Подслушанные истории. Часть вторая. Бумажный самол

После работы я не мог решить, когда мне все же столило отправиться к Кларе, она не назвала мне точного времени. Солнце садилось за горизонт, а я уже открывал вчерашнюю старую входную вдерь в подъезд. Клара была дома. Казалось, что она весь день ждала меня. На столе в маленькой кухни стояли фрукты и небольшой пирог. Она быстро поглядела на мои руки и впервые в жизни улыбнулась мне.
- Что-то не так? – спросил я.
- Ты не принес ни цветов, ни конфет, это хорошо.
- Вы не любите цветы?
- Нет, люблю, но я не люблю когда мне их дарят мужчины. Это стало настолько традиционно, что выглядит фальшиво. А конфеты я могу купить сама. И не нужно, таких формальностей, я еще не в том возрасте, можно не говорить мне «ты». Кофе или чай?
- Чай. Но вчера ты называла меня на «вы» что изменилось за это время?
- Вчера мы только познакомились, но сегодня мы ужа знаем друг друга.
- Как быстро ты меняешь статус  человека.
- По-другому нельзя, иначе ты рискуешь вообще ничего не успеть в жизни.
Клара вручила мне чай с густым цветочным запахом и сама присела на подоконник. Я жадно следил за ней. Девушка отвлеклась от  меня на какое время и глядела в окно. Но она не просто разглядывала случайных прохожих на улице, ее взгляд был неподвижен. Что-то пленяло ее мысли, но я боялся потревожить ее. Когда моя чашка оказалась практически пустой, то Клара вновь посмотрела в мою сторону.
- У тебя есть сигареты?  Я забыла купить их сегодня утром.
Через мгновенье мы впустили теплый летний воздух в это небольшое помещенье. Мне никогда не нравились курящие женщины. Они казались мне слишком грубыми, слишком уж похожим на мужчин. Но, к моему удивлению, Клара не вызывала у меня неприязни. Она курила как-то драматично, но очень изящно, не по-мужски. Она лишь слегка придерживала своми тоникими пальцами сигарету. Когда она выдыхала дым, то всегда поднимала голову к звездам, будто бы что-то искала в небе.
- Ты любишь ночь? – спросила Клара, посмотрев на меня серьезным, очень глубоким взглядом.
- К чему ты это спрашиваешь?
- Мне кажется это важным. В ночи есть что-то загадочное, она будто бы скрывает все самое плохое, что есть вокруг нас, и остается только лишь лучшая часть нащего мира. Тебе так не кажется?
- Я больше люблю рассветы, романтичное время.
- Это стереотип. Я не могу любить то, что нравится всем, тогда смысл теряется. Ночь определенно лучше, в ней можно спрятаться, но при этом остаться на виду.
- Разве так много людей любят рассветы?
- Слишком много для меня.
- Тогда, а что же ты любишь?
- Люблю запах скошенной травы вечером, разговоры в темноте, когда вы не видите друг друга а лишь слышите звук голосов, люблю сама покупать себе цветы, люблю впускать холод в душную квартиру зимой, люблю пить травяной чай с ложкой меда.
- А как же музыка?
- А что музыка?
- Я не могу находится в тихой и пустой квартире.
- Самая лучшая музыка – это колыбельные моей бабушки, которые она мне пела в детстве. Меня не пугает тишина. Она – самая восхитительная мелодия, ее так редко можно услышать. Тебя оан бепокоит?
- Нет, вовсе нет, просто у меня была большая и шумная семья, и поэтому я не привык к тишине.
Мы проговорили почти всю ночь о всякой ерунде, но я даже не заметил как солнце постучалось к нам в окно. Мне пришлось распрощаться с Кларой: меня еще ждал целый рабочий день. Мне не хотелось спать, я не был уставшим. Весь день я думал о разных мелочах, но теперь я смотрел на них как на самое важное  в жизни. Мне вдруг неистовов захотелось уехать из города и весь день гулять по полям, вдыхать запах сухой травы и цветов. Я вспомнил свою бабушку, которая никогда не пела мне колыбельных на ночь. Она запомнилась мне с полностью седыми волосами, с морщинами на лбу и старыми руками, но теплее ее рук ни у кого не было. Я помню ее голос: высокий, немного надрывистый, но очень приятный и такой домашний.
