Птичий рынок

Это был самый настоящий праздник! В тёплый мартовский день, в выходной, мы отправлялись с отцом на Птичий рынок. В сумке у отца были две пустых стеклянных литровых банки. Мне в карман клалась маленькая, плоская коньячная бутылочка. На метро ехали до «Таганской». А там, на площади, садились в троллейбус. Мне казалось, что все пассажиры тоже едут до Птичьего рынка. И, действительно, на остановке у Птичьего троллейбус пустел. Уже на подступах к рынку стояли люди с баночками и бутылочками. В них плавали рыбки. И кричали: «А вот гуппи! Дёшево!» Но мы быстро двигались дальше. Вот уже трамвайная линия, за ней – ворота заветные. За ними – Птичий рынок. И тут суета, толкотня принимала нас, всасывала.
Кстати, птиц на Птичьем рынке я не видел ни разу. Может, они и были где-то в стороне. Мне тогда казалось, что на Птичьем только рыбками торгуют.
И вот уже перед нами ряды торговые деревянные, с крышами худыми. Снежок на них лежит, тает, за воротник капает. Под ногами – грязь, песок, лёд. Но под ноги смотреть некогда было. Вот прилавки. И на них аквариумы, банки. Пар идёт. Рыбки в них суетятся, лягушки, черепашки. Толкаются люди, ругаются, смеются. Останавливаемся. Задираю голову. В огромном аквариуме гурами плавают. Мраморные, розовые, пятнистые. Отец продавца спрашивает: «Почём?», и по стёклышку пальцем стучит. «Тридцать копеек». Отец меня за руку тащит дальше. А вот – данио-рерио. Стайками носятся. Полосочки на них светятся. «Почём?» - «Пятнадцать». Дальше идём. Наверное, час так ходим. Смотрим. Отец приценивается. Шум, толкотня. Вот в аквариуме телескоп глаза выпучил, губами шлёпает - смешной. Идём дальше. Акары вон – как караси, хромисы хищные. А тут – барбусы. И золотистые, и полосатые. Отец: «Сколько за барбуса?» Мужик в шапке-ушанке вылезает из-под прилавка, рукавом губы вытирает. «По десять копеек отдам». Отец у меня бутылочку плоскую берёт, продавцу протягивает. «Пять штучек. С вашей водой». Продавец водичку из аквариума нацеживает, потом длинным сачком ловит шустрых барбусов. А я тянусь вверх, тычу пальчиком в стекло аквариума: «Вот этого, этого!» И продавец ловит его. И из сачка в узкое горлышко бутылки толкает. Дальше идём. А вот – скалярии! Очень их люблю. Угловатые, медлительные, красивые. Я отца толкаю в бок: «Давай возьмём!» И берём пару. Но уже не в мою бутылочку, а в банку. И дальше. В ту же банку отец растений кладёт – одни, словно ёлочки, другие – кустиками с узкими листиками. На обратном пути берём двух золотых вуалехвостов. Очень они отцу нравились!
Устаю уже, и ноги промокли. Идём на выход. А там домик деревянный. Обязательно в него заходим. Корм там рыбий продают. Трубочника розового в газетку заворачивают, а в оставшуюся банку – коретру, маленьких-маленьких рачков целую тучу. И тут уже покидаем рынок. В троллейбусе я достаю из кармана плоскую бутылочку. Там – барбусы суетятся. Отец говорит: «Ты крышечку открой. Пусть подышат воздухом». Я открываю, и даже дую в горлышко, что б воздуха больше им было. А в душном метро отец банку со скаляриями и вуалехвостами из сумки достаёт. Я гляжу на них. Отец глядит. И пассажиры вокруг тоже смотрят, и улыбаются. Настоящий праздник!