была лгать, обещать, расхваливать, обманывать и – убивать… Ну, ладно, убивать – это пока не приспело. Но некоторых неплохо было бы отправить в ад. И первый кандидат – Феклисова. Какая досада, что она неуязвима, как просветил Леану Эдил. Пока она в Православной Церкви, ничего в ней не разрушишь, никуда не утащишь, и все проклятия в её адрес сухими горошинами громыхают по скату крыши, не нанося вреда никому из живущих в доме. А вот проклинающему её проклятие вернётся стократ… Не очень-то хочется…

ГЛАВА 15. УБИЙСТВЕННОЕ ДЕЛО

Она неслышно стучала по мягкому подлокотнику кресла накладными ногтями, покрытыми чёрным, с красной вязью, лаком, и сосредоточенно дырявила мрачным непонимающим взглядом лист бумаги, на котором издевались над ней и били молотком по мозгам три строчки. Цифры. Первая – стоимость вожделенной трёхкомнатной квартиры с кладовками, встроенными шкафами и балконом-лоджией, в жилищном комплексе «Дворцовый парк». Вторая – сумма на личном счёте в банке. Третья – разница между обеими суммами. Внушительная. Которую в момент нигде не возьмёшь, кроме, как преступным путём. Вор Гросрюк таскал ей чужие кошели, но это разве навар? Это на повседневные нужды. И что теперь делать? Занять в долг и взять кредит в банке исключается. А что остаётся? Что остаётся?! Идти в коммуналку Гросрюка? На вокзал? Снимать? Фу!
Она сидела в кресле, пялилась в листок бумаги с ненавистной цифрой и ничего не могла придумать. А тут Гросрюк поганец! Всегда он не вовремя! Разворожить его, что ли, или вон, как предыдущего ассистента Льва Фальковича… мгм…
Гросрюк посмел побеспокоить «божественную» в момент, когда от чёрного отчаянья, которым упивался Эдил, она готова была сигануть в окно.

– Леана? – робко спросил он. – Э-э…
– Чего тебе? – сумрачно обронила женщина, щурясь на проклятущий листок бумаги.
– Я принёс тебе сегодняшний улов.
– Сколько там?
– Да совсем обнищали люди! – зло воскликнул Гросрюк. – Пять тысяч всего!
– А документы?
– Пенсионное удостоверение на имя какой-то… какой-то бабки… Татарка, что ли… Мавлиамал Камаровна Рухмалёва. Инвалид второй степени.
– Пенсию ходила на почту получать, – мигом сообразила Леана и недовольно дёрнула губой. – Капля в море эти её пять тысяч. Ничего не спасают… У тебя всё?
– Нет…
– Ну?
– Мне сегодня уйти надо.
– Куда это?
– Деду девяносто лет. Надо сходить поздравить, – ответил Гросрюк.

Леана безразлично спросила:

– Как зовут?
– Иван Емельянович Поплужный.
– А живёт далеко?
– Нет, в центре.
– Где именно?
– На Лакедемонской, десять.

Леана замерла. Обернулась на Гросрюка.

– Где?!
– На Лакедемонской, десять. На втором этаже.
– А подъезд?
– Последний, четвёртый. У него угловая квартира.

Лицо Леаны изменилось: разгладилось, помягчело, загорелось вдохновением. Она знала эти квартиры. Высокие потолки, простор, кладовые – как маленькие комнаты. Широкие подоконники. Раздельный санузел. Мечта! Прекрасный вариант, раз уж «Дворцовый парк» недосягаем.

– Значит, твоему деду… э-э…
– Ивану Емельяновичу.
– Да. Ему девяносто лет?.. Ого. Класс. А кто ещё будет?
– Да никого. Я один. Я у него вообще единственный родственник, – сказал Гросрюк без малейшей задней мысли.

Леана встала, приблизилась к нему, положила на плечи ухоженные руки.

– Зачем тебе одному идти? – улыбаясь нежно и призывно, промурлыкала она. – Я могла бы составить двум одиноким мужчинам неплохую компанию. А? Купим подарок, гостинцы.

