Экстремы мои Крыленко ВИ в 1937-2009-тых годах

ФОТО Автора 1960-тый: ГЛУПенький Едет, а МАЛый везёт!

Мои (Крыленко Владимира Ивановича) воспоминания
     о моих личных экстремальных ситуациях

      СОДЕРЖАНИЕ:
      Пожары
      МИНы
      Снаряды
      РАЗНОЕ
      ПОХОДЫ МОИ ВИКры (не закончены)
      ПАДЕНИЯ
      АВТОМАШИНЫ
      ОТРАВЛЕНИЯ
      1. ПО ПЬЯНКЕ
      2. ПРОЧИЕ ОТРАВЛЕНИЯ
      УКУСЫ ОС
      ЗМЕИ

      БОЛЬНИЦЫ в том числе:
      ЗУБЫ
      ГЛАЗА
      ИНФАРКТЫ
      ОПЕРАЦИИ и т.п. стационары

      ПРОЧЕЕ

Я уже публиковал про ЭТО - отдельными Опусами,
а тут решил свести ВСЁ воедино.

  По-латински extremum - крайнее, а situatio - положение (или сочетание
  условий и обстоятельств). Для меня (с моими плохими соображением, зрением,
  слухом, способностями понимать людей, постигать суть, запоминать и учитывать
  свой и чужой опыт, неумение общаться с людьми и учиться даже на своих ошибках,
  бытовая и житейская непрактичность и многие другие мои беды и недостатки)
  даже свмые обычные (для других - нормальных людей) ситуации могут оказаться
  экстремальными, со всякими вытекающими из этого последствиями, Здесь я решил
  (как раньше говорили у нас на Хуторе - "Моча в голову стукнула!") от нечего
  делать, изложить (по хронологии) кое-что, что мне экспромтом вспомнилось.
  Авось кто-то, тоже "от нечего делать", и прочтёт, хотя я в этом сомневаюсь. Но
моё дело - дать возможность другим узнать о былом...


      Пожары
Я мало повидал пожаров, а запомнил чётко лишь два:

1.  1937-мой год: ЖУть-пожАр -
горит НАШ - СЕРГовский КАДиевский коксо-химический завОд!
     Мы выхОдим с МАмой на ЛугАнскую дорОгу!
  Май тридцать седьмОго гОда,
  Ночь темнА, садЫ ещё в цветАх;
  Мы выхОдим с Мамой на дорогу,
  Я сижУ у Мамы на руках -
  Вы не бОйтесь - я не мУчу свою Мать -
  Не садИстка я - ещё малЫшка -
  Мне всего пол-гОда,
  Но могУ почтИ ВСЁ понимАть!

  Мама несёт меня по улочке Луганской,
  Мне темнО - брусчАтка лишь блестИт,
  Ночь тихА и хутор наш НикОльский
  В красных вспОлохах огнЯ - завОд горИт!

  А мне - темнО - я мАло чего вИжу,
  А пол-нЕба пламенем объЯто и я слЫшу
  (Мама мне об этом, слОвно взрОслой, говорИт
  ("- Ей бОгу, я не врУ, я ЭТО чЁтко пОмню и об ЭТОМ говорЮ!")!) -
  Это же наш блИжний - КАдиевский коксо-хим-завод горИт!

  А в <<небесАх - торжественно и чУдно>> -
  А вокруг нас (от завОда два килО
  И даже мне-малЫшке слегкА (от инстИнкта?) жУтко!)
  Всё Алым светом вспОлохов освещенО -
  ПрИзрачным красным светом от пожара Алым -
  ДьЯволом, БОгом и людьмИ <освященО>!

  И НЕ <<спит Земля в сиЯнье голубОм>> -
  ТАМ - у завОда - хУже мнОго,
  Чем <<прОстой еврЕев да армЯн погрОм>>,
  И по обОчинам, и на дорОге премнОго
  (Я их не вИжу - чУвствую по плАчу-гОвору нутрОм!)
  И взрОслых жЕнщин, и детЕй -
  НесчАстных бЕженцев - собАчек, кОшек и людЕй...
     Отец мой (Крыленко Иван) тОже СЕЙ пожАр тушИл,
  Но не совсЕм сгорЕл - лишь обгорЕл,
  ПоливАя водой окрестные строения,
  Которые вспыхивали от излучения пламени завОда.

  На жИтелей <нахАловок>-посЁлков, прилегающих к ЗавОду,
  С ЗавОда к речке КамышевАхе текли огненные реки -
  ПотОки горЯщих смол, бензОла, ксилОла, толуОла
  И прОчих. жУтко горЮчих и взрЫвами-опАсных веществ,
  ВытекАвших из взорвАвшихся от жАра пожАра
  ОгрОмных бАков-Ёмкостей,
  СтоЯвших на завОде - на отвАлах порОды на горЕ -
  ЛЮдям на гОре - за какОй же ИХний иль НЕ ИХний грех!?
               

    2. шевахе текли огненные реки - потоки горящих смолы, бензола, ксилола, толуола и
др. веществ из взорвавшихся от жара огромных баков-ёмкостей). А мой Ота (Ата,
Отец) участвовал в тушении, поливая водой окрестные строения, которые вспыхивали
от излучения пламени.
 
   2. Раннее утро начала весны "1938г. Мой Ота-отец несёт меня на руках -
из дома в ясли (на пос.Семёновка) по улице Паши Ангелиной (с 1956г. -
Луганской), обходит слева Большую Лужу (на месте бывшего русла ручья
от Источника Отца на поселке шахты 7 и 8) между Хатой Бабы Варьки
(на востоке) и Домом Дида Тымохы (на западе). И тут мы увидели пожар -
горит крыша строящейся хаты Сидора Никитича Крыленко и его жены
Анастасии Мамонтовны! Пожар выглядит не страшно - на фоне лимонно-
желтого неба (солнце еще не взошло) большие, совсем бездымные языки
пламени, охватившие все деревянные стропила (кровлю еще не успели
настелить), почти не видны и бесшумны. И ни единого живого существа вокруг, кроме нас двоих!
        ....................



      МИНы, снаряды

В 1941-м МИНы почему-то очень пугали меня, хотя я ещё не знал, что
в том же 1941-м от МИНы погибнет наш квартирант - юный МИНы-МЁТчик Яша,
в 1942-м от МИНы погибнет мой юный брат - МИНы-МЁТчик Саша,
а в 1945-м - от МИНы погибнет мой юный братик Гриша
               и моя 17-ЛЕТняя сестричка Аня,
в 2014-м - 18-ЛЕТний внучатый племянник ДИма,
в 2015-м - 32-ЛЕТняя внучатая племянница Оля...
   Так что мины оставили СВОЙ ЖУТКий СЛЕД в моей памяти и продолжают напоминать...


1.  14 ИюЛя 1942-го: Нашу Дуганскую дорогу несколько дней назад
перегородили баррикадой от Дома Якова Евдокимовича Крыленко до Дома
Ивана Митрофановича Калинченко - в два ряда (по ширине и по высоте)
поставили железные шахтные вагонетки без колёс, а в вагонетки уложили
большие камни из тынов-заборов со всего Хутора. А в камнях спрятали мины...
       Сегодня Кто-то сказал, что немцы идут. И все жители собрались
кучками возле дороги у своих дворов. И мы тоже, а с нами - и наши
соседи, чьи усадьбы не выходят на Луганскую дорогу (Рудики, Крыленки
Яшины, Шура и Женя).Мы молча стоим и вдруг из двора Ивана Митрофановича
Калинченко по тропке мимо погреба на велосипеде едет немец. Перед самой
дорогой он чуть тормознул, быстро глянул влево-вправо, съехал с пригорка
на дорогу и покатил, неспешно крутя педали, по дороге мимо нас, не глядя
по сторонам, словно он на прогулке в пустыне. Вскоре, отстав от него
метров на 30, начали выезжать другие немцы, держа интервал метра 3.
Все они одеты в серо-мышиные пилотки, шорты и рубашки с короткими
(выше локтя) рукавами, в ботинках. На боку у всех висит продольно
ребристый цилндр (противогаз), а на животе - автомат. Всего их проехало
(без единого звука и не замечая толп народа у каждого двора)
"40 велосипедистов. А уже когда они все скрылись за Бугром на юг,
в сторону Брянки, до меня дошел какой-то непрерывный грохот и из двора
Ивана Митрофановича на дорогу поехали мотоциклы с колясками. Эти немцы
(один верхом, другой в коляске) в касках и темной одежде. Но нам не
довелось их долго разглядывать - возле нас появились какие-то мужики
(я не  запомнил их вида) и начали гнать наших на разборку баррикады.
Женя Крыленко (1927г.р.) в ответ буркнул: "А чиво я пайду!", за что
получил удар "по морде" и упал. А наша Мама поскорее увела меня во двор.
А вскоре кто-то сказал: "Мина рванула!", но я не запомнил звука взрыва,
а только увидел клочья голубого дыма, стеющиеся низко, над самыми булыжниками дороги, и относимые мимо двора на юг.
        ..................


2.  14 ИюЛя 1942-го НЕМЦы вступили в наш город СЕРГо (вернув ему прежнее
имя КАДиевка) и того же 14 ИюЛя 1942-го - через наш хутор двинулись дальше:
на Брянку, Алчевск, Луганск. Немцы сразу объявили, чтобы все жители -
немедленно сдали всё оружие и боевые припасы - ИМ в комендатуру - иначе -
расстрел. И утром 15 ИюЛя мой брат Гриша понёс наше ружьё-одностволку,
но недалеко от двора его остановил немец из обоза и забрал ружьё.
Гриша сразу вернулся домой, взял меня за руку и повел по Луганской
дороге в сторону моста через речушку Камышеваху. А перед переЕздом
через Жэ-Дэ - слева был крутой откос, а вдоль него поставлены белые
бетонные столбики. Тут Гриша увидел друга и отпустил мою руку,
а это - Очень опасно при моём соображение: я - рад стараться -
решил щегольнуть своей храбростью и пройти по узкой (с пол-метра)
полоске между краем откоса и столбиками, между которыми были натянуты
проволоки и висела бумажка с какой-то нАписью. Но я не успел шагнуть
к откосу, как Гриша схватил меня одной рукой за шиворот, поднял вверх,
перенёс над проволокой и поставил на дорогу. Оказывается, там была
заложена мина, а её отгородили и обозначили. А я уже шагнул на неё,
но не успел поставить ногу...
           Потом Гриша привёл меня к взорванному мосту через
Камышеваху. Там немцы рядом с мостом устроили переправу - положили
брёвна поперёк речушки и сверху уложили доски. А для выталкивания
наверх (по довольно крутому откосу) повозок и каких-то больших коробок
на колёсах, согнали толпу (много сотен) народа. И успешно командовали
этой толпой...
     .....


 3. В Начале сентября 1943-го - у нас еще безвластие - немцев не видно
и наших нет. Мама чем-то занята, а я маюсь от безделия. И вдруг -
я заметил в " 2-3м от дороги, возле куста черёмухи - какой-то
странный предмет. Я не мог рассмотреть, что это такое, но подойти
ближе 5-6м не решался - Что-То Неясное мне удерживало меня. Так
я мучился от своих любопытства, трусости и нерешительности несколько
часов, издали разглядывая это гипнотизирующее меня Чудо, но так
и не отважился подойти к нему поближе и ушел. А позже (дня через два)
Мама сказала кому-то при мне, что это была оставленная немцами мина
и её забрали наши минеры...
    ............

   4.  В сентябре 1955-го - нас - студентов II-го курса ДИИ ХТФ -
группы ХТТ-16-А (и других тоже!) послали на уборку урожая в большое
греческое село КарА-КубА (ТАМ ныне идут затяжные БОИ меж РУСов ГЛУПых СВОИХ).
Там как-то мы собирали на бахче арбузы и дыни, а почти всё поле было
усеяно - минами: целЁхонькими миныМЁТными минами: почти не поржавевшими -
только рыжая плёночка! И на них не обращали внимания - ни МЫ (ничего
НЕ соображающие студенты), ни коллективные хозяева полей!
    И МЫ рано (к обеду - которого у нас НЕ бывАло) собрали все арбузы,
было очень тепло и мы пошли проведать Запорожскую и Днепровску области -
тут был в 300 метрах за овражком - ИХ стык с нашей СТАЛинской (областью
(так нам сказал одно-глазый сторож - к нашему удивлению - понимавший по-русски). И тут - уже возле овражка, заросшего сухими травами - нас уже ржидал новый Экстрем - но это уже иная тема...
      ............

   5. Речушку Лозовую мы перешли - ступая по снарядам!
В конце марта 1948-го моя Мама с ЕЁ сожителем Василь Ивановичем Хватовым
взяли меня и пошли по НАШему Бугру до станции Орловка (1,5 км по Бугру
на восток от нашей Хаты), перешли рельсовые колеи, по улице прошли скучный
посёлок, через холмы и речушку Лозовую мы дошли до плодовых питомников
возле села Елино. У дома-конторы мы долго ждали очереди и я дивился -
на невиданные доселе плакаты на стене прихожей. А Мама оплатила саженцы,
в питомнике выкопали их и мы пошли назад.
       И только теперь я обратил внимание, что метрах в 100 не доходя
до речушки Лозовой, на открытом месте стоит застрявшая в грязи пушка
(калибр толстостенного ствола около 6 дюймов = 150 мм) - на тракторных
гусеницах-траках,
       а потом мы переходили через мелкую речушку Лозовую и через
ЛУЖи ("МОРя ЧЁРНого НЕ ХУЖи!" - длиною метров 70) грязи перед ней -
ступая по снарядам того же калибра около 120-150 мм. И лежало их там -
десятки - если не СОТни! И НЕкому было ИХ бедненьких сироток-беднЯжечек -
убрать в более тёпленькое место - за 5 = ПЯТЬ годочков лежАния!
       ............

   6.  А 11 лет спустя - почти ТО же - МЫ - в почти ТОЙ же компАние
(я + мАМа моя) видели в апреле 1959-го - в "5 км к западу от окраины городка
Судак в Крыму - по дороге в посёлок Новый Свет (за "1 км не доходя до ЕГО
ДИВной БУХТы ДИВными скАлами и ВИДами):
   как-раз под почти отвесными скалами горЫ СОКол ("800 м высотЫ) -
на откОсе дорОги к прибОйной полОске моря - безпорядочно валялись:
искорёженные взрЫвами большущие железЯки
и десятки - если не СОТни снарядов того же калибра около 120-150 мм!
 И НЕкому было ИХ бедненьких сироток-беднЯжечек -
убрать в более уЮтненькое место - за 15 = ПЯТЬНАДЦать годочков
лежАния - лежАния возле самой дорОги!
      А ныне - почти ТО ЖЕ -
      по нынешнему "НОВОМУ Донбассу" = "НОВОЙ РОССие"...

      **************************


             РАЗНОЕ
 
   "Ноябрь 1942г. Мама рано утром ушла в город на базар Там немцы устроили
облаву и Её, вместе с толпой таких же задержанных, отвели на сборный пункт и не
выпускали три дня. С ней был и наш сосед (по дальнему торцу Сада) татарин Загр-ад-
Дин (Загордин). Он Маме сразу сказал: "Меня застрелят!" И в самом деле - с него
приспустили штаны, увидели, что он "обрезан", и его сразу застрелили. А маме
только на четвёртый день удалось упросить немцев, чтоб её отпустили: "У мэнэ
малэнькый киндэр одын дома остався!" А утром того первого дня к нам домой пришли
три немца-гестаповца. Они сорвали с двери замок, которым Мама меня замкнула. А я
ещё лежал в постели и увидел, как напротив меня открылась дверь и вошел большлй
мужик в чёрной каске, в чёрной шинели, поперек живота висит чёрная штуковина...
Он зашел и несколько раз щёлкнул белым фарфоровым электро-выключателем (он висел
справа у двери на уровне глаз). При этом немец громко ржал, оборотившись назад в
коридор. А оттуда вошли ещё два - точно таких же. Все трое подошли вплотную к
кровати и стали что-то громко говорить. Я ничего не понял, молчал и тут моё
сознание отключилось... Когда я пришёл в себя, я был на том же месте в кровати,
а надо мной склонились Мама и Дядя Трифан. Когда Мама на 4-й день после облавы
вернулась домой, она обнаружила сорванный замок на двери и меня без сознания.
Она не смогла привести меня в сознание и пошла через дорогу к брату - Трифану.
Вдвоём они как-то привели меня в сознание... Но после этого я потерял память на
многих людей (в 1944г. в первом классе не узнал никого из своей садиковской
группы) и события (забыл все песни, которые часто пел и даже совсем забыл то,
что я умел петь и танцевать). совсем забыл то,  что я любил лазить по деревьям,
 да так, что мои родные боялись, а мой Ота даже из Кузбасса писал: "Не позволяй-
те ему лазить по деревьям!". И я почти разучился говорить - со своими близкими
я ещё, заикаясь, кое-как объяснялся, а с чужими - им ничего не мог сказать и их
не мог понять. После прихода Красной Армии Мама водила меня к врачам, но всё
безрезультатно.


    Осенью 1945 я околачивался у входа в наш двор и тут вдруг подошли две
девушки и одна из них что-то мне сказала. Но я ничего не понял и, разинув рот,
стоял, как оглушённый - Она (позже я от моей Мамы понял, что это - Инна Рудык -
1927гр., наша соседка с восточного края нашей усадьбы, дочка Фроси Рудык и
бывшая подруга моей сестрички Анны) была неописуемо, оглушительно прекрасна (в
моём 9-летнем восприятии) - большие, весёлые синие глаза, округлое, румяное
личико с приветливой, широкой белозубой ослепительной улыбкой. Остального я не
мог заметить - так был очарован Её улыбкой. А Инна прошла мимо меня во двор и
нашла там мою Маму по какому-то делу. Больше я никогда не видел Инну. Смотри
также "19 марта 1973".


    В ноябре 1946 наш 3-А класс зачем-то задержала Валентина Дмитровна (так
тогда именовали мою дважды двоюродную Тётю и учительницу), а потом я ещё задер-
жался с несколькими ребятами у развалин казарм (метров 150 от полу-казармы нашей
СШ №37). И тут из школы на переменку высыпала толпа ребят из 5-6 классов,
учившихся после обеда. Вся толпа помчалась в нашу сторону к досчатому сортиру
(покурить, поматюкаться, попугать девочек, которые вынуждены были, хоть и с
опаской, ходить в этот "туалет"). Подбежав к "туалету", толпа заметила нас (с
разинутыми ртами глядевших на них - старшеклассников) и с гиками похватала камни
(а этого добра там валялось навалом) и забросала нас тучей камней, Мы все шарах-
нулись и бежать от них в сторону нашего Хутора. Я успел сделать несколько шагов,
как вдруг у меня в голове всё вспыхнуло ярко-жёлтым пламенем и громыхнуло, меня
толчком бросило вперёд и я упал на руки и живот (а у меня на животе были засуну-
тые в штаны тетради - я все 10 классов учёбы в школе и 5 годов учёбы в институте
использовал свои штаны в качестве портфеля) и проехал ещё вперёд по щебёнке -
крошеву от казарм, разбомбленных нашими асами летом 1943. Почувствовал боль в
затылке, полапал передней лапой под шапкой-капелюхой - там мокро; глядь на руку
 - кровь. В моей кожаной шапке-капелюхе оказалась дырка - пробил камень. Я кое-
как встал на четвереньки - во всём теле и в руках-ногах - противная дрожь и
какое-то онемение и покалывание-пощипывание, как в отсиженной ноге. Шатаясь,
встал на ноги и поковылял домой. Мои попутчики исчезли. Дома пытался читать в
журнале "Всемирный следопыт" за 1928 год рассказ "Остров казнённых", но у меня
плохо получалось. А утром пошёл в школу; там меня никто ни о чём не спрашивал -
ведь перевязи на голове не было, а на лысом (все 10 классов меня стригли наголо)
был большой струп, незаметный со стороны учительки. А тогда почти у всех на
головах были струпья - от ударов, от "золотухи" и др. причин...


Весной или летом (было холодно) 1946г. я шёл по Луганской дороге мимо усадьбы
моей тёти Шуры, а тут из её двора вышел её сын (мой двоюродный брат) Алымов
Лёня (1929гр.) в компании ребят из ремесленного училища. Я был от них метрах в
20-30, когда Лёня, увидев меня, начал бросать в меня большие булыжники (их
вынули ремонтники с мостовой дороги). Он чуть не убил меня - бросил в меня с
десяток булыжников, я еле успевал уворачиваться, а бежать боялся - он мог сзади
убить.

                ""Ну, попробуй хоть глоточек - и весь мир перевернёшь!
                Милое, хорошее, доброе и нежное,
                Люблю тебя я всей душой, душой своею грешною.
                Я буду восхвалять тебя в любое время года,
                О, Пиво, тебе я посвящаю эту оду.""   <<Ода пиву>>

   Летом 1947 моя Мама и я шли домой (на хутор Никольский) из города Кадиевки.
Было жарко и в деревушке Борисовке Мама купила стакан пива (тогда только
кое-что начали продавать в "коммерческих" ларьках после 7 лет карточной
системы). Мама отпила пол-стакана и, увидев, что я жадно гляжу на стакан
(мне тогда шёл 11-й год), подала мне стакан: "На - попый!" Я хлебнул из
стакана, но, вместо ожидаемой прохлады, ощутил противную теплоту и горечь.
Я стою с выпученными глазами и раздутыми щеками (не могу проглотить эту
пакость!), а Мама, увидев это, сразу смекнула, в чём дело, взяла у меня из
рук стакан, допила из него грязно-желтоватую муть и сказала: "Та воно й
правда паганэ - тЭплэ й вонюче, як ссякы!" Я после этих слов выпустил изо рта
струйку этой гадости и долго плевал до самого нащего хутора, где меня отвлёк
кто-то из моих приятелей. Это был первый и последний раз, когда я пробовал ПИВО.
Но - "О вкусах не спорят!"


   В конце марта 1948 моя Мама с Её сожителем Василь Ивановичем Хватовым взяли
меня и пошли по Бугру до станции Орловка (1,5 км по Бугру на восток от нашей
Хаты), перешли рельсовые колеи, по улице прошли скучный посёлок, через холмы и
речушку Лозовую мы дошли до плодовых питомников у села Елино. У дома-конторы мы
долго ждали очереди и я дивился на невиданные доселе плакаты на стене прихожей.
А Мама оплатила саженцы, в питомнике выкопали их и мы пошли назад. И только
теперь я обратил внимание, что метрах в 100 не доходя до речушки Лозовой, на
открытом месте стоит застрявшая в грязи пушка (калибр толстостенного ствола
около 120-150 мм) на тракторных гусеницах-траках, а потом мы переходили через
мелкую речушку Лозовую и через грязь перед ней, ступая по снарядам того же
калибра около 120 мм (и лежало их там - десятки!). Последующий путь был для
меня сплошным мучением. у меня очень заболели (от непривычной ходьбы) ноги, я
очень устал. Мне хотелось сесть, а ещё лучше - лечь и больше не вставать. А
надо было идти, идти, идти. Километров 10-15 туда и столько же назад. Я вернулся
домой в полубессознательном состоянии от усталости и боли в ногах. Зато у нас в
саду, вдоль межи с усадьбой Деда (Дмитрия Никитича Крыленко) вырос ряд вкусных
груш (в форме яблока) - теперь мои прививки от них плодоносят в саду Маши на
Кирше и на моих 0,06 га перед городком Моспино...


До лета 1949 мои дважды троюродные братики Боря Кононенко и его двоюродный брат
Виня Калинченко (мои Мама-Папа - двоюродные их Маме-Папе) враждовали со мной.
Весной 1948 Ихняя <Троица> (Виня+Боря+Вова Страхов - квартирант Бори) по пути
из школы забрасывали меня камнями с бугра Якова Евдокимовича Крыленко. А летом
1948 Виня и я обменивались <любезностями> в нашем дворе (я защищал моего племяша
Шурика), лупя один другого босыми ногами (Виня при этом приговаривал: <Я сын
заведующей Базой!>, а я Ему: <Ну й шо?>). А летом 1949 мы внезапно сблизились.
Как-то под вечер мы (Виня, я, Адик, Шурик, Валик, я) сидели под огромной толстой
Вербой у Вильх и слушали Талку (брата Сёмы Булгакова с Трёх Домиков) про <Сердца
Трёх> Джека Лондона. Стемнело, пришла моя Мама и увела меня домой по Переулку
вдоль Сада Вини. А утром я дал Вине почитать эти <Сердца Трёх>, потом журналы
<Всемирный Следопыт> и <Вокруг Света> за 1927-29г, Виня дал их Боре (Они жили
в одном Доме) и мы сблизились и стали много времени проводить вместе у нас, у
Бори, на улице или в Вильхах. Виня вскоре сказал мне, что я многому научился у
ихней <Троицы>.
     А в апреле 1948г. из школы (нас почему-то с утра отпустили с уроков) мы
(Виня, Боря, Борин квартирант Вова Страхов и "примкнувший к ним" (вопреки
строжайшему запрету Мамы) я) пошли на вновь заполненный водой Ставок (военно-
пленны немцы засыпали промоину 1946г. в плотине), увидели, что плававшие на
плоту (из нескольких слоёв досчатых щитов-противозаносов дорог снегом) ребята
слезли с плота, залезли на плот и отплыли метров на 50 от берега. Я плавать не
умел, воды боялся жутко (наука моей Мамы!) и стоял в серединке, не шевелясь, а
загребал доской Виня, пока не упал (ногами вниз) в холодную (снег сошёл недавно)
воду. Виня успел схватиться за плот, не нырнул с головой и быстро влез на плот
(как только ему это удалось в тяжелом пальто!) и мы сразу пошли домой (мимо
Минзавода). А по-пути возле Трёх Домиков (там был отвратный перелаз грязевой
лужи по перекладине досчатого забора-штакетника) мы увидели взвод ("20 человек)
немцев-военно-пленных, стоящих в шеренгу - абсолютно голых (было неяркое
солнышко, но прохладно). Обращало внимание, что у них (у всех без исключения!)
почти до колен свисали толстые Пипины (даже волосни между ног не видно!)!


    5 мая 1948 я вышел на перемену из 4-го класса, а тут открылась дверь на
крыльцо и в тамбур вошёл Адик (мой дважды троюродный брат Адольф Иванов); увидев
стоящего меня, Адик быстро схватил меня за поперек, поднял и бросил меня на
досчатый пол и сам на меня упал сверху; я от неожиданности не успел ничего
сообразить и, падая на пол, только успел подставить правую руку (чтобы не
грохнуться всеми костями). Адик сразу вскочил с меня и убежал в класс (и
навсегда забыл об этом эпизоде). А я от острой боли (перелом в кисти (теперь
там выступ кости), вывих кистевого сустава и растяжение связок до локтя) не
пошёл в туалет-сортир, а вернулся в класс. Рука опухла (я боялся, что заметит
Мама и отлупит меня), сильно болела - я не мог писать - хорошо, что вскоре
начались летние каникулы. Я не смог бросать камни (а только собирал и подносил
камни "бойцам") в боях Хуторян+Борисовских против Семивосемьцев, пока их не
победили 9 мая 1948, прогнав с плоского отвала породы шахты № 5.


    20 мая 1948 мне надо было идти в школу сдавать первый для меня экзамен (мате-
матику). Мы с Мамой что-то дедали, я Ей говорю, что нам учитель сказал прийти к
9 часам на экзамен, а Мама мне: "- Успиешь! Як трэба - пидождуть!" Ещё сильно
болела моя правая опухшая рука (я не знал, как буду писать письменный экзамен),
прошёл дождь, дул холодный ветер, я просил у Мамы одеться, обуться, а Она мне:
"- И так обойдэшся!" И я пошлёпал в школу босиком по мокрым, холодным, колючим
камням Бугра, а потом по ещё более колючим жужелице и битым стёклам (от разбомб-
ленных в 1942-43 казарм) посёлка шахты Семь-и-Восемь. Я дрожал от холода и весь
покрылся "гусиной кожей", мне было стыдно идти в школу по посёлку (а тем более -
заходить в класс) босым и полуголым - только в лёгкой маечке и коротких трусиках.
Но обошлось - никто не постыдил меня в пути (никто не встретился) и Иван Григорь-
евич Селиванов ничего не сказал, а только поправил свои лёгкие очки, увидев меня
- посиневшего и всего в пупырышках от холода, заляпанные в грязи босые-голые
ноги (по Трёхгорному переулку с его ручьями и грязью нельзя было пройти, не
вымазавшись). В классе уже не было учеников, учитель проверял их записи. Не
дав мне нотаций за моё опоздание, Он дал мне лист бумаги и билетик с заданием
(задачи, примеры), а ручки и чернильницы были на столах (до 1950-го у нас не
было парт). Терпя боль в поломанной и растянутой руке, я написал ответы и сдал
листик Ивану Григорьевичу и пошёл домой. Его я больше никогда не видел - с 5-го
класса нас учили разные учители по специальностям. Очень приятный ЧЕЛОВЕК был
Иван Григорьевич Селиванов!


    В августе 1948 я залез на крутую (красной череницы) двускатную крышу нашего
Сарая (Каменного Дома) и, боясь соскользнуть с высоты, уселся верхом на коньке
крыши. И тут увидел, что внизу стоит Витя Алымов (мой брат двоюрод) и целится в
меня стрелой из лука. Я очень испугался, но не успел ничего крикнуть, как Витя
выстрелил и стрела ударила меня в голое (я был в одних трусах) левое корено,
скользнула по выпуклой кости и улетела за Сарай. Было очень больно от удара
по кости металлическим наконечником. А ранка длиной "5 см, хоть и была до самой
кости, кровоточила мало и зажила сама, без перевязок и обработки - я побоялся
даже заикнуться о ней, опасаясь лупки от Мамы...


     20 мая 1949 в день окончания 5 класса школы Мама впервые позволила мне
ходить гулять в Вильхы (живописное урочище напротив нашего Хутора у речушки
Камышевахи и её притоков-ручьёв Среднего и Минерального), в том числе и на
Ставок. На Ставок от нас было два пути: 1) Через Бугор, иимо Трёх домиков и
Мин-завода (разлив в бутылки лимонадов и минеральной воды из источника - всё
пользовалось успехом), через Мин-ручей, вдоль высокой старой Берестовой Рощи,
огибая справа Поле, и вдоль канала-водослива из Ставка в Средний ручей;
2) По живописному переулку-тоннелю в зелени между усадьбами моих троих Дедов -
Митрофановичей Калинченков: справа - густой ряд высоких жёлтых акаций Назаря;
слева ряд нависших Виргинских клёнов Ивана, а потом луг и Вишнёвый (Шпанский
сад) Александра. У ручья, что тёк по груше-яблоневому саду Ивана Митрофановиа
и перетекал по меже Александра и через проулок, росла моложавая, но высокая
верба, слегка наклонившаяся над лугом Деда Назаря, Вот этот наклон и спас меня
от плохих для меня последствий. В июне 1949 я полез (просто так - сдуру) по её
гладкому (а ближе к земле - шершавому) стволу диаметром см 35-30, прижавшись к
стволу голым животом (на мне были только трусы) и обхватывая ствол голыми руками
и ногами. На высоте метров 6 обломилась первая снизу веточка, за которую я
ухватился, чтоб подтянуться выше. Но я не опрокинулся назад и не упал -
благодаря наклону ствола, я без ушибов съехал по нему до земли, весь прижавшись
к стволу (теперь уже очень шершавому, а пока я лез вверх, он казался мне очень
гладким и я соскальзывал).


     В полдень в сентябре 1949 (было ещё тепло) я был у Бори Кононенко на ихнем
огороде. Боря был выше - возле криницы, метрах в 15 от меня. Вдруг Боря что-то
крикнул, я не понял, глянул в его сторону и успел заметить, что он бросил в меня
(надеясь, что я успею отскочить) копьё - самодельное, 2м длины, сосновое древко
и металлический наконечник см 15 длиной. Я не успел ничего сообразить,
растерялся, не сдвинулся с места и копьё сверху ударило меня в  подъём правой
стопы. Вонзилось неглубоко - не более 1,5 см (наверно ударило в кость), крови
было мало. но очень больно. А тут ещё Боря мне нотацию читает: "- Я ж тебе
крикнул, что бросаю - чиво ж ты не отскочил!?" Но мне было не до разговоров -
у меня от боли "померк свет в глазах" и я пошкандылял домой - благо - недалеко -
метров семьдесят. Мамы дома не было, мне надо было спешить в школу (мы учились
в 6 классе, после обеда). Ноге стало не очень больно, но через 15-20 минут стало
очень больно во всей ноге - так, что я уже не мог на неё опираться, не то, что
идти. И я залез на кровать и до темна смотрел (за неимением лучшего) "Историю
средних веков. Учебник для 6 кл.", которую мы начали изучать. А на другой день
я уже пошёл в школу. Как ни в чём не бывало. И о боли не помню...


    Осенью 1949 Боря с шестом с крыльца их веранды перепрыгнул через двор на
штабель досок; я попробовал - и у меня тоже получилось; после этого я дома в
огороде много прыгал в высоту, а потом в октябре 1949 попробовал прыгнуть в
длину с крыши сортира (около 2,5м высоты), но в прыжке шест переломился, я
грохнулся спиной об утоптанную землю и чуть не задохнулся - долго не мог
вдохнуть воздух (похожее было ещё раз - в августе 1995 на Осколе - на Западном
берегу напротив села Однорёбровка. В диком саду (там много кабанов) я слазил с
яблони и в 3м от земли я взялся за толстую ветку, на которой стоял, и спрыгнул,
чтоб повиснуть на ней, а потом уже спрыгнуть на землю. Но ветка оказалась
подгнившей в самом основании и обломилась от рывка в тот момент, когда я повис
на ней головой вниз. И я, как и в 1949-м, грохнулся спиной об землю и чуть не
задохнулся. Маша кинулась ко мне: "- Пап, что с тобой?", пытается меня поднять,
а я и сказать не могу. Но обошлось без последствий и через минуту я уже был,
как обычно). После этого прыжка в 1949-м я уже не прыгал с шестом. А Боре
пришлось прыгнуть ещё. 16 мая 1954 (на другой день после "последнего звонка")
нас послали на стадион "Победа" выступать (без подготовки) за СШ №53 в легко-
атлетическом первенстве школ города Кадиевка. Боря (без подготовки!) занял 1-е
место по тройному прыжку, 1-е место по прыжку с шестом (260 см, хотя впервые
увидел настоящий - бамбуковый шест), 2-е место по прыжку в длину и в беге на
100м (1-е занял "профи" Урванов - родственник Бори). Виня пробежал 200м с
барьерами, а я (со слабыми результатами) пробежал 1500м и 800м, толкнул ядро и
"метал" металлическое копьё - очень гибкое и вихляющее, больно стукнувшее меня
хвостом по затылку в момент броска (все 3 настоящих деревянных копья сломал в
трёх попытках-бросках один парень). Зато 9 мая 1954 наша команда (5 школьников -
4 из нашего 10А класса) заняла 1-е место в городе в стрельбе из малокалиберной
винтовки на 50м лёжа; я выбил (без подготовки) 77 из 100 (средний результат в
команде).
    

В июле 1950 я, моя Мама, моя тётя Уля и Мария Моргунава (моя двоюродная сестра,
1915гр.) спали в курене под сливами в нашеа саду. И уже за полночь на нас градом
посыпались камни - это нас забросала банда около 20 мужиков 16-25 лет. На утро
Мама узнала, что эта шайка была в большом (государситвенном) яблоневом саду (у
желдороги на Брянский Рудо-ремонт завод), где убили сторожа, а потом по пути
домой зашли к нам во двор, где было полно камней, вот они их и использовали на
нас. Днём Мама и тётя Уля пошли в город в милицию, а с ними и я с братиками
Борей и Виней. В милиции сказали, что без вещественного доказательства в милицию
не надо ходить, надо было поймать хотя-бы одного-двух бандитов и привести их в
милицию, тогда б их допросли. А так ничем помочь не могут. Тогда летом 1950
Трифан (брат Мамы) продал Маме своё старое ружьё, для чего Ей пришлось стать
членом Общества охотников. А Каретник сделал новый приклад взамен рассыпавшегося.
А я тогда сделал на дикой груше (возле куреня) помост (в 5м от земли) и на этом
помосте мы спали все четверо (а лазили по веткам). Вечерами по субботам и
воскресеньям тётя Уля и Мария красились и шли в город <погулять>; иногда Они
приводили мужиков к нам (для <Этого> за куренём стояла спец-кровать - приёмный
пункт). В 1950 один молодой (20 лет) парень (Толя-Москвич) спал и <спал> с
Марией больше месяца, пока не похолодало и мы ушли спать в Хату. В Хату Они тоже
приводили мужиков лет 50-60 (иногда и для моей Мамы) с выпивкой, выпивали,
<оттягивались> в спальне, снова выпивали, после чего играли в <Панаса>: <Панасу>
завязывали глаза и говорили Ему: <Панас-Панас, на чём стоишь?> - Он отвечал:
<На камне!> -Что продаёшь? -<Квас!>, а Ему кричали: <Ну - лови мух а не Нас!>.
И <Панас>, разметнув пошире руки, ловил Их, а Они с визгом кидались Ему в
обьятия, <Панас> тискал Их и начинал ловить по-новой. Очень Им нравилось, когда
Их ловили милиционеры (обычно приходили трое), особенно длинный, худощавый,
весёлый Саша Ридкокаша (Его у нас звали <Дядя Стёпа> и <Тарапунька>). Меня тоже
приглашали играть, но я по-дурости старался убегать всерьёз (даже поднимал вверх
руки Ловящей и уныривал от Неё, вместо того, чтобы пойматься и пообниматься). В
1952-53 в <Панасе> участвовали и наши новые квартирантки-красотки Надя и Нина
Ищенко, пока Надя не родила Люду (15 ноя 1953). Но в это время к Марие регулярно
ходил <спать> (до лета 1954) Лотарев - молодой (лет 25), красивый, улыбчивый,
общительный и очень сильный (Он толкал 130 кг, приседал со 150 кг) шахтёр-
штангист. Он пригласил Виню и меня во Дворец и я там смог выжать 60 кг.


    В сентябре 1950 в полдень я, легко одетый в пиджачок (тепло ведь было) шёл
в школу через сады-огороды и там начался жутко холодный ливень. уже через неско-
лько минут я промок и замёрз до онемения. На скале у Трёхгорного переулка я уже
не мог терпеть холода и повернул домой. Мамы дома не было и я сам переоделся в
сухое, залёг на кровать под тёплое одеяло и сразу на меня накатил жуткий (до
этого со мной такое не случалось) озноб и бредовые видения. И так было до
вечера, а потом и до утра. А утром я уже встал, как ни в чём не бывало, а в
полдень пошёл в школу. Это был мой второй (после ранения копьём год назад) и
последний (за все 10 классов учебы в школе) "прогул".


    В июне 1954 я, Тома и Юра Бахтиы (мои двоюродные) в сумерки вечером сидели у
нас во дворе под яблоней "Белый Налив" - я и Тома на одной кровати, а Юра -
напротив нас и возился с двухствольным ружьём моей Мамы, а я этого и не видел.
И вдрун между мной и Томой с грохотом вспышка - Юра нажал оба курка. Чуток бы в
сторону и от кого то был бы свежий фарш. Это моя Мама положила ружьё, готовясь
ко сну на свежем воздухе - мы в 1940-50-е годы спали в саду.


    В сентябре 1954, в тёплый воскресный день я вышел из нашего студенческого
городка в городе Сталино, прошёл метров 300 по трамвайным путям и, в том месте,
где к 1959 году соорудили стадион "Локомотив", спустился на восток с высокой
насыпи и пошёл к лесопосадкам. И там, где теперь Дворец молодёжи, вдруг из
леска затрещали частые выстрелы и мимо меня полетели пули - с пронзительным
свистом и взвизгиванием. Много пуль пролетело мимо меня - десятки. Я не выдержал
и, пригнувшись, среди визга пуль пробежал метров 50 до ближней лесо-полосы,
шедшей на восток к Кальмиусу, и вломился в её непроглядную гущу. Стрелять сразу
перестали. Я пробрался по лесо-полосе к долине и потом к посёлку (Семёновка) и
мимо кирпичного заводика выбрался к базару возле нашего Студ-городка. Я почему-
то (я до сих пор об этом даже не думал) никому ничего не рассказывал об этом
обстреле. Но и во время этого обстрела я почему-то и не особенно боялся -
наверное, я просто беспредельный болван, до которого не доходит даже понимание
явной опасности. Похожее случалось со мной не раз и в Европе, и в Азии...


В 1954-55, когда я был студентом 1-го курса (группа ХТ16А (химическая технология
топлива) Донецкий индустриальный институт, Химико-технологический факультет), я
часто ходил "в гости" размяться к студенту нашей группы Наталенко Андрею Ивано-
вичу. Их комната была на 5-м этаже. Их узкий балкон выходил на шумную улицу
Артёма и нависал над старыми акациями. И меня что-то (изнутри меня) тянуло,
толкало меня перепрвгнуть низкие перила и улететь на вершины акаций. И я стал
бояться ходить туда!


    В июле 1955 во время моих первых каникул я с Верой и Юрой Бахтиными (мои
сестра 1940гр. и брат 1941гр. двоюродные) пошли на прогулку по Бугру в сторону
станции Орловка (1,5 км по Бугру на восток от нашей Хаты). Не доходя метров 400
до станции, мы спустились с Бугра на север и тут посреди почему-то незаросшего
(голая земля) поля, в полусотне метров к юго-востоку от небольшого плоского
отвала породы и в 300м от нашей СШ №37, мы увидели открытый, ничем не ограждён-
ный и не обозначенный тёмный шурф. Через него поперёк лежалм 2 балки шириной 20
см. Меня что-то потянуло и я зашёл по балке на середину этой жуткой дыры и гля-
нул вниз - там только темнота. Потом через холмы и речушку Лозовую мы дошли до
плодовых питомников у села Елино. Я хотел зайти в село, но Юра не захотел и мы
вернулись домой.


    20 июня 1957 в начале моих каникул я из Сталино поехал в г.Жданов глянуть
на море. Приехал на грузовой машине-попутке, купнулся в холожной и ещё не позе-
леневшей воде на пляжике в начале Санаторного склона. Море не произвело на меня
ожидаемого впечатления. Я прошёлся по трущобовидному городишке с греческой чере-
ницей (в форме полуцилиндра) на крышах (местами увитых виноградными плетями) и
был удивлён, что в 3-5-зтажках улицы Артёма уже был горючий коксовый газ. Вече-
ром я уехал поездом до Алчевска, где переждал ночь (меня трижды проверяли (чита-
ли студ-билет) милиционеры), а утром пошёл на наш Хутор - прямо по невозделанным
холмам, обойдя справа Лозовую-Павловку, через посёлок шахты "Криворожье" (бывший
Французский рудник) и станцию Орловку. И в пути, на голых (ни кустика, ни дерев-
ца) холмах за селом Лозовая-Павлова (перед Криворожьем) меня вымочил "до-нитки"
внезапно (среди ясного утреннего неба) налетевший шквал педяного дождя. Я очень
замёрз, пришёл домой, а там моя Мама корчится от приступа сильной головной боли.
Мне стало невыносимо жалко Её - ведь я не имел понятия, как и чем Ей помочь -
такой вот поганый "студент", а точнее - великовозрастный болван...


