Глава 3. Её Бог. Из книги Я вам устрою Сталинград!

ЕЁ БОГ

   Анна выросла атеисткой, как и положено было советской пионерке и комсомолке. Бабушка, которая жила с ними, верила в Бога, привычно крестясь на висящую в углу «Сикстинскую мадонну», но не навязывала своей веры никому; родители же молчали. Хотя иногда, когда Анна уверенно заявляла, что Бога нет, мать спрашивала её с каким-то болезненным любопытством:
– А ты откуда знаешь?
– Если он есть, то почему он не показывается, и почему он допускает столько горя и бед, почему не вмешивается? – смело отвечала Анна. Как же глупа она была! Они могли ещё долго говорить на эту тему, но это был разговор двух глухих. Мать выросла в семье верующих, впитала эту атмосферу с детства, и в советское время просто не обнаруживала своей потаенной религиозности. С началом перестройки в СМИ начались разговоры о религии, открылись новые и возобновили работу старые храмы, и верить стало можно в открытую. Так как ей были знакомы молитвы и обряды, она с нескрываемым облегчением вернулась к своей вере: стала молиться, в доме появились иконы.

Анна же сначала просто слушала и впитывала в себя всю новую и незнакомую информацию, и ничего противоречащего её внутренним установкам в христианстве не находила, наоборот, они полностью совпадали. Личность же Иисуса Христа была такой интересной и ни на кого не похожей! Он притягивал к себе её мысли человеко-Божественной, и потому непонятной таинственной сущностью.
С самого начала она приняла Его существование, как непреложный факт – не может быть ерундой или бредом то, во что тысячи лет верят миллионы совсем неглупых людей. Она прочитала все Евангелия, сходила в церковь. В церкви Анна ничего не понимала, ей просто хотелось плакать, потому что там было особое место, где думать можно было о чем-то нематериальном, о том, что будет после. И здесь не было того ужаса перед смертью, который она однажды в детстве испытала.

Батюшка, который вел службу, казался ей Отцом, хоть и строгим, но любящим, у которого можно было найти утешение. Она поняла, что если нигде и ни у кого не найдёт помощи, понимания и поддержки, то останется одна дорога – сюда, и хорошо, что эта дорога была. Потом она стала думать о теории эволюции: чувствовалось, что в ней много спорного и неубедительного.
В животных и людях было очень много общего, их физиология была схожей, принцип существования живых существ был единым, но между человеком и всеми остальными существами была пропасть, это же было так явно! И потом – ну что, что заставляло примитивную клетку, всё усложняясь, превращаться в человека!? С чего бы вдруг? И тут впервые у неё стала выкристаллизовываться эта мысль о Воле. Она думала: вот лежит земля, безлюдная, пустая, ничего на ней нет, ну растут трава и деревья. И что, за миллиарды лет случайно возьмет и сложится дом? Нет, конечно! Даже если что-то и и начнет получаться, то ветер, дождь и перепады температур быстро разрушат всё. А неизмеримо более сложный объект – живой организм?!

Но вот приходит на это место Человек. Делает себе из дерева и камня орудия труда, копает землю, добывает глину, делает кирпичи, и строит дом. Приводит женщину, рожают они детей, заводят домашних животных, обрабатывают землю. Человеческое поселение разрастается, люди множатся и всем своим сообществом делают Цивилизацию. Допустим, через пятьсот лет меняется климат, истощается земля. Люди собирают свой скарб и уходят из этой местности. Дома начинают разрушаться, поля зарастают, животные дичают. Через тысячу лет здесь уже ничего не напоминает о прошлой жизни.
То есть: созидает только приложенная воля! Убери волю – и всё только разрушается, закон энтропии неумолим. Вот и получается, что к нашей Земле и к возникновению жизни на ней была приложена чья-то воля. А раз результат её осуществления потрясает масштабом и красотой исполнения, то и Носитель воли есть Личность совершенно непредставимая. Вернее, – тут у Анны холодело внутри, – как раз представимая! Человек же делает всё так же, как и ОН, только масштабом и замыслом неизмеримо мельче; значит, человек сделан по образу и подобию ЕГО! Ну, вот и пришли в начало, а ОН – Он и есть наш Бог.
Когда Анна это поняла, у неё внутри как будто всё встало на свои места. Бог был не прост, наоборот, – Он был так сложен, что о Нём можно было думать и думать, и каждый раз по капельке понимать (и всё-таки не понять!) отдельные составляющие отношения между Ним и людьми, и постоянно потрясаться Его запредельной мудрости, терпеливому милосердию, неисчерпаемости и непознаваемости.

