Ирина Гирфанова. Туман

Объем 35,1 тыс. зн.




Я вовсе не героиня – не подвиг стремление выжить.
Я назову своё имя, вы только эхо услышите.

Мгла рассеялась и Гвен увидела Сью. Дочка бежала к ней босиком по зелёной лужайке. Детский смех разноцветными бабочками разлетался по густой траве. Этот смех, словно взмах волшебной палочки, обычно разгонял печаль Гвен. Но сейчас печали и так не было. Лёгкость — необыкновенная, облачная лёгкость наполняла душу. Бегущая к маме маленькая девочка в белом платье на фоне голубого неба, казалась ангелом, несущим добрую весть.
- Боже, благодарю тебя! - прошептала Гвен.

 ****

Гвинет было шестнадцать, когда судьба сделала крутой вираж и развернулась на 180 градусов. Счастливое детство разбилось вдребезги вместе с самолётом, летевшим из Гонконга в Париж.
Её вызвали прямо с урока к директору лицея. Мсье Бернар, пряча взгляд в ворохе бумаг на столе, жестом пригласил девочку присесть напротив.
- Гвинет Тонкс, - начал он официально, чем поверг Гвен в замешательство.
- Да, мсье директор, - она присела на краешек стула и стала разглядывать лицо директора, которого одинаково боялись как ученики, так и учителя. Мсье Бернар никогда ни на кого не повышал голос, не спорил, а просто принимал решение и уже не менял его ни при каких условиях. Место в престижном лицее боялись потерять как педагоги, так и учащиеся. О том, как тихо и незаметно можно попасть в немилость к директору, ходили легенды. В то утро, сидя напротив директора, Гвинет изо всех сил пыталась понять, зачем её вызвал мсье Бернар. Ничего крамольного за собой в последнее время Гвен не помнила. Между тем, этот тщедушный длинноносый человек пригладил остатки коротких, вьющихся на затылке волос и, наконец, поднял глаза на ученицу:
- Должен сказать вам, мадмуазель Тонкс, что...
Отвёл взгляд, встал, заложив руки за спину, подошёл к окну, и, не оборачиваясь, быстро заговорил:
- Гвен, твои мама и папа погибли. Самолёт упал. Никто не выжил. Крепись.
И, почувствовав облегчение от того, что освободился от тяжёлой обязанности донести страшную весть до ребёнка, вернулся на место.
Гвен не поняла, зачем директор говорил всё это. Её родители не могли погибнуть. Сегодня они прилетают из Гонконга. Папа обещал новый телефон. Впрочем, даже если не привезёт, она просто ужасно соскучилась. Целых три дня жила одна, и вела себя, кстати, очень благоразумно.
- О чём вы, мсье Бернар? Я вас не понимаю! - растеряно произнесла Гвен.
- Да ты поплачь, поплачь, легче будет, - ободряюще сказал директор. - Сейчас Пьер отвезёт тебя домой. На этой неделе на занятия можешь не приходить.
И он, подняв трубку, дал необходимые распоряжения своему шофёру.
- Ну, ступай. Пьер ждёт тебя.
Посчитав на этом свою миссию выполненной, мсье Бернар склонился над бумагами. Гвен, решившая, что директор её с кем-то перепутал, собралась было вернуться на урок, но навалившаяся внезапно тяжесть подкосила её, как только девочка встала со стула.
Очнулась Гвен уже дома. Чужие люди ходили по комнатам, осматривая каждый угол, трогали вещи, шутили и переговаривались. Всё как в тумане, из которого время от времени выныривал то полицейский, то немолодая полная дама в розовом платье, с кукольным лицом под высокой чёрной причёской.
- Мадам Фурже, девочка приходит в себя, - донёсся, будто сквозь вату, мужской голос и чёрно-розовая женщина уселась напротив Гвен, сжавшейся в уголке дивана. Прищуренные глаза под нарисованными дугами чёрных бровей пригвоздили Гвен к обивке и буравили, не отрываясь.
- Давай знакомиться, милая, - ласково, чуть нараспев произнесла мадам Фурже. - Я из опекунского совета, меня зовут Аделаида Фурже, ну, для тебя, разумеется, мадам Фурже. А про тебя я уже всё и так знаю. Родители родом из Великобритании.
При этом она скорчила лёгкую гримасу недовольства, как бы говоря: «Понаехали отовсюду, французам скоро места не останется!»
- Работают… пардон, работали архитекторами. Хм, интересно, как им удалось устроиться на такую хорошую работу? Не иначе, как... Впрочем, это уже неважно. Никого родных у тебя во Франции нет. Дом ваш уйдёт банку — отец не выплатил и половины ипотеки. Сбережений у семьи не было.
Она неопределённо усмехнулась:
- Как жили одним днём, так и умерли.
Подняла глаза к потолку и демонстративно вздохнула:
- Да будет им земля пухом!
И вновь обратила взор к Гвен:
- Да-да, деточка. Плохи твои дела. В лицее скоро выпускные тесты, ну, ты их явно теперь не пройдёшь.
Гвен слушала и пыталась соединить нежный голос и яд, содержащийся в словах. Девочка готова была разрыдаться от горя в ответ на материнские нотки, припасть к плечу доброй женщины, но смысл отталкивал, настораживал, помогал сдержать чувства. А дама снисходительно улыбнулась и продолжила тем же воркующим голосом:
- Так вот, мы выяснили: в Лондоне у тебя есть родная тётка, сестра отца — мадам Тонкс. Поедешь к ней — всё же лучше, чем в приюте. Такую взрослую мадемуазель вряд ли возьмут в приёмную семью.
Оценивающий взгляд чёрных глаз:
- От греха подальше.
Она поправила и без того идеально уложенные волосы и продолжила говорить. Но Гвен больше не вникала в смысл слов, улавливая только интонации и выражение лица, осознавая лишь одно — значит, это правда. Как же так? Ещё сегодня утром всё было как обычно. Почему она не ценила этого? Почему поняла, как любит родителей, только когда их не стало? Одна на всём белом свете. Жизнь кончилась, не успев начаться. Что говорит эта мадам Фурже? Тётка в Лондоне? Гвен почти ничего не знала о своей семье. Мама и папа не любили ворошить прошлое. Всё, что посчитали нужным рассказать — уехали из Англии за три месяца до появления дочери на свет. Дома часто разговаривали на английском, чтобы ребёнок знал язык. Вот и вся связь с прошлым семьи. Семьи… Гвен всхлипнула, не в силах больше сдерживать слёзы. К счастью, мадам Фурже не заметила этого, увлечённая своей речью.

