Темное братство

Все факелы были затушены. Рыцари медленно брели, опустив головы, никто не показывал лица. Изрезанные штандарты почти макали в грязь, они навевали еще большую тоску. Пусть бой был выигран, враг отброшен и долго теперь не появится здесь, но чем пришлось заплатить за победу…

Обвешанные кольчугой и темной тканью, лошади были все исколоты, изранены. То тут, то там в лунном свете была видна черная жидкость на их боках.
Молодые ребята, оруженосцы, никогда не видавшие жестокости, сейчас, на своем первом сражении, вкусили все то, что стоит за романтикой благородных воинов. Они походили на доживших свой век старушек, нагибаясь над телами тяжелых мужчин, распластавшихся в неестественных позах в мокрой жиже.
Зажмурившись, уходя глубоко в себя, юноши вынимали грубые железные котелки с где отрезанных, где оторванных голов солдат. Почему-то не было радости, когда находилось в куче трупов тело врага. Нет... Было отвращение и печаль. Ведь возле иноземного солдата лежал свой, искривленный, порубленный на куски герой, о котором позже будет написана поминальная баллада. Никто этой ночью не чувствовал ничего хорошего.


Первым с кровавого поля уходил королевский конвой. Самые достойные рыцари несли на руках белые бархатные носилки, на которых лежала умирающая королева. Ее холодные белые руки лежали на животе там, где застрял острый наконечник стрелы. По просьбе святой королевы, вокруг проводной процессии не было ни молитв священников, ни света факелов, ни плача, ни песнопений антифонов. Тишина…

Следом за прелестной королевой шли остальные. Было больше слуг и поваров, чем выживших солдат.
Лица погибших товарищей, загнанных в угол; безумная ярость противника, которому отрубили руку; тошные звуки лошади, на которую упала катапультная глыба, весть о скорой кончине первой леди - Все это застыло в глазах и сердцах идущих людей.

Война не закончилась. Враг снова атаковал, но уже с другой, предательской стороны. Вусмерть обессиленные воины должны теперь отправиться туда, дабы еще раз испытать дружбу со своим ангелом хранителем.
Как сильно они хотели остаться со своей покровительницей, проводить ее в последний путь. Быть рядом в последние минуты жизни, не оставить одну.

Не повинуясь ужасной усталости, не желая останавливаться, рыцари шли все дальше и дальше, вместе со своей королевой и скорыми прощаниями погибших товарищей.

Луна висела прямо над головой, еще немного и начнет клониться к горизонту, возвещая скорый день. Несколько десятков человек собирали уже ненужное владельцам оружие и доспехи в поле. Мечи, топоры, пики, алебарды… Орудия убийства. Орудия уничтожения человека. Здесь этого добра хватало…

То и дело, пытаясь сохранить рассудок, на влажную от крови землю садился молодой парень, не желавший верить в, возможно, самую бессмысленную и беспощадную смерть - на поле боя. Зачем? Для чего? Нужна ли эта война? Почему нельзя договориться словом?

- Так нужно, - произнес безликий всадник в пустоту. Темный как ночь, холодный как лед, он сидел на безглазом коне, глядя на стонущего юношу, у тела рыцаря, и светлое существо, отливавшее ярким белым светом. Оно стояло и смотрело на всадника, пытаясь взглядом испепелить того.

- Кому нужно? - тихий ласковый голос старался не сорваться с уст ангела. - Вам? Или невнемлющим демонам?

Всадник молчал, рассматривая, как сотни таких же ярких, источавших свет, существ стояли над каждым убитым, бездыханным телом, как они грустно глядели вниз, опустив руки в светлой ткани. Как просили прощения, как что-то высматривали в черном небе, как искали его, всадника, что наконец отпустит душу покойного в другой мир.
 
Спешившись, бесплотный всадник в траурном балахоне обнажил свой меч. Стараясь не замечать разглядывающих его ангелов, Хэм поднес кончик меча к ногам рыцаря, затем к голове, груди и сердцу. Остановившись на сердце, всадник поднял бесчувственный взгляд на ангела и торжественно произнес: «Surge ad patrem et finiens cum iter». И пронзил грудь мечом своим.
 
Борьба Жизни и Смерти, начала и конца… Борьба, в которой победитель будет только один. В которой все хорошее когда-то заканчивается. В которой наступает окончание пути. Окончание путешествия.

Смерть была всегда сильней. Всегда. Она не оставляла шанса победить, Ангелы постоянно проигрывали. И пусть их было во много раз больше, они дрались и понимали, что им не выстоять, что Смерть неминуема, что вся эта борьба бессмысленна, что сдаваться стыдно, но иногда это единственное правильное решение.

Вороны слетались в поле. Их гадкий крик мозолил самое глубокое внутри человека. Юноши заканчивали свою работу. Уложив все собранное оружие и доспехи в телеги, они отошли подальше от мертвой земли. Ужас заслонял их глаза. После битвы в куче тел лежали и живые. Те, кто в усталости потерял сознание, кто лежал побитый со сломанными костями, не смевшие шевельнуться, кто медленно задыхался в братской могиле, под тяжестью тел. Жестокий выбор: поднять или облегчить…

На истоптанной тропе, на краю поля, в лесу собрались воедино четыре черные фигуры, четыре вестника Смерти. Все на черных лошадях, с мертвым взглядом: Хэм - прислужник Госпожи Отпущения, Поланктор - герольд Мрака; Ремис и Мортен - могущественные слуги самой Смерти.

