Искусство быть клоуном

1

Иногда сказать правду легче, чем наклониться, чтобы завязать шнурки. Это о Жозефине Андреевне. Милая женщина, очень честная. Но мало кто догадывался о том, что честность ее исходила не из чувства справедливости, а из лени потом разбираться, ведь правда, как труп — рано или поздно все равно всплывет.

Если бы художник решил нарисовать ее портрет, он обязательно запечатлел бы раздраженный взгляд пунктуального человека, на встречу с которым опять опаздывают; опрятный вид педанта; короткие волосы, начесанные до боли, и всепрощающе приподнятые брови.

Завершая портрет, художник нечаянно забыл бы добавить в ее прямую осанку одиночества, того чувства, которое делает из человека мученика, а в его собственных глазах – святого, а значит одиночество было для Жозефины предметом гордости.

Милой Жози, как обращались к ней знакомые дамы, было «чуть за тридцать», и за время этих «чуть» она успела унаследовать от тетки цветочный магазин «Райская куща», сделать его убыточным, но жутко авторитетным. Вульгарное «Милая Жози» раздражало до румянца, но Жозефина Андреевна лишь робко улыбалась и не возражала. На то имелось три причины: румянец украшал ее бледное лицо, в ответ она могла сказать: «Да, пупсик», а кроме того: вдруг они снова захотят купить у нее цветов?

Самым приятным в ее облике была ленточка на шляпе: мягкого голубого оттенка, спадающая на плечо. Жозефина всегда накручивала ее на палец, когда беседовала с мужчинами, и вместе с определенным углом наклона головы и загадочным взглядом оставляла что-то, похожее на впечатление. Мужчины всегда были уверены, что на их глазах вершилась история, но не понимали, военного или мирного времени. А Жозефина уплывала по дороге, оставляя за собой длинный шлейф цветочного аромата. «Ее нельзя не любить», – повторяли они, заранее благородно и чересчур поспешно вычеркивая свою кандидатуру из списка претендентов с уверенностью, что шанса у них все равно нет. Уверенность въедалась настолько непоколебимая и успокаивающая, что о Жозефине тут же забывали. И вспоминали лишь тогда, когда было нечем заполнить паузу в беседе.

Сегодня она грустила по поводу. Ее худшие опасения, увы, сбылись: нет в мире мужчины, способного понять ее душу, бесконечную, как нить Мойры, как Дунай, если идти по берегу пешком. Да уж, несчастная любовь – лучший повод погрустить и разбавить пресный набор обыденных эмоций.

Жозефина глянула на часы: уже семь, а его все нет. Она скучала. Где же он?

2

Его звали Асго.

Жозефине казалось, что в мире нет никого хуже клоунов, которые за деньги выставляют себя на посмешище. Но в случае с Асго нашелся компромисс: он выставлял себя на посмешище ради нее. Он стирал ступни ходулям, гуляя целыми днями вокруг «Райской кущи», рыдал на коленях у ее дверей, выхватывал вместо кинжала зонтик и вонзал себе в сердце. И умирал. Асго мог лежать часами, не шевелясь, ожидая, когда хлопнет дверь и он услышит любимый голос, возрождающий его от смерти: «Послушайте, вы отпугиваете моих клиентов. Немедленно встаньте и… да встаньте же!» -- Жозефина Андреевна возмущенно пинала его в бок, радуясь очередной возможности прикоснуться к своему клоуну. Она и сама давно была влюблена – он такой романтик, ах нет! даже лучше, неординарнее – он паломник к святыне ее духа. Посмотрев на бездыханное тело, она спросила: «Ну ладно, что вы хотите, негодник?»

Асго привел ее в чайную «Для отчаянно влюбленных» и, подойдя к столику, резко сдернул свой цилиндр, поклонился и отодвинул стул для Жозефины.

- Ах, эти порывы отдают метилоранжем… – она пропустила через пальцы ленточку.

- Вы были когда-то химиком, наверное. Поэтому сейчас вы такой неповторимый химик моего сердца. Оно буквально кипит, – Асго наклонился к ней поближе.

- Главное, чтобы не выкипело, а то будете грустным до конца жизни. А почему вы говорите о химии?

- Ну как же, вы вспомнили о метилоранже! – все еще мечтательно произнес он, отмахнувшись от навязчивой мысли о возможной путанице слова с флердоранжем.

- Ну-ну, я ведь для красоты слова, сегодня так не хватает изысканности в речи, а метилоранж – такое прелестное, так приятно во рту от него. Но что это, я, честно, не знаю. Но что-нибудь обязательно ароматное и легкое.

- Вы – самая ароматная и, – он выдернул из рукава огромную конфету и вручил Жозефине Андреевне, - не откажите.