Перед  моим уходом мы вновь договорились встретиться с Кларой. Я с нетерпением ждал встречи с ней. Мои скучные и серые будни стали выгляеть иначе, хоть мы и были знакомы лишь пару дней. Я хотел вновь поговорить с ней. По дороге к ее дому я вспомнил как мы в детстве забирались под одеяло с моей сестрой и делились самыми страшными тайнами, которые были нам только известны. Родители ругались на то, что мы не спим по ночам и нам часто влетало за это, но я хорошо помнил трепет тех разговоров.
Клара вновь встретила меня чаем. В этот раз на столе появился теплый пирог с яблоками.
- Мне такой готовила бабушка, - заметил я.
Но ответа не последовало. Клара вновь глядела в окно.
- Что там? – спросил я.
Девушка слегка отодвинулась и уступила мне место около окна. За ним виднелся лишь старый двухэтажный дом и кусочек фруктового сада. В доме ни горело ни одно из окон, будто бы в нем никто не жил. В общем, ничего особо примечательного я не заметил. Сколько раз я проходил мимо таких вот старых домов.
- Ты смотришь на дом?
- Да, вон на те окна, - она указала пальцем на самые левые окна второго этажа. – Там жил один старик.
- Ты знала его?
- Да, можно сказать, что я знала его. Он всегда очень поздно ложился спать.
Клара на секунду замолчала, а потом встала с подоконника и вышла из кухни. Я шел следом. Мы вошли в комнату, которая по обстановке напоминала гостинную. Было уже достаточно темно, и Клара включила старый  настольный светильник, который стоял в дальнем углу. Лунный свет пробирался в квартиру через узкую балконную дверь. Мы сидели по разную сторону лунной дорожки. Моя новоиспеченная подруга не сразу заговорила вновь, будто бы мысли вновь занесли ее слишком далеко.
- Я люблю сидеть около окон, но еще больше я люблю сидеть на полу и глядеть на улицу. Я почти всегда так делаю, когда нахожусь одна. Когда я сюда переехала, то купила бутылку вина и села около двери с одним бокалом, смотрела на фруктовый сад. Было достаточно поздно, но в самом крайнем окне с левой стороны горел свет. Поначалу не было видно никого, и я даже подумала, что кто-то просто забыл выключить свет. Я просто стала разглядывать обстановку в комнате, насколько ее можно было рассмотреть через решетки балкона. Но и на следущую ночь в окне горел свет. Я по-прежнему не видела обитателя той квартиры. Я стала смотреть только в это окно, мне хотелось увидеть лицо человека, который тоже не спит.
- И ты увидела его?
- Да, перед тем как выключить свет, к окну подошел пожилой мужчина, внешность у него была такая же, как и у всех стариков, ничего особенного, но если бы вот после той ночи столкнулись на улице, то я бы узнала его. Он каждый раз ложился очень поздно, около 3 часов ночи, иногда в 4.
- И ты тоже не спала.
- Да, как я уже говорила, я люблю ночь и не люблю ее пропускать, отоспаться ведь можно и днем. Я стала следить за ним с подоконника. Он часами мог просиживать в своем старом красном кресле и смотреть фотографии. Знаешь такие старые альбомы?  Они такие большие... Я всегда их узнаю. Иногда он просто сидел и смотрел в стенку, наверное, думал о чем-то. Жильцов в этой картире больше не было, я это заметила. И всегда, перед сном, он подходил к окну и смотрел на улицу, каждый день.
Мне нравился этот старик, мне казалось что я его знаю. Он всегда был моим товарищем по ночам и неважно, что он сидел в другом доме, за другой стеной. Мы все равно были близки друг другу, в те ночи мы не были одни. У тебя никогда не было такого чувства, что будучи одним в доме ты не чувствуешь одиночества, будто рядом с тобой кто-то есть?
- Знаешь, это напоминает сюжет плохого фильма ужасов.
- Нет, - она сделала жест рукой, будто бы отгоняет насекомое, - не это параноидальное чувство, совсем не то. Просто нет того ощущения тоски по ближнему.
- Бывало, а что?
- Просто в такие моменты твой дух находится рядом с духом другого человека, который близок тебе. Со мной так и случалось в те ночи, я чувствовала того мужчину рядом с собой, будто бы мы находимся в одной комнате, на расстоянии вытянутой руки. Мне действительно, временами, так казалось. Ведь я видела так отчетливо, как он сидит напротив за окном и разглядывает фотографии.
