Запись 44

      Судя по всему имеется прямое доказательство закона Коба о подлости при  производстве работ, который гласит, что если что-либо согласно расчетам не должно работать, оно работает. Проверка данного условия простейшим расчетом Р= ПрК/(С-Н), где Р- результат, Пр – производство работы; К –коэффициент случайности, С- случайное стечение обстоятельств, а Н – неудачное стечение обстоятельств показала бесперспективность данного расчета из-за чрезвычайно высокого "К". Результат просто зашкалил, так как "С" почти равнялось "Н". И это при том, что "Ж" – желание получить результат практически равнялось нулю, поэтому было выведено из формулы.
    По практикантам пришлось задействовать аварийный перезапуск, но он оказался излишним и преждевременным. Объяснительную записку нецелевого использования системы перезапуска приложу к основному отчету.
     Комментарии. Да я единственный, кто реально хочет что-то построить.
                Кроме меня вообще ничего никому не нужно.
                Какой дворец? Не до дворца теперь.
               
«Языки» и КПП

      На утро Треник получил твердые гарантии, что колдовать без него не начнут, и отбыл весело и беззаботно проводить время в компании Харона, Вареника и прицепившейся к ним Басы. Осмотрели все достопримечательности, искупались в «подземной» реке Пешха и узнали, что такое язык по-Пешхентски. 
     Пешха невысоким, но широким падуном вытекала из каменной стены. Километра два вилась по изрезанному каменистому ложу с редкими песчаными подходами-пляжами и утекала в неглубокий грот, забранный на входе решеткой. Недалеко от неё располагался городской пляж. По белому песку между невысокими живописными валунами цвета и фактуры бутылочного стекла носились стайки  голых голосистых детишек. За шумными играми присматривали  женщины разных возрастов, одетые, не смотря на жару, в глухие цветастые одежды. Сидели дамы под зонтиками или полотняными навесами, вели неспешные беседы, но при необходимости легко перекрывали гомон детей:
-Кому скзала – вон из воды?
-Не бей брата по голове!
-Отойди от решетки!
    И тут же возвращались к прерванной беседе или рукоделью, даже не заботясь, как выполнялось их распоряжение. А оно выполнялось молниеносно и беспрекословно, и это первое, что поразило Треника.
    После приятного омовения решил воспользоваться одним из валунов для просушки. Выбрал не самый большой, но с легкостью на нем уместился, комфортно распределив себя по естественным выпуклостям камня.
      Скоро комфорт начал истаивать, и это было вторым удивлением.
      В полдень на солнцепеке тело остыло, озябло и замерзло – именно в такой последовательности. Вяло удивившись (в третий раз) собственной мерзлявости, неожиданно проникся пониманием глубины претензний офисных женщин, когда распахивал ранней весной окна для изгнания зимней затхлости и впускал свежий стылый воздух.  Он распахивал, они, кутаясь в вязанные шали и кофточки, просили избавить от сквозняков. Так можнои простыть-тыть-тыть.
      Без всякого удивления обнаружил, что звонкую дробь отбивали зубы. Подумал, что наверно, простыть пошло от остыть-тыть-тыть, пора себя спасать-ать-ать. После чего прилетело четвертое (последнее в этот день) удивление, вместе с фразами, появившимися сразу в мозгу, минуя слух:
-Узбагойся-ойся-ойся, – от Харона.
-Хи-хи-хи, –  от Басы.
-Хватит «язык» забивать, мерзкая девчонка, бегом домой, – от её матери. – И вы, ребята, подходите обедать.
      Так Треник узнал, что же такое знаменитый пешхенский “язык”.
       Пешхенский “язык”, или как их иногда называли“говорящие камни” могли быть разных размеров, равцветок, фартур, текстур, плотности. Могли быть личными и общественными, именными и подарочными. Камень можно было настроить на передачу мыслей или голоса, или наоборот, глушить звуковые колебания  радиусом от метра и выше.
