Старуха
Муж её Олег Ефимович открывая входную дверь спросил:
- Тебе что там, на почте ежа под рубашку сунули?
Но что случилось на почте о том и рассказ.
Марья по отчеству Степановна пошла на почту, чтобы заплатить коммунальные платежи. Как известно по новым правилам почты превратились в коммерческие предприятия и поэтому большую часть позакрывали, а где специально строили здания под почту, там их превратили в магазины. То есть все сделали по моде века текущего, где храм стоял – там клуб, а где почта – там лобаз.
Поэтому народу всегда в почтовых отделениях набивается, ничуть не меньше, чем придурков на соревнованиях, в телефонную будку.
Через полчаса стояния на ногах у самых выдержанных и крепких людей начинают сдавать нервы.
Поэтому реакция Марьи Степановны на грубое обращение к ней мужчины примерно одного возраста с Першиной, была мгновенной, и как говорят политики, адекватной.
- Куда ты старуха прешь? Рази не видишь, что я за этим мужчиной стою.
- Старуха?! Да сам ты пень трухлявый.
На этом оборвем почти получасовой диалог обидчивых пенсионеров, но вы, уважаемые читатели и сами без моей подсказки можете восстановить его во всех вывертах и изворотах великого и могучего нашего языка, погруженного в конкретные обстоятельства. Особенно когда эти обстоятельства сами вынуждают использовать всю его первозданную мощь.
- Ежа? – Жена криво и недобро усмехнулась, - от тебя рази услышишь доброго слова? Рази ты вступишься за свою жену? Рази ты хоть пальцем пошевелишь, чтобы обидчика твоей жены наказать по-мужски!
- Да ты чё? - Олег Ефимович даже попятился от такого словесного напора жены, - чё случилось то?
Марья Степановна, швырнула на кушетку пальто и села, уткнув лицо в ладони. Всхлипнула, а потом, взглянув на своего суженного, словно увидела в первый раз тихо так, почти шепотом сказала.
- Старухой меня назвали, вот что.
Олег Ефимович, пораженный и тоном, и смыслом сказанного не нашелся, что сказать и тоже присел рядом с женой на кушетку. Сам-то он привык к тому, что с рождением внука его все стали называть дедом. А было это едва ли не двадцать лет тому назад. Так что и на слово «старик» он не обратил бы ни малейшего внимания.
Обычно он отвечал так: «Меня хоть горшком назови, а в печь не суй».
А тут супруга в искреннем расстройстве от такого пустяка? Много разного промелькнула в голове Першина от «Дура, стоит ли о такой глупости печалиться?» До прежней пригасшей в семейных хлопотах нежности.
Рука невольно, сама собой потянулась к поблекшей и поседевшей голове супруги. Олег Ефимович легонько провел ладонью по этим некогда пышным и от природы кудрявым волосам жены.
Марья Степановна словно ждала этого. Она резко повернулась и уткнулась головой в грудь мужа и заплакала.
- Ну, ну, - только и повторял Першин, гладя её по голове словно ребенка, которого она принесла ему из роддома давным-давно, а кажется вот только.
Безмерно, беспредельно был тогда счастлив этим Олег Ефимович! Где он этот ребенок?
Говорят в Чечне на гранитной плите его имя выбито и покрашено золотом.
Да разве сможет Першин теперь приехать в Чечню, если у него пенсия колхозно-совхозная, а цены на билет в один конец равны этой пенсии? Одно и остаётся, что смотреть на портрет сына-воина и бороться с подступающими слезами.
- Ну, мать, ну – повторял Першин, как тогда когда слезы памяти душили и сейчас по сущему пустяку в понятиях Олега Ефимовича.
Но тогда слова находились.
- Не плачь Марьюшка, - говорил в такие минуты Першин, - что поделаешь, русские бабы испокон веков рожали воинов, иначе бы земле нашей не стоять. Вороги всю бы раздербанили. И деды наши и прадеды воевали. Густо земля наша костями засеяна. Судьба наша такая – оплакивать сынов. Вот и внук от Генки военную сбрую одел, лямку тянет, Дай Бог войны не будет, а коли…
И тут обычно Марья Степановна ладонью зажимала ему рот, словно и на самом деле войну можно накликать.
Но какие слова найти сейчас в этой трагикокомичной истории?
Сама Марья Степановна и нашла эти слова. Отплакавшись на груди у мужа она произнесла:
- А ведь и правда, старуха уже. - И смущаясь, добавила, - я давно хотела тебе сказать, что не в радость мне исполнять свой супружеский долг. Ты бы того это, меня не тревожил бы, а?
2015 февраль. Прокопьевск.
Свидетельство о публикации №215022602205
Один раз я в жизни столкнулся с этим, когда очень пожилую женщину по глупости назвал бабушкой.
При каких обстоятельствах, как это было и что произошло Вы можете сами прочесть в моей маленькой иронической миниатюре
http://www.proza.ru/2014/09/03/834.
С уважением,
Анатолий Шнаревич 14.04.2015 14:46 Заявить о нарушении
И моя, совершенно выдуманная история от начала и до конца!
Не гонитесь за правдой жизни, не будьте фотографом, а станьте художником
Михаил Анохин 14.04.2015 15:28 Заявить о нарушении
В одной из своих рецензий к какому-то произведению я уже доказывал, что вреда нашей национальной литературе, которую люблю с детства, от таких как я, гораздо меньше чем от полчищ сочинителей часто пошлых детективных и любовных романов, которые не только за деньги или по протеже отбирают издательские ресурсы у настоящих писателей, но и развращают вкусы читателей, поскольку называют себя писателями.
С уважением,
Анатолий Шнаревич 14.04.2015 17:01 Заявить о нарушении
К сожалению комерциализация литературы - шире искусства самоиндуктивно. Потребность народа в пошлости и следовательно спрос на эту пошлость рождает индустрию пошлости. Словом все как в электротехнике.
Вот как Ваши читатели стимулируют Ваше творчество, так и спрос на пошлую литературу стимулирует её производство.
Нравится миллионам - не составит труда, понравится единицам, отличающим Пушкина от Пупкина, труд и мучение. Работа и раб одного корня. Писатель раб вдохновения, невольник у муз Эрато, Каллиопы и Мельпомены.
* * *
В землю врезались лемеха...
Пахота. Заревая работа.
И слипались глаза,
и качало меня,
тело ныло от пота.
Не выдерживал это металл –
пальцы лопались с хрустом на траках...
До чего же изнежена сталь!
Я сознаюсь – я плакал.
И от слез каменел.
Ты прости меня степь,
что крушил я твои васильки и ромашки.
Ты прости меня песня –
я только хрипел,
ты прости меня небо –
я видел лишь серые краски
Труд – не радость!
Он весь в одоленье себя.
В этом есть возвышающее начало...
О, работа –
ты прочность мою испытала,
я прошел твоё пекло,
а люди сказали – судьба.
Михаил Анохин 14.04.2015 19:44 Заявить о нарушении
А вот полчища сочинителей, о которых я писал, считают себя писателями и убеждают в этом читателей. Тем самым у тех возникают мысли, что это и есть литература.
Чувствуете разницу?
С не меньшим уважением,
Анатолий Шнаревич 14.04.2015 20:33 Заявить о нарушении