Колледж Гвен дали закончить. В доме, для присмотра за несовершеннолетней подопечной, временно поселилась опекунша. Замкнувшаяся в себе, Гвен пропускала мимо ушей нравоучения мадам Фурже, представляя её как нечто неодушевлённое. А по ночам тихонько плакала от горя и тоски по родителям. Утром подушка была мокрая и девочка ставила её так, чтобы на влажную поверхность попадали солнечные лучи, пропитывая ткань теплом и обещанием, что жизнь продолжается.
Через два месяца, вместе с дипломом бакалавра об окончании среднего образования, выпускница лицея Гвинет Тонкс получила авиабилет до Лондона эконом класса в один конец.

Лондон встретил Гвен густым туманом. Вечерело. Из аэропорта она довольно быстро добралась по указанному адресу и узнала, что Кэтрин Тонкс здесь давно не живёт. Что же делать? Куда идти? Чужая страна. Она в своей-то была никому не нужна. Лишняя. Папа говорил, что в мире нет ничего, и, тем более, никого лишнего. А может папа ошибался? Нет, папа не мог ошибаться! И вообще, в прошлой жизни не могло быть ни обмана, ни ошибок. Это, наверное, мир внезапно стал другим. В нём оказалось слишком много людей. А когда слишком много, кто-то обязательно будет лишним. А может, всё не так плохо? Где-то совсем рядом живёт родная тетя, которая даже не знает о её существовании и будет рада встрече с дочкой погибшего брата.
Гвен брела, погрузившись в размышления, слёзы текли по её бледному лицу, но в тумане этого никто не замечал. Или не хотел замечать. Впрочем, улица быстро пустела. Редкие прохожие серыми тенями торопливо проскальзывали мимо. Темнело. В свете фонарей туман клубился, вызывая ощущение нереальности, а за границей освещения сливался с сумерками. Внезапно перед Гвен возник невысокий мужчина в надвинутой на лицо шляпе. Дальше всё завертелось, как в кошмарном сне. До этой минуты Гвен думала, что самое страшное с ней уже произошло, что хуже ничего быть не может. А оказалось — всё только начинается. Туман заглушил её крик, скрыл лицо насильника и чуть позже быстро вобрал его в себя вместе с немногими вещами Гвен.
В той, другой, счастливой жизни, Гвен уже начинала познавать вкус своей женской привлекательности, но ещё не утратила детской чистоты и невинности. Теперь, будто судьбе было мало выпавших на её долю бед, было растоптано ещё женское и человеческое достоинство. Гвинет сидела на грязном холодном асфальте, прижав к груди ободранные колени, и рыдала в голос, размазывая рукавом по опухшему лицу слёзы и кровь. А туман закрывал её от мира, давая понять, что рассчитывать не на кого и не на что.
Гвен не заметила и не услышала, как к ней подошёл высокий человек в полицейской форме, грузный, с большими руками и выпирающим животом. Не сразу он смог привести девушку в чувство. Помог подняться, доставил в участок. Выслушал, отвёл к доктору. Гвен было уже всё равно, кто эти люди и что с ней будет дальше.
Пожилой полицейский с сочувствием смотрел на поникшую девчонку-подростка с синяками на лице, в её опустошённые серые глаза и мучительно думал, чем помочь. Девчонка напоминала ему дочь – такая же юная, хрупкая, белокурая. Поздний, любимый ребёнок. Случись с ней подобное, он бы жизнь положил на то, чтобы поймать подонка. И собственными руками… В конце концов, полицейский добился от Гвен откуда, зачем и к кому она приехала, узнал адрес миссис Тонкс, и отвёз девушку к тётке.