      Любой камень под ногами мог оказаться “языком”. Разглядеть свойства, заставить разговаривать или глушить – задача языковеда. Размер имел значение: чем больше язык, тем дольше он сохранял свои уникальные свойства. Чем дальше от границ Пешхента находились камни, тем короче был срок их эксплуатации. Зазаоблачные ученые высказали предположение, что данное явление – появление говорящих камней, – обуславливалось уникальным географическим расположением города, мол, граница с эфирным миром и прочие дела.
    Поэтому в Пешхенте самая распространенная профессия – языковед. Кроме того, так как талант к нахождению “языков” и их активации был далеко не у всех, существовало множество сопутствующих  профессий, позволяющих жить благополучно и обеспечено годы и годы. 
     У Басы языковедение – наследственный талант, к тому же проклюнувшийся довольно рано. И вчера она хотела похвастаться первым “языком”. Сама нашла, сама активировала, сама всем мозг данным фактом вынесла.
    Глазенки горели от того прекрасного чувства, когда амбиции распирают, но при этом пытаешься выглядеть безразличной.
     Понизив уровень шума до пианиссимо, как в Зазаоблачной принято, она щедро предложила:
-Подарить? Подарю. Если ты меня поцелуешь, – опустила ресницы, вытянулась в струнку и вытянула губы трубочкой.
   Треника подкупила и умилила эдакая девичье невинное бестыдство. Покровительственно улыбнулся и чмокнул малявку где-то в между виском и ухом.
-Так неправильно, – надула губки Басса.
-А давай “языка” мне, – встрепенулся Харон, – Я могу по-настоящему. Взасос.
   От делового предложения Баса отказалась, рассудительно заметив, что она не кобыла какая-то.
-Вот и старайся ради этой молодежи, – гундосил оставшуюся часть дороги Харон. – Делай им хорошее.
   После обеда все завалились спать, что никак не устраивало энергичного младшего советника. Попросил хотя бы почитать чего и получил толстую потрепанную книгу с неизвестными буквами и почти без картинок. Тогда Баса предложила сходить на башню, и Треник с восторгом согласился.
   Башня оказалась скучным пустым сооружением, в которой кроме винтовой лестницы и смотреть было нечего, хотя виды с верхней площадки открывались замечательные.
-Во-он. Там, – указывала Баса на темное скопление камней вдалеке, – граница. КПП и прочее. КПП? Контрольный пограничный пункт.
     После башни зашли в “змеиную” лавку, где Треник оттянулся по-полной. С умным видом обсуждали зависимость подъемной тяги от хвостового оперения и окраски. Их даже в мастерскую пустили, где Треник умудрился ничего не сломать. Три змея не в счет, они уже были бракованными.
   Вернулись вечером. Тут младший советник узнал новость, которая сразила наповал.
– Я переговорила. Будут вам девочки.
– Деловая хватка, она сразу видна. За такое скорое превращение не грех выпить, – оглаживая бороду предложил погранец.
   Как превращение? Без него же не должны были начинать!
– Чего волну гонишь? Натуральный обмен – хорошее колдовство.
     Так что вместо ужина получилась по определению Харона “отвальная вечерина”.
     Сидели мило, вели пустые разговоры, тщательно избегая говорить о завтрашнем дне. Банщик-погарелец  вился около сестры-языковеда. Тренику случайно удалось подслушать как он за кустами жасмина негромко втолковывал ей, какой он крепкий и ловкий. И она рассудительно поддакивала, мол, свой маг в доме – большое подспорье.
     Едва солнце озолотило верхушки далеких камней на КПП, к дому стали стекаться девчонки с мамочками и тетушками. Оставляя малышню во дворе, тут же шли к овцам. Ощупывали осматривали, вопросы задавали.
-Да какой дубль-клон? Вот дубль, а вот – клон. На шерсть смотри! – суетился банщик-погорелец.
    Последней во двор впыла дородная матрона, увешанная амулетами и оберегами так густо, что их перезвон и перестук заглушали звук шагов.
     Погранец ,не разобравшись, её шуганул, но ему втолковали, что это одна из самых лучших сопровождающих. С неё ещё ни одну группу не вернули. Пришлось нанять за нехилые деньги.
