Стрекоталки
Голодный бомж в нашем маленьком благополучном – «шоколадном»! – городке?! Невероятно. Ну, в мегаполисе, ну, в бедном райцентре или полуразвалившемся совхозе – понятно. Но в благополучном атомграде, наукограде, где ниже четвёртого этажа ни одного жилого дома нет? Как так можно? Как могло случиться в нашем «шоколаднике», что человек от голода ест объедки в мусорном баке? Что случилось с этой женщиной? Где её родные? Знакомые? Государство, наконец; которому, впрочем, веры не стало?
Женщина ела кожуру от банана, держа её грязными короткими пальцами. Седой невысокий сухощавый мужчина широко раскрытыми глазами уставился на неё, и чуть было не кинул свой мешочек мимо контейнера. Женщина не обратила на него внимания. А он поспешил отойти, презрительно покачивая головой.
Таня сбегала на рынок и купила три банана и три свежих огурца. С пакетиком в руке она торопливо приблизилась к голодной женщине и тихо сказала:
- Возьмите, матушка, Христа ради.
И протянула ей свой пакетик с фруктами и овощами.
Та подняла на неё безжизненные выцветшие глаза и неожиданно добрым голосом произнесла:
- Спасибо, доченька.
И приняла дар. Мокрые пальцы, только что рывшиеся в гнилье, скользнули по Таниной руке, и она едва сдержалась, чтобы тут же не вытереть кожу носовым платком. Улыбнувшись, Таня сказала:
- Спаси, Господи, матушка!
И зашагала навстречу ожидавшей её матери, которая не преминула заметить:
- Милостыню алкоголичке дала? Она же всё пропила, а ты её жалеешь.
- Да не похожа она на пьяницу, - возразила Таня и вздохнула: в чертах женщины действительно было что-то обрюзгшее, обвисшее, но когда в её глазах мелькнула слеза благодарности, эти признаки выпивающей старости исчезли с лица, словно платком, покрытые добротой.
«Даже если пропила, - подумала Таня, - сейчас-то ей очень тяжело».
Она распрощалась с мамой и зашагала домой.
Что она могла сделать для несчастной, как христианка? Таня шла по улице и мечтала: каждый день она будет ходить к этому мусорному контейнеру и приносить нищенке еду. И разговаривать будет участливо. А когда поймёт, чем ей можно помочь, то и поможет: пойдёт в администрацию, к депутатам, чтобы бедняжке дали жильё какое-никакое, денежное пособие…
Она шла и гордилась и поступком, и мыслями своими – истинно православными, как заповедал Господь, и изо всех сил настраивала себя на глубокую жалость и сочувствие. И даже что-то похожее почувствовала.
Поглощённая раздумьем, Таня с опозданием отреагировала на дружеское «Привет, Танюш! Как дела?». Таня улыбнулась сероглазой девушке, сиявшей обаятельной улыбкой.
- Да вот, иду из магазина, - сказала невпопад Таня и оглянулась назад, - хлеба купила… Слушай, Марин, я сейчас видела настоящую бомжиху! Она ела кожуру банана из мусорного бака! Ужас, правда? Так жалко…
Марина философски повела бровью.
- А что тут сделаешь? – заметила она. – Сами зачастую виноваты, иногда, конечно, обстоятельства. У нас по соседству сын с матерью живёт, ты бы видела: грязные, вонючие, осоловевшие, в квартире бедлам и смрад! Мать парализованная лежит, а сын нигде не работает, бутылки собирает по городу, что выручит, то проедят и пропьют. Чем платят за квартиру – непонятно! И никому дела нет.
- Какая несправедливость! – в негодовании воскликнула Таня и тут же пристыжено поняла, какую фальшь озвучило её равнодушное сердце.
- Несправедливость, - согласилась Марина. – И жалко их, с одной стороны, а с другой – почему позволили себе так низко опуститься? Из-за водки, понятное дело.
- Водка – это гибель, - с готовностью подхватила Таня.
И обе молодые женщины с увлечением принялись «чесать язычки». Они стрекотали, сетуя на жизнь, на людские пороки, а бомжиха у мусорного ящика торопливо доедала немытый огурец.
14, 22 декабря 2005, 2 января 2006
Свидетельство о публикации №215022701276