Она забрала из руки Гросрюка пять тысяч – пенсию старого инвалида второй группы Мавлиамал Камаловны Рухмалёвой, которая как раз в этот момент умирала на улице от сердечного приступа, поскольку жить ей целый месяц до следующей выплаты было не на что, а детей не имела: муж аборты велел делать после первенца, а первенец-то возьми и погибни в автокатастрофе в двадцать три года…
Гросрюк обрадовался предложению Прекрасной Блоковской Дамы и мигом согласился. Он послушно подождал, пока Леана приоденется и накрасится, и они пошли. По дороге купили торт и продукты. Леана держала Гросрюка под ручку, оживлённо болтала, а в уме просчитывала дальнейшие ходы. Самый первый из них – понравиться старику Поплужному. Какой он? Простой, доверчивый лох или выживший из ума подозрительный идиот?
Железная дверь с домофоном. На втором этаже – металлическая дверь. Защитился Поплужный, нечего сказать! Но истинный враг тот, кто живёт внутри. Леана считала себя врагом христиан, удачников, жадных богатеев и сорвавшихся с крючка клиентов. Поплужный тоже ей враг, если её планам не суждено сбыться. Она состроила самую приветливую физиономию, когда Гросрюк нажал кнопку звонка.
Открыли им не сразу. Потом их изучали в глазок и слушали голос единственного родственника. Когда неприступная крепость сдалась, Леана узрела её защитника – белобородого деда с лицом, составленным из морщин, и прямым худым телом. Густые седые волосы коротко подстрижены. Густая борода ухожена.

– Привет, дедуль! – поздоровался Гросрюк. – Поздравляю тебя с юби…
– Это кто с тобой?

Иван Емельянович пристально смотрел на спутницу внука. Гросрюк без пафоса договорил:

– …леем… – и ответил: – Это Леана Дианова. Я у неё ра…

– Я его невеста, – прервала ведьма и улыбнулась властителю роскошных апартаментов в центре города.

Эх, был бы он помладше годков на двадцать пять-тридцать, Леана женила бы его на себе – она даже опомниться бы не успел! Она подняла на Гросрюка приветливейший взор и увидела его лицо. Тьфу! Не хватало, чтобы он всё сорвал! Она прижалась к нему, поцеловала в губы, успела прошептать в ухо: «Не спорь!». Послушный воле ведьмы вор немедленно выполнил приказ и обратился к деду.

– Ага, невеста.

Иван Емельянович заметно помрачнел. Леана решила не обращать на его странное настроение никакого внимания. В конце концов, человек проходит несколько этапов жизни, и самый важный (по крайней мере, для нормального русского человека) этап – это создание семьи. Чем Леана с  Гросрюком и займутся после посещения старика: подадут заявление в ЗАГС на ближайшее свободное число. Свадьба – не главное. Тем более что денег лишних нет. Главное – запись в паспорте, которую не вырубишь топором и не сожжёшь в пламени, потому что Леана не позволит.
Иван Емельянович сказал с намёком:

– Я, честно сказать, никого не ждал. Друзья – подруги померли. Кто остался – лежачие. Родных, как знаешь, нету. А ты сюда уж года три не заглядывал. Как я тут, не болен, не помер, не нужно ли в чём пособить – тебе знать-то неинтересно. Вон Белла заходит периодически. Помогает. Хотя у неё забот с гору Арарат, и дел – сколько камней в горах и океанах… Да что я тебе говорю? В тебе лень родилась, едва ты в садик пошёл, всё учиться не хотел, истерики устраивал…
Леана уверенно прошла на кухню, таща с собой Гросрюка. О, что за кухня! Мечта просто!

– Мы вам торт принесли! – преувеличенно радостно сказала ведьма. – И продукты!
– Что ж только на юбилей? – усмехнулся Поплужный. – Или в остальное время я не существую? Или юбилеи – единственный повод навестить деда?

Гросрюк хотел смутиться, но не смог. Словно выгорело в нём та часть натуры, которая могла бы ощущать неловкость и стыд за неблаговидные поступки.

– Давайте забудем, что было, будем праздновать и надеяться на будущее!