    В июле 1957 во время моих каникул я с Мамой и Юрой Бахтиным (мой брат двою-
род) со станции Орловка (1,5 км по Бугру на восток от нашей Хаты) в 6 часов
утра проехали 20км рабочим поездом до станции Сентяновка и 13 км шли по грунтовой
дороге среди унылых полей без единого кустика, лишь вдали промаячил чахлый рядок
деревцев. В поле начался холодный дождь, укрыться абсолютно негде, мы одеты
легко - ведь ехали жариться под солнцем и купаться, а дожди тогда летом были
редки, как и теперь, более полувека спустя. От Донца мы под дождём повернули
назад и ещё больше на мёрзлись, пока добрались домой - это называют "отдохнули
на-славу"! Дома, хотя ещё было светло, я залез в постель, меня до утра тряс
озноб в полу-бреду, в полу-сне. А утром я уже был в своей норме...


    30 июля 1957 я с нашего Хутора на попутных машинах добрался до Алчевска, а
оттуда поездом до Ясиноватой, где я в первый и последний раз увидел таблички с
 надписями латинскими литерами (подготовка к Международному фестивалю молодёжи
в Москве) и занял очередь в кассе за билетами на Запорожье - там с 1 августа у
меня начиналась практика на коксожим-заводе. Когда мои глаза после наружной
яркости привыкли к освещённости зала, я вдруг увидел в двух шагах прямо перед
собой Николая Михайловича Вялого (12 апр 1930гр.) моего сокурсника и соседа по
койке в общежитии. Яркий свет из окна падал прямо на его оживлённое лицо, его
было чётко видно, но я вдруг усомнился (я уже и тогда не  доверяд ушам и глазам
моим), что это он - ведь я стоял прямо перед ним - рукой можно достать, а он на
меня - "ноль внимания", как тогда говорили. И так длилось часа два или три. Он
всё время оживлённо беседовал с окружившими его молодыми (его возраста) женщина-
ми и это меня и настораживало, что это не Он - ведь я его никогда не видел разго-
варивающим с женщинами (даже с нашими студентками), да и он ни с кем из "Дам-не-
дам" не "встречался", а тут такой темпераментный супер-МАЧО - нет, это точно НЕ
ОН! Но тут толпа зашевелилось - начнут продавать билеты. Дамочки с явным сожале-
нием оторвались от Мачо, и тут вдруг этот МАЧО мне: "- Володь! Это ты? Откуда
ты взялся?" Я: "- Да вот уже стою тут третий час, не сходя с места!" Утром при
выходе из вагона в Запорожье наш сосед предложил Николе (меня он, как и вчера
Дамы у кассы, абсолютно игнорировал): "- Пишлы зи мною скупаемося у Днипри - тут
нэдалэко!" И в самом деле через несколько минут мы уже плавали в тёплой водичке
у узенького выхода к Днепру среди заборов. Потом мы трамваем приехали в Новый
Город, пересели на трамвай в сторону Заводов, где в конторе КХЗ нам дали записки
- направления на квартиру работника КХЗ и там поселили - нас  двоих и наших
сокурсников - Моисея Мейеровича Каплуна (из Винницы), Ефима Златкина (из Жмерин-
ки) и грузного Юру Савченко из Ямы. Наш 5-этажный дом был в 150м хода от хорошо
освещённой улицы Ленина. С юга к дому прилегала незастроенная широкая (300м)
зпна высоеовольтных ЛЭП (ориентир для меня), В темноте я кое-как находил проход
к нашему подъезду. Я "дома" только спал и туалетил, а всё время бродил - сам (и
только в первое воскресенье мы ходили на Хортицу втроём). Юра жаловался, что ему
не дают проходу проститутки в скверике перед нашим двором, и ко мне за все мои
73 года не обращалась ни одна продажка (не знаю, к добру ли это, но меня такое
пренебрежение мною не радовало. Правда, я тоже к НИМ не обращался ни разу).
   Запорожье меня очаровало - красивый центр - улица Ленина переходила по краси-
вейшей плотине ДнепроГЭСа на правобережье. Простор Днепра, гранитные скалы,
холмы и пляжи  острова Хортица, высоченные охраняемые мосты через Днепро и
Хортицу, могучие новые (восстановлены несколько лет назад) заводы ЗапорожСталь,
ДнепроСпецСтаь, Алюминиевый, Титано-магниевый, Огнеупорный, Моторный. На них мы
были на экскурсиях. Наш КХЗ был оснащен оборудованием США - вместо электродвига-
телей всё двигали паровые турбины. Сверх-грандиозные сооружения КХЗ, пламя высо-
той и длиной в деятки метров и столбы чёрного дыма (при выгрузке кокса из печей)
и белоснежных клубящихся облаков пара (при тушении кокса) высотой в сотни метров,
транспортёрные галереи КХЗ общей длиной 10 км на высоте десятков метров и множе-
ство других дикових потрясли меня. Как-то рабочий цеха углеподготовки потащил
Николу (меня он не замечал, как и все прочие) в подземные галереи, но там было
темно, я сразк их потерял из видк и, пока не заблудился, пошаркал ощупью назад.
Нас поставили (без оплаты) на должность "газовщик по обогреву коксовых печей".
Мы измеряли (олтическим пирометром) температуру (выше тысячи градусов Цельсия)
в отопительных вертикалах печей (140 печей  в каждой паре батарей). Температура
верха батарей от 400 до 600 град, поэтому мы обуты в боты на толстой деревянной
подмётке, которая постоянно тлела и двмилась. Сверхк нас жгло солнце, а с боков -
раскалённые трубы-газосборников. И нужно было за один заход измерить и записать
температуру в 200 вертикалах, а потом идти в отопительные туннели-галереи (с
двух сторон батареии) и там микро-манометром измерить и записать разрежение в
70 отопительных простенкаж. А потом отрегулировать до нормы подачу воздуха и
газа в каждо из 70 простенков. А в тоннеле температура воздуха 70, а иногда и
до 80 град! И ты весь обливаешься пОтом в своей брезентовой робе на голо тело.
Выбравшись из тоннеля, идёшь к вентилятору и он обдувает твоё насквозь мокрое
тело струёй воздуха. А потом из поильного автомата пьёшь подсоленную газирован-
ную воду - до 15 литров за смену. И все эти 15 л вскоре выходят из тебя в виде
пота. А в Макеевке можно было пить ещё и витаминизированный хлебный квас, и
пол-литра спец-молока в смену.


    15 февраля 1958 Юра Бахтин-Крыленко (мой двоюродный брат) со мной и Борей
Кононенко пошли за Ставок вверх по долине Камышевахи; там Боря и я палками выко-
пали большую пещеру в снежном сугробе и нам было жарко. А Юра не захотел к нам
(боялся обвала огромного сугроба) и стоял на ветру и замёрз. Так Боря засунул
Юрины закоченевшие руки Юре в штаны на живот Юры, затянул ремень и мы вдвоём
потащили Юру на Хутор (пока дошли, Юра отогрелся). И этот Юра-рохля уже давно
(несколько лет) осеменял многих Баб и Девок. Когда в феврале 1959 я приехал на
каникулы, Юра во-всю развлекал (в нашей Хате) сразу двух "Баб": нашу квартирантку
(жившую в нашей Хате) Марию Олексенко (1935гр.) и мою сестричку-соседку Надю
Яковлевну Крыленко (1929г.). И они обе вместе всё свободное время проводили с
ним (а у Юры ВСЁ время тогда было свободным - он не хотел ни учиться, ни рабо-
тать). И этого, уже взрослого, Юру я свободно поднимал (ухватив за его ремень
на животе) одной рукой над моей головой: И этого, уже полово-взрослого, Юру,
"познавшего" и помявшего уйму баб в кинотеатре "Стахановец" (наиболее приспособ-
ленном для зрителей из всех виденных мной кинотеатров) г.Кадиевки контролёрша
не пустила по взрослому билету на дневной сеанс немого кинофильма  "Мисс Менд",
где не было и намёка на зротику, не говоря уж о "порнухе" (в 1956-58г. Хрущев
позволил и дал приказ показать старые кино и отпечатать уйму интересных и очень
дешёвых книг). Я попытался объяснить контролёрше, что Юра только ростом мал, что
Юре уже есть 16, что Он об ЭТОМ уже знает больше, чем большинстао людей не узнают
за долгую жижнь, но контролёрша: "- Не пущу ребёнка!" Моя Мама мне: "- Иды звид-
силя!", подошла к контролёрше и провела Юру в кино-зал...  И при этом я мог
только по-хорошему Юре позавидовать: я на 5 годов старше Юры, но у меня до 1962г.
не только не было "женщин", но даже просто приятельницы; а первой "женщиной"
стала моя жена через 3 дня после регистрации брака в ЗАГСе; а вторая "женщина"
(Циля Залесская-Рябченко, 1929гр.) появилась (да и то - только на 2 короткие
(по 15 минут) "сеанса-встречи" в конце апреля 2000г.) только после сороковин
смерти моей жены. Я чем-то отталкивал от себя "особей женска пола" и, по своей
болванистости, не мог понять - чем, и как привлечь "женщину" к себе: А к Юре
женщины и даже девушки лезли сами (даже в 1993г., когда Юра несколько месяцев
провёл на-воле, между "отсидками") - ему не требовались усилия: Юра мог сразу
привлечь к себе незнакомку в автобусе, в поезде, в магазине, на улице. На нашем
Хуторе и прилегающих посёлках у Юры были сотни "наложниц" и Юра сам выбирал, с
которой "спать" и пить. А я прожил там же до 23 лет и часто бывая в 1967-74г. и
в 1993-2005г. не сумел приобрести НИ ОДНОЙ "женщины" или, хотя-бы, приятельницы
для бесед. Причём я не скупился на гостинцы в виде еды и денег: А Юру "Бабы" и
кормили, и поили, и на себя ложили, и отдвали ему свои последние гроши, а он
только решал, которой из них отдать предпочтение. И ростом на голову ниже меня,
и лицо помятое сильнее, чем у меня, и пипин Его поменьше, чем у меня. И тем не
менее... Примерно так же идёт ЭТО дело у Юриного племянника - Антонова Евгения
Владимировича (род. 9 мая 1964 на Хуторе). В 1990 Евгена как-то заехал к нам в
Донецк, переночевал и сразу покорил наших 3 младших дочек - Маша, Галя и Света
сразу залезли на Гену, повисли на нём и всё время толклись (хотя он спокойно
сидел на кровати) и плакали, когда Он уезжал, а Света просилась к нему домой в
гости. На другой день моя жена Тома и я пошли проводить Евгену до автовокзала;
пока мы 10 минут ехали в троллейбусе, Евгена успел познакомиться с красивой
девушкой и на нашей остановке Она вышла с ним под ручку (Гена нёс Её сумку),
согласная с ним хоть на край Света. Так Он привлекал к себе особей женска пола
(хотя внешне Он обычный мужчина). В кассах на Северном автовокзале не было мест
до Стаханова, но Гена мгновенно договорился с водителями автобуса и уехал. Гена
высокий, подтянутый, с усиками, держится уверенно, но я бы не сказал, что он
хороший собеседник.


    27 июня 1958 во время моей практики на Ново-Макеевском коксо-хим-заводе
я после работы трамваем доехал до Макеевки-северной, вышел на повороте на
Ясиновский коксо-хим-завод (тогда там возле железной дороги на станцию Криничная
стояла всегда закрытая будочка остановки "Землянки", а теперь там вокзал Макеев-
ки), перешёл рельсы и по хорошей тропе через 1,5 км по долинке ручья (текущего
в Верхне-Торецкое водохранилище возле села Скотоватого) вышел к пруду с пионер-
лагерем  на северо-восточном берегу. Я прошёл за лагерь, поплавал в прудк (в
первый раз в это лето - в Макеевке негде было поплавать) и пошёл назад по той же
тропе. Но, когда до выхода за черту лагеря (забора там не было) оставалось шагов
10, меня остановили два парня (явно моложе моих 21 лета) в полной милицейской
форме и заявили: " - Предъявить документы!" Я показал мой студенческий билет с
моей фоткой. Оба его изучили, отдали мне (а я трясусь, как на иголках - скоро
сумерки и я не смогу найти дорогу в моё общежитие возле КХЗ - тогда в Макеевке
даже в самом центре на улице Ленина не было не то что освещения, но даже тротуа-
ров, кроме участка в 20м в чахлом скверике, вымощеного бесформенными плитками из
дикого камня-сланца). "- Ты откуда?" Я сказал, что я на практике на Ново-Макеев-
ском коксо-хим-заводе, что после работы приехал посмотреть окрестности. "- Ты
куда?" Я сказал, что спешу на трамвай, чтоб засветло добраться до моего общежи-
тие возле КХЗ, так как не вижу в сумерках. Они мне: " - Поворачивай назад -
здесь пионер-лагерь, здесь нельзя ходить!" Я им снова повторил, что я здесь в
пкрвый раз, что не знаю другого пути назад и в темноте не смогу выбраться, а тут
осталось каких-то 20 шагов до выхода по тропе, где я уде прошёл пол-часа назад.
" - Так ты отказываешся выполнить приказ милиции!" - и при этом оба сразу выхва-
тили свои пистолеты их кобур и направили мне в живот, Тут я без слов повернулся
и пошёл скорее по тропе вниз, по дамбе перешёл на другой берег и по нему обошёл
ставок, вышел на свою тропу и ещё смог найти остановку и сесть в трамвай. А вот
Общежитие я долго не мог найти, хотя там было от остановки (мне подсказали, где
выйти) до дверей Общежития было не более 100м. А через несколько дней - в воскре-
сенье для рабочих завода была бесплатная поездка на море в г.Жданов. Поехал туда
и я с моим приятелем-студентом (Николай Мих Вялый, рождён 12 апр 1930 в селе
Кодыма возле ст.Никитовка). На море было жарко, ослепительное солнце, много
народу на грязном пляже перед санаторной зоной на склоне. Вдоль берега попляжу
проезжали трамваи в сторону порта. Особой радости я не почувствовал, было скучно.
В Маккеевку нас привезли (грузовой автомашиной) в полной темноте. Пока я наощупь
вылез через борт машины, весь народ (в том числе и Вялый) исчез в темноте. Я не
мог понять, где я и куда идти. И никого не видел и не слышал, чтоб спросить о
помощи - тогда по тёмной (как тогда говорили "как в попе негра в 12 ночи")
Макеевке народ не особо отваживался ходить, хотя тогда не было теперешнего
издевателства над людьми - несчётного множества ненужных ступенек, высочайших
бордюров, столбов, рекламных щитов, углов и т.п. Часов я не имел (первые часы
я купил себе в декабре 1959 в Ангрене, когда они были нужны для работы) и не
знаю, сколько я стоял на месте, пока не заметил блеснувшую вспышку - наверно,
кто-то прикурил спичкой. Я тихонько пошаркал (опасаясь оторвать подошвы от
земли) в ту сторону и вдруг заметил чуть светящее окно. Я пошаркал туда и это
оказалось окно моей двух-этажки! Через несколько минут я дошаркал до моей
кровати, по-пути опорожнившись в туалете (и даже успев снять штаны).


    1 января 1959 я встретил во сне в своей кровати в общежитии коксохимзавода
на улице Газовой, 4, города Жданова. Меня и Николая Вялого приглашали на новогод-
ний вечер в городе, но я туда не мог поехать из-за своей сумеречной слепоты, а
а вочему не поехал Вялый - я не знаю. А утром 1 января 1959 я и Вялый поехали в
"город". Я смог залезть в автобус последним и, когда автобус дёрнулся и поехал,
я пошатнулся, взмахнул рукой, пытаясь удержаться и не упасть, мою правую кисть
прищемила закрывшаяся дверь и полностью сорвала ноготь большого пальца. Я зажал
окровавленный палец в ладони. Мы вышли у моста через Кальмиус и пошли по его на-
бережной правого берега. В 5м от берега-стенки стоял большой корабль; я ухватил
его толстый канат-швартов (держа помятый палец оттопыренным) и потянул к себе.
Вялый засмеялся: "- Ты что...!" Но уже через пол-минуты этот большой корабль уже
прижался к стенке. Потом мы проехали трамваем до порта и там по молу вышли в
открытое море. Ярко сияло солнце, было тепло и, хотя в нежно голубой воде плава-
ли льдинки, я чуть не разделся и не полез в море проплыться - но помешал мой
помятый палец - кровь подсохла и не хотелось её размывать водой...


В декабре 1959 я купил в Ангрене (в магазинчике-хибарке между речкой и проходной
ГРЭС) за 150 рублей ружьё (1 ствол 16 калибра). Там тогда не нужны были разреше-
ния даже на винтовки и патроны. А с 1977г. (после покушения на Брежнева) у нас
в г.Донецке строго потребовали разрешение милиции (и милиционеры регулярно ходили
ко мне проверять, как я храню это жалкое ружьё в железном шкафу и забрали мой
хороший пистоль-подпал-1955, который я по моей дурости тоже сунул в шкафчик),
нарколога и дурдолога. 25 мая 1997 я в сопровождении моего внука Георгия (5 год-
ков) в 6 часов вечера пришли в опорный пункт милиции во дворе квартала к югу от
проспекта Ильича-90 (стар-лейт пункта обещал мне выдать мне  рапорт на дозволе-
ние продлить мне выданное в 1977г. разрешение. Мы зашли в их квартиру на 1 этаже.
Стар-лейт (в милицейской форме) кивнул мне подождать, бурно обсуждая что-то с
мужичком неказистого вида (мужичок просил о помощи милиции). И вдруг Стар-лейт
вскочил со своего места за столом, крикнул нам "- Уходите - в другой раз! Я
позвоню!" и стал бить мужичка кулаками и ногами. Мужичок даже не пытался защища-
ться, но к Стар-лейту кинулись на помощь ещё двое "в штатском", бывшие в комнате,
и тоже стал лупить мужичка. А когда я и Жорик вышли из подъезда дома, то увидели,
что к нам со всех сторон двора стремглав бегут мужики "в штатском" - да, действи-
тельно "Моя милиция меня бережёт!"  А мы скорее пришли домой и я сразу позвонил
в городское отделение милиции, всё рассказал и попросил помочь тому мужичку,
если его ещё не убили "охранители общественного порядка". Мне пообещали помочь.
А я <<с той поры, как мы увидели>> ТАКОЕ, больше ТУДА не заглядывал и не звонил.
И моё разрешение, выданное мне в 1977г., так и осталось не продлённым - ведь
Стар-лейт пообещал позвонить мне, когда напишет рапорт (а официальный бланк для
рапорта, выданный мне спец-службой милиции, я оставил Стар-лейту). Наверное ещё
не написал. А беспокоить милицию опасно - это я с Георгием имели счастье лично
понаблюдать...



          ПОХОДЫ МОИ ВИКры (ещё не закончены!)

   В июне 1955 во врема моих первых летних каникул я со станции Орловка (1,5 км
по Бугру на восток от нашей Хаты) в 6 часов утра проехал 20км рабочим поездом до
станции Сентяновка и по грунтовой дороге через 15 минкт пришёл к речушке Луганке.
Она там тогда была совсем невзрачна - ширина до 5м, мутная вода, никакой водной
растительности, абсолютно голые (без единого кустика и деревца), вытоптанные
скотом берега и голые холмы. И так на всём протяжении до самых истоков у сёл
Луганское и Мироновка. Я не пошёл на крутой подъём по дороге к Донцу, а пошёл 
чуть левее - по дну оврага, параллельно дороге. Там я тоже не увидел ничего
интересного - ни в обнажениях, ни растений. И я полез вверх по склону к дороге.
Было очень круто, я хватался за что попало, чтоб не сорваться вниз. и вдруг на
полочке, за которую я хотел ухватиться, я увидел в 30 см от моих глаз свернувшую
ся кольцами толстую гадюку красно-коричневого цвета с типичным тёмным зигзагом
по спине. Она уставилась на меня, но не шелохнула ничем. Я почему-то не очень
испугался и без задержки свернул влево и полез выше. По дороге я спустился к
Луганке и пошёл по левому берегу навстречу течению. За 20 км я не нашёл ничего
интересного. За Первомайкой я перешёл по автодороге на правый берег, там в овра-
ге с почти отвесными глинистыми стенами я увидел на южном склоне на высоте 0,7-
1,5м от тальвега стаю из 7 ярко-алых рыбок длиной от 0,5м до 1м, сложенных из
чистой глины. Как так случилось, что в отложения попала вся стайка!? И, видимо,
свежее обнажение - глина рыбок совсем свежая - без следов выветривания. К вечеру
я вышел в посёлок Гастелло (перед Сажевым заводом), где нарядно одетые молодые
парочки (очень много парочек, почти все одеты в ярко-белые блузки и в ярко-
черные юбки, штаны) чинно шли к трамваю - ехать гулять в городе. А мне перед
ними было стыдно, что только я один такой выродок, что вместо развлечения с
девочкой (а у меня и девочки то нет!), я шляюсь по безлюдью (а я на всём пути
от Сентяновки до Гастелло не встретил ни единой души или тела - даже, пройдя
насквозь всю Первомайку). Я тоже залез в трамвай и через час был дома у Мамы
на Хуторе.



    Мои (вместе с моей Мамой) походы по Крыму (15-28 апреля 1959) и по Москве
(с 25 августа по 12 сентября 1959) были для меня очень содержательны, познвате-
льны и интересны, но это были не "экстремумы" для меня, поскольку с Мамой было
проще - Она хорошо видела, слышала и соображала, предохраняя меня от возможных
extrem-situation.


          Мой поход по Кавказу с 27 июня по 20 июля 1959г.
Мысль об этом походе появилась у меня в январе 1959 на практике в г.Жданове, где
в библиотечке общежитий коксо-хим-завода я посмотрел всё, что нашёл в БСЭ. А в
феврале 1959 я купил в Сталино карту 2км в 1см <<Туристический маршрут "Теберда-
Сухуми по Военно-Сухумской дороге">>. И эта карта решила вопрос "Куда и как?".
Я сагитировал попутчиков - студентов нашей группы ХТ16А: Наталенко Андрей Ив,
Пластун Антон Антонович, Гуржий Николай Иванович. Выходим из нашего военного
поезда (после военных сборов 1959) на станции МинВоды и "понеслась душа в рай!"
После получения диплома инженера я побыл неделю в Кадиевке, где моя Мама купила
мне за 60 рублей рюкзак (до этого мне не довелось видеть рюкзака!), купила мне
синий байковый лыжный костюм, в котором я был одет и ходил и по Тянь-Шаню в
1960). сшила мне простыню 2,5Х2м из крепкой парусины (в неё можно укутываться и
закрываться от ветра). Она служила мне до 1974, пока её не попросили соседи
(Тригубы) и не вернули. Но никто из моих "попутчиков" не подготовился к походу
(веские причины нашлись!). И мне пришлось идти самому...
      В 21 час 27 июня 1959 я распрощался со своими однокурсниками ДИИ (с очень
многими - навсегда - я их больше не видел никогда) и вылез из товарного вагона
нашего военного поезда на станции МинВоды, "покунял-подремал" там до утра и в 4
часа сел в электро-поезд (впервые в моей жизни!), а когда на остановке Беш-Тау
поезд уже тронулся, я решил сойти, но поезд так быстро набрал скорость, что я
чудом удержался на четвереньках - так меня дёрнуло вперёд. Я без эксцессов под-
нялся (еле перейдя осыпь шириной 30м, где большие (1м и более) глыбы бештаунита
скользили подо мной вниз, едва я на них становился) на БешТау (1500м), увидел
Эльбрус, спустился в уютный зелёный городок ЖелезноВодск, доехал до Кисловодска,
там над городом переспал ночь под скальным карнизом (у прогулочной тропы "террен-
кур"). С раннего утра (меня чуть свет разбудили прогульщики) 29 июня я прошёл по
Кисловодску (я после Крыма особого восторга тут не ощутил, особенно от неуютного,
недавно заполненного мутной водой "комсомольского озера"), автобусом (долго ждал
это редкое в те годы явление) доехал до ЗАмка Коварства и Любви (там неплохо и
недорого покушал в ресторане), часа два шёл по его не очень уютному ущелью, еле
вылез из этого ущелья с отвесными скалами по всему верху его бортов (раздавив
при этом компас, после чего никогда больше не брал с собой компаса). Наверху
были необжитые, абсолютно безлесные (ни кустика!) холмы. Я переспал под карнизом
в единственном (на всём моём пути до Усть-ДЖегуты) красивом ущельице с пышными
тоавами, где меня обожгло борщевником, о чём я узнал на другой день, обнаружив
на животе щиплющие и уже содранные волдыри - потом там годами были коричневые
шрамы. 30 июня я до вечера шёл (а км 15 меня подвезли на грузовике два парня-
черкеса, недавно возвращённые из высылки 1944 года) через необжитые, голые (без
единого кустика или деревца) некрасивые горы и долины, В 10км до Усть-Джегуты я
переночевал в глиняном гроте (копанке) на склоне холма (при этом простудившись).
Выше Усть-Джегуты я ждал часа три попутного грузовика (поглядывая на безжизнен-
ные скалы на западном берегу мутной Кубани в валунной пойме). Он довёз меня до
Клухори-Карачаевска (не особо красив, хотя в узкой лесистой долине), а его
водитель-парень показал мне мощный родник-фонтан вкусного нарзана (вкуснее, чем
в Кисловодске!) у самой дороги. На автобусе я доехал до Теберды, где в киоске
купил 2 пачки хрустящих хлебцов, сгущёного молока и тушеной свинины, а уже в
сумерках милая, уставшая женщина у себя во дворе без разговоров выписала мне по
моему студ-билету пропуск на Домбайскую Поляну (по Её предложению). Я переспал
за толстой сосной (в 50м над дорогой), страдая от простудных болей во всём теле,
и на рассвете 1 июля пошёл по асфаоьту автодороги вдоль мощного голубого потока
Теберды (на привале я окунулся в холодную воду, держась за свисающую к воде
ветку берёзы). Потом на привале я переплыл озерцо Туманлы-кёль (вода тёплая,
прозрачная, но меня удивило, что всё дно в пределах видимости сплошь покрыто
консервными банками, ощерившимися зубцами торчащих крышек). Я переночевал
(укутавшись в простыню 2,5Х2м из парусины) в долине на виду Северного Приюта, а
утром 2 июля по серпантинам (по дороге удобнеее идти и виды красивее, чем  с
тропы по крутому желобу) старой (местами размытой или засыпанной обломками)
Военно-Сухумской дороги вышел к сплошь покрытому льдом озерцу (а на проталинах
берега цвели жёлтые цветочки и проклюнулись зеленью распускающиеся почки на
лозинке, воткнутой в мокрую почву). По тающему снегу-фирну (в одних парусовых
туфлях на микропоре (за 39 рублей) и в узких плавках на завязочках сбоку) я
вышел на перевал Клухор, где столкнул с отвесов несколько еле держащихся камней
(они подолгу грохотали внизу), и по пологому сплошному снегу-фирну пошёл вниз.
В конце снежника (км 3 от перевала) меня остановил инструктор туристов (а пожи-
лой проводник с осликом помалкивали, ожидая его) и потребовал у меня маршрутную
книжку. Я не знал, что это такое, и показал новую туристскую схему "По Военно-
Сухумской дороге", купленную в феврале 1959 в Сталино и решившую вопрос, как мне
идти от Минвод к морю. Он сказал, что это не то, и они пошли вверх к перевалу, а
я вниз. Перейдя по нескольким снежным мостам бурный поток Гвандры, я вышел в
зелёную долину с высокими травами среди обломков скал, а на западе в тёмно-фио-
летовое небо уходили непостижимо величественные отвесы скал ГКХ. А я уже видел
эти обрывы на рисунке "Поймал кондора в Андах" в журнале "Вокруг Света" за 1928г.
Московского издания. И тут среди стада коров и овец меня остановил мужик местной
породы: " - Астанавысь! Ты пачыму бэз штанов! Адэнь штаны - так нэлза хадыть!"
Я ему: " - А абасрать вэсь луг можна!?", обведя рукой вокруг и одновременно
натянув штаны. Он мне: "- Пакажы дакумэнт!" Я ему показал студбилет с моей
фоткой. "- Эта нэ дакумэнт!" Я ему: " - Для меня, для милиции и заповедника эта
дакумэнт!" и показал пропуск, где стояла печать заповедника Теберда и запись
"Выдан по студ-билету №..." Самозванному стражу границ, пастырю баранов и коров
нечего бвло возразить и я пошёл дальше, минуя стоянку с печкой и женщинами.
Началась грунтовая дорога, внизу справа среди высоченных пихт шумела Гвандра, в
вечереющем небе высились грандиозные отвесы скал. А я никак не мог найти клочка
земли, чтоб лечь переспать - всё пригодное для лёжки было отгорожено от дороги
бревенчатыми заборами. А у меня -сверх-болвана не хватило соображая, чтоб пере-
лезть через поперечины и улечься в уже высокой кукурузе. Уже за мостом через
левый приток Сакени (в конце 1940-х на-слух часто попадал непрочитвнный мною
роман Георгия Гулиа "Весна в Сакени") я наощупь в сумраке заполз под пихту у
дороги и там улёгся спать. А утром меня подобрал (шофёр сам остановил) грузовик
с прицепом, где лежали три длинных толстых бревна: два внизу и одно сверху:
" - Залэзай навэрх и садысь вэрхом!" По пути он подобрал ещё местную троицу -
дамочку и двух мужичков, один даже с папкой под мышкой, как у нашего Вити Коно-
ненко. Мы все уселись гуськом-верхом на бревне и так ехали, пока я не попросил
высадить меня перед морем (запросил он чуток рубликов). А Багатские скалы мы
прошли пеши и снова залезли на своё бревно. Там дорога на узком (я видел сам,
как одно колесо из задней левой двойни висело над пустотой, когда наш лесовоз
тихо полз по полке карниза) карнизу, нависающему на высоте 400м над шумящей
внизу Кодори. Тут в 10 часов ночи 27 июня 1986 (в ночь 20-летия) чуть не улетела
вниз моя старшая доча Лена, ступив на шаг за обочину, чтоб пописять, но Её
успелаухватить и удержать за шиворот свитера Её попутчица по тур-походу.
   А переночевал в кукурузе на холмике и утром пришёл в Сухуми.  На всём пути
от Теберды до Сухуми я не заметил явных опасностей для меня и без происшествий
и напруги прошёл этот участок (незаметно для себя избавившись от простуды). А
вот Александру Нотику в 1958г. на каждом шагу что-то угрожало - см. Его воспоми-
нания 1997-2007г. в сайте  www.oldenot.narod.ru/Glava_07.htm   - 220kb. Вот они:
           **********************************
          Александр Нотик   Глава 7  1958-Й
     На следующий день утром с большой плановой (а мы "дикари") группой должны
выйти к Клухорскому перевалу. Ранним утром нас выстроили перед административным
зданием и сверили со списком, совершавших движение к перевалу и, убывающих из
заповедника. Это плановая группа туристов около 80 человек, группа студентов из
Ростова (22 студентки и один студент) и нас шесть человек. После краткого инст-
руктажа колонна во главе с инструктором двинулась к Северному Приюту. Подъем
продолжался почти весь день с коротким перерывом на обед. Северный Приют пред-
ставлял собой два или три здания, в которых нас разместили на ночлег. Плановые
группы были встречены горячим ужином, а "дикари" воспользовались горячим чаем.
Погода весь день была ясная солнечная, кругом неописуемая красота.
    На следующее утро во главе нашей колонны встал еще и проводник с осликом -
сухощавый 60-тидесятилетний старик. Еще раз нас проинструктировали, и колонна
двинулась к перевалу. Наша группа шла замыкающей. Когда мы подошли к снежному
насту, проводник и инструктор надели на ноги кошки. Это металлические пластины
с шестью шипами, которые прочно крепились к обуви. Мы же шли каждый в своей
обуви. На мне, по-моему, было какое-то подобие кед. Но точно не помню. За плеча
ми пижонский рюкзачок, и палатка. Неприятным было прохождение участка над горным
озером, кромки которого покрыты льдом. Мы шли по тропе протоптанной в твердом
насте вдоль ровного склона примерно в 45 градусов. Определить расстояние до
озера невозможно, т.к. чистый ровный снежный склон и нет никаких ориентиров для
сравнения. Инструктор остановился чуть ниже тропы и предупреждал, чтобы никто
не сходил с тропы, т.к. стоит поскользнуться, и скатишься без остановки в озеро,
а сколько до него лететь неизвестно.
  Но всему приходит конец и вот мы на перевале. Сзади нас ясная солнечная погода,
а впереди мелкий моросящий дождь. Мои часы опять заполнились влагой, стекло
изнутри покрылось мелкими капельками, и стрелок не было видно. Спускаться оказа-
лось физически труднее, чем подниматься в гору. Группа растянулась в длинную
колонну. Юра Григорян оседлал палку и, притормаживая ей, покатился на ногах
вниз. Проехал мимо инструктора и проводника (они что-то кричали ему, и махали
своими палками) и стал уменьшаться. Повторяю, что определить расстояние в горах
оказалось довольно сложно. Казалось, что там внизу, где кончается снег, разбро-
саны небольшие камешки, и мы скоро к ним спустимся. А шли мы к этим камешкам,
которые оказались огромными скалами, несколько часов. Наша группа шла замыкаю-
щей, Юра скатился далеко вперед и я шел первым в группе. Вдруг я услышал, как
сзади кто-то ойкнул и, скорее не увидел, а почувствовал, что ко мне, чуть в сто-
роне от тропы, кто-то катиться по насту. Не помню, как это произошло, но я прыг-
нул и обхватил руками, пытаясь удержать катящихся теперь вместе со мной Элю и,
сбившую ее с ног, Нину. Но зацепиться ногами за твердый наст мне не удавалось,
как я ни пытался, ударяя своей совсем не горной обувью по насту. Так мы пролете-
ли мимо студенток и продолжали катиться, набирая скорость. Я видел, как инструк-
тор приготовился поймать нас. Но удар был такой сильный, что он отлетел в сторо-
ну, а мы, наверное, немного замедлив скорость, продолжали катиться вниз. Провод-
ник почти лег на снег, мы также сбили его, но все же со второй попытки, а он
катился теперь перед нами, ему удалось остановиться и удержать нас.
   Были еще неприятные моменты, когда мы проходили по снежным мостам, а провод-
ник предупреждал нас, чтобы мы шли след в след, не отступая ни на шаг от тропы.
Где-то далеко внизу под нами был слышен грохот горной реки. Таких снежных мостов
мы прошли несколько. На одном из них проводник продемонстрировал нам, что может
произойти, если отойти в сторону от тропы: он ударил концом своей длинной палки
метрах в двух от тропы, и мы сначала услышали гул рухнувшей в пропасть глыбы
снега, а затем в том месте, куда он ткнул палкой, образовалось в снегу отверстие,
через которое шум, бурлящего где-то далеко внизу, горного потока, кажется, еще
усилился.
   Насколько помню, только когда мы пришли к Южному Приюту, я обнаружил, что у
меня вся кожа на левой руке ниже локтя содрана. Я был в рубашке с коротким рука-
вом и, когда мы катились, я левую руку завел под них, а правой обхватил сверху
и снежный наст содрал кожу с руки, как наждаком. Пока мне перевязывали руку, ко
мне подошел проводник и, пощупав мой лоб рукой, сказал: "Крепкий, очень крепкий!".
У него был перебинтован лоб. Я сначала не понял в чем дело, но мне объяснили,
что когда он ловил нас, мы с ним столкнулись лбами. Я этого не почувствовал и
на лбу у меня не было ни шишки, ни синяка, а у проводника оказалась рассечена
бровь. По-видимому, лоб действительно оказался крепкий (твердый хи-хи). Плановые
группы усадили на обед, они должны были переночевать на Южном Приюте, а утром за
ними должны прийти автобусы. Мы же со студентками решили, что нам сидеть в ста
км от моря и ждать погоды не резон. За нами автобусы не придут и надо рассчиты-
вать только на себя и свои ноги. Наскоро перекусив, мы отправились в путь по
тропе, которая шла среди камней. Нас окружали не только скалы, но и довольно
густой лес. Через некоторое время тропа вывела нас на поляну, от которой начина-
лась плохая, но все же автомобильная дорога. В стороне стоял грузовик. Водителя
в кабине не было. Я заглянул в кузов, а там спал молодой парень грузин или абхаз-
(я ни тогда, ни сейчас не смог бы определить) или, как сейчас говорят, лицо кав-
казской национальности. Я разбудил его и спросил, может ли он довезти нас до
Нового Афона. Он молча пересчитал нас и сказал по 25 рублей с человека. Мы были
согласны, а студентки умножили 25 на 23 и запротестовали. Они предложили по 10
рублей. На что он ответил, что тогда он повезет дрова, и полез снова в кузов.
Студентки какое-то время посовещались, поспорили между собой (у них все деньги
на путешествие были в одном котле) и согласились по 25 рублей. В то время мой
оклад был 1400 рублей, а когда я кончал институт, стипендия была 280 рублей. Мы
все залезли в кузов и покатились с песнями вниз по узкой извилистой лесной дороге.
Через некоторое время дорога пошла вдоль горной речки. Глядя на бурлящий поток,
возникала иллюзия, что вода бурлит и рвется вверх. Сознание и некоторые познания
в области физики подсказывали, что вода не может течь вверх, но, глядя на речку
и дорогу, казалось, что вопреки всем законам река течет вверх. Много лет спустя
с такой иллюзией мы столкнулись, путешествуя на машине по Крыму. Подъезжаем к
какому-то небольшому селению. Машину встречают, кто-то уводит водителя, а остав-
шиеся грузят в кузов ящики и мешки и влезают сами. Мы теснимся ближе к кабине.
Наконец возвращается водитель, и мы едем дальше. Такие остановки с погрузкой и
выгрузкой багажа, с препровождением водителя были у каждого селения. Грузовик
встречали как рейсовый автобус. Сначала мы пытались возмущаться, но потом смири-
лись и продолжали петь песни. Но когда водителя стали приводить под руки, а он
еле переставлял ноги, кто-то даже предложил, чтобы я сел за руль. Уже смеркалось.
Дорога была очень сложная, но водитель ухитрялся лавировать между обрывом с
одной стороны и скалами с другой. В одном месте он остановил машину, встал на
подножку и предложил нам пригнуться в кузове, чтобы никто не возвышался над
кабиной. Постояв какое-то время (оказывается около 500 метров участка дороги,
по которому могла проехать только одна машина, было скрыто за поворотом, и все
подъезжавшие останавливались перед этим участком и, если не выезжала встречная
машина, продолжали движение) двинулся дальше. Уже было темно. Где-то внизу слева
шумела горная река, а справа и над головами нависали скалы. Мы почти лежали в
кузове. Но водитель, несмотря на сильное опьянение, успешно проехал этот участок
и мы, уже в полной темноте покатились дальше. Через некоторое время он оста-
новился и предложил нам вылезать. Мы спрашиваем, а где Новый Афон, до которого
он должен был нас довезти. Он отвечает, что уже Новый Афон и дальше он ехать не
может. В кромешной тьме мы слезли с машины и, не зная куда идти, решили остано-
виться тут же у дороги. Расстелили мою палатку и улеглись на ней. Студентки рас-
положились где-то невдалеке. Только мы улеглись, как где-то рядом, как по коман-
де взревел лягушачий хор. Да так громко, что казалось, он должен быть слышен и
на перевале, на котором мы были сегодня утром. Это продолжалось всю ночь. Каза-
лось, хором дирижирует властный руководитель. В какое-то мгновение наступала
абсолютная тишина и ни одного запоздалого кваканья. Эта тишина длилась некоторое
время, а затем все в один голос, в одно мгновение начинали новую часть своего
мощного хора. Не слышно было ни одного солиста - единый слаженный хор.
   Утром, когда начало светать, мы увидели, что расположились около какого-то
киоска на окраине Нового Афона. Недалеко проходило шоссе, за ним железнодорожное
полотно, а дальше сверкало море. Умываться и, естественно, купаться мы сразу же
бросились к морю. В воду я залезал, держа левую руку над головой, чтобы не замо-
чить повязку и не мокнуть рану в соленую воду, не занести, не дай бог, инфекцию.
После умывания и купания мы перекусили и пошли искать жилье. Со студентками мы
на этом расстались. У нас осталась только песня, которую они пели в дороге:
    "Ты мимо меня прошла и взглядом меня пленила...
     и сердце мое разбила!
     За косы твои и бантики, и прядь золотых волос,.."
           ***********************************
    А это уже снова мои впечатления:
    От посещения обезьяньего питомника в Сухуми у меня не осталось ярких впечат-
лений. А вот приятные запахи неведомых мне цветов и растений всю ночь (я проси-
дел ночь на скамье у здания жд-вокзала) мне запомнились.
      В Гагре шёл дождь (а у меня не было ни плаща, ни полиэтилена) и я пошёл в
ближайшее ушелье и вскоре увидел нишу в скале, где было сухо и я хорошо провёл
ночь во сне, а утром на электричке уехал в Сочи. На пляже я сдал рюкзак и одёжки
в шкафчик (плата - копейки!), номерок привязал к плавкам, но я запомнил только
одно - было негде стать (не то, что лечь) от толпы. В первую ночь я спал в
кустах во дворе трёхэтажки на Мацесте (приехал авто). На другой вечер я автобу-
сом уехал в посёлок Пластунка и спал в густых кустах, а утром на-ощупь обнаружил
на голом боку впившегося по-брюхо клеща, которого я выдернул с кровью. Приехал
на жд вокзал, сдал в камеру хранения рюкзак, купил билет и поехал открытым (без
крыши) автобусом на экскурсию на озеро Рица. В пути было много потрясных видов
(в сентябре 1980, когда Ваня (16-й год), Маша (6-й год) и я прошли там пеши, они
уже не показались потрясными) и после них озеро уже не произвело особого эффекта.
На жд вокзал приехали в темноте, я промаялся без сна до утра, взял из каамеры
хранения рюкзак и утром уехал в Адлер, а оттуда авто-ПАЗом ("ботинок") в Красную
Поляну - сонный, безлюдный посёлок, где запомнились только пузатые трубы-водово-
ды к электро-генераторам ГЭС. Под слепящим солнцем по пыльной, скучной дороге я
прошёл 13 км до безлюдного пос.Эстонка, где запомнились только раскидистые тени-
стые грецкие орешники и грязные свиньи на грунтовой дороге-улочке. Ещё пяток км
и я за речушкой Лаура уткнулся в шлагбаум кордона Кавказского заповедника. Седой
сухощавый старик не пустил меня: " - Пошёл вон отсюд по-добру, поебову!" И я
пошёл назад, а ниже устья Лауры перешёл (с двумя (для устойчивости) белыми буко-
выми палками (вырезал из кучи сухого плавника) Ачипсе (по-живот) и с километр
продирался сквозь подлесок по западному склону Ачипсе. Идти было трудно - крутой
склон прорезали овраги с ещё более крутыми склонами - я в один скатился высоты
4м, но без последствий. С запасом (чтоб не увидели меня) обойдя кордон, я снова
перешёл Ачипсе и сразу по лесу высоченных (метров до 50) пихт полез на склон
горы Ассара. Там переспал ночь, и весь день под морось дождя продирался сквозь
папоротники (выше меня-великана!) и через полусгнившие, давно спиленные стволы
пихт. Перед закатом я вышел из леса, через сотню метров вверх по траве по-колено
вышел на всхолмленное пространство альпийских лугов, снежников и ищумрудных озёр
к юго-западу от оси главного хребта. Холодный ветер с севера разогнал тучи,
закатное солнце алым цветом окрасило дальние снежные горы Абхазии. Я шёл по
снежнику к озерцу и вдруг увидел в 30-50м перед собой стадо (не менее сотни)
туров. Одни стояли, другие лежали на травке. По мере того, как я подходил к краю
снежника, поднялись и ушли за холм мамы (малые рожки) с малышами, потом бездетные
козы, а когда я был в 5 м от края снежника, ушли рогачи, стоявшие на страже. Я
снял с себя рюкзак и по траве пополз на верх холма. и оттуда сквозь стебли травы
глядел на стадо в 30м от меня. Вдруг я услышал со стороны стада сильный свист. И
через 10 секунд всё стадо в прежней очерёднсти ушло за гребень Главного хребта.
Я хотел спуститься за ними, но на Север было почти отвесно круто и скользко на
камнях, траве и мокрой почве. Я болван и, вместо того, чтоб спуститься в затишек,
улёгся спать на самом верху Хребта, символически защитив себя от леденящего
ветра ажурной кладкой из камней. А утром полез по самому гребню Хребта (острые
узкие скалы, отвесно уходящие вниз слвва и справа от меня). На Ассаре я оставил
мою бутылку пол-литра от лимонала "Мандарин", вложив туда
записку: "14 июля 1959 тут прошёл выпускник ДИИ-Сталино КрылВлИв". Потом я часа
4 полз по острому скальному гребню "к сияющим вершинам", но не коммунизма (как
тогда везде писали), а Чугуша (5 вершин выше 3300м), Но я до них не дополз - у
меня в кармане уже лежал билет 4 класса (Палуба) на 16 июля на теплоход "Сочи-
Жданов" (за 47 рублей) и 40 рублей на питание и проезд от Жданова до Сталино. На
поезд у меня рубликов не хватило, да и проплыть хотелось по двум морям. Я слез с
острых, нагретых солнцем скал Главного гребня и оказался в траншее глубиной 3м и
шириной 2м - так протаял массив снежника от тёплых скал. Я долго не мог вырезать
ступени в снегу, ножом заострил конец моего бука и кое-как отжался в упор на
руки на краю снежника. Но, когда я переносил ногу через этот край, он вдруг
обвалился (снег же подтаял!) и я вслед за руками опрокинулся вниз и закувыркался
через голову по крутому снежнику. Когда кувырки сменились быстрым скольжением на
животе, я воткнул палку в снег, но палка ударила меня по темени - слишком быстро
я ехал. Тогда я, держа палку двумя руками, стал её заострённым концом тормозить
по снегу и вскоре остановился. Я отделался легко - только мокрые суставы пальцев
да локти сочились кровью. А мой гребень остался где-то вверху - за уже далёким
от меня поворотом лавинного желоба, по которому  меня "спустили" сила тяжести и
обстоятельства. А вокруг меня высились крутые скалы, а снег усеян их обломками -
и как меня не разбило о них! Не зря говорят: "Дуракам везёт!" А я - отъявленный
болван, который не учится даже на своих ошибках... Вскоре снежник кончился и
крутой, жутко бурный, мутный поток крутыми каскадами падал с непроходимых скал
в ущелье. Я вылез на клочок наносов, снял рюкзак, трусы повесил сушиться на тёп-
лый валун (мне по-пояс) и начал мыться в снеговой водице. От внезапного шума я
прыгнул - и во-время - на моё место опрокинулся этот валунчик! Я долго пытался
выковырять из-под него мои трусы, но не сумел. Одел плавки (трусов в запасе не
было), штаны и полез по крутым склонам, где скалы чередовались с непролазными
зарослями рододендрона. Этот участок моего пути был настолько отвратителен, что
я старался никогда о нём не вспоминать. В сумерки я вышел к грунтовой дороге
вдоль левого берега Ачипсе. Услышал голоса, залёг в кусте - мимо в сторону
кордона прошли 4 девчат в робах и с лопатами на плечах. Я тут постелил простынку-
укрывало и вдруг у меня в глазах заплясали множество ярких зеленоватых огоньков.
Я испугался - куда ни гляну - со всех сторон пляшут ОНИ. Вот это нагулялся по
горам по Кавказским - до зелёных светлячков! И тут вдруг один светлячок сел мне
на руку и перестал плясать. Я прикоснулся к нему пальцем - а это действительно
светлячок - маленькое, мм 2 насекомое! А у меня от ужаса даже между ног уже
волосы дыбом встали! Я тут переспал (тепло - не то, что на ледяном ветру гребня,
где утром все травинки, цветочки и камни одело в корку льда). На рассвете я
встал, в минуту затолкал простынку в мешок, тихонько (и собаки не гавкнули!)
пролез под шлагбаум кордона и я уже не нарушитель заповедного режима! На окраине
Красной Поляны часа три ждал попутку. Подошли мужичок моего мини-роста с такой
же женщиной. Они бродят по Свету, ищут свою долю где-то заблукавшего Счастья.
Этим летом они устроились работать на руднике в Худесе на высоте 3600м на склоне
Эльбруса. Но за месяц работы были непроходящие головные боли и кровь из носа -
красиво, но пришлось уйти. До этого они работали в Лисичанске на "Подзем-газе" и
удивились, что я тоже еду на "Подземгаз", но в Ангрен. Я вышел в Хосте, присое-
динился к экскурсии в Тиссо-самшитовую рощу, где я переночевал на галечнике в
пойме Хостинки. Утром 16 июля поплавал в море, сел на катер до Сочи, а там в
12-00 уплыл на теплоходе. В Геленджике я не выходил - было уже темно. 17 июля
я прошёл по Новороссийску - не увидел ни одного дома - только высокие бурьяны
на высоких (несколько метров) грудах развалин. Утром 18 июля с базара на площади
под горой Митридат я из Керчи съездил автобусом в Камыш-Бурун и назад - видел
только голые, неприглядные холмы. Вечером пол-часа прошёл по уютным кварталам
новых 5-этажек Бердянска. Я три ночи ночевал на своей простынке под спасательной
шлюпкой, где мне никто не мешал и где я оставлял рюкзак, сходя на прогулки.
Утром 19 июля проплыли мимо выгоревших жёлтых берегов Азовского моря. Из Жданова
я за 10 рублей попуткой доехал до Сталино, там на улице Артёма в новом доме
возле ДонУгИ зашёл в новый магазин "Турист" с голыми  пустыми витринами, перено-
чевал в ДПС (ДомПроживанияСтудентов) №1 и 20 июля грузовыми попутками через
Горловку, ХаЦеПеТевку, Дебальцево, Алчевск приехал домой на Хутор - чем это не
"экстремум" для меня, по сути, ещё не видевшего нашего Света!

