Alkona - 010

"Алькона" психологический триллер с сексуальным уклоном...
"Меж оргией разврата и святым актом любви, существует незримая грань. Где Бог почти вплотную с Сатаной. Где Сатана так рьяно ловит души..."

И потом она как-то аккуратно и осторожно коснулась его губ своими губами и так медленно они вошли в поцелуй и внутри Альки что-то заиграло, стало разгораться и захватывать дух и была во всём этом какая-то непостижимая тайна. Но и что-то глупое-глупое. И он себя почувствовал опять мальчишкой детства. Он не заметил как листки бумаги полетели нелепыми большими бабочками на траву под ногами. И когда она отвела губы, переводя дух и смотря на него какими-то глазами плена и страсти, до него дошло, что она и сама не умеет даже целоваться как и он. Она хотела сказать глазами, что он тут мальчишка и он сильный и умный и она хочет, нет, жаждет, подчиняться ему и его воле. И Алька всмотрелся в её такие близкие васильковые глаза и она словно не выдержав, опустила их в землю и увидела лежащие на траве листы бумаги. Словно спохватившись она присела и стала их собирать, выставив свои голые коленки, выступившие из-под подола платьица. И Алька уже не думая и не соображая сам, присел тоже и стал гладить её коленки. И она вся как-то подалась ему навстречу, и его ладошки сами скользя пошли под подол платья , ближе к стану и в этом было что-то безумно интригующее. Она отложив листы не глядя в сторону полезла с ним целоваться в губы, словно умоляя его в чём-то. И он не понимал этой мольбы, но мать-природа уже делала за него всё сама из своих многовековых навыков, рефлексов и привычек. И он уже ощущал как трогательно и притягательно-приятно разглаживать её упругие и мягкие голые ягодицы, под задравшимся подолом платьица и она уже дышала глубоко и страстно, предлагая всю себя в его руки, в его прихоти и желания. Она принадлежала ему. Она становилась его продолжением. Продолжением его рук, чувств и ощущений. Отстранившись от него, она встала и лёгким движением, скинула через голову своё платьице, начинающееся из-под мышек. И осталась в одних трусиках. Она встала перед Алькой и он стал сидя рассматривать её ножки и щупать её кожу ног поглаживая её и ей было это сильно приятно и захватывающе. И так он добрался до ляжек и стал разглаживать их подушечки. Он отмечал, что каждый участок ноги был по своему неповторим и по-своему притягателен и в сумме это всё составляло какую-то высокую гармонию, ещё сам не соображая в таких понятиях, а сравнивая с красой и гармонией природы. И это откровение будоражило ему и голову и душу. Когда он разглаживал её ляжки, она поняла, что всё её колдовство и навыки по духам тут были бессильны, ибо магия ладошек мальчишки оказалась куда чудодейственнее. И у неё  между ножек стало влажно. И ей вдруг стало стыдно оттого, что она не могла себя сдержать перед ним.

   Во тьме порока и греха
   Где зверя рёв и жертвы трепетанье
   Где утопали в тьме забвения века
   Рождался луч, не под пером стиха
   В геенне чувств в агонии стенанья
   Так всё наивно и нелепо
   Касанье лёгкое руки и стон стыда
   Но предков дух завыл из склепов 
   Чтоб вопреки всем богам,
                крикнуть – да! 
    Дать ту искру, то продолженье
    То семя что обильною струёй
    В утробе девы зародит движенье
    То ствол в гнездо вползёт змеёй
    Тут нет сомнений, это змей Эдема
    Что породит запретный плод греха
    Тут не морали, нет и темы
    Сорвёт запреты потная рука
    И обнажит под током нервы
    Ворваться через стены плевры
    В горячий, влажный плен греха