Поплужный и тут не отступил:

– Куда уж мне надеяться на лучшее? На погост, что ли? Одно чаянье – чтоб священник пришёл вовремя, пособоровал, грехи отпустил, причастил и в путь дальний проводил. А кто обо мне, покойном, молиться будет, уж и не знаю. Ты-то не будешь…
– Да не верю я в это, – промямлил Гросрюк.
– Куда тебе, – вздохнул Поплужный. – Вера силы требует, смирения… Вот я и надумал завещание переписать. Комната у тебя есть. У невесты твоей, – он не посмотрел на Леану, но почему-то передёрнулся, – … тоже, наверняка, жильё имеется. В общем, договорюсь тут с одной женщиной православной, оставлю её моей наследницей, чтоб она квартиру продала, а деньги передала на помин души. Тебе и беспокоиться не надо будет…

Леана стиснула зубы и кулаки. Ну, уж нет! Она подобного не допустит. Ладно. Раз ей не удалось одурачить и очаровать подозрительного старика, который, видно, своим христианским носом учуял, кто она есть и кому на самом деле принадлежит, то она другой способ найдёт оттяпать вожделенную квартиру. Чтоб она, Леана Дианова, на улице оказалась? Чтоб её, как лишайную кошку, выбросили на помойку? Да никогда! Да выкусите!

– Ладно уж, Иван Емельянович, – елейно проговорила она, опасно улыбаясь, – пойдём мы домой, раз вам не угодили. Продукты оставляем вам («чтоб ты лопнул от них!»), и платить нам за них не надо, это маленький вам презент, подарок на юбилей. Не болейте. А Кент обязательно будет вас навещать, я позабочусь об этом. Да и я забегу.

– Уж не забегайте! – поспешно отмахнулся Иван Емельянович. – Как-нибудь сам помру.

Внутри у Леаны клокотало. Она подтолкнула Гросрюка к выходу.

– Пока, дедуль, – растерянно попрощался Гросрюк.

Поплужный ему не ответил, закрыл дверь. А после, тяжело ступая, направился в самую маленькую комнату, где стояла его кровать, тумбочка с книгами, с весами, бутылкой деревянного масла, и богатым «красным углом». Он зажёг свечу, лампаду и опустился на колени.

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от Лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут. Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господний!…

Прочитал три раза. Вроде отпустило. А то при виде невесты внука ему горло перехватило, а сердце захолонуло, будто в сухой лёд его погрузили… Что за такое с ним приключилось? Никогда Иван Емельянович не боялся людей. Фашистов – и то ненавидел, а не боялся. Шпану послевоенную гонял, да и с нынешней бы справился, с его-то богатырской силой. А не справился бы – так ничего: всё равно – как её бояться, трусливую подлую падаль, норовящую ограбить стариков, которые воевали за то, чтобы русский народ не стонал под гнётом националистов-социалистов, а шёл в будущее свободным, целостным, мудрым!.. Мир – великое благо. И во что его превратили? Шпана пороху не нюхала, только наркотики. А это добровольное рабство. В которое страна, пожертвовав миллионами жизней, не попала в 1945 году… Рабство. Бояться ли Поплужному современного рабства постсоветской, лжерусской шпаны?! Он его повидал. Он вооружён. Опытом вооружён. Пониманием сути.

А эта внукова баба вогнала его в мертвецкий ужас. Да. Словно мертвечиной от неё пахнуло. Как только Кешка не чувствует вонь? Видать, околдовала его эта баба с глазами гиены… Поплужный передёрнулся. Перекрестился. Как бы отвадить глупого внука от этой змеи? И он начал строить стратегический план с тактическими манёврами.
У Леаны от Гросрюковского деда тоже дрожь отвращения. Старый, в пигментных пятнах. Суровый. Предвзятый. Знает ли он, что его единственный родственник – вор и ассистент ведьмы? Вот потеха, если не знает! А что? Вполне можно будет ему рассказать при удобном случае.
Когда Леана и Гросрюк вышли из десятого дома на улице Лакедемонской, то сперва шли молча – женщина напряжённо размышляла, мужчина паниковал: он – жених Леаны Диановой? Невозможно. Его раздирали самые противоположные чувства. С одной стороны, Леана им боготворима. С другой – брак с ней ощущался ему не началом, а концом. И концом Неприятным и Страшным. Такой иногда приближался к нему в ночных кошмарах. Такой конец означает смерть. А смерти Гросрюк боялся изо всех сил. Потому что, как вдумаешься в суть, и хочется мчаться без оглядки, потому что в ней мрак. А жить и быть хочется в свете… Белле хорошо. Она верит, что конца нет. Смерти нет. А мрака можно избежать. Везёт ей. Она НЕ БОИТСЯ.
А он БОИТСЯ.
Почему его что-то грызёт изнутри, и что это? Крэгт? Это Крэгт? Ненавистна жизнь, когда её точат…

– У тебя паспорт с собой? – прошептала Леана, прижимаясь боком к ассистенту.
– Нет. Украдут ещё.
– Ах, ты, мой практичный возлюбленный! – проворковала Леана.

