Агаткины глазки Глава первая

«Она идет по жизни, смеясь…» — проносилось в Агатиной еще не полностью высушенной голове, пока она парировала в потоке людей, стройными рядами шагающих в направлении метро. Сонные, утренние стайки людей, каждый думающих о чем-то только своём. Каждый живет в своём кино. Но кто он режиссёр, сценарист или же главный герой? Агату часто раздражали люди, медлившие с их следующим шагом в метро, автобусе или любом другом общественном месте. Апогеем раздражения этого класса ситуаций для Агаты были люди, неожиданно останавливающиеся по среди дороги, чтобы договорить по телефону или додумать очень важную мысль. Понимаю, план меняется по ходу, но почему не отойти в сторону и там не додумать или не договорить?

Агате чуть за тридцать, она наконец-то осознала, что красива, умна и чертовски сексуально привлекательна. Она также прекрасно образована, в меру начитана, посмотрела мир, ввязывалась в разного рода любовные романы и интриги и уже давно сама себя прекрасно обеспечивает, наслаждаясь свои образом жизни. Однако, авантюры всегда несколько недолюбливала, но была в ее сущности и часть, стремившаяся к спонтанности, к необузданности, к искусству. Когда-то давно, ещё в подростковые годы Агата где-то читала, что пик женской сексуальности приходится на тридцать пять — сорок лет. Тогда это казалось таким древним возрастом, что до него не доживают. Агата считала, что у нее всё не так, что в свои восемнадцать она дает фору многим сорокалетним. Но как часто это бывает те годы, что называются цветом молодости и ты вполне себе должен себя ощущать в самом соку, а именно десятилетие с двадцати до тридцати пронеслось перед Агатиными глазами со скоростью быстрой перемотки и вот она здоровая, активная, образованная и, не люблю это слово, но успешная, хотя уже женщина и по классике жанра — одинокая.

А ведь ещё недавно было время, когда Агата читала в метро, ей нравилось, что эти два часа в день она проводила с пользой. Да и как вообще можно всё это время, что нам приходится проводить в транспорте проводить без пользы? Эта же целая, не побоюсь этого слова — куча времени. Но те времена в прошлом — последние месяцев восемь Агата утратила возможность сосредотачиваться на чтении настолько, чтобы закончить книгу. Рассказы, статьи, заметки, отчеты — это ещё да, а вот целую книгу — уже с очень и очень большим трудом. Агату тревожило это существенное изменение в её жизни. Она знала от старшей сестры, что с появлением детей молодой матери становится, конечно же, не до чтения. То есть не то чтобы не до чтения художественной литературы, а вообще в принципе не до чтения. Раньше Агате это было крайне сложно понять. Как же так? Это же то, что делает нас людьми — постоянное стремление развиваться, пусть и маленькими шагами или усилиями. И чтение, казалось Агате, и есть то минимальное усилие в направлении улучшения себя, которое, ну просто, обязан делать каждый уважающий себя человек.

И что же мы имеем? Читать Агата перестала, но уважать себя при это не перестала. Она объясняет эти перемены в том, что ей просто необходимы успеть передумать все её нескончаемо интересные мысли в голове. После встречи с Дэвидом на Гавайях и последующего, впезапно вспыхнувшего и скоротечного, но крайне интенсивного электронного романа, мыслей в Агатиной голове, надо отметить, было чрезвычайно много. А ведь ехала она отдыхать, чтобы побыть наедине с собой, восстановить пошатнувшееся здоровье после очередного расставания и промыть носовые пазухи после серии московских затянувшихся гайморитов. Пазухи-то она промыла, но в нагрузку получила муравейник беспокойных мыслей, чуткий сон и постоянно подмокшие трусы, когда надо сосредоточиться и работать, или заниматься спортом, или домашними делами, или сидеть с племянниками. Так Агата поняла, что вполне себе может быть, что свой пик женской сексуальности она испытывает именно сейчас… Или что еще лучше, пик, быть может еще впереди, а пока всё закономерно идет по нарастающей.

