Вуду

     Подводный шаман Мойша Дуглас кудесил. Он прыгал по комнате, нелепо тряся головой, размахивая руками, шикарный, как все они, в плисовой поддевке, сапогах бутылками, казацких шароварах с желтыми Семеновскими лампасами, затянутых где-то на уровне сосков козырным ремешком с ярко начищенной медной бляхой, на которой неразборчивыми рунами была выбита мудрость отцов. Руны много способствовали магическому бизнесу, производя просто неизгладимое и порою - сногсшибательное впечатление на изнеженных лордов Адмиралтейства, развратных герцогинь и коварных королев, чьи тайные взаимовыгодные отношения с атлантическими пиратами уже приводили в бешенство континентальных родственников, скудоумных и шершавых, по идее, таких же немцев, что и островные жители. Я сидел перед ним в кресле, даже не сидел, полулежал, презрительно оттопырив губу и высокомерно поплевывая вишневыми косточками, стараясь попасть в тот большой кувшин. Перемежая идиш ивритом и поскрипывая дроздом, он пытался вызвать духов, но те не вызывались, точнее, вызывались какие-то левые, совсем посторонние духи, то ужеобразный парень, извилистый и осторожный, опытный в делах с золотопогонными колдунами, издавна прислуживая им по зову сердца, по стуку в окно, по знаку свыше, то целая толпа подвыпивших купчиков пополам с загулявшими профессорами Преображенскими, добрыми пытателями ничтожных псов, что в количестве ста тридцати миллионов прозябали в снегах и торосах, среди айсбергов и айзенбергов, роттефане и шлиссельбуржцев, непреклонных, кристально честных, до бля буду,  до век свободы не видать,ибо зимой в тайге - балдоха светит, но не греет,что всем известно, даже патриотам. Патриотизм интересовал меня архичрезвычайно, особенно текущие расценки, не прошлые, а завтрашние, когда пластик станет железом, вино - водой, а живые - мертвыми. Я часто слышал по ночам, как мертвецы скребутся в стылой земле, сталкиваются там в подземных штольнях и галереях, кишат в зеленоватом свете плесени и грибов, щедрой россыпью раскинутых богами подземного мира по гранитным и базальтовым образованиям, источенным за десять тысяч лет, как сыр.Это было не страшно, скорее, смешно, особенно сейчас, с высоты моего положения между небом и землей. Вот ведь, они, по-ходу, думали, что это самое главное - пойти и сдохнуть, чтобы другие выжили, не тужили и хер клали и в ус не дули, пили вино, делили апельсин, ловили блох и истребляли ересь во всех проявлениях, пока без костров, но уже с острогами, славными, древними, предками построенными на века и мириады эпох, до последнего дня Помпеи, до взятия Парижа гуннами, до пробуждения самого Эдгара Кейси.
  - Иди на "Астру", иди на " Астру", - гневно гнал он незваных духов, а те кривлялись, строили рожи, злобно скрипели половицами, но укусить не могли, ибо не было дано им такой власти.
    За окном мелькнула ведьма, ох...ельная, горячо любимая мной за норов и силу, жалко, глуповатая, путающая попа Гапона из замов Сережи Зубатова с бородатым и нелепым старичком в черном пальто, с узелком в руке и детишками подземелья в  дырявых карманах шахт и забоев, под градом и ураганом смерчеобразных игроков в мутные игры ****ских богов ****ских столиц ****ских государств ****ского шарика. Узрев ее, Мойша застонал,зная, что возможно все, но не у него, а ведьма, хихикнув и показав кончик розового язычка, взмыла в небо, серое, стылое, с флером меланхолии и ностальгии, хорошо знакомых ирландским бардам и скандинавским скальдам.
  - Позови-ка ты мне бабу, мил человек, - ласково так попросил я. - Чтоб клевая была, понимаешь.
   Он не понимал. В годы его юности баб не было, были чувихи и тетки, а потом они стали леди и джентельмены, что часто одно и то же, согласно традициям и обычаям, а как без них, без традиций, я имею в виду.
  - С волосатыми подмышками ? - почему-то спросил он.
  - Нет. Ты кино видел ?
  - Видел, - оживился колдун. - Мне больше всего клюква по вкусу, кисленькая, но безобидная, главное, чтоб патриотичная.
  - Так и я о том же. Короче, там блондинка швыркает кокс, лысый швыркает кокс, прокурор бухает, мусор укуривается, а покойный мужик жахается,понимаешь. Да ! - заорал я, вспомнив еще одного персонажа. - И гроза всех пидарасов тоже там !
   Мойша побледнел. Перед его умственным взором возник рыжебородый мудак, вся грудь в Крестах, ополченец, доброволец, почти комсомолец, стремный, глупый, но, опять же, патриот. Я засмеялся.
  - Да не этот, другой. Который веселый.
  - Аааа, - понял колдун. - Который режиссеру хотел в глаз выстрелить.
  - Да нет, не этот лысый, - совершенно запутался я. Неожиданно на ум пришла подлость живых перед мертвыми, живых перед живыми, мертвых перед мертвыми. Потом мысль перепрыгнула к авторским правам и интеллектуальной собственности, я даже засомневался, что лучше, без спроса лица воровать или лица мертвых в подлючих целях подключать, когда черное - белое, когда сбиты все ориентиры, когда враги все и когда их нет вообще. Решив быть собой, мне полегчало, но не Мойше, он не понимал, чего я хочу.
  - Короче, блондинка, носатая, красивая, русская. Понял ? - Он кивнул. - Делай. - Он сделал. Я полетел.