Сон



Есть какое-то странное чувство – есть мясо для того, чтобы хотеть женщину. Есть траву – чтобы хотеть. Не хотеть ничего – но тоже есть. Но хотеть ее это еще не все. Нужно попытаться удержать. Нужно пытаться делать что-то, чтобы было еще что-то. И так по цепочке, но начинать с простого, ведь держать и делать простое – сначала всегда очень просто. Просто держать в руке ветку упавшего дерева. Тоже самое можно сделать – удержать женщину хотя бы благодаря тому, что есть такая возможность, а потом – потому, что она не захочет уходить. Еще проще ее удержать, когда не хочешь ее держать – выбрасываешь ветку упавшего дерева, и она…не падает вниз…
Да, ее можно выгнать – но это уже не то.

Итак, она примет тебя в дешевом спортивном костюме и нелепыми желаниями. Она – это женщина и она начнет. Она поймет. Нет, сначала, она начнет. Действие превыше всего. Она же женщина. Она начнет, она начнет понимать, что ты это часть ее мира, который в будущем будет таким же с каждым новым другим днем. Все, на этом можно ставить точку и дальше ничего не писать, и тем более – читать не о чем.

Есть, правда, шанс, что что-то можно изменить в ее понимании к тебе. Нужно тоже начать. Можно начинать ничего не делать, это тоже даст результат. Причем, часто очень качественный результат того, что ты ждешь.
Например, Иван Кульков читает много новых книг, особенно в Интернете есть миллионы подсказок о том, как быть и как стать счастливым. Одна из них универсальна – выбросить все прошлое, и будет хорошо.

«Ну, кто они эти люди. Вот этот с надписью на кульке – только что затарился в супермаркете Или этот с надписью «Электронмаш фореве» на кульке. Хорошо одет. Но кулек старый. Фирменная курточка, в пакете какие-то хот-доги или бутерброды,  любовно приготовленные женой, наивно полагавшей, что все это он съест сам. Термос», – мысли Кулькова давно остались там, в прошлом, двадцати-тридцатилетней давности. Тогда люди носили термоса и бутерброды, ходили на рыбалки, все было каким-то простым и понятным.
 
Может быть, часто бывает так, что в думах о великом и прошлом тяжело связать одно с другим, этот парень с бутербродами-хот-догами думал о великом, новом, но с годами притих, стерся.
«Теперь он доволен своей судьбой, ему ничего не надо. Бурные эмоции его души забиты мыслями о домашнем очаге, задушены деньгами, как ворвавшимся ветром с полумрака улицы», – Кульков явно был доволен ходом своих мыслей.
Но начинал и бросал писать какие-то странные дневники, он искал повсюду отражение прошлого и вкусы ушедшего. Кульков, Иван Кульков не находил себя в жизни и от этого ему бывало очень одиноко.

…. «24 октября 2011». Где-то год назад, может чуть раньше-позже, я вдруг явно для себя осознал, что никакое ЦРУ, картеры-рейганы-бзежинские, Рембо и Сталлоне, никакие эти видимые символы – не они, не они развалили СССР. Это мы его развалили, завидуя Западу. Проблема не в коммунизме, который можно было забить крест-накрест и забыть. Проблема, в нас самих, мы захотели развалить свой дом просто так.

…. «24 октября 2011». И еще.  Что через толпы женщин, которых я прошел, мне, что-то подобия любви (что мне льстило, мужчинам это льстит, т.к. это как в кино – женщина подобострастно ищет тебя и т.д...) встречалось один или два раза...
…. «15 ноября 2011». А может быть так? Отношения в семье не могут быть, словно постный борщ. Они должны быть приправлены остротой, солью, перцем, чем-то еще. Конечно, и мясо жаренное можно есть с огня без ничего. Сытость наступает быстрее, чем пресыщение. Хотя голодному все равно, что есть.

О, Боже, Ваня! Кульков! Внутренний голос изнемогал от отчаянья. Ничего путного не выходило в жизни этого 45 летнего мужчины. Женщины, работа, семья, бывшие семьи, дети, мама, папа, что-то еще. Все – вот-вот, как постный борщ.