В милом голосе прорывался металл.

– Поедем скорей к тебе, возьмёшь паспорт и в ЗАГС, напишем с тобой заявление. Ну, давай скорей, я так рада, так счастлива, мой милый, самый милый в мире Кент! Славный мой мальчик! Мур-мур!

Ластясь к важнейшему для неё (сиюминутно) человеку, Леана вслушивалась в сладкие наущенья Эдила: используй раба, сама чистенькой покажешься, а всё у тебя будет: и жилище, и монет видимо-невидимо, и мощь моя будет твоей, пока будешь слушаться меня… А помощника нового найдёшь. Выберешь, и мы с тобой его околдуем, будет он наш с потрохами, с душонкой своей, как и Лев Фалькович…».
Да. Как Лев Фалькевич, которого пришлось убрать, потому что он попытался вырваться на волю. Леана его помнила. Хотя лицо забыла напрочь. Зачем ей помнить лицо своей шавки? Много чести. С Гросрюком иное дело. У него наследство – дедовы апартаменты. Хоть бы успеть всё обделать, пока старый трухля не переписал завещание.
С паспортами они посетили ЗАГС и написали заявление. Регистрация в будний день. Без особых церемоний, через три месяца. Леане хотелось бы выйти замуж завтра, но не получилось: занято. Заминка вышла с фамилией: во-первых, Гросрюк узнал, что невеста никакая не Дианова, а Бидуля; во-вторых, ведьма ни в какую не хотела становиться мадам Гросрюк, поскольку эта фамилия нравилась ей гораздо меньше собственной, пока сотрудница ЗАГСа не объяснила ей, что в случае предвиденных и непредвиденных обстоятельств могут возникнуть определённые затруднения. Фраза Леане Бидуля не понравилась, и она решила следовать традиции. К тому же вовсе не обязательно долго называться Гросрюк. И Леана поцеловала ассистента в щёку. Да. И, первым делом, чтобы побрился…
Время поджимало, деньги копились медленно, хозяин съёмной квартиры требовал скорее решать все вопросы с переездом, и ведьма грызла локти, отсчитывая каждый впустую прожитый день. Тем более, что дед жениха так её и не принял. Когда они заходили к нему, он смотрел хмуро, исподлобья, отвечал коротко и холодно; не церемонясь, под разными предлогами выпроваживал гостей вон.
Надежда на то что Поплужный отпишет квартиру внуку, таяла у Леаны с каждым посещением вожделенных апартаментов на Лакедемонской. Когда же она подслушала, как Поплужный выговаривает внуку, что он разум потерял, когда решил жениться на ведьме, и это его погубит на веки вечные, и надо Бога искать, Богу молиться, чтобы спастись от злой участи, то всполошилась, поняв: пора действовать. Иначе квартира в центре города уплывёт.
Первым делом она переспала с женихом. Плотские утехи связывают мужчину и женщину навечно, даже если это было случайно один раз. Потом Леана выгнала Гросрюка домой и два часа после полуночи колдовала, чтобы жертва никуда от неё не сбежала.
Утром она вызвала его к себе. В кабинете горели свечи. Леана посадила Гросрюка перед собой. Острым кухонным ножом она порезала свой палец, выдавила несколько капель в стакан с заранее приготовленным зельем, размешала и велела Гросрюку выпить всю жидкость. Заторможенный Гросрюк выпил. Минут через пять в глазах у него всё поплыло, и он потерял сознание. Через десять минут Викентий очнулся сам не свой. Леана приказала ему идти к Поплужному.
И Гросрюк пошёл. Буквально через несколько минут Леана не выдержала и сорвалась за ним – контролировать преступление. Она шла за ним, потеряла его, когда он успел заскочить в рейсовый автобус, едва дождалась следующего, доехала до нужной остановки и прибежала к десятому дому на Лакедемонской. Всю дорогу её кромсал ножами Эдил, погружая в боль и отчаянье: а вдруг не выйдет? Отчаяньем и болью своей рабыни Эдил особенно предпочитал упиваться.
Во дворе Гросрюка не было. Леана измерила ногами все дорожки, газоны, тротуары, нетерпеливо зыркая вокруг, но Гросрюк не появлялся ни из-за угла, ни из четвёртого подъезда. Глубоко вздохнув, ведьма проскользнула в него, поднялась на цыпочках на второй этаж, приложила ухо к двери. Тихо. Да разве снаружи разберёшь, что внутри творится?!
Она потопталась на лестничной клетке, трепеща от ожидания, что кто-нибудь войдёт в подъезд или выйдет из квартиры и тогда превратится в опасного свидетеля. Но делать-то что? Она легонько надавила на кнопку звонка в неистовой надежде, что ей откроет забрызганный кровью Гросрюк (Хотя почему забрызганный? Можно обойтись и без этого) и скажет: «Всё исполнено. Я его убил». И с того момента квартира будет принадлежать ей.
Похороны, свадьба, оформление наследства – это уже мелочи. Кстати, очень приятные. Надо бы успеть выскочить за Гросрюка замуж, пока его держат в СИЗО, а то вдруг её ворожба потеряет силу? Тогда из него уйдёт страсть, а с нею – и квартира…. Между прочим, не факт, что Гросрюка поймают. Вдруг его не вычислят? Полно же «висяков»…
Дверь отворилась. Леана поджала губы, не сумев скрыть растерянность и раздражение.