Однако Алька встал и стал исследовать её тело дальше, животик и ещё неразвитые груди. Он теребил рассматривая её соски, а у неё уже кружилась голова и она притворив очи, на ощупь и сжимая плотно губы, растегнула ему пояс шорт и стала их осторожно спускать. Словно она была обязана любой ценой выполнить какое-то древнее предначертание, обряд, ритуал. Алька почувствовал что-то только тогда, когда под лёгкими и нежными прикосновениями пальцев Альки у него стали сползать трусы и там что-то зашевелилось. И она осторожно нащупала это пальчиками. Не веря глазам своим Алька увидел, как у него приподнимая подол майки, стал подниматься его такой распухший и в тоже время окрепчавший член и снова нелепо уставился на торчащие соски её грудей. Она собравшись с духом, неумело поцеловала его в губы и присела подле него став рассматривать этот «инструмент» эволюции, осторожно поглаживая его пальчиками. Алька спустила с себя трусики и стала втирать свою влагу между ножек , словно силясь загнать её обратно в промежность. Она тоже уже не соображала что делает и зачем. И касание её пальцев по губкам промежности, пробуждали у неё внутри такое, что не поддавалось описанию ни одной магии. И теперь поддавшись непонятному порыву, она поднесла губы к стволу мальчишки, она взяла его в губы и стала закрыв глаза целовать и посасывать, словно искупая перед ним какую-то свою вину или пытаясь его отвлечь от чего-то другого более постыдного. У Альки в голове всё запуталось, девичьи соски грудей и его соска для неё меж его ног. И он вдруг оттолкнул её руками, словно она опасный зверь, подкравшийся к нему и почти в тоже время из его ствола брызнуло, обильно орошая спермой и её платьице и трусики и его листки бумаги.
Они сидели в тени берега озера, после омовения и стирки белья, которое сохло развешенное на ветках ивы . Оба голые и с непонятными чувствами друг к дружке. И тогда она решилась и встала перед ним, расставив ножки и поводила пальцами по своей промежности, чтобы привлечь его внимание.
– «Это то куда вставляется твой мальчик, что у тебя между ног», - слова её прозвучали как-то глухо и глупо. И она убрала руку. Алька стал раздвигать пальцами её срамные губки и рассматривать лепестки лона. И она почувствовала как влажность снова против её воли стала накапливаться на лепестках лона и от прикосновения его пальцев, её слегка вгоняло в судорогу и стыд. Но она в тоже время, этого и жадно желала. Это была большая борьба противоречий как внутри, так и снаружи её чувств, ощущений, эмоций, желанья и стыда. Он тут мальчишка, он всё решает, он и судья. И Алька ощутив на пальцах влагу её промежности, поднёс не думая пальцы к носу и стал вдыхать обонянием этот запах и тут, между ног стал подниматься его прокурор, чтобы вынести окончательный вердикт обвинения. Улика налицо, она у него на пальцах. А она опять стала впадать в раж безумия и уже сама мять и тискать пальчиками губки своей влажной промежности и Алька наблюдал за этим тоже теряя голову. Ноги у неё стали дрожать от напряжения и она стала медленно приседать и для надёжности положила свои ладошки на его плечи. Она приседала так, что её лоно промежности словно магнитом притягивало к его стоящему торчком стволу. Стоящему укором, перстом правосудия указующим на грех. Укором ему самому. И присев на его перст она стала тыркать как вслепую, чтоб насесть на него своим лоном, скрыть этот перст в себе, спрятать грех от всевидящего ока бога. Им было пятнадцать. Они ещё не осознавали что такое грех прелюбодеяния. И отвечать перед богом, как всегда придётся снова матери-природе. Она как-то стенала и плакала, что у неё что-то не получается, что-то мешает и вдруг резко вскрикнув, также резко насела лоном на его ствол и они неосознанно пошли играть в качалки. Природа сама полностью завладела их несозревшими рассудками. И она наседала на его перст и наседала, стеная, плача словно от счастья, стыда и боли и глубоко прерывисто дыша. Она выполняла какое-то своё древнее предназначение. Но Алька вновь поддавшись какому-то непонятному внутреннему порыву скинул её с себя и ствол стал орошать спермой её стан, её ляжки, её живот. Вообще-то первый акт в первый же день открытия секса у Альки нельзя было назвать ординарным или удачным, потому что Алькона была странная девчонка, а не обычная. Но может с другой стороны так было и лучше. Алькона решила сразу открыть себя в сексе попробовать что это такое и потом, уже она знала что ей делать дальше. И лучше чем Алька, она себе найти мальчишки для этого открытия и не мечтала. Ибо мальчишки её старались обходить стороной, хоть в простых беседах могли балаганить с ней сколько угодно. Она не столько сама на себя навела эту карму в глазах ровесников, сколько очевидно постарался, такой как Гарвиш, она его бесила своей неуловимостью. Но она была тоже не всесильна и не могла влиять на мнение ребят и девчат, тем паче что жила в лесу, отдельно ото всех селян. Однако она не была одна, у неё были подруги, которые не верили во все эти бредни про неё. Но вот с мальчишками была проблема. Алька опять пару суток отлёживался на мансарде, лишь во дворе помогая деду по хозяйству и вспоминал свой первый акт с каким-то внутренним содроганием. Но постепенно утешился. Всё-таки что-то отталкивало и его от Альконы, хотя при первом знакомстве она ему понравилась, открытая и доступная. И вот, на третий день пришла Мила, -
– «Ну что ты опять сидишь как в крепости? От кого на сей раз забаррикадировался. Бойкот снят, шёл бы погулял с ребятами? Мне надоело тебя постоянно отмазывать, нелюдь!».
– «Хорошо, сегодня и пойду. Поближе к вечеру. А прячусь сама знаешь от кого. От Альконы», - решил не поднимать проблем  с Милой, Алька.
– «Что ещё за Алькона? Ты хотел сказать Альдона?», - спросила Мила.