    К камням выдвинулись часов в девять, но дошли, то есть долетели быстро. Полет на ковре был удобным, комфртным, хотя и непривычным. Все-таки под ягодицами жалкая тряпка, а не серьезная конструкция, как в Заоблаченских коврах самолетах.
    У входа сдали ковры банщику-погорельцу, который отводя глаза, объяснял, что остается по семейным обстоятельствам. Дождется девчонок назад и проводит их к родителям. Ведь кто-то должен это сделать?
    В узкую  щель в скале вошли цепочкой.  За габаритной сопровождающей споро семенили  девчонки строем попарно, не переставая щебетать. Кроме Басы. Та пристроилась к Тренику и выносила мозг. И, наверное, вынесла бы, если бы не Харон, трусивший позади и принимавший активное участие в беседе. Замыкал шествие погранец и Вареник. Причем Вареник именно замыкал, то есть лениво плелся за бывшим пастухом а ныне диссидентом, не выказывая ни малейшего энтузиазма. Странное поведение для вечно энергичного щенка.
   КПП – контрольно  пограничный пункт начинался сразу от выхода, о чем предупреждала покосившаяся выцветшая табличка. Не самое шикарное место. Скорее заброшенное.
-Мама говорит, что потому что мы пере, пере, пере...фрия. Вот.
-Периферия? – осторожно уточнил Треник.
-Я и сказала – переф…рия.
      КПП был небольшим поселком с церковью, почтой, магазинами, базаром,  гостиницами, общежитиями персонала и самыми разными пунктами общественного питания. Каким бы периферийным КПП Пешхента не был, отсутствием желающих попасть в Эфирный город не страдал.  Наоборот, плотность людей на площадь была крайне высока. И, как хвасталась Баса, такое столпотворение было каждый день.
-Просто у нас свой ход. Все обычные по главному ходют.
     И многие толпы кучковались около самого большого здания с сияющей вывеской “Зал ожидания” . Вот тут-то себя дородная сопровождающая и показала. Сначала свалила на полтора часа, поставив в очередь всю группу, а когда очередь почти подошла, вернулась, победно возвестив, что обо всем договорилась. Погранец был невозмутим, словно восковой. Мускул не дрогнул. Глядя на него у Треника тоже отвяло желание продолжать обличительно-возмущательную речь.
-Все сказал? – сурово поинтересовалась тетка.
-Мадам, а я в полном восхищении, – всхрапнул Харон. Но сделал это так двусмысленно, что Треник отнес фразу к сарказму, а сопровождающая к комплименту.
     Зайти в зал сразу не удалось, так как сопровождающая потребовала “собаку оставить”.
На что получила категорическое: “А для чего нам тогда нужна сопровождающая”? Убежала, но в этот раз ненадолго. Вернулась с мешком. Вареник в мешок лезть отказался наотрез. Верно, клаустрофобией страдал в результате младенческой травмы (предположение Харона)
-Посттравматический синдром. А то как бы он в ЗЗААДе оказался?
    Максимум, что удалось Тренику, укутать щенка и уговорить вести себя потише.
    “Зал ожидания” был гулко пуст. Эхо гоняло слова от стенке к стенке, приламывало, искажало, часть теряло по дороге и возвращало в совершенно необычном виде. Так что сказанное:
-Вот мы и на месте.
-Как  пусто.
-Тут красиво.
-А где все?
-Я уже была здесь.
   Вернулось странным “вот пусто тут где здесь”
   На голос выскочили офбиохи и устроили поверхностный небрежный досмотр.
-Вот, молодой человек, – хвастливо сообщила тетка Тренику, – для чего нужны сопровождающие. Формальности улажены, осталось одно испытание.
      Треник почувствовал укол совести. Действительно, проскочили на “ура”, но признаваться и раскаиваться не собирался:
-И что за испытание?
-Плохо быть недоверчивым, – снисходительно пожурила тетка. – Испытание тоже формальность.
    В “зале ожидания” очерченный на полу круг стал опускаться, оставив балкон по контуру. На месте дыры подняли целый мир с полями, лесами, реками, озерами, деревеньками, городами. Маленькие, величиной с мизинец жители суетились, жили своей жизнью, работали, пахали.