Сестра отца жила в стандартном доме в пригороде: низкий заборчик, лужайка, дорожка от калитки к дому. Гвен бездумно шагала вслед за полицейским, глядя на его начищенные ботинки, которые по очереди попадались в поле её зрения. Был поздний вечер, фонарь ярко освещал крыльцо и дверь с упавшей набок цифрой «8». На настойчивый звонок после долгого ожидания вышла высокая худая женщина с недовольным лицом.
- Миссис Кетрин Тонкс?
- Что вам? – её голос показался Гвен грубым, почти мужским. Ещё утром это насторожило бы девушку, но после всего, что с ней случилось сегодня, ничто уже не могло её напугать.
- Сержант Джекобс, – поднёс руку к козырьку полицейский. – У вас был брат Томас?
- Почему был? – ни удивления, ни беспокойства.
- Ваш брат трагически погиб, - сержант не подал вида, что реакция миссис Тонкс показалась ему странной. – К вам приехала его дочь, мисс Гвинет Тонкс. К сожалению, с ней в Лондоне слючилась беда – девочка подверглась сексуальному насилию.
Он замялся, заметив пробежавшую по лицу Миссис Тонкс тень злорадства, потом решил, что показалось, и продолжил:
- Она несовершеннолетняя. Вы, как единственная родственница, должны написать заявление в полицию. Врач её уже осмотрел, серьёзных повреждений нет. Так вы, миссис Тонкс, возьмёте девочку к себе?
Полицейский обернулся и пропустил Гвен вперёд.
- Благодарю, сержант. Разумеется. Заходи, милочка. Всего хорошего, сержант.
Миссис Тонкс взяла Гвен за руку и увела в дом. Полицейский с минуту постоял на пороге, покачал головой, и, вздохнув, направился к машине.

Закрыв за сержантом дверь, миссис Тонкс внимательно осмотрела племянницу и надолго задумалась. Гвен стояла у порога, кутаясь в полицейское одеяло и не поднимая взгляда от носков домашних туфель хозяйки. Потом её отвели в какую-то тесную комнатку с узкой жёсткой кроватью и больше Гвен ничего не помнила из того ужасного дня.

Кэтрин Тонкс руководила филиалом фармацевтической компании и занималась апробацией и внедрением в продажу новых лекарственных препаратов. Она умела грамотно распорядиться всем, что попадало в руки. Свою юную племянницу миссис Тонкс задействовала и в работе по дому, и в своей лаборатории. Гвен прибиралась в комнатах, ходила за продуктами, мыла и чистила клетки с лабораторными животными. Про учёбу не могло быть и речи – у девочки не было ни минуты свободного времени. При этом тётя Кэтрин не упускала случая обозвать племянницу нахлебницей и попрекнуть куском хлеба, которого Гвен досыта не едала с тех пор, как лишилась родителей. Дни тянулись бесконечной вереницей. Какова бы ни была погода, Гвен всё время казалось, что она блуждает в непроглядном тумане. Занимаясь тёткиными делами, девушка думала о том, что всё, происходящее с ней, не может быть реальностью. Это какая-то компьютерная игра, подогнанная под настоящие переживания. «Я просто нахожусь внутри и пока не дойду до конца, со мной будет происходить всякая ерунда, которой в жизни быть не может. Реальность была тогда, когда я жила с мамой и папой. Реальность – это друзья, жаркое солнце, синее небо, зелёная трава. Это свобода и любовь. А всё, что сейчас: постоянное недовольсто тёти, вечный туман – это просто условия игры. Если я пройду все испытания и выдержу, то вернусь опять домой. И никогда больше не буду играть в подобные игры. И фильмы такие смотреть не буду. А сейчас надо держаться прошлого. Память спасёт меня и выведет в реальность, если я окажусь в тупике». По ночам Гвен снился запах дома, полный холодильник еды, тёплые мамины руки, оставшиеся во Франции друзья. А ещё папа над чертежами невероятно красивых городов будущего. И солнце, много солнца. Всегда тепло, даже жарко. И каждый сон заканчивался тарахтением мотоцикла соседа Поля. Всё громче и настойчивее. Слишком громко. Звук, не принадлежащий этому миру счастья.
Будильник.
Ах, да.
Опять игра.
Ну и ладно. Сейчас я выполню все условия и снова проснусь дома!