        ******************************

   Тур-поход Юры Глива и меня (ВИКрыленко) с 18 августа по 19 сентября 1960
         по Тянь-Шаню (Узбекистан, Кырккызстан, Казахстан)
18 августа 1960 начался мой первый отпуск и я с Юрой Глива приехали в Соцгород
Ангрен, прошли 100м до его северной окраины, "проголосовали" поднятием руки
(тогда за границей в моде было путешествовать <автостопом>),
залезли на попутный грузовик, проехали по каньону речки Ахан-Гаран, через Кура-
минский хребет (перевал Камчик 2400мнум), барханы песков Наждак-кум, мост через
Сыр-Дарью в Коканд, где посмотрели дворец Кудояр-Хана, медрессе Нарбута-Бия,
переночевали в мехмон-хоне, в 15ч 19 авг на попутном грузовике (с др. местными
жителями) проехали 40 км по Ферганской долине и переночевали под тута-пальмами
у арыка на хлопковом поле. 20 авг нас разбудили громкие трубные
мелодии карнаев. На асфальт-дороге нас (и ещё группу баранов и мужиков в ватных халатах) подобрал попутный
грузовик и мы с ветерком приехали в зелёный Андижан, где мне запомнились три
девочки (лет 10) в ярких халатах, мило улыбавшиеся Юре, пока Юра пил купленную
у Них воду. И ещё в парке птица, раскинутыми крыльями накрывшая кафе и киоски.
22 авг мы провели в зелёном Джалал-Абаде, где мы переночевали в высоких бурьянах
между могилами кладбища. Потом мы ехали в пустом кузове грузовика вдоль речки
Кугарт-сай Западный. В одном месте пришлось идти через сай (ширина 30м) вброд
по-промежность, поскольку мотор заглох в самом глубоком месте. Места всюду голые,
унылые, нефотогеничные. Нас привезли в V-образную голую, унылую долину, где в
пойме стояли 3 чахлые, выбеленные ветрами палатки и копошились с десяток детей -
табор цыган, сбежавших сюда от Хрущовского запрета кочевать и жить табором. А
водитель наш приехал к ним по делу. Я и Юра в тот же день прошли через Ферганс-
кий хребет (перевал Кол-Дама 3200мнум) по такому же, как и до этого унылому
ландшафту без скал и грандиозности. За перевалом я подыскал себе длинный узкий
камень, чтоб использовать его в качестве альпенштока. Но на первом же снежнике я
поскользнулся, пытаясь опереться, сломал этот камень и им же разбил вдребезги
ноготь большого пальца руки. Пришлось идти без "альпенштока". К сумеркам мы
потеряли колею бывшей когда-то дороги (изза этой дороги, показанной на карте, мы
и сунулись в эти унылые места - хотели лихо, "с ветерком" промчаться тут на
машине, чтоб скорее добраться до заветного Иссык-Куля), но всё-же вышли в обшир-
ную Казарманскую котловину и там переночевали у реки. И 24 августа мы пришли по
грунтовой дороге в посёлочек Казарман с его белыми казармами. За весь путь от
табора до Казармана мы не встретили ни людей, ни баранов, ни деревьев. В Казар-
мане всё было на виду, так что мы никуда не ходили. А вечером 24 августа я
остался с вещами, а Юра ходил на "посиделки" к девчатам - молодым педагогам,
присланным сюда на работу. Но он вроде-бы девок ещё не ёЬ - не имел опыта еЬли.
А там кто его знает - может и ёЬ... А пока Юра гулял, я карандашом нарисовал вид
на грозное ущелье реки Нарын ниже Казармана. 25 августа мы выехали из Казармана
в пустом кузове попутного грузовика. Сначала нас привезли в красивое место у
мощной речки Кугарт-сай Восточный. В том месте пришлось маяться часа два (я
рисовал речку меж тополей). Потом ехали через сморщенные безжизненные хребты
невдалеке от гранмцы с Китаем - всё чудилось, что оттуда вылетит дракон. Там
водитель остановил машмну и мы переночевали. 26 августа мы проехали скудные горы,
городок Нарын, через невзрачную реку Нарын, перевал Долон (3030м) и в 14ч были в
пос.Рыбачье. За то, что мы проехали 500км по Центральному Тянь-Шаню водитель
попросил с нас двоих 50 рублей - почти ничего! В общем вид у пос.Рыбачье очень
красочный и живописный, но мне почему-то не понравился. У западного берега озера
Иссык-Куль много высокого рогоза и крупной водной птицы. Красноцветная щебёнка,
голубые воды озера и горных далей, сочная, темноватая зелень рогоза - где ещё
увидишь ТАКОЕ с одной точки зрения!? Но мне почему-то не понравилося!
    И мы сразу уехали в курортный посёлок Чолпон-Ата (северный берег) - нам
(точнее - Юре, так как я с посторонними не умел разговаривать) сказали, что это
самое лучшее место и лучшие пляжи на всём Иссык-Куле. Там в самом деле красиво,
но я почеиу-то даже не искупался в Иссык-Куле. И только в июле 1967 я изволил
залезть в воду Иссык-Куля (у пос.Корумды), где у меня был мини-флирт с объятиями
в воде озера с девочкой Аней Григорьевной Пригода (1952гр.). И Ей ЭТО нравилось!
Там на пляже мы и переночевали (благо, что было солнце, тепло и ни единого чело-
века, кроме нас двоих). Утром 27 августа мы на пол-часа задержались в Ананьево
и ночевали у пос.Корумды (у непролазных зарослей облепихи). Похолодало, пасмурно
и мы сходили в долину речушки Корумды, где Юра "писал" этюды, а я, от нечего
делать, нарисовал карандашами вид с елями. Там и ночевали. 30-31 августа мы были
в городке Пржевальск, где я позже - в апреле-июле 1967 работал. Тут мы жили в
гостинице - тут пустили даже меня, хотя я был одет в синий байковый лыжный
костюм, в котором ходил и по Кавказу в 1959). От Пржевальска-1960 у меня не
осталось ярких воспоминаний. Есть только фото улочки с высоченными тополями, да
фото прилавка на базаре со штабелями красивых летних яблок старинных украинских
сортов, которых мы даже не удосужились купить и попробовать на вкус. 1 сентября
мы приехали автобусои (тогда в Донбассе это ещё была невидаль!) в курортный
посёлок Джеты-Огуз ("Семь Волов" (не Быков!) - больших скал ярко красного цвета).
Для меня живописнейшее ущелье Джеты-Огуз оказалось самым ярким впечатлением за
весь поход, особенно его самая верхняя часть с грандиознейшей скально-ледовой
вершиной Огуз-Башы (5170м) и ледовым гротом (в конце ледника), из которого выте-
кала речка. Но всё плоское днище этого красивейшего ущелья истоптано и изгажено
скотом. А подступы к ледовому гроту отгорожены моренным завалом из огромных
подвижных обломков, по которым пришлось прыгать с камня на камень. Мы попытались
подняться по леднику над гротом, но наши туфельки скользили по гладкому льду,
размываемому ручейками от таяния льда (ноздреватого сверху). Мы провели 2 ночи
в этом ущелье. Юра долго писал этюд Семи Волов, а я, от нечего делать, лазил под
этими "Волами" (кастрированными Быками) и чуть не сорвался. А в середине апреля
1967 я и моя Мама прошли по ущелью Джети-Огуз (5 км выше 4-этажного дома на
абсолютно голом пустыре) и на поляне у слияния 2 речушек обнаружили "малу кучу"
- в сотни баранов, сбившихся в одну кучу, засыпанных снегом (зимой в буран 1966-
67г.), задохнувшихся и замёрзших там. А теперь снег слегка подтаял и выглянувшие
из-под снега туши были слегка откушаны местными любителями - краснело и розовело
мясо, торчали рёбра... Зрелище не ахти весёлое и мы ушли из ущелья назад...
      А вот справка из сайта  www.issykkul.com/gorge-jetti-oguz.htm:
Ущелье Джети-Огуз расположено в 30 км к западу от города Каракол на северных
склонах хребта Терскей Ала-Тоо в одноименном ущелье длиной более 40 км. Ущелье
Джети-Огуз - одно из красивейших мест Киргизии. На протяжении почти 25 км по
обеим сторонам ущелья растёт тяньшанская ель, распологаясь сначала живописными
группами, а затем сплошными лесными массивами.
     На высоте 2200 м на базе радоново-сероводородных горячих источников создан
курорт "Джети-Огуз". Сюда приезжают лечиться от ревматизма, желудочных, нервных
и кожных заболеваний. Санаторий Джети Огуз, построенный в 1932-рон, был местом
первой встречи Президента Акаева с Борисом Ельциным в 1991г,
     Ущелье Джети-Огуз выполаживается в широкую долину Кек-Джайык, заросшую
еловыми лесами почти до самой вершины гребня. Выше зоны леса (около 3000 м), в
широкой долине (шириной около 15 км) располагаются великолепные субальпийские и
альпийские луга - джайлоо. В весенние и летние месяцы в ущелье Джети-Огуз насто-
ящий праздник цветов, среди которых выделяются серебристые звезды эдельвейсов,
альпийские ромашки и астры, девясил (золотой корень).
      Верхнюю часть ущелья Джети-Огуз замыкает многокилометровая Джети-Огузкая
стена, в средней части которой возвышается красивейшая двойная вершина (5170 м)
Огуз-Башы (голова быка). На водоразделе с ущельем Каракол высится остроконечный
пик Жукова (4250м). От северных склонов вершин Каракол (5250м) и Огуз-Башы берут
начало речки Арча-Тор и Айлынаш, образующие речку Джети-Огуз.
     Животный мир ущелья Джети-Огуз представлен владыками высокогорий - снежными
барсами, грифами и орлами, стадами быстрых козлов, грозными медведями, кабанами,
косулями, тетеревами, кекликами, фазанами и другими представителями фауны
области. А вот ещё из  dancheg.livejournal.com/14422.html   :
<<Хватит сиськи мять, работать пора - Долгожданный Джети Огуз. Жайлоодо-2  am
22 July 2008: Отказ от цивилизации - это великий отдых. Ещё в прошлый раз я
анонсировал поездку в село Семи Быков (Жети ?г?з). Точнее не в само село, а на
джайлоо (пастбище - кырг, если кто не знает), которое находится в горах недалеко
от села. По сравнению с Семёновским ущельем, где я был в прошлый раз, место жутко
"попсовое": куча туристов каждый день, электричество, полиэтилен на юртах... эх.
То ли дело было в Семёновке, где хоть чё делай, а ни электричества, ни связи в
радиусе нескольких километров нет. Но мы вчетвером в Джети Огузе всё равно
обалденно повеселились. Из ЖЖ-стов с нами был nurnas, который уже написал пост
про наше веселье. Я же обещал, что зарежу барана? - Выполнено! В прошлый раз я
только шкуру снимал, а на этих выходных учился делать всё от начала и до конца.
Дабы не нарушить хрупкую психику крайне чувственных читателей, подробности этого
действа с особо кровавыми фотками вынесу в отдельный пост. А пока что я добрый!
Баран стоит относительно недорого - чуть менше $100. За два дня этим барашком
получилось накормить всех ездивших со мной друзей и всех зашедших к нам в юрту
гостей. И даже при этом мы съели только около половины. В общем, сытное это
дело - барашка кушать! Как я уже говорил, Джети Огуз стал попсовым до нельзя.
Вот, даже некий Айбек, оказывается, что-то хотел! Везде есть своё решение, мы
нашли юрту подальше от этого места. Как ни крути, а внутри любой юрты одинаково
хорошо! Ниже не фотке - доказательство. Нурбек (он же nurnas - справа) словил
"синдром юрты": полный паралич конечностей и нежелание что-либо делать в таком
уютном прохладном месте!). Особенно если учесть, что Камчыбек (слева) уже вторую
бутылку кымыза разливает! - Фото:   юрта Нурбек Камчыбек кымыз.jpg   >>
                ************************
А тогда в 1960-м тут не было ни "попсы", ни куч туристов каждый день, ни элект-
ричества, ни полиэтилена на юртах. Да и <сиськи мять> ни Юра, ни я ещё никому не
осмеливались. Да и некому было (смотри ниже!)...
    3 сентября мы были в гроте, а 5 сентября из Джеты-Огуза вышли к Иссык-Кулю.
Было прохладно, ветер, волны, дождик. Мы пешком дошли до бухты Тонг и залива
Тамга, где ночевали среди мазаров на кладбище. 7 сентября мы сели в проходящий
мимо теплоход (шёл из Рыбачьего), где было 6 человек команды и 3 пассажира: дама
лет 40, но не с собачкой, а с дочкой-дочей лет 15, а также Вася (24 лет) из
Ленинграда-Питера. Вася сам рассказал Юре (а я стоял рядом и слушал), что он
живёт сам в одной комннате в коммунальной квартире, что его соседи не позволяют
ему приводить домой "бабачек" (угрожая выселить за "амораль"), так он "расслаб-
ляется" в тур-походах - сам ездит по Миру, спит в палатке на надувном матрасе в
спальном мешке, но не сам (как Юра и я-болван неспособный!), а приглашая милых
****ушек. Когда мы вечером приплыли в Пристань Пржевальск, я и Юра задержались
на минутку, укладывая рюкзаки. И, когда мы вышли на пристань, Вася уже стоял в
окружении 6 "бабачек" лет до 30. Он сказал нам: "- Ну, вот видите, я ж вам гово-
рил, что они сами летят ко мне!" А на Юру и меня ни одна из этих 6 "бабачек-
соискательниц" даже не глянула - им был нужен ТОЛЬКО ВАСЯ (хотя Юра был выше,
более видный и стройный)! Так что Юре и мне пришлось переночевать самим (без
бабачек-****ушек) в парке у могилы-памятника Н.М.Пржевальскому. А Васю мы ещё
раз встретили уже в центре Алма-Аты, где он вечером шёл к тур-базе в окружении
стайки-дюжины девушек-туристок.
     9 сентября в с.Теплоключенка мы приехали на автобусе и пошли по долине
Арасан к тёплым ключам. 9-10 сентября мы ночевали в долине Алтын-Арасан (Золотая
Тёплая Вода). Там (как и везде на нашем пути) вся трава была съедена скотом, но
всё-же Юра нашёл и показал мне ягоды рябины и костяники (как ежевика, только
красная и зёрна-косточки крупнее). За два дня мы не видели там ни души, ни тела
- ни зверя, ни птицы, ни скотов, ни пастухов. ни отдыхающих, ни умирающих,
Только посреди речкых бурунов лежал голый камешек (метров 5 в диаметре), а на
нём выросла ёлочка (метров 5 в высоту)...
      А вот справка из сайта  http://www.issykkul.com/gorge-arashan.htm:
<<Ущелье Арашан изумительно по красоте. На протяжении 5 км от своего начала, с
высокими скалистыми бортами, проросшими кустарниками, ущелье Арашан имеет ширину
всего 20-30 м. Затем оно расширяется и становится удобным для путешествий.
Склоны густо заросли елью и представляют изумительное зрелище. В ущелье Арашан
много живописных зеленых полянок, выходов родников с холодной чистой водой,
имеется водопад. На высоте около 2600 м, в широкой долине с еловым лесом, зелены-
ми лугами и душистыми цветами, на правом берегу реки расположен курорт "Арашан"
(золотые источники), организованный в 1963 г на базе горячих источников с повы-
шенной минерализацией. Ниже по ущелью Арашан, не доходя 2 км до курорта, в окру-
жении елей бьёт необустроенный термальный источник. Выше по ущелью Арашан широ-
кое и пологое дно его тянется почти на 10 км, вплоть до слияния рек Таш-Тектир
и Чон-Узень, восточной и западной составляющей реки Арашан. Склоны ущелья Арашан
покрыты отдельно стоящими елями. Много ручейков с прозрачной и чистой водой,
струящихся между разноцветными камешками впадают в реку Арашан. Правый борт
ущелья Арашан поворачивает почти параллельно основному хребту, образуя редкое по
живописности ущелье ТашТектир. По дну ущелья протекает река, которая до впадения
левого притока носит название Таш-Тектир. Склоны покрыты травой и густыми зарос-
ями арчи. Верхнюю часть ущелья Арашан замыкает гигантская обледенелая вершина -
Аксуйская стена (5022 м), а восточнее - пик Советская Россия (4900 м). Так же
достопримечательностями ущелья Арашан являются моренно-ледниковое озеро Кашка-
Суу у северного ледника вершины, Аксуйская стена и водопад в верховьях притока
Ак-Суу; очень красивые водопады Шаркыратма высотой до 15 м, живописные каскады
водопадов Кулдурек, сливающиеся в один сплошной сверкающий поток воды в теснине
на левом притоке реки Таш-Тектир; водопад Арчалы-Тор - вода падает с высоты
трех-этажного дома; озеро и водопад Такыр-Тор высотой до 15 м. Чуть выше курорта
"Арашан", справа впадает приток реки Арашан - Аныр-Тор, в верховьях которого
расположено красивое моренное озеро.>>. Я в июле 1967 пробежал (я спешил домой
кормить кур, пока не стемнело!) от речки Арашан до долины-ущелья Каракол (у ГЭС
- конечной остановки автобуса городка Пржевальск, где я тогда работал главным
инженером "Пржевальск-газ") за 4 часа.
      На обратном пути из долины Алтын-Арасан мы ночевали, сидя на камнях. Там
(как и в других местах нашего похода-1960) не было обрывов, вполне можно было
пройти сотню метров по простым скалам до травянистого склона, но Юра почему-то
(как и позже!) не хотел, чтоб я шёл, взявшись за него (для меня сумрак уже был
непрогляден), и нам пришлось мучиться до рассвета. 10 сентября мы зашли в селе
Теплоключенка в малюсенький книжный магазинчик, где я узнал, что в Риме идёт
Олимпиада-1960, но тут одна из девиц-продавщиц заподозрила в нас жуликов и нас
и наши сумки проверили, нет ли там украденных у них книг - не нашли! Правда, в
мотню не лазили, но и там вряд-ли бы что дельное нашли! От них мы на попутном
автобусе приехали в посёлок угольщиков Джергалан (в 40-50 км восточнее Преваль-
ска, там виды были нефотогеничные (пологие склоны без скал, зелёная травка,
редкие ели, столбами стоящие там-сям пьяные мужики "руки-в-брюки", сонно уста-
вившиеся в пространство), мы  по грунтовой дороге пошли на северо-восток, пере-
ночевали под ёлками Тянь-Шанскими, и утром 11 сентября 1960 вышли на бескрайнее
плато на высоте 2500 мнум. Нигде - ни кустика, ни деревца. По чахлой траве во
все стороны разбегаются колеи, проложенные авто-машинами. Но ни одной машины мы
не увидели даже издали. Моросил холодный (сентябрь и 2500м!) дождь. А у нас ни
зонта, ни плаща, а о полиэтилене я тогда ещё и не знал. Мы легко одеты, промокли,
замёрзли, спрятаться негде. Наконец-то под вечер подошли к стойбищу. Из юрт
вылезло с пол-сотни детей, баб, мужиков. Все - казахи! Вылупились на невидаль -
двух мокрых куриц, да ещё и пеших! А в этих краях пеши НИКТО не ходит - это
высший позор для казаха! Ещё у половцев слово "казак" на их языке означало
"страж передовой, ночной и дневной", естественно - верхом на лошадЯх или на
вер****Ях - вершнику сверху виднее! И нас (двух мокрых куриц, да ещё и пеших!)
не пустили переночевать не только в юрту, но даже под навесы из неструганных
досок для железяк-насосов. Поздно ночью Юра увидел во тьме силуэты 2 домов.
Подошли. На "Гав-гав" вышел казах. Юра попросил его пустить нас переночевать.
"- Некуда - жена радил!" - Ну в сарай пустите! "- Некуда - там карова радил!" И
мы ещё долго шлёпали по грязи во тьме, пока Юра увидел силуэт дома. И тут нас
пустили! Тут на отгонных пастбищах (джайляу) на лето приехали четверо чеченцев,
выселенных в 1944-том из Чечни и живущих теперь в станице Иссык в 30км к востоку
от г.Алиа-Ата. Они нас накормили и напоили горячим (у них жарко топила печка),
обсушили и спать уложили! Как в сказке! Бесплатно, конечно! Утром 12 сентября
1960 я их сфотографировал - троих пожилых, седоватых, крепких мужчин и отдельно
(с ружьём-двустволкой, на коне верхом и стоя) - Аушев Александер - молодой,
стройный, красивый, весёлый, улыбчивый, без акцента говорящий по-русски. И ЭТОМУ
Александеру (но не Аушеру, а Аушеву!), как и ТОМУ (14 июЛя 1942г.) 17 годочков!
Неужели ТОМУ Александеру Аушеру ТОГДА (в 1942-ром) удалось ТАМ (на Кавказе)
"дать начало" ЭТОМУ Александеру Аушеву!? Ведь ТОМУ Александеру "со товарищи"
удалось прорваться "от северных морей" "до южных гор", "до самых до Чечней"!
Кто знает!? А дома (в городе Ангрен, среди снежных гор Тянь-Шаня) я отпечатал
фотографии наших гостеприимных не-ангелов (но зато - спасителей!) и отослал их
ИМ в станицу Иссык. Ответа я не получил.
    Утром того же 12 сентября 1960 мы пришли в неуютный посёлок Кегень (где
стайка из 6 пацанов 15-20 лет вытребовала у нас три рубля), где мы сели на
автобус-попутку (из пограничного пос.Нарын-кол - по дороге нас зашли проверить
погранцы, но кто-то крикнул "-Тут все свои!" и нас не проверили). А вечером того
же 12 сентября я и Юра приехали в станицу Иссык. Оттуда мы сразу ушли по дороге
на озеро Иссык, но за околицей налетел сильный дождь, мы спрятались под скирду
сена, да там и заночевали. А утром 13 сентября 1960 мы прошли пешком 15 км  по
дороге (набор высоты 150м на 1 км дороги) на озеро Иссык в снежных горах Заилий-
ского Ала-Тау. Мы взяли на прокат лодку (5 руб за 1 час) и только выплыли в
озеро, увидели там дым столбом выше гор - горит лес - ЕЛИ Тянь-Шанские в главном
притоке озера. Туда катерои привезли всех посетителей озера, но через пол-часа
все вернулись - там уже всё успело сгореть (в крутой долине дуло, как в поддува-
ле!), да и нечем работать было - даже лопат не было землю бросать, да и земли не
было - одни камни, а камнями такой пожар не забросать! Мы проплыли вокруг озера,
сдали лодку и переночевали у скалы 7м нависающей над водой (северный берег) - у
нас на Хуторе был журнал "Работница" за 1928г., где на обложке на этой скале
позируют три пары "Работниц и работников", отдыхающих после "работы"... И  14
сент мы ушли назад, к автотрассе на Алма-Ату. А 7 июля 1963 в это озеро Иссык
(по мнению Рокуэла Кента - известного путешественника-живописца, самое красивое
из всех виденных им озёр, а он повидал их несчётно!) сошёл катастрофический сель
(грязе-каменный поток) и смыл озеро (а чтоб спасти озеро, хватило бы одного
бульдозера - засыпать промоину в его завальной плотине). А потом этот грязе-
каменный поток (уже вместе с водами и камнями озера Иссык!) прошёл через ИХ
(Аушевых) станицу Иссык. И ответа из ИХ станицы Иссык я так и не получил. И ИХ
судьбы не знаю. Может кто-то знает!? А-у-у-у! Отзовитесь! А-у-у-у!!!
    14 сент мы приехали в центр города Алма-Ата. Мне он очень понравился краси-
выми видами. Но яблоки там (Алма-Атинские Аппорт и Золотой Ренет) оказались без
ума дорогими - раз в 20 дороже, чем в Донбассе. И в госимнмцу нас не пустила
противная молодая казахка - даже говорить (и даже с Юрой!) не стала. А мужичок-
русак сказал нам, чтоб мы поехали на стадион "Кайрат" - и нас пустили там на 3
ночи (без поборов!) в комнату  под Западной трибуной. Мы ездили и на ледовый
стадион в урочище "Медеу", оттуда сходили в турбазу "Горельник", но при нас она
не сгорела, а вот лет через 20 её всю уничтожил сель (а Алма-Ату спасла плотина
в урочище "Медеу"). Мне там тоже очень понравилось красивыми видами с елями.
Все 3 дня было тепло. Я купил там лыжи (за 47 рублей), так как в Узбекии их не
было. Из Алма-Аты мы поездом, без проблем и без ярких впечатлений приехали 19
сент в Ташкент, а оттуда автобусом в наш Ангрен. Весь поход я и Юра ни разу не
конфликтовали. Не было и таких странных казусов, как в моём походе 1961г. с
Лунтовским Евгением Афанасьевичем. Мы, конечно, поднадоели один другому. И я
очень удивился, когда вечерои того же 19 сентября (дня приезда!) Юра приехал в
Новый Город - меня проведать! У Юры (техник по образованию) отпуск был 32 дня,
а у меня (инженер по образованию) - 21 день! А я не спешил на работу. Тогда там
была поговорка "Работа - не Крыленко, в горы не убежит!" Я, даже с моим болван-
ством, понимал несправедливость моих "начальников". А мои "начальники", по
инициативе Мухсиной Ляли Фёдоровны (нашей кадровички) дали мне выговор и с 21
сент 1960 послали на 2 месяца на уборку хлопка под кишлаки Саид и БукА. А обычно
посылали не более, чем на 1 месяц... <<Но я ничуть об этом не жалею!>> - так ещё
поныне поёт моя уже 90-летняя сестричка Елена ВлАди в славном граде во Лемберге-
Львове...
          ************************



    4 января 1961 Ваис Сафаргалиев (оператор телевизион-ретранслятора в г.Ангрен,
мой сосед по квартирам с 1 дек 1959 по 27 июня 1961) пригласил меня на свой День
Рождения. В соседней (с моей) комнате собрались с десяток знакомых и родственни-
ков Ваиса. И кто-то решил надо мной подшутить: "- А вот ты не сможешь выпить 20г
водки малыми глотками!" Я удивился (подумаешь - что тут такого!) и на пустой
желудок, задерживая дыхание от отвращения к запаху водки, начал "смаковать" эти
услужливо налитые мне 20г. И не заметил, как отключилось моё сознание (но, навер-
ное, не позже, чем через 10-15 минут). Как мне потом намекнули моя соседка по
квартирам Валя Микушева (жена Ваиса и тоже телевизионщица из Среднего Поволжья),
меня отвели в мою комнату, уложили на мою казённую ("Подземгаза") кровать, но я
вроде-бы схватил висящее над этой кроватью моё ружьё 16 калибра (оно и теперь
лежит в шкафчике у моей кровати в Донецке) и выстрелил зарядом дроби в стену
над этой кроватью. А утром 5 января 1961 я поехал (без проблем) на работу и там
Юра Глива передал мне приглашение от Жени Моровой (Юриной Любви и коллеги по
работе в воздуходувном цехе) прийти вечером 6 января на посёлок Тешик-Таш отме-
тить День Рождения и 20 лет Евгении Георгиевны Моровой. Но я не мог представить
себе, как я смогу прийти вечером 6 января на посёлок Тешик-Таш и потом оттуда
выбираться в полной темноте. И не пошёл. А Юра ходил. И теперь Юра живёт с Евге-
нией Георгиевной в Смоленске и Молодечно. А я в Донецке без Евгении Георгиевны
(надеюсь - к Её и Юриному Счастью!). В ночь под 14 января 1961 я мирно спал на
моей казённой узкой железной кровати, как вдруг с меня сдёрнули моё тонкое байко-
вое одеяло и раздался громкий пьяный окрик Ваиса: "- А ну вставай, инженер, не
прикидывайся спящим! Ты чем тут занимался с моей женой!? Чиво так долго не откры-
вали мне двери!?" Я, ничего не соображая (и с просонья, и вообще) сел на кровати
и тут же получил удар в мою скулу кулаком Ваиса. Я сразу вскочил, схватил Ваиса
в охапку (а он-слабАк и не сопротивлялся, а я тогда мог поднять над головой сто
кг), поднёс к окну (третий этаж, внизу тротуар улицы Навои - твёрдо падать!) и
трижды взмахнул Ваисом, словно выбрасывая его в окно. Но не выбросил, а бросил
плашмя на пол и голой пяткой (я был в одних трусах) лягнул его в окорок. Больше
я не имел контактов с Ваисом. А жена Ваиса - Валя Микушева (моя соседка по квар-
тире) ещё в 1959г. начала регулярно красть мои деньги - забирать их из моего
чемодана, куда я ложил их, как и до этого - в общежитиях г.Сталино. В феврале
1961 моя Мама, уходя со мной и Людой Ищенко на прогулку, пересчитала пачку денег
(60 руб) перед выходом, а через 10 минут вернулась и обнаружив уже только 50 руб,
сразу потребовала у Вали вернуть взятые 10 руб. Валя покраснела и вернула. А я
повесил замок на дверь моей комнаты. А 27 июня 1961, перед уходом в поход по
Средней Азии, я отнёс мой чемодан (там все мои пожитки)  к однокурснице - Ларисе
Ивановой, а после похода сразу поселился в моей новой одно-комнатной квартире (в
доме напротив через двор). Ни Ваиса, ни Вали я больше не видел...


     В начале февраля 1961 ко мне в г.Ангрен (Узбекистан) приехала погостить
моя Мама с моей двоюродной племянницей Людмилой Евгеньевной Ищенко (рожд. 15
ноя 1953 в нашей Хате на Хуторе). В каждое воскресенье (тогда был только 1 нера-
бочий день и НЕ давали отгулов, еслы на воскресенье  выпадали очень редкие тогда
праздники - Новый Год, 1-2 Мая и 7-8 ноября - и всё! При Брежневе добавили 8 Мар-
та, 9 Мая и 7 октября - с 1978г. - День новой Конституции СССР 1977г.) мы втроём
ходили на прогулки по окрестностям Нового Города и далее. Уже в марте, когда
потеплело, мы пошли к речушке Дукант-сай, а там выше крупно-валунной поймы уже
зазеленели молодые (до 2м ростом) деревца лесо-посадки. Ми мирно шли по грунтовой
дороге вдоль валунников, как вдруг к нам на очень большой лошади подскакал такой
же большой мужик и закричал: "- Ухады аткуда прышол! Здэсь ныльзя хадыть" Мы
остановились и я сказал ему: "- Мы только пройдём без остановки и уйдём отсюда!"
А он мне: "- Я тыбэ сичас пакажу, бля..! Ухады назад!" И стащив висевшее за
плечами ружьё-двустволку, прицелился в меня (с расстояния 3м). Моя Мама схватила
меня за руку и потащила меня назад, а Люда шла впереди нас - от греха подальше.
И "грех" НЕ выстрелил в наши спины - а мы уходили без оглядки... И мы вернулись
в Новый Город, сели в местный автобус и уехали до конца - в кишлак Джигиристан,
где прошли пару км вверх вдоль бурного сая до устья Джигиристана-правого, залез-
ли по тающему склону на купол горки (на стрелке слияния саев), погрелись там
пару часов среди ослепительно ярчайших снегов (а на куполе уже цвели подснежнич-
ки) под ослепительно ярчайшим солнцем (у нас есть фото) и неспешно вернулись в
Новый Город (км 15 отсюда).

   
          Тур-поход 27 мюня по 24 июля 1961
       Евгения Лунтовского и меня (ВИКрыленко)

