Май 2014 продолжается

В мае случилось еще одно событие, которое окончательно настроило меня на переезд.
В моем кабинете работала Марина Федоровна, удивительной души человек.
Но…, очередное сокращение, она пенсионерка - она крайняя. Интересно, что специалист она, каких еще поискать: документы в идеальном порядке, сроки сдачи отчетов не нарушает, коллеги и подотчетники наперегонки бегут, чтобы именно она их отчеты обрабатывала. Но…, она же пенсионерка, а молодым, которые лишний раз пальцем не пошевелят, им надо работать, хотя они честно признаются, что им эта работа не нужна.
Марина заболела, все сочувствие высказывают по поводу ее сокращения, хотя приказа еще нет, но все уже знают, что ее внесли в списки. Открылась у нее язва желудка, и на пару недель ее увольнение отложилось само-собой, не захотел никто в больницу идти, уведомление о сокращении вручать. Тем более ей вообще вначале рак поставили.
Мы с ней перезванивались, она все о работе переживала, как там, что там. Я ей посоветовала после больничного отпуск взять, чтобы дальше «сочувствие» не выслушивать.
Было дело, и я была под сокращением. Помню, в кабинет заходят, и нет обычных разговоров, нет смеха, все сдержано и тихо, как при покойнике. Я тогда пару недель попереживала, а потом возмутилась, я же не сдохла и не сдохну, так чего голос при мне понижать, и бояться смотреть в мою сторону.
Видела я, как рвут они ее сердце, понимали мы с ней, что и заболела она от несправедливости. Ведь глядя на это бля-во, как не заболеешь. Она работу делает, а ее вон. Да и на больничном звонят: - может, выйдешь сделаешь свой участок, и за молодых то же, потому что они не успевают свой объем выполнять.
Я ей: - Зачем тебе это надо? Пусть привыкают, что тебя нет, пусть сейчас поймут что не того человека сократили. Ведь отгулы теперь тебе не нужны, а заплатить они за эти выхода удавятся.
Она соглашается и все-равно в выходные приползает, делать работу. Да и домой к ней подотчетники ходили, чтобы она их работу проверила и отчеты приняла.
Чудо, а не человек.
Вот я тогда вспомнив свою ситуацию и решила на ее прощание, устроить хоть какое-то подобие торжества. Стихи сочинила, орден и погоны маршала бухгалтерского учета сделала.
Знаешь, мой хороший, тошно было смотреть на то прощание.
Марина стол накрыла, все пришли как на поминки, она стоит со слезами на глазах, как-никак сорок пять лет на этом предприятии. Она слова сказать боится, слезы потекут, и они все молча жуют. Вот тут я и выступила! Повеселели все, шутка шуткой, но она ордена не бумажного заслуживала! И слезы прошли и как-то расслабились все, только я глядя на все это вдруг поняла, я не Марина. Уволюсь без сожаления, уйду без оглядки. Ничего не жаль, ни созданной мной системы учета, ни потраченных пятнадцати лет на этих людей, которые даже поленились хорошему человеку слово доброе сказать, признаться в своей трусости, что не отстояли ее, не захотели себе проблем перед начальством наживать. Многие отделы своих людей защитили, и их не сократили.
Я вдруг поняла, что я последний динозавр. А что стало с динозаврами? Правильно! Они вымерли. Поэтому, мне пора уходить, пришло мое время.
В здешнем серпентарии динозаврам не место. Марина да я – последние, которые видели жизнь через призму простых человеческих отношений, а не жопализтва и денег. Ушла Марина (Мирта) Федоровна, ушел последний родной души человек. Мы еще часто потом гуляли вместе, встречались, но ее увольнение показало мне как дальше вести себя и чего хотеть.