-Маленький мир, – вещал длинный человек, – чья жизнь висит на одном единственном волоске. Но на каком? Вот, – человек в пиджачной паре и котелке протянул большие портновские ножницы Тренику, – Вам предоставлена почетная возможность выбрать волос и решить судьбу маленького мира, а так же возможность прохода в Верхний город.
   Треник попятился. Почему он? Он не в претензии, если это сделает кто-нибудь другой. Сопровождающая, например.   
  Баса бросилась на шею. Что-то тяжелое упало в нижний карман двухцветного халата. Ах, да. Им же ещё раздали халаты, типа униформа, с карманами в три ряда. Понасовали всякой ерунды, иначе подозрительно. Карандаши и блокноты в два верхних ряда и много маленьких цветастых салфеток в нижние. Вот в эти тряпки и подбросила нечто.
   Почти сразу отклеилась и подмигнула.
   Похоже, делать нечего, только брать ножницы и идти что-то там резать.
   По узкой винтовой лестнице спустился в подмирье и замер нерешительно. Мир держался на множестве нитей. А вдруг он отрежет что-то нужное, и весь игрушечный, но живой мир погибнет из-за его косорукости? Крохотные лошадки не будут скакать по зеленым лугам, вороватый помощник мельника не будет досыпать в ситник грубый помол, коровы уже никогда не побредут, громыхая боталом, на вечерню дойку… Нет, он не станет ничего резать. Если это может кому-о повредить, что-то сломать..
-Вы обязаны срезать нить, хотя бы одну. Без этого условия вход в Верхний город невозможен.
    И когда Треник решил решительно отказаться от сомнительной чести, наверху случился переполох.


Бунт и вылазка на джекасс.

     Уже по составу делегации Шайту показалось, что не все так радужно и весело, как они улыбались. Из десятка человек, прибывших на вечеринку, только трое были непосредственно кредиторами, остальные - моряки самого бандитского вида. И выглядели очень подозрительно.
      Валора, для которой мероприятие было лишь досадной помехой перед встречей с берегом, а на твердую землю её желалось бесконечно, поулыбалась мило ровно столько, сколько позволяли приличия и смылась, пожелав нескучного вечера.
     Галантный Луш тут же препроводил компанию в подтрюмное казино и сдал на руки «похожим». Тихонько выругался, потому что из семи гребцов за столами узрел только пятерых. Приказал подручным «раздеть гостей до нитки» и тоже смылся.
     Всю компашку Шайт накрыл в канатной. Оба пропавших гребца лежали спеленатые, на них восседал Контрос.  Луш, Пирс и боцман о чем-то жарко спорили, а чуть в сторонке стоял один из гостей-кредиторов.
-О, Шайт. Хорошо, что ты к нам заглянул, очень своевременно.
     Шайт не был согласен с данным утверждением, потому что на розыски потратил некоторое время, но вслух задал более чем естественный вопрос:
-Что здесь происходит?
     И получил лаконичный и внятный ответ.
     На джекассе во время плавания созрел бунт, который вылился в новое пленение пленных кредиторов плюс новый капитан – отчаянная голова. Уже некоторое время шли активные переговоры между командами с целью уговорить матросов клипера последовать их примеру. Так как переговорами закулисно и с самого начала руководил Луш, то и пригласил главных заводил бунта на клипер, типа все готово к перевороту. К сожалению, самый-самый  главный не пригреб, так как готовит массированную атаку, но на его особах  приближенных сейчас сидит Контрос.
-Вот мы решили устроить маленькую предупредительную вылазку.
- Я с вами, - тут же подхватился Шайт.
-Ни в коем случае. Кто-то должен присмотреть за Пирсом.
    Но Шайт набычился, выпустил бивни, челюсть упрямо выдвинула вперед.
-Священная восьмерка, - устало выдохнул Луш, - Мы полетим тихой сапой, то есть, прячась за рябью. А ты как? Пешком по дну? Извини, но кабриолета не держим, а летающим на заморенных взвязах я видел тебя два раза. Первый, когда сетями отлавливали, а второй когда ты за лодку держался.