Теперь путь их лежал в «Стальной» город. Город тысячи блесков, солнечных бликов и скульптурного многообразия, в ворота которого въезжал королевский конвой с предвидевшей свою смерть королевой.
- Закончим, - произнес Поланктор, и четверка медленно тронулась.
 
За их спиной поднимались последние «освобожденные» души со своими ангелами. Туда… На небеса.
Борьба как всегда была проиграна и в другой исход уже никто не надеялся.


Они шли молча. Устремив свои взгляды туда, где положили истекающую кровью королеву. Безликие продвигались по разбитой дороге так, будто грязь и трясина влажности казались, обложенный камнем, площадью.
 
- Зачем им вся эта война? - Вдруг спросил Ремис, не желавший более идти в тишине. Он был еще очень молодым судьёй, поэтому ему прощали такие глупые вопросы - Они же знают, что погибнет много тел.

Никто не ответил. Не было желания.

-  Чтобы отстоять свои интересы, - кратко пояснил Мортен. Он был «средним» по продолжительности служения, счет его составляла пара миллиардов существ. Он тот, кому приписывают образ скелета с косой.
- Какие интересы? Они придают своим интересам большую ценность, чем собственной жизни?


И пришли вестники в Великий город, где жили веселые люди.
Но не было сегодня радости в их лицах. Они видели, как Смерть шла к их святой королеве, как она подступала все ближе и ближе.

Тогда они взмолились пощадить королеву, спасти ее, не забирать. Молили, падали на колени. Сколько красивых слов можно было услышать от этих славных людей, что стояли за свою королеву.

Но безликие были холодны. Их предназначение было неоспоримо. Их сила была огромна, и никто не мог вызвать в них жалости и помешать. Они проходили мимо выставившихся вперед горячих тел простых мужчин и женщин, стражи и последней армии, тех достойных рыцарей, что пытались сразить четверку в дуэли. Слезы и неминуемая кончина провожали вестников.
 
Все жители этого когда-то безудержного счастливого города шли за темными фигурами до цитадели. Замка, в котором лежала в своей постели Великая женщина.
Смерть вошла. Она ступала, бренча латными сапогами. Двигалась, оставляя за собой след отчаяния.

Теперь, в замке, Смерть пыталась остановить семейная любовь. Дяди, тети, кузены и родственницы, сыновья и дочери - все как один разрывали себе души, только бы спасти свою прелесть, свое чудо. Но никто также не смог ничего поделать. Вся королевская семья рыдала и мучилась. Все ее члены прощались со своей любимицей, целовали в последний раз, нашептывая теплые слова, твердя, что это не конец. Что Бог есть, и он поможет.
 
Но не слышала никого королева. Ее почти безжизненный взгляд смотрел вперед, там, откуда взойдет на нее конец. Последним ее желанием было полное одиночество. Чтобы все оставили и молились за нее. В последний путь.
И вот они вошли в спальню святой. Все вчетвером. Ради такой железной девы, пришла сама Смерть, наблюдая незримо.
И выстроились вестники в ряд, обнажая свои страшные орудия. Лязг косы, звон ржавых мечей, и мерзкий скрежет железных рукавиц.

Перед ними, закрывая собой кровать королевы, стояло огромное Оно. Белый Архангел, страж души. Последняя надежда, подпитываемая верой людей в нее. Она была велика и велика была сила Архангела. Так велика, что Смерть вышла из сумрака. И лично вступилась биться.

Нанося удары своими вестниками, Смерть была беспощадна. Она забирала свое. Черные безликие парировали вчетвером против одного. Но усилия их были пусты. Ангел стоял с раскрытыми руками и грудью принимал все удары Смерти. Стоял, не содрогаясь, ни разу не согнувшись и не моргнув. Ведь вера была слишком велика. Она могла победить саму Смерть! Королева уже приподнималась в кровати, она была уже другой. Уже живой. И казалось, рана ее почти зажила.


Но.


Но люди вспомнили, что у всего есть свой конец. Что Смерть победить невозможно. Что никому и никогда это не удавалось и чудо сегодня вряд ли случится. Ведь рана королевы так глубока... Она была так холодна и глаза пусты...

И Смерть это почувствовала. Могущество вновь возвращалось к ней. И она испытала облегчение. Такое, что заставило вестников бить сильнее. Сильней!
Архангел уже не стоял в свой полный, огромный рост. Он уменьшался. Он уже пытался защититься руками. Он кричал, ведь вера в него начала исчезать. И удары Смерти уже не отскакивали, как о камень. Они наносили увечья. Впятером.

И Смерть смеялась. Долго и жестоко... Наполняя весь замок, весь город еще большей печалью.
Архангел лежал пред королевой и не мог уже подняться. Она сама опала вновь на кровать. Кровь струей текла из живота. Кожа ее снова побелела, боль и усталость вернулись. Но отчаяния она не испытывала. Лишь небольшое огорчение. Что в нее перестали верить. Что перестали надеяться в этот последний раз.

А Смерть смеялась.

Она подала руку Великой королеве, и та ее приняла и встала. Под звон церковных колоколов вместе они подняли Архангела на ноги. Тот виновато опустил голову, а Смерть по-дружески похлопала его по спине, продолжая смеяться.

В спальню вошла семья. В комнате уже не было ни вестников, ни Смерти, никого. Только снежное тело великой королевы, что лежало, улыбаясь, на кровати со скрещенными на груди руками.