Я переехала сюда в апреле, было еще холодно и сыро на улице. Когда потеплело, то я часто сидела на балконе, дышала воздухом. Один раз тот мужчина тоже вышел на балкон. Мы тогда одни не спали. Он сразу же заметил меня, мы помахали друг другу. Он очень искренне улыбнулся мне, так улыбаются очень редко, но в той улыбке было что-то грустное. Это была настоящая улыбка одинокого человека. На следующий день я пошла в магазин и купила радиоуправляемый вертолет, - Клара бросила взгляд на стол и я невольно сделал тоже самое. На нем стоял большой вертолет - мечта каждого мальчишки: - Ночью-то особо не поговоришь, чтоб не разбудить соседей. Правда, я не знала с чего начать, мне было страшно потревожить его одиночество. Я прикрепила к самолетику свою детскую фотографию, где я вместе с родителями. Он так удивился, когда на балкон приземлился такой летающий предмет. Он отцепил фото и ушел обратно в квартиру. Я видела как он сел за письменный сол и долго-долго разглядывал мою посылку, потом ко мне вернулись сразу две фотографии. Вторая была гораздо страше, чем моя. Края были немного потрепаны и пожелтели от времени. На ней были запечетлены  двое молодых людей. Они казались очень счастливыми. На обратной стороне было написано 1958 год. Так давно это было, согласись, будто из другой жизни. Но знаешь, дотрагиваясь до этой старой фотографии я чувствовала трепет его воспоминаний, радость тех дней.
Я слушал ее внимательно, очень внимательно, словно маленький ребенок. Я сделил как менялось выражение ее лица. Она то будто бы уходила глубоко в свои мысли, в те весенние дни, то ее лицо прояснялось легкой улыбкой, когда она говорила о фотографиях. Но мое тело уже не слушалось меня. Как бы ни был интересен рассказ Клары, но мои глаза предательски закрывались. Сказывалась прошлая бессонная ночь. Моя подруга довольно быстро заметила это и прервалась.
- Ты устал? – спросила она.
- Нет, ерунда.
- Неправда, я вижу как твои глаза закрываются. Тебе нужно поспать, ты слишком долго не отдыхал.
- Нет, правда, все нормально.
- Ты можешь остаться у меня. Я постелю тебе на диване, если ты, конечно, сможешь уснуть на новом месте.
Я еще немного сопротивлялся, но это было бесполезно. Через несколько минут я уже лежал на диване, бережно укрытый одеялом. Клара сидела на самом краешке и что-то напевала себе под нос.
- Что ты делаешь?
- Это чтобы ты быстрее уснул.
- Давно мне никто не пел колыбельных, - усмехнулся я.
- Это не совсем колыбельная, просто мелодия, чтобы ты хорошо спал.
- Я взрослый мужчина, Клара, и мне не нужна песня на ночь, не беспокойся за меня.
- Взрослый мужчина еще хуже ребенка: отпусти ты его руку и, не дай Бог, потеряется, - она слегка улыбнулась мне.
Но у меня уже не было сил парировать. Я послушно подчинился седому старику по имени сон. Спал я крепко, но проснулся тут же, как только воробьи начали прыгать по подоконнику и трещать наперебой. Клары рядом не было и в доме царила практически мертвая тишина. У меня появилась возможность рассмотреть комнату, жильцом которой я стал на короткое время. Обстановка была достаточно скудной: диван около стены, возле двери в прихожую распологался широкий и довольно старый письменный стол, на котором стояли лампа, самолет и были разбросаны тонны бумаг. Около стола стояло небольшое кресло, а на нем одиноко висел тонкий шелковый шарф. Возле другой стены распологались полки, усыпанные разными мелочами, на нижних ярусах также находились разноколиберные книги, но в основном они лежали на полу и было их очень много. Около самого балкона стояла ваза с неизменными цветами и небольшая старая картинка, а около них распологались два наших кресла, в которых мы вчера так удобно расположились. Под батареей я заметил одинокий винный бокал со следами помады, очевидно, про него забыли некоторое время назад. Сама комната была самый обыкновенной, со светлыми обоями и не очень новым паркетом, который поскрипывал в одном или двух местах. Везду чувстовался запах цветов, как неизменный призрачный шлейф Клары.  Больше всего меня заинтересовали книги, их действительно было неимоверно много. Это были маленькие книжечки или огромные книги в толстых переплетах. Там можно было найти и литературу на французком, английском, итальянском языках, кое-где виднелись края журналов, но это скорее было лишь случайностью.