 Со временем она стала осознавать: отношения людей с Богом открывают такую бездну новых понятий, законов, интуитивных догадок, чувственных прозрений, что никакой жизни не хватит для их усвоения, что Земля и всё на ней существующее пронизано Его живо-творящим Духом, всё, даже камни. Что проявляется этот всемирный Дух всюду и всегда, но люди не замечают этого, или не хотят видеть, и думают, что это случайное стечение обстоятельств или Чудо, не желая признавать в этих событиях присутствия Живого начала.
В общем, жить с Богом было намного интереснее и как-то достойнее; знание того, что Он есть, поднимало её саму на определённую высоту, уже недоступную животным. Анна пошла в церковь вместе с дочерью, и они приняли Крещение. Смерть теперь была только моментом перехода в другой мир, где жизнь продолжалась, но в другом виде. Там Бог тоже был с людьми. Она сразу же рассказала об этом дочери, чтобы уберечь её от недетских мыслей и страхов.

 Произошёл такой диалог:
– Мам, а я тоже умру? – спрашивала Сонечка, тревожно глядя на Анну.
– Все люди когда-нибудь умирают, но это произойдёт так нескоро, что тебе самой уже надоест жить. Умрет только тело, а Душа от него отделится и будет продолжать жить дальше.
– А где моя душа будет жить потом?
– Она вернётся к Богу, и он будет определять, где и как будет жить твоя душа. Бог любит людей, это он нас создал и дал душу, поэтому бояться смерти не нужно. Надо так жить, чтобы потом перед Богом не стыдно было.
– А если мне не надоест жить?
– Посмотри на стариков – у них тело состарилось, болеют все. Некоторые даже ждут смерти, чтобы отдохнуть. А болеют и старятся потому, что много злились, обижались, жадничали, воровали; а любили мало, мало доброго сделали людям. Если будешь жить, как Бог велел, по заповедям, – то он и даст тебе долгую и счастливую жизнь.
Анна обняла и крепко прижала к себе дочку.
– Так что живи, радуйся жизни и не думай о смерти, – до неё тебе ещё так долго идти!
Всё это время Анна внимательно наблюдала за выражением лица дочери. Как ей показалось, Соня поняла два ключевых момента: что до смерти ещё очень долго; и что смерть – явление не окончательное, после ещё что-то будет. «Ну и этого ей сейчас достаточно», – подумала она.

Бог был Творцом людей, и во всех присутствовала Его частица, Душа. Она мучалась, если люди делали что-то плохое, и радовалась, если хорошее. А чтобы правильно жить, Богом даны были заповеди, соблюдать которые было трудно, честно говоря. Но их несоблюдение заведет тебя в такой жизненный тупик, что мало не покажется!
Для тех, кто грешит и мучается от этого, есть Покаяние. Проси у Творца своего прощения за то, что не соблюдаешь правила, Он милостив, Он простит! Жить, зная, что Бог любит тебя, и что Он так возлюбил человечество, что даже Сына своего отдал в жертву, – ответственно. Но страшнее тысячекратно остаться один на один с ожидающей впереди бездной небытия, в которой кончается всё и навсегда. Хотя как можно отдать родного сына на погибель – было непостижимо для её ума.

Бог существовал независимо от того, верила она в него или нет. Но она верила, и Бог становился от этого родным, близким, он всегда был где-то рядом, оставаясь на недосягаемой высоте. Если ей было плохо и тяжело, – это Он пытался её о чём-то предупредить, она должна была работать над собой, чтобы дорасти до новых истин. «Сама, сама», – как бы говорил Он. Жизнь с Богом становилась осмысленной, задачи ставились сложнейшие, но достойные человека, – не в поддавки же играть! И радости, удовольствия, счастья – тоже было много, их надо было находить самому – в творчестве, в любви... Бог давал человеку всё для жизни и созидания: прекраснейшую из планет, с полным набором необходимых материалов, и ставил его Хозяином на этой планете. Человек и хозяйничает…

Было в её жизни два случая, когда вмешательство Высших сил спасало и от смерти, и от отчаяния, и один случай, когда она просто ощущала их присутствие.
Однажды она поссорилась с Игорем, и ссора была, как всегда, бессмысленно-жестокой. Он обвинял её в неверности, и обвинения были невыносимы по той простой причине, что измена вообще была чужда её натуре, она не присутствовала даже в мыслях. Как можно было делать э т о сразу с двумя мужчинами?! Она вкладывала в отношения всю душу, и душа не делилась на части ни за какие деньги. Это же невозможно представить!
Но он не просто подозревал её, он это утверждал с присущей ему убеждённостью и напором. Когда она, наконец, вырвалась из его дома, ей уже не хватало воздуха для дыхания, так пережало горло от обиды, ведь он вынуждал её оправдываться. Молчать было нельзя, молчать здесь – значило соглашаться с обвинениями. Она пошла на остановку и села в трамвай.

