День четвёртый. 1

День четвёртый. Четверг.

1

Секретарша Валя, дородная белолицая блондинка с закоренелым выражением презрительного недоверия, занималась известным секретарским делом – она творила маникюр. В дополнение она поглядывала в модный женский журнал, стыдливо прикрытый отпечатанными приказами.
– Здравствуйте, Валя, – приветствовал её Виктор, войдя в маленькую приёмную, – как ваше драгоценное здоровье?
Валя потрясла рукой, высушивая свежий сиреневый лак на длинных ногтях. Это могло означать: привет, здоровье в порядке. Виктор так предпочёл прочесть оригинальное приветствие Вали.
– Александр Сергеевич у себя? – спросил Виктор и быстро добавил: – он меня вызывал на десять часов.
Валя глянула на золотые, как она уверяла, часики и нажала кнопку селекторной связи.
– Александр Сергеевич, тут Гольдман пришёл. Говорит назначено.
Связь молчала. Валя ждала с достоинством египетской богини. Затем в динамике раздалось невнятное бульканье.
– Хорошо, – ответила Валя и, обращаясь к Виктору, сказала: – входи.
За обширным столом в торце большого кабинета сидел генеральный директор Кузнецов Александр Сергеевич. Он, что-то черкая на листах, старательно изображал процесс принятия мудрых решений.
Кузнецов происходил из семьи потомственных комсомольских вожаков. И дед его в пыльной будёновке водил молодость в сабельный поход, и отец его был вожаком колонны энтузиастов целины, и сам Саша Кузнецов одно время был комсомольским застрельщиком передвижного отряда строителей БАМа.
В какой-то момент последний комсомолец изменил слежению светлой идее, перейдя во враждебный лагерь служителей Золотого Тельца. Этого не понял бы легендарный дед, будь он жив. Этого не понял его отец, укоряя младшего Кузнецова в предательстве. Поначалу Александр горячился, доказывая отцу, что новое время диктует новую тактику и нельзя вечно прятаться за замшелыми догмами, потом махнул рукой в прямом и переносном смысле.
Добрую половину стола Кузнецова занимал американский персональный компьютер южнокорейской сборки – гордость генерального директора и его большая тайна. Виктор поменял бы двадцать американских денег по государственному курсу, чтобы заглянуть в лицо компьютера, потому как генеральный директор часто перед принятием мудрых решений советовался с американским электронным ящиком, как с оракулом: нажимал кнопки клавиатуры, делал таинственные пасы мышкой.
Дав Кузнецову две минуты на роль чрезвычайно занятого руководителя, Гольдман вежливо кашлянул. Кузнецов, встрепенувшись, удивлённо глянул на Гольдмана, печально изобразив возвращение из высших сфер, где витала его директорская мысль, на убогую землю с её убогими проблемами.
– Проходи, Гольдман, – Кузнецов указал на стул в углу большого «Т» из канцелярских столов, – садись.
И снова углубился в черкание бумаг. Следующие две минуты прошли в гробовой тишине, нарушаемой лишь шуршанием золотого Паркера, выводящего золотые подписи генерального директора. Наконец Кузнецов отложил Паркер, заперев его чернильное жало колпачком, достал из ящика стола печать и смачно шлёпнул ею по двум документам. В то же мгновение Кузнецов поменял роль. Из мудрого мужа он превратился в либерала, демократа, энтузиаста, увлекающего массы собственным примером. Он порывисто встал, энергично обогнул стол, крепко пожал руку привставшему навстречу Виктору и хлопнул его по плечу. Дескать, товарищ верь.
– Как семья, как дети? – поинтересовался Кузнецов, усаживаясь напротив.
– Спасибо, Александр Сергеевич. Всё хорошо. Старшая дочка в этом году в школу пойдёт, а младшая…
– Как Антонина Филипповна? – перебил его Кузнецов.
«Что это он тёщу помянул, – удивился Виктор вопросу директора, – типун ему на язык».
– Стараюсь мирно сосуществовать, – вздохнул Виктор. – Получается, если честно, не очень.
– Да, – согласился Кузнецов, – трудно жить под одной крышей с родителями, а если это родители жены. Добро, – директор легонько хлопнул ладонью по столу, как бы подводя черту под необязательной преамбулой, – как производственная деятельность? У тебя сколько, четыре объекта?
– Четыре.
Виктор кратко, слегка приукрашивая, доложил состояние дел на вверенных ему объектах, немного, для порядка, поругал снабжение и, выйдя на финишную прямую перспектив развития, был остановлен директором:
– Довольно, Виктор. С этим понятно, – Кузнецов кончиками пальцев потёр виски. – Пора тебе вникать в наши дела.