   Это был удар ниже пояса. Как если бы тебя предупредили, что ударят в глаз, ты приготовился, а тебе со всего размаху вмазали много ниже печати по самому дорогому. Да. Хуже чем «летал» Шайт только плавал. А плавать не умел вовсе. Поэтому спросил деловито, что делать с пленными.
-Если не вернемся через час, топи их на фиг. Отправь, так сказать, к великому Три-тоону.
       Собиралась диверсионная группа минут пятнадцать, и без особых сантиментов и церемоний отчалила. с дальнего от джекасса борта.  Хотя все-таки некоторая церемония была. Луш припал на грудь Шайта и сказал идиотскую фразу, мол, какой счастье, что любой и каждый, от адмирала до пастуха мудрен пропитались любовью к королеве! Такой любовью – пером не описать! 
        А ещё через пятнадцать минут Пирс передал Шайту письмо, написанное великолепной огровской рунной вязью.
   «Милорд. Будьте так добры, если мы ещё не вернулись, снарядите экспедицию за нашими останками (шучу), а может, и не шучу. Тебе помогут «похожие» и Пирс. Ничего не говори. «Языки» на островах редкость, но непосредственно здесь  почти у каждой собаки. Вот теперь точно шучу».
      Шайт поднял глаза на Пирса, а тот поманил за собой в канатную. Пленников не было, а был один из серых магов:
-Я все проверил. Языков нет.
-Ты и в прошлый раз…
-В прошлый раз я сказал, что он есть, но я не могу его найти.
    Пирс отмахнулся, мол, понял, иди уже.
-Объясняю. Есть на островах такая гадость. Называется «язык». Выглядит, как обычный камешек, но если у кого-нибудь есть брат-близнец этого «языка», то они могут, мысли передавать. Как разговаривать. Есть подозрение, что язык у нас побывал. Или не побывал. Серые братья не уверены. Ну, ты сам слышал.
    Они не стали готовить новую диверсионную группу. Шайт четко приказал идти на штурм взбунтовавшего корабля.
-Я правильно помню?  Кучер у мудрен достаточно пропитан любовью к Валоре, и зверюг можно не боятся?
   Пирс признался, что такая мысль к нему не приходила, так как он был уверен, что Луш над ним издевался. Но, похоже, именно так.
    Тут же объявили «тихий» шухер, но на джекассе полыхнуло.
     Из отведенного времени  на захват зачинщиков бунта на корабле кредиторов, большую часть занял переход. Но подошли незаметно. Одного Луш оставил  дежурить под якорем, остальные повелись за сыном кредитора, как знающего  куда идти.
     Сынуля вел группу, вел и довел. Как промурлыкал Луш на мотив местного шлягера: «Между баком и ютом нас повязали, аккурат под мостом».
     Короткая схватка вывела диверсантов почти к грот-мачте. Одного матроса они потеряли.
-И трем висельникам не повезло, - прошипел Луш . – Великолепные когти. Смотри, и следа крови не осталось.
     Контрос скосил глаза на когти, оказавшиеся неким образом на кадыке сына кредитора.
-Что ж без приглашения в гости ходите, - просипел с капитанского мостика колоритный черт в капитанской треуголке
   Мрачные личности прибывали, выползая из шканок, нычек и просто из ниоткуда, окружали, но не нападали. Контрос не мог понять, что же их сдерживало?
-Нельзя просто взять и завалить врага. Это должно быть жертвоприношение. Ритуал. – негромко пояснил Луш. И уже громко капитану:
-Предлагаю обмен! Вашего прихвостня на… нашего капитана.
-А зачем? Мне обмен не нужен. Куда вам деваться?
   Это была правда. Кольцо пиратов, некогда бывших охранниками кредиторов, уплотнялось. Они выставив вперед пушечки,:гарпунную и два пугачами. Условно свободной оставалась палуба полубака, где сиротливо, но на показ выстроили пленных кредиторов.
-Плохо сына воспитали, папаша, - крикнул им Луш, и обратился к капитану, - А чего ты решили, что нам некуда деваться?
-Может, поэтому? – ухмыльнулся черт, и к диверсантам вытолкнули матроса, оставленного в засаде. – И что вы теперь можете предложить, господин граф? Хотя.. я сегодня добрый. Забирайте!