Чёрная, жгучая ненависть внезапно поднялась в ней и заполнила всю душу. Никогда в своей жизни ей не приходилось т а к ненавидеть, это чувство было ново для неё и ужасающе тяжело. Температура повысилась, изнутри начало распирать всё тело и мозг; дыхание спёрло, глаза высохли, веки перестали моргать; хотелось выскочить из своей собственной оболочки и куда-нибудь исчезнуть. Ощущения стали в самом прямом смысле слова невыносимыми.
Анна в ужасе поняла – сейчас что-то случится – инфаркт, инсульт или вообще разрыв сердца. И она взмолилась, обращаясь ко всем святым, кого знала, призывала Богоматерь и Христа, и просила их избавить её от этого непереносимого чувства. Она молилась так горячо, так страстно, что была услышана.

Голос прозвучал в её голове, спокойный, мужской голос, она услышала его не ушами, нет, – он просто возник в её сознании: «ОТКРУТИ ГАЙКУ, ОТСТУПИ ШАГ НАЗАД, – и она поняла сразу, что отступить надо от какой-то черты, крайнего предела; а гайку если ещё чуть крутануть, то сорвёт резьбу. Но следующая фраза оказалась совершенно неожиданной и невообразимой: – ОН ТОЖЕ СТРАДАЕТ». На мгновение она оторопела: он – страдает?!. Он, только что пытавшийся её уничтожить, размазать по полу и вдобавок ноги об неё вытереть, – и страдает? И здесь до неё дошло – никто из людей в такой ситуации ей бы этого не сказал. Это мог сказать только ТОТ, кто видит в душах людей, и знает всё.
Голос, прозвучавший в её сознании, имел власть над ней, все последующие действия были продиктованы им. Но это не было насилием над волей, почти мгновенный поворот от ненависти к сочувствию и состраданию, совершенно невозможный без этого вмешательства, получился легко и как-то естественно. Напряжение внутри неё стало спадать.

От трамвайной остановки к дому Анна почти бежала. Открыв дверь, и не успев разуться, она набрала по телефону его номер. Голос выдавал его с головой: в нём чувствовалось и страдание, и раскаяние, и слёзы… Невероятное облегчение почувствовали они оба. «Он не может совладать с собой, и сам мучается от этого», – думала Анна. Но как с этим жить – она не знала, ведь он произносил слова, которые убивали.
Второй случай произошёл летом, когда они поехали с Игорем в санаторий. За день до отъезда она узнала, что беременна… Объяснить это она бы не смогла, но чувствовала, что плод не «закрепился» в ней, а существовал как-то независимо, не напрягая и не высасывая из неё соки. «Эта беременность прервётся», – подозревала она.
Они отдыхали, загорали и плавали, а так как приехали в санаторий на машине, то через недельку решили съездить в город, пополнить запасы продовольствия. Из санатория было два выезда – один по трассе, а другой по просёлочной дороге, километров на пятнадцать короче. Выехали в субботу, под вечер, и Игорь решил сократить путь, чтобы быстрее добраться до города, так как погода портилась. Но он не рассчитал – на половине пути до трассы, в чистом поле, их настиг дождь. И дождь-то был мелкий, слабенький, но грунтовая дорога моментально стала скользкой. Вильнув несколько раз, их «Москвич» обречённо сполз на обочину и погрузился в добротный российский чернозём по самые бампера.

Игорь вышел из машины, посмотрел на колёса и тяжело вздохнул. Анна тоже оценила ситуацию. Выбраться, может, и получилось бы, но впереди ещё несколько километров такой же осклизлой дороги. Позади, кстати, та же самая картина. Лопаты в багажнике не оказалось, но Игорь нашёл поблизости столб с указателем, оторвал от него металлическую пластину и стал разгребать под передними колесами грязь. Они бросали в колею траву, он газовал, а она пыталась толкать машину; потом она садилась за руль, а он толкал. Результат был нулевым, хотя траншея всё удлинялась.