За два года работы Ростке Виктор достаточно узнал, чтобы не иметь желания вникать в его дела.
– Белецкий от нас уходит. Станешь на его место. В твою задачу будет входить наполнение Стройтеха товаром, а летом мы откроем второй магазин, в котором предложим населению не только сантехнику, как в Стройтехе, но и всё для ремонта. Кстати, подумай о названии нового магазина.
Вникать не хотелось. С другой стороны, жизнь с тёщей становилась невыносимой. Повышение по службе давало перспективу приобретения своего жилья. От большого всегда можно отщипнуть малое. Если не жадничать, делать это аккуратно, то за пару-тройку лет можно нащипать на двухкомнатный кооператив. Стало быть – соглашаться, но соглашаться не сразу, а проявляя озабоченность общим делом.
– Гм, гм, Александр Сергеевич, – Гольдман хотел встать, но передумал, – предложение лестное, что и говорить, но я технарь и никогда не занимался торговлей.
– Ничего, справишься, а мы поможем, – произнёс Кузнецов, с глубоким убеждением правильности кадровой политики, – у тебя ведь вышло дельце с рисунками Кандинского.
«И откуда он только узнал!». Виктор покраснел. От ощущения, что он краснеет, Виктор ещё больше покраснел.
Директор встал, прошёлся по кабинету.
– Запомни на будущее, Виктор, – Кузнецов сел на прежнее место, – если ты в рабочее время делаешь левые дела, начальству нужно присылать половину дохода.
«Половину! Перебьёшься».
– Хорошо, Александр Сергеевич, я запомню это на будущее. Что же касается Кандинского…
– Проехали. Так как, Виктор, ты принимаешь моё предложение?
– Да, Александр Сергеевич, – тихо, но твердо сказал Гольдман, – я принимаю ваше предложение.
– Добре. С понедельника принимай дела у Белецкого. Он обещает за три дня ввести тебя в курс дела. За завтрашний день передашь объекты Петренко и Сидорову. Они предупреждены.
– Александр Сергеевич, я бы хотел закончить квартиру Сенцовой.
– Сколько, – поморщился директор, – сколько тебе нужно времени.
– Если организовать работу в выходные, то к понедельнику закончу.
– Добре. Работай, если ты гарантируешь до понедельника закончить.
Виктор встал, пологая, что аудиенция закончена.
– Сядь, Виктор, – сказал Кузнецов, – это ещё не всё.
Гольдман сел.
– Ты знаешь, что такое крыша? – спросил Кузнецов после минутного молчания.
Виктор знал, что такое крыша, но он почувствовал, что в этом вопросе следует проявить неосведомлённость.
– Конечно, я же строительный инженер. Крыша – это несущие крышные конструкции и кровля.
– Есть другое значение этого слова, – директор улыбнулся наивности прораба. – Крыша – эта некая организация, обеспечивающая защиту от других организаций.
Виктор поднял брови, выражая высшую степень заинтересованности, а Кузнецов продолжал лекцию:
– Сам процесс называется крышевание. В своей работе крыша использует все доступные ей средства, иногда не совсем законные, но всегда эффективные. Наша крыша носит условное название кооператив Зоря. Каждый месяц десятого числа мы отвозим крыше часть нашей прибыли. Правда, последнее время у нас возникли… – Кузнецов замялся, подбирая нужное слово, – скажем так – сложности в вопросе части отчисляемой прибыли, но в ближайшее время мы это порешаем.
Кузнецов замолчал, словно собираясь с мыслями.
– Так вот, – продолжал он, – мы подобрались к самому главному: зачем я тебе всё это рассказываю. Обычно отвозил дань Павлов, наш главный бухгалтер, но он заболел…
Это было не так. По неофициальным слухам главный бухгалтер Павлов был тяжело избит крышей, чтобы склонить генерального директора Кузнецова к увеличению отчисляемой дани.
– Я тебя прошу, Виктор, съездить в кооператив Зарю и передать Богомолову, директору кооператива, конверт. Моя Волга стоит во дворе. Шофёр знает куда ехать.
«Эк он завернул, – подивился Виктор способности директора мотивировать работника, – сначала бочку мёда, а потом ложку дерьма. И не откажешься ведь. Вроде как доверенное лицо».
– А если и я после визита в Зорю заболею, как Павлов.
– Не бзди, Виктор Карлович, не в фашистский же тыл тебя посылаю. Переговорный процесс уже на мази. Я кое-кого уже подключил, так что компромисс с крышей будет найден.
Говоря это, Кузнецов поднялся, подошёл к серому сейфу, стоящему в красном углу под портретом Горбачева, и, открыв дверцу, достал конверт плотной серой бумаги.
– Выезжай прямо сейчас. Они ждут к двенадцати, – Кузнецов протянул конверт Виктору, – пока доберёшься, будет в самый раз.