Такое разделение действительности помогало терпеть придирки Миссис Тонкс, отсутствие подруг, нескончаемую работу. Гвен не обижалась, не злилась на тётку. Поняв, что сестра отца ей не рада, девушка стала воспринимать Кэтрин Тонкс как стихийное бедствие своей жизни, катастрофу, которую просто надо пережить, перетерпеть.  Когда выяснилось, что Гвен беременна, тётя Кэтрин вообще, как с цепи сорвалась. Её худое вытянутое лицо выражало крайнюю степень отвращения, глаза за стёклами очков метали гневные взгляды,  а ледяной голос твердил по поводу и без повода:
- Мало мне одной дармоедки, так теперь ещё и ублюдка её корми! У меня сейчас в работе хороший препарат для прерывания беременности. Давай-ка, мы с тобой его опробуем.
Но для будущей матери раскрылась новая сторона жизни. Словно солнечный луч пробил пелену тумана. Она больше не будет одна! У неё появится родной человек. Самый родной, самый любимый. Он тоже станет любить её. И всё будет хорошо. Гвен расправилась, в её лице появилось выражение уверенности и спокойствия, в походке — особая стать. Девушка ждала чуда и больше не обращала внимания на неприятности. Она стала осторожнее относиться к пище и ко всему, что предлагала тётя Кэтрин. Тем временем, видя блаженно-отстранённое лицо племянницы, миссис Тонкс наливалась лютой злобой.  Она никогда не была замужем, терпеть не могла детей, ненавидела красивых женщин и презирала мужчин. Перемены, происходящие с Гвинет, не могли ускользнуть от её внимания. Гвен, даже затравленная «добротой» тёти, была, безусловно, красива: правильные черты лица, светлые прямые волосы, нежная гладкая кожа, ещё хранящие детскую припухлость губы, печальные серые глаза. Эта печаль никуда не делась, даже когда Гвен поняла, что станет матерью. Только теперь во взгляде зажёгся огонёк тайны, знание чего-то такого, что не каждому дано.
В конце концов, миссис Тонкс не выдержала:
- Ты, маленькая распутница! Я не могу мириться с таким позором: моя родная племянница ждёт внебрачного ребёнка! Я, добропорядочная женщина, приютила в своём доме блудницу. Решай — или крыша над головой, или ублюдок!
Гвен не раздумывала ни мгновенья. Она ушла, в чём была. Заканчивался август. Обретённая свобода не радовала, но и не угнетала. Гвен забрела в парк, присела на скамейку и закрыла глаза, подставив лицо косым солнечным лучам. Только теперь она обратила внимание, что в Лондоне, оказывается, тоже бывает тепло и светит солнце. Не хотелось ни о чём думать, пускать в душу сомнения и тревоги. «Ну и пусть. Пока я в игре, со мной ничего смертельного не случится. Папа говорил, что тяготы даются не в наказание, а для преодоления. Пережитое горе очищает душу и делает человека сильнее. Вот и у меня это просто ещё одно испытание. Какая-нибудь подсказка обязательно придет».
И подсказка пришла. Гвен почувствовала, что кто-то присел рядом на скамейку. Открыв глаза, увидела темноволосую круглолицую девушку. Темнело, уже зажглись фонари.
- Привет! – сказала незнакомка. – Ты кого-то ждёшь?
- Нет, - ответила Гвен. – Разве что, белого кролика.
Незнакомка оценила шутку по-своему:
- Чтобы выйти из Матрицы?
  - Нет, - уточнила Гвен. - Чтобы попасть в страну чудес.
- А..., - кивнула девушка. - Тоже ничего. Хотя, если подумать, результат один и тот же. Но мне ближе «Матрица». Мир вокруг именно таков, будто люди живут не свои жизни, реальность не реальная и от нас абсолютно ничего не зависит. Я – Мэри.
- А я Гвиннет, то есть Гвен. И я думаю, что зависит. Можно согласиться есть гадость, если она имеет вкус свежего жаркого, а можно отказаться.