– Здравствуйте, Иван Емельянович, – произнесла она. – Как здоровье?
– Отлично здоровье, – настороженно ответил Поплужный. – Что надо?
– Так послала к вам милого Кента с продуктами, а потом спохватилась, что денег мало дала, вот и прибежала, думала, он у вас, – нашлась Леана. – Скорее всего, денег ему не хватило, и он не всё купил, что нужно.
– Кешки у меня нет, – отрезал Поплужный. – А хочешь подождать – посиди во дворе на лавочке: небось, не растаешь и не замёрзнешь.
– Ну, Иван Емельяныч! – заканючила Леана. – Пустите обождать. Тем более мне с вами серьёзно поговорить надо.
– О чём это? – подозрительно нахмурился Поплужный.
– О милом Кенте, обо мне… о нас. Думаю, вам это будет интересно.

Старик неохотно пустил ведьму в квартиру и тут же об этом крепко пожалел, не понимая, почему.

– Вон, на кухню проходи, – хмуро указал он.

В комнаты Леана и сама не хотела: иконы там у деда. На кухне, впрочем, тот же страх. И все не пустые, а намоленные. Видно, кроме деда, ещё и бабка постаралась: молилась по всякому случаю и не случаю…
Ведьма села на стул, недобро уставившись на старика. Поднять глаза на иконы она не могла, как и спокойно усидеть на месте. Иван Емельянович наблюдал за её молчаливой суетливостью и морщил брови.

– Что, маетно тебе у меня? – вдруг обратился он к ней.

Женщина в этот миг углядела в щели между стенкой и газовой плитой топор.

– М-маетно, м-маетно, – дрожащим голосом пробормотала ведьма. – Форточку открою, душно тут у вас.

Дед усмехнулся.

– Не от форточки тебе душно-то. Ведь так? Ну, открой себе, открой. Да легче не станет рядом с образами-то святыми. Мм? Так что тебе надо от меня? Что за разговор придумала?

– Мы с вашим внуком скоро женимся… – начала Леана.

Поплужный помрачнел.

– Лучше бы, право, не напоминала, – неприязненно пробормотал он. – И чего тебе от Кешки надо? Не любовь у вас, не дружба, а не пойми что.

– Иван Емельяныч, я глубоко уважаю вашего внука, – заворковала Леана. – Он преданный, заботливый…

– Да-а?! – удивился Поплужный. – Вот не знаю такого. Хотя лет семь или девять ли не видал его. Бывают чудеса на свете. Может, Бог его усовестил, не знаю.

– Иван Емельяныч… – с укором сказала Леана, и тут, к её счастью, завопил дверной звонок. – Ой, милый Кент пришёл!

– Очень вовремя, – проворчал Поплужный.

Он надеялся, что внук с невестой быстро отдадут продукты, которые ему были не шибко нужны, потому что ждал соцработника, и уйдут. Однако пара, похоже, засела надолго. Тогда Иван Емельчнович демонстративно ушёл в гостиную и включил телевизор. По каналу «Союз» шёл концерт.
Леана мигом оценила обстановку и едва слышно велела Гросрюку убить деда. Но тот окаменел и лишь смотрел на невесту-ведьму выпученными глазами. Леана выругалась и прошипела:

– Сделай телевизор погромче, слышишь?