Кулькову не хватало иллюзий, не хватало собственной мечты – жизнь, казалось, прошла рядом…
 
«А-х, а-х-х, а-х-х» – слышалось грудное дыхание бегущего в темном лесу человека. Ветки хлестали его лицо, он спотыкался босыми ногами об острые иглы кустарников. Глова ходила кругом. «Нет, не могу!» – далекое сознание билось о стенки мозга, и немного отдохнув, он бежал снова, падая, спотыкаясь, но бежал.
«Где я? Может, заблудился?» – думал он, вытирая лицо. Ладонь пахла сосновой корой и свежим лесным воздухом. Стелой промчалось в его сознании детство, вот так бегал он с мальчишками по лесу, лупил сухой веткой высокую сосну и, прижавшись ухом к стволу, слушал отголоски убывающего звука.

Мысли продолжали блуждать в далеком прошлом, а глаза, смотрящие в ночь, видят мерцание дали, от которой нервным ознобом покрывает тело.
«О, нет, я вернусь, я не пойду, не могу-у-у!» – зарычал он и повалился в лозовый куст.
Когда очнулся, приходило утро, лес затуманился серой, мокрой дымкой, покрывшей внизу траву, впереди все также сверкало.
«Нет, я могу, но я сумею!» – и эта вспышка действия подбросила лежащего, он вскочил, и не помня себя, побежал к огоньку.
Влетел на поляну, и как падающее дерево, повалился на колени, он замер от изумления, перед ним в лучах света стоял Господь.
«Я слушаю тебя» – промолвил Бог.
«О, Всевышний, дай мне силы подняться над разумом, оторваться от сего мира, дай воли сделать другой мир, прекрасный для людей, для всех, я хочу творить новое, неизведанное чувство, чувство нашей жизни…» – говорил он, а слезы, текущие по щекам, стекали на сцепленные у горла руки.
«Встань! И замолчи: делая для людей, забудь о себе, думая о жизни – вспомни о смерти, отдай свою жизнь во имя ближнего, твоего брата, а теперь… Ты вообще, что Библию никогда не брал в руки?»

Странная, не театральная фраза заставила Кулькова задуматься. Он проснулся. На улице около пяти утра. Серо и за окном темень. Кульков прошелся у окна несколько раз туда-сюда, что еще нужно безработному и свободному? Что еще пожелать?
Дороги его жизни остались где-то там – вне времени. Два года назад с ним случилось то, что часто бывает в жизни, и об этом пишут на многих сайтах. Ранее все было слишком постным в общении, в любви, пресыщенным, проверенным, обычным, неинтересным. Теперь он пытается вспомнить лишь лучшее из прошлого. Лучшее из прошлого.

Для памяти – это нормально: насилие над всем, достать лучшее из прошлого. И время – единственный фактор, который не позволяет это сделать просто так. Чем дальше, чем его больше уходит, чем тяжелее. Но иногда внезапно ни с того, ни с чего появляется какая-то лазейка в прошлое. Какая-то зацепка. За спиной прошла женщина – иначе чей это такой приятный запах остался?
«Вот только досада – в общественных местах женщины все меньше и меньше пахнут. Денег что ли на духи нету?» – подумал Кульков, стоя у окна.
Иногда память все-таки окунуться в прошлое настолько, насколько этого хочется. Только зачем тогда все эти образы? Это как проведение Божье, как легкие роды – появляется на свет все, что было порядком забыто, а, может быть, ему пришло время придти. Иногда бывает так, что появляется то, что, казалось бы, было уничтожено памятью навсегда. Память – она дает нам безболезненную возможность обновить все в нашем сознании, снова и снова. Она возвращает все самое невозможное, но нам это уже ни к чему. Как правило, – ни к чему. Это глобальная проблема каждого: один мир каждого мог бы заполнить весь мир, но и это нам ни к чему.

Единственная панацея для нашей жизни – это помочь памяти забыть все то, как было все на самом деле.
«Ведь глобально невозможно все вернуть назад, глобально невозможно вернуть детство, воспоминания, старые дома, прошлое, невозможно вернуть назад историю хорошего рассказа», – думал про себя Кульков.

Но как это все невозможное невозможно – он точно сформулировать для себя не смог. Не смог – и уснул. Было время еще поспать до утренней пробежки в около семи. А может быть, он и не просыпался. Также, может быть, что Кулькова вовсе и не было никогда.


Рецензии