За стеклом. Синопсис

«За стеклом»

Иногда, смотря в глаза человеку ты можешь понять практически всё. Это не просто, ведь почти каждый норовит тебе соврать, почти на каждом этапе, но если постараться, не устоит никто. Я не часто вел длительные диалоги с живыми людьми. Для меня, зачастую, они заканчивались еще не начавшись. Я смотрел человеку в глаза, затягивал монолог, а потом снова смотрел ему в глаза. Иногда я даже чувствовал, как судорожно пытаются вертеться шестеренки у него в голове, наблюдал, как искры неслаженного ржавого механизма воспламеняются в его глазах и в то же время тухнут. Люди избегали знакомства со мной. Не обходили стороной, потому что боялись обидеть, а просто избегали. В спорах, которые у меня возникали на каждом шагу, с каждым из них, я ощущал в их глазах боязнь, непонимание, ненависть, даже презрение. Они были полны чувств и эмоций. Но смотря в мои глаза ни один из них не увидел ничего. То ли я уже тогда достиг совершенства в своем искусстве, то ли все они были так далеки от меня. Были и хорошие моменты в моих диалогах. Монологах, скорее. Иногда я читал в их глазах восторг, небольшое смущение, удивление, но в целом восторг. Так на меня смотрели в основном девушки. С ними мои беседы всегда складывались лучше. Их не смущало присутствие напротив человека, который был умнее и мудрее. Человека, за которым можно было последовать. Я видел сотни мимолетных «хочу», «поехали» и «еще», но никогда не чувствовал настоящего. В поисках настоящего я заходил далеко, даже слишком. Мне всегда нужен был неисчерпаемый источник вдохновения. Я писал картины, холст за холстом. Я никогда не спрашивал у людей, которые покупали мои картины, что им в них нравится. Они просто говорили, что смотрели в переплетения моих красок и видели себя, себя в прошлом, себя в душе или что-то еще. Я не говорил, что не понимаю их, хотя я и правда их не понимал. Чтоб творить нечто большее, чем дизайн сайтов, листовок или даже зданий, человеку нужны внутренние толчки. Постоянные землетрясения. Сильные, но не настолько, чтоб разрушить возведенные там города. Семь баллов по Рихтеру, думаю. Рука тянется, даже если глаза закрыты. Процесс спонтанен и прекрасен. Нет, это скорее штормы. Ураганные ветра создают штормы, после которых наступает штиль. И тишина.


Из того, что не разрушало меня и давало вдохновение, я пробовал путешествия. Не важно, настолько далеко, главное налегке и в одиночестве. Знаешь, ведь улицы просто пропитаны историями, жизнями и трагедиями. Возможно, в городке в дали от высоких знаний, на брусчатке, по которой я ходил позавчера, пару десятков лет назад кто-то сделал предложение своей возлюбленной, став на одно колено, и вся улица услышала крики счастья. А может, на площади, где я сидел и любовался закатом солнца за трехэтажный домик, много веков назад палач выполнял свою грязную работу, ввергая людей в эйфорию, слезы и истерику. Всё это вечно витает там. Просто это незаметно для большинства. Они такие глупые. Когда города кончались, или не было сил, или на улице было холодно, штормы в моей голове запускал алкоголь. Одну из своих картин я написал в полной темноте, просто мысленно помня, на какую часть холста я нанес предыдущий штрих, предварительно выпив уже пару бутылок красного вина. Иногда даже свет мешал мне быть одному. Но однажды, мои землетрясения и штормы сошли на нет. Когда я увидел её глаза. Первые глаза, в которые я смотрел и видел нечто настоящее, пробивающее себе путь через паутины злобы и разочарования, но всё же, пробивающееся наружу. Не сразу, но меня насторожило то, что я не мог безукоризненно прочесть её. Её взгляд мне не врал, никогда, но я никогда не был уверен. Я никогда не умел доверять людям, но несознательно захотел научиться. Впервые цветные краски моих картин переносились в мою жизнь. Мы почти сразу стали жить вместе. Хотя долго на одном месте мы не сидели.  Рутина переставала быть рутиной. Я всю жизнь был отшельником каких давно не видел город. Я отталкивал людей как только сам понимал, что они требуют моего внимания больше, чем я готов им дать. Мои интересы никогда не длились больше дня, я всегда пользовался человеческим фактором окружающих для достижения своей цели. А пользоваться ей я не захотел. С первой встречи. Она была как я. А со мной она была собой. Со мной она парила над землей, а для остальных была черной вдовой. Испепеляла людей взглядом. Она была так опасно красива. С острыми как бритва скулами. Она поворачивала голову немного в сторону, хитро улыбалась и концентрировала свой взгляд на мне. Чувства кричали. Они взрывались. «Возьми меня. Возьми и оставь себе». Я был обязан ей. Знаешь, тебя это заполоняет. Оно внутри и снаружи. Ты не хочешь да и не можешь убежать. Это прекрасно и страшно. Это завораживает и пугает. Это будит в тебе то, что спало летаргическим сном, а ты думал, что этого в тебе просто не существует.