И этот пик пока был крайне сладострастен. Несколько лет назад, в паранойе перед грядущим тридцатилетием, Агата где-то прочитала, что на самом деле, тридцатилетие — прекрасный и уникальный в своем роде возраст, когда можно встречаться и с двадцатилетними и с сорокалетними. Агата для себя отметила этот факт, как потенциально возможный, но, тем не менее, маловероятный в ее случае. Она ещё мыслила сложившимися ранее стереотипами — главное встретить «своего», родного, скорее всего, на три-шесть лет старше её. А эти сомнительные девиации в возрасте любовников ей как-то претили и в какой-то степени даже отталкивали. Но никогда не говори никогда, или от тюрьмы и от чумы не зарекайся.

Прошлые Агатины отношения, после семилетнего периода отстранения от любовных сует и одиночества, случились с двадцатитрёхлетним юнцом. Она мило называла его за глаза своим жеребцом. Агата пала в пучину страсти из-за скуки в один из ярчайших эпизодов «бешенства матки», которые она когда-либо у себя наблюдала. Она даже не могла дать этому явлению определение или характеристику. Эта сексуальность перла из неё наружу. И ничем ее было не остановить и самцы слетались на эту приманку в мановение ока. Так прилетел и юнец культуристического телосложения и без какого-либо опыта отношений с женщинами, только одноразовый секс, начиная с пятнадцатилетнего возраста, при чем, в основном, с представительницами самой древней профессии. Но Агату влекло к этому «породистому самцу», как он сам любил себя называть. Многократные совместные выбросы окситоцина в кровь сыграли с Агатой злую шутку — после трёх месяцев активной, но однообразной сексуальной жизни, она начала умиляться своему неопытному в амурных делах и крайне скудному на эмоции и нетрадиционные сексуальные ласки партнеру. Стала готовить ему борщ и котлетки, тщательно и с пиететом вымывать его мужское достоинство, делать ему массаж всего тела и дарить все виды сексуальных удовольствий. Но юный самец своей эмоциональной обороны не сдал и Агата в итоге после более чем годичного мытарства с легкой примесью материнства отползла зализывать свои очередные душевные раны.

Это зализывание далось Агате нелегко, надо отметить. Этого душистого и поверхностного отношения к ситуации в стиле «будет ещё другой» в ее голове напрочь отсутствовало. А было то, что она считала, что ее последний поезд забеременеть только что отошел от перрона, а она ему лишь тоскливо, с мертвецкой тишиной в груди и ушах, посмотрела вслед и проводила взглядом.

Прошлой весной Агата оставила столь любимого ею породистого юного самца, за которого она держалась, что есть мочи, из последних сил, даже когда сильное её рациональное начало давало сигналы к безоговорочной капитуляции, она стоически продолжала бороться за свое маленькое женское счастье. Не даром же говорят «не бойтесь умных женщин, влюбляясь, они полностью теряют свой разум». Все это Агате пришлось испить сполна на своей собственной драгоценной шкуре. Прошло одинокое тёплое московское лето, оно сменилось одинокой, но жизнеутверждающей осенью и, наконец, пришла зима. Просто зима, которую всё-таки надо пережить и в общем-то не думать ни о чем другом. Ни о былом, которого больше нет, ни о грядущем, которого ещё нет. Между тем, незаметно пролетел год, что Агата прожила дома после своего возвращения из заморских студенческих лет и, вроде как, пришло время отдохнуть.

Подруга Белла бредила поездкой на Кубу, как будто это существенно добавит к её мироощущению и, главное, к уровню счастья. Не поймите Агату неправильно, она несказанно любила путешествовать. Но в последние годы утратила интерес к самостоятельным путешествиям в стиле соло. Слишком много их уже было и слишком невыносимо одинокими они могут обернуться. По сему Агата решила, что она может путешествовать и так и сяк, но предпочитает таки в компании друзей, поэтому когда Белла обмолвилась своими мечтами о Кубе и бюджет совпал с Агатиными ожиданиями — решение было принято молниеносно. Агата едет на Кубу с Беллой сразу после окончания длительных новогодних каникул. И так получится, что отдыхать Агата сможет аж целых три недели...