   И под хохот бунтовщиков к диверсантам бросили капитана. Выглядел парень не очень.
    Сын в руках Луша запаниковал: «А как же я? Как же?»
-И вы извольте, - галантно ответил Луш, отталкивая от себя предателя.
      Тот суетливо побежал, спотыкаясь и путаясь в собственных долгополых одеждах, чем вызвал новый приступ веселья у команды.
– Обуза, - скупо пояснил Луш. -  Готовимся к отходу.
    Контрос беспомощно огляделся. К какому такому отходу? Куда? Как?
     А Луш продолжал беседу с капитаном, словно никакого окружения не было?
-Загостились мы у вас. Пойдем, пожалуй.
-Да куда ж вы? – ерничал черт под улюлюкание команды. – Даже морду никому не набили! Оставайтесь!
   Неопределенность перерезал пронзительный визг: «Они Бойшу убили! Бойшу»!!!!
И почти одновременно темное бесформенное пятно, до этого прятавшееся за спиной нового капитана, метнуло дротик. В отличие от Контроса, дернувшегося на звук, Луш увидел летящее лезвие и даже постарался уйти, но рассояние было слишком маленьким, скорость дротика, приправленного магией, высокая, а метнувший был профессионалом. Он вообще любил метать все, что могло летать и втыкаться. Это был его главный талант.
   Ашур успел только чуть сдвинуть себя, но не более. Острый тонкий наконечник вошел под углом, но вспорол легкое и достал сердце. Оперение хвостовика тут же напиталось кровью. Баррель дротиука мигнул и погас. В теории он должен был забирать жизненную силу, но ашуры и сами по себе не слишком восприимчивы к магии, а тут ещё белый акцептор, так что Луш успел подумать «как же так», и «не может быть», и «неправильно», прежде чем  боль пронзила от макушки до пяток. Болевой шок принес избавление.
    Контрос едва успел подхватить падающее тело. Заглянул в глаза: зрачок невероятно расширился и потускнел. Челюсть отвисла, изо рта пошла красная пена,  язык запал, а потом некрасиво вывалился. В общем, был у Контроса печальный опыт встречи со смертью, так что понял сразу и четко:  Луш умирал,  точнее умер. Осознавая свершившейся факт, мозг Контроса верить в очевидное отказался, хотя подсознание четко предъявило неопровержимые доказательства.
    Контрос осторожно положил тело ашура на доски. Гнев поднимался от солнечного сплетения, то есть не поднимался, а разливался кругами, как от камня, брошенного в воду. Немного затормозил перед тем, как покинуть тело, словно телесная оболочка полуорка была некой преградой. Точнее, будто ждал команду.
    В толпе кто-то истерично дернулся,  и волна выплеснулась, много увеличив амплитуду.
   Вроде ничего не произошло, но нападавшие вдруг осели и подались назад. Самые сообразительные рванули прятаться по норам, самые трусливые дернулись на встречу неизвестности, желая хоть сколько прояснить ситуацию, но в основном народ стоял пришибленно, не понимая, что происходит.
-Убей его, - схватил капитан приспешника в затертом плаще, так изумительно метавшего все, что могло летать и втыкаться.
-Нет, - рубанул метатель, - Не буду… не могу…И тебе не советую.
    Он прекрасно понимал, что происходит и что стоит за агрессивной волной депресняка, подавляющего волю и желание сопротивляться.

   


Фэй-тоон и арест.

   Прекрасная сумеречная и отраженная страна Фэй-тоон простиралась, извивалась, расстилалась от далеких Дымных островов, место обитания саломах, до мрачных красных земель Меенги, где могут жить исключительно паразиты, неприручаемые рогатки, и лишь местные аборигены,  так называемые “черные” фэйи могут их оседлать.
Если на полюсах Фэй-тоона круглогодично держалась высокая температура, почти такая, как летом на острвах. а может и жарче, то уже в промышленно-ремесленных районах климат более умеренный.