- И тогда есть гадость без обмана? – рассмеялась Мэри. При этом её переносица наморщилась, а большие карие глаза превратились в узкие щелочки. В сумерках сверкнули неровные белые зубы.
- Тогда хотя бы понимать, где реальность, а где…
- И что тебе даст это понимание? – пожала плечами Мэри. – Всё равно ничего не изменишь, только будешь давиться, и всё. В неведении можно иметь хотя бы иллюзию счастья.
- И навсегда остаться в чуждой системе, - - не уступала Гвен. – А когда знаешь, что это ложь, можно хотя бы попытаться вырваться, найти истину. И для себя, и для наших детей. 
- У тебя уже есть дети? – удивилась Мэри. - Сколько же тебе лет?
- Скоро будет, - Гвен, пропустив мимо ушей второй вопрос, посмотрела на свой плоский живот и обхватила его обеими руками, словно защищая.
- А у меня есть. Сын Патрик. Ему уже два. Ты где живёшь-то, правдоискательница?
- Нигде, - призналась Гвен. - У меня в Лондоне кроме тётки нет никого, а она, узнав о моём положении, сказала: аборт или катись на все четыре. А я хочу этого ребёнка, понимаешь? Может это и есть мой путь к истине.
- Странная ты, - проговорила Мэри. – Как будто, правда, из другой реальности. Ладно, пошли со мной. Будешь присматривать за Патриком, пока я на работе. Придумаем что-нибудь.
По пути к дому Мэри, Гвен рассказала о себе. Вспоминая детство, она вдруг поразилась: неужели было время, когда самым большим несчастьем в жизни казалось недостаточное количество карманных денег или ссора с мамой из-за косметики?
- Твои предки были такие жадные? - фыркнула Мэри. - Подумаешь, накрасилась маминой помадой или сходила с друзьями в кафешку.
- Нет, - поспешила поправить впечатление Гвен. - Просто папа не хотел, чтобы я пропадала в ночных клубах, а мама говорила, чтобы я свою природную красоту не портила.
Мэри окинула Гвен оценивающим взглядом:
- Да, она была права: тебе пользоваться косметикой, только добро переводить.
Гвен смутилась и поспешила перевести разговор:
- А твои родители где?
- Они фермеры. Живут в провинции. У них, кроме меня, ещё четверо. Я — старшая. Только я сбежала от всего этого хозяйства, как только паспорт получила. Учиться поехала. Предки даже не знают, что они уже бабушка с дедушкой.
- Ты что, с тех пор дома ни разу не была? - Гвен даже остановилась от удивления.
- Неа. Зачем? Расстраивать их тем, что у меня всё не так, как им бы хотелось?
Гвен вздохнула, догоняя Мэри:
- А я бы всё отдала, чтобы только вернуться домой. И чтобы папа с мамой...
На глазах выступили слёзы, голос дрогнул. Но Мэри лишь пожала плечами:
- У тебя своя судьба, у меня своя. Моим предкам есть о ком заботиться — младшему брату всего восемь лет. А меня учить жизни уже поздно.
- Но ты лишаешь сына бабушки и дедушки!
- Ой, да ладно искать проблемы там, где их нет! - отмахнулась Мэри. - Меня устраивает всё, как есть, и хватит об этом.
Мэри недавно исполнилось двадцать три. Мужа у неё никогда не было. Время от времени девушка встречала парня, в которого влюблялась «на всю жизнь». И ни с одним отношения не длились больше месяца. Мэри даже решила для себя: если любовь продержится больше тридцати дней – приведёт любимого знакомить с сыном и попробует создать семью.
Совместная жизнь подруг не омрачалась ссорами и обидами. Мэри обладала беспечным, веселым характером, рассудительная тихоня Гвинет ей ни в чём не перечила. Комната Мэри находилась под самой крышей — выше потолка было только небо. Пока Мэри работала, Гвен возилась с Патриком, когда подруга была свободна, подрабатывала, где придётся. Было тяжело, но разве это можно сравнить с тем, как жилось у тёти Кэт?