Гросрюк кивнул – как клюнул. Когда до Леаны донеслись духовное пение мужского хора, её перекорёжило. Она зыркнула на образ святителя Николая, который стоял в углу на полочке. Он не давал ей покоя. Ведьма сняла его, бросила на пол, разбила ногой оклад и запихала икону в мусорное ведро. Покончив с этим, схватила кухонный нож и решительно отправилась в гостиную. Она быстро подошла к Поплужному сзади и перерезала ему горло. Иван Емельянович умер почти мгновенно. Леана толкнула тело на пол и сказала:

– Спрячь нож, слышишь? Оботри всё, к чему мы прикасались. Уйдёшь после меня, когда всё сделаешь. Вернёшься к себе, а не ко мне.
– Да.

Крадучись, Леана вышла из квартиры, из дома, со двора, с улицы, с района, и вот ведьма дома и даже совсем не дрожит. И только тонюсенько звенит тишина…
Через неделю ведьму вызвали к следователю, просили охарактеризовать Гросрюка – что, мол, за человек? На вопрос Леаны, почему такой интерес к её ассистенту, ответили, что он подозревается в убийстве своего деда Ивана Емельяновича Поплужного.
Оказывается, что в тот день одинокого старика, брошенного внуком на произвол судьбы, навестила соцработник – Райса Нурулловна Царфина. Дверь в квартиру была открыта. На полу в кухне лежал Поплужный, над ним склонился Гросрюк с окровавленным ножом в руке. Райса Нурулловна вскрикнула и бросилась прочь. Невзирая на шок, она вызвала полицию и скорую. Гросрюка взяли на месте преступления. Он, странное дело, никуда не убежал, так и сидел возле убитого деда. При аресте сопротивления не оказал, выглядел очень взволнованным, не мог унять дрожь в руках, а во время первого же допроса еле слышно выдавил: да, это он убил родного деда. Повздорил из-за женщины, которую он обожал, а дед проклинал. В ярости схватился за нож… в общем, за что-то острое, и всадил в деда. Или ударил. Он не помнит, как, но точно – убил именно он.
Василий Иосифович Ольшуков оказался дотошным следователем. Он спрашивал у Гросрюка о его отношениях с Леаной Бидулей, о его работе до сотрудничества с ведьмой, о его обязанностях в течение двух лет, что видел, что слышал, что читал.
При разговоре с Леаной Ольшуков не сказал ей, что Гросрюк показался дознавателям загнанным в угол, растерявшимся человеком, что признание выглядело искусственным, затверженным наизусть. Поэтому под подозрение попала Леана Бидуля.
Невзначай Василий Иосифович Ольшуков спросил у Леаны, чем она занималась в день убийства Поплужного. Леана мило улыбнулась и показала билеты на автобус в деревню Обернибесово, где проживает её давняя подруга. Их она купила заранее, на всякий случай, но, естественно, не использовала, а сохранила для обеспечения алиби. Подстраховала она себя письмом Леониде Карловне Савановой, где просила подтвердить своё присутствие у неё в нужный день. Леана не сомневалась, что старая ведьма непременно поддержит её и подтвердит состряпанное алиби.
Леану отпустили. А через день она позвонила Василию Иосифовичу и страдающим голосом спросила, может ли она заключить с Викентием Васильевичем Гросрюком брак, поскольку они – официальные жених и невеста? Ольшуков сразу задумался: какая выгода Бидуле от брака с заключённым? Что, если замужество и убийство Поплужного – часть её плана, цель которого – квартира на Лакедемонской? Он проверил недвижимость невесты предполагаемого убийцы и кхекнул. У Гросрюка мотива убивать деда нет: квартира и так бы ему досталась, потому что завещание Иван Емельянович не переписывал. Этого документа вообще не существовало. А вот у Леаны Григорьевны Бидули мотив лежит прямо на поверхности воды. Только доказать её вину сложно. Никто её в тот день на Лакедемонской не заметил, а билеты в Обернибесово уже приобщены к делу.
Несмотря на то, что Гросрюк брал всю вину на себя, Василий Иосифович смотрел на него скептически и копал дальше, чем приводил ведьму в исступление.
«Чего он копает? Чего?!».
Ездил Ольшуков и в Обернибесово, разговаривал с Леонидой Карловной. Покинул он её неудовлетворённым скользкой беседой. Побродил по другим избам, даже к солнцеедам заглянул и уточнил, что «в данный промежуток времени» опрашиваемую гражданку Л. Бидулю никто не видел». Не доказательство, конечно, но размышления…
Докопался Василий Иосифович и до телешоу «Накорми и развлеки», выдернул с работы Лидию Андреевну Феклисову, чтобы она рассказала о ведьме. А потом удивился: к нему пришла вообще не требуемая по делу личность – зам директора детского дома Изабелла Юрьевна Ячевская. Женщина милая, простая, добрая, она вдруг встала на защиту Гросрюка. Не мог он убить. Нет в нём садизма. Цинизм, может, и есть, а садизма никогда не бывало. И предположила, что окрутила его Бидуля, околдовала, чтобы выгоду свою получить. Ну, про выгоду Ольшаков знал. И решился на небольшой эксперимент. Белла сразу согласилась. Её привели в СИЗО на свидание с Гросрюком.

