Рассказ об убийце

Возвращение сознания напоминало отходящую судорогу в ноге ранним холодным утром. Уже слабеющее мучение, которое смешивается с облегчением и пониманием того, что приступ проходит. И все будет хорошо, скоро останется лишь затаившаяся в мышцах боль, которая даст о себе знать, если неосторожно станешь всем весом на ногу или ткнешь в болевшее место пальцем.
(разве можно не стать? в реальность)
Почему сознание невозможно остановить? Почему нельзя оставить все как есть? Истерику или состояние аффекта, в которых притупляются разум и чувства.
Сознание не принесет облегчения, которое бывает при прекращении судорог. Не в этот раз.

Кровь повсюду. Кровью пропитались простыни на широкой кровати и белый мишка на ней. Самодельный белый медвежонок, подаренный ей младшей сестрой и получивший имя Топотун. Кровью залит пол вокруг. Ее брызги на стенах, на зеркале, на разбросанной вокруг одежде. Кровь на руках. Кажется, и на лице тоже. И даже в волосах.
(что происходит? произошло?)

Смешно или грустно, но он с детства был болезненно чувствителен к ненужным детским игрушкам. Словно они сами были живыми обиженными детьми. Он не выносил издевательства и надругательства над ними. Давно повзрослевший мужчина, не переносящий вида брошенной, ставшей ненужной куклы или потрепанного зайчонка, у которого оторвали ухо. Несчастные игрушки. Беззащитные. Ненужные. Никому. Даже тем детям, которым они принадлежали когда-то. Ну что ж, дети вырастают и становятся... кем? Они становятся взрослыми.
Несчастные игрушки. За что? В чем они виноваты? Как можно быть таким жестоким? Не трогайте их!
Давно повзрослевший мужчина со слезами на лице. Это жалостливо смешно? Кровью пропитался мишка, которого обнимала когда-то его все. Или это грустно?

Да, его все.

Последнее, что он помнил четко – она. Его все. Она – сама природа. Его женщина. Все самое прекрасное, милое, любимое, живое, теплое, желанное, все его счастье, от которого грудь рядом с сердцем наполняется чем-то вроде щемящей легкой боли. Но это не боль. Во всяком случае, не всегда и не только она.
Его все обнимала мужчину, который лежал сверху на ней. Кажется, он ее тоже обнимал.
(этого не могло произойти. нет. просто не могло. она была верна всегда)
Да, он ее обнимал. Он обнимал ее очень нежно, что было странным для этого человека. Все знают этот тип мужчин. Это те, для которых женщины – это… самочки, которым не стоит посвящать хотя бы часть своей жизни.
Его все приковала его внимание. Все прочее, весь мир перестал существовать в один момент, когда взгляд ее прекрасных зеленых глаз встретился с его горящим взором из-под изумленно торчавших бровей. Догадка захватила его врасплох и заставила основы мира пошатнуться. Наверное, нечто похожее почувствовал бы в последний момент жизни глубоко верующий человек, если бы на него рухнул церковный купол.
 
Первая смерть была относительно легкой. Обаятельный мужчина, рубаха-парень, при жизни заставлявший многих девушек дрожать в его присутствии, не изошел кровью из многочисленных порезов и ударов. Он умер от угодившего прямо в сердце ножа.
Предатель, бывший когда-то
(ведь они вчера пили пиво и шутили)
просто приятелем, мучился недолго. Глубокие порезы на теле человека выглядят ужасно. Мерзко. Тошнотворно. Страшно.
Глубокие порезы и удары ножом на теле молодой красивой женщины выглядят намного ужаснее.
Тошнотворно. Его страшно рвало.

(«нет. нет. нет. невозможно. я сплю. мне это снится»)
Бывают такие сны, в которых чувствуешь боль. В данном случае боль в распоротой ножом ладони. Один из диких ударов угодил во что-то твердое, его сжатая на ручке кухонного ножа рука не удержалась, и лезвие глубоко рассекло его ладонь. Он не мог этого заметить в таком состоянии.
(мне снится это. ведь правда?)
Он говорил это намного позже. Сознание, на время вернувшееся, снова покинуло его в тот момент, когда он увидел, где он и что находится рядом с ним. В момент, когда он начал понимать.
Он и сам всегда недоумевал, читая или слыша, как человек говорит подобный бред. Это в самом деле должно работать? Это должно помочь, если ты скажешь «ты спишь, дружище» сам себе? Видя то, чего видеть не хочешь. Долбанная киношная фраза.
Теперь он был готов сделать что угодно, лишь бы все действительно оказалось сном. Черт возьми, действительно что угодно. Но не бывало еще снов, в которых он убивал. Хотя бывали сны, когда вокруг все рушилось и он видел приближающийся конец.

Конец. Теперь уже иной. Во снах такого не было. Он во всем вокруг. Он видел его в застывшем взгляде своей любимой женщины. Этот взгляд не был предназначен уже никому, но, о господи, убийца ощущал его на себе, даже глядя в другой конец комнаты, на открытую дверь. Неужели даже дверь испачкана кровью?
Конец... Чему? Он медленно, но неумолимо приближается. Это рассвет, который всему миру обещает принести ласковый весенний денек. Это два трупа в одной комнате с человеком, который не может выпустить руку убитой им жены из своих ладоней. Это груз ужаса и вины. Продолжать можно долго. Он уже понял.

Струйки слез на его лице превратились в горячий поток, когда он нежно, как всегда, взял на руки ее тело и, прижимая его себе и наклонив к ее груди голову, медленно двинулся прочь из комнаты. Все на свете душили воспоминания и боль. Столько боли просто не должно существовать. Никогда он не думал, что жизнь может окончиться так быстро. Всего за одну ночь.
Горячая вода в ванне поднялась до самых краев, вытесняемая двумя телами. Он поправлял ее влажные темные волосы и смывал с ее лица последнюю кровь нежными прикосновениями. Так, как касался всегда. Ее тело уже было чистым, отмытым в холодной воде. И белым. Бескровным. Он целовал ее губы и обнимал, что-то беззвучно шепча и судорожно всхлипывая. Одной из его последних сознательных мыслей было воспоминание. Он вспомнил, что когда-то они с женой мечтали умереть в один день, держа друг друга в объятиях.
Потом он ушел вслед за ней.