     12 апреля 1961 я и Женя Лунтовский (а с нами шёл и Женин сожитель по квар-
тире Юра Глива) по отвалам породы угольного карьера отнесли в Соц-город в мили-
цию толстые папки документов для получения пропуска на туристический проезд по
памирскому тракту (афганская и китайская граница СССР). Когда мы вернулись на
работу на "Подземгаз", услышали о запуске Юрия Гагарина на орбиту вокруг Земли -
какой триумф страны! Но наш (Ангрен-Подземгаза) кадровик и секретчик Мухсина
Ляля Фёдоровна "настучала" на нас в милицию, что мы неблагонадёжные (а Женя ведь
был комсоргом всего Подземгаза - куда уж надёжней!) и нам отказали в выдаче про-
пусков. 27 июня 1961 мы вдвоём (Женя и я) на попутных грузовиках проехали до пло-
тины Туя-Бугуз ("Беременная Вер*****") на речке  Ахан-Гаран и там нас подобрал
грузовик в пустой кузов, где у кабины стояла бочка с соляркой. Я болван и не
умею ни думать, ни соображать (не "на троих" - а даже на себя самого) - прижался
штанами к бочке и на светло-кофейных штанинах и мотне появилось огромное несмыва-
емое чёрное маслянистое пятно. В Янтаке у ош-хоны нас высадили и мне пришлось
переодеться в чёрные шаровары, а китайки одевать только на ночь - для тепла.
В Ош-хоне нам продали горячий, но вонючий гуляш. Я бы его сьел без разговоров
(затаив лыхание и нюх), но Женя взял обе тарелки, унёс их в служебные поомещения
и через 5 минут принёс 2 тарелки хорошего горячего гуляша. Потом нвс взял грузо-
вик и привёз в Ленинабад. Горы Могол-тау (Кухи-Мугул по-таджикски) справа были
в серо-голубой дымке, а вот Кара-Мазар (Чёрная Могила) слева впечатлила скалисты-
ми узкими ущельями. Сыр-Дарья была 150-200м ширины, с щебнистыми пляжами.
    В Ленинабаде нас пустили в гостиницу. В ресторане мы ели дешёвые борщи и
шницели, я пил ледяной кефир, а Женя пиво. На базаре всё продавали по 30 копеек
за кг: виноград, арбузы, дыни, персики, помидоры и др.  В Сыр-Дарье сильное
течение и я захэкался, пока переплыл её против отгоняющего меня течения. 1 июля
я купил в Гастрономе для себя еды (Женя отказался, заявив, что он будет питаться
только в ресторанах): хдебцы хрустящие, поросятину, сгущёное молоко. Наш попут-
чик в грузовике (заведующий ГорОтделНарОбраз Ленинабада) пригласил нас в гости
и мы переночевали в г.Шахристан. Там Женя в Санатории с утра до 12 ч играл в
биллиард и настольный теннис, а я скучал. Все попутки прошли с утра и машин на
дороге не было. Мы под палящим солнцем шли вдоль широкой безводной валунной
поймы, пока в 17ч нас взял лихой водила. Он в считаные минуты привёз нас к
снежникам, прохладе и арчевникам северного склона Туркестанского хребта, а потом
с сумасшедшей скоростью погнал вниз по серпантинам южного (абсолютно мёртвого и
безводного) щебенчатого склона, перемахнул в пос.Айни мутный Зарафшан и остано-
вился перед завалом из щебня и камней, сыплющихся с голого поднебесного склона.
В Айни село с десяток мужиков и один из них сел в стоящий на обочине бульдозер и
в два захода ссунул завал в речку. Грузовик проехал, а мы перебежками пробежали
зону (метров 50) постоянного камнепада (один попутчик закрывп голову портфелем).
В угрюмом тёмном, без единой травинки-кустика скальном каньоне Фан-Дары (проре-
завшей хребет Зарафшан) мы вышли у устья Искандер-Дарыи и пошли на запад по
тропе вверх. В сумерки я постелил свою простынку прямо на твёрдую щебёнку у
тропы, мы сьели банку поросятины, попили молока из сгущёнки с хлебцами, поспали
под моим байковым одеялом и 3 июля по безлюдному и почти голому (без зелени)
нефотогеничному ущелью вышли к очень живописному озеру Искандер-куль. По мостику
над истоком-водопадом (тут в 330г. до н.э. утонул Буцефал - конь Искандера Двуро-
гого) мы вышли на пляжик у дома метеостанции на северном берегу. Я снял с себя
белую рубашку-сетку и, упав с ней на стаю (метра 3 в диаметре) непуганых песка-
рей, вынул одним махом пару кг рыбёшек см по 15 длины. "- Жень, сварим уху?" (у
меня был котелок). "- Нее, не хочу - это ж их чистить надо!" Я выпустил рыбок,
прополоснул и одел рубаху и мы пошли на юг по тропе у кромки воды. Нам навстречу
аппетитная деваха лет 20, сказала, что рядом в устье речки большая группа плано-
вых туристов. Хеня пожаловался инструктору, что у нас нет еды, тот полистал наши
папки с документами и дал команду своим кормить нас 1 сутки. Я полазил по боль-
шим (1,5-2м) глыбам курума, а под вечер выплыл в озеро на ихней надутой лодке и
еле выгреб назад против ветра из устья притока. После дармового обеда 2 июля мы
пошли дальше на запад - вверх по течению по залесенной пойме притока, а через
пару км свернули влево на юг по крутой широкой тропе. Ещё через пару км мы вышли
к стойбищу с убогими юртами и кучей детворы. Пастухи поместили нас на ночь в
мехмон-хану (комнату гостей) - землянку, покрытую ветками арчи. До полуночи нас
поили кислым и горячим свежим молоком и полдюжины таджиков распрашивали Женю (я
в те годы практически не способен был беседовать). Утром 3 июля в стойбище оказались
только орава с 20 детьми и 1 моложавый улыбчивый таджик, совсем не-бельме по-
русски. На вопрос, куда идти на перевал Мура, он разводил руки и не мог ответить.
И мы пошли вверх по широкой долине-трогу по лугу, а потом по снежнику, через
каждые 10-15м пересеченному на всю шмрину чуть темнеющими (на фоне слепящего
снега) полосами просевшего над трещинами снега - ведь мы шли по леднику и спокой-
но (не догадываясь об этом) перешли сотни трещин. А с обоих бортов высились
тёмные крутые скалы, уходящие в густой туман туч. Так мы шли не менее 10 км по
пологому подъёму до округло сглаженной оттаявшей седловины нехоженного (без
следов тропы) перевала через хребет Гиссар, где Женя снял меня на величавом фоне
скально-снежных Фанских гор, и мы, усевшись на тёплом гравии, сьели мою поослед-
нюю поросятину и хлебцы с молоком, В самом начале спуска (по тающему мокрому сне-
гу, а потом по вязкой грязи) у меня развалились оба моих кожаных бота, казавшихся
очень крепкими ещё шесть часов назад перед снегом. Я выкинул негодные боты, про-
резал ножом дырки для пальцев ног и, морщась от боли, с трудом натянул на мои
стопы 43 размера спорт-тапки 38 размера - других я не смог найти в Ангрене, а
поискать в Ленинабаде (где я маялся дурью и додыхал от безделья 3 дня) у меня
не хватило соображая. К закату мы без троп и без скал спустились в скалистое
ущелье страшно бурной речки Кара-таг (хотя скалы там коричневые), где вдоль
речки вилась широкая тропа, но, вместо того, чтоб идти по тропе, мы сдуру пере-
шли по мостику на правый берег и с час (до сумрака) без тропы продирались сквозь
бурьян и кусты по завалам обломков скал. Когда уткнулись в непроход, без ужина
легли спать, надеясь, что к утру воды в реке-каскаде станет меньше и мы вброд
перейдём на недоступную нам тропу, что вилась в 10м от нас. Но к утру воды в
реке не стало меньше, а даже больше, и нам пришлось повторить наш вечерный
моцион, пока добрались до моста и вышли на тропу. На широкой пойме глубокого
ущелья (меж скальных бортов) мы объедались крупной (с палец) сладкой шелковицей
разных сортов (чёрной, жёлтой, фиолетовой) и с час сидели на высоких деревьях и
ели черешни (до этого мне не довелось отведать черешен). На всём протяжении
(км 60-80) у Каратага нет ни единой хибары или юрты. Мы ночевали у озера Темир-
Дара (о нём нам сказал инструктор-кормилец) в 4 км вверх по левому мини-притоку.
Там Женя писал этюд, а я скучал на некрасивом озере с км длины (меж безскальных
V-образных склонов с редкими арчами и высокотравьем) и лазил по травам от нечего
делать, а потом сварил полный котелок шелковицы (взяли внизу). 7 июля нам встре-
тился величавый таджик в белом, в белой чалме на белом ишаке, а перед вечером мы
догнали четвёрку ребят 15-16 лет из Душанбе. На ужин они в моём котелке сварили
суп из банки молока и крошек, вытряхнутых из ихних рюкзаков. А на десерт - ягоды
туты. 8 июля мы с ними вышли в долину Хиссар, дошли до городка Регар и оттуда
авто приехали в Душанбе, где 3 дня жили в гостинице. Было очень жарко, я не мог
есть ничего, кроме мороженного, и запивал ледяноц газ-и-об из частых авто-поилок.
Во дворе МВД Таджикистана капитан-ординарец указал нам генерала - министра МВД.
Но Женя отказался обратиться к нему, так я в своих шальварах (снова не хватило
соображая купить штаны "поприличнее"!) подошёл к нему, подошедшему к чёрному
лимузину: "- Товарищ генерал, разрешите обратиться!" - Пожалуйста! Слушаю Вас!
И тут Женя и я показали наши пухлые папки и Женя пояснил, что нам нужен пропуск
по Памир-тракту. "- Оставляйте документы и через 10 суток получите ответ!" "-Спа-
сибо, товарищ генерал!"   Но я не мог (и жара, и нечего делать) ждать 10 суток.
А Женя мог, но не хотел. И 12 июля мы на попутке приехали к развилке на Кала-и-
Хумб - первую погран-заставу. Шофёр остановил машину и сказал нам: "- Если у вас
нет пропуска, лучше не едьте дальше! Еслиб 1-2 заставы - ещё был бы шанс проско-
чить! А тут подряд 14 застав - обязательно схватят и, в лучшем случае, поэтапно
отправят домой. А могут отдать под суд за нарушение погран-режима!" Возразить
нечего, мы слезли, перешли на дорогу налево и вскоре на грузовике приехали в
Нурек, тут же зашли в рабочую столовую, сколоченнную из неструганых досок с
широкими щелями для проветривания. Но всё-равно было очень жарко, все (женска
пола не было) были голые по-пояс. Женя и я разделись до трусов, сьели очень
вкусное жаркое и мне расхотелось ехать к месту плотины в Пул-и-Сангин - я поды-
хал (в полном смысле) от жары. Я упросил Женю скорее уехать. Мы ждали минут 20
и я чуть не откинул копыта - мне до этого никогда не было так нестерпимо плохо.
Наконец нас подобрал грузовик, мы залезли в кузов, свежий ветер на горе сразу
освежил и я ожил (а Женя и не думал умирать). Мы слезли (платили мы немного - на
дешёвые в те годы сигареты) на развилке и по дороге на восток вскоре приехали в
пос.Джиргаталь. Вместо того, чтоб выйти на дорогу и идти или ехать дальше (ведь
тут один путь - по долине), Жене захотелось распросить о пути и мы зашли в пос-
совет. Чернявый мужичок на вопрос Жени сказал: "-Минутку!" и через минутку зашёл
с нарядом милиции: "-Пройдёмте в отделение!" И нам пришлось 4 часа скучать на
допросе - мы же ничего не нарушили, документов у нас - два вагона - "читайте,
завидуйте - я гражданин Советского Союза", где "моя милиция меня бережёт". Нас
выпустили вечером и мы до сумерек успели пройти с км - только до высокой террасы
над Вахшем, чуток ниже слияния белесо-мутной Муук-су (течёт с ледников видного
отсюда пика Сталина-7495м) и красновато-мутной Сурх-об (выше - Кызыл-су) - Крас-
ной воды (течёт с куполовидного белоснежного "пика" Ленина-7134м и уймы других,
в том числе - китайских "пиков"). Ночью от мутной воды (я нахлебался прямо из
речки) у меня разболелись зубы и я несколько раз мазал их "Бриллиантовой зеле-
нью", но мало поиогало. Потом мы три дня шли по тропе до начала дороги в Алайс-
кой долине. Там я хотел нарубить сухих, страшно колючих веток облепихи (тут
возле Кызыл-су рощи её кустов 4м высоты), чтоб сварить ужин, но на втором ударе
переломилась рукоять нового топорика. После Каратага я почти не фотографировал -
не было фотогеничных пейзажей. 16 июля мы доехали по Алай-долине до Дараут-Кургана, а
потом сели в попутный автобус ПАЗ-ботинок (первый и последний за всё это путеше-
ствие). В Гульче заглянули пограничники, но кто-то крикнул "Тут все свои!" и нас
не поймали. Мы попросили остановить в Гарме и сразу залезли на холмик 20м высоты
и только я начал стелить спать (небо уже почти погасло), как со всех сторон
купола холма на нас набросилась толпа. Нас схватили, забрали наши вещи и привели
(через 200м ходьбы) в ярко освещённую водолечебницу на горячих (Гарм) водах. И
до полуночи милиционеры изучали наши бумаги, звонили в милицию Ангрена, но нам
не было страшно - тут не погран-зона. В полночь нас освободили, сказали, что у
нас всё в порядке, что нас на холме выдал Женя - он подсечивал себе место, куда
пописять, пока я на-ощупь стелился. Мы переспали тут же на кафельном полу, утром
понежились в горячем бассейне и 13 июля на попутке уехали в Ош - областной центр Юга
Киргизии. Там в гостиницу меня приняли, но в ресторан в шальварах не пустили и
Женя 3 раза был там без меня. Утром 16 июля мы уехали в Андижан (Узбекия). В
городе нас в гостиницу не приняли, а послали за город - на Комссомольское озеро,
где нас поселили в пятиэтажке. В ресторан меня в плавкаж не пустили, а Женю в
семейных трусах (Он принципиально не носил плавкм, так как в них видны форма и
размеры Жениталий) пустили. Потом нам захотелось "хосю писи, хосю каки", но не
оказалось сортира (ни одного - ни в Гранд-Отеле, ни "в соседнем дворе"). Женя
спросил у администраторов, где можно "хосю писи, хосю каки", ему сказали - где
хочещь. Мы пошли к мутным водам "озера", там вокруг пруда пышно выросли бурьяны,
а из них робко выглядывали саженцы будущего парка. Метрах в 50 от уреза воды мы
рядышком присели па корточки (с видом на "озеро") и спустили свои бикини. И тут
"сам бог послал нам аж три бабы" - три дебелые молодухи-славянки топали прямо на
нас. Они, как по команде, стали возле Жени и хором завели: "-И как тебе не стыд-
но, симпатичный такой, а расселся тут, как корова, всю посадку обосрал!" Я сидел
тихонечко, словно мышонок, ещё и голову засунул себе между ноги, а Женя принялся
отгавкиваться: "- Ну, понимаете, туалета нету и администраторы послали сюда..."
В общем, не дали нам сделать "по-человечески" наши "большие дела"- мы дристанули
"по-коровьм" и пошли к "озеру" подмываться... Утром 17 июля нам крупно подвезло-
нас у дороги прихватил грузовик, едущий на Токтогул-ГЭС на Нарыне. Мы с ветерком
пересекли Ферганскую долину, адыры предгорий, невзрачные голые горы, проехались
вдоль узкой мутной струи текущего, словно в желобе, Нарына и нас высадили на
подступах к перевалу Бешташ через Таласский Ала-тау: "- Идти вниз к речке, а потом
вверх по речке - красивее (тут много елей), но дольше. А вы здесь поднимитесь
на верх этого отрога - и окажетесь под перевалом!"  Мы так и пошли, но на верху
отрога нас поджидали полдюжины рослых мужиков с огнестрелами - двустволками,
малокалиберками, боевыми карабинами. Они с пол-часа разглядывали бумажки из
наших пухлых папок и сказали: "- Да, не похоже на шпионов - слишком много бумаг
- столько шпиён не потянет! У нас все ездят верхом - даже бабы и дети! И пешие
нам подозрительны!" Мы без препятствий перешли через Талас (без скал, очень ред-
кие снежники) и улеглись спать в широкой плоской долине. Почти всю ночь моросил
дождь, одеяло промокло, но холод был терпимый. 18 июля мы до вечера брели по
унылой, выбитой скотом долине. На жел-дор станции купили билеты и утром 21 июля
были в Ташкенте. Женя предложил мне съездить в городок Чирчик в 30 км от Ташкен-
та: "- Я в 1958 жил там при стажировке на Электро-Хим-комбинате. Там красивый
город и очень вкусно готовят гуляш!" В 11ч мы уже ели этот гуляш в той столовой.
Но гуляш был костист, не угрызёшь. и невкусен. И ко всему этому Женя сломал зуб
этим гуляшом. Городок невзрачный, гулять негде, Женя расстроился поломкой зуба и
решил сразу ехать домой в Ангрен. А я на 3 попутках доехал до большого кишлака
Бурч-Мулла под крутыми скалами у речки-каньона Кок-су. Я прошёл вдоль реки Чат-
кал до санатория Об-и-Рахмат (благодарение воды) и выше него переночевал. Над
Чаткалом высились крутые скалы, он бурлил внизу в скальном лотке. 22 июля я по
подвесному (на тросах) мосту Имам-хан (40м длины на высоте 10м) перешёл на левый
берег и пошёл вдоль речки Акбулак. С запада к реке по крутым (градусов 60) ска-
лам прыал ручей Об-и-Кашка. На тропе работали рабочие - кетменями расширяли и
ровняли тропу. У устья Терекли-сая (Тополь-речка) я перешёл с 2 палками Акбулак
(в июле 1962 и 1964 о таком нельзя было и помыслить!) и пошёл по узкому ущелью
Терекли. Я часто переходил речку, местами шёл по руслу, обходя скальные прижимы,
по скалам обходил водопады (в котлах-выбоинах под ними вспугивал стайки крупных
(до метра) рыб). Впереди меня бежали кабаны, оставляя мокрые следы. Пройдя все
сужения, я переночевал в приличной берёзовой роще, а на рассвете 23 июля я тихо
обошёл чей-то лагерь (с большими палатками и лошадями) и, как и ранее, без троп
вышел к вечеру на Чаткальский хребет. Тут высота 3300м почти без понижений. В
бинокль в 40км от меня я увидел дымящие трубы АнгренГРЭС и смазал зелёнкой
ссадины на тыльной стороне пальцев. Там вскоре вспухли волдыри и долго не
заживало; с того вечера я перестал применять зелёнку. Я спустился в V-образую
долину истока Карабау-сая, прошёл пару км, переночевал на травяном склоне (гори-
зонтального места не нашёл). 24 июля я прошёл по уютному Карабау-саю (даже един-
ственный раз в иоей жизни видел миндаль-орехи, вылезающие из лопнувших плодов-
"абрикосин") 30 км, от кишлака у выхода из долины свернул левее и через 6 км
через посёлок Саманный к вечеру пришёл в наш Новый Город, зашёл к однокурснице
Ларисе Ивановой, взял мой чемодан (там все мои пожитки) и ключ от моей новой
одно-комнатной квартиры (в соседнем доме) и пошёл обживать её. 20 сент 1962
туда придёт Тома Кодрянская, а 15 октября 1964 я с Томой принесём туда из род-
дома на Саманном нашего первенца Ваню Крыленко...
    Итак, в этом походе самыми интересными, уютными (много растительности, ягод,
топлива, мест для купания, отдыха и ночлега, чистая вода, радом с нашим городом)
и красивыми оказались окрестности Ангрена и участок пути от Бурч-Муллы до Ангре-
на. А в этом походе произошло наибольше курьёзных событий, по сравнению с
другими походами...             ВИКрыл 13 октября 2009

                **********************

    В августе 1961 в Новом Городе г.Ангрен появилась Венера Ахмедовна Гумярова -
голубоглазая татарочка из пос.Сулюкта-Адрасман в горах Курама-тау.  Венера  посе-
лилась у своей землячки Любы Зиминой, жившей вдоме напротив моего дома. В сентяб-
ре-октябре 1961 Венера слегка пыталась увлечь меня, но я оказался инертен к Её
прелестям и чарам, хотя повесил у себя над кроватью моё фото Венеры в воде-по-
Пипу (судя по этому фото, у Венеры почти не было сисек и талию трудно было выде-
лить из смежного ландшафта). Венера успешно переключилась на Ваню Котелевского
(рождён 7 февр 1942 в г.Луганск, умер 1 дек 1969 в г.Луганск, похоронили Ваню в
тот же день и час, что и Его знаменитого земляка - ворошиловского стрелка, Перво-
го Маршала СССР К.Е.Ворошилова) - студента-ПодземГазовца Политех ин-та в г.Ста-
лино, приехавшего в в г.Ангрен на практику. Ваню поселили в мою квартиру и мы
спали рядом в моей комнате втроём (+Витя Кононенко). Ваня увлекался альпинизмом
и через неделю полез на Бабай-таг (3568м) вместе с напарником Валерой Штейн. На
гору Они лезли 20 ч, утопая в снегу, и спустились только утром (у них не было
ничего, кроме того, что одето - Они шли на пару часов). Валере отрезали отморо-
женные пальцы ног... Ваня красиво пел. но Его не считали сверх-красавцем. Наши
(с Ангрен-ПодземГаза) девчата липли к Ване, но не очень. Ваню выбрала (а Он был
НЕ против) Венера. В сент 1962 Ваню прислали в Ангрен на работу на ПодземГаз, а
к 7 ноября Венера и Ваня поженились в Её родной Сулюкте и "Венера молодая (1940),
дела вдаль не отлагая, в тот де вечер понесла" и в июле 1963 родила Валерика -
первого друга моего первенца Вани Крыленко... Так вот в октябре 1961 Венера
повела меня в Соц-город к своему знакомому портному - красавцу-Греку, чтобы
сшить мне чёрный костюм (его я одел только 1 раз - 31 декабря 1961 - в ночь под
Новый Год, когда я "выступал" (так как у меня был чёрный костюм и чёрный  бантик-
-галстук "бабочка"): "пел" (без звука открывая рот) в хоре худ-самодеятельности.
Венера с энтузиазмом рассказывала о неслыханных мной вещах - вычислительной тех-
нике, алгоритмах, а я молча шёл рядом с Ней. И вдруг сзади по автодороге нас
обгоняют три подземгазовских автобуса - везут людей с работы. А эти люди никогда
не видели меня рядом с женщиной и все бросились к окнам глянуть на такую диковин-
ную невидаль. Автобусы притормозили, накренились на нашу сторону и чуть не опро-
кинулись. Вот к чему может привести прогулка В.И.Крыленко рядом с женщиной.
А Венеру я даже не догадался даже чуток потрогать - не представлял, до чего же
ЭТО приятно. Это произошло через год, но уже не с Венерой, а с Тамарой...


    Под 7 ноября 1961 наш кадровик Мухсина Ляля Фёдоровна снова "удружила" мне,
назначив меня (ничего не видящего в сумраке) дежурным по станции "Подземгаз" в
ночь с 7 на 8 ноября. Это меня очень расстроило - как мне добираться ночью до
"Подземгаза", как там дежурить. И я маялся дома в ожидании ночи. Но часов в 6
вечера Володя Струтинский (он был начальником газогенераторного цеха и авторите-
том у начальства) сказал мне, что вместо меня назначили Сергея Крапивина, а я
могу быть свободным и не ехать на "Подземгаз". Во время моего вынужденного (не
приехали по-пьянке мои сменщики Коля Тюменцев и Женя Лунтовский) суточного дежур-
ства с 8ч 1 мая по 8ч 2 мая 1960 во время сильного ливня кто-то облил бензином и
спалил деревянный (из шпал) жел-дор мост на породные оьвалы угольного карьера
(под этим мостом проходила наша автодорога на "Подземгаз"). А теперь - во время
дежурства Сергея Крапивина на "Подземгазе" в сухую погоду загорелся "Буровой
Двор", где пропало много дорогостоящего оборудования.  Сергей Крапивин пытался
тушить пожар и у него сгорел пиджак. А я, ещё не догадываясь о будущем пожаре,
пошёл на праздничный "вечер" 7 ноября в 3-комнатной квартире 6 девчат (Лиды
Зиновьевой, Любы Зиминой, Венеры Гумяровой, Нины Ляшенко, Зои Пахомовой, Жени
Моровой). В самом начале "вечера" кто-то постучал в дверь (в Ангрене тогда звон-
ков и обивки дверей дерматином не практиковали) и меня послали узнать, кто там.
Я открыл дверь - на пороге Эмма Карнаш с бутылкой и ствканом в руках и ещё кто-
то. Эмма мне сразу набулькала в ствкан и мне: "- С праздником угощаю!" И я сдуру
"угостился", да так, что у меня сразу на 15 часов отшибло память и всё последую-
щее я узнал только по рассказам очевидцев. Когда я вернулся от двери, компания
за столом сразу отметила: "- Гля - Крыленко совсем бухОй!" Я я в ответ начал
показывать им (парадным шагом с разворотом через левое плечо - армейский опыт!),
что могу пройти по половице. Тут Лёня Сердюк ((выпускник Харьковского Университета
1961. Лёню прислали гидро-геологом в Научный сектор № 17 ин-та ВНИИПодземГаз в
г.Ангрен. Лёня красиво пел. считал себя (на основании сверх-успеха у девчат:
"Каккие у меня в Харькове были девочки! Каккие девочки!") сверх-красавцем. Наши
(с Ангрен-ПодземГаза) девчата сразу прилипли к Лёне - выбирай оптом иль в розни-
цу. И Лёня выбирал. Долго! И выбрал... истинно вульгарную БАБЕГУ, которая Лёню
держала на коротком поводке. Лёня рано заимел бельма на глазах, спился и  вскоре
умер там же в Ангрене, так и не достигнув своей мечты - приехать в Харьков на
своей автомашине. Из сектора № 17  Лёня ушел в геологи на рудник Кочбулак (его
видно из Ангрена) искать золото. Руду Кочбулака сотнями тысяч тонн в год возили
к нам в Нью-Ангрен, где на германий-бериллиевой (из золы угля) фабрике АХМЗ
(АнгХимМетЗавод) извлекали много золота. Нам Лёня показывал обломки кварцита с
пропластками золота, но для себя золота так и не набрал...)) попробовал меня
повалить на кровать, но я Его поднял, бросил на пол и пригласил на танец Тому
Кодрянскую. Я подхватил Тому под мышки и трижды поднимал Её вверх ножками так,
что Её каблучки хлопали по потолку, а Её юбка накрывала мою пьяную дурную голо-
ву. Потом Витя Кононенко (брат Бори, мой сосед по комнате в Сталино и в Ангрене)
отвёл меня (и я не возражал) домой и уложил спать. Утром 8 ноября 1961 я проснул-
ся от треска и сильной боли в моей голове, которая никогда (ни до, ни после это-
го) так не болела (даже после ударов камнями). Меня компанией повели на прогулку
в поле в сторону кишлака Облик (Водный), но моей голове не стало легче. Прошло
лишь на работе 9 ноября. А я так и не удосужился узнать у Эмилии Михайловны -
чем Она меня угостила... А вотом Витя Кононенко тогда пошёл к Эмме Карнаш (30м
от нашей квартиры), постучал, - Эмма: "Кто там?", - Витя: "-Этта: Я! Этта..."
- Эмма: "Чё те нада?" - Витя соображал медленно и смог выдать только: "Этта...
Тута..."  А Эмма соображала хорошо и быстро: "И тебе "Этта... Туда же... в Этту"
нада? Тебя ещё "Там..." в "Этте" не хватало!", но впустила Витю, Вите "Там" в
"Этте" у Эммы и "Это" с Эммой так понравилось, что Он согласен был сразу на Ней
жениться, но Эмма (тонкая, длинная Дама 1933гр., горный инженер, парторг "Подчем-
газа") Вите отказала - Эмма предпочитала "свободные", ничем не обременённые сно-
шения с подходящими мужиками, что позже продолжила и в г.Харцызске, переехав в
Донбасс.
 

    26 ноября 1961 я с Юрой Глива и Томой Кодрянской пошли "на охоту", хотя ни у
кого из нас (так мне казалось) не было охоты стрелять в живое существо. У Юры и
у Томы за плечами висели малокалиберные винтовки ТОЗ (Тульского оружейного заво-
да, пуля которых способна убить человека за 1 км, а патрон в свободной (как и
винтовки ценой 12 рублей) продаже стоил 0,9 копейки - 45 коп за пачку 50 патро-
нов), а у меня - одностволка ценой 15 рублей. Мы с трудом шли-брели гуськом по
свежему снегу выше колен. В 6 км от Нового Города мы залезли на водораздельный
хребет между долиеами Карабау и Дукант. Там сверху в мой 10-кратный бинокль за
пол-км видели, как со стороны Карабау мужики с собаками гнались за лисой, но
лиска легко ушла от них в горы. Дул ледяной ветер, мы (в комнатных пиджачках и
штаниках на голу попу) замёрзли на ветру, спустились в ущелье, пытались разжечь
костёр, но дров в голых горах не было, мы ещё сильнее замёрзли и пошлёпали домой.
В моей квартире нашлась бутылка красного "Саперави" (0,65л за 56 копеек) и чуток
закуски, так что мы чуток посидели и отогрелись после "охоты". Больше мы (я и
Тома) "на охоту" не ходили, хотя без оружия ("а просто так - для интереса")
разок ездили в марте 1963 на водохранилище Кайрак-Кум в Ферган-долине.


   На 31 декабря 1961 наш "Подземгаз" арендовал двух-этажную столовую на улице
Навои (я в ней частенько ел очень вкусные гуляш или жареные мозги с вермишелью
и обильной подливой - других блюд там не продавали и других  едоков я там никог-
да не видел, хотя там за сдвинутыми воедино столами всегда галдела компания из
двух дюжин мужмков со своей выпивкой). Весь день две дюжины парней и девчат с
"Подземгаза" ставили "Ёлку" и подвешивали "крутится-вертится шар" под потолком,
потом без закуски выпили "Шампанского" и их всех вскоре "разобрало". Худ-самоде-
ятельность они ещё выдержали. Тут и я "выступал" (в первый и последний раз в
ЭТОЙ жизни): "спел" (без звука открывая рот, как приказала мне Тома Кодрянская)
в хоре. А "петь" мне пришлось вынужденно - так как у меня был чёрный  галстук
"бабочка" и чёрный костюм, что Венера сшила мне у своего знакомого портного
(см. "В августе 1961"). Этот костюм я одел только 1 раз - в этот "Новогодний
Вечер"... И ещё я "станцевал" танец "Во поле берёзонька стояла", одетый в поло-
сатую юбку и блузку Эммы Карнаш - самой тонкой Дамы "Подземгаза" (никто из мужи-
ков нашего "женского" "Ансамбля" не смог их на себя натянуть, так их напялили на
меня) и, как мне потом сказали, весьма потешно выглядели мои толстые окорока и
икры, выглядывая из одёжек Эммы, но взамен тонких лапок Эммы. После этого меня
пригласила на танец самая престижная и эффектная Дама "Подземгаза" - Людмила
Ивановна Мажара - начальник Научного сектора №17 ин-та ВНИИПодземГаз в г.Ангрен
и жена Андрея Ефимовича Жирного - недавно назначенного главного инженера "Подзем-
газа". Мне с Ней было неловко - я не умел танцевать, вести Даму, говорить Ей
комплименты, "говорить Ей нежные, глупые слова, чтоб у Ней кружилась от счастья
голова". Но мне помогли обстоятельства - в нашем зале второго этажа вокруг
"Ёлки" началась почти поголовная пьяная драка-свалка и наш "Новогодний Бал"
окончился, не успев начаться - все поспешно удирали от драки, а внизу на первом
этаже посреди входа на пышные лестничные марши стоял и всех подряд угощал удара-
ми своих огромных кулаков наш Председатель профкома - мощный Володя Кожемякин.
Мне удалось убраться без потерь. И я даже смог троих отвести по домам - благо -
улица Навои была хорошо освещена и можно было без опаски идти по её проезжей
части - автобус и машины ездили редко и неспешно (опасаясь колдобин, которыми
были сплошь покрыты все Ангренские бетонки и тротуары)...


     13 января 1962 в субботу на работе в медпункте мне сделали прививку против
гриппа. А ночь под Старый Новый Год я провёл очень скучно, хотя и в компании -
в 3-комнатной квартире, где жили 3 парня: Лёня Сердюк (смотри "Под 7 ноября
1961"), ленинградец Женя (Евгений Пантелеевич) Жуков (нач. воздуходувного цеха)
и ??Вакулко (слесарь воздуходувного цеха). Дам почти не было. Тома Кодрянская
в 10ч "умотала" домой "стирать бельё" с Валериком Кобцем. Тогда я позвонил на
"Подземгаз" и попросил начальника смены отпустить с работы лаборантку хим-анали-
за газа Розу Зарипову - смазливую и безотказную в ЭТОМ. Роза приехала со сменой,
но у входа в квартиру Её по-хозяйски облапил один из хозяев - Лёня Сердюк и
сразу утащил Розу до утра в свой "манипуляционный кабинет". А я ещё помаялся
сам до 3ч 14 января и ушёл домой спать. А в 6ч (ещё темно) 14 января я, как мы
договорились, пришёл к Томе Кодрянской. Тома уже отпустила домой Валерика Кобца
и мы вдвоём под-ручку (до этого мне не доводилось ходить под-ручку: но я ничего
не видел в темноте и Тома успешно вела меня по моим словесным ориентирам) пошли
к долине Карабау-сая. К 8 часам рассвело и мы пошли врозь по грунтовой дороге
восточного берега долины. Через 15 км мы свернули из долины Карабау-сая направо
в боковую долинку. Тома хотела перевалить в долину Дукант-сая к Янги-Абаду -
закрытому городку добытчиков урановых руд. Но я очень плохо себя чувствовал,
слабость, клонит ко сну и я двигаюсь в полузабытьи. А солнце уже село за горы,
резко похолодало. А до перевала далеко, а снег глубокий и я еле двигаюсь. Я еле
убедил Тому, что надо возвращаться на дорогу. Но к тропе мы спустились уже в
сумерках и Тома побоялась вести меня через скалы (а за ними сразу начиналась
дорога). Тома потянула меня переходить Карабау-сай (15м ширины) по льду. Я Ей
лепетал: "- Не надо, провалимся!", но пошёл, держась за Её руку, и мы сразу
провалились по-попу и выбрались на другой берег, ломая лёд. Я сразу же проявил
своё болванство - вместо того, чтоб снять резиновые сапоги, вылить из них воду,
выжать штаны и снова одеть, я лёг на спину, поднял кверзу ноги и вся вода из
сапог вылилась мне за пазуху, намочив и сухие места. И вся одежда сразу замёрзла
на морозе и мы шли, гремя ею, словно она была из жести. Тома увидела сарай; мы
зашли, на глиняном полу куча соломы, Тома зажгла её спичкой, но мы сразу закаш-
ляли от дыма и выскочили. Я шёл в почти полной дрёме - сказывался грипп и 2-х
часовый сон. К 21ч Тома вывела меня в кишлак Карабау у подножья гор, по мостику
перевела через речку к двору, где слышались голоса и гам. Там оказался праздник
- свадьба, нас ввели в дом, усадили в тепле за стол (во как!), подали еду, но я
сразу заснул, сидя. В полночь Тома растолкала меня и мы пошли. Я ничего не понял
и не увидел "в гостях", зато мы просохли и согрелись. Как и утром, Тома успешно
вела меня по моим словесным ориентирам и в 2 часа ночи мы пришли домой (в Томину
комнату я впервые смог заглянуть только в апреле 1962), а утром 15 янв поехали
на работу.


   Когда мы "отмечали" 23 февр 1962 (там, где и 7 ноя), пришла Екатерина Ал-р-на
Хохлова (1922гр.) - наш бухгалтер, очень приятная по работе, с Ней "жил" Женя
Жуков - инженер, начальник воздуходувного цеха, приблатнённый наглец из Питера.
Екатерине открыл дверь Женя Лунтовский (1932гр.); ЕкАл тут же крикнула: "Я маиво
Женичку никаму ни атдам!" и вцепилась всеми своими 32-мя булатными зубами в щеку
Жени (след на щеке красовался недели две). Витя Кононенко и др. поручили Екате-
рину мне. Я Её, как мешок (а я Её и воспринимал, как мешок!), положил себе на
плечо и отнёс Её к Ней домой на второй этаж (70м от нас по двору), моим ключом
открыл Её дверь (а наш замок наша соседка отмыкала спичкой, поднятой с пола),
занёс в комнату, положил на кровать, снял с Неё пальто, а тут пришёл Женя Жуков;
он  матерясь и "- Я к тибе больше ни прыйду!", достал из шкафа Его пальто и ушёл,
хлопнув дверью. Екатерина от избытка горя вскочила с кровати (а до этого на мне
не шелохнулась) и прыгнула в окно. Я успел Её схватить, так что Она не вывалилась
во двор, но руку себе порезала. Я Её перевязал, положил на кровать, укрыл
одеялом и ушёл (а соображения не хватило остаться до утра!). Витя Кон восторжен-
но встретил меня и только удивился, что я не воспользовался случаем остаться до
утра с такой темпераментной женщиной. Очень нравилась Вите дочь Екатерины Ал-р-
ны - Катя Хохлова (1945гр.) - высокая стройная Синеглазка с пышным бюстом. Но,
как мне казалось, Витя не осмелился к Ней "подмазаться" и ограничился моим фото-
снимком Кати с Её прелестями, повесив фото над своей кроватью:
<<Отчаянно Катя красива - увидит любой за версту, Бывалые парни глядят боязливо
На гордую ту красоту...>>

 1 апреля 1962 Тома, я, Женя Морова и Её Роза Урала прошлись по Джигиристан-саю
и Тома весь поход, "пилила" - критиковала меня за всё так, что Женя не выдержала
и: "- Что ты "пилишь" его? На себя погляди!" Тогда - в начале апреля 1962 я
обратил внимание, что с Томой я не чувствую скованности (как с другими); Тома
читала мне свежее письмо от Её друга детства и студенчества - Владика Панченко
и я понял, что никогда не дорасту до такого умения выражаться (ведь я не умел
мыслить!).

   8 апреля 1962 Тома, я и Иван Струтинский сходили (без ночевки) по долине
Таган-Баши-сая и по свежему снегу на Малый (3335м) и Большой Бабай-Таг (3565м).
А вечером того же дня пошли втроём на танцы в клуб (рядом с моим домом), но мне
это не доставило удовольствия (а за Тому и Ваню я не могу сказать - не знаю).
    14-15 апреля 1962 Тома, я и Иван Струтинский (1943гр.) ходили по Лояк-Лашке-
рекскому гребню на Курамин-хребет (3700м). Тут на 2500м была первая ночёвка меня
и Томы рядом (а Ваня лежал с Её другой стороны, но Томе было холодно - мороз, а
мы без палатки, на простынке, под байковым одеяльцем). А днём Иван обнимал Тому
возле нашего водопоя у подтаявшего под солнцем снега...


    28 апреля 1962 Тома, я, 6 парней и 1 девица с шахты-9 через Ташкент приехали
на традиционную (а для нас - первую) Альпиниаду в урочище-луг "12 ключей" у
подножия горы Чимган (3277м). Поставили 2 палатки (я впервые это делал), Тут
Тома сказала, что Ей осталось жить 1,5 года (до 24 лет) и вечером сама ушла в
горы, ничего никому не сказав. Вернулась Тома к полуночи с ободранными (до кро-
ви) ладонями и попой: хотела спуститься по крутому обнажению-щебёнке, но поломал-
ся Её "альпешток" (сухая полая тростинка) и Тома ехала сотню метров на 3-4-5-6-й
точках опоры. В 6-14ч 1 мая без ЧП сходили на Чимган (подъём по западному гребню,
а спуск по западному лавиносбросу). Потом гуляли по предгорьям, на Малый Чимган
и к Гуликам-саю. А 5 мая я и Тома (прочие не захотели) поднялись на седловину
Малый Чимган и полезли вверх по северному гребню на юг - Б.Чимган. Но для нас
отвесные, зализанные (без зацепок) скалы оказались слишком опасны, возвращаться на седловину страшно. И я тут впервые почувствовал, что
после моей Матери Тома - самое близкое мне существо (хотя у нас не было ни малей-
щих намёков на "близость"). Мы начали спускаться по очень крутому кулуару, где
местами заклинились глыбы камней. В одном особо крутом месте я остановился и
повернулся к Томе передом, а к пропасти задом. И тут в 3м выше меня срыв Томы,
но я успел Её поймать обеими руками и удержался виесте с Ней (мои кеды оказались
очень удачно расклинены так, что я даже не качнулся). И мы "с горы спустились
целы". Вечером 6 мая мы на грузовике Алмалыкцев (Они пели: "Жила-была на Свете
Кися Мурочка И жил на Свете Васька Кот. Любила наша Кися Мурочка Стоять подолгу
у ворот.") приехали на жел-дор вокзал Ташкента. Там и ночь провели (а я с Томой
(Тома водила меня) всю ночь до 6ч прогуляли по городу под цветущими каштанами).
Утром 7 мая мы все 9 автобусом приехали в Ангрен, а вечером я зашёл к Томе
узнать, как Её ноги (Тома подморозила в снегу щиколотки и выше из-за коротких
штанин), Тома усадила меня, подошла ко мне в тоненьком платьице и тут я неожи-
данно для себя (словно Кто-то меня подтолкнул) обнял Томиньку за Попиньку и
долго не мог отпустить Её - так сверх-приятно оказалось это объятие. И с этого
момента пошло развитие наших отношений. Тома тёмными вечерами несколько раз
заходила в мою квартиру и хвалилась мне и Вите Кону, как крепко Её обнимает и
целует Валерик Кобец, как Они вдвоём провели ночь в Его квартире. Вечером 31 мая
я защёл к Томе домой и попробовал Её поцеловать: "- Ааа - ничего тут особенного!
А я то думал...." И это я выдал Томе сразу после ПЕРВОГО моего поцелуя! До чего
же я беспредельный и неисправимый Болван! Мне с Томой было приятно и легко ходить
на базар, в магазин (готовясь в поход) - всегда бы так. Я предложил Томе пожени-
ться - Она мне: "Нет!" (и так - 3 раза).


 14 мая 1962 Витя Кон, я, Иван Ив. Струтинский и группа девиц ходили на прогулку
в ущелье Джигиристан. Витя там вёл шикарную девицу, а я нёс на плечах Тому Кодря-
нскую с Её обмороженными лодыжками. 24 мая 1962 Витя Кон, я, ИванСтр, ТомаКодр,
Зоя Пахомова (1940гр.) и Нина Ляшенко (1940гр.) после работы вышли в Поле с Мака-
ми (пол-км от дома), там "целомудренно?" переночевали, а утром уехали на работу.
В июне 1962 мы ездили на грузовике в культ-поход на реку Сыр-Дарья у г.Коканда.
Там ВладИван.Струтинский перепил, затащил в кусты пухляшку Валю Капалёву (был-бы
тут Её муж-громило Вова Кожемякин - он убил бы его одним ударом), но уснул на
Ней (не успев "войти к Ней" - через месяц так же отличился и его брат Иван на
их Родине в селе Струтынь в Прикарпатье). Он проспал до вечера (его нашли перед
отъездом домой), отлежал правую руку и она полгода была парализована, но В.Стр
водил мотоцикл с коляской и одной левой (однажды и меня подвёз): А Иван Стр
после ПТУ и Армии уехал на Мангышлак, там работал бульдозеристом, женился, по
пьянке зачал дочку-инвалида от зачатия. Больше Он уже не мог зачать и на мои
письма не отвечал (как сказала мне Зина Бутенко - жена ВИСтр, стеснялся меня и
ТомыКодр, с которой он тесно дружил в Ангрене и у Сыр-Дарьи).

    19 мая 1962 Тома, Зоя Пахомова (1940гр.) и Нина Ляшенко (1940гр.), Иван Ив.
Струтинский и я автобусом приехали в пос.Джигиристан, пошли на прогулку по доли-
не Наугарзан-сая и там заночевали. 18 мая  я купил 4 рубашки-безруцавуи и Ваня
убедил иеня обеть в поход не старую (как обычнп я одевал), а новую, но я (как
обычнп) весь поход прошёл в одних узких плавках, но на этот раз не снимад их
(как обычно я делал) даже в горах - постеснялся трёх девиц, хотя мне НЕЧЕГО
было скрывать, тем более, что две "девицы" были уже хорошо "пристреляны": Тома -
Вовочкой Рылеем, Кобцем и др., а Зоя - Тукаем, Менделем (два низеньких, но прият-
ных паренька) и Володей Дубовым, к которому на двуспальную кровать Зоя ходила с
первого вечера появления Дуба в Ангрене (его выдрала из ТашИНХа в начальники
планового отдела Подземгаза наша кадровичка Ляля) до приезда Маши - миленькой
умницы, жены Дуба. А Нина в свои 22 панически боялась "Первой НОЧИ", на что Её
соседка по комнате Лида Зиновьева говорила: "- Да не бойся ты! Ты мне ЕГО уступи
на "Первую НОЧь" и тебе достанется уже не страшная "Втррая НОЧЬ"!" 20 мая (после
"Наугарзанской ночи") мы слегка потренировали Нину не бояться опасностей: Ваня
ухватил ладони Нины своими ЛАПАми, за Ванюкак за Дедку с Репкой, ухватились Зоя
и Тома и Нину спускали и поднимали со снежного карниза (а я это сфотографировал).
Потом мы перевалились в долину Лояка, где Нина уписялась и чуть не умерла от
страха - на Нину сослепу наткнулся барсук, трусивший по тропе среди пышных
зарослей ширин-югана. После "Ночи в Лояке" я и Тома рано утром ушли на работу
(а идти было более 20 км через перевал). Сказочно красиво было в пышно зелёном
Лояке на фоне снежной громадины Курамина (3740м). А ОНИ ещё долго нежились
втроём и по пути к городу Зоя оставила у ручья фотоаппарат Томы со снимками.
Даже фотоаппарат нельзя доверять подруге, не то, что Ваню, да ещё Ивановича!
А мои снимки сохранились в фотоальбоме Томы за 1961-63г. Можете глянуть! Не
пожалеете! Особенно детки и внуки Томы...

    9-10 июня 1962 Тома Кодр. водила группу 12 человек по Карабау-саю, там
сорвалась со скальной тропы и упала в речку без повреждений. А спать легла возле
Вани Струт. (а я - на дальнем от Томы краю).


    20 июня 1962 в пятницу после работы я и Тома Кодр. пощли на горку Алчалик
(2000м), обнимались, целовались в ярко-алых маках и по ущелью Джигиристан засвет-
ло вышли к кишлаку Джигиристан. Тут Тома предложила мне пройтись по селепропуск-
ному лотку. Тома с тропы спрыгнула на плиты кровли лотка, а у меня в миг толчка-
прыжеа нога скользнула по крошке-гравию, я потерял равновесие и с высоты 3м
прибетонился на одну правую ногу и подвернул стопу в щиколотке. Шиколотка сразу
вся раздулась и потемнела от внутренних кровоизлияний. У меня от жгучей боли
потемнело в глазах, словно множество иголок закололо в голове и я чуть не поте-
рял сознание. В полубессознатеьном состоянии Тома провела меня 200м до автобуса
и в таком же состоянии я час трясся в заду автобуса, пока мы ехали. Спал я плохо
- очень больно было. Утром в субботу 21 июня я собрал рюкзачок (еда, простынка и
одёжка для ночлега - мы ведь договорились с Томой и Ваней после работы сразу
идти в горы) и поехал на "Подземгаз". А Тома не собралась - сочла, что я не
смогу пойти. Но я в 15ч пошёл сам - с 2 палками, как с костылями, я пошкандыбал
(темно в глазах от боли) вверх по склону, опираясь на палки, как на костыли.
Первые 2 часа при плавном, но крутом подъёме на горку Алчалик я терпел и превоз-
могал острую боль при каждом шаге. Потом боль стала утихать. Через 2 часа жгучая
боль сменилась острой, еще через 2ч - тупой; я перевалил Алчалик, по тропе спус-
тился в долину Лояк-сая (перепад высот 1000м) и в 21ч я улёгся уже у Лояк-сая.
Ночью боль почти не мешала спать, я хорошо поспал и на рассвете 22 июня без троп,
с терпимой болью прошёл по Парак-саю на Курамин (3700м), на Ак-Шуранг (3740м),
спустился на перевал Бобо-и-Об (3000м), поднялся на гору Бобо-и-Об (3768м),
спустился в долину Шайтан-Ашт (2000м), поднялся на перевал Пангаз (2500м), а потом на гору Бабай-
Читен (3360м), спустился в долину Гуш-сая (2000м), где проспал ночь. Утром 23
июня спустился по долине Гуш-сая, поднялся на перевал Лашкерек (1800м), спустил-
ся по долине Лашкерека и Нишбаша, поднялся на перевальчик Кайрагач (1300м) и в
10ч пришёл на "Подземгаз" на работу. Боль и страшная тёмно-фиолетовая опухоль
полностью исчезли, нога имела обычные формы и цвет. Я бы ни за что не поверил
этому, если бы сам это не проверил на себе. Подобное лечение-исцеление (без кавы-
чек иронии и сарказма) мне довелось повторить 29-30 июня 2002 (меня у ГлавПочтам-
та г.Донецка сбил и переехал ногу чёрный лимузин), 7 ноября 2003 и 12-13 октября
2009. А Тома неплохо и приятно провела воскресный день 22 июня 1962 с Валерой
Кобцем "под райскими кущами" у речки Ахан-Гаран у 14-го км дороги в Коканд. И я
ничуть не ревновал - мне было приятно, что Томе приятно. И так всегда - до сих
пор. Мне словно Кто-то внушал: "- Не беспокойся - всё хорошо, что хорошо, и
всё приятно, что приятно!"