     Территории,  сопредельные королевству  Манахамериков, архипелагу Манчиххиру и  ещё нескольким свободным островам, именовались благословенной срединой  или край Аннилесия. Его комфортный и мягкий климат позволял выращивать такие редкие культуры как зимняя вишня и ледяные ананасы, а так же много других культур, что способствовало развитию агропромышленного сектора, и больше агро, чем промышленного. Бесценная продукция идет в первую очередь на обеспечение внетреннего рынка, но и для экспорта хватало. А в целом, это безусловно это тихое и комфортное для жизни и отдыха место. Непосредственно Аннилесия разделена на два удела: По-анн и По – лесия.
       По-лесия – это ухоженные фермы, аккуратные  угодья, старинные усадьбы, зоны отдыха. По-анн - много-много прекрасного спящего леса, раздолье для охоты, и рыбалки в глубоких лесных или пещерных озерах. 
        Столица По-анна – город Понтия, расположенна на берегу озера Понт – одного из живописнейших озер Аннилесии. Понтия был небольшим, но одним из красивейших в Фэй-тооне городов, где островерхие дома цеплялись крышами за небесное сияние, а витиеватая архитектура служала источником вдохновения для натур артистичных. Особенно отражение его отражения.
      Люди в Понтии, как и повсеместно в Аннилесии, степенные, созерцательные и основательное. Каждое рождение – запланированный заранее праздник, жизнь – отмеренная дорога, по которой надо идти достойно, а смерть, обеспеченная контрактом, заключенным ещё до рождения с командой дорохованов, ответственных за последний выдох жителей По-анна и, как, утверждают духовники-наблюдатели, приятна. Все это является основой уверенности в незыблемость традиций и и верности жизненного уклада. Вообще традиции в Понтии почитали так, что любое отклонение рассматривала специальная комиссия и определяла степень вины и, соответственно, меру наказания за проступок. потому что молодые так и норовят поставить все с ног на голову. Больше чем традиции народ фэйев чтит только религию. Любую. Если им случается прибывать на островах, они знают и умеют отдать должное верховному божеству отровов Три-Тоону и жене его Крале. Но дома, в Понтии, все поклонялись Гранахе. Так повелось с незапамятных времен, и было завещано предками. Традиция. Но, хотя вера опузов похожа на официальную в Фэй-тооне , имелись принципиальные различия. У опузов Гранаха – праматерь всего живого, а её разноглазые дочери – помощницы в делах и проводницы каждого из ныне живущих. У фэйев же Гранаха –  есть суть и ткань мира, а Опрама и Мирхада – единство противоречий, предопределяющие судьбу как каждого в отдельности, так и народа в целом. Поэтому некоторая обрядовость и легкий фетишизм детей великой пустыни на народ Фэйев не распространялись. В частности, это касается самого известного поверья, проверить или опровергнуть который духовники Фэй-тоона так и не смогли. Если быть более точным, то не смогли придти к единому мнению о назначении так называемых глаз Опрамы и Мирхади…
        Асъель – новый знакомец Домира,  задумчиво скосил глаза на девчонку.
     Поверье гласит, что когда мир был молодой и несовершенный, Опрама и Мирхади спрятали своих любимцев - опузов, в складках одежды матери. А чтобы они не потерялись, выдали им пять пар глаз – сэйлифов каждая. Этим глазам приписывалась великая сила, они много чего могли. Непосредственно владелец так же получал чудесные свойства: исцелял, видел будущее, знал ответы на многие вопросы, защищал владельца от разных напастей. Мощнейший амулет, что и говорить. Невероятной силы артефакт.
      Племена увеличивались, плодились, размножались, терялись… в общем, глаза расползлись по пустыне из-за того, что каждая семья хотела иметь прямую связь с дочерьми праматери. Появилось много подделок. А  производство сувениров помогло окончательно и основательно укрыть истинные сэйлифы, которые по пршествии веков превратились в красивую легенду.
-И на счет сувениров я знаю точно. У самого через три дома вправо стоит официальная фабрика по изготовлению сувениров, а через пять влево – подвально – кустарный цех. Песок и те и другие берут у одних поставщиков, магии вкидывают одинаковую толику по методичкам ученого совета. Сколько предписано, столько и вкидывают. Гарантийные сроки, срок службы не отличаются ни днем. И вот сколько эти производители существуют, столько и судятся друг с другом. Каждый считает, что его сэйлиф настоящий, а у конкурентов – подделка.