Наступили сумерки, дождь всё так же тихо накрапывал, когда Анна вдруг почувствовала головокружение и ещё какое-то странное ощущение – как будто что-то внутри неё оборвалось. Она отошла в густую траву, и плод, так и не сумевший закрепиться внутри, легко и безболезненно покинул тело…
Голова сильно закружилась, появилась слабость. Анна села в машину, откинула сиденье и попыталась сосредоточиться. Игорь уже спал рядом, обняв рулевое колесо. «Так-так, – думала она, – сидим прочно, суббота, ночь, по этой дороге вряд ли кто поедет сейчас, деревенские трактористы все пьяные. Что до трассы, что до деревни – примерно одинаково, километров по семь. Что делать? Ждать до утра? Всё бы ничего, но…». Она чувствовала, что из неё уходит кровь, а вместе с ней и силы.

За окнами машины было уже совсем темно, дождь тихо шуршал по траве, и никаких других звуков не было слышно. Анна стала мёрзнуть. Как следствие упавшего давления, перед глазами зазмеились цветные ленты, непонятно откуда появилась жажда. Она пошарила слабеющей рукой за сиденьями, но бутылки с водой не было. Руки, спрятанные в подмышках, всё равно не согревались, а ноги уже совсем остыли. Она знала, что бывает в таких случаях, хорошо знала… Посмотрела на Игоря – он безмятежно спал, умаявшись от напрасных трудов. «Что он может сделать? В любом случае, помощь придёт только под утро, когда будет уже бесполезно. В с ё решится в течение этого часа».
Вдруг будто кто толкнул её в плечо – она, не соображая, быстро открыла дверь машины и рванулась прочь. Сделав пару шагов, Анна потеряла сознание и упала на дорогу…

Первое, что она ощутила, очнувшись, были прохлада воздуха и сырость земли. Земля была близко, рядом с её лицом, и она не была враждебна. Она не собиралась поглотить её, даря вечный покой. Наоборот, Земля удерживала её на лице своём. Во влажной, таинственной темноте ночи ощущалось что-то живое и даже сочувствующее, – будто кто-то незримый склонился над распростертым на дороге телом, отгоняя кружащую около него смерть.
В памяти медленно всплыло: «Мать сыра Земля». Какое точное выражение! Она ещё немного полежала на земле, прижимаясь к её могучему телу, и Земля, как настоящая мать, дала ей силы снова подняться и вернуться к жизни. «Если бы я в машине потеряла сознание, мне бы не хватило воздуха очнуться. Земля – живая, это она позвала меня к себе. Люблю её», – подумала она. «Но кто же толкнул меня в плечо, я же так явственно это ощутила?»

Устроившись снова на сиденье и открыв окно, Анна обратилась к Богу, как единственному живому существу, способному в этой совершенно безнадёжной ситуации что-то сделать. Её молитва не была страстной, сил не хватало даже на мысли, – так, слабое желание, практически без надежды посланное в пространство. «Господи, пошли по этой дороге «ГАЗ-66» или «Урал»! – просила она. По её мнению, только такие машины могли бы пройти по раскисшей полевой дороге. «В этой занюханной деревне таких, скорее всего, и нету».

За окнами стали мерещиться призрачные тени, глухота заползала в уши, и холод медленно приближался к сердцу. «А конец-то уже близок», – равнодушно подумала она, но одна мысль заставила её встрепенуться. «Начнут искать причины моей смерти – станут вскрывать! Нет, не хочу! Надо уже будить его, хоть это и без толку». Анна разбудила Игоря и рассказала, что с ней случилось. Он страшно испугался, заметался, предложил сбегать в деревню за трактором.
– Нет, не уходи, я тебя не дождусь уже. Укрой меня чем-нибудь и держи за руку, – сказала она. И сказала так потому, что уже знала! Где-то далеко раздался звук работающего двигателя, она почувствовала его всей кожей.
– Слышишь, слышишь?
– Ничего не слышу! – на секунду замерев, ответил он и тревожно посмотрел на неё.
– Тебе мерещится. Давай я всё-таки сбегаю в деревню, – часа два-три, и я вернусь с трактором.
– Нет, ну прислушайся же, разве ты не слышишь, что кто-то едет по этой дороге! – настойчиво продолжала она. Он замер, прислушался ещё раз и неуверенно сказал:
– Вроде бы да, кто-то едет. Я пойду ему навстречу?
– Нет, не уходи, он и так сюда едет, – сказала она.