    На 30 июня 1962 мы (Тома, я и Иван Струтинский) договорились после работы
сразу приехать в Соцгород, потом на 33-й км дороги в Коканд и оттуда идти на
горы Бобо (4045-4070м) в хребте Кызыл-Тор. 30 июня 1962  я и Тома приехали на
"Подземгаз" готовыми к походу, но Ваня не явился. И мы пошли вдвоём - Тома и я.
Иы шли в горы на 2 дня, но Томе захотелось пройти по АкБулаку и мы вернулись
домой и вышли на работу 5 июля (меня судили за прогулы). Ночь под 1 июля 1962 мы
проспали под одним одеяльцем над водопадом Келенчек (где речка с Ангрен-плато
квскадами падает в узкую щель в порфирах). Когда мы шли по древней тропе Калмак-
Юль, я на редких остановках (спешили - ведь тогда был лишь 1 выходной день) я,
стоя за Томой, обнимал и гладил Её. Тома (в 1961-63 Она ходила без рюкзака) была
одета в тонкие рейтузики и маечку и гладить Её мне было беспредельно приятно -
ведь до Томы мне не удалось никого не то, что погладить. но даже потрогать. А
Томе казалось, что я Её просто дразню нарочно, чтоб Её позлить: "-Я тебе не
кошка, чтоб меня гладить!" Увидев седловины перевалов Арашан и Кум-Бёль, Тома
спросила, куда они ведут, я сказал, а Тома: "-Я хочу в Ак-Булак!" Я сказал, что
это далеко и мы опоздаем на работу, но Тома мне: "- Это не страшно!" и мы сверну-
ли туда, не заметив источника тёплой (37 град) воды (в нём через 2 года я искупа-
юсь с Женей - сестрой Томы). А Тома, сняв кеды (чтоб не намокли - ведь ещё при-
личные босоножки Тома выбросила у 33-го км и я их положил на полку скалы в 4м
над дорогой к кишлаку Сарыдала ("Жёлтая Ягода", абрикоска), босой перешла снеж-
ник (300м) и проплылась в чистой воде озера Арашан (2750м нум), куда спускался
снежник. Ночь под 2 июля 1962 мы проспали под кустом у бурного каскада Акбулака.
А днём Тома чуть не захлебнулась на тросе-переправе,через Акбулак (ниже устья
Терекли-сая), но мне удалось вытащить Её. Перед устьем Кара-Арчи мы, чтоб обойти
скалы прижима, полезли на крутющий запад-
ный склон и там заночевали в уютной беэрлоге ("ложе медведя" по-немецки) - един-
ственном ровном месте. 3 июня, выйдя на северный гребень горы Пулат-Хан (2860м),
Тома предложила мне спускаться (к пенящейся в 600м ниже речке Кара-Арча) по
абсолютно непроходимой тёмной, узкой теснине-щели, куда меж мокрых зализанных
скал падал мощный водопад. Я отказался, мы попили из водопада, Тома собрала
вишен (с кустов по-колено) и мы до заката лезли по скальному гребню на гору
Пулат-Хан (карты у нас не было и орографию я узнал  много позже, когда осеньб
1991 по Акбулаку прошёл наш сын Ваня Крыленко - уже профессионал-гидролог). Мне
жутко хотелось пить (солнце обжигало), я с трудом полз по отвесам скал (тут мне
мешал рюкзак, цепляясь за острые кромки). А справа внизу всё пенилась речке Кара-
Арча. Под скалами вершины лежали снежники и тут я вдосталь поглотал снега и обтёр
своё разгоряченное тело и морду лица. Верх горы оказался обширным (2-3 км в попе0
рек), слегка всхолмленным лугом с плешинами светлых известняков. Там пасся скот,
а в 200м от нас стояли 3 круглые юрты. Мы подошли к ним и казахи, сидящие на
травке вокруг дастархана за ужином, пригласили нас сесть у скатерти, накормили
нас вкусным (Тома 2 суток не ела ничего, кроме жменьки горных вишен, так как
мой хлеб, намокший при ТОЙ переправе, Тома есть отказалась наотрез) бешбармаком
("Пять пальцев") - горячий мясной бульон в больших пиалах и мягкие куски хорошо
проваренного теста и жирной баранины. За едой мужики спрашивали, а Тома отвечала
им. Они сказали: "- Откуда вы поднялись, ещё НИКТО не приходил - там НЕЛЬЗЯ
пройти - круто! Оттуда только птицы могут прилететь!" Тома ответила, что Она -
Жена (не сказав - чья!) и нас уложили в одной юрте вместе, на одной кошме (а
одеяльце было моё). В 6ч 4 июля нам рассказали, как пройти с горы до автодороги
у Ходжикента (80 км) и дали нам 2 лепёшки. В пути очень пекло Солнце, было жарко, 
но нас от перегрева спасала речка Нурек-Ата (Огня Отец), всю дорогу текущая
рядом - каждые 10-15 мин мы полоскали рот, обливались, смачивали рубаху. С утра
2 июля мне уже было не до обнимания - отвлекали мысли об опоздании и спешка
скорее идти. А Тома, возможно, была разочарована мной, так как я (в отличие от
Кобца) не знвл, как можно забраться в Её Пипу, а моих поглаживаний Ей бвло мало.
В 8ч вечера мы вышли на автодорогу, вскоре нас подобрал попутный грузовик и в
22ч высадил нас у жел-дор вокзала Ташкента. Я там купил 2 "городские" булочки
(по 6 копеек), предложил Томе, но Она отказалась, я буркнул "Ну и дурная!", Тома
обиделась и убежала в темноту южной ночи. Минут через 10 Тома подошла ко мне и
сказала, что таксист предлагает отвезти нас домой. И мы поехали. Дома я доплатил
таксисту, так как моих денег не хватило.

            *****************************

   С 24 июля по 16 авг 1962 Тома, Рылеев и я проехали от Бийска вдоль Катуни и
Чуи до Монголии, прошли через ущелья до Чулышмана, там "увели" лодку, проплыли
по Телецкому озеру и порогам Бии до Бийска. За посёлком Усть-Улаган перед спус-
ком в долину Чулышмана Рылеев отказался идти по тропе и заявил, что "...надо
ходить не по тропам (это же дикарство!), а по азимуту - это я вам заявляю, как
марешейдер!" и сразу же без оглядки ушёл "по азимуту" в лес. Тома поколебавшись,
прозевала "момент истины" и, побоявшись, что Рылея не догонит и не найдёт в
густом лесу, осталась со мной. И мы решили не спускаться в долину Чулышмана
по надёжной тропе, а догнать Рылея, чтоб не разделяться. И мы попёрли по унылому
Чулышманскому плато (2500м нум) в ту сторону, где "исчез за деревцами Рыла след".
Но "Рыла след" мы не нашли, а тропа разделилась на множество тропок с округлыми
следами копыт "ишаков" - значит тут часто ездит на "осликах" местный "народ". Так
"соображал" я. И некому было одёрнуть меня с моим "соображал": "- Очухайся,
болван без кавычек! Сам ты "ишак" и "ослик", только без кавычек! И местный
"народ" тут  ездит на своих четверых, оставляя следы копыт маралов! Тут тебе,
сверх-болван без кавычек, не Узбекия и даже не Тадж-Ак-Стан, а Алтын-Тау - Золо-
тые Горы!" Мы спокойно переночевали под мощной лиственницей - благо -тут ровного
места для спанья хватит на Армию, не то, что в вашем зачуханном Тянь-Шане, где
"вершин не счесть", а не хватит места, чтоб переспать задрцстанной парочке
диких горе-туристов. Утром Тома до 12 часов латала-штопала свои манатки, а
местный "народ" на "ишаках" и "осликах" не появлялся. Тогда мы сами пошли по
следам копыт "ишаков". Они повели нас вниз в "ПАДЬ" по круто-головоломному
склону с частыми тонкими стволами (а верхушек я и не заметил!). Тома свободно
протискивалась меж стволами, чего мне не позволял рюкзак. Мы долго шли по
пологому днищу пади и тут до меня наконец-то дошло, что тут не ходят, а тем
более - не езят люди и следы оставляют не "ишаки" и не "ослики"! Но легче от
этого не стало. Мы покушали оладиков с повидлом (в Усть-Улагане в столовой не
оказалось хлеба и мы купили все оказавшиеся там 30 порций оладушек), запили
водичкой из бурного потока. Мы удачно распределили нашу еду и вещи - у Рылея -
все крупы, но нет кастрюли их сварить и нет оладиков. А у нас нет круп, но есть
кастрюля, чтоб их сварить! Зато у нас есть ВСЕ оладики! С повидлом! Вкусно,
питательно, полезно! Кормите меня оладиками с повидлом и я буду гладкая и
красивая! Бурный поток круто устремился в ущелье несколкими ступенями водопадов
высотой 10-30м. Мы пролазили через эти ступени  в основном по стволам и веткам
деревьев. Перед сумерками мы выбрались из ущелья в долину Чулышмана и тут же
улеглись спать на плотной щебёнке (с нами была моя подстилкха и одеялко). Утром
мы  через сотню метров вышли к посёлку Коо, где я на околице фотнул троицу детей
Алтая, а в первом же дворе увидели Рылея, пригорюнившегося на щавалинке. Он
опередил нас на 200м и на 1 час, так как сразу же отказался идти по азимуту и
пошёл, а потом и побежал пл тропе после того, как увидел на окровавленной и
изрытой следами битвы полянке задранного лося. мы пошли по дороге по плос-
кой долине (до 1-2 км ширины, с рощами, лужайками и степями) меж отвесными
бортами высотой до 2 км. Увидели мощную (из толстых досок) деревянную лодку-
лайбу на другом берегу (в сотне метров от нас) и поплыли на ней до центра турба-
зы в г.Бийск. Мини-экстрем были: 1) Мы гуляли по г.Барнаулу. В Хоз-Маге Тома
сказала, что хотела бы купить посуду для семьи именно в этом Магазине. Только
мы зашли в нашу двухэтажную гостиницу, сложенную в виде сруба из брёвен, как
"развезлись хляби небесные", засверкало грохотало, полились потоки. И "свезлись
хляби" к утру, когда нам надо было уезжать в Бийск.
   2) В Горно-Алтайске в УниверМаге мы купили большой мешок (из плёнки полиэти-
лена). В нём мы спасали потом наши оба рюкзачка от намоеания под дождём и на
порогах Бии. Тут мы ночевали в частном доме. Хозяюшка уложила Тому в одну комору,
а Рылея и меня - в коридоре на одну кровать. А среди ночи, когда я крепко спал,
Рылей внезапно резко дёрнулся, ударил в меня своей Попой и я бревном с грохотом
грохнулся о пол так, что чуть не развалил дом. А Рылей даже не проснулся.
  3) В устье Чулышмана ночью была супер-гроза, утром мы из лодки увидели на кру-
то-отвесных бортах Озера десятки дымящих очагов пожаров, зажжённых молниями. У
нас не было навеса для защиты от дождя, но нас с комфортом уложили спать на
турбазе, а утром Рылей по дешевке купил у завхоза всяких вкуснятин на поход.
  4) Одной ночью меня чуть не всего съели мошки-гнус, особенно досталось моей
дурной лохматой башке. Мазь "Тайга" особенно привлекала стаи гнуса. Утром за
завтраком Рылей с Томой затеяли беседу о медведях, и тут в густой чаще послышал-
ся приближающийся треск, мелькнула меж веток большая бурая туша, Рылей (первая
ракетка города в пинг-понге!) мячиком прыгнул в лодку и оттолкнулся от белега
(а мы с Томой апатично сосём чаёк) и тут из кустов вываливается на нашу отмель
крупный мужик-лесник. Смущённый Рылей (надо ж было ему - такому самоуверенному
так лажануться!) подгребает лодку к берегу...
  5) С алюминиевой кастрюли, как котёл подвешенной над костром, в воду падает
крышка и плавно, покачиваясь уходит на дно. Её хорошо видно и я ныряю за ней.
Но она невероятно глубоко и я её с трудом достаю в третьем нырке.
  6) На речушке в 2 км выше залива Камга Тому, словно метлой, смело в воду накло-
нённое к воде дерево; Тома нырнула, но вынырнула без царапин и даже очки уцелели. 
  7). У основания залива Камга мы на обед сварили уху из хариусов (купили у рыба-
ков), едим и вдруг с неба на нас хлынула вода. Мы с мисками кинулись под толстую
наклонённую берёзу и почти не вымокли.
  8). В заливе Камга мы ночевали в доме Общества ЕстествоИспытателей. И опять
была гроза и ливень.
  9).В пос.Арты-Баш (Порог Головной) мы ночевали на турбазе и туристы дали нам
2 талона на ужин. Но это увидел директор Базы подошёл к Рылею: "-А ну дай я гля-
ну!" Рылей дал, а Дир сунул их себе в карман и ушёл. Утром мы поплыли к мосту,
перекинутому через самое узкое место, где вода из Алтын-Куля выливается в Бию.
Мы всегда гребли вдвоём - вёсла тяжёлые. Рылей налегает на своё, а я на моё
весло и лодку течение несёт точно в середину опоры моста. Тома не выдержала
этого, согнала Рылея "-Будь вперёдСмотрящим и командуй нам!" и села за весло
(задом наперёд) и так мы потом плыли до конца в Бийске.
  10) Все 14 порогпв Бии мы прошли невероятно удачно (как и весь поход). Тома
ия гребли вдвоём молча, не обращая внимани на команды Рылея - держали лайбу
строго против стоячих волн. На КАЖДОМ пороге нашу лайбу заливало доверху, но она
держала нас на плаву, словно плот. После КАЖДОГО порога мы плыли к берегу, 
опорожняли  нашу лайбу и без задердек плыли дальше. Сверху ВЕСЬ день моросило,
но мы и так уже промокли "до мозга костей" и дождь нам не мешал. А рюкзаки тихо
сидели в мешке. А спички, деньги и паспорта висели у меня на ремне на поясе.
Окресности были скрыты серой пеленой дождя, а Бия большей часть. от берега лп
берега бело пенилась стоячими волнами, накрывавшими нас с головой. К ночи мы
прошли все пороги и в 10ч легли под дождём под огромной ёлкой, где было совсем
сухо. И даже костёр Рылей развёл из сухо-мшистого лапника. Дальше плыли без ЧП,
хотя боялись, что нас остановят и потребуют "Купчую Бумагу" на лайбу. Но всё
обощло нас и лайбу Рылей за три рубля "спихнул" "на дрова" завхозу Турбазы в
Бийске и, уходя, мы увидели лайбу Рылея на привязи у кораблика.
    Сценка над Бией 16 августа 1962: Тёплое утро (мы купались и в Бие, и в Озере).
Я приготовил кашу и чай (тогда Тома ела ВСЁ, что я готовил. Это потом уже Тома
приняла принцип "Иудею дозволено есть ТОЛЬКЬ ТО, что ПРИГОТОВЛЕНО ИУДЕЕМ". И,
как мне кажется, на сей принцип перешли и немногие мои детки); Тома и Рылеев
пьют чай; Рылеев  взял сумку с печеньем и положил у себя меж ног; Тома взяла
сумку у Рылеева и положила на середину "стола" на песке; Рылеев резко схватил
сумку, а Тома вскочила и плеснула кружку чая Рылею в Рыло; Рылеев вскочил и
вцепился в Тому, а я Их разнимаю. А в лодке Они вдвоём набросились на меня и
довели до того, что я до Ангрена перестал считать себя человеком. Оказывается,
Тома, не доверяя мне, перед порогами Бии отдала Рылею (на сохранение) свои
деньги и паспорт, а Рылей, не доверяя себе, отдал (на сохранение) свои деньги
и паспорт МНЕ. А я об этой хитрой комбинации не догадывался, и когда Рылей перед
Бийском заявил, что у него денег НЕТ, что ЕГО деньги у МЕНЯ, я удивился и что-то
ляпнул языком "як корова гивном", вот ОНИ на меня и взъярились, забыв о "чае в
Рыло Рылею".
    В Барнауле мы вышли из нашего поезда (ехали всю ночь) в сумерках в 4ч утра
17 августа. Тома сразу: "-Гля - <Барнаул-Харьков>! Я поеду!" - и без билета
шмыгнула в поезд. А Рылей и я днём сели в поезд на Ташкент. Рылей сразу заперся
в служебном купэ со смазливой (Рылею под стать) проводницей и до вечера 20 авеус-
та оттуда не выглядывали ("Там и спали, там и жрали, там и ссали, там и срали").
Всё делала Её не-смазливая угрюмая напарница. Вот только меня (как и Она, не-
смазливого и угрюмого) Она не захотела развлечь... И я 3 суток скучал на унылом
пути по пустынным равнинам. В Ташкенте мы устроились в "Доме приезжих комбината
<УзбекУголь> и Рылей умотал на ночь в купэ к своей смазливой проводнице. А я всю
ночь скучал уныло...
  А Тома тем временем доехала до Харькова (билет купила в Семипалатинске), потом
в Мелитополь, где изложила ситуацию в Любовь-не-Любовном квадрате "Тома-Владик-
Валера-я". Бабушка Анна Ефремовна и Тётя Лида предложили Томе "синицу в руках" -
меня. Тома приехала в Ангрен 10 сент 1962, а там Валера Кобец уже женился на
лаборантке Вале Коваленко (потом Его обручальное кольцо оторвало Валере палец,
когда Он спрыгнул с борта автомашины в Центральном посёлке), а я уже подал моё
заявление об увольнении с 18 сент 1962 (я уже отработал 3 года). Тома утром
12 сент (в ожидании автобуса на работу) предложила мне пожениться. А я не ожидал
такого (после Её отказов мне), да и уже успел охладеть к Ней (после Томиных
нападок на меня) и ответил: "Бросим жребий: если в воскресенье 16 сент булет
выходной, мы сходим в горы, а 18 сент я уволюсь и поеду "заблукавшее счастье
искать". А если в воскресенье 16 сент булет рабочий день - поедем в Соцгород в
ЗАГС и распишемся.". 16 сент 1962 оказалось рабочим и нам без лишних разговоров
за 15 минут за 1,5 (полтора) рубля выдали "Свидетельство о браке" (при свидете-
лях: Гагельганц Альберт Иоганнович и Каралупова Людмила Андреевна). Люда за мои
деньги купила духи (подарок "от всех" Томе в День Рождения), за мои (теперь уже
НАШИ) деньги органиэовали стол на 20 персон и отметили 23 года Томы. Тома оста-
вила себе фамилию Папы и сказала, чтобы Её сыновьям давать фамилию Кодрянский,
а дочкам - можно и Крыленко. "Вступили в контакт" мы 19 сент, но кровь была
только у меня - от разрыва сросшейся крайней кожицы Пипина Короткого... Чем ЭТО
не ЭКСТРЕМ для меня!?
     А Рылей ещё отметился в моих экстремах. Вечером 7 февр 1968 я вернулся из
Харькова и по пути в аэропорт зашёл домой к Томиному Папе. ЗалманИос читал (Он
до Конца много читал) свежий № "ВокругСвета", где описан Ангрен; Он показал мне
фото - угольный карьер ночью; ЗалманИос поговорил со мной об этом; я Ему сказал,
что Ангрен - всесоюзная свалка отходов народо-населения: А на следующий день я
был в Ангрене - там я остался сдавать экзамены в ТашИнНарХоз., а Тома улетела в
Донецк - попрощаться с Папой. При Томе ЗалманИос был вполне живой, общительный.
А на другой день после отьезда Томы (с 24 февр) ЗалманИос отключился и, не
приходя в сознание, умер в ночь 4-5 марта 1968. А я сдавать экзамены в Ташкент.
Вечером 20 февраля 1968, забрав Ваню (10 окт 1964гр.) из детсадка, и Лену (27
июня 1966гр.) из дет-ясель, я по пути домой зашёл в квартиру Рылея попросить Его
забрать завтра наших деток из садка. Я нёс Лену на руках (Лена меня панически
боялась при Маме, а без Мамы не слазила с меня), а Ваня шёл впереди и, увидев
(из прихожей) впереди в кухне на столе полный стакан, бросился туда, схватил
обеими ручками стакан и начал, не отрывая от губ, жадно из него пить. А Рылей
(Он тут пьянствовал со своим младшим братом) Ване: "- Пей, пей, Ваня, молодец!"
И тут Ваня, выпив пол-стакана водки, опомнился, но бвло поздно - Он сразу опья-
нел. Рылей взял меня под-руку и повёл проводить до нашей квартиры в соседнем
подъезде. Ваня шёл впереди, споткнулся, упал и ударился лбом о ступеньку. От
этого Ваня болел 3 дня до приезда Томы (температура за 38, тошнота, рвота -
видимо, было и сотрясение мозга, и отравление спиртом).

            *****************************

    Отметив (походом 17 октя 1962 компанией по Катта-саю) 1 месяц нашего брака,
в октябре 1962 Тома и я после работы поехали в Янги-Абад - закрытый городок
добытчиков урановых руд. Но милиция выгнала нас из автобуса у поста на входе а
ущелье Дукант-сая. Тома и я потихоньку ушли назад по дологе за поворот и там по
лезли на крутые горки, чтоб обойти пост. Но с поста нас заметил молодой милици-
онер и полез за нами вверх. Мы от него без труда ушли вверх, но сразу за пере-
гибом бугра в нас внезапно ударили ослепителные прожекторы (а уже стемнело и
Тома вела меня под-руку) и через мегафон рявкнуло и раскатилось эхом по горам
оглушающее: "- Стой! Стрелять будем!" Мы стали и я обнял Тому и тесно прижался
к Ней (я с "Первой ночи" так спал с Томой с вечера до утра 35 годков до 1997г.,
когда Тома ушла от меня в комнату Светы) - стало холодно, а мы в лёгких безрукав-
ках - ведь днём при солнце тепло. Подошли военнные с винтовками со штыками,
отвели нас к подземному складу взрывчатки для шахт и рудников. За нами приехал
чёрный "Воронок", нас отвезли в милицию Янги-Абада, где нас допросили (при этом
я не отпускал тесно прижатую ко мне Тому, но никто этому не мешал и не давал
замечаний - ВСЕ вели себя с нами-нарушителями режима, преступниками очень учтиво,
без намёков на грубость), долго проверяли (в милиции Ангрена, у директора и глав-
ного инженера Подземгаза) по телефону сказанное нами, а потом после полуночи...
отвезли нас домой в Новый Город. Вот вам и "моя милиция меня бережёт"!

   
     20 апр 1963 Тома и я после рабочего дня попуткой приехали на 26-й км дороги
Ангрен-Коканд и по грунтовой дороге вдоль речушки Кызылча через 13 км пришли к
казарме снего-лавинной станции Кызылча. Недавно прошёл дождь, было мокро и про-
хладно, кругом даже после малоснежной зимы лежали снежники (как-никак 2124м нум
и 909мм/год осадков), а мы без палатки и спального мешка. Тома зашла в казарму
и Её пригласили остаться тут "на ночку". Мне покали "мою" кровать, а Тому увели
бесцеремонно "на ночку" в "кабинет" в другой подъезд (словно Она мне не жена).
Утром 21 апр Тому наконец выпустили из "кабинета" и мы пошли "вперёд и вверх"
на гору Кара-Куш (Чёрная Птица) 3868м. С нами ошли и Томины приятели - 4 мужика
(в аптьоме Томы есть их фото) и Чёрный Кобель по имени Чомбе - Он не сел фотогра-
фироваться, но, в отличие от мужиков, не покидал нас на всём пути в тумане  до
вершины и назад.

    В октябре 1963 из ВНИИПромГаза на Подземгаз в командировку приехали москвичи   
Миша Селищев и 2 приятные молодые Дамы. Общительный Миша сразу хвостиком прилип
к Томе - сидел и ходил с Ней, играл в шахматы, в выходные ходил в горы.
Мы прошли в Джигиристан Правый (красиво, много арчи и трав), поднялись на хребет
Басмач, там я на пол-минуты зашёл за камень пописять, а Тома с Мишей и рюкзаком
исчещли. Я три часа ждал Их на этом месте - в 1 трусах, в 2 туфельках за 4 рубля,
с 1 ружьём и 1 патроном. Мою одёжку и еду унёс Миша. Наконец уже ближе к вечеру
пара влюблённая появилась, ничего мне не сказав - ясно и без слов - "- Если
взгляды так нежнЫ, значит речи не нужнЫ"... А через неделю Миша с Москвичками и
с нами на попутке поехали в Коканд, там на жел-дор вокзале переночевали в поезде
-гостинице, день гуляли, уехали на попутнм грузовике в кузове уже тёмной ночью,
приехали домой в 2ч ночи, а в 3ч ночи я вызвал "Скорую мед-помощь" - у Томы уже
"отошли воды" - шёл самопроизвольный аборт - третий за последние 9 месяцев...
 
                ***************************************

Косов Владимир Пантелеевич (1940) нашёл меня сам, по чьей-то наводке. Он не
служил в Армии - слабое сердце. что не мешало Ему без устали лазить по горам -
Его главное увлечение. Утром 8 марта 1964 Вова зашёл к нам в квартиру и из-под
бочка Томы поволок меня на Саман-горку (за род-домом наших Вани и Лены) со скаль-
ной вершиной (ровно яерез 3 года на неё взойдёт наш Ваня - Его пнрвая вершина в
возрасте 29 месяцев). Гп ходу Вова рассказал, что в эту ночь Он выеЬ (в честь
8 марта) трёх девиц из Его общежития. "- Но третья, хоть и работала хорошо, уже
не доставила удовольствия!" Через 2 недели Вова, Лёня Як и я сходили на Бабай,
было трудно в снегу между скал под вершиной. На спуске по кулуару мы сначала
спустили лавину, а потом пошли. И тут ускакал вниз Вовин рюкзак, делая длинные
прыжки и разбрасывая во все стороны Его вещи. Пришлось собирать их, а рюк нашли
в самом низу. 


Вечером 4 июня 1964 (после работы) я с Володей Косовым и Колей
Назыровым попуткой приехали на 33-й км дороги Ангрен-Коканд, по тропе прошли с
пол-км вдоль реки Ахан-Гаран до райской полянки у отмели. Утром надули мото-
насосом 3 большие авто-каиеры, палками и верёвками соединили их, срубили 2
лишние побега тополя, очистили их от коры - 2 шеста для плота, но они жутко
скользкие. И тут Вова, привязывая свой рюк, наступил и отломил сосок камеры.
Мы заткнули дыру майкой, перетянули лейкопластырем, но камера сморщилась.  Плот
спустили, залезли. Плот подхватидл течение и понсло его на торчащий с левого
берега выступ скалы. Попробовали отвести Плот, но шесты 3м не достали дна. Вова
выставил вперёд свой шест, оттолкнулся, но он сосколзеул с камня и Вова, потеряв
равновесие, провалился с головой (и фотоап "Киев" на ше4е) в дырку бублика-камеры.
Его шест подхватила струя и унесла, наш плот ударился о выступ, развернулся и
его понесло к правому берегу. Вова залез на плот. Ширина реки 30-50м (меняется),
я дна не достаю. Плот прижало к отвесной розовой (порфип) стене, я с противопо-
ложного конца пытаюсь оттолкнуться, но плот прижало, поняло вертикально т опро-
кинуло на нас. Мы вынырнули, залезли на камеры. Шестов неи, управлять нечем. Нас
пронесло под подвесным мостиком, но до настила не досиать. И тут справа отмель.
Мы попрыгали в воду - по-соски. Вплавь потянули плот до отмели - метров 30. 
Вянули на валуны. Мой фотак -  старый "Зоркий" (я его купил в 1961 за 15 руб)
исчез (я его сунул под верёвку-привязь). С костящек рук течёт кровь - чиркулся
под плотом о стенку. Но "Отрицательный результат - тоже результат!" Мы нашли
чудо-полянку, куда я через 2 ндели апивёл компани в 40 подземгазовцев. И я там
был ешё не раз. И там у водопада 20 мая 1965 сорвался Ваня Кот. А через неделю
11 июня 1964 я на 2 (этих же!) связанных камерах и с веслом (2 фанерки от посы-
лочных ящичков, прибитые к коцам паоки длиной 2м) без проблем проплыл 20 км от
устья Дуканта до Акчи. Там с правой стороны было несколько опасных нависающих
над водой обрывов из сцементированного щебня, где мощный поток врывался в ниши.
Тут приходилось выгребать, чтоб не затянуло под воду. А плыть весело - всё время
в напряжении.

               *********************************

   В июле 1964 к нам (Томе Кодрянской) в г.Ангрен (Узбекистан), по пути из альп-
лагеря на Кавказе приехала погостить сестра Томы - Евгения Кодрянская. Тома
вынашивала Ваню и Женя со мной вдвоём побыла в Янги-Абаде (закрытая зона урано-
вых рудников) и за 3 дня прошла через каньон Ахангарана, Ангрен-плато, тёплый
источник и озеро Арашан, перевал КумБёль (Чаткальский хребет), ущелья Акбулака
и Чаткала до кишлака БурчМулла. Жене понравились места и поход (правда, в одном
месте Женя чуть не сдёрнула шнур-спуск капкана на кабанов; а в 100м до бревна-
капкана, возле поленницы старых дров мы заглянули в открытую дверь заброшенной
избы, а там на полу, на ярком солнечном пятне под окном сплелось кубло огромных
толстых змей-гюрз с бородавчатыми мордами, уставленными на нас), но не понрави-
лось то, что я, хотя и спал с Ней 3 ночи под одним одеялом, ни разу не прижался
к Ней (помня, что год назад, впервые увидев меня, Женя заявила Томе обо мне:
"Он не в моём вкусе!" - а ведь Женя не пробовала меня "на вкус"!). А на обходе
прижима Акбулака мы лезли метров 500 по крутым скалам и Женя потребовала связа-
ться с Ней тонкой бельевой верёвкой: "- Я понимаю, что она слабая, но с обвязкой
хоть спокойнее лезть по этим кручам!"


    28 мая 1965 Бабай-таг
Кофман Боря (1940) и его жена Рахиль-Руфа Залмановна (1940) - друзья Люды Кар
по ХТФ ДПИ. Мне с ними не довелось бывать на пьянках, но я был в походах, в
том числе - с Борей на Бабай-таг 28 мая 1965, где Боря сказал, что не ожидал,
что это ТАК трудно, и что пошёл потому, что шли слабые девицы (типа Вали
Яковлевой и Венеры). А ЭТОТ поход был нашим ответом скалам и горам - хоть Ваня
Кот (муж Венеры и друг Кофманов) и разбился неделю назад, мы не страшимся гор
и скал! В этом походе утром (сразу после выхода с ночёвки) я отстал и, догоняя
группу наших подземгазовцев, полез прямо на крутую скалу, но при рывке вверх
для перехвата за новую зацепку, мой рюкзак задел за выступ и от толчка мои ноги
соскользнули и я полетел вниз в вертикальном положении, но через 2м мои стопы
удачно стали на выступ в устойчивый расклин и я не улетел ниже - на сотни
метров.


В начале августа 1972 я со Славиком (2,5 года) был у моей Маиы, там простудился
(утром рано, пока роса, прививал малиновые сливы на поросль наших слив-угорок).
А когда приехал в Донецк, у меня першило в горле, но я хотел пить и выпил холод-
ной газ-воды из автомата. А я был в отпуске, Тома - на больничном (её 16 мая
1972 сбила машина), все детки - с Томой в Бердянске. И я с Лёней Поляковым
(мужем Томиной сокурсницы Светы) поехали на Кавказ. В Теберде (<Тейри берди> -
божий дар по-карачаевски) нам выписали пропуск на посещение урочища "Нарзаны
Джемагата" (4 км от Теберды). Там мне ничего особого не запоинилось, креме того,
что Лёня мне сказал: "- Смотри - змея под деревом, а мы не видишь! Ты очень
невнимательный! Нельзя быть таким невнимательным!" Я промолчал - я б и рад был
быть повнимательнее, да как этого достигнуть с моим зрением!? Мы без задержки
пошли вверх вдоль ручья по пологой, маркированой тропе, переночевали в Лёниной
палатке, спокойно прошли очень пологий подъём и спуск перевала Назалы-Кол, там
угощали хлебом и яблоками и фотографировали стадо туров. Мне очень понравилась
долина Уллу-Муруджу (ясный лес, прозрачные ручьи, мшистые глыбы и стволы). На
всём пути НЕТ опасности срыва и падения с высоты. Да и опасных бродов тоже. За
день мы не видели ни одного человека. На дороге в устье Уллу-Муруджу мы сели в
автобус и через полчаса были в Доибае, откуда без задержек (у нас же не было
пропуска туда!) по тропе пошли к Чучхурскому водопаду. Его вид так-себе - на
любителя! Зато тропа в обход водопада очень крутая, скользская и опасная. Выше -
пологий обход (по тропе) ледника и выход на перевал Чучхур. Там, сидя на тёплом
гравии, мы поели, поглядели на зубчатую пилу острых вершин. Было пасмурно, но не
холодно, я в штормовке, но без штанов. В полу-километре от перевала мы подошли
к группе из 6 озабоченных людей. 2 молодые (до 40) пары (1 из Владимира, 1 из
Германии) и 1 пожилая (её 65, ему 70) из Германии обедали тут, дама-65 отошла в
сторонку "по-мини", на ровном месте на гравии поехал в сторону кед, она оперлась
на руку, а она сломалась выше кисти, да ещё со смещением (там распухло и посине-
ло), ей очень больно, она не может идти, они не знают, что делать. А я недавно
прочёл о таком и сказал им, и мы за 10 минут ВСЁ сделали. У них нашлись таблетки
цитрамона (ей дали 3), банка сгущёного молока с кофе (ей разбавили водой и дали
выпить), я с Лёней (он же биолог-полу-медик, готовит диссерт по лимфо-системе!)
нашли пару щепок, обмотали её руку бинтом, приложили эти щепки-шины и поверх
тоже обмотали бинтом. Её дочь и зять связались с ней (её посередине) верёвкой и
так пошли (сильная боль у неё притихла!). А я положил её рюкзак поверх моего и
пошёл, придерживая его одной рукой, а другой держа ледоруб и равновесие. Плохо
мне было на спуске по скалам (чуть не сорвался!), да и так не очень приятно -
ведь у меня 9 месяцев назад (в ноябре 1971) был первый (но далеко не последний!)
ИНФАРКТ! Но всё кончилось хорошо - мы без проблем спустились в долину Буу-Улькен
(олень убит), а там уже пол-км до асфальта. И все эти 5 часов её муженёк-70 не
обрашал на нас (да и на неё тоже!) никакого внимания. Она невысокая, средне-
сбитая бабёнка "славянского типа". Он - белоснежно (как я!) седой, высокий,
худощавый, сутуловатый, "арийского типа". Точно - явился сюда, на места боевой
и трудовой славы, на празднование 30-летнего юбилея ИХних победных боёв августа
1942-го, когда эти арии убили несметное число НАШИХ (в том числе и моего брата
Александра). А теперь помалкивает, скромно потупив "долу" свой орлиный носище!
Они уехали в Теберду, А мы даже кисель себе не не смогли вскипятить - накрапывал
дождец, сгущался сумрак, всё мокрое, дров нет, пилы нет (я по-дурости не взял!),
Лёнин топорик только тюкает, а не рубит. Так мы разбавили порошок киселя тёплень-
кой водицей, "поели-попили и спать положились!" Утром вышли в широкую долину
Гоначхира, искупались в озерцо Туманлы-кёль (вода тёплая, прозрачная, но но уже
нет на дне ни едимой консервной банки, как это было в 1959-том. Мы долго ели и
собирали малину в Лёнину флягу 2л - у самой дороги - кустик 50х10м. За день
видели только 1 человека. Мы решили не идти к Северному Приюту, а переночевать
в широкой долине, на виду Северного Приюта. Мы поставили палатку на пышной траве,
а костёр (насобирали былья) устроили на большом плоском камне - в 50м от нас
мужичок коптил на костре целую тушу серны! Так что и нам можно, хоть мы и без
серны! Мы с ним поговорили - он оказался егерем-охранником, к нам претензий не
не высказал. Утром Лёня не захотел идти по серпантинам (по дороге удобнеее идти
и виды красивее, чем с тропы по крутому желобу) и мы поползли на четвереньках
по крутой тропе по дну желоба, обливаясь пОтом и ничего не видя вокруг, пока не
доползли до старой (местами размытой или засыпанной обломками) Военно-Сухумской
дороги. Да, тут неизмеримо легче и приятнее идти, чем по крутому желобу ползти
на четвереньках, ничего не видя вокруг. А по серпантинам, по дороге удобнее идти
и виды красивейшие, особенно на скальные громады Чотчи и Буу-Улькена. На озерце
под перевалом льда не было - стаял. По камням, а не по снегу (как в 1959-м) мы
вышли на перевал Клухор и сразу вниз по пологому сплошному камню (а не снегу,
как в 1959-м). И никто нас ме встретил и не остановил, как в 1959-м! И не потре-
бовал: "- Пакажы дакумэнт!", как в 1959-м! Началась грунтовая дорога, внизу
справа среди высоченных пихт шумела Гвандра, в вечереющем небе высились громады-
отвесы скал, как и в 1959-м! Сумрак, я не мону идти, прошу Лёню стать, но он -
 "- Нет, я пойду до Приюта!" И ушёл сам, оставив меня под дождём без палатки,
без накидки, без еды! А через год он "со товарищи-доценты ДПИ" поступят ещё
более подло, бросив нас (меня с моей женой и тремя малыми (8-7-3 лет) детьми) в
горах и уйдя... Ну, а я расстелил своё байковое одеяльце, им же укрылся прямо в
шаге от дороги, под чахленьким кустиком. Моросил лёгкий, тёплый дождик, я почти
не намок, холодно мне не было. Мало того - к утру у меня ПОЛНОСТЬЮ прошла моя
простуда, что я прихватил на Родине и что никак не хотела покидать меня вот уже
две недели! Вот что значит целебный климат Абхазии и Южного склона Кавказа! И
ПОЛНОСТЬЮ без кашля и соплей, я утром радостный шёл по грунтовой дороге. Уже за
мостом через левый приток Сакени (в конце 1940-х мне на-слух часто попадался
непрочитвнный мною роман Георгия Гулиа "Весна в Сакени") меня подобрал (шофёр
сам остановил) грузовик с длиннющим кузовом, где никого и ничего не было.
"- Залезай ка мне!" (почти без акцента!). На вид - лет 40, а там кто знает - тут
Абхазия, тут и в 100, как в 40! Он мне сказал, что едет на Южный Приют за
туристами и всю дорогу рассказывал (я тогда ещё не осмеливался спрашивать!) без
моих расспросов:
1) В 1942-ром немцев-автоматчиков наши карабинеры смогли остановить только в 15
км от Сухуми.
2) Немецкие егери-горные стрелк спец-дивизий "Эдельвейс" устроили подвесные
канатки и по ним поднимали на перевалы людей, оружие, еду и др.
3) Немецкие егери-горные стрелк спец-дивизий "Эдельвейс" устроили на всех обзор-
ных местах (в том числе и на скальных, отвесных вершинах) уютные, утеплённые
"огневые точки" с зенитными пулемётами, гранатомётами и прочей страстью, откуда
спокойно, прицельно расстреливали наших не подготовленных к таким ужасающе
страшным горам: "- Мы не собираемся воевать в горах!" - так отвечали наши воен-
комы нашим альпинистам, когда те просили их использовать в горах, обвиняя их в
панических настроениях. И немцы расстреливали наших массами. И они усеивали
своими телами ледники, снежники, скалы, как горох сыпались с отвесных скал в
речки.
4) Воду в реке Кодори нельзя было пить от гниющих трупов. Чтобы ловить трупы, на
реке Гвандра установили поперёк реки много рядов сеток.
5) Немцы жутко бомбили Сухуми и ВСЕ корабли, даже санитарные, с "Красными
Крестами", с ранеными, с детьми. А тех, что падал в воду, расстреливали
пулемётами, гранатомётами...
6) "- Я недавно увидел немецкий номер на легковущке на обочине дороги, остано-
вился, подошёл. Немка, девка лет 17 просит, чтоб я помог - машина не едет! А я
злой на них с 1942-го! Я ей: "- Сними трусы!" Она без переводчика поняла, сняла!
Уж я ей показал "Кавказ"! Она только просила: "- Делать карашо! Найн делать
болна!" Тут мы приехали к Приюту, где нас уже ждала толпа в 60 тел, в том числе
и "примкнувший к ним" преподобный Лёня! У Лёни (120 кг, мощный, бицепцы толще
моих ляжек!) жутко удивился (глаза из очков вылезли!), увидев меня в машине из
Сухуми. А я вылез из кабины (чтоб мой благодетель пригласил к себе более достой-
ную соседку!) и залез в кузов, но и тут девицы недовольно заворчали: "- Ну и
мужики пошли - нет, чтоб девушку пустить вперёд, так он сам прёт в перёд ...
кузова!" А ведь я залез сбоку, по боковому колесу, никому не мешая! А Лёня
протиснулся ко мне. Шофёр взял с нас по 3 рубля. Уже невдалеке от Сухуми нас
остановил милиционер в форме. Он посадил нашего шофера в свою легковущку, отвёз
на 50м вперёд, выпустил через минуту и укатил вперёд. А наш водила подошёл,
чертыхаясь по-русски: "- Содрал с меня 50 рублей!" В Сухуми мы искупались в море,
переночевали в Лёниной палатке и на другой день уехали в Иловайск. А на другой
день я на попутках-грузовиках (на автобус - не пробиться!) доехал до Мелекино,
переночевал в кукурузе, а когда рассвело, пошёл искать пансионат Горловского
маш-завода, где мои были в пансионате Жени - Томиной сестры...


19 марта 1973 в 2 часа дня я пришёл из города (Кадиевки) в наш двор на Хуторе
после 7 часов хождений-мытарств (в сберкассе шахты "Ильич" получил деньги, в
больнице взял справку о смерти моей Мамы, в ЗАГСе взял Свидетельство о смерти
моей Мамы, в Похоронном бюро заказал и оплатил гроб, машину, автобус, венки,
музыку, надгробие и др.). Во дворе полно народу (а со мной некому было пойти в
город помочь мне); ко мне, переваливаясь, как гусыня, подкатился пузасто-морда-
стый участковый милиционер Бабенко (он с мужиками прямо во дворе гдушил водку) и
высказал мне своё сочувствие в связи со смертью матери: "Ты тут не хазяин! Тут
хазяин Василь Иванавич! Тут ничиво тваво нету! Тут всё Василь Иванавича!" Я ему
не ответил - ко мне подошёл незнакомый мне мужчина моего роста, но невиданно
(лоя меня) красивый (смугловатый, темноволосый с лёгкой проседбю, ярко красивое
удлинённое лицо). Он сказал мне, что Он - Рудык - наш сосед (с востока), что Он
до Войны дружил с моим братом Гришей и сестрой Нюсей (то есть Он - брат Иннны,
очень красивый, но совсем не похожий на Инну). Я не успел ничего Ему сказать,
так как ко мне подошла моя Тётя Уля: "Пашли скарей да матири, а то поп прышол
атпивать!" (приглашение попа - это самодеятельность Тёти Ули). Гроб стоял на
"веранде". Низенький пьяный попчик над гробом при народе матом крыл свою помощ-
ницу: "А, ё.. тваю ма! Куда ты, бля, машишь!" (кадило). А сам размахивал большу-
щим, как кайло-кирка, тяжёлым крестом и чуть не выбил мне вставные передние зубы
 - это он пьяными движениями тыкал мне крест в зубы - целовать... А потом под
проливным дождём мы двинулись на кладбище (меня под-руку вела сестричка Вера
Павловна). А потом были поминки и я даже не увидел больше нашего красавца-соседа
Рудыка. Позже я спрашивал Бахтиных Тому и Веру о Инне и Её Брате, но Они сказали,
что ничего о Них не знают...
    А в мае 1984 я ехал электричкой в Москву и недалеко от Загорска (теперь
снова Сергиев Посад) на какой-то остановке в вагон вошли трое парней и девушка - Она
всем - и возрастом (18-20 лет), и лицом, и ослепляющей улыбкой напомнила мне Ин-
ну Рудык 1945-го. Она оживлённо беседовала с парнями и всё время мило улыбалась.
И, как и в 1945-м от Инны, от Её ненаглядной улыбки я не мог оторвать взгляд,
пока они все не вышли из вагона, а я покатил дальше...
   Подобное ненаглядно прекрасное лицо (но не округлое, а классически европей-
ской формы) с ослепляющей улыбкой я дважды видел в начале марта 1979 в г.Донецке
в институте ВНИПИЧермет у сотрудницы (я не удосужил себя сразу узнать Её ФИО и
должность) лаборатории охраны водного бассейна. Тогда свеже-назначенный зав-лаб
(Пельтихин Ал-р Серафимович) набирал себе штат из женщин по внешним признакам.
Эта чудо-девушка (около 20 лет) мельком (меня тогда тоже свеже-назначили времен-
ным завом лаборатории охраны воздушного бассейна, работы было не-в-проворот, так
как надо было за пол-года выполннть работу по Донецко-Макеевской агломерации, по
которой ничего не делали 4 года) попала в моё очень узкое (5-10 град) поле зре-
ния в нашей большой общей рабочей комнате, которую на другой день перегородили.
Но эта чудо-девушка успела меня заметить и 7 марта в Зале проектировщиков при-
гласила меня на танец, а я от неожиданности и близости Этого ЧУДА весь танец
смеялся, вместо того, чтобы с Ней познакомиться. А больше я Её никогда не видел
и мне не сказали о Ней ничего позже, когда я пытался выведать Её ФИО...