Сью родилась здоровенькой и такой хорошенькой! Счастье переполняло Гвен. Казалось, ничто не могло омрачить это счастье. Но однажды Мэри встретила Чарли.  Это случилось через год после рождения Сью.
- Вот, знакомьтесь! – Мэри вошла в свою комнатёнку с урезанным потолком так, будто это был королевский дворец. Позади неё топтался щупленький парнишка с бегающими глазами и бледным лицом. Давно немытые и нечесаные волосы торчали во все стороны, как иглы дикобраза.
- Это Чарли. Мы с ним встречаемся уже третий месяц. А это Гвен, я тебе говорила..
Мэри вдруг осеклась, поймав оценивающе-одобрительный взгляд избранника на фигуре и лице подруги. Карие глаза Мэри потемнели, лицо напряглось:
- … теперь он будет жить … со мной. И с Патриком. Гвен, не обижайся. Можешь пока оставить Сью у нас. Пока квартиру найдёшь…
 
Гвен ушла вместе с дочкой. Молодой матери уже исполнилось восемнадцать, и она считала себя взрослой и самостоятельной, подрабатывала, как могла: развозила пиццу, мыла посуду, сидела с детьми таких же матерей-одиночек, как и она. Удалось снять крохотную комнату, почти такую же, как у Мэри, отделённую от неба только тонким пластом бетонной плиты. Гвен скучала по Мери, вспоминала проведённое вместе время. Она  нисколько не обиделась на подругу, наоборот – была благодарна за приют и два года спокойной, относительно беззаботной жизни. Симпатичный паренёк из соседнего дома настойчиво пытался ухаживать за Гвен, но она так и не оправилась после изнасилования – даже думать не хотела о романтических отношениях
 Как-то раз, когда Сью только-только исполнилось три года, Гвен встретила на улице Мэри с сынишкой.
- О, Гвиннет! Привет! Малышка Сью?
Подруга почти не изменилась – такая же приятная полнота и неунывающая улыбка, такая же ирония по отношению ко всему на свете, в том числе и к себе.
- Какая ты хорошенькая! Как поживаете? А у меня всё как всегда – Чарли я давно выгнала и опять живу одна. Нет, вдвоём! – она рассмеялась, поймав возмущённый взгляд сына. Ты-то как? Замуж не вышла? Ну что же ты молчишь! Неужели обиделась? Но я же…
- Мэри, ты же слова не даёшь сказать! – перебила Гвен. – Конечно же, я не обиделась. И ни за какой замуж не вышла. Нам и так со Сью хорошо. Правда, дочка?
Сью утвердительно кивнула. Девочка стояла напротив Патрика и они изучали друг друга взглядами.
- Так это же здорово, Гвен! – воскликнула Мэри. – Возвращайся к нам, а? И экономия, и удобно – по очереди за детьми смотреть. Ну, давай, решайся!
- А если ты опять замуж пойдёшь? – улыбнулась Гвен.
- Прости уже, чего ты! Ну их, женихов этих. Одно расстройство от них. Лучше свободных отношений ничего нет. Принадлежать только самой себе. И вот ещё ему! – и она обняла Патрика. Мальчик вырвался, встал рядом со Сью.
- Видишь, дети согласны, - воскликнула Мэри. - Решено!
Но весёлая и спокойная жизнь подруг продолжалась недолго. Однажды Мэри прибежала домой вся в слезах и без сына:
- Гвен! Она отняла у меня Патрика! Гвееен!
- Мэри, успокойся. Объясни, что случилось? Кто отнял Патрика, почему? – попыталась успокоить подругу Гвен.
- Миссис Тонкс! Она велела привести тебя. И Сью, - рыдала Мэри.
- Что? Миссис Тонкс? Откуда ты знаешь тётю Кэт?
- Тётя Кэт? Так это и есть твоя тётка? Боже! Я уже полгода работаю у неё лаборанткой, – взвизгнула Мэри.
  - Но как она узнала, что мы с тобой вместе живём? – прошептала Гвен.
- Да откуда я знаю! – закричала отчаянно Мэри. – Верни мне сына! Она страшный человек! Она на людях свои лекарства испытывает, я сама видела результаты. Кого не убила, того покалечила. Она убьёт моего мальчика, не моргнув! Боже мой, Гвиннет, зачем только я с тобой связалась? Почему не прошла тогда мимо?
И она забилась в истерике.
Гвен, бледная как бумага, сказала, чётко выговаривая каждое слово:
- Мэри, прекрати. Я иду за Патриком. Только умоляю – сбереги Сью. Я приведу твоего сына, и мы уедем отсюда навсегда. Слышишь?
Мэри подняла опухшие мокрые глаза, всхлипывая, пролепетала:
- Только быстрее. Пожалуйста…
Гвен, как была, в заношенном домашнем платье и тапочках, выскочила за дверь и скатилась по лестнице через две ступени, рискуя сломать ноги. Старушка с первого этажа шарахнулась в сторону, её толстый седомордый мопс попытался цапнуть   Гвен за ногу, но не успел и разочарованно хрюкнул. Впрочем, Гвен не заметила ни мопса, ни старушку. Она помчалась на автобусную остановку, вспомнила, что не взяла денег и припустилась бегом. Несколько лет Гвен не вспоминала о тётке, переселившись к Мэри, не придала значения, что офис миссис Тонкс находится всего в трёх автобусных остановках. Теперь ноги сами несли девушку к цели. Вот и нужный дом. На первом этаже аптека. На втором — лаборатория, на третьем — офис. Есть ещё подвал. Но Гвен там никогда не была. Слышала только, убираясь, разговоры лаборантов, что в самом низу происходят страшные вещи, да несколько раз до слуха доносились душераздирающие крики толи кошек, толи собак. Что это человеческие крики Гвен и в голову не приходило. Только сейчас, приближаясь к этому ужасному месту, Гвен  подумала, что при смертной муке все живые существа кричат одинаково. В сердце будто воткнули большую иглу. Девушка на мгновение остановилась, прижав руки к левой груди, и снова побежала вперёд.