Если вчера эту команту наполнял лунный свет, то теперь солнце так и рвалось внутрь и было неимоверно жарко. Я отвлекся от изучения букинистических запасов моей подруги и открыл дверь балкона. Воробьи быстро взмыли вверх и вокруг вновь стало тихо. Я задержался в дверях и взглянул в самое крайнее левое окно соседнего дома. Окна все так же были черны и безжизнены, а мне так хотелось чтобы кто-нибудь открыл их . Вдруг половицы за моей спиной скрипнули и я обернулся. Клара держала в руках поднос со свежими блинами, малиновым вареньем и чашками травяного чая. Мы вновь заняли кресла друг напротив друга. В комнату время от времени врывался теплый легкий ветер августовского утра, и тогда я наблюдал лицо Клары сквозь тонкую сеть кружев занавески, которые колыхал поток воздуха. Она пила чай и все время глядела в окно, лишь изредка обращая свой взгляд на меня.
- Ты хорошо спал? – спросила она меня.
- Да, очень.
- Я боялась, что ты не сможешь уснуть, но ты провалился в сон, только стоило тебе закрыть глаза.
С моих уст невольно сорвалась улыбка.
Воробьи вновь прилетели поближе к балкону Клары. Их щебет нарушал нашу монохромную тишину и вносил некое разнообразие в картину того утра. Блины были уже почти съедены а чашки наполовину пусты. Теперь проснулось и мое любопытство, я вспомнил про вчерашнего старика.
- Ты вчера так и не дорассказала что произошло дальше. Что произошло с тем фото?
- Я вновь прицепила его к  вертолету и отправила назад.
- И вы больше никогда не разговаривали.
- Нет, мы говорили, но через фото. Каждую ночь мы делали вот такие небольшие посылки друг другу. Мне казалось, что я знаю наизусть всю его жизнь. Через те фотографии я видела как они менялись, возрослели, старели, как менялись даты на фото: «1959 Варшава», «1961 Вена», «1965 Париж», «1970 Осло»... Они очень много путешествовали. И на каждом снимке их глаза говорили, что они счастливы, безумно счастливы. Все кончилось на 2004 году. На фото они уже были седые но все такие же счастливые. Моложе этого у него не было и тогда я написала ему на бумаге: « А где же другие ваши снимки?». Ответ пришел неожиданно быстро. На моем небольшом листке бумаги, немного корявым почерком было написано: « Она умерла в 2004 году...». И тогда я совсем по-другому взглянула на все эти фотографии. Каждую ночь он вспоминал ее, он будто бы каждый раз проводил обряд воскрешения. Он жил там, в социалистической Варшаве 1959 года, весеннем Париже 1970... А рядом всегда была его любовь, его женщина, его жена. В те ночи он никогда не был один, он всегла был с ней, а я стала их гостьей. Я отправила ему: « Я сожалею», а в ответ получила отрывок стиха. Я помню его:
«Расстались мы, но твой портрет
Я на груди моей храню;
Как бледный призрак лучших лет,
Он душу радует мою...»
Я написала ему: « А разве вам не хочется все еще узнавать мир ради нее?» , «Да, но боюсь я не смогу», - ответил он мне.
Это было так странно. В тот момент время будто бы остановилось для меня. Я стояла на своем балконе и смотрела на того старого человека, имени которого я даже не знала. Мое сердце наполняла большая жалось к нему, но с другой стороны я видела, что он не был несчастен. Она продожала стоять за его спиной невидимой тенью, поддерживая каждую секунду.
Тогда я пошла спать, но заснуть долго не могла. Я испытывала очень смешанные чувства, которые никак не хотели меня отпускать. Внутри меня происходила борьба. Я так хотела что-нибудь сказать тому старику, но не знала что, слишком много было слов, очень разных слов. С самого раннего утра, я написала письмо и сложила его самолетиком, отправила ему. Мне повезло: я  попала с первого раза
- Что же ты написала ему?