      ПАДЕНИЯ

   В июне 1949 в моём родном Хуторе (между гг.Кадиевка и Брянка) в переулке  (от
Луганской дороги в урочище Вильхи) я полез (просто так - сдуру) по гладкому (а
ближе к земле - шершавому) стволу молодой, но высокой вербы, слегка наклонённой
над лугом Деда Назаря, Этот наклон и спас меня от плохих для меня последствий.
диаметром см 35-30, прижавшись к стволу голым животом (на мне были только трусы)
и обхватывая ствол руками и ногами. На высоте метров 6 обломилась первая снизу
веточка, за которую я ухватился, чтоб подтянуться выше. Но я не опрокинулся
назад и не упал - благодаря наклону ствола, я без ушибов съехал по нему до земли,
весь прижвшись к стволу (теперь уже очень шершавому, а пока я лез вверх, он
казался мне гладким и я соскальзывал). Зато больно было моей голой коже, которую
содрало (как наждаком) или продольно процарапало по всему животу, груди, по вну-
тренним поверхностям подмышек, рук, ног и, особенно ляжек - тогда как-раз потол-
стевшими и округлившимися, как у женщины. Но к царапинам и боли мне было не при-
выкать - я почти повседневно что-то себе разбивал, царапал, ушибал, резал, про-
калывал, занозывал и т.п. Главное - я не убился, не искалечился и кости-внутрен-
ности целы. А царапин и заноз у меня и поныне бывает более, чем надо (а надо
ли?), особенно после поездок "на огород", где я обычно бываю раздетым, а чаще -
голым, так как плохо переношу жару-перегрев, да и по давней (с раннего детства)
привычке - в тепле мне приятнее быть голым, чем хоть чуток одетым...


    В октябре 1949 я попробовал прыгнуть с шестом в длину с крыши сортира (около
2,5м высоты), но в прыжке шест переломился, я грохнулся спиной об утоптанную
землю и чуть не задохнулся - долго не мог вдохнуть воздух (похожее было ещё раз
в 1995 на Осколе - на Западном берегу напротив села Однорёбровка. В диком саду
(там много кабанов) я слазил с яблони и в 3м от земли я взялся за толстую ветку,
на которой стоял, и спрыгнул, чтоб повиснуть на ней, а потом уже спрыгнуть на
землю. Но ветка оказалась подгнившей в самом основании и обломилась от рывка в
тот момент, когда я повис на ней головой вниз. И я, как и в 1949-м, грохнулся
спиной об землю и чуть не задохнулся. Маша кинулась ко мне: "- Пап, что с тобой?"
пытается меня поднять, а я и сказать не могу. Но обошлось без последствий и
через минуту я уже был, как обычно). После этого прыжка в 1949-м я уже не прыгал
с шестом.
 
     В январе 1950 после уроков я пошёл домой, а было уже совсем темно. Везде
лежал снег, только возле угла заборчика-штакетника возле школы, на крутом
спуске дети укатали снег так, что получился чёрный лёд - очень скользский.
Я не увидел этого льда и шагнув на него, внезапно поскользнулся и с размаху
бахнулся затылком об этот лёд-склон. Как и при ударе камнем, у меня в голове
всё вспыхнуло ярко-жёлтым пламенем и громыхнуло, хотя я был в шапке-капелюхе.
Но тогда я об этом никому ничего не сказал - стыдно было... Да и зачем - чтоб
осмеяли...

    В начале августа 1952 я сидел на вишне (метрах в 5 от земли) и рвал вишни.
Рядом на соседней вишне сидела на лестнице, рвала вишни и пела "Ах, Самара-горо-
док, беспокойнаяя..." моя сестрица Мария Моргунова (1915гр.). Вдруг ствол моей
вишни подо мной откололся от её ствола и плавно опустился на землю, смягчив
падение боковыми ветками. Моя Мама, тоже сидевшая на лестнице на соседней вишне,
от ужаса закричала, но я, как сидел верхом на ветке, так и опустился, ничуть не
ушибшись и даже не успев испугаться.

   В августе 1965 я в большой компании молодёжи с нашего Ангрен-ПодземГаза шёл
вдоль русла в верховье Лашкерека под самым склоном самой высокой части Курамин-
ского хребта. Обходя водопад, я полез по отвесной скале, а метрах в 5 от воды
мои пальцы соскользнули с камней-зацепок и я ухнул прямо в водобойный котёл под
водопадом. Я не ушибся, только свёз до крови кожу на костяшках пальцев (а одет
я был в одни узкие плавки, как и вся компания). А выбравшись наверх - на перевал
в долину Парак-сая, я, не выдержав искушения, ешё и обнял-прижал голенькуж Нину
Максимовну Ляшенко за Её очень аппетитную талию, благо - на ней не было рюкзака.
На большее я до 2000 года не отважился ни с одной женщиной, кроме Томы Кодрян-
ской, да и та в таких случаях обычно взрывалась гневом: "- Глянь на себя - на
кого ты похож, а ещё лезешь обниматься!" А я отвечал Ей: "- На тебя похож,
Томинька!"...

    В октябре 1976 я на работе (ВНИПИЧерМет, Донецк-17, б-р Шевченко, 17) в обед
в 11ч 30мин я, как вот уже 5 годков, шёл в буфет по тёмному коридору и перед
дверью шагнул не на пол, как обычно, а в пустоту и больно ударился (особенно
ногой) о какие-то торчащие желеяки - что-то снял плиту перекрытия подпольного
канала (трубы и задвижки водопровода, канализации и др.) и не оградил. Я с тру-
дом (от боли во многих местах) вылез из ямы и пошёл на 4-й этаж доложить началь-
нику лаборатории, а потом в нашу больницу на улице Овнатаняна. У меня ниже коле-
на была рваная рана, кровь - я показал это очереди перед кабинетом, но меня не
пустили на перевязку: "-Тут все такие!" Я выстоял час в очереди, но
травматолог меня не принял - надо мой паспорт и "Медицин-карту". Пришлось мне
шкандыбать домой по грязи вдоль не замощенной грунтовой дороги вдоль Калиновой
(хотя там не осталось ни кустика калины) Балки, а потом по голой глиняной насыпи
дамбы через Балку, взять паспорт, вернуться в больницу, выстоять в очереди в
регистратуру (где мне по паспорту выписали "Медицин-карту", заново выстоять в
очереди в кабинет травматолога, где мне перевязали ногу и сказали, что можно
идти на раьоту. И даже справку о травме не дали, чтоб я не вздумал оформлять
"Акт о несчастном случае".


    20 февраля 1992 я закончил ежегодную повторную "Медико-социальную эксперизу"
(в апреле 1991, после знаменитого второ-апрельского Горбачевского повышения в
3 раза всех цен я оформил сеье вторую группу инвалидности по зрению) я шёл домой
из нашей больницы на улице Овнатаняна. Я перешёл через дамбы через Балку, а было
очень скользко и перед заборчиком единственного тут у тропы частного домя я
внезапно поскользнулся на накатанных, блестящих выпуклостях наледи (не обойти!).
Я держал в левой руке пакет с мед-бумагами, когда обе ноги уехали вправо, я
рефлективно взмахнул руками вверх и грохнулся левыми рёбрами (к ним прикасались
лежавшие в кармане паспорт и трул-книжка) об выпуклость наледи. С трудом (от
острой боли) я поднялся, пришёл домой (наш "Длинный Серый Дом" с 10 подъездами
начинался в 30м от наледи), позвонил в Марьинский суд по "Делу Томы о Доме",
приехал автобусом 107 на работу (Макеевский инх-строит институт в пос.Ганзовка)
и там, проходя по дороге под галлереей между корпусами 1 и 4, снова поскользнул-
ся на таких же (по всему Мега-Городу в те 1990-е) накатанных, блестящих выпукло-
стях наледи (не обойти!). И снова грохнулся теми же левыми рёбрами на виду у
сплошного потока студентов и преподавателей (12-30 - как раз перерыв в занятияж).
Но никто не подошёл ко мне, не помог встать. Снова (как и 1 час назад) я с
трудом (от острой боли) поднялся, пришёл в кабинет к зав-кафедрой ТехнолСтрой-
Производства (Колесниченко Влад Георг), доложил о происшедшем (сказав, что, воз-
можно, у меня переломы рёбер и мне придётся завтра идти в дольницу "по месту
жительства". Там 21 февр мне сделали рентгено-графию и заключение "Переломов
нет". А в поездках на работу и домой в давке в автобусе у меня громко трещали
рёбра, отдаваясь острой болью. Я почти всё время проводил на ногах (даже прове-
ряя контрольные и лабораторные работы студентов), так как сидеть было больнее.
Особенно плохо мне было, когда я пытался лечь на кровать (только ночью для сна).
Я тратил на попытку лечь минут 10 и от острой боли всё туловище охватывала болез-
ненная судорога. А уже лёжа (только на правом боку) боль стихала. Уже на вторую
ночь (с 21 на 22 февр) я позволил себе "побаловаться" (как говорила тогда Тома) с
Томой - ведь "Переломов нет"! А в последнюю субботу февраля Тома взяла меня с
собой на Киршу на огород ведь "Переломов нет"! И там я, "согнувшись в 4 погибе-
ли", открывал и чистил погреб, копал землю, лазил на ясень отпилить нависвющие
(на нижнюю сотку под ЛЭП-330 кило-вольт) ветки ясеней. 5 марта 1992 во время
внезапной забастовки всего общественного транспорта, среди сплошного потока
частного транспорта, по тающему снегу, грязи и лужам слякоти мне пришлось за
50 минут добежать до корпуса 4 МИСИ на лекцию. А пришли  на эту лекцию только
3 студента (из дальних краёв), хотя большинство их жили рядом, в 2-5 минутах
ходьбы, но использовали стачку как повод не явиться на учёбу. В апреле 1992 я
на 3 дня ездил в Старую Ласпу в поход вдоль Кальмиуса, где посалил много сажен-
цев и косточек абрикос, персиков, топинамбуров и др., и где по ночам кабаны
своими хрюками мешали мне спать (я тогда не разводил костра, на всю ночь отпуги-
вающего их запахом гари). А в июле 1992 я обнаружил-нащупал на моих рёбрах шишки-
утолщения. Пришёл к главному врачй той же больницы, он полапал и "-Это мозоли от
ушибов!" и послал к тому же Лапаю (фамилия травматолога). Лапай лапами полапал
мои рёбра и послал к тем же реентгенщикам. Те сняли грамму и дали диагноз "Чётко
видимые переломы 6-10 рёбер с левой стороны". Лапай спросил меня: "-Будем оформ-
лять бумаги на выплату страовки?" В ответ я спросил: "-А хватит её на 200г колба-
сы?" - Вряд-ли! "- Ну так зачем тогда морочить и горОд городить!" На том и
кончили. И я с нашими поехал в поход на байдарке по речке Псёл от Яресек до
Днепра...


    В июле 1995 Тома послала меня и Свету (24.11.1983гр.) поискать, где уродили
абрикосы. Мы трамваем 8 приехали на "Улицу Кронштадтскую", дошли до "ПсихБольни-
цы" (но ничего не нашли) и шли слева от трамвайных путей в сторону Центра, как
вдруг Света, шедшая впереди в 3 шагах от меня, вдруг резко остановилась, оберну-
лась ко мне и крикнула: "-Осторожно!" Я так же резко остановился и, поняв, что
впереди на нас кто-то едет на нас по узкой тропе, так же резко остановился, шаг-
нул влево (чтоб освободить тропу для проезда), но моя нога провалилась в пустоту
и я, опрокинувщись, полетел вниз головой, вскоре коснулся левым плечом и рюкза-
ком магкого крутого склона, кувыренулся через голову, проехал немнного и остано-
вился, совсем ничего НЕ повредив - на склоне был толстый слой мелкого, как песок,
сухого суглинка, смягчившего удары. Испугаться я не успел - слишком заторможен.
А Света, не будучи заторможенной, увидев, что я падаю, схватила меня за шиворот
рубашки, но моя МАССА сдёрнула Её с тропы и Света полетела (в полном смысле, не
зря я говаривал, что "Я летел со скоростью Светы" , "Я шёл со скоростью Светы",
"Я иду со скоростью Светы") вслед за мной, упала на меня сверху и тоже осталась
БЕЗ повреждений (вертикальный сверху обрыв был метра три высоты, а ниже был кру-
той мягкий откос подлиннее).


    20 сентября 2003 я шёл мимо Дворца спорта "Дружба" через проезд от улицы
Разинкова к пр.Ильича, а тут от пр.Ильича на меня счит грузовик. Я успел выско-
чить на тротуар, но там оказались рядом две трубы-воздушки из подщемного тепло-
пункта. Я правой стопой зацепмлся за зонт одной воздушки, споткнулся и, падая,
сильно ударился левым коленом о зонт другой воздушки. Колено, не переставая,
болело и днём, и ночью, мешая спать. Утром 7 ноября 2003 я повёз рюкзак саженцев
- сажать на центрально-щаводско терриконе. А северное подножье террикона оказа-
лось занято строящимися гаражами. Я полез между гаражей к террикону и соскольнув,
опрокинулся вниз спиной в бетонную ремонтную яму гаража. Мой рюкзак саженцев
смягчил моё падение и я не ушибся ничем. Я с трудом (ноги скользили вниз по поро-
де) залез по крутому склону на верх террикона и там 6 часов сажал десятки сажен-
цев (вишен, черешен, слив и др.) и много сотен косточек персиков и абрикос. Мне
пришлось много лазить по крутым, сыпучим склонам вверх, вниз и поперек, копать
лопатой. А когда вечером шёл к остановке трамвая, то с удивленим почувствовал,
что боль в колене полностью ИСЧЕЗЛА! Большая нагрузка, как и в июне 1962 и 29-30
июня 2002, резко ускорила выздоровление. Просто чудо!


    В июне 2005 я стоял на ветках на самом верху дерева черешни (метрах в 5 от
земли) и рвал черешни. Вдруг тонкие и хрупкие (только у этой поздней черешни
сорта "Валерий Чкалов") ветки подо мной отломались от её ствола, я полетел вниз,
но метрах в двух ниже успел ухватиться за более толстую ветку и удержался, отде-
лавшись ссадинами и ушибами.


   В июле 2008 я утром приехал автобусом №34 ("Будённовка-Моспино") до остановки
"Спартак", прошёл 400м на север (в сторону моего участка №275) вдоль лесополосы,
там свернул направо и пошёл на восток вдоль южной стороны лесополосы к террикону.
Абрикосок не было и я метров через 400 решил вернуться назад. Но идти по высоко-
му густому бурьяну было плохо и я пошёл в сторону от лесополосы к вспаханному
полю. И тут, метрах в 10 от лесополосы мои палки, а вслед за ними и я, провали-
лись в пустоту, я полетел вниз и ударился правым плечом и грудью о твёрдое.
Очухавшись, я понял, что упал в яму 2,5х2,5м в плане и 3м в глубину. Стенки ямы
нависали над подкопами. Глинистый грунт стен сухой и твёрдый, абсолютно не под-
давался моим попыткам процарапать ступеньку. Ч пожалел, что вынул из кармана
рюкзака и оставил дома ножичек - им бы я быстро процарапать ступеньки и вылез.
Мне удалось отколоть от стенки столб грунта, он упал на дно, я собрал куски,
сложил их стопкой, упираясь руками в стенки угла, стал на эту  "стопку", с неё
отжался руками и коленом опёрся на выступ, ещё отжался и руками ухватился за
крепкие стебли полыни, осторожно подтянулся, перехватился руками за новые стебли
полыни, лёг животом на край ямы и отполз дальше. А мои палки висели петлями на
моих руках. Я стал на ноги и в 1 метре от ямы не увидел её за плотным бурьяном.
Осторожнл, прощупывая палками бурьян, выбрался на поле и тут уже спокойно пошёл
к дороге на мой участок.




     АВТОМАШИНЫ

    В "июле 1943 Меня взяла с собой Маруся Пирогова (девочка из малой Хатки на
вершине Трёхгорного Бугра - она на "2 года старше меня, но смышлёная и бойкая
и моя Мама брала её к нам на лето в 1943 и 1944гг.) - моя Мама послала зачем-то
к Тарасовне. Маруся пошла во двор, а я побоялся и остался возле двора. Потом
мне надоело стоять и я побежал через Луганскую дорогу к нашему двору. И тут
справа пронзительный сигнал и визг тормозов - сверху с Бугра мчалась немецкая
легковая автомашина и должна была меня задавить, но шофер успел затормозить.
А я настолько Болван (меня Мама никуда не отпускала самого (а я и не пытался)
и ничему не учила), что я и не знал, что надо смотреть и беречься машин и ничего
не понял из этого происшествия. До меня кое-что "дошло" только дома, где Маруся
(она как-раз выходила из двора и видела всё) рассказала моей Маме, а она меня
отругала и отлупила...


    В мае 1945 после Победы на нашей Луганской дороге появилось много автомашин -
в том числе и мощные "Студебеккеры". На переезде устроили контрольно-пропускной
пост с шлагбаумом. Как-то я был там с Витей Алымовым и он залез на ступеньку под
задним бортом. А в кузове на скамейках сидели несколько молодых солдат. Они с
улыбкой глядели на малыша Витю и подбодрили его: "Смелее, смелей, не бойся!"
Витя залез в кузов и позвал меня к себе - я тоже залез в кузов. А машина поеха-
ла и, когда доехала до двора Мамонтовны, я решил слезть. И слез на ходу! Но надо
было бежать, а я просто слез и меня понесло-закувыркало по дороге и я крепко
бахнулся лбом о булыжник мостовой. А когда стал на четвереньки, увидел, что
метрах в 4о впереди меня те же кувырки по булыжнику выполняет и Витя...


    В июне 1957 в г.Сталино  я переходил через совсем пустую (ни души, ни машмны
- тогда на дорогах в городе машмны проезжали редко, так что можно было спокойно
ходить по проезжей части даже на гланой улице имени Артёма) улочку - проспект
Комсомольский - я шёл в магазинчик напротив, где несколько позже я купил себе
рубашку-безрукавку за 75 рублей и лёгкие туфли на микро-пористой подошве за 39
рублей (мои первые покупки обуви-одежды - до этого я одевался только в то, что
мне покупала Мама). Я спокойно дошёл до середины асфальта и уже оставалось
метров 8 до тротуара (там было очень широко), как вдруг справа с низу улицы
Унмверситетской на бешеной скорости заворачивает и мчится на меня автомашина
легковая. Я успел жутко испугаться и бросился к тротуару, я скачу вперёд,а
машина всё заворачивает и всё время целит на меня, не снижая скорости. И я еле
успел выскочить из-под самых колёс, весь трясясь от ужаса. А машина умчалась -
так же, как и вечером 29 июня 2002, когда чёрный лимузин (власть и богатство!)
сбил меня и переехал правую ногу на этом же проспекте Комсомольском в 200м
восточнее - на повороте с улицы Артёма...


    В "апреле 1961 я ехал с работы в нашем подземгазовском автобусе. И вдруг на
Ташкентской дороге у посёлка "Центральный" (г.Ангрен) что-то случилось - то ли
наш автобус зацепил авто-кран (я тогда сразу не понял и не стал выяснять после),
но все наши , как пробки Шампанского, повылетели из автобуса и внутри остался только я,
а потом все то ли возмущались моим поведением, то ли удивлялись - этого я тоже
не понял и не стал выяснять после - обошлось - и ладно...


Днём 27 апреля 1965 Володя Косов, Гена Рожнев, Люда Кудрина и я приехали на 26-й
км дороги Ангрен-Коканд, а потом от чайханы - по грунтовой дороге вдоль речушки
Кызылча. И тут левое заднее колесо соскользнуло с дороги и повисло  над обрывом.
Мы вылезли из нашего (нанятого)  мини-автобуса и, еле держась нф сыпучке-глине
квутого откоса обрыва, начали толкать автобус на дорогу. И тут автобус начал
соскальзывать на нас! Ещё б чуток и он опрокинулся бы на нас и подавил бы нас!
Но он взвыл и выполз на дорогу! И нас не раздавили! И мы пошли в поход к Чимгану
через горы и долы Чаткала и заняли нашей мини-конандой третье место в альпиниаде
1965г., опередив конанды в сотни участников!


В 16 часов в октябре 1966 мы (человек 30 рабочих дневной смены и я) ехали с
работы (Ангрен-"ПодземГаз") на открытой грузовой авто-машине. И вот когда ехали
на самом высоком и крутом откосе на отвале породы угольного карьера, у нашей
машины лопнул скат левого переднего колеса. Машина резко вильнула влево и,
наверняка, опрокинулась бы и кувыркалась бы, и подавила бы нас почти всех (а
меня бы - точно - я стоял слева на самом краю! Но именно тут была насыпана боль-
шая куча щебёнки и именно этот лопнувший скат левого переднего колеса уткнулся в
эту кучу щебёнки и машина остановилась тан резко, что мы получили ушибы - но и
только! И не больше!


В ноябре 1966 я и Тома ехали в Ташкент на занятия в институт народного хозяйства.
Мы приехали в Центральный посёлок на новую авто-станцию, но нас не пустили в
отходящий автобус: "- Берите билеты в кассе!"  А пока мы "брали билеты в кассе"
и шли к автобусу, автобус не спеша отъехал и нас не взял. Мы погрозили ему своими
кулачонками, побурчали вслед и уехали через час (а времени у нас мало - Лене 4
месяца, Томе её кормить надо, а тут задержка на час!). А когда наш автобус пере-
ехал мост через реку Чирчик, мы увидели ТОТ автобус, что нас не взял - он стоял
в 50м от моста весь побитый и искорёженный, в окнах нет ни единого стёклышка -
все они валяются вокруг, побитые на мелкие осколки! То ли ещё стало с его пасса-
жирами! Но нас не было среди них! Но не мы были в этом виноваты - мы ОЧЕНЬ
хотели уехать с ними, но нас не взяли! Где проиграешь, а где и выиграешь! А где?


     14 июня 1970 я шёл с работы по проспекту Гурова (г.Донецк) к детсадку у
сквера генерала Гурова, чтоб забрать Ваню и Лену, а потом и Славика из ясель
(после первого дня ясель!). Со мной шли мои коллеги по работе - Виктор Петрович
Потоцкий, Ал-р Лукич Зенькович и кряжистый, самоуверенный нач-к мех-мастерских,
который давал нотации в мой адрес, что, мол, Крыленка надо свести с бабами и
научить "детей делать" (сексу-еЬле по-нынешнему), а то он всё сам да сам. Я в те
времена был ещё неспособен дать ответ на такое, но ВПП и Зенькович мягко (Он это
умел и тогда!) ему сказали, что у Крыленка и так уже трое детей. Кряж сиутился,
но в этот момент мы переходили улицу Постышева и на нас в резком повороте сверху
слева поехал Джип-Бобик. Мужики успели отскочить, а я лишь выставил вперёд
ладони, чтоб смягчить удар в живот. Но Бобик тормознул впритык ко мне. А на
другой день Зенькович, Потоцкий и я повезли на УАЗике оборуудование в Кривой Рог
на ЦГОК - запускать опытную установку газоочистки для Египта.


    В сентябре 1970 я в обеденный перерыв шёл с работы пообедать в кафе "Волна"
у Кальмиуса в г.Донецке. Я перешёл южную полосу движения бульвара Шевченко и,
пока не было видно поблизости машин, очень быстро (словно за мной гнались!)
перебежал северную полосу движения бульвара. И, как только я выскочил на тротуар,
сзади мимо меня на жуткой скорости промчался грузовик, чуть не сбив меня с ног
воздушной волной - мчал по встречной (запретной для него) полосе движения и я в
ту сторону не глянул, а если б глянул, то был бы убит им...


     20 сент 1977 я удетел из Донецка в Москву (было морозно и снег), оттуда в
Свердловск, где рано утром шёл ы институт УралМеханОбр. Улицы были совсем пусты
(ни машин, ни людей) и вдруг на перекрёстке в резком повороте справа на меня
мчится Джип-Бобик. Я успел лишь выставить вперёд руки с папкой, чтоб смягчить
удар в живот. Но Бобик тормозул впритык ко мне.


   В 10ч 15 дек 1979 я шёл по северному тротуару проспекта Ильича (Донецк) к
остановке "Мед-институт" автобуса 107, чтоб уехать в МакИСИ на работу (меня туда
принли неделю назад). Прохожих не было, на площади перед Театром кукол (до него
это был кинотеатр "Победа") я на-ходу повернул голову направо (глянуть на афишу)
и очнулся лежащим на асфальте площади. А в 3 шагах от меня два мужика что-то
выгружали из тёмно-зелёного мини-автобуса, который в резком повороте вправо
(сзади меня) сбил меня скользящим ударом плоского борта и отбросил вправо, в
сторону от колёс. А ведь тут не было вьезда на площадь! И на меня даже внимания
не обращали - "Подумашь невидаль - пьяный валяется на площади!" А я НИЧЕГО не
почувствовал из того, как меня сшибли! Я встал, отряхнулся и пошёл к остановке
"Мед-институт" (до неё было менее 100м) автобуса 107, чтоб уехать в МакИСИ на
работу...
             
 
    20 апреля 1994 я сам приехал на автобазу перед посёлком Ново-Ждановка и там
стоял ("среди бела дня") посреди пустой (все машины уехали работать) открытой
площади-авто-стоянки, проводил глазомерную сьёмку (отсюда всё было видно "как на
ладони") территории базы (у них не окпзалось ген-плана своего предприятия!) и
записывал в тетрадь. И вдруг впритык комне полу-сбоку-справа-сзади проехала
белая легковушка, тернулась бортом о мои штаны и пиджак, глухо подпрыгнула,
переезжая задним колесом мою правую стопу и без задержки укатила. Боль была
вполне терпимой (не сильнее, чем когда наступит каблуком "хорошая баба"), так
что я продолжил своё занятие.


   В 17ч 26 апреля 1994 я после работы (в МакИСИ) стоял на остановке "Студенче-
ская" автобуса 107, чтоб уехать  домой. Как  и всегда, аокруг стояло много людей.
Вдруг слева проехала белая легковушка, тернулась бортом о мои штаны, глухо под-
прыгнула, переезжая колесом мою левую стопу и без задержки укатила. И никто на
это не обратил внимания. Боль была вполне терпимой, так что я спокойно дождался
автобуса 107 и уехал домой.


    В начале мая 1994 возле остановки автобуса "Студенческая" проводили дорожные
работы, все машины ехали по одной южной полосе и остановка автобуса 107, была
возле южной полосы. Я после работы (в МакИСИ), в ожидании автобуса 107, чтоб
уехать домой, стоял на обычной остановке. Показался 107-й и я, чтоб успеть
залезть в него, побежал к этой временной остановке через северную полосу, где
движение было закрыто. Но на середине проезжей полосы меня что-то ударило по
ногам и я, упав вперёд, растянулся на зороге, а позади и левее меня грохнулся и
растянулся на зороге велосипед и его седок, мчавшийся, вопреки правилам, по зак-
рытой полосе и в запрещённом направлении, подбивший мои ноги. Я не ушибся и не
став "выяснять отношения", вскочил на ноги и успел залезть в мой 107-й. А что
сталось с велосипедом и его седоком-преступником - это его проблемы.


    Днём 22 апр 1996 я шёл от конечной остановки трамваев 9 и 10 (в городе Донец-
ке) от тротуара проспекта Павших Коммунаров на зелёный свет светофора по "зебре"
перехода через улицу Артёма к зданию ГосБанка и был сбит мини-автобусом, при
его резком повороте вправо сзади скользящим ударом плоского борта, что отбросил
меня вправо, в сторону от колёс. А на меня даже внимания не обращали - "Подумашь
невидаль - старика сшибли! Так ему и надо, давить таких надо, чтоб не тратиться
на пенсию этой рухляди! И никто не подошёл ко мне, не помог подняться, стащить
меня с проезжей части дороги. Пришлось мне самому сползать с проезжей части
дороги. Мне ударом борта разбили левую кисть, смяли железки-застёжки новой
(третий раз одетой) куртки.


   29 июня 2002 в 18ч я поехал в ГлавПочтамт г.Донецка отослать жалобу в Верхов-
ный Суд Украины по "Делу Дома Томы". Я прошёл по тротуару улицы Артёма иимо
былого здания ОбКома и ОблИсполкома, подошёл к Комсомольскому прспекту, глянул
нелево и назад - машин не видно, лошёл до середины прспекта, глянул вправо и в
ютот миг меня с грохотом ударило слева по ноге и руке, отбросило вправо на бетон
проспекта, со стуком переехало правую ногу. Сознания я не терял и увидел в слепя-
щих лучах низкого солнца убегающий чёрный лимузин. В 3 шагах от меня стояли 2
пожилые мужика; я им: "- Гляньте номер!" Они мне: "- Самому надо было смотреть!"
И никто не подошёл ко мне, не помог подняться, стащить меня с проезжей части
дороги. А из-за былого здания ОбКома повзводно выводили национ-гвардейцев для
охраны (от народа) "шишек на теле народа" - ведь сегодня День Конституции и гото-
вят митинг на площади Ленина. Пришлось мне самому стать на карачки и сползать с
дороги. Тут я поздно пожалел, что не взял с собой палки!
   Мне вспоминаются бесчисленные публикации (я их не могу читать - слишком плохо
вижу) в газетах и телепередачи, как сотни тысяч добросердечных (?) дончан встре-
чали и осыпали почестями землячку-"героиню", которая жива-здорова приехала в
Донецк из Москвы, где была на том злопамятном представлении в театре "Норд", где
по приказу добряка-ВВП были убиты сотни ни в чём не вмновных зрителей (отравлены
газом) и полсотни чеченских детей-патриотов (отравлены газом, а потом застрелены
героями-снайперами выстрелами в голову). Мне непонятно, в чём состоит суть славы
этой землячки-"героини", которая жива-здорова приехала домой, тогда как при ней
были убиты сотни ни в чём не вмновных людей. Приехав в Донецк, она НЕ НУЖДАЛАСЬ
В ПОМОЩИ! Так зачем было гнать сотни тысяч добросердечных (?) дончан встречть
её? Ведь это выглядит ещё более кощунственно, чем отвратительно пышные встречи-
проводы разных "шишек на теле народа" во времена Брежнева-Горбачева. Почему же
из сотен тысяч добросердечных (?) дончан не нашлось ни одного, кто помог бы мне,
когда я много раз бывал сбит или переехан колесом автомашинами на улицах Донецка,
не нарушив правил!? Для меня это непостиэимо! А для вас и Вас, дончане? Только
один человек помог мне, да и то, после того, как раздавил меня, да и тот - не
дончанин. Лабунской Валерий Витальевич (моби тел 0 97 2299967) приехал из г.Жито-
мира в Донецк на Винзавод за водкой на Большом грузовом фургоне. Он, по его
словам моей дочке Маше, вроде-бы видел и ждал, пока проедут три светлые легковуш-
ки со стороны Винзавода, что я перед вьездом на Винзавод подождал, пока они про-
едут. Но Он НЕ ВИДЕЛ ни меня, ни моей протянутой горизонтально вперёд правой
руки, ни протянутую горизонтально вперёд лыжную палку, что я держал. Его остано-
вили стоявшие на обочине люди, закричавшие ему о наезде на меня (смотри рассказ
"21 января 2008").
   Но я продолжу мой рассказ о себе в этом происшествии. Мне ударом борта разби-
ли выступы косточек левых локтя и кисти, обожгли (трением борта) внешнюю кожу от
плеча до кисти (и ожог болел сильнее и дольше всего прочего), ушибли левое коле-
но, свезли (о бетон) кожу с внешних выступов правой руки; смяли (о бетон дороги)
верх стопы и выступы правой коленки, щиколотки и стопы; протекторы заднего коле-
са проехали и оставили ярко-алый рисунок своих выступов под правой коленкой, на
икре, пятке и подошве. Я с трудом (больно, темнеет в глазах, тошеит и обидно,
что я ничего не нарушал, шёл по правилам, а меня так нагло сшибли и бросили на
дороге не просто мерзавцы, а мерзавцы и преступники в чёрном лимузине и у былого
здания ОбКома Партии) прошкандылял 20 метров мимо ступенек спуска в подземнфй
переход (на-днях на эти ступеньки меня ударом в мой мягкий зад столкнул белый
лимузин - зачем же он прётся к ступенькам спуска в подземнфй переход!) до угла
здания ГлавПочтамта, ухватился за него, переждал приступ "дурноты" (пока не
прошло потемнение в глазах). Держась за стены, двери и прочее, я поднялся и
заполз внутрь ГлавПочтамта, выстоял очередь к окошку, купил большой конверт,
кое-как накарябал на нём адреса, с деньгами отдал почтарке, Она что-то мне
бубнила из окошка, но приняла. Я прошкандылял до серединв площади Ленина и там
вспомнил, что забыл опустить в почтовый ящик 2 письма. Тем же путём вернулся на
ГлавПочтамт, опустил, снова, словно во сне, ничего не замечая вокруг,  через
площадь Ленина прошкандылял до останпвки троллейбуса, ехал стоя на задней
площадке, добрался домой, заглянул к Маше, стал в красных лучах заходящего солн-
ца: "-Маша, во мне заметно что-либо странное?" - Нет! Я Ей доложил, показал Ей и
сам поглядел на мои приобретения, вспомнил, что я пообещал Маше купить десяток
яиц, но забыл; сходил на базарчик за двором, купрл, принёс домой, звякнул по
телефону Валентине Ивановне СысЕфВист, доложил Ей, а Она мне: "- Это Вам показа-
лось!" Тогда я звякнул по телефону Валентине Николаевне Иващенко, Она мне: "Если
можешь - приезжай ко мне!" Я через полчаса был у Вали, Она меня помыла под душем,
мы залегли в постель, а Она мне: "-У тебя явно завелась Баба, раз ты не лезешь
ко мне!" Я Ей: "- Зато ЭТА БАБА сама меня повалила и сама на меня залезла!" Но
утречком 30 июня и я смог неплохо залезть к Вале и ТАМ потрепыхаться, а потом
часами смоктал Её дивные соси, а в антрактах прыгал на своих битых и давленых
задних лапках. И эти занятия быстро исцелили меня - уже 1 июля я свободно ходил,
а через 2 недели я и Маша присоединились к Славикам и Ко в Урюпинске и поплыли
по Хопру к Дону. Только струпья на локтях, щиколотках и боль на ожоге держались
ещё с месяц...


    В сентябре 2003 я возвращался домой с моего огорода-сада у Моспино - автобу-
сом 34 доехал от нашего "Спартака" до автостанции Будённовки и шёл к остановке
трамвая 10. И уже в 20м от трамвая я шёл на мой зелёный свет светофора на площа-
ди Будённого и был сбит автобусом при его повороте вправо сзади скользящим
ударом плоского борта, что отбросил меня вправо, в сторону от колёс. А на меня
даже внимания не обращали. Никто! Хотя людей там были сотни...


    В апреле 2007 я по-пути заехал троллейбусом 17 на кондитерскую фабрику АВК у
Донецкого мелаллургического завода. Из ихнего магазина "Кот в сапогах" я шёл по
тротуару, но в последнее время там на тротуаре, впритык к забору стоят легковые
автомашины. Изза этого мне пришлось обходить эти машины спереди, но едва я сде-
лал один шаг левой ногой, ближайшая ко мне машина тронулась и переехала передним
колесом стопу этой моей ноги, подпрыгнув, словно на кочке. Правда, для меня это
было не в первый и не в последний раз и мне уже было не привыкать к таким наез-
дам-переездам и боли, так что я без остановки пошёл дальше...


    20 декабря 2007 я шёл от нашего почтового отделения Донецк-3 домой по троту-
ару южной стороны проспекта Ильича. А там по-преступному (со злостным и опасным
для жизни людей нарушением правил "безопасности" - тоже явная чушь - о какой
безопасности может идти речь в железном потоке бешено мчащихся автомашин!)
устроен переход через улицу Марии? Ульяновой? - тротуар подходит к переходу
метрах в 10 южнее линии светофора и "зебры". Поэтому при зелёном свете для пеше-
ходов остановившиеся автомашины перегораживают путь для пешеходов. Так было и
20.12.2007. Я подождал, пока мне и др. дпдут зелёный и пошёл обходить (естест-
венно - в сторону "зебры") ближнюю ко мне автомашину и, едва шагнул левой дальше,
как получил удар слева по моей руке (державшей сумку) и переезд стопы моей левой
ноги. Хотя автомашина-нарушитель при переезде колесом  моей стопы подпрыгнула,
словно на кочке, она без торможения умчвлась на красный свет и свернула на прос-
пект Ильича в сторону Макеевки. У меня оказалась в кровь разбита правая кисть и
опухоль на голени и на верху стопы. Никто из прохожих не обратил на это внимания.
А я ни о чём не успел подумать, как и в былых подобных счастных случаях...