- Дамский угодник, шоколадные конфеты я просто обожаю. Хорошо, что вы не вытащили леденец, - поморщилась Жозефина на слове «леденец» и стала разворачивать конфету.

Благоухающие сады любви, которые окружали Асго невыносимой красотой, и взрывающиеся хлопушки счастья в одно мгновение облезли с городских декораций, и он почувствовал, что одна из хлопушек подожгла его оранжевый парик.

- Дорогая, ну при чем тут леденцы или шоколадки?

– Милый Асго, – начала Жозефина голосом, призванным развевать глупость возлюбленного.

– Милая Жози, – закончил Асго, предчувствуя, что нарвался на неприятности.

Помолчав минуты полторы, пока у их столика суетился официант с белым чаем, Жозефина продолжила:

– Пупсик, почему вы не дарите мне цветов?

– Ох, ну мне казалось, что на свидании незачем напоминать моей возлюбленной о ее буднях.

– Нет, вам никогда не понять моей тонкой, как стебель лотоса, натуры… – примирительно сказала Жозефина, и Асго схватился за возможность избежать ссоры и пожевал пустым ртом, съедая обидный вопрос, как мужчина комкает очередное неудачно написанное письмо любовнице. «Но почему Вы никогда не волновались о мимике моей души?» – хотел спросить клоун, а заодно уточнить насчет лотоса.

– Вы так любите белый чай, что и я чувствую, как он отбеливает мое настроение, -- вместо этого сказал Асго.

– Не то чтобы я люблю белый чай больше, чем любой другой. Но нюансы так выделяют меня на общей картине людской суеты, что я чувствую себя обязанной пить этот гадкий отвар. Вы понимаете, о чем я.  Да, да, конечно, понимаете, ведь вам, мой дорогой, тоже нравится выделяться, хотя бы тем, что после работы вы никогда не меняете своего… наряда. За такие шалости я и полюбила вас, – разоткровенничалась Жозефина, закрепляя ремни безопасности на электрическом стуле, где, уныло свесив ноги в огромных желтых ботинках с ромашками, сидела их любовь.

Асго совсем расстроился. Он не любил выделяться, просто он был клоуном.

3

Асго любил с первого взгляда и до посинения, и даже покрасил однажды свою огромную кудрявую шевелюру в синий цвет – она мудрая, поймет намек. У неба начались судороги, хлынул дождь, но Асго бежал к «Райской куще», не замечая предупреждения небес. Сегодня он с ней познакомится.

Впервые Асго увидел ее на ярмарке, это было восхитительно: его пинали маленькие злобные дети, пытались оторвать нос, но тут подошел ангел с незабываемой ленточкой на шляпке и сказал: «Дети, вы же взрослые! С человеком нельзя так обидно обращаться», – грозно глянув на троглодитов, она наклонилась к Асго и поинтересовалась: «С вами все в порядке?»

О да, с ним было все просто замечательно. Любовь… Он почувствовал, что готов отдать себя на растерзание тиграм, гладиаторам и троглодитам-детям и увидеть, как император опустит большой палец вниз, и толпа взревет!.. А она будет его жалеть, возможно, запрется в монастыре и даст обет безбрачия, и до конца жизни будет такой же прекрасной и одинокой…

– Эй, с вами все хорошо?

– С вами у меня все всегда будет хорошо.

– Тогда до свиданья.

– Вы назначаете мне свидание?

– Все клоуны такие шуты!  – с возмущением сказала Жозефина и ушла, оставив его лежать на земле, в пыли и аромате цветов.

Он нашел ее на следующий день, и полгода приходил к «Райской куще» каждый день, и любовь приходила вместе с ним. И они куда-нибудь обязательно ходили гулять, но всегда после нескольких часов его клинической смерти.

– Я люблю, до умопомрачения,
Взгляд мой, как скальпель,
Вас раздевает, мое видение,
Люблю, люблю вас, ма бэль…

– Очень поэтично, кто автор? Наверное, кто-нибудь из «серебряного века».

– Ну что вы, дорогая, это ведь не в рифму, без такта и бестактно, но это мое, для вас, от души…

– Ну почему вы никогда не хотите говорить о прекрасном? Почему всегда портите мгновение?

– Моя любовь прекрасна, разве нет? А ваша – какая она?

– Я устала, идемте уже…

И так каждый раз.