- Гвинет? Привет! Тебя не узнать, - встретил её улыбкой охранник в дверях.
- Тётя здесь? - задыхаясь, спросила Гвен.
- Да. Велела пропустить тебя без вопросов, - договорил охранник вслед бегущей уже по лестнице Гвен.
Вот и третий этаж. Тяжёлая дверь приоткрыта. Большой кабинет с застеклёнными шкафами. В шкафах баночки, пузырьки, пробирки. Пустые, с мазями, порошками и жидкостями. На окнах цветущая герань. Ещё одна дверь — запасной выход. Посреди кабинета письменный стол с разложенными по стопкам папками, телефоном, компьютером,  ксероксом. За столом, в удобном кожаном кресле — тётя Кэтрин. Всё, как и раньше: строгий чёрный костюм, застёгнутая на все пуговицы белая блузка, большие очки на худом длинном лице.
Увидев Гвен, Кэтрин Тонкс встала из-за стола и произнесла радушно, почти ласково:
- Здравствуй, племянница. Исчезла, забыла про родную кровь. А ведь я тебя приютила, от панели спасла. Что бы с тобой было, если бы не я?
Гвен промолчала. К чему обмен любезностями? Она выдержала испытующий взгляд тётки. Глаза Миссис Тонкс казались маленькими и далёкими за толстыми, затенёнными стёклами очков.
- Молчишь. Не ожидала я такой чёрной неблагодарности. А я искала тебя всё это время. Хотела работу предложить, даже завещание на тебя составить. Пора подумать уже и о вечном. Никого ведь у меня нет кроме тебя.
- Для этого надо было отнять ребёнка у матери? – вырвалось у Гвен.
- А как тебя ещё зазвать? Я, когда увидела вас с Мэри на улице, глазам не поверила – оказывается, ты всё это время была рядом!  Кстати, а где твоя дочка? Я же велела, чтобы вы вместе пришли. Внучка всё-таки. Большая, наверное, уже, а я ни разу ещё не видела.
- Она больна, - соврала с ходу Гвен. Она отчаянно пыталась придумать, как вывести разговор на Патрика и поскорее забрать его. Миссис Тонкс широко улыбнулась:
- Вот и полечим!
Гвен похолодела от этих слов. Уж она-то понимала их скрытый смысл.
- Она крепкая девочка, сама поправится. Тётушка, я пришла, как ты просила. Отпусти малыша Мэри и делай со мной всё, что хочешь. Хоть опыты ставь, хочешь – убей. Только мальчика отпусти.
- Ой-ой-ой! – пропела миссис Тонкс. - Да я просто монстр в твоих глазах!
И вдруг мгновенно преобразилась: стиснутые зубы, губы ниточкой, в прищуренных глазах лютая ненависть:
- Впрочем, ты права. Я монстр. Приведи мне свою девчонку, и я отпущу пацана. Кто тебе важнее – свой ребёнок или чужой?
Голос жёсткий, громкий, чёткий.
У Гвен потемнело в глазах.
- Да-да. Обмен! – садистка наслаждалась смятением Гвен.
- Но зачем тебе это, тётя? Что плохого я тебе сделала?
- Делай, что тебе говорят, и не болтай! – заорала миссис Тонкс. – Пойдёшь в полицию, костей мальчишки не найдёшь!
Она встала, вышла из-за стола и пошла на Гвен, худая, зловещая, с перекошенным от бешенства лицом.
- Да, тётя, я скоро! Я сейчас! - Боясь ещё больше разозлить миссис Кэтрин отказом, Гвен выскочила за дверь, краем глаза заметив перепуганное лицо секретарши. Дошло: Кэтрин Тонкс обычно очень сдержанна и холодна, а сейчас её крик был слышен даже за дверью. Значит, это она, Гвен, так действует на тётку, что та от одного только вида племянницы приходит в ярость? Но почему? За что? Тревога сжала сердце, дышать стало почти невозможно. Что же делать? Тётя, кажется, совсем с ума сошла и стала по-настоящему опасна. Надо отвести Сью в участок и искать Патрика вместе с Мэри. Вдвоём надёжнее. И Гвен побежала обратно. Вдруг показалось, что туман безысходности снова обступил её со всех сторон. Гвен упрямо рассекала его, страшась потеряться, заблудиться, не успеть вывести дорогих ей людей. Скорее, скорее!
Ворвавшись домой, она с ужасом обнаружила, что Мэри лежит на полу в луже крови, а Сью нигде нет. «Не успела!» - на мгновение прислонилась к дверному косяку, стараясь отдышаться, и бросилась к подруге. Та была ещё жива:
- Гвен, что с Патриком? Гвен...
- А Сью? Где моя дочь?
- Забрали... Я видела одного в лабо.. ра.. Пат...рик…
Больше Мэри ничего не сказала. Она вздрогнула на руках Гвен и затихла, глядя в потолок незрячими глазами.
Сломя голову, Гвен помчалась назад, в логово зверя. Никогда она не бегала так быстро. Всё, что было городом — с домами, машинами, людьми — превратилось в тесный тоннель, гудящий, ревущий, голосящий. Красные, жёлтые и зелёные кружочки пытались направить, предостеречь, но Гвен сейчас знала только одно — всё, что попадётся на её пути, будет сметено, растоптано, уничтожено. Там, в конце тоннеля, в ослепительном свете, к ней тянула руки маленькая девочка. И Гвен бежала, бежала...
- Верни детей! – закричала, врываясь в кабинет тётки. – Верни по-хорошему, или я заявлю в полицию!
- До полиции ещё надо добраться! - насмешливо проговорила миссис Тонкс. Она стояла у стола, поблёскивая очками и опираясь одной рукой на стопку бумаг. Другая рука сжимала что-то в кармане жакета.
Вне себя Гвен кинулась с кулаками на свою мучительницу и наткнулась на дуло пистолета.
- Ещё шаг и твою дочь будет некому спасать, - с издёвкой проговорила тётя Кэтрин. В её глазах горел огонь безумия. В этот момент в дверь постучали.
- Убирайтесь ко всем чертям! – рявкнула миссис Тонкс. Гвен казалось, что рядом стоит разъярённое чудовище, которое в следующий момент бросится на неё.