    В 11 часов дня 21 января 2008 я шёл в сторону проспекта Ильича по тротуару
западной стороны улицы Складской? между Мясокомбинатом (справа) и Винзаводом
(слева). Перед вьездом на Винзавод я подождал, пока со стороны Винзавода проедут
три светлые легковушки, и через переход пошли 2 женщины в коричневых плащах, и
пошёл вслед за ними, чуть (на пол-метра) правее и сзади их, неся в левой руке
сумку, а в протянутой горизонтально вперёд правой руке держал протянутую горизон-
тально вперёд лыжную палку, надеясь. что всё это хорошо видно при свете солнца.
Уже в шаге от бордюра тротуара я почувствовал, что меня что-то твёрдое ударило
справа, сшибло с ног, невыносимая тяжесть прижала мою грудь к дороге, меня что-
то мнёт, вертит, мои кости трещат (а я при этом с возмущением думаю: "-Что ж это
такое - по программе био-ритмов у меня критическая ситуация третьего порядка в
2017 году, а меня уже давят в начале 2008-го!"), а потом вдруг всё во мне напряг-
лось до предела и с невероятно страшной болью я весь взорвался и вдруг и невыно-
симая давящая тяжесть, и невыносимая боль исчезли. Сохнания я не терял, но глаза
были закрыты. Мужской голос (шофёра моего давителя-грузовика) сказал мне, чтоб я
вытащил мои руки из лямок рюкзака, я вытащил, потом он вытащил меня из-под маши-
ны, подтащил к бетонному блоку у бордюра, до которого я не дошёл на 1-2 шага, и
уложил меня на нём. Лабунской Валерий Витальевич (моби тел 0 97 2299967) приехал
из г.Житомира в Донецк на Винзавод за водкой на Большом грузовом фургоне. Он, по
его словам Маше, вроде-бы видел и ждал, пока проедут те три светлые легковушки
со стороны Винзавода, что я перед вьездом на Винзавод подождал, пока они проедут.
Но НЕ ВИДЕЛ ни меня, ни моей протянутой горизонтально вперёд правой руки, ни про-
тянутую горизонтально вперёд лыжную палку, что я держал. Его остановили стоявшие
на обочине люди, закричавшие ему о наезде. Он спросил у меня о телефоне, я ска-
зал, он звякнул и сказал Маше о происшгствии, Маша приехала в 11-30 и ждала при-
езда Скорой МедПомощи, а когда те приехали и начали меня грубо тащить в фургон
(я сам не мог перемещаться изза дикой боли в тазе и ногах), Маша им крикнула:
"-Осторожнее! Это же ведь пока ещё живой человек!" Лабунской Валерий Витальевич
дал Маше 300 гривень, а Маша ему расписку, что не будет иметь к нему претенщий.
   В 12ч меня привезли в ОблБольницу им.Калинина - всего мокрого (меня тащили
и мяли в большой луже), в порванных штанах, подштаниках (их продрали об дорогу).
Меня бы хорошо и быстро раздавили бы колесом, но помешал рюкзак, в котором лежа-
ли 30 банок сгущёного молока, колбаса и др. Бампер жал мне на грудь (поломав мне
среднюю ложечку и не менее 3 рёбер), а на спину мне давиои снизу 30 банок сгущён-
ки. При это были порваны сухожилия левой ноги (от пятки к икроножной мышце, так
что я теперь не могу прыгать и становиться на цыпочки левой ногой), подорваны
стволы нервов ног в месте их отхода от спинного мозга и выдернуты и надорваны
системы разветвлленных нервов и кровеносных сосудов ног (особенно левой), так
что теперь мои ноги почти во всём их обьёме постоянно онемевшие и сильно распу-
хают вне лежачего положения туловища и ног (чем дольше - тем сильнее распухают).
     В ОблБольнице мне за 9 проведеннных в ней часов НЕ ОКАЗАЛИ НИКАКОЙ МЕД (или
иной) ПОМОЩИ, даже не промыли и не смазали обширные кровавые ссадины на попе,
спине, ногах, локтях и др. (зато за сто гривень Маше всучили коробку какой-то
дряни, которую, вак Маша выяснила уже дома в Интернете, МНЕ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ
НЕЛЬЗЯ ПРИНИМАТЬ!). У меня из вены взяли пробу крови на алкоголь (!), сделали
рентгенографию грудной клетки и позвоночника и я 8 часов (7ч в ожидании врача-
нейро-хирурга и 1ч в ожидании машины отвезти меня в ОблТравматологию) пролежал
(весь мокрый и в грязи) на морозном сквозняке возле постоянно открываемой стек-
ляной двери с постоянной щелью между створками. В ОблТравматологии мне сделали
рентгенографию позвоночника и в 21 час Маша и Марина Бабаш провели меня в легко-
вое такси, привезли домой, кое-как (с дикими болями в тазу - я ведь шёл с опорой
на Машу) подняли и провели меня в квартиру, уложили меня на мою кровать, раздели,
обмыли меня, промыли ссадины. Первую ночь под 22 янв я спал сносно (чего не
стало в последующие три месяца, когда я мог спать только урывками и после приёма
таблетки анальгина) и видел обнадёживающие сны (огромный чёрный вал грязе-воды
разбивается, не докатив до моих ног; я лечу с отвесных скал Никитской Яйлы в
Крыму, но, раскинув в стороны полы одежды, планирую, словно на крыльях, и мягко
сажусь на нежные сплошные ветви зарослей арчи-кипариса-туи). Маша сообщила обо
мне только Ване. Маша управлялась сама, затрачивая на меня около 1 часа времени
в сутки. С начала февраля мне 2 недели помогала моя землячка Ковалёва Анна Нико-
лаевна. Она плохо слышала и я попросил Машу поставить для АнныНик кровать рядом
со мной. Маша сразу стала на дыбы: "-Нет! Нельзя!" Еле переубелил и стало много
лучше мне и Маше. АннаНик разминала мне онемелые ноги, готовила и давала мне еду,
развлекала меня всяко. Потом (в начале февраля) поднялась до 38оС температура, а
приём таблеток антибиота поднял её ещё выше. Я продиктовал заявление Глав-врачу
ОблБольницы (куда меня доставила "Скорая помощь"), чтобы мне, в порядке оказания
Скорой помощи, которой мне НЕ оказали 21 января, ответили на мои вопросы по диаг-
нозу и как мне себя лечить, реабилитировать и тренировать, но мне через 1 месяц
(вот какая у нас скорая "Скорая помощь"!) ответили отказом - сне обращаться в
Больницу "по месту жительства", а ведь ближайшая "по месту жительства" для меня
 - именно Обл-Больница (проспект Ильича, 14) расположена в 5 минутах ходьбы от
нашего дома (проспект Ильича, 28). Мы вызвали врача из Больницы "по месту житель-
ства", но МарИванна Мирошниченко, в 1999-2000г. добившая Мать моих 6 детей,
"отфутболила" меня назад - в ту же Обл-Больницу. На этом , не начавшись, и
кончилась помощь мне со стороны официальной медицины... Я позвонил Нине Борисов-
не Коваленко (глазному врачу нашей Больницы) и Она назвала препараты, полезные и
для глаз, и для восстановления пореждённых нервов. И я начал глотать таблетки, а
Маша  - колоть мне. Маша выносила пол-литровые банки (я в них писял сам - на
бочок) с моей мочой и метал-ванночку с моими каками (я сам подкладывал ванночку
под себя). Мне постоянно грезились (не во сне) переулок с нашего Хутора в Вильхи
и вишневый садик у луга моего Деда Назара. Ел я сам то, что давала мне Маша.
Очень больно мне бывало при чихе и особенно при кашле. Меня постоянно мучило (я
задыхался) налипание густых соплей-слизи в моём горле, а откашливать было жутко
больно. Мне было больно  любое движение. 12.02.2008 я упросил Машу поставить два
стула рядом и я, опираясь на их спинки, кое-как смог сесть и посидеть около часа.
а на другой день (12 февр 2009) сам сполз с кровати на колени, руками подтянулся
и сел на стул у компьютера и послал письмо All krylenko: "Здравствуйте, детки,
внуки, все ваши родные, близкие, любимые и любящие Вас! Галинька и все ваши и
наши! Поздравляем с Днём Рождения - 4 месяца! ЩАНИ! Желаем всем здоровья, удачи
во всём, приятностей, радостей, Счастья! Я помаленьку движусь вперед. Сегодня -
12 февраля 1931 - День Рождения Ларисы Федоровны Грищук-Таратоновой (Мелитополь-
Бердянск) - вашей двоюродной Тёти, Бабушки. Будьте здоровы, счастливы и осторож-
ны! ВИКрыл "12ч 12.02.2008". А через несколько дней я на коленях дошёл до моей
двери, взялся за свисающий с перекладины канат, подтянулся и стал на ноги. Долго
стоял, потом, держась за двери и др., добрался до туалета, искупался в ванне,
в кухне подогрел еды, поел и с этого дня всё себе делал сам. В 4-6 часов утра я
выходил в лестничную клетку и пешком поднимался и спускался по 50-70 этажей, а
потом залазил в горячую ванну и кис там по часу и более. Я мог более-менее
спокойно пролежать 1 час, поэтому я менял место лёжки - со своей кровати уходил
на широкую гостевую и обратно. Но 20 февр приехала Марина Бабаш (и заняла госте-
вую комнату), а 24 февр приехала Ковалёва Анка Анатольевна и залегла в мою
кровать при мне, так что мне после "двух раз подряд" (больше я тогда не смог),
я ушёл на мягкую, но болезненную для меня кровать в "зале", а 1 марта сбежал из
Донецка (Маша провела меня до автобуса у Мотеля) в город Снежный, где меня прогу-
ливали вдоль Балки Ольховчика, где Николай Петрович Лях давал мне уколы, где я
мог менять за ночь три кровати по 2-3 раза. 10 марта  я вернулся в Донецк (11
марта уезжала Маша) и пошла почти обычная моя жизнь, только теперь я ходил с
двумя палками, так как мои ноги стали онемевшие, а левая стопа не держит мой
вес. Я для тренировки носил по квартире рюкзак с мешком сахара 50 кг, потом брал
в руки гирю 24 кг и гантелю 10 кг с сумкой с камнем 16 кг и с этими 100 кг слегкр
приседал-поднимался. В июне я лазил по деревьям и рвал черешни, ходил с ХБК на
Киршу и назад почти за то же время, что и раньше. В июле 2008 с Машей и Светой
ездили в Геленджик, где я, как и ранее, проплывал в день по 1 км и более. Осенью
и в декабре подготовил 6 больших научных статей (по крмтериям оптимизации) и
отослал их в ДНТБ Украины и в редакции журналов Москвы, Ростова, Краснодара,
Иркутска - то есть, почти, как и до ЭТОГО НАЕЗДА...


  7 ноя 2008 я утром поехал к цирку, там Виктор Ив. Евтушевский заверил (подпись,
печать) мне 3 рукописи (о критериях оптимизации), я на почте отослал их в Киев в
ДНТБ Украины и довольный, что стряхнул с себя обузу, шёл к нашему двору, огибая
слева долгострой (7-год) у дома Ильича-32 по досчатому настилу. Я хоьел пройти к
киоску-2 купить хлеба, но путь к киоску мне перегородила встречная автомашина. Я
подождал, пока она проехала вплотную к ограде настила, я, держась рукой эа
стойку кровли, левой рукой поставил палку на дорогу, чтоб шагнуть к киоску. Но
я не успел шагнуть, как мою руку дёрнудо, сосновая палка хрустнула и сломалась -
мимо промчалась во двор другая автомашина - а даже не успел разглядеть её цвета.
Запоздай она на секунду - и я успел бы шагнуть под неё. Или если б палка была
прочней и не сломалась, то сдёрнула б меня под колёса. Мерзавец-водитель обязан
был пропустить первую машину и меня, и только после этого ехать. Ведь я же шёл
в своём дворе своего дома!


   2 окт 2009 я шёл из нашего двора, а возле первого (нашего дома) киоска мне
перегородиоа порогу белая автомашина. Я с минуту ждал, а когда она проехала
направо во двор соседнего дома, я пошёл дальше и тут вдруг справа удар по моим
палкам м скользящий удар  по переду моих ног - та же белая автомашина поехала
назад на меня. Я со зла выругал "его" и палкой замахнулся - веди из-за этих
железяк даже в своём дворе мне на каждом шагу и каждый миг грозят смертью и,
ещё хуже - увечьем...


   23 окт 2009 я и Анна Николаевна Ковалёва шли от Её двора (г.Снежный, улица
Сивашская, 2), а возле первого (от Её переулка) переулка о мою палку спраава
ударяет справа белая легковая автомашина и, бесшумно промчавшись перед нами,
уносится влево вниз по переулку. Мы шли в 4-5м от нашего края проезжей части
улицы Сапожникова и надеялись, что тут нас машины не достанут. Но нас достали
и тут! Вот только нас машины не достанут проскочила на долю секунды раньше!
А то придавила на обоих, а уж меня - точно - ведь я был к ней ближе!



        МОИ  ОТРАВЛЕНИЯ
         1. ПО ПЬЯНКЕ
4 января 1961 Ваис Сафаргалиев (оператор телевизион-ретранслятора в г.Ангрене,
мой сосед по квартирам с 1 дек 1959 по 27 июня 1961) пригласил меня на свой День
Рождения. В соседней (с моей) комнате собрались с десяток знакомых и родственни-
ков Ваиса. И кто-то решил надо мной подшутить: "- А вот ты не сможешь выпить 20г
водки малыми глотками!" Я удивился (подумаешь - что тут такого!) и на пустой
желудок, задерживая дыхание от отвращения к запаху водки, начал "смаковать" эти
услужливо налитые мне 20г. И не заметил, как отключилось моё сознание (но, навер-
ное, не позже, чем через 10-15 минут). Как мне потом намекнули моя соседка по
квартирам Валя Микушева (жена Ваиса и тоже телевизионщица из Среднего Поволжья),
меня отвели в мою комнату, уложили на мою казённую ("Подземгаза") кровать, но я
вроде-бы схватил висящее над этой кроватью моё ружьё 16 калибра (оно и теперь
лежит в шкафчике у моей кровати в Донецке) и выстрелил зарядом дроби в стену
над этой кроватью. А утром 5 января 1961 я поехал (без проблем) на работу


    Под 7 ноября 1961 наш кадровик Мухсина Ляля Фёдоровна снова "удружила" мне,
назначив меня (ничего не видящего в сумраке) дежурным по станции "Подземгаз" в
ночь с 7 на 8 ноября. Это меня очень расстроило - как мне добираться ночью до
"Подземгаза", как там дежурить. И я маялся дома в ожидании ночи. Но часов в 6
вечера Володя Струтинский (он был начальником газогенераторного цеха и авторите-
том у начальства) сказал мне, что вместо меня назначили Сергея Крапивина, а я
могу быть свободным и не ехать на "Подземгаз". 
И я пошёл на праздничный "вечер" 7 ноября в 3-комнатной квартире 6 девчат (Лиды
Зиновьевой, Любы Зиминой, Венеры Гумяровой, Нины Ляшенко, Зои Пахомовой, Жени
Моровой). В самом начале "вечера" кто-то постучал в дверь (в Ангрене тогда звон-
ков и обивки дверей дерматином не практиковали) и меня послали узнать, кто там.
Я открыл дверь - на пороге Эмма Карнаш с бутылкой и ствканом в руках и ещё кто-
то. Эмма мне сразу набулькала в ствкан и мне: "- С праздником угощаю!" И я сдуру
"угостился", да так, что у меня сразу на 15 часов отшибло память и всё последую-
щее я узнал только по рассказам очевидцев. Когда я вернулся от двери, компания
за столом сразу отметила: "- Гля - Крыленко совсем бухОй!" Я я в ответ начал
показывать им (парадным шагом с разворотом через левое плечо - армейский опыт!),
что могу пройти по половице. Тут Лёня Сердюк попробовал повалить меня на кровать,
но я Его поднял, бросил на пол и пригласил на танец Тому Кодрянскую. Я подхватил
Тому под мышки и трижды поднимал Её вверх ножками так, что Её каблучки хлопали
по потолку, а Её юбка накрывала мою пьяную дурную голову. Потом Витя Кононенко
отвёл меня (и я не возражал) домой и уложил спать. Утром 8 ноября 1961 я проснул-
ся от треска и сильной боли в моей голове, которая никогда (ни до, ни после это-
го) так не болела (даже после ударов камнями). Меня компанией повели на прогулку
в поле в сторону кишлака Облик (Водный), но моей голове не стало легче. Прошло
лишь на работе 9 ноября. А я так и не удосужился узнать у Эмилии Михайловны -
чем Она меня ТАК угостила...

Под 7 ноября 1965 я и Тома оставили нашего Ваню у его няни Тёти Оли и провели
вечер на ПодземГазе. К Томе присоединилась её приятельница Залесская-Рябченко
Циля Залмановна (1929г. рождения) и её муж - Рябченко Орёл Орович (1933-1998) -
начальник газогенераторного цеха в 1963-70г. (и мой начальник тоже). После
торжественного собрания в актовом зале в Быт-комбинате мы вчетвером пошли в нашу
столовую, где Орёл купил 4 бутылки портвейна и принудил меня выпить 2 стакана
этого сладкого вина (типа "Кагора"). И минут через 10 меня начало тошнить и
выворачивать из меня выпитое (а закуски почти не было). Я еле дождался, когда
наш автобус отвезёт нас в Новый Город. После этого я больше никогда не пил
портвейна...


7 марта 1977 сотрудники лаборатории химической очистки газов Донецкого филиала
Института ВНИПИЧерметЭнергоОчистка собрались в конце рабочего дня "обмыть" День
Женщин. А у меня першило в горле (начало гриппа - я часто сопливил с детства и
до 2004г., когда я при первом намёке на першение в горле или в носу я стал
смазывать в носу смесью АСД с маслом и перестал сопливить). Да ещё нашему сыну
Ване (12 лет) дали жуткие диагнозы: 1) в Детской Областной больнице: "рассеянный
склероз" (и смерть через 2-3 года - ничем помочь нельзя!); 2) в Донецкой Област-
ной больнице имени Калинина и в Донецкой Областной травматологичской больнице:
"опухоль головного мозга - надо вскрывать череп, а там - ...!" А Ваня наш с
раннего детства был очень впечатличелен и это его б убило! Но Тома и я дали свой
диагноз - "арахноидит (воспаление "паутинной" оболочки головного мозга после
гриппа в январе 1977" (этот грипп тогда покалечил и убил много детей!). Оправда-
лся наш диагноз и в июне 1977 Ваня исцелился сам (врачи не могли в это поверить)
в нашем походе (Ваня, Лена, Славик и я), когда мы 12 часов подряд под жгучим
солнцем, без питья, через сыпучие пески от станции Шукша до реки Сура тащили
нашу байдарку и вещи. Но 7 марта я ещё не догадывался о ТАКОМ исходе и был очень
расстроен. И тут наш лаборант Пётр Фёдорович Анастасиади (1959гр. из славна
города Сухуми) начал лечить меня - налил 20 грамм спирта и дал мне выпить мале-
нькими глоточками. И я пол-часа "смаковал" эти 20г, пока не "отключился". Очнул-
ся я, сидя за моим рабочим столом. Меня очень затошнило, я не успел встать на
ноги, не выдержал и вывернул содержимое желудка прямо на стол (почти ничего - я
ж не успел закусить!). Мне кто-то помог вытереть и помыть стол, а Кормышев Василь
Васильевич (1936-2008, наш нач. лаборатории в 1967-78г.) повёл меня домой. Было
темно, очень грязно (а проложить тротуар у Калиновой Балки было намечено только
на 1979г.), так мы прошли по супер-трущобной улочке Ньютона, где нужно было не
идти, а протискиваться между домами. В нашем "сереньком домике" 360 квартир и 10
подъездов. Я ничего не видел, а Василий Васильевич сбился со счёта и завёл меня
не в 4-й, а в 3-й подъезд на 4-й этаж. Мы зашли в квартиру, а то - не наша! Но
там меня узнали и направили, куда надо.
     После этого "лечения" я уже ТАК не упивался.


         2. ПРОЧИЕ ОТРАВЛЕНИЯ

В июне 1960 я ещё жил в комнате казармы №2 злектро-подстанции в 150м от
конторы Подземгаза. Вернувшись 2 июня из похода на Кураминский хребет, я обпару-
жил в молоке (в открытой банке сгущёного молока) какое-то утонувшее бело-жёлтое
насекомое 6 см длины. Я выкинул насекомое, поел сгущёнки, а часа через 2 меня
стошнило и я вывернул содержимое желудка и на этом всё прошло. Больше никакие
насекомые в моей сгущёнке мне не попадались.

  В июне 1975 мы уехали в отпуск, когда нашей Маше ешё не было полугода от роду.
Перед отъездом я, чтоб потравить тараканов, обработал нашу квартиру (г.Донецк,
пр-т Ильича, 9, кв.47) порошком дихлофоса (посыпал на плинтусы, вокруг унитаза
и раковин - на путях таракошек к воде напиться). В июле 1975, когда мы в 22ч
приехали из Мелитополя, Тома с уснувшей на Её руках Машей села на скамью у
подъезда нашего дома, а Ваня, Лена и Славик затеяли игру. Я поднялся на наш 8-й
этаж и полтора часа убирал в нашей квартире - веником подмёл полы и трижды смыл
порошок дихлофоса. При этом я вдыхал и порошок дихлофоса. А к утру у меня подня
температура выше t 39,8оС, так что меня начинало лихорадить (трясти от холода
при жарЕ в квартире и под одеялом) и я вынужден был при t выше 39,8о принимать
аспирин (1 таблетку аспирина через каждые ~2-3 часа в течение 3 суток). Врач не
смог поставить диагноз, так как не обнаружил никаких проявлений заболевания,
кроме t=39,8оС. Но больничный лист мне дали и на неделю продлили мне отпуск, за
счёт чего я смог повезти в Москву Ваню, Лену и Славика на обследование в НИИ
глазных болезней имени Гельмгольца...


   10 марта 1993 я разрезал большую валашскую тыкву и попробовал на вкус кусочек
подгнившей мякоти, мало отличающийся по виду от целой мякоти. Вскоре (через пару
часов) я почувствовал режущую боль в животе, мне казалось, что мои кишки разду-
лись и вот-вот лопнут. Но тогда они не лопнули. Я почти перестал есть, живот
пучило даже после нескольких граммов съеденной пищи. Но я уже приспособился
отвыгивать газы через рот, как только живот начинало пучить, и боль проходила.
К 17 марта 1993 я со Светой приехали в мой родной Хутор на 20-летие смерти моей
Мамы, жили у Томы Бахтиной-Куркквой. и там, как и дома, я почти почти ничего не
ел, живот пучило даже после нескольких граммов съеденной пищи. Приехав 20 марта
домой, я начал пить кислое молоко и эта напасть через три дня прошла.


   10 июня 1998 я встал в 3 часа ночи и мне захотелось пить. А в кухне на столе
стоял полный стакане отвара-напара толокнянки (Тома приготовила его для себя, но
посоветовала пить и мне. Я и выпил натощак ~100мл этого отвара (напар на кипятке).
К утру у меня поднялась температура до t=39,5 (под мышкой) и держалась ~3 суток
на уровне t=39,5-39,8оС, так что я даже ни разу не стал принимать аспирин.
При этом моё самочувствие мало отличалось от обычного.


           УКУСЫ ОС

    В октябре 1993 я сам был на нашей "даче" на Кирше, днёи лазил по убранным
полям совхоза "Широкий", собирал там помидоры, морковку, капусту, а в сумерки
еле нашёл наш участок и по-тёмному сел в Халабуде поесть. И тут во рту вместе с
едой оказалась и оса (днём, когда было солнце и тепло, залезла в мою еду) и
ужалила меня глубоко в глотке! А мне все до этого говорили, что это смертельно -
человек умирает от удушья из-за распухания в глотке и в горле. А мне было и
очень больно, и очень чесалось там. И я начал почёсывать там черствым хлебом
(другого у меня не было). Я хлеб не жевал, а глотал целиком небольшие кусочки и
при глотании они прочухивали мою жутко чешущую глотку. И это помогало! Жгучая
боль постепенно (за пол-часа) утихла, а чесало в глотке ещё три дня. Потом такое
было у меня ещё 2 раза (1 раз - в походе по реке Медведице), но теперь я уже не
опасался!


В августе 1994 я, Света (10 лет) и Нэльси (слепой от рождения котёнок 5 месяцев)
были в походе по речушке Крынке. Мы приехали к шахте "Коммунист" (автобусом от
Харцызска), прошли 2 км до скалистого залива Нижне-Крынского водохранилища,
надули прорезиненную лодку, проплыли вверх 5 км и там переночевали в лесочке на
восточном берегу. А утром Нэльси вылезла из палатки и нам пришлось 4 часа искать
её в лесочке. Потом (с опозданием на 4 часа) мы поплыли назад, перенесли лодку
через плотину, там в сливе тёплой вонючей воды (явно из канализации!) я поймал
15 приличных раков, мы проплыли по лесному туннелю, спрыгнули с наклонной плоти-
ны (2м), где Света успела только ахнуть - так внезапно она возникла перед нами.
А потом мы до сумерек плыли по плёсу ниже села Зуевка - не было просвета в
сплошной стене мощных тростников. А когда просвет в 3м появился на изгибе правого
берега, мы скорее (быстро темнело!) вытащили лодку и скорее (налетели комары!)
ставить палатку. Я уже забивал последний колышек у входа в палатку, как вдруг
мне обожгло сразу в нескольких местах шею и голову, а пока я недоумевал, что б
это значило, вскрикнула Света. И тут до меня наконец-то дошло - это нас жалят
осы! Я набросил на Свету спальный мешок, залез под него, подавил ос, что запута-
лись в Светиных косах и так мы лежали, пока совсем потемнело и осы утихли. Мы
вылезли, я попросил Свету найти большой камень, накрыл им (а Света меня направ-
ляла) нору ос (в откосе, куда я забивал колышек, что и разозлило ос), мы натянули
палатку, есть не стали - не до еды было! И Свету, и меня ужалили в 7 местах -
только в шею, в лицо и в голову - в самые опасмые для жизни места! Если бы на
месте Светы была Галя, Галя бы погибла! Но Галя жила в Эрэц-Исроэль! Уже пол-
года! А Свете эти 7 укусов были, как для гуся вода! Она после первого вскрика
(от внезапного ожога!) потом даже не пикнула! И заявила: "- Я не лягу спать,
пока не найду Нэльси!" А эта красавица (шикарная пушистая шубка - на ярко-белом
фоне ярко-чёрные (а по краям - пепельные) пятна) Нэльси под-шумок умотала в лес.
Там на грунтовой дороге Света её и нашла. К утру припухлости у нас прошли,
только ещё чесалось - и всё! Утром мы встали на рассвете (пока осы не летают),
спестили лодку в воду, положили наши вещи, потом тихо сняли палатку, а когда
Света села в лодку, я снял камень с норы ос и мы скорее уплыли.

А вообще осы жалили меня несчётное число раз и я на это не обращаю внимания...


              ЗМЕИ
               
   В июне 1955 во врема моих первых летних каникул я со станции Орловка я сам
проехал 20км рабочим поездом до станции Сентяновка и по грунтовой дороге через
15 минкт пришёл к речушке Луганке. Она там тогда была совсем невзрачна - ширина
до 5м, мутная вода, никакой водной растительности, абсолютно голые (без единого
кустика и деревца), вытоптанные скотом берега и голые холмы. И так на всём
протяжении до самых истоков у сёл Луганское и Мироновка. Я не пошёл на крутой
подъём по дороге к Донцу, а пошёл чуть левее - по дну оврага, параллельно дороге.
Там я тоже не увидел ничего интересного - ни в обнажениях, ни растений. И я
полез вверх по склону к дороге. Было очень круто, я хватался за что попало, чтоб
не сорваться вниз. и вдруг на полочке, за которую я хотел ухватиться, я увидел
в 30 см от моих глаз свернувшуюся кольцами толстую гадюку красно-коричневого
цвета с типичным тёмным зигзагом по спине. Она уставилась на меня, но не шелох-
нула ничем. Я почему-то не очень испугался (хотя впервые видел змею) и без
задержки свернул влево и полез выше.

     А в сентябре того же 1955-го я вторично увидел змею. 5 сентября нас -
студентов ДИИ ХТФ группы ХТ16-А (и других тоже!) послали на уборку урожая. Там
как-то собирали арбузы и дыни, а почти всё поле было усеяно целёхонькими миномёт-
ными минами. Почти не поржавевшими! И на них не обращали внимания! Мы рано (к 14
часам) собрали все арбузы, было очень тепло и мы пошли проведать Запорожскую
область - она была в 300м за овражком (так нам сказал одно-глазый сторож, к
нашему удивлению, понимавший по-русски). И тут, уже возле овражка, заросшего уже
сухой травой, кто-то заметил серую змейку в пол-метра длиной. Максимов Лёша
(худой, метра два ростом, классный воллейболист) сразу её схватил, вся компания
("семеро смелых") окружили Лёшу и все (и я тоже!) начали гладить змейку, причи-
тая при этом: "- Какая хорошенькая змейка!" А кто-то спросил: "- А это не змея,
случаем!?" - Да нее! Что ты, не видишь - у неё же нет оранжевых пятен у головы!
Это уж! У змей - оранжевые пятна у головы! И чтоб подтвердить доводы, Лёша начал
засовывать "ужа" себе за пазуху через глубокий (не то что у нынешних!) передний
вырез футболки. И тут змейка широко раззинула пасть (аж челюсти наизнанку вывер-
нулись) и всадила свои длиннющие, тонкие зубки (острее любой иголки!) в руку
Лёши у внутренней впадинки локтевого сгиба. Лёша попытался её оторвать от себя,
но она сомкнула челюсти. Тогда я двумя руками вывернул её челюсти, вынул её зубы
и бросил её в траву. И все снова начали обсуждть вопрос - змея это или уж. Так и
не выяснив, решили не идти в Запорожскую область, а идти в наше село Красная
Поляна. И тут Андрей Наталенко: "- Стоп, а где эта змеюка, её надо убить!"  А
Вася Кормышев: "- А я её ткнул вот этим!" И показал стебелёк полыни, что держал
в руке. Встретили нашего одно-глазого сторожа и он нам сказал, что это не уж, а
серая степная гадюка, ядовитая, надо скорее в больницу и давать Лёше побольше
пить и есть арбузов, чтоб скорее вымыть яд из тела. И мы скорее пошли в больницу
(5 км). Пока дошли, тоненькая, длинненькая, беленькая ручка Лёши раскраснелась
и вся стала толще толстой ноги хорошей толстенной бабы. А через 3 дня  уехал
гулять домой в Горловку. Как мне кажется, Лёша почти не бывал на занятиях в
институте - всё "на соревнованиях". И от "воЕнки" был освобождён! И инженером
дипломированным стал!

Работая и путешествуя по Киргизии, я не видел там ни одной змеи. В Казахстане и
в Таджикистане тоже! В Узбекистане были 4 встречи.


   В начале июня 1958 во врема моей практики в Макеевке, я в воскресенье поехал
в городок ЗуевГРЭС. Там я спустился с плотины пруда, разделся (было жарко) и
залез в речушку Крынку. Там было по-грудь, я перешёл её (ширина метров 6) и на
ветке, склонившейся к воде, увидел свернувшуюся гадючку 0,6м. А она и не
шелохнулась.


 Ангрен. 16 мая 1960 ко мне в казарму над станцией "ПодземГаз" зашла  и забрала
меня на воскресный пикник компания из 6 человек. Мы шли по склону вверх и Али
Давлетов (1940гр, Крым - шофёр) ловил больших толстых змей (а я их и не видел,
не замечал!) на склонах над Кайрагач-саем, зеленеющих травкой, ещё только выле-
зающей после 8-го-апрельской пурги и 12-градусного мороза, словно газон, регу-
лярно подстригаеный стадами барашков. Али ловко хватал змей за хвост, быстро
раскручивал и, как дискобол, подбрасывал их вверх метров на 20. И оттуда змеи
гулко, как толстые колбасы, гупали об землю. А Алик уже хватал следующую. Я не
знаю, они ядовиты или нет...

Ангрен. Пром-площадка станциии "ПодземГаз". Летом 1961 я шёл от скрубберов к
насосной по проложенной низко (0,3-0,5м) над землёй трубе диаметром 0,7м. И
вдруг увидел у себя под ногами (0,5м от моих ног) толстенную гюрзу - самую страшную из наших
змей. Она внимательно вела меня глазами, пока я проходил над ней, но не шелохну-
лась - знала себе цену и не стала разиениваться на мелочи. А молда у неё вся в
бородавках. А смерть от её укуса неминуемая, медленная и невыносимо болезненная.


На альпиниаде 1963г. в Чимгане (100 км к востоку от Ташкента) ребята с шахты №9
(в Ангрене) не поладили между собой и мы вчетвером (Фрунзе Виктор - приятный
парень с мягким характером, лицом чем-то похожий на моего отца; мощный Германом
Лавровым, Тома (моя жена) и я) 3 мая 1963 ушли в поход через Мазар-сай, Кок-су,
перевал Алям, Чаткал в Бурч-Муллу. И на подъёме к перевалу Малый Чимган прямо на
тропе увидели змейку (её оценили, как щитомордника) 0,6м. Она делала выпады
головой в нашу сторону, пока Витя не смахнул её палочкой с тропы вниз.


   В июле 1964 к нам в г.Ангрен (Узбекистан), по пути из альп-лагеря на Кавказе
приехала погостить сестра Томы - Евгения Кодрянская. Тома вынашивала Ваню и Женя
со мной вдвоём за 3 дня прошла через каньон Ахангарана, Ангрен-плато, перевал
КумБёль (Чаткальский хребет), ущелья Акбулака и Чаткала до кишлака БурчМулла.
Ниже устья Терекли-сая на правом берегу Акбулака 1Женя чуть не сдёрнула шнур-
спуск капкана на кабанов; а в 100м до бревна-капкана, возле поленницы старых
дров мы заглянули в открытую дверь заброшенной избушки, а там на полу, на ярком
солнечном пятне под окном сплелось кубло огромных толстых змей-гюрз с бородавча-
тыми мордами, уставленными на нас).

С альпиниады в Чимгане в 1965г. Вова Косов 2 мая увёз меня в Ташкент,
а потом в Ангрен, откуда я сам сходил в гора Курамы. На обратном пути в долине
Гуш-сая я стал пописять. И вдруг под моей струйкой из-под валунов поймы
вылезла змея и я от неожиданности с места сиганул на несколько иетров и без
оглядки рванул оттуда, не интересуясь, кто это был.

Август 1969. Город Керчь. Исследования на экспериментальной установке очистки
газов на аглофабрике Камыш-Бурунского железо-рудного комбината. На субботу и
воскресенье Камаль-ад-Дин Мехтиев (23 года) пригласил нас в посёлок Юркино. Его
знакомый приятель (сторож на базе проката) дал нам (за выпивку) шлюпку половить
бычков, байдарку поплавать и матрасы с одеялами для спанья на полу в сарае базы.
Я взял весло и сел в байдарку, а загорелая (вот что значит жить без мужа!) Раиса
Петровна Радомская улеглась на дно впереди меня, выставив передо мной раздвинутые
ляжечки и на расстоянии моей вытянутой руки - вынуклый лобочек, чуть прикрытый
узенькой полосочкой мини-бикини. Я выгреб километра на 2 в море, А Раенька
недвижно лежала у меня под носом и дразнила меня и словами, на которые я Ей
отвечал: "- У меня дома - точно такая же дразнимлка. того же года и даже месяца
рожденния!" Потом я повернул назад, переплыл бухточку, где под прозрачной (не
то, что ныне в Мариуполе!) водой на валунах лежали сотни змей. Я вытащил лодку
под отвесной скалой и предложил: "- Раиса Петровна, давайте сходим на горку!"
"- Ни хачу!" А я сходил - 3 минуты, вид - так себе. А змеи - ноль внимания на
нас - их интересовали только рыбки!
      
            1970 май Западный Тянь-Шань
20 мая 1970 я и мой сын Ваня (4,5 года, я держал Ваню за руку) спускались по
гребню с Кураминского хребта в долину Наугарзан-сая, как вдруг я заметил в полу-
метре прямо перед Ваней на камнях змейку 0,6м, похожую на "щитомордника" 1963г.
в Чимгане (мы были на высоте не ниже 2500м, где живут только они). Я резко
дёлнул Ваню и перенёс его над змейкой, а она и не шелохнулась!


    1972 август Кавказ
В начале августа 1972 я со Славиком (2,5 года) был у моей Маиы, там простудился
(утром рано, пока роса, прививал малиновые сливы на поросль наших слив-угорок).
А когда приехал в Донецк, у меня першило в горле, но я хотел пить и выпил холод-
ной газ-воды из автомата. А я был в отпуске, Тома - на больничном (её 16 мая
1972 сбила машина), все детки - с Томой в Бердянске. И я с Лёней Поляковым
(мужем Томиной сокурсницы Светы) поехали на Кавказ. В Теберде (<Тейри берди> -
божий дар по-карачаевски) нам выписали пропуск на посещение урочища "Нарзаны
Джемагата" (4 км от Теберды). Там мне ничего особого не запоинилось, креме того,
что Лёня мне сказал: "- Смотри - змея под деревом, а мы не видишь! Ты очень
невнимательный! Нельзя быть таким невнимательным!" Я промолчал - я б и рад был
быть повнимательнее, да как этого достигнуть с моим зрением!? Мы без задержки
пошли вверх вдоль ручья по пологой, маркированой тропе, переночевали в Лёниной
палатке, спокойно прошли очень пологий подъём и спуск перевала Назалы-Кол, там
угощали хлебом и яблоками и фотографировали стадо туров. Мне очень понравилась
долина Уллу-Муруджу (ясный лес, прозрачные ручьи, мшистые глыбы и стволы). На
всём пути НЕТ опасности срыва и падения с высоты. Да и опасных бродов тоже. За
день мы не видели ни одного человека. На дороге в устье Уллу-Муруджу мы сели в
автобус и через полчаса были в Доибае, откуда без задержек (у нас же не было
пропуска туда!) по тропе пошли к Чучхурскому водопаду. Его вид так-себе - на
любителя! Зато тропа в обход водопада очень крутая, скользская и опасная. Выше -
пологий обход (по тропе) ледника и выход на перевал Чучхур. Там, сидя на тёплом
гравии, мы поели, поглядели на зубчатую пилу острых вершин. Было пасмурно, но не
холодно, я в штормовке, но без штанов. В полу-километре от перевала мы подошли
к группе из 6 озабоченных людей. 2 молодые (до 40) пары (1 из Владимира, 1 из
Германии) и 1 пожилая (её 65, ему 70) из Германии обедали тут, дама-65 отошла в
сторонку "по-мини", на ровном месте на гравии поехал в сторону кед, она оперлась
на руку, а она сломалась выше кисти, да ещё со смещением (там распухло и посине-
ло), ей очень больно, она не может идти, они не знают, что делать. А я недавно
прочёл о таком и сказал им, и мы за 10 минут ВСЁ сделали. У них нашлись таблетки
цитрамона (ей дали 3), банка сгущёного молока с кофе (ей разбавили водой и дали
выпить), я с Лёней (он же биолог-полу-медик, готовит диссерт по лимфо-системе!)
нашли пару щепок, обмотали её руку бинтом, приложили эти щепки-шины и поверх
тоже обмотали бинтом. Её дочь и зять связались с ней (её посередине) верёвкой и
так пошли (сильная боль у неё притихла!). А я положил её рюкзак поверх моего и
пошёл, придерживая его одной рукой, а другой держа ледоруб и равновесие. Плохо
мне было на спуске по скалам (чуть не сорвался!), да и так не очень приятно -
ведь у меня 9 месяцев назад (в ноябре 1971) был первый (но далеко не последний!)
ИНФАРКТ! Но всё кончилось хорошо - мы без проблем спустились в долину Буу-Улькен
(олень убит), а там уже пол-км до асфальта. И все эти 5 часов её муженёк-70 не
обрашал на нас (да и на неё тоже!) никакого внимания. Она невысокая, средне-
сбитая бабёнка "славянского типа". Он - белоснежно (как я!) седой, высокий,
худощавый, сутуловатый, "арийского типа". Точно - явился сюда, на места боевой
и трудовой славы, на празднование 30-летнего юбилея ИХних победных боёв августа
1942-го, когда эти арии убили несметное число НАШИХ (в том числе и моего брата
Александра). А теперь помалкивает, скромно потупив "долу" свой орлиный носище!
Они уехали в Теберду, А мы даже кисель себе не не смогли вскипятить - накрапывал
дождец, сгущался сумрак, всё мокрое, дров нет, пилы нет (я по-дурости не взял!),
Лёнин топорик только тюкает, а не рубит. Так мы разбавили порошок киселя тёплень-
кой водицей, "поели-попили и спать положились!" Утром вышли в широкую долину
Гоначхира, искупались в озерцо Туманлы-кёль (вода тёплая, прозрачная, но но уже
нет на дне ни едимой консервной банки, как это было в 1959-том. Мы долго ели и
собирали малину в Лёнину флягу 2л - у самой дороги - кустик 50х10м. За день
видели только 1 человека. Мы решили не идти к Северному Приюту, а переночевать
в широкой долине, на виду Северного Приюта. Мы поставили палатку на пышной траве,
а костёр (насобирали былья) устроили на большом плоском камне - в 50м от нас
мужичок коптил на костре целую тушу серны! Так что и нам можно, хоть мы и без
серны! Мы с ним поговорили - он оказался егерем-охранником, к нам претензий не
не высказал. Утром Лёня не захотел идти по серпантинам (по дороге удобнеее идти
и виды красивее, чем с тропы по крутому желобу) и мы поползли на четвереньках
по крутой тропе по дну желоба, обливаясь пОтом и ничего не видя вокруг, пока не
доползли до старой (местами размытой или засыпанной обломками) Военно-Сухумской
дороги. Да, тут неизмеримо легче и приятнее идти, чем по крутому желобу ползти
на четвереньках, ничего не видя вокруг. А по серпантинам, по дороге удобнее идти
и виды красивейшие, особенно на скальные громады Чотчи и Буу-Улькена. На озерце
под перевалом льда не было - стаял. По камням, а не по снегу (как в 1959-м) мы
вышли на перевал Клухор и сразу вниз по пологому сплошному камню (а не снегу,
как в 1959-м). И никто нас ме встретил и не остановил, как в 1959-м! И не потре-
бовал: "- Пакажы дакумэнт!", как в 1959-м! Началась грунтовая дорога, внизу
справа среди высоченных пихт шумела Гвандра, в вечереющем небе высились громады-
отвесы скал, как и в 1959-м! Сумрак, я не мону идти, прошу Лёню стать, но он -
 "- Нет, я пойду до Приюта!" И ушёл сам, оставив меня под дождём без палатки,
без накидки, без еды! А через год он "со товарищи-доценты ДПИ" поступят ещё
более подло, бросив нас (меня с моей женой и тремя малыми (8-7-3 лет) детьми) в
горах и уйдя... Ну, а я расстелил своё байковое одеяльце, им же укрылся прямо в
шаге от дороги, под чахленьким кустиком. Моросил лёгкий, тёплый дождик, я почти
не намок, холодно мне не было. Мало того - к утру у меня ПОЛНОСТЬЮ прошла моя
простуда, что я прихватил на Родине и что никак не хотела покидать меня вот уже
две недели! Вот что значит целебный климат Абхазии и Южного склона Кавказа! И
ПОЛНОСТЬЮ без кашля и соплей, я утром радостный шёл по грунтовой дороге. Уже за
мостом через левый приток Сакени (в конце 1940-х мне на-слух часто попадался
непрочитвнный мною роман Георгия Гулиа "Весна в Сакени") меня подобрал (шофёр
сам остановил) грузовик с длиннющим кузовом, где никого и ничего не было.
"- Залезай ка мне!" (почти без акцента!). На вид - лет 40, а там кто знает - тут
Абхазия, тут и в 100, как в 40! Он мне сказал, что едет на Южный Приют за
туристами и всю дорогу рассказывал (я тогда ещё не осмеливался спрашивать!) без
моих расспросов:
1) В 1942-ром немцев-автоматчиков наши карабинеры смогли остановить только в 15
км от Сухуми.
2) Немецкие егери-горные стрелк спец-дивизий "Эдельвейс" устроили подвесные
канатки и по ним поднимали на перевалы людей, оружие, еду и др.
3) Немецкие егери-горные стрелк спец-дивизий "Эдельвейс" устроили на всех обзор-
ных местах (в том числе и на скальных, отвесных вершинах) уютные, утеплённые
"огневые точки" с зенитными пулемётами, гранатомётами и прочей страстью, откуда
спокойно, прицельно расстреливали наших не подготовленных к таким ужасающе
страшным горам: "- Мы не собираемся воевать в горах!" - так отвечали наши воен-
комы нашим альпинистам, когда те просили их использовать в горах, обвиняя их в
панических настроениях. И немцы расстреливали наших массами. И они усеивали
своими телами ледники, снежники, скалы, как горох сыпались с отвесных скал в
речки.
4) Воду в реке Кодори нельзя было пить от гниющих трупов. Чтобы ловить трупы, на
реке Гвандра установили поперёк реки много рядов сеток.
5) Немцы жутко бомбили Сухуми и ВСЕ корабли, даже санитарные, с "Красными
Крестами", с ранеными, с детьми. А тех, что падал в воду, расстреливали
пулемётами, гранатомётами...
6) "- Я недавно увидел немецкий номер на легковущке на обочине дороги, остано-
вился, подошёл. Немка, девка лет 17 просит, чтоб я помог - машина не едет! А я
злой на них с 1942-го! Я ей: "- Сними трусы!" Она без переводчика поняла, сняла!
Уж я ей показал "Кавказ"! Она только просила: "- Делать карашо! Найн делать
болна!" Тут мы приехали к Приюту, где нас уже ждала толпа в 60 тел, в том числе
и "примкнувший к ним" преподобный Лёня! У Лёни (120 кг, мощный, бицепцы толще
моих ляжек!) жутко удивился (глаза из очков вылезли!), увидев меня в машине из
Сухуми. А я вылез из кабины (чтоб мой благодетель пригласил к себе более достой-
ную соседку!) и залез в кузов, но и тут девицы недовольно заворчали: "- Ну и
мужики пошли - нет, чтоб девушку пустить вперёд, так он сам прёт в перёд ...
кузова!" А ведь я залез сбоку, по боковому колесу, никому не мешая! А Лёня
протиснулся ко мне. Шофёр взял с нас по 3 рубля. Уже невдалеке от Сухуми нас
остановил милиционер в форме. Он посадил нашего шофера в свою легковущку, отвёз
на 50м вперёд, выпустил через минуту и укатил вперёд. А наш водила подошёл,
чертыхаясь по-русски: "- Содрал с меня 50 рублей!" В Сухуми мы искупались в море,
переночевали в Лёниной палатке и на другой день уехали в Иловайск. А на другой
день я на попутках-грузовиках (на автобус - не пробиться!) доехал до Мелекино,
переночевал в кукурузе, а когда рассвело, пошёл искать пансионат Горловского
маш-завода, где мои были в пансионате Жени - Томиной сестры...


20 аагуста 1973 в нашем походе (Тома, наши детки Ваня, Лена, Славик и я), когда
мы были в походе по Кавказу (второй этап - от Красной Поляны в Авадхару и к
озеру Рица) мы отошли влево и шли к озеру Кардывач (на 4 км от главной тропы).
Если до этого вся долина Мзымты была истоптана стадами коров (ведь территория
Кавказского заповедника и нас почти неделю выдерживали в Красной Поляне, пока
выдали пропуск сюда!), то все эти 4 км от главной тропы были целенькие, с шикар-
ным разнотравьем. И вот уже в 50м от озера Кардывач (его уже было видно) Лена,
шедшая в 4 шагах сзади меня вдруг наступила сапогом на гадюку (0,6м). А я прошёл
и не заметил её на тропе, как и Лена, глядя на озеро, а не на тропу. А потом я с
Ваней обошли вокруг озера (1 км), так на всём пути у воды видели множество  гадюк
и ни одной длиннее 0,6м! И ни одна не проявила интереса и вниманмя к нам! И мы
шли среди них тоже не проявляя вниманмя к ним, как в городской толпе не проявля-
ешь особого вниманмя на проходящих мимо людей. Потом в верховье Мзымты Славик в
сапожках влип по-колено в минеральном источнике, Лена полезла его вытаскить и
тоже влипла по-колено. Зато вдоволь попили разные нарзаны. А когда Тома с Леной
и Ваней пошли вокруг озера Мзи (по снегу и скалам), Славик игрался в езду на
трамвае - камне-плите в воде в 2м от берега. За перевалом, уже в Абхазии вся
долина Авадхары была истоптана стадами коров (тоже ведь территория Рицинского
заповедника!), да ещё всё широкое днище долины (жутко истоптанный луг) - множе-
ство ям (с пол-метра в ширину и глубину), так что было опасно идти - ведь на мне
поверх рюкзака весь путь сидел Славик (3,5 года ему).

