День первый. 3

3

Царь Пётр, самодержец Руси с железным сердцем, построил этот город на костях.

Рабочие в отдалении стучали железом о железо, по-змеиному шипела горелка, жаля сталь.
Светлана, устроившись в глубоком кресле, рассматривала иллюстрации новой ещё пахнущей типографией книги про основание Петербурга. Идеология страны, теряя прежние ориентиры, стояла на распутье. Идеологическая размытость чувствовалась и в тексте и в иллюстрациях. Автор, некто Потин В.В., не знал, хулить деяния царя или хвалить. На всякий случай и то и другое он делал с равным рвением.
Мимо двери, сопя от натуги, проплыли сантехники. Они волокли древнюю чугунную ванну, верой и правдой служившую людям быть может все полвека. Печальная процессия рабочих извлекла из памяти Светланы весёлый английский стишок: три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу, будь попрочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ. Нда, где же третий мудрец?

Царь Пётр указывал перстом на каменную крепость, отчасти сокрытую пороховым дымом. Князь Меньшиков, ближайший друг и первый помощник, по повелению Минхера готов был броситься в огонь и в воду, самому сатане в клыкастую пасть.
«Штурм крепости Ниебурга, – гласил текст под картиной, – А.Е. Коцебу».

Ощутив на себе взгляд, Светлана оторвалась от книги, но Григорий уже уходил, лишь увидела она его спину, да услышала лёгкий вздох.
– Перекур, – донесся до неё голос Григория.
– Давно пора, – ответил ему Алексей.
Минуту спустя в гостиную проник дым отечественных папирос.
«Дым Отечества, – поморщила носик Света, – не так уж сладок. Скорей отдаёт он горелой портянкой». Хотя Светлана Сергеевна никогда не нюхала горелую портянку, но в её насквозь книжном представлении именно так портянка, дымя, должна вонять.

Царь Пётр широким шагом куда-то шёл навстречу злому северному ветру. Возможно, рубить окно в Европу. За ним, кутаясь в плащи, спешили голландские инженеры. Слева художник эскизно изобразил строящийся дом, похожий на древние руины. Вдалеке, через полосу речной воды виднелась каменная фортеция. У самой воды стояла корова, склонив голову до самой земли. Фортеция и корова на одной линии символизировали, вероятно, новое – прогрессивное и старое – патриархальное в вечной их неразрывной борьбе и непримиримом единстве. Имелась, правда, одна неувязка в символах художника Серова. Нарисованную землю по невнимательности или по забывчивости он не покрыл сочной зелёной травой. Поэтому корова на картине то ли пила солёную воду из моря, то ли грызла мёрзлую землю. И то и другое было противно природе коровы, хотя… а сама фортеция…

– Света.
Она подняла голову. В дверях стоял Виктор.
– Дверь была открыта. Я вошел.
– Это рабочие выносили ванну. Который час?
– Почти двенадцать. Я на грузовике, чтобы забрать старые приборы.
Ванная комната без ванны выглядела жалкой, какой-то сиротливой. На том месте, где она стояла на бронзовых лапах пол покрывал пепельный прах. В дальнем углу лежал жёлтый гребень, утерянный в позапрошлом году. Рабочие сосредоточенно выламывали умывальник из стены.
– Во, Карлович нарисовался, – хрипло произнёс Алексей, полуобернувшись к стоящим в дверях Виктору и Светлане.
– Держи крепче, – приказал Григорий, – а то уронишь.
Рабочие, крякнув хором, вытащили умывальник. На пол посыпалась цементная крошка. Присев, они поставили демонтированный прибор пятой на пол. Под его керамической тяжестью заскрипели прилипшие камешки.
Виктор ступил в разорённую ванную комнату. За ним робко протиснулась Светлана.
Рабочие распрямились. Вытирая ладонью выступивший на лбу пот, Григорий задорно подмигнул Светлане. Она невольно улыбнулась ему в ответ. Виктор нахмурил кустистые брови.
– Вы что, ещё не закончили? – сурово спросил он, обращаясь к Григорию.
Ответил Алексей:
– Ты понимаешь, Карлович, технические сложности.
– Какие ещё сложности? – Виктор подступил к Алексею, – а ну дыхни.
– Ты что, Карлович, – обиделся Алексей, – трезвый я, – и резко выдохнул Виктору в лицо.
Прораб глянул на Григория.
– Ну опоздал я на час, – с расстановкой, словно вызывая на дуэль, сказал Григорий, – а если ты, Карлович, прикажешь мне дыхнуть – получишь в рыло.
Виктор покраснел от щетинистого подбородка до самой макушки с намечающейся проплешиной в коротких светлых волосах.
От стыда Светлана Сергеевна согласилась бы провалиться сквозь кафельный пол. Однако на донышке глубокого стыда притаилась приятная мыслишка, что это не просто грубость Григория и унижение Виктора, что это вызов на дуэль и бьются мужчины за её расположение.
Напряжение разрядил Алексей.
– Карлович, какие дела, – воскликнул он, – мы почти закончили. Остался только унитаз. Пока будут разгружать кафель, мы его сковырнём.
– А трубы, – зло оглядел Виктор Алексея, – а стояки, а внутренняя разводка. Мне что, второй раз из-за вас машину гонять.
Перевод спора в техническую плоскость означал по каким-то неясным законам победу Григория. Светлана поняла, что Григорий бросил вызов и что Виктор уклонился.
– А ты воду отключил? – спросил Алексей.
Григорий хмуро отмалчивался.
– Уже отключена. Вот что, бездельники, – Виктор мельком глянул на Григория, – оставьте унитаз. Сосредоточьтесь на стояках. У вас три часа…
На этих словах Светлана тихонько улизнула. Не успела она расположиться в мягком кресле у окна гостиной, как в дверях появился молодой человек, почти мальчик. В руках он держал тяжёлую пачку кафельной плитки.
– Простите, – вежливо сказал он, – вы хозяйка?
– Я, – кивнула Светлана Сергеевна.
– Куда кафель складировать?
– Складируйте куда хотите, – вздохнула Светлана, – спросите у Виктора Карловича.
– Саша! – послышался из коридора голос Виктора, – тебя ведь Сашей зовут, да?
– Да, – подтвердил молодой человек, обернувшись на зов.
– Значит так, слева от этой двери постелите полиэтилен и на него складируйте плитку.
Виктор ушел, холодно попрощавшись со Светой, а квартира чем дальше, тем больше стала походить на проходной двор.
Приходил тщедушный жэковский сантехник. Он горячо поспорил с домашними сантехниками по поводу времени включения воды, потому как его не е… их проблемы, а жильцы, б…, его спросють. Приходил пожилой степенный человек, назвавший себя кафельщиком Степаном. Он подробно обсудил с Григорием нюансы «сдачи объекта под кладку кафеля». Приходили и уходили другие люди. К трём часам горячность производственного процесса несколько остудилась. Последние четверть часа никто больше не приходил.
Светлана была голодной. Чувствовала она себя уставшей и разбитой, словно это она день-деньской таскала демонтированные приборы и складировала кафельную плитку слева от двери. Она заглянула в ванную. Мирно сверка огонёк горелки под потолком. Там Григорий, взобравшись на высокую стремянку, совершал загадочные действия с новой трубой. На затоптанном полу лежали в беспорядке, как стрелянные гильзы вокруг пушки, куски ржавых труб.
– Друзья! – весело, воодушевившись картиной разорения, воскликнула Светлана, – не поря ли нам пообедать.
– Угу, – не отрываясь от стремянки, согласился Алексей, – сейчас стояк заварим, тогда можно.