– Кеша, здравствуй, – сказала она исхудавшему, обросшему человеку с пустым взглядом.
– Это я убил деда, – упрямо, заученно сказал Гросрюк. – Леана не при чём. Она моя невеста. Она обещала, что мы всё равно поженимся, потому что любовь выше тюрьмы. Она меня дождётся. Она обещала. Это я убил деда.

Белла вздохнула.

– Цель твоей невесты не ты сам, а квартира Ивана Емельяныча, которая принадлежит тебе, несмотря на преступление. Она выйдет за тебя замуж, заселится в дедову квартиру и будет жить припеваючи. Без тебя. Долгие годы без тебя. О чём нисколько не пожалеет, а будет только рада. Она сейчас празднует победу, Кеша: опостылевший жених в тюрьме, а она со временем завладеет его жильём и разведётся. А лучше убьёт тебя тем или иным способом. Как она Льва Фалькевича убила, своего прежнего ассистента. Ты не знал?

– … Нет.

Викентий сжал кулаки, наморщился, силясь прогнать усиливающуюся головную боль. Белла помолчала и встала.

– Кеша, ты ведь крещёный?

– … Да. Бабка в детстве крестила.

– Я тебе передачку собрала… Там нательный крест положила, на суровой нитке, и маленький карманный молитвослов. Если не понадобится, не выбрасывай. Вдруг кому другому пригодится. Ладно?
– … Ладно.
– Господь поможет тебе, Кеша. Ты великомученице Анастасии  Узорешительнице молись, она безвинных от тюремных оков спасает, – сказала Белла.

Перекрестила она его и ушла.

Через два дня Викентий заявил Ольшукову, что ему нужна помощь священника, психолога, врача, что он не убийца и готов честно всё рассказать.

ЭПИЛОГ

«У меня, у вора, была Душа. Я не оценил её. Променял на Ведьму. Потерял навсегда. Сейчас я потерял и Ведьму. Она в тюрьме. И не жалею об этом нисколько. Не смог потерять Крэгта. Он давит мне на шею. Иногда на грудь. Иногда на голову. Но он приутих, когда я надел крест на суровой нитке. Нитка его связывает. Душит. Крест давит моего беса к земле, не даёт говорить со мной, показываться мне. Куда я иду? Я иду к Леане. В дом, где она жила. Где жил я. Улица Пимерзина, пятнадцать. Хозяин девятнадцатой квартиры требует немедленно освободить комнаты от колдовской мрази. Феклисова достала грузовик. Придут помогать. Не соврут?».
Грузовик приехал. Пришли и люди – из редакции и от прихода. За час покидали в кузов ведьмины книги, амулеты, зелья. Отвезли на помойку. Когда водитель уехал в город, Викентий облил собранную кучу бензином из двухлитровой пластиковой бутылки и поджёг с одной спички. Пламя пожирало бумагу не очень охотно. Пришлось искать дровишки. Когда остались угли и зола, Викентий отправился в город пешком. Он не чувствовал усталости. Перед глазами у него полыхал огонь, и он любовался его красотой.
В городе он увидел Беллу. И было в ней что-то настолько воздушное, лелеемое светом, хранимое чистотой, что Викентий шагнул вслед за её взглядом, за её порывом, за ясностью всего её существа и вскипевшим своим сердцем, тишиною успокоенной своей души позвал, кожей чувствуя, как неохотно, с трудом отлепляются от него чёрные липкие ленты рук Леаны Бидули:

– Белла!