Мы были превосходной парой. Образцовой, если чьи-то извращенные идеалы совпадали с нашими. Эти отношения были своеобразны, непонятны людям, но от этого они становились еще ярче для нас двоих. Мы изымали из лексикона такие банальные слова как «встречаться» и «отношения». Я не говорил ей, что люблю. Фразу «Я люблю тебя» я был готов произнести лишь раз за всю жизнь. Раз и навсегда. Однажды. Об этом нужно молчать. Молчать и доказывать. Клятвы мне были не нужны. Я всегда считал, что отношения это нечто большее, чем можно созерцать вокруг нас. Это партнерство двух людей. Люди должны доверять и поддерживать, должны помогать друг другу не совершать ошибки и поворачивать только там, где нужно. А если и свернули по ошибке - то искать выход вместе. Мы делили квартиру, мечты, мысли и постель. Я чувствовал её целиком каждый раз когда она кончала. Она любила кричать и быть в моей власти. Мы были счастливы и счастливо осуждали социум. Он не решал за нас, не навязывал, мы посылали его к черту. Знакомые, то ли в шутку, то ли нет, говорили, что если у такой пары творческих социопатов как мы родится ребенок - это будет младенец дьявола. Мы не хотели детей, мы хотели друг друга. Смеялись и понимали, что это правда. Мы не были верующими, но часто упоминали Господа. Чаще всего, когда она на коленях исповедовалась мне в костюме монашки, сшитым по нашему индивидуальному заказу.

Я понял, что нашел то, от чего бежал всю свою жизнь. И я боялся что знал, чем закончится эта история. То ли случайно, то ли со злого умысла судьбы, я начал терять свои волны. Они накрывали меня всё реже и реже. Время без вдохновения превращалось в скуку. Я мог пережить всё, мог вытерпеть всех, но не скуку. Скука убивала меня. Она стала моей, но так и не стала моей музой. Всё начинало блекнуть. Без картин я не видел себя. Мой мозг взрывался от бесконечного и бессодержательного поиска чего-то и где-то. Она сходила с ума вместе со мной. Я не мог её бросить, не мог уйти от неё, не мог оставить. Я был её последним шансом и я не имел права так поступить. Её родители погибли, когда ей было 15, она привыкла, что по ней не скучают, что она одна. Её сердце разбивали, она наглупила и наошибалась до меня. Она привыкла ко мне. А мне было так рано ставить на себе крест. Она поглощала меня целиком, не задавая вопросов. Я потерял контроль. Не знаю как, но я впервые в жизни не контролировал совсем ничего. А она давно потеряла голову. Время шло, мы играли в имитацию счастья, которое затерялось много месяцев назад. В один день мы вновь уехали из своего города. Все люди были заняты воспеванием очередного праздника, названия которого я не помнил, но до нас уж точно никому не было дела. Я подарил ей красивый букет из местных горных цветов, чего не делал уже давно. Она поцеловала меня, сказав, что это самые красивые цветы в её жизни. Как же она была права. Она поцеловала меня, мы начали раздеваться и идти в сторону спальни. У нас был, как и всегда, страстный секс. Я положил руки на её шею и начал душить.  Мы оба любили это, получали от этого неимоверный кайф и умели вовремя остановится. Есть что-то в том, когда ты полностью доверяешь себя другому, это нас заводило. Но я не остановился. Я смотрел как пустеют её бездонные глаза, как она надеется, что сейчас я отпущу и поцелую её. Она не могла промолвить ни звука. Но я не отпустил. Когда её глаза начали закатываться вверх, а тело почти перестало дрожать, я наклонился и прошептал ей на ушко - «Я люблю тебя». Мне казалось, что это длилось вечность. Я отпустил её. Она лежала бездыханно, такая идеально красивая и идеально моя. С синяками от моих рук, от рук, которым доверяла жизнь. Девушка, которая спасла меня, и девушка, которая почти меня потопила. В первый и в последний раз в жизни я заплакал. Я не хотел скучать по её глазам. Но и утонуть я не мог. Собрав вещи, я просто ушел, оставив её одну, на чей-то съемной квартире. Как обещал никогда не делать.

И вот я перед вами, детектив. Прошло больше двадцати лет. Я прожил свою жизнь и стал тем, кем вы меня знаете. Я остался собой. И за пуленепробиваемым стеклом в этой комнате стоят полицейские и охранники, которые мечтали бы о моем автографе. Всё сложились так, что лучше быть и не могло. Я увидел мир, был в жюри конкурсов красоты и сам был на обложках журналов. Я, однажды, разбил белую коллекционную Феррари и оставил её прямо в лесу. Я купил себе дом, в котором жил Дэвид Бэкхэм. Я подпишу последнюю открытку для вашей дочери и, хоть у вас и нет ни дела, ни улик против меня, детектив, я подпишу это чистосердечное признание, но при одном условии - там, где я проведу много скучных и однообразных дней, мне нужны листы белой бумаги и простые карандаши. И одноместная камера. Одиночество и холсты - всё, что у меня было и до и после неё. Это всё, о чем я вас прошу.

«…на основании Статьи №*** пункта 1.1 Уголовного Кодекса, за убийство, т.е. умышленное противоправное причинение смерти другому человеку, суд, в составе одиннадцати присяжных единогласно принял решение - подсудимый проговаривается к наказанию путём лишения свободы на срок 18 лет. Судебное решение апелляции не полежит. Приговор вступает в силу незамедлительно. Увести заключенного.»

Смотри, я плачу свою цену. Слышишь, я люблю тебя. Я больше тебе не обязан.

Дэни Трэнди (с) 2015