И вот через 7 лет (10 сентября 1980) мы снова были в Абхазии в долине Авадхары.
Только пришли не из-за перевала и уже в ином составе. Но тут ремь не о змеях и
не об Авадхаре. Я ещё не догулял мой первый отпуск в МакИСИ, а Ваню мастер
отпустил на недельку с учёбы в ПТУ. И мы втроём (Ваня, Маша (6-й год) и я)
приехали вечером 8 сентября 1980 в Адлер, зашли в магазин, купили еды (в том
числе 3 длинных банки гороха), под дождём, в темноте по мосту перешли широкую
Мзымту, потом перешли вброд (разувшись выше колена) протоку Мзымты шириной 30м,
с комфортом (тепло и сухо под полиэтиленовым навесом, никто не мешал) переспали
ночь, утром прошли обратно на жд вокзал, электричкой доехали до станции Бзыбь
(в знаменитой Пицунде - самом тёплом месте СССР), вышли на шикарный перрон, а
там ливень и жуткий ветер и холод! Мы в пластиковых накидках, но ураганный ветер
выдувает тепло из нас. Мы спрятались в шикарный, модный (стекло-металл) павильон
-вокзал, но его весь продувает и там кажется ещё холоднее, чем снаружи! И мы
пошли к реке Бзыбь, еле перешли длинный мост - ледяной ураганный южный ветер
выдувал из нас остатки тепла, забивал под накидки струи дождя и чуть не унёс нас
с "юга студённого к северу тёплому". Да, ничего себе "бархатный сезон в "самом
тёплом месте СССР"! А через 2 года после этого, но уже не в сентябре, а 9августа
1982г., в 10 км от этого "самого тёплого места СССР" (на Гагриском плато) нам
пришлось ночевать на свежем снегу и наша Лена замёрзла до полусмерти в спальном
мешке на надувном матрасе, пока я еле упросил её лечь возле меня без надувного
матраса. А тут мы кое-как перешли мост, сразу свернули влево в кусты у самой
кромки воды и "всё сразу стихло"! И ледяной ураганный ветер, и дождь, и холод!
Даже тепло стало! Мы поели и пошли круто вверх на обозначенную на карте горку
1050м с безлесной вершиной. Мы шли по буковому лесу, сплошь истоптанному козами
крутому склону, где часто видели белых коз. Как нам потом (тут мы людей не встре-
чали) сказали, их ещё малыми козлятами выпускают на волю, тут они сами вырастают
и их, как диких коз, стреляют. На вершине оказались непролазные колючие кусты и
травы и мы сразу решили спуститься назад. Но Ваня остановился, снял с себя
рюкзак и начал его развязывать. И вдруг рюкзак опрокинулся и покатился вниз по
крутому склону. Ваня попытался его догнать, но рюкзак скачками (метров по 5-10)
понёсся вниз, перепрыгивая через кусты, и скрылся в лесу. А мы пошли за ним по
слабо выраженному желобу. Ваня очень сокрушался, а я пытался его успокоить, что
поход можно продолжить и без его рюкзака, поскольку в моём рюкзаке осталась еда,
котелки, спальник и, главное, - все накидки от дождей (которых, кстати, больше
не было). А рюкзак нашли - на самом краю леса, на кромке отвесного обрыва (с
сотню метров высоты), нависающего над широкой Бзыбью, рюкзак застрял между тремя
деревьями. И даже Ванины очки в кармане рюкзака оказались целы! Зато три банки
гороха оказались не просто помяты, а просто пережеваны, но целы! В гроте у реки
мы обнаружили куст гранат и инжира с плодами, а перейдя подвесной мост - дерево
спелых груш у самой дороги на озеро Рица. Мы не захотели "ловить" часто проходя-
щие автобусы на озеро Рица, а пошли пеши, чтоб неспеша полобоваться видами.  Да,
виды величественные, но в 1959-том они впечатлили меня гораздо больше. Выше
слияниия Юпшары и Геги (а в 4км выше по Геге мы через 2 года случайно выйдем к
уникальному водопаду - из чёрной дыры в серой известняковой стены Гагриского
плато в долину Геги шлейфом падал грандиозный водопад - о ТАКОМ, чтоб водопад
(да ещё ТАКИХ размеров и мощи!) падал НЕПОСРЕДСТВЕННО из пещеры, я не встречал в
каталоге водопадов) метрах в 70 выше Голубого озера (летом 1988, в самодеятель-
ной экспедиции наша Лена обследует все здешние озёра (в том числе - подземные и
Малую Рицу), ныряя в них, в результате чего её пригласят на работу в Сочи) мы
зашли ("по делу") в кусты справа и у саиой дороги (метрах в 20 за кустами) обна-
ружили камешек метров 6 в высоту и метров до 20 в поперечнике. На нём сверху рос
лес-джунгли - "Страна Мепл-Уайта" в миниатюре! Тут же мужик с автомашиной попро-
сил нас помочь ему поймать козу на шашлык, но коза, как коза ускакала от нас на
кручу вверх. А дальше мы уже перед сумерками увидели двух мужичков, один из них
(явно - гость "СВЫШЕ") наживлял на шикарную удочку красную икру и закидывал в
прозрачную речушку-приток Юпшары. Ваня ему: "- А здесь заповедник и рыбу ловить
нельзя!" Гость "СВЫШЕ" не удосужил Ваню, а другой (живой, сухощавый, явно мест-
ный, но без акцента): "- ЕМУ - можно!" Потом разглядел нашу мини-Машу, ещё силь-
нее оживился: "- А здесь и костры разводить нельзя! Но ВАМ - можно! А если кто
к вам пристанет, скажите, что вам ГИВИ разрешил!" Гость "СВЫШЕ" ничего не поймал
и мы прошли метров 300, сварили ужин и заночевали. Рица вблизи не впечатляет -
мутная вода. В устье Авадхары нам показали место, где недавно сожгли скромный
деревянный домик дачи Сталина - он предпочитал деревянные дома! В долине Авадха-
ры от извесиного курорта остались только щебень и редкие щепки, на которых я
сварил ужин и завтрак - всё развалила то ли лавина, то ли ураган. Так что мы
сами пробовали нарзаны из множества родников.
    И нигде мы не заметили ни одной змеи!
    На обратном пути мне запомнился Адлер - большие пышные кипарисы и дешевая
столовая, где Маша залпом скушала два стакана сметаны по 22 копейки за 200
грамм. То ли ныне! И Маша ныне сметану не кушает, я не знаю, почему...

20 аагуста 1983 Славик, Маша и я плыли на байдарке по Кубани. Ниже станицы Варе-
никовская (вареников я и Маша там не нашли, пока Славик варил на стоянке наше
фирменное рагу из синих, картошки, помидоров, что нам принёс потомок казаков с
Украины) и Ахтанизовским лиманом мы лазили на Лысую Гору, где в густой траве
Маша босиком наступила на гадюку, но та не тронула Машу - спаси Бог её, если она
ещё жива!


17-18 июля 1987 Маша, Галя и я плыли на надувной прорезиненной лодке по Кальмиу-
су от Старой Ласпи. Было очень красиво (особенно разных форм гранитные останцы у
реки и наверху), но я плохо чувствовал себя. У села Гранитного начался подпор
Павлопольской плотины, плыть стало медленно и мы, проплыв пару км, вылезли на
скалы, где росло деревцо шелковицы. Мы поклевали ягод, а вокруг нас кищели
гадюки (не более 1м) - в воде и на камнях. И ни одна не проявила интереса и
вниманмя к нам! И это подействовало на деток - они предложили не плыть дальше.
Ма насобирали подушку цветущего чебреца (там им покрыты все склоны), переспали
там, а утром прошли пеши 2 км назад до дороги у моста и уехали домой попутным
автобусом.

В октябре 1990 я и Славик были у Кальмиуса в 4 км от Старой Ласпи вниз по
течению. Вечерело. Мы шли (прогулка) вдоль правого склона по сухой траве. Я
обходил останец 2м высотой, как вдруг Славик крикнул мне: "- Стой!" Я стал и
Славик показал мне на деревце у этого гранитного останца свившееся среди уже
безлистых ветвей большое кубло переплевшихся иежду собою змей. Они
предупреждающе шипели мне, но я не слышал ихнего шипения.

В августе 1992 Маша, Галя, Света и я были на камнях посредине Кальмиуса в 4 км
от Старой Ласпи вниз по течению. Было очень красиво - разных форм розовые гранит-
ные останцы в воде и на берегах, пышные травы, рощи деревьев и кустов. Девочки
сеткой-подхватом ловили рыбок для наживки. А я от них пошёл к нашему лагерю на
полянке напротив Скалы. Я шёл между кустами и речкой и вдруг сзади меня в 4м
вскрикнула Галя. Я оглянулся и увидел, что от ног Гали в кусты скрывается
толстый хвост змеи. Оказывается, она бежала за мной, а я задел голой ногой змею
и не заметил этого, а когда Галя оказалась возле змеи, та в раздражении поднялась
на дыбы и ударила Галю сбоку в бедро (там получился синяк). Змея оказалась при-
личная - и по величине (метра два, так что свободно достала высоко достала), и
по поведению - могла укусить (и тогда бы Галя почти наверняка погибла - она
очень плохо переносит даже укусы мух (вся распухает и воспаляется), а тут гадюка
огромная, да ещё летом (когда яда много), правда, большие змеи экономно впрыски-
вают яд, в отличие от молодых, что со зла впрыскивают весь свой яд), но кусать
не стала - только пугнула - предупредила, чтоб её не трогали! А в тех местах
змей много и они часто там шмыгают, только в траве и кустах их не часто увидишь.

      Итак, змеи - очень ли они опасны? В 1920-е в Бенгалии от укусов змей
ежегодно погибали 20 тысяч людей, в СССР в 1970-80-ш ежегодно погибали 10-20
человек, а на Украине - 1 человек за 5-10 лет, и то - по своей глупости. Я за
мои 74 года лишь 1 раз имел вероятность быть укушенным гадюкой (причём - вовсе
не обязательно - смертельно! А сегодня, идя купить хлеба в киоске во дворе
нашего же дома, я имел возможность не менее 20 раз быть раздавленным или покале-
ченным. А змею (а точнее - хвост змеи) я видел в последний раз в 1992 году, хотя
я каждый год путешествую с моими детьми и внуками! Зато мои внуки уже в возрасте
до 1 года умеют отличить ужа от ядовитой змеи и спокойно играются с ужами и с
лягушатами, которых эти ужи ловят и глотают.
 

      БОЛЬНИЦЫ в том числе:
               ЗУБЫ
Зубы у меня стали болеть ещё в раннем детстве. Я запомнил "1939-40 год, ночь.
У меня сильно болят зубы, я не могу уснуть, хнычу, а Отец носит меня по Хате
при ослепительно ярком освещении от электролампы.

   В начале апреля 1948 я с Борей Алымовым (мой брат двоюрод 1933гп.) и Шуриком
Ильченко (мой племяш 1937гр.) пришли в карьер, где мой Дедушка Яков на своём
участке земли в 1870-80-е добывал камень-песчаник (тут Ему взрывом детонатора
оторвало 9 пальцев на руках). БОльший котлован внизу уже порос травой, а меньший
был чисто каменнй. Боря предложил нам поиграть в войну: " - Я буду оборонять
малый карьер, а вы оба идите в большой и оттуда наступайте на меня!" Мы кое-как
сползли по крутому южному откосу на дно и полезли вверх по ещё более высокому и
крутому восточному откосу. Я, оскальзываясь на щебёнке, ползком добрался уже
почти до верха, озабоченный, занятый боязнью не свалиться назад, как вдруг удар
в губы и в передние зубы, искры из глаз, острая боль. А Боря продолжает швырять
в меня камни, но теперь уже промахивается. У меня были разбиты в бахрому губы и выбиты три перед-
них зуба. Но боль была вполне терпимая. С карьера на участке Дяди Никанора я шёл
домой через сады-огороды, а мой Дядя Павло встретил меня у себя на бугре и,
приятно улыбаясь в седоватые усы, что-то начал мне говорить, а я даже не мог
соображать и Ему ответить (крошево во рту, губы разбиты, жутко неприятно, что
об этом узнают другие). Мама узнала через три дня - мы сидели за ужином за
столом напротив и, когда я открыл рот куснуть хлеба, Мама мне: " - А шо цэ в
тЭбэ з зубамы й губамы?" Я сказал, что выбил Боря, но нечаянно, и Его не надо
трогать. Не тронули. А мне стало вовсе невмоготу внятно произнести свою фамилию
(я завидовал Алымовым, Бахтиным и т.д., у кого не было "Крры", непроизносимого
для меня до сих пор)...

   В 1955 у меня начали крошиться и рассыпаться коренные зубы - наверное - след-
ствие питьевой воды г.Сталино и столовского питания в общежитии ДИИ: в завтрак -
стакан чая (20 коп) и 3 пирожка с повидлом (по 50 коп); в обед и ужин - борщ или
суп, шницель говяжий (1,6 рубля) с вермишелью (50 коп),  стакан чая (20 коп)
или компота (60 коп) и иногда винегрт (50 коп), а осенью салат из помидор.
   Сильно покрошились мои зубы после питья мутной водицы из рек Сурх-Об и Кызыл-
Су в июле 1961.
   У меня с апреля 1948 не было 4 передних зубов и мне сказали, что вставлять
протезы можно будет после 25-летия. Поэтому, после женитьбы я в конце сентября
1962 пошёл в новуэ зубную больницу в Новом Городе Ангрена. Там молодой парень-
узбек, оживлённо беседуя по-узбекски с тремя девицами в белых халатах и отвер-
нувшись в их сторону, зубилом и молотком полтора часа выковыривао корни моих
рассыпавшихся зубов. Он лупит молотком по зубилу, удары громом отдаются в моей
дурной башке, от зубила во все стороны летят острые крошки моих зубов, рот полон
моей крови и крошки, врачу недосуг промывать мой рот - он занят нескончаемой бесе-
дой и болтает без умолку. И таких сеансов было 4. Потом врач сказал, что надо
подождать до весны, пока зарастут остатки корней, и тогда можно вставлять проте-
зы. Их мне вставили в начале мая 1963 и "на смотрины" В Европу Тома повезла со
сверкающими булатными зубами. А потом с моими зубами было ещё много разной
мороки - аж противно вспоминать об этом...


          ГЛАЗА

   Вечер, мы возле переулка на поселке Семь-и-Восемь; Мама держит меня на руках.
Темно, я ничего не вижу, а Мама говорит мне: "А ось твий Батько идэ!"; я слышу
его голос перед нами: "А вот лампочка!" (наверно, это он её мне показывал), но
я ничего не вижу: ни Мамы, ни Папы, ни лампочки.
   С моим зрением связаны мои рассказы "В январе 1950", "27 июня 1958",
"1 января 1959", "13 января 1962" и др.


В апреле 1945 в комнату Бабушки поселилась Александра Григорьевна Якубович
1880гр. АГЯ жила у нас по апрель 1952, вязала кружева (зарабатывала "на хлеб").
В мае-июне 1947 (когда Мама 45 дней лежала в больнице) АГЯ готовила мне еду,
растапливая печку нашими журналами, книгами (ДжекЛондона, Брет-Гарта и др.), а
я собирал, приносил и рубил хворост на дрова; рвал траву и рубил поросль в саду
на корм Козе. Козу водил в стадо и домой (Козу Катьку убил в стаде пастух осенью
1948; Мама за 2 км от Хаты, ночью нашла Козу на Бугре за Бойней, принесла на
плечах домой и всю ночь снимала с неё шкуру, потрошила, резала и солила мясо);
я проведывал Маму (с Тётей Шурой) и скучал. В конце авг 1948 я и АГЯ были в
нашей Хате и АГЯ мне сказала: "Ты скоро вырастешь, женишься, будут у тебя дети:",
А я, читая "Пастухи-археологи" в ж."Всемирный Следопыт" за 1928г., бурчу: "Не,
нэ буду жэныться, нэ хочу дитэй!" (меня в те годы дразнили дети и особенно
противны были девочки). А АГЯ (низенькая, кругленькая, пухленькая) улыбается,
достаёт из лифчика обе свои груди (никогда ни у кого (даже на фото) я не видел
таких красивых девичьих (АГЯ не рожала) грудей - белых, кругленьких, упругих, с
розовыми, задорно торчащими сосочками - чудо!) и говорит: "А мой муж Рося
(Ростислав Якубович - деятель коммун-партии в 1910-1930-е) очень любил меня -
на руках носил голенькую!"
     А через год - в августе 1949 линзой очков АГЯ я испортил мои глаза - я
долго пытался зажечь огонь, фокусируя лучи солнца и сблизи уставившись в
ослепительно яркий кружок; через месяц я уже не видел Ручья, идя вечером из
школы (в сенте 1949). Это вполне естественно - такое свойственно для 1/3 людей,
в которую попал я и мой брат Гриша, который испортил свои глаза, долго глядя на
дугу электро-сварки в возрасте 12 лет... Судя по тому, что мне сказали в НИИ
глазных болезней в Москве, я получил ЭТО свойство от моего Деда Якова через мою
Маму, у которой, как и у меня, глаза не выносили яркого света, и на руках были
шишки-липомы - следствие переоблучения глаз (из-за дистрофии сетчатки зрачок не
суживается и на ярком свету)...


    В августе 1975 я возил моих старших деток (Ваню, Лену, Славика) в Москву в
НИИ глазных болезней имени Гельмгольца, где мне дали диагноз (Авиоатрофия сетчат-
ки, осложнённая катарактой обоих глаз) и зачислили меня в группу подопытных кро-
ликов для испытания препарата ЭНКАД (и я ездил в Москву ежегодно в 1977-89г. до
Горбачевского раздолбона страны). А у деток моей беды не нашли. Зато мы хорощо
погуляли по Москве. В ближайшей к НИИГБиГ гостинице "Урал" администратор спроси-
ла меня: "-А "бронь" у вас есть?" Я Ей: "-Да! Вот - в паспорте!" и протянул Ей
мой паспорт (где были записаны имена 4 дктей), в котором лежали 5 рублей (ТАКОЕ
я сделал в гостинице в первый и в последний раз) и Она дала нам на 4 двухместный
"номер" на неделю по 2,5 руб в сутки. И мы там роскошно жили, а детки приручили
стаю голубей и они шастали и какали по всей спальне. Кушали в столовой, а на
ужин покупали в маге. Побывали в Кремле и на Красной (не раз), на ВДНХ, в Бота-
нич-саду, Зоопарке, Историч-музее и др. Все были довольны...
    Моё плохое зрение резко ухудшилось в начале 2006г., когда при ярком свете
дня в моём поле зрения всё закрывал бвлесый туман и всё распоывалось. Я сделал
себе очки с чёрными шторками с боков и вместо тёмных стёкол (что я носил ранее.
начиная с 1967г.), я наклеил чёрные бумажки с дырочкой (диаметр 3 мм) в шентре
правого очка (а левое без дырки, чтобы левый прооперированный глаз не мешал
правому). В этих очках поле зрения очень узкое (по линии "зрачок-дырка"), но
зато не так густ бвлесый туман и не так сильно всё распоывалось. В этих очках я
занимаюсь за компьютером, пишу, читаю, хожу вне дома, а при ярком освещении - и
внутри дома. После занятий за компьютером я несколько минут ничего не вижу в
квартире даже при освещении. То же - после пребывания у яркого окна, на лоджии,
на балконе. В саду я работаю почти на-ощупь - прополка, посадка, сбор орехов,
ягод крыжовника, смородины, черешен, вишен и др.



      МОИ ИНФАРКТЫ

    В сентябре 1971 у меня появились тупые боли в груди, которых раньше я не
чувствовал. И тепература повысилась до 37,3оС. И это не проходило. Поэтому в
ноябре 1971 я пошёл в нашу больницу за Калиновской Балкой, там сделали кардио-
грамму и дали диагноз; Рубцы на стенке левого желудочка после инфаркта Миокарда.
Врач предложил мне уйти на больничный, положить меня на пару месяцев в кардио-
диспансер, освободить от командировок. Я откащался, а когда сказал об этом дома,
Тома мне в ответ: "-Не обращай внимания! Живи, пока живётся!" Я и живу! А Томы
нет уже 10 лет... Не знаю, как отразились на мне травма Томы автомашиной (16
мая 1972), смерть моей Мамы (17 марта 1973), нервотрёпки на работе и в связи с
защитоф диссертации (27 октября 1973), а мне очень старались помешать и в голов-
ном институте в Харьвове, и в Донецкои ПолиТехе. Но, когда летом 1975 я проходил
мед-комиссию для командировки в Египет (меня забраковалм), то были обнаружены
рубцы "многих инфарктов". А в начале 1984г. были обнаружены рубцы "обширного
инфаркта". Все 1970-80-е я чувствовал себя неважно - головокружения, быстро
уставал, трудно было таскать детей поверх рюкзака... В 1990-2000-е годы мне
стало легче и реже болит сердце...


        ОПЕРАЦИИ и т.п. стационары

    В 9ч утра 21 мая 1998 я на Южном авто-вокзале Донецка по-работе встретился
с Дамой из институтв "ДонТеплоЭлектроПроект" и с Ней поехали в Харцызск к Глав-
ному Санитарному Врачу, где я два часа отвечал на Его замечания по нашей (Томы и
моей) работе о защите атмосферы от вредных выбросов Зуевской ТеплоЭлектроСтанции
№2. Меня очень раздражали Его явно надуманные, необосноаанные нападки - ГСВ явно
вымогал взятку, о чём я давно просил ДоТЭП заплатить и ГСВ, и др. Инспектоам, но
ДоТЭП продешевил - отказался - и зря. В 12-том часу у меня внезапно возникла
очень сильная боль в низу живота - словно от переполнения мочой. Я с час терпел,
давая объяснения ГСВу, но потом всё-же не выдержал - отпросился у ГСВ в туалет,
где я не смог отлить мочу и от натуги мне стало ещё больнее. Потом мы на машине
ЗуТЭС-2 нас повезли на ЗуТЭС-2, где я уже стал невиеняем от жуткой боли. Потом я
в полубессознательнм состоянии на перекладных добрался до Мотеля-Донецк, чуть не
кричал от боли в троллейбусе и в 20ч Тома и Галя (была у нас на месячной уволь-
нигельной АрмииИсро) повели меня в ОблБольницу им.Калинина. Там в отделении
Урологии в белых были большой мужик и три девицы - все в белых халатах. Он жёст-
ким катетером сунул мне в моче-выводной канал и оттуда брызула кровь, но не моча.
Он поиздевался надо мной 3 часа, но мочу НЕ выпустил и мне стало ещё больнее. В
23-30 позвонил в "Скорую МедПомощь", но там отказались приехать - вы самые глав-
ные в области - вот вы и лечите. Во втором часу ночи 22 мая начала звонить Тома,
кое-как убедила диспетчера "Скорой" и в третьем часу меня (а со мной Тому и
Галю) привезли в хирургию "Шлаковой Больницы" за ДонМетЗаводом. Там дежурный
врач (Ал-р Петрович Таран, около 1970-х гр.), увидев мой пипин, спросил: "-Какой
мясник ТУТ поработал?" Тома ответила (я был невменяем). АлрПетр за минуту (не
более!) пыпустил из меня мочу, боль сразу исчезла, АлрПетр сказал, что меня
нужно срочно оперировать, спросил Тому, есть ли у меня дети, а после ответа
"-Шесть!" сказал Томе: "-Хватит! К 7 часам утра приежьте сюда с 400 гривнями,
тут в аптеке купите всё по этому списку (6 капельниц, 35 м марли и т.д.) и прине-
сёте мне!" С 7ч до 10ч меня обследовали, спросили, в каком кардио-диспансере я
лежал с моими многими инфарктами, а после моего ответа "-Ни в каких!" в 10ч
анестезиолог начал делать мне местное обезболивание: четверо держали меня за
руки-ноги, а пятый трижды с хрустом всадил мне шприц между хрящей позвонков ниже
пояса и ввёл в спинной мозг наркоту (орфий?). А я не дрогну, не крикну (ничего,
кроме звуков хруста хрящей я НЕ почувствовал), что Их удивило. А потом я все 3
часа операции был яркой голубовато-белой, спиралевидной галактикой и чётко видел
несчётное множество таких же  спиралей-галактик разной величины (др исчезающе
малых точек) на абсолютно чёрном фоне Космоса. И больше никаких ощущений! Пришёл
в обычное сознание на кровати. За всё время (до выписки 1 июня 1998) я не почув-
ствовал боли и головокружения. В 8ч утра 23 мая АлПетр заставил меня встать с
кровати на ноги (а из моего живота на шлангах свисали три пластик-бутылки):
"- Мои швы НЕ разойдутся!" Ко мне часто приезжали Тома и детки - Галя, Света,
Лена (приехала из Сочи), а Ваня подолгу водил меня по окрестностям. Славикам
(Они в Геленджике ждали рождения Серёжи) и Маше (работала в Анкаре) не сообщали.
Никаких замечаний в адрес персонала больницы у меня нет, а АлПетру я весь благо-
дарен за Его сверх-мастерство и безупречное поведение в обращении со мной и мои-
ми. 1 июня АлПетр меня перевязал, отрезал с яйца моток семенных жгутиков, выве-
денных наружу (а лругой такой моток с другого яйца оторал Ваня, приняв его за
комок свалявшихся волос) и отказался принять мини-презент от Вани: "- Что я, сам
не заработаю на бутылку "Шампанского" и коробку конфет!" Ваня троллеями привёз
меня домой и 2 июня с Галей уехал в Крым, где у Них было "всякое, порой хорошее,
но только..." А я ходил через день в нашу больницу на перевязки, а никакие пропи-
санные мне таблетки не купил. 8 июня я поехал на мой огород у Моспино, прополол,
собрал много клубники, головок чеснока и лука и привёз 20 кг домой. А в июле
1998 я с Томой, Светой, Юрой и Ваней Гливой проплыли на байдарке (я таскал байдарку
50 кг) по речкам Выр, Сейм, Десна от Ворожбы до Макошино.


   В феврале 2003 я оформлял (в который раз!) бумаги на мою инвалидность по
зрению. Меня направили в больницу 11 (в Пролетар-районе) для "лечения", куда я
2 недели каждый день ездил на 7 уколов в попу (мышцу), под кожу и в вену (в ру-
ки). От этого у меня через неделю под кожей рук появилось множество бляшек. Я
указал медикам об этом, а мне: "-Подумаешь - это же атеромы!" Я: "-Да, конечно,
всего-навсего предраковые новооразлвания!" Я каждый день  давал медикам  большие
шоколадки и яблоки, даже Юле в раздквалке, но мне в ответ кисло кривили рожи.
После окончания "лечения" зав. глазным отделением, главный окулист г.Донецка
Людмила Ал-ровна Булавинцева потребовала (как условие допуска меня на МСЭК -
медико-социал. экспертизу), чтобы мне сделали операцию по замене моего левого
хрусталика на полиакрильный: "- Вы будете видеть левым, как и правым!" И я был
принуждкн пойти на эту операцию. 20 февр 2003 в 12ч, за 5 мин до назначенного
мне времени, я в коридоре выглянул в окно, чуток отодвинув штору (в глазном
отделении абсолютно ВСЕ окна были плотно завешены шторами), как в то же мгнове-
ние на меня набросилась баба в белом халате: "-Что Вы делаете! Вы же испачкаете
шторы! Мы их и так не успеваем стирать! А ну пойдёмте к старшей мед-сестре!" А
"старшеая" потащила меня к зав. глазным отделением, главному окулисту г.Донецка
Людмиле Ал-ровне Булавинцевой, которая как-раз шла в операциооную делать мне
операцию. ЛАБ начала журить меня и тут я не сдержался и ляпнул Ей ("языком, як
корова гивном"): "- По правилам гигиены зрения, окна делают, чтобы в них смотреть,
и чтобы через них в помещение поступал свет, а шторы этому мешают и допустимы
только для защиты рабочих мест от прямых солнечных лучей в тёплый период года, а
сейчас зима, солнца нет и коридор - рабочее место уборщицы, которой свет не
мешает, а помогает видеть и кбирать грязь! А Вашим мед-сёстрам, считающие себя
самыми лучшими во всей Вселенной, вместо того, чтобы портить мне нервы за минуту
до операции, лучше бы смазывали "грушу" перед всовывание её попу для клизмы, а
то они это не сделали и пустили мне кровь!" ЛАБ: "- Так Вас нельзя допускать к
операции!" Я: "- А это почему же!? Ведь есть правило: <Болит глаз - лечи хвост!
Удаляй гланды через задний проход!>" А ЛАБ: "Я Вас не допускаю к операции!"
Вызвали пожилого хирурга из др. отделения, он загляну мне в попу, промокну кровь
и ЛАБу: "= Можно делать операциию!" И через час всё было коняено. Боли я нигде
не чувствовал - ни при, ни после (только онемение от укола под глаз). Мой глаз
приоткрыли и женский голос спросил "-Что Вы видите?" Я: "- Только ослепительное
пятно!" И так до сих пор, спустя 7 лет  А дочка ЛАБ при осмотре заявила мне:
"- Вам никто не мог обещать, что Вы будете лучше видеть!" - Так зачем было
принуждать меня к операции!?... Надо отметить, что Нина Борисовна Коваленко
(глазной врач нашей Больницы) 20 лет отговаривала меня от такой операции. Она
говорила мне: "-Так левый глаз помогает правому, а после операции будет мешать!
Вам ни в коем случае нельзя соглашаться на операцию!" Так и оказалось! Когда я
спросил Нину Борисовну "-А что, зав. глазным отделением, главный окулист
г.Донецка Людмила Ал-ровна Булавинцева не знала об этом?", НБ ответила мне:
"- Конечно знала! Но Она - хирург и заинтересована сделать побольше операций!"
А в ГосНИИМСЭк Украины в Днепропетровске ГлавСпец по глазам, профессор, осмотрев
мой глаз через лупу, отметил 29 окт 2004: "-Как хорошо сделана операция!".А я
Ему: "-Вот если б после этой операции я что-нибудь видел!"


    С 20 октября по 4 ноября 2004 меня обследовали в ГосНИИМСЭк Украины в Дне-
пропетровске (врач М.В.Мартыненко, зав. отделением В.П.Молотовский) и дали реко-
мендацию: "По мере созревания катаракты на правом глазу необходимо своевременное
оперативное лечение." Как же это понимать!?  Я это понял не как безграмотность,

а как вредительство. И послал заявление в МинЗдрав Украины с предложением пере-
оборудовать допотопно дремучую глазные кабинеты (в 1955 в Сталино, в 1959 в Анг-
рене, в 1963 в Ангарске оборудование было гораздо лучше) и поменять кадры. Из
МинЗдрава Украины моё заявление переслали в Донецкий Обл. центр МСЭк, откуда мне
прислали приглашение от 06.06.2005 на стационарное обследование, но я не спешил
(хоть меня и подгоняли). В ноябре 2005 меня неделю обследова в ОблБольнице имени
Калинина, а в 2006 мне дали первую группу инвалидности по зрению. Кстати, в
ноябре 2004 в ГосНИИМСЭк Украины в Днепропетровске молодые инвалиды первой груп-
ы метеором носидись по тёмному (для моих глаз, которым прелсед. МСЭк Донецка
заяавила, что, будь Её воля, она вообще б не дала мне группу инвалидности) кори-
дору, мгновенно останавливались у нужной двери (а толтко на-ощупь мог налапать
проём-углубление в стене) мгновенно открывали её и влетали в комнату. И у всех,
даже 16=лтних инвалидов без стажа работы пения была выше (хотя-бы на несколько
гривень), чем у меня (69-й год, 46 лет трудового стажа, 6 детей, 30 свидетельств
на изобретения, 200 с лишком научных работ-публикаций, научная пенсия). Где ещё
можно найти подобного болвана-выродка рода человеческого!?
    А Момот Василий Ал-рович (главный окулист Дон. области) сказал мне, что мне
нельзя помочь - ни улучшить левый глаз, ни правый, а улучшить сетчатку глаз
ЭНКАДом или др. - вообще бред дохлой собаки. А Василий Ал-рович - главный муж
главного врача (а врач - от слова врать - тот, кто врёт) ОблБольницы имени
Калинина. Можно Ему верить, или нет, как Вы и вы полагаете!? - То-то и оно...
А как мне быть с моим исчезающе плохим зрением, если главный окулист области
такого мнения!? Правда, мне осталось уже недолго...

   
   1 марта 2009 я по Интернету прочитал в "Истории города Ангрена" (родины моих
старших детей) о множесьве больниц, введенных в Ангрене в 1960-80-е годы, и
вспомнил, что в феврале 1963 в больницу Ангрена с перитонитом доставили нашкго
земляка - сменного инженера (1938гр., подземгазовца, выпускника ДонПИ 1961г., из
группы Тамары Кодрянской) Анисимова Влад. Мих. Он на работе на "Подземгазе"
залез на трубу диаметром 1,2м и открыл концевую задвижку диам 0,1м воздуха
давлением 40 атм, струя ударила ему в живот, отбросила и ещё ударила его о стояк
("ворота"-проезд) трубу 1,2м. На шум струи сжатого воздуха пришли операторы,
Вову без сознания с твёрдым животом (кишки порвало ударом) отвезли в больницу
Ангрена, где его выходили и он и теперь в свои 71 здоров, молод, красив,бодр,
работает зам. главного инженера института ЮжНИИГИПроГаз, получая немыслимые
деньги. 2 марта 2009 я позвонил ему в кабинет, сказал, что вчера пошёл 10-й
год, как похоронили мою жену - Тому Кодрянскую, с которой он 5 лет учился в
одной группе ДПИ и которая работалв его группе отдела №3 комплексного проектиро-
вания. По моей просьбе он назвал свой домашний телефон 2666646, вечером десяток
раз набрал, но он был отключен - частые гудки. А через 6 часов после этого -
 - 3 марта 2009 в 4 часа утро во время моего "писи-каки" на унитазе (дома) я
поднатужиося и почувствовал в животе не испытанное ранее странное ощущение - не
боль, но почему-то - неприятное. Я подмылся и снова лёг в постель. Я лежал в
полуудрёме, а это странное ощущение не проходило. В 5 часов опять потянуло на
унитаз, я ещё что-то выдавил из себя. Боли не было, но это странное ощущение не
проходило. В 7=40 Марина Бабаш ушла на занятия. К 8 часам появилась и постепенно
начала усиливаться боль во всём обьёме живота. В 8 ч я ещё раз сходил на унитаз
и ещё что-то (а что - я не вижу в воде польского унитаза) выдавил из себя. Боль
усилилась и к 8-30 стала нестерпимой. А Маша всё не выходила от себя. Перед 9ч
я уже не мог терпеть, зашёл к Маше и сказал об этом. Маша позвонила в "Скорую
мед-помощь" и пошла во двор встречать. Я я оделся, звякнул об этом Анне Ник. и
Светлане Мих с просьбой о помощи, если понадобится. Но у Светланы Мих в следую-
щие 3 месяца вдруг "перестал работать" всегда (и до, и после) исправный телефон,
а Анну Ник забраковала (вполне резонно) Маша. И Маше пришлось самой возиться со
мной и лишь 10-15 марта Маше помог Ваня - Маша звякнула одному Ване, а все наши
узнали об этом (от Инны, которая разболтала неизвестно зачеи - моё мнение - о
плохом сообщать родным лучше, когда плохое уже прошло), когдф я уже был дома.
Приехавшие "Скорники" возмутились мной, когда я сказал им, что у меня перитонит.
В обл. больнице мне вкололи обезболь (я перестал чувствовать боль), взяли кровь
на аналих, сняли рентген, сделали общий наркоз (я и не заметил, как уснул), а
потом услышал мягкий женский голос: "-Владимир Иванович, операция закончена!",
а потом тот же голос: "-Влалимир Иванович, Вы в реанимации!" Я и до, и после 
операции был совсем безразличен к своей судьбе - мне всё было без разницы - вы-
живу иль нет... В реанимации я был 8 дней. Было больно, хоть и кололи обезболь
(а в мае 1998 после более сложной операции простаты и др СОВСЕМ НЕ БЫЛО БОЛЬНО).
Противна ежедневная процедура промывания брюшины дезинфицирующим раствором,
особенно 8 марта, когда высокомерный (самомнением) мужик с дамочкой впрыснули
дезинфицирующий раствор не в брюшину, а в желудок, убив там всю фауну - мне
сразу стало тошно, мгновенно (и почти на трое суток ) прекратилось побулькивание
и работа кишечника. 4 суток мне нельщя было пить и есть - ьлдбко с 7 марта позво-
лили пить воду и кефир (Маша передавала мне кефир в 1-л картон-пакетах). А покуп-
ная вода в 2-л пласти-бутылях мне казалась горькой и я просил наливать мне в
бутыли воду из крана - эта - вкусная - коктейль из 1/3 воды из Донца+Оскола
(в том числе стоки Белгорода и Харькова) и 2/3 - воды из Днепра (в том числе
стоки со всех областей Белоруссии, Подмосковья, Смоленска, Брянска, Курска, КМА,
Чернобыля, Киева, Житомира, Чернигова, Сум, Полтавы, Кременчуга, Черкасс и др.
мест). А мне этот коктейль неизмеримо вкуснее покупной (не только у нас, но и на
Кавказе) воды. Мне много жидкости ввели через капельницы. Я почти ничего не
видел - я лежал под ослепительно ярким и окнами, а мои очки из чёрной бумаги
остались с одеждой. Машу ко мне не пускали, записок не передавали, я не имел
связи с миром. Плохо было три праздничных дня 8-9-10 марта, когда туда-сюда
моталось множество девиц в халатах, но делать ничего не хотели: "- Эти дни
нерабочие!" Мне под выведенную наружу кишку подсунули ведро, из него жутко
воняло, так эти "девицы" распахивали навстежь окна и я - абсолютно голый лежал
под потоками леденящего морозного воздуха. У меня в глубине горла скапливалась
жутко липкая слизь, я задыхался, а попытки откашляться отдавались вспышками
острой боли в животе. Эти 3 дня капельницы подключали неопытные ребята-студенты.
Один из них, пытаясь подключить капельницу, 5 раз проколол вены правой, а потом
3 раза левой рукки. 11 марта пришёл Павел Иванович Дрозд (мой оператор), помог
мне садиться на кровати и стать на пол - не было даже на мёка на головокружение.
Меня на тележке перевезли в двух-кроватную палату хирургии, где меня встретила
Маша. Часа в 3 пришёл Ваня - он заехал из Москвы по пути в Сочи (по просьбе Лены
помочь в изучении гидрологии рек Красной Поляны для проектирования и строитель-
ства объектов Олимпиады 2014г.). Маша со мной была днём, а Ваня ночами. В ночь
под 12 марта у меня сильно - под 40 поднялась температура (обычно она была ниже
38). Мне всю ночь снились сны, где мне грозила смертельная опасность - наиболее
яасто (как и в прежние ночи) - от падения с высоких обрывов с троп или вместе с
оползающей к обрыву почвенной массой. А тут началось с того, что кто-то неведо-
мый внушил мне, что мне будут грозить 9 смертей, но всё обойдётся. Началось тем,
что я - простой солдат подползаю к верху купола холиа и за 15м до самого верха,
слева по гребню этого холма, перпендикулярно моему курсу быстро ползёт гусенич-
ный бронетранспортёр. На самой вершине он под 90 град разворачивает и мчит на
меня. А я лежу в низкой (см 15) редкой травке и мечтаю: "- А может я окажусь не
под, а меж гусениц!" А броник пронёсся мимо - чуть правее, слегка цепляя за мои
гимнастёрку и галифе. И пошли далее одна страсть за другой - я и сл счёта сбился!
Но, как и внушили мне, я остался жив. Павел Иванович предположил, что у меня
воспаление лёгких. 12 марта меня повезли на рентген - воспаления нет, а у меня
сепсис крови от ТЕХ капельниц 9-10 марта. Я поел Ваниного бульона из говядины с
Машиной картошкой. Вечером 12-го, помимо обычных походов в туалет по жутко сколь-
зкому и ослепительно блестящему полу, Ваня прогулял меня дальше и вниз-вверх по
этажам. За моё пребывание в больнице Маша заплатила (по Её словам) 4-5 тысяч
гривень (точнее Она не считала). 14 марта Ваня и Маша вдвоём провели меня домой.
Ваня в палате и дома работал на компьютере - по работе делал расчёты и отчёты.
К 8 ч утра 15 марта Ваня и Маша провели меня до больницы, где хирург, глянув
мельком, сказала, что к ним можно и не ходить. Мы и не ходили ни разу. Ваня 15
марта уехал в Сочи. Маша сама делала мне перевязки сочащего шва и меняла мешок
на выводной кишке до 14 мая 2009, когда Павел Иванович снял мешок и впихнул
заросшую выводную кишку в мой живот. Дырка в коже заросла через неделю, а вот
дырка (5 см длины) в мышце (левее и ниже пупка) не заросла до сих пор (26 октября
2009), через неё вылазят наружу (под кожу) кишки-грыжа и придётся обращаться к
хирургам, так как Павел Иванович, сделавший её, не хочет её зашивать. Даже прос-
тую процедуру "снять мешок и впихнуть заросшую выводную кишку в мой живот" Павел
Иванович проделал (за 5 минут и 100 гривень) лишь после того, как я рассказал
главному врачу Обл-Больницы и напмсал на Её имя заявление с просьбой, чтобы эту про-
цедуру проделал Павел Иванович - тот врач, что проделал и предыдушую операцию,
учитывая, что хирургическое отделение Обл-Больницы (проспект Ильича, 14) располо-
жено в 5 минутах ходьбы от нашего дома (проспект Ильича, 28), а хирургическое
отделение Больницы "по месту жительства" находится в другом районе города и в
часе езды от нашего дома.



      ПРОЧЕЕ

   Утром 15 сент 2009 я проснулся с сильной болью во всей мякоти шеи - такое
у меня нередко бывало, начиная с детства, когда я во сне неудобно положу голову,
и вскоре (через 1-2 дня) проходило. А теперь, хотя боль и утихла через пару дней,
но ещё чувствуется и теперь (31 окт 2009), да и вены на висках вздуты, как при
повышенном давлении, что ранее у меня бывало нечасто. Да и ноги сильно опухают...


    12 окт 2009 в 15ч я возился в кухне, поднял крышку жаровни, глянул, кипит ли
моя курятина, и, как обычно, положил эту крышку на жаровню, но эта крышка вдруг
соскользнула с жаровни и "рубо" рубанула меня по стопе левой ноги, сильно повре-
ждённой машиной 21 янв 2008. На костях подъёма стопы сразу вспухла опухоль,
Потом я на компьютере набирал эти мои "Воспоминания", но к 21 часу и стопа, и
вся нога сильно расспухла и разболелась так, что мне пришлось выключить комп, и
я взвывал при каждом шаге до туалета и потом до кровати, опасаясь испугать спяще-
го Антона Рыбалко, уже месяц жившего у нас (а Маша была у Гали). В 3ч ночи я уже
легче смог прогуляться до туалета и потом до кровати, уже не взвывая при каждом шаге,
а в 6ч уже спокойно собрался, взял рюкзак с купленными вчера 21 кг арбузов (по
80 копеек/кг), отвёз его на м/р "Широкий", там выгрузил его и сразу, без задер-
жек (а я надеялся, что меня задержат!) уехал и к 10ч 13 окт уже был дома. Опухоль
и боль с ноги исчезли и нога была в обычном (в последние месяцы) состояние.
      Вот ТАК!
      Владимир Крыленко: Донецк 7 января 2007 - 25 февраля 2015