Она обернулась не сразу, и эти мгновения ожидания свергли его в ад. Но она всё же остановилась, и Викентий увидел её лицо – вспомнившееся вмиг, и родимостью глаз, губ, щёк, скул и всего облика утолившее его жажду покоя.

- Белла… – повторил он слабым голосом. – Ты меня прости.

И, когда он падал к её ногам, она подхватила его.

ЭПИЛОГ ЭПИЛОГА

Лидия Андреевна поставила точку. Всё. Повесть «Вор, ведьма и душа», которую она писала полтора года и блокнот с тремя главами которой у неё украли вместе с сумкой, закончена. Осталась техническая проработка. Потом Лидия Андреевна покажет повесть друзьям – Белле и Степану Фуфыриным. И своему духовнику. Если одобрит и благословит, то можно предлагать её издательствам…
Она вышла на застеклённый балкон. Скоро весна. Уже завтра?! Точно. Завтра. Ведь завтра – первое марта. Она увидела, как по двору идёт мужчина. Она узнала его: это был ассистент ведьмы Леаны, который помогал ей в шоу «Накорми и развлеки». Что он тут забыл?..
Гросрюк шёл по чужому двору и думал. В его кармане лежал украденный им блокнот с тремя главами повести «Вор, ведьма и душа», которые он только что дочитал. Он шёл и думал: «Интересно, чем же там закончилось дело? Чем же закончилось, а?».

1998, 1999, 2001,3 апреля 2012 – 9 июля 2013

1. Казачихина А. В моей жизни магия – это всё // Челябинский рабочий. – 6 апреля 2012. - № 60. – С. 27.
2. Сергей Барсов. INTERполиция. –  2001. – № 2
3. Татьяна Хотенко. COSMOPOLITAN. –  апрель 2001.
4. http://www.aferizm.ru/chydesa/ch_magiya_vydy.htm
5. Острова мира: Научно-популярное издание. – М.: Мир энциклопедий, Аванта+Астрель, 2012. – С. 64-67. – (Сокровища мировой цивилизации).
6. Фалунь Дафа – мудрость Востока / Доступно всем //Аргументы и факты. – 2012. - № 16. – С. 63.
7. Реклама ясновидящей Марии Люваль // Аргументы и факты. – 2012. - № 37. – С. 44.
8. Гадания народов мира: Сборник / Сост. А. Айсин; Худож. С. Даниленко. – М.: Агентство «ФАИР», 1996. – 320 с.
9. Холл Мэнли Палмер. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии / Пер. с англ., предисл. В. В. Целищева. – 2-е изд., испр. – Новосибирск: ВО «Наука», Сибирская издательская фирма, 1993. – С. 162-165, 367-375. – 794 с.
10. Игумен N (игумен Ефрем Виноградов-Лакербая). Об одном древнем страхе. Кого и как «портят» колдуны. – М.: Даниловский благовестник, 2011. – 144 с.
11. Позднякова Мария. Крёстный отец: О директоре Центра реабилитации Александре Геннадьевиче Петрынине // Аргументы и факты. – 2013. - № 12. – С. 3.
12. http://eva.ru/articles/ulmasbaeva.htm
13. http://www.pravmir.ru/kak-pravoslavnomu-otnositsya-k-joge/
14. Иеромонах Серафим (Роуз). Христианская йога.

СОДЕРЖАНИЕ

Глава 1. Вор и его бес.
Глава 2. Ведьма и ассистент.
Глава 3. Клиенты ведьмы.
Глава 4. Жертва вуду.
Глава 5. Деревня ведьм и солнцеедов.
Глава 6. Белла.
Глава 7. Спасение Шорохова.
Глава 8. Чемодан денег.
Глава 9. Книжное богатство. Подготовка к шоу.
Глава 10. Накорми и развлеки. Ведьмин день.
Глава 11. Накорми и развлеки. Дни предпринимателя и йога.
Глава 12. Накорми и развлеки. День певца.
Глава 13. Накорми и развлеки. День журналистки.
Глава 14. Сайт ведьмы.
Глава 15. Убийственное дело.
Эпилог.