- Я знаю, что вы очень ее любили и любите до сих пор, я видела это по вашим фотографиям, но это еще не конец. Жизнь продолжается! Вам не стоит сидеть в четырех стенах, пересматривая каждую ночь вашу жизнь. Вы все еще можете ее продолжить, выйдите на улицу, взгляните вокруг. Еще столько всего, чего вы ни разу не видели, не чувствовали, не слышали. Ваше сердце еще хочет жить в полную силу, оно не лопнет, я обещаю вам. А если вам не по душе мир вокруг, то, мне кажется, что вспоминать об уже ушедшей молодости гораздо интереснее где-нибудь в Париже за чашкой хорошего кофе, чем здесь. Я написала что-то в этом роде.
Клара замолчала и вновь поглядела в окно. На мгновение ее глаза помутнели и блеск пропал.
- И что же произошло дальше? – робко спросил я, надеясь вытащить ее из секундного уныния.
- Тогда мне пришлось уехать на несколько дней, а когда вернулась, то ночью свет в его окне не горел. Я понимаю, что для многих это ничего бы не значило, но я знала: что-то изменилось. На следующее утро я решила пойти к нему домой. Мне было так страшно. Я ни разу не говорила с ним, я не знала его голоса, его привычек, но при этом на тот момент он мне казался самым близким человеком на свете. Самое глупое было то, что я совершенно не знала номера его квартиры. От волнения я даже решила слегка нарядиться.
Я поднялась на второй этаж соседнего дома, но искать нужню квартиру мне не пришлось. Мое внимание привекла записка, которая была приклеплена к одной из дверей.  Она была подписана: « Девушке, которая любит пускать самолетики».  Я развернула листок:
«Вас не было дома несколько дней, но я знал, что вы придете. Я думал о том, что вы написали. Сначала я не придал особого значения вашим словам, ведь вы так молоды, у вас больше сил, больше желания жить, ваше сердце бьется чаще. Но потом, вы пропали и я вновь остался наедине со своими воспоминаниями. Я понял, что, возможно, вы правы и я слишком долго жил лишь в своем прошлом, упуская настоящее. Я хочу сказать вам спасибо за ваши слова, за то что вам не была безразлична жизнь старика. Я не забуду вас, мой дорогой друг».
А через несколько недель мне пришло письмо, понятия не имею откуда он взял мой адрес.
Клара подошла к столу и начала быстро перебирать кипу бумаг, что там лежала. Вскоре в руках я держал старое фото и открытку с Эйфелевой башней.  Мое внимание привлекла фотография. Двое молодых людей держались за руки, улыбались. Я с большим вниманием рассматривал молодого человека на снимке, я все пытался угадать, каким он стал в старости, изменилось ли его лицо или в нем все еще можно угадать все того же парня.
- А потом были и еще открытки, а сегодня утром я получила еще одно письмо, - она протянула мне в руки открытку: - Африка, предсталвяешь? Как у него хватило смелости, не знаю. Но я рада за него, рада что он вновь может жить. Я бы не хотела даже в старости сидеть в четырех стенах и вздыхать о прошедшей жизни.
Клара вновь стала серьезной на мгновение, а потом улыбнулась мне и спросила:
- Надеюсь тебе понравились блины.
- Да, очень вкусные, - почти моментально ответил я с энтузиазмом ребенка.
Моя новая подруга слегка усмехнулась мне. Но я думал совершенно о другом. Я вспомнил своего дедушку и поезд, который отъезжал от перона, я тогда был еще совсем ребенком. Я глядел на то, как он садился в вагон, как его серые взрослые глаза улыбались мне. Он помахал рубкой на прощание, и поезд ушел. Тогда я лишь завидовал ему: он ехал на встречу новым людям, новым приключениям, новой жизни, а я стоял с родителями на этом сером пероне и лишь глядел вслед уходящей возможности. А что если он не ехал на встречу светлому и новому, возможно, он убегал. Он убегал от знакомых стен, от страрых мыслей, от своей жизни. А, может, он и не бежал, возможно, он хотел встретить свою молодость, найти где-то там, за всеми этими сетями, город, свои потеряные возможности и мечты. После того дня я очень долго не видел своего деда... Интересно, он нашел то что искал? А, может, ему все-таки удалось забыть то, от чего он так сильно хотел уйти...
Домой я возвращался медленно, будто бы нехотя. Мне было слишком сложно вырваться из сетей жизни Клары. Меня с неимоверной силой тянуло обратно в эту квартиру с ее пустыми стенами, цветами и тоннами бумаг на старом письменном столе. Я ждал с нетерпением следующего вечера, очередных бесконечных ночных разговоров. Каждая минута на работе тянулась так долго, словно эта была вечность.