Она говорит, что красить волосы нельзя, да нет, причем тут природная красота? просто время и деньги тратить придется. То восхищается картиной Гогена, а потом: что вы думаете? он был истинным романтиком в искусстве; о нет, милая, он ведь постимпрессионист. А вы хам, Асго! Она признается, что когда-то заигрывала с женатым мужчиной, – спасибо за доверие, дорогая, – о, просто об этом знает каждый камень в радиусе земного шара, вдруг бы вам, Асго, кто-то донес искаженный вариант событий. – конечно-конечно, радость моя, но я ведь все равно им не поверил бы, верите? – кажется, мне нужно купить новую сумочку, потом когда-нибудь…

Жозефина соглашается спеть куплеты на ярмарочном конкурсе: «Вы очаровательны, зачем же вы прятали от меня свой талант раньше?» – «Асго, вы слишком наивны для вашего возраста. Мне совсем не было весело, но за победу ведь давали новые гардины!»

И теперь вот Асго сидит в чайной расстроенный и видит, как мчится, нанизанный на рога разъяренного быка. Коррида! Толпа ревет, а она – она рыдает, и говорит, что просто притворялась такой, чтобы проверить силу его чувств. (Ведь она не может быть эгоистичной и такой безвкусно мелочной на самом деле – Асго верил). А он истекает кровью, и спасенья нет, и она, возможно, уйдет в монастырь.

– Пойдемте, я опоздаю на последний трамвай.

– Ничего, я провожу вас, сегодня звезды как виноград, я сорву для вас одну.

– Ну зачем эти сложности, когда я доберусь спокойно на трамвае, милый Асго!

– Так ведь совсем близко.

– Асго!

– Ну, хорошо.

Он был раздавлен.

4

Он не пришел. Часы пробили семь тридцать. Жозефина ждала, ждала, искренне не понимала. Ничего не понимала.

По правде, Асго, может, и пришел бы, но оказался подвластен чужому влиянию. Он плелся по улице в сторону «Райской кущи», рассуждая о том, где же все-таки проще выдержать проверку на героизм: на арене или в семье с женщиной, более возвышенной и оттого непостижимой, – когда столкнулся с солидным незнакомцем за пятьдесят.

– Простите, ради Бога!

– Простите… А, вы видимо Асго? Идете к Милой Жози?

– Откуда вы знаете?

Мужчина рассмеялся и похлопал клоуна по плечу:

– Ошибки века никогда не проходят незамеченными! Я извиняюсь, что лезу не в свое дело…

– Вот именно.

– …но Жозефина Андреевна слишком серьезная и мягкая женщина, слишком загадочная, чтобы найти ключ к ее сердцу. А потому, дружище, не нужно пытаться быть героем посмертно, если не все пути к отступлению исчерпаны.

«Уже дружище», – подумал Асго, сунул мужчине в руку пищалку и повернул назад, но куда?

Облегчение. Вот что он испытывал, оказывается, когда понял, что до конца жизни будет скучать по Жозефине, никогда не увидит ее отведенных в сторону глаз. Никогда! О горе! Он побежал по улице, кружась и целуя ручки дамам, а потом, запыхавшись, остановился и прошептал:

– Коррида!

Затем были визг тормозов, и глухой удар, сбивший с толку опьяневшего от горя Асго, и вот он лежит, распластавшись на дороге, сигналят недовольные водители, сверху на него смотрят люди…

Бык превратился в гладиатора в таком же, как у него, оранжевом парике. Рев толпы, поднимается император и опускает палец вниз. «Она уйдет в монастырь».

5
Каждый день после работы Жозефина набрасывала на плечи черную шаль и шла плакать о погибшем счастье, выскользнувшем из рук, как мыло – бессмысленно и так рано! Вообще-то, каждый раз она останавливалась у ворот кладбища и, цепляясь за железные прутья, начинала рыдать. А если кто-нибудь пытался ее успокоить, она зло смотрела на соболезновавшего и кричала:

– Вы не понимаете! Вы ничего не понимаете!..

Она начинала долгий рассказ о том, как судьба лишила ее неземного счастья, а оно было, безусловно, неземным, потому что такая любовь, какая была у нее, дается только раз в сто лет избранным людям. Говорила временами бессвязно и непонятно, но ее никто никогда не перебивал и не переспрашивал. Все равно она разговаривала с собой, а не с ними.

И каждый день на протяжении долгих лет она ждала покупателей с горделиво поднятой головой, с которой свешивалась потрепанная ленточка, чтобы они видели, все они! видели ее трагизм. И чем трагичнее она себе казалась, тем больше собой гордилась.

Все, кто ее жалел, начинали жалеть еще больше, узнав, что Асго жив и стал тореадором. И Жозефина Андреевна знала, но не верила, для нее он погиб, погиб, как герой, когда спешил к ней, забыв обо всем, конечно же, собирался сделать предложение.

А он сейчас где-то далеко-далеко глядел в глаза быку и в очередной раз с тоской думал о том, что случится, если ему на этот раз не повезет. Монастырь, только монастырь: она даст обет безбрачия, и виноват будет он. Какой же он подлец!