Муха

Мир нашей планеты обильно населён живыми существами
со своими разнородными склонностями или вернее выразить-
ся, находящие друг в друге удовольствие или же, подводя итог
сказанному скажу, что всяк по всякому оценивает ценность —
жизнь. Вот тому пример.
В одном из углов уютного жилья паук заботливо пеленает
гудящую муху, но не для её вечного сна, а для украшения ею
своего воздушного замка. Вот вам и ценность — жизнь, а муха
та — есть я, прилетевший сюда из гарема в родимый дом. По-
моему, такому несколько тусклому началу необходимо солнце
мыслей, чтобы высветить им предыдущие события моей жиз-
ни. И вот оно уже лучится из моей души. Но солнечно излагать,
то есть жужжать придётся кратко, учитывая то, что мой крово-
пивец на некоторое время притих, о чём-то задумавшись. Не
знаю уж, успею ли?
До превращения меня в муху я был человеком, человеком
со склонностью любвеобильной мечтательности. Перед моим
мысленным взором день и ночь рисовались образы гарем-
ных красавиц. Это говорило о том, что меня утомило одно-
образие отношений с одной-единственной жёнушкой. И вот
кем-то был найден весьма странный выход из этого щекот-
ливого состояния, я был превращён в крылатую бестию. И
прямо с кровати жены полетел я, братцы мои, за тридевять
земель в гарем к хану. Долго ли, коротко ли, но прибыл я к
нему безо всякого приглашения, отчего удивлённые евнухи
проявили беспокойство, долго гоняли меня опахалами вок-
руг ханского любвеобильного заведения, внутрь которого
только с наступлением темноты мне удалось юркнуть через
замочную скважину. О, женщины — изюминки Аллаха, бро-
шенные им на жизненный стол хану — вот наконец-то и я, по
чьему-то желанию, оживив свои грёзы, смогу тоже насладить-
ся вашими сладостями. Так я подумал, залетев на женскую
половину гарема. Для краткости опускаю описание его об-
становки и традиций в нём. Об этом уже столько написано в
исследованиях о Востоке, а значит, братцы мои, о главном,
так сказать, о женщинах. Их неописуемая обнажённая кра-
сота притягивала меня, и я после хана каждый раз ползал по
ним и останавливался на их прелестях, суча ножками от удо-
вольствия. Знал бы хан, какие я совершал экскурсии по его
сияющим наложницам и жёнам, в миг бы прихлопнул меня.
Но в том-то и дело, что он не смог этого сделать, потому что
я почёл за правило не летать, а передвигаться по гарему пе-
шим порядком и прятаться для сна в вазы с цветами, или же
в рога животных, развешанные по стенам.
Но однажды со мной случился казус. Потерял бдительность.
Замечтавшись на одной из красавиц, я задремал, и чуть было не
лишился жизни, будучи придавленным её тяжеловесной грудью,
повернувшейся к низу. Это внезапно явившийся хан поменял
позу красавицы. Хорошо, что всё-таки не было зажжённого огня,
а то бы мне не выбраться незамеченным из такой ситуации. И
некому было бы теперь жужжать о том, жужжать, какие хан
проделывал опыты любви, и как от зависти в темноте я укусил
его за... да лучше не вспоминать за что, ведь из-за этого в гареме
до утра стоял переполох, и только на рассвете я юркнул в замоч-
ную скважину, и был таков, молодец.
Опасаясь за свою жизнь, я перелетел тридевять земель и за-
бился в родимом дому в уютный угол, где вспоминал гаремных
красавиц, безмятежно поглядывая, как жена моя принимала в
своей кровати многих ханов, при этом восторгалась, как пре-
красен её мужской гарем. О, Господи, паук зашевелился, не даст
дожужжать, да и жена, видимо, услышала меня, машет вени-
ком, идя к моему углу. Погибать мне, братцы мои! Удар вени-
ком, и я снова человек. Вот такие-то бывают сказки для взрос-
лых!