Миссис Тонкс отвлеклась всего на секунду, но Гвен успела выхватить пистолет.
- Ах ты дрянная, неблагодарная девчонка! - взревела миссис Тонкс. - Как ты смеешь...
- Где дети? - прошептала Гвен побелевшими губами. - Верни детей, и я никому не скажу, что ты убила Мэри.
- Я убила? - захохотала миссис Тонкс. - Нет, милочка, это ты убила! В её доме только твои отпечатки. Ты же трогала её, верно? Бралась за дверные ручки?
Гвен задохнулась от негодования:
- За что ты меня так ненавидишь, тётя?
Миссис Тонкс сделала движение вперёд:
- За то, что ты дочь моего брата, которого любили наши родители! Как же – сын! Желанный, долгожданный. А я – лишь случайность.  Они его любили, а я была изгоем в нашей семье. Старшая, некрасивая, лишняя. Тебе не понять, как я была одинока! О, они заплатили за это дорогую цену! Ха-ха-ха! Мои лекарства быстро помогли отправиться им на тот свет, а ведь они ничем не болели. Папаша тебе ничего не рассказывал? Чистоплюй проклятый. Сбежал от меня. Зато ты явилась. Бог услышал мои молитвы!
- Ты... ты… Тебе помогает не Бог, а нечистая сила! Где моя дочь?
- Молчать, мерзавка! Несчастная овечка сама ко мне прискакала, ха-ха-ха! Вся такая молодая, красивая, залюбленная! А я опять, получается, старая уродина, ошибка природы, позор семьи? Да ты со своей ублюдной дочкой не имеешь права жить!
И мисис Тонкс двинулась на Гвен, уверенная, что у соплячки не хватит духу выстрелить.
Раздался страшный грохот. Кэтрин согнулась, схватившись за живот, и стала заваливаться вперёд, на колени, удивлённо глядя на племянницу. А та, в ужасе смотрела то на дымящееся дуло, то на бескровное лицо тётки, в её страшные ненавидящие глаза:
- Будь проклята, маленькая...
Гвен не дослушала. Поняв, что на звук выстрела к двери несётся множество ног, девушка бросилась ко второму выходу из кабинета. Увидела на вешалке медицинский халат, шапочку, тёмные очки на тумбочке. На ходу торопливо надела всё это и помчалась со всех ног по коридору, в надежде найти детей. Услышала – кто-то бежит  навстречу. Сбавила шаг, перевела дыхание. Из-за угла выскочил крупный мужчина в форме сержанта полиции, за ним — три работника лаборатории в таких же халатах, как на ней. Полицейский остановился, всматриваясь в неё. Гвен показалось, что она где-то его встречала.
- Что случилось? - спросил запыхавшийся сержант. - Кто стрелял? Есть пострадавшие?
Гвен вздрогнула – этот голос она слышала в тот, самый ужасный день своей жизни, если не считать смерть родителей. Этот человек тогда, почти четыре года назад привёл её в дом тёти Тонкс. «Зачем я тогда не умерла! Как зачем? Конечно для Сью! Моя маленькая девочка!» - вспыхнуло в сознании. Гвен заставила себя собраться. Сквозь очки взглянула на полицейского и поняла, что, несмотря на маскарад, он тоже узнал её.
- Да, - кивнула после минутной паузы и махнула рукой на дверь, откуда вышла. - Там миссис Тонкс. Она ранена. А мне надо найти двух маленьких детей. Они в опасности. Им нужна помощь. Тётя... сама вам всё расскажет.
И побежала дальше, ожидая окрик в спину: «Стоять!»
Но нет. Он опять помог. Неужели так выглядят ангелы-хранители? Большие, тяжёлые, с красным лицом, соломенными волосами, близкопосаженными глазами и большим носом. «Ах, какая разница, как они выглядят! Лишь бы помогали. Боже, только бы найти Сью и Патрика! Господи, неужели я так много хочу, так часто прошу о чём-то? Господи, пусть только они будут живы и всё. Остальное я сама. Увезу малюток во Францию, на её зелёные луга, под её яркое солнце, подальше от этого проклятого тумана».
Она скатилась по лестнице до самого подвала и оказалась на площадке под низким тяжёлым сводом, от которой расходились три коридора. По одному из них, из тускло освещённых недр коридора, хромой старик-служитель катил тележку с чем-то, накрытым простыней. Увидев женщину в белом халате, старик посмотрел на неё долгим вопросительным взглядом и вдруг резким движением сдёрнул простыню. Два детских тела в знакомой одежде лежали рядышком, легко умещаясь на широкой поверхности тележки.
Это было последнее, что увидела Гвен. Нет, ещё туман. Он стал клубиться из всех коридоров, заволакивать площадку, вбирая в себя и старика, и тележку с ужасающим грузом. Туман поднимался к своду, заполняя всё вокруг, неумолимо подбирался к Гвен, которая медленно сползала по стене. От нестерпимой боли в груди перехватило дыхание. Гвен закрыла глаза, но туман уже проник внутрь и растекался под кожей.
А потом мгла рассеялась и Гвен увидела Сью. Дочка бежала к ней босиком по зелёной лужайке. Детский смех разноцветными бабочками разлетался по густой траве. Этот смех, словно взмах волшебной палочки, обычно разгонял печаль Гвен. Но сейчас печали и так не было. Лёгкость — необыкновенная, облачная лёгкость наполняла душу. Бегущая к маме маленькая девочка в белом платье на фоне голубого неба, казалась ангелом, несущим добрую весть.
- Боже, благодарю тебя! - прошептала Гвинет. - Ты услышал мои молитвы и подарил мне счастье – я вышла из проклятой игры!



© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215021202365


Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/02/12/2365