    Асъель тяжело вздохнул и задумался.
    Домир терпеливо ждал продолжения, пытаясь систематизировать полученные сведения. Не получалось.
-Не понял. Так настоящие глаза существуют или нет?
-Наши ученые уже давно доказали, что истинных сэйлифов не существует. Это миф, сказка. Столько всяких книг по этом поводу понаписали. тьма. И тут появляется Чоу! Представляешь? В академии чуть мозгами не поплыли. Прибежали сюда. Сначала просили отдать сэйлиф на анализ. Потом, когда она уперлась, предлагали её выкупить. А я как раз выходить собирался. Тут мне в ноги бросились,- присмотри за девчонкой.
    Чоу скривилась. Ага. За ней! За сэйлифом просили присмотреть.
-Совершенно невозможно нормально разговаривать, – посетовал угрюмо Асъель. – Никаких тайн. Ей сэйлиф все доносит. А как опузов успокоить не доносит? Хотя это правда. Ученые шишки заставили пошпионить, что к чему. Кто ж знал, что тут такое?
     “Таким” было постоянное и ежесекундное почитание опузами сэйлифа.
-Поют и поют. Поют и поют. Вообще никогда не умолкают. Спят по очереди.
Я скоро руки на себя наложу. И кто из яйцеголовых в академии хоть минуту понимал, что это не присмотр вовсе, а пытка. Садистская, прошу заметить….
-А вы тут как оказались? – поинтересовался Домир, кутаясь плотнее в плед. Эх, зря он скинул кацевейку по выходу из криптокамеры. Погорячился.
    Асъель рассеянно сообщил, что сел за браконьерство. Он вообще-то охотник, но сейчас не сезон, вот и пошел с товарищем подтырить подзимых ананасов. Ледяные в По-лессии растут в изобилии, а вот подзимые могут выращивать только неутомимые тойги, такой привередливый фрукт. На черном рынке бешеных денег стоит.
-А Чоу откуда? В смысле как попала в дикие племена?
     Ээто была самая короткая история, которую Домиру приходилось слышать. Мама поехала на заработки, оставив ребенка родственникам. И по прошествии некоторого времени, ребенок решил, что семью может спасти только наличие отца, которого она и пошла искать. Больше о себе Чоу ничего не рассказывала, но по внешним данным она явно не из племени опузов и не представитель народа фэй.
   Домир присел рядом с воротами, тер лоб, но в голове была каша, и не просто была, а варилась, не позволяя рационально укладываться мыслям.  С какой стати,  и каким образом он, очень, между прочим, занятой, может забрать девчонку?
- Так я ж говорил, выкупить теплокровного на теплокровного. Или на паразитов, но у них миграция и они ушли с Фэй-тоона. Так что думай, может кого отловишь. И поскорей, а то сидеть здесь невмоготу уже.
-Что? Тоже поезд почуял? А я говорила. Говорила я.
-Я не спорил. А сомневался. Это разные вещи. Ведь не сезон.
    Бессмысленная перепалка совершенно мешала сосредоточиться.
    Идею  обмена Домир отмел сразу, хотя Контроса, наверно,  сменял бы не глядя на кого угодно. Но, во-первых, Контрос далеко, и, во-вторых, вряд ли он захочет, так что при всей очевидной перспективности, это неправильная идея.   
   Попросить ванов? В счет оплаты за дворец. Наверняка строительство дворца что-то да стоило. 
     Размышления были прерваны грубо и бесцеремонно. Через главные ворота вошел отряд дорохованов – охранников и арестовал Домира, назвав его лазутчиком и беглецом. Хотя Домир и пытался доказать, что в  приоткрытое окошко и через мелкую ячею решетки сбежать невозможно, старший по караулу не слушал и настойчиво предлагал вернуться в место заключения.
   Крылатый краем глаза увидел, как во двор вбежал его сопровождающий, растеряно замер, махнул лапкой и ушел.