Через несколько минут рокот двигателя приблизился, мощные фары осветили дорогу и погрязший в пучине русского поля «Москвич». Почти лёжа на сиденье, Анна смотрела через заднее стекло и видела, как где-то высоко вверху, над дорогой, в темноте обозначилась жёлтая, освещенная изнутри, кабина «Кировца». Она выглядела нереально, как летающая тарелка, зависшая над полем. Один из трактористов свесился из неё вниз и заговорил с Игорем. Затем он спустился с «небес», подошёл и с подозрением заглянул в салон. Увидев лежащее тело с мертвенно-бледным лицом, он вылупил глаза, но ничего не сказал. Потом трактор тащил их машину, чертившую бесконечные синусоиды, по дороге до самой трассы.
– Узнай, как они оказались здесь в субботу среди ночи, и заплати им, – попросила Анна, уже не поднимавшая с сиденья головы.

Что они ответили, она забыла, помнила только, что водитель выдал что-то очень несуразное. Что они вообще не собирались, но как-то вот так получилось. И, кстати, они оба были трезвые и денег не взяли! Инопланетяне что ли?
«Кировец», выбравшись на трассу, газанул так, что «Москвича» чуть не сдуло, и весело попёр по дороге, унося «пришельцев» и щедро разбрасывая по чистому асфальту комья грязи. Игорь предложил Анне ехать в город, в больницу.
– Нет, не довезёшь, – тихо сказала она. – Давай в санаторий, только кочки объезжай.

Через двадцать минут они уже входили в двери своего номера. В ванной комнате Анна снова потеряла сознание. Очнулась уже в кровати, тепло укрытая двумя одеялами. Игорь стоял рядом на коленях и испуганно смотрел на неё.
– Что тебе дать? – спрашивал он.
– Горячего и сладкого, – прошептала она.
После трёх чашек горячего чая с сахаром, молоком, конфетами, мёдом, колбасой, яблоками, помидорами, хлебом, котлетами, сыром и всем, что ещё оставалось съедобного, она поняла, что самое страшное осталось уже позади… И что Тот, кого она просила спасти ей жизнь в совершенно безнадёжной по человеческим меркам ситуации, протянул ей руку помощи, направив двух совершенно трезвых деревенских трактористов ночью, в субботу, по непроходимой просёлочной дороге к тому месту, где она ждала. Наутро трактористы, наверное, сами не понимали, кто дёрнул их месить грязь по просёлку вместо того, чтобы спокойно проехать по пустынной в это время трассе…

Третий случай, когда Анна совершенно ясно ощутила присутствие Высшей силы, относился к моменту рождения дочери. К этому дню она была, как чистый лист – ничего не знала, опыта не имела. Поэтому, внезапно проснувшись среди ночи от тошноты, она подумала, что отравилась. Утром свекровь, увидев её, быстренько вызвала «Скорую». Ей не нужно было объяснять, что происходит. Последующие двенадцать часов были невыносимой пыткой, – что такое по-настоящему больно, она поняла только в те бесконечные часы. Поясницу как будто пилили ручной пилой, отчего Анна то висела на двери, то упиралась в подоконник. Потом пилильщики уставали, и те несколько минут, что они отдыхали, были для неё драгоценным подарком. Затем пила снова входила в открытую рану и снова пилила… И ни остановить, ни замедлить этот процесс Анна не могла. Как все женщины Земли, она в те часы тоже зареклась: «Да никогда в жизни больше, да чтоб ещё раз так мучиться!!!»

В палате на стене висело зеркало, и это зеркало бесстрастно отражало все метаморфозы, происходившие с её внешностью. Вначале она в нём выглядела, как спелое, наливное яблоко; Анна никогда не была такой красивой, как в период беременности. У всех, кто носит ребёнка, глаза делаются особенными – глубокими, невыразимо таинственными; взгляд становится ласковым и мягким. Какой-то неземной отсвет лежит на лице и просвечивает во всём облике…
В конце 12-го часа из зеркала выглядывала измученная, бледная, измождённая женщина с синими губами и влажными волосами, прилипшими к голове. Потом пилильщики ушли, видимо, закончив свою работу. И в теле начался совершенно другой процесс, ощутив который, Анна поняла, как тысячекратно правее были древние, когда ставили роженицу на кирпичи и позволяли ей рожать стоя. Потому что теперь пошёл процесс скручивания и выдавливания. Он был менее болезненным, и это уже был последний этап.

Анна запаниковала, ей казалось, что ребёнок сейчас просто выпадет из неё под тяжестью своего веса, и она закричала, зовя медсестру. Медсестра зашла, поняла, что подошёл срок, и повела её в родильный зал. Как только Анна легла на стол, процесс остановился. Её до крайности возмутило, почему врачи прервали этот такой естественный ход вещей и теперь заставляют её напрягаться, когда всё уже могло бы закончиться легко и без натуги, – надо было только подставить руки и поймать младенца.

…Два запредельно тяжких выдоха со всякими нечеловеческими и нечленораздельными звуками, под суету медперсонала и команды врача, и – плач, первый крик человеческого детеныша.
– Это моё? – тревожно спросила Анна.
Врач, красивый, как икона ходячая, наклонился над её лицом:
– Кого хотели?
– Я хотела мальчика, а муж – девочку…
– Ну вот, пусть муж ставит нам бутылку!
– Что, девочка?!
Но врач уже сделал своё дело, и ушёл.

«Хорошая у него работа, – подумала Анна, – встречать приходящих в мир. И детям приятно сразу после рождения видеть такого красивого».
Медсестра с улыбкой уже показывала что-то, похожее на человечка, перемазанное в крови и верещащее. Безмерное облегчение и умиротворение было даровано ей в тот момент. Ни секунды она не стала сожалеть, что родилась девочка, а не мальчик, это было совсем всё равно.
Через некоторое время в палату принесли детей, положили рядом с мамашами. Анна сильно удивлялась и даже корила себя, что в ней нет чувства безумной любви к ребёнку, которое должно было появиться. Зато было совершенно невероятное, дикое, пещерное любопытство! Она рассматривала личико дочки, которая спала, и всё никак не могла привыкнуть к мысли, что вчера она была одна, а сегодня – у неё есть свой собственный, отдельный ребёнок! Это туго спелёнутое спящее полено – её дочка! Бесконечное число раз, не отрываясь, она скользила взглядом по безбровому, щекастому лицу младенца, с носиком, похожим на пуговицу. Младенец, как назло, беспробудно дрых каждый раз, когда его приносили, и нельзя было увидеть его глазки. Так же бесконечно прокручивая в голове весь процесс, она удивлялась всё больше и больше.

То, что с ней происходило, происходило помимо её воли, совершенно независимо от неё. Голова, в принципе, была ей тогда совсем не нужна. Кто придумал этот механизм, кто написал программу, которая так безошибочно и четко реализовалась в её собственном теле абсолютно без её волевого участия? Как из двух маленьких клеток создалось, воспроизвелось новое совершенное существо, воплотившее в себе черты обоих родителей? Как неуловимо, изменчиво и прекрасно со временем стало проявляться в нём сходство то с одним, то с другим, и в то же время это было иное, отдельное существо, не повторяющее точно ни одного из них.

Человек, используя все мировые знания и технологии, даже мухи живой не сделает. Он будет соединять молекулы и комбинировать их бесконечное число раз, но эта комбинация никогда не оживёт, не начнёт самостоятельно развиваться и множиться. Или он будет внедряться в уже «живой» материал, переставлять гены в безнадёжных попытках улучшить совершенное, не утруждая себя предвидением отдалённых последствий. Как мудро, что этот процесс защищён от человеческого участия и неподвластен ему, – уж он-то натворил бы здесь дел!

Постичь это было невозможно, и Анна для себя сделала вывод: то, что произошло – это ВЕЛИКАЯ ТАЙНА, и относиться к нему надо как к великому Таинству. Не надо пытаться понять, всё равно это непостижимо для человеческого ума: как и где, в какой великий миг к биологическому материалу вдруг присоединяется Душа, материал одухотворяется и начинает самостоятельно жить…
ВСЁ, ЧТО ХОРОШО, – ЛЮБОВЬ, РОЖДЕНИЕ, ТВОРЧЕСТВО, – НЕСЁТ В СЕБЕ ЭТУ ВЕЛИКУЮ И НЕПОСТИЖИМУЮ ТАЙНУ, И ТАЙНА ЭТА – ПРИСУТСТВИЕ БОГА.
Она ещё раз восхитилась